Открывая дверь своего номера в отеле, Варя услышала знакомую мелодию сотового. Как же она забыла захватить с собой этого малыша! Гладкие плавные обводы металлического корпуса, этого чуда электроники, очень нравились девушке. А стоил он не меньше двух зарплат ее матери. Девчонки из ее группы в университете часто меняли модели сотовых телефонов, гоняясь за последними новинками, но Варя ни за что бы не променяла своего малыша. Первое время она даже ночью не расставалась с ним, кладя под подушку. Когда же у телефона появилось имя — Нокиша — Варя разговаривала не только с его помощью, но и просто с ним. В Москве Нокиша стал частичкой ее маленькой родины, частичкой ее дома. Только в разлуке девушка поняла, как сильно связана с матерью. Всю жизнь они были вместе, а с поступлением в университет их привязанность стала сильнее. Исчезли мелкие бытовые проблемы, которые иногда встают между родственниками, исчезли недомолвки, осталось чувство любви ко всему, что ее окружало раньше — к дому, родному городу, ее маленькой комнате, где каждая мелочь была мила ее сердцу и, конечно же, к матери. Как оказалось, к единственному близкому человеку на земле. А Нокиша был проводником в тот далекий и родной мир детства. Они экономили деньги на разговорах, выбирая самые выгодные тарифы и часы для общения. Не было возможности вести длительные беседы, можно было лишь быстро выплеснуть накопившиеся эмоции. Оттого за полгода разлуки у них выработался новый ритуал. Они готовились к ночному разговору, чтобы сообщить быстро все новости и обязательно сказать, как они любят друг друга. Это получалось очень искренне и трогательно. Если кто-то из подружек Вари становился случайным свидетелем ее разговора с матерью по сотовому телефону, то оставался в полной уверенности, что та говорит с парнем, оставшимся в далеком городе. Варя не стремилась кого-то переубеждать, ей это заблуждение было даже на руку, никто не приставал с глупыми предложениями сбегать вдвоем на свидание или оправдываться, почему она одна сидит за книжками в субботний вечер.

— Да, мамочка, это я, — радостно выпалила Варя скороговоркой, откинув крышку своего маленького телефона. — Ты зря беспокоишься, мы с девчонками просто были на пляже. Нет-нет, все отлично. Я далеко не заплывала.

Она замолкла, вслушиваясь не столько в слова, сколько в интонации родного голоса, звучащего издалека.

— Хорошо, я буду чаще тебе звонить, просто это очень дорого. Нет, мы еще никуда не ездили, но обязательно. Да, конечно. Она даже закрыла глаза, представляя, как мать взволнованно говорит с ней, стоя у окна.

Людмила Алексеевна наотрез отказывалась менять старенькую модель своего сотового телефона, подаренного коллегами на юбилей, говоря, что привыкла. Она всегда подходила к окну, когда звонила дочь. С балкона их крохотной квартиры на последнем этаже была видна бухта, переходившая в открытое море, за которым была далекая Москва, куда уехала ее дочь. Людмила Алексеевна прижимала обеими руками маленький аппаратик к своему уху, вслушиваясь в голос дочери. Волнения и тревога надолго оставляли ее в этой позе. Позе одинокой женщины, стоящей у окна. Хоть портрет пиши.

— Твой любимый Египет передает привет, — услышала она, и сердце сжалось, замирая на миг от нахлынувших переживаний. Видно, не судьба ей ступить на эту землю, о которой она так много знает и величие которой вызывает восхищение. — Не волнуйся, пожалуйста, мамочка. У меня все хорошо. Приеду- расскажу. Целую.

Воцарилась тишина. Варе показалось, что это безмолвие стало ощутимым. На ощупь. Будто густой невидимый сироп окружил ее. В нем и движения, и мысли замедлены каким-то сопротивлением. Нечто неосязаемое довлеет над ней. Возможно, это страх перед неизведанным. Интуиция пытается предостеречь Варю, но она усилием воли заставляет себя не думать об этом. Все будет хорошо. Опыт многих поколений уверенно доказывает, что добиться какой-либо цели можно только в одном случае — фанатичной преданности этой идее. История до сих пор хранит имена тех, кто следовал именно такой тропой. Варин любимец Александр Македонский был просто одержим идеей завоевания мира. Сколько рубцов оставила судьба на его доспехах и красивом теле, но она хранила его. Маленький Наполеоне тоже ходил в любимчиках у этой капризной дамы, но Египет ему не покорился. Судьба лишь позволила ему удачно бежать отсюда, закрыв пеленой тумана зоркий глаз Нельсона. Варя иногда сожалела, что не родилась мальчиком. Порой в разговорах такие нотки мелькали и у ее матери. Очевидно, Людмила Алексеевна очень хотела иметь сына и подсознательно воспитывала дочь, как мальчика. Повзрослев без отца, Варя однажды открыла для себя маленький секрет: судьба уготовила ей иной путь.

— Вот где наша русалка прячется, — голос Вики вывел ее из задумчивости.

— Ой, привет, — она обернулась.

За распахнутой дверью, подбоченясь, стояла Вика. Подрумяненная солнцем, она была чудо как хороша. Великолепную фигуру подчеркивали смелый купальник и большой полупрозрачный платок, небрежно повязанный на поясе. Казалось, появись она абсолютно голой, то выглядела бы менее обнаженной. Создатель одарил девушку удивительной сексуальностью, и она умело пользовалась этим. Варя поймала себя на мысли, что с восхищением смотрит на свою подружку. Да, ей такой никогда не стать. Вот что значит женские чары! Что там шаманство или магия, танцы с бубном или вызывание духов! Арабы, наверное, идут за Викой по пятам целыми толпами, смиренно опустив головы, принюхиваясь, вбирая в себя аромат и необъяснимую силу влечения, что так и пышет от этой красавицы и незримым шлейфом стелется следом.

— Ну, если кто из нас и русалка, — улыбнулась Варя, — так это ты.

— Почему? — лукаво спросила подружка, явно ожидая комплимента.

— Такие только в сказках бывают.

— В каких?

— Про любовь, — вздохнула Варя.

— О, похоже, кто-то уже растопил каменное сердце нашего зяблика?

— Нет.

— Жаль, — и Вика плавно двинулась навстречу. — Ты только покажи мне того несчастного, и я внушу ему эту мысль.

Она была похожа на жрицу или ведьму, уверовавшую в свои колдовские силы. И в этом не стоило сомневаться, глядя, как обольстительница прошла к большому плетеному креслу и не торопясь села в него. Кондиционер навевал прохладу, и девушка, закрыв глаза от удовольствия, подставила свое разгоряченное лицо ласковым прикосновениям беспристрастного «мужчины», который, казалось, тоже был неравнодушен к ней.

— Вот не думала, что здесь в январе будет жарко, — томно проворковала Вика.

Ее длинные черные ресницы были сомкнуты, лицо блаженно расслаблено, тело спокойно, и лишь яркие полоски откровенного купальника, жадно прильнувшие к роскошной груди, взволнованно вздымались при вдохе.

— Знаешь, ты сейчас напомнила мне древнюю фреску из храма Озириса, — восторженно произнесла Варя. — Там изображена одна из очень влиятельных жен фараонов. Она стоит за троном своего мужа в покорной позе, будто что-то подает ему. Но если приглядеться к ее рукам, то можно подумать, что это пассы гипнотизера. Я читала, что в древнем Египте была каста, владеющая этим секретом. Они с детства готовили одаренных девочек, с тем чтобы потом внедрять их в политическую элиту, где те особым образом влияли на мужчин.

— М-м, это для меня, — не сразу, будто издалека отозвалась красавица. — Я сейчас так бы и сделала.

Она помолчала, и улыбка, подобная весеннему ветерку, едва тронула ее полные губы.

— Я уже вижу полумрак какого-то храма. На полу прохладные гладкие плиты, на стенах факелы, а в глубине зала огромная кровать с балдахином. Там среди мягких подушек лежит обнаженный фараон. Его стройное мускулистое тело изнемогает от любви и страсти ко мне. А я иду медленно, дразня его своими божественными изгибами, и вижу. Вижу, как восстает в нем мужское начало. А потом как прыгну.

Она грустно вздохнула.

— И не возражай, пожалуйста.

Ее ресницы вспорхнули испуганными ночными бабочками, обнажая красивые влажные глаза. Вика так лукаво улыбнулась, что обе звонко рассмеялись, но Варя вдруг умолкла, стараясь смотреть в сторону. Она явно смущалась откровенного взгляда подружки. Ей показалось, что та прочла нечто похожее и в ее душе. Похоже, восточные сказки живут в каждом из нас, и стоит только попасть в соответствующую обстановку, как они оживают, заставляя поверить в их реальность.

— Давай чего-нибудь холодненького выпьем, — вскинулась Варя, едва в поле ее зрения попал мини-бар.

— Ты что, за это платить придется.

— Ну, мы же не так часто в Африку ездим, — не сдавалась она, ухватившись за эту идею, как за соломинку. Лишь бы поскорее выкрутиться из неприятной ситуации.

— Тогда мне апельсиновый, — Вику не пришлось долго уговаривать.

Подружки удобно расположились в глубоких мягких креслах с красивыми, идеально чистыми высокими стаканами. Они пили маленькими глотками, и прохладная жидкость умиротворенно разливалась где-то внутри разгоряченного тела, принося удовольствие. Странно устроен человек… В детстве он стремится все попробовать и не понимает, как это взрослые безразличны к такому количеству вкусных вещей, приносящих наслаждение. Со временем он привыкает. Острые грани оттенков и переживаний стираются, и многое становится обыденным, не приносящим былого восторга. Позднее что-то из удовольствий, коими он увлекался, становится попросту вредным его здоровью, а некоторые в силу физических изменений в организме и вовсе недоступны. И тут он опять возвращается в детство, когда запретный плод вновь становится сладким. Единственное, что спасает в таких ситуациях, так это юмор в отношении к утраченному.

— Варь, ты где с утра пропадала?

— Я же тебе говорила, всю неделю буду в клубе дайверов.

— Ах, да, — протянула Вика. — Не страшно?

— Есть, конечно, — созналась подружка. — Но зато как красиво…

— Не знаю, я бы ни за что не согласилась, — она отставила пустой стакан. — Мне бы плавать научиться, — потом оживилась: — Мы с девчонками завтра собрались на базар. Говорят, там все так дешево. Поехали после завтрака.

— Без меня.

— Опять полезешь под воду?

— Вик, если бы ты видела, какая там красота, — вдохновенно начала девушка, но, наткнувшись на снисходительный высокомерный взгляд под изогнутыми красивыми бровями, сникла.

— Бедный зяблик, — обращение было адресовано к безнадежно больному существу. — И кто так сумел заморочить тебе голову?

Я бы… — ее взгляд мечтательно скользнул вверх, оценивая горы драгоценностей, которые смогли бы перевесить ее нежелание погружаться в темную и опасную бездну, — никогда. Вердикт был вынесен твердо и обжалованию не подлежал.

— Все еще впереди, — Варя давно научилась сглаживать углы в разговорах, не настаивая на своем мнении, но и не отказываясь от него.

— Вот ты дипломат, — оживилась подружка. — У нас девки иногда готовы в кровь биться из-за ерунды. Хоть из брандспойта поливай. Не отступят.

— Зачем кому-то навязывать свое мнение? — искренне удивилась Варя.

— Не навязывать, а отстаивать, — не сдавалась подружка.

— Для этого есть логика.

— Наверное, за это тебя все и уважают, — задумчиво произнесла та.

— Да брось ты, я обыкновенная.

— Скромная труженица науки, не покладая рук, ковырялась в чужих черепках разбитого счастья, — съязвила Вика.

— Ну, я не фанат истории.

— Если ты не фанат, то кто тогда? — усмехнулась собеседница. — Неужели думаешь, что все из нас мечтают работать всю оставшуюся жизнь «училками» в школе?

Она слегка покачала головой, отчего один из непослушных локонов выбился из высоко взбитой прически и колечком улегся на обнаженное плечо. Он как бы наглядно демонстрировал тайное желание своей хозяйки найти уютное местечко и обрести там покой. И таких локонов было немало, они могли в мгновение ока пепельным дождем устремиться к желанному оазису, неся в себе таившееся наслаждение. Те из немногих представителей сильного пола, кто находил в себе силы посещать общие лекции на потоке исторического факультета, засматривались на Вику и ее прическу. Порой она оборачивалась к кому-нибудь из соседей с репликой, и тогда пепельное море ее волос начинало волновать озабоченное воображение. Все события мировой истории безнадежно тонули в прошлом, накрытые волной пепельных волос, уносящих дерзнувших увидеть это в далекую страну сладких грез. Прибитые сказочными волнами к далекому берегу, мечтатели пребывали в эротической эйфории до того момента, когда безжалостный звонок в коридоре не обрывал связь с прекрасным. Их ошалелый взгляд еще долго искал среди девичьих головок ту, что имела магическую власть над умами будущих светил науки или бизнеса. Кому как повезет. Будто еще находясь под влиянием колдовских сил, они медленно собирали свои вещи, не в силах собрать свои мысли и чувства. Они пытались понять, к какому клану принадлежит эта колдунья, так легко овладевшая их душами. К черной или белой магии? Но потом сходились к одной мысли: не случайно у нее пепельные волосы. Этот цвет не принадлежит ни к светлым, ни к темным силам. Она — особенная. А возможно, это пепел сгоревших сердец несчастных предшественников лег на ее локоны как знак предупреждения оставшимся в живых.

— Вечером идем смотреть танец живота, — Вика в упор смотрела на подружку. — И не вздумай увильнуть. Мы заказали столик на шестерых рядом со сценой.

— Надеюсь, вы не рассчитываете, что и я буду демонстрировать свой?

— Ну, что ты, — скромно потупив глазки, тихо проговорила та. — Мы будем хорошими девочками.

— Особенно некоторые.

— А некоторые будут просто пай девочками, — они рассмеялись. — Собирайся. Я за тобой зайду.

Варя вышла на лоджию. Тихий вечер опускался на море. Белые стены домов на вершине склона еще освещало солнце, а внизу, у самой воды, уже скапливался сумрак. Будто полупрозрачный газовый шарф богини ночи, подгоняемый легкими порывами вечернего бриза, он стал подниматься вверх, стремительно вытесняя собой свет. Казалось, что темные силы просыпались и брали власть в свои руки. Тонкая грань между днем и ночью быстро таяла. Вдоль береговой линии засветились разноцветные огни, сигналя своим замешкавшимся собратьям, что пора. Целыми гирляндами они вспыхивали, поднимаясь следом за меркнувшим естественным светом дня. Это в далеких северных странах характер людей под стать неторопливому характеру природы. На юге и солнце, и тьма, и темперамент обитателей более энергичны. Они вспыхивают и гаснут стремительно. Иногда жизнь подобна солнечному зайчику на блестящем клинке выхваченной умелой рукой сабли. Порой всплески человеческой жизни так ярки, что оставляют свой след надолго среди сумерек остальных жизней, загубленных понапрасну или тихо канувших в лету. Африка, колыбель нашей цивилизации, давно померкла твоя звезда, лишь отголоски ее древних барабанов еще волнуют сердца последних романтиков, навевая подобные размышления.

— Нет, с тобой что-то определенно происходит, — неожиданно прозвучал голос Вики. — Чего ты тут стоишь?

— Красиво.

— А кто обещал собраться? — не унималась подружка. — В таком виде идти просто неприлично.

— Может без меня, — робко начала Варя, но, взглянув на боевую позу старшего по званию, поняла, что военные действия начинать безнадежно.

— Светлое платье и светлые туфли на высоком каблуке, — прозвучала команда.

— Викусик… — капитуляция была безоговорочной.

Словно белый флаг над сдавшейся в плен крепостью, взметнулось пышное полотнище с едва уловимым розовым оттенком переделанного выпускного платья. Варе вспомнились умелые руки матери, так мастерски превратившие платье ученицы в вечерний наряд. Оно ладно легло на щупленькие плечики, скрывая складочками те места, что так волнуют мужчин и являются предметом гордости некоторых женщин.

— Слушай, а ты успела загореть, — подметил опытный взгляд подружки. — Этот цвет к лицу. Просто класс!

— Ты так считаешь? — и маленькое, неопытное сердце растаяло.

— Ну разве что подчеркнем кое-что. Сядь сюда, — Вика включила торшер. — Где косметичка?

— У зеркала. Может, не стоит…

— Расслабься.

Вика накинула поверх платья подружки чистое полотенце, прикрыв плечи и грудь от возможных проблем. Приподняв властным движением острый подбородок Вари, она принялась творить чудеса. Все женщины владеют искусством макияжа, но есть среди них просто волшебницы. Отточенными четкими штрихами эти художницы могут на любом лице нарисовать любую картину. И зашепчут вокруг восторженные слова, и вспорхнет радостным мотыльком счастливая обладательница нового облика. Ах, женщины, как мало вам нужно, чтобы почувствовать себя счастливой, как много вам нужно, чтобы счастливой быть.

— Вот и все, моя девочка.

— Ой, это я? — Варя с восторгом рассматривала свое отражение.

— Зайдем к Жанке, у не было чудное ожерелье, — Вика уже подталкивала подружку к двери. — Держи руки так, пока лак не застыл.

— А сумочку, — остановилась Варя.

— Не волнуйся, взяла.

Каблучки цокали в ночной прохладе. Они шли извилистой дорожкой, оживленно болтая о пустяках. Фонари прятались среди кустов живых цветов, наполнявших нежным ароматом свежий морской воздух. По дороге в ресторан к ним присоединялись остальные.

У небольшой эстрады их ждал накрытый стол. Все, не сговариваясь, усадили Варю в центре. Вика, а за ней и вся команда, приложили свои руки к тому, чтобы почистить перышки зяблику, и той ничего не оставалось, как блистать. Ее хрупкая фигурка стала изящной в пышном платье, легкий макияж оттенял нежное дыхание юного облика с удивительно живыми, умными глазами, на руках поблескивали кольца и змейка браслета, а сережки и дорогое ожерелье в тон платью завершали картину изысканной роскошью. В окружении подружек она выглядела еще не распустившимся бутоном в букете ярких, пышных, благоухающих цветов. Рядом с ними уже не одно сердце учащенно забилось, представляя себя садовником. Закрыв глаза и поворачивая восторженное лицо в их сторону, знатоки и почитатели красоты вдыхали незнакомый аромат, дорисовывая в своем воображении то, что скрыто. Ах, эти мужчины, они готовы рисковать жизнью, перемахнуть высокий забор, обмануть стражу и проникнуть под покровом ночи в чудный сад, где растут неземные цветы. И только самый красивый из них они вырвут второпях с корнем, затоптав менее приметные рядом. С восторгом будут наслаждаться красотой и нежностью удивительного цветка. Потом быстро утратят интерес к увядающему и потерявшему аромат чуду. Странная сила вновь и вновь будет манить их в чужой сад. И лишь немногие испытавшие любовь всю жизнь будут лелеять свой единственный цветок, построив ему парник и поддерживая там постоянную температуру теплом своего сердца.

— Девчонки, — Вика обратилась к подружкам, поднимая бокал вина. — Сегодня мы стали свидетелем настоящего восточного чуда. Наш дорогой маленький зяблик превратился в белого лебедя. — Все замолкли, ласково поглядывая в сторону Вари. — Я думаю, что она в одной из своих прошлых жизней была фараоном, и теперь дух Египта признал ее. Предлагаю тост. За Варю!

Все стали наперебой чокаться, а потом и обниматься с коронованной особой. Со стороны это выглядело очень мило. Поведение эмансипированных европейских дам давно уже не шокировало арабов, посещающих рестораны для туристов или работающих там. Они снисходительно прощали приезжим нарушение некоторых традиций и обычаев их родной страны, ведь те оставляли здесь немало денег. Иногда среди посетителей ресторанов были очень уважаемые люди. Обычно они сидели в сторонке и не требовали к себе особого отношения, как это принято у подвыпивших русских, случайно разбогатевших в неразберихе эпохи перемен. Уважаемые люди некогда великой страны до сих пор уважали и себя, и свою семью. Им не нужно было сорить деньгами, как это делали загулявшие русские купчишки или воришки, чтобы привлечь к себе внимание: их знали в лицо и уважали всюду.

За столиком, в тени развесистой пальмы, сидел элегантно одетый мужчина средних лет. Строгое холеное лицо сочетало в себе европейские и восточные черты. Жесткие черные волосы, большие темно-карие глаза и широкие скулы он унаследовал от отца, главы знатного древнего рода из Верхнего Египта, а вот изящный тонкий нос, красивые чувственные губы и аккуратные уши — от матери, некогда известной актрисы из Италии. Одному Аллаху была известна истинная история той любви. Венцом ее было появление на свет господина Фатхи. Он гордился своим великим отцом и чтил память красавицы матери. Она приобщила его к европейской культуре, научила элегантно одеваться и правильно общаться в этом чуждом для араба обществе. Благодаря ей господин Фатхи приобрел нужные связи в закрытых кругах деловой элиты, и бизнес его процветал. Он считался очень состоятельным мужчиной и достойным продолжателем могущественного рода.

У господина Фатхи было несколько отелей в окрестностях Шарм эль Шейха, и он был совладельцем крупнейшего в стране бизнес-центра, что был построен здесь совсем недавно. Он любил прилетать сюда зимой, наведываясь с проверками или бывая на деловых встречах. Сегодня же он решил, что заслужил небольшой отдых, тем более что будет выступать его любимица. Азира появилась на телевидении в конце лета, ее привез в Египет кто-то из пронырливых продюсеров то ли из Сирии, то из Ирака. Это была танцовщица высокого класса. За последнее время она завоевала необычайную популярность, впрочем, вполне заслуженно. Ее приглашали на ток-шоу, танцевальные фестивали и кулинарные поединки, где она умело балансировала на грани между истинной мусульманкой и деловой женщиной. Сегодня Азира будет исполнять танец живота. О, на это стоит посмотреть. Господин Фатхи уже приготовил ей подарок. Маленький футляр, покрытый черным бархатом, лежал у него в кармане пиджака. Кольцо с крупным бриллиантом редкой чистоты непременно понравится красавице. Размер прелестного пальчика ему подсказали по секрету. Вечер обещал быть приятным.

— Мне, право, очень неловко чувствовать себя в центре внимания, — Варя так волновалась, что не могла просто отшутиться. — Если честно, то я впервые ощутила себя не такой, как обычно. Спасибо вам, девчонки.

Она поставила бокал на стол, чтобы не расплескать вино. Руки у нее дрожали, и она сцепила их, с усилием переплетая пальцы.

— В душе я всегда завидовала вам, таким красивым и смелым.

Она обвела подружек благодарным взглядом, переполненным неподдельным счастьем.

— Каждая из вас отдала мне сегодня частичку своего тепла, и я…

В этот момент неожиданно грянула музыка и на сцену стали подниматься танцовщицы. Как веселые птички в саду, они прыгали с ветки на ветку, легко и беззаботно. Где-то позади вспыхнул луч прожектора. Он выхватывал из полумрака белоснежные наряды с блестками и по ошибке остановился на Варе. Та обернулась, и ее озаренное душевным порывом лицо с огромными, переполненными слезами благодарности глазами просияло в ярком свете. Это было подобно вспышке молнии в темном небе. Девушка, смутившись, порывисто села, исчезнув из поля зрения, а ее образ, подобно раскату грома, с запозданием беззвучно ахнул в сердцах мужчин бурей восторга.

Господин Фатхи был просто поражен увиденным. Несколько секунд он старался привести свои чувства в порядок, но они не поддавались. Его душа ликовала. Сердце замерло в груди, к которой припадало немало красавиц. Страстные, азартные и пылкие соблазнительницы уже не волновали его так, как это было в юные годы. Он приятно проводил время и получал заслуженное удовольствие от общения с прелестницами, но уже давно никто не мог вскружить его голову с пышной шевелюрой жестких смоляных волос, украшенных кое-где сединой. Но это внезапное видение явно взбудоражило его. Взгляд красивых умных глаз, переполненных искренней любовью, словно твердая грань алмаза, оставил глубокий след на его закостенелой душе. О, это не подделать и не сыграть. Это может быть только проявлением душевного порыва. И какая чистота… Вот оно, настоящее чувство! Господин Фатхи закурил, замечая к своему удивлению, что пальцы его плохо слушаются. Он волновался. Как мальчишка. Опустив взгляд на тусклый огонек сигареты и спрятав улыбку в роскошные усы, уважаемый и достопочтенный глава известного семейства прислушивался, как стучит его сердце. Нет, оно не стучало, оно колотилось в стенки его могучей груди. Мимолетная вспышка была настолько впечатляющей, что реакция на нее проявлялась постепенно. Душа господина Фатхи проснулась от многолетней спячки. Он давно не видел такой искренности, такой чистоты. Его волновала мысль, как же может любить такое сердце, такой нераспустившийся бутон. Это дорогого стоит. Господин Фатхи подозвал человека из своей свиты и что-то негромко приказал ему.

— Варь, да ты чего? — низкий грудной голос Жанны заглушил овации, приветствующие знаменитых танцовщиц. — Ты плачешь, что ли?

Все почувствовали, что она готова присоединиться к новоявленной принцессе, которая не в силах совладать со своими эмоциями.

— Брось, я тебе это ожерелье подарю. Хочешь? — и голос ее угрожающе задрожал.

— Девчонки, — вмешалась Вика, — только без слез.

Она подскочила к Жанне и обняла пышный торс, уже начинавший импульсивно вздрагивать.

— Жанет, ну посмотри на меня, разве у нас горе?

Улыбка померкла на ее красивом лице, когда она встретилась глазами с целыми озерами безысходной тоски, в пугающей глубине которых не было и намека на дно.

— Ты правда подаришь свое ожерелье? — выпалила Вика первое, что пришло ей в голову.

— За это стоит выпить, — подхватила ее идею сообразительная Наташка.

— Жанет, за тебя, — Галка уже чокнулась с оцепеневшей от неожиданности подругой.

— Да ладно вам, — Жанка обвела сидящих за столом мокрыми глазами.

Опасность излияния чувств миновала. Все облегченно вздохнули. Первой не выдержала хохотушка Светка. Сначала она тоненько прыснула, боясь кого-нибудь обидеть своей насмешкой, но ее намек тут же подхватили остальные. Кроме Жанки. Ее необъятная грудь хранила столько невыплаканной грусти, что никакая засуха не могла бы соперничать с ней. Взрыв девичьего хохота за столиком у сцены остальные зрители посчитали заслугой появившегося мужчины. Это был единственный танцовщик в группе женщин. Он был так же одет, как и остальные артистки, и так же лихо мог заставить свои бедра вибрировать в такт нараставшему ритму. Красавицы на сцене подзадоривали его, поочередно предлагая исполнить то одно, то другое движение. Их пышные фигуры так соблазнительно колыхались под свободными одеждами, что многие мужчины в зале отставили бокалы и разговоры в сторону. Жадные взгляды следили за обнаженными животами в соблазнительном танце. Современный стриптиз в сравнении с этим искусством казался вульгарным кривлянием. Слишком откровенный, он утратил загадку и таинственность, сопровождающие женщину. Стриптиз просто бил тупым обухом по основному инстинкту, в то время как танец живота рождал фантазии и надежды.

Танцовщик на сцене не уступал своим партнершам в мастерстве. С его умильного лица не сходила хитрая улыбка. Он просто лоснился от собственного обожания и восторга. Его бедра то ходили ходуном, то робко вздрагивали, то взволнованно трепетали. Публика отзывалась заслуженными аплодисментами, на что он тут же раскланивался, не обрывая ритма, и плавно поворачивался спиной. На ней большими блестящими буквами был обозначен его сценический псевдоним — Тито.

Наконец появилась красавица Азира. Точеная фигура и почти классический римский профиль выгодно выделяли ее из всей группы. Она не исполняла танец, она говорила на языке танца, вернее, доверяла что-то сокровенное. Нежный взгляд огромных черных глаз удивительно сочетался с покачиванием соблазнительных бедер. Изящные тонкие руки усиливали ощущение тайного признания. Лишенные права голоса в публичных местах, женщины востока в совершенстве овладели искусством иносказательного языка жестов. Мимолетный взгляд сквозь прорезь темной материи, едва вздрогнувшая и застывшая от переживаний изящная рука с длинными тонкими пальцами, мелькнувшая в складках платья полоска незагорелой щиколотки волнуют чувственного мужчину куда более откровенной позы. Однако языку жестов, как и любому другому языку общения, нужно учиться. Танцовщицы посвящают этому искусству многие годы, но лишь избранным удается овладеть поэтикой движения. И тогда каждый жест звучит подобно красивой фразе в романсе. Не случайно восточные мужчины считаются более искусными любовниками по сравнению с европейцами. По законам арабского мира мальчик до двенадцати лет остается с матерью, и одна из ее задач — воспитать в нем чувственность. Азира это отлично знала. Легкие колыхания ее бедер рождали бурю в воображении наблюдавших за ней мужчин. Она нашептывала им со сцены историю одинокой, переполненной страстью, томящейся в борьбе со своим желанием женщины. И они верили ей. Да и трудно было бы не поверить, ибо весь ее облик светился прорывавшимся наружу призывом.

Порой ограниченные в своем восприятии красоты мужчины уподобляются варварам, стоящим у ворот чудесного города. Их пугает непонятная утонченность красоты. Недостаток интеллекта и чувственности вызывает агрессию. Они не знают, что делать с ощущением, родившимся в их темных душах. И гибнет под грубым каблуком нежный цветок, изящные статуи теряют руки, а холст, хранящий изображение прекрасного лика, рассекает лезвие безумца. Но для тех, кто вырос в любви, нет большего наслаждения, чем красота. Ее можно увидеть везде: в изгибе береговой линии, церквушки на холме, весеннем рассвете, бесконечности звездного неба, ручейке в горах, прогулке по старому городу и, конечно же, в порыве души человеческой. Как многогранны ее проявления, стоит только открыться навстречу!

Варя с восторгом смотрела на танцовщицу, чувствуя, как в груди возрастает волнение. Движения Азиры завораживали, словно манипуляции гипнотизера. Созвучно трепету бедер вздрагивали пышные ресницы красавицы. Они приоткрывали завесу в интимный мир чаровницы, в темноте которого притаилась черная пантера. Ее еще не было видно, но присутствие ощущалось каким-то шестым чувством. Где-то там, в глубине, она напрягла мышцы и приготовилась к прыжку. Под нарастающий ритм музыки тело танцовщицы вибрировало все быстрее. При этом монисто на груди оставалось неподвижным, а украшения на бедрах зазвенели. В этом проявлялась неоднозначность и сложность женского характера, когда одна ее часть ликует, а другая холодна. Будто сошлись в ней на вечный поединок добро и зло, вода и пламень, жизнь и смерть. Изящные руки Азиры плавно двигались, заманивая зрителей в сладкую западню. Варя почувствовала себя Одиссеем, проплывавшим мимо острова сирен, только вместо сладкоголосых птиц ее увлекал колдовской танец. Что-то внутри нее слабо сопротивлялось манящей жажде удовольствия, которая уже охватила всех зрителей. Повинуясь неудержимому желанию участвовать в наслаждении, многие едва сдерживались, оставаясь на своих местах. Когда же у столиков, пританцовывая, появились остальные участницы группы и предложили зрителям присоединиться, словно вспышка общего безумия охватила зал. Подобно фанатам на стадионе или зрителям концерта на огромной площади, почти все участники действа повыскакивали с мест. Им было неважно, насколько красивы и гармоничны их движения. Это вырвалась наружу энергия, дремавшая доселе в их телах и разбуженная Азирой. Ее пантера прыгнула. Варины подружки одними из первых устремились к сцене, где царствовала над толпой великолепная танцовщица. Даже Жанка забыла о своей вселенской тоске, пытаясь подражать завораживающим движениям живота красавицы. Правда, это у пышной россиянки получалось несколько своеобразно, отчего у некоторых мужчин поднялось не только настроение.

— Простите, Вы говорите по-английски? — неожиданно услышала Варя за спиной.

— Да, — она обернулась.

— Позвольте преподнести Вам эти цветы и шампанское, — молодой рослый араб спортивного вида учтиво поклонился.

— Ой, что Вы, — искренне удивилась девушка. — Это какая-то ошибка.

— Ошибки нет, — низкий уверенный голос смуглого мужчины внушал доверие.

— Но у меня здесь нет знакомых, — пыталась возразить Варя.

— К сожалению, мой господин еще не знаком с Вами, — араб поставил на стол огромную вазу с бутонами алых роз и ведерко с шампанским. — Он восхищен Вашей красотой и просит принять этот маленький подарок без всяких обязательств с Вашей стороны.

Араб понизил голос:

— Вот его визитная карточка с личным телефоном. Поверьте мне на слово, в мире очень мало кто знает этот номер. Если Вы когда-нибудь захотите познакомиться с этим уважаемым человеком или Вам нужна будет помощь, позвоните из любой страны и назовитесь бутоном красной розы.

Пока Варя разглядывала золотое тиснение на плотной бумаге визитки, араб бесследно исчез. Она обвела взглядом зал, пытаясь увидеть загадочного поклонника, но никого не смогла выделить их толпы. Посомневавшись еще какое-то время, она спрятала визитку в свою сумочку.

— Девки, да у нас шампанское, — восторженный возглас Вики вывел ее из глубокой задумчивости.

— И розы, — подхватила Светка.

— Да их тут не меньше сотни, — выдохнула Жанна.

— Это тебе от поклонника, — отводя взгляд в сторону, пролепетала Варя.

— Правда? — Жанка прижала свои мощные руки к необятной груди.

— Правда, бутон ты наш нераспустившийся, — язвительно заметила Вика.

— Ой, девочки, мне никогда столько цветов не дарили. Лицо у Жанны озарилось такой неподдельной счастливой улыбкой, что никто не решился ее разубеждать. Она уселась напротив букета, не сводя с него сияющих глаз. Появился официант с подносом, на котором красовались бокалы для шампанского. Он ловко откупорил бутылку и, разлив вино, молча удалился. Все оглянулись на Варю.

— За Жанну, — она приподняла свой бокал в приветственном жесте.

— За тебя, наша радость, — подхватили остальные.

Наблюдая эту забавную сценку из своего укрытия под пальмой, господин Фатхи усмехнулся в пышные усы. Эта молоденькая красавица нравилась ему все больше. Какое щедрое сердце скрывалось в девичьей груди. Она так не похожа на его жен или женщин, с которыми у него когда-то была интимная связь. Те готовы были выцарапать соперницам глаза из-за маленького подарка их господина, эта же не пожалела роскошного букета, подаренного на виду у всех. Она отказалась не столько от материальной ценности, сколько от публичного признания. Да, это дорогого стоит. Господин Фатхи почувствовал нарастающее возбуждение. Ему захотелось тут же протянуть руку и сорвать нераспустившийся, тугой бутон. Почувствовать его упругость, осознавая, что он первый и единственный обладатель сокровища. Он мог бы легко добиться этого в своей стране, однако нечто иное влекло его. Господин Фатхи хотел, чтобы его полюбило такое искреннее сердце. Чтобы эта светлая душа сама признала его лучшим из лучших, сделала бы его своим избранником. Ну что же, он не будет торопиться. Аллах учит терпению, особенно в таких делах. Под его пристальным взглядом девушка за столиком у самой сцены замерла и медленно обернулась.

Он мог поклясться, что их взгляды встретились. Хотя было достаточно темно, да и расстояние между ними было немаленьким, господин Фатхи почувствовал, как эти живые умные глаза заглянули в его душу. О Всемогущий, как встрепенулось сердце степенного господина. Между ними явно существовала какая-то связь. Возможно, они были близки в прошлой жизни. Братьями, супругами или друзьями? Неважно. Слава Аллаху, он вновь испытает божественное волнение души. Прозаики называют это влечением, поэты — любовью.

Господин Фатхи только сейчас заметил, что сигарета полностью истлела и серый пепел слегка изогнулся влево, сохраняя форму цилиндра. Должно быть, он сидит неподвижно минут десять. Жестом хозяин подозвал одного из свои людей и попросил передать подарок Азире с извинением за невозможность лично сделать это ввиду большой занятости. Господину Фатхи не хотелось расставаться с давно забытым ощущением, внезапно охватившим неоднократно женатого мужчину. Он будет оберегать этот редкий цветок, занесенный волей Всевышнего в его грешную душу. Когда-нибудь наступит час, и он узнает имя этого бутона красной розы.