После разрыва с блондинкой Л. ходил скучный. Может, на глазах у друзей он и делал вид, что ему все нипочем, но я видела: предательство девушки его больно задело. Я мечтала стать для него утешением, окружить любовью и заботой. Я неустанно искала подступы к нему, точно к непреступному замку, который хочу взять штурмом. Я выбрала его брата в качестве моста, который приведет меня к Л.

Они были близки, точно и не двоюродные, а родные братья. Видя их вместе, я порой испытывала жгучую ревность. Как если бы Б. занимал мое место подле Л.

На одной из перемен я подошла к задиристому парню, настоящему драчуну, и звонко дала ему по уху. За это он меня толкнул, я упала, а он сбежал. Но мне этого показалось мало, я зашла в туалет, растрепала волосы и надорвала вырез кофточки. После чего пошла в гардероб, где дежурил Б. Конечно, он спросил, что случилось. Конечно, я рассказала ему, что меня обижает мальчик.

Он пошел и разобрался с моим обидчиком. На следующий день я подошла к Б. в столовой.

Он приветливо улыбнулся мне и спросил:

– Тот парень больше тебя не обижает?

– Нет, спасибо. – Я достала билеты и протянула ему. – Вот, это тебе.

– Что это?

– Билеты в парк аттракционов «Диво остров», мама достала, но мне все равно пойти не с кем, а одна я боюсь, так что сходи ты.

– Спасибо.

– Ну ладно, мне нужно на урок… – Я уже отступила, когда совесть Б. не выдержала:

– А хочешь, вместе съездим?

– Правда? – изобразила я радостное изумление.

– Конечно. Поехали.

Это было просто. Б. хороший. А управлять хорошими людьми куда проще, чем плохими.

Поездка на аттракционы стала началом нашей дружбы. Уж не знаю, что сыграло главную роль – поделенный на двоих страх, адреналин, эмоции, радость? Но через два дня Б. пригласил меня на концерт Земфиры. Я спустя три дня ответила приглашением покататься на теплоходе по каналам Питера.

Рядом с Б. я временами забывала, что все это лишь сопутствующие меры для достижения цели.

Как бы там ни было, мне удалось привлечь внимание Л. Он был заинтересован, почему его брат проводит со мной столько времени и позабыл своих прежних подружек.

Мне довелось подслушать их разговор на крыше, куда многие старшеклассники ходили на перемене.

Л. с Б. стояли на крыше у приоткрытой чердачной двери, а я на лестнице.

– Нашел себе новую забаву? – спросил Л.

Б. натужно засмеялся.

– О чем ты?

– Ну уж точно не о песне Виктора Цоя!

Намек на «Восьмиклассницу». Мой герой! Веселому и милому Б. никогда не достичь уточненной ироничности Л.

До Б. долго доходило, наконец он хмыкнул и сказал:

– А тебе-то что?

– Ничего, но, кажется, ей нравился я, если помнишь.

– Да, – пожал плечами Б. – Было такое. Но ты не ответил ей.

– А ты, значит, собираешься ответить?

– Не знаю. Слушай, какие проблемы?

– Она же мелкая, – поморщил нос Л.

– Вот уж проблема. Сегодня мелкая, через месяц глядишь – уже выросла. Ты за меня не беспокойся.

Я потихоньку смылась. А после уроков получила от Б. приглашение прийти в гости. Весь вечер мы играли в приставку и объедались мороженым. В разгар сражения над монстрами неожиданно явился Л. И уж я-то знала, что Б. его не приглашал.

– Я не помешаю? – спросил он и, не дожидаясь ответа, плюхнулся на диван рядом со мной.

– Хочешь сыграть? – Я передала ему джойстик.

Но Л., подержав его в руках, вернул мне.

– Играйте. Я посмотрю.

В комнату зашла мать Б., она домохозяйка и готовит самую потрясающую пиццу на свете.

– Ребята, приходите через пятнадцать минут пить чай.

У меня в коридоре в пальто зазвонил мобильник, и я вышла из комнаты, а когда шла обратно, услышала язвительный голос Б.:

– Играйте, я посмотрю. Ты и за нами пришел сюда присмотреть?

Л. поднялся.

– Что ты несешь? Мешаю – могу уйти!

Б. замахал на него руками.

– Да сиди ты!

Он сел на диван, я вернулась и приземлилась рядом с ним.

– Хочешь мороженого? – предложила я. Он помотал головой, но я настаивала, зачерпнула ложкой мороженое из контейнера и поднесла к его губам.

– Я не хочу, правда.

Дождавшись, когда с ложки упадет малиновая капля ему на футболку, я воскликнула:

– Ой, прости! – Схватила его за руку и потянула за собой: – Идем, сейчас ототрем!

Я затащила его в ванную. Мы встали друг перед другом. Неожиданно он улыбнулся и поймал мои руки, потянувшиеся к розовому пятну на его груди. Не спуская с меня глаз, он мягко спросил:

– А сейчас ты попросишь меня снять футболку?

Пока я сочиняла остроумный ответ, он привлек меня к себе и поцеловал.

Утро как утро, ничего не предвещало беды. Последний учебный день перед каникулами. Мы с Андреем позавтракали, он вел себя как обычно. Правда, не отпустил колкость в адрес моей одежды, но я решила, что он уже привык. На мне был голубой джинсовый комбинезон и фиолетовая водолазка, а волосы я убрала просто в хвостик.

А когда я выходила у школы из машины, то заметила, что он заглушил мотор и тоже вышел. Одетый в черный костюм, он выглядел весьма импозантно.

– Ты куда? – Я сделала несколько шагов к зданию школы. – Почему ты идешь за мной?

– Вызвали.

– Кто? – опешила я.

– Директор.

Потрясенная, я замерла. Он же похлопал меня по плечу.

– Не бери в голову.

– А что случилось?

Он не ответил. Мы вместе прошли мимо горстки старшеклассников у крыльца и вошли в школу.

– Мне пойти с тобой? – спросила я.

– Иди на урок, я дорогу найду.

– Могу я хоть узнать, почему тебя вызывали?

– Дома поговорим, – бросил он, удаляясь по коридору в сторону лестницы.

– Твой отец? – раздался рядом удивленный голос Яны. На девушке была короткая кожаная куртка, красная юбка и высокие сапоги. Позади нее стояла Лия. Она находилась в шаге от меня и с любопытством смотрела вслед Андрею. На ней было тонкое стильное белое пальто, а под ним серое платье крупной воздушной вязки, на ногах белые полуботиночки. Белые волосы были распущены, а лицо обрамляли две тонкие косички, на которых по всей длине сверкали бусины, усыпанные сверкающими фионитиками.

– Да, отец, – ответила я.

– Тебя, наверно, в роддоме подменили, – фыркнула Яна и пошла в гардероб.

Лия улыбнулась мне и прошла мимо, распространяя аромат фруктовых духов.

К кабинету химии я шла с тяжелым сердцем. Зачем отца вызывали к директору? Что я натворила такого? Я боялась, что причиной этого вызова мог стать мой вчерашний обед с Данилой. И тут же пыталась себя успокоить: что такого в том, что мы пообедали? И тут же себя пугала: он тренер, я ученица – это неэтично, наверно.

Перед самым уроком я, наконец, узнала причину, по которой мой отец пришел в школу. Одноклассники смотрели на меня волком. Они и раньше смотрели на меня как на какую-то гадость, но сегодня их взгляды источали лютую ненависть.

Не все, конечно, но многие.

И Кира, проходя мимо и пиная мою сумку, озвучила всеобщую претензию:

– Ну что улыбаешься, морда, журнал испоганила и довольна?

– Что? О чем ты?

– Ой, только не надо тут валять дурочку, ты поисправляла в журнале оценки тем, кто тебе не нравится. Молодец, нечего сказать. – И она любовно погладила на груди свою полупрозрачную черную кофточку, в тон которой на ней была длинная обтягивающая юбка. Сейчас одноклассница напомнила мне каркающую ворону.

Я вскочила, щеки у меня горели, сердце колотилось как сумасшедшее.

– Я ничего подобного не делала! – громко сказала я.

– Ко-ко-ко, кто это тут кудахчет? – Кира прищурила один глаз и, дунув на свою челку, противно сказала: – Ты попала, кур-р-рочка!

Мне хотелось ее ударить, кулаки сжались сами собой.

Я вспомнила закрывающуюся за мной дверь учительской и лежащий на столе открытый журнал. Так вот что они сделали. Не просто закрыли меня в учительской, а подставили.

– Ты сама это сделала! – выдохнула я.

Кира посмотрела по сторонам, обратившись к ребятам:

– Все слышали? Я сама это сделала! Сама взяла и исправила оценки себе и своим подругам! Как будто никто не заметит! Нормально!

Она все продумала. Значит, оценки исправлены и у нее, чтобы было не подкопаться. А чего я ждала? Я ведь знала, какая она. Эксперт по уничтожению каждого, кто ей не угодил.

Я тяжело вздохнула, и у меня вырвалось:

– За что ты меня так ненавидишь?

Кира громко рассмеялась.

– Ты себе льстишь. Ты жалкая неудачница и ненависти не заслуживаешь. Ненавидеть можно лишь равного себе! – Произнося это, Кира посмотрела на Лию, которая с отстраненным видом смотрела в окно. Означало ли это, что она ненавидела Лию? Но за что?

Я взяла сумку с крючка, у меня голос дрожал:

– Хочешь меня ненавидеть? Это можно устроить!

Когда я выходила из класса, было очень тихо. Я спустилась в гардероб, забрала вещи и хотела уйти, но охранник затребовал пропуск. Конечно, у меня никакого пропуска не было. Я пыталась объяснить, что мне стало плохо, но он лишь качал головой и посылал меня в медпункт.

Я уже отчаялась покинуть стены этой школы, но мне повезло. К дверям, одетый в мотоциклетную куртку и кожаные штаны, заправленные в высокие ботинки, шел Данила. Заметив меня, он обрадованно махнул рукой.

– Привет! Ты что тут делаешь?

– Пытаюсь выйти.

– Так в чем дело? Пойдем. – Он взял меня за руку и, проходя мимо охранника, бросил: – Алексей, все нормально, она со мной!

Мы вышли на крыльцо, я жадно вдохнула влажный воздух и поежилась. Сырость пробирала до костей.

– У вас уроки отменили? – спросил Данила.

– Нет, я сама ушла.

– Сбежала? – удивленно посмотрел парень.

От обиды у меня снова задрожал голос:

– Вчера меня закрыли в учительской, а сегодня обвинили в том, что я своим врагам оценки в журнале исправила. Отца вызвали.

– И много у тебя врагов?

– Вагон и маленькая тележка!

Он задумчиво покачал головой.

– Знал я одну девочку, у которой было врагов не меньше.

– И что она с ними делала?

– Она… – он помолчал, – создала из них верную армию, которую, в конце концов, возглавила. Темная история.

И мне даже казалось, я знаю, о ком эта история. Она такая же темная, как обложка дневника, хранившего эту историю. Но я промолчала. Данила подошел к мотоциклу и, вручив мне шлем, сказал:

– Поехали, развлечемся! Нельзя долго носить в сердце огорчение, от этого оно чернеет!

– Это и произошло с девочкой, которая возглавила армию своих врагов? – не удержалась я от вопроса.

Данила приподнял бровь и наклонил голову набок.

– Возможно!

Я села позади него на мотоцикл. Мы уже отъезжали, когда я заметила на крыльце отца. Он смотрел на меня с любопытством и удивлением.

Ого! Что это было? Кажется, я сейчас урвала крупицу отцовского уважения!

Данила обернулся и сказал:

– Мужик в костюме на нас так посмотрел!

– Это мой отец.

– Тот самый неловкий момент, – засмеялся Данила, – мне стоит развернуться и вернуть ему дочку?

– Конечно, если хочешь услышать, какой ты неудачник и что в его время парни были посмелее!

– Я тебя понял. – Он дал по газам.

Я крепче обняла его за пояс и прижалась щекой к его спине. От его куртки пахло как от моего дневника… Вернее, от дневника пахло как от Данилы. Да и дневник этот был не мой. Как и парень, с которым я мчалась на мотоцикле по городу.

Из-за утренних пробок покататься не удалось. Мы пошли в кино на первый сеанс, но в удобных мягких креслах было так хорошо и уютно, что мы остались и на следующий, накупив побольше попкорна и газировки.

После мы побродили по центру, фоткаясь на телефон у памятников и соборов. Из-за серых туч выглянуло солнце, позолотив купола, скрытую под пылью позолоту на оградах парков и решетках мостов. Солнце коснулось рыжей листвы на деревьях, и весь город вспыхнул, точно пламя – яркий-яркий.

Впервые с момента моего приезда я вдруг увидела окружающую меня красоту и поняла слова соседа о Петербурге, показавшиеся мне напыщенными.

С Данилой было очень комфортно. Он легко находил темы для разговора, заставлял меня смеяться и был галантным, подавая мне руку и открывая передо мною двери. Я все больше и больше понимала Киру. Он был потрясающим. Испытывала ли я стыд, гуляя с чужой мечтой? Нет, теперь нет. Кира своей подставой с журналом поставила крест на моем терпении.

Моя совесть была чиста, когда Данила обнимал меня, прежде чем нас фоткал какой-нибудь прохожий, она была чиста, когда он брал меня за руку при переходе через дорогу и она была кристально чиста, когда он поцеловал меня в щечку на прощание, взяв с меня слово: «До завтра?»

Домой я вернулась в замечательном настроении. Вняв совету Данилы, я решила плюнуть на одноклассников. Раз отец ходил в школу, значит, он разберется. Мне же хотелось и дальше пребывать в хорошем настроении. Тем более что завтра ко мне должна была приехать лучшая подруга. Таня обязательно что-нибудь придумает, как облегчить мою непростую школьную жизнь.

В комнате мой взгляд упал на дневник, торчащий из-под подушки. Он точно подглядывал за мной. Я дернула край покрывала и спрятала его. А сама достала телефон. Мне давно следовало написать моему дорогому соседу.

Но, к моему разочарованию, его не оказалось в Сети. Я кинула ему в оффлайн сообщение:

«Привет! Прости, что не ответила раньше! У меня в жизни, как всегда, черт знает что! Да, ты прав, меня действительно кое-кто подвозил до дома… водил в ресторан, в кино и гулять! Готова все-все рассказать вечером. Может, попьем чаю? В 18:00».

Делать было нечего, я шагнула к дивану, хотела взять дневник, но потом передумала. Мне даже смотреть на него не хотелось, как будто я в чем-то перед ним провинилась. Если бы у дневника были глаза, я бы в них точно не могла смотреть. Может, мне было стыдно, а может, я не хотела читать о том, как Кира была счастлива с Данилой. Он мне нравился, и скрывать это от самой себя и дальше не имело смысла.

От нечего делать я убралась в квартире, протерла пыль, а потом, полазив по шкафам, решила приготовить ужин. Мне подумалось, что домашняя пища может смягчить отца, ведь нам наверняка предстоял сегодня непростой разговор.

Я включила музыкальный канал и принялась за дело. Для человека, который питается в ресторанах, у Андрея в шкафах было достаточно много продуктов, из которых можно готовить.

Без десяти шесть я скинула передник, проверила, получил ли сосед мое сообщение, и, удостоверившись, что он его получил, вышла на балкон с чаем и принялась ждать. Но минута бежала за минутой, а на балкон дома напротив никто не выходил. Мой нетронутый чай остыл, а я замерзла. Я ждала полчаса, но на балконное свидание мой друг не пришел.

Написав ему: «Я околела тебя ждать! Напиши, когда появится возможность», – я ушла с балкона.

Отец вернулся с работы, как всегда, с ресторанной едой, но я сразу, как он вошел в кухню, заявила:

– Сегодня поедим кое-что другое! А это, – я забрала у него пакет из ресторана, – поставим в холодильник.

Андрей принюхался.

– Может, ты решила меня отравить, чтобы избежать разговора о школе?

Я хмыкнула, достала прихватками из духовки горшочек и разложила плов по тарелкам.

– Пахнет вкусно, – признал Андрей. Я ждала, пока он попробует, не притрагиваясь к вилке.

– Неплохо, – прожевав, оценил отец.

Я тоже приступила к еде, наблюдая за выражением его лица. Он молчал пару минут, просто ел, а потом, не глядя на меня, спросил:

– С моей стороны будет глупо спросить, ты ли исправила оценки в журнале?

– Да, весьма глупо.

Уголок его рта дернулся в полуухмылке.

– Я так и сказал директору, что ты из тех тихонь, которые никогда бы не совершили ничего дерзкого. Кажется, я его убедил. Но потом… я увидел тебя, смывающуюся с уроков со студентом, и подумал, а такая уж ли ты тихоня?

– Такая-такая, – заверила я.

Поскольку он ждал от меня каких-то оправданий, я созналась:

– Девочки в классе начали меня оскорблять, и я не выдержала. А друга я встретила уже на выходе. Я не планировала этого.

– Ты ведь понимаешь, что так и из школы недолго вылететь? Я сейчас не о твоем прогуле, а о том, как с тобой обращаются одноклассники.

– Думаешь, мне это нравится?

– Но я не заметил, чтобы ты попыталась что-то изменить. Ты упрямо веришь, что люди должны воспринимать тебя такой, какая ты есть, не лучше, не хуже. Но если это не работает? Ты не нравишься им такой, какая есть.

– И что мне теперь, – я вскочила, уронив табурет, – убиться об стену? Они мне, может, тоже не нравятся! Но я не опускаюсь…

– Вот! – вскричал он. – Твоя проблема в этом слове «опускаюсь»… Забудь. Нет низкого и высокого. Есть угнетатели и угнетенные, ты не опускаешься, тебя опускают! Сними шоры с глаз и кандалы морализаторства с рук. С развязанными руками проще защищаться.

– Это не отцовский совет.

Он кивнул.

– Вряд ли я имею право давать тебе отцовские советы. Это дружеский совет.

Я подняла табурет и, выходя из кухни, промолвила:

– Поставь тарелки в посудомойку сам, я не умею ею пользоваться, у нас такой нет… и я… я подумаю.

В комнате я подошла к балкону и, отодвинув жалюзи, посмотрела на дом напротив. Балкон соседа был пуст. Может, он в отъезде? Со сломанной ногой? Но есть же машины!

Как бы там ни было, отсутствие ответа от моего товарища по переписке меня расстроило. Внутри шевельнулось непонятное беспокойство, но я прогнала его и потому не распознала природу этого беспокойства.

Перед сном я не удержалась и все-таки открыла злосчастный ароматный дневник.