Сегодня понедельник.

Я снова сплю, как взбудораженный идиот, и, полагаю, выгляжу как дерьмо. Но, опять же, чего от меня ожидать, если у меня беременная бывшая жена, которая не отвечает на мои звонки?

Либби как будто размахивает морковкой, которую убирает тут же, как только я приближаюсь. Я не скрывал своих чувств по поводу своего желания, чтобы у нас все получилось, но у меня такое чувство, что мной игрались, что не очень хорошо.

Я привык быть игроком, а не тем, кого обманывают. Вся эта ситуация нова для меня. У меня нет ни грамма контроля в ней, и я уверен, что Либби точно знает об этом факте. Она держит меня в плену, ожидая принятия ею собственного решения. Но я не знаю, как долго еще смогу продержаться. Слишком много всего для восприятия до того, как я полностью сдамся.

Очевидно, я не усадил ее и не разложил по полочкам, как хочу, чтобы мы снова были вместе, но я, теоретически, сделал все остальное. Она была бы бестолковой, если бы не поняла моих намеков. А что касается того, что я звонил ей ежедневно последние две недели с того момента, когда она покинула мою квартиру... она должна чувствовать, что я мужчина на охоте. Жаль, что моя жертва не хочет быть пойманной.

Даже мой следопыт не смог выследить Либби. Она как будто испарилась. Он ждал возле ее офиса, но там она не появлялась, что подводит мой подозрительный ум к сумасшествию.

Что, если она во мне нуждается?

Но мы же говорим о Либби. Она любит свою собственную компанию, поэтому уверен, что в этот раз она наслаждается процессом выздоровления. Я только надеюсь, что она впустит меня вместо того, чтобы вышвырнуть. В конце концов, это наш ребенок, не только ее.

Взяв телефон, я набираю номер и жду гудков, но их нет. Меня снова отправляет на ее голосовую почту, и я бросаю телефон на стол, продолжая ходить туда-сюда по кабинету.

Я, нахрен, схожу с ума.

Она ввергает меня в чертово безумие.

Я даже не знаю, куда обратиться. Нет ни единого шанса, что ее братец-членосос обеспокоится тем, чтобы дать мне ее адрес, так что я не трачу время зря. И мой Следопыт не даст мне его, несмотря на то, сколько денег я в него вкинул. Кажется, конфиденциальность вступает в игру только тогда, когда вы отказываетесь от их услуг и хотите разыскать кого-то самостоятельно.

Но я должен как можно скорее добраться до нее.

— Хмм... Даниель? — Над моей головой загорается лампочка, и меня настигает тот момент открытия, которого я ждал, а затем — решительная улыбка, освещающая мое лицо. — Келли, я ухожу, — говорю я, пролетая мимо ее стола и прямиком в двери еще до того, как у нее появится шанс ответить.

В рекордное время я запрыгиваю в машину и выезжаю с парковки со скоростью света. На самом деле, у меня не заняло много времени добраться до офиса Либби, и, прежде, чем понимаю это, я уже приближаюсь к двум девушкам за большой белой стойкой ресепшен и требую встречи с Даниэлем.

— Мистер Томас занят, — повторяет девушка, пристально глядя на меня. Она не отступает, и это производит на меня впечатление. Я почти ожидал, что она сдастся после третий попытки моих приставаний. Но она не сдалась.

— Хорошо, когда он освободится? — Я нетерпеливо стучу пальцами по столу.

Она грубо отвечает:

— Завтра.

— Так у него сегодня совсем нет свободного времени?

— Нет, Мистер Льюис.

Она вздыхает, когда из-за угла показывается Даниель, с чашкой кофе в одной руке и пачкой документов — в другой. Выражение искреннего удивления появляется на его лице.

— Алекс? Какого дьявола ты тут делаешь? — спрашивает он, направляясь прямиком ко мне. — Ты в курсе судебного запрета, верно? Мне кажется, тебе не стоит здесь находиться. И, кстати, Элизабет сейчас нет здесь.

Я поднимаю вверх два пальца.

— Дай мне только пару минут своего времени.

— Не уверен, что это уместно...

— Пожалуйста, — снова прошу я.

Господи, я уже практически умоляю. Я официально достиг нового уровня. Ни разу за последние семь лет я не опускался до того. чтобы практически умолять кого-то встретиться со мной. Обычно это так не работает.

— Две минуты, — соглашается Даниель, направляясь к своему кабинету со мной, следующему сразу за ним. Он ставит кофе и кладет бумаги на стол, затем поворачивается ко мне, держа руки на бедрах. — Чем могу помочь, Алекс?

— Скажи мне, где Элизабет.

— Дома.

— Какой там адрес?

Даниель поднимает бровь.

— Боюсь, я не могу тебе сказать. Будет неправильно для меня назвать тебе ее адрес.

Я стискиваю зубы и выдавливаю следующую фразу со всей вежливостью, на которую способен.

— Послушай, Даниель. Я понял, что ты к ней чувствуешь, и твое желание защитить ее, но послушай, когда я говорю тебе, что между вами ничего не произойдет.

Он ухмыляется.

— С чего ты взял?

— Потому что она беременна, — твердо заявляю я. — И носит она моего ребенка.

Он тупо пялится на меня несколько секунд, прежде чем выдавить из себя:

— Беременна?

Я киваю.

— Да. И я не мог с ней связаться последние две недели, теперь волнуюсь. Мне нужно знать, что она в порядке.

— Твой ребенок? — медленно повторяет он.

— Да.

Он качает головой.

— Не понимаю.

— Ладно, — говорю я, потянувшись в пиджак за кошельком. Доставая его, я показываю ему наше старое фото, которое я так и не смог выбросить. Это маленький снимок, по размеру подходящий, чтобы хранить его в кошельке, сделанный на свадьбе друзей через шесть месяцев после того, как мы начали встречаться.

Даниель берет фото и изучает его вблизи прежде, чем повернуться ко мне с неверием во взгляде.

— Я предположил, что фамилия была случайностью. Очевидно, я ошибался.

— Либби не хотела огласки, — признаюсь я, наконец, способный назвать ее тем именем, которое предпочитаю. — Когда она узнала, что это я инвестирую, стало предельно ясно, что наши личные жизни должны быть разделены. Она не хотела, чтобы люди узнали о разводе.

— Я понятия не имел, что вы двое знакомы.

— Что ж, так и есть. Думаю, мы проделали хорошую работу, скрывая это, но теперь все снова всплывает на поверхность, так что я уверен все и так узнают.

Даниель переступает с ноги на ногу.

— Раз уж она беременна твоим ребенком, означает ли это прекращение судебного запрета?

— Не совсем. Я все еще работаю над этим... Или работал, пока она не перестала отвечать на мои звонки, — говорю я в надежде возродить в нем лучшие побуждения. — Все, в чем я нуждаюсь, — ее адрес, чтобы я мог убедиться, что она в порядке.

Несмотря на конфликт, читаемый в его глазах, сломать его не занимает много времени.

— Ладно, — говорит он, хватая бумажку для записей и царапая на ней адрес. — Но только потому, что я тоже волнуюсь. Она носа не казала в офис на протяжении двух недель, и вся связь была только по электронной почте.

Забирая листочек, я легонько стучу его по спине с благодарностью и возвращаюсь к машине. У меня ее адрес, так что спрятаться ей негде.

— Либби, я иду за тобой, — бубню я, вбивая ее адрес в навигатор.

*** 

Свернув в тихий тупичок, я просматриваю номера на фасадах домов в поисках номера шесть. Это небольшая улица с несколькими двухквартирными домами, сосредоточенными на кольцевой дороге.

Выглядит совсем не так, как я представлял себе жилье Либби. Район не современный и дома небольшие. Они — полная противоположность тому, что я представлял себе.

В палисадниках каждого дома растут ели, обеспечивая приватность их жильцам, а у каждой входной двери свой уникальный цвет, выделяющий ее и позволяющий выделяться каждому из зданий.

Заметив огромную золотую цифру шесть на ярко-красной двери, я подъезжаю к обочине и вижу двухлетний Volkswagen Golf на подъездной дорожке. Это так отдалено от гладкого Мерседеса, о котором, как я знаю, всегда мечтала Либби, но я пожимаю плечами, считая это делом вкуса.

Выбравшись из машины, я прохожу к дому и громко стучу в дверь.

Нет ответа.

Стучу снова, на этот раз сжатым кулаком, чтобы это возымело максимальный эффект при соприкосновении с древесиной.

Но ответа все еще нет.

Начинаю думать, что Даниель отправил меня в маленькое путешествие в самое никуда, и на самом деле это не дом Либби. Кажется, ничего не налаживается.

Поворачиваю голову в сторону и смотрю в окна, размышляя, смогу ли попытаться заглянуть внутрь. Жалюзи в гостиной открыты, так что мне остается только заглянуть и проверить.

Ладно, это я говорю себе, когда пересекаю лужайку и подхожу к окну. Прислоняю ладони к стеклу и наклоняюсь, чтобы лучше рассмотреть.

И тогда я это вижу.

Прочищаю горло и тут же отступаю. Я начинаю испытывать вину, но не только ее. Здесь замешано кое-что еще.

Сюрприз.

Может, немного облегчения?

Во рту пересыхает, и я чувствую, как грохочет сердце под рубашкой. Осознание оседает во мне, как порывистый ветер, который только что подул мне в лицо. Это внезапно и неожиданно, но я все равно приветствую его с открытыми руками, чтобы он охладил мою разгоряченную кожу.

Чувствуется хорошо.

Так хорошо.

Губы расплываются в улыбке, и я уверен, что мои глаза широко распахнуты и светятся. Это выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Снова наклоняюсь к окну и полностью сосредотачиваюсь. И тогда понимаю, что это далеко от игры.

Разбросанные по журнальному столику и наваленные друг на друга множество фотографий. Все это наши с Либби снимки, судя по тому, что я вижу, сделанные в разное время и по разным поводам. На полу также стоит старая жестянка для печенья, в которой, кажется, еще больше; даже небольшая коробка для колец. Она слегка приоткрыта, и я почти вижу, как из пластиковой коробки мерцает дешевое серебро.

Ее кольца.

Она и правда хранит кольца.

Видение того, как все разбросано, возвращает ко мне воспоминания. Я так много забыл за эти годы, но все это внезапно ударяет по мне и одним сильным толчком вышибает воздух из легких, и застает врасплох.

Только лишь разложенные там фотографии пробуждают во мне ностальгию. Сложенные вместе снимки рассказывают историю.

Историю о нас.

— А-Алекс?

Я отворачиваюсь от окна и поворачиваюсь к краю подъездной дорожки, где стоит Либби с пакетом в руке. Она выглядит удивленной. На ее лице выражение, как будто она пытается понять, почему я стою в ее палисаднике, прислонившись к окну в гостиную.

Но я ничего не говорю и направляюсь прямиком к ней. Тело горит от всепоглощающего облегчения, высвобождающегося из груди. Все это поражает меня за раз. Все, через что я прошел, кажется, рвется вперед и захватывает меня одновременно.

— Иди сюда.

Я крепко обнимаю ее за талию и притягиваю к себе. Губы без предупреждения опускаются на ее рот и захватывают взрывом одержимости.

Моя Либби.

Она задыхается от нападения, пакет выскальзывает из ее хватки и падает на землю с глухим стуком. Она оборачивает руки вокруг моей шеи и возвращает поцелуй с бешеной страстью, от которой у меня внутри все вспыхивает.

— Ты такая сладкая на вкус, — шепчу я, проходясь языком по ее нижней губе.

— Я тоже хочу попробовать тебя.

Ей не нужно повторять дважды. Как только она произносит это, мои руки скользят к задней части ее бедер, и я притягиваю ее к себе. Либби оборачивает ноги вокруг моей талии, и я несу ее по подъездной дорожке к входной двери, оставляя пакет лежать на тротуаре, куда он упал, никто из нас не заботится о том, чтобы поднять его. Все, о чем мы думаем, это... мы.

Ногой я закрываю за нами дверь и прижимаю Либби к стене в коридоре. Ее спина едва коснулась стены, как я снова нападаю на нее, мой рот нацеливается на чувствительную точку сразу за ее ушком.

Слышу как на пол падают ключи, и ее губы покидает тихий вздох, когда я целую ее шею и веду дорожку вдоль ее челюсти.

Каждый ее дюйм абсолютно идеален, и я чувствую, как набухает член в штанах. Я скован и напряжен за считанные секунды, гримаса от давления теперь видна на моем лице. Это слишком болезненно. Я буквально чувствую, что вот-вот взорвусь.

Оттягивая Либби от стены, несу ее в гостиную и кладу на диван. Но она немедленно тянется к моему поясу, расстегивает и стягивает брюки с боксерами по ногам, высвобождая член свободно пружинить, и напряжение немного спадает.

— Черт.

Я шиплю сквозь стиснутые зубы, когда она неожиданно проталкивает меня между своих губ и проходится языком по головке. Бедра сжимаются сами по себе, и я убираю волосы с ее лица, придерживая их на макушке, когда легонько толкаюсь к ней бедрами, медленно, но уверенно трахая эти восхитительно пухлые розовые губы.

— Боже, Либби, — задыхаюсь я, когда она всасывает меня до задней стенки горла. Она проталкивает так далеко, как может, пока не срабатывает рвотный рефлекс, и я чувствую, как напрягается ее рот вокруг меня.

Я так долго не протяну.

Член практически готов разорвать ее, как торнадо пятой категории, и не думаю, что я буду способен отступить.

— Либби...

Мое предупреждение — это задыхающийся стон, который только провоцирует ее еще больше. Она поднимает руку к яйцам и перекатывает их кончиками своих нежных пальцев, стимулируя двигаться к точке невозврата.

Закрыв глаза и мягко положив руку ей на голову, я быстро раскачиваюсь, пока не взрываюсь в ее горле.

Но она не жалуется.

Не то чтобы хоть когда-то жаловалась.

Вместо этого она принимает каждую каплю, которую я даю ей, даже сейчас посасывая мой полностью выжатый член. Я в полном восторге от этой женщины. Не проходит и тридцати секунд, как я снова невероятно твердый.

Либби встает с дивана и становится прямо передо мной. Она раздвигает ноги, когда я тянусь к краю ее джемпера. С быстрым рывком я срываю ткань через ее голову и обнаруживаю сиреневый кружевной бюстгальтер, который делает ее сиськи еще более красивыми, чем они уже есть. Ее джинсы быстро летят следом вместе с ботинками и носками, пока она не остается в одном лишь бюстгальтере и простых черных хлопчатобумажных стрингах.

Они не подходят друг другу.

И мне это нравится.

Проводя языком по нижней губе, я не теряю времени, тянусь за ее спину и расстегиваю застежку бюстгальтера, позволяя лямкам упасть с ее плеч, позволяя взгляду на миг задержаться на розовых сосках.

Я — изголодавшийся мужчина.

— К черту это, — ворчу я, отбрасывая ее лифчик и опускаясь к стрингам, которые разрываю пальцами и отбрасываю в сторону.

Она полностью обнажена.

И больше я ждать не могу.

Обернув руки вокруг ее бедер, я без усилий поднимаю ее и направляю ее руки обнять меня за шею.

— Я нуждаюсь в этом, — рычу я, атакуя ее шею своим ртом, кусая, посасывая и царапая нежную кожу.

Пальцы Либби хватаются за мои лопатки сквозь рубашку, она откидывает голову с низким, едва слышным вздохом.

Но потом член толкается ей в бедро, ее взгляд устремляется к моему с темным, горячим желанием, которое я тотчас узнаю.

Желание контролировать мою маленькую петарду берет верх, и я, не колеблясь, двигаю бедрами, опуская Либби на мой ждущий член одним жестким, беспощадным толчком. Закрываю глаза и раскрываю губы от первого ощущения ее приветствующего тепла, окутывающего мою длину и всасывающего меня глубже.

Это ощущение ни с чем не сравнимо.

Ничто никогда его не перекроет.

Скользя Либби вверх, я слегка выхожу, чтобы снова врезаться в нее и почувствовать острые царапины от ее ногтей на спине. Она сжимается, царапается, рвет мою кожу через рубашку, выпуская грубый, лепечущий звук из глубины горла.

Так охренительно сексуально.

Ее первобытные стоны отдаются эхом у моего уха, ее губы дразнят мочку уха каждый раз, когда карательная сила моего члена врезается в ее восхитительную киску.

Моя.

Либби.

Навсегда моя.

Я повторяю мантру у себя в голове и устанавливаю ритм с телом Либби, требуя и контролируя каждый ее дюйм, пока не чувствую, как дрожат мышцы на вершине пропасти ее оргазма.

Она собирается взорваться.

Яйца напрягаются, и я чувствую, как мой собственный неизбежно надвигается, отправляя меня в точку невозврата.

Я так чертовски близко.

А потом Либби взрывается вокруг моего члена с пронзительным криком, и у меня не остается ни одного гребаного шанса остановить надвигающийся взрыв.

Я изливаю буквально все, что у меня есть, с низким рычанием, и, шатаясь, иду к дивану. Мы падаем на подушки, наши использованные и отброшенные штаны покрывают маленькую гостиную.

Но отсутствие разговоров между нами оглушает.

*** 

Несколько часов мы с Либби проводим без движения. Смотрим жуткую телепрограмму, на которую, в действительности, нам обоим наплевать, но переключить канал слишком лениво.

Мы оба полностью обнажены под пушистым покрывалом, я обнимаю ее, а голова Либби лежит на моем плече. Приятно так проводить время. Странно... но все равно приятно.

Это напомнило мне, как мы точно так же лежали. Тогда это было редкостью. Но когда нам удавалось, мы пользовались такой возможностью и тратили день впустую друг с другом. Это было невероятное блаженство. И я скучаю по этому. Скучаю по близости, которую мы разделяли, и по нашему смеху.

Между нами все изменилось за те семь лет, проведенные в разлуке, и, кажется, что все, до чего нам сейчас есть дело, это попытка кинуть друг друга. Жажда контроля сыграла огромную роль во всем этом. Никто из нас не хотел отпустить его, когда наши пути снова пересеклись. Хотя малейшее сомнение в моей голове приводит к мысли, я бы все равно не осуществил свой план, равно как и у нее были очевидные сомнения по поводу Дейла.

К слову о ее придурковатом брате...

— Мы можем поговорить о судебном запрете? — спрашиваю я, проходясь пальцами по ее руке. — Что, если я скажу, что не планирую разрушать твою компанию?

Либби низко смеется и пожимает плечами.

— Как я могу быть уверена в твоей искренности? Откуда мне знать, что это не очередной план?

Она ведет себя осторожно, и я не могу ее в этом винить. Я бы тоже так вел себя, если бы противостоял такому, как я. В конце концов, я вроде как сила, с которой стоит считаться.

— Честно говоря, у меня нет других планов в запасе. В карманах — ни одного козыря. Просто я думаю, что вместе мы могли бы заставить компанию работать. Если позволим этому случиться.

Либби неубедительно бормочет:

— Я больше не являюсь частью плана Дейла, но мне нужно защитить собственный бизнес. Как я могу быть уверена, что ты говоришь правду?

— Речь никогда не шла о том, чтобы уничтожить тебя, Либби, несмотря на мои слова. Моей главной целью был контроль, который я получил. Но потом все обернулось против Холли. Ты не должна была знать, что изначально обсуждалось.

— Почему ты хотел меня контролировать? — тихо спрашивает она, приподнимая голову, чтобы посмотреть на меня.

— Честно? Бенедикт с Шоном хотели продвигать основную идею, но я даже не подумал о том, какова вероятность того, что я вообще смогу пройти через это. Так что после нашей встречи и того, как все изменилось, я принял решение действовать иначе. Месть все еще была у меня в голове, но я думал, что вместо этого смогу достигнуть цели с помощью манипуляции.

Либби усмехается:

— Это сомнительно.

— И да, и нет, — начинаю я, двигаясь пальцами к ее затылку и нежно его поглаживая. — Мне было интересно посмотреть, как ты по прошествии всего этого времени. Хотел знать, как на тебя все это вместе с разводом повлияло. А потом, когда я узнал о компании, я не мог скрыть ревности к тому, как легко ты построила жизнь для себя. Я же все еще был в неустойчивом положении.

И я был чертовски выбит из колеи. Каждый день я сражался за то, чтобы пройти через развод. Все приближенные ко мне люди могли это увидеть, но они ничего не говорили. Я был пойман в водоворот ненависти и депрессии.

— Ты не знаешь, насколько тяжело мне это давалось...

— Давай сейчас не будем об этом, — прерываю я, полностью ее затыкая и пытаясь сменить тему. Я не должен был заговаривать об этом долбаном запрете. Не знаю, готовы ли мы обсуждать это. — У нас прекрасный день, так давай не разрушать это, ладно?

— Нет. — Либби останавливает меня. — Нам нужно сделать это, Алекс. Есть и другие вещи, которые нужно обсудить.

У меня в горле образовывается большой ком.

— Давай.

Она делает глубокий вдох.

— Холли...

Желудок падает. Я знал, что рано или поздно это всплывет. Но все в порядке. Мне от нее скрывать нечего. Мне просто нужно быть честным.

— Вы спали вместе?

Резкость в ее голосе забавляет меня. Она в самом деле думает, что между нами что-то произошло.

— Мы точно не спали вместе. Однажды она набросилась на меня, но я положил этому конец.

— И она согласилась? — Либби выглядела удивленной. — Она просто так сдалась?

— Говоришь так, будто хорошо ее знаешь.

Она пожимает плечами.

— Ну, так и есть. Она пришла в мою компанию как выпускница школы, и я рискнула с ней. Знаешь, я подумала, что могу превратить ее во что-то типа маленького вундеркинда. Мы вроде как сблизились за эти годы, и она решила двинуться в службу поддержки, так что я решила за нее.

Я сразу думаю об Айви, и какой она стала для меня тратой времени.

— Я понимаю, полностью. Но мне интересно, что между вами происходит сейчас. Я усложнил все?

Откровенно говоря, мне все равно. Но я решил, что лучше спрошу, так я, в конце концов, покажу свою заинтересованность.

— Не усложнил. Но я общалась с Холли, чтобы узнать, как она себя чувствует, потому что, естественно, что все станет неловким. Я не спрашивала ее о вас, но ясно дала понять, что ничто из этого не двинется со мной.

— Она все еще работает с тобой? — спрашиваю я.

— Я не собираюсь увольнять ее, Алекс. Но мне нужно, чтобы она знала: что бы между вами не происходило, уже закончилось. Прекратилось.

Внутри я зажигаюсь, как рождественская елка. Он однозначно ревнует. Мое эго раздувается, и моментально я чувствую себя полностью удовлетворенным от того, что я не единственный, кто это чувствует.

— Нечего заканчивать. Милая, ничего и не начиналось. И я могу тебе поклясться. — Убираю с ее лица выбившуюся прядь и заправляю ее за ухо. — Но я кое-чем заинтригован...

— Чем?

Кручу слова в голове, решая, как лучше преподнести то, что крутится на кончике языка. Я действительно хочу открыть эту дверь? Что ж, да. Если она спрашивает, то я тоже чертовски уверен, что мне нужно спросить и покончить с этим.

— Так вы с Даниелем очень близки. Может, даже ближе, чем большинство коллег?

Либби облизывает губы.

— Даже не начинай, Эйс. Между нами с Даниелем ничего нет. Мы лишь друзья.

— Спящие вместе? — Я съеживаюсь, как только слова покидают мои губы.

— Нет! — возражает она. — Он лишь друг, который был со мной, когда я проходила через все это дерьмо.

Я кривлюсь.

— Ладно, понял. Девушкам нужно плечо, на котором можно поплакать, и парень, у которого есть чувства к ней, прекрасно подходит. Вы очень близки со своими взаимодействиями.

Либби кривит нос.

— Нет, это не так. Мы просто дружим. Знаешь ли, в этом и есть разница. Я ничего к нему не чувствую, он больше как брат. И у него ко мне нет чувств.

— Чувствует.

— Нет.

— Поверь мне, — бурчу я и подмигиваю, — точно чувствует. Я за версту это рассмотрел, и он не оспорил этого, когда я встречался с ним, чтобы раздобыть твой адрес.

Она задыхается.

— Он дал тебе мой адрес?

Кажется, это признание ошеломило ее больше, чем бомба, которую я на нее сбросил о том, что Дениел в нее слегка втрескался.

— Даже не пытайся сменить тему. Давай просто на минутку будем откровенны. Ты говоришь, что между тобой и Даниелем ничего нет?

— Абсолютно.

Я удовлетворен ответом. В конце концов, я знаю, что Либби в нем совсем не заинтересована. Мне просто нужно удержать Даниеля подальше и попытаться заполучить свое.

Сидя и глядя на разбросанные по кофейному столику фотографии, пытаюсь сменить тему с серьезного бреда на что-то легкое и веселое, чтобы ослабить напряжение.

— Помнишь это? — Я смеюсь и поднимаю наш снимок в день, когда я сделал предложение. На наших лицах самые дерзкие улыбки на свете. Либби держит руку перед своим лицом и счастливо светит дешевым бриллиантом в камеру, который я едва могу себе позволить.

— Они все еще у меня, — говорит она, наклоняясь и подхватывая коробку для колец. — Я размышляла, подходят ли они. Твои пальцы с годами становятся толще? — Она открывает коробочку и надевает на безымянный палец дешевое помолвочное кольцо. — Оно все еще впору.

Потянувшись к серебряному кольцу, я достаю его из коробочки.

— Это тоже не забудь.

На краткий миг наши взгляды встречаются, когда я надеваю кольцо ей на палец, но потом она быстро со вздохом отводит взгляд.

Я злюсь на то, насколько это неловко. Несмотря на разговор о Дениеле и Холли, который у нас только что состоялся, все еще кажется напряженным. Я могу видеть невидимую стену, разделяющую нас, и просто хочу ее разбить.

Очевидно, Либби тоже чувствует это. Я видел это по тому, как несколько секунд назад она опустила взгляд. Она удерживает что-то, о чем хочет сказать, и я боюсь того, чем это может оказаться.

Изменит ли это все между нами? К лучшему или к худшему? Не уверен. Но знаю, что мне нужно встретиться с этим лицом к лицу, стиснув зубы.

Глубоко вздохнув, я поворачиваюсь к ней.

— Либби...

— Алекс...

Мы смеемся, и я показываю ей, чтобы продолжала.

— Мне нужно кое-что сказать, — произносит она, присаживаясь и натягивая одеяло на обнаженные плечи. — Это... так неловко. Мы можем просто открыться и выслушать, что друг у друга на уме? Не хочу, чтобы это было о других людях, только о нас с тобой.

Киваю и тихо бурчу:

— Знаю.

Наблюдаю, как она сглатывает, Либби внезапно выглядит напуганной.

— Даже не знаю, с чего начать, Алекс. Видит Бог, сколько раз я прогоняла это в своей голове, но так и не смогла ничего придумать. — Она кладет руку на живот в успокаивающем жесте. — Э-этот ребенок заслуживает лучшего. Ты же понимаешь это?

— Да, — бурчу я.

— Хорошо. Потому что наш ребенок не заслуживает разрушенной семьи. Он заслуживает быть рожденным в доме с двумя любящими родителями, которые собираются создать все условия. — Она смотрит вниз на живот с трепетной любовью. — Наш ребенок заслуживает нас обоих. Я собираюсь заставить наши отношения сработать, Алекс, но мне нужно обещание, что в этот раз все будет по-другому, и что ты поставишь меня и ребенка на первое место.

— Я никогда не переставал любить тебя, Либби. Никогда.

Эти слова буквально слетают с моих губ, застигая меня врасплох собственным признанием.

— Но твой план не включал любовь.

Качаю головой.

— Я говорил тебе, что все дело было в контроле, милая. Я увидел новую возможность контролировать тебя и воспользовался ею. Разве можно винить мужчину за то, что он хочет быть рядом с женщиной, которую любит? У меня никогда не было намерения продавать твою компанию. Совесть никогда бы этого не позволила. — Моя рука скользит по ее животу, и я широко раскрываю ладонь над ее. — А теперь нам есть о ком думать.

Я стараюсь, как могу, но не знаю, достаточно ли для нее открываюсь. Сердце хочет показать ей, кем именно я являюсь сейчас и каким стал. Хочу пообещать ей целый мир, но даже я не могу предсказать будущее. Мы должны принимать каждый приходящий день как должное, потому что естественным путем это не будет вставать на свои места. Наши сердца в этом, но я знаю, что в наших головах прошлое мучительно разочарование все еще осталось. Но с этим придется жить.

Мы с Либби так и остаемся с соединенными взглядами и моей рукой, лежащей поверх ее на животе. Она как будто изучает мои черты на наличие бреши или в поисках того, что я извергаю на нее какой-то бред с целью обмануть.

Но она, в конце концов, отбрасывает это и улыбается.

— Не знаю, как забыть тебя, Алекс Льюис, — отвечает она, качая головой. — Я любила тебя в день, когда ушла, и до сих пор люблю. Просто все было слишком тяжелым.

— Знаю. И мне жаль, что не осознал этого тогда, — признаюсь я. — Но сейчас у нас появился шанс исправить это. Мы в самом деле можем двигаться дальше и попытаться заставить это сработать.

— Я хочу. — Она смотрит на меня с надеждой. — Хочу, чтобы это сработало, Алекс. Так сильно.

— Тогда должно. — Я улыбаюсь. — Я полностью разрушил тебя для кого-то другого.

Моя рука скользит вверх по ее грудной клетке, и я слегка обхватываю ее грудь, массируя мягкий холмик кончиками пальцев, принимая то, что я думаю, является новой и отчетливой тяжестью.

— Грудь налилась, — наполовину стонет, наполовину хнычет она, когда я задеваю затвердевший сосок.

Она кажется очень чувствительной, и я хочу проверить эту теорию. Опустив голову, слегка касаюсь соска и самодовольно улыбаюсь реакции, которой достигаю.

Либби вздрагивает и прижимается грудью к моему рту, открыто приглашая меня поучаствовать, и я делаю это без жалоб.

Член шевелится под пушистым одеялом, и я чувствую, что снова становлюсь твердым. Прошло уже пару часов с того момента, когда мы практически разорвали одежду друг друга, так что надеюсь, она будет готова к этому снова.

Провожу рукой вдоль ее тела, направляясь прямо к уже раздвинутым бедрам, чтобы посмотреть, смогу ли продвинуться дальше.

Но прекращаю еще до того, как доберусь туда.

Это может быть игрой воображения, но ее тело ощущается... иначе. Ее изгибы кажутся более нежными и немного полными под моими пальцами, и с необычным свечением, которое, кажется, излучает ее внешний вид.

Она выглядит чертовски великолепно.

Красавица.

Отстраняюсь и поднимаю голову, убеждаясь, что смотрю прямо в эти большие, яркие глаза, когда провожу пальцами по шелковистым складкам, скрывающими вход в мою зависимость.

Никогда не позволю другому мужчине приблизиться к ней.

Не сейчас.

Никогда.