Глава I. Трапани

Вместе с длинными тенями во внутренний двор большого трехэтажного дома с моря стала пробираться прохлада. Было слышно, как тихо цокали по серому известняку стен задвижки открывающихся ставен. Сонный дом словно открывал глаза, пробуждаясь от дневной дремы, сморившей его во время сиесты. И так повторялось это не одну сотню лет. Фундамент для старожила города заложили на центральной площади еще при солеваренном бароне Антонио Д'Али Сати, чья родословная уходила своими корнями к древним финикийцам. Удачливый купец считался не только отцом-основателем города Трапани, раскинувшим свои неровные улочки, словно рыбацкую сеть, на покатом склоне горы западного побережья Сицилии, но и уважаемого всеми на острове рода Валороссо. Дочь Антонио вышла замуж за отважного моряка Чезаре и родила ему семерых сыновей. С тех пор все Валороссо преданно служили своей семье, родным местам и тем идеалам, что бережно хранились в отважных сердцах.

Словно гордясь этим, со стен кабинета, обставленного старинной мебелью из красного дерева, портреты знаменитых предков, не мигая, смотрели на сухонького старика в инвалидном кресле. Доживавший свой век в старом семейном доме Джузеппе считался главой клана Валороссо, хотя давно передал все дела внуку Антонио, названного в честь уважаемого прародителя.

Подле дремавшего в кресле потомка знаменитых мореплавателей, торговцев и меценатов, любовно называемого всеми не иначе как Джузи, склонилась над потрепанной книгой невысокая худенькая девушка. Несмотря на обычную в этом районе Сицилии одежду, она выглядела иностранкой. Впрочем, это было именно так. Пару недель назад, когда было далеко за полночь, к дому на центральной площади подъехала машина, из которой вышла растерянная или напуганная чем-то женщина и эта девушка, помогавшая вести за ручонки двух полусонных девочек.

— Варя, — неуверенно выговаривая имя черноглазой девушки, позвал Джузи. — Открой ставни, детка. — Сильный акцент южанина делал его английский слитным, но мелодичным. — И подкати меня к окну: я хочу посмотреть на море.

Далеко справа ярко-красный солнечный диск приближался к синей плоскости безбрежной равнины Средиземного моря. Длинный серпообразный берег бухты напоминал рога исполинского жука, припавшего к воде, чтобы напиться. Подножье горы в виде огромного насекомого и сам берег были густо заселены. В отличие от новых правильных кварталов города, старые районы Трапани были испещрены узкими извилистыми улочками, что, как ручейки, стекали вниз от центральной площади, увенчанной высоким шпилями готического собора. Немало войн и бед приносили морские ветра на этот берег, но каждый раз умелые руки отстраивали все разрушенное заново, непременно добавляя что-то новое, отчего многие дома старого города хранили отпечатки разных веков и стилей, и это делало их неповторимыми.

На неподвижном лице главы клана Валороссо тоже можно было разглядеть немало событий за прожитые годы. Выцветшая, с нездоровым оттенком кожа была покрыта морщинами, а кое-где и шрамами. Чудом сохранившиеся остатки седых волос были аккуратно зачесаны. Казалось, жизнь давно решила покинуть высохшее тело Джузи, но отчего-то в последний момент передумала, оставив самую малость. Так иногда случается, если карты судьбы говорят, что грешник еще не выполнил своего предназначения. И тогда время заворачивается вокруг него в кокон, обводя стороной болезни, несчастья и даже старуху с косой, что безжалостно сечет головы всех, кому вышел срок.

Морщинистые руки старика легли на теплый подоконник. Его взгляд устремился вдаль. Трудно было сказать, о чем думал старик. Лицо не выражало никаких эмоций, лишь подслеповатые глаза постепенно увлажнились и заблестели. Очевидно, Джузи что-то вспоминал, пытаясь разглядеть с высоты окна своего кабинета неровные улочки, старые дома, порт и множество самых разнообразных судов на рейде. Набиравший силу морской бриз начал вращать лопасти ветряных мельниц, рядками стоявших слева на мелководье. Когда-то, очень давно, смекалистый глава клана, Д'Али Сати, заставил силу прилива и ветра работать на добыче морской соли. Нагнетаемая по каналам вода выпаривалась на мелководье горячим южным солнцем, потом слипшиеся комки соли собирали лопатами на повозки и доставляли к мельницам.

Там ее перемалывали и в мешках развозили по причалам. Сотни лет производство исправно дает продукцию, не меняя технологию.

— Завтра начнется афер, — ни к кому не обращаясь, тихо проговорил старик.

— Что это? — девушка попыталась разглядеть то, что увидел Джози.

— Ветер. Его еще называют коринфским. Сухой. Горячий. Иногда приносит саранчу.

— Надолго? — она говорила на английском, старательно произнося окончания.

— Бывает, что и неделю не утихает.

Они помолчали, будто два старых друга, понимающие все без лишних слов.

— Однажды Тони решил в одиночку доплыть до Палермо, — нарушил тишину старик. — Дождался, когда поднялся афер, и тайком взял швертбот… Сорванец.

— Сколько ему было?

— Лет шесть-семь. Он был непоседой. Читать не любил… А ты откуда знаешь арамейский?

— Учила в московском университете, — девушка замялась.

— Немного.

— И что тебя заинтересовало в этой книге? — старик ласково посмотрел на Варю.

— Мне очень нравится история древнего Востока.

— Вот как?

— Родители были египтологами. Мама до сих пор преподает историю в школе, а я вместо сказок слушала ее рассказы о Карнаке, долине царей и находках Картера.

— Уже побывала в Гизе?

— Мельком. Этой зимой приехала понырять с аквалангом в Дахабе, — девушка замялась. — Ну, а потом немного покаталась по стране.

— Тони намекал на какие-то находки, — бесцветные губы старика едва шевелились на неподвижном лице, но глаза чуть прищурились, словно в улыбке.

— Ничего особенного…

— И поэтому ты не расстаешься с этой книгой?

— У Вас просто потрясающая библиотека, — уклончиво ответила девушка, спрятав за ресницами умные черные глаза.

— О, это наследие Д'Али Сати, — выдохнул старик. — Он был очень дальновидным мужчиной. Путешествуя на торговых судах, наш славный Антонио собирал книги по всему побережью, от Туниса до Палестины.

— Да этим книгам цены нет! — девушка прижала старый кожаный переплет к груди.

Будто отвлекшись, Джози перевел взгляд на море и что-то зашептал. Его речь казалась бессвязной и отрешенной, но Варя напряглась, стараясь не упустить ни одного странного звука.

— Вы говорите о свитках Мертвого моря? — она испытующе глядела на собеседника.

— Да, — глаза старика оживились. — В наше время редко встречаешь человека, способного понять этот древний язык.

— О, я скорее догадалась, чем поняла, — покраснела девушка. — Текст я еще могу осилить, а вот как звучит на самом деле арамейский, для меня загадка.

— Как же ты поняла?

— Не знаю, — честно призналась черноглазая. — Это произошло само собой. Скорее, благодаря интуиции, чем знаниям.

— Вот как… — подернутые белесой пленкой и почти прикрытые лишенными ресниц веками глаза, не мигая, изучали русскую гостью. — Я начинаю верить той истории, что рассказал Тони. Хотя, признаюсь, звучит она очень неправдоподобно.

— Это потому, что Антонио услышал ее от моей подруги. Маша была инструктором в клубе дайверов Дахаба, куда я приехала понырять. Она очень впечатлительная девушка.

— Жаль, что мне не удалось ее увидеть.

— Они с Тони будут отличной парой, — восторженно произнесла девушка.

— Храни их Святая Дева!

Взгляд старика вновь был устремлен на море. Возможно, так ему было легче что-то вспоминать. С годами каждый человек пересекает незримую черту, когда впереди остается совсем немного, и он начинает жить воспоминаниями и сожалеть о несбывшемся. Он задает себе вопрос: а могло ли быть иначе. Мог ли он изменить судьбу или хотя бы повлиять на нее? И, как ни странно, никто не в силах утвердительно ответить себе. У многих складывается впечатление, что все было предопределено.

— А почему Вы заговорили о свитках Мертвого моря? — неожиданно вернулась к прерванному разговору девушка.

— История интересна именно тем, что потянешь за одну ниточку — а размотать придется не один клубок.

— Вы очень точно сказали, — Варя уважительно посмотрела на старика. — Только ниточки от разных клубков часто приводят к разным выходам из лабиринта.

— Истина одна, а книг много. Причем написаны они разными людьми, у которых свои интересы. Важно не только уметь читать, но еще иметь интуицию, которая поможет отыскать среди прочих именно нить Ариадны.

— И свитки Мертвого моря скрывают эту нить? — лукаво произнесла Варя.

— Кто знает, — уклончиво ответил тот. — Многие из найденных документов еще не переведены, да и опубликовано далеко не все, а свитков по пещерам около Вади-Кумран нашли десятки тысяч.

— Вы тоже считаете, что это библиотека из монастыря ессеев?

— Из трех версий происхождения кумранских свитков мне ближе та, что относит эти документы к общине отшельников, добровольно ушедших в пустыню. Многие мысли, высказанные в тех документах, описания быта, литургий и взгляды на устройство мира совпадают с мировоззрением ессеев.

— Но некоторые идеи противоположны иудаизму и христианству, которые владели умами всех живших тогда в тех краях, — горячо возразила девушка.

— Ты имеешь в виду понятие души и реинкарнацию?

— Например…

— Возможно, именно несогласие с взглядами власть имущих первосвященников иудеи заставили отшельников уединились в пустыне и назвать себя Сынами Света.

— Так все-таки это был монастырь?

— Честно говоря, — старик улыбнулся лишь глазами. — Гипотеза о том, что ранее на месте кумранских развалин было производство глиняной посуды, меня не устраивает.

— Почему? — настаивала русская.

— Соглашусь, что реки иногда меняют свои русла и землетрясения уничтожают жилища, но если в округе пятидесяти километров нет и намека на поселок, то я склонен верить, что в Вади-Кумран был монастырь. Для крупного производства в тысячу человек нужны были бы дороги, дерево для обжига глины… И главное. Прятать библиотеку в людном месте никто бы не стал. Пещеры, где полвека назад начали находить свитки, были организованы, как схроны. Для людей и ценностей. Входы в некоторые пещеры располагаются в нескольких десятках метров от земли. Внутреннее обустройство говорит о том, что там скрывались люди не один день. Они жили там месяцами. Причем в разные периоды, отстоящие друг от друга на века.

— Тайное убежище нации?

— Ну, не нации, а большой общины или одного из колен Израилевых.

— По Библии их было двенадцать… — припомнила девушка.

— Верно. Согласно Ветхому Завету, у Иакова было две жены и две служанки. Они-то и родили ему двенадцать сыновей, ставших родоначальниками этого народа. — Старик лукаво взглянул на черноглазую. — Кстати, а ты знаешь, что означает слово завет?

— Завещание?

— Договор… — он помолчал, вглядываясь в удивленное лицо. — Да, не больше не меньше. Завет был договором народа Израиля с Богом. Суть его сводилась к формуле, привычной для современных юристов: если — то…

— А бессмертие? — Варя запнулась, будто проговорилась, и добавила осторожнее. — Бессмертие души?

— Старо как мир. Голодные мечтают о хлебе, сытые — об удовольствии. О вечной и сладкой жизни мечтают все… Ты же видела пирамиды?

— Да, но как… — девушка была явно взволнована.

— Для этого и была создана религия. Она все объясняет, вселяя несчастным страх и веру. Все, от племен до цивилизаций, создавали себе богов. Священные пантеоны в разных странах насчитывали сотни и тысячи персонажей. А в Индии и сейчас их сотни тысяч. Но только в Египте появился первый царь, кто придумал одного Бога.

— Эхнатон, — тут же выдохнула Варя.

— Браво, девочка, я рад, что не ошибся в тебе, — глаза старика сверкнули. — Жаль, что Атон не долго существовал в умах подданных, но эта блестящая идея была заимствована Моисеем. Впрочем, он вывез из Египта много больше.

— Джузи… — девушка замялась.

— Можешь смело так называть меня, — подбодрил он ее.

— Спасибо. А Вы думаете, что Моисей был реальной личностью?

— Не берусь утверждать правильность произношения имени этого человека, но мне довелось прочесть не один папирус, где говорилось об иудее, спасшем Египет от засухи и голода. Он придумал систему оросительных каналов и стал первым инженером при фараоне. Позже был удостоен самых высоких почестей. В том числе и посвящения в круг избранных, кому были доверены тайные знания.

— А как же бегство или исход иудеев из Египта?

— История полна легенд, — бледные губы старика попытались изобразить нечто вроде улыбки. — Впрочем, тем она и увлекает. — Он помолчал. — А Моисей, или кто-то с подобным именем понял, какую мощь хранили в себе открытые ему жрецами тайные знания. Но стареющая страна Египет не могла их реализовать. Он не стал призывать к революции, а решил создать новую страну на пустом месте.

— Так бегство все же было?

— И еще какое… — глаза опять оживились на неподвижном морщинистом лице. — Ты читала, что на дне залива, где, по преданию, перед беженцами разверзлась морская пучина, нашли множество останков людей, лошадей, оружие и части колесниц. Целую армию на дне!

— Н-нет, — удивленно протянула девушка.

— Разобраться в этих загадках кому-то еще предстоит. Но главное не в том. Тайные знания остались у кучки единомышленников Моисея. Забавно, но почти никто не говорит о том, что, умирая в пустыне, Моисей передал в виде завещания эти знания своей жене, а не брату Аарону, которого он сделал первым священником народа Израиль.

— Под завещанием Вы имеете в виду Святые Скрижали? — уточнила девушка.

— Странно… — старик помолчал. — Почему люди бывают так доверчивы… Ты тоже веришь в то, что Бог передал Моисею свои заветы на каменных пластинках? Неужели Всемогущий не мог прибегнуть к другому способу чтобы внушить десять заповедей или передать иные знания. Вспомни Иисуса. Без всяких Скрижалей, за которыми Моисей якобы поднимался на гору Синай, разбивал их в гневе и вновь шел просить их у Бога, Христос повел за собой миллионы.

— Значит, это некий образ?

— Конечно. Моисею нужно было объяснить соплеменникам, откуда взялись странные таблички с непонятными символами и почему они должны их беречь как зеницу ока.

— Объявляя Скрижали Святыней целой нации, он, таким образом, решил проблему их безопасности, — догадалась Варя.

— Именно так, с помощью простой идеи. Достаточно было указать в текстах Ветхого Завета, что Господь повелел изготовить ларь и назвать его Ковчегом Завета. Священные таблички с текстом хранить только там. Причем Создатель снизошел до того, что описал в деталях, каким должен быть ларь. Материал, форма, размер… Забавно, что Всемогущий обещал общаться с сынами Израиля именно из этого ларца. Не напрямую, от сердца к сердцу, а посредством какого-то ящика. Хоть бы это был и Ковчега Завета.

— Джузи, Вы сказали Ковчег?

— В библейских текстах это пишется именно так. Пусть тебя не смущает, что название созвучно с ковчегом Ноя и корзиной-ковчегом, в котором младенца Моисея дочь фараона нашла на берегу Нила. Надо помнить, что сначала по приказу одного из Птолемеев древние тексты иудеев были переведены на греческий, а потом уже на другие европейские языки. Да и на Никейском Соборе оставшиеся после тщательного отбора тексты еще и подверглись редакции. К терминологии нужно просто привыкнуть, а смотреть глубже.

— Хорошо, — быстро согласилась Варя. — И что же было с Ковчегом Завета?

— Хранители тайных знаний решили объединить племена народа Израиль и создать новое государство вокруг Ковчега Завета.

— Хранители?

— Конечно. Это было тайное общество, оберегавшее сундучок со странными табличками на протяжении почти пяти веков после бегства из Египта. Они пытались работать над текстами, скрываясь в пещерах, пока не был построен Храм на Святой горе. Тут большую роль сыграл Давид. Несмотря на свое незавидное происхождение. Он был сыном земледельца из Вифлеема. Давид царствовал сорок лет, из них тридцать три года правил объединенным государством Иудеи и Израиля, создав все условия для возведения Храма.

— Вы говорите о Храме в Иерусалиме?

— Его называют Первым Храмом. Но построил его Соломон, сын Давида. Это было более девяти веков до рождества Христова. Храм стал святилищем в полном смысле этого слова.

— За толстыми стенами работа с текстами пошла быстрее?

— Несомненно, ведь за табличками с непонятными символами охотились шпионы. И не только из Египта.

— Но если они обладали тайными знаниями, а Храм был разрушен, значит, что-то было не так.

— Я думаю, что причина проста как мир. Трудно обладать могуществом и оставаться праведником.

— Они нарушили божьи заповеди?

— Что-то вроде этого. По крайней мере, стали нарастать противоречия среди бывших единомышленников. Двенадцать колен Израилевых не могли быть равными, один род хотел быть главным. Государство, которое захватило или купило себе территорию ханаанских племен для Земли обетованной, к тому времени обладало немалыми средствами и силой.

— Завоевало? — удивленно приподняла бровь девушка.

— Царь Давид был воином и пролил немало крови, отвоевывая территорию и богатства для нового государства. Оттого ему и не разрешили строить Святой Храм. Он использовал все доступные средства для достижения цели. Но на всякую силу всегда отыщется большая сила. После смерти Соломона объединенное его отцом государство опять распалось на Иудею и Израиль. Вавилонский царь Навуходоносор осадой взял Иерусалим и разрушил Храм. Десять колен Израилевых покинуло Землю обетованную, и лишь два колена осталось в Иудее. Но не это главное. Тогда исчез Ковчег Завета.

— Я об этом ничего не знаю, — призналась Варя.

— О, это длинная история. Позже иудеи оказали помощь персидскому царю Киру в покорении Вавилона. После чего тот разрешил заново отстроить Храм на Святой горе Иерусалима. Приложил к этому руки и знаменитый Дарий. Строительные работы были закончены на шестой год его правления.

— И это все для того, чтобы Ковчег Завета вернулся в Храм?

— Конечно. Иудеи могли хранить его только там. Согласно библейским текстам именно на Храмовой горе находится «центр земли». Не только посвященные знали об этом условии. Многие авантюристы и лазутчики иных тайных обществ хотели завладеть его секретами.

— Так это произошло?

— Храм разрушали неоднократно, а вот находили Ковчег Завета или нет, покрыто тайной. Похоже, что разрушали в отместку за несостоявшиеся попытки. Думаю, что иудеи умели хранить свои тайны. Впрочем, единственный завоеватель, кто не разрушил Святой Храм в Иерусалиме, был Александр Македонский. Он прошел от Сирии до Египта, но не осквернил ни одной иудейской святыни. Эллинские цари даже приносили богатые дары в Храм. В период греческого владычества его вновь отстроили. Чего нельзя сказать о римлянах. Полководец Помпеи за шестьдесят лет до рождества Христова осадил Иерусалим и разрушил Храм.

— А Ковчег Завета так и не нашли…

— В библейских текстах об этом ничего не говорится.

— Но ведь в свитках Мертвого моря упоминается о великом сокровище, — не отступала Варя.

— Если быть точным, то в двух особенных свитках. Медных. Их долго не решались развернуть из-за состояния металла, который почти истлел. Потом все-таки распилили на продольные полоски, сложили и перевели текст.

— Я что-то припоминаю о тоннах золота, которые где-то зарыты.

— Да, в текстах медных свитков точно описаны места восемнадцати кладов, хранящих сотни талантов золота и драгоценных камней. Но нельзя забывать, что вес самого таланта неоднозначен. В те времена талант имел разные номиналы в разных странах, но в любом случае это несметные богатства…. А ты ищешь золото?

— Нет, — без колебаний ответила девушка. — Менее всего я хотела бы наткнуться на него. Вокруг сокровищ всегда кровь… В этой книге, — она указала взглядом на потрепанный переплет, прижатый к почти мальчишеской груди, — речь идет о некоем кладе, спрятанном в Египте.

— Ты верно перевела, — старик внимательно посмотрел на девушку. — А что тебя смущает?

— Это военная хитрость — прятать клад у врагов?

— Ну, евреи не всегда враждовали с египтянами. И Египет не всегда был арабским. Если ты помнишь, мудрый Соломон сделал своей первой женой дочь фараона. А во время войны с Вавилоном Иудея и Египет были союзниками.

— Да, и пирамиды первыми начали грабить арабы, — кивнула Варя. — Когда завоевали Египет.

— Только не идеализируй евреев. Они всегда были агрессивной нацией, и все войны объявляли справедливыми, ссылаясь на свои священные тексты. Задумайся, почему могущественный Рим объявил маленькое государство иудеев в рамках Палестины, затерянное где-то на задворках великой империи, своим врагом. Почему на подавление еврейских повстанцев из Британии был прислан самый успешный полководец, возглавивший несколько лучших легионов, которые перед этим легко покорили Сирию, Персию и Палестину?

— Это восстание Бар-Кохбы?

— Не только. После падения Галилеи и Иерусалима еще сопротивлялась крепость Массада. Ее защитники во время последнего штурма совершили одно из величайших самоубийств, лишив жизни не только защитников, но и всех жителей, включая младенцев. В ту войну римляне уничтожили около миллиона иудеев, а Палестину разделили на части, распродав и раздав новым поселенцам. Иудейское государство было стерто с лица земли, остатки нации развеяны по свету. В наши дни в Иерусалиме очень много исламских и христианских памятников, а от Священного Храма осталась только часть западной стены, которую евреи называют «Стеной плача».

— А Ковчег Завета?

— Его так и не нашли. С тех пор он только обрастает странными подробностями. Некоторые тексты утверждают, что в Ковчеге помимо Скрижалей хранился свиток Торы, написанной лично Моисеем. Еще там якобы обнаружилось блюдо с манной небесной. Позднее узнали, что среди прочего в Ковчег прятали непроизносимое имя Бога. Мусульмане утверждают, что еще в Ковчеге хранился жезл пророка Муссы и митра пророка Харуна. Причем сразу же после исчезновения Скрижалей из Иерусалима они появились чудесным образом в виде небесного камня Каабы, который стал исламской святыней и хранится в Мекке. Надо сказать, что в исламе и иудаизме история появления и утраты Ковчега Завета схожи. Называя его «Хранилищем благодати», мусульмане утверждают, что Ковчег вернется в Храм сразу после того, как все жители Земли уверуют в Коран и Аллах изберет нового царя Израиля.

— А что же христиане?

— В Апокалипсисе Иоанна Богослова сказано, что Ковчег Завета вернется в Храм во время второго пришествия Иисуса.

— И больше никаких следов? — с надеждой произнесла Варя.

— Известны противоречивые документы, одни указывают на то, что Ковчег Завета был увезен в Вавилон, другие — в Турцию, иные утверждают, что он спрятан под самим Храмом. Есть намеки на то, что его нашли «храмовники».

— Тамплиеры?

— Да, им многое приписывают. Но, пожалуй, самым интересным является намек на то, что Ковчег Завета был спрятан у ессеев.

— Почему?

— Это ветвь отшельников из Колена Иуды, откуда были родом Давид и Соломон. Развалины монастыря ессеев и пещеры, где было обнаружено множество свитков, находятся в нескольких километрах от Мертвого моря. А эти земли были отданы представителям Колена Иуды при дележе завоеванной территории для Земли обетованной.

— Как интересно! — с восторгом воскликнула девушка. — Вот почему в Новом Завете яркий отрицательный персонаж носит имя Иуды… В отместку.

— Мне нравится твоя сообразительность, — старик блеснул глазами. — Надеюсь, ты понимаешь, что Давид не случайно выбрал столицей объединенного государства еврейских общин именно Иерусалим. Согласно преданию, Давид получил послание Господа через пророка, по имени Гад, идти в Иудею, где Колено Иуды помазало его на царство. Город Иерусалим находился как раз на границе между наделами Колен Иуды и Вениамина. Провозгласив там столицу, Давид приобрел двух сильных союзников, но сделать столицу Святым городом было не просто. Дело в том, что в библейских текстах нет прямых указаний Бога на то место, где должен храниться Ковчег Завета. Более того, Господь, зная слабости людей, говорил лишь о том, как должно изготовить Ковчег, чтобы Он оттуда мог общаться с избранными. Давид исправил эту неточность.

— И что же он придумал?

— В период, когда на территории Иудеи зверствовала язва, Давид заявил, что ему было послание все через того же пророка Гада построить алтарь Господу, где приносить жертвы во искупление грехов. А знаком свыше было явление ангела с мечом. Причем меч справедливости сверкнул как раз над Иерусалимом. Построенный алтарь помог одолеть эпидемию, и уже ни у кого не возникло вопроса, где строить Храм.

— А противники молчали?

— Думаю, они и не стали возражать, поскольку Ковчег в то время находился у Давида. Так в библейских текстах появилась фраза о том, что Господь указал место для Святого Храма. Стоит ли уточнять, что позднее именно на том месте, где строили Первый Храм, был найден Краеугольный камень.

— Это что-то из масонства?

— Вольные каменщики многое заимствовали у иудеев. Начиная от колонн Первого Храма и кончая символикой. Этот камень, в три пальца высотой, еще называют Центром Земли. На нем и построили Двир — помещение кубической формы, где хранили Ковчег Завета.

— То есть истинный Центр Земли мог находиться только на Земле обетованной?

— Более того, только на территории, принадлежащей Колену Иуды. В столице этого племени.

— И если бы иудаизм стал единой религией всех жителей земли, Иерусалим стал бы столицей всего мира.

— Браво, девочка! — глаза старика с нежностью смотрели на Варю. — Ты видишь, как просто можно заставить миллионы поверить в то, что они должны считать захолустный поселок в пустыне великим городом. С этого начинается мировое господство. Этот простой секрет знали Моисей, Давид, Соломон… О нем догадывались Нерон и Тиберий, поэтому задумали стереть с лица земли Иудею. Рим не хотел делиться властью. Причем властью, основанной не на силе, а на искренней вере. Такой, за которую шли на костер с гордо поднятой головой.

— Джузи, но как можно заставить верить в то, чего нет?

— Дитя мое, человек рождается для веры… — взгляд главы старинного клана стал грустным. — Задумал ли так Создатель или внеземной разум, посетивший когда-то нашу планету, я не знаю… — он замолчал, уставившись в точку на горизонте. — Подавляющее большинство людей на Земле удивительно восприимчиво к религии. Каким-то образом это заложено в нашем генетическом коде. Более сообразительные собратья догадывались об этом прежде сородичей и пользовались в своих интересах. Любая социальная общность, от затерянного в пустыне племени до нации или альянса нескольких стран, имеет религию, — старик иронично взглянул на Варю. — Даже ваши коммунисты, объявившие себя атеистами, лишь подменили православие другой религией, причем более жесткой. Легко проверить по основным признакам: приношение жертв во имя веры и борьба с еретиками. Ибо религия есть власть над разумом. Нелогичная, овеянная мифами и одурманивающее приятная. С ней спокойно и комфортно.

— Значит, Иисус появился не случайно?

— Конечно! Нашлись неглупые люди, понявшие, какие возможности заложены в монотеизме для мирового господства, а тайные знания для реализации этой идеи уже были у кого-то в руках.

— Таблички с текстами из Ковчега Завета кто-то нашел?

— А как ты думаешь, почему неизвестный проповедник Иешуа Га-Ноцри из некой секты, коих было тогда в Иудее не менее двух десятков, вдруг стал быстро овладевать сердцами самых разных людей.

— Секты? — удивилась Варя.

— А как бы ты назвала небольшую группу людей, придерживающихся иных религиозных воззрений и даже противоречащих вековым традициям Торы? — лицо старика оставалось почти бесстрастным. — Это сейчас Иисус для всех сын Божий, а, появившись в тридцатом году нашей эры, он был одиноким бродягой. Представь, не имея ни финансовой, ни политической поддержки, он за пару лет стал чрезвычайно популярен. Что так воздействовало на соплеменников?

— Иисус владел особой технологией общения… — предположила девушка.

— А ты помнишь, где крестился Иисус? — неожиданно спросил старик.

— Приток Иордана в местечке Вада-Харрар, — без запинки выпалила Варя.

— Умница. Но мало кто знает, что это всего в восемнадцати километрах от монастыря в Вади-Кумран…

— Вы хотите сказать, что Иисус был связан с ессеями!

— Ни одно из Колен Израилевых не имело обряда крещения водой. К тому времени почти пятнадцать веков они поклонялись своему Яхве и ничего, кроме обрезания, не практиковали… Кстати, ты знаешь смысл обрезания?

— Это что-то связанное с гигиеной?

— Чушь! — старик оживился. — Это старинный символ обнажения души перед божеством. Практиковался и в Египте, и в Сирии, и в Персии, у которых с гигиеной все было хорошо и воды хватало. Многие древние народы поклонялись фаллосу, как прообразу одного из Богов на земле, задолго до иудеев. Изображение обрезанного детородного органа величиной от сантиметра до нескольких метров можно без труда найти по всему свету. И это не эротика, это реальная религиозная атрибутика. Позднее Священная инквизиция каленым железом выжигала все, что связано с язычеством в сознании христиан.

— Значит, крещение водой стало новым религиозным обрядом новой религии…

— И опять ты умница, — старик одобрительно посмотрел на юную собеседницу. — Слышала ли ты что-нибудь о ритуалах посвящения в различных мистических школах?

Варя сделала неопределенный жест рукой.

— Во всех тайных школах или кланах обряд посвящения обязателен для новичков. Такое посвящение может быть абсолютно безобидным, наподобие простого окунания в воду, а может и нести особое воздействие на сознание человека. Все зависит от желаемого результата. В процессе могут использовать ритуальные настойки плодов или грибов, дымить особенными травами, отстукивать специальные ритмы, смешивать и выпивать кровь, но главное — произносить священные тексты. При этом посвящаемый осознанно открывается для такого воздействия, и только от мастера, проводящего обряд, зависит результат. Диапазон воздействия велик: от внушения хорошего настроения до открытия или уничтожения определенных способностей. И только в одном монастыре знали удивительную способность простой воды хранить и передавать информацию.

— Если Иоанн Креститель в речушке у Вада-Харрар открыл у Иисуса какие-то сверхспособности, то Мессия должен был принадлежать к тайной школе иссеев?

— Прямых подтверждений нет. Новый Завет умалчивает о периоде жизни Иисуса с тринадцати до тридцати лет, а это отличный возраст для осознанного обучения. Имеется ряд косвенных признаков о принадлежности Иисуса к ессеям. Как и эти отшельники, он презирал собственность, носил такую же одежду и был очень скромен в быту, говорил на том же диалекте, не притрагивался к перу, ибо у ессеев для письма требовалось особое посвящение, хранил обет безбрачия… Ты, наверное, знаешь, что в то время среди иудеев такой мужчина считался бы проклятым. И главное, проповеди Иешуа Га-Ноцри были основаны на мировоззрении ессеев.

— Этим он навлек на себя гнев власть имущих?

— Несомненно. Верхушка иудейских церковнослужителей быстро оценила исходившую от нищего проповедника опасность, поняв методы его работы. Это осознал и Понтий Пилат. Литературные сюжеты, в которых прокуратор сочувствует новоявленному Мессии и даже пытается спасти, — полная чушь, написанная много позже в Ватикане. Иешуа явно пытали, чтобы выведать секреты ессеев, вернее, где спрятаны таблички с текстами, украденные Моисеем у жрецов Египта. Ведь не случайно Мессия вошел в Иерусалим на Пасху — праздник, посвященный дате исхода евреев из Египта.

— В истории нет случайностей, — кивнула понимающе Варя.

— Меня не покидает мысль, что совпадение в некой точке пространства с неким моментом времени и с некими тайными знаниями, которыми обладал Иисус, могло породить некий особый процесс.

— Джузи, Вы говорите о воскрешении несчастного, распятого на кресте?

— Очень может быть, что произошло нечто-то похожее.

— Чудо?

— Простым смертным это могло показаться именно так. Для рождения новой религии нужен был толчок, равносильный взрыву новой звезды. Не забывай, что ессеи были вредной сектой в глазах у всех иудеев.

— Вот почему я никогда не могла понять, отчего Иисус не был востребован евреями. Огромный христианский мир, живущий за тысячи километров, почитает его и эти места святыми, а соплеменники обходят молчанием.

— Евреи молятся своему Богу и живут согласно священной Торе. Все остальное — мир иноверцев.

— Значит, ессеи верно просчитали все шаги многоходовой комбинации с Иисусом?

— Думаю, что им все удалось.

— Но ведь было немало жертв среди первых христиан, — засомневалась девушка.

— Смертники и великомученики есть в любой религии. Иногда их даже искусственно создают. Вера и жертвоприношения неразделимы. Реальная кровь, пролитая во имя мифа, делает его жизнеспособным. Именно жертва становится питательной средой в сознании верующего для закрепления религиозных воззрений на уровне инстинкта.

— И кто-то все это так удачно спланировал?

— Эти кто-то нашли таблички с тайными текстами, украденными Моисеем, и почерпнули из них технологию воздействия на человека. Думаю, результат превзошел все их ожидания.

— У них было что-то посильнее гипноза?

— Мне почему-то кажется, что ты не случайно знаешь арамейский и не расстаешься с этой книгой. Впрочем, это тема для другого разговора… Ты не принесешь мне воды? Что-то я устал. Да и пора принимать лекарства. Мое умирающее тело не может без них существовать.

Черноглазая девушка постаралась скрыть разочарование от того, что пришлось прервать беседу, и легкой походкой поспешила исполнить просьбу старика. А тот остался наедине со своими мыслями у открытого окна с чудесным видом на безмятежную бухту.

 

Глава II. Геранд

— Братья, позволю взять на себя почетное право зажечь серебряную свечу, как древний знак нашего Ордена, символизирующий отпущенное для встречи время.

— Храни, Господь, Святой Орден, — послышались в ответ негромкие голоса.

Невысокий сухопарый мужчина с пронзительно голубыми глазами и пышной копной седых волос был облачен в простую белую накидку, ниспадающую до каменных плит пола. Его безукоризненный французский звучал с легким акцентом, намекающим на жителя туманного Альбиона.

— К сожалению, магистр сейчас находится в глубоком погружении, и согласно параграфу о семинарах я взял на себя ответственность информировать высокое собрание о событии, не терпящем отлагательства.

Небольшое помещение со сводчатым потолком из серого ракушечника за отсутствием окон освещалось толстыми свечами в красивых старинных подсвечниках по стенам. У единственной двери из толстого резного дерева, окованного массивными металлическими полосками, с внешней стороны стояли два монаха в простых длинных рясах с капюшонами, скрывающими лица. Внутреннее убранство комнаты было скромным. Несколько простых скамеек, на которых сидело две дюжины человек, да стоящий перед ними небольшой столик с изящной тонкой свечой составляли незамысловатый интерьер мрачной комнаты. А ее акустика была рассчитана так, что даже очень тихая речь сидящего за небольшим столиком человека была отчетливо слышна только находящимся в центре помещения и совершенно стихала вне этого пятачка. Любопытное ухо, прислоненное к массивной двери в коридоре или стенам, не могло уловить ни единого звука изнутри. Даже монахи в капюшонах у двери не пытались напрягать слух, зная, что это бесполезно. Ни окон, ни вентиляционных отдушин не было. Эта комната умела хранить тайны.

— Дело в том, что братья Северного Замка встревожены неординарным событием, — оратор сделал паузу, подчеркивая важность произносимых слов. — Один из флэшеров, посвященный пятой ступени, подвергся необычному воздействию. Выполняя миссию в России, наш инициатор не вышел на связь в установленные сроки и позднее был найден в бессознательном состоянии в одном из госпиталей Москвы. С помощью братьев Русской Крепости нам удалось переправить пострадавшего в реабилитационные покои монастыря в Праге, но результатов пока нет. Орден встревожен таким жестоким актом агрессии в отношении одного из наших братьев, причем достаточно опытного и обладающего безукоризненной репутацией.

Голубые глаза человека в белой мантии скользнули холодным, испытующим взглядом по лицам сидящих на скамейках мужчин. Все они были преклонного возраста и, несмотря на различие в национальности и типе внешности, одна черта их облика удивительным образом объединяла собравшихся, делая в чем-то очень схожими. Это были сухопарые, подтянутые мужчины со строгими лицами аскетов, на которых застыл немигающий, властный взгляд. В каждом движении чувствовался выразительный жест привыкшего повелевать, не тратя времени на эмоции.

— Анализ ситуации показал, что атакующий умело скрыл все следы своего воздействия на пострадавшего. Даже настоятель Пражского монастыря, флэшер Йозеф, посвященный на седьмую, высшую ступень мастерства, не смог понять механизма атаки. Все сеансы локации временных и ассоциативных областей памяти жертвы оканчивались одинаково. Черный туннель, глубину которого определить еще не удалось. Он обходит временной отрезок длинной около года жизни нашего несчастного брата. Позволю себе напомнить, что это посвященный пятой ступени.

Аудитория хранила молчание, и последние слова оратора, метнувшись коротким эхом среди арок сводчатого потолка, оставшись там навсегда. Давние традиции подобных собраний подразумевали возможность любого из присутствующих высказываться, но их опыт подсказывал, что рука, лежащая рядом с серебряной свечкой на маленьком столике, не вскинется в жесте, предоставляющем слово желающему. Облаченный в длинную белую накидку до пят не случайно занимал это место. Присутствующие были уверены, что он давно просчитал все известные варианты и опробовал их. Более того, обладатель пронзительных голубых глаз мог видеть многое, что было скрыто от остальных. Стать лайтером Ордена Сынов Света суждено лишь гению, что рождается раз в столетие. Его долго ищут зоркие следопыты всех монастырей тайного общества. Более полувека назад присутствие такого вундеркинда в одной из деревушек Ирландии почувствовали братья Западного Замка. Мальчика выкрали и воспитали в одном из монастырей Ордена. Претендента долго проверяли и готовили к миссии. Ожидая своего часа, Сын Света переходил с одной ступени мастерства на другую, пока не достиг шестого уровня. Посвящение прошло восемь лет назад, когда ушел в мир иной предыдущий инквизитор Ордена. Ярко-голубое свечение ауры нового Лайтера обещало обеспечить надежные тылы братству. Собственно говоря, так и было на протяжении всего последнего времени, за исключением обсуждаемого инцидента. Такой наглой агрессии никто из собравшихся не мог припомнить за долгие годы совместного служения великой идее.

— Нет сомнений, что атака на инициатора была вызвана внедрением одной из наших торговых фирм на рынки России. Тщательно спланированная и безукоризненно выполненная акция была прервана на финальной стадии, в результате чего наша фирма потеряла более пятидесяти миллионов евро и лидерство на огромном русском рынке в своей области. Упущенная выгода уже к концу финансового года превысит сто миллионов. Собственно, поэтому дело передано в ведение инквизиции Ордена.

Подобно великому актеру на знаменитой сцене, лайтер отлично чувствовал ситуацию в зале и наслаждался своей игрой. Конечно, не всем это было по душе, но никто не посмел сделать замечание такому могущественному собрату. Весь Орден придерживался незыблемых правил: скромность в быту, безбрачие и ограничения в удовольствиях, доступные простым смертным, что оставляло братьям совсем немного маленьких человеческих радостей в этой жизни.

— Отвечая на первый вопрос, кому это выгодно, мы вычислили предполагаемого заказчика. В Санкт-Петербурге, где произошел инцидент, в интересующий нас период открылся филиал миланской фирмы «Флорентино», куда странным образом перекочевали утраченные нами ресурсы. Фирма принадлежит клану Валороссо из Сицилии. Надеюсь, присутствующим не нужно напоминать, что эта семья в самом начале становления Ордена Сынов Света была близка нам и долгое время поддерживала дружественные отношения. Однако с переходом власти к молодому и слишком амбициозному Антонио, который, кстати, еще не стал официальным хранителем Книги Силы клана Валороссо, наши интересы уже пересекались. Некоторым известен инцидент с исчезнувшей яхтой, владельцем которой был наш разведчик. Это случилось прошедшей зимой. Есть все основания полагать, что там не обошлось без стрелков из Трапани. Поскольку это напрямую не затронуло Орден, Светлейший Совет решил не предпринимать никаких активных мер, а лишь усилить мониторинг.

В последовавшей за монологом паузе холодный взгляд голубых глаз стал медленно прощупывать каждого сидящего в комнате без окон. Повинуясь параграфу о семинарах, все участники должны были максимально снять защиту перед старшим собратом, сидящим у серебряной свечи. Впрочем, этого и не требовалось. Лайтер обладал таким уровнем мастерства коммуникаций, что легко обходил любые из известных способов защиты сознания. Вовремя замеченные способности странного мальчика были шаг за шагом развиты с помощью уникальных методик в нескольких монастырях Ордена до такой степени, что даже учителя и некоторые члены Светлейшего Совета были весьма осторожны в общении с ним.

Со стороны могло показаться, что оратор замолчал из вежливости, дабы не утомлять пространными речами коллег, но на самом деле он сканировал сознание каждого участника встречи, подмечая одному ему заметные особенности. Остановив свой взгляд на крайнем в последнем ряду сухоньком старичке, который бодрячком сидел на краешке отполированной рясами скамейки, словно петушок на насесте, лайтер незаметно для всех сосредоточил свое внимание на мужчине с красивым греческим профилем во втором ряду. И вернулся он не зря. Потомок эллинов позволил себе расслабиться, почувствовав, как напряжение вокруг него спало, после того как председательствующий перешел к соседу.

Куратор балканского региона, известный собратьям Сынов Света как гловер Демис, в обычной жизни был удачливым агентом небольшой страховой компании в Салониках, принадлежащей Ордену. На завтра у него была назначена встреча с клиентом в одном из старых городов на берегу Луары. Демис всегда с большим удовольствием приезжал именно в Нант. Когда-то он был влюблен в молодого профессора, читавшего курс римского права в университете Нанта. Итальянка была чертовски хороша и темпераментна. Она была лет на десять старше, и кто знает, как бы сложилась судьба гловера, если бы не строгие правила Ордена. Повинуясь параграфу о чистоте, Демос однажды утром приказал себе больше не думать о Биатрис. Правда, воспоминания о ней накатывали всякий раз, когда он приближался к Нанту. Возможно, поэтому он с особой теплотой относился к старым площадям и улицам, мощенным ажурным брусчатым рисунком, секрет которых канул в Лету вместе с артелями гранитных дел мастеров. Когда-то они с Би подолгу бродили по этим извилистым улочкам и кружились в танце на площадях под музыку, что звучала только в их сердцах. Ах, что это было за время! Впрочем, именно время умеет так мастерски прятать в тень все ненужное и подсвечивать очаровательные моменты молодости и влюбленности, которые потом ложатся яркими бликами на алтарь воспоминаний.

— Вот, собственно, и все, что я хотел сообщить вам сегодня, — лайтер как бы нехотя нарушил молчание. — Нам необходимо быстро собрать и проанализировать информацию по данному инциденту. Библиотека в Арле будет ждать ваши отчеты в течение трех дней. Поиск аналогичных инцидентов в наших архивах пока не дал положительных результатов, так что надеюсь на вашу помощь, братья… Храни, Господи, Святой Орден!.

Узкая рука с синими прожилками вен под бледной веснушчатой кожей осторожно взяла серебряную свечу на столе. Описав круг в ритуальном прощальном жесте, огонек погас, замкнув траекторию.

— Храни, Господи, Святой Орден! — эхом отозвалось разноголосое собрание и стало расходиться. Все безмолвно прощались лишь взглядами согласно давней традиции. Члены тайной организации вели очень скромный образ жизни и никогда не проявляли своих эмоций ни публично, ни наедине с братьями. Неподвижное лицо всегда оставалось безучастным ко всему окружающему, и лишь тот, кто встречался глаза в глаза, мог понять истинный смысл устремленного на него взгляда. Эти навыки невербального общения, выработанные с годами, помогали каждому Сыну Света различать в любой толпе своего, даже незнакомого собрата.

Демис неожиданно почувствовал желание задержаться в комнате без окон и стал пропускать вперед и без того неторопливых участников странного собрания. Встретившись взглядом с настоятелем небольшого монастыря близ Марселя, известного в братстве как флэер Джозеф, он лишь молча поблагодарил того за приглашение продолжить встречу, но отказался. Они давно были в дружеских отношениях и при случае не упускали удовольствия пообщаться за чашкой кофе наедине. Джозеф был очень интересным собеседником. Казалось, не было темы, которую бы он не смог авторитетно поддержать. В свои семьдесят с небольшим лет это был радушный и добрый человек. Сдержанный и тактичный, Джозеф мало походил на француза. Возможно, не будь у братства строгих правил безбрачия, он обзавелся бы большой семьей, в которой все непременно любили бы этого светлого человека, а детвора не слезала бы с его колен и гроздьями висела бы на шее. Но, обрекая себя на добровольное одиночество, Джозеф выплескивал свою невостребованную любовь на монастырскую обитель, где все искренне уважали его. Впрочем, Святейший Совет Ордена не считал флэера из Марсельского монастыря эдаким юродивым. Они часто прибегали к помощи Джозефа для выполнения силовых миссий. Если этот добрейший человек верил в справедливость готовящейся акции, вся его нерастраченная любовь и удивительный интеллект превращались в инструмент такой сокрушительной силы воздействия, что увидевшие результат атаки флэшера мысленно преклоняли перед ним колено.

Будь у Сынов Света традиция награждать медалями, кубками или грамотами своих собратьев за успешное выполнение особых миссий, Джозефу было бы чем гордиться. Однако строгие правила Ордена предполагали скромность и внутреннее удовлетворение. Эмоции не растрачивались попусту. К примеру, аналогичная буря восторга или возмущения, что низвергается футбольными фанатами на стадионах в стычки с болельщиками иных команд или полицией, братством Света умело аккумулировалась для выполнения истинной идеи.

Чувство огорчения от упущенной встречи с Джозефом и неосознанной тревоги, вызванной желанием остаться в опустевшей комнате без окон, заставили Демиса внутренне напрячься. Однако, несмотря на выставленную защиту, он почувствовал боль в затылке. Это было явным присутствием чужого разума в его сознании. Словно вирус в здоровом теле, присутствие чужой воли вызывало протест собственного сознания. Результатом такой борьбы была боль. Сопротивление защиты проламывалось, и ее образные осколки словно впивались в мозг, вызывая ноющие болевые ощущения. Погибая, защита предупреждала о вторжении. Этим навыкам обучались все Сыны Света с раннего детства. Если ребенок обладал соответствующими способностями и попадал в зону внимания следопытов Ордена, судьба его была предопределена.

— Спасибо, что согласились поговорить со мной, — голос лайтера звучал издевательски. — Помнится, Вы как-то рассказывали мне о приятельнице по университету в Нанте.

Гловер от изумления не проронил ни слова. Он даже захотел присесть, но удержался.

— Как бишь ее звали… Она преподавала историю римского права, если я не ошибаюсь.

— Би… Биатрис, простите.

— Да, конечно, — снисходительно согласился инквизитор.

А не припомните ли Вы, уважаемый Демис, что-нибудь о ее матери. Упоминала ли Ваша Биатрис о молодости своей матери… О Флорениции, кажется… Я что-то смутно припоминаю…

Капелька холодного пота сбежала по позвоночнику потомка эллинов. Он чувствовал ее влажный след на своей тщедушной спине и отчетливо представлял, как он выглядит. Длинный и узкий, словно клинок тонкого стилета, пронизавшего все его чакры сверху вниз. Он будто пригвоздил гловера к напольным плитам, заставив держать спину очень ровной. От этого ощущения малейшее движение приносило боль.

— У ее матери была очень близкая подруга, обе собирались замуж и назначили свадьбу на один день, но та погибла, — страховой агент не узнал свой голос. — Ее звали Джулия.

— У Вас замечательная память, Демис, — на лице лайтера не было и намека на улыбку. — Продолжайте.

— Но это было очень давно, еще до войны, — куратор балканского региона Ордена нервно сглотнул. — Кажется, подруги учились во Флоренции. Я могу ошибаться, поскольку слышал эту историю, когда учился в Нанте. Это были семидесятые годы, и с тех пор не видел Биатрис.

— Что же, это похвально, брат мой. Наше дело не терпит отвлечений. Подобные слабости отбирают слишком много энергии, а это непозволительно.

Они помолчали. Вернее, инквизитор сделал многозначительную паузу.

— У меня к Вам будет просьба, дорогой Демис…

От пристального взгляда пронзительных голубых глаз заверения в обязательном исполнении застряли в горле почти парализованного гловера.

— Не планируете ли Вы посетить Нант в ближайшее время? — продолжил инквизитор Ордена, насладившись моментом власти.

— Завтра у меня намечена встреча с клиентом. Мы договорились за вечерним чаем просмотреть бумаги по страховке. Он живет недалеко от собора Святого Павла.

— Красивый собор, — у Демиса опять защемило в затылке. — Не могли бы Вы зайти в университет и навести справки о своей знакомой Биатрис. Кто знает, может быть, удастся встретиться и поболтать о молодости. Женщины на склоне лет очень сентиментальны.

Гловер лишь коротко кивнул в ответ.

— Узнайте все о подруге ее матери. Мне почему-то кажется, что она могла бы стать нам полезной… И будьте осторожны. Впрочем, не мне Вас учить общению с дамами. Вы ведь всегда числились в любимчиках женщин.

Демис внутренне содрогнулся от одной мысли, что лайтер знает о его случайной связи с Надин. Дело в том, что, выполняя одно из деликатных поручений Ордена, страховой агент вынужден был прибегнуть к испытанному способу получения информации. Он познакомился с подругой клиентки и быстро узнал необходимые детали супружеской жизни интересующего объекта. Впрочем, куратор немного увлекся, но решил не указывать в отчете, что данные получил в постели. Кто бы мог подумать, что степенный мужчина с сединой мог проявлять юношескую настойчивость и пылкость в объятьях далеко не юного женского тела. В благодарность за фантастическое удовольствие и разбуженные воспоминания Надин не только поведала Демису все о своей подруге, но и готова была на большее. Однако увы, увы, увы. Это была производственная необходимость. Стоит ли вспоминать?

Секундой позже, заметив улыбку на лице инквизитора, балканский куратор пожалел, что вспомнил этот щекотливый эпизод. Заглаживая грехи, он трижды мысленно повторил заветную фразу: «Храни, Господи, Святой Орден!». И был прощен.

С трудом передвигаясь на дрожащих ногах, Демис покинул церквушку через неприметную боковую дверь. Несмотря на солидный возраст, изъеденная кое-где плесенью и червями массивная дверь даже не скрипнула. Прошло немало лет с тех пор, как эта церковь на площади небольшого городка Геранд, окруженного стенами в пять метров толщиной и до сих под действующим рвом с водой, спасала жизнь наследнице престола Бретани. Запад Франции всегда претендовал на особый статус в едином государстве. Впрочем, теперь многое изменилось. Границы между странами становятся все более прозрачными, а международные организации все более значимыми.

На улице Демис вновь почувствовал себя простым страховым агентом, зашедшим во время служебной командировки в музей. Геранд был именно городом-музеем, он разделил участь многих замков Франции. Средств на содержание исторической ценности в казне не хватает, вот и приходится владельцам сдавать часть помещений в аренду под рестораны, дорогие отели или частные апартаменты. В мире всегда находятся богатые чудаки, готовые заплатить хорошие деньги за ужин в графских покоях, брачную ночь в королевской спальне, корпоративную вечеринку в загородном доме известной фаворитки или шикарную свадьбу в настоящем дворце Людовика.

Внимание Демиса привлекла группа людей в черном у входа в церковь. Похоже, они по-настоящему отпевали покойника, но толпа зевак делала из этого траурного процесса некий фарс. Вездесущая группка маленьких японцев даже фотографировалась на фоне дорогого гроба из красного дерева. Впрочем, скорее всего, усопший завещал отпевать себя здесь в угоду своим амбициям, а не религиозным соображениям. Многое грешники живут и умирают неестественно, словно играют в какую-то надуманную игру. И даже своим последним минутам пребывания на этом свете стараются придать особую значимость, не желая понимать, что в мыслях у окружающих их образ далек от желаемого ими.

Не первый раз Демис приезжал на семинар в Геранд. Это было особое место для братства Сынов Света. В тайных подземельях древней крепости были спрятаны некоторые артефакты. Центральный замок Ордена всячески оберегал это хранилище, что позволяло проводить встречи на самом высоком уровне, не привлекая внимания. К тому же неподалеку находился хороший аэродром, а в пятнадцати километрах располагался один из лучших европейских курортов Ля-Боль.

Девятикилометровая дуга песчаного пляжа на Атлантическом побережье Франции была знаменита не меньше Ривьеры. Не случайно здесь построили конечную остановку одной из веток скоростного экспресса из Лондона и автодороги с особым покрытием. Приезжим было нетрудно затеряться среди множества отелей и богатых вилл на побережье и ненароком посетить старый Геранд. В отличие от Ривьеры, где любила пошуметь молодежь, окрестности Ля-Боля были спокойны. Мелководье с песчаными дюнами и соляные болота делали эти края прибежищем тех, кто любит уединение. Поэтому встреча с солидными пенсионерами не вызывала нездорового интереса.

Состоятельные люди не только Франции, но и других стран Европы покупали в Ля-Боле дома или апартаменты в отелях, что позволяло им приезжать сюда в любое время без предварительных согласований. Ценя покой своих постоянных клиентов, администрация тратила немалые средства на безопасность, и нужно сказать, что преуспела. В отличие от Ривьеры, здесь не болтались на улицах подозрительные личности или попрошайки, прохожим не предлагались китайские подделки, а все рестораны и бары так дорожили своей репутацией, что их меню могло позавидовать любое столичное заведение.

С обеих сторон бухту Ля-Боль замыкали рыбацкие деревушки Круазик и Порнише. Это было Меккой для гурманов Европы. Только что выловленная рыба и морепродукты Атлантики превращались здесь в самые экзотические блюда. Обрамленные великолепным букетом французских вин, составленным лучшими сомелье страны, они призваны были покорять желудки и сердца состоятельных туристов. Знаменитые исполнители считали за честь получить приглашение в Ля-Боль на курортный сезон.

Незримый барьер между богатыми и всеми остальными вырастал именно здесь. Цены на все услуги, продукты и безделушки были столь велики, что простые смертные, зная эти цифры, обходили Ля-Боль стороной. Непреодолимая сила денежных знаков давно расслоила общество, проведя негласные границы. Конечно, любой желающий мог прокатиться по извилистым дорогам окрестностей Ля-Боля или Геранда, но стоило ему выйти из своей машины, как он чувствовал тяжесть золотой пыли на плечах. Если же прохожий спокойно выкладывал десятикратных цену за чашечку кофе и оставлял столько же на чай, он становился своим.

Эти размышления ненадолго отвлекли гловера от задачки, преподнесенной ему инквизитором Ордена. Он давно похоронил все планы относительно Би в своей жизни, но поездки в Нант навевали приятные воспоминания. Именно в них оба еще были молоды и счастливы. Тогда десятилетняя разница в возрасте с Биатрис только подстегивала желание студента. Они встретились такой же теплой осенью, когда Демис перешел на третий курс, а Би приехала из Рима читать лекции.

Орден не практиковал полного затворничества для братства. До пятнадцати лет все кандидаты обучались в стенах его различных монастырей, а пройдя посвящение на первую ступень, отправлялись в различные учебные заведения получать обычные профессии. Поначалу Демису пророчили адвокатскую практику, но, учитывая аристократическую внешность и природную способность уговаривать самым обычным способом, не прибегая к особым воздействиям, его рано направили на оперативную работу, увидев задатки настоящего гловера Ордена. И не ошиблись. Потомок эллинов легко вращался в самых высоких слоях общества балканских стран, используя образ ленивого студента и поклонника женских прелестей. Святейший Совет смотрел сквозь пальцы на некоторые его вольности, если миссия удавалась. А в общении с женщинами гловер не знал равных. Не подпуская их близко к сердцу, он легко манипулировал женскими слабостями. Репутация завидного жениха с отличной родословной и средствами открывали для молодого потомка древнего эллинского рода многие двери. С годами эта репутация не поблекла, ведь невест на выданье всегда хватало, даже бальзаковского возраста.

Демис не особенно утруждал себя работой в страховом агентстве, давно заняв позицию доверенного лица очень состоятельных клиентов. Это давало возможность много ездить и встречаться с разными людьми, не вызывая никаких подозрений. Владея конфиденциальной информацией богатых и влиятельных семей юга Европы, балканский куратор использовал ее в интересах Ордена. Он с удовольствием плел интриги, незаметно подготавливая почву для решительных действий.

Его всегда забавляло, как бывают беззащитны влиятельные семьи перед проблемами личного характера их членов. Корпорации с мировым именем и огромными капиталами рано или поздно открывали двери совета директоров для новых родственников своих детей или, наоборот, закрывали их перед носом тех, кто стал неугоден Ордену и по какой-то странной причине неожиданно покидал семью собственников. Гловер был мастером в обустройстве таких деликатных дел. Причем его трудно было заподозрить, как ни «копали» под него службы безопасности компаний: он никогда не стремился к личной выгоде. Оставаясь в роли покинутого и соблазненного, он находил утешение в личном покое и… новых интригах.

С Би все обстояло иначе. Наверное, это была настоящая любовь. Прошло столько лет, а его сердце замирает от воспоминаний. Быть может, он идеализировал эту женщину, но чем-то она смогла покорить его сердце, оставшись там навсегда. Прошло почти полвека, а он до сих пор помнит ее запах. О, как он кружил ему голову! Тогда он искренне поверил в реинкарнацию. Они столкнулись в шумном коридоре университета. Демис куда-то торопился, а Биатрис выходила из аудитории. Миг — и все решилось. Он сразу осознал, что влюблен, и увидел то же в ее глазах. Он так и не понял до последней их встречи, любил ли он именно Би или некий образ, разбуженный ею в его душе. Тогда это было неважно. Позже страховой агент не раз пытался анализировать ситуацию и приходил к выводу, что Би всегда жила в его сердце. Еще до рождения, вернее, он родился с ее образом в душе. Тогда-то он и уверовал в реинкарнацию. Другого объяснения не было. Подумать только: в день их первой встречи они, как сумасшедшие, уже через час срывали с себя одежду в маленькой комнатке на втором этаже кафе рядом с университетом. И он ловил себя на мысли, что знает это роскошное тело, эти жесты, эти вздохи. Бывает же так…

Демис и не заметил, как оказался на набережной. С возрастом многие действия гловера происходили в некоем автоматическом режиме, исключавшем его сознание, и он мог сосредотачиваться на главном. Будь то чужой город или общество незнакомых людей, он был в состоянии шутить, участвовать в серьезном разговоре, играть в карты или искать незнакомый дом, но при этом думать о своем. Его сознание будто раздваивалось или даже делилось на большее количество частей, участвуя в независимых процессах, а он спокойно обдумывал сложную задачку.

Внимание балканского куратора привлекли несколько плетеных кресел и столиков у парапета набережной. Вид был просто великолепный. Начинался вечерний отлив, и пляж пустел. Стоило потомку знатного эллинского рода сесть в уютное кресло, как рядом появился услужливый официант. Протягивая красиво оформленное меню, он поприветствовал гостя по-итальянски. Да, строгий профиль грека некоторые принимали за римский. Демис ленивым жестом отказался от меню, давая понять, что цены его не интересуют, и сделал заказ на английском: маленькая чашечка крепкого черного кофе с пряностями и рюмочку «Метаксы». Официант быстро сориентировался и, по-гречески пообещав лично все исполнить, гордо удалился. Да, персонал здесь подбирали на славу.

Демис припомнил, как был удивлен когда-то, открыв для себя, что несколько десятков фраз на незнакомом языке очень помогали в общении. Первое впечатление остается надолго. Многим комфортно раскладывать все по полочкам. При этом в комнате или шкафу может быть полный беспорядок, но вот бирку к знакомому или коллеге приклеивают моментально. И первая минута общения во многом определяет дальнейшее развитие отношений. Научиться не только создавать впечатление, а умышленно его формировать и есть маленькие секреты мастерства. Людям лень каждый раз анализировать ситуацию, в общении они пользуются уже имеющимися заготовками. Остается только украшать созревший образ, добавляя потихоньку соответствующие детали.

Вот и сейчас гловер решил выглядеть солидным бизнесменом из Афин, они не так часто встречаются на атлантическом побережье, и это непременно запомнит официант. Быть узнанным в дорогом кафе иногда бывает очень полезно. И нет лучше средства для развития памяти персонала, чем щедрые чаевые.

Аромат хорошего кофе оттенял солоноватый привкус бриза с просторов Атлантики. В Ля-Боль редко бывают сильные ветра. Это севернее, в Сан-Мало или Мон-Мишеле, ветер с океана не дает подняться кустам вдоль берега, прилизывая их, словно модные в пятидесятых годах прически с использование бриллиантина. Молодые люди тогда подражали Элвису, приглаживая волосы и оставляя хохолки. Да, бежит время… Теперь лысые черепа с татуировками и пирсинг. Демис невольно улыбнулся, вспомнив, как недавно Надин гордо демонстрировала ему свой пупок с сережкой. Женщины всегда оставались для него загадкой. Забавно, гловер почти полвека на оперативной работе, и почти всегда это касается женщин, но они не переставали удивлять его. Возможно оттого, что ему всегда удавалось открывать для себя что-то новое, работа нравилась. Богатый опыт позволял почти не прибегать к специальному воздействию на чужое сознание, но порой без этого было невозможно обойтись. Воистину женская оригинальность безгранична.

Образ Би медленно проявился на фоне разгорающегося заката. В Нанте не было роскошных пляжей или пустынных парков, поэтому они любили вдвоем бродить по улицам и площадям. Тогда город открылся для влюбленных бесконечными вереницами извилистых улочек и переулков. Все они ручейками стекались к площадям и вновь разбегались в разные стороны. У каждого типа мощеных брусчаткой улиц был свой, особый отклик на каблучки и неповторимое эхо в переулках. Нужно было только дождаться ночи, когда все замирало, и вслушиваться в эти звуки.

Ну что же, вот, пожалуй, и тот ключик, с которым можно подойти к Би. Если им суждено завтра встретиться, то им будет, о чем вспомнить. Впрочем, тут Демис был абсолютно спокоен. Если лайтер поручал ему какую-то миссию, то предварительно продумывал ее до мелочей. Конечно, он никогда не говорил напрямую об этом, но опыт свидетельствовал, что это было именно так.

 

Глава III. Санкт-Петербург

Офис итальянской компании «Флорентино» занимал все три этажа старого особняка на набережной Обводного канала. Отремонтированный фасад и обновленная ажурная решетка высоких ворот, помпезно открывавшихся, чтобы пропустить во внутренний дворик дорогую машину с важным гостем, производили впечатление. Пожилые петербуржцы, проходя мимо этого дома, останавливались, поднимая любопытные взгляды. Обновление нисколько не изменило внешний вид, дом выглядел, как много лет назад, только посвежел. Так женщины мечтают восстановить свое лицо, вернув ему утраченную молодость. Однако и людям, и зданиям для подобных операций нужны немалые средства. У одних это вызывает зависть, а другие искренне радуются, что хоть здесь нашелся островок, где время остановилось ненадолго и можно полюбоваться на это великолепие. Вновь заиграли изящные обводы фасада, пара львов у мраморной лестницы стала отсвечивать солнечными зайчиками на гладких чугунных спинах, за чистыми стеклами окон виднелся стильный интерьер, а швейцар в расшитой ливрее вежливо раскланивался и открывал двери посетителям. Те, кто знал этот дом еще до революции, молча кивали головой. Красиво! Почему пришлось ждать так долго, чтобы восстановить утраченное.

Осенние дожди то и дело теперь стучат по новеньким плиткам под ногами. Вместо выщербленного, десятилетиями не меняемого асфальта, перед домом на Обводном лежит не глянцевая, скользкая даже в сухую погоду, а пористая, надежная для любой обуви плитка. Бдительный дворник в новенькой яркой одежде и длинном фартуке важно обходит свои владения, зорко следя, чтобы ни один окурок не испортил красоту. Когда капли усердно барабанили по новеньким жестяным подоконникам, а по украшенным изящными завитками трубам с крыш стекала вода, он радовался, как мальчишка, вспоминая свою давнюю молодость. Жаль, но красивый некогда город тихо умирал в нищете, и, когда появлялась щедрая рука и приводила очередной дом в надлежащий вид, у дворника становилось светло на душе даже в дождливый день. Он никак не мог понять соотечественников, что за бутылку водки несколько часов кряду выкрикивали дурацкие лозунги у Смольного: «Ни пяди земли буржуйским мордам…» Да что буржуи эти дома с собой заберут!? Нам ведь все останется, да и работу опять же предлагают. Эх, Россея…

Сегодня хозяйка припозднилась. Никак опять ездила по инстанциям. Чиновников не убавилось. Они, как тараканы, при любом режиме выживают. Но она-то с ними умеет разговаривать. Строгая. Не смотри, что молодая и красивая. Умная девка, не отнять. И с ним, простым дворником, не брезгует поздороваться. Приятно… Да вот и она.

— Доброго здоровьишка, Мария Михална, — дворник уважительно раскланялся.

— Здравствуй, Сергеич. Как у нас?

— Порядок!

Молодая красивая блондинка энергично выскользнула их черного лимузина под зонтик, который уже раскрыл над дверцей один из телохранителей. Ее длинный плащ распахнулся в движении, обнажая сильные стройные ноги, которые не скрывал дорогой деловой костюм. Стремительной походкой она вошла в распахнутые швейцаром двери и легко взбежала по широкой мраморной лестнице на второй этаж. Шустрая секретарша приняла плащ и на ходу стала что-то докладывать, провожая хозяйку из приемной в просторный кабинет. Кивнув в знак согласия на предложение выпить чаю, хозяйка красивого дома на Обводном села за солидный рабочий стол.

Бегло просматривая корреспонденцию, она остановилась на простеньком конверте, в котором нащупывалось что-то плотное, то ли открытка, то ли фотография. Положив конверт перед собой, женщина поднесла к нему открытую ладонь и подержала над бумагой. Поколебавшись пару секунд, Мария Михайловна вскрыла конверт. Снимок заставил вспомнить многое…

Почти три года назад она познакомилась в Москве с Гургеном. Щедрый, радушный и ласковый, он поддержал Машу, когда она так нуждалась в помощи. Ухажер купил квартиру, устроил к себе секретаршей, баловал подарками, водил в рестораны. Один из таких вечеров и был запечатлен на цветной фотографии. Маша, как сейчас, помнила то платье. Черное, с глубоким круглым вырезом и пышными оборками ниже колен.

Когда-то в детстве Маша увидела подобную фотографию в журнале. Маленькая девочка в семье заводского водителя из провинциального города Лопатинск поклялась себе, что непременно добьется такой жизни. Красивой, яркой, в окружении элегантных мужчин. Дорогие наряды и украшения подчеркивали то, что женщина из журнала была просто сказочно красива и счастлива… Боже, как давно это было.

Маше вдруг вспомнился январский вечер прошлого года. Тогда Гурген хотел заставить ее раздеться перед клиентом во время их новогодних каникул в Египте. Ублажая своего партнера в недельном круизе на яхте дайверов ради выгодного контракта, джигит решил сделать тому подарок — стриптиз в Машином исполнении. Она отказалась. В наказание он оставил ее без денег и документов в чужой стране. Попросту продал хозяину яхты. Целый год Маша пыталась вырваться, но у арабов свои законы. Кто знает, как бы сложилась ее судьба, если бы не щупленькая студентка Варя… Да, это было удивительное приключение. Варя помогла ей вырваться из настоящего рабства и убежать в Италию. Тогда им чудом удалось отыскать Машин паспорт с действующей трехгодичной визой в Шенген у хозяина яхты. Гурген продал ее, как товар с сертификатом.

В Милане Маша подрабатывала русскоговорящим экскурсоводом, устроившись в турбюро по протекции сердобольной домохозяйки Розалии, у которой снимала маленькую квартирку. Энергичная итальянка решила отдать русскую за своего племянника замуж. Если бы не случайная встреча с великолепным красавцем Антонио, Маша, наверное, так бы и застряла в Италии. Но с Тони все было иначе. Он предложил ей возглавить российское представительство знаменитой фирмы по производству и продаже нижнего белья. Прошел месяц, как она стала называться Марией Михайловной. Генеральным директором. Именно об этой жизни мечтала маленькая девочка из Лопатинска, но снимок трехлетней давности заставил вспомнить о недавнем прошлом.

Ее взволновал не страх перед возможным появлением Гургена, который наверняка попытается ее шантажировать и тянуть деньги. Машу охватило чувство мести. Ее просто трясло от желания дотянуться до длинной шеи джигита, так подло бросившего ее в чужой стране, и своими руками медленно сжимать, ломая кадык. При этом смотреть в его испуганные глазки и задавать только один вопрос: «За что?»

Целый год одинокими ночами на яхте дайверов, когда ей удавалось отбиться от притязаний на ее молодое и красивое тело со стороны команды или клиентов, она мечтала о мести. Расчетливой, жестокой, сладостной… Ну что же, это хорошо, что ты нашел меня, джигит. Приходи. Я долго ждала этой встречи. Кулаки блондинки сжались так, что холеные ногти впились в ладони.

— Спокойно, девочка, — остановила себя Маша. — Не торопись. Обдумай все хорошенько. Рисковать тебе сейчас никак нельзя.

Женщина закрыла глаза, вспоминая уроки глубоководных погружений. В опасной ситуации нельзя суетиться. Нужно, наоборот, замереть и все обдумать. Одно неверное движение на глубине может стоить жизни. А Маша сейчас нырнула очень глубоко. Еще никогда в жизни она не занимала такой пост и не имела таких перспектив. Как жаль, что нет худенькой Вари рядом. Эта малышка находила выход в любой ситуации.

Искаженное ненавистью лицо блондинки постепенно расслабилось и приобрело обычные черты красивой уверенной женщины. Макияж скрывал бледность, но холодный блеск голубых глаз оставался жестоким. Мужчины не умеют смотреть с такой ненавистью на своих врагов, как женщины. Если она решится показать свои эмоции, то никакой боевой окрас и гримасы воинов дикого племени не сравнятся с ним.

В дверь постучали.

— Войдите, — разрешила Маша, положив фотографию на стол вниз изображением.

— Совещание через двадцать минут, — секретарша Оля поставила поднос с чаем на небольшой столик рядом с хозяйкой.

С молоком?

Получив в ответ утвердительный кивок головой, девушка ловко постелила белоснежную матерчатую салфетку на письменный стол директора и поставила изящную чашку подле стопки бумаг.

— Олечка, найди, пожалуйста, Нино и пригласи его ко мне до заседания, — блондинка благодарно улыбнулась секретарю. — И приготовь ему кофе. Только будь с ним построже, эти сицилийцы такие прилипалы…

— Хорошо, Мария Михайловна.

Крепкий чай с молоком заменял директору первый и второй завтраки. А еще это помогало сосредоточиваться. Год работы на яхте дайверов в чужой стране многому научил Машу. Множество мелких дел в течение дня не давало покоя, но когда она садилась за стол, чтобы перекусить, она любила брать в руки не только чашку горячего чая, но и свои мысли. Секретарь быстро усвоила привычку директора так размышлять и никогда не мешала ей. Иногда они засиживались до полуночи, и по количеству запрошенных чашек чая можно было понять сложность ситуации. При этом директриса могла не сделать ни одного глотка, просидев неподвижно четверть часа с чашкою в обеих руках.

— Чапай чаевничает, — в шутку называла Оля сей странный процесс.

Впрочем, ей нравилась эта сильная, целеустремленная женщина. Наперекор расхожему мнению о блондинках Мария Михайловна обладала цепким, практичным умом и так умело пользовалась своей эффектной внешностью, что многие мужики и опомниться не успевали, как делали то, к чему их так незаметно подводила эта удивительная женщина. Бывало, секретарь даже затевала сама с собой пари. Она оценивала своим женским взглядом, за сколько минут будет повержен тот или иной мужчина, дожидавшийся встречи с директором в приемной. Если позволяла ситуация, Оля проделывала это и на приемах, когда ассистировала патронессе. Подумать только, прошел всего месяц, а о Марии Михайловне многие отзываются с большим уважением не только в их компании, но и в мэрии. Поначалу ходили сплетни, что она через постель села в кресло директора и ничего в торговле не понимает, но десятки проведенных заседаний, встреч с партнерами, переговоров с очень влиятельными людьми перечеркнули все слухи. Это был прирожденный лидер. Умный, расчетливый и терпеливый. Забавнее всего было наблюдать, как мужики попадали в сети роскошной блондинки. За пару минут они распускали слюни и таяли от предвкушения легкой победы. Причем не только на деловом фронте, но и…

Однажды Оля стала свидетелем забавной сцены. Мария Михайловна принимала в своем кабинете заместителя мэра по среднему бизнесу. Хозяйка сама наливала ему коньячок, эротично наклонившись перед солидным мужчиной так, что его взгляд заплутал где-то в лабиринтах сногсшибательного выреза на груди делового костюма блондинки. Эта сладкое мгновенье настолько увлекло мужчину что случайно оброненный у его покрасневшего от вожделения уха вопрос о цене, предложенной конкурентом «Флорентино» за аренду интересующего противоположные стороны здания, был тут же озвучен. И главное, все остались довольны друг другом. Только позднее заммэра сообразил, что проболтался. Как первоклашка на допросе у завуча. Вот чертовка! Но хороша, ничего не скажешь.

Еще секретаршу восхищал удивительный дар директрисы одеваться. Тут она была в своей стихии. И дело было не в том, что блондинка имела вкус и средства. Нет. Патронесса очень тщательно изучала все имеющиеся документы о человеке, с которым предстояла встреча. А такой материал специально подбирали ей в аналитическом отделе, который она лично создала и курировала. Надо сказать, что ребята отрабатывали свою зарплату на совесть. Это позволяло Марии Михайловне быть на встрече просто неотразимой. Она одевалась специально для этого человека. Неважно, был ли это мужчина или женщина. Встречают по одежке! За месяц она не только познакомилась со всеми «отцами» города, но и легко поддерживала с ними самые дружеские отношения.

Конечно, у нее были все козыри на руках: красива, умна, богата и… Не замужем. Этот факт просто гипнотизировал многих мужчин. Все надеялись завести с такой дамой неслужебный роман. Уступая в чем-то и даже помогая красивой женщине, они надеялись на большее. Но оно не наступало.

— Здравствуй, Нино, проходи, — хозяйка обратилась на английском к вошедшему смуглому мужчине. — Олечка, мы будем пить кофе у камина.

Когда секретарь ушла, Маша и Нино сидели за небольшим столиком с резными ножками у отреставрированного камина. Огонь в нем еще не разводили после ремонта, но все для этого было готово. Мягкие кожаные кресла располагали к долгой приятной беседе. Нино сделал осторожный глоток кофе и вопросительно взглянул на Мари. Судя по тому, что хозяйка взяла чашечку в ладони и не притронулась к напитку, разговор предстоял серьезный.

— Мне нужна твоя помощь, дорогой, — доверительным тоном начала блондинка. — Обстоятельства складываются так, что я не могу обратиться к своей охране. Дело очень личное, — ее голубые глаза в упор смотрели на сицилийца. — Мне не хотелось бы говорить об этом с Тони, — она сделала многозначительную паузу, не выпуская чашки из рук. — Ты понимаешь, что вокруг такой женщины, как я, всегда были мужчины. Разные. Один из них полтора года назад стал моим врагом. Он узнал о моем теперешнем положении и просит о встрече. Мне хотелось бы поговорить с ним без посторонних, но думаю, что твоя дружеская рука мне бы не помешала. Вас с Джино мало кто знает, в отличие от моих телохранителей, и это плюс. Я хочу пригласить своего старого приятеля на завтрашний ланч. Думаю, что суши-бар вполне подойдет. Туда может заскочить одинокая женщина и зайти двое туристов. Чуть раньше меня. Блондинка протянула Нино конверт.

— Вот фото того человека и адрес «Якитории» на Тележной. Это рядом с Невским. Скорее всего, он тоже будет не один. Я приеду на такси в четверть первого. Разговор продлится минут десять. Если все пройдет гладко, я уеду на том же такси. Было бы хорошо, если вы аккуратно проследили за ним. В противном случае действуйте по обстановке. Больше ничего сказать не могу. Да, рекомендую и вам взять такси часа за два и покататься по Питеру. Вы еще не знаете город со всеми его переулками и проходными дворами, тут такси незаменимо. Выберите себе водителя сами. Не мне вас учить как. Главное, чтобы такси ждало вас у кафе во время ланча.

Маша наконец-то поставила чашку на столик и сжала своей горячей ладонью мускулистую руку сицилийца.

— Тони я расскажу все сама. Позже.

Нино понимающе кивнул и легкой походкой вышел из кабинета. Ему нравилась эта русская. Босс всегда знал толк в женщинах и если кого выбирал, то это был высший класс. Правда, в отличие от женщин его любимой Сицилии, Мари была слишком независима и все время демонстрировала это. Нино был бы не прочь иметь такую подругу, но она должна быть позади мужчины, по крайней мере, рядом, но уж никак не впереди. Это не по правилам. Впрочем, Тони умеет обходиться и с мужчинами, и женщинами. Не зря он служит в дипломатическом корпусе. И если босс считает, что сейчас следует поступать именно так, значит, это правильно. Эх, жаль, нет Чико. Втроем они стоили десятерых. Даже в этой чужой дикой стране. Как эти русские ездят на разбитых машинах по разбитым улицам… Странные люди… Нино подмигнул хорошенькой Ольге, напустившей на себя строгий вид и принявшейся перебирать бумаги.

— Все, Коля, спасибо, — Мария Михайловна приветливо посмотрела на телохранителя. — На чай не приглашаю, поздно уже. Завтра у нас в девять тридцать встреча в пассаже, в одиннадцать заедем к Павлову. Ребятам внизу скажи, что гостей не жду. Ты завтра с Сережей в паре? Хорошо. Не забудьте помыть машину. Спокойной ночи.

Николай посмотрел, как за хозяйкой захлопнулась массивная дверь квартиры, и стал спускаться по широкой мраморной лестнице. Лифтом пользоваться не хотелось. Он знал, что там еще остались следы ее духов, и это только будет дразнить его воображение. Прошел месяц с небольшим, как их охранная фирма заключила договор с «Флорентино», а он уже привязался к этой блондинке, что противоречит всем правилам. Ему и раньше приходилось сопровождать хорошеньких клиенток, но те женщины были при состоятельных мужчинах. Скорее напоминали дорогие игрушки. Он безропотно ходил с ними по магазинам, таскал коробки и выслушивал сплетни. Были даже попытки со стороны скучающих красоток в рабочее время затащить его в постель или ванную, но он делал вид, что не понимает таких намеков.

С Машей все было иначе. Она покоряла своей красотой, женским обаянием и удивительным тактом. С ней Николай чувствовал себя скорее товарищем, чем охранником. Она умела разговаривать с персоналом на одном языке, очевидно, побывав когда-то в этой шкуре. Подчиненные это всегда ценят. Но главное (и Николай не хотел себе сознаваться в этом), Маша ему нравилась. Очень. Конечно, между ними была граница, но как часто она сама ее нарушала. Было ли это случайно, а может, намеренно, он еще не понял. Это была игра. Загадочная женская игра. Он понимал это, но ничего не мог с собой поделать. Ему нравилась блондинка по имени Мария. Красивая, сильная и такая ранимая. Когда духовно сближаешься с человеком, легко это чувствуешь. По жесту, по взгляду, по вздоху.

Николай заглянул к охранникам на первом этаже. Двое из их конторы сидели вместо консьержки в небольшой дежурке у парадной двери. В полутьме светились мониторы видеокамер, разбросанных по периметру старого дома, а в углу маленький телевизор демонстрировал музыкальную программу. Когда коммуналки старого графского особняка скупила риэлтерская фирма и перестроила их в хорошие квартиры, дом ожил и внешне преобразился. Новая хозяйка огромной квартиры на третьем этаже привела с собой новых охранников. Впрочем, этому жильцы были только рады. Порядка стало больше.

Перекинувшись парой анекдотов с дежурными, Николай предупредил о том, что машина хозяйки стоит на стоянке у дома и что гостей она не ждет. Завтра с утра напарник Сергей возьмет машину, чтобы съездить на мойку, а в восемь они оба будут на посту.

Дождь кончился, и Николай решил прогуляться по пустынным улицам до трамвая, а не бежать в метро. Мало кто из сотрудников «Флорентино» знал, что хозяйка сняла квартиру на Садовой, через пару улиц от набережной Обводного канала. Она могла за десять минут пешком дойти из офиса домой в любое время суток, не думая о разведенных мостах. Представительским лимузином Мария Михайловна пользовалась для частых поездок на встречи с партнерами и для отвода любопытных глаз.

С первого дня, когда настоящий хозяин «Флорентино», Антонио Валороссо, пришел к ним в охранную фирму «Бастион» заключать договор на предоставление услуг, Николай понял, что Маше грозит серьезная опасность. Те меры предосторожности и цену, которую Валороссо согласился заплатить за них, говорили о многом. Бывший генерал, возглавлявший «Бастион», построил дело так, что в штате были только офицеры с хорошими рекомендациями. Это давало фирме возможность работать с солидными клиентами. Новенькие иномарки, хорошее оружие и отличная связь были у сотрудников всегда под рукой. Валороссо сам отобрал охранников для Марии. Одного он не мог предвидеть: Николаю очень понравилась эта женщина. Это было не по правилам, но это случилось.

После жаркого сухого лета осень расщедрилась на дожди. Они обильно поливали питерские улицы, будто кто-то резко снизил цены на это чудо природы, чтобы совершить обряд омовения перед первым снегом. Уличные фонари, замерев от восторга, смотрели на свое отражение в лужах и на старушку с дворняжкой, медленно шествовавших по пустынному тротуару. Когда женщина замешкалась на перекрестке, пес осторожно взял поводок зубами и потянул в нужную сторону. Он не стал рваться вперед и затягивать ошейник, а словно подал даме руку.

Это было так трогательно, что Николай улыбнулся. Оглянувшись еще раз на эту элегантную пару, он перешел на другую сторону улицы, перепрыгивая через лужи. На третьем этаже знакомого дома за плотной шторой виднелся огонек лампы. Это было окно спальни. Несколько раз хозяйка приглашала охранника на чашку чая к себе в квартиру, и он в деталях помнил весь интерьер. В спальне стояла большая кровать со спинкой из цельного массива орехового дерева. Рядом торшер. Николаю показалось, что в окне колыхнулась штора, и мелькнуло светлое пятно женского лица. Ноги невольно замедлили шаг. Нет, показалось, она не будет смотреть на улицу. Что там интересного в такой поздний час. Он заставил себя ускорить шаг, но не думать о женщине, чья спальня была на третьем этаже, было выше его сил.

Маша с сожалением проводила взглядом высокую спортивную фигуру в длинном легком пальто. Ей нравилось, что Николай никогда не одевался, как охранник, в черную кожанку с высокими армейскими ботинками или черный костюм с белой рубашкой и узким галстуком, и не жевал спичку, как это делали киногерои. Простое, открытое лицо и длинное серое пальто делали его более похожим на студента или молодого преподавателя. Только короткая стрижка и уверенные четкие движения выдавали принадлежность к иной профессии. Говорил он мало и всегда как-то застенчиво. Разве что не краснел при этом. Милый парень. Как ей недоставало сейчас такого человека. Надежного и скромного. Она бы рассказала ему о своей непутевой жизни. Призналась бы, что хочет посчитаться с Гургеном. И он… Нет, Маша не могла себе этого позволить. Она даже Тони не все рассказала.

Антонио в очередной раз куда-то пропал, оставив двух сицилийцев, Нино и Джино, в помощь. Сказал, что будет занят несколько дней и что по телефону будет недоступен. И действительно, он не ответил ни на один звонок. Впрочем, это к лучшему, она сама разберется с Гургеном, а потом все расскажет Тони. Прежде всего, ей хочется заглянуть в испуганные глазки джигита и спросить, как он посмел продать ее в рабство толстому арабу. Интересно, какую цену запросил он у капитана яхты. Но Машу не так просто сломать, она не только стала своей в команде дайверов, но еще и сдала экзамены на инструктора глубоководных погружений. Понятно, в этом не обошлось без капитана Самиха, который был заинтересован в успешной аттестации, чтобы иметь сертифицированного специалиста на своем судне. И тем не менее, она не стала подстилкой для приезжих, чтобы отрабатывать свой хлеб на яхте, как это делали некоторые соотечественницы.

— Варя, Варя, — мысленно позвала подругу Маша. — Где ты, воробушек?

Хозяйка пустой квартиры нежно улыбнулась, вспоминая, как познакомилась с худенькой девочкой, носящей громкую фамилию Орлова. Да, судьба бывает удивительно иронична. Впрочем, было бы неинтересно, если бы все Громовы метали молнии, а Лапшины отменно готовили. Жизнь нередко преподносит сюрпризы. Невзрачная Варя оказалась настоящим бойцом. Без колебаний согласилась на погружение в две сотни метров, когда услышала Машину историю о затонувшем кладе. Опасность быстро сроднила их. Очень разные по характеру и внешности, они обе любили риск. Словно романтическая влюбленность, он кружил им головы. Родись они на несколько веков раньше, могли бы повстречаться на пиратском фрегате, что рассекает безбрежный океан под «веселым Роджером» навстречу новым приключениям. Интересно, научилась бы Маша владеть клинком? Пожалуй, что да. Она уже не раз сталкивалась со смертью, но не впадала от этого в истерику.

Ей вспомнились грустные глаза Анвара, умиравшего от двух ранений в грудь. Алая кровь толчками шла из его полуоткрытых бледных губ, и он так и не смог ей что-то сказать напоследок. Случайная встреча с красавцем арабом, когда они с Варей пытались скрыться от погони в Каире, почему-то была такой возбуждающей, что Маша соблазнила Анвара в чужом доме. Тогда у них была сумасшедшая ночь! Да, сказки о восточной страсти не лгут, он был удивительным любовником. У Маши что-то сладко застонало в низу живота от нахлынувших воспоминаний. Анварчик был атлетического сложения, с удивительной кошачьей грацией. Двигался стремительно и мягко, как пантера. Глаза и волосы черные, как ночь, и руки… Сильные и очень нежные. Он погиб, защищая их с Варей. Такая короткая и яркая встреча. Вот ведь судьба! Последним усилием Анвар протянул тогда Маше свой перепачканный кровью сотовый телефон. Она до сих пор носит его в сумочке, будто пытаясь искупить этим свою вину. Даже зарядное устройство к нему нашла. Иногда кладет на ладонь и подолгу смотрит на маленький блестящий аппарат. Вдруг он ей позвонит. Нелепо, конечно, но Маша дорожит памятью о странной встрече в чужой стране.

И Антонио не звонит.

Она потянулась к пачке сигарет на тумбочке у изголовья и закурила. Кровать была просто роскошной. Даже несколько часов сна снимали усталость. Правда, постель была холодной и слишком большой для одинокой женщины. Наверное, флибустьеры тоже иногда оказывались в чужих роскошных апартаментах. Баловали себя красивой одеждой, теплой ванной и пуховыми перинами… А потом бросали все это и неслись навстречу опасности. Так и Маша ощущала себя чужой в этой замечательной квартире, порой ее так и подмывало сорваться куда-нибудь. Казалось бы, сбылась ее детская мечта. Волею случая она взлетела в заоблачные дали, где обитают состоятельные люди и крутятся большие деньги. Она могла покупать себе наряды не хуже той женщины с картинки журнала из далекого детства. Только особого восторга от этого Маша не испытывала. Конечно, ей было приятно играть роль уважаемого и обеспеченного директора, встречаться с деловыми партнерами, планировать бизнес огромной империи, продающей красивое нижнее белье, приводившее в восторг любую женщину и — мужчину, если он видел это белье на красивой женщине. Маша сама с удовольствием надевала тонкое кружево и не упускала случая демонстрировать его на своей соблазнительной груди даже в деловых костюмах. Если же выпадал случай появиться на фуршете или деловом приеме, она с каким-то азартом дразнила мужчин, надевая такие платья, чтобы «самцы» могли оценить прелесть коллекций, предлагаемых ее компанией для продажи. О, она умела быть обольстительной и желанной. Один из гламурных журналов Питера уже опубликовал интервью с успешной бизнес-леди и несколько потрясающих фотографий. Одну из них Маша режиссировала сама, воскресив из памяти картинку детской мечты. Однако чуда не случилось.

Это были только фотографии из модного журнала, они больше напоминали чью-то чужую жизнь. А одиночество было своим, реальным.

И вот объявился Гурген. Теперь у Маши хватит сил открыто посмотреть в его испуганные глазки и отвесить такую пощечину чтобы он запомнил это навсегда. Что бы этот подлец ни задумал: просить прощения или шантажировать, ответ будет один. Попадись он ей год назад, Маша задушила бы его собственными руками, но сейчас она не пошла бы на убийство. Да и афишировать их бывшую связь не хотелось, поэтому директриса отпустит охрану, а Нино и Джино подстрахуют ее. Верным друзьям Тони не нужно долго объяснять, они быстро ориентируются в любой ситуации. Впрочем, на душе было неспокойно. Маша назначила встречу в модном суши-баре. Там достаточно дорого для обывателя, и в полдень будет немноголюдно. Затушив сигарету и щелкнув выключателем торшера, она свернулась калачиком под шелковой простынею.

Николай удивился, когда хозяйка отпустила их с напарником до двух часов дня. Они сопровождали ее на две запланированные встречи, а потом Мария Михайловна заехала в косметический салон и сказала, что пробудет там долго. Она и раньше так поступала, но только не по средам. За месяц их совместной работы Николай четко уяснил, что деловая женщина строго придерживается составленного на неделю расписания. Необъяснимая тревога вынудила Николая остаться в припаркованной чуть поодаль от салона машине и понаблюдать. Напарник же с радостью воспользовался непредвиденным перерывом, пообещав вернуться вовремя.

Спустя минут десять к входу косметического салона подкатило такси, в которое слишком поспешно и как-то боком выскользнула Мария Михайловна. Искать для себя другое такси у Николая не было времени, и он последовал за хозяйкой в служебной машине на безопасном расстоянии. Эти кошки-мышки ему не нравились, но сообщать о странном поведении клиента на пульт оперативного дежурного «Бастиона» охранник не решился. Нужно было сначала разобраться самому.

Нино и Джино заказали себе по большой тарелке различных роллов, но от теплого саке отказались. Будь их воля, сицилийцы выбрали бы какой-нибудь итальянский ресторанчик и взяли бы что-нибудь поприличнее, но пока речь шла не о еде. Из своего уголка Нино отлично видел, как в назначенное время появилась Мари. Миниатюрная официантка в ярком кимоно приветливо раскланялась с высокой статной посетительницей и, не переставая кланяться и улыбаться, проводила ее к столику у небольшого фонтанчика. Ловко достав из-за широкого пояса кимоно зажигалку, она зажгла свечку в бумажном фонарике на столе и протянула разрисованное драконами меню. Женщины о чем-то поговорили, и Маша закурила, оставшись одна. Медленно осматривая зал бара, оформленного в японском стиле, блондинка встретилась глазами с Нино. Широкая спина Джино была рядом. В углу ворковала молодая пара. Похоже, они здесь были давно. За столиком у окна две женщины средних лет что-то горячо обсуждали. Позади Маши сидел пожилой худощавый мужчина и неподвижно смотрел на дверь. Официантка поменяла ему чашку кофе, к которой тот не притронулся. Он явно кого-то ждал.

Прошло еще полчаса, но дверь суши-бара открылась лишь однажды, выпуская под начавшийся опять дождь двух женщин, успевших обсудить свои новости. Болтая о чем-то с Джино, Нино боковым зрением видел, как мужчина позади Мари жестом подозвал официантку. Из короткого разговора между ними Нино уловил лишь единственное знакомое слово — такси. Очевидно, старичок попросил принести счет и вызвать ему такси. Не дождался. Сицилийцу было интересно взглянуть на избранницу пожилого ухажера, заставившую его долго и напрасно ждать. Мужчина был так расстроен, что, проходя мимо Маши, случайно задел ее. Извиняясь, он даже коснулся ее плеча, бормоча невнятные слова извинения и готовности искупить свою вину. Маша отнекивалась, но как-то странно смотрела пожилому мужчине в глаза. Что она там нашла, для Нино осталось непонятным. Подоспевшая в кимоно официантка, сообщила, что заказанное такси ждет. В знак примирения мужчина предложил Маше воспользоваться его машиной, чтобы не мокнуть под дождем, но та сказала, что если ехать, то только вместе. С безразличным видом Нино провожал взглядом случайно познакомившихся посетителей. В любом другом случае он бы последовал за ними на такси, что ожидало их с Джино у суши-бара, но теперь неожиданная сонливость овладела его телом. Сознание и мышцы оставались безразличными к тревожным сигналам, пытавшимся пробиться сквозь странную завесу. Он оставался лишь наблюдателем. Нино растерянно взглянул на друга. Джино с каким-то тупым упорством сжимал в огромном кулаке уже сломанные деревянные палочки, которыми до этого ловко подхватывал из большого блюда роллы. Сицилийцы просидели так до тех пор, пока к ним не подошла официантка. Быстро расплатившись и перекидываясь между собой на итальянском фразами о маленьких японочках, что проделывают просто акробатические номера в постели, они добежали до ожидавшего их такси и уехали, забыв, зачем сюда заходили.

Николай, наблюдавший все это время из служебной машины за дверью суши-бара, с удивлением отметил, что Мария Михайловна ездила одна на встречу с каким-то пожилым мужчиной. Следуя за их такси на безопасном расстоянии, он удивился, поняв, что едет в аэропорт. Вспомнив о напарнике, который будет ждать его под дождем у косметического салона, охранник позвонил ему на сотовый и сообщил о ситуации.

Припарковав машину в Пулково, Николай поспешил в зал вылета и не без труда отыскал взглядом высокую блондинку у стойки регистрации. Пожилой мужчина достал из кармана пиджака два паспорта и пару билетов. Он вел себя по-хозяйски, то и дело обращаясь к спутнице, а та лишь кивала в ответ. Получив посадочные талоны на рейс Брюссельских авиалиний, странная пара направилась к зоне контроля. Заподозрив недоброе, охранник кинулся наперерез. Блондинка шла прямо на него, не узнавая. Обычно приветливая и общительная, Маша молчала, глядя только перед собой. Подозрения переросли в тревогу, и Николай решил разыграть старого знакомого. Раскинув руки для объятия, он сделал шаг навстречу, но почувствовал резкую боль в затылке. Это было похоже на удар сзади. Мышцы сами дернулись, чтобы сделать кувырок, уводящий в сторону от коварной атаки. Движение, отработанное на тренировках до автоматизма, скомкалось в последний момент, и мужчина в длинном пальто неуклюже поскользнулся на гладком полу аэровокзала. Осенью уборщицы с особым рвением надраивают пол, чтобы пассажиры не оставляли грязных следов на белоснежных отполированных плитах. Кто-то кинулся помочь подняться молодому человеку, ворча, что налили воды под ноги, а кто-то пошутил, что тот просто засмотрелся на эффектную блондинку. Сам виноват. Впрочем, смешного было мало. Мужчина в длинном пальто держался за голову, не в силах подняться. А стройная блондинка даже не обернулась. Пожилой кавалер крепко держал ее под руку и что-то нашептывал, склонившись к уху.

 

Глава IV. Трапани

Золотые кудри колечками спадали до плеч, покачиваясь, словно капюшон, в такт шагам. Стремительная походка и уверенный взгляд заставляли идущих навстречу людей расступаться. Обладатель пышной прически цвета спелой пшеницы не был высокого роста, но смотрел поверх голов. В каждом его движении чувствовалась твердость и возможность повелевать. На волевом загорелом лице с правильными чертами, словно скопированными с эллинских статуй, были чувственные полные губы, на которых иногда блуждала едва заметная улыбка. Лишь пронзительно голубые глаза были неподвижны и холодны, выдавая сильный и жесткий характер.

— Александр, — Варя пыталась догнать его. — Постой!

Ей хотелось протянуть непослушные руки и ухватить мужчину за край развевающегося плаща, но остановить стремительное движение было невозможно.

— Опять не выучила уроки, — услышала девушка его насмешливый голос.

— Что такое третья книга? — выдохнула она, пытаясь держаться рядом.

— А ты уже прочла две первые? — бросил он вполоборота, не останавливаясь.

— Нет, — призналась Варя.

— Тогда стоит ли так спешить?

— Мне кажется, она самая главная.

— Людям всегда кажется главным то, чем они не владеют.

— Поэтому ты покорил полмира?

— Только половину?

— Так написано в наших книгах.

— Люди пишут книги в угоду своим амбициям.

— А есть книги, не написанные людьми?

— А ты как думаешь?

— Те Три Книги… или это только название?

— Тебя всю жизнь водить за руку? Пора взрослеть.

Варя даже приподнялась в кровати, пытаясь в порыве догнать собеседника с золотистыми локонами. Она открыла глаза и с удивлением увидела свои тоненькие руки, протянутые в направлении исчезнувшего сновидения. От разочарования и досады она качнула головой и закрыла ладонями бледное лицо. Просидев так неподвижно несколько минут, девушка глубоко вздохнула и стряхнула с себя остатки сна. Спустив босые ноги на пол и накинув на плечи длинный халат, она бесшумно подошла к окну. Ночная прохлада льнула к юному телу, словно любовник, обнимающий в страстном порыве предмет своих вожделений.

Почему она не может, как все сверстницы, увлекаться парнями и бегать на дискотеки? Искать любовь и разочаровываться, но не быть одинокой. Даже толстая и плаксивая Жанка из их студенческой группы и то находила утешение в чьих-то объятиях, а она, умница Варвара, опять кинулась кого-то выручать и оказалась в чужом доме незнакомой страны. Сейчас уже была бы на втором курсе университета. Могла бы спокойно жить в отдельной уютной комнате у тетки на Каширке и, как все нормальные девчонки, искать кандидата в мужья. Ну что она носится со своей девственностью! Нашла чем гордиться!

В ночной тишине раздался приглушенный гудок парохода. Он доносился не со стороны освещенного порта, а откуда-то из темноты. Похоже, не только она заплутала в своем одиночестве. Кто-то еще бродит в поисках истины вдали от жилья. Во все времена были те, кто пренебрегал тихим счастьем у теплого очага ради непознанного. Неужели ее предназначение в этом? Скорее всего — да. Варя и сама не знала, когда сделала выбор, но она легко меняла покой и достаток на дорогу в неизведанное.

Позади послышался едва различимый звук. Шорох. Варя обернулась и увидела полоску света под дверью в смежную комнату, где спали Александра с дочерьми. Подкравшись на цыпочках, она прислушалась. Шуршала разворачиваемая бумага. Любопытство подстегнуло девушку осторожно приоткрыть дверь.

Свет ночника выхватывал из полумрака большой комнаты сгорбленную фигуру Саши. Она сидела у туалетного столика, приблизившись к зеркалу, и что-то разглядывала. Потом медленно отстранилась, поворачивая голову в разные стороны. Комнату заполнили многочисленные блики. В ушах у Александры сверкали две сережки с большими бриллиантами. Это было так неожиданно, что Варя сделала неловкое движение — и дверь скрипнула. Днем этот звук остался бы незамеченным, но в ночной тишине он был сродни предательскому грохоту. Саша вздрогнула и, сдернув сережки, застыла от испуга, косясь на дверь.

— Это я, — виновато прошептала Варя. — Сон дурацкий приснился, вот и хожу по комнате… А что это у тебя?

— Ну, ты меня и напугала, — прошептала Саша и сделала знак рукой. — Заходи.

— Девочки спят? — Варя тихо проскользнула в комнату.

— Давно, — женщина покосилась на дверь и надела сережки. — Представляешь…

Комната опять заполнилась загадочной игрой разноцветных отблесков. Саша с восторгом крутила головой, и это рождало новые и новые блики. Прыгая по стенам и потолку в такт движениям хорошенькой головки женщины с короткой стрижкой, огоньки приводили обеих в восторг.

— Это бриллианты? — шепотом спросила Варя.

— Наверное, — в тон ей отозвалась Александра. — Я не знаю.

— А откуда они у тебя?

— Понятия не имею… — растерянно развела руками женщина. — Полезла в сумочку, а там коробочка в красивой бумаге. Написано «Антверпен». Даже не помню, кто и когда подарил. Я ведь там никогда не была.

С этими словами взгляд серых умных глаз просто уперся в черные Варины глаза. Прошло несколько томительных мгновений, и они стали похожи на двух соперниц, встретившихся на узкой горной тропинке. Ни одна не собиралась уступать, и кто-то должен был полететь в пропасть.

— Я не могу понять, почему нам лучше оставаться в этом чужом доме, — не своим голосом процедила Александра. — Что со мной происходит? Что угрожает моим девочкам? От кого мы прячемся…

Очевидно, давно накопавшееся недоверие разом вырвалось наружу и обрушилось на Варю. Еще немного — и женщина могла бы забиться в истерике, но девушка ловким движением сдернула сережки и зажала их в руке.

— Отдай! — потянулась было за ними Александра, но словно наткнулась на невидимую стенку. — Что ты… себе позволяешь? — сказала она неуверенно и затихла.

— Я положу сережки в коробочку, и мы спрячем ее куда-нибудь подальше, — тихим ласковым голосом проговорила Варя. — Когда захотим — достанем… Только ты без меня коробочку не открывай. Ладно?

— Ладно, — прошептала та в ответ, но с недоверием наблюдала за девушкой. — Почему я тебя слушаюсь все время? Ты кто?

— Друг.

— А дочки тебя не знают.

— Мы дружим недавно. Летом познакомились.

— Странно, — Саша прижала ладонь ко лбу. — Не помню… Какой-то провал в памяти. Сколько ни пытаюсь вспомнить — ничего.

— Ты попала в аварию. На машине. Это последствия.

— А откуда у меня машина? Девочки говорили, что была красивая новая машина, но я не помню.

— Это пройдет. Так иногда бывает после сотрясения мозга.

— И аварию я не помню.

— Так мы вместе тогда в машине были. Тебе просто не повезло. У меня лишь пара синяков, а ты вот головой ударилась.

— А кто машину вел?

— Ты, конечно, — улыбнулась девушка.

— Когда же я научилась?

— Так в том-то и дело, что едва начала ездить, как в дерево въехала.

— Ну, это на меня похоже… Сильно?

— Не беспокойся, никого не зацепила. Дело было за городом. Решила меня подвезти и вовремя не повернула.

— Да, я всегда была прямолинейной.

— Врачи рекомендовали тебе месяц-другой подышать морским воздухом. Да и девочкам тут нравится.

— А чей это дом?

— Антонио.

— Не помню…

— Он должен скоро приехать. Красавец мужчина.

— А я что с ним…

— Нет. У него подруга Маша.

— Похоже, я головой сделала целую просеку… Ничего не помню.

— Не обращай внимания, это пройдет. Лучше посмотри, как девочки итальянский схватывают. Онарда в них души не чает. Они с ней уже болтают.

— Да, она душевная женщина, — Саша потянулась рукой к бархатной коробочке с сережками. — А это…

— А это мы спрячем подальше и не будем вспоминать.

— Дай, я еще раз надену, — женщина сделала жалостливую гримасу. — Когда огоньки по стенам побежали, у меня что-то в голове проясняться стало. Какие-то тени в памяти появились…

— Вот потому и не надо, — сухо отрезала Варя. — Тени по ночам до добра не доводят.

— Да, странные тени какие-то. Лицо незнакомое. Мужское. Красивое. И вроде бы я его знаю. Откуда, не могу припомнить.

— Ты просто устала. Поздно уже. Давай-ка ложись, а я рядом посижу.

Саша, словно маленькая девочка, быстро согласилась и послушно направилась к постели. Укрывшись теплой простыней, она тайком взглянула на бархатную коробочку и закрыла глаза. Варя присела на край кровати и взяла Сашу за руку.

— Вспомни, как однажды летом, — ласковым голосом прошептала девушка, — когда ты была маленькой…

Она не закончила фразу.

— Мы с отцом поехали за цветами к реке, — едва шевельнув губами, тоже шепотом отозвалась Александра. — Мы нашли целое поле ромашек и нарвали огромную охапку. Сплели венок мне, отцу и маме. Еще много ромашек осталось, и мы привезли их домой. Отец одел маме венок на голову и преклонил колено с букетом. Он всегда называл ее «моя принцесса».

Саша замолкла, и было заметно, как под закрытыми веками метнулись зрачки. Приятный сон коснулся ее возбужденного сознания, унося тревоги. Варя тихонько подошла к ночнику и выключила свет. Притворив за собой дверь, она подумала, как было бы хорошо вот так выключать и все несчастья в жизни.

Утро было замечательным. Такую погоду в России называют «бабьим летом». Обычно длится оно недолго, потому всегда навевает особое настроение. Даже молодежь предается светлой грусти по ушедшему. Осень — время поэтов. Им пытаются подражать остальные, вспоминая о чем-нибудь или размышляя о неслучившемся. На Сицилии теплый осенний период гораздо продолжительнее. Это не только сбор урожая и череда праздников, это удивительное единение с природой, а она такая яркая на этом острове. Туристический сезон затихает до Рождества, но укрытые по склонам гор или близ маленьких бухт виллы принимают истинных знатоков. Обычно это очень состоятельные люди, которые дорожат своим покоем и безопасностью. В этот период количество частных охранников на одного отдыхающего резко увеличивается по сравнению с жарким летом. Впрочем, они умеют быть незаметными, сохраняя иллюзию уединения для своих хозяев.

Завтракали в большом доме Валороссо рано. Джузи вообще почитал традиции и требовал этого от семьи. Подобно своим трудолюбивым предкам, домашние просыпались засветло и с восходом солнца уже сидели за столом. В теплое время года его накрывали во внутреннем дворе, интерьер которого новичку показался бы сродни китайскому. Тут не было больших ваз или бумажных фонариков, но то, с какой любовью ухаживали за маленьким фонтаном с двумя китайскими карпами, несколькими декоративными деревьями, чья крона была явно делом рук человеческих, — все как-то перекликалось с Поднебесной. Домочадцы давно привыкли к причудам старика. Воспоминания и рассказы о безумной любви молодых Джузи и Джулии стали романтическими притчами. Возлюбленная главы семейства, а тогда — студента, увлекалась живописью Китая, отсюда и восточные мотивы. Жаль, что влюбленным не суждено было обрести друг друга. Девушка погибла при странных обстоятельствах, сделав Джузи замкнутым человеком на всю жизнь. Последние годы старик не покидал своего кабинета, ожидая смерть, но она отчего-то забыла о нем. Возможно, он еще не выполнил своего предназначения, хотя давно передал все дела внуку. Антонио считал своего деда и отцом, и другом, их особыми отношениями многие восхищались.

После завтрака Джузи передал через Онарду, чтобы русским организовали поездку в горы. Его распоряжение было тут же исполнено, и две большие машины с затемненными стеклами увезли Александру и двух ее дочерей полюбоваться видами с Эриче, что возвышалась километрах в пятнадцати от Трапани. Поселок на вершине горы, выросший несколько веков назад вокруг небольшой часовенки, принадлежал клану Валороссо, и чужаков там не было. Варя же отказалась от поездки, сославшись на дела. Она хотела поговорить со стариком. За две недели, что они гостили здесь, между ним и девушкой установились очень дружеские отношения, хотя и молчаливые. Они могли часами находиться в кабинете Джузи, не разговаривая, читать или размышлять о чем-то, но порой беседовали, и это очень увлекало русскую.

— Ты хотела меня о чем-то спросить? — первым нарушил молчание Джузи.

— Если не возражаете…

— Что-то с Алекс?

— Да, она тревожит меня, — призналась Варя.

— Тогда расскажи подробнее, я не все знаю, — старик говорил по-английски с сильным акцентом, напевно растягивая слова, но это им не мешало.

— Весной Алекс была втянута в крупную игру солидной торговой компании, которая стремилась на российский рынок. Алекс сделали президентом своей дочерней компании в России, и заставили подписать фиктивный документ о передаче активов из другой компании на сумму около пятидесяти миллионов евро.

— Заставили?

— Да, — Варя грустно вздохнула. — Алекс инициировали на сексуальную привязанность к мужчине, и она выполнила все, что приказали.

— Она стала ушебти?

— Да… но мне удалось подобрать мантру и снять привязанность.

Тяжелое молчание, словно сумерки, окутало все предметы в кабинете. Собеседники не торопились нарушать его, отчего ясное утро в старых стенах выглядело пасмурным.

— А как называется эта компания? — негромко спросил старик.

— Если Вы говорите о бельгийской, то «Фламандская лилия».

— А Тони мне не сказал…

— Что это значит? — насторожилась Варя.

— Он начал открытую войну с «Сынами Света».

— Кто это?

— Сознайся, что ты давно хотела меня об этом спросить. Пергаментная кожа, обтягивающая скуластое лицо старика, не отобразила ни одной эмоции, но неподвижные глаза сверкнули иронией.

— Вы правы, Джузи, — девушка умоляюще посмотрела на него. — Простите за эту маленькую хитрость.

— Мне нравится беседовать с тобой. Напоминает шахматную партию, в которой я не сразу вижу все замыслы партнера. Можешь мне поверить на слово, что это мало кому удается.

— Почему Антонио хочет войны?

— У тебя логика настоящего бойца, а не хитрого шпиона. Мне это по душе.

Старик замолчал, погрузившись в размышления. Очевидно, вынужденная неподвижность давно научила его по мельчайшим деталям понимать то, что происходило далеко от его кабинета. Неслучайно старенький приемник в углу постоянно бубнил новости.

— Среди египетских свитков, сохранившихся до наших времен, очень редко попадаются сообщения о тайной комнате, — голос старика стал отчего-то скрипучим. — В массе деловых и бытовых писем, а то и обычных доносов они растворяются, становясь незаметными. Подобно золотой маске Тутанхамона, они отвлекают основную массу любопытных на себя. Думаю, что юного фараона не случайно сделали образом Древнего Египта. На первый взгляд, все красиво и понятно. Западный прагматизм, оценивающий все в долларах и фунтах, завершил картину, сделав ее целостной. Многим гораздо интереснее слышать о килограммах золота, чем о странных знаниях, охраняемых жрецами.

— Значит, тайная комната в подземных лабиринтах пирамиды Джосера существует? — неуверенно предположила девушка. — Какие-то намеки о ней встречались в разных книгах.

— Именно комната, — уточнил старик. — А не замаскированные погребальные камеры.

— Я читала, что под самой старой пирамидой Египта нашли сеть подземных ходов. Каждое из шести захоронений добавляло свои поверх предыдущих. Но все они изучены вдоль и поперек.

— Ну, нельзя же быть такой наивной, девочка. Вспомни, как называлась комната.

— Тайная…

— И почему ты решила, что жрецы не умели хранить свои тайны.

Варя насупилась, укоряя себя за такую ребяческую горячность. Наступила молчаливая пауза. Старик даже не смотрел в сторону девушки, будто ее и не было рядом. Затем неожиданно продолжил прерванный разговор.

— В древности каждое племя или род жили по строгим правилам. Одно из них было табу на посещение земли, куда уходят мертвые. Внушаемые суеверия и реальные наказания охраняли эти места. Цели были разные — от карантина на инфекции до хранения секретов. Человек по сути своей очень любопытен, особенно до чужих тайн.

— Но это поддерживает прогресс…

— Как правило, только в сторону собственной выгоды. Подавляющее большинство решений человека основано на своем интересе. Так было и тысячи лет назад. Хранители тайной комнаты это прекрасно сознавали и спрятали ее под величайшей могилой, окруженной величайшим табу того времени. Пирамида Джосера была первой. Собственно, это была еще не пирамида в привычном для нас виде.

— Мастаба, — осторожно вклинилась в его монолог Варя.

В переводе — скамья.

— Верно. Гробница царей третьей династии скорее была сильно усеченной пирамидой, почти прямоугольником.

— Позже поверх первой сверху надстроили еще три, меньшие по размеру. А затем добавили еще две, но при этом пришлось увеличить площадь нижних.

— Да. Все хотели быть причастны к великой могиле, потому и приказывали надстраивать свои будущие гробницы над существующими. Получались ступеньки, но зато верхняя возвышалась над всеми. Позднее каждый фараон стал строить для себя усыпальницу в виде правильной пирамиды, чтобы наверху не было соседей.

— Пирамида Джосера должна была оберегать тайную комнату?

— Да.

— Но ее все же нашли?

— Потому что знали, что искать.

— Кто же отважился на такой шаг?

— Только чужестранец мог наплевать на святыни и похитить сокровище нации.

— Моисей?

— Да… Ну, или кто-то, кого так теперь называют.

— Что же было в тайной комнате?

— Ответ на одну из величайших загадок Египта, — Варя не решалась прерывать старика, и он продолжил. — Ответ, почему разрозненные племена, жившие в додинастическое время на территории «черной земли», не имевшие ни письменности, ни навыков строительства, ни инженерного опыта, вдруг становятся строго структурированной монархией. Огромным организованным государством с великолепной письменностью, сильной армией, опытными мастеровыми, грамотным народом и учеными, обладающими потрясающими и сегодня знаниями в области астрономии, строительства, математики, инженерии, медицины. О стройной системе огромного пантеона богов и великолепных легенд я уже не говорю.

— Но были хорошие условия для развития…

— Да в том-то и дело, что не было никакого развития. В Египте найдены лишь хорошо сохранившиеся в сухом климате останки додинастийных племен и тут же поселения первой династии, которые уже строили города. Нет ни единого факта эволюции! Резкий скачок во всем… Согласен, в каждой известной цивилизации есть свои загадки, но такого прорыва не знает ни один народ. И его не объяснить особыми условиями или талантом. Европа развивалась веками, и эту эволюцию можно проследить по находкам, укладывающимся в строгую последовательность. В Египте ее не было. Не найдено ни единого следа каких-то шагов изменения. Взрыв. Во всех областях человеческих знаний и навыков.

— Но строили же пирамиды индейцы в Америке, — неуверенно произнесла девушка. — Инки, Ацтеки, Майя…

— Если говорить о строителях в Перу, Боливии и Мексике, то я бы в первую очередь упомянул о менее известных Альмеках. Это их технология поднимала пирамиды на Юкотане, а Инки и Ацтеки только заселили найденные города. Выше массовых человеческих жертвоприношений они не шагнули. Стокилометровые дороги в джунглях, акведуки через холмы и гранитные плиты в триста тонн с точностью стыковки в полмиллиметра были не под силу индейцам майя… Правда, Конквиста сожгла тысячи свитков с текстами и разрушила более трехсот храмов, а уникальные золотые календари майя переплавила в слитки… Отыскать там истину будет очень непросто.

Они помолчали, понимая, что отвлекаются от начатой темы.

— Джузи, Вы хотите сказать, что древние египтяне получили какие-то знания, позволившие им сделать рывок в развитии?

— Огромный рывок. От палки, с помощью которой отбивались от хищников и выкапывали коренья, до пирамид, ориентированных по звездам с учетом космических циклов в десятки тысяч лет.

— Что-то припоминаю о цикле наклона эклиптики… Но период там огромный.

— В том-то и дело, что накопить и осмыслить подобные данные можно за огромное время наблюдений. Я уже не говорю о технике и специалистах… Но это только малая часть тех знаний, что оказались в руках особой касты жрецов. И главное, их еще кто-то научил, как читать…

— Так это были… — девушка не договорила от охватившего ее волнения.

— Две Книги, — после некоторой паузы тихо проговорил старик.

— Две?

— Книга Силы и Книга Света… Третью он не нашел.

— Куда же делась Третья? — Варя даже привстала от любопытства.

— Думаю, что ею завладел Аменхотеп. Причем книга осталась в его семье.

— Почему Вы так уверены?

— Сменив свое тронное имя на Эхнатон, Аменхотеп рискнул изменить целую цивилизацию. С многовековой историей. За пару десятилетий. Для этого нужно обладать не только знаниями или силой. Тут необходимо супероружие. И гарантия…

— Гарантия чего?

— Своей безопасности, конечно. Он был могущественным царем великой империи. Такой власти, как у фараона Аменхотепа Четвертого, ни у кого не было… Однако он был всего лишь человеком, а дворцы всегда полны интриг. Борьба за власть никогда не утихает. Если Аменхотеп отважился на революционный шаг, лишавший огромных привилегий многих влиятельных персон империи, значит, был уверен.

— Как же называлась Третья Книга?

— А ты не догадалась еще?

— Книга Бессмертия. Нет… Книга Вечности.

— Браво, девочка! Я не ошибся в тебе.

— Джузи, когда Вы говорили о Святых Скрижалях Моисея, Вы имели в виду книги из тайной комнаты?

— Конечно.

— Но почему вокруг них так много шума? — удивилась Варя. — Не проще бы их хранить в тайнике, подальше от любопытных глаз. Без храмов, войн и разрушений?

— Ты хочешь спросить, был ли Моисей умным человеком? — в глазах старика мелькнула усмешка. — Поверь мне, если бы ты взяла любую из этих книг, реакция была бы непредсказуема.

— Что же в них написано?

— Ну, о содержимом речь пока не идет. Нужен немалый труд и знания, чтобы прочесть то, что они хранят.

— Дело в форме?

— Не совсем… Каждая книга состоит из отдельных табличек одинаковой формы, напоминающих плотные листы. Их невозможно перелистать, как обычную книгу, но если знать секрет, она открывается сама. Материал почти невесомый и бесконечно прочный. Но главное, на ощупь он…

— Теплый? — неожиданно для себя перебила рассказ старика русская.

— Браво! Ровно тридцать шесть и шесть. Всегда!

— Это служило доказательством их божественного происхождения?

— Без сомнений. Сейчас знают, что околокритическая масса обогащенного плутония выбрасывает не только радиоактивное излучение, но и обычное тепло. Постоянно. Но десять веков до рождества Христова это было чудом.

— Но это же смертельно опасно!

— Ты ошибаешься. Материал, из которого сделаны страницы Великих книг, абсолютно нейтрален.

— Джузи, вы держали их в руках?

— Пусть это останется бредом выжившего из ума старика.

Они замолчали, как шахматисты, обдумывающие сложившуюся ситуацию на доске. Варя сгорала от любопытства, но боялась настаивать, чтобы не обидеть или не насторожить старого сицилийца. Она доверилась своей интуиции и стала ждать.

— Перед последним неприятельским штурмом Первого Храма обе книги тайно вывезли из Иерусалима в пустыню и спрятали в пещеру. Хранителями были самые преданные наследники царя Соломона, но и среди них нашелся предатель. Книга Силы была похищена и появилась в одном из монастырей Китая. Много позже — в Венеции. Там было организовано тайное общество Форстер, которое использовало некоторые знания для коммерческих целей. Республика Венеция процветала несколько веков. Позже Книга Силы исчезла. Поговаривают, что ее спрятали в подземных пещерах Сицилии.

— А Вторая Книга?

— Книга Света хранилась у ессеев, они называют себя Сынами Света. Несколько веков они пытались перевести тексты, написанные значками, похожими на иероглифы. В пустыне монахи построили монастырь недалеко от Мертвого моря.

— Кумран?

— Это сейчас его так называют, а тогда это был Вади Яфай Забин. После того, как иудеев выгнали с Земли Обетованной, охотники за Книгами вели настоящие войны. Хранители на несколько веков укрыли Книги далеко от Ближнего Востока, но потом вернули в Европу. Тогда была построена целая сеть монастырей, где Книги могли найти безопасное убежище. От Китая до Франции. Оба тайных общества хранителей помогали друг другу на основе негласного договора.

— А монастырь Святой Катерины был в их числе? — Варя запнулась и залилась румянцем из-за своего нетерпения.

— Не совсем. Святая Катерина — чисто христианский монастырь. Он был построен под защитой крестоносцев на руинах монастыря ессеев, разрушенного мусульманами пару веков до этого события.

— И тут не обошлось без тамплиеров!

— Еще в Иерусалиме храмовники случайно обнаружили в подвалах разрушенного замка тайник с личной библиотекой Соломона и организовали Орден рыцарей Храма Господня. Хотя, если быть точным, крестоносцы вели раскопки далеко от места Первого Храма… Они долго охотились за Книгой Света, но нашли только несколько копий переведенных фрагментов текста на пергаменте. Подобные копии были найдены и мусульманами. Общий интерес в поисках Книги Света был настолько велик, что заклятые враги пошли на заключение тайного договора о сотрудничестве. Они, конечно, воевали друг с другом, но иногда стычки обходились без кровопролития. Когда это было выгодно с точки зрения поиска Второй Книги.

— Точно! — вскинулась Варя. — Мне попадались публикации о странных перемириях на поле брани между крестоносцами и арабами.

— Не знаю, о каком документе ты говоришь, но однажды было найдено письмо, в котором указывалось, что в каждом отряде рыцарей тамплиеров должен был находиться посланник Ордена, обличенный особыми полномочиями и владеющий знаком Света. Думаю, что это был один из иероглифов Второй Книги. Дело в том, что однажды отряды крестоносцев и мусульман, независимо друг от друга, вышли на след ессеев, бежавших с Книгой Света. В пылу погони они схватились друг с другом, что позволило улизнуть монахам с Книгой. С тех пор храмовники и арабы решили договориться, чтобы не мешать друг другу. Даже владея разрозненной информацией переводов из Книги Света, умные люди сумели ее оценить и понять, какое могущество скрывает Вторая Книга из тайной комнаты.

— Переводы были сделаны на арамейский?

— Древнеарамейский язык два тысячелетия господствовал на Ближнем Востоке, его диалекты звучали в Вавилоне, Сирии, Дамаске… после падения Ассирийского царства он перекочевал в Персию. Большая часть Ветхого завета и Талмуда написана на арамейском. Иисус проповедовал на арамейском…Это был язык не только политиков и торговцев, но и священнослужителей.

— Значит, к появлению Иисуса уже было немало переводов обеих книг?

— Я бы сказал — некоторых фрагментов… Равно как и подделок.

— Зачем? — искренне удивилась Варя.

— Во-первых, они немало стоили, а во-вторых, хорошо путали следы. За книгами из тайной комнаты всегда охотились, и ессеи умело использовали фальсификации. Яркий пример — мантры. Достаточно изменить слово или даже интонацию его произношения, и это будет безобидная пустышка. Впрочем, мне кажется, тебе это знакомо.

— Отчасти…

— Что же ты нашла в монастыре Святой Катерины?

— Признаюсь, — девушка не стала лукавить. — Это была мантра.

— Пергамент?

— Нет. Надпись на арамейском была высечена на плите в подземелье.

— И тебе эту надпись вот так запросто показали?

— Монашка согласилась проводить меня к мощам святой мученицы… а по дороге в одной из ниш был ремонт. Свет от фонаря упал на перекрытие, когда работник замазывал отвалившуюся штукатурку.

— И ты не только запомнила фразу, но и правильно ее произнесла…

— Сама не знаю, как это получилось… Я использовала ее всего три раза.

— Я все больше начинаю верить словам Тони, что ты избранная.

— А он так сказал?

— Отчасти, — передразнил русскую старик без тени иронии на безжизненном лице. — Смею предположить, что у ессеев то подземелье играло роль чистилища. Они практиковали это в своих монастырях. Представь. Старший посвященный вызывает к себе на откровенный разговор собрата. Тот обязан прочесть мантру, прежде чем переступит порог чистилища. Поскольку он это делает сам и добровольно, эффект воздействия максимальный. Ну, а за правильностью соблюдения ритуала следит старший. Затраты минимальны, и защита у собрата полностью снята. В чистилище о грешнике можно узнать все что угодно. Он сам добровольно расскажет. Это сейчас американцы гордятся детектором лжи, а прием был известен несколько тысяч лет назад.

— Вообще-то, — девушка замялась, не решаясь на что-то, но потом уверенно продолжила: — Это была двойная мантра.

— Вот как!

— Мне так показалось… Однажды мне пришлось туго, и я прочла ее не по правилам произношения арамейского, а сместив ударения на слоги с буквой «к». Эффект был иной. Воздействие пошло не на снятие защиты, а увеличение моих физических возможностей.

— Намного?

— На пару порядков… Хотя я могла и ошибиться в оценке, потому что уже прощалась с жизнью.

— Интересно. Для человека нормально, когда он падает без сознания, исчерпав свои силы, но запас еще составляет около сорока процентов его возможностей. Тренированные бойцы могут усилием воли брать эту энергию… Но коэффициент иной. В лучшем случае в два раза.

— Нет-нет Моих силенок не хватило бы и на сотую доли той работы, что я выполнила, произнеся мантру.

— Кто же тебя научил правильно расставлять гласные в арамейском? Ведь в письме используются только согласные, что очень затрудняет чтение.

— Интуиция…

Они замолчали. Теплое осеннее утро уже заглядывало в кабинет старика, наполняя его и двух собеседников приятным спокойствием, настраивающим на размышления или воспоминания. Так иногда бывает, что вдруг необъяснимо хочется поговорить с кем-нибудь близким о чем-то важном, значимом или открыться и почувствовать облегчение на душе.

Первой не выдержала Варя:

— Почему же мусульмане смогли разгромить такой могущественный тайный Орден?

— А почему варвары разрушили Рим? — тут же отозвался Джузи. — Впрочем, нужно сказать точнее: не разрушили, а покорили.

— Были сильнее…

— Конечно. Книга до сих пор не переведена полностью. А разрушить монастырь или храм— не значит уничтожить Орден.

— Сыны Света перебрались в новое место?

— Причем достаточно далеко… Ты слышала что-нибудь о стране Гуге?

— Нет.

— Вот оно, современное образование, — в глазах старика появилась грусть. — Когда в первый Крестовый поход христиане ринулись покорять Палестину, вся Индия, Пакистан и Кашмир уже были мусульманскими. Не желавшие покориться уходили в горы. Так на западной оконечности Тибета, на высоте шести тысяч метров над уровнем моря, неожиданно для всех стало расцветать маленькое государство под названием Гуге. В пятистах километрах от знаменитого тогда Сапаранга был построен новый монастырь Тхалинг. Очень скоро он стал своего рода Ватиканом на Тибете. Малоизвестный там буддизм вдруг обретает удивительную силу и популярность. В Гуге тянутся все светлые умы Среднего Востока. Строится целая сеть монастырей, а братство насчитывает сотни тысяч образованных подвижников: исследователей, архитекторов, художников, поэтов, философов. И все это процветает. Правда, питается не Святым Духом. Они строят великолепные храмы высоко в горах и хорошо живут. Менее века спустя Гуге становится Венецией Востока, потому что располагается ровно посередине Великого Шелкового Пути. Маленькое государство обеспечивает торговцам на протяжении всего многокилометрового пути приют и безопасность, за что получает хорошие деньги. Их столько, что бурно развивается не только буддизм и культура, но и новое мировоззрение. В горах создается уникальное сообщество просвещенных.

— Шамбола?

— Не нужно путать понятия и реальные вещи. Хотя место было выбрано очень удачно. Добраться в Гуге было почти так же трудно, как и в воображаемую Шамбалу. С трех сторон это крохотное государство окружали Гималаи, Кара-Карумы и Куль-Лунь. А в монастырь Тхалинг посетителей вообще поднимали на веревках в плетеной корзине. Более трехсот метров.

— Что же там случилось?

— Как всегда, человеческая жадность. Сыны Света не вмешивались в светскую жизнь, полностью посвящая себя служению святой идее. А тогдашний король посчитал, что монастырей и монахов в его стране стало слишком много. Конечно, эту мысль ему подсказали те, кто охотился за Второй Книгой из тайной комнаты. Войну помогли организовать соседние племена пастухов на бесчисленных пастбищах плоскогорий. О богатствах буддийских храмов до сих пор ходят легенды. Война была долгой и жестокой. Не пощадили и самого короля Гуге, по имени Чадаква.

— А Книга Света?

— Монастырь Тхалинг был действительно неприступен, но нападавшие заставили пленников строить из камня высокую штурмовую башню. Триста метров! Осада продолжалась около полугода. При этом в монастыре было достаточно воды и припасов, чтобы держать оборону. Когда же штурм все-таки начался, бандиты поставили перед собой живой щит из пленных монахов. Братья не стали их убивать и внезапно скрылись. Вернее, исчезли. В злобе агрессоры разрушили Тхалинг, не оставив камня на камне, но ничего не нашли. Обнаружили только систему пещер в горе и выдолбленные из цельного ствола дерева капсулы на трех-четырех человек. Наподобие саней для бобслея. Сыны Света учли уроки истории. В последний момент они просто скрылись в потайных пещерах. Пока их искали в монастыре, они на огромной скорости пронеслись вниз в деревянных капсулах. У подножья горы протекала река Сутлечь, где их всегда поджидали верные люди с лодками и лошадьми.

— И над Тибетом померк свет…

— Буддизм, конечно, остался, но такого расцвета он больше не переживал.

— Где же обосновались потом Сыны Света?

— Во Франции. Тогда тамплиеры были очень сильны, а ессеи спрятались у них под носом — в одном из замков на берегу Луары. Им удалось укрыться от погони и послать ищеек по ложному следу. Мастера плести интриги, Сыны Света подсказали обнищавшему Филиппу Красивому где взять деньги. За два века храмовники стали крупнейшими ростовщиками Европы, только во Франции построили более ста пятидесяти храмов и соборов. Они создали зачатки финансовой системы Старого Света, но монархи не любили просить деньги. Они привыкли брать. Учитывая это, ессеи придумали многоходовую комбинацию, в которой сила тамплиеров становилась их бедой.

— Джузи, Вы просто кладезь таинственных историй.

— Да, это был заговор, достойный захватывающего исторического романа. Представь. В самом начале четырнадцатого века Святой Престол с трудом удерживает власть над Папской областью в центральной Италии из-за отсутствия денег. Король Франции остро нуждается в средствах, но имеет только огромные долги перед храмовниками. И тут Папой избирают гасконца Климента Пятого. Не без помощи короля, конечно. За что тот обещает поддержку Филиппу Красивому в одном очень щекотливом деле. Используя широкую сеть инквизиции, король с дозволения Папы рассылает во все уголки Европы секретный пакет. Надпись на нем гласит: «Вскрыть 13 октября 1307 года».

Старик иронично взглянул на Варю, устало вздохнув.

— Раннее утро пятницы тринадцатого стало роковым для тамплиеров. Именем Святой церкви рыцарей хватают в их собственных замках и на улицах. Зверски пытают в течение длительного времени, вырывая признания в ереси и служении дьяволу. Лишь немногие остаются твердыми до конца. Последний магистр Ордена Жак де Моле на костре вызывает Папу на божий суд, но все напрасно. В итоге только во Франции более пятисот рыцарей и тысячи их соратников были сожжены на кострах. Другие европейские страны не отстают, хотя действуют чуть мягче. Орден тамплиеров перестает существовать, а его несметные богатства переходят в руки Филиппа Красивого и Святого Престола… Тут же Климент Пятый выкупает у графов Прованских город Авиньон и окружающие его земли, там начинается невиданное строительство. Несколько лет спустя Святой Престол переезжает из Рима в Авиньон, в новый папский дворец. Начинается почти вековой период авиньонской роскоши и слияния со светской жизнью. И тут ессеи умело играют свою роль. Оставаясь всегда в тени, они добиваются огромного влияния в стране.

— Ничего не слышала об этом.

— С тех пор Сыны Света чувствуют себя в безопасности, а остатки храмовников перебираются в Шотландию, где хранятся основные артефакты Ордена. Им удается помочь взойти на престол новой династии, которая позже всегда будет благосклонна к потомкам крестоносцев.

— Под артефактами Вы понимаете Чашу Грааля и Копье Судьбы?

— Религия построена на образах, которые должны рождать в умах верующих нужные ассоциации. В этом ее отличие от точных наук. Основные конфессии, выросшие из корня, вывезенного Моисеем из Египта, во многом схожи. Некоторые тексты христианских псалмов и фрагментов одной из пяти книг Торы идентичны до мелочей. Религиозные образы — очень сильный инструмент воздействия на человека. Даже неверующего. И за ними можно спрятать многое. Тамплиеры умели это делать.

— Что же стало с потомками ессеев из Кумрана?

— Учитывая уроки истории, Сыны Света уже никогда открыто не претендовали на официальную власть, избрав путь тайного влияния на правительство и руководителей крупных корпораций. Век информационных технологий у ессеев начался на пару столетий раньше, чем у всего человечества.

— Они изобрели компьютер в период французской Республики?

— Чушь! К тому времени они успели перевести и понять достаточно из Второй Книги, чтобы разобраться с тем, как работает мозг человека и что такое сознание. Современные потомки Моисея и Соломона одержимы той же идеей мировой религии в рамках единого мирового государства.

— Всем нам грозит порабощение?

— Нет. Пока что Сыны Света не умеют клонировать своих воинов. Сейчас они только скрупулезно ищут детей с определенными способностями, с тем чтобы потом развивать их.

— Вундеркиндов?

— В своем роде, — старик прикрыл веки, давая понять, что устал. — Люди называют вундеркиндами только тех детей, чьи уникальные способности могут быть востребованы обществом: в музыке, математике, живописи… Еже ли ребенок обладает уникальным талантом в том, о чем простые люди и не подозревают, то проще сказать, что он с отклонениями в психике. Таких очень мало, а выживает еще меньше. Если необычному ребенку не повезет и он родится в семье набожного католика или протестанта, то родители вполне могут отдать свое чадо в специальный приют, если вдруг узнают, что их собственный ребенок слышит чьи-то голоса, видит странные существа или читает чужие мысли. Люди предпочитают смотреть по телевизору разные страшилки, но когда что-то подобное оказывается рядом, они хватаются за осиновый кол.

— Но этим же занимается психология, — удивилась Варя.

— Должна бы… — Джузи помолчал, что-то взвешивая, но потом продолжил: — Почти все специализированные детские клиники и приюты мира финансируются благотворительными организациями, подвластными Сынам Света. Подчиняясь воле Святого Ордена, как они себя называют, эти клиники стали неким фильтром, просеивающим через себя с помощью специальных методик тысячи несчастных. Анализируя отчеты психологического тестирования, на ранних стадиях определяется судьба ребенка. Из него могут сделать флэшера — бесстрашного воина, гловера — хитрого и неуловимого разведчика, лайтера — безжалостного инквизитора, следящего за чистотой своих рядов, и так далее.

— Эксперименты с детьми? — ужаснулась девушка.

— Они называют это тестированием, хотя иногда прибегают к сильному воздействию на психику и память ребенка.

— Но это же… — девушка не сразу смогла подобрать определение, — бесчеловечно.

— Собственно, это и было одним из аргументов в споре, приведшем к разрыву дружественных отношений братства Силы и Святого Ордена, но открытых конфликтов не было, — веки Джузи дрогнули и медленно прикрыли подслеповатые глаза. — Мы тоже отбираем кандидатов в свои спортивные школы среди ребятишек, предлагая им бегать, прыгать, плавать, а потом готовим из них не только будущих чемпионов, но и бойцов. Правда, при этом мы никогда не уничтожаем их личность и душу.

— Книга Силы лежит в основе восточных единоборств?

— Да. Если я правильно тебя понял. Основатели нашего рода были моряками, а не интеллектуалами. Переводами и анализом занимались единицы, возможно, поэтому освоен не весь текст Первой Книги.

— А почему Вы все это мне рассказываете, Джузи?

— Я все больше склоняюсь к справедливости слов Тони, что ты избранная.

— Но я самый обычный человек, — возразила Варя.

— Для многих покажется простым совпадением то, что ты родилась в семье египтологов, поступила в университет на кафедру ведущего исследователя комплекса в Карнаке, читаешь на арамейском, нашла мантру в монастыре Святой Катерины, погрузилась на две сотни метров в Красном море и нашла в затонувшем галеоне шкатулку с предметами ритуального погребения фараонов…

— Но я не рассказывала Вам этого!

— А что ты нашла со своей подругой в храме Хатхор?

— Так это Маша все разболтала Антонио!

— Для меня такая череда событий неслучайна, — продолжил, не обращая на девушку никакого внимания, старик. — Чем больше погружаешься в историю, тем больше веришь в предопределенность. Впрочем, у каждого есть выбор.

— И Вы считаете, что я сделаю именно тот выбор, который Вас устроит?

— Я не думаю, что ты будешь искать встречи с газетчиками или лайтером.

— Отчего же?

— Потому что ты в двадцать лет пожертвовала всем, чтобы находка в храме Хатхор не попала в чужие руки. Потому что ты спасла Алекс от судьбы ушебти, что еще никому не удавалось. Потому что ты привезла ее с дочерьми сюда и каждый день работаешь с ее психикой, возвращая к нормальной жизни… Кстати, что ты прячешь в кармане?

Варя с удивлением отметила, что видит не старика. Джузи неожиданно резко обернулся и ринулся на нее, словно в прыжке. Она даже попыталась отстраниться и защититься руками от нависшего над ней настоящего тигра. За две недели, проведенные в старом доме на центральной площади Трапани, девушка поняла, что глава клана совершенно необычный человек, но как он мог вот так запросто внушить ей образ разъяренного зверя. Причем впечатление было таким реальным, что Варя успела разглядеть не только слюну на огромных клыках, но и безжалостную ярость в желтых глазах огромной кошки. Девушке пришлось сделать над собой усилие, чтобы справиться с волнением и отвести в сторону возникший в ее сознании образ.

Секундой позже Варя видела перед собой прежнего немощного старика. Он неподвижно сидел, в инвалидной коляске, и что-то рассматривал невидящим взглядом вдалеке. Окончательно оправившись от воображаемого коварного нападения, Варя улыбнулась и вытащила из кармана бархатную коробочку.

— Думаю, что эти бриллиантовые серьги Александре подарил инициатор, дабы воздействовать на ее психику в свое отсутствие. Всякий раз, когда она их наденет.

— Известный прием…

— Сегодня ночью она под воздействием отражений огней на стенах начала что-то вспоминать. Похоже, инициатор подстраховался и активировал этот канал давления на психику без своего участия.

— Это программируется, — согласился сицилиец. — Яркие огни или блестящие побрякушки очень подходят для впечатлительных людей. Достаточно наложить сильную мантру в соответствующем состоянии — и будет работать всю жизнь.

— А я об этом не знала, — удивилась девушка. — Хорошо, что проснулась вовремя.

— Ну, это же случайность… — тихий голос был совершенно лишен эмоций, но Варя уловила скрытую иронию.

— Мне очень трудно поверить в свою исключительность, Джузи.

— Вера нелогична, а вот убеждения основываются на знаниях.

Не оглядываясь, старик сделал едва уловимое движение костлявым пальцем в сторону старинного секретера у стены.

— Положи серьги во второй ящик. Их там никто не тронет. Потом поработаем с ними…

Опустив руки на колени, Джузи замер, давая понять, что разговор окончен. Он мог вот так неподвижно сидеть часами. Варя даже пугалась первое время, не умер ли он. Нельзя же спать, совершенно не меняя позы. Впрочем, неловкость первых дней знакомства быстро прошла. Тщедушное тело, бесцветный голос, выцветшие и лишенные жизни глаза уже не пугали ее. Удивительный интеллект и огромные знания делали из старика самого желанного собеседника.

 

Глава V. Нант

Наверное, теплая осенняя пора хороша в любом городе, но если это город первой любви, бабье лето делает его сказочным. Глядя через радужную призму времени на несколько десятилетий назад, многое видишь иначе. Ошибки становятся милыми шалостями, обиды — забавными недоразумениями, а разлука — досадной несправедливостью, не зависящей от тебя лично, ведь душа по-прежнему хранит тепло и нежность, которая с годами, как хороший коньяк, становится только ярче. Человеку свойственно прятать свой внутренний мир от негатива. Там бережно хранится первый взгляд, затронувший душу, неумелый поцелуй, от которого останавливалось не только дыхание, но и — сердце. Там все еще звучит шепот горячих губ у твоего лица и чувствуется аромат кудряшек и манящий запах желанного тела. Воспоминания чем-то похожи на детскую коробочку, где собраны самые нелепые для постороннего вещи, но они так много говорят их хозяину. Потому и дороги.

Так размышлял Демис, прогуливаясь по старинным улочкам утреннего Нанта. До назначенной встречи с клиентом у страхового агента был еще целый день в запасе, что позволяло ему стать обычным туристом и предаться воспоминанием. Это помогало настроиться на лирический лад, который был незаменим при разговорах с дамами. Особенно пожилыми. Нужно было только не торопиться и осмотреть со всех сторон крепость, которую он собирался брать штурмом. Каждый имеет слабое место, его нужно только почувствовать и, слегка надавив, ощутить мягкую, податливую защиту. Остальное дело техники, которой Демис владел в совершенстве. Он умел заглянуть в укромный уголок памяти своего собеседника и говорить именно то и так, что его визави хотел бы сейчас услышать. А пожилые люди обычно очень сентиментальны. Некоторые пытаются это скрывать, что только обостряет игру, но гловер умел играть.

В раннем детстве за малышом Демисом заметили удивительную способность. Он умел ладить со всеми. Казалось бы, великое дело! Его никогда не наказывали и даже не ругали, но он всегда имел то, что хотел. Сверстники сами удивлялись, почему отдавали малышу лучшие игрушки и сладости, а взрослые с умилением прощали все проделки этого милого, милого несмышленыша. Даже после гибели родителей в автомобильной катастрофе Демис не замкнулся. Он жил в маленьком монастырском приюте при кафедральном соборе в Салониках. Никогда не блистал знаниями и оценками, но всегда был любим учителями и учениками. Однажды (ему было лет пять) он провел весь день с пожилым худощавым мужчиной аскетической внешности. Тот задавал малышу странные вопросы, и они играли в странные игры, после чего Демис стал регулярно заниматься с этим мужчиной. Тот приходил дважды в неделю, и они увлеченно играли до вечерней молитвы. Через пару месяцев Демис уехал в маленький монастырь братства на одном из многочисленных островов Греции. Там он стал гловером. Ему исполнилось восемнадцать, когда после окончания колледжа в Афинах он уехал в Нант. Университетская свобода не вскружила голову обладателю классического эллинского профиля. Раз в неделю Демиса навещал кто-нибудь из братства, и он давал гостю скрупулезный устный отчет обо всем, что видел, слышал и догадался. В братстве не было канцелярии, никто не писал и не читал отчеты. Все делалось устно и на доверии. Вездесущие и зоркие лайтеры следили за надлежащим исполнением заведенных порядков и традиций. От их всевидящего ока ничто не могло укрыться, любой проступок мог быть пресечен и строго наказан… Если, конечно, грозил устоям Ордена.

Некоторые поблажки Демис стал получать после удачно выполненных заданий братства. Поначалу он наивно полагал, что смог утаить поступок, не вписывающийся в строгий устав Ордена, от лайтера, но потом догадался. Его прощали. Используя свободные нравы студенчества, Демис легко сходился с отпрысками влиятельных людей, чьими делами интересовался Орден, и легко выпытывал от младших секреты старших. Порой он даже организовывал для себя каникулы в старинном и хорошо охраняемом фамильном замке своих сокурсников. К двадцати годам Демис в совершенстве владел многими техниками вербального общения, коммуникативной разведки и легких форм воздействия на сознание. В совокупности с хорошими манерами, отличной речью и благородной внешностью это позволяло внушать доверие к себе любому человеку. Из непосвященных, конечно. И все было хорошо до того дня, пока не он столкнулся с Би в коридоре университета.

Она была необычной… Конечно, Биатрис была красива и женственна, умна и чертовски сексуальна. Ей было тогда лет тридцать пять. Такой женщины у Демиса еще никогда не было, но не это так поразило студента третьего курса. Очаровательный преподаватель римского права пленил душу опытного гловера. Легко манипулируя сердцами и чувствами не только своих сверстников, Демис был удивлен, когда сознался себе в одной странной вещи. Он попросту балдел рядом с Би. Как от наркотика или вина. Она дарила юному эллину наслаждение одним своим присутствием. Он пытался анализировать ситуацию, но все методики летели к черту. Не только ее запах, грудь или бедра лишали Демиса покоя, но и ее голос, манера говорить, одеваться. Походка, поворот головы, шикарные волосы. А взгляд… Эх, да что там. Он был просто покорен! Взят в плен красивой женщиной. Слабая надежда на то, что сексуальное удовлетворение освободит его от духовного рабства, провалилась. Еще и еще раз пробовал гловер порвать крепкие узы своей зависимости, насытившись в жарких объятиях итальянки, и все больше убеждался в обратном. А главное, он читал то же в ее глазах и сознании. Би не притворялась. Она тоже была страстно влюблена в грека, бывшего скорее мифическим полубогом в ее глазах, чем студентом.

Кто знает, как бы сложилась их судьба, если бы не визит лайтера. Очевидно, он уловил опасность, грозившую студенту из предыдущих разговоров с навещавшими Демиса собратьями. Решив приехать лично, он вызвал Демиса на разговор в один из небольших кабачков. Вернее, они даже не разговаривали, а просто посидели молча за столиком, уставившись в свои бокалы с красным вином. Минут пять. Потом лайтер незаметно исчез, а Демис еще посидел, сделав несколько глотков. Утром он проснулся с безразличной душой и ясной головой. Приказал себе больше не думать о Биатрис и взял академический отпуск, сославшись на семейные обстоятельства. Возобновив занятия через несколько лет, он не нашел Би ни в университете, ни в своей душе.

Позже, бывая по делам в Нанте, он навел справки. Она все-таки вернулась и живет в старом городе, недалеко от мэрии. Какое-то время работала в адвокатской конторе, но сейчас только занимается цветами. В Италии была замужем, но развелась и уехала. Детей нет, один пудель. Они не виделись лет тридцать. Интересно, какой она стала… Если бы не поручение лайтера, Демис вряд ли рискнул встретиться, но теперь он мог позволить себе абсолютно все… Чтобы выполнить задание.

Перебирая возможные варианты, гловер остановился на случайной встрече. Как это романтично — столкнуться с женщиной на узкой улочке и неожиданно узнать в ней свою давнюю любовь. Это судьба! Иногда он сам себе начинал нравиться. Сюжет, достойный кисти художника. Главное, не торопить события. Би чуть старше Демиса, а ее студенческая молодость отшумела уже как лет сорок. М-да, лучше об этом не думать.

Гловер все рассчитал верно. Осень многим навевает лирические воспоминания. Теплым тихим утром хочется быть ближе к своей молодости. Когда еще весь день впереди, это создает иллюзию, что время остановилось.

Элегантная женщина медленно вела на поводке королевского пуделя. Со спины трудно было определить ее возраст. Стройные ноги в чулочках телесного цвета и подтянутая фигура. Хороший костюм для прогулок и аккуратная прическа. Стиль подчеркнуто строгий, но изящный. Собачка очень воспитанная, не дергает за поводок при встрече с сородичами или интересным столбом. На повороте извилистой улочки открылся вид на Луару. До самой набережной тянутся разнообразные крыши небольших домов. Золотистая листва деревьев яркими пятнами, как на полотнах экспрессионистов, украшает небольшие дворики среди серых стен. Женщина невольно остановилась, залюбовавшись уходящей красотой. Так многие события в жизни напоследок вдруг видятся в самых ярких красках. Чтобы надолго запомниться. Позднее наша память еще немного приукрасит их, и мы уже не сможем никогда в жизни увидеть что-то подобное. Так и останется в сердце навсегда. Пудель послушно сел на задние лапы рядом, наблюдая за хозяйкой. Ее взволнованность передались и ему, и пес начал поскуливать, нервно перебирая лапами. Потом затих, видя, что грустный взгляд устремлен не на него.

Оба даже не заметили, как рядом остановился седовласый подтянутый мужчина. Внешность выдавала в нем иностранца, но то, как он проникновенно смотрел на раскинувшийся внизу город, говорило о тесной связи приезжего с Нантом.

— Я тоже очень люблю это место, — его французский говор показался женщине знакомым, но она не торопилась оборачиваться. — Когда бывает возможность, прихожу сюда осенью.

Полюбоваться, — он помолчал задумчиво. — Воспоминания, знаете ли…

Пес, очевидно, почувствовал настроение хозяйки и грустно посмотрел на мужчину. Большие собачьи глаза из-под модной стрижки с челочкой были полны невыразимой печали.

— Для многих Париж считается городом влюбленных, — разоткровенничался мужчина. — А для меня им стал Нант. Правда, очень давно.

Краем глаза мужчина заметил, что женщина оперлась рукой в тонкой перчатке о серый камень парапета. Улочка здесь делала крутой поворот, и домов на этом участке не было, только невысокое ограждение отделяло стоящих на кружевной брусчатке от спуска к Луаре с красивым видом на раскинувшийся внизу район.

— Подумать только, — неожиданно выдохнул мужчина, будто решился на что-то. — Лет тридцать назад я стоял здесь рядом с удивительной женщиной, которая вот так же любила подолгу смотреть на реку.

— Тридцать два…

Женщина медленно обернулась, будто боясь разочароваться в своей догадке. Их взгляды встретились. Она была еще очень хороша собой. Стройная, подтянутая, только волосы были явно подкрашены. Большие черные глаза наполнились слезами и нежностью. Разглядывая мужчину, она чуть наклонила голову набок. Потом с улыбкой покачала ею. На ухоженном лице мелькнули морщинки, будто ласково говорящие «проказник, где ты был все это время», но вслух она прошептала:

— Не может быть…

Обоих переполнили чувства, и трудно было найти слова, чтобы выразить их. Они словно заглянули в странную комнату, где все еще была их молодость. То ли дверь открыло сквозняком, то ли судьба сыграла свою очередную шутку, но они столкнулись лицом к лицу с тем, кого любили много лет назад. Неожиданно. Удивительно. Невероятно.

— Ты почти не изменился, — она нашлась первой, но не смогла сразу произнести его имя, — Деми…

— Ты тоже… Би.

Оба почувствовали необъяснимое желание кинуться в объятья, а там гори все синим пламенем, но годы научили их сдерживать свои порывы.

— Боже мой, глазам не верю, — шептал мужчина. — Неужели это ты, Биатрис?

— Я тоже не верю… Но как?

Их взгляды говорили больше, чем смогли бы объяснить слова. Да и найдутся ли такие слова, чтобы вместить в себя всю горечь странной разлуки, многолетней тоски и непонятной надежды. Размышлений, обид и воспоминаний. Те, кто неожиданно обретает и теряет любовь, очень часто общаются в мыслях с любимым человеком, не в силах быстро расстаться с ним. Доверяя ему какие-то свои заботы и тайны, они продлевают его жизнь в себе, не отпуская родную душу. И эта душа, находясь за тысячи километров, чувствует это и так же мается, томясь в одиночестве. Чем сильнее чувство, тем сильнее эта привязанность. Она порой приводит к реальным видениям, и тогда человек сам начинает бояться своих желаний.

— Ты мне снился вчера, Деми, — женщина протянула руку и едва коснулась его щеки, будто пытаясь понять, не привиделось ли ей. — Мы с Мальчиком, — она ласково посмотрела на пуделя, — здесь редко гуляем, а вот сегодня пришли, — ее взгляд вновь остановился на худощавом еще красивом лице седовласого мужчины. — Ты хорошо выглядишь, только глаза грустные… Как ты, Деми?

— Приехал по делам… вернее, сам напросился в командировку. Иногда бываю в Нанте… Вот и прихожу сюда… А ты ведь уехала в Италию. Я узнавал в университете.

— Вернулась в восемьдесят девятом, — она грустно улыбнулась. — Да так и осталась. Мне здесь спокойнее. Рим слишком шумный город для меня. Племянницы зовут переехать к ним во Флоренцию, но я могу только приезжать в гости. Уже не хочется менять свой образ жизни… А как ты? Женился, хорошо идет бизнес… Ты всегда был удачлив.

— Что ты, — он смущенно опустил глаза, — так и не женился, да и дома своего нет. Потому и держат агентом, что в любую командировку с удовольствием езжу. Для многих дети, как якорь на ногах, а я вольная птица.

Он внезапно поперхнулся своей бравадой и так искренне посмотрел женщине в глаза, что она не выдержала.

— Почему же ты пропал тогда… Ни письма, ни строчки… Ни разу не позвонил… Я же чуть с ума не сошла… Как ты мог так бросить меня, Деми?

Было видно, что эти вопросы она повторяла про себя тысячи раз, потому так легко произнесла их сейчас. Наверное, она пыталась и сама объяснить себе все. Ответить. Оправдать. Наверное, и уговорила когда-то, но боль и надежда все же остались. Так устроены женщины, что любовь не умирает в их сердцах. Они преданно хранят ее в уголках своей души, никому не сознаваясь. Наверное, потому, что это является для них большим смыслом жизни, чем все остальное. Они могут растить детей, кормить и жалеть какого-нибудь другого мужчину, но никогда не расстанутся с тем, что тайно хранится в сердце.

— Я не мог, Би, — с трудом выговорил мужчина. — У меня тогда был большой долг, и за ним пришли. Было опасно впутывать тебя. Попросту сбежал…

— Ну, а позвонить или написать? — она пыталась оправдать его в своих глазах.

— У тебя я никогда бы не смог взять деньги. Да и такой суммы ты не смогла бы мне дать. Я решил разом все кончить, чтобы это не коснулось тебя. Образно говоря, умереть. Исчезнуть…

— Но можно было бы что-нибудь придумать…

— Именно поэтому я исчез из твоей жизни. Ты бы начала искать деньги, занимать, просить… Посчитала бы себя виноватой, но, кроме меня, винить тут некого. Вот я и решился отрезать разом. Уехал за тридевять земель. Навсегда. Возможно, нам не следовало бы ворошить прошлого, но я очень рад тебя видеть, Би… Честное слово, очень рад!

— Я тоже рада, Деми!

Они неуклюже обнялись и долго так стояли молча. Пудель почувствовал, что хозяйка плачет, и заскулил, уткнувшись влажным носом ей в колени. Редкие прохожие деликатно сторонились странной троицы, всхлипывающей и постанывающей у парапета, где узкая улочка круто поворачивала. Вот так и судьбы людей иногда пересекаются странным образом и делают крутой поворот.

Наконец, она мягко отстранилась и быстро достала пудреницу из сумочки на плече. Отвернулась и припудрила лицо. Похлопала ресницами и вопросительно заглянула отражению в глаза. Да что это с ней сегодня! Нос покраснел, а веки… Она решительно наклонила головку и взяла мужчину под руку. Строго взглянула на пуделя, и он радостно завилял обрубком хвоста, понимая, что они опять направляются гулять.

— Где я только ни побывал, — мужчина чуть отодвинул плетеный стул от столика, за которым они сидели. — Вся Европа, Америка, Китай. Недолго был матросом, потом переводчиком и даже контрабандистом.

— Надеюсь, ты не поставлял бедных девушек в гарем какому-нибудь шейху?

— А как же, я был главным поставщиков всех гаремов Востока, — он ловко сделал из галстука повязку на правый глаз.

Да я был самым кровожадным пиратом Карибского моря, — он ловко вывернул пиджак наизнанку, изображая одежду флибустьера. — Ты видела этот фильм?

— Какой? — подыграла ему женщина.

— «Пираты Карибского моря»! — он сделал страшное лицо. — Да все серии — это моя биография.

Посетители небольшого кафе с умилением поглядывали на пожилую пару и улыбались. Кавалер был явно в ударе, разыгрывая перед дамой смешную миниатюру. Неожиданно легко для своего возраста он вскакивал, зажимая в руках столовые приборы, как оружие, изображая в лицах схватку то двух пиратских фрегатов, то сражение с индейцами, то стычку с пьяными матросами в портовом кабачке. Это был театр одного актера, причем отнюдь не лишенный исполнительского мастерства. Женщина звонко смеялась и хлопала в ладоши. Она казалась такой молодой и счастливой, что это придавало рассказчику все новые силы, и он был неистощим на выдумку. Красивое лицо грека было очень пластично и быстро становилось то кровожадным, то испуганным, то одухотворенным в благородном порыве. Постепенно все столики маленького кафе были заняты, а прохожие стали останавливаться рядом. Когда же импровизированный концерт был закончен, актера наградили заслуженными аплодисментами, а главный зритель в лице развеселившейся женщины расцеловал актера в обе щеки. По-французски. Хозяин кафе отказался приносить счет, заявив, что угощает заведение. Более того, если господа придут завтра, он готов оплатить им хороший ужин.

— Вот так я не умер с голоду, — улыбнулся потомок эллинов. — В Ля Скала не пригласили, но отбоя во всех портовых кабачках мира не было.

— Браво, мой славный пират, — итальянка так счастливо улыбалась, что скинула лет двадцать. — В тебе умер не только великий актер, но и флотоводец.

Мужчина галантно склонился и поцеловал даме руку.

— Если бы я мог положить к твоим ногам весь мир, Би…

— Так много мне не нужно. Успокойся. В нашем возрасте это вредно.

Она взяла его под руку и незаметно прижалась всем телом. Ей было удивительно легко и радостно. Она чувствовала восторженные взгляды на своей спине, но не стеснялась этого. Долгие годы одиночества вдруг испарились, и она вновь была рядом с удивительным мужчиной, по имени Демис. Возможно, завтра придут сомнения, но сегодня… Сегодня особенный день. Воспоминания прежних чувств нахлынули, делая весь мир вокруг удивительно светлым.

— Признайся, когда ты узнал меня, — неожиданно спросила Биатрис.

— У тебя до сих пор остались те же духи…

— Ты помнишь их запах?

— Помню, — Демис не повернул к женщине своего лица, и она поняла, что он волнуется. — Бродил по нашим улицам и вспоминал, как стучали твои каблучки по брусчатке. Мне кажется, все переулки и площади еще хранят его. А тут уловил что-то знакомое. Осень щедра на цвета, но не запахи, вот и пошел по следу. Я загадал, если запах будет «заворачивать» по нашему маршруту, то встречу тебя. Это была какая-то погоня за молодостью. Сердце просто остановилось, когда увидел, что на нашем повороте стояла очень похожая на тебя женщина. Она смотрела на реку… Просто невероятно.

— Да, удивительно.

— Ты знаешь, я иногда думал, что вот случится такая встреча, и я смогу тебе все объяснить, но теперь не могу найти нужных слов. Растерялся, как мальчишка.

— Ты никогда не был застенчив, — она тоже не смотрела на своего спутника.

— А ты заметила, здесь все по-прежнему, — сменил он тему разговора. — У прохожих только одежда иная.

— И мы немножко другие, — грустно добавила она.

— На углу Золя и Тьерри заменили целый пятачок брусчатки.

— Там какие-то ненормальные взорвали бомбу несколько лет назад.

Они помолчали, и в наступившей тишине звук их шагов все также сопровождал их неторопливый шаг. Большие города часто преподносят сюрпризы. Повернув несколько раз с шумного проспекта в глубь квартала, можно оказаться на абсолютно пустой улочке, где, кроме местных жителей, никого не бывает. Разве что утром молочник разбудит задремавшую тишину скрипом своей тележки и позвякиванием бутылок, которые он оставляет у дверей постояльцев. Французы дорожат традициями и своей историей. Они не воюют с памятниками, как это бывает в других странах, и в публичных местах цветы лежат на постаментах некогда заклятых врагов, чьи изваяния теперь застыли рядом. Они по-прежнему увлекают горожан в бой за противоположные идеалы, но время и тактичность жителей давно примирили всех. Это чем-то напоминает большую семью, где за общим столом какого-нибудь фамильного торжества собираются богатые и бедные, молодые и старые, красивые и больные. Монархисты рассказывают анекдоты демократам, а полицейские выпивают с карманниками. Они по-разному смотрят на жизнь, но другой семьи у них нет и не будет, да и другого дома тоже. Пить кофе по утрам со свежим молоком и хрустящим круасаном намного важнее, чем видеть в газете один портрет вместо другого. А вот если кто-то захочет лишить их этого, французы в состоянии выковыривать булыжники из мостовой и кидать в нужную сторону. Наверное, поэтому они бережно относятся к чужим чувствам, и даже старые дома и улочки подолгу хранят воспоминания.

— А помнишь, как мы попали под дождь у памятника маршалу Фошу?

— И гранитные плиты под дождем стали как лед. Я поскользнулась и вывихнула ногу, а ты нес меня через полгорода домой. На руках.

— А помнишь, как ты испугалась священника?

— Когда ты затащил меня в собор Святого Павла?

— На воскресную службу.

— У него был такой голосина… Когда он читал что-то из Библии, мне казалось, смотрел только на меня, а потом подозвал жестом причаститься и спрашивает: «Грешна?» И так на меня глянул. Внутри все оборвалось.

— Да они всех так спрашивают.

— Не-ет Я поняла, что он про нас все знает… С тех пор никогда в церкви не сажусь в первых рядах.

— Часто ходишь на службы?

— В кафедральном соборе великолепный орган. По вечерам часто играют. Хожу не столько на службы, сколько просто посидеть там. Меня это очень успокаивает.

— Ты, наверное, самая прилежная прихожанка?

— Я нет. У меня соседка поет в хоре. Она соблюдает все посты и праздники, а я только прихожу послушать. Мы с ней любим прогуливаться по старому городу и болтать в кафе. У нее внук поет в хоре мальчиков при соборе. В июне у них был выпускной. Боже, что это был за концерт! Мы все просто плакали… Прости, я все о себе. А ты?

— Как начал ездить в молодости, так и не могу остановиться. Авиакомпании на мне просто озолотились. По праздникам они дарят мне сертификаты на бесплатную неделю на каком-нибудь курорте. А несколько лет назад ассоциация авиаперевозчиков наградила меня медалью «1000 часов полета». Скоро я пошью себе летную форму и буду участвовать в тусовках ветеранов ВВС.

— Деми, ты все такой же шутник!

Она ласково взглянула на своего спутника. Очевидно, мужчины, в которых женщины влюбляются в молодости, навсегда остаются самыми красивыми и остроумными. Эти молодцы никогда не стареют и продолжают тревожить своими пронзительными взглядами из прошлого сердца зрелых дам, которые в их присутствии хотят оставаться романтическими девушками.

— Моим домом стала дорога, по которой я езжу, хожу, летаю и плаваю, но больше всего люблю бывать здесь. Мне нравится французское название этих мест, что в переводе на греческий звучит как «страна Луары». Это действительно особая страна во Франции. С ее замками, крепостями, дворцами и самыми необычными улочками на свете. Во многих городах они так похожи друг на друга, а в Нанте просто какой-то заповедник старых улиц. У каждой свой характер и голос. Помнишь, как мы любили с тобой бродить по ним когда-то?

— Ты прав, они особенные. Я тоже до сих пор люблю гулять в старом городе. Вот, даже кавалера себе нашла, чтобы не выглядеть странной.

Пудель почувствовал, что речь зашла о нем, и принял важный вид. Гордо подняв голову, он вышагивал рядом с хозяйкой, будто на сцене. Красивый, породистый, с великолепной стрижкой и дорогим ошейником, он, очевидно, не раз побеждал в собачьих конкурсах и заслуженно гордился этим.

— Красавец, — подтвердил спутник. — Ты всегда умела окружать себя каким-то особым шармом. Я больше не встречал таких женщин.

Она не ответила на комплемент, но он достиг цели. Ей было очень приятно сознавать, что, пройдя длинный жизненный путь, ее возлюбленный убедился в том, что она лучшая. Была и есть.

— У тебя дела в Нанте?

— Да, после обеда встреча с клиентом, а потом, если ты сможешь выбрать время, я пригласил бы тебя на ужин.

— Давай прокатимся на катере, — неожиданно быстро ответила Би, но потом попробовала исправить свою оплошность: — Если ты не против, конечно. Я иногда смотрю, как они ходят по Луаре, и вспоминаю один вечер.

— Признаться, я именно это хотел тебе предложить. Я тоже вспоминаю тот вечер.

— Правда?

— Помнишь, как нам весь вечер играл скрипач. Просто не отходил от нас.

— Мы ему понравились.

— Да, мы были красивой парой…

Биатрис умолкла. Она шла, опустив глаза то ли от порывов ветра, то ли от нахлынувших чувств. Ей вообще хотелось остановить время и долго-долго идти по знакомым улочкам, держа под руку этого мужчину. Он неожиданно появился из воспоминаний, и ее молодость ожила, наполняя новым смыслом все вокруг.

— У тебя билет на сегодня? — с надеждой в голосе спросила она.

— Мне почему-то кажется, что у клиента не все бумаги в порядке. Кое-что придется заверить у нотариуса, а завтра взять справку в мэрии…

— Деми, — она покачала головой и улыбнулась. — Ты неисправим. Как тебе доверяют серьезные дела.

— Честно говоря, сам удивляюсь.

Улочка пошла под уклон, и шаги немолодой пары зазвучали бодрее. Мужчина эмоционально что-то рассказывал и шутил, а женщина недоверчиво качала головой, но так звонко смеялась, что редкие встречные улыбались, глядя на них. Французы никогда не ворчат на влюбленных, заполняющих их города. Они даже подбадривают обнимающиеся пары и так искренне радуются за них. Когда же видят зрелых людей, вспомнивших молодость, они вежливо уступают дорогу и молча улыбаются. Это дорогого стоит — встретить близкого человека в возрасте одиночества. Наверное, поэтому счастливые сердца стремятся во Францию, а Париж называют столицей влюбленных. И это справедливо, поскольку приезжих в столице всегда больше парижан.

— Добрый вечер, — Демис галантно поцеловал Би руку и протянул букет ярких осенних цветов. — Ты выглядишь просто потрясающе!

— Спасибо, — она смутилась, наклонив лицо к букету. — Голубые хризантемы! Мне очень приятно, что ты помнишь мои любимые цветы, — у нее заблестели глаза. — О, Деми, это так трогательно. Извини, я стала сентиментальной. Часто плачу, и… нос краснеет, как у алкоголика.

— Ты самая красивая женщина на свете, Би. И не наговаривай на свой носик, пожалуйста.

— Мне этого так давно никто не говорил, — она всхлипнула и отвернулась. — Я поставлю хризантемы в вазу. Они еще долго будут со мной после твоего отъезда…

Пока женщина занималась цветами, грек осмотрелся. Маленькая аккуратная квартирка на втором этаже. Все подоконники и балкон уставлены горшочками. Было заметно, что многие вещи сопровождают хозяйку долгие годы. Бережно и заботливо они были расставлены и уложены именно так, чтобы создавать уют, свойственный романтическим натурам. Женщины так ловко умеют это делать, а мужчины считают настоящим колдовством, и хранят в сердце, как нечто особенное, и всегда стремятся вернуться именно в этот дом.

— Твой Мальчик меня охраняет, — улыбнулся гость, видя, что хозяйка поправляет что-то, стоя у зеркала в соседней комнате.

— Я договорилась. Даниель возьмет его на вечер. У нее терьерчик, и они с Мальчиком дружат… Представляешь, чувствую себя девчонкой, отпрашивающейся на свидание.

— И подружка тебя «прикроет».

— О, Даниель чудная женщина. Она так переживает за нас…

Поняв, что сказала лишнее, Биатрис не закончила фразу и лишь поджала губки, глядя на свое отражение. Одинокие люди часто живут чужими радостями.

— Давай в следующий раз пригласим ее тоже, — предложил кавалер, сделав вид, что не заметил оплошности дамы. — Если, конечно, будет на кого оставить этих «бандитов».

— Эти «бандиты» всегда с нами, — грустно отозвалась Биатрис. — Я готова… Если ты не передумал.

— Такси ждет, — он повернулся к ней и застыл от восхищения. — Ты все такая же красавица! И это платье тебе так идет.

— Спасибо. Мне самой кажется, что я сегодня скинула лет двадцать.

— Нет. Ты просто выглядишь на двадцать!

— Деми! Ты все такой же женский угодник.

— Мадемуазель, позвольте сопровождать Вас!

— Позволяю.

Они рассмеялись и были так счастливы в этот момент, будто ничего не случилось за эти тридцать с лишним лет. Будто виделись они только вчера и вот снова куда-то собрались. Потанцевать или побродить по старому городу… Наши лица стареют, вбирая времени грусть, а души всегда остаются молодыми.

Небольшой катерок бесшумно рассекал речную гладь. Он плавно скользил мимо белоснежных яхт и ярко освещенных прогулочных корабликов в одному ему известное укромное место. Это была страна воспоминаний уже немолодых людей, сидящих за столом, сервированным на двоих. Пятачок деревянной палубы на корме катера, по имени «Лу», был оборудован для романтических свиданий. Красивые деревянные стулья с высокими резными спинками, вышитая скатерть на овальном столе, отблеск свечей на дорогой посуде, изящное столовое серебро, цветы, улыбчивый официант в строгом смокинге и начищенных туфлях — все создавало особое настроение, но главным было ощущение уединенности. Где-то далеко осталась городская суета и веселый гомон праздной толпы, заполняющей улицы, бары и ресторанчики. Даже освещенная гирляндами разноцветных огней набережная скрылась за поворотом. А простор вокруг, теряющийся в темноте ночи, рождал впечатление безграничности. И все это принадлежало только им двоим.

— Как чудесно, Деми! Как чудесно!

— Все, как тогда, дорогая…

Она не стала возражать против этого слова, хотя прошло тридцать два года, и не раз Биатрис проклинала и прощала этого мужчину за то горе и радость, что он принес ей. Она даже не хотела прислушиваться к слабому голосу здравого смысла. Она была так счастлива вновь окунуться в это безграничное счастье, каким-то чудом свалившееся на нее, что завтрашний день просто не существовал. Было только сегодня.

— Налей мне шампанского, пожалуйста, — попросила она. — Только не зови официанта. Давай останемся вдвоем.

Мужчина демонстративно отодвинул подальше маленький серебряный колокольчик и наполнил высокие бокалы. Золотистый напиток заиграл цепочками маленьких пузырьков в отблеске свечей. Небольшими холодными глотками он проникал внутрь, передавая восхитительный вкус винограда, вобравшего в себя тепло солнца и шелест резных листьев.

— Знаешь, — он положил свою ладонь на ее маленькую холодную руку, — чаще всего ты мне вспоминалась ночью.

— Чтобы не было видно морщин? — попыталась отшутиться она.

— Нет. Потому что ты очень похожа на ночь. Такая же таинственная и прекрасная. Всегда таящая загадку и недосказанность. Так щедро дарящая нежность и созданная для любви.

— Спасибо, Деми. Рядом с тобой мне хочется быть именно такой… Странно, ты мне никогда не говорил этих слов прежде.

— Многое со временем видится иначе.

Нежные звуки скрипки раздались рядом. Невидимый мастер виртуозно исполнял такие лирические мелодии, что душа просто ликовала. Теплая ночь, тишина вокруг и что-то загадочное в окружающей темноте только подчеркивали это волшебство. Созданный для любви человек хранит в тайниках своей памяти удивительное наслаждение. Нужно лишь осторожно прикоснуться к его душе, и она зазвучит в унисон. Это и есть магия.

— Ты будешь кофе с молоком или черный? — Биатрис поставила на постель большой поднос на ножках и легла рядом. — Люблю поспать утром, но уже пробило полдень.

— Черный, — Демис лег на подушках повыше. — А это был голос достопочтенного Павла?

— Да, — она протянула ему большую чашку. — Ты не опоздаешь?

— Нет, встреча вечером… и вообще, мне кажется, я попал в другое время.

— В прошлое?

— В замечательное прошлое, — он пригубил ароматный напиток. — М-м, ты всегда умела готовить восхитительный кофе…

Я не храпел?

— Нет. Спал на удивление тихо.

— А нужно было поприставать?

— Разольешь кофе.

— А зачем ты надела ночную сорочку?

— У каждой женщины есть маленькие секреты.

— Как я люблю секреты…

— Деми, престань.

— Сейчас случайно разолью кофе на твою ночнушку.

— Только попробуй, — ее голос стал строгим. — Пойдешь стирать.

— На балкон? Можно я тогда хотя бы носки надену?

— Ну, пожалуйста, успокойся… Мне и так кажется, что мы позволили себе слишком много лишнего.

— А мне кажется, что все это приснилось, — он мечтательно прикрыл глаза.

— Хорошо, будем считать, что так.

Они притихли, но у обоих тут же возникла одна и та же мысль. Смогли бы они вот так вместе лежать рядом тридцать лет подряд? По утрам вскакивать на работу, а по выходным пить кофе в постели. Говорить одни и те же слова, а вечером занимать свое место в кровати… Они ответили по-разному.

— Боже мой, — неожиданно воскликнул он. — Да это же…

— Ты не узнал себя?

— Да, это же мы на площади!

Демис бережно взял с ночного столика фотографию в ажурной рамке и стал с интересом рассматривать. На ней смеющаяся красивая молодая пара стояла обнявшись на фоне кафедрального собора. Судя по одежде, это было снято очень давно.

— А у меня нет ни одной нашей фотографии, — с явным сожалением произнес он. — Би, ты почти не изменилась. Просто не верится!

— У меня есть старый альбом. Хочешь посмотреть?

— Конечно!

Биатрис взяла с полки увесистый, распухший от фотографий альбом и примостилась рядом с мужчиной. Они перебирали пожелтевшие отпечатки и радовались, как дети. Исчезли три десятка лет, они вновь были молодыми, красивыми и влюбленными. Воспоминания так легко переносят нас в прошлое, и мир мгновенно преображается.

— Интересное фото, — Демис разглядывал старый снимок. — Вроде бы ты, но сделано давно.

— Это мама. Мы с ней очень похожи. Она умерла девять лет назад.

— Прости, я не знал.

— Ничего, уже привыкла. Когда раздавали мамины вещи на память всем родственникам, я взяла эти снимки. Теперь вот мы вместе. В этом альбоме.

— Вы действительно похожи. Просто одно лицо. На фотографиях мы остаемся молодыми навсегда.

— Здесь ей двадцать лет. Они снялись с подругой, когда вместе собирались замуж. Учились на одном курсе, жили в одной комнате, выбрали один день для свадьбы, но Джулия погибла. Остались только эти фотографии. Знаешь, я так часто слышала от мамы эту историю, что мне кажется, это я дружила с Джули.

— Это она?

— Да… Им было по двадцать лет.

— А зачем две одинаковые фотографии? — удивился Демис.

— Не совсем. На одной надпись по-итальянски, а на другой по-японски.

— Странно, — он осторожно извлек снимки из креплений. — Но это не японский. Это китайский.

— Ты читаешь по-китайски? — удивилась Биатрис.

— Несколько лет работал консультантом в представительстве американской конторы в Шанхае. Вот и пришлось самообразовываться.

— И что же тут написано?

— Это очень личное… Стихи. Мужчине.

— Вот как? А мама думала, что это для нее. Одна и та же надпись на двух языках. Джули была оригиналом, и эта шутка была в ее стиле.

— Это не шутка. Скорее, признание в любви.

— Что ты говоришь! Читай скорее… Не беспокойся, они были близкими подругами.

— Считаешь, что это удобно?

— Да это когда было-то. Мама училась еще до войны… Она рассказывала, что у Джулии тогда был парень, тоже художник. Имя не помню. Он был старше Джулии, так что они нас простят… Читай, пожалуйста. Очень интересно!

— Ладно, но за точность не ручаюсь. Для этого нужно будет словарь найти.

— Да читай же!

— «Туман спросил весенним утром, о чем тоскуешь на заре? Уже ли слаще в декабре с дождем и снегом, ветром нудным, что плачет долго у ворот. Ему призналась я, что милый сейчас живет в другом краю, а я храню любовь свою, хоть снегопад, хоть ветер стылый, что плачет долго у ворот. Просила солнце в поднебесье: ты ненаглядного согрей, взамен мой прах в полях развей, и ветер пусть расскажет песней о том, что плакал у ворот. Джузи от Джули в годовщину встречи».

— Боже… Как красиво!

— Приношу свои извинения за перевод. Стихи написаны в стиле древнекитайского эпоса, и для точного перевода придется попыхтеть с рифмой.

— Не нужно рифмы, — всхлипывая и вытирая нос от переполнивших чувств, едва вымолвила Биатрис. — Вот это да! Никогда бы не подумала, что Джулия на такое способна. По маминым рассказам, она была озорной и часто прикалывались над парнями… Так написать… Как же нужно было любить! Боже мой… Нет, я не могу.

И она неожиданно горько зарыдала. Навзрыд. Задыхаясь и захлебываясь, закрыв лицо руками и вздрагивая. Она не стеснялась слез, и те крупными каплями просачивались сквозь пальцы. Встревоженный Демис отставил все на ночной столик и принес женщине стакан воды, но та отказалась.

— Это не истерика… Боже, как же нужно было любить этого мужчину. Ты просто не понимаешь… Джулия была такой независимой и сильной, а тут такая нежность… В каждом слове… И никто не знал… Она, похоже, чувствовала, что погибнет и заберет с собой свою любовь… Столько лет письмо пролежало у мамы, а теперь у меня… Ведь Джулия так нелепо погибла… А он остался один… Представляешь, он, может быть, до сих пор ничего не знает. Он столько лет ждал это письмо…

Немного погодя она успокоилась. Всхлипывая и вытирая одной рукой нос, она взяла фотографию Джулии и стала рассматривать. Потом проговорила очень серьезно.

— Представляешь, я столько раз смотрела ей в лицо и никогда не заглядывала в душу… Даже не подозревала. Прости меня, Джули. Я взяла чужое письмо… И спрятала от него. Прости… Я… Япостараюсь все исправить. Я найду его… Деми, поможешь мне отыскать этого Джузи… Если он, конечно, еще жив. Нужно исправить ошибку. Я просто обязана передать это письмо из рук в руки… или положить ему на могилку.

— Действительно, очень трогательно, — тихо отозвался он. — Можно попробовать, конечно, хотя… Знаешь, Интернет таит в себе такие возможности по части справок, что иногда диву даешься.

— Я ничего в этом не понимаю, — с испугом проговорила Биатрис.

— Не беда, я кое-что могу.

— И ты мне правда поможешь?

— Ну, не за пару минут, но попробую.

— Попробуй, милый мой. Я молиться за тебя буду! Сегодня же пойду в собор и поставлю свечи. Это святое дело.

— Конечно, дорогая.

 

Глава VI. Намюр

В мареве от работающих самолетных двигателей солнечный диск размягчался и покачивался, словно скользил над аэропортом. Это плавное движение более подходило к кадрам какого-нибудь фантастического фильма, где машины времени прибывают и улетают по своим важным делам, деформируя пространство.

Маша, словно сквозь сон, разглядывала незнакомое здание аэропорта. Длинная пешеходная дорожка медленно двигалась вдоль огромного терминала. Надписи на английском и каком-то неизвестном, похожем на немецкий, языке указывали прилетевшим пассажирам нужное направление. Было удобно стоять на широкой резиновой ленте, бесшумно скользившей по сверкающему чистотой залу. Через каждые пятьдесят метров сегмент транспортера заканчивался, и нужно было пройти несколько метров до следующего. Из боковых дверей то и дело выходили вновь прибывшие пассажиры, и движущаяся пешеходная дорожка заполнялась.

Рядом с Машей стоял высокий седовласый мужчина с пронзительным властным взглядом. Он хорошо говорил по-английски, и делал это как-то вкрадчиво. Непонятно почему, но ей нужно было его слушаться. Он взялся помочь Маше в этой важной деловой поездке в Брюссель, и она была ему очень благодарна. Марк был сама любезность. Он вовремя предъявлял документы, помогал отвечать на все вопросы служащих и устраиваться в кресле самолета. Хотя Маша сама не плохо говорила на итальянском и английском, ей было приятно, что Марк ее опекает. Она немного устала за последнее время: столько хлопот с этой новой для нее ролью генерального директора большой торговой фирмы, и эта поездка весьма кстати. Можно будет отдохнуть несколько дней вдали от проблем. Хорошо, Марк напомнил ей позвонить секретарю в питерском офисе, чтобы не беспокоились. Правда, она сказала, что поедет к маме. Эта маленькая хитрость избавит от назойливых звонков. Она иногда бывает так забывчива, и помощники ей просто необходимы.

Прилетели они налегке, без багажа и сразу направились к зоне паспортного контроля. Предупредительный Марк оформил им документы на граждан Евросоюза, чтобы не толкаться в очереди с соотечественниками, и попросил Машу, чтобы она на время забыла о своем настоящем гражданстве. Надо сказать, что это было так удобно. Обладатели красных паспортов толпились у окошечек строгих офицеров, восседающих под надписью «все другие», а Маша прошла без задержек к вежливому брюнету, который меланхолично поглядывал на развернутые паспорта из окошечка под надписью «только для Евросоюза». Ей было приятно сознавать, что она не относится к расплывчатой категории «все другие».

Марк взял ее под руку, увлекая к зеленому коридору таможенного досмотра, и в шутку пожурил за такой откровенно красивый вид. Это отвлекает сотрудников. Они ведь на службе. Вообще, Марк ей нравился. Он был таким неназойливым, что присутствие его почти не ощущалось, и Маша чувствовала себя так непринужденно. Вот только усталость пройдет, и все будет великолепно.

Встречавший их мужчина приветливо помахал еще издали. Заботливо усадил в ожидавшую на стоянке машину и сел за руль. В салоне пахло хвоей, было уютно и чисто. Мягкая музыка помогала не обращать внимания на то, что мощный автомобиль быстро выбрался из клубка пересекающихся дорог у аэропорта и, набрав скорость, уверенно катился в левом ряду. На первый взгляд, все было, как в Москве, только все без исключения машины сверкали чистотой, а водители были очень корректны. Да, пожалуй, разметка и дорожные указатели выглядели, не в пример российским, яркими и нарядными.

Заходящее солнце разлиновало длинными тенями все шоссе Е411 Брюссель-Люксембург. Торговые центры, автомастерские, предприятия и складские постройки — все отбрасывали собственный контур на плотный поток машин. Издалека казалось, что автомобили не двигаются, заняв однажды какое-то место, и только тени, перескакивающие с одной крыши машины на другую, создавали иллюзию обратного движения.

— Если заходите зайти в кафе по дороге, мы можем остановиться минут на десять.

Водитель вопросительно глянул в зеркало заднего вида, но оба пассажира промолчали. Перелет их не утомил, а терять время попусту не хотелось. Они были настроены на деловую поездку.

За указателем, на котором большими буквами было выведено «Намюр 140 км», дорога свернуло влево, и солнце окончательно скрылось за холмом. Над шоссе включилось освещение необычного для русского глаза желтого оттенка. Где-то в подсознании у Маши возникал вопрос, куда и зачем она едет, но он не мог пробиться через какие-то барьеры, установленные ее спутником. Заметив это беспокойство, Марк уверенно произнес:

— Все спокойно. Едем по важному делу. Настроение хорошее. Мысли ясные, чистые. Мой голос слышишь отчетливо. Ощущение легкости во всем теле.

И ей действительно стало хорошо. Общество Марка было приятным и внушало спокойствие. Весь мир как бы немного сместился в сторону, освободив место для этого симпатичного мужчины. Он прочно обосновался в сознании блондинки, вытеснив куда-то далеко-далеко все остальное. Марк представлялся ей большим и сильным. Было приятно слышать его голос и подчиняться ему. Вернее, делать то, что он говорит. И делать с удовольствием, потому что их желания совпадали. От этой мысли Маше даже захотелось прислониться щекой к его плечу и закрыть лаза. Так приятно ни о чем не думать. А его голос все звучал в ней.

— Поспи. Путь не близкий, а тебе нужно отдохнуть. Прислушайся, сейчас зазвучит твоя любимая музыка. Она навеет хорошие сны. А я буду рядом. Всегда рядом. Когда скажу «вот и приехали», ты проснешься.

Большие голубые глаза медленно прикрылись длинными ресницами. Маша глубоко вздохнула и затихла. Откуда-то зазвучала музыка ее детства. Песни, которые она повторяла тысячи раз, когда напевала себе сама.

— Притормози где-нибудь в безлюдном месте, — обратился к водителю Марк. — Нужно проверить, нет ли на ней «жучков».

Выбрав съезд с трассы для пикника, машина плавно припарковалась у аккуратно вырытой в земле ямки для костра и двух скамеечек у деревянного стола. На виду красовался яркий контейнер с черными пластиковыми пакетами для мусора. Водитель погасил габаритные огни, и машина растворилась в темноте. Вдвоем они тщательно обыскали русскую. Ничего подозрительного, кроме двух сотовых телефонов, не нашлось. Да и те были отключены еще перед взлетом в Питере. На всякий случай аппараты были спрятаны в отсек для инструментов в багажнике, который был специально оборудован для экранирования любых высокочастотных сигналов.

— Надеюсь, лайтер простит мне сие прегрешение, — двусмысленно ухмыльнулся водитель, нарочито медленно обыскивая эффектную блондинку. — Я готов к более тщательному личному досмотру, лишь бы потом получить индульгенцию.

— Не переусердствуй, брат мой, — охладил его порыв Марк. — Твоя задача — баранку крутить, с остальным я справлюсь.

— Храни, Господи, Святой Орден!.. — полушутя, полусерьезно произнес водитель, но все же отошел в сторону.

Он побаивался собрата, известного в их обществе как флэшер Марк, посвященный на пятую ступень мастерства. Хотя они часто выполняли оперативные задания вместе, Марк всегда был бесспорным лидером, а его работа была действительно крутить баранку. И это он умел в совершенстве. Лет двадцать назад он сдал свой единственный экзамен, допускающий к работе вне монастыря. По четыре восьмерки на четыре стороны света с закрытыми глазами. Задним ходом. По минуте на каждой из восьми различных марок автомашин. Три брата из Святейшего Совета наблюдали за этим и в десять минут решили его судьбу. Ни одна кегля не упала на внутреннем монастырском дворе, примостившемся в горах, недалеко от миниатюрной Андорры. При этом у водителя отчего-то внезапно разыгралась жуткая головная боль и накатила тошнота, но он выдержал. Когда, пошатываясь, вышел из восьмой машины и снял повязку с глаз, недомогание так же резко прошло, как и появилось.

— Поздравляю, бимер Райт, — сухо поприветствовал его один из троицы экзаменаторов. — Мы довольны.

— Но меня зовут…

На возражения никто не обратил внимания. Так в братстве появился классный «водила», по имени Райт, способный покорять любой представительский лимузин или мощный спортивный автомобиль, стоило ему лишь положить ладонь на рулевое колесо. Как-то он смог уйти от форсированного полицейского «Форда» по горному серпантину в Испании, управляя обычной машиной в наручниках. Правда, ему сделали внушение за то, что он вообще допустил такую ситуацию, но этим все и ограничилось.

Час спустя Райт свернул с шоссе Е411 на грунтовку. Неказистая проселочная дорога петляла между холмами, скрывая пункт назначения от любопытных глаз. На самом деле «подушка» под гранитной крошкой была не хуже, чем у шоссе и могла бы выдержать средний танк. Без единого огонька и указателя невзрачная дорога оканчивалась у мощных ворот необитаемого на первый взгляд замка. Когда машина с выключенными фарами и габаритами подкатила к воротам, те бесшумно поднялись, пропуская ее во внутренний дворик. Даже внимательное радионаблюдение в этот момент вряд ли привлекло бы внимание специалиста к потрескиваниям в длинноволновом спектре, воспринимаемым обычно, как технические помехи.

Трое вышли из машины, оставив все двери открытыми, и остановились подле нее, словно ожидая чего-то. Через несколько минут дверь на первом этаже отворилась, освещая дорожку из квадратных каменных плит, ведущую внутрь. Марк помог женщине пройти до двери. За ними следовал водитель.

— Вас ожидают в малом зале, — скупо приветствовал гостей на английском старческий голос слуги.

— Спасибо, Раф, — тихо отозвался Марк.

Он помог эффектной блондинке подняться по широкой мраморной лестнице на второй этаж и провел в небольшой зал, оформленный в средневековом стиле, без излишеств. Двое пожилых мужчин вели неторопливую беседу за чаем. Их столик между двух глубоких кресел был сервирован очень скромно, но, очевидно, это было неглавным.

— Храни, Господи, Святой Орден! — тихо поприветствовал собеседников Марк.

— Храни, Господи, Святой Орден! — прозвучали в ответ два уверенных голоса. — Предложите даме кресло поближе к нам, и пусть она отдохнет с дороги…

Флешер усадил русскую перед собеседниками и удалился, пробормотав приветствие, но его уже никто не слушал. В небольшом зале, освещенной парой свечей, воцарилось напряженное молчание. Блондинка провалилась в глубокий сон, не ощущая ничего. Двое за столиком перед ней казались напряженными.

— Признаться, я не вижу ничего особенного, уважаемый лайтер, — первым нарушил тишину солидный пожилой мужчина, чьи округлые телеса не могла скрыть даже бесформенная белая накидка. — Разве что следы слабого воздействия, оставленные Марком.

— Это поспешный вывод, дорогой Герт, — тихо проговорил его сосед, которого никто никогда не называл по имени, только лайтер. — Сказываются последствия вашего общественного бытия. Отсутствие необходимых тренировок и злоупотребления закрывают информационные каналы, — он помолчал, погруженный в какую-то свою, незримую работу, потом продолжил: — Святейший Совет Ордена сознательно пошел на этот шаг, разрешив Вам публичную жизнь, нарушающую некоторые параграфы бытия Сынов Света, ибо каждому делу себя нужно отдавать полностью. А успехи возглавляемой Вами компании нам хорошо известны, — лайтер опять притих на некоторое время, но потом возобновил разговор: — Собственно говоря, я не случайно попросил Вас посмотреть русскую, чтобы удостовериться в уровне противника. Не обижайтесь, дорогой Герт, но думаю, что не ошибусь, определив Ваш теперешний уровень, как третий… Не возражайте. Нет ничего постоянного в нашем мире. Только труд. Я сплю не более четырех часов в сутки, что позволяет мне выделять время для работы над собой. Не только поддерживать форму, но и развиваться. У Вас другие задачи.

Лайтер взял со стола чайную чашечку изящной работы и пригубил напиток.

— Если внушить организму, что он находится в пустыне и это последний глоток, удовольствие и эффект от этого глотка будут несравнимо больше, чем от ведра жидкости. Сознание дано разумному человеку, дабы отличаться от верблюда. Энергию, которую нужно было бы потратить на добычу, транспортировку, хранение, употребление, переработку и борьбу с излишками, правильнее использовать для развития своего интеллекта… Извините за нравоучение, но мне больно смотреть на Ваш организм.

Лайтер еще некоторое время рассматривал тонкий узор чашки на просвет огонька свечи и вернул ее на поднос.

— То, что вы заметили только работу Марка, а я кое-что еще, говорит о примерном уровне нашего оппонента. Думаю, никак не выше четвертого… Ничего личного, Герт… У русской есть две тени на временном отрезке более полугода назад. Но туннель неглубокий. Прослеживается прикрытое алое пятно. Скорее всего, смерть не очень близкого человека. Потенциально сильного. А вот яркое зеленое пятно мне пока непонятно. Блондиночку явно сканировали. Есть намеки на работу каменщиков, и это нужно понять. Придется собрать информацию и поработать.

Лайтер мысленно обратился к кому-то, и в дверь робко вошел Марк.

— Брат мой, проанализируйте все контакты русской. Надеюсь, что-то у нее с собой было.

— Два сотовых телефона и записная книжка, уважаемый лайтер.

— Чудесно. Пусть аналитики покапают. Через два часа жду результаты.

Он жестом отпустил флэшера и обратился к толстяку:

— Спасибо за помощь, Герт. Отправляетесь по своим делам. Бизнес — дело серьезное.

— Храни, Господи, Святой Орден!! — с облегчением выдохнул президент крупной торговой компании, принадлежащей Сынам Света.

— Храни, Господи, Святой Орден! — вторил ему лайтер, погружаясь в размышления.

Северная Крепость Ордена находилась километрах в пятнадцати от города Намюр, в старом замке, некогда принадлежащем рыцарю Лаво. В средние века он считался неприступным, так как с трех сторон был защищен притоком реки Маас, а с другой — мощными воротами и высокой стеной. Но со временем река обмелела и ушла в сторону. Остался только красивый пруд, огибающий две угловые башни. Тихое место вокруг считалось непригодным для земледелия и было заброшено. Местные жители обходили стороной это частное владение, а туристы никогда не появлялись. Редкие гости, которые даже между собой не упоминали о замке Лаво, а говорили о поездке в Намюр, никогда не привлекали внимания окружающих. Замок будто бы и не существовал, находясь почти в центре Европы, рядом со скоростными магистралями.

За два часа лайтер так и не покинул малый зал Северной Крепости. Он то нависал над спящей в кресле блондинкой, делая странные движения руками, то возвращался в кресло. Потом, словно очнувшись от дремоты, тихо произнес:

— Входите, Марк. Присаживайтесь рядом. Нужно подумать… Что удалось найти?

— Первый телефон зарегистрирован в сентябре в России на ее имя, а вот второй два года назад в Каире, на имя Анвара Самамедди. По нашим данным, это человек Фатхи из Александрийской Ложи Каменщиков. Журнал звонков еще до конца не обработан, но думаю, что мы вычислим номер младшего Валороссо.

— Спасибо, Марк. Это нам пригодится… Что скажете о русской?

— Мария Строгова, двадцать шесть лет. Четыре года назад приехала покорять Москву. Замужем не была. Последняя связь с мелким бандитом, бросившим ее в Египте. Собственно, на этом удалось сыграть, чтобы выманить ее на встречу без охраны. Правда, рядом болтались два странных типа. Времени поработать с ними у меня не было, но я попросил их на всякий случай забыть о встрече.

— Все прошло гладко?

— Нет. Уже в аэропорту к ней кинулся навстречу мужчина с хорошей спортивной подготовкой. Психотехникой не владел совсем. Думаю, что это был обычный охранник. Но выяснять то, как он ее выследил, времени не было.

— Сильное воздействие?

— Нет. Я его аккуратненько уронил, обеспечив головную боль до вечера… Пол только помыли. Было скользко.

— Хорошо. А ниточку за ней не потянут?

— Нет. Она зарегистрировалась на рейс до Брюсселя, как Елена Штрауберг. Чуть позже вылетал самолет в сторону ее родного города. У русских на внутренние рейсы за деньги можно проскочить на отлетающий самолет без оформления, так что направление поисков указано правильно.

— Спасибо, Марк, Вы всегда работаете аккуратно.

— Это мой долг перед Орденом, уважаемый лайтер.

— Конечно… А сейчас нам нужно поработать. Посмотрите-ка на эту блондиночку.

Свечи ровно горели в тишине, слегка потрескивая. Двое пожилых мужчин, закрыв глаза, застыли в напряженных позах, чуть подавшись вперед. Чем-то они напоминали охотничьих собак, что, выставив свои носы, пытаются определить направление погони.

— Пятно с зеленым оттенком в ее сознании прикрыто странным образом, — отважился первым нарушить молчание Марк.

— И что Вы нашли странного?

— Такое впечатление, что раннее сканирование делал кто-то из каменщиков. Их знаки. А вот потом кто-то прикрыл, но как-то неаккуратно, что ли.

— Вы правы. Сначала тут побывал кто-то со средним уровнем, но потом поверх прошелся еще кто-то. И этот кто-то хотел, чтобы предыдущий след был виден. Причем второй был тоже не силен.

— Вы правы, уважаемый лайтер. Я так и не понял, что он хотел сделать.

— А что скажете о втором пятне?

— Алое пятно прикрыто просто мастерски! Я бы сказал, нежно. Высший класс! Думаю, блондиночка все помнит, но сильных эмоций не испытывает. Будто прошло лет двадцать вместо нескольких месяцев.

— Тут я с Вами, Марк, полностью согласен. Сделано нежно… И очень сильным мастером. Проблема завуалирована так, что и следов почти не видно. А главное, непонятно, как он это сделал. Почерк просто уникальный. Не припомню ничего подобного.

— Да, с алым пятном поработали изящно. Не сравнить с зеленым. И я не понимаю, почему он его так оставил.

— Скорее всего, его интересовало только алое пятно, — улыбнулся лайтер. — Ас зеленым работал кто-то послабее. Топорно… и позже.

— Если сопоставить Анвара из Александрийской Ложи, оставленные знаки каменщиков и то, что блондиночка была зимой в Египте, вывод очень логичен.

— Я бы сказал, слишком откровенен. Нас просто подталкивают в сторону масонов. И это первая линия рассуждений.

— Если сравнить абсолютно наглую агрессию на флэшера Гийома, оставленные в его сознании черные тоннели такой гигантской глубины, что даже седьмой уровень настоятеля Йозефа оказался бессилен, и явную выгоду клана Валороссо, вывод тоже логичен. На них работает очень сильный мастер. Именно поэтому они пошли на открытую конфронтацию.

— И это вторая линия, Марк… Кстати, ушебти Гийома так и не нашли?

— К сожалению, нет, уважаемый лайтер. Аналитический отдел по моей просьбе пристально следит за всеми публикациями в России по соответствующей тематике.

— Если за пару месяцев у них в списках погибших от странного психического нервоза не появилась имя той русской…

— Александра Круглова.

— Спасибо, Марк, — лайтер сдержанно кивнул. — Стало быть, мантра ушебти снята.

— Но такого еще не было!

— Вот Вам и третья линия, — лайтер поднял указательный палец. — А все они пересекаются в этой блондиночке.

— Мария Строгова.

— Превосходная память, Марк.

Они помолчали, не торопясь, обдумывая детали.

— И все-таки я не понимаю, уважаемый лайтер, их логики. Если на клан Валороссо работает мастер такого непостижимого уровня… Способного снять мантру ушебти и превратить в животное флэшера пятого уровня, зачем оставлять метки каменщиков? Он мог нас вообще туда не пускать.

— Вспомните нежный след, мой дорогой Марк!

— Хотите сказать, что этот мастер дорожит блондиночкой?

— Именно! Остальное ему не важно.

— Но тогда Валороссо не должен был нам ее так легко отдать.

— А Тони нам и не отдавал ее…

— Не понимаю!

— Он оставил нам ее в виде письма. А мы его получили, дорогой Марк.

— И что же Вы прочли в этом письме, мэтр?

Лайтер улыбнулся этому неформальному обращению, не принятому в Ордене, но ему было приятно, что за ним признается статус учителя.

— Во-первых, то, что на арене появился очень сильный боец. Во-вторых, он играет на стороне Валороссо. А ведь Книга Силы, которой владеет их клан, содержит знания только по физике человека. Это уровень с первой по третью чакру. Никак не Аджначакра! Только Книга Света позволяет работать на уровне третьего глаза. И то, что нам продемонстрировали с флэшером Ги, дает понять об уровне их мастера. Даже если предположить, что из нашей библиотеки была утечка информации, нас все равно опережают. Это в-третьих. А вот оставленная каирская ниточка мне пока непонятна.

— Но блондиночка-то у нас.

— И это меня настораживает, дорогой Марк… Первоначальный план выйти через нее на мастера, так легко сломавшего флэшера пятой ступени, может обернуться для нас серьезными потерями. Причем в тот момент, когда мы почти готовы к широкомасштабным действиям. Не вовремя. Возможно, Валороссо блефует. С него станется! Нам следует хорошенько все проанализировать. Ошибаться никак нельзя… Но, так или иначе, приманку мы пока оставим у себя. Если мои рассуждения о нежном следе воздействия на блондинку верны, неизвестный мастер скоро тут объявится.

— Вызвать подкрепление?

— Дорогой мой Марк, Вы сильно испугаетесь, увидев двух здоровяков с бейсбольными битами? — тот иронично улыбнулся в ответ. — А четверых? Пятерых… Количество тут не играет роли. Слишком разные уровни.

— Готов пообщаться с каменщиками и храмовниками, метр.

— Смысл в этом, конечно, есть. Предъявить нам нечего, а вот разведать ситуацию стоит. Аккуратно. Учитывая наши давние отношения с масонами и тамплиерами, на любовь надеяться наивно. Впрочем, не мне Вам об этом говорить.

— Обратимся за помощью к магистру?

— Нет, Марк, он в глубоком погружении, работает над переводом последних страниц Книги Света. И это только ему под силу. Мешать никак нельзя… Попробуем решить задачку сами. Прежде всего, нужно понять позицию младшего Валороссо. Поезжайте в Питер, но будьте предельно осмотрительны. Основные вопросы: кто этот мастер, откуда он в России, что его связывает с Валороссо.

— Могу я рассчитывать на бимера Райта?

— К сожалению, он мне понадобится в Италии… И еще, Марк, у Вас не более недели. Надеюсь, в следующий четверг у нас будет что обсудить. Поторопите аналитический отдел в Арле. Мне нужна вся информация, которую они смогут выжать из контактов блондиночки. Попробую сопоставить с тем, что видно в ее сознании. Меня не покидает чувство, что мы столкнулись с новичком. Если бы он осознавал полностью свои возможности, мы бы уже услышали о нем в других точках соприкосновения… Возможно, это только проба пера.

— В сто миллионов евро?

— На карту поставлено гораздо больше, дорогой Марк.

Лайтер замолчал, будто прислушиваясь или вспоминая что-то. Это манера общения великого инквизитора Ордена была хорошо известна собратьям. И они замирали, отмечая странные ощущения. Будто легкий ветерок касался лица или пробегал по волосам. Не было неприятных ощущений вторжения или его остаточных признаков. Но лайтер всегда был в курсе всех событий и даже намерений собратьев по Ордену. Возможно, поэтому каждый стремился держаться с ним максимально дружелюбно и откровенно. И если лайтер замирал, все окружающие останавливались вместе с ним, словно участвуя в игре «замри-отомри».

— Ну что же, не будем терять времени, — задумчиво произнес лайтер.

— Храни, Господи, Святой Орден!! — Марк вежливо поклонился.

— Храни, Господи, Святой Орден! — тихий голос эхом пронесся по коридорам старинного замка и, казалось, был слышен далеко за пределами Северной Крепости.

 

Глава VII. Санкт-Петербург

Коттедж, скрытый соснами и декоративным кустарником, выглядел очень одиноко под моросящим дождем. Влажный ветер с залива рвал кусками серую хмарь, нависшую над песчаной косой, далеко выдававшейся в свинцовые волны. Порывы ветра заставляли вздрагивать флюгер, изображающий дракона с огромной разинутой пастью. Правда, дракон был плоским и грозным только со стороны, потому ветер и вертел им как хотел. Прохожих на узких улочках дачного поселка давно не было, а ветру уже надоело барабанить каплями в окна пустых домов, вот он и принялся за флюгер. Иной дракон давно бы захлебнулся, пытаясь напугать дождь и ветер открытой пастью, но этот еще держался, хотя и поскрипывал жалобно.

— Слушай, у них когда-нибудь бывает солнце или оно обходит стороной эту нелепую страну?

— Не кипятись, Нино, мы сами упустили Мари, и винить тут некого.

— Я не могу думать, когда дождь все время стучит в окно, а наверху скрипит несмазанная железяка. Такое впечатление, что в этой стране никому ни до чего нет дела.

— Успокойся, парень. У нас тоже бывают дожди.

— Но не нужно каждый час мыть машину… А тут достаточно проехать пару кварталов, и машина напоминает трактор, проехавший по полю с черноземом… О спагетти я вообще не говорю. Чтобы приготовить настоящую пасту, надо тащиться в единственный магазин. На другом острове! Все, что продают в остальных ларьках, только расцветкой пакетов похоже на спагетти, о том, что внутри, лучше не говорить.

— Зато какие девушки, дружище! — попытался успокоить приятеля Джино.

— И ты так спокойно об этом говоришь? Пресвятая Дева! Что мы скажем Тони! Как мы ему в глаза посмотрим? Да я до конца дней своих не смогу смыть этот позор! Даже под русским дождем.

Тут ты прав… Я сам не могу ничего понять. Ведь были трезвые, как младенцы!

— Вот поэтому и проморгали блондинку.

— Я тебя умоляю, только без этого…

— Ладно. Пошел открывать. Тони приехал.

Сгибаясь не столько под дождем, сколько под взглядом сидящего за рулем красавца, Нино пропустил машину во внутренний дворик и закрыл ворота. Антонио в бешенстве так хлопнул дверью, что темно-синий спортивный «Альфа-Ромео» взволнованно качнулся на жестких рессорах. Сицилийцы лишь обменялись взглядами, и зашли в дом. Они вместе выросли и часто понимали друг друга без слов. Но сегодня им нужно было не только объясниться, но и крепко подумать.

— Тони, давай я спокойно скажу обо всем, что накопали… Нино, погоди… Сядь!

Крепыш обиженно засопел, но согласился, что так будет лучше.

— В понедельник Мари вызвала Нино к себе в кабинет и попросила без шума ее подстраховать на следующий день. Она хотела встретиться с каким-то старым знакомым. Вот его фото…

Пока Антонио разглядывал отпечаток, Джино продолжил.

— Она не хотела, чтобы охрана была в курсе… Это что-то личное. Мы должны были ждать ее в суши-баре на Тележной после двенадцати. И тут начинаются чудеса.

— Да были мы там! — взорвался Нино, едва не вскочив со стула. — Были! Нутром чую, что были. Пресвятая Дева!

Он что-то хотел добавить еще, но замолчал. Оставшиеся двое не отреагировали на его вспышку, хотя сдерживаться сицилийцам было нелегко.

— В памяти у нас осталось, что мы брали такси… Покататься по городу… И вернулись домой. Все!

Джино махнул рукой с досады и потянулся за сигаретами. К нему присоединились остальные. Выпустив пару колечек, Антонио спросил:

— Когда начали искать?

— Во вторник утром все было, как обычно. Мари ездила по делам, потом отпустила охрану и пошла в косметический салон, вечером звонила в офис, — немного остыв, тихо ответил Нино. — Сказала, что поедет домой. Срочно… В среду утром секретарша позвонила в этот…

— Лопатинск, — подсказал Джино.

— Да. Но там никто ничего не слышал… В обед объявился охранник Мари, и все рассказал.

— Это я уже знаю, — Антонио нарочито медленно затушил сигарету. — Давайте-ка я на вас посмотрю.

— Да мы… — попытался возразить Нино, но сник под холодным взглядом Антонио, который, выставив открытую ладонь перед его лицом, медленно проговорил:

— Все хорошо, брат. Доверься мне. Разве у вас есть кто-то ближе, чем я. Садись рядом с Джино… Вот и хорошо… Было столько волнений за эти три дня. Нужно расслабиться и отдохнуть. Помнишь, как мы в детстве загорали на диком пляже за Эриче. Там никого, кроме нас, не было. И здесь никого нет. Закрой глаза и поспи…

Антонио по-хозяйски усадил обоих поудобнее на диванчике и ввел в транс. Иногда иголки сомнений напоминали, вправе ли он так обращаться с друзьями детства. Их становится все меньше. Чико с ними больше нет, а Бенито хотя и остался жив, но теперь может только присматривать за домом в Трапани. Подрастает Романо, и есть надежда, что Марио и Бруно скоро вернутся в строй. Вот и все друзья, других больше не будет. Остальные только бойцы и члены клана Валороссо. Их не так мало в Италии и других странах, но тех, с кем он вырос и считал своими братьями, больше нет.

— Все будет хорошо, — успокоил себя Антонио и углубился в анализ.

Еще подростком Джузи познакомил его с основами психотехники, и он опробовал ее на своих друзьях. У него получалось легко. Сначала это были забавы на уровне фокуса, но позже Тони осознал, какое оружие существует, помимо стилета и «Береты» 38 калибра. Подглядывая за мыслями своих сверстников, а потом — и взрослых, он разочаровался в людях до такой степени, что отказывался развиваться в этом направлении. Возможно, будь у него достойные соперники или учителя, он достиг бы большего, но самостоятельно копаться в предсказуемых желаниях и тривиальных радостях, которые окружающие наивно скрывали от него только под прической, было скучно.

Джузи все свое время посвящал делам клана Валороссо, а родители Тони погибли. Подросток часто был предоставлен сам себе, и развивался самостоятельно. Спортивные школы и центры боевиков занимали основу подготовки в братстве Силы. В горах Сицилии у них была библиотека, где несколько лингвистов работали с полученными от предков текстами, но это не было главным делом тайного общества. Постоянные силовые акции и другие реальные формы внушения на подконтрольной территории были основной работой. Однако Тони понимал, что время силовиков уходит. Над мастерами рукопашного боя и снайперами стали одерживать верх интеллектуалы других тайных организаций. Пока их было немного, но то, что они демонстрировали, поражало.

Глубоких знаний и целостной методики по отбору кандидатов и развитию психотехники в братстве Силы не было. Тони лишь удалось убедить Джузи в необходимости таких исследований, и он получил доступ к собранным текстам, переведенным и полученным из других источников. Небольшая группа специалистов пыталась хотя бы систематизировать знания, о реальном применении речь не шла. Только благодаря своему природному дару, младший Валороссо смог кое-что освоить из накопленных знаний.

Эти мысли почти не отвлекали Тони от работы по сканированию сознания спящих Нино и Джино. Он проделывал это неоднократно и знал многие «закоулки» каждого. Все, как обычно, но вот один странный след его насторожил. Это было похоже на смазанное впечатление от мелкой досады. Тони, возможно, и не обратил бы на эту тень внимания, если бы она не повторилась у обоих. А это было следом от вмешательства. Работал кто-то явно сильнее него. Такое локальное воздействие мог провести только мастер высокой ступени. У обоих ребят ювелирно точно атакован мотивационный центр и закрыт глубоким черным тоннелем небольшой временной отрезок. Сверху все закрыто тоненькой тенью разочарования с коричневым оттенком. На первый взгляд, что-то не понравилось человеку, и он передумал. Сплошь и рядом такое происходит.

В нормальном состоянии мы и не замечаем, что постоянно сравниваем несколько вариантов возможного развития событий на ближайшее время и отказываемся от менее выгодных ради более привлекательных. Это моторика крутится на подсознательном уровне и потом помечается в памяти, как ненужная. Таких отработанных вариантов за жизнь у человека накапливается очень много. Только уникумы с так называемой «мусорной памятью» могут без труда это вспомнить или те, кто находится в руках умелого гипнотизера. Для остальных эти события недоступны. Так устроен механизм оптимизации работы с памятью у нормального человека. В противном случае ему пришлось бы перебирать слишком много ненужных событий.

Антонио внимательно сравнивал тени с коричневым оттенком. Они были абсолютно одинаковы. В нормальной ситуации у двух человек с разным темпераментом и разной психикой не могло возникнуть полностью идентичной отрицательной реакции на одно событие. Даже если бы у них были одинаковые ярко выраженные цели, все равно оттенки коричневого, которыми помечаются отброшенные варианты, выглядели бы чуть иначе. Вывод прост: их заставили сделать такой выбор. Это раз. А еще то, что у обоих заблокированы одинаковые отрезки временной памяти, да еще так глубоко, что он не в состоянии пройти через такой тоннель. Это два. Стало быть, Нино и Джино были в том злосчастном суши-баре и видели того мастера, но вот заставить их вспомнить это Антонио не может. Неизвестный намного сильнее. Об этом говорит тот факт, что он одновременно и одинаково справился с обоими ребятами. Запас по мощности и точности был столь велик, что атака была выполнена ювелирно. Они даже ничего не почувствовали.

Тони вспомнил, с каким восторгом он наблюдал в детстве за работой старого мастера Тай Чи. Китаец был абсолютно раскован и укладывал своих противников играючи. Ни вес, ни реакция, ни боевой арсенал соперников не играли никакой роли в поединке для мастера. Совершенно безошибочно он выбирал момент контратаки и всегда опережал. Позже, еще и еще раз просматривая видеозапись этой великолепной демонстрации превосходства мастера Тай Чи над остальными школами боевых искусств, Тони сделал для себя открытие. Китаец не наносил физического удара своим соперникам— он только обозначал его. Глубокое воздействие на нервные центры противника оказывало что-то иное. Невидимая энергия выплескивалась из ладони мастера и действовала наповал. А за счет того, что старик не притормаживал, концентрируясь для удара, он был все время быстрее своих молодых соперников. Это настолько заворожило Тони, что он упросил Джузи послать его на обучение к этому мастеру.

Через год он достиг определенных результатов, но секретов работы с энергией ему так и не открыли. По неписаному закону закрытой школы тайные знания всегда передавались только членам семьи. То, что американцы часто показывают в своих боевиках, как мастер из Китая или Японии упорно тренирует чужака, открывая все секреты из любви к Америке, оказалось полнейшим вздором. Даже взяв в жены дочь мастера, этого не добиться, только рожденному и воспитанному в семье с малолетства вкладываются тайные знания. Да и то только тем ее представителям, кто в детстве прошел суровые тесты. Для остальных есть обычная техника, ее открыто преподают в школах по всему свету.

Позже он кое-что нашел в переведенных текстах Первой Книги об энергетическом воздействии на человека. И ему стало понятно, почему противники не просто падали от невидимых ударов мастера, а даже отскакивали. Ведь когда тело с размаха налетает на стенку, оно не отскакивает, как мячик, а у старика было именно так. Особенно эффектны были приемы, когда вдвое превосходящий по массе атакующий не падал безвольно, потеряв сознание от мощного удара в голову, а отлетал на пару метров. Для этого нужно было бы сначала остановить несущегося в атаке бойца в центнер-полтора весом, а потом придать соответствующее ускорение в обратном направлении. Такой мощности удара тщедушный старик развивать никак не мог. Значит, он умел передавать в нужный нервный центр такой импульс, который формировал соответствующую мышечную реакцию у нападающего. Теоретически это было понятно, но, как формировать такой энергетический удар, оставалось тайной. Возможно, основатели этой школы получили какие-то знания из переведенных текстов Книги, возможно, сами дошли до этого. Так или иначе, они владели уникальными знаниями и десятилетиями оттачивали свою технику. Тони понял, что у него нет на это ни знаний, ни времени. Однако слова старого китайца он запомнил на всю жизнь: «Кто владеет своей Тай Чи, владеет своей судьбой. Кто владеет чужой Тай Чи, владеет миром».

К своему удивлению, Антонио однажды прочел фразу в переведенных текстах, которая низвергла мастерство китайца в его глазах. Ее смысл был предельно прост. Воздействие на уровне Тай Чи считалось низшим, поскольку требовало минимального расстояния до объекта и относилось только к некоему виду рукопашного боя. Книга Силы представляла иерархию различных систем воздействия на человека в виде пирамиды. Система Тай Чи располагалась в основании этой пирамиды и требовала огромных затрат времени и сил, для того чтобы стать мастером. Да и то была подвластна немногим. Тогда он понял, как много ему неизвестно, насколько могущественны скрытые в Книге знания и как сильны мастера, работающие на более высоких уровнях пирамиды систем воздействия.

Прошли годы, пока Тони увидел их следы. Не самого мастера, не его поединок, а только результат. Унаследовав вместо своего отца высокое место в иерархии клана Валороссо, он очень рано был допущен к оперативной информации. Не участвуя в стычках, а только анализируя их, Тони с удивлением обнаружил явную утечку секретных данных их клана. Уговорив Джузи на пару хитроумных ловушек, он легко это доказал. Оказалось, что авторитетные люди из братства Силы стали предателями, но более странным было то, что даже под пытками они не сознавались. Тогда Тони придумал ловушку с использованием скрытых видеокамер и получил подтверждение своим догадкам. Неизвестный мастер легко вводил в транс свою жертву, получал нужную информацию, а потом заставлял жертву как-то забыть об этом. Затем удалось заснять сцену, как двое их бойцов перестреляли друг в присутствии незнакомца. Только беспристрастная техника фиксировала подобное, участвовавшие при этом люди ничего не помнили. Приходил ли или уходил кто-то в тот день, никто не помнил. Тони находил следы неизвестного мастера, потому что знал, что искать. Видеомагнитофон беспристрастно фиксировал, как неизвестный преодолевал два кольца охраны и легко заходил в кабинет к одному из руководителей. Там он беседовал с хозяином кабинета пару минут, и затем так же легко выходил из дома на глазах у охраны. Никто не преследовал гостя и даже не помнил о его визите, но на следующий день тот, кого посетил незнакомец, неожиданно для всех стрелялся из собственного пистолета, когда ему принесли почту.

Тони тогда был еще юнцом и не имел влияния в клане, но дед поддержал его. В строжайшей тайне молодому Валороссо разрешили действовать самостоятельно и выделили для этого настоящих бойцов и средства. Ему удалось получить некоторые копии переведенных текстов Второй Книги. Тони уже знал, что ищет. Когда он держал в руках уникальные документы, ему становилось не по себе не столько от того, что ему удалось прочесть, а от того, что и другим кланам и спецслужбам такая информация тоже могла попасть в руки. Начиналась новая эра тайных войн. Снайперы и современные мастера ниндзюцу уступали место интеллектуалам. Конечно, уникальных детей, обладающих необходимыми способностями, нужно было искать среди миллионов, а потом готовить по определенной методике, прежде чем получить мастера. Но кто-то об этом давно знал и сильно опережал всех остальных.

Антонио мягко вывел своих друзей из гипнотического сна, дав установку на хорошее настроение и то, что никакого сна не было. Разговор возобновился, будто его и не прерывали.

— А этот русский охранник… — вскинулся Нино.

— Николай, — подсказал Джино.

— Точно… Так он наблюдал из своей машины у того суши-бара минут двадцать и видел, как Мари села в такси с каким-то человеком. Они поехали в аэропорт. Там Николай хотел остановить Мари, но поскользнулся и ударился головой.

— Нино, ты часто падаешь на ровном месте? — прищурившись, спросил Тони. — Причем так, чтобы сильно удариться головой?

— Нет, но там было скользко…

— Я хочу поговорить с этим русским. Сдается мне, что он не хуже тебя держится на ногах… Я сейчас позвоню к ним в офис и договорюсь, чтобы его отпустили с вами. Привезете сюда.

— Нет проблем.

— Или вам нужна охрана…

Трое моментально вскочили и принялись в шутку молотить друг друга руками и ногами. Удары были хлесткими, но в нужный момент четко тормозили, не нанося вреда. Изредка они шлепали подъемом стопы или всей плоскостью сжатого кулака в незащищенные места, аккуратно обозначая брешь в защите, но не проникая глубоко. Так продолжалось несколько минут, пока Нино не задел настольную лампу. Все замерли, как по команде, и Тони успел поймать ее на лету.

— Теряешь форму, дружок, — он поставил лампу на место. — Ладно, поезжайте без охраны.

Дождь с завидным упорством стучался в окна. Будто отмыв их, он стремился прорваться в комнату и навести порядок там. Антонио усмехнулся этой мысли, сравнивая дождь с собой. Ему тоже следовало бы разобраться со своими делами и постараться все разложить по полочкам. Он прошел на кухню поздороваться с Ческо и попросил его приготовить ужин на четверых, а ему — кофе. В доме было тихо, только поскрипывал на крыше флюгер. Вот так и мы стараемся держаться по ветру, даже если скрипим от натуги. Впрочем, ему-то скрипеть еще рано. Тридцать два — самое время для мужчины. Скоро он достигнет возраста Христа, а что успел сделать? Своих слонов, как Ганнибал, он еще не перевел через Альпы. Ему еще только предстоит их найти. Вернее, он их сам и не сможет отыскать, он в состоянии только придумать, как это сделают другие. Для него.

Ческо принес кофе и сигары.

Этот молчаливый, даже замкнутый мужчина часто сопровождал Антонио в поездках. Был надежным в деле, верным товарищем, неназойливым в общении, а готовил просто превосходно. Видя, как часто в братстве Силы погибают близкие, Ческо не стал заводить семью. Он был старше Тони и выплеснул свою невостребованную любовь в виде молчаливой привязанности на Антонио после того, как малыш потерял родителей. Молчаливый мужчина многое знал и умел, но никогда не бравировал этим, а главное, Тони был уверен, что, если потребуется, Ческо отдаст за него свою жизнь, не задумываясь. Легко, как готовил этот кофе.

А кофе был приготовлен по любимому рецепту Антонио. С пряностями. Потомив турку несколько минут в горячем песке. Это был аромат дома. Старого дома на центральной площади в Трапани. Их предки привезли этот рецепт из Северной Африки, и он стал фамильной традицией. В своих частых поездках Тони любил предаваться короткому отдыху именно с чашкой кофе. Уютно устроившись в глубоком кресле, он поставил чашечку на широкий подлокотник и закурил. Нужно было все, не торопясь, взвесить. Ставки в начатой игре были велики.

Сегодня утром он получил мультимедийное сообщение на свой сотовый телефон. Это была фотография Мари. Блондинка сидела в непринужденной позе, но взгляд был неосознанным. Она явно была под контролем. Получить данные на владельца сотового телефона, с которого было отправлено сообщение, не составило бы труда. Но Антонио даже не стал наводить справок. Было ясно, что этот номер ему открыли для переговоров, а информация о человеке будет явной «липой» и заведет в тупик.

Можно определить местоположение телефонного аппарата абонента при разговоре с точностью до метра и послать туда группу захвата, но она обнаружит только спрятанный телефон и подключенное к нему радиопередающее устройство. По зашифрованному радиоканалу передача может проводиться откуда угодно. Стоимость оборудования составляет несколько сотен евро, и этим можно пожертвовать. Тони сам иногда прибегал к таким фокусам… Ну что же, у них есть заложник, и они готовы к переговорам. Невидимый маятник качнулся. То уходя в сторону, то приближаясь к решению, он начал свои колебания. Теперь нужен точный расчет, чтобы пересекать плоскость его движения в безопасные моменты времени.

Николай с готовностью согласился поехать в коттедж на песчаной косе, когда понял, что речь идет о спасении Маши. Он не мог объяснить ни себе, ни руководству, как в самый ответственный момент так нелепо упал и провалялся с жуткой головной болью до утра. Впрочем, это не заинтересовало заказчика: он заплатил хорошие деньги и теперь спрашивал о результате. Сицилиец равнодушно выслушал рассказ о событиях злосчастного вторника и попросил сосредоточиться на человеке, сопровождавшем Марию в аэропорт, но из этого ничего не получилось. Тогда Антонио плавно перевел разговор на личность самого охранника, где он вырос, учился, проходил службу, чем увлекается… Незаметно безобидные вопросы превратились в мягкие приказы, но охранник на них не реагировал. Через пару минут стало ясно, что Николай обладает достаточно высоким барьером сопротивляемости для обычного гипноза.

Отослав Нино и Джино на кухню в помощь Ческо, Антонио решился на откровенный разговор с Николаем. Благо сицилиец владел русским языком в совершенстве.

— Надеюсь, не нужно объяснять, что Ваше падение на ровном полу в зале вылета Пулково не было случайным, — без лишних слов начал Тони.

— Признаться, я об этом все время думаю и не нахожу объяснений, — Николай замялся. — Не против, если перейдем на «ты»? Так будет проще.

— Конечно.

— Подозрение на то, что было какое-то воздействие, у меня осталось. Но писать в рапорте об этом я не стал. Подумают, что пытаюсь свалить ответственность за свою ошибку на несуществующего противника.

— Вот тут, пожалуйста, поподробнее.

— Никаких конкретных зацепок нет… Только интуиция.

— И что же подсказывает интуиция?

— Очень не нравится мне этот человек.

— Который был с Мари?

— Да. Какой-то он скользкий… Я бы даже сказал «живой». Изворачивается.

— Что ты имеешь в виду?

— Без ложной скромности скажу, что у меня отличная зрительная память, а тут ничего не могу припомнить.

— Интересно, — Антонио лукаво взглянул на Николая. — Какой здесь номер дома?

— Восемьдесят три.

— Что можешь сказать о машине, которая стояла во дворе, когда вы приехали?

— Темно-синяя. «Альфа-Ромео». Модель не знаю. Две двери. Спортивная. — Николай прикрыл глаза и продолжил: — Шины «Мишлен». Новые. Задний бампер справа поцарапан. На лобовом стекле перед пассажиром щербинка от камушка.

— Достаточно. Верю. Память действительно превосходная.

— А вот этого человека никак не могу ухватить. Я ведь его дважды видел. Крутится в памяти, а вспомнить не могу.

— В психотехнике это называется блокировка.

— Читал, — Николай с интересом посмотрел на сицилийца.

— У нас инструктор рукопашного боя в военном училище был. Кореец. Виртуозно работал в паре с закрытыми глазами. Иногда он показывал фокусы с гипнозом. Я оказался единственным в роте, кто ему не поддавался. Он дал мне кое-что почитать. Занимался, если время было.

— А меня почувствовал? — с интересом спросил Антонио.

— Когда я тебя расспрашивать стал?

— Почувствовал, но смог перестроиться на свою задачку. Так проще уйти от чужих мыслей… Если кто-то пытается навязаться.

— И часто навязываются?

— В метро бывает, — охранник говорил не расслабляясь, словно ожидая атаки. — Придавят со всех сторон. Душно. Колеса монотонно стучат на низкой частоте. Покачивает в такт. Народ быстро «отрубается», и тут обязательно кто-нибудь прицепится.

— Интересно. Почти не езжу в метро… И кто же цепляется?

— По-разному — Николай улыбнулся. — Вот был забавный случай с воришкой… Чувствую, кто-то ласково так меня обхаживает. Захотелось глазки закрыть, о море помечтать, девчонку на пляже нескромную представить. Даже шум прибоя услышал… Ну, я сделал мечтательное лицо, а сам в «засаду сел». Кореец показал упражнение «тигр следит из зарослей тростника». Это когда всю кожу стараешься превратить в глаза. Не у всех получается, да и зоны чувствительности разные… В метро жарко, все дубленки и курточки расстегивают. Я тогда едва заметил, как чужая рука во внутренний карман моего пиджака скользнула. Прихватил запястье, а тут визг: «Как Вам не стыдно к женщине приставать». Смотрю, а это старушка. Несчастная такая, одета кое-как. Ни за что не подумаешь. Щипач высшего класса!

— Забавно. И как она выглядела?

— Абсолютно бесцветное лицо. Да и возраст какой-то неопределенный, но глаза…

— Какие?

— Пронзительные! Как она глянула на меня… В упор… Присесть захотелось. А у меня второй дан по тайквондо.

— Ох, эти русские женщины, — покачал головой Антонио.

А тот человек в аэропорту?

— Не могу вспомнить. Причем не только лицо! Он весь какое-то черное пятно в памяти.

— А камеры видеонаблюдения за вторник?

— Ездил я в Пулково с письмом от фирмы. Пересмотрели архив за все время, когда они могли бы попасть в запись. На входе и в общем зале очень мелко. Лица не разобрать. А у стойки регистрации запись случайно оказалось стерта.

— Хорошо работают…

— Думаете, похищение с целью выкупа? Но как они ее контролировали? Мария Михайловна — женщина с характером. Впрочем, не мне Вам… тебе об этом говорить.

— Ты прав, Николя. Мари не так просто запугать. Думаю, ты уже догадался, что и она, и ты находились под воздействием мастера.

— Гипноз?

— Нет. Для гипноза нужен вербальный или визуальный контакт. Спокойная обстановка. Монотонное движение. А главное предрасположенность объекта к воздействию, его явное согласие или дремучее невежество, помноженное на любопытство. Без обоюдного желания гипноз не работает.

— Что же это было?

— Если я скажу «морфоз», название тебе ничего не даст. Просто поверь, что в психотехнике есть несколько уровней воздействия на разные функции как мозга, так и других органов и нервной системы. То, что закрыто даже для самого человека, может управляться извне. Вопрос только в глубоком знании объекта и умении тонко на него воздействовать. Вот тебе простой пример. Ты знаешь, как работает нервная система?

— Импульсы передаются от периферии по нервным волокнам в мозг и обратно.

— А как они передаются?

— Как-то…

— Волокна имеют длину от миллиметров до десятка сантиметров. Соединяются между собой биологическим разъемом. Как электрические кабели. Одно волокно входит в другое. Причем важен не только размер, форма, соприкосновение, но и давление между волокнами в точке контакта. Отклонение в обе стороны губит нервный импульс. Другое важное условие для передачи сигнала — жидкость в разъеме. Это своего рода проводник. Действие всех обезболивающих препаратов заключено в изменении химического состава жидкости в биологическом разъеме. Он перестает на время быть проводником. Причем в обе стороны. Более избирательное воздействие оказывает наркотик. Он может не только изменять проводимость, но и влиять на форму пропускаемого сигнала, работая как фильтр. Поэтому у наркомана обычный информационный фон от окружающих событий, передается через такой фильтр искаженным и неверно интерпретируется мозгом, превращаясь в реальных монстров. Они их на самом деле видят и слышат. Могут потрогать.

— Это ты к чему?

— К тому, что если знать, как работает система, можно научиться на нее влиять.

— Интересно, и как же на нее влияют?

— Мастера кун-фу физически воздействуют на нервные центры, где находятся биологические разъемы различных нервных волокон. Даже легкое касание подушечкой пальцев или одной фалангой на время выводит из строя разъем, парализуя конечность или внутренний орган. Если нервный центр прикрыт мышцами, удар должен быть сильнее. Настоящему мастеру кунфу достаточно одного взгляда на противника, чтобы вычислить биологические циклы его внутренних органов и определить их максимальную уязвимость. Ювелирного удара в нужный разъем хватит, чтобы запустить механизм «отсроченной смерти». Травмировав нервный узел так, чтобы он стал пропускать меньше импульсов в определенный промежуток времени, а затем и полностью заблокировался, вызвав паралич какого-то органа или даже сердца… Технике более четырех тысяч лет, но школы, практикующие ее, засекречены и сейчас.

— Я слышал об этом…

— А мастера Тай Чи? Они не используют даже физический удар. Для атаки применяется бесконтактное воздействие на нервный узел. Вместо грубой силы мастер формирует специальный энергетический импульс, имеющий такую форму и амплитуду, чтобы мышечный аппарат жертвы выполнил то, что хоч�