Честно говоря, не знаю, сколько нахожусь в отключке, но когда просыпаюсь, то понимаю, что не хочу, чтобы это заканчивалось. Это между нами ощущается, как в старые времена. Просто быть вместе, не заботясь ни о чем на свете или, по крайней мере, до того момента, пока мне не придется собираться на работу.

Именно тогда, по словам Либби, иллюзия разрушилась. Когда моя работа стала вмешиваться в нашу жизнь. И когда это, в конечном итоге, разрушило нашу жизнь.

Но я не идеален. Учитывая мои стандарты и запросы, знаю, что даже не смогу достигнуть того совершенства, которого жажду. Откровенно говоря, я даже не думаю, что кто-то может.

— М-м-м...

Либби шевелится во сне и прижимается ко мне, ее ноги естественно переплетаются с моими.

Мне, вероятно, стоило бы оттолкнуть ее, но я этого не делаю. Вместо этого я улыбаюсь тому, как она мурлычет напротив, и тому, как ее манящая мягкая кожа обволакивает мое тело, словно гидрокостюм. Ее рука тянется через мой голый торс и обхватывает мое предплечье.

Прямо сейчас я в раю.

Эта женщина заполняет пустоту в моей груди, которая была полой долгое время. Но я знаю, что это только фантазия, и как только она проснется, все будет позабыто. Мы практически заклятые враги, которым предназначено иметь отношения, которые включаются и выключаются. В одну минуту все между нами ощущается великолепно, а в следующую — мы вспоминаем, что нас разделяет.

— Алекс...

Либби начинает бормотать во сне, ее лицо искажено от того, что она видит во сне. Она стонет и отпускает меня, откатываясь на другой край кровати, забирая с собой большую часть пододеяльника.

— Тогда иди на работу, — ворчит она себе под нос прежде, чем ее тихий храп наполняет комнату.

Мои губы дергаются от досады и удовольствия. Даже во сне она все еще злится.

— Либби, — бормочу я, потянувшись и поглаживая ее плечо. — Ты голодна? — Я понимаю, что она беременна и ничего не ела после ресторана прошлым вечером. Ей нужно думать о ребенке и следить за тем, чтобы есть достаточно. — Либби? — снова зову я, но она не просыпается, поэтому я все равно вылезаю из постели и направляюсь на кухню.

Открыв холодильник, я достаю фруктовый салат и кладу несколько кусочков на тарелку. Закончив, я кладу пару кусочков хлеба в тостер и наливаю ей стакан апельсинового сока.

— Что ты делаешь? — слышу я бурчание.

Крутанувшись на месте с не намазанным тостом в руке, я вижу Либби, прислонившуюся к стойке и потирающую глаза. Она замечает тост у меня в руке и ее глаза загораются.

— Я умираю с голоду, — говорит она, забирая его у меня. Она кладет тост на тарелку, хватает нож и начинает намазывать тост маслом. — Сок тоже для меня?

Она не дожидается ответа и берет стакан в другую руку, и направляется к дивану.

Я несколько раз моргаю, рот медленно открывается. Никогда не видел эту ее сторону... никогда. И мне, вроде как, нравится. Она говорила, что больше не собирается мириться с моим дерьмом, и не соврала.

— И тебе доброе утро, — говорю я через комнату, когда она располагается и включает телевизор. — И не волнуйся, я наполню новый стакан сока и поджарю еще тост.

— Изумительно. — Она машет стаканом с соком в знак признательности. — Пока ты там, захвати миску с фруктами.

Мой придирчивый ответ выходит полным сарказма:

— Что-то еще?

Она не отвечает.

Буквально... игнорирует меня.

Открывая холодильник, я убеждаюсь, что веду себя шумно, наполняя второй стакан соком и намазывая свой уже остывший тост. Но я не голоден. По факту, я нахожу все эту шараду чертовски забавной.

— Могу я присесть? — Я указываю на ее распростертое на моем диване тело и измазанные маслом руки, которые она продолжает вытирать о леггинсы. — Может, в следующий раз тебе стоит взять тарелку, — говорю я, отмечая кучу крошек, рассыпанных на ее майке.

Либби смотрит вниз и приподнимает бровь.

— Легко исправить, — отвечает она, вставая и трясясь и отряхивая руками грудь, сбрасывая крошки на пол и снова садясь на место.

— Ладно... — Я делаю глубокий вдох и ставлю тарелку со стаканом на кофейный столик. Как бы забавно это ни было, крошки меня просто взбесили. — Что происходит, Либби?

— Я в порядке.

Я указываю на бардак.

— Это не ты. Мне с трудом верится, что ты внезапно прониклась отношением «мне насрать» без причины.

Она вздыхает.

— Я хреновая в такого рода вещах.

— Каких вещах?

Она спускает ноги с дивана и садится прямо, но ее лицо перекашивает от боли, когда она так делает.

— Я пыталась тебя разозлить. Только так ты позволишь мне уйти.

— Это сработало.

— Знаю. — Она гордо улыбается. Выражение твоего лица было типичным. — Я знала, что ты взорвешься, когда я встала и отряхнула крошки на пол. — Она вдруг хватается за живот и глубоко вздыхает. — Чувствую себя, как будто этим утром меня избили. Сейчас даже дышать больно.

— И поэтому ты остаешься здесь, — бурчу я, скользя по дивану и садясь рядом с ней. — Ни за что я не позволю тебе вернуться домой к нему, чтобы он мог убедить тебя сделать аборт.

Ее глаза расширяются.

— Я бы никогда этого не сделала.

— Понимаю. Просто у меня в голове есть это сомнение. Я уже потерял с тобой одного ребенка и не готов потерять еще одного. Хочу убедиться, что у тебя есть все, в чем ты нуждаешься во время беременности, и я могу быть уверен в этом, пока ты здесь.

— Я... Я не останусь до родов, Алекс.

Она останется, но я ничего не говорю. Я ее напугаю, если скажу, что планирую продержать ее здесь на протяжении всей беременности. Я много думал с тех пор, как узнал о ребенке и есть только один путь узнать, сработает ли этот второй шанс, если мы будем рядом друг с другом. Так что, боюсь, она застряла со мной на какое-то время или пока я не решу, сработает ли это.

— Обещаю, что не останусь здесь, Алекс.

Тон ее голос звучит как предупреждение, которое я отбрасываю легким взмахом руки.

— Раз ты так говоришь, — отвечаю я, полон намерения отыскать все причины оставить ее здесь. — Ты собираешься записаться на прием к акушерке?

— Сделаю через минуту. Мой телефон в тренировочной сумке, а мне слишком комфортно, чтобы двигаться.

Она вытягивает руки над головой, из-за чего майка поднимается выше живота.

Мой взгляд прикован к обнаженной плоти. Я жажду ее, член пульсирует в пижамных штанах. Но я знаю лучше. Мы можем стать ближе, но нам не стоит спать вместе. Это только усложнит наши чувства.

— Пойду проверю электронную почту. Оставлю тебя, чтобы ты позвонила акушерке. Если тебе что-то понадобится, позови, — говорю я, забирая с кофейного столика свой тост и сок и направляясь в кабинет.

Мне нужно убраться подальше, пока я не набросился на нее.

*** 

Закрывая дверь в кабинет, я делаю длинный сдавленный вдох, иду и сажусь за стол. Я получил пару писем от Шона и Бенедикта этим утром, кторые хотели узнать, как прошел предыдущий вечер. Не уверен, что у меня есть яйца, чтобы хотя бы рассказать им о произошедшем, не говоря уже о том, чтобы поведать, что Либби беременна.

Решив, что неведение — это блаженство, я пропускаю их электронные письма и удаляю остальной мусор, который сумел пробраться через мой фильтр спама.

Но есть один мейл, который я не удалил, потому что он привлек мое внимание. Открывая его, вижу, как экран заполняется изображениями детской мебели, доступной к покупке.

Знаю, что сейчас слишком рано думать об этом, но идея меня заинтриговала. Мой взгляд обращен к простому детскому набору, и я не могу остановить свое воображение. Представляю себе Либби, сидящую в кресле в углу детской спальни в пастельных тонах. Она прижимает нашего ребенка к груди, на ее губах мерцает улыбка, полная любви.

Но одного в этой картинке не хватает.

Отца ребенка.

Меня.

Мне стоило стоять позади Либби. Картинка должна включать меня, улыбающегося и счастливого, наслаждающегося маленькой семьей, которую мы создали. Но будем ли мы счастливы, если заставим себя сделать это?

Опуская голову на руки, ставлю локти на стол со вздохом. Я знаю, чего хочу, но не знаю, сработает ли это. И я ненавижу это ощущение. Я привык получать все, чего хочу, по щелчку пальцев, но чувствую, что Либби собирается сделать это проблемой.

— Дерьмо. Что я делаю?

На мой вопрос нет ответа, потому что я не знаю. Я буквально ошеломлен решением.

Сделав глоток сока, я ставлю стакан, когда начинает звонить мой телефон. Поднимая трубку, я вижу высветившееся на дисплее имя моей матери.

— Привет, мам, — отвечаю я, прикрывая глаза и легонько шлепаю себя по лбу ладонью. — Все в порядке?

— Прошлым вечером приходила Элис, потому что забыла зарядное для телефона. Сказала, что тебя не было дома.

Конечно, ничто не ускользает от моей матери. Не могу сделать вдох без ее детективного взгляда. Она как будто все всегда знает.

— Да, я просто выскочил ненадолго. Ничего особенного или чего-то такого.

Мама прочищает горло.

— Что ж, утром мне позвонила Элен и сказала, что ее дочь видела тебя в отделении скорой помощи больницы Королевы Елизаветы прошлым вечером. Ты поранился? Тебе стоило позвонить мне...

— Мам... мам... мам, — повторяю я, пытаюсь на секунду остановить ее речь. — Я в порядке. И да, прошлым вечером я был в больнице Королевы Елизаветы, но не ради себя.

Пожалуйста, не развивай... прошу тебя.

— Тогда почему ты был там?

Я стучу пальцем по столу и пытаюсь обдумать первую ложь, которая приходит мне в голову. Но ничего не приходит. Буквально ничего...

— Дорогой? — мама давит, чтобы я дал ответ. — Что случилось? Что-то с Шоном?

Бинго.

— Да, — отвечаю я. — Шона сильно побили в спортзале, и мы беспокоились, что он вывихнул плечо.

Ого. Это, наверное, была худшая произнесенная мной ложь. Даже мне стало стыдно, настолько она была неубедительна. Но что более невероятно, она купилась. Без вопросов. Или, во всяком случае, до того, как в дверь моего кабинета постучали.

— Входи, — кричу я, прикрывая микрофон в телефоне.

Уверен, это Либби просто хочет рассказать мне о назначенной консультации у акушера. Но когда распахивается дверь и демонстрирует мою младшую сестру, с глазами цвета лавы, я знаю, что оказался в дерьме.

— У тебя дома кто-то есть? — моя мама звучит удивленной. — Ты не говорил, что в твоей квартире кто-то есть.

Элис указывает на меня, входя в кабинет.

— Ты... Тебе придется многое объяснить. Для начала, какого хера она здесь делает?

Черт.

— Мам, я перезвоню тебе...

— Ох, не трудись... Я убежусь, чтобы донести до нее то, что происходит, и о том, что ты снова спишь с этой маленькой бродяжкой, — выплевывает она тоном, пронизанным отвращением.

— Это я Элис слышу?

Я сжимаю челюсть.

— Да. Но я не уверен, как она вошла. Я не слышал дверного звонка и, я думал, что попросил ее вернуть брелок в тот же день.

Элис поднимает свою связку ключей, к которым все еще пристегнут брелок.

— Я забыла снять его.

Я поднимаю бровь.

— Как удобно, да?

— Не меняй тему. Почему она здесь? А еще почему себя так вольготно чувствует? И сколько это продолжается?

— Это не твое дело, — спорю я.

— Дорогой, что происходит?

— Ничего, мам. Просто Элис ведет себя как ребенок.

— Ребенок? — рычит она. — Почему бы тебе не сказать маме, что ты трахаешь Либби, и в твоей квартире она чувствует себя практически как дома? Хотя сомневаюсь, что она пробудет долго, потому что когда я оставила ее, она паковала сумку.

Ноги двигаются сами по себе, и я обнаруживаю себя, пересекающим кабинет и направляющимся в сторону спальни. Но Либби там нет. Ее спортивная сумка исчезла, как и кроссовки, которые я снял с нее прошлым вечером перед тем, как мы легли спать.

— Ебаный ад, Элис. Какого хера ты сделала? — я кричу на нее громче, чем обычно. Она вздрагивает от гнева в моем голосе, но так же быстро восстанавливает самообладание.

— Сделала тебе одолжение. Когда-нибудь ты меня поблагодаришь, — произносит она, положив руку на бедро и демонстрируя свою позицию, в которой я не нуждаюсь.

— Останься здесь, — рычу я, бросаясь к входной двери и нажимая кнопку вызова лифта. Он едет по этажам, и я знаю, что к тому времени, как я войду в лифт и спущусь, Либби уже испарится.

Так что я делаю единственное, что могу, — проскальзываю на лестницу и преодолеваю ступеньки настолько быстро, как могу, не обращая внимания на то, что босой и одет только лишь в пижамные штаны. Все еще сжимая в руке телефон, слыша, как на меня кричит мама, я ускоряюсь. Мне, вероятно, стоило положить трубку, но я так близко к нижнему этажу, не могу позволить себе потерять ни секунды.

— Либби! — ее имя вырывается у меня из горла, когда я открываю дверь с лестницы и врываюсь в лобби. Рядом стоит Джеффри, и я ловлю его взгляд. Он указывает на улицу на ближайшую стоянку такси, где я вижу Либби, забирающуюся на заднее сиденье такси. — Либби!

Ноги несут меня так быстро, насколько я могу, но я не успеваю. Такси набирает скорость, а я остаюсь на обочине, глядя, как она снова меня покидает.

Только в этот раз я не расстроен и не разочарован. Я так чертовски разъярен, руки начинают трястись от бурления адреналина в крови. Я готов убить кого-нибудь. И моя сука-сестра возглавляет список жертв.

— Алекс? Дорогой? Алекс?

Возвращая телефон к уху, я скриплю зубами и выдавливаю улыбку.

— Я здесь.

— Что происходит? — вопрошает она громким требовательным тоном. — Я слышала, как вы оба кричали, потом твое очень тяжелое дыхание и то, как ты звал Либби.

— Она была здесь.

— Кто?

— Либби.

— В твоей квартире? — спрашивает мама. — Почему она была у тебя дома? Выглядит слегка неуместно.

Задерживаю дыхание, зная, что этот разговор у меня с ней и сестрой должен состояться при личной встрече. Никто из них не испытывает счастья от того, что я общаюсь с Либби, так что, возможно, им нужно знать о причинах.

— Мам, позволь мне забрать Элис, и мы приедем повидаться с тобой.

— Хорошо, милый. Увидимся позже.

Мы прерываем звонок, я поворачиваюсь и возвращаюсь в здание, чтобы пойти и задушить свою сестрицу.

***

Заезжая на подъездную дорожку дома моей матери, мы с Элис оба храним молчание. Думаю, что расстроил ее, но она не признается. А я не буду извиняться. Мы оба упрямы до невозможного.

Когда раньше я вернулся наверх, я полностью отгородился от нее, кроме требования, чтобы она ждала с такси перед входом к тому времени, как я переоденусь, чтобы мы могли пойти и забрать мою бедную, брошенную машину.

Она, наконец, послушала меня.

Там было такси, ожидающее меня, но это было все. С этого момента наступила полная тишина. И это было абсолютное чертово блаженство. Вся поездка была мирной, если не считать того, что я оставил Либби длинное сообщение с извинениями и просьбой позвонить мне при первой возможности.

Надеюсь, так она и поступит, но я не буду задерживать дыхание. А еще я надеюсь, что она поедет к себе домой, как и говорила, и не вернется к своему конченному братцу.

— Выходи, — бурчу я Элис, выключая зажигание, отстегивая ремень и выбираясь из машины.

Она подчиняется, и мы оба подходим к входной двери,но наша мать уже ждет нас, скрестив руки, и нахмурившись. Она зовет нас внутрь, и мы оба садимся на маленькие кожаные пуфы в гостиной, как привыкли делать, когда были маленькими и по уши в дерьме.

— Что происходит? — спрашивает она, садясь в большое кресло напротив.

— Мне осточертело...

— Он — долбаный...

Мы оба произносим друг о друге, пока поднятая ладонь нас не останавливает.

— Алекс, ты первый, — предлагает она.

— Ладно, — начинаю я и не сдерживаюсь. — Элис сама себя впустила в мою квартиру и что-то сказала Либби, которая после этого собрала вещи и ушла. У нее не было права так поступать, и я на самом деле охренительно зол из-за этого. Она вообще не знает наших обстоятельств.

Мне еще есть, что сказать, но мне не выпадает такой шанс, потому что Элис напирает в полную силу.

— Она не просто так твоя бывшая жена, Алекс. Я не знаю, что этот вздор с «"дьявольским планом» сделал с тобой, но внезапно ты поклоняешься земле, по которой она ходит. Ты спишь с ней?

— Мы не спим вместе. И даже если бы стали, это не твоего ума дела.

— Ладно. — вздыхает мама, и я могу сказать, что она не имеет чертового понятия, с чего начать.

Что, думаю, не помогает оставаться до конца честным о причинах того, почему, в первую очередь, Либби осталась со мной.

— Смотрите, — начинаю я, стиснув зубы, — Прошлой ночью Либби осталась со мной, потому что попала в передрягу, и я возил ее в больницу.

У них обеих открываются рты и образуют маленькое «о».

— Ее ограбили, если вам интересно. И в итоге она соскользнула вниз по скользким ступенькам. — Я поворачиваюсь к Элис и убеждаюсь, что ее глаза широко распахнуты. — Ты бы заметила, если бы посмотрела на ее руки вместо того, чтобы разглагольствовать о причинах ее нахождения там.

Она качает головой.

— Я не заметила.

— Это так, — бубню я.

— А где ты был? — спрашивает мама. — Как ты узнал, что ее ограбили?

Это не должно иметь значения, но я знаю, почему она спрашивает. Она хочет знать, виделись ли мы в последнее время, но я не могу рассказать ей, что ошивался в машине возле ресторана, в котором она ела.

В голову прокрадывается слово «сталкер».

— Мы встречались за ужином и, когда я добрался туда, это случилось. К счастью, ее брат тоже там был и погнался за подонком. Но Либби съехала и пролетела несколько ступенек и достаточно сильно пострадала.

— Она в порядке?

Конечно, моя мать сострадательна. Что до Элис, то эта не купилась на историю.

— Я думала, ты с ней не разговариваешь после всей этой истории с Холли? Что случилось с судебным запретом, который она подала против тебя?

По крайней мере, она задает правильный вопрос. На самом деле, я ничего больше не слышал о том, что там с ним происходит. Делаю себе мысленную заметку поговорить с Бенедиктом, когда выберусь отсюда. Хотелось бы думать, что что-то с этим происходит.

— Он все еще на рассмотрении, — отвечаю я.

— Тогда почему ты помог ей? — бубнит Элис, хмурясь. — Она не заслуживает твоей помощи.

Теперь это выглядело глупо. Не уверен, к чему она ведет, но уже сбилась с пути. Мне нужно сказать им о ребенке. Это единственная спасительная благодать во всем этом.

— Она была ранена, Элис, — выпаливаю я в ответ. — Какого поступка ты от меня ожидала?

Она пожимает плечами.

— Тебе просто стоило оставить ее там.

Это последний комментарий, который я готов сидеть выслушивать. С меня достаточно, и она зашла слишком далеко. Мой гнев бурлит, и я вскакиваю в волнении, отбрасывая пуфик в сторону и отскакивая от нее.

— Ты отвратительна. Прямо сейчас я пойду за этой женщиной на край Земли. И знаешь почему? — Мои руки сжимаются в кулаки, начинающиеся трястись. — Потому что она носит моего чертового ребенка!

Они обе ахают, но я не жду, чтобы обсудить это. Вместо этого я распахиваю входную дверь и захлопываю ее за собой. Разблокировав машину, я сажусь на водительское сидение, когда мама бежит через центральный газон.

— Алекс! — кричит она.

Я поднимаю руку и, качая головой, перевожу машину на задний ход, и выезжаю с подъездной дорожки, нуждаясь как можно скорее убраться отсюда. Я киплю от злости за то, что только что произошло.

Когда еду по улице, касаюсь пальца краном на панели и набираю номер Либби.

Меня отправляют на голосовую почту.

Она проигнорировала оба мои звонка, и у меня начинается паранойя. Учитывая историю ее предыдущего выкидыша, я не хочу подвергать ее большему стрессу, чем необходимо, и я беспокоюсь, что этот удар со стороны обеих наших семей только усилит ее стресс.

Ее брат не любит меня.

Моя семья не любит Либби.

Мы в значительной степени облажались с любым вариантом, к которому пришли. Никто не будет рад этому ребенку, но мне, честно говоря, насрать. Это не их ребенок. В конце концов, он наш.

— Они придут в себя. — Вздыхаю я, ставя ногу на пол и сливаясь с автострадой по пути домой.