Я уже давно решила – как только мужчины не захотят спать со мной, я вернусь в лоно церкви и покаюсь в грехах. И в свой срок позабочусь о том, чтобы за меня молились люди солидные, имеющие заслуги перед господом. Не какие-нибудь прощелыги. В качестве реверанса перед богом я люблю ездить в древние, полные воспоминаний страны, где люди говорят о Христе и апостолах, как о своих личных знакомых, и веруют не с прохладцей, не с оговорками и сомнениями, а всем своим существом.

Этим летом я отправилась на Мальту, где такие говорливые, старинные, благочестивые и беспечные городки. Мальта прошла долгий и трудный путь, исторический, религиозный и философский, и слегка подустала на этом пути. Оттого люди здесь как нигде умеют наслаждаться сегодняшним днем и брать от жизни все, что она м^жет дать. Мужчины здесь Шагается, когда дело касает-отправляются к испове-, куда верующие свалива-р.

Даже скептики, юбоч-под конец помириться с их плоть и кровь, томлено долгим летом, ы, рестораны и пабы на-очи, и местные жители потягивая красное вино ад!), едят кролика, ТУ шейного в вине с чесноком, и оливки, вымоченные в чесночном соусе (плевать, как потом от тебя будет пахнуть), и сильно удивляются, когда вы в два часа ночи собираетесь домой: "Как? Уже?!" Люди здесь не спят всю ночь, деловые встречи назначаются иногда в шесть-семь часов утра, зато, пожив недельку на Мальте, вы усваиваете привычку жарких стран – устраивать сиесту в удушливо-знойные дневные часы, когда все спят или по крайней мере пытаются спать, оставив на себе как можно меньше одежды. И машины на улицах спят днем – стекла в них закрывают красной, золотой и серебряной фольгой от спятившего солнца.

На Мальте вы живете, как на передовой линии фронта. Первое время, когда вы слышите разрывы непонятных снарядов, вы думаете, что это гроза. Хотя откуда ей взяться, если на небе ни облачка? Потом пеняете на военные учения. Но какие могут быть учения на этом набожном и респектабельном острове? Потом, выглянув ночью в окно, вы обнаруживаете вот что. Фейерверки. В честь бесчисленных святых, покровительствующих Мальте. И дня не проходит, чтобы какая-нибудь деревня не собрала деньги на салют в честь очередного святого. Больше всего умиляет, когда фейерверки взрываются Днем, когда их никто не видит.

Поначалу стрельба удивляет, потом раздражает, поскольку вы не можете спать по ночам, а после вы без нее жить не можете. Что такое? Почему тихо? Где все святые? Неужто они покинули нас?

Католическая религия – приманка для детей. Церковь, как детская, полна божественных кукол. Моя четырехлетняя дочь Соня, разглядывая в храме кУклу распятого Христа, спросила с жалостью: – За что они его так? У него же кровь течет!

– Не знаю. Во всем виноваты злые и плохие люди.

– А это его мама плачет? – спросила она, указывая на Деву Марию.

– Конечно. Если бы тебе сделали больно, я бы тоже плакала.

– А меня тоже могут так? Гвоздями? А у меня даже пистолета нет. И стрелять я не умею.

– Это только сильным людям нужна охрана и пистолеты. А тебя, моя радость, охраняют все ангелы небесные.

– Это которые с крылышками?

– Они самые.

На патриархальной Мальте почтенные люди до сих пор думают, что для женщины лучшая профессия – замужество. Здесь невозможно получить развод, разве что с личного разрешения папы римского. Поэтому к супружеству молодые люди относятся настороженно и предпочитают вступать в законный брак после тридцати лет.

И нет страшнее греха на Мальте, чем аборт. Ни один врач не решится его сделать, даже по медицинским показаниям и ляже тяйно (Мальта маленькая, телей, сплетни разно-аборт, нужно ехать на о провести один день, талию за покупками", ку насмешники гово1 Сицилию". ко расстояние между на Мальте. Это остров на нем влюблены или Р. Еще бы! Когда тебе;вольно будешь цеп-Ьтупный рай на земле.

" 3 щ ^ ны, не^Э " й? событий,: ставить Когда вы спрашиваете у прохожего дорогу к какому-нибудь потешному и разбитному местечку, он тут же интересуется: "А! Вы ищете бойфренда?" И в этом вопросе нет непристойного намека. "Ну что вы стесняетесь? – недоумевает прохожий. – Это так естественно! Вы молоды, красивы, одиноки. Что же вам делать по вечерам? А я не подойду в качестве бойфренда? Ну, не качайте головой. Подумайте! Если никого не найдете, я буду ждать вас в соседнем баре. Вечер еще не закончился".

Найти на Мальте бойфренда проще простого. Но что же дальше? А дальше нужно научиться говорить "нет" и "до свидания". Но пока ЭТО есть, надо наслаждаться каждой минутой.

Один из моих бойфрендов, мальчишка настоящей мальтийской выпечки, был из традиционной семьи. Каждый член семьи носит с собой ключ от семейного склепа, как мы, к примеру, носим ключи от квартиры или от машины. Потерять такой ключ – дурная примета для всей семьи (вроде черной кошки). Семья Мэтью (так звали моего приятеля) имеет очень молодой склеп (всего 16о лет). Вообще владеть старинным склепом – это своего рода дворянская грамота, и самая что ни на есть подлинная.

Однажды вечером в баре я попросила Мэтью отвести меня в его семейный склеп. Он сразу взмок: "Ты спятила! Ты хоть понимаешь, о чем ты просишь? Представь – ты знаешь место, где будут лежать твои кости. Это давит тебе на мозги. Я не мо-ГУ".

– "Можешь! Я делала все, что ты просил. Теперь я прошу, – отведи меня завтра ночью в твой склеп". Он сказал: "Нет, нет, нет". Я сказала: "Да, да, Да".

Найдется ли на свете чувство более острое, чем венское любопытство? Мы договорились.

Ужас перед сверхъестественным, потусторонним всегда был чужд моей ясной, здоровой душе. "Я боюсь только живых, – легкомысленно заявила я Мэтью. – Покойники меня не страшат. И потом, мы будем вдвоем, а вдвоем привидения не увидишь".

Кладбище, где лежали кости предков Мэтью, оказалось одним из самых старинных и больших на Мальте с высокими, как утесы, стенами ограды. Мы долго стучали в закрытые ворота, но охранник спрятался в сторожке и затих. "Он наверняка принял нас за сумасшедших, – сказал Мэтью. – Опасность в том, что, если нас схватят, тебя немедленно депортируют как иностранку. Мне все равно, я мальтиец, а вот ты… Посмотри на эти деревья. Ты все еще хочешь попасть на кладбище?" Это и в самом деле были странные деревья, вскормленные человеческими трупами, – с неправдоподобно густой кроной и страшными кривыми, изогнутыми стволами.

"Есть еще какой-нибудь вход?" – спросила я. "Да, но с другой стороны. Нужно ехать на машине". – "Кладбище такое огромное?" – удивилась я. "Оно тянется на много километров. Ведь мертвых людей гораздо больше, чем живых".

Мы объехали этот гигантский, перенаселенный город мертвых и у задних ворот наткнулись на шокирующую сцену. Неподалеку от кладбища стояли несколько машин, где истово, как в последний раз, делали любовь сумасбродные парочки. "Здесь тихо, – объяснил Мэтью, – и никто не мешает".

Я тоже знаю на Мальте тихие местечки – пустынные каменистые обрывы над черным, как чернила, ночным морем, куда приезжают парочки и получают двойное наслаждение – творя свою любовь и созерцая чужую. Из машин гремит яростная музыка, задающая ритм для совокуплений. Особо целомудренные включают фары, чтобы соседи не могли их разглядеть. Но заниматься этим у кладбища? Даже для меня это слишком.

Мы бросили машину у ворот. Здесь царило такое жуткое безмолвие, что даже биение сердца казалось святотатством. Мы стояли, зажатые в кулаке одного чувства – страха. И даже дышать забывали. "Ты первая, – сказал Мэтью. – Я не могу". Я глубоко вздохнула и стала карабкаться по высокой, старинной готической решетке.

На самом верху зацепилась рубашкой за острые колья, рванула ее, чтобы освободиться, и сорвалась вниз, ободрав лодыжки и ладони. "Ты в порядке?" – с тревогой крикнул Мэтью. "Да, просто царапины. Но умоляю, лезь быстрей, мне страшно". Никогда прежде, в своей богатой приключениями жизни я не испытывала такого панического, всепоглощающего ужаса. Он был там, в мире живых, а я здесь, одна перед страшной дверью, ведущей туда, где все мы непременно окажемся. У меня не хватало мужества оглянуться.

Мэтью соскользнул со стены бесшумно, как кошка. Мы взялись за руки и разом оглянулись. Картина, открывшаяся перед нами, была самой красивой на свете и самой страшной. Это был настоящий музей – музей мертвых. Мраморные, изрытые временем статуи святых и ангелов с кроткими и вместе с тем строгими лицами, бесчисленные роскошные склепы, изукрашенные, как пагоды, источенный столетиями ноздреватый камень могил. Здесь был старый квартал покойников, и могильные ули4b, запутанные, извилистые, полные неожиданности, уводили далеко вперед. Соседи на этих улицах Уже никогда не навестят друг друга. Повсюду, где только мог видеть глаз, тихим трепетным светом го-Рели лампады, тысячи лампад, море колеблющихся Огней. Во всем была та усыпительная мистика, какая бывает в церкви – в дурманящем запахе ладана и холоде чаш со святой водой.

Мы стояли, не дыша, как разведчики в тылу противника, да мы и в самом деле были на чужой земле. Я невольно перекрестилась. Господи! Пусть моя жизнь была беспорядочной, но сердцем я всегда знала, что хорошо и что плохо. Только теперь я поняла, что стена, отделяющая меня от веры, не толще листа папиросной бумаги.

"Пойдем!" Рука Мэтью обвила меня за талию. Он сейчас нуждался в живом тепле – тепле молодого, чистого и сытого тела. "Оставь меня!" Я нервно засмеялась и откинула его руку. И мы пошли туда, где сонно и сладостно теплились лампады. Я дико хотела пить и все время облизывала спекшиеся от внутреннего жара губы. "Я хочу курить, – сказал Мэтью. – У тебя есть зажигалка?" – "Нет". И тогда Мэтью, этот верзила, несомненно наделенный больше бицепсами, чем мозгами, взял с могилы лампаду и прикурил. Я грязно выругалась, потом еще грязнее. "Что ты делаешь?!" – "Ну, не сердись", – он притянул меня к себе, глаза его горели, и я вдруг увидела, что он невозможно пьян. Ему явно хотелось поиметь грех прямо здесь, прямо сейчас.

"Склеп. Как это выглядит внутри?" – спросила я. "Маленькая комната из камня с окошками для света. Один гроб, в который кладут свежего покойника. В середине комнаты яма, куда складывают кости всех родственников. Когда последний покойник сгниет в гробу, его кости тоже переложат в общую яму. Там сейчас лежит мой дядя, пойдем его навестим". Он засмеялся. "Я боюсь только одного, они не сделают ничего дурного, я же их родстлик. А вот ты – другое дело. Ты чужая". – "Чепу-: долго идти до твоего склепа?" – "Четыре часа". Я подняла на него готовые к ужасу глаза. "Не может быть!" – "Это на другом конце кладбища, там, где охрана". – "Ты знаешь дорогу?" – "Приблизительно". Я представила, как пьяный Мэтью будет блуждать по кладбищу, сдуру тыкаться ключом в похожие склепы, как мы заблудимся и останемся здесь ночевать, и я окончательно спячу. "Нет", – сказала я. / В этот момент зазвонил мобильный телефон. Мы оба подпрыгнули от неожиданности.

Ленивый женский голос вплыл в могильную тишину: "Мэтью! Ты где?" – "На кладбище". Я уже не могла держать в узде свои нервы. Истерически засмеявшись, я бросилась назад, к воротам, не разбирая дороги, перепрыгивая через могилы и огибая склепы. Все вокруг отдавало Голливудом. Фильм ужасов. Триллер.

Хуже всего, что после этого Мэтью заболел кладбищем. Каждую ночь он ищет когонибудь, кто мог бы составить ему компанию в ужасной прогулке. А я сменила бойфренда. Нашла себе спокойного, респектабельного адвоката. Однажды ночью, когда мы целовались в машине, он отпустил тормоза, и машина медленно покатилась с горы. Я, как женщина практичная, вовремя оторвалась от новых губ и закричала:

"Стоп!" Но было поздно. Разогнавшись, машина с силой врезалась в новенький "Форд". В наступившей тишине мой приятель сказал: "Теперь я верю". – "Чему?" – "Всем тем безумным историям, которые с тобой случаются. Я никогда в жизни не попадал в аварию. Что будем делать?" – "Бежать, конечно/Хозяин "Форда" сам виноват. Он не Мог тут ставить машину. Это места для поцелуев".

Мне пришло в голову, что я сказала нечто остро-Умное. Не знаю, что там насчет смерти, но Маль-Та – богом созданное место для поцелуев.