— Варь, ты так и будешь молчать всю дорогу? — не выдержала Маша. — Взбаламутила всех. Даже не позавтракали. То на машине неслись в аэропорт, теперь летим куда-то. Хоть что-нибудь можешь сказать?

— Маш, у меня только догадки. Ничего конкретного.

— Конкретно мы уже час летим. Хоть скажи куда.

Та неопределенно махнула рукой по направлению кабины маленького прогулочного самолета, что надрывно гудел моторами в таком же недоумении, как и сопровождавший девушек секретарь.

— Ты хоть поешь немного, — Маша с сожалением посмотрела на подругу. — Выглядишь, как моя загубленная молодость. Синяки вон под глазами. Бледная какая-то.

— Зато вы сияете, как пара новых пятаков.

Маша вскинулась, было, но промолчала. Потом наигранно потупилась и принялась указательным пальчиком протирать дырочку на штанине своих поношенных джинсов. Посопев немного, как ребенок, искупающий молчанием свой проступок, она глубоко вздохнула. Пугливыми бабочками вспорхнули длинные ресницы, являя свету пару ярких васильков. Их чистый свет наполнил окружающий мир удивительным сиянием. Впрочем, в глазах раскаявшейся грешницы то и дело вспыхивали озорные огоньки.

— А что, заметно? — тихо спросила она, переходя на русский.

— Ну, если даже я заметила, то нормальные люди и подавно.

— Эх, Варька, ты не представляешь… — она слегка покачала головой, излучая такое счастье, что у подруги заныло что-то внутри от женской зависти. — Какой мужчина. Господи-и…

Можно было не сомневаться, что за такую ночь она отдала бы очень много.

— Пропала моя головушка.

— Счастливая ты, — Маша на миг забыла все свои заботы. — Я вот так никогда…

Она спохватилась, понимая, что это лишнее, и замолчала, отводя взгляд. Чем меньше женщина говорит о своем чувстве, тем значимее оно для нее. Вопреки расхожему мнению, некоторые тайны так же надежно хранятся в женских сердцах, как и в мужских. Просто все зависит от характера.

— Маленьким умным девочкам еще рано, — Маша нежно провела ладонью по непослушным, наспех причесанным волосам. — Ты лучше расскажи, до чего додумалась эта светлая головка.

— Ты так считаешь? — Варин задумчивый взгляд ожил. — Мне всегда хотелось иметь старшего брата. Чтобы он меня защищал. Объяснял…

— Что тут рассказывать, дружок. Придет время, и ты сама все поймешь. Ничего хитрого тут нет.

— А ты? — Маша искренне взглянула на подругу. — Как ты… Она не договорила.

— Мы с тобой очень разные, воробышек. Значит, и это у нас должно быть по-разному. К чему тебе чужая жизнь?

Она убрала руку и привычным движением разгладила складки на штанинах джинсов.

— Живи своей.

Самолет качнуло. Он будто опомнился, что прислушиваться к девичьим разговорам нехорошо, и с новым усердием принялся за дело.

— Так ты скажешь, куда мы летим? Открой секрет, красавица.

— А ручку позолотишь?

Девушки разом рассмеялись. Да так заразительно, что даже Анвар не смог удержаться, и его вечно спокойное лицо озарилось очаровательной улыбкой. Он с восторгом взглянул на Машу, и та невольно откликнулась на этот призыв, их беззвучный диалог был так красноречив, что Варя отвернулась. Насытившись только им понятной беседой, а может, следуя женской логике, Маша засмущалась, отвела глаза и, чтобы скрыть неловкость, решилась приготовить кофе. Ловко проскользнув между кресел к небольшой стойке бара, она включила кофеварку и сделала бутерброды. Благо там для этого все было.

Божественный аромат свежего сваренного кофе заполнил салон каким-то уютом. Вспомнив, что из-за стремительных сборов они не успели даже перекусить в Каире, трое молодых людей с аппетитом позавтракали на высоте около тысячи метров. Их маршрут пролегал над Нилом, в голубом зеркале которого то и дело появлялось солнце, заливая многочисленные суденышки и кораблики. Разноцветные квадраты возделываемых земель по обоим его берегам служили богатой рамой для этого удивительного явления. Проходили тысячелетия, появлялись и исчезали в песках города, менялись правители и религии, люди пытались истребить друг друга и животных, а великая река с коротким названием Нил, казалось, и не замечала этого. Трое молодых людей в уютном салоне прогулочного самолета спешили к ее верховьям в надежде открыть одну из тайн, коими так богата эта удивительная страна.

— Варь, не томи.

— Я же говорю, ничего определенного.

— Ну, сжалься…

— Эх, не сносить мне головы. Потом смеяться будете. А то и поколотите, если я ошиблась.

— Пусть только попробуют, — Маша сурово взглянула на притихшего секретаря.

— Господин Фатхи приказал выполнять все Ваши распоряжения.

— Ладно. Но учтите, вы сами напросились слушать мой бред.

Варя отодвинула чашку, будто освобождая себе место для маневра на продолговатом столике, разделявшем большие кожаные кресла девушек и Анвара.

— В тексте на папирусе говорится о некоем дне Тхар. Фраза звучит примерно так: «Лишь избранный в день Тхар великое число увидит». Никаких упоминаний об этом дне с наскока найти не удалось. Конечно, я не лингвист и не обладаю глубокими знаниями в египтологии, и можно было бы оставить поиски специалистам, но что-то меня насторожило. Чем дольше я искала в Интернете хоть какое-то упоминание этого названия, тем более укреплялась вера в то, что о нем ничего не известно. Трудно сказать, сколько времени прошло, но посреди ночи случилось странное. Будто рядом произошло нечто необычное, что отвлекло от размышлений. Я переключилась на что-то иное.

Молчаливые слушатели многозначительно переглянулись, но Варя не заметила этого.

— После некоторого перерыва я вновь взглянула на копию и поняла, что слово «Тхар» — это ключ. Только не к этому тексту, а к другому. Слог папируса был похож на текст со стенок шкатулки. Во второй фразе первые четыре слова начинаются на те же буквы, из которых состоит название странного дня. Я поняла, что между текстами есть связь. В копии с папируса речь идет о карте звездного неба. Особое место отводится Сириусу, созвездиям Бедра и Ориона, вскользь упоминается о богине Сейшат Она покровительствовала писцам, архивариусам, считалась богиней письма, но главное — вела летопись фараонов. Уж кому-кому, а ей должно было быть известно о дне Тхар. Припоминаю, что Сейшат всегда изображали в виде красивой женщины, на голове у которой некий венец с семью лучами. В созвездиях Орион и Бедро основных звезд тоже по семь. Не смотрите на меня так удивленно, позже греки Бедро стали называть Большой Медведицей. Вы их хорошо знаете, потому что они относятся к «неумирающим» созвездиям, т. е. не заходящим за горизонт. А вот Сириус исчезал со звездного неба на семьдесят два дня. День его появления в весеннее солнцестояние совпадал с разливом Нила, и считался божественным. Причем если сложить цифры семь и два, получим девятку, самое большое простое число. Оно в магической нумерологии означает вечность. А вот семерка считается числом, управляющим жизнью. Семь нот, семь цветов радуги, семь архангелов, создание мира за семь дней… Самое необычное простое число — это восьмерка. На кадуцее Гермеса оно изображается переплетением двух змей, обозначая совершенство и бесконечность, а в горизонтальном положении восьмерка общепризнана как знак бесконечности.

Сейчас эти знания можно почерпнуть из любой книги по нумерологии, а во времена фараонов они считались сокровенными и были доступны только избранным. В наши дни любой школьник знает, что вторая звезда в ручке ковша Большой Медведицы двойная, а семь расстояний высоты стенки ковша, отмеренные от его края, укажут на Полярную звезду. Это просто красивая иллюстрация огромных знаний древних астрономов. Забавно, что в Европе мы называем обычные цифры арабскими, в то время как арабы используют иные знаки для изображения цифр. У египтян же горизонтальные восьмерки встречаются часто. Выражение «увидеть великое число», несомненно, связано с бесконечностью, т. е. с восьмеркой.

Я отыскала в Интернете изображение созвездия Ориона.

Всего оно включает почти три сотни звезд. Если присмотреться, то основные семь образуют стянутую поясом Ориона угловатую восьмерку. С восьмью отрезками. Если глянуть на карту, то рядом, в созвездии Пса, находится Сириус. Хоть убейте меня, не знаю почему, но я поделила расстояние между Сириусом и самой яркой звездой в Орионе — Бетельгейзе— на каждый из восьми отрезков в восьмерке Ориона. Поскольку астрономы измеряют такие расстояния в угловых градусах, то для расчетов я взяла табличные значения угловых величин. Получила с некоторой погрешностью восемь целых чисел. Отсчитывая их поочередно от слов, начинающихся с букв «т, х, а, р» в тексте со стенок шкатулки, я стала выписывать те иероглифы, на которые указал отсчет. Текст небольшой, и у меня получилось только шесть слов. Два полученных числа повисли в воздухе, и тут я вспомнила о мантре из монастыря святой Катерины. Варя коротко глянула на подругу, и та понимающе кивнула.

— Этот текст чуть длиннее. Именно в той, лишней фразе и отыскались два последних слова. Представьте мое удивление, когда сложилась красивая фраза:

«Царей земных небесные желанья в городе Меретсегер Сети берегут»

— Ну, союз в переводе я добавила, однако на древнеегипетском это звучит именно так. Меня смущало то, что рифма страдает. В красивой короткой фразе по всем канонам последнее слово должно рифмоваться со словом «город». Хотя это можно было бы объяснить моим неуклюжим переводом. Только вот и города с названием Меретсегер нет, а есть богиня-змея, носящая такое имя. Ее еще называют «любящая молчание». По преданиям, она является повелительницей горы Дехенет в Фивах и хранительницей захоронений в Долине Царей и Долине Цариц. А Сети— это название храма недалеко от гробницы царицы Хатшепсут в том же районе. И тут меня осенило еще раз за прошедшую ночь. Варя многозначительно обвела взглядом своих зачарованных слушателей, но те отчего-то смущенно отвели глаза.

— Дело в том, что древняя столица Египта в разные времена носила разные названия. Римляне называли этот город Фивы, арабы — Аль-Уксор, сейчас звучит, как Луксор, а вот сами египтяне в древних текстах часто употребляли иероглиф, который мог означать город, страну или столицу. Название не нужно было переводить, а записать, как оно звучит на самом деле — Ниут Я подставила это значение в полученную фразу вместо слова «город» и обомлела:

«Царей земных небесные желанья в Ниут Меретсегер и Сети берегут».

Все сходится! В Луксоре богиня-змея Меретсегер охраняет гору Дехенет, неподалеку есть храм Сети, там же гробница Хатшепсут На карте эти три точки образуют правильный треугольник. Тут нужно сделать оговорку, что в Древнем царстве правый берег Нила в Ниуте заселяли простые люди, а на западном были резиденция царей и огромный некрополь, над которым и возвышается гора Дехенет. Позже на западной стороне великой реки запретили кому бы то ни было жить. С тех пор все жилые поселения были только на восточном берегу Нила, а его западная сторона стала называться «страной мертвых». Все знаменитые пирамиды, Долина Гизе, Абу-Симбел, Филае, Эдфу, Тебес, Абудос — все находится на западном берегу. И получившийся треугольник тоже был на западной стороне. Мне вспомнилось, как мы попали в ловушку в гробнице «растворенная в лунном свете». Нас выручил простой геометрический прием зеркального отражения пирамиды. Тут на меня в третий раз снизошло озарение.

Варя опять не заметила, как блеснули глаза ее подруги и секретаря.

— Если следовать смыслу полученной фразы, должна быть связь между миром мертвых и живых. Ну о чем еще мечтали могущественные цари? И это что-то нужно искать на восточной стороне. Операция была несложной. Зеркальное отражение правильного треугольника через Нил с удивительной точностью указало на храм богини любви Хатхор. Тут у меня возникла уверенность. Искать нужно там.

Варя сжала губы, ожидая реакции слушателей, но они молчали. Удивительные знания, математические вычисления, поразительные догадки и, конечно же, небывалое везение девушки поражали. Почти из ничего у нее рождались фантастические идеи.

— Знаешь, — первой подала признаки жизни Маша, — после нашей поездки в Акабу мне казалось, что ты меня уже ничем не удивишь. Оказывается, я ошибалась.

— Похоже на бред. Да?

— Если бы эту историю кто-нибудь рассказал мне вчера утром, я бы посмеялся, — секретарь едва улыбнулся ей. — Но после того, что я слышал из уст уважаемого Мухаммеды, я склонен верить Вам, Вар-pa. Теперь я понимаю, почему Вас называли настоящей кошкой на женской половине.

— Хотите сказать, что пойдете со мной? Восторженное восклицание обоих привело в замешательство пилота, выглянувшего из своей кабины в салон. Он собирался сообщить пассажирам, что через пятнадцать минут они приземлятся в небольшом аэропорту Луксора.

Анвар с удовольствием вел машину, что так покорно ждала их у частного ангара в аэропорту. Ему нравилось работать на господина Фатхи, потому что часть его влияния сопровождала и секретаря. Многие двери покорно открывались при упоминании лишь имени этого человека. Отблеск ореола власти позволял выполнять различные поручения легко и даже получать удовлетворение. Вот и сейчас Анвар в который раз убедился, что звонок хозяина может решить все проблемы на расстоянии. Хорошая машина с полным баком безропотно приняла нового хозяина и двух пассажирок.

Несмотря на зиму, полуденное солнце уже припекало. Кондиционер неслышно нагнетал прохладный ароматизированный воздух, мягкая подвеска сглаживала неровности дороги, убаюкивая и без того готовых заснуть девушек. Анвар поглядывал на блондинку, расслабившуюся на соседнем кресле. Во сне она оставалась такой же прекрасной и непостижимой. Прошедшая ночь только подчеркнула неповторимость белокурой красавицы. Да, не зря говорят, что человек в любви расцветает. Искренние порывы не оставляют темные тени под глазами, наоборот, едва уловимые штрихи в облике влюбленного чудесным образом преображают выражение его лица. Любой встречный безошибочно прочтет их, кто-то с завистью, а кто-то с легкой грустью о давно прошедшем, но не забытом. Обычаи и законы разных времен и стран накладывают отпечаток на одежду, речь, прически и украшения, но язык любви вечен и понятен во всем мире.

Анвар не сразу сознался себе, что покорен русской. Его внешность и положение делали доступными многие радости в этой стране, но такой женщины он еще не встречал. Настоящий белый лотос с нежными лепестками и редким ароматом. С детства Анвар открыл в себе особенное отношение к запахам. Воспитываясь, как будущий воин и в окружении будущих воинов, он стеснялся делиться с кем-то своим секретом. Никому из его сверстников не приходило в голову, что самый ловкий и сильный из них, не ведавший страха и всегда подтрунивавший над любым проявлением слабодушия, уже в десять лет, гордо носивший шрамы от ножей на мускулистом теле, был удивительно чувствителен к запахам. Он любил подолгу нежиться в ванне с лепестками роз, растирать тело ароматическими маслами, носить в нагрудном кармане надушенный носовой платок. Его знали как щедрого клиента в парфюмерных магазинах. Делая вид, что выбирает самые изысканные ароматы для женщин, он обычно баловал себя. Хозяин снисходительно относился к этой особенности своего секретаря и старался давать ему деликатные поручения. Особенно те, что касались женщин. Для другой работы у господина Фатхи всегда находились иные люди.

Запах белокурой русской красавицы удивительно гармонично подходил к образу белоснежного лотоса. Причем это был не аромат духов, так пахло ее тело. При первой же встрече, у пышущей жаром от долгой гонки машины, Анвар уловил те нотки незнакомого запаха. Ему даже захотелось встать на цыпочки и повести носом в разные стороны, как это делают охотничьи собаки, пытаясь точнее определить направление погони. Он не ошибся. Это был редкий цветок. Настоящий белый лотос в тихой заводи голубого Нила, укрытой высокой плотной стеной камыша от посторонних.

Возбуждение прошедшей ночи еще не покинуло его. Запах разгоряченного тела русской, подобно сильному наркотику, еще оставался в крови. Анвар не мог припомнить, чтобы прежде он так страстно желал женщину. Конечно, в его жизни уже были пышные, знойные, ненасытные, искусные и загадочные, но такой, что манила бы его вновь и вновь подниматься на высокие пики наслаждений, он не встречал. Она не набрасывалась на него сама, подобно тигрице, она каким-то загадочным образом незаметно подталкивала его к новым восхождениям. Вот и сейчас красавица даже не смотрела в его сторону, а он вновь желал прикоснуться к ней. Анвар почувствовал, как крылья его носа непроизвольно встрепенулись и потянули воздух. Жадно и долго. Среди обычных автомобильных запахов и приглушенного аромата черноволосой умницы он уловил утонченную свежесть. Захотелось закрыть глаза, чтобы ничто не мешало наслаждению. Словно озорной ветерок донес до него прохладу с тихой заводи, укрытой от всех смертных непреодолимыми преградами. Белоснежный лотос доверчиво открыл свои лепестки, позволив сорванцу на миг коснуться тех потаенных лепестков, что предназначены лишь богам. Отчего выбор Аллаха пал на Анвара, оставалось загадкой, но непоседа-ветерок перемахнул многие километры, будто забор соседнего сада, надолго заставив стройного атлета забыть обо всем на свете.

Едва Маша прикрыла усталые веки, как странный сон заклубился в ее сознании. Старая цыганка сидела ночью перед гаснущим костром и курила трубку с длинным тонким мундштуком. Ее большие глаза в окружении глубоких морщин, не мигая, смотрели на подернутые золой головешки. Будто почувствовав тяжелый взгляд старухи, те вспыхивали и снова гасли. То ли от дыма, то ли от тяжелых воспоминаний глаза старухи слезились, отчего отблески вспыхивающих огоньков казались ярче, чем были на самом деле. Так и наша память с годами постепенно меняет воспоминания или вообще стирает их, пряча оставшуюся пыль в самые дальние уголки. Поэтому пожилые люди, оставаясь с годами только наедине со своими воспоминаниями, предпочитают их общество остальным.

— Ты когда-нибудь обращала внимание, что слова «золотой», «золой» и «злой» очень созвучны? — не разжимая губ, тихо произнесла старуха.

— Нет, — Маша почувствовала себя маленькой заблудившейся девочкой.

— Я тоже только сейчас об этом подумала.

— Тебя кто-то обидел?

— Старого человека обидеть несложно.

— Ты поэтому плачешь?

— Нет, это годы.

— И с годами все становятся некрасивыми?

— Только те, у кого стареет душа.

— А как она стареет?

— В одиночестве.

— Как не стать одиноким?

— О, это самое сложное в жизни.

— Тебе не удалось?

— Нет, — струйка дыма нехотя выбралась из потрескавшихся губ старухи.

— Лучше умереть молодым?

— Умирать всегда плохо.

— Тогда зачем люди умирают?

— Потому что так написано в книге.

— Какой книге?

— Судеб.

— И там у каждого своя страничка?

— Странички только у великих людей, у остальных — строчки.

— А ты видела свою?

— Не хочу.

— Тогда откуда знаешь?

— Есть любопытные вроде тебя. Для них смотрела.

— И все сбывается, как написано?

— Для того и написано.

— А тот, кто писал, не мог ошибиться?

— Ишь ты какая, — старуха улыбнулась одними глазами. — Он все может, если захочет.

— Значит, его нужно только попросить.

— О чем?

— Ну, чтобы стать красивой, — подумав, Маша добавила: — Счастливой. Богатой. Никогда не умирать.

— А чего тебе не хватает, чтобы все это случилось сейчас?

— Кто же мне даст?

— Понятно. Ты хочешь все получить просто так.

— А что, нужно покупать где-то?

— Не покупать, а вот платить всегда приходится.

— И что же является ценой?

— Время, моя радость. Время.

— Как это?

— Время — это и есть то золото, которое мы платим за что-то.

Старуха сделала глубокую затяжку, отчего тонкая морщинистая кожа щек натянулась на выступающих скулах.

— Чем больше чего-то ждем, тем дороже нам это кажется.

Огонек в ее трубке неожиданно вспыхнул и, отражаясь в больших грустных глазах, заметался, будто не находя себе места, и угас.

— И все со временем становится золой.

— А зло. Откуда оно берется?

— Это наши несбывшиеся мечты.

— У каждого?

— Конечно. Человеку свойственно хотеть слишком много и сразу.

— Так что же, сидеть и ничего не делать?

— Отчего же, у каждого своя судьба.

— И ты можешь читать ту книгу?

— Меня для этого сюда прислали, — трубка вновь вспыхнула. — А чтобы не привлекать внимания, дали цветастую шаль и карты. Хочешь, погадаю?

— Нет! — громко вскрикнула Маша и проснулась.

— Что ты сказала? — обернулся к ней Анвар.

— Когда… когда мы приедем? — Уже приехали. Буди подругу.

Храм богини любви Хатхор располагался на высоком холме и был в отличном состоянии. Очевидно, во все века находилось больше поклонников, чем противников у этой необычной богини. Многие народы копировали ее образ, адаптируя под свои национальные особенности, а влиятельные люди потом открыто или тайком жертвовали таким храмам средства, пытаясь задобрить божество. Они хотели быть не только могущественными, но и любимыми.

Счастливая судьба не обошла и храм Хатхор. Ухоженный двор был заполонен туристами, а в отдалении, на хорошей парковке, толпились автобусы, доставлявшие толпы поклонников из разных уголков мира. Перед входом в храм располагалась высокая четырехугольная стела, к которой застыла в ожидании длинная змейка страждущих. Два служителя строго следили за тем, чтобы согласно очереди каждый желающий мог опустить монетку в огромный каменный сосуд и приблизиться к стеле на одну минуту для того, чтобы прошептать просьбу. По неписаной традиции просители обнимали стелу и прижимались к ней щекой. Наверное, им казалось, что божество так их лучше услышит. За многие годы посещений камень стелы был отполирован, а у подножия вытоптаны две глубокие ямки, но это никого не смущало. Мужчины и женщины, юные и пожилые долго томились в очереди под солнцем, чтобы прошептать заветные слова.

Выполнив трогательный ритуал, корни которого терялись в веках, посетители стайками передвигались по комнатам храма, задирали по команде экскурсовода головы, хором охали, услышав ужасающие подробности древних нравов, или смущенно отводили взгляды в сторону при упоминании пикантных деталей, так интересующих нас в определенных областях быта иных времен и народов. С любовью реставрированные рисунки, рельефные изображения, высеченные надписи, снабжаемые переводами, выставленные образцы одежды, украшений и предметов, без которых не могли обходиться ритуальные церемонии, — все было представлено широко и подробно. Таким образом, многие посетители узнавали столько необычных фактов, которые в дальнейшем существенно оживляли их личную жизнь.

— А что будем искать мы? — Анвар обернулся в Варе.

— Если бы я только знала, — откровенно призналась девушка. — Давайте сделаем так. Вы представите меня какому-нибудь важному смотрителю, как ненормальную русскую туристку, которая абсолютно не говорит по-английски, а я завалю его терминами и знаковыми словами. Может, сработает.

Варя с надеждой посмотрела на секретаря.

— Может, дать ему какие-то деньги, чтобы он был заинтересован. Без помощи нам потребуется очень много времени на осмотр. Я бы с радостью провела в храме не один день.

Она вздохнула, опустив тонкие руки.

— Но не сейчас.

Сценку, которую девушки разыграли перед тучным арабом в белых одеждах, скорее всего, можно было бы назвать эмоциональным штурмом. Быстро говоря на непонятном для служителя русском языке, Варя вставляла имена и термины, которые он не мог не знать. Маша прижимала руки к груди и взволнованно пыталась помочь подруге объяснить непонятливому арабу то, что они и сами не могли бы точно сформулировать. Как ни странно, но тот вскоре радостно закивал, давая понять, что ему все стало ясно, и сделал жест следовать за ним. Вереница безмолвно двинулась по бесконечным комнатам и коридорам, каждый думая о своем. Если бы стены могли говорить, они поведали бы, что один из них восхищался влиянием какого-то господина Фатхи, другая благодарила Святую Катерину третья шептала странные слова благодарности старой цыганке, а идущий впереди проклинал себя за малодушие, согласившись за презренную подачку проводить ненормальных туристов в закрытый для посетителей ритуальный зал фараонов.

Как бы то ни было, четверо абсолютно непохожих друг на друга людей оказались в небольшом потаенном зале. Здесь не было бесценных золотых украшений или драгоценностей, здесь не велись исследовательские работы или реконструкция, здесь не было чего-то чрезвычайно охраняемого государством, просто некоторые сцены и надписи на стенах, с точки зрения мусульманской морали, были чересчур откровенными и никакой исторической ценности не представляли. Пока служитель со скучающим видом томился у входа, гости разбрелись по залу, всматриваясь в изображения на стенах.

— Варь, эротика какая-то, — непонимающе прошептала Маша.

— Это тантра.

— Не знаю, как это у них называлось, а по мне…

— Погоди, — Варя остановилась. — Лучше прикрой меня от араба.

Заложив руки за спину, Маша закрыла собой подругу от служителя, делая вид, что разглядывает рисунки. Вырезанные на небольших каменных блоках с квадратным сечением сантиметров по тридцать и раскрашенные яркими красками, когда-то они были очень выразительны, но со временем потускнели и осыпались, а кое-где были вообще повреждены.

— Здесь заплатка, — прошептала Варя, прильнув к стене. — Камень другой и шов видно. Восемь блоков заменили. Это неслучайно. Их-то нам и нужно найти.

— Будем копать? — попыталась пошутить Маша.

— Навряд ли закопали. Если знали, что там, то уничтожили бы так, что следов не найти, а если хотели просто заменить имена, то шанс есть.

— Что ты имеешь в виду?

— Правители во все века пытались переписывать историю в своих интересах, и в России не исключение.

— Ну, на бумаге-то проще.

— Да, камень не горит, и выбрасывать жалко. Могли рядом использовать для другой постройки.

— И как мы его найдем?

— Золото, — глаза у Вари блестели. — Я отдам арабу свое колье.

— Дорогая, мы с тобой уже наполовину египтянки, — усмехнулась Маша. — Старые джинсы натянули, а вот подарки мужчины не снимаем.

— Уговори его, — умоляюще прошептала Варя, протягивая подруге сверкнувшее в огнях ламп колье. — Ты сможешь. Девушка была права. Араб удивительно быстро все понял и кивнул в знак согласия. Он шел впереди гостей, то и дело, поглядывая на Машу, которая спрятала в кармане манящее колье. Служитель все еще сомневался, не шутит ли ненормальная туристка. Позвякивая ключами у дверей и щелкая известными одному ему выключателями, он проводил троицу в подвал, где штабелями вдоль стен были сложены «отходы музейного производства». Что-то уже было отсортировано и признано маловажным, а что-то еще ждало своего часа. Груды черепков, какой-то утвари и осколков каменных фрагментов пылились на многочисленных стеллажах.

Араб неуверенно стал заглядывать по углам, пытаясь вспомнить что-то. Потом попросил Анвара помочь ему отодвинуть один из стеллажей. Их взорам открылась часть стены, неаккуратно заложенная каменными блоками. Очевидно, здание перестраивали, и помещение решили разгородить. Вперемежку с другими блоками в кладке виднелись камни с резьбой и краской.

— Они, — радостно воскликнула Варя, смахнув пыль. — Анвар, у вас есть сотовый с фотокамерой?

Тот утвердительно кивнул.

— Дайте-ка.

Пока Варя делала снимки с разного расстояния, служитель удовлетворенно хмыкнул и протянул огромную, покрытую черными волосами лапищу за обещанным вознаграждением. Маша вопросительно посмотрела на подругу, но та была увлечена раздумьями.

— Маш, ты говорила, что можешь чувствовать нечто необычное левой рукой. Попробуй понять, в каком из этих восьми блоков что-то спрятано. Я не знаю что. Мне кажется, там что-то должно быть внутри.

Оба араба застыли в изумлении, наблюдая за белокурой красавицей, которая, закрыв глаза, медленно скользила открытыми ладонями вдоль каменной кладки. Проходя и возвращаясь, она снова и снова сканировала блоки. Потом остановилась и, поколебавшись какое-то время, открыла глаза. Ладони застыли у блока, на торце которого была вырезана странная сцена. Мужчина и женщина занимались любовью в очень необычной позе. Она изогнулась в сладострастном порыве откровенно, отдаваясь чувственному наслаждению. Необычным в рисунке было то, что позади увлеченной пары был изображен то ли бассейн, то ли большая ванна с зеленоватой водой, откуда к женщине двое чернокожих атлетов протягивали руки.

— Вот садисты, — прошипела Маша, всматриваясь. — Они ее топить собираются, что ли? Подглядывали за неверной женой господина?

— А блоки-то лежат без раствора, — вместо ответа высказалась Варя. — Они одинакового размера и хорошо пригнаны, поэтому лежат своим весом.

Она оглянулась к секретарю.

— Анвар, нужно вытащить этот блок.

Не обращая внимания на возражения служащего, тот показал, на что способно его тренированное тело. Через пару минут на каменном полу подвала одиноко лежал извлеченный из кладки блок. Варя присела на корточки, рассматривая его, потом решительно поднялась.

— Это не цельный брусок камня, у него структура другая, — она опять взглянула на Анвара. — Сможете его расколотить?

— Как? — удивился тот, оставаясь в нерешительности.

— Да вдребезги! — не выдержала Маша.

Дальше произошло событие, которое навсегда осталось в памяти у всех присутствующих. Могучий секретарь медленно поднял над головой каменный блок и что есть силы швырнул его на пол. Глухой всплеск прокатился по подвалу, многократно отражаясь от толстых стен. Когда пыль рассеялась, изумленные зрители увидели Варю, разгребавшую осколки.

— Есть! — радостно вскрикнула девушка, подпрыгнув от радости. Она кинулась на шею подруге, целуя в запыленные щеки. Никто толком ничего не понял, глядя на черноволосую худышку.

Та, стесняясь своего порыва, не могла успокоиться и принялась наводить порядок. Общими усилиями кладка была восстановлена, мусор убран, а стеллаж водворен на прежнее место. Перепуганный служитель причитал и волновался до тех пор, пока Маша не вручила ему обещанное колье. Пытаясь поскорее покончить с этим подозрительным делом, араб выпроводил ненормальных туристов за пределы храма и холодно распрощался. Ожерелье, скрытое в недрах необъятных белых одежд араба, оттягивало тонкую материю. Он спешил разглядеть неожиданный дар поближе и позабыть навсегда о ненормальных посетителях, разбрасывающихся драгоценностями из-за прихоти расколотить что-нибудь в подвале древнего храма. У богатых свои причуды.

— Дай глянуть-то, — Маша едва сдерживало любопытство, чтобы не вырвать из рук подруги небольшой предмет, завернутый в ветхую ткань.

— Осторожно, — не поднимая головы, медленно проговорила Варя. — Анвар, веди машину потише. Пожалуйста.

— Может, остановимся в какой-нибудь чайной?

— Нет, нет. Нам нужно побыстрее смотаться отсюда. Не дай Бог, этот служитель сообщит кому-нибудь.

— Да что ты, он как ожерелье в руки взял, об остальном и думать перестал.

— Хорошо бы, — Варя бережно удалила с ткани остатки давно окаменевшего раствора. — Это ее послание.

— Кого? — удивилась подруга.

— Хатшепсут, конечно.

— Почему ты так решила?

— В углу рисунка на том блоке было ее тронное имя.

— Слушай, ты расскажешь что-нибудь или тебя нужно пытать?

Девушка и не думала пускаться в объяснения. Она склонилась над маленькой вещицей, лежащей у нее на коленях. В этот момент Варя очень сожалела, что письмо, отосланное сотни лет назад, явится на свет в таком неприглядном месте. Потертые джинсы и заднее сиденье автомобиля не самая лучшая компания для царского подарка, но ее душа клокотала от восторга. Вот это находка! Тонкие девичьи пальцы, едва сдерживая дрожь, медленно развернули когда-то белую ткань.

— Это гребень, — восторженно прошептала она. — Черепаховый.

— И все? — разочарованно простонала Маша. — И за него ты отдала такое колье?

— Ты представляешь, она могла носить его в своих волосах.

— А ты бы могла носить колье, какого никогда в жизни не увидишь.

— Тут надпись. Мелкая, правда. Очки есть какие-нибудь.

— Держи, — Анвар протянул ей через плечо маленький металлический футляр, в котором были узкие складывающиеся очки с большим увеличением. — Иногда бывают нужны в дороге.

— А мальчик непрост, — промелькнуло в голове у Маши, но любопытство вытеснило все иные мысли. — Ну, что там?

— Странный текст, — помедлив, откликнулась Варя. — Не пойму. Перечень чего-то и цифры. Без словарей не обойтись.

— Какие цифры, ну не тяни, — изнемогала подруга.

— Знаешь… А ведь это рецепт. Мы что-то похожее разбирали на кафедре. Форма составления текста напоминает рецепт целителя. Названия мне абсолютно незнакомы, а вот форма и цифры очень даже. Утверждать не берусь, но похоже-то как. Я запомнила потому, что над моим переводом тогда вся группа смеялась. Крысиная лапка, толченый бивень слона, слезы девственницы…

— Издеваться будешь?

— Маш, ну я же в первый раз вижу этот текст. У меня одни предположения.

— А шкатулку десять лет изучала? А в пещере? А папирус? Нет уж, колись, давай.

Варя откинулась на сиденье со скрещенными на груди руками. Глаза ее были закрыты, а ладони бережно держали черепаховый гребень. Она не решалась что-то говорить, чувствуя, как удивительное наслаждение разливается по всему телу. Она нашла то, что великая Хатшепсут оставила потомкам. Конечно, нужно еще расшифровать письмо, но сейчас ее волновало само послание. Она смогла разгадать головоломку и правильно понять смысл намеков. Даже не верилось. Десятки веков прошли.

— Варь, ну как ты догадалась, что там эти несчастные блоки подменили?

— Тут все просто, — выдохнула девушка. — В истории Египта немало белых пятен. Некоторых фараонов называют пропавшими. Особенно досталось восемнадцатой династии. О Хатшепсут почти ничего не было известно до прошлого века. Ее пасынок уничтожил все упоминания о великой царице. Ее мумия так и не найдена. Другой великий фараон из этой династии, ступивший на престол почти век спустя, тоже долгое время был в забвении. Я говорю об Аменхотепе Четвертом, взявшем себе новое имя Эхнатон. Это была сильная личность. Представляете, он решил ввести новую религию, заменить пантеон древних богов одним. Атоном. И назвал себя его сыном. Объявив настоящую войну жрецам, Эхнатон закрыл и разграбил множество храмов и на эти деньги построил новую столицу. Посредине Мемфиса и Фив, в пустыне, был возведен новый город. Он правил почти двадцать лет, и новая столица Амарна, казалось, была на века.

Современные аналитики считают, что Эхнатон разрушил экономику всей страны, ведь храмы были сосредоточием знаний и единственными подрядчиками крупных проектов. После его смерти престол перешел к еще несовершеннолетнему Тутанхамону, но за него правил тогдашний первый визирь и правая рука умершего отца некто Аи. Он, по сути, предал дело Эхнатона, вернул все вспять и разрушил новую столицу Амарну. Ее торопились строить, поэтому использовали маленькие тридцатикилограммовые каменные блоки. Разобрали все постройки еще быстрее. Мой учитель Рудольф Михайлович много лет назад нашел такие блоки с надписями совершенно случайно, в другом городе. Они использовались на второстепенных внутренних работах, а надписи не удосужились стереть. Так были найдены гимны Атону и хроники неизвестного Эхнатона. Жрецы торопились стереть с лица земли все упоминания о фараоне-еретике, до сих пор не найдена ни его мумия, ни мумия его второй жены Нифертити, а вот о надписях почему-то не подумали.

Тутанхамону некем было гордиться, кроме своего отца, но его сделал самым известным фараоном для нас археолог Картер, обнаруживший в 1922 году абсолютно нетронутую гробницу молодого царя. Кстати, последние исследования показали, что у Тутанхамона был проломлен затылок. Вот почему он умер неожиданно в девятнадцать лет. А его посмертная маска, судя по внутреннему шву, поспешно переделывалась с чужой. Это можно объяснить тем, что по традиции каждый фараон строил себе пирамиду сам, а хоронил его преемник. Поскольку Тутанхамона убили, Амарну разрушили, схоронили молодого царя в неприметной гробнице с вещами отца. Есть предположение, что посмертная маска Тутанхамона была маской Эхнатона.

— Это ты нам к чему рассказываешь?

— К тому, что имя Хатшепсут было так же стерто на всех стенах и папирусах. Так я догадалась, почему каменные блоки подменили. Ну, а найти их помогла египетская бережливость и… жадность служителя.

— Хорошо, а кто тебя надоумил, что внутри что-то есть и нужно расколотить тот блок?

— Не знаю, какой-то он был не такой. Не из каменоломни, как остальные.

— Ладно, а что там за картинки на стенах? Просто журнал «Плейбой» какой-то.

— Думаю, что это тантра. Я не очень знакома с этим направлением, помню только: они считали, что человек в особом состоянии может делать открытия, прорицать или впитывать знания. Таким состоянием они считали оргазм. Путем определенных методик момент максимального наслаждения растягивался и управлялся. Утверждают, что в этот момент можно познавать истину, мироздание, обмениваться энергией и что-то там еще. Не помню.

— Как я их понимаю, — промурлыкала по-русски Маша.

— В Индии был период расцвета тантризма. Храмы до сих пор стоят.

— Так всегда, как что интересное, так где-то там… Слушай, а зачем на той картинке мужики собирались топить несчастную?

— Тебе тоже так показалось?

— Да, — она помолчала, вспоминая что-то. — Надо же, в такой момент…

— В Египте все не случайно. Думаю, там изображен ритуал.

— Какой?

— Это только мое предположение.

— Ладно, выкладывай.

— Знаешь, чем больше я думаю о легенде бессмертия, тем больше она обретает реальные черты. Тысячелетия египетские исследователи искали такую возможность. Цари богатейшей страны не жалели на это средств. Они не пытались повернуть реки вспять и не создавали новые технологии, не тратили огромные деньги на вооружение. Их основной принцип был жить в союзе с природой. Десятки веков. Жизнь каждого была посвящена подготовке к последующей загробной жизни. Мы и сейчас поражаемся тем масштабам, которые занимала в их жизни мысль о бессмертии. Сколько средств они затрачивали на то, чтобы фараон обретал жизнь после смерти. Огромная страна, да что там, цивилизация была одержима этой идеей. Уровню их знаний в определенных областях мы удивляемся и сейчас…

Девушка не успела закончить свою мысль. Неожиданный визг тормозов ворвался в их разговор. Машина резко вильнула, уходя от столкновения. Они замерли от ужаса, видя, как Анвар вывернул на встречную полосу движения и маневрирует между несущимися на них машинами, пытаясь вернуться обратно. Надрывно стонали клаксоны, мигали фары, дымилась резина от резкого торможения, мелькали перепуганные лица в салонах проносящихся мимо машин. Наконец секретарю удалось вернуть машину на свою полосу движения, но тут же сильнейший удар в багажник чуть не перевернул их. Закрутившись, подобно игрушке, тяжелая машина все-таки выровнялась и юркнула на ближайший съезд с трассы.

Они неслись на предельной скорости по узкой дороге. Пропуская их, редкие прохожие прижимались к глинобитным заборам небогатых домов на окраине какого-то городишки. Хлопнуло заднее стекло, осыпая всех осколками, от следующей пули, жалобно звякнув, отлетело в сторону левое зеркало. Девушки прижались к сидениям, а секретарь приник к рулевому колесу. Машину тряхнуло и повело вправо: очевидно, пуля пробила колесо.

Анвар резко свернул в проулок, останавливая машину так, чтобы преследователи оказались против заходящего солнца. Он крикнул, чтобы девушки укрылись в доме, а сам вытащил из-под сиденья большой пистолет. Едва секретарь открыл дверцу, раздались выстрелы. Он стрелял в ответ. Перепуганные подруги успели только вывалиться из машины на землю, как по кузову тупо застучали пули. Они закрыли руками свои головы, сжимаясь в комочек. Грохали выстрелы, слышались ругань и стоны.

Когда все стихло, они еще выжидали, переглядываясь и боясь подняться. Первой осмелилась встать Маша. Держась за ее одежду, как за спасательный круг, следом плелась на негнущихся ногах Варя. Было тихо. Никто из жителей не спешил на помощь.

Метрах в пятнадцати урчал мотором уже знакомый им по очертаниям автомобиль со значком «BMW». Двери его были открыты, будто пассажиры решили прогуляться недалеко. Впрочем, они действительно были рядом. Один лежал метрах в десяти, другой ближе. Анвар стонал, прислонившись к пробитому колесу. Два больших красных пятна на его белой одежде жадно расползались, стремясь охватить всю грудь атлета. Лицо его сделалось серым, бесцветные губы дрожали. Девушки кинулись к нему, чтобы оказать какую-нибудь помощь, но он лишь слабо улыбнулся.

— Что? — бросилась к нему Маша. — Где болит?

Это было лишним. Без объяснений стало ясно, что раны очень серьезные. Однако верить в то, что минуту назад полный сил человек уже умирает, было невозможно. Когда смерть неожиданно настигает знакомого или, не дай Бог, близкого, все кажется нелепым. Сознание не соглашается с такой быстрой потерей и еще долго хранит в памяти образы живых, не отпуская в иной мир мертвых.

Анвар попытался что-то сказать, но алая кровь толчками хлынула из приоткрытого рта. Он лишь смог дрожащей от последнего усилия рукой протянуть Маше сотовый телефон. Что он хотел сказать этим жестом, осталось непонятным. Возможно, просил вызвать помощь, возможно, сообщить о его смерти, а может, отдать оставшиеся в аппарате снимки. Это он забрал с собой. Влажный взгляд атлета скользнул по лицу девушки, и тихий стон или последний выдох его был едва слышен. Красивая голова как-то неуклюже безвольно опустилась на мощную грудь. Он замер.

— Бежим, — Маша увлекла подругу за собой. — Мы ему уже ничем не поможем.

То и дело оглядываясь, они поспешили к стоявшей неподалеку машине преследователей. Варя вскрикнула, боязливо обходя распростертое тело одного из бандитов. Он даже напоследок старался преградить им путь. Двигатель серебристой спортивной машины тихо рокотал. Незнакомцы выскакивали из машины, не думая о ключе зажигания. Маша силой усадила Варю на пассажирское сиденье и пристегнула ремень безопасности. Сама запрыгнула на водительское место и зло хлопнула дверью.

Брызнув фонтанчиками пыли из-под широких колес, приземистая машина рванула задним ходом. Перегнувшись через правую руку назад, Маша смотрела через заднее стекло, маневрируя по узкой извилистой улочке, а Варя в оцепенении уставилась на их продырявленную пулями машину и Анвара, сидящего у пробитого колеса.

Шины взвизгнули, когда спортивная машина выскочила опять на трассу и влилась в поток других автомобилей и повозок, заполнивших дорогу в предзакатный час.

— Мы несем смерть всем знакомым, — едва слышно прошептала бледными губами Варя.

— Она всегда рядом, — не оборачиваясь, откликнулась подруга. — Просто не пришел наш черед.

Какое-то время они ехали молча, пытаясь осмыслить случившееся. Справа по ходу движения над горизонтом нависло солнце. Огромное, ярко-красное, оно притягивало взгляд и мысли. Сколько раз в жизни каждый смертный видел его и не перестает восхищаться! Его непостижимая силища и неограниченная власть над всем сущим на земле кажутся божественными. Когда светило скрывается за горизонтом, каждый с грустью прощается с еще одним прожитым днем. Неким символом его жизни, которая так же скоротечна в ином масштабе. Не зря египтяне считали, что иной мир находится под землей, куда все смертные следовали за своим божеством. И лишь великий Озирис решал там их дальнейшую судьбу.

— Возьми сотовый Анвара, — Маша протянула подруге блестящий изящный аппаратик. — Последние фотографии отошли своему профессору, и позвони маме. Девчонкам из своей команды скажи, что завтра утром будешь в отеле. — помолчав, добавила: — Потом обязательно выключи, его можно отслеживать по сотовой сети. А нам это ни к чему.

— Где… — Маша вскинулась, судорожно шаря по карманам джинсов и рубашки. — Где гребень? — Испуганные глаза девушки растерянно осматривали салон. — Не может быть. — Она не хотела верить, что потеряла с таким трудом найденное послание великой царицы. — Маш, я кажется…

— Расслабься, — снисходительно улыбаясь, окинула ее взглядом подруга. — Он у тебя на затылке.

— Как? — только и вырвалось у перепуганной девушки. Она выхватила свое сокровище из густой жесткой копны волос. — Как он там оказался?

Варя нервно улыбалась, все еще не веря в такое везение.

— Господи, как я перепугалась!

— Все же ты настоящая кошка, — стараясь не отрывать взгляда от плотного потока машин, с восторгом произнесла подруга. — В такой момент нашла ему самое безопасное место. Там он не поломается и не потеряется. Так и носи.

— Что ты, — недоверчиво отозвалась та. — Это же сама Хатшепсут…

— Верни, где был, — настойчиво, чуть наклоняя голову вперед, с нажимом сказала Маша. — Там ему самое место.

Видя краем глаза, как Варя медленно и аккуратно заколола гребнем собранные на затылке тяжелые черные волосы, коротко обернулась.

— А тебе идет!

— Шутишь? — смущенно отнекивалась девушка. — Это же такая дорогая веешь.

— Не дороже того колье.

Южная ночь резко откинула серое покрывало сумерек, обнажая темный песок и яркие огни на дороге. Рекламные щиты на разные лады завлекали путников отдохнуть в отеле или ресторане, обещая приют и удовольствия. Наступало время развлечений. Вечные, как мир, страсти не отпускают грешных смертных. Ведя праведный образ жизни при солнце, они пускаются во все тяжкие в темноте, наивно полагая, что останутся незамеченными. Мир создан из противоречий, питающих друг друга. Как день и ночь, добро и зло чередуются в бесконечной гонке колесницы времени, и лишь немногие задумываются над этим странным законом бытия, а единицы пытаются вырваться за его пределы. Остальные же просто ищут удовольствие в доступном, отдаваясь бренным телом своим страстям и вспоминая о грешной душе лишь на закате.

— Маш, ты так уверенно ведешь машину, что у меня создается впечатление о каком-то плане. Ты что-то придумала?

— А у нас нет вариантов, ваше величество.

— Ну, престань…

— Я серьезно. Есть маленькая надежда, и я молю Бога, чтобы она сбылась.

— Ты о чем.

— Если нам удастся добраться до Хургады, если мы отыщем там Мартина, если он согласится… То очень может быть.

— Кто такой Мартин?

— Прошлым летом у Самиха, — она запнулась, вспомнив, что того уже нет в живых, — был общий проект с дайвинг-клубом в Хургаде. Чтобы не возить своих туристов туда и обратно на другое побережье залива, они зафрахтовали нашу «Звезду морей» на месяц.

Что-то, вспомнив, Маша улыбнулась.

— Шумная была компания. Впрочем, и дайверы поныряли вдоль разных берегов красивого моря, и нам выгодно. Там я познакомилась с их инструктором. Мартином.

Маша закурила, приоткрыв стекло со своей стороны салона.

— Хороший парень, хоть и немец. Ныряет здесь лет пять.

— Ты думаешь, он нам поможет?

— Когда-то клялся, что ради меня на все готов, — она грустно улыбнулась. — Вот и проверим.

— Маш, у меня ни копейки.

— Перестань, это мое дело.

— Но чем будем расплачиваться?

— Обижаешь, воробышек…

Ночь скрывала все, что было дальше десяти метров. Да никто и не собирался загадывать далее. В темноте далеко могут видеть только зрячие, а их всегда было очень мало на земле. Остальные грешные очерчивали круг своих интересов только в круге, освещенном их факелом или свечой. Тут и копошились. Нужно воображение, чтобы представить то, что скрыто. Гораздо проще поверить, что этого вовсе нет.

— А вот и «Дельфин».

Яркая вывеска с изображением веселого животного, резвящегося на волне, была видна издалека.

— Как у нас только бензина хватило?

— Я тащилась на этой «ласточке» не более шестидесяти. Самый экономный режим. Учись, студент.

— Маш, да если бы не ты…

— А вот это еще рано, дружок.

Они припарковали машину и долго искали Машиного знакомого по барам. Наконец им повезло. Мартин мотал головой и протирал глаза, не веря своему счастью. Потом, пьяно улыбаясь, лез целоваться к обеим русским, бормоча вперемежку английские и немецкие слова. На ногах он держался крепко, хотя координация была нарушена. Прогулявшись по свежему ночному воздуху набережной Хургады, он почти протрезвел. Вспоминая о прошедшем лете, он то и дело пытался обнимать девушек, заверяя в своей преданности.

Когда же речь зашла о ночной прогулке в Дахаб, расположенный километрах в двухстах от этого берега, потомок арийцев засомневался, засопел, начал вспоминать о поломках на своем катере. Маша молча прижала его своей грудью к стене и пристально посмотрела в глаза. Варя деликатно прошла чуть вперед, стараясь не присутствовать при этом немом разговоре.

Через минуту они догнали девушку, возбужденно переглядываясь и посмеиваясь над чем-то. Ах, эти женские чары, обещания, взгляды и томные вздохи! Владеющая этим оружием владеет миром.

— Я отнесу ужин Мартину в рубку и поболтаю с ним, — Маша ставила тарелки на поднос. — Приберешь здесь?

— Конечно.

— Потом поднимайся к нам. Нужно его тормошить. Как бы не заснул.

— Хорошо.

— Варюша, — она заглянула подруге в глаза. — Все будет хорошо. Ты мне веришь?

— Да.

— Тогда перестань киснуть, — и уже не оборачиваясь, крикнула на ходу: — Гребень не потеряй, принцесса.

Варя непроизвольно провела рукой по волосам, проверяя свое сокровище. Он был на месте. Девушка удивилась, как ладно подарок великой царицы сидит у нее в прическе. Увесистый, с длинными зубцами, темный черепаховый гребень плотно собирал ее непослушные волосы на затылке. Она даже не замечала его, так он был удобен. Надо будет в Москве купить себе что-то подобное.

— Как здорово, что ты догадалась приготовить кофе, — приветливо встретила ее Маша. — Садись сюда. Посмотри, какая красота. Когда еще увидишь такое.

— Вот это да, — протянула девушка, задержав от восхищения маленькую чашку в руке. — Все звезды отражаются. Я даже не представляла, что море бывает таким гладким.

— Редко, — хмыкнул Мартин. — Это в Вашу честь.

— Он прав, такой штиль бывает раз в сто лет.

— Девчонки, можно я прилягу на часок, — умоляюще протянул капитан, поглядывая на Машу. — Меня что-то укачало.

Та кивнула.

— Будут вызывать по радио, растолкайте меня. Ладно?

— Нет проблем, — Маша шутливо оттолкнула немца плечом. — Вахту принял.

Оставив минимум обязательных огней, катер почти бесшумно скользил по морской глади. Маша задала такой режим работы двигателя, чтобы к семи быть в Дахабе. Волны длинными усами расходились за кормой, теряясь в темноте, а форштевень накатывал на звезды, застывшие на воде. Яркие, крупные, как лампочки, они в великом множестве проглядывали в черном небе, отчего и вода, и небо казались бесконечно глубокими. В рубке не было света, за исключением слабого мерцания приборов, которое не мешало любоваться чудесной ночью.

— Знаешь, египтяне тоже называли путь Млечным, только не из-за сходства с цветом молока, как считают у нас.

— А почему?

— Они считали, что в бессмертие уходят именно туда, и эта светлая туманность кормит божественным молоком всех избранных.

— Они так сильно верили в бессмертие?

— Наверное, потому, что оно есть.

— Э-э, девушка, ты опять что-то накопала.

— Так, догадки.

— Слушай, я тебя знаю всего неделю, но после каждой твоей догадки моя непутевая жизнь просто переворачивается.

— Нет, больше никаких приключений. У меня завтра в двенадцать самолет в Москву. Я обещала девчонкам к отъезду автобуса быть в отеле.

— Будешь, — грустно прошептала Маша, потом оживилась. — Ты лучше расскажи, что там опять родилось в этой светлой головке. Гребень не жмет?

— Знаешь, так удобно. Я думаю себе сменить прическу под него… Ну под такой же.

— Да носи этот, кто узнает. Он твой.

— Что ты! Там такое послание…

— Думаешь?

— Конечно! Все сходится. Хатшепсут понимала, что ей не миновать участи «забытых царей», и оставила послание потомкам. Мы с тобой уже убедились, какая это была умная женщина. Думаю, на гребне рецепт раствора, который должен быть в том бассейне.

— Каком?

— Том, что был на рисунке блока. Ну, который Анвар… Который мы разбили.

— Ничего не понимаю.

— Я не большой знаток тантры или, — она запнулась, — эротики… Ну, ты понимаешь… Экстаза. Когда сердце замирает.

— Не всегда, — улыбнулась Маша. — Но бывает.

— Думаю, что именно этот момент использовался для перехода в иное состояние.

— Слушай, перестань темнить и стесняться. Говори нормальным языком.

— Я предполагаю, — они обе прыснули от важного тона докладчика. — Машка, не перебивай.

— Молчу.

— Нам на курсах в школе дайверов рассказывали, что в экстренных случаях для быстрого подъема с глубины можно использовать утопление. Когда у ныряльщика нет воздуха, чтобы выполнять час-два декомпрессию для медленного подъема с большой глубины, его заставляют наполнить легкие водой. Проще говоря, захлебнуться и пулей выскочить наверх, где его можно откачать.

— Есть такая байка, но я ни разу не видела таких смельчаков.

— Я пока говорю о теории.

— Ладно.

— Так вот. Если в момент экстаза человек способен к прозрению, великим открытиям, прорицанию и т. д., то есть к скачку в особое состояние, это можно использовать к переходу в бессмертие. Оно просто является иным состоянием жизни. Точнее горя, ее частным случаем. Когда время останавливается для данного организма. Душа и сознание продолжают действовать, а тело останавливается в переходе. Зависает между жизнью и смерть. Не зря же говорят, сердце замирает. Вот я и подумала: в момент, когда сердце замерло на миг, человек же не умер, и, если это состояние продлить, он сможет не умирать в нем вечно. Вопрос только в том, как поддерживать питание организма. И вот тут меня осенило. Если в момент экстаза человека утопить в некоем специальном растворе, который переведет его на минимальный режим потребления энергии. Отключить внутренние органы, не есть, не пить, только дышать и питаться солнечной энергией, то почему бы и нет. Ведь девяносто процентов получаемой от пищи энергии человек тратит на поддержание постоянной температуры организма. Все остальное очень экономично. Варя глубоко вздохнула, выпалив без остановки наболевшее.

— Целюлиты, циррозы и прочее — все от излишеств. Человеку нужно очень мало для поддержания организма в нормальной форме. А мозг вообще протестует против излишеств. Вспомни, йоги и мудрые старцы подолгу голодают, чтобы ощутить просветление. Филиппинские хилеры перед посвящением должны пройти «сухую» сорокадневную голодовку, Христос в пустыню уходил на сорок дней. Думаю, неслучайно у жрецов Египта процесс бальзамирования умершего составлял семьдесят два дня. Период, когда Сириус не показывается на горизонте.

— Ты хочешь сказать: все фараоны уходили в бессмертие?

— Нет, конечно. Все не так просто. Думаю, неслучайно в послании, что было нам оставлено на папирусе, речь идет о великом числе, т. е. восьмерке. Это бесконечность. А вот следующее число, девятка, — это и есть вечность.

— Какая разница?

— Думаю, что разница в состоянии души и сознания.

— Ничего не понимаю.

— Давно известны зомби, в которых шаманы центральной Африки могли превращать некоторых умерших. Это те, кто мог перешагнуть границу смерти, т. е. достигал в некотором смысле бесконечности, но разум его управлялся или поддерживался только шаманом. Это те, кто был близок к постижению числа восемь.

— Значит не всем дано?

— Именно. В тексте на папирусе упоминается о звездном дожде в некий день Тхар, который одним принесет радость, а другим горе.

— И что это за день?

— Я точно не знаю, тут нужно посидеть над переводом и почитать литературу, но одно мне ясно: они вычислили этот особенный день. И только рожденные в этот день могут перешагнуть черту бессмертия. Очень похоже, что это день появления Сириуса после двухмесячного затмения. Мне кажется, что двоих я знаю. Осталось точно узнать их даты рождений и сравнить.

— И кто же эти счастливцы?

— Хатшепсут и Александр Македонский.

— А при чем тут Александр?

— Я не могу сказать наверняка, это только предположение. Интуиция, если хочешь.

— Что-то ты темнишь, дружок.

— Можешь не верить.

— Ладно, не дуйся, — примирительно произнесла Маша. — Значит, есть две границы? Как в классиках: прыгнуть на восьмерку или на девятку?

— Думаю, что так. Кому-то дано шагнуть в бесконечность, а кому-то в бессмертие.

— А что за звездный дождь в день Тхар?

— Возможно, это мантра, которую некто должен произнести в момент перехода человека из одного состояния в другое. Без нее при всех необходимых условиях возможен переход только на восьмерку.

— Это текст, который ты подсмотрела в монастыре Святой Катерины?

— Да. Я случайно проверила его действие на сознание и могу сказать, что оно изменяется удивительным образом…

Варя не договорила.

— Красавицы, — за их спинами стоял удивленный Мартин. — Такое впечатление, что вам никто не нужен в мире, кроме вас самих. А скоро рассвет. Дахаб через полчаса.

— Как? — вскинулись Варя. И действительно, узкая полоска берега уже проглядывалась в утренней дымке. — А мы далеко от Шарм эль Шейха?

— Почти напротив, — Мартин потягивался, зевая.

— Тогда меня лучше высадить на пляже отеля. Можно? Там причал большой.

— Как называется твой отель?

— Гольф. Гольф-отель.

— Знаю, — капитан взял большой бинокль. — Сейчас поищу. Присмотревшись к спрятанным в зелени постройкам вдоль всего берега, он уверенно произнес:

— Вижу твой отель. Там был замечательный бар под названием «BBQ», помнится, я там любил отрываться.

— Да, был такой, — как-то растерянно произнесла Варя.

— Десять минут до высадки.

— Всего десять? — девушка чуть не плача посмотрела на Машу. — И… и все?

— Ну почему все, воробушек.

— И ты уедешь, а я… — она не могла говорить от спазма, внезапно сдавившего горло.

— Все пройдет, — Маша обняла подругу за плечи. — Приключения кончились, девочка. Пора в Москву.

— Но как же… — Варя уже не могла сдержаться и в голос заревела.

— Перестань, а то я тоже начну плакать, — длинные ресницы захлопали, прогоняя навернувшуюся слезу.

— Маш, поедем со мной, будем вместе жить… Я все сделаю. Поедем, а?

— Нельзя мне сюда, дружок. Никак нельзя. Поди, ищут давно.

— А мы им все расскажем.

— Наивная ты, за то и люблю, — Маша отвернулась на секунду, прикусив губу.

— Я… Я тоже.

— Ну-ка, хватит слез. Давай прощаться.

— Не могу.

— Все пойдет, воробушек, все пройдет, — они обнялись. — Теперь иди.

Почти с силой она отстранила от себя худенькую малышку.

— Хотя, постой, дай мне телефон Анвара. На память. Варя протянула изящный блестящий аппаратик.

— Здесь в исходящих звонках должны остаться номера твоей мамы и профессора. Созвонимся.

Подруга лишь кивнула.

— Я тебе сама позвоню. У меня еще тут дела остались. Надеюсь, через недельку буду в Италии, только там включу телефон. Здесь опасно.

— А как же ты без денег…

— Ну что ты, радость моя, — Маша чуть потянула вниз футболку и наклонилась вперед. — Забыла?

Первые лучи солнца, не стесняясь, заглянули за глубокий вырез, где блеснуло замечательное ожерелье розового жемчуга.

Катер плавно отошел от небольшой пристани, стараясь не тревожить еще спящий отель. Утренняя дымка, неохотно расступаясь, пропустила белоснежный корпус катера и сомкнулась за ним. На корме стояла высокая стройная красавица, едва различимая на фоне катера, и лишь ее загорелая рука еще виднелась в прощальном приветствии. Когда же катер совершенно скрылся из виду, по дощатому настилу причала к берегу медленно пошла ссутулившаяся хрупкая девушка. Она выглядела несчастной, будто разом потеряла все на свете и уже ничто не сможет возвратить ее к обычной жизни. А сокровенные знания древних и гребень Хатшепсут казались ей сейчас такими никчемными и случайными, как песок в кармане.