Женщина с карими глазами давно смежила веки и заснула, под простынями с картинками подводного мира, а бывшему зэку не спалось. Он с восторгом наблюдал, как на фоне звездного неба грозовые столбы прятались в темноту, лишь прикрывая собой звезды и, время от времени, выдавая себя вспышками молний. Это было похоже на игру в прятки темной ночью, когда кто-то притаился совсем рядом, но найти его невозможно. Знаешь, что он рядом, возможно, лишь руку надо протянуть, только, вот, куда.

Примерно такое же ощущение было у Пики, когда он пытался разобраться в запутанной истории с золотом «Паленке». Хитросплетение из чужих ходов, своих смутных догадок, блужданий наощупь среди непонятных правил и поиск того, что его, в общем-то, не интересовало. Еще он чувствовал присутствие двух сильных игроков, которые до поры до времени не появлялись на сцене, а только наблюдали за ними, может быть, прячась в Москве, а может быть, в соседнем номере отеля. Один из них хозяин Дины. Было ли это связано с долгом чести, банальным денежным долгом, а, может быть, здесь задеты семейные узы, бывший зэк не знал, а точнее — не стремился узнать, ибо понимал, что развязка будет стремительной. Незримая пружина сжималась все сильнее. Предохранитель рано или поздно сработает и его выбросит из этой игры, как чуждый, ненужный, а, может быть, и опасный для других игроков элемент.

Сава никогда не был фаталистом, скорее — мечтателем или романтиком, но последние девять лет изменили его взгляды. Особенно те, которые касались планов на будущее, а вернее, даже на завтра. В его душе угас какой-то огонек, связанный с верой во всепобеждающее добро. Он словно переехал из светлой комнаты с огромными окнами, сквозь которые непрерывным потоком тепло и свет людских сердец согревало всех и вся, в комнатушку, где вроде бы и окошко есть, но все напоминает мандалу инь и ян, которую тибетские монахи долго и тщательно вырисовывают цветным песком, зная, что по завершении, обязательно сотрут и начнут заново.

Когда-то, в той счастливой жизни, он привез из поездки сувенир — в маленькой стеклянной бутылочке тоже цветным песком был ювелирно сделан рисунок верблюда среди барханов. Только песок в той бутылочке был запечатан намертво — как ни крути, верблюд всегда идет, и всегда в одну сторону. Он подарил этот талисман вечно идущего в песках верблюда дочке, когда той исполнилось пять лет. При этом сказал, что Полинка вот так же должна устроить свою жизнь, чтобы всегда знать, куда идти, и двигаться независимо от того, есть ли вода, есть ли надежда на то, что дойдешь или появились сомнения, а надо ли вообще куда-то идти. Только сильные люди могут однажды выбрать себе путь и пройти его до конца. Поэтому нужно быть сильным.

Теперь Пика сам был похож на горстку песка, который высыпался из такой бутылочки, при этом все цвета перемешались, превратившись в серую однородную массу, а сил и желания отсортировать одни песчинки от других, так, чтобы хоть цвета собрать, не говоря уже о новой картине, у бывшего зэка не было. Случайный ветерок перегонял его песчаную горку с одного места на другое, а он и не сопротивлялся.

Пара молний сверкнула одновременно справа и слева, словно обозначая собой некие врата или направление, и Сава понял намек. Метнулся к своему «дипломату», включил ночничок на лоджии, и карандаш сам заплясал на чистом листе белой бумаги.

Мехмет Ханим из Чорума сидел за столом какого-то кабинета, просматривая корреспонденцию. Он был предельно собран, вчитываясь в каждое слово текста. Эта привычка сформировалась еще в студенческие годы, когда он практиковал помощником адвоката во фламандском городе Левен. Родители будущего директора Golden Trust Limited понимали важность хорошего образования и отправили своего мальчика не куда-нибудь, а в старейший университет Европы и Бельгии. Так он стал студентом юридического факультета, одним из 53 тысяч студентов, которым помогали постигать науки 12 тысяч преподавателей, научных и технических сотрудников университета. Это составляло добрую половину всех жителей города Левен. Трижды в неделю Мехмет приходил в адвокатскую контору «Натан Ройзман и сыновья», где познавал основы адвокатской практики. Именно тогда он впитал простые истины работы с документами:

«Любое слово может стоить очень дорого, часто повторял папаша Ройзман, тыча Мехмета носом в какой-нибудь документ, особенно то, которое ты пропустил».

Так исторически сложилось, что Левен, впрочем, как и сама Бельгия, вечно кем-то завоевывался: римляне, викинги, галлы, франки, испанцы, германцы, голландцы, немцы, а независимость Бельгия получила позже США. Это проявилось странным образом, в стране официально использовали три языка — немецкий, французский и датч (фламандский диалект нидерландского). Это увеличило приток иностранных студентов и обеспечило востребованность выпускников Университета во многих странах мира.

Строгий профиль директора Golden Trust Limited получился на рисунке бывшего художника очень сосредоточенным. Ни одна буква на документе не осталась без пристального внимания адвоката, и теперь он мог, уподобляясь генералу, рисующему красные стрелы атак на карте великого сражения, уверенно вести в бой своих солдат.

— Уважаемый, — голос Мехмета выдавал явное раздражение, — вас не учили в детстве, что читать чужой документ через плечо в высшей степени неприлично.

— Тысячу извинений, дорогой доктор.

— Вы знаете о моей докторской степени?

— Я с удовольствием прочел ваше докторское исследование «Влияние франко-фламандского конфликта XIX века на особенности судебных исков по вопросам языковых споров жителей города Левен во второй половине XX века».

— Что же вас там заинтересовало?

— Иск мэра города Левен в 1987 году к местной радиостанции, выдавшей за действительность…

— Признаться и меня эта давняя история не оставила равнодушным… А где вы читали мою работу?

— В библиотеке Левенского университета.

— И учились там?

— Нет, я был студентом Гентского университета, где, к сожалению, докторат только на голландском языке, поэтому я даже не претендовал на правительственную программу бесплатного обучения.

— Так мы коллеги?

— О, это честь для меня… Оказалось, что у нас с вами общий клиент, и я позволил себе обратиться к вам с нижайшей просьбой… Конечно, гарантируя абсолютную конфиденциальность…

— Я надеюсь на ваше слово, коллега… О ком идет речь?

— Господин Джонсон прошлым летом зарегистрировал в вашем никосийском офисе Golden Trust Limited компанию Circe, занимающуюся недвижимостью в Москве.

— Верно.

— Так вот, этот Джонсон обратился с такой же просьбой и ко мне. И тоже по недвижимости в Москве… Зная вас, как профессионала высшей квалификации, хотел проконсультироваться. Нет ли тут какого-то подвоха.

— Уверяю вас, коллега, опасения напрасны. Хотя ваш подход к делу мне импонирует. В том же июне я зарегистрировал на имя этого же Нейла Джонсона еще одну такую же компанию по недвижимости в Москве. Только в Лимассоле, это греческая часть территории Кипра.

— Вот как?

— Именно… Признаться, и у меня возникли сомнения, когда Нейл попросил порекомендовать ему регистратора у греков.

— Простите, уважаемый доктор. У вас на Кипре две компании-регистратора?

— Да. Дело в том, что на острове Кипр юридически две страны, на севере Турция, на юге Греция. В разных странах есть особенности в законодательстве, они и привлекают разных клиентов. Для регистратора знать их хорошо, но лучше уметь пользоваться.

— Понимаю… Иметь две компании в назных странах на одном острове это хорошая возможность для маневра.

— Законом это не запрещено, а клиентура растет.

— С вашего позволения, уважаемый доктор, возьму на вооружение.

— Рекомендую. Некоторым клиентам это нравится.

— В таком случае, мне не о чем беспокоится, дорогой доктор Ханим. Последую по вашим стопам… Единственное, что меня смущает, так это второй паспорт господина Джонсона.

— Пустяки, коллега. Закон не запрещает одному человеку иметь два или три паспорта, и регистрировать несколько оффшорных компаний у одного и того же директора разных компаний-регистраторов… Да, мало ли Джонсонов регистрируют оффшорные компании. Будет желание, загляните в реестры. Там тысячи Джонсонов…

— Благодарю, уважаемый доктор Ханим. Если когда-нибудь вам понадобится моя скромная помощь, вспомните, что в Гибралтаре у вас есть должник Ндино Томба.

— Изучайте законы Ндино. Любое слово может стоить очень дорого, особенно то, которое вы пропустили.

— Непременно, дорогой Мех-мет. Джонсон еще просил оформить ему номерной счет в надежном банке, такой же, как оформили ему вы. Продиктуйте мне эти цифры, но только те, что вы оформили в своей греческой компании, а не в турецкой Circe.

— Ну, знаете, Ндино… Это уже слишком!

— Полноте, дорогой доктор. Я знаю цену, которую вы заплатили за романтическую встречу с той страстной женщиной с красивыми карими глазами, которая уже дважды приходила к вам во снах… И каких снах! Аллах свидетель, за это не жалко трех строчек холодных цифр, не умеющих быть нежными и податливыми, как шелк, повторяющий волшебные движения исполнительницы танца живота.

Записав последнюю строчку, Пика автоматически переключился на «Шаляпина». Тут ему помог рассказ Ираклия Андроникова о горле Шаляпина. Образ того самого «КРАТЕРА и языка в виде морской волны в знойный полдень». Великий певец земли русской легко выручил земляка в трудную минуту. Сава глубоко и ровно задышал, представляя «КРАТЕР» на сцене Большого театра, который было видно с галерки.

На листке, лежащем рядом с портретом директора Golden Trust Limited, были аккуратно записаны три строчки цифр. Скорее всего Мехмет скопировал метод оформления компании и обработки средств для того же клиента. Есть надежда, что он и этом случае не поменял логин и пароль доступа к данным, как и в первой компании, поскольку права были только на чтение, а реальные деньги на счете тут же конвертировались в криптовалюту. Отследить владельца кошелька биткоин было невозможно. Все выстраивалось в четкую схему, только спешить с проверкой своей догадки бывший зэк не стал. Спрятав листок с цифрами в карман джинсов, он с сожалением порвал на мелкие кусочки портрет адвоката Ханима.

Свежий морской ветерок принес спокойствие и умиротворенность. Так бывало, когда Сава писал картины. Неожиданно возникшая идея рвалась на холст и требовала воплощения. Промедли час и пропадет настроение. Остынет душа. Если успел, лихорадка будет длиться хоть день, хоть два. Забудутся и сон, и еда, и усталость — только наслаждение от работы. Но едва будет завершен последний штрих, наступает апатия. Все краски потускнеют, пропадает всякое желание что-то делать вообще.

Когда-то подающий надежды художник жил именно так. Рывками. Вспыхнет идея, и все ей подчиняется, душа полыхает. Затем последний штрих, и наступает тишина. Тогда Саву тянуло на Петрицу. Там он ждал закат и оживал. Красота угасающего дня рождала в душе новые идеи. Это была его настоящая жизнь-спокойное накопление и взрыв. Потом все повторялось. И никакие миллиарды с этим не могли сравниться. Он часто задавал себе на зоне один и тот же вопрос, кому мешал на этой земле пацан из Козыревки. Судьба рано отняла родителей, дед Никанорыч как мог согревал мальца, но это было крупицей, которую жаждала душа Савы. Затем пошла счастливая полоса — прорыв в Суриковское, встреча с Машей, рождение Полинки, картины и закаты на Петрице… После долгое падение в холодную пустоту зоны. Дурацкие портреты мужиков с погонами, придуманные Ханом. Единственное светлое пятно — две иконы для часовенки. Писал по памяти, и душа ликовала. Хлебнул тогда благодати…

Ему захотелось с кем-нибудь поговорить об этом. Художник взял чистый лист, а карандаш сам засуетился в каком-то танце, оставляя после себя образ уже знакомого человека.

— Не спится? — голос генерала откликнулся из темноты.

— Душу растеребило, хоть водкой залей.

— Бывает… Все о картинах своих маракуешь?

— Заметно?

— А то!

— Вот в толк не возьму, почему я такой уродился? Научился бы, как все, зарабатывать. Построил бы дом. Завел детей… А меня все к закатам тянет. Казалось бы, сруби сейчас бабок и гуляй, а меня от этого тошнит.

— Понять свое предназначение, что прикуп в масть, — подыграл ему генерал. — Спрашиваешь, значит время пришло. Многим и это не дано.

— Спрашиваю, но не понимаю.

— Не горячись, солдат. Над этим вопросом давно копья ломают. Я, вот, тоже когда-то решил разобраться. Не сразу, но разложил по полочкам. Длинной оказалась история-то.

— Что же получилось?

— Ну, послушай… Греческие философы предполагали, что человек сам ничего не может творить. Он только проводник неких божественных начал. Придет демон или высший дух, изваяешь Афродиту. Не приходит, дары на алтарь поднеси.

— Нечто подобное читал у эзотериков. Все храниться в хрониках Акаши.

— Ну, да… Хотя уже римляне предполагали, что есть некие сущности, которых они называли гениями. Они живут в доме творческих людей и приходят к тем на помощь. Например, когда есть заказ на Аполлона или Венеру.

— То есть человек сам по себе не творец?

— Ну, не все и сразу, — усмехнулся генерал. — Постепенно развивалось… Во времена ренессанса возникла другая точка зрения. В центре всего стал человек.

— Выше богов?

— Именно. Уже тогда человек стал творцом. Ему было по плечу и придумать, и воплотить. Никто не диктует, ни дух, ни гений, ни небесный посланник.

— То есть лозунг такой: не жди делай сам.

— Верно, солдат, человека стали называть гением… Правда, тут же нашлись те, кто не мог сам творить, но брался это объяснять другим. Появилась теория творчества, которую потом переформатировали в психологию творчества.

— Догадываюсь, о ком вы говорите.

— После технической революции в Англии, во многих социальных науках стал главенствовать такой же механистический принцип. Борзописцы стремились разложить на винтики и атомы даже творческий процесс. Фрейд со своей теорией психоанализа пытался вычислить и человеческую сущность, и свойство творчества, опираясь только на темное подсознательное. Дарвин разложил по полочкам всю эволюцию человека, опираясь на утверждение, что человека создал труд. Маркс со своей теорией прибавочной стоимости и социальных революций многое сводил к классовой борьбе. При этом никого из них не интересовали рисунки наскальной живописи, которым по десять тысяч лет; статуэтки с возрастом несколько тысяч лет, петроглифы у нас на Урале и русском севере, возраст которых еще предстоит понять.

— Почему?

— Они не вписывались в теорию подсознательного творчества, потому что осознанно человек должен был делать совсем иное.

— И тут палестинские казаки.

— Интересное определение… Но, суть понятна. Можно утверждать, что всегда были силы, которые стремились загонять человека и его творчество в жесткие рамки.

— Кому-то это было очень выгодно, — подытожил бывший художник.

— Но мысль человеческая, как тонкий росток, пробивается через камень. В XX веке возникла теория индивидуальной психологии, основанная на творческой природе и свободе каждого человека. Думающий человек обладает творческой силой, которая дает возможность управлять своей жизнью. Формировать ее.

— В точку, — вскинулся Пика, — и это не сила, а силища. Зуб даю!

Генерал рассмеялся, но продолжил серьезно.

— Творчество разумного человека это свободная, осознанная активность. Если хотите, признак или определяющая черта свободно мыслящего человека, а не робота.

— Вот почему появлялись идиотские директивы и нормативы в живописи. Они боялись развития личности.

— Конечно. Тебе ли мне объяснять, что творческая сила влияет на развитие всех сторон личности: внимание, память, логика, восприятие, образное мышление, саморегуляция. Творческий человек способен самостоятельно развиваться. Только не мешай ему. У него в генном аппарате все уже заложено. Он знает цель своей жизни — самореализоваться в творчестве. Он сам сделает новый виток в развитии.

— Причем, он и сам поднимется, и за собой других потянет.

— Верно, солдат. Кстати, психологи и разные психотерапевты никогда не говорят о работах Станиславского.

— Это который придумал свою систему.

— Именно. Школа актерского мастерства Станиславского, как ни странно основана на ведической идее сверхзнания, хранящегося в душе каждого разумного человека. Он поставил знак равенства между собственным «я», сверхсознанием и творчеством. Основным источником энергии, которую человек может получить на развитие своей личности являются не его подавляемые инстинкты или темное подсознательное, а ТВОРЧЕСТВО, духовное надсознательное.

— Во-от почему палестинские казаки лезут в театральные и кинематографические вузы.

Не только поэтому, солдат, — грустно произнес собеседник. — Многим из них творчество не дано, и они это хорошо знают.

— Создатель не дал… У меня со многими терки на эту тему были. Так они все квадрат Малевича в нос тычут.

— Перед такими роботами поставлена четкая цель — внушить тривиальную мысль, что творчество, это новизна. Любая. Квадраты и треугольники, публичная непристойность, брань на сцене, извращение, каннибализм, педерастия, педофилия… Главное увести человека от нормального пути развития его личности.

— И этот путь заложен во мне?

— Именно. Причем ты и есть самый нормальный мужик, который интуитивно идет верным путем, а все остальные, сам понимаешь кто. Тебе никто в детстве не сказал, кто ты, и не научил учиться и развиваться, поэтому блуждаешь в потемках. Пора выбираться на столбовую дорогу.

— Причем эти гады издеваются над нормальными и детишек неразумных калечат на государственные бабки.

— Да, государство им это позволяет, прикрываясь демократическими лозунгами и цитатами о свободах. У нас после Гражданской много пены было. Агитки в красных косынках со всех сторон кричали — «человек кузнец своего счастья», но как ковать его никто не объяснял.

— Мой дед часто повторял без всяких теорий в психологии: «зачем дорога, если она не ведет к храму».

Эти слова бывшего художника остались без ответа. Сава понял, что все уже сказано, и перешел к упражнению «Шаляпин». Встреча с образом знаменитого русского баса была приятной и полезной. Он глубоко и ритмично задышал, представляя картинку исполнения на огромной сцене знаменитой «Дубинушки».

Восстановив силы после разговора с генералом, Пика провел с рисунком огненный обряд, чтобы портал можно было открыть еще раз. Спать не хотелось, и он то и дело вспоминал слова генерала. Многое теперь стало на свои места. Почему прежде никто так не говорил с ним? Не верилось, что никто вообще не захотел разобраться в таком важном вопросе. Скорее всего, те, кто знали, просто помалкивали, и генерал оказался прав — просто для Савы пришло время. Пусть поздно, но художник узнал, зачем он появился на этой земле, и что должен был делать всю свою непутевую жизнь. Эх, знать бы раньше! Тут ему вспомнились слова другого знакомца, который часто повторял любимую фразу:

«Живи сейчас, бери лучшее, читай знаки».

Все просто и понятно, обкатано, как голыш на берегу моря. Только теперь для бывшего зэка открылась иная истина, противоречащая утверждению «бери лучшее». Нужно следовать путем самореализации в творчестве, а это не самый простой путь. Возможно, он не случайно увлекся йогой и хотел поехать на Кайлас. Возможно, именно там его ждала книга мудрости, где уже была написана красиво сформулированная фраза того, о чем сейчас сказал генерал, но случилось это на девять лет позже и вдалеке от дома, на одном из 7107 островов.

Бывший зэк вдохнул полной грудью прохладный ночной воздух, пропитанный незнакомыми запахами трав, плодов и моря, тихо плескавшегося под непривычным звездным небом, где подмигивал Южный крест.