– Какой же Новый год без снега? – Ниночка осуждающе взглянула на Варю. – Как они тут празднуют?

– Зато можно покупаться, – наставница лукаво улыбнулась. – Вот ты когда-нибудь купалась на Новый год в Средиземном море?

– Бабушка ни за что не разрешит, – нарочито громко сказала малышка.

Ее слова услышал вездесущий Моше и всплеснул руками:

– Софочка, пусть девочки сходят на море. Ребята их проводят. Это недалеко. Да нечего бояться, у нас все спокойно и хорошо. Я тебя умоляю.

Софья Львовна чуть наклонила голову, отчего под округлым подбородком появилась солидная складка, придававшая ее орлиному взору особую строгость. Моше отступил назад и, забавно цепляясь обо все, что попадалось на пути, стал пятиться, пока не плюхнулся на диван с большими подушками. Потом, немного поморгав испуганными глазами, захихикал и тоненьким голоском, подражая кукольному герою, пропищал:

«Много лет назад, еще до нашего отъезда в Израиль, мы жили в Хлебном переулке. Однажды на Новый год к нам пришли в гости Гридманы. Родители, извините, особого впечатления на меня не произвели, а вот их дочь просто ошарашила. Она прожгла меня тогда примерно таким же взглядом и строго продекламировала: «Гой еси, добрый молодец?»

Признаться, я так растерялся, что не нашелся, чем ей ответить. Ну, просто наповал. Как сегодня».

– Тогда Моше еще не знал, – не упустила случая вставить свое слово Софья Львовна, – что это обращение имеет двоякий смысл. Нынешние литературные критики приписывают ему только восторженное приветствие в русских народных сказках, умалчивая о другой, более значимой форме.

Старшая представительница Гридманов обвела присутствующих суровым взглядом, оценивая, известно ли еще кому-то об этом, и произнесла:

– Гой ли ты, добрый молодец? Так когда-то звучал этот вопрос.

Властные черты и манеры Софьи Львовны возымели свое действие. В большом доме воцарилась тишина. Только Моше, прижав к тщедушной груди одну из подушек с дивана, заискивающе спросил:

– Может, апельсинового соку?

Он быстро вскочил и жестом предложил всем следовать к столу, где заботливая Майя и жены ее сыновей уже приготовили легкое угощение. Сам собой разговор перескочил на иную, более легкую тему. Все еще путались в именах новых знакомых и подшучивали над этим, особенно дети. У Моше были одни сыновья и внуки, поэтому он с восторгом смотрел на Ниночку, уделяя ей особое внимание. Софья Львовна несколько раз ревниво одергивала старика, чтобы он не баловал ее внучку, но тот лишь посмеивался. Было заметно, что ему так и не удалось в жизни понянчиться с девочками, и теперь он хотел наверстать упущенное. Жены двух сыновей по-русски не говорили. Они то и дело незаметно дергали своих мужей, чтобы те перевели им ту или иную фразу. Трое мальчишек за столом с любопытством поглядывали на Варю и о чем-то переговаривались шепотом. Лидия Натановна быстро нашла общий язык с хозяйкой и незаметно занималась привычным делом, словно всегда жила в этом доме.

Вскоре взрослые пришли к единому мнению, что молодежь лучше отправить на прогулку, а оставшиеся будут готовить праздничный стол. Правда, внуки Моше застеснялись и решили остаться, чтобы посмотреть какой-то фильм, а русские девочки в сопровождении Ури и Леви отправились к морю. Заботливая Лидия Натановна быстро отыскала в чемодане их купальники, а Майя предложила полотенца.

Теплый вечер и близость моря сразу создали атмосферу праздника для приезжих. Неторопливые движения и незнакомая речь прохожих говорили, что они в другом мире. Толчея и постоянная суета московских улиц и метро совсем не походили на размеренный и, казалось, даже ленивый ритм здешней жизни. Девочкам вспомнилось, как заполнена и разукрашена предновогодняя столица. На несколько последних дней уходящего года все население страны превращается в толпы возбужденных покупателей, которые стаями рыщут по многочисленным магазинам, наполняя свои бездонные сумки и рюкзаки. Что говорить о снеге, нарядных елках в витринах и тревожном чувстве ожидания праздника, охватывающих каждого жителя России.

Наверное, и в Израиле ощущение праздника существовало тоже, но непривычный глаз приезжего его не замечал. Никто не торопился с большой елкой домой, втискиваясь с пышной лесной красавицей в автобус, а пассажиры не уплотнялись понимающе, помогая заботливому мужчине непременно успеть домой, чтобы ее еще и нарядить. Тут все было по-другому. Возможно, русские эмигранты, не так давно осевшие на новой Родине, еще праздновали православный Новый год, но это был какой-нибудь междусобойчик. Две недели готовиться к празднику и потом десять дней гулять могут только в России.

– Варь, а почему так называется город? – неожиданно спросила Ниночка.

– Хайфа, – на гладком лбу воспитательницы появилась маленькая морщинка. – Точно не помню. Это арабское женское имя. Означает что-то вроде красивой девушки.

Варя вопросительно взглянула на сопровождающих, но те только пожали плечами. Жить и работать в городе одно, а интересоваться его историей или корнями – совсем иное. Зачастую население портовых городов и на пляжах-то бывает редко. Разве что, молодежь. У них много энергии и еще мало забот, но постепенно все проходит.

– Значит, это арабский город? – не унималась Ниночка.

– На этой земле так все перемешано, – покачала головой Варя, – что претендентов всегда будет много. Скорее всего, первыми были кочевники и торговые люди. Шумеры и египтяне активно торговали, и по этим местам издревле проходили самые удобные пути. А где деньги, там всегда война. Отобрать проще, чем вырастить или сделать самому.

– Варь, – снизу вверх посмотрела на свою наставницу малышка, – ты хочешь стать профессором?

– Нет, в профессоры меня не возьмут, – улыбнулась девушка.

– Почему?

– Я не закончила институт, не ездила в поле на практику, не писала научные труды, не делала доклады на конференциях и прочее, и прочее. И сразу скажу, почему. Я не создана для такой работы. Я другая.

– Ты иногда становишься злой, – отвернулась девочка.

– Извини, дружок. Просто сама не раз думала об этом, но каждый раз признавалась себе, что наука не для меня.

– Это из-за теней, которых ты видишь?

– Ах ты хитрюга! – Варя подхватила малышку и закружилась с ней быстро-быстро. – Все выпытываешь, выпытываешь.

Постепенно мир в их сознании стал расплываться в неясных очертаниях, и «подружки» остановились, обнявшись, ожидая, когда головокружение пройдет. Оба Шимана застыли рядом, с улыбкой разглядывая гостей. Тут только приезжие могли так беззаботно проявлять эмоции на улице, местные жители обычно лишь дома или на празднике позволяли себе веселиться, как дети. Постоянное напряжение между живущими в одной стране иудеями и арабами выливалось в наличие бетонных заборов с колючей проволокой, вооруженных солдат на улицах и постоянные проверки с металлодетекторами на входе магазинов и кафе.

– Вы как сестры, – решился первым нарушить молчание Ури.

Варя скромно улыбнулась в ответ, а Ниночка даже пошутила, сделав шаг вперед:

– Только, если я буду старшей!

Мимо прошла группа молодых ребят и девушек в военной форме. Если бы не огромные, не по росту автоматы, которые у некоторых едва не волочились по тротуару, их можно было бы принять за компанию, собравшуюся на пикник. Каждый нес на спине огромный мешок защитного цвета. Заметив удивление на лицах гостей, Ури пояснил:

– У нас все проходят военную службу, и никто из них не расстается с оружием. Даже если, как эти, едут в отпуск.

– Новый год с винтовкой? – карие глаза малышки округлились.

Она с сожалением смотрела вслед худенькой девушке в форме, которая едва поспевала за остальными сослуживцами, придерживая одной рукой автомат за спиной, а другой волоча огромный мешок.

– Там что, бомбы? – она, недоумевая, повернулась к Ури.

– Нет, – рассмеялся тот, – там белье, постельные принадлежности. Каждый солдат стирает сам. Это запас на неделю. Дома постирает и возьмет обратно в часть.

– А в казарме нельзя стирать? – присоединилась к разговору Варя. – И зачем оружие домой тащить?

– Они солдаты, – отрезал Ури. – И должны защищать нас в любой момент.

– И вот та девочка? – Варя кивнула на последнего воина, с трудом догонявшего группу, поскольку дорога поднималась в горку.

– Да.

– Это нечестно! – вырвалось у Ниночки. – У нас служат только мальчики.

– У нас в армии должны быть все, – спокойно парировал Ури. – Если только не датишные. Им нельзя. Да и эти ребятишки служат какими-нибудь техниками.

– А кто такие датишные? – карие глаза опять округлились.

– Те, кто посвятил себя религии, как вы говорите, – пояснил Ури.

– У моего сына Давида, – наконец-то заговорил Леви, – есть приятель в школе. Шет. Он растет в семье датишных и соблюдает все традиции. Если Шет приезжает к нам на шабат, мы не гасим свет на ночь в туалете и рвем туалетную бумагу заранее. Шет не имеет права что-то делать в шабат.

– А девочки должны таскать автоматы и сумки? – негодовала Ниночка.

– У каждого своя дорога в этой жизни, – тихо ответил Ури.

Все замолчали, понимая, что разговор ничего не изменит.

– Ой, море! – всплеснула руками Варя. – Бежим купаться.

И, ухватив свою воспитанницу за руку, она понеслась к пляжу, показавшемуся в конце улицы, на которую они только что свернули. Свежий соленый ветер и запах моря всколыхнули в ней бурю детских воспоминаний. Выросший в портовом городе никогда его не забудет, и любое напоминание о счастливых днях на берегу, как горн для охотника, будет сигналом к действию.

Оба Шимана, ускорив шаг, следовали рядом. Они снисходительно поглядывали на гостей с их вопросами и восторгами. Нужно недолго пожить в этой стране, чтобы многое воспринималось, как данность, а костальному можно привыкнуть.

Едва вбежав на песок пляжа, растянувшегося вдоль почти прямой прибрежной линии, девчонки скинули свои легкие платья у какой-то скамейки и с разбега плюхнулись в воду. Она оказалась более соленой, чем в Черном море, а с речной водой Подмосковья и сравнивать было нельзя. Ниночка начала было тереть кулачками глаза и даже хотела заплакать от неожиданности, но, услышав, как рядом смеется Варя, не позволила себе этого.

Вода была теплой и такой прозрачной, что виден был и песок под ногами, и мелкие ракушки. Это было похоже на сказку, – утром они еще были в Москве, а вечером уже купались в чужом, но таком ласковом море, что хотелось остаться здесь навсегда. Загорать на чистых пляжах, зарываться в белый песок, до одури нырять в чистой воде, есть вкусные сочные фрукты, ничего не делать и ни о чем не думать.

– Ты как русалка! – восторженно сказала Ниночка, глядя, как ловко ныряет и плавает ее наставница.

– А ты боишься заходить поглубже? – Варя подплыла к малышке. – Цепляйся за шею, я тебя покатаю.

– Я боюсь, – стыдливо опустив реснички, пробубнила девочка.

– Чтоб я этого от тебя никогда не слышала!

Девушка легко ухватила за обе руки Ниночку и водрузила ее себе на плечи.

– Держись.

Варя медленно поплыла от берега, стараясь грести так, чтобы не было брызг и ни одна капелька не попала на лицо девочки. Та какое-то время напряженно молчала, вцепившись ручонками в отнюдь не богатырскую шею своей «русалки». Однако совсем скоро она успокоилась и начала осторожно спрашивать:

– А ты когда научилась плавать?

– Еще до школы.

– Сама?

– Нет, – Варя медленно повернула к берегу. – Отец научил. Он тогда еще жил с нами. Потом я с мальчишками каждое лето пропадала на берегу. Так и научилась плавать, но больше всего люблю нырять. Нигде нет такой красоты, как под водой. Совсем иной мир.

– И ты никогда не боялась? – с опаской спросила Ниночка.

– Еще как! Но каждый раз заставляла себя перешагивать страх.

– Как это?

– Я представляла себе что-то страшное в виде черной ямы. Даже глаза закрывала, чтобы заглянуть в воображаемую черную бездну, а потом ее перешагнуть. Так и научилась.

– И теперь ничего не боишься? – с восторгом и почти утвердительно произнесла воспитанница, чуть не хлебнув воды.

– Все боятся неизвестности. С явной угрозой понимаешь, как бороться, а когда враг не виден, это сложнее.

– Почему?

– Вот сейчас ты не знаешь, что под нами. А вдруг там акула или крокодил.

– Варь, не пугай меня, пожалуйста, – взмолилась девчушка, – и так страшно. Поплыли к берегу. А?

– Переступай, я сказала, – настаивала воспитательница. – Переступай.

– Ну, не знаю я, – едва не плакала Ниночка, – не умею.

– Стоп, дружок. Спокойно. Закрой глаза и прислушайся. Что там? Я знаю, ты все слышишь. Давай!

Варя даже перестала грести руками, чтобы не мешать девочке сосредоточиться. Парни на берегу, внимательно наблюдавшие за русскими, даже привстали со скамейки у воды, почувствовав что-то неладное. Но девушка улыбнулась им и дружески поприветствовала рукой, чтобы не волновались.

– Я ничего не слышу, – всхлипнула Ниночка, – но кто-то там есть.

– Уже лучше, – как можно увереннее подбодрила ее наставница. – Там мелочь всякая плавает. Причем красивая, разноцветная. Когда мы будем нырять с масками, сама увидишь, а пока только слушай.

– Еще Леви говорит Ури, что они для нас всегда гоями будут. Это почему?

– Скорее всего, Моше и твоя бабушка не случайно припомнили старый случай из их детства.

– Это, который на сказку похож. Гой еси, добрый молодец? – с удивлением процитировала девочка.

– Не совсем. У славян это выражение происходило от глагола гоить – то есть, жить, заживлять. Короче, приветствие. Были также изгои, то есть выжитые, изгнанные по какой-то причине из общины. Если же говорить об иудеях, то у них понятие гой иное.

– Какое? – не поняла Ниночка.

– У иудеев очень важна родословная. Обычно браки заключаются не только в рамках своей нации, а с учетом взаимоотношений колен Израилевых. Их двенадцать. Но путаницы много. Так потомки Моисея и его брата первосвященника Аарона становились священнослужителями. Но только считавшие себя коэнами могли быть первосвященниками, ключниками и казначеями. А вот служками, певчими, толкователями Торы и прочими помощниками в синагоге были только левиты. Признаться, тонкостей я не знаю, но левитам лишь Соломон наделы земли подарил. Хотя после его смерти все у левитов отобрали, да еще из страны изгнали. Кто ж с такими породниться захочет…

– А гой? – похоже, девочка запуталась окончательно.

– Вообще-то, гой это неиудеи, иноверцы. Разве бабушка тебе не рассказывала?

– Она иногда говорит со мной о предках, но так сложно, что я половину не понимаю.

– Нинка, – наставница поплыла вдоль берега, – ты со мной не хитри, а то друзьями никогда не будем.

– Только не говори, что видишь меня насквозь, – девочка сильнее прижалась к наставнице.

– Что, так бабушка всегда говорит? Да, она как рентген.

– Варь, а зачем еврейки выходят замуж за гоев, если им этого нельзя?

– Ну, насколько я знаю, еврейки воспитываются сильными и способными на поступок. Я твою маму не знала, но, думаю, она была именно такой. Решила – сделала.

– А потом как же? – девочка говорила серьезно.

– По иудейскому закону дети могут пренебрежительно относиться к отцу, если он гой.

– А зачем все это?

– Иудеев часто завоевывали и уводили в плен. Они разбросаны по всему миру. Бывало, что старейшины специально заставляли евреек выходить замуж за гоев, наделенных властью, чтобы их дети позже становились правителями чужих стран.

– Что, дети для них игрушки? – в детском голосе звучала злоба.

– Нет. Дети это надежда рода на выживание в любой стране, в любой ситуации. Их заставляют с самого раннего возраста учиться и развивать любую мало-мальски заметную способность до совершенства. В них вкладывают много сил и средств, чтобы потом они кормили и защищали свой род.

– Даже, если дети ненавидят балет и скрипку?

– Да, – девушка плыла медленно, делая длинные плавные гребки. – Иудеи слишком хорошо знают, что такое нищета и голод, поэтому будут карабкаться наверх любыми способами.

– Значит, и я буду так карабкаться?

– Это зависит от тебя, дружок, но бабушка на это очень надеется. Ты же Гридман. Последняя в роду.

– Как же мы будем дружить, если я стану по тебе карабкаться? – Ниночка спрашивала искренне. – Зачем ты со мной нянчишься, если все это знаешь?

– Я верю в то, что многое предопределено в жизни. Так должно было случиться. Ведь я же зачем-то пришла на эту землю. У меня есть миссия, и я должна ее выполнить.

– Мы играем в Гарри Поттера? – хихикнула девчушка.

– Нет. В жизни все серьезнее. В сказках затронут только внешний мир. Там сильным считается тот, кто быстрее синяков наставит своим противникам. Ну, на худой конец, голову снесет или кровь выпьет. Придумали бессмертных вампиров, которые, как кроты в норах живут и света боятся. Тоже мне, властелины мира! Да свет – это же самая чистая энергия. Самая сильная, и ее столько в мире, что не вычерпать. Только научись управлять ею. И тогда не нужно размахивать кулаками, отращивать клыки, пить кровь у слабых или размахивать волшебной палочкой, как твой Гарри.

– А что, волшебства нет? – с хитринкой спросила девочка.

– Волшебство для тех, кто не понимает, как устроен мир и как управлять энергией. Если говорить о людях, то достаточно научиться проникать в их сознание и советовать им как поступать. А урода встретишь, выжги ему мозги, чтобы овощем стал и радовался от того, что есть тепло и вода.

– Я думала, ты добрая.

– Добренькой ко всем нельзя быть, дружок. Сожрут!

– Как в диких джунглях?

– Да, миров вокруг не счесть! – девушка едва не обернулась, чтобы увидеть глаза своей собеседницы. – Нужно только уметь открывать дверь.

– Портал, – попыталась подсказать Ниночка.

– Ля порт по-французски это и есть дверь. Умница ты моя. Только запомни, двери сами по себе не открываются.

– Поэтому тени и рвутся к нам через грань? – неожиданно серьезно произнесла девчушка.

– У кого энергии не хватает открыть, так и будет всю жизнь стучаться, да когтями царапать. А у кого сила есть, войдет и не спросит.

– В любую дверь?

– Чем ближе к свету, тем надежнее замки. Экскалибур мог взять только Артур.

– Варь, ты такая…

– Не подлизывайся, – оборвала ее девушка, – лучше скажи, что слышишь.

– Ничего интересного. Те, что по набережной гуляют, только о еде и говорят, как рыбу приготовить, какая у курочки должна быть зажаренная корочка. Обжоры!

– А Ури?

– Он говорит, что у тебя грудь, как у меня.

– Нинка! – девушка шлепнула рукой по воде так, что полетели брызги. – Ща, как нырну!

– Варенька, родненькая, – девочка вцепилась в волосы своей наставницы, пытаясь вскарабкаться ей на голову, – не надо!

– Ладно. Я пошутила.

– А он, что, тебе понравился? – Ниночка прижалась щекой к мокрому затылку своей воспитательницы. – Ничего особенного. Просто самец.

– Да-а. Слышала бы бабушка твои речи.

– А она сама так мужиков называет. Особенно наших охранников Витю и Толика.

Наплававшись вдоволь в теплой чистой воде, гости повернули к берегу, где на скамеечке их покорно ждали Ури и Леви. Оба рослые, ни в отца и ни в мать, с красивыми мужественными лицами, они были похожи и в чем-то различны. Леви постеснялся заглянуть в женскую сумку с пляжными принадлежностями и протянул ее Варе со смущенной улыбкой, говоря, что мать куда-то положила полотенца. Но инициативу перехватила Ниночка, она важно взяла сумку и повесила себе на плечико. Сказав, что им нужно принять душ после соленой воды и переодеться, девчушка увлекла за собой воспитательницу к душу под открытым небом. В это время никто кроме них не купался, и прогуливающиеся по набережной с любопытством поглядывали на две незагорелые щупленькие фигурки в ярких купальниках, с визгом обдававшие себя прохладной пресной водой, спускавшейся по трубопроводу откуда-то сверху, где поблескивал чистотой мраморный мавзолей мудрого Баба.

Когда-то он основал новую религию, в которой для всех смертных был единый бог и единые законы, но это не понравилось многим. Каждый хотел иметь своего Всевышнего и верить, что именно этот – истинный Создатель, а остальные лжепророки. Люди странно устроены, всегда ждут мессию, способного защитить их от конца света, но часто доверяются проходимцам.