Мы держали наши отношения в тайне. Принимая приглашения Б. сходить куда-нибудь, я знала, Л. присоединится к нам. Знала, что наши пальцы будут переплетаться, когда Б. отвлечется, знала, что мы будем торопливо целоваться за его спиной и прятать наши счастливые улыбки. Тайна, опасность, страх быть пойманными – все это заставляло ощущать любовь острее. Безумный и запретный водоворот поглощал нас, затягивал.

Тем временем Б. с каждой встречей мрачнел, как будто что-то подозревал. На пути к Л. я никогда не ставила целью стать кем-то важным для его брата, но такой оказалась цена за переход через мост. Его чувства были паролем от сердца Л. И я безжалостно этим паролем воспользовалась.

Выпал первый снег. Мы стояли с Л. на Дворцовой площади и смотрели на лошадей, катающих на карете туристов.

– Если бы ты была королевой или царицей, каким бы был твой первый указ? – спросил меня Л.

– Я бы повелела тебе любить меня до конца моей жизни.

– Почему твоей? – рассмеялся он. – Ты моложе, ты королева, вряд ли твоему простому подданному удалось бы тебя пережить.

– Кто знает, что каждому из нас уготовлено? Долгий полет или быстрое падение…

– Ну а каким бы был второй указ?

– Второй? Я бы повелела убить меня, если с тобой что-нибудь случится.

– Почему?

– Потому что я жить без тебя не хочу.

Он перестал улыбаться и серьезно посмотрел на меня.

– Глупый разговор! Если ты хотела сказать этим, что любишь меня… – Он умолк. На его непокрытую голову падали снежинки и застревали в плену волос.

Моя рука непроизвольно коснулась завитка на его виске, высвободив маленькую белую звездочку – прекрасную в своей холодной безучастности.

Если бы и я, как эта равнодушная снежинка, могла вот так легко освободиться от сжигающей меня безумной любви, став холодной и неприступной. Но хочу ли я свободы? Или для меня нет ничего драгоценнее этого плена?

Я поцеловала Л. Его губы были холодны, а руки не обняли меня, как прежде. С таким же успехом я могла бы целовать статую в Зимнем дворце.

Это был первый и последний раз, когда мы говорили о наших чувствах.

Возможно, я поспешила открыться ему. А может, каким бы ни был мой первый, второй и третий указ в роли королевы, кровавого исхода это бы все равно не изменило.

Из аэропорта Андрей отвез нас с Таней в торговый центр, где оставил, забрав вещи моей подруги в квартиру.

Таня ходила по центру со светящимися от восторга глазами, подскакивая к каждой витрине и бурно выражая свое восхищение. Она не уставала повторять:

– Как же тут здорово! У нас совсем не так!

Меня ее слова каждый раз немного задевали, но я молчала, не мешая подружке наслаждаться. Как знать, каким бы я нашла Петербург, если бы не была закинута сюда волей судьбы и вынуждена остаться. Наверняка в глазах туристов, которые в любой момент могут уехать домой, северный город прекрасен.

Наблюдая за подругой – кареглазой девушкой с колоском, худенькой, одетой в ботиночки, доставшиеся от мамы, и клетчатое пальто, купленное на распродаже, – я вдруг увидела себя глазами моих одноклассниц. И зрелище это оставило на душе неприятный осадок. Когда я успела так измениться, что смотрю на мою лучшую подругу свысока и подмечаю за ней шумность, глупую восторженность и аляповатость с тем же цинизмом, с каким встретили меня в этом городе? От собственных мыслей мне было противно.

И когда Таня перестала бегать от витрины к витрине, я поймала ее и крепко обняла, прошептав:

– Я так по тебе соскучилась.

Мне хотелось плакать. Я соскучилась по дому и по себе прежней – беззаботной, не знавшей, что я хуже других, толстая и чем-то обделенная. В той моей жизни все было проще и понятнее. И больше всего меня пугало, что новая моя жизнь поглощала меня, изменяла и словно полировала, затем слой за слоем наносила позолоту.

Все утро я проверяла телефон и в аэропорту, а потом и в торговом центре пыталась найти точки с бесплатным вай-фаем, чтобы посмотреть, не ответил ли мне Лис.

Но ни в аэропорту, ни в торговом центре я сообщения от него не получила. Мне не хватало его и очень хотелось разделить мою радость от приезда подруги с ним. Откинув неловкость, я написала ему:

«Привет! Ко мне приехала подруга, помнишь, я рассказала тебе о ней?! Как думаешь, могли бы мы все вместе сходить в ближайшее кафе? Может, тебе уже сняли гипс? А если нет, я помогу тебе, обопрешься на меня, чтобы дойти до кафе! Жду ответа!»

Но ответа все не было. Днем, пока мы сидели в кинотеатре, мне позвонил Данила и пообещал присоединиться к нам с Таней вечером.

Мы встретились у Спаса на Крови и после краткого знакомства пошли прогуляться в Летний сад.

Таня любознательно расспрашивала Данилу о том о сем, и мне от ее некоторой назойливости было неловко. А еще мне было стыдно за эту самую неловкость. Мысли, что я веду себя так, словно чем-то лучше Тани, меня напрягали.

А Таня с Данилой тем временем совершенно спокойно общались.

– А ты знал, что Теф начиная с пятого класса каждый год побеждала в беге в мешках? – с гордостью поведала Таня. – У нас в городе часто на площади устраивают гулянья и соревнования.

– Нет, она мне не рассказывала. – Данила засмеялся, посмотрев на меня. – Хотел бы я посмотреть на тебя в мешке!

Я лишь вздохнула. Таня тут же вспомнила еще о какой-то моей нелепой победе.

Мне казалось, что все эти новости из города, о котором он никогда не слышал, и сведения обо мне из детства ему совершенно не интересны. Я даже попыталась намекнуть Тане:

– Танюш, да здесь этим никого не удивишь.

Но Таня обиженно воскликнула:

– Да что с тобой, Теф! Это же было. Почему не рассказать! Если бы ты больше рассказывала о себе, то в школе к тебе бы по-другому относились, правда, Даня?

Он пожал плечами. А я чуть не рассмеялась, представив, как захожу в класс и сообщаю Кире и остальным, что я пятикратная победительница бега в мешках. Представляю, что бы они мне на это сказали. Представляю, какой оглушительный хохот бы стоял. Тут не как дома, здесь все по-другому, только разве Тане понять? Она думает, как недавно думала я, достаточно быть милой, приветливой, искренней, и люди обязательно рассмотрят тебя под старым пальто, ободранными ботинками и с немодной прической. Никому не будет дела до твоей внешности, твоих лишних килограммов и прочего. Но правда в том, что это ложь. Всем есть дело до всего на свете и до чего им дела быть не должно. Люди противно устроены!

Прощаясь у парадной, я тихонько спросила у Дани, как ему Таня. Он сказал, что она славная и забавная.

Боюсь, он и меня видел такой – забавной. Я была чем-то новеньким и свежим для пресытившегося столичного мальчика. Но свои мысли я ничем не выдала. Данила склонился к моему уху и сказал:

– Мне жаль, что мы не одни.

– Почему? – так же тихо спросила я.

– Придется отложить наш первый поцелуй.

Значит, ему хотелось меня поцеловать. От этого известия сердце взволнованно трепыхнулось.

Мой взгляд сам собой остановился на его губах. «Его поцелуй – вкуса победы, сладкий и головокружительный», – вспоминалось мне. Я ощутила, как краска горячей волной заливает щеки.

– Увидимся, – шепнула я и сбежала.

Позже мы с Таней сидели на диване, пили горячий чай с пирожными, которые купил Андрей, и никак не могли наболтаться. Ей понравился мой отец, она сказала, что за такого папашку отдала бы левую почку. Думаю, это шутка все-таки. Почку за Андрея? Она его плохо знала. Конечно, Таниной семье было тяжело, одна мать тянула четверых детей. Мама Тани работала бухгалтером в небольшом строительном магазине. Отец Тани ушел от них пять лет назад, кажется, нашел себе другую женщину.

Таня и ее братья не мечтали об институтах, они уже сейчас думали, как подзаработать денег и помочь матери. Подруга рассказала, что устроилась расклейщицей объявлений.

Когда она говорила, с присущим ей энтузиазмом, о своей новой работе, внутри я сгорала от стыда. Я здесь ела в ресторанах, витала в облаках и мечтах о парне, при этом ни в чем не нуждаясь. Конечно, меня изводили в школе, но по сравнению с житейскими проблемами подруги мои школьные неурядицы вдруг показались сущим пустяком.

А потому в наших разговорах расписывать и смаковать каждый эпизод моей школьной жизни я не стала.

Каникулы в компании лучшей подруги пролетели мгновенно. Мы посетили дворцы, соборы, музеи, побывали в разных аквапарках, Данила свозил нас на картинг, где мы погоняли на машинках. Мы виделись с ним почти каждый день, но с нами всегда была Таня, а потому мы вели себя просто как друзья. Откровенно говоря, я побаивалась того момента, когда подружки рядом не окажется и он попытается меня поцеловать. Для него в том не было ничего сокровенного и необыкновенного, а для меня как-никак – первый поцелуй. Поцелуйчики в щечку в первом классе за сиренью возле пруда не считались.

Таня меня успокаивала, говорила, что нет ничего дурного в том, что в свои пятнадцать я нецелованная. И я раньше так думала, но здесь – в моей новой школе, этом рассаднике страстей и понтов, – наверняка меня бы посчитали каким-то чудовищем, нецелованным чудовищем, достойным Кунсткамеры.

И мне очень был нужен взгляд со стороны. Не взгляд моей наивной подруги, а взгляд того, кто размышлял примерно как мои одноклассники. Мне нужен был совет соседа из дома напротив. Но парень меня игнорировал. Я это поняла, когда увидела в его комнате горящий свет и светящийся значок «О-н-л-а-й-н» в Сети. Мой друг по переписке, похоже, обиделся. Я не гордая, так и спросила: «Ты в обиде на меня?» Но и на это сообщение он не подумал ответить. Тогда я рассердилась и решила больше ему не писать.

Конечно, оставался еще Андрей, но с ним тему поцелуев я поднять постеснялась. Отец баловал нас с Таней всякими вкусностями: пиццы, мороженое, шоколад, торты и пирожные.

И если Таня ела все это как ни в чем не бывало, я заметила, что ограничиваю себя. Это заметила не только я, но и Андрей, немедленно подколовший про диету, и это заметила Таня, возмущенно заявившая:

«Ты не пластилин, не позволяй людям лепить из тебя подобие кем-то придуманных идеалов».

После этих слов я съела на один кусок больше пирога, чем планировала. Не знаю, хорошо это или нет, но на какую-то капельку Таня заставила меня заново полюбить себя. Подруга вселила в меня уверенность. И я вдруг посмотрела на многое иначе. Если я такая толстая и страшная неудачница, почему Данила – этот красивый и любимый Кирой мальчик – хочет встречаться со мной? Не с кем-то, а со мной!

За каникулы я ни разу не прикоснулась к дневнику. Тане, с которой делилась всеми самыми сокровенными тайнами с первого класса, о дневнике я не обмолвилась ни словом. Она бы никогда не одобрила и не поняла. Украсть чужое, взломать замок и рыться в чьих-то воспоминаниях? Нет, никогда!

Каникулы подошли к концу. Мы с Даней проводили Таню до аэропорта и вернулись в квартиру моего отца.

Наконец мы остались одни.

Я сидела на диване перед открытой балконной дверью, одетая в черные брюки, которые плохо сходились у меня на поясе и больно впивались в тело. Я давно из них выросла, не стоило их брать в Питер, а тем более надевать для выхода. Я просто подумала, на улице и под курткой будет не видно, что они мне маловаты. Я не планировала приглашать Данилу в гости, это вышло спонтанно. Начался холодный осенний дождь, мы стояли у парадной, и он предложил зайти в кафе, выпить чаю. Но потом внезапно достал кошелек, пересчитал деньги и извинился, сказал, не выйдет, денег мало взял. Он выглядел таким расстроенным, что я просто не могла не позвать его пить чай ко мне. Тем более что в холодильнике стоял торт.

И вот теперь я была вынуждена мучиться, сидя в тесных штанах, потому что сказать, как в фильмах: «Милый, я пойду переоденусь», – я не могла. Да и куда мне пойти? Мы уже находимся в моей временной спортивной спальне. Одно радовало: на мне была довольно просторная кофточка, скрывающая вылезшие из тесных штанов бока. Не то чтобы у меня висели бока, но впивающаяся резинка брюк создавала такой эффект. Эффект вывалившихся боков.

Данила сидел на велотренажере. На нем были серые джинсы и белая толстовка с капюшоном. Уж у него наверняка таких проблем не было. Он очень хорошо одевался, каждый день в новое. В моей прежней школе мальчики месяцами носили один свитер.

– О чем думаешь?

– Почему ты спросил? – испугалась я.

Он засмеялся.

– Просто так, – легко спрыгнул с велотренажера, подошел к дивану и сел рядом. – Твой отец скоро придет?

– Он… – Я запнулась. Все мысли были об одном: если он меня обнимет, то дотронется до боков. Я же не смогу ему объяснить, что это не толстые бока, а просто тело вылезло из тесных штанов. Закономерно было бы спросить, а почему они тесны? Не потому ли, что я разжирела? Мало кому из ребят в моей школе пришло бы в голову, что у меня не так много одежды и я, как и моя подруга, носим вещи, пока не сносим или пока не вырастем из них. Нам с мамой было что купить и помимо сотни разных штанов.

– Так что он? – Данила придвинулся ко мне и закинул руку на спинку сложенного дивана. – Почему ты замолчала? Стефа, что-то не так?

Его глаза, казалось, заглядывали в душу.

– Да все так, он придет вечером. – Я натужно засмеялась. – Там торт есть в холодильнике.

Прозвучало это весьма нелепо. Вечно голодная девушка в тесных штанах, которая ни о чем не может думать, кроме недоеденного торта. Так Даня обо мне думает?

Мне ничего не оставалось, лишь продолжить:

– Сейчас принесу чай!

Я уже начала вставать, когда его рука опустилась мне на плечи и притянула к себе.

– Да ну его, этот чай! – Его губы были в паре сантиметров от моих. И я чувствовала его горячее дыхание. Мне стало страшно.

Когда нужно сказать о том, что я не умею целоваться? Сейчас? Или потом, когда все случится, сказать, точно оправдываясь, мол, не умею.

Я так и не решила. Его губы коснулись моих, а я в этот момент думала только о боках, о штанах и о своем неумении. О чем угодно, но только не о поцелуе и не о том, кто меня обнимает.

Поразительно, как уверенного в себе, самодостаточного человека можно за считаные дни превратить в неуверенного и запуганного. Если мои одноклассники добивались именно этого, им удалось.

Когда же одна рука Дани начала медленно спускаться с моего плеча на спину, я отстранилась и вскочила.

На лице парня читалось потрясение. Мы молчали, я не знала, как объясниться. Общественное мнение так давило мне на мозг, что я стала стесняться себя и свое стеснение уже ставила выше чужих чувств.

Пришедший в себя от моего поведения Данила пробормотал:

– Стефа, если я поторопился, ты скажи.

И я, набравшись храбрости и воздуху, выпалила:

– У меня тесные штаны, дышать аж нечем. А еще… я просто раньше не целовалась.

– Штаны? – Его бровь поползла вверх, а потом он тупо моргнул: – Никогда?

Я кивнула. Он усмехнулся и похлопал по дивану.

– Расстегни ты свои штаны. Я видел тебя в купальнике. Подумаешь, расстегнутые штаны.

Я расстегнула пуговку, молнию на штанах и, с облегчением рассмеявшись, села рядом с Данилой.

Я думала, он меня поцелует, он так пристально смотрел на меня. Но Данила улыбнулся и, чмокнув меня в кончик носа, сказал:

– Ты чудо!

– Юдо, – прибавила я. И, осмелев от его тактичности и понимания, подалась к нему и сама поцеловала его в губы.

– Ты что-то говорила про торт?

Я кивнула и, пообещав: «Я быстро», унеслась на кухню.

Он мне крикнул: «Не торопись».

Разве могла я не торопиться к нему? Да у меня внутри все пело и играло от счастья. И штаны расстегнутые забылись, и мысли о моем невежестве в деле поцелуев. Я налила нам чай, отрезала торта за считаные минуты и поспешила назад в комнату.

Но у приоткрытой двери я замерла от увиденного. Данила рылся в моих вещах: перебирал книги, а затем присел возле чемодана и начал копаться в нем.

Я хотела уйти на кухню и сделать вид, что не видела. Может, ему просто стало любопытно? Некрасиво, конечно, но устраивать скандал из-за любопытства я бы не стала. Я уже сделала тихо шаг назад, когда увидела у него в руках черный дневник, вынутый из потайного отдела чемодана.

У меня внутри что-то оборвалось и полетело вниз. Наверно, это были мои рухнувшие мечты и надежды. Наверно, такое же чувство можно испытать, сорвавшись в пропасть.

Я толкнула дверь и вошла. Данила спрятал дневник под кофту и наигранно весело сказал:

– Так быстро?

Я поставила поднос на диван, а затем подошла к парню и выхватила у него из-под толстовки дневник. Парень не ожидал и потому перехватить его не успел.

– Так тебе дневник был нужен? – горько прошептала я. – Она тебя послала!

– Никто меня не посылал, – возразил он, – ты просто не представляешь, что значит этот дневник.

– Уверен, что не представляю?

– Уверен!

Разочарованная, я отступила. Он даже не попытался оправдаться, придумать какое-то сладкое вранье: например, будто думал, что дневник мой, а ему хотелось узнать о моих чувствах. Но нет, он вел себя так, словно пришел сюда спасти меня от этого дневника. Герой!

– Уходи, – услышала я точно издалека свой голос, совершенно тусклый, как будто чужой.

– Не сделай глупость, Стефа.

– Я уже ее сделала, когда поверила тебе!

Данила не выдержал моего взгляда, опустил глаза и вышел из комнаты. Вскоре я услышала, как негромко хлопнула входная дверь.

Я же присела на диван, рядом с подносом, на котором красовались куски торта, и горько заплакала, прижимая к себе треклятый дневник.

Я вовсе не нравилась Даниле, все это время по просьбе Киры он пытался добраться до ее дневника. Что сказать, парень бессердечно переигрывал. Знала ли Кира, что он целовался со мной? Или ей было все равно? Лишь бы в конечном счете он принадлежал ей. Я давно поняла, что эти ребята ко всему, даже к сокровенным вещам, таким как поцелуи, относятся проще, чем я, чем отнеслась бы Таня и мои бывшие одноклассники.