1. Тупики

Надо было торопиться. Через четверть часа начинались слушания.

— Теперь у нас проблемы, — глядя в окно, сообщила Камея. — Репортеров видимо-невидимо.

— Неровен час нагрянут сюда, — всполошился Пытливый.

— Не волнуйся. В связи с прибывшими в Резиденцию высокими гостями, Ментор приказал никого из посторонних на территорию Университетского городка не пускать.

Когда Камея с Пытливым подходили к тому месту Школы, где располагался вход в зал — там уже было пусто. Никого не было и в вестибюле. Только у самых дверей зала заседаний маячила сутулая фигурка Карамельника…

Завидев их, он ринулся им навстречу.

— Дорогие мои, что вы опаздываете? — Карамельник прямо-таки таял в сладчайшей улыбке. — Кстати, Пытливый, поздравляю вас с возвращением отца… Представьте, никто не знал, что вы сын…

— Представьте, я сам не знал, — перебил Пытливый и, пропустив Камею вперед, вошел в зал. Ребята, естественно, тотчас же поднялись и каждый пожимал ему руку или хлопал по плечу, разделяя с ним его радость.

— Ну ты и скрытный, — покачал головой Дрема.

Нечто в этом роде сказал и Книжный. Вступилась Камея.

— Ребята, он, честное слово, не знал.

И тут вошли члены Совета. Наступила напряженная тишина. После непродолжительной паузы, посовещавшись с рядом сидящими, заговорил Ментор:

— У нас, как я понимаю, большая радость. Вновь в наши ряды вернулся большой ученый. Мастер по созданию миров — Строптивый. Правда он уходил только от нас, но не из науки. Ее покинуть нельзя. Либо она в тебе, либо без тебя…

Пользуясь случаем, я от имени Ученого Совета поздравляю его сына, нашего коллегу Пытливого. Пытливому сорок три года. Ровно столько не было среди нас, старой гвардии ученых, Строптивого и ровно столько Пытливый даже не догадывался, кто его отец. Поверьте мне. Я сам об этом узнал совершенно случайно. Как?… История презанятная. Будет время, расскажу… А сейчас приступим к работе.

Сначала Пытливому трудно было сосредоточиться на том, что говорят с кафедры. Но, мало-помалу, он погрузился в процесс так, что забыл обо всем на свете. Только его все больше и больше охватывало сомнение. Скоро ведь слово дадут и ему. Его фамилия завершала список потому что отчет, как зафиксировал компьютер, им был сдан последним. Перед ним, как выяснилось, должен был выступать Ретивый. И, судя по характеру вопросов, какими он забрасывал отчитывающихся, Пытливому казалось, что он тоже вышел на Время. И если не решил проблемы, то, во всяком случае, нащупал ее решение.

— Приглашается колегга Ретивый.

Не успел Ретивый дойти до кафедры, как вдруг весь состав Ученого Совета и сидящие с ним кураторы групп, все как один, поднялись с мест. Вслед за ними повскакивали на ноги и слушатели. Все в почтении склонили головы. Вошел Всевышний когда Его уже никто не ждал. Ложа замерцала мягким сиянием светящегося бисера, за мозаикой которого едва угадывался силуэт человеческой фигуры. Пытливый загипнотизированно смотрел туда, пытаясь разглядеть Его. И неожиданно, ни с того ни с сего, он увидел Кедр, что стоял на поляне Божьей ауры. Крепко зажмурив, а затем открыв глаза Пытливый еще четче увидел тот же самый чудо-Кедр, созерцавший над пропастью, в алых маках, суетные миры.

«Странно», — подумал он и тут прозвучало негромкое, словно накатившееся эхо:

— Продолжайте…

Все сели, но еще с минуту зал оцепенело молчал. Пытливый перевел взгляд на соседнюю ложу. Там было человек десять. Верховный Координатор Проницательный, а рядом с ним, внимательно разглядывая сидящих в зале, отец. Вероятно он искал его.

«Вот он я», — хотелось крикнуть Пытливому. Но тот не видел его. Наконец глаза их встретились. Отец кивнул и показал на сидящих позади него Озаренного, Верного и Кроткого. Они о чем-то переговаривались между собой…

— Мы слушаем тебя, коллега Ретивый, — вернул всех в деловую обстановку Ментор.

Ретивый кашлянул.

— Этот день, — начал он, — останется в моей памяти на всю жизнь. И, понимая важность момента, я, тем не менее, не задержу Высокого внимания… Все мной изложено в Отчете, который, признаться, дался мне с большим трудом. Я не располагал аргументами, которые подкрепили бы мою догадку. Я ее называю догадкой, хотя, если по правде, я уверен, что именно она является ключом к решению проблемы. К сожалению, мне не хватило времени для сбора необходимых доказательств…

Ретивый перевел дыхание, посмотрел в зал и продолжил:

— Коллеги! Прошу меня извинить, если мои суждения прозвучат резко. Смею надеяться, вы не отнесете мои слова на счет нетоварищеского выпада, приуроченного к неподходящему моменту. Но с точки зрения моих изысканий они необходимы. Необходимы как аргумент, подтверждающий силу моей догадки и несостоятельность выбранных вами аспектов исследований. Во всяком случае, в плане решения той задачи, что была перед нами поставлена.

Зал загудел. Ретивый смешался. Боль обиды исказила его лицо. Хотя в искренности его слов было трудно усомниться.

— Он говорит от сердца или я в людях ничего не понимаю, — шепнула Камея.

Того же мнения, очевидно, был и Ментор. Он сердито глянул в зал и кончиком безымяного пальца резко стукнул по столу. И в прозвучавшем стуке явно прослушивалась укоризна Ментора… Стыдно, дескать, мы все перед Всевышним. Глаза умолкнувшего Ретивого поднялись в ложу Всевышнего. «Боже! — кричали они. — Вы все видите, я без низменных помыслов!»

— Продолжайте, Ретивый! Вы — искренни, — вмешался Верховный Координатор.

И Ретивый продолжил.

— Я не согласен с теми из вас, кто утверждал, что своей работой рассматривал ту или иную грань основной проблемы. Ни одна из этих так называемых граней, по моему глубокому убеждению, не имеет к ней никакого отношения. Но каждая из них — это блестящее исследование других научных интересов. Наверняка важных и нужных… Там я прошел по каждому из намеченных вами путей. И по вирусной версии, и по версии многоязычия землян, и версии о допущенной ошибке в генном ряде и так далее. Они не проливали света на проблему. Они заводили в тупик. И этот огорчительный факт наводил на один неопровержимый довод — триумвират Мастеров в своих действиях никакой оплошности не допустил.

— Вы все были одержимы этой мыслью. Так и хотели нас обуть, — пробасил Озаренный.

Зал плеснул смехом и хлопками ладошей.

— Вы правы! — подтвердил замечание Мастера Ретивый. — Итак, ошибок не было, а проблема была. Значит, ее решение следовало искать в том явлении, которое изначально не учитывалось соответствующими службами при создании Хомо Сапиенса Земли. Явлении, что лежало в стороне от известных истин. Явлении, которое могло быть не учтено… с умыслом. Так сказать нарочно…

Думается, мне удалось нащупать его… Ряд наблюдений, отмеченных мной в Отчете, дают мне основание указать на нее. Но заявить однозначно, что это именно она, а никакая другая, не хватает доказательств, исторических материалов, сопоставлений и прочего. Вместе с тем, должен признать, что мои поиски, так или иначе, упирались в тупики. Но они были иного рода.

Тупиками моими становились железобетонные редуты аксиом, ставшие классикой нашей науки. Не всех, разумеется, а тех, что касались теории и практики, связанных с Пространством-Времени. Ибо причина проблемы, как мне представляется, кроется в функциональных параметрах ткани Времени. Каким образом?!.. Ответить не могу. Для этого надо было еще подзадержаться на Земле, побывать на других планетах…

Натолкнул меня на эту мысль никем не замеченный, документально зафиксированный факт. Его зарегистрировали приборы после снятия СОЗИК. Это — всплеск Времени…

— Почему не замеченный?! — вырвалось у Пытливого.

— Да, ты тоже с ним работал. Я вчера еще это понял, — ответил Ретивый.

— Прошу с мест оратора не перебивать! — строго предупредил Ментор.

Ретивый еще долго говорил, как он работал над своей идеей и еще раз посетовал на то, что ему не пришлось до конца пройти весь путь, требующий глубокого осмысления и множества фактов, накопленных за многотысячную историю на других планетах других Лучей, до сих пор лежащих в архивах.

— Вот почему, подводя итог своему реферату, я не могу в столь знаменательный для всех нас день, сказать: «Я нашел решение!» Однако, могу заявить: «Я на подступах к нему или к одной из главных его частей…» И мой Отчет, где я стремился проанализировать всю цепочку собранных мной наблюдений и свидетельств, прозрачно намекающих на место, где лежит ключ, прошу рассматривать, как предварительную работу к своему будущему диссертационному труду.

 

2. ИПОК

Отложив в сторону реферат Ретивый вместо того, чтобы объявить, что он закончил и ждет вопросов, неожиданно сказал буквально следующее:

— В довершении всего, что не вошло в содержание Отчета, не могу не поделиться сомнениями, которые неотвязно преследуют меня и самым непосредственным образом связаны с предметом исследования. Я снова и снова задаюсь вопросом, а не допущено ли с умыслом то, якобы не взятое в расчет явление, породившее проблему?

Не исключено, что в Службах, обустраивающих разумную жизнь могли не знать о неисследованных или, скажем, о неизвестных возможностях ткани времени, активно воздействующей на поведенческие функции Хомо Сапиенса. Но не думаю, чтобы об этом не знали выше.

— Позвольте, позвольте, коллега, — явно заинтересованный остановил его Верховный Координатор, и с настороженной вкрадчивостью спросил:

— Смысл? Какой смысл?!

— Инфантильность! — нисколько не смутившись твердо произнес Ретивый. — Инфантильность возвращающихся из Кругооборота других Лучей. Фактор достаточно серьезный. Об этом в нашей закрытой научной периодике как-то пару раз публиковалось. Приводилась убедительная и отнюдь не успокаивающая статистика. На минувший год, если не ошибаясь, доля вернувшихся из Кругооборота людей с явными чертами человеческого несовершенства (?) составила девятнадцать процентов. Впервые было отмечено снижение на один процент. Это, конечно же, результат действия шестого Луча…

Как явствовало из тех публикаций, осуществленный зондаж многомиллионной массы народа, составляющих те самые девятнадцать процентов, показал минимальное содержание в них Инстинкта Подавления Отрицательных Качеств (ИПОК), что является основополагающим фактором Зрелого Человечества. Причина — щадящие условия жизни на Начальных и Промежуточных планетах пяти других Лучей. Ведь замечено, только в сложных межчеловеческих общениях в разумной особи интенсивно развивается и закрепляется в памяти генной структуры так необходимый зрелым носителям разума Инстинкт Подавления Отрицательных Качеств…

— Чтобы придти в рай Зрелости, — продолжал Ретивый, — надо пройти ады Детства и Молодости. На Начальных и Промежуточных нужно было создавать иную среду пространства жизни. А как она могла существовать без одухотворяющего его Времени?… Подействовали чем на нее, или она содержала в себе те естественные свойства, которые нами в упор не виделись и искусно угнетались — не знаю. Но возник Вавилон. Синдром столпотворения охватил всю Начальную планету шестого Луча…

Ментор поднял руку, прерывая увлекшегося слушателя.

— Ретивый, — сказал он, — я могу согласиться, что на новой планете предполагалось создать приходящему человечеству более жесткую среду обитания. Но причем тут исследуемая вами проблема вообще, и Пространство-Времени, в частности?

Ретивый развел руками.

— Эмоции. Красивые эмоции, — заметил Ментор. — А нужны доказательства.

— Я докажу! — вскочив с места, выкрикнул Пытливый.

Все обернулись к нему. Пытливый стоял красный, как ошпаренный рак.

Он сам не ожидал от себя такой прыти. Пытливый никак не мог взять в толк, что за сила подбросила его с кресла.

Но сила, которая его мягко усадила на место, показалась ему знакомой. На плечо ему легла тяжеловатая и чуть покачивающаяся ветка Кедра. Ему даже показалась, что она вроде по-отечески, как расшалившегося малыша, потрепала по голове.

Разрядил обстановку Ретивый.

— Вот, пожалуйста, на лицо изъян в ИПОК, — сказал он.

И слушатели, и Ученый Совет, и ложе, где сидели высокие гости во главе с Проницательным покатались смехом. По бисеринкам, скрывающим Всевышнего, промелькнул радужный свет улыбки.

Ответив на вопросы, что задавали ему члены Ученого Совета и Мастера, Ретивый наконец покинул кафедру.

— Ну что? — произнес ректор. — Иди доказывай, Пытливый. Твоя очередь.

— Уважаемые высокие гости! Уважаемые коллеги! Мне повезло. И не повезло. Одновременно. Я не знал отца. Я понятия не имел, кто он. Но мне всегда хотелось, чтобы он мог мной гордиться. И вот сегодня он сидит здесь. Он слушает меня…

Пытливый умолк. Он не мог говорить. Гортань перехватил спазм. С трудом одолевая его, Пытливый перевел взгляд на ложу Всевышнего.

— Спасибо Боже! По милости Вашей я не раз был счастлив. Ведь всегда, когда мне хотелось чего-либо добиться, я мысленно просил Вас помочь. И я добивался. Сейчас я посвящаю свое выступление счастью ниспосланному Вами нашей семье. Сила этого счастья такова, что наш родовой ген, несущий радость, будет отмечен печатью благодарности и передаваться из поколения в поколение… Вот в этом плане мне повезло…

Пытливый сделав паузу, опутил голову.

— Что касается невезения… Впрочем, об этом позже. Прежде прошу собравшихся извинить меня за импульсивность в поведении… Что касается моего ИПОК, дорогой Ретивый, за него будь спок.

И снова по аудитории прошелестело доброжелательное оживление. Но прежде чем приступить к реферату, Пытливый предложил провести блиц-исследование. Он попросил слушателей, воспользовавшись стоящим перед каждым из них компьютером, словесно описать его внешность. А написав, обязательно четко, чтобы можно было разобрать фамилию, подписаться и указать откуда он родом. Предупредив, что это важно для доказательства одного из его утверждений, которое может показаться спорным, он наконец приступил к реферату.

Пытливого слушали битых два часа. Время пролетело незаметно. Наверное оттого, что реферат воспринимался занимательным рассказом. Он показывал на экране жизнь Начальных и Промежуточных планет. Демонстрировал схемы хроноспиралей и расположение в них отраженных точек первооснов разумных особей. Иллюстрировал поведение и реакции людей, в зависимости от перемещения по спиралям, принадлежащих им хроноточек. Проецировал тексты из учебников по которым не могло иметь место то, что все-таки имело место…

 

3. Разгадка земного бедлама

— …Итак, — подытожил Пытливый, — причиной проблемы, возникшей на Земле с людьми, является фактор, которому наука ВКМ не придавала принципиального значения. Упомянутый фактор имеет хорошо нам знакомое имя собственное Время.

Ткань Времени не пассивна и не может быть нейтральной к кодам человеческих судеб. Ее приоритетная роль очевидна хотя бы по тому, что она через те же самые коды выходит на Высшую Центральную нервную систему человека и ориентирует ее на то Пространство-Времени, в которое мы его поместиили.

Утверждение, что контактные точки в хроноспиралях Пространства-Времени являются отражением мантий первооснов Хомо-Сапиенса — неверно. Как ни парадоксально прозвучит, а человек является отражением Пространства-Времени Луча и планеты, где протекает его бренное бытие. Другое дело, что две эти точки, изображенные на схеме во Времени и на планете представляют единое целое и составляют в конечном счете мыслящую особь. Все это убедительно доказывается челночными действиями импульса снующего от среды Общего времени к первооснове субъекта. Импульс посредством динамического удара снабжает кодовый рисунок иформацией той среды времени, куда по хроноспиралям перемещается контактная точка.

А постольку поскольку в каждый из кодов мы закладываем гибкость и многовариантность, он выбирает вариант, соответствующий пришедшей информации. Личность трансформируется. Она действует сообразно требованию положения точки в спирали Времени. Так что индивидуальность субъектов обеспечивают не коды, а местоположение контактной точки в хроноспирали времени и ее воздействие на мантию первоосновы Хомо Сапиенса.

Существует четвертый вид Времени — Это Личное Поле Времени. Оно, обусловливая качественные параметры, ведает поведенческими функциями субъектов.

Признаками Личного Поля Времени являются разные взгляды на одни и те же вещи, разное их видение и понимание, а также, в силу неодинаковой величины поля собственного времени, разная интеллектуально-психическая конструкция… Кстати, хроноспирали, обволакивающие планеты ВКМ, тоже являются одним из видов Личного времени очень даже живых организмов — самих планет. Они также не похожи одна на другую. Они также индивидуальны. И природными особенностями, и населением, и своей реакцией на окружающие раздражители…

Закончил он свое выступление неожиданно. Именно на этих словах. И складывая в стопку бумаги, в которые от случая к случаю заглядывал, сказал:

— У меня все. Думаю, реферативно мне удалось выразить главное. Боле детально о практических рекомендациях и выводах — в Отчете.

В аудитории стояла гробовая тишина. «Либо полное неприятие, либо шок от всего услышанного», — подумал Пытливый.

Он кашлянул. Мол, жду вопросов.

Первым нарушил молчание Ментор.

— Насколько я понял, — сказал он, — Личное поле времени человека ты относишь к основополагающему фактору, обусловливающему поведенческие, оценивающие и воспринимающие функции землян?

— Именно так, коллега Ментор. И не только землян.

— Малоубедительный факт, — пропел из-за спины Карамельник.

— Почему?

— Восприятие в одном Пространстве-Времени не может быть разным. Физические свойства зрения, то есть глаз, у всех одинаковое. На круглое они не скажут квадратное… Это азбука теории и практики, которая довольно подробно излагается в первых главах учебника «Жизнь»… Они изучались на первых двух курсах. Вы, вероятно, подзабыли их, нудил Карамельник.

— Ну что ж, коллега, давайте вместе сейчас и проверим эту азбучную истину. В начале своего выступления я просил ребят описать мой портрет… Ознакомимся…

Пытливый зачитывал вслух. И что тут поднялось, надо было видеть. Оказалось ребята, с которыми Пытливый проучился почти двадцать лет, видели его по-разному. По представленным ему описаниям всех присутствующих слушателей можно было разделить на пять групп.

— Я, по общему мнению альфийцев, а из присутствующих их восемь — среднего роста, брюнет, имею густые черные волосы, карие глаза, лоб высокий с двумя морщинами, нос прямой, подбородок волевой, выдвинут вперед, уши нормальные прижаты к голове… Из особых примет — родинка в форме открытой, словно для приветствия, ладони.

На взгляд двенадцати ребят из второй Венечной я роста среднего, шатен, с явно выраженными залысинами, брови густые и сросшиеся на переносице, нос вздернут, глаза серые, лоб не высок и гладок, уши остроконечны и растопырены, лицо скуластое, овальное, мужественное… Особая примета: черного цвета родинка, похожая на вилку из пяти зубьев.

Одиннадцать ребят из третьей Венечной видят меня следующим образом: коренаст, круглоголов, белес, лоб выпуклый, с надбровиц на глаза свисают брови, нос короткий, мясистый, подбородок округлый с глубокой ямочкой посередине. Особая примета: багровая папилома, имеющая контуры пятипалого краба.

Коллеги из четвертой Венечной описали меня так: рост выше среднего, строен, черен, как ночь, волосы в мелких кудрях, жесткие, уши короткие с длинными мочками, нос приплюснут и имеет широкие, красивые ноздри, подбородок тяжелый, глаза черные…

Строптивый внимательно слушавший сына вспомнил, как давным давно, когда он был гораздо моложе этих ребят и его вместе с такими же юнцами из разных Венечных послали делать Солнце. Руководил работами Мастер по фамилии Учитель. Весь отряд был влюблен в него. Позже многие пытались отыскать Учителя в ВКМ, но никому этого не удалось. И, встречаясь на звездных путях, они интересовались друг у друга не приходилось ли кому видеть его. Самое любопытное в той истории было то, что каждый из них описывал Учителя по-разному. Строптивый, помнится, собирался как-то на досуге заняться и объяснить, хотя бы для себя, эту странность. Но руки так и не дошли до нее. Это сделал его сын. Да еще как блестяще…

Строптивый, стараясь незаметно, посмотрел в ложе Всевышнего. Светящийся на висках иней седых волос. Иссиня черные, как два новорожденных Солнца, глаза. И тонкое, с доброжелательным пониманием всего и вся, лицо…

Между тем, Пытливый, как терпеливый педагог, на пальцах растолковывал Карамельнику несостоятельность его азбучных истин.

— …Все мы здесь, в Резиденции, живем в среде Абсолютного Пространства-Времени. Вместе с тем, обратите внимание, ответы на мой тест разнятся между собой. Их можно объединить в пять групп. Если считать и меня, то шесть. Ведь я, зачатый на Земле вижу себя в зеркале совсем иначе. То есть обозначенные мною группы четко сориентированы на шесть Лучей ВКМ. Информацию глазам дает Центральная нервная система, которая завязана на отраженную в своей спирали Времени контактную точку. И потому каждый, несмотря на то, что находится в иной среде, видит, а значит и понимает в силу находящегося в нем Личного поля времени. Точно также, как если бы жили они на родной планете…

Кроме того, тест Пытливого проливал свет на весьма интересную деталь — понимание очевидного. В описаниях этого понимания в каждой из групп можно было найти расхождения. И Пытливый не мог не остановиться на этом.

— Среди группы альфийцев, — говорил Пытливый, — один пишет: «глаза живы и насмешливы»… другой: «взгляд, как всегда, задумчив и рассеян».

Во второй группе. Читаю: «холеричен, бесцеремонен…» другой — «застенчив, не общителен…» И так во всех пяти группах, по самым разным моим качествам, определяющим мои достоинства и недостатки. Отсюда и отношение ко мне. А если посмотреть на это в глобальном масштабе? Налицо чреватость теми или иными последствиями… И не это ли, коллега Карамельник, букет неопровержимых признаков наличия в нас Личного поля времени?

 

4. Признание

Больше вопросов не было. Раскрасневшийся и возбужденный, как после удачно проведенной схватки, Пытливый покинул кафедру. «Молодец!» — шепнула Камея, прильнув к нему. И тут, вспомнив о чем-то важном, Пытливый вновь вскочил с кресла.

— Простите!.. Прошу еще одну минуту внимания. В начале своего выступления я пообещал сказать, а в чем же мне все-таки не повезло…

— Ретивый, — обратился он к товарищу, — ты не успел дойти до конца потому, что у тебя не хватило времени. А я, одержимый идеей, не задумываясь о моральной стороне дела, пошел на обман. Я обманул триумвират Мастеров, доверявший всем нам, ввел в заблуждение руководство Школы… я совершил преступление. Мне стыдно перед вами… я омерзителен себе, Строптивый, — подняв глаза на отца, сказал он, а потом, повернувшись к Всевышнему и низко опустив голову, проговорил:

— Боже! Я достоин наказания. Пускаясь на обман, я ничего не мог с собой поделать. Та сила была выше меня… Я искуплю свой позор. Приму любое наказание… И даю слово, никогда в своей жизни не прибегать к обману… Простите, Господи!.. Теперь все, — сказал он и тяжело опустился в кресло.

И снова, наступившую тишину нарушил Ментор. Сказав, что смысла прерываться нет, поскольку мнение Ученого Совета Школы по защите Отчетов определено и оно строго соотнесено с выводами Центральной Компьютерной Службы, он, испросив мнение Всевышнего, приступил к заключительной процедуре.

— Все Отчеты, так или иначе свидетельствуют о зрелости выпускников нашей Школы. О чем прежде всего говорят умение найти предмет исследования и искусное владение техникой научного анализа. Очевидна классичность подхода к материалу, блестящее применение полученных знаний и накопленного наукой и практикой ВКМ опыта в создании миров и жизнедеятельности проживающих в них видов. Такт и доброта к коллегам тоже заслуживает похвал…

Я, именем Всевышнего, благодарю вас за помощь, оказанную Мастерам. Она была велика…

Центральная Компьютерная Служба, на основании заложенных в ее память Отчетов-исследований, вывела три оценки. Зачитываю:

«Оценка „Отлично“ выставляется сорока восьми слушателям, членам Специальной экспедиции на Начальную шестого Луча. Служба рекомендует им взять Отчеты за основу в написании предстоящей через два месяца защиты выпускной диссертации.

Оценка „Высшая“. Выставлена одному. Слушателю Ретивому. Работа признается обоснованной гипотезой. Рекомендуется зачесть ее, как досрочную защиту итоговой диссертации на соискание ученого звания Исследователя Удостоенного Третьей категории с правом ношения двухярусного нимба».

На этом Ментор прервался.

— Ваше решение? — обратился он к членам Ученого Совета Школы. — Согласных с выводами Компьютерной Службы Всевышнего прошу поднять руки… Единогласно!

Затем, выдержав паузу, с приличистующей случаю торжественностью, объявил:

— Коллега Ретивый, — мы поздравляем тебя с блестящим окончанием Школы и искренне рады, что в наши ряды пришел молодой талантливый ученый.

Аудитория взорвалась аплодисментами. Рукоплескали ему и в ложе Верховного Координатора.

— Поздравляю, — раздалось негромкое и внушительное со стороны Всевышнего.

Ретивый, повернувшись к его ложу, с глубоким почтением склонил голову. От переполнявших его чувств он плакал. Ретивый знал, что его ждет особое распределение. Очень возможно, что его прямо сегодня зачислят в одну из Служб Всевышнего.

Когда шум заметно поутих, Ментор продолжил:

— Зачитываю дальше. «Третья оценка „Высшая“ с индексом „О“. Выставлена одному — слушателю Пытливому. Отчет на уровне монографического труда и признается Открытием. Конкретным научным вкладом. Настоящий Отчет рекомендуется рассматривать, как защиту монографической работы на соискание ученого звания Исследователя Удостоенного Второй категории с вручением двухярусного нимба».

Ментор разводит руками.

— Это в нашу компетенцию не входит, — говорит он. — Подобное решение выносится Высшим Советом Избранных ВКМ.

— Правильно! Правильно, — поднявшись в рост соглашается Проницательный. — Совет Избранных находится здесь. К сожалению, не в полном составе. Однако, путем устного опроса получены ответы и от неприсутствующих. Ответ таков… — Проницательный умолк.

Аудитория застыла. Струна от напряжения давно бы лопнула.

— Ответ таков, — повторил Верховный Координатор.

— Согласие единодушное.

И птицей вскрикнула Камея. И осеклось дыхание Пытли. И навалившаяся чудовищной силы тяжесть придавила его к креслу. И в какой то миг он понял, что эта необыкновенной мощности силища, выхватив его из себя, взмыла с ним в небеса. И он еще успел увидеть себя беспомощно барахтавшегося в руках товарищей. И успел поймать восторженный взгляд, оттесненной в сторону Камеи. И восхищенного отца, смотрящего не в зал, а наверх, на него… И все.

И несказанное блаженство охватило его. И летел он над мирами, каких никогда не видел, о каких никогда не слышал и не читал. И летел по мощенным звездами дорогам. И растекались по ним сказочные мелодии. И чувствовал он себя властелином всего, что простиралось окрест. И был он звездой в мириадах других звезд. И был кровожадным зверем. И жертвенной овцой, из располосованной гортани которой под чью-то стопу струилась кровь. И был он всем. И чувствовал он всех, как себя. И крикнул он тогда:

— Да кто же я?

«Ты — человек. Дитя ты наше. Мы любим тебя», — ответил ему Голос.

И упивался он счастьем бытия. И, купаясь в бездоньи блаженства, он смеялся.

«Чему ты радуешься?» — спросил Голос.

— Жизни! Какое чудо — это жизнь!

И тут он увидел безногую женщину. Опираясь на руки она как лягушонка прыгала за уползавшим от нее малышом. Малыш звонко смеялся… А у Пытливого из глаз текли слезы.

И увидел он море бед. И услышал душераздирающие мольбы о лучшей доли. И стоны. И кровь. И захлебываясь в топкой жиже желчи, взывал к справедливости. И замирал от ничтожества своего. И задыхался от скорби. И горько плакал.

«Над чем ты плачешь?» — спросил Голос.

— Над жизнью… О, Господи, помоги им!

И тяжело вздохнули в космосе.

«Не лучшими приходят. Но лучшими уходят», — с непонятным для него значением отвечал Голос.

И с сердцем, полным упрека, он спросил:

«В небытие?!»

«Нет в мирах небытия!» — мягко возразил Голос.

И опутали его паутиной мысли. И шел он вслед им, как по лабиринту. И искал он среди них самую важную, самую нужную.

«О чем твои думы?» — спросил Голос.

«О смысле жизни. В ней больше вздора и мало мудрости», — ответил он.

«Жизнь — это цепь целесообразных закономерностей», — сказал ему Голос.

И далеко и ясно увидел он стоящий в сиянии серебристого света знакомый ему Кедр…

И в этот самый момент он услышал встревоженный возглас Ментора.

— Оставьте его! Ведь задушите!

Отстранив от себя напористых товарищей, Пытливый сделал несколько шагов к ложе Всевышнего и, встав на колени, произнес:

— Боже! Я люблю Вас! И все сотворенное Вами — люблю!

И никто, кроме них двоих, не знал, что вкладывал в эти слова Пытливый.

Сказал и вернулся назад. Когда все расселись, неожиданно глубокий и осязаемый сердцем голос произнес:

«Вы порадовали Нас. Мир душам вашим».

И, рассыпаясь в ослепительные сине-золотистые огоньки, угасал свисавший над ложей Всевышнего бисерный занавес.

 

5. Вердикт Всевышнего

Собрание повел Проницательный. Еще раз поздравив с успешной защитой Отчетов, он сказал, что остался для того, чтобы выполнить самую неприятную миссию.

— Сегодня, — возвысил он голос, — в присутствии Всевышнего состоялось судебное слушание по делу Исследователя Удостоенного Второй категории и обладателя двухярусного нимба — Пытливого… Его вина рассматривалась не в плоскости дисциплинарного Устава Школы, а с позиции Свода Законов ВКМ, так как суду немного раньше вас был известен исход слушания ваших Отчетов. Суд приговорил Пытливого к сорока годам высылки…

Зал ахнул. Всадник гарцевавший на белом коне победы на глазах у всех рухнул под жесткие копыта его.

— Сорок земных лет, — уточнил Верховный Координатор. — То есть на сто шестьдесят дней по ВКМ.

— Ну это куда ни шло, — облегченно вздохнул Ретивый.

— За инструкциями, осужденный Пытливый, — с металлом в голосе произнес Проницательный, — зайдете завтра. В двадцать один ноль ноль… Коллега Ментор, у вас есть еще что сказать слушателям?

Огорченный услышанным ректор покачал головой. Он до последней минуты верил, что самое большое Пытливого может ожидать, так это условное наказание.

— В таком случае, можете быть свободны, — объявил Вэкос и добавил:

— Желаю приятного отдыха.

— Пытля! — крикнул отец, стоявший в окружении старых друзей.

И расстояние в сорок три года Пытливый одолел в три прыжка. Мужчины обнялись. Озаренный, Верный и Кроткий, поочередно тиская его в объятиях, поздравляли с успехом и пеняли за легкомыслие.

— Ну скажи ты нам, шельмец, и мы бы для тебя выбили у Ментора три недели, — журил его Озаренный.

— Все! Все, ребята, — остановил их Строптивый. — Давайте говорить о хорошем… Кстати, Пытля, а что ты не представишь меня моей невестке?

Пытливый стремглав кинулся к поджидавшей его у выхода девушке и, что-то сказав ей, потянул за руку.

— Папа, это моя Камея… Камея — это мой папа.

— Красивая у меня невестка, не правда ли? — сказал он стоявшим рядом Мастерам и, взяв ее под руку, громко объявил:

— Камея, у меня новоселье. Пытливый этого еще не знает. Мне выделили здесь замок. Чаруша, жена моя, назвала его замком Навуходоносора. Был на Земле такой властелин…

— Так мама здесь?! — воскликнул Пытливый.

— И уже твои вещи перенесла в ваше новое гнездо, — заметил Верный.

— Вобщем, ко мне! На новоселье, — позвал Строптивый. — Проницательный, Ментор, я жду вас у себя…

… Они сидели до самого утра. Ведун, Багровый Бык, Сердитый Воин, Томный и прелестная земляночка Чаруша. Им было о чем говорить. И было что вспомнить. И рядом, обнявшись, сидели их дети. Камея и Пытливый.

Пытливый не дал долго спать родителям.

— Вставайте! Уже десять утра, — голосил он. — Едем на Поляну Божьей ауры. Там отдохнем лучше, чем в вашем Навуходоносоре.

Первый раз за все время Пытливый облетел терновый заслон. Но флаер все-таки не коснулся поляны. Он завис над самой травой… Пытливый даже мечтать не мог о таком дне. Отец, мать, Камея и он, здесь, на этом волшебном пятачке. Он смотрел на родителей и переводил взгляд на два стоящих в цвету гранатника. И невдомек им было, что эти кусты показывались ему в их образах. Он зажмурился и тихо попросил Камею ущипнуть его.

— Зачем? — удивилась она.

— А может, я сплю, — сказал он.

Водоем с хрустальным ключом, бьющим высоко в небо, привел всех в восторг. И он снял с них возбуждение минувшего дня, усталость ночи и сморил сном. А когда проснулись, они долго сидели над пропастью, в том месте, где стоял чудо-Кедр.

— Здесь — прекрасно. Волшебно, — сказала Чаруша и мечтательно глядя вдаль, добавила:

— Но как бы здесь хорошо не было, я все же хочу в наш домик на третьей Венечной.

— Я тоже по нему соскучился, — живо отозвался Пытливый. — Завтра же и полетим. Не станем откладывать.

— Правда? — расцвела Чаруша. — Ой, как хорошо.

Отец с сыном переглянулись. Камея повернула голову к темнеющей стене терновника. Они то хорошо знали, что для Пытливого «завтра» — не будет.

Солнце скатывалось за горизонт. Уходил в небытие такой прекрасный, такой неповторимый день. Они четверо еще смогут повторить свою встречу здесь. Но в день другой. Может похожий, но другой.

— Камея! — окликнула Чаруша. — Когда-то очень давно и в ином мире Ведун подарил мне платье и сказал, что дарит мне, любимой девушке, молодость…

— Было такое, — подтвердил Строптивый. — Ты еще от него отказывалась. А оно спасло тебе жизнь.

— Отказывалась, — согласилась она.

— Камея, я помню этот разговор, как сейчас, — сказал Строптивый. — «О, Ведун, говорила она, ты мне даришь молодость… А буду ли я счастлива?…»

— И я счастлива, родной мой, — сказала она.