Иллюстрации: фотохудожник ВАЛЕРИЙ КОНОВАЛОВ

 

Странный дождь

До рассвета в Дальнем лесу шёл настоящий ливень, но с первыми лучами солнца небо полностью прояснилось. Исчезли не только тучи, так плотно и низко висевшие над деревьями, что день почти сравнялся с ночью, но и снег, скопившийся за зиму, а главное – исчез странный сон, убаюкавший всех в Дальнем лесу. И звери, и птицы, и деревья, и маленькие кустики, и даже трава – все, заснувшие от колдовского сна, стали просыпаться. Кто-то с любопытством выглядывал из норки, кто-то осторожно высовывал мордочку из высокого дупла, а кто-то просто осматривался по сторонам, с радостью узнавая родные места и знакомых. Никто не мог понять, сколько длился странный сон и почему все разом проснулись, и куда подевался снег, и почему уже зазеленела трава, а птицы еще не вернулись из теплых стран. Все было так необычно, что лесной народец потянулся к поляне у Высокого ручья. Там всегда собирались для обсуждения важных событий. Это в больших городах есть соборные площади и рынки, где народ обменивается новостями или решает серьезные вопросы, а в Дальнем лесу таким местом была поляна. Уже никто не помнит, кто и когда решил назначать там общие сборища, но все знали, что за новостями нужно идти к поляне у Высокого ручья.

Солнышко уже пригревало так сильно, что роса на траве высохла, и теплая земля манила к себе знакомым уютом и приятными запахами. Лесной народец, водя чуткими носами в разные стороны и с восторгом вдыхая весенние ароматы, стал заполнять поляну. Каждый знал свое место. Стая волков расположилась на восточной стороне, рядом с ними сновали неугомонные белки, среди которых выделялась неразлучная парочка Прыг и Скок. Ближе к центру возвышалась огромная медведица Тамара с близняшками Земляничкой и Малинкой. Их вездесущий братец Ме́ня, чье имя произносилось с ударением на первую гласную, как всегда где-то гулял. Западную оконечность поляны занимали зайцы. У них никогда не было своего жилья, даже зимой они прятались от врагов и мороза под елочками, а на поляне всегда теснились у края густого кустарника, чтобы в случае опасности там укрыться. Зайчонок Тришка, друг Ме́ни, то и дело выскакивал в центр поляны, чтобы спросить близняшек: не слышно ли вестей от медвежонка? Тришка даже обменивался взглядами с волчонком по имени Коготок, который тоже дружил с Ме́ней. Никто не знал, куда запропастился этот непоседа. За ними внимательно наблюдали лисы. Их яркие теплые шубки, как всегда, мелькали на северной части поляны. В это утро они были возбуждены больше всех. Исчезли вожак по имени Луиджи и самая хитрая из этих пронырливых и лживых созданий – рыжая Лизка. Только она могла лучше всех своих собратьев плести интриги, обводить вокруг лапки простаков и приносить самые последние новости. Для всей лисьей породы было не только странно, что Луиджи отсутствует, а Лизка не шепчет кому-то на ушко последние сплетни, от этого становилось тревожно. Только беда могла помешать этой парочке не быть сейчас в гуще событий.

Южная сторона поляны у Высокого ручья по праву принадлежала грызунам всех мастей. Бобры, бурундуки, полевки – все имели здесь свои законные места и норки, в которых они могли моментально скрыться в случае опасности. Закон Дальнего леса о перемирии на время сходки лесного народца к поляне неукоснительно выполнялся, но бдительность никогда не "мешала младшим представителям, населявшим эти места. Они то и дело с опаской поглядывали на высокую ель, где обычно восседала во время всеобщего сбора одна из старейшин леса – романтичная сова Соня. Сегодня вид у совы был растерянный. Рядом не было верного кавалера фи ли на Филарета. Поговаривали, что, когда на рас свете развеялись колдовские чары, Фил превратился в статного и красивого рыцаря. А еще говорили, что замарашка Веда из нищенки превратилась в Женщину-воина. Когда-то она пришла выручать из беды своего возлюбленного рыцаря Филарета, но тоже попала в беду. Очень давно Магистр схватился в поединке с молодцем, но смог одолеть его только колдовством. Он обратил Фила в филина и спрятал в Дальнем лесу. Верная Веда не смогла выручить возлюбленного, но осталась с ним рядом. В облике нищенки. И причиной всех бед был злой маг Магистр.

Кто-то о том подозревал, догадывался, да сказать опасался. Грозен был Магистр. Его прислужники рыжая Ли и старый Лу всегда подслушивали и обо всем докладывали хозяину, и тогда… Многие пропадали бесследно в Старом болоте. Жуткое это место! А теперь, поговаривают, сам Магистр там сгинул. А с ним – и стая преданных ему рысей. Все в Дальнем лесу побаивались вожака этих пятнистых кошек по кличке Драный… Неужели теперь настанут иные времена?

Да верить ли сорокам, перелетающим с дерева на дерево и трещащим без умолку!

Все ждали лося по имени Длинный. Сильный и молчаливый, он всегда сторонился шумных пирушек или собраний. Однако справедливее души не было в Дальнем лесу. Никто не знал, сколько лосю лет. Даже самая старая из лесного народца сова Соня любила начинать свои романтические воспоминания о молодости одной фразой «Когда я была маленькой, Длинный…». Многие знали наизусть ее мемуары, но все равно слушали. Каждому было интересно, откуда взялись лес и его народец.

А еще лось водил дружбу с Лесным озером. О, это было необычное озеро! Поговаривают, что когда-то оно было белым облаком и путешествовало по всему свету. Жадный Магистр хотел и его прибрать к рукам, но облако отказалось, и тогда злодей наложил проклятье на воздушную красавицу. Облако пролилось с небес дождем и стало красивым озером. Оно дружило только с Длинным, но это не мешало лесному народцу собираться в погожий день на берегу Лесного озера и смотреть картинки. Иногда оно показывало в своей прозрачной глубине иные страны, диковинных зверей и птиц, а то и людей. Таких непонятных, загадочных и очень интересных.

Сороки болтали, что и Лесное озеро тоже освободилось от волшебных чар и теперь станет облаком и улетит… Все отказывались верить в такие чудеса, но пришли послушать и сами во всем разобраться. При этом многие с надеждой поглядывали вверх. Там, в вышине, мог появиться орел по имени Гордый. Его гнездо было на вершине скалы, у подножия которой и начинался Дальний лес. Поговаривали, что Гордый тоже не всегда был орлом, а заколдован злым Магистром. Мало кто верил в это, но все уважали эту мудрую птицу и слушались ее советов. Без Гордого никогда не начинали собрание на поляне у Высокого ручья. Все ждали, когда он сделает пару кругов высоко в небе и сядет на могучий старый дуб, стоящий особняком, как царский трон.

Солнце было уже высоко, когда лесной народец зашумел, заволновался на поляне у Высокого ручья и потом разом ахнул и замолчал. Тишина наступила такая, что слышно было, как хрустнули веточки, сдавленные лапками сорок и ворон, застывших от удивления. По тропинке на поляну шли статный рыцарь, обнимавший красавицу Женщину-воина, медвежонок Ме́ня и еще какие-то люди. Они были неуловимо очень похожи на некоторых представителей лесного народца. И тут с разных сторон стали звучать имена, а люди откликались на них… Как оказалось, не только Веда и Филарет были заколдованы Магистром. Звери и птицы узнавали среди людей своих знакомых и наперебой спрашивали, как это случилось. Поднялся такой шум, что разобрать что-то было просто невозможно. Да никто и не поверил бы словам. Они отказывались верить даже своим глазам. Вчерашние жители Дальнего леса оказались людьми… Слыханное ли дело! В общей суете никто не заметил, как огромный орел сделал пару кругов над поляной и тихо опустился на ветку могучего дуба.

– Успокойтесь, друзья мои, – это был голос Гордого. – Все, что вы видите, – правда! – Орел оглядел строгим взглядом собравшихся на поляне. – Сегодня великий день, жители Дальнего леса! Благодаря отважному медвежонку Ме́не, злые чары покинули наши края, а заколдованные Магистром люди обрели свободу. Все они жили с нами, а для кого-то были добрыми знакомыми. Долгое время мы были вместе и не подозревали о том, что это – люди. Несмотря на это, многие из них стали нам братьями, потому что сохранили главное в своей душе – доброту и веру в справедливость… Нам будет жаль расставаться, но их ждут дома!

Над поляной поднялся невообразимый шум. Каждый хотел что-то спросить, сказать, но делал это одновременно с остальными. Орел только чуть наклонил красивую голову набок, разглядывая суету внизу. Он оставался невозмутимым даже сейчас, будто все знал наперед. Неожиданно шум затих, как по команде. Все стали озираться по сторонам, взглядом спрашивая окружающих, почувствовали ли те то же самое. А случилось вот что.

Все услышали голос. Вернее, это был тоненький писк мышонка, звучащий в голове у каждого. Но интонации этого голоска очень напоминали жуткий голос Магистра. Стало страшно! Каждый подумал: а не очередная ли это шутка мага, который захотел поиграть в прятки? Нет ли поблизости рыжей Лизки и хитрована Луиджи? О, эти бестии любят подслушивать и потом нашептывать Магистру…

– Вы не ошиблись, друзья, – попытался успокоить лесной народец орел. – В полночь состоялась Инициация, и вся магическая сила Магистра перешла к мышонку по имени Малёк. Теперь он на целый век станет могущественным хозяином Дальнего леса…

Опять воцарилась тишина, и послышался единственный звук – хруст сухой ветки. Это большая сорока упала в обморок. Причем, в самом прямом смысле этого слова. Она свалилась с дерева вместе со сломанной веткой в лапах. Скорее всего, ей вспомнилось, как недавно она болтала что-то обидное о мышонке. А теперь… Кто бы мог подумать!

– Я не собираюсь никого заколдовывать, – пропищал голосок у каждого в голове. – Только и вы не обижайте мышек… мы хорошие!

– А не мог бы ты говорить нормально, – растягивая слова, произнесла сова с высокой ели. – А то мне кажется, что кто-то пробрался ко мне в голову… Это так неприятно.

– Тогда его никто не услышит, – вступился за мышонка Ме́ня.

– Ну что ты, голубчик, – Соня моргнула огромными черными глазищами. – Я его не вижу, но всегда слышу отлично и без этих фокусов.

– Ой-ой-ой! – Малёк по привычке юркнул в ближайшую норку. – Именем мудрой Полеандры… Спасите!

Все рассмеялись. Мышонок никак не походил на могущественного повелителя Дальнего леса. Поэтому происходящее более напоминало игру. Но последующее событие заставило многих изменить свое мнение. В верхушку ели, на одной из веток которой сидела Соня, ударила молния, и тут же раздался раскатистый гром. Это было так неожиданно, что все, задрав головы вверх, замерли. Средь бела дня в чистом небе не было видно ни облачка. Романтичная сова так перепугалась, что поле тела кувырком вниз. Если бы не бесстрашный Гордый… Он камнем ринулся наперерез и, расправив мощные крылья у самой земли, подхватил Со ню. Та еще долго хлопала огромными глазами, не понимая, откуда молния и как она оказалась на мягком бугорке, среди сочной зеленой травы.

– Потише, дружок, – орел уже взмыл обратно на дуб. – Теперь ты должен соизмерять свои силы… Все по-настоящему!

– А чего она… – писк мышонка опять раздался в головах. – Я его хорошо слышу… Каждую ночь сидит на дереве и наших подстерегает. Сейчас превращу в мышку! Тогда узнаешь…

– Только не в грызуна, – обиженно пробор мотала сова. – Это так неромантично…

– А на маленьких нападать? – голос Малька зазвучал угрожающе.

– Дружище, – вмешался Филарет. – Будь снисходителен к даме.

– О, благодарю тебя, мой милый друг, – сова абсолютно бесшумно взмахнула крыльями, взмывая вверх. – Как тебе идет этот костюм… Неужели в Дальнем лесу теперь не останется ни одного рыцаря? – Соня сделала круг над красавцем, обнимавшим возлюбленную. – А кто эта дама? – Романтичная птица близоруко прищурила большие глаза. – Черты лица, как у той замарашки Веды. Она всегда ужасно одевалась. – Сова облетела молодую пару еще раз. – Ты нас познакомишь, Фил?

– Это и есть Веда, дорогая Соня… После освобождения от злобных чар Магистра к нам вернулся прежний облик.

– Правда? – старейшина Дальнего леса сделала еще один круг. – Теперь Веда выглядит просто очаровательно. А мне всегда казалось, что по-настоящему красивыми бывают только птицы…

– Спасибо, уважаемая Соня, – поблагодарила бывшая нищенка. – Вы всегда были очень добры к нам, но пришло время расставания.

Собравшиеся на поляне, молча наблюдали за этой сценой, забыв о проделках мышонка. Каждый в Дальнем лесу знал о дружеских отношениях совы и филина, а теперь подумал, что и ему сейчас придется вот так же проститься с кем-то из знакомых, а может, и близких друзей. Стареющая Соня никогда не делала из этого секрета. Наоборот, всякий раз подчеркивала, что франт и учтивый кавалер Фил – ее поклонник. Женщины в любом возрасте нуждаются во внимании.

– И ты теперь никогда не сможешь подняться в небо? – неуверенно спросила сова. – Не сможешь парить над лесом, крутить «бочку» или «штопор»… Зачем тогда жить?

Никто не ожидал такого откровения от стареющей дамы. Для многих она с детства была уважаемой бабушкой, которую малышам родители ставят в пример. Казалось, она дав но выжила из ума, и ее промахи служили дежурными шутками в Дальнем лесу. А тут… Не в бровь, а в глаз! Действительно, как неожиданно ставшие людьми проживут без друзей, без леса, без ручья… Куда они пойдут? Да и ждет ли их кто-то там, в далеких странах? Возможно, подобные мысли мелькали и у людей, но иного пути не было. Каждый хочет жить в своей стае!

– Не будем затягивать грустную минуту, – твердо произнес Гордый. – Раз прощание неизбежно, сделаем это быстро. Наша память сохранит лучшее… Пора!

Растерянность охватила всех, собравшихся на поляне. Никто не понимал, как прощаться с человеком птичке или зайцу. Только Веда смогла подхватить медвежонка на руки.

– Может быть, пойдешь с нами? – она с тоской взглянула Ме́не в умные глазки, которые уже наполнялись слезами. – Будем жить вместе. Построим дом…

– Куда же я из леса? – медвежонок неуклюже обнял своими лапами красавицу за шею. – Тут мой дом!

Те, кто видел эту трогательную сцену, с горечью подумали, что не смогут вот так обнять уходящего друга своими маленькими лапками или крылышками… Расставание было таким печальным, что никто не удивился, когда услышал всхлипывающий голосок Малька:

– А хотите, я всех назад превращу в тех, кем вы были… Останемся вместе… Навсегда…

Он тихо заплакал в норке под землей. А всем наверху стало так жалко и его, и себя, и тех, кто сейчас уйдет, и больше не вернется… Никогда-никогда! Тягостная минута расставания растянулась в неимоверно тяжелую пытку. У каждого в сердце эхом отдавалась страшное слово «никогда».

– Не печальтесь, друзья мои, – голос орла прозвучал как нельзя кстати. – Наш славный Ме́ня научит всех обмениваться снами! Мы сможем видеться во снах, когда захотим. Будем рассказывать друг другу о своих горестях и радостях…

Все разом обернулись к медвежонку, вздрогнувшему от этих слов на руках у Веды.

– Чур, я первый! – пискливый голосок Малька рассмешил всех. – Ме́нечка, меня! Меня первого научи! – У людей сквозь слезы появились улыбки, а лесной народец ликовал по-своему. Это было так забавно, что новоиспеченный маг просит какого-то врунишку-болтунишку научить премудрости сна, и все засмеялись. Только сова, сидящая на плече у статного рыцаря, сосредоточенно молчала, что-то обдумывая.

– Что-то не так, милая Соня? – едва сдерживая смех, спросил вежливый Филарет.

– Я не сплю по ночам… – попыталась та сбивчиво объяснять свое опасение. – Значит, мы не сможем видеться во снах…

– Сможем! Наша страна так далеко отсюда, что когда у нас ночь, в Дальнем лесу еще день…

– Разве так бывает? – засомневалась Соня, поворачивая голову за спину, чтобы взглянуть на Гордого. Тот сдержанно кивнул в знак согласия.

– Странно… Сколько живу в лесу, а такого не слышала… Фил, а ты захочешь повидаться со старой совой во сне? Ну, как-нибудь…

– Конечно, дорогая Соня! Я буду скучать по тебе, по нашим разговорам…

– Мы все будем скучать по Дальнему лесу, – поправила его Веда.

– Правда? – голова совы, как на шарнире, вернулась в исходное положение. – Я тоже буду скучать… – ее огромные черные глаза наполнились слезами. – Пусть в вашем лесу никогда не будет пожара! – почти всхлипывая, произнесла она традиционное прощание лесного народца.

– Пусть в вашем лесу никогда не будет пожара! – послышалось в ответ.

Бесшумно взмахнув крыльями, сова легко поднялась вверх и, сделав прощальный круг над группой людей в центре поляны, исчезла. А внизу уже звучали разные голоса:

– Пусть в вашем лесу никогда не будет пожара!

– Мы будем встречаться во снах!

– Увидимся во сне!

– Пораньше ложись спать…

Эти слова, будто команда, подтолкнули людей в дорогу. Все было решено и сказано. Они двинулись по тропинке в те далекие страны, где когда-то жили. Люди еще оборачивались и махали руками, выкрикивая чьи-то имена, кто-то еще бежал и летел следом, лавируя среди деревьев, но вскоре все смолкло…

Часто мы не ждем встречи и даже не подозреваем, что она может стать такой значимой в нашей жизни, что разлука будет невыносимой. И много позже, вспоминая какие-то мелочи прошедших встреч, мы клянем себя, что были так беспечны и легковерны, но уже ничего не вернуть и не поправить. Время неумолимо. Оно молча дает нам шанс и так же молча лишает его. И тогда становится понятным удивительно простое и очень значимое слово.

Никогда!

Только осознав его особое значение, мы начинаем чувствовать это слово, почти осязать. Вырастая в своей значимости, оно становится живым. И как это ни печально, оно бывает единственным, что сопровождает нас до самого конца. Не случайно воду часто сравнивают со временем. Оно всегда приносит нам что-то новое, и может навсегда унести что-то важное. Вот потому многие ожидают с нетерпением весенние дожди. Они, как новые сказки, застигнув нас в любой момент, уже не отпускают, даже быстро закончившись. Вот потому и спится лучше всего, когда кто-то читает новую сказку или за окном идет необычный дождь.

 

Исчезнувшее озеро

Свернувшись калачиком в густом орешнике, медвежонок горько плакал. Ему было бесконечно жаль ушедших из Дальнего леса друзей и того, что он не сможет теперь видеться с ними, когда захочет. Ме́ня попытался тут же заснуть, чтобы встретить Фила и Веду во сне, но ничего не получалось. Он даже сильно-сильно зажмурился и прикрыл лапами глаза, но сон не приходил. И это было очень обидно! Раньше медвежонок засыпал в любое время. Что там ночь или раннее утро – медвежонок мог задремать днем или вечером. В теплой берлоге или в тенечке под березой, на берегу Высокого ручья после купания или в малиннике после десерта, на солнышке в прохладный день или в густой траве летнею порою, когда так сладко пахнет цветами и медом. А то и просто так… помечтать. Надо сказать, что Ме́ня был мастером по части снов. Только не говорите, что он еще маленький. Все дело было в одном важном секрете. Перед сном нужно сильно подумать о том, что хочешь увидеть, и тогда все сбудется. Ме́ня даже умел меняться снами с кем-нибудь. Как историями! Вот все знакомые рассказывают друг другу свои истории, а меняться снами не умеют. А медвежонок мог. Он даже собирал их. В его коллекции были самые разные сны: смешные и грустные, интересные и вкусные, цветные и загадочные, а еще… страшные. Ме́ня прятал их в самые дальние уголки своей памяти и старался не вспоминать, но иногда эти ужастики почему-то выскальзывали и снились. Эх, об этом лучше не думать.

Сейчас медвежонку хотелось увидеть Веду и Фила и многое у них выспросить. Он ведь толком-то так и не успел с ними поговорить. Последнее время было столько приключений, а тут… Бац! И все разбежались. По норкам, гнездам и прочим потаенным местам. В лесу стало тихо, хотя солнце светит и тепло. День ведь. А тут еще сон не идет! Как его только Ме́ня ни заманивал. Тот ни в какую!

– Вот научил на свою голову… – подумалось медвежонку. – Теперь весь лесной народец будет смотреть сны и встречаться с друзьями, а ко мне сон не придет. Видно, на всех теперь снов не хватит! Обидно.

Только Ме́ня так подумал, как что-то зашуршало рядом. Справа… Тихонько так поскреблось и затихло. Напрягся медвежонок, к прыжку приготовился, но глаза не открывает. Ждет.

– Ме́ня, – послышался в голове тоненький голосок. – Это я, Малёк.

– Фу ты! – фыркнул медвежонок. – Напугал. Чего не спишь?

– Так ведь полдень… – мышонок вылез из незаметной норки в траве и опасливо оглянулся по сторонам.

– Ну и что! Вон, смотри, в лесу тихо. Все дрыхнут. Во снах со своими друзьями разговаривают.

– А ты чего не смотришь свои сны? – удивился Малёк и быстро забрался Ме́не на коленку.

– Я… – он хотел было что-то соврать в ответ, но сдержался. – Не могу.

– Как это?

– А вот так, – медвежонок развел лапами. – Не засыпается мне!

Малёк тут же принял задумчивую позу, подперев тоненькой лапкой ушастую голову. Он по-хозяйски обосновался на шерстяной коленке нового друга, закинув одну лапку на другую.

– И Длинный не спит, – глубокомысленно добавил мышонок. – К озеру идет.

– Откуда ты знаешь?

– Слышу… – огромные уши на его маленькой головке, как антенны, повернулись вправо. – Вот! – Он многозначительно поднял крохотный коготок.

– Там тропинки нет, – Ме́ня посмотрел в ту сторону, куда были растопырены большие серые «антенны» собеседника.

– А Длинный сам по себе ходит. Ему тропинки ни к чему.

– Это точно. Силища!

– Хочешь, вместе пойдем к озеру, – остроносая мордочка хитро улыбнулась.

– Думаешь, он нас возьмет?

Шум раздвигаемых кустов и хруст веток под тяжелыми копытами послышался неподалеку. Кто-то явно ломился напрямик, не разбирая дороги.

– А я его попрошу, – Малёк томно прикрыл маленькие круглые глазки. – Щас… – Он покачивал тоненькой лапкой, всем своим видом показывая, что это для него пара пустяков. И действительно. Кусты густого орешника раздвинулись, и мягкие теплые губы лося защекотали ухо медвежонка, зажмурившегося от неожиданности.

– Ме́ня, этот что ли Малёк? – Длинный шептал, но его шепот на опушке звучал подобно отголоскам грозы.

– Угу, – медвежонок обрадовался встречи со старым знакомым.

– И, правда, Малёк, – лось обнюхал мышонка. – Чего не спите?

– Беседуем, – грызун гордо вскинул маленькую «пимпочку» своего носика.

– А все дрыхнут, – лось шевельнул ушами, отгоняя назойливого комара. – Ладно, Соня днем спит, а почему бельчат не видно?

– Это их Ме́ня научил, как сны вызывать, – тут же пропищал мышонок. – А самому сна и не хватило. Мне тоже не спится.

– Дела… – пробасил Длинный. – Хотите, на озеро сходим? Попрощаться нужно.

– Хотим, – за двоих ответил Малёк. – Правда, я его ни разу не видел. Далеко!

Всю дорогу молчали. Длинный шел быстро. Напрямик. Его можно было понять. Единственным, с кем лось подружился за многие годы, было Лесное озеро. Оба были очень непохожими, но очень дружили. Не да ром говорят, что противоположности сходятся. Сороки трещали, что поутру озеро тоже освободилось от магических чар злого волшебника и вмиг исчезло. Очень не хотелось верить в это, но было похоже на правду.

Длинный торопился. Ему нужно было хотя бы попрощаться с озером. Он не знал, как это делается и что положено говорить в таких случаях, но ему очень хотелось последний раз напиться чистой вкусной воды и посмотреть в прозрачную глубину озера. Никто из лесного народца не знал, о чем эта странная парочка подолгу говорила, оставаясь наедине, но все уважали старого лося и никогда не посмеивались над его странной привязанностью.

Ме́ня и Малёк, вцепившись в густую шерсть Длинного, старались изо всех сил удержаться на могучей спине. Лось не выбирал дорогу, и незадачливых «наездников» порядком укачало. К тому же они слышали, как где-то под ними тяжело ухает сердце сильного животного. Оно, словно насос, перегоняло огромное количество горячей крови, отчего жарко было всем.

Выскочив на опушку, где начинался берег озера, Длинный замер. Лесное озеро исчезло. Огромная чашеобразная впадина с длинными водорослями на дне, да возвышавшийся островок вдалеке напоминали о том, что когда-то здесь было красивое озеро с чистой и вкусной водой. Лось опустил морду к самому дну, стараясь увидеть хоть что-то. Но озеро исчезло. Лесному гиганту стало так одиноко и холодно, что захотелось выть, по-волчьи вытянув шею. Но лоси не умеют выть, они даже боятся, когда слышат волчий вой. От мысли, что он остался совсем один на белом свете, Длинный заплакал. Тихо и незаметно, как и жил раньше. Крупные соленые слёзы скатывались по опущенной к самой траве морде. Он не представлял, что теперь будет делать один. Без друга. Каким бы сильным ты ни был, жить в одиночестве очень плохо.

– Как мы будем теперь без него, – неожиданно раздался голос сзади.

– Жаль, я так и не увидел это чудесное озеро, – пропищал кто-то рядом.

Лось засмущался своих слез. Он совсем забыл, что те двое сидели у него на загривке.

– И Серебрянка исчезла, – озадаченно протянул медвежонок, тактично не замечая, что Длинный, кажется, плачет. – Жаль… Не успели попрощаться.

– Как пусто, – пропищал Малёк, осматривая все вокруг.

– Такое красивое место было, – протянул косолапый. – А теперь пустая яма.

– И на душе пусто, – горестно вздохнул Длинный.

В жизни бывают случаи, когда никто не хочет лукавить или недоговаривать. В моменты великой радости или горя душа открывается, а находящиеся рядом искренне этому сопереживают. Берут себе частичку чужой беды или веселья. А вот в одиночестве все по-другому, когда ты один и радость не в радость, и горе – вдвойне.

– Это я всю кашу заварил, – всхлипнул медвежонок. – Серебрянка сказала, что я избранный, силу дала необыкновенную, а сама пропала. – Он размазал лапой слезы. – Мы с Магистром боролись, чтобы всех освободить… а они теперь ушли.

– Какой Магистр? – недоумевая, протянул лось.

– Ну, этот, что время прятал. Который черную шкатулку с призмой времени украл.

Ме́ня хотел ещё что-то сказать, но понял, что лось ему не верит. Последний раз он виделся с Длинным зимой, когда тот отвез Ме́ню с друзьями вот так же на своей спине через заснеженный лес именно сюда, к Лесному озеру. Сколько времени с тех пор прошло, никто не знал, а вот событий случилось немало. Однако лось всегда жил особняком в лесу, да и годы, похоже, щадили его. Длинный сторонился иных обитателей Дальнего леса, он мог часами стоять в молодом березняке, жуя и обдумывая что-то известное лишь ему одному.

– Ну, вспомни, – не сдавался Ме́ня. – Ты еще нас сюда привез через сугробы. Я тогда увидел Серебрянку, и она…

– Медвежонок, бегущий по воде, – низким голосом проговорил лось.

Было непонятно, то ли он так шутит, то ли действительно всё знает. Длинный всегда выглядел странным, ни во что не вмешивался, никого ни о чём не просил. Он жил сам по себе. Без друзей и без врагов, даже волки обходили его стороной.

– Точно, – обрадовался косолапый. – Я тогда впервые в жизни бежал по льду. Он был прозрачный и скользкий. Внизу, подо льдом, я и увидел Серебрянку. Она плавала среди других рыбешек, но была самой красивой. Я ее сразу приметил!

– Это она попросила отыскать тебя в лесу, – смутившись, признался Длинный.

– Она? – медвежонок был так поражен этим известием, что отпустил зажатую в лапах длинную шерсть лося. – Сама?

Он не удержался на могучей спине и кувырнулся вниз. Следом полетел и спрятавшийся за него мышонок. Оба шлепнулись в сочную весеннюю траву прямо перед лесным гигантом. Снизу лось показался им еще огромнее.

– А откуда Серебрянка знала обо мне?

– Она все знала. – Длинный внимательно посмотрел на вниз, на медвежонка. – И была очень умной… Когда-то она была принцессой в далекой стане Кай-Тай и жила во дворце среди высокогорных лугов. – Он шумно вздохнул, отчего его ноздри затрепетали. – Там ее звали Серебряный Колокольчик… Однажды во дворце выступали бродячие циркачи, и маленький акробат с косичкой по имени Ма украл шкатулку. Благодаря хранящемуся в ней кристаллу времени и свитку с таинственным текстом, Ма превратился в Магистра, а принцессу сделал Серебрянкой, чтобы она не смогла кому-нибудь рассказать об этом. Рыбы же всегда молчат…

– А откуда ты все это знаешь? – Ме́ня чуть наклонил голову и прищурился.

– Она сама рассказывала.

– Так она же была маленькой рыбкой!

– Серебрянка умела разговаривать как этот, – лось кивнул на мышонка. – Когда голос звучит сразу в голове.

Перепуганный Малёк тут же спрятался за медвежонка, а секундой позже с опаской выглянул из-за плеча Ме́ни. Увидев, что Длинный наблюдает за ним, мышонок юркнул обратно за спину спасителя и выглянул уже с другого бока.

– Разговаривать, как Малёк? – удивленно протянул Ме́ня.

– Мотылек, – передразнил его лось.

– Да, нет же – Малёк, – поправил его косолапый.

– Судя по тому, как он мотается за тобой, он может быть только мотыльком, – пробасил Длинный.

– Да ладно тебе дразниться…

Ме́ня с удивлением для себя отметил, что у лося огромные тёмные глаза. Очень добрые, а взгляд грустный. Как бы в ответ на это Длинный повёл ушами, будто читая мысли медвежонка. Толстые губы лося приоткрылись, обнажая большие желтоватые зубы. Ме́не подумалось, что он никогда не видел, как лось улыбается. Чудно! Длинный столько лет живёт в Дальнем лесу, а о нём ничего не известно.

– Если хотите знать, – начал было Малёк. – Я…

– Погоди, – цыкнул на него Ме́ня. – Скажу по секрету. – Он серьёзно посмотрел на лося. – Этот малыш теперь вместо Магистра повелевает временем. – Медвежонок перешёл на шёпот. – На ближайшие сто лет Малёк стал хозяином той магической призмы.

– Да мы этого Магистра на Старом болоте упрятали, – не удержался прихвастнуть мышонок, высунув мордочку из-за спины косолапого друга. – Ну, с помощью двух больших птиц… Одна потом «Лыцарем» сделалась.

– Рыцарем! – поправил его Ме́ня. – Когда колдовство Магистра исчезло, все обернулись в тех, кем раньше были… Филин стал Рыцарем, а Веда превратилась в Женщину-воина. Красивая такая… – Он грустно улыбнулся. – Теперь все разошлись по домам. Люди – по своим, лесной народ – по своим.

– А озеро как же? – по-детски наивно спросил Длинный, и его огромные глаза заблестели от набежавших слёз.

– Теперь всё будет, как раньше, до колдовства, – неуверенно проговорил Ме́ня. – Как было на самом деле.

Все замолчали, представляя, как же теперь все будет.

– А я не был облаком? – неожиданно спросил Длинный. – Как думаете?

– Почему облаком, – в один голос переспросили его Ме́ня и Малёк.

– Лесное озеро мне так много рассказывало о своей прежней жизни и показывало столько картинок о разных странах, что мне кажется, я все это видел сам, – лесной гигант поднял голову и с тоской посмотрел на чистое небо. – Я бы хотел туда… К нашим!

– Ну, если ты остался лосем, – стал рассуждать Ме́ня. – То значит, и раньше им был. Ты ведь помнишь сову Соню? – Гигант кивнул. – Вот и она тебя помнит… С детства…

– Жаль, – протрубил Длинный. – Очень жаль!

Это было сказано с такой неподдельной тоской, и эхо вернуло только «аль… аль!». Густой низкий бас лося затерялся, растаяв где-то в глубине леса, а в душе Ме́ни родилось сомнение.

– Ох, не случайно все это… – подумалось медвежонку. – Не простой это лось. Все знал и молчал!

– Мы даже не попрощались… – тихо выдохнул Длинный. – Почему с самым верным другом пришлось вот так расстаться. Неожиданно и навсегда.

– Давай дружить с нами! – пискнул мышонок.

– Настоящие друзья бывают раз в жизни, – лось только грустно улыбнулся.

У него были длинные загнутые кверху ресницы. Когда лесной гигант прикрывал свои огромные глаза, его морда принимала такое печальное выражение, что окружающим становилось невыносимо жаль и его, и себя, и всех на свете. Ме́ня подошёл к Длинному, понуро опустившему голову, и обнял его лапами за шею. Мышонок подбежал следом и отважился лизнуть лося и что-то тихонько прошептал ему. Так тихо, что даже Ме́ня не услышал. Но лось лишь отрицательно покачал головой.

В этот самый момент неподалеку хрустнула сухая ветка, но троица была так увлечена своими переживаниями, что ничего не заметила. Открытые светлые души воспринимают чужое горе, как свое. Они не способны накапливать красивые камушки или разноцветные стекляшки. Они живут эмоциями. Всегда искренне радуются новым и печалятся утратам прежних, будь то случайный попутчик или сказка об исчезнувшем озере.

 

Принцесса далёкой страны

Иногда мы задумываемся, почему вечера красивее рассветов. Ведь утром все только начинается, оно должно быть ярче, краше, величественнее, Ан, нет! Даже самый прекрасный рассвет оставляет меньше воспоминаний, чем закат. Впечатления от угасающего вечера над рекой, в горах или за родной околицей всегда сильнее утренней зорьки. А секрет прост… Утром мы всегда ожидаем большего, впереди еще целый день, а за ним еще и вечер. Мы спешим, надеясь, что лучшее нам еще встретится. Позже. А вот вечером все иначе! Мы знаем, что погаснет последний луч и более не повторится. Поэтому мы жадно впитываем в себя все, что увидим и почувствуем… Нет времени мечтать. Все уже случилось за прошедший день, а впереди только темная ночь. Вот потому вечер производит более сильное впечатление, нежели любое, не менее прекрасное утро. И тут любой готов даже к магии потянуться. Ибо вечером светлые силы погибают в борьбе с темными. Не случайно закат всегда окрашивает мир в кроваво-красный цвет. Борьба без жертв не бывает.

Возможно, об этом еще не размышляли медвежонок и мышонок, дремавшие на спине у огромного лося. Но сгущавшиеся сумерки, и алевшее небо над головой настораживали. Ночью лес совсем иной, чем днем. Ветвистые деревья, под кронами которых лесной народец днем укрывается, ночью кажутся монстрами с длинными щупальцами. Темнота сгущается в кустах, издавая странные звуки, а ветер раскачивает верхушки деревьев, и те стонут, глухо поскрипывая. Глаза ночных птиц и зверей недобро светятся в ночи. Это пугает! Страшно наблюдать, как в темноте движутся одни глаза… Без тел.

Малёк пригрелся под боком у Ме́ни, растянувшегося на мощной спине Длинного. Дыхание медвежонка было теплым и спокойным. Это спокойствие и уверенность передавались и мышонку, который впервые в жизни самостоятельно покинул свою норку. События прошедшей ночи он еще не осознал, и то, что его жизнь теперь может измениться, казалось весьма туманным. Наступавшая ночь говорила о том, что на смену лисам и крупным птицам, что вынюхивали и высматривали мелких грызунов, появлялись совы. Никто в лесу не обладал таким зрением и слухом, как эти ночные охотницы, а уж тихо вспорхнуть с высокой сосны и бесшумно подлететь к зазевавшейся мышке… Тут у сов не было конкурентов. Даже старушка Соня, вечно щурившая свои, якобы подслеповатые глаза, оставалась грозой для всех мышек в округе. Не случайно Малёк, неожиданно получивший могучий дар колдовства, принадлежавший ранее Магистру, первым делом захотел поменяться с Соней местами. Чтобы эта романтичная старушка превратилась на время в мышонка, но умерла бы не от острых когтей, неожиданно схвативших ее, не от мощного клюва, занесенного над несчастной, а от страха. Страха, рождаемого одной мыслью, что с ней это может случиться.

Малёк стал чувствовать, что задыхается. Он попробовал пошевелиться и не смог, что-то тяжелое и теплое придавило его к спине лося. Мышонок попробовал даже укусить то, что так неожиданно навалилось на него.

– Хорошо, что у тебя нет жезла Магистра, – неожиданно услышал он шепот Ме́ни. – А то бы всех нас превратил в кого-нибудь.

– Да, я… – начал было оправдываться грызун.

– Пошутил, – подсказал ему медвежонок.

– Ну да!

– Так вот запомни, твои шуточки кому-то могут очень дорого стоить. Магистр тоже не сразу стал таким жестоким, чтобы превращать всех неугодных ему в зверей, птиц и рыб, а то и просто – в камень. Я это на себе испытал. Поначалу он был только маленьким Ма. Акробатом бродячего цирка, который любит пошутить. Что было потом, ты видел сам в нашем лесу. Деспотами не рождаются, ими становятся.

– Ме́ня, – запищал обиженно мышонок.

– Я же не собирался никого превращать…

– А кто так подумал о Соне?

– Откуда ты знаешь?

– Сон видел.

– Так ты, и вправду, можешь меняться сна ми?

– Могу, – угрюмо буркнул косолапый.

– А говорил, сон не идет. Спать не могу. Тоже мне друг!

– А ты хочешь со мной дружить?

– Конечно, – взвизгнул Малёк. – Да пусти, ты. Придавил совсем!

Он высвободился из-под лапы медвежонка и обиженно сел чуть подальше, но так, чтобы не свалиться со спины лося. Посопел для порядка и продолжил:

– У меня ведь никогда не было настоящего друга. Только братья и родственники. Они хорошие и добрые, но друг… это ведь совсем иначе. Вот у тебя есть друг?

– Друг? – Ме́ня замялся. – Я дружу с волчонком Коготком, с зайчишкой Тришкой, бельчатами Прыг и Скок. Еще мы дружили с Ведой, но она ушла к своим, с Филом.

– Я слышал, что они звали тебя с собой, – воскликнул мышонок. – Почему ты отказался?

– Мой дом – лес, а у них свой дом.

– А что, там нельзя наделать норок? – вскинулся грызун.

– И воровать крупу?

– Почему сразу воровать, – надулся Малёк. – Можно подобрать то, что упало. Ненужное. Вот падают же яблоки, орехи, желуди… Наши говорят, что у людей есть такой… вкусный очень… такой мягонький… Сыр! И в нем можно проедать дырки и целые норки.

– Обжора! – фыркнул медвежонок.

– А кто только что облизывался на мед! – всплеснул тоненькими лапками мышонок. – И что только в нем хорошего? Сам потом пить все время хотел!

– Так ты подглядывал за моим сном! – рассердился косолапый.

– А кто все сны перепутал? – взвизгнул от возмущения серый грызун. – Понаперепутал и ругается!

Медвежонок неожиданно повалился рядом с мышонком и задрыгал от радости всеми лапами. Благо, широкая спина лося это позволяла.

– Ты чего? – опешил Малёк.

– Получилось! А я думал уже больше никогда… Ура! Получилось!

Лось резко остановился, услышав радостные возгласы медвежонка.

– Чего орешь-то? – пробасил он.

– Я снова могу меняться снами!

– Зачем? – удивленно протрубил лось.

– Вот ты хочешь увидеть облако во сне и не можешь, – начал объяснять Ме́ня. – А я – запросто! Мы с тобой обменяемся снами, и ты его увидишь.

– Правда? – Длинный так круто обернулся, чтобы посмотреть на медвежонка, что оба путешественника полетели вниз. – Не врешь?

– Да мы только вот с ним… – он кивнул в сторону перепуганного падением мышонка. – Поменялись.

Лесной гигант так близко наклонил к серому грызуну свою длинную морду с огромными грустными глазами, что от его дыхания у мышонка прижались ушки, как от сильного ветра. Потом моргнул, чтобы лучше видеть в надвигавшейся темноте, и спросил:

– Правда?

Мышонок не на шутку перепугался и смог только утвердительно кивнуть в ответ. Он зажмурился на всякий случай. Уж лучше не видеть последний миг своей короткой жизни… Тут что-то теплое и влажное прижало мышонка к земле, пройдясь от носика до самого кончика хвоста. Ему показалось, что это был весенний теплый ливень. Только очень короткий. Но такой быстрый, что он даже не успел спрятаться.

– Эй! – раздался взволнованный голос медвежонка. – Поосторожней со своим языком… Мы же маленькие!

– Давайте дружить! – неожиданно ласково протрубил лось. – Вы мне так нравитесь, ребята.

– Ты тоже… ничего! – взвизгнул обрадованный счастливым исходом событий мышонок. – Только ты… это… поаккуратней!

– И я согласен! – Ме́ня смущенно опустил свой нос к лапам, сложенным на животике и засопел. – Чесс слово!

– Тогда по рукам! – Малёк вытянул в стороны свои тоненькие лапки. – То есть по лапам.

Все засмеялись, представляя, как лось ударит копытом по лапке мышонка в знак согласия. Потом Длинный присел, чтобы друзья смогли вскарабкаться на его могучую спину, и компания отправилась дальше. Теперь сгущавшиеся сумерки уже не казались такими страшными, а лес враждебным. На душе у всех было легко и радостно. Любые беды и горести легче преодолевать с друзьями, а в дороге просто веселее. Они даже начали что-то напевать. Каждый свое. Малёк попискивал нечто, напоминавшее старые мышиные песни, которые длинными зимними ночами можно услышать, если приложить ухо к земле у открытой норки. Ме́ня, закрыв глаза от удовольствия и раскачиваясь в разные стороны, подвывал тихим баском то, что когда-то напевала ему перед сном медведица Тамара. Лось по имени Длинный ускорил шаг и, высоко подняв голову, трубил что-то так сильно, что в Дальнем лесу все замирали, услышав боевой клич гиганта. Наверное, ему виделись славные походы его предков, которые когда-то сражались с захватчиками за свои родные леса. Это было так давно, что уже никто не помнил этих подвигов, даже сам Длинный, но воспоминания хранились в его сердце. В минуты радости они вырывались из глубин его необъятной души, и каждый вдруг ощущал прилив гордости и необыкновенного подъема. Это просыпалась память предков. Она живет у каждого, только в обычной ситуации память дремлет. Но иногда случается так, что она пробуждается. И тогда неясные образы великих свершений и побед вдруг окрыляют нас. Удивительная гордость охватывает каждого, хранящего в себе эту память. И тут ни время, ни наветы, ни россказни не властны над проснувшейся памятью. Она клокочет внутри нас и зовет. В дальние страны, к новым великим свершениям, к приключениям…

Вы спросите, а какие такие великие дела могут быть у мышат или бельчат? Ответ прост. Величие не зависит от веса или размера, если речь идет о душе, а именно она определяет, какие мы и что можем. Поверивший в себя и поставивший себе великую цель – добьется!

– Ну и голос у тебя! – восхищенно прошептал Ме́ня. – На весь лес…

– Ага, – поддакнул Малёк. – В каждой норке слышно.

Лось, казалось, их не замечал. Он перешел на бег и, не обращая внимания на кусты и молодые деревца, ломился вперед. Мощной грудью он прокладывал себе дорогу сквозь непроходимые чащи, словно врывался в ощетинившиеся острыми пиками ряды неприятеля. Это было похоже на бой с невидимым противником. Медвежонок и мышонок затихли на могучей спине, готовясь к схватке. Это было так упоительно, что восторг захлестнул всех троих. Даже Малёк ощутил себя воином, закованным в сверкающие латы. С мечом и щитом… Ах, как это было здорово!

– Ура! – пропищал грызун. – Вперед!

– Он стал размахивать тоненькими лапками.

– Даешь!

Мышонок непременно свалился бы со спины мчащегося гиганта, но лапа друга вовремя подхватила его и усадила на место. Ме́ню тоже охватило пьянящее чувство великой битвы.

– Ура! – они уже орали вдвоем на спине лося. – Длинный, давай! Быстрей!

Трещали сухие сучья, подминались молодые побеги, раздвигались кусты, уступая натиску лесного гиганта. Задрав морду, он неистово трубил, налетая мощной грудью на притаившегося в темноте воображаемого врага.

– И куда это вы собрались? – неожиданно прозвучало сверху. – Пожар что ли?

Длинный так резко затормозил, что двое, сидевшие на его спине, кувырнулись вперед и вниз. В полете они заорали еще сильнее, но уже не от восторга, а от страха. При ударе о землю оба разом умолкли. К своему удивлению разгоряченная порывом троица только сейчас заметила, что в лесу тихо. Вернее, над всем Дальним лесом нависла зловещая тишина.

– Я вас спрашиваю, уважаемые, – это был голос романтичной Сони. – Что приключилось-то? – Никто ей не ответил. – Это так неприлично!

– Сова просто кипела от возмущения. – Так орать среди ночи… от Вас, Длинный, я этого никак не ожидала. Просто неслыханно!

Лось, понурив голову, молчал. Его могучие бока еще вздымались от быстрого бега. Он сам не мог понять, что это с ним произошло. Какая-то неведомая сила вдруг увлекла его в этот странный воображаемый бой. Но он мог поклясться, что видел и даже чуял врага впереди. Он по-настоящему готовился к битве. Он почти уже сражался. Странно!

– Так у вас тут целая команда, – сова прищурилась, разглядывая копошащихся мышонка и медвежонка. – Узнаю… Вот уж не думала, что Вы, уважаемый лось, водитесь с этими врунишками-болтунишками. – Ее голова с огромными черными глазищами сделала почти круговое движение. – Это просто возмутительно!

– Соня даже моргнула. – Неслыханно!

– Это я… – едва пролепетал Ме́ня.

– Я все это… – еще более невнятно пропищал Малёк.

– Простите, достопочтенная Соня, – голос лося заглушил остальных.

– Да вы что, мухоморов объелись! – возмутилась сова. – Орать ночью в лесу. Кому положено – спят, остальные – на посту…

От этих слов мышонок вздрогнул и шмыгнул за медвежонка.

– Всех переполошили, – не унималась Соня. – Народ в лесу подумал, что это стая из другого леса на нас войной пошла. Попрятались со страху… Одна я тут осталась!

– О, Вы всегда были самой мудрой из нас, – лось галантно поклонился.

– Вы так учтивы, дорогой Длинный, – сова моргнула и чуть наклонила голову, – как милый Фил. – Соня собиралась было всплакнуть, но подумала, что это сейчас вряд ли кто оценит, и воздержалась. – Из-за чего весь этот шум?

– Мы шли на бой! – гордо пискнул мышонок, выглянув из-за спины Ме́ни. – Вернее, мчались!

– С кем же? – заинтересовалась сова.

– Ну, с этим… – Малёк замялся. – С Ма!

– Кто это? – Соня шире открыла и без того огромные глазищи.

– Который время украл, – грызун гордо подбоченился и выставил вперед тоненькую лапку, – который Магистром стал!

Романтичная сова чуть отшатнулась назад и зажмурилась, готовая шмякнуться в обморок. Впрочем, она быстро передумала, вспомнив, что сидит на самой высокой ветке огромной сосны, а кавалера, способного подхватить чувственную даму, рядом нет. Вот так всегда: можно рассчитывать только на себя… Что за времена наступили в Дальнем лесу! Где вы, рыцари, способные пожертвовать собой за единственный взгляд красавицы? Где ты, молодость? Хорошо, хоть красота не покинула ее… Да, ей будет не хватать Филарета, его галантности, его прекрасных манер и задушевных разговоров.

– Так что ты там сказал о… – Соня не успела договорить.

– Меня зовут Малёк! – грызун гордо вскинул свой носик. – И мы идем спасать принцессу.

– Как это мило, – низкий грудной голос лесной долгожительницы потерял всякие намеки на угрозы. – А откуда принцесса?

– Из далекой страны Кай-Тай! – мышонка просто распирало от гордости.

– Никогда не слышала… Наверное, это очень далеко!

– А мы не боимся…

Мышонок хотел что-то сказать еще, но легкий дружеский подзатыльник заставил его пролететь над небольшой кочкой и, перевернувшись, упереться лбом в стебель огромного лопуха.

– Какой шустрик, – подумала Соня. – Просто на месте не стоит. Так и рвется в бой.

– Эй, полегче! – прозвучал обиженный писклявый голосок в голове у Ме́ни. – Рад, что я маленький…

– Это у нас игра такая, – неумело соврал косолапый, сделав неопределенный жест.

– А я с Лесным озером не успел попрощаться, – неожиданно вмешался Длинный. – Неправильно это…

В темноте никто не видел его печальных глаз, но голос был пронизан такой тоской, что все обернулись к гиганту. Сопереживания разом заставили их умолкнуть. Каждый понимал, что Длинному сейчас тяжелее всех. У многих обитателей Дальнего леса друзья ушли и, возможно, никогда не вернутся, но они успели попрощаться и даже договорились видеться во снах. По крайней мере, медвежонок обещал их научить этому. А вот лось… Э-э, да что тут говорить!

– Мы отыщем принцессу по имени Серебряный Колокольчик, – вдруг вырвалось у Ме́ни. – И она поможет нам найти облако, в которое превратилось Лесное озеро.

– А спасать? – растерянно пискнул грызун.

– Если нужно, мы ее спасем! – тут же нашелся Ме́ня. – Главное, что она сможет вызвать то самое облако.

– Ты уверен? – надежда появилась в голосе у лося.

– Конечно! Она ведь живет в замке на высоких горах. Они так близко к небу, что облака цепляются за острые вершины…

– И что? – гигант протянул огромную морду поближе к медвежонку, чтобы не пропустить ни единого слова.

– Когда облака цепляются за горы, с ними можно поговорить и все разузнать, – не сдавался Ме́ня. – Принцессу ведь не случайно зовут Серебряный Колокольчик!

– Почему «не случайно»?

– Потому что она может разговаривать с облаками!

– Откуда ты знаешь? – Длинный все еще сомневался.

– Так она же все рассказала Лесному озеру, когда плавала в нем, став Серебрянкой.

Лось растерянно обернулся, ища поддержки. Сова только моргнула глазищами, но зато мышонок авторитетно подтвердил:

– Точно, точно! Она все рассказала Лесному озеру, а оно – тебе.

Гигант фыркнул так, что трава вокруг него полегла. Сомнения быстро таяли в его огромной голове. Наконец, лось ударил копытом, словно поставил точку в длинном споре.

– Это было бы чудесно, друзья мои! Лесное эхо несколько раз вернуло его последнее слово «мои… мои… мои…». Трое разом почувствовали какое-то облегчение. Они были друзьями, они были готовы помогать друг другу, даже спасать, и это было так замечательно, что душа ликовала. Как жаль, что зверушки не могут обниматься, как люди. Им порой так хочется сделать это, но они такие разные…

– А как же я? – неожиданно раздался голос сверху. – Вы меня бросите? – Соня всхлипнула от обиды, от того, что все забыли о ней, от того, что она никому не нужна… Ну, нисколечко! – Я тоже переживаю за Длинного… Он такой вежливый и учтивый… Ах, я так расстроилась…

– Нет, мы вместе!

– Вместе!

– Конечно! Мы вместе!

На разные голоса зазвучало снизу. Сова наклонила голову и прищурила подслеповатые глаза, чтобы лучше рассмотреть тех, кто был под сосной. Она всегда так делала, чтобы дать понять, как она страдает. Наверное, поэтому две большие горькие слезы соскользнули из огромных глаз и полетели вниз. Трое заметили, как что-то блеснуло в темноте, словно маленькие звездочки, упавшие с небес. И это было так романтично… Вообще, все, что касалось Сони всегда было романтично.

– Правда? – она еще сомневалась.

– Вы приглашаете меня с собой в дальнее путешествие? В страну высоких гор?

– Кай-Тай, – подсказал мышонок.

– Так поступают только настоящие друзья, – Соня заморгала, выдерживая паузу.

– А мы и есть настоящие друзья! – пискнул Малёк.

– Давайте дружить вместе! – предложил Ме́ня.

– Я почту за честь, уважаемая Соня, – протрубил Длинный, – называть вас другом.

Сова удержалась от привычной фразы о романтике, посчитав ее неуместной в данном случае. Она мягко оттолкнулась от ветки и бесшумно заскользила по спирали вниз. Несмотря на почтенный возраст, ночная охотница была в отличной физической форме. Приземлившись перед лосем на мощные когтистые лапы, Соня важно застыла в ожидании. Первым подбежал Малёк и робко лизнул ее перышко. Потом враскачку подошел Ме́ня и лизнул крыло ночной красавицы. Последним был застенчивый лось. Он робко вытянул свою морду, жадно втягивая ноздрями незнакомый запах. В знак дружбы он тоже лизнул сову шершавым языком. Со стороны это могло показаться не очень романтично, но таков был лесной обычай.

– Спасибо, мои милые! – голос Сони дрогнул, она была явно взволнована. – Я согласна при одном условии. – Все умолкли в ожидании. – Вы будете обращаться ко мне на «ты». И никаких возражений! Среди настоящих друзей не может быть «Вы»! Правда, Малёк?

– Правда, – выпалил от страха мышонок, потом, подумав, добавил. – Конечно…

Ме́ня неожиданно для себя предложил:

– Тогда – в путь! Никто не должен знать о нашем путешествии… Чтобы не проболтаться, нужно сразу же отправляться в страну Кай-Тай. Немедленно!

– Спасать принцессу! – подпрыгнул от радости мышонок.

– Найти ее замок в горах… – мечтательно произнес лось. – И расспросить все-все облака, что проплывают мимо.

– И встретить то облако, которое было Лесным озером. Ах, это так романтично!

– Только никому не будем об этом говорить. – Тоном заговорщика пропищал мышонок. – Ни-ко-му!

Трое склонились над Мальком и молча разом кивнули. Они были так увлечены своей тайной, что не обратили внимания, как качнулась ветвь у небольшой пушистой елочки, стоявшей неподалеку. Да и кто будет отвлекаться на такие пустяки в Дальнем лесу, когда речь идет о принцессе дальней страны.

 

Шкатулка из чёрного дерева

– Мы не должны забывать о главном, – медвежонок сделал паузу и обвел строгим взглядом новых друзей. – Нужно вернуть шкатулку с магическим кристаллом времени и свиток с текстами обратно в большой дом, откуда ее украл акробат с косичкой.

– Большой дом – это замок в горах? – неуверенно спросил Длинный.

– Ну да, правильно… – смутился Ме́ня. – Это я его так называл раньше, когда еще не знал, что это замок. Я во сне видел, как это произошло. А Серебрянка рассказала Длинному, что акробата звали Мо. Он был такой ловкий, что вышел из большого дома со шкатулкой самым невероятным путем, который не охраняла стража. Потом ему удалось прочесть магический текст заклинаний на свитке, и он стал властелином времени.

– Как это романтично, – растерянно прошептала сова. – Зная этот секрет, можно навсегда оставаться молодой…

– Не только, – поправил ее Ме́ня. – Можно править миром, останавливая для кого-то время или воруя его. Когда Ма научился делать это, он стал Магистром. У него была тайная пещера, где он хранил чужое время. Еще он сделал пещеру Желаний, в которой можно было окунаться в чужое время и становиться на время кем угодно.

– Я, я помню, – запищал радостно Малёк.

– Мне старший брат рассказывал, что был пиратом… Только ему никто не верил.

– В такое, действительно, трудно поверить, – мотнул головой лось. – А ты не сочиняешь, Ме́ня?

– Да не сойти мне с этого места, – косолапый ударил себя лапой в грудь. – Магистр мог отбирать время у кого угодно. Однажды он превратил меня в каменного идола, а в другой раз бросил в черный колодец безвременья…

– Как же ты выбрался? – недоверчиво спросил Длинный.

– Так я до этого окунулся в чашу Вечности. Вот меня Веда и вытащила!

– Чудеса, – засопела Соня. – А чаша молодости существует? Я бы окунулась пару раз.

– Этого я не знаю, – растерялся медвежонок. – У Магистра было много таких штучек. Но только он один умел читать тексты в свитке. С помощью магии он превращал неугодных ему людей в зверей и птиц, а их время замораживал в кристаллы и прятал в тайнике.

– И это все в нашем лесу? – усомнилась сова. – Невероятно!

Медвежонок не стал с ней спорить, а лишь коротко глянул на мышонка.

– В прошлую полночь у Магистра истекал срок власти над временем. Должна была состояться инициация.

– Что? – в один голос воскликнули трое слушателей.

– Передача власти над временем новому хозяину, – пояснил косолапый. – На целый век! Благодаря помощи его братьев. – Ме́ня кивнул на грызуна. – Зеркала времени были сдвинуты в сторону, и вся сила перешла к Мальку. Теперь он… – Медвежонок замялся, – надеюсь, будет вести себя прилично и поможет нам вернуть шкатулку хозяевам.

– А где эта загадочная шкатулка сейчас? – стараясь говорить шепотом, протрубил Длинный. – Вы ее спрятали?

– Она в надежных руках! – Ме́ня замолчал, давая всем понять, как это важно. – Она у Гордого!

Лесной народец всегда произносил имя орла с уважением. Сейчас же это было окутано еще и важной тайной. Все закивали, соглашаясь с той мыслью, что более правильное решение найти было бы невозможно.

– Значит, – многозначительно пробубнил лось. – Мы зовем Гордого с собой?

– Конечно! – подтвердил косолапый.

– Ура, – пискнул мышонок.

– Прекрасно, – согласилась Соня. – Только лететь к его гнезду на вершине высокой скалы – путь неблизкий.

– Никуда лететь не нужно, – успокоил ее косолапый. – Мы попросим Малька передать наш разговор орлу прямо сейчас. Он же может разговаривать на расстоянии.

– Запросто! – пискнул тот и закрыл маленькие глазки, всем своим видом показывая, что уже делает это.

Все затихли, едва сдерживая нетерпение.

– Ну, что он сказал? – первым не выдержал Ме́ня.

– Гордый предложил встретиться на опушке, – удивленно пролепетал Малёк. – У кривой сосны…

– Но это же очень далеко!

– Там заканчивается Дальний лес!

– А кто собрался в Кай-Тай? – пристыдил их Ме́ня. – В тех краях из нас вообще никто не был. Мы даже не знаем, где эта страна и как туда добраться.

Молчание было ему ответом. Каждый начал взвешивать свои силы.

– Нужно спросить разрешение, – захныкал Малёк. – Я никогда не уходил так далеко без спроса.

– Я днем почти ничего не вижу, – созналась сова. – Только сплю…

– А мне, признаться, и спрашивать некого, – растерянно пробубнил Длинный. – Дороги я не знаю, но можете рассчитывать на мои ноги.

– Он ухнул копытом о землю, и она отозвалась гулом.

– Только вместе мы сможем сделать задуманное, – не сдавался медвежонок. – Если мы, конечно, – настоящие друзья.

– Тогда я с вами, – поколебавшись, решилась Соня.

– А как же мама? – Малёк часто-часто заморгал глазенками, готовый зареветь от жалости и к себе, и к маме. – Она будет волноваться…

– Но ведь ты сможешь пообщаться с ней в любой момент, – постарался успокоить его медвежонок, – как сейчас ты разговаривал с Гордым.

– И даже с опушки?

– Даже из замка в Кай-Тай!

– Правда? – малыш все еще не мог поверить в такое чудо.

– Почему нет? – глубокомысленно пробасил лесной гигант. – Ты ведь теперь у нас…

Он не закончил фразу, понимая как нелепо прозвучит звание магистра для такого трусишки, хотя и будет верно, по сути. Однако чтобы не обижать Малька, добавил:

– Ты теперь необычный мышонок! Судьбе было угодно наделить тебя удивительными способностями, и мы надеемся, что ты справишься… И можешь рассчитывать на своих друзей.

Все закивали в знак согласия, понимая, что слова тут не нужны.

– Длинный! – Малёк запрыгнул на копыто лося и обнял его ногу тоненькими лапками. – Ты такой…

Мышонку захотелось объяснить, что он так тронут доверием и дружбой с таким могучим и умным гигантом, а еще хотелось рассказать, что теперь он понял мамины слова, которая как-то сказала, что мудрое слово, сказанное вовремя, дороже вдвойне. Но мир этих взрослых был еще так сложен для малыша, что ему проще было выразить свои чувства одним нелепым объятием. Без слов. Но вышло все именно так, как и должно было бы получиться среди друзей. Все улыбнулись, смущенно пряча свои влажные глаза. Искренние чувства всегда трогают открытые души, находя в них самый живой отклик. В этом великий секрет дружбы. Многое понимается с полуслова, а то и вовсе без слов. Это потому что близкие души говорят на одном языке.

Всю ночь друзья шли по родному лесу. Вернее, мышонок с медвежонком дремали на могучей спине лося, который выбирал дорогу по указанным совой ориентирам. Ночная охотница то и дело улетала вперед, а потом возвращался, объясняя, как лучше продвигаться. Длинный мог идти напролом через любую чащу, но дорога предстояла неблизкой, и нужно было беречь силы. К тому же лишний шум для друзей был абсолютно ни к чему.

Редкие облака позволяли лунному свету проникать сквозь молодую листву деревьев и немного освещать путь. Странная весна была в этом году. Лесной народец ее даже не заметил. Проснувшись однажды теплым утром, все увидели молодую сочную зелень, почувствовали буйные запахи весны, а птиц еще не было. Вернее, в Дальнем лесу были только те, кто оставался зимовать: сороки, вороны, совы, дятлы, глухари, а тех, кто прилетал каждую весну из теплых стран, так и не было. Странно…

Особенно сожалели об этом четверо друзей, отправившиеся в страну Кай-Тай на поиски принцессы по имени Серебряный Колокольчик. Им так хотелось расспросить перелетных птиц о тех краях, куда они улетают каждую осень: но ни грачей, которые появляются всегда первыми, ни степенных гусей, ни крикливых уток, ни говорливых журавлей, ни голосистых зябликов, ни иволги, зимующей в жаркой Африке, ни мастеров пилотажа – ласточек и стрижей, ни доверчивых синичек, ни отличных бегунов – поползней, ни певчих дроздов, ни великолепных пародистов скворцов не было.

Впрочем, одно путешественники знали точно. Им нужно было следовать на юг, туда, где всегда тепло. Всем казалось, что замок загадочной принцессы по имени Серебряный Колокольчик мог находиться именно там; только на юге могли возвышаться высокие скалистые горы, за которые цепляются пролетающие по небу белые облака.

Еще не рассвело, когда они вышли на опушку. Длинный остановился в кустарнике, вытянув вперед свою морду. Он жадно вдыхал незнакомые запахи, шевеля теплыми ноздрями, будто пробовал утренний воздух на вкус. А он был незнакомым. Не то чтобы лесной гигант никогда не покидал пределы Дальнего леса. Такое бывало. Но очень редко, очень давно. Запах другой жизни настораживал его и волновал. Так бывает даже у стариков, привыкших жить на одном месте.

Седой туман скрыл под собой всю низину у реки и подкрадывался к самой опушке. Было тихо. Перед рассветом всегда тревожно. Словно есть сомнения в том шатком равновесии между светом и тьмой, которое установилось в тот момент, когда восточный край небес стал набухать алым цветом, но еще не набрал полной силы и не выплеснул горячую волну первых лучей солнца. Потом все будет просто и понятно. Кому под силу тягаться с могучим светилом? Но до того момента, пока чаша весов не качнулась, а замерла в неопределенности, и есть скрытый момент тревоги. А вдруг…

Но солнечные лучи вдруг прорвали небосклон и пролились горячими струями на низину вдоль реки, укрытую молочной пеленой тумана, который пробудился, стал лениво расползаться и таять. Яркий край огненного шара медленно поднимался над горизонтом, неторопливо уничтожая своими горячими лучами остатки тьмы. Ее длинные тени еще прятались за одинокими деревьями вдоль берега и небольшим холмом вдалеке. Но скоро и они скользнули в рваные клочья тумана и сгинули вместе с ним. Начался новый день.

Лось заметил движение в алой вышине. Щурясь от невыносимо яркого света, он поднял большие грустные глаза. Высоко, где-то под самыми облаками, парил орел. Его огромные крылья величественно и спокойно несли мощное тело. Если на земле царит лев, то в небе нет величественнее птицы, чем большой орел. В этот миг Длинный по-хорошему завидовал Гордому. Эта сильная птица легко парила в вышине, в том удивительно красивом и недоступном мире, где плывут белые облака. Орел был так близок к вечным странникам-облакам, что, наверное, знал их язык. Лесному гиганту сейчас тоже захотелось стать такой же царственной птицей и оказаться рядом с Гордым. Быть недосягаемым. Не потому, что он боялся кого-то. Нет. Быть недосягаемым в мыслях. Наверное, возможность полета на такой высоте и делает этих птиц такими величественными. Ох, не случайно жители Дальнего леса дали орлу необыкновенно красивое имя. Гордый! Разве можно сравнить с его прозвищем…

Эти мысли были прерваны зрелищем захватывающего пике. Орел заметил лося и, сложив огромные крылья, начал стремительное падение.

Считанные секунды понадобились ему, чтобы вихрем пронестись из поднебесья до кривой сосны на опушке. Перед ней орел резко расправил крылья и, виртуозно затормозив, мягко спланировал на большой сук старой сосны неподалеку. Маневр был проделан мастерски и абсолютно бесшумно. Лишь Соня отчего-то проснулась и открыла огромные черные глазищи. Она повертела головой в разные стороны и тихо спросила Длинного:

– Он уже здесь?

– Да.

– Жаль, что я ничего не вижу. Я только слышала звук полета… Наверное, это был высший пилотаж!

– Да-а, – протянул восхищенно Длинный.

– Смотрите! – медвежонок тоже проснулся. – У него та шкатулка.

– Где, где? – подал голосок заспанный Малёк.

Все притихли, разглядывая орла на кривой сосне.

– Вот так – всегда, – насупилась недовольная сова. – Все интересное происходит днем, когда я ничего не вижу. Вам что, ночи мало?

– Гордый держит в когтях холщовую сумку со шкатулкой из черного дерева, – важно сообщил Ме́ня, отчего-то переходя на шепот. – Они с Филом отбили ее у Магистра, когда тот пытался скрыться с бойцовыми рысями в Старом болоте. – Медвежонок сделал многозначительную паузу и еще тише добавил: – В шкатулке находится магический кристалл, с помощью которого можно властвовать над временем.

– И он принадлежит теперь мне…

Малёк не договорил, заметив краем глаза, как на него замахнулся Ме́ня. Правда, медвежонок только припугнул наглого грызуна, но этого было достаточно, чтобы мышонок зажмурился от страха и умолк, втянув ушастую голову в щупленькие плечики.

– Поговори еще… – косолапый осекся, поймав на себе взгляд совы. – А чего он… – огромные черные глазищи Сони, не мигая, уставились на медвежонка. – Воображает тут… – заворчал недовольно Ме́ня. – Сам ничегошеньки в этом не понимает. Просто оказался в нужном месте, когда во время инициации Зеркала времени отвернули от Магистра, чтобы лишить его волшебной силы. Теперь вот власть над кристаллом к Мальку перешла, и он целый век будет важничать…

– Как целый век? – сова от удивления стала говорить еще более низким голосом. – И этот малыш не состарится?

– Почем я знаю, – буркнул Ме́ня. – Сначала нужно свиток прочесть, что в шкатулке лежит… Там должно быть все написано.

– Так я умею! – встрепенулась Соня и моргнула от нетерпения. – Но только ночью, когда луна светит. – Она покрутила головой по сторонам, будто пыталась разглядеть, не подслушивает ли их кто. – Однажды, очень давно, один молодой… – сова часто заморгала, отчего две крупные слезинки соскользнули вниз по ее белоснежным с черными подпалинами перьям. – Ах, это было так романтично…

Все промолчали, вежливо отводя взгляды. Даже Длинный опустил морду к земле, будто вынюхивая там что-то. Жители дальнего леса знали странную историю о том, как у Сони появилась настоящая книга. Правда, это был лишь потрепанный томик сказок, но в нем были картинки… Книга хранилась в сундуке, что стоял в дальнем углу дупла, где жила сова. Ходили разные слухи о том, как сказки попали к ночной охотнице. Одни говорили, что сова нашла книгу на тропинке, другие утверждали, что романтичной старушке сказки подарил волшебник, но были и те, кто намекал на то, что Соня выменяла старый томик у сорок, выкравших книгу из повозки, остановившейся на опушке. Как это случилось на самом деле, никто не знал, но книга у нее была. Совершенно точно! И когда романтичную сову одолевала меланхолия, она рассказывала удивительные истории о своей молодости. В основном это были любовные приключения. У старого дуба, где жила Соня, собирался лесной народец и, затаив дыхание, слушал душещипательные истории. Она другой краше! И каждый раз уже знакомые сюжеты звучали по-новому. Герои меняли имена, плавно перетекали из одной байки в другую… Но всегда это было так романтично! А сова во время рассказа то хлопала крыльями, то моргала глазищами, то крутила головой, то перебирала мощными когтями… Это был настоящий театр одного актера. Правда, злые языки поговаривали, что сюжеты всех историй очень похожи на те картинки в книге, что спрятана в сундуке, но толком этого никто не знал. А вот послушать красивые, захватывающие дух воспоминания старожила Дальнего леса хотел каждый. Поэтому разбираться в том, умела ли Соня читать на самом деле, никто не стремился.

– Может быть, в том свитке написано, как не стареть? – неожиданно прервала общее молчание сова. – Это очень интересно… – она покрутила головой, ища собеседника, но все отмалчивались. – Ме́ня, ты так сопишь, что тебя на другой опушке слышно, – предупредила ночная охотница. – Свиток этому маленькому не давай. Я потом его посмотрю.

– Ладно, – примирительно буркнул медвежонок.

– А что, сразу – маленький! – взвизгнул откуда-то из-за спины медвежонка Малёк. – Я может быть…

– Это ты Полеандре своей расскажешь, – Соня нацелила свои невидящие при свете дня глаза в сторону грызуна. – Если вернешься…

– А ябедничать, между прочим, нехорошо! – мышонок выпрямился и подбоченился тоненькими лапками. – Вот Вы, уважаемая Соня…

Он не успел договорить. Всех обдало порывом ветра. И это было так неожиданно! Оказывается, орел мягко снялся с ветки кривой сосны и неслышно подлетел к спорщикам. Сделав крутой вираж, Гордый разжал когти, и холщовая сумка с увесистой шкатулкой повисла на шее у медвежонка. Все разговоры прекратились.

– Приветствую тебя, Гордый! – протрубил лось. – Мы рады, что ты согласился сопровождать нас в дальней дороге.

И все присоединились к нему.

– О, это будет так романтично!

– Здравствуй, Гордый, – маленькие глазки медвежонка сияли. – Это так здорово, опять быть вместе. Я очень рад этому!

– И я… – пискнул кто-то, – тоже… Орел бесшумно кружил над ними, неторопливо разглядывая каждого и словно обдумывая что-то.

– Почту за честь называть вас своими друзьями, – негромко, но уверенно донеслось сверху. – Нам предстоит дальняя дорога, и кто знает что ждет впереди…

Момент был таким торжественным, что даже мышонок не пытался нарушить тишину. Все промолчали, и это было так по-взрослому, по-настоящему, что никакие слова не прозвучали бы сильнее! В этот момент все и решилось. Они стали друзьями. Командой, в которой каждый – за всех и все – за одного. И это было понятно без громких слов и обещаний. Молчание на опушке Дальнего леса скрепило их дружбу крепче всяких клятв. Никто и не заметил, как неподалеку хрустнула сухая ветка под чьей-то лапой, потому что с этого момента их жизни стали похожи на сказку о шкатулке из черного дерева.

 

Песочные часы

Привал путешественники решили сделать у трех берез на излучине маленькой речушки. Ее плавное течение увлекало за собой лишь длинную траву у берега, что струилась в прозрачных водах тонкими зелеными нитями. По их едва заметным колебаниям можно было понять, что вода движется. Тень под березами манила прохладой и возможностью отдохнуть в полдень жаркого дня. Они напились чистой воды и немного перекусили. Кто пощипал ягод в прибрежном кустарнике, кто – сочной травы, кто – зеленых листиков. Лишь Соня, дремавшая всю дорогу, не солоно хлебавши забралась на высокую ветку, да Гордый неустанно парил в вышине, охраняя покой друзей. Они то шли пешком, то ехали на спине Длинного, но все порядком устали. Хотелось растянуться на мягкой травке и вздремнуть под пышными кронами березок, которые, словно решето, просеивали солнечные лучи.

– Ме́ня, ты сумку не потеряешь? – зевнув, пискнул мышонок, – а то там мой кристалл…

– Наш! – угрюмо буркнул тот, сворачиваясь калачиком у самой толстой березы.

– Он только меня слушается, – ехидно уточнил грызун. – Сам говорил!

– Ну, и что же, – медвежонок прижал сумку к теплому животику. – Все равно – наш!

– Как это – все равно? – не унимался писклявый голосок.

– Будешь ворчать, закрою в шкатулке тебя с твоим кристаллом, – хмыкнул косолапый. – Там его и охранять будешь…

– Нет, уж! Я лучше тут, рядышком, – и Малёк пристроился под шерстяной бочок. – Чего ты сразу – закрою, закрою… У тебя и ключа-то нет… Я потому и волнуюсь… Вещь-то ценная!

– Ладно, помолчи. Ночью будешь на посту. Охранять…

– Ночью? – хмыкнул мышонок. – А Соня на что! Она все равно не спит. Вот пусть и охраняет.

– Вот ты ловко устроился! – возмутился Ме́ня. – Длинный нас везет на себе, Гордый днем охраняет, Соня – ночью, я сумку тащу. А ты – что?

– Я буду главным, – не моргнув, ответил грызун.

– Это почему же?

– А кого кристалл слушаться будет? Тебя что ли!

– Да уймитесь вы, балаболы, – голос Длинного звучал из зарослей кустарника у самого берега. – Каждый будет делать то, что умеет лучше других.

– Вот я и говорю, – оживился Малёк. – Что же это мне прикажешь всех на себе везти… или ночью караулить… или с коршунами драться? Как налетят…

– Так ведь нет никого! – попытался успокоить распалившегося мышонка Ме́ня.

– Прячутся! – тут же встревожено пропищал Малёк тоненьким голоском. – Они знаешь какие…

– Какие?

Малёк быстро вскочил на задние лапки, потом привстал на носочки, поднял передние лапки над ушастой головкой и состроил страшную рожицу. Он закатывал малюсенькие глазки и пытался завывать. Зрелище было до того комично, что наверху кто-то «хрюкнул». Это была Соня.

Ее острый слух не хуже ее ночного зрения позволял четко представлять все, что происходило при ярком дневном свете. Странный звук сверху ввел мышонка в полнейшее оцепенение, точнее – в какой-то столбняк. Зато Ме́ня покатился от безудержного хохота. Его просто всего скрючило. Следом раздался трубный смех лося. Вернее, впечатление было такое, что рядом протрубили в исполинский рог. Никто из лесного народца никогда подобного не слышал. Длинный вообще считался полнейшим меланхоликом. А тут – на тебе…

Соня «хрюкнула» второй раз.

Медвежонок еще тоньше взвизгнул и задергал лапами. Малёк для пущей наглядности лишь выпучил глазки, но не колыхнулся. Страх перед хищными коршунами, которыми его с детства пугали родственники, был сильнее всех насмешек на свете. Высоко-высоко в чистой синеве раздался клекот Гордого. Оказывается и орлы умеют безудержно смеяться. Однако и это не вспугнуло маску дикого ужаса на мордочке грызуна. Длинный икнул и затрубил на таких высоких тонах, что наверху сильно захлопали мощные крылья орла. Очевидно, он боролся с приступами смеха, чтобы не свалиться.

Соня «хрюкнула» в третий раз.

Ме́ня забился в истерике. Отбросив в сторону холщовую сумку, он то хватался лапами за живот, то указывал на Малька, не в силах слова выдавить из себя. Это было последней каплей. Мышонок сжал маленькие кулачки и злобно потряс ими над головой. Далее произошло странное событие. Откуда-то в синем небе появилась черная грозовая туча, и наверху громыхнуло. Туча зависла над тремя березками у речушки, и полил дождь. Его косые струи заливали медвежонка и лося, но не трогали Малька. Грызун спокойно стоял на сухом пятачке травы и молча наблюдал, как стена дождя обрушилась на его друзей. Смех резко оборвался, и тут же прекратился ливень. Черная туча исчезла.

Малёк деловито отряхнул лапки, будто после пыльной работы и беззаботно стал насвистывать веселый мотивчик. У медвежонка был унылый вид. Струйки холодной воды стекали по морде на животик. Он стоял посредине огромной лужи и не знал, что делать. Последние капли еще падали с листьев. Их редкие всплески рождали большие и маленькие круги, которые, пересекаясь друг с другом, быстро исчезали.

– Вот за это я не люблю грызунов, – нарушил тишину голос Сони.

– А не я первый начал, – пропищал с достоинством мышонок.

– Так мы просто пошутили, – обиженно протянул Ме́ня.

– И я тоже…

– Ладно, – примирительно буркнул лось, выбираясь из кустов. – Бывает… – его большой шершавый язык стал облизывать медвежонка. – Не сердись. Это же наш друг!

– Тоже мне друг, – пыхтел косолапый. – Когда-нибудь он нас вовсе утопит…

– А у меня так давно не было друга, что я нисколечко на него не сержусь, – бубнил себе под нос Длинный. – Это так здорово, что можно пошалить с другом. – Лось оглядел Ме́ню со стороны. – А что? Мне нравится! Ты когда-нибудь делал себе прическу?

– Что? – не понял медвежонок.

– Прическу… Это когда шерстка не лохматая, а причесанная.

– Зачем?

– Красиво… – Длинный пощекотал медвежонка своими мягкими теплыми губами за ухом.

– Ой, – съежился тот. – Щекотно!

– Вот так всегда, – надулся мышонок. – Все против меня!

– Вовсе нет, – лось медленно подошел к Мальку. – Хочешь, прокатимся на середину речки.

Зачем это? – насторожился тот, приготовившись юркнуть в какую-нибудь норку.

– Ты ведь никогда не был на середине реки.

– Не-ет.

– Тогда давай. У тебя теперь есть друг, который запросто тебя прокатит.

– На самую середину?

– На самую-самую…

– Ну, я не знаю, – маленькие хитрые глазки мышонка опасливо забегали по сторонам. – А-а, была ни была!

Он ловко вскарабкался по наклоненной шее лося и устроился у того на загривке, даже не глянув на медвежонка. Длинный добродушно обратился к Ме́не:

– И ты давай!

– Чего это?

– Залезай! Кому говорю!

– И не подумаю! – Медвежонок отвернулся.

– Жаль, – пробасил лесной гигант. – Придется их с Соней вдвоем катать.

– Вот еще! – косолапый мигом вскарабкался на мощную спину. – Тогда я тоже.

При этом острые коготки больно впились в шкуру лося, но тот промолчал и не подал виду, что это было крайне невежливо. Сову уговаривать не пришлось. Она бесшумно опустилась на спину лося позади медвежонка. Ночной охотнице для такого маневра понадобился лишь острый слух.

– Вперед! – гордо пропищал мышонок.

Немного раскачиваясь при каждом шаге, лесной гигант осторожно вышел на середину тихой речки и остановился. Прозрачная гладь не мешала разглядывать подводных обитателей: мелкая рыбешка лениво шевелила плавниками, из норки торчали клешни рака, шустрый пескарик копался на дне. Это был совершенно незнакомый мир для жителей Дальнего леса. У них, конечно, был Высокий ручей, но с речкой его сравнить было трудно.

Ух, ты… – восторженно протянул Малёк. – Длинный, какой же ты длинный, что можешь вот так запросто ходить по рекам!

– Подумаешь! – фыркнул медвежонок. – Вот я сам по воде ходил.

– Врешь! – отмахнулся грызун.

– А вот и нет!

– Разве можно ходить по воде?

– По льду, – поправила его сова. – Это когда вода замерзает.

– Ну, это же все равно вода, – не сдавался Ме́ня. – Просто холодная… и прозрачная.

– Чудеса… – все еще не веря, пискнул грызун.

– А сумку на кого оставили? – неожиданно раздалось у них над головами.

Это Гордый чиркнул крылом по самой макушке медвежонка. Все зашумели, запричитали, но лось в три прыжка оказался под березкой, где сиротливо лежала простоя холщовая сумка. Ме́ня с хода прыгнул к ней и заглянул внутрь. Все замерли в ожидании. Радостный взгляд косолапого был многозначительнее любых слов. Он бережно прижал сумку к себе и даже придавил ее сверху мордой. Потом виновато прошептал:

– Простите меня, друзья…

– Да, ладно, – первым откликнулся Малёк. – Чего там!

– Будь осторожен, брат, – Длинный ласково потерся о медвежонка мордой.

– Мы вместе, – Соня вспорхнула ему на плечо.

– В пу-у-уть, – донеслось сверху.

– И то верно, – пробубнил лось. – До темноты мы еще немало сможем пройти.

О дальнейшем отдыхе как-то само собой забылось, ничто так не поднимает настроение, как хорошая шутка. Правда, путешествовать на спине лося было намного удобнее, да и обзор был не в пример лучше. Незнакомые места всегда манят своей новизной. У некоторых перемена мест, словно жажда. Она все время подталкивает побывать в других краях, посмотреть на то, что еще никогда-никогда не видел. Только ленивый будет утверждать, что леса и холмы везде одинаковые, а отыскать еду и воду проще около своей норки.

Сейчас даже Соня постоянно крутила головой, пытаясь если не увидеть, то хотя бы услышать, что происходит вокруг. Иногда она чуть замирала и принюхивалась, ее маленькие ноздри над мощным клювом едва шевелились, а пышный белый воротник с черными подпалинами раздувался, придавая сове очень важный вид. Со стороны она напоминала учительницу или воспитательницу, которая вывела своих питомцев на прогулку.

Одна тропинка сменяла другую. Когда же лось останавливался на развилке, он поднимал голову, и орел подсказывал верное направление. Скользящее по небосводу солнце помогало ориентироваться, но поля, ручейки, перелески и рощицы быстро сливались в одно целое, носящее имя Неизведанное. Оно окружало путешественников со всех сторон, кого-то настораживая, а кого-то привораживая своей неизвестностью. Те, у кого дух странствий был в крови, с наслаждением впитывали запахи дальних дорог, их безудержно манило вперед все непознанное и загадочное. Разве отыщешь дома хотя бы толику приключений или крошечную тайну. Нет. Они могут быть только за горизонтом!

– Ой, смотрите! – пискнул мышонок. – Бурундук в красной тряпочке.

– И правда, – насторожился Ме́ня, подозрительно прищуривая глазки. – Вот вырядился… – потом добавил со знанием дела. – Это жилетка. Так люди одеваются… Я видел.

– Где это ты видел? – вспыхнул Малёк. – Во сне?

Косолапый хотел было возмутиться такой наглости, но вовремя остановился. Рассказывать всем о пещере Желаний, о том, как он туда попал, как видел превращения Веды, как сам чудом спасся от преследователей, обернувшись со страху сотней лисиц – сейчас было ни к чему.

– Ой, да ладно врать-то! – ухмыльнулся мышонок. – Сотней лисиц… Ты еще скажешь…

– Как ты? – оборвал его Ме́ня. – Мысли читаешь?

– Не-а, – протянул грызун, потупив черные глазки. – Я читать не умею. Только слушаю.

– А как это… «слушаю»?

– Обыкновенно, – мышонок моргнул, отводя взгляд в сторону. – Когда на поляне на меня зеркала времени направили… Оно как шарахнет… Вот с тех пор.

– И слышишь все, что мы думаем? – испугался своей догадке косолапый.

– Нет, только если на кого-то внимательно посмотрю, – смутился мышонок. – Как будто прислушиваюсь… У нас, подземных жителей, слух очень тонкий. Я, если в норке прислушаюсь, то слышу, как наверху кто-то по траве ходит… Вот только Соню никто не слышит – она на деревьях сидит и летает тихо-тихо. Потому ее все боятся.

– А что она сейчас думает? – не унимался медвежонок.

– Вам скажи, вы дружить не будете. Я и тебе зря сказал… Ты не болтай. Ладно?

– Ладно… – Ме́не было очень неловко, и он заторопился перевести разговор на другую тему. – А бурундук о чем думает?

– Соню боится, – Малёк настороженно выглядывал из-за мощной шеи Длинного, не сводя маленьких глазенок с незнакомца у дороги. – Повторяет «пропал Бориска». Наверное, это он про себя…

Лось медленно подошел к застывшему от страха бурундуку и остановился, втягивая огромными ноздрями воздух. В отличие от людей, лесной народец больше доверяет запахам, они, словно надписи на больших табличках вдоль дорог, указывают направление и предупреждают об опасности, заменяют названия и даже говорят о настроении повстречавшихся на пути знакомых.

– Не трясись, – пробубнил Длинный. – Никто тебя не тронет.

– А эта, – бурундук кивнул на сову. – Чего она с вами?

– Гуляем… – пискнул мышонок, стараясь при дать своему голоску как можно более вальяжный тон. – Ты Соню не бойся, она добрая.

– Ага, – сдержанно откликнулся бурундук, то ли соглашаясь, то ли не доверяя мышонку.

– А куда гуляете?

– Туда, – неопределенно отмахнулся Малёк. – А ты чего тут сидишь?

– А я, это… – бурундук разгладил лапками складки на жилетке. – Нагулялся уже… Отдыхаю.

– Ишь ты, – проснулась Соня. – Как звать-то, гуляка?

– Б-Борис, – заикаясь, едва выдавил из себя незнакомец.

Путешественники по очереди тоже назвали себя. По всем лесным законам младшие или те, кто был в меньшинстве, представлялись первыми.

– Вот как? – Соня почти ничего не видела днем, отчего, не моргая, уставилась на бурундучка, приняв еще более важный вид. Так поступают многие, когда ничего не понимают в разговоре и пытаются скрыть это. – А где остальные?

– Я… – бурундук нервно оглянулся по сторонам. – З-заблудился…

– Интересно-интересно, – сова щелкнула мощным клювом, отчего сидящий впереди Малёк, юркнул под бочок к Ме́не. – И давно?

– Не знаю…

– Ладно вам! – заступился за полосатого бурундука лось. – Совсем напугали мальца.

– Да! – мышонок неожиданно вскочил и метнулся вниз, ловко цепляясь лапками за шерсть Длинного, как за веревочную лестницу. – Храбрые – все на одного! – он уже был рядом с дрожащим бурундуком. – Так нечестно!

– Никто его и не трогал, – обиженно промямлил Ме́ня.

– А чего Соня клювом щелкает?

– Мне что – теперь у грызунов разрешение спрашивать? – обиделась та.

– Не ссорьтесь, друзья, – лось обернулся к сидящим у него на спине. – Лучше узнаем, как он потерялся.

Все разом умолкли и уставились на полосатого в жилетке.

– Сам не понимаю, – после некоторой паузы растерянно пролепетал Борис. – Тут всегда опушка была, – он пожал округлыми плечиками и развел маленькие лапки. – Тропинка от опушки в самую середину Рыжего леса шла… а теперь его нет.

– Почему Рыжего? – удивился Ме́ня.

– У нас лето всегда жаркое, засушливое, вот и листва на березках и ясенях желтеет быстро. Среди елок да сосен они рыжими пятнами смотрятся. Так лес и прозвали.

– И куда же он подевался? – пискнул Малёк. – Засохнул?

– Засох, – поправила его Соня.

– Какая разница, если леса-то нет! – отмахнулся мышонок. – Куда теперь бедному грызуну деваться? А?!

– Беда… – протянул лось, приподняв голову, чтобы оглядеться.

– А ты грибков сухих не грыз? – недоверчиво спросила Соня. – Маленькие такие… От них чего только не привидится.

– Да я вход копал, – бурундучок прижал лапки к яркому жилету и подался вперед, всем своим видом показывая, что не врет. – У нас везде земля твердая… Ну, сухо потому что… А тут вдруг песок! Я его царапнул нечаянно, а он как посыплется…

– И что? – Соня склонила голову набок, стараясь определить по голосу: говорит ли собеседник правду. – Засыпало?

– С головой! – закивал Бориска. – Выбрался наверх, а тут это… – он растерянно оглянулся. – Леса-то и нет!

– И куда ж он подевался? – сова вопросительно заморгала.

– Пропа-а-ал, – плаксивым голосом протянул бурундук, собираясь зареветь. – Как и я, совсем пропал.

– Не реви, – остановил его медвежонок. – Может, ты заснул?

– Так ведь утро было! – вскинулся грызун. – Мы с братом к дубу копали. Там всегда желудей много. Боб, ну, братик мой, справа от меня рыл… А потом – бац!

– Погоди, – опять перебил его Ме́ня. – А что было перед этим «бац»?

Борис задумался.

– Мне попался какой-то старый лаз…

– Почему старый?

– Ну, он корнями насквозь пророс, – пояснил бурундук. – Пришлось не столько копать, сколько перегрызать корни… А потом этот песок попался. Я его только чуть тронул, а он как сыпанет!

– И что? – недоверчиво переспросил медвежонок.

– Ни леса, ни Боба, никого…

В наступившей паузе сверху, почти над ухом каждого, отчетливо прозвучал уверенный спокойный голос:

– Это были песочные часы.

Все задрали головы. Орел бесшумно парил над тропинкой. Он всегда появлялся в самые необычные моменты, поэтому один вид мудрой птицы говорил о том, что сейчас начнется что-то интересное. Понятно, что всем хочется узнать, что же произошло дальше, но на этом заканчивается только сказка о песочных часах.

 

Загадки времени

– Зачем часы под землей? – удивился Ме́ня.

Гордый сделал круг, осматриваясь по сторонам, и бесшумно сел рядом с перепуганным его появлением бурундуком.

– Скорее всего, часы кто-то спрятал.

– Закопал у дуба? – предположила Соня.

– Возможно, – согласился орел. – Ведь дубы живут очень долго. Такую большую крону издалека видно. Это хороший ориентир.

– Ну, я же не специально! – попробовал оправдываться Бориска.

– Успокойся, тебя никто не обвиняет, – голос Гордого придавал всем уверенности. – Вопрос в том, как навести порядок со временем.

– Вы сказали порядок? – вежливо переспросила сова.

– Именно так, – сдержанно кивнул орел. – Измеряя что-то, мы часто прибегаем к сравнению. – Умная птица сделала паузу, чтобы смысл сказанного дошел до всех присутствующих. – Мы говорим: романтичный, как Вы, уважаемая Соня; сильный, как наш неутомимый друг Длинный, или хвастунишка, как совсем недавно говорили о нашем славном медвежонке. Прости меня, дружок, теперь все изменилось… – он помолчал. – О времени всегда говорили, что оно течет, как вода или просыпается, как песок. Люди давно придумали часы: солнечные, водяные, песочные, – чтобы с их помощью измерять время.

– А чего его мерить-то, – вмешался Малёк. – День длится от утра до вечера, год – от лета до лета.

– Это верно. Но как измерить минуту или век.

– Зачем? – не сдавался мышонок.

– Это знания, дружок.

– А зачем мне знания?

– Кто владеет знаниями, тот владеет миром.

– Зачем владеть миром?

– Очень скоро ты поймешь, что мало иметь теплую норку и горстку зернышек. Две – лучше.

– Чем больше, тем лучше, – робко добавил осмелевший бурундучок.

– Все, все, все? – глазки у Малька заблестели.

– Да, – грустно согласился Гордый. – Все-все – это и есть мир.

– И что нужно знать? – мышонок уже не мог остановиться.

– Еще один Магистр на нашу голову, – оборвал его Ме́ня.

– Чего сразу «Магистр»! – насупился грызун, но быстро вывернулся. – А зачем нам эти часы?

– Обычные песочные часы измеряют промежуток времени, – пояснила умная птица. – Но с помощью колдовства они могут это время в себя впитывать. И чем сильнее заклинание, тем больше времени поглощает песок.

– Но песочные часы делают из стекла, – возразила сова. – Так написано в мудрой книге.

– Верно, – согласился Гордый. – А магические делают с помощью колдовства. Такие песочные часы можно кому-нибудь подарить, чтобы завладеть его временем. А если такие часы окажутся у монарха, то можно стать властелином времени целого государства.

– И стать королем? – взвизгнул от восторга мышонок.

Ме́ня замахнулся было на грызуна, но орел жестом остановил его.

– Ты должен отдавать себе отчет, что подданные только выполняют монаршую волю, но над их временем никто не властен. Личное время смертного король может только остановить, лишив жизни, но владеть временем дано только хозяину магических часов. Чародей может проживать жизни подданных, переворачивая такие песочные часы в нужном направлении. Вперед или назад. А то и остановив момент, положив песочные часы на бок.

– Что же случилось с Рыжим лесом? – задумчиво произнесла сова, явно обращаясь к Гордому за ответом.

– Скорее всего, срок действия заклятия истек, и песок рассыпался от случайного прикосновения.

– И они все умерли? – вскрикнул бурундук, озираясь по сторонам в надежде, что его сейчас в этом разубедят.

– Никто не умер, – спокойно заявил орел. – Просто их время остановилось.

– И что? – бурундук начал нервно теребить свою жилетку.

– Ну, вот представь, что ты со своим братиком… – Гордый попытался вспомнить имя.

– Боб, – подсказал полосатый грызун.

– Да. С Бобом бежишь наперегонки. Очень быстро. В какой-то момент Боб проваливается в яму, а ты продолжаешь бежать. Оглядываешься, а Боба рядом нет. Он сидит в яме где-то там, позади. Вся беда в том, что ты не можешь остановиться, а Боб не может тебя нагнать.

– А почему я не остановился?

– Потому что в момент, когда магические песочные часы рассыпались, то есть остановились, ты был вне их. А весь Рыжий лес и окрестности – внутри. Они продолжают существовать рядом с нами, но в ином времени. Поэтому мы не видим друг друга.

– Как параллельные миры? – тихо-тихо произнес лось, но все услышали и обернулись к нему.

– Браво, мой друг! – вскрикнул Гордый. – Вот не ожидал от тебя такого. Значит, я не одинок в своих познаниях.

Длинный скромно потупил взгляд и промолчал.

– Слушайте! – первой не выдержала сова. – Это просто невежливо скрывать от дамы самое интересное… Ну-ка, быстро повторите мне все про этот песок, а то у меня в голове все пересыпалось… то есть перепуталось.

– Это очень просто, уважаемая Соня, – тоном учителя продолжил орел. – Время каждого из нас можно представить в виде песчинки в магических часах, которые кто-то все время переворачивает, наблюдая, как песчинки сталкиваются и рассыпаются в разные стороны.

– Зачем? – Ме́ня едва не подскочил на спине Длинного.

– Для него это игра… Он же властелин нашего времени.

– Вот гад! – зло пискнул мышонок.

– Ну, отчего же, – спокойно возразил Гордый. – Благодаря его стараниям мы с вами встретились и направились в увлекательное путешествие… Малёк стал хозяином кристалла времени в шкатулке, которую, я надеюсь, медвежонок не потеряет по дороге… А чуть раньше Ме́ня стал Избранным и с помощью Серебрянки одолел Магистра.

– Так Вы все знали наперед! – осенила догадка косолапого.

– Нет, не все, конечно, – стальной взгляд орла блеснул было и погас. – Время, как вода, может бежать в разные стороны. Все зависит от того, успеет ли кто-то прокопать канавку или перегородить дорогу бугорком.

– Мастер, – неожиданно для всех, но очень точно обратился к орлу бурундучок. – А можно те часы, что я рассыпал в норке под дубом снова собрать?

Все с надеждой посмотрели на Гордого.

– Если я правильно понимаю случившееся, то тебе, любезный Бориска, достаточно произнести заклинание, и ты станешь властелином тех магических песочных часов, во времени которых остался и твой Боб, и Рыжий лес…

– Почему я?

Орел задумался, а все выжидающе притихли.

– Мне кажется, что эта красивая жилетка у тебя недавно…

– Да-а… Я ее в той старой норке нашел, рядом с песком. Примерил. Аккурат на меня.

– И потом только коснулся песка?

– Да…

– Я так и думал, – Гордый сдержанно кивнул головой. – Эта жилетка и есть символ власти. Надев жилетку, ты стал хозяином мгновения: мог разделять и перемешивать песчинки, даже разбить часы… Но если, обладая символом власти, произнести заклинание, ты станешь властелином песочных часов, и они снова могут отсчитывать время или остановиться по твоему желанию.

– И Рыжий лес оживет вместе со всеми?

– Конечно! Он же не умер. Остановилось только его время.

– Правда? – полосатый недоверчиво оглядел путешественников. – Прямо сейчас?

– Не торопись, для этого еще нужно знать правильное заклинание.

– А кто его знает? – полосатый растерянно оглядел новых знакомых, но те отводили взгляды – Никто-никто не знает? – его маленькие глазки наполнились слезами. – Мне бы только вернуться… В Рыжий лес… Я не хочу быть никаким властителем, – взмолился бурундук. – Я хочу жить в родном лесу. Там, где остались все наши.

– В таком случае, – орел пристально посмотрел на мышонка, сидевшего рядом с бурундуком, – мы попросим об этом нашего шустрого друга.

– А чего сразу я! – испугался Малёк, отталкивая красную жилетку, которую ему уже протягивал бурундук. – Да она и велика мне… Пусть Ме́ня надевает.

После этих слов жилетка как-то скукожилась и стала совсем маленькой. Такой, что даже мышонку была впору. Все просто замерли от удивления, а Бориска воспользовался этим и ловко надел обновку на Малька. Тот пытался возражать, но осмелевший бурундук снисходительно похлопал собрата по плечику:

– Носи на здоровье! – потом подумал и добавил. – Только не стань гадом, когда будешь властелином наших песочных часов.

– Что, справились с маленьким? – ехидным голоском пропищал мышонок. – Все на одного… Да я и заклинаний никаких не знаю!

– Думаю, – глубокомысленно начал орел, – такое заклинание есть в свитке, который лежит в шкатулке из черного дерева… Но вот прочесть его можешь только ты.

Все с надеждой смотрели на мышонка.

– Так я и читать-то не умею, – неуверенно отмахнулся малыш. – Вы что!

– А кто нас дождем окатил под тремя березками! – вспыхнул Ме́ня. – Забыл уже?

– Это само как-то получилось. Обидно стало! Вот и все.

– Так тебя обидеть нужно? – зловеще прошептал косолапый и, соскочив со спины лося, направился к Мальку.

– Предоставьте это мне! – Соня многозначительно щелкнула мощным клювом.

Мышонок присел от страха, потом заметался по сторонам, ища хоть какую-нибудь крохотную норку. Но тщетно. Тогда грызун свернулся в комочек, обхватив лапками ушастую голову. Ме́ня быстро выхватил из холщовой сумки шкатулку и достал из нее потрепанный свиток, перевязанный синей шелковой ленточкой.

– Ну! – он сунул свиток под нос мышонку и угрожающе зарычал. – Р-р-р-р…

Получилось так внушительно и достоверно, что бурундучок тоже обомлел. Он покачнулся и закрыл лапками глаза. От страха. А Малёк неожиданно для себя зашептал:

Все напряглись в ожидании какой-то бури или грома. Чего-то сверхъестественного или грандиозного. Но ничего подобного не случилось. Было так же по-прежнему тихо и спокойно. Только появился легкий шелест, которого раньше не было. Каждый поворачивался в ту сторону, откуда доносилось легкое шуршание, и замирал от увиденного.

Вместо огромного поля перед ними стоял лес. Он был действительно зеленый с яркими пятнами пожелтевшей листвы на некоторых деревьях. Только такой лес могли назвать Рыжим. Причем это был обычный лес с елками и березками, осинами и орешником. Он не вырос, а просто открылся взорам пораженных случившимся путешественников. Они не могли выразить своего восторга, а лишь вслушивались в знакомые с детства звуки. Щебетали птицы, шелестела листва, да кто-то невидимый копошился совсем рядом.

– Бориска-а-а… – раздался незнакомый голо сок. – Бориска-а-а…

– Ой! – насторожился бурундук. – Кажется это Боб.

В подтверждение его слов на другой стороне тропинки зашевелилась трава, и зоркие глаза смогли там рассмотреть мордочку еще одного полосатого грызуна. Он явно побаивался вылезти из норки на белый свет, но любопытство не давало ему спрятаться и улизнуть.

– Бориска… – опять едва слышно донеслось с другой стороны тропинки.

– Боб, это я! – попытался подбодрить братика бурундук. – Не бойся!

Тот замер, выжидая. Было похоже, что он никого не видел по эту сторону тропинки.

– Возвращайся к своим, – спокойно посоветовал Гордый. – Тропинка – это граница действия песочных часов. Мы их видим, потому что с нами властелин в лице Малька. Но Рыжий лес и его обитатели теперь живут в своем времени, отличном от нашего. Если кто-то и увидит наши образы много позже, когда этот момент нашего времени уравняется с их временем, то мы будем выглядеть, как приведения.

– Я буду призраком? – оживился Малёк. – Вот это да…

Он поднялся на задние лапки и скорчил страшную рожицу. Развел в стороны передние лапки и пропищал что-то, очевидно думая, что рычит. Соне этот цирк не понравился, и она громко щелкнула клювом. Мышонок сказу сник и юркнул в сторону, прячась за Ме́ню.

– Ты же обещал… – Бориска многозначительно посмотрел на грызуна в красной жилетке.

– Нет. Это случайно! – начал оправдываться тот. – Гадом буду…

– Ты уже… – неодобрительно шепнул ему медвежонок, но это услышали все.

Молчание только подтвердило общее настроение. Малёк понуро опустил голову, и даже кончики его острых ушек вяло поникли. Ему стало стыдно. Он попытался тут же снять красную жилетку и отдать ее Бориске, но Гордый остановил его:

– Ты теперь отвечаешь за Рыжий лес с его народом, – спокойно сказал орел. – Властелин песочных часов должен не забавляться, а заботиться о своих подданных. Отныне эта жилетка должна быть всегда с тобой, иначе тот, кто наденет ее, станет хозяином момента и сможет разбить песочные часы. Ты уже знаешь, что тогда произойдет… И не говори нам, что ты еще маленький!

– И что? Я теперь всегда должен носить эту красную тряпочку? Да меня любая сова или коршун даже в норке увидят.

– А мне нравится красный цвет, – жеманно проворковала Соня. – Он так молодит!

– Тогда может… – мышонок кивнул на сову.

– Нет, – отрезал орел. – Это теперь твоя ноша. – Потом изменил тон на более мягкий и добавил, – не забывай, что рядом друзья… Мы теперь команда!

– А кто будет командовать? – мышонок состроил лукавую мордочку.

– Каждый будет делать то, что умеет лучше других, – пробасил Длинный.

– Бориска-а-а… – тихо донеслось из норки на другой стороне тропинки.

– Не задерживайся в нашем времени, – поторопил бурундука Гордый, – а то станешь намного старше своего брата. Наше время идет иначе, чем в Рыжем лесу, да и сколько оно простояло после того, как ты разбил песочные часы, неизвестно.

– Уже уходить? – полосатый грызун растерянно окинул взглядом команду. – И мы никогда не увидимся?

– Время то капает, то течет рекой, а то и струится песчинками, – тихо произнесла мудрая птица. – Оно может испариться или замерзнуть, превратившись в лед, а то и стать кристаллом, который не под силу растопить и солнцу, но никогда не исчезает. Время вечно! Так что мы можем встретиться в любой момент. Причем, для кого-то он окажется будущим, а для кого-то прошлым.

– Как это романтично! – неожиданно откликнулась Соня. – А как на счет вечной молодости? – ей никто не ответил, и сова часто заморгала. – Ну, хотя бы иногда. На время.

– Всех тайн времени, – галантно увел разговор в сторону Гордый, – не знает никто.

– Ах, как жаль! – сова совершила почти круговое движение головой относительно неподвижного туловища. – Поторопитесь, наш юный друг… Смею вас уверить, стареть очень невесело… Бегите, бегите… Мы будем Вас вспоминать.

– Тогда я… это… – неуверенно промямлил полосатый. – Пошел…

– Пусть в Рыжем лесу никогда не будет по жара, – медвежонок отрешенно махнул лапой. – Только не рассказывай никому… а то подумают еще, что ты… Ну, да сам знаешь.

– Пусть и в вашем лесу никогда не будет пожара, – грустно ответил бурундук и пересек тропинку.

Ничего особенного при этом не произошло. Только Боб с радостными криками выскочил из норки навстречу появившемуся братику. Они обнюхали друг друга согласно обычаю бурундуков и начали о чем-то оживленно шептаться. Правда, время от времени Бориска оборачивался в сторону тропинки, но по его неосмысленному взгляду было понятно, что он никого не видит и не слышит.

Всем путешественникам стало отчего-то очень грустно. Каждый думал о том, что он вроде бы и есть, но его никто не видит. Это обидно. Вот так вернешься в свой родной лес, а там тебя никто не заметит. Будешь бродить, как привидение. Всю оставшуюся жизнь… Жуть!

– И нам пора, друзья мои, – обратился к оставшимся орел. – В дорогах, кроме прощаний, есть и встречи. Пусть они будут радостными.

Увидев печальные лица вокруг, мудрая птица неожиданно продекламировала:

– О, как это романтично! – сова захлопала крыльями. – Кому принадлежат эти чудесные строки?

– Простите, любезная Соня, – смутился орел. – Я запамятовал.

– Спасибо, Гордый! – лось почему-то отвернулся в сторону и ударил копытом. – Я чувствую в себе такие силы, что готов мчаться без устали всю ночь до рассвета. А, ну-ка, команда, по местам!

Ме́ня и Малёк быстро забрались на мощную спину по шее Длинного, заблаговременно склонен ной к самой земле.

– Уже смеркается, – бодро отчеканила сова. – Наступает мое время, – она взглянула на орла. – Я буду прокладывать путь, а Вы, дорогой Мастер, отдохните на спине нашего гиганта. Во время бега его сильные мышцы так разогреваются, что ночная прохлада нисколько не заметна.

Соня бесшумно взметнулась вверх и сделала для разминки несколько кругов в темнеющей высоте. Надо сказать, что за этот день все путники порядком устали, и только ночная охотница была полна сил. Несмотря на преклонный возраст, сова легко выполняла самые сложные фигуры пилотажа. Просто так, для удовольствия. Не зря многие побаивались ее острых когтей в Дальнем лесу. Иногда казалось, что романтичная дама специально наговаривает на себя, сетуя то на мнимые боли, то на странное недомогание. Она была в отличной физической форме, о чем говорили ее бесшумные маневры в воздухе.

– Спасибо, друзья мои, – орел мягко сел на спину Длинного, позади медвежонка. – Я и вправду что-то устал сегодня. – Он проводил взглядом бесшумно скользящую над ними сову. – Если заметите, что я свалился во сне на землю, – усмехнулся Гордый. – Не забудьте разбудить.

– Не беспокойтесь, Мастер, – откуда-то издалека донесся тихий голос совы. – Ночное охранение выставлено. Отдыхайте!

Никто не удивился тому, что Гордый незаметно для всех получил новое имя. Мастер. Оно удивительно подходило мудрой птице. И причиной тому были не столько знания, сколько то, как они преподносились. Ненавязчиво. Тактично. Только к месту. Такого друга всегда хорошо иметь, особенно в дальней дороге.

А уж если столкнешься с загадками времени, то и подавно!

 

Мёртвый лес

– Странный лес, – шепнула Соня, бесшумно планируя над лосем. – Деревья, словно трава высокая. Стоят очень плотно, а многие переплелись друг с другом.

– М-да, – озадаченно пробормотал Длинный. – И тишина необыкновенная…

Несмотря на усталость, лесной гигант прибавил шагу, чтобы поскорее миновать подозрительный лес, но тот все не кончался. Сова то и дело улетала вперед, надеясь отыскать тропинку к опушке, но возвращалась без радостных известий. На душе становилось все тревожнее.

– Может быть, разбудим Мастера? – неуверенно прошептала ночная охотница. – Очень мне не нравятся эти дыры…

– Какие дыры? – удивился лось.

– Вся земля вокруг просто утыкана огромными черными дырами, в которых и медведю-то тесно не будет. Отродясь не видывала такого. Что за звери живут в этом странном месте.

– Я тоже заметил несколько черных дыр у тропинки, – сознался лось. – Но мне подумалось, что это просто ямы с валежником. Ночью все кажется неестественно большим и опасным… Но вот тишина меня угнетает. Какой-то неживой лес. И птица не крикнет, и веточка не хрустнет…

– Если только часть увиденных мною черных дыр обитаема, я не удивлюсь, если в таком лесу никто не живет, кроме этих огромных чудищ!

– Почему чудищ? – насторожился Длинный. – Вы их уже видели?

– Нет. Но могу себе представить…

– Давайте-ка не будем зря пугать друг друга, уважаемая Соня. Возможно, лес был заражен какой-то болезнью, и жители на время карантина покинули его.

– Так бывает, – сова говорила шепотом, подлетая поближе. – Но кто обитает в этих огромных черных дырах?… Заметив, что лось замедляет шаг, лесная охотница быстро предупредила его, – нет, нет, нет! Только не останавливайтесь!

Длинный настороженно огляделся, приподняв красивую голову с большими черными глазами. Ночь была темной, луна едва проглядывала сквозь облака, но даже этот тусклый свет терялся среди необычно высоких деревьев, растущих удивительно плотно друг к другу. Тропинка, по которой бежал лось, подозрительно часто петляла, но не приводила ни к ручью, ни к опушке, ни к большой поляне. И это настораживало. Лесной гигант не первый год жил в лесу и бывал в разных краях, но такого, чтобы тропинка никуда не приводила, еще не видывал. Не зря же лапы лесного народца регулярно топтали землю именно в этом направлении. Они шли либо к воде, либо к пище, либо на общий сбор. В остальное время каждый ходит сам по себе и тропинки не топчет. Более того, лесные жители умеют скрывать свои следы – ведь у каждого есть враги. А необычная тропа очень долго никуда не выводила. И это уже не выглядело странным. Становилось страшно.

– А вам что-нибудь видно сверху? – прервал свои невеселые мысли Длинный, когда сова приблизилась снова.

– Лес без конца и без края, а тропинка подозрительно петляет.

– Почему подозрительно?

– Ни бугров, ни речушек, ни оврагов, – Соня кружила над лосем. – Какая-то ровная масса. И зачем петляет тропинка? Непонятно. А еще… – ночная охотница замялась, – зверем не пахнет.

– Да, да, да, – закивал на ходу лесной гигант, но не замедлил движение. – Я тоже заметил. В любом лесу зверем пахнет, а тут – нет. Даже если бы здесь жил какой-то монстр, который всю живность извел, то его запах был бы самым сильным или единственным. Так ведь и этого не чую…

– Вот я и говорю, – откликнулась сверху сова. – Мертвый лес… – потом добавила. – Быть может это и не лес вовсе.

– А что же? – удивленно вскинулся лось.

– Надо будить Мастера.

И не дожидаясь согласия, сова сделала изящный пируэт, пролетев над спящим орлом так близко, что он тут же открыл глаза.

– Что случилось? – как истинный воин, Гордый в секунду был готов к бою.

– Да, собственно… – романтичная птица не могла подобрать слова, чтобы объясниться.

– Мы с Длинным…

Орел мягко оттолкнулся от горячей спины лося, стараясь не поранить его острыми когтями, и взмыл в темноту ночи. Соня последовала за ним, но быстро отстала. Угнаться за орлом ей было не под силу. Несколько мощных взмахов – и Мастер исчез из вида. Самая осторожная и мягкая поступь хищника на земле не сравниться с бесшумным полетом хищной птицы.

Ее трудно заметить в голубом небе, а ночью просто невозможно.

– Странный лес, – Гордый появился так же незаметно, как и скрылся в темноте. – Ни полянки, ни опушки, ни поваленного ветром старого дерева, ни сгоревшего от удара молнии…

– Ни ручейка, ни овражка, – добавила Соня.

– И зверем не пахнет, – пробубнил Длинный.

– А эти черные дыры меня просто раздражают, – заухала сова.

– И долго мы идем через него?

– Долго, – с опаской отозвался лось. – Будто время остановилось…

– Как это? – неожиданно пискнул мышонок.

– Совсем-совсем? – растерянно пробормотал Ме́ня.

– Ну, вот и мелочь проснулась, – недовольно проворчала глазастая охотница.

– Поспишь тут с вами… – Малька не было видно, но слышно хорошо. – Завели в какие-то дебри. Ни на миг оставить без присмотра нельзя!

Как ни странно, последняя фраза не вызвала ни у кого раздражения. Наоборот. Каждый улыбнулся, прощая нагловатого мышонка, и в тоже время, ощущая свою ответственность за него.

– Тут не просто время остановилось, – осмелел грызун. – Тут его вообще нет.

Далее последовало общее молчание, которое было вызвано не попыткой сдержаться и не задать трепку наглецу или хотя бы одернуть его, а неожиданной догадкой о том, что малыш может быть прав.

– А ты почем знаешь? – не выдержал первым медвежонок.

– Так у меня на него нюх! – запросто ответил Малёк.

– Какой такой нюх? – ехидно попытался передразнить мышонка Ме́ня, подражая его тоненькому голоску.

– Обыкновенный, – как ни в чем не бывало парировал грызун.

– Постойте, – раздался спокойный голос орла сверху. – А ведь он прав… Вот зачем здесь эти черные дыры!

– Зачем? – в один голос спросили лось и сова.

– Так туда время утекает! – гордо пискнул мышонок.

– Как это? – Ме́ня явно был ошеломлен.

– Обыкновенно… – Малёк торжествовал. – Раз – и нету!

– Постой-постой! – наконец-то опомнилась Соня. – Это же не вода…

– Нет, конечно, – грызун был просто невозмутим. – Оно еще текучестей!

– Что? – разом переспросили все.

– Ну, утекает всегда, – пояснил Малёк надменным тоном, будто втолковывал простую истину наивному глупцу. – Даже без щелочки утекает. Испаряется лучше, чем роса поутру.

– В тучку, – передразнил его Ме́ня. – А потом в виде дождя сверху выливается.

– Ну, и пожалуйста… – обиженно прозвучал голосок. – Можете остановиться около любой черной дыры, тогда и узнаете…

– И что тогда? – не собирался сдаваться медвежонок. – Утечет?

– А ты попробуй!

– Не будем, ссориться, друзья, – прервал их перепалку Гордый. – Думаю, что малыш прав. По крайней мере, все, что мы видим вокруг, говорит в его пользу. Как бы это ни казалось странным… И проверять мы ни на ком не будем.

– Хорошо, что меня Соня предупредила не останавливаться! – неожиданно пробубнил лось. – А то бы никто и не проснулся.

– О, мы лишний раз убедились в мудрости нашей очаровательной спутницы! – галантно произнес орел. – Чувство опасности всегда обостряет наше восприятие и мысли. Позвольте поблагодарить вас, милая Соня!

– Ах, это так романтично! – отозвалась сова из темноты. – Ваши комплименты возвращают мне молодость.

– А что её возвращать-то, – тихо, но так, чтобы все слышали, пискнул мышонок. – Не нужно отнимать чужие жизни, и тогда не будете терять свое время…

– Это почему же? – насторожилась сова.

– Отнимая каждый раз у кого-то жизнь, вы отнимаете у себя столько времени, сколько успел прожить несчастный.

На мгновенье все забыли о черных дырах в странном лесу.

– Малёк, – растерянно прошептал Ме́ня. – С каких это пор ты стал философом и начал поучать всех, как им жить?

– Никого я не поучаю… – обиделся мышонок. – Просто это все знают…

– Все? – взвизгнул косолапый. – Ты-то сам откуда это знаешь?

– Не знаю, – не нашелся, что ответить грызун. – Знаю – и все тут.

– Интересная гипотеза, – в задумчивости произнес в темноте орел. – Чужая кровь не отдаляет старость, как это считалось прежде, а приближает.

– Но если мы не будем кушать в молодости… – начала размышлять Соня, – то до старости не доживем.

– А не все пьют чужую кровь, – не унимался Малёк. – Вот дубы, например, тысячу лет живут…

Воцарилось молчание. Все вспоминали огромные развесистые дубы, что стояли в Дальнем лесу вечно. Никто не знал, когда они выросли и сколько им лет. Репутация у лесных исполинов была незыблемо уважительной. И не только потому, что весь лесной народец помнил их с детства именно такими: степенными и солидными; и не потому, что дубы никогда не торопились и, словно раздумывая о чем-то, позже всех начинали обзаводиться первой листвой, когда все вокруг уже зеленело и цвело; и не потому, что лесные исполины всегда давали пищу и приют многим, а скорее потому, что именно под кроной одного из патриархов Дальнего леса – Большого глаза проводились самые важные обсуждения. Кто и когда дал такое имя могучему дубу, тоже затерялось в прошлом, но было очень точным. Дело в том, что некогда сломленная бурей ветвь, оставила круглый след на теле исполина. Со временем края раны обросли большими наростами, превратив ее в некое подобие глаза с черным зрачком. Из года в год смотрел он, не мигая, на Дальний лес и его обитателей. Собираясь на полянке перед Большим глазом для обсуждения важных событий, лесной народец невольно поднимал головы, ощущая на себе этот суровый взгляд. Все знали, что Большой глаз никогда не спит, все видит и все знает, поэтому нагло врать на поляне перед таким авторитетом никто не решался.

Воспоминания о родном Дальнем лесе настраивали на дружеский тон.

– Возможно, в этом есть резон, – задумчиво произнес орел, парящий в темноте над бегущим лосем. – Но мир так устроен, что не все могут питаться только дождем и солнечным светом… Впрочем, оставим пока этот разговор. Нам нужно понять, куда мы попали и как отсюда выбраться.

– А что тут гадать, – обиженно пискнул мышонок. – Это – Мертвый лес.

Он с таким ужасом произнес имя леса, что все невольно испытали страх от одного названия. Каждый замкнулся в себе, перебирая в памяти, что он слышал о таком необычном лесе, но ничего не получалось. Только грызуну что-то было известно об этом странном месте.

– Мертвый, потому что тут никто не живет? – неуверенно предположил медвежонок.

– Нет! – коротко отрезал Малёк. – Потому что здесь умирает время…

– А почему это оно умирает? – подозрительно переспросил Ме́ня.

– Всё когда-то рождается и умирает, – грустно вздохнул мышонок. – И мы тоже.

– Это что, кладбище времени? – с дрожью в голосе прохрипела сова. – И мы все тут тоже умрем…

– Не мы, – зловеще зашептал Малёк, – а наше время!

– А мы что же? – Сова икнула от спазма, сковавшего все внутри.

– Мы станем этими… – писклявый голосок совсем притих. – Ну, как их там звать… Вы еще нам рассказывали про Африку… Там страна такая есть, где жарко-жарко… Зы… Зу… За… – мышонок явно силился что-то вспомнить, но никак не мог.

– Замбия? – попробовал помочь ему орел.

– Да-да-да… что-то такое, – заторопился мышонок, чувствуя, что это рядом. – Замби! – наконец выкрикнул он.

– Зомби, – поправил его Гордый. – Это существа, лишенные собственной воли и подчиняющиеся колдуну, похитившему их душу.

– Нет, – запротестовал Малёк. – Зомби – это те, чье время умерло, и они подчиняются тому, кто дает им немножко своего времени. Потому они нового хозяина и слушаются.

– Кто кому чье время дает? – послышался сзади хриплый голос совы. – Ничего не понимаю… Можно я присяду на спину уважаемого Длинного… Что-то силы оставляют меня.

Обычно вежливый лось ничего не ответил. Все насторожились, услышав, как он тяжело дышит. Лесной гигант явно выбился из сил, но не сдавался, понимая, что от него зависят жизни остальных. Мощные копыта глухо стучали по тропинке, но темнота вокруг жадно поглощала все звуки. В напряженной тишине единственная мысль тревожила каждого. Как бы ни был силен лось, рано или поздно силы его иссякнут, и он остановится… Что ждет их тогда?

– Держитесь, друзья мои! – орел говорил уверенно. – Я поднимусь как можно выше и постараюсь найти выход отсюда. И помните – вместе вы сильнее, чем поодиночке.

Он бесшумно исчез в темноте, а трое на горячей спине лося прижались друг к другу спинами. Они вглядывались в черноту ночи, стараясь хоть что-то разглядеть и предупредить остальных об опасности. Однако ничего не происходило. Никто не нападал на путников, заблудившихся в чужом лесу. Только стук копыт становился все реже и реже, а дыхание лесного гиганта – все тяжелее.

Неожиданно лось пошатнулся, его передние ноги подкосились. Храпя от невыносимой нагрузки, Длинный упал на колени, а потом и повалился на бок. Трое кубарем покатились на землю в разные стороны, но быстро вскочили и кинулись обратно к лесному гиганту. В тусклом свете луны было видно, как вздымаются от тяжелого дыхания огромные бока и пар валит из ноздрей могучего животного. Глаза его были закрыты.

– Не умирай! – кинулся к лосю Ме́ня, пытаясь приподнять его голову.

– Миленький, не надо! – запричитала сова, обмахивая лежащего крыльями, словно веером. – Сейчас, сейчас… Все пройдет…

И только мышонок не метнулся к лосю, а стал быстро-быстро нарезать вокруг него круги. Маленькое серое тельце почти не было видно в ночи, и только писклявый голосок давал понять, где он.

– Ну, как же это… Забыл… Забыл.

– Ты чего там? – злобно огрызнулся Ме́ня. – Лучше бы помог…

– Забыл, забыл, – расстроено повторял писклявый голосок.

– Что ты там забыл?

– Да, причитание забыл.

– Какое причитание? – насторожилась Соня. – Может быть, заклинание…

– Ну да… чтобы время не утекало… нужно круг очертить… иначе…

Он не договорил, но смутные догадки о страшной угрозе, нависшей над всеми, закралась в каждую душу. Виток за витком накручивал мышонок, но ничего не происходило.

– Послушай, – сова с опаской огляделась по сторонам, – может быть, ты все выдумал?… Нет тут никого.

Малёк не обращал на нее внимания, только прибавил ходу.

– Ты что? Наврал нам? – не выдержал косолапый – Да я тебя!..

Медвежонок хотел поймать Малька, но тот вильнул в сторону, разрывая траекторию движения. Когда он хотел вернуться, произошло странное. В сумерках ночи все заметили, как из ближайшей черной дыры к тропинке, где лежал лось, змейкой устремилась едва различимая черная дымка. Обтекая все препятствия на пути, она приблизилась к Длинному и обволокла его непроницаемым черным коконом. Лесной гигант даже не шелохнулся. Он просто перестал дышать.

– Что ты наделал! – зло закричал Малёк. – Нельзя было останавливаться и разрывать круг!

– Но я же… – слезы отчаяния заставили его замолчать.

Все трое попытались разогнать черную тьму, окутавшую лося. Но было поздно. Она сама, словно тонкий ручеек, соскользнула с еще горячего тела Длинного и исчезла в черной дыре подле тропинки. Друзья кинулись тормошить лесного гиганта, но это не помогло.

– Ну, кто тебя просил вмешиваться! – с отчаянием ворчал Малёк. – Я, может быть, вспомнил бы это причитание.

– Заклинание, – опять поправила его сова.

Грызун даже не повернулся в её сторону. Он закрыл крохотные глазки и молитвенно прижал лапки к своей груди. Его поза не вызвала и тени улыбки. Наоборот. Медвежонок и сова неожиданно для себя искренне поверили, что сейчас именно от мышонка зависит судьба, а может быть, и сама жизнь Длинного, да и всех их. Тягостная минута ожидания сменилась другой, еще более невыносимой. Страх овладевал ими. Подобно холоду, он медленно сковывал тело, а потом и разум.

Последнее, что смог заметить Ме́ня, это тонкие черные ручейки, скользящие к ним из дыр, расположенных рядом с тропинкой. Хотелось кричать, вскинуться и умчаться прочь от гиблого места, но лапы не слушались. Выпученные от страха глаза еще видели, как медвежонок медленно исчезает в темном коконе, а два других уже поглотили застывших от ужаса друзей. Стало непривычно холодно, исчезли все шорохи и запахи. Затем коконы медленно сполз ли с них и вернулись в свои черные дыры. Трое, застывшие около лося, выглядели такими же безжизненными, как и лесной гигант.

Время покинуло отважных путешественников из Дальнего леса. Теперь они не могли ни двигаться, ни говорить, ни дышать. Их жизнь замерла. Ни будущего, ни прошлого для них не было, потому что всякое движение и даже мысль существуют во времени. Для любого живого существа, чье время пребывало с ним, эти четверо на поляне остались в прошлом. В том мгновении, когда черные коконы поглотили время неосторожных путников, оказавшихся в Мертвом лесу. Впрочем, осознать весь ужас данной ситуации несчастные друзья уже не могли, ибо для самой быстрой догадки у них не было ни мгновения. Они застыли, как на фотографии, которая беспристрастно фиксирует какое-то событие по воле владельца фотоаппарата. На таком снимке все участники события остаются живыми, но только на тот застывший миг. У них нет ни прошлого, ни будущего. Властелин их времени очертил жесткие границы бытия, и они не смеют продвинуться ни на мгновение вперед, ни назад. Теперь хозяин может по своему желанию перенестись в тот момент, когда было похищено время, и перелистывать эти события, будто просматривать старые фотографии в альбоме. Но в отличие от фотографа, властелин времени в состоянии вернуть несколько мгновений их недавним обладателям, чтобы те пожили в заданных рамках, а, может, воспользоваться им сам. Он в состоянии даже подарить время кому-нибудь, а то и продать. Причем цену можно назначать в зависимости от предлагаемой ситуации. Наверное, многие не поскупились бы, чтобы пережить чужие мгновения славы или наслаждений.

Наивным обитателям Дальнего леса было невдомек, что за привычными границами их бытия существует совершенно безжалостный мир, в котором коварные колдуны крадут неизмеримо ценные вещи, нежели сладкие ягоды, сытные желуди или сочная трава. Это даже не реки и озера, после исчезновения которых все жители покидают насиженные места. Это даже не ласковое солнце, животворные лучи которого можно навсегда скрыть заколдованными облаками. Это даже не изнуряющий зной и холод, которые поодиночке лишают жизни и лишь вместе уравновешивают друг друга. Это время, которое невозможно почувствовать или увидеть, но без которого нельзя жить!

Орел растерянно кружил над тропинкой, где недавно оставил друзей. В который раз он облетал это странное место, но не встречал и намека на то, что здесь только что кто-то побывал. Ни запаха, ни звука. Бледный свет луны едва освещал ровный массив высоких, переплетавшихся меж собой деревьев и тропинку, петлявшую без видимых причин.

– Гиблое место, – подумалось Гордому. – Хотя нет. Мышонок верно назвал его… Мертвый лес… Причем именно потому, что умерло время, а не что-то еще.

Мысли лихорадочно прыгали, но картина случившегося никак не складывалась. По опыту орел знал, что если обычная логика не помогает, нужно менять точку зрения, выдвигая самые невероятные гипотезы и предположения. Он вернулся в своих рассуждениях на тот момент, когда они все были вместе. Мышонок высказывал на первый взгляд вздорные соображения о времени, но только они могли многое объяснить.

Итак, если грызун прав и время любого попавшего на тропу Мертвого леса может исчезнуть в черной дыре, то он никогда не сможет увидеть своих друзей, если их время будет различным. Ходят слухи о каких-то заклинаниях, позволяющих перемещаться в другое время, но в это верится с трудом…

Впрочем, если его предположения верны, они смогут встретиться, только если окажутся в том времени, когда были вместе. Но как перенестись назад? До сих пор он был уверен, что время течет только в одном направлении. Как свет. Разве возможно обратить свет вспять… Гордый сделал крутой вираж и полетел в обратную сторону, но ничего не произошло. Нет, с временем такой фокус не пройдет… И тут смутная догадка мелькнула в его голове.

– Медвежонок что-то говорил о зеркалах, когда во время инициации Магистра грызуны – подданные королевы Полеандры повернули зеркала времени так, что способность повелевать временем на следующий век перешла к Мальку, случайно оказавшемуся рядом с Магистром.

В эту историю орел не особенно верил, потому что Ме́ня был известным сочинителем в Дальнем лесу. Однако последние события с Мальком свидетельствовали в пользу такой нелепости.

– Стало быть, – рассуждал Гордый, – существуют зеркала, в которых отражаются не только свет, но и время… Впрочем, водная гладь в тихую погоду ничем не хуже зеркала, – вспоминала умная птица. – Вот только отражает такое зеркало всегда только настоящее… Бывало, орел забавлялся, пикируя с огромной высоты на спокойное зеркало Лесного озера. Наблюдая за своим отражением, он видел, как из маленькой точки превращается в настоящего хищника у самой воды, а потом выходил из пике в последний момент… Обычное зеркало отражает только настоящее… Интересно, а что отражает зеркало времени?

Орел задумчиво парил в темноте над бескрайним и безжизненным Мертвым лесом. Ничего не привлекало внимания, и это позволяло сконцентрироваться на главном. Он все задавал и задавал себе странные вопросы, не находя ответа, который пришел совершенно неожиданно.

– Ну конечно! – воскликнул Гордый. – Зеркало времени может отражать только будущее. Иначе Малёк никогда бы не стал властелином времени и секретов, хранившихся в шкатулке… Он бы остался только в настоящем… Интересно, а где тогда может находиться прошлое? Тут ответ один. Оно может быть только по другую сторону зеркала времени… А настоящему тогда место на самой поверхности. Сейчас это – пленка в одно мгновение, грань, отделяющая прошлое от будущего. Неизмеримо тонкая, но реальная лишь в какой-то определенный миг.

– Орел смотрел на бескрайние просторы Мертвого леса, пытаясь понять, как они оказались в этом гиблом месте? Волею случая или благодаря умелыми действиям коварного игрока, расставившего незримые ловушки на их пути. Второе предположение было более убедительным.

– А не предлагает ли кто-нибудь сыграть мне партию в необычной игре? – мелькнула смелая догадка. – Условия понятны. Попавший в Мертвый лес, никогда из него не выберется обычным образом. Дороги не найдет. Значит, рано или поздно он выбьется из сил. Тогда он остановится или заснет… Тут-то из него время и вытянут… Вот зачем везде черные дыры зияют! И тропинка… Ох, не зря она протоптана в странном лесу. Ну понятно – чтобы с нее не сходили. Не так-то просто протиснуться сквозь растущие плотной стеной деревья… Впрочем, и за деревьями выхода нет. Он далеко летал. Любой лес давно бы закончился, а тут и намека на опушку нет.

Орел стал набирать высоту. Выше и выше он поднимался по спирали, но ничего не менялось. И вновь догадка осенила мудрую птицу.

– Наверху обычно холоднее, и тяжело дышать, – вспомнилось ему. – А тут ничего не происходит. Сколько ни лети. Только силы тают… Он стал парить над темной массой, чтобы передохнуть и успокоиться. – Если предположить, что время в Мертвом лесу остановилось, то все можно объяснить. Мы попали в плен какого-то одного момента времени. Одного из многочисленных настоящих, который не меняется. Вот в чем дело! Мы на пленке поверхности одного из зеркал времени… Если это так, то выбраться в прошлое или будущее можно только разбив это зеркало.

Орел все парил и парил в черной вышине, вспоминая, как однажды видел чаек в охоте. Они набирали высоту и отважно бросались в воду, сложив крылья. Пробивая поверхность воды, чайки глубоко ныряли, врезаясь в косяк рыб, безмятежно плывущий плотным строем в нескольких метрах от поверхности. Орлу вспомнилось, как тогда он отметил про себя, что чайки будто бы попадали в иной мир, пробивая мощным клювом поверхность воды. Не все могут на такое отважиться.

– Вот и разгадка! – вскрикнул он. – Нужно только разбить зеркало и проникнуть в прошлое, чтобы там не попасть в Мертвый лес.

Гордый быстро отыскал внизу одну из черных дыр и начал пике. Сложив крылья, орел несся вниз, набирая все большую скорость. Он напряг свое мощное тело, готовясь к удару. Погибнуть или победить! Если его догадка верна, он выберется и спасет друзей… Ежели он ошибся, то пусть его смерть будет быстрой!

Орел не почувствовал удара о воображаемую грань настоящего, когда влетел на огромной скорости в черную дыру. Как таковой – физической грани бытия не было. Он только стал наблюдать, как замелькали события его ближайшего прошлого. Пронизывая зеркало времени, впитавшее в себя все произошедшее недавно, он видел свое прошлое, словно картинки. Быстро мелькали сцены его пике, раздумья в темноте ночи, друзей, совещавшихся у лежащего лося, себя, спящего на спине лесного гиганта, и…

Гордый заметил мышонка, спящего под теплым боком Ме́ни. Оба видят один и тот же странный сон. Кто-то в черной одежде убаюкивает их… Вот кто завлек их в ловушку. Черный маг! Орел резко расправил крылья, выходя из воображаемого пике в недрах зеркала времени. Еще мгновение – и картинки перестали мелькать, он увидел закат и лося, бодро бегущего вдоль луга. У кривой сосны мелькнула чья-то черная тень… Гордый пронзительно закричал. От этого крика проснулись и Малёк, и медвежонок. Соня тут же вспорхнула, еще не поняв, что происходит. На всякий случай… Длинный резко остановился, отчего грызун и Ме́ня полетели на землю.

– Ты что! – в один голос закричали друзья.

– Не стоит нам проходить мимо той кривой сосны, – как можно спокойнее произнес орел. – Всякое может случиться. Свернем направо, и я расскажу вам одну историю, которая только что приснилась мне…

И Гордый поведал друзьям странный сон, который все слушали с интересом, отмечая смутные воспоминания, будто все это уже когда-то было и с ними. Что тут скажешь? Одни посмеиваются над такими снами, другие стараются поскорее забыть, и лишь немногие относятся серьезно, искренне веря в то, что все случилось именно так, именно с ними, но в другой жизни и в другом обличии. Возможно и нам приснился этот странный сон про мертвый лес.

 

Цирк

Утреннее солнце разбудило друзей своим ласковым теплом. Расположившись на ночлег под большой березой и доверив свою безопасность ночной охотнице, они прекрасно выспались. Мышонок отыскал небольшую норку под бугорком, Ме́ня свернулся калачиком на мягкой траве по одну сторону березы, а лось устроился по другую, орел расположился на большой ветви, раздваивавшейся, словно вилка, а Соня бодрствовала на самой верхушке кроны.

Поприветствовав друг друга с началом нового дня, все отправились на поиски пищи, чтобы подкрепить силы перед дальней дорогой. Кто довольствовался молодыми побегами листвы или травки, кто – ягодами и грибами, а кто искал что-то посущественней. Не договариваясь, путешественники собрались у березы и отправились в путь. Почему-то все были убеждены, что загадочная страна Кай-Тай может находиться только на юге, а замок принцессы по имени Серебряный Колокольчик не только очень красив, но и расположен непременно среди высоких скал, где солнце самое яркое, небо самое ясное, а вода в горных реках самая прозрачная. Порассуждать об этом в дороге было интересно. Да и вообще, в пути хорошо говорить обо всем. Особенно если ехать на спине сильного лося.

– Длинный, – пропищал мышонок. – А ты часто уходил из Дальнего леса? – не дождавшись ответа, он подергал молчаливого гиганта за шерсть. – Эй, ты спишь, что ли?

– Чего ты ко всем пристаешь, – одернул его Ме́ня. – За дорогой лучше смотри.

– Если бы дали порулить… – мечтательно протянул серый шалунишка. – А так ведь он меня слушаться не будет.

– Хочешь опять стать капитаном?

– Да ладно тебе, – отмахнулся Малёк. Все вспомнили забавную сценку, как прошлым вечером мышонок вскарабкался по шее на голову лося и, ухватившись за оба уха, привстал на задние лапки. Потом одну поднес к мордочке, словно прикрывая глаза от яркого солнца, и стал всматриваться вдаль. Это было так уморительно, что все прыснули от смеха, лишь лось сохранял спокойствие.

– У меня в книге, – ласково проговорила сова, – есть картинка с морем и кораблем. Там матросы и капитан в полосатых рубашечках. – Соня мечтательно прикрыла огромные глаза. – Тебе нужно подарить такую же, малыш… Это так романтично.

– Правда? – встрепенулся грызун, забыв обиду. – Настоящую… С полосочками?

– Конечно, – ночная охотница покрутила головой, словно намереваясь тут же отыскать тельняшку. – С черными и белыми полосочками. Тебе непременно пойдет, – она задумалась на секунду. – А вот меня будет полнить… Мне бы хотелось что-нибудь приталенное…

– Ей, вы чего? – бестактно оборвал размечтавшихся модников косолапый. – Где это видано, чтобы лесной народ одевался в тряпки!

– Одежды… – мечтательно поправила его романтичная сова. – Наши собратья, которые выступают в цирке, всегда надевают красивые блестящие одежды.

– Где? – медвежонок не знал: смеяться ли ему над этими выдумщиками или будут смеяться над ним. – Какой такой Цир-р-р, – он недоверчиво зарычал и отчего-то добавил, – куль…

– Сам ты – циркуль! – передразнил Ме́ню серый наглец. – Цирк! – гордо отчеканил он.

– Нужно было слушать, как Соня читала книжку, а не сочинять самому всякие небылицы.

– Да я тебя… – замахнулся было медвежонок.

– Не ссорьтесь, мальчики! – дружелюбно шикнула на них ночная охотница. – Цирк – это так романтично… – она прикрыла свои печальные глаза и мечтательно покачала головой. – Я всегда хотела побывать там… увидеть эту неземную красоту…

– Наша милая дама решила стать цирковой актрисой? – орел неслышно появился откуда-то сверху.

– Что вы, мой друг! – смутилась Соня. – Не в моем возрасте… – она томно вздохнула, сделав большую паузу и надеясь, что ее будут убеждать в обратном. – Хотя бы одним глазком посмотреть, – добавила сова, так и не дождавшись комплимента. – Только разок…

– Цирковые представления бывают в городах, – голос орла показался всем необычно грустным. – Бродячие артисты разбивают большой шатер, приглашают публику и показывают им всякие фокусы. Они наряжаются сами и наряжают своих дрессированных друзей из лесного народа. Бьют в барабаны и развешивают флаги… Это настоящий праздник!

– Шатер и флаги, – мечтательно прошептал мышонок и вскарабкался по шее Длинного к нему на голову. – Как этот? – пискнул он, показывая лапкой направление.

Все так и ахнули, увидев впереди верхушку купола, украшенного развивающимися флагами. Когда лось поднялся на соседний холм, их восхищенным взглядам открылся незабываемый вид. На окраине города был разбит самый настоящий шатер бродячих артистов. Ветерок доносил обрывки веселой мелодии, выводи мой несколькими трубами и барабаном. Вокруг шатра стояли разноцветные повозки, и прогуливалась нарядно одетая публика. А еще невероятно вкусные незнакомые запахи завершили картину. Там царило веселье.

– Вот это цирк! – восхищенно пропищал Малёк. – Вот это я понимаю!

– Да-а, – протянул Ме́ня. – Красота… Везет же некоторым.

– Ах, мальчики, – вмешалась сова. – Я уже плохо вижу. Что там? – Соня крутила головой и таращила свои глазищи. – И почему все интересное происходит днем, когда нормальные птицы ничего не видят из-за этого яркого света?

Ме́ня хотел было проворчать, что ночью темно и никто ничего не увидел бы, но, уловив неподдельный интерес романтичной дамы, промолчал. Он и прежде не раз замечал, что многие его знакомые расстраивались от того, что не могли чего-то представить или сочинить, как это легко медвежонок делал сам. Особенно взрослые. Они открыто посмеивались над смешным малышом, так интересно фантазировавшим о том, чего не могло быть. Однако это было так забавно, что они непременно пристраивались рядышком, если Ме́ня рассказывал кому-нибудь свои истории.

Вот и сейчас лохматый сочинитель почувствовал собственную значимость рядом с уважаемой совой, которой очень хотелось все рассмотреть в деталях, но солнце мешало ей. Тогда Ме́ня начал рассказывать, что видит сам, незаметно добавляя кое-что от себя.

– Эй! – не выдержал мышонок. – Откуда ты знаешь, что того усатого зовут Потапыч?

– А что? – надулся Ме́ня.

– Ну, ходит один здоровый на двух ногах, – возмущался грызун. – Усы у него большие… рядом одна поменьше и двое малышей бегают… но почему Потапыч?

– У меня так дедушку звали, – признался медвежонок. – Они похожи…

– Чем же это? – ехидно пискнул серый наглец. – Хвостиками?

– Нет. Оба большие и сильные, – косолапый чуть склонил голову набок. – Маленьких не обижают. Вон как те двуногие бегают.

– Подумаешь… – Малёк прищурил и без того маленькие глазки. – Может, они боятся, потому и бегают.

– Вот и нет! – буркнул сочинитель. – Они веселые. Значит, чувствуют защиту… Потапыч добрый. Потому всем спокойно и радостно.

– А во что они одеты? – неожиданно спросила сова, прерывая перепалку.

Оба спорщика переглянулись и умолкли. Действительно, все двуногие у большого шатра с флагами были одеты в яркие наряды. Подобно тем, что были на картинках в книге, которую Соня иногда читала любопытным обитателям Дальнего леса. Забияки начали наперебой описывать наряды, но сова остановила их:

– А дамы во что одеты?

И тут они замолкли, не находя слов, чтобы описать платья, шляпки, веера и другие мелочи, названия которых лесные жители не знали. Их зоркие глаза видели многое с холма, но пересказать это романтичной сове они не могли. Приняв молчание своих спутников за состояние восторга, охватившее их от увиденного чуда, Соня томно прошептала:

– Ах, как я хотела бы очутиться там! Среди этой красоты… Хотя бы ненадолго.

Медвежонок деликатно промолчал, отводя взгляд в сторону. Малёк же состроил хитрую рожицу и важно пропищал:

– Если поклянётесь никогда не обижать нашу Полеандру и все-всех ее подданных, то…

Соня удивительно быстро поняла, о чем идет речь, и тут же согласилась на предложенное условие, горячо воскликнув:

– Да пусть отсохнут мои крылья!

Малёк тут же ответил скороговоркой, которой лесной народец всегда закреплял какие-то договоренности между собой:

– Ты знаешь, что обещаешь.

Мы помним и все исполним.

– Ну, вы даете, – протянул удивленный медвежонок. – Как вы собрались туда…

Серый хитрец не дал ему договорить, потянув за холщовый мешок, будто приросший к спине косолапого за время их путешествия.

– Доставай шкатулку, – пискнул он, словно приказывая.

– Зачем это? – насторожился Ме́ня.

– Станем двуногими и пойдем смотреть цирк, – спокойно и твердо ответил Малёк.

На какое-то время воцарилась полная тишина.

– А меня возьмёте? – густой бас лося звучал заискивающе.

Все обернулись на голос. Длинный так вывернул свою шею и скосил глаз к сидевшим на спине, что всем стало его почему-то жаль.

– Я никогда не был в цирке, – карий глаз лесного гиганта неожиданно заблестел от слез. – Никогда-никогда.

– Давай шкатулку, – мышонок угрожающе глянул на косолапого исподлобья.

– Да как мы туда пойдем? – попытался сопротивляться Ме́ня. – Ни одеться, ни спросить… да и законов их мы не знаем.

– Да? – Малёк привстал на задние лапки и подбоченился.

– А кто в Родригеса превращался. А? – он стал притоптывать одной лапкой. – А кто в лису Лизку обернулся? – он покачал маленькой ушастой головой. – Думаешь, я не видел?

Лось промолчал, а сова икнула.

– Так это… – медвежонок был явно растерян и не мог найти слов для объяснений. – Это когда было… – он засопел, опустив глазки. – Это ж в пещере Желаний было. – Его губы вытянулись в трубочку, словно он собирался высасывать мед из дупла, где хранили свои запасы лесные пчелы. – Там же Бассейн грез был…

– А у нас шкатулка со свитками есть! – Малёк просто наслаждался своим превосходством. – Да стоит мне только захотеть…

– Стоит! – неожиданно поддержала его сова. – Очень даже стоит!

– Я тоже так думаю, – пробасил Длинный. – Соглашайся, дорогой…

Лось сказал это так естественно, что медвежонок сразу даже не удивился, но постепенно смысл фразы его покорил. Лесной гигант не только попросил его о чем-то, он назвал его таким тёплым словом, которого от сохатого никто никогда в Дальнем лесу не слышал. Это было очень необычно. Многие пытались набиваться в друзья к Длинному, но тот никогда и ни с кем не дружил. Ну, разве что с Лесным озером. А теперь лось так запросто обратился к Ме́не, будто они дружили с детства.

– Так ведь я не от жадности, – сдался лохматый сочинитель. – Мы ведь не знаем, как это работает… Вдруг не получится… Вдруг застрянем там…

– Где, простите? – сова часто заморгала, пытаясь то ли понять, то ли разглядеть что-то. – Как застрять? Там что, узко?

– Да он просто боится, – ехидно зашептал мышонок, но так, чтобы все его слышали. – Мишка-трусишка! – не задумываясь, выкрикнул грызун обидное прозвище. – Трусишка, как Тришка!

Это было уже слишком. Ме́ня действительно дружил с зайчонком по имени Тришка, который был, мягко говоря, смельчаком не из первого десятка. Они с детства предпочитали свою компанию всем остальным. Любили вместе играть или рассказывать всякие истории. Над ними иногда посмеивались, но так открыто никто не издевался. Все знали крутой нрав медведицы Тамары. Обычно спокойная и даже ленивая, мамаша близняшек Клубнички и Землянички, да сочинителя Ме́ни, она могла задать солидную трёпку любому в Дальнем лесу за один косой взгляд на кого-нибудь из своих малышей.

– Ме́нечка, дружок, – ласково прощебетала Соня, стараясь сгладить напряженность. – Мы ведь ненадолго… Одним глазком… А?

– Как хотите, – сдался косолапый. – Я вас предупредил… – ему и самому было очень интересно окунуться в другую жизнь. – Нужно только правильное заклинание прочесть.

– Да сейчас и найдем! – мышонок уже вытаскивал шкатулку черного дерева из холщовой сумки. – Тут… Тут все!

Сова почти ничего не видела при дневном свете, но приняла самое активное участие в поисках чего-то такого, что помогло бы им всем побывать в цирке. Одно дело – прочитать об этом в книге или представить себе, а то и приврать в разговоре с каким-нибудь из недотёп, другое дело – на самом деле очутиться в огромном шатре с разноцветными флагами, где гремит музыка, на трапециях под куполом люди в блестящих одеждах проделывают всякие фокусы, а на арене собратья выступают, как настоящие артисты. Конечно, сцена и успех никого не оставляют равнодушными. И те немногие счастливчики, что купаются в славе и притягивают к себе тысячи восторженных взглядов, кажутся настоящими кумирами. Им пытаются подражать, мода увивается за ними следом, словно шлейф, а молва разносит разные небылицы, которые после многократных пересказов обретают самые невероятные формы, от чего становятся еще притягательнее.

У лесного народца многое иначе, чем у людей. Если природа не одарила тебя ярким оперением, звонким голосом или могучим телом, ты вряд ли сможешь стать знаменитым в своем лесу, надевая какие-то тряпки, разъезжая в коляске или раскрашивая свою шкурку и коготки. Однако зависть и хитрость также присущи обитателям леса. И тут есть свои мастера. Сороки, например, так могут пересказывать события, что утренняя новость к вечеру становится полнейшей небылицей. Зайцы так умело путают следы, что всякого любопытного собьют с толку – где они были, что делали и куда направились только что. Однако непревзойденными мастерами обмана по праву считаются лисы. У них все идет в ход. Узкое гибкое тело пролезет в самую неприметную щель, маленькие мягкие лапки позволяют быть неслышными, пышный хвост заметает все следы, но главное – это изворотливый ум. Тут рыжим бестиям просто нет равных. Однако как бы они ни меняли свою шкурку по весне или перед холодами, любой в лесу распознает хитрецов.

Людям сложнее. Каждый пройдоха может облачиться в любые одежды и придать себе соответствующий вид. И чем хитрее обманщик, тем слаще его речи. Увы, люди доверяют словам, а не своему нюху. Потеряли они его. Это в лесу любой малыш лису за версту чует, а двуногие начнут беспокоиться только после того, как поймут, что их обманули. Наверное, поэтому умные люди придумали цирк. За одно представление публике покажут, чего могут добиваться силачи и акробаты, если имеют талант и трудолюбие. Тут все без обмана – попробуй-ка сам. А фокусник на глазах всей честной компании продемонстрирует такую ловкость рук, что зрители за кошельки ухватятся. Не зевай! Дрессировщики убедят всех присутствующих в том, чего можно добиться любовью и добротой. Внуши огромному слону и хищному тигру, что они – лучшие друзья хозяина, и оба будут послушны одному взгляду, покажут силу великую и мощь необыкновенную, играючи. Так всегда: для кого-то – мы ласковые котята, для кого-то – тигры.

– Ну, что там? – Мышонок места себе не находил от нетерпения. – Что?

– А ты сам попробуй разобраться! – недовольно проворчал медвежонок. – Я вообще эти свитки впервые вижу.

– Тогда действуй по интуиции, – подсказала мудрая сова.

Ме́ня закрыл глаза и стал медленно проводить лапой над старинным свитком, испещренным незнакомыми символами. Все притихли, боясь вспугнуть удачу. В наступившей тишине его шепот зазвучал таинственно:

Тут же все замерло. Казалось, птицы зависли в полёте, голоса и звуки, прервавшись на полутоне, странно звучали на последней ноте. Даже порыв слабого утреннего ветерка продолжался с той же стороны, не меняясь. Но не эта остановка времени поразила четверых путешественников. Каждый увидел перед собой что-то вроде вертикальной полупрозрачной стены, напоминающей застывшую гладь озера. Одновременно они смутно различали на поверхности странного зеркала и свое отражение, и еще что-то по другую его сторону. Приглядевшись, каждый увидел свое. Лось узнал усатого мужчину в шляпе, Соня – нарядную даму, Ме́ня – озорного мальчишку в матросском костюмчике, а мышонок – девчушку с косичками, украшенную огромными яркими бантами. Все пары медленно, словно во сне, двигались навстречу друг другу. Помимо их воли, каждый стал копировать движение своего двойника. Лось, видя, как усатый мужчина протянул обе руки вперед, встал на дыбы и тоже вытянул передние копыта навстречу. Сова сделала нервное движение крылом, словно пыталась поправить несуществующую шляпку, как это сделала дама, медленно двигавшаяся ей навстречу. Медвежонок опустил мордочку, исподлобья глядя на мальчишку в матросском костюмчике, а потом с независимым видом попытался сунуть свои когтистые лапы в несуществующие карманы штанишек. Мышонок тоже поднялся и попытался передними лапками поправить складочки несуществующего платьица. Никто не разговаривал и не смотрел по сторонам. Словно зомби, четыре пары медленно двигались навстречу друг другу.

В следующее мгновенье они поменялись местами. Вместо семейства людей около шатра с разноцветными флагами теперь прохаживались жители Дальнего леса. Им было чудно ощущать себя в обличие двуногих, но это было так интересно… Поначалу они рассматривали себя и свою одежду, а потом обратили внимание на своих спутников.

Малёк, – взвизгнул косолапый. – Ты что, девчонка?

– Вообще-то у нас это не сразу проявляется, – послышался писклявый голосок в ответ. – А что, тебе не нравится? – и девчушка закрутилась так быстро, что её белоснежное с алыми маками платьишко взметнулось веером, а косички вытянулись в две ниточки, переплетенные лентами. – Красиво? – тут она резко остановилась и состроила глазки усатому мужчине. – Мороженое, наверное, вкусное-превкусное… – мечтательно пропел ее ангельский голосок. – С орехами…

– Малышка, но у тебя же слабое горлышко, – взволновалась нарядная дама, и все услышали знакомые нотки, принадлежащие сове. – Нужно подождать до лета…

– Ну, пап… – только и смогла возразить маленькая проказница, потупив несчастные глазки, из которых уже готов был брызнуть целый фонтан горьких слез.

– Дорогая… – пробасил голосом лося усатый папаша, чье сердце растаяло быстрее, чем эскимо под жарким солнцем, от невыносимых страданий младшей дочери. – Сегодня такой прекрасный теплый день…

– Ни за что! – отрезала мамаша.

– А эта шляпка с вуалью тебе так идет, – он будто не слышал ее возражений. – Однажды весной я встретил красавицу в нежно-розовом платье и такой же шляпке, – усатый знал, как можно сменить гнев своей супруги на милость. – Я тогда так растерялся, что не нашел ничего оригинальнее, чем предложить угостить её мороженым…

– Ты помнишь? – совершенно юным голос ком прощебетала солидная дама. – О, это было так романтично… – она взяла под локоток своего спутника. – Ты был такой внимательный и остроумный.

– Мадемуазель! – усатый чуть ли не зацокал копытами. – Позвольте предложить Вам мороженого…

– На всех, – подсказал мальчишка в матросском костюмчике.

Девчушка промолчала, лишь повиснув на свободном руке главы семейства. Родители переглянулись. В их глазах угадывалось недавнее прошлое и счастливое настоящее. Дети поняли, что сегодня наступил день исполнения желаний. Мороженое в хрустящих стаканчиках, сахарная вата на палочках, катание на карусели и стрельба в тире, после которой обоим непременно достанутся призы… Вот что значит вовремя сказанное нужное слово!

Когда сладкие прохладные кусочки мороженого начали таять у них на язычках, оркестр затих на несколько минут, а зазывалы стали активно приглашать публику на представление. И праздник начался. Силачи, акробаты, дрессировщики, фокусники и, конечно же, клоуны под звуки бравурного марша вышли в ярких костюмах и блестящих трико на парад-алле. Взрослые и дети не только увидели сказку, но тут же поверили в неё, всецело отдаваясь происходящему на арене. Лишь заботливые мамаши не забывали вытирать белоснежными платочками пальчики и восторженные личики своих счастливых чад, забывших, как быстро тает мороженое.

Ах, праздник, мы всегда с нетерпением ждем его! С годами лишь искуснее маскируя свои чувства, но никогда не расстаемся с надеждой. А судьба всегда щедрее к тем, кто верит. Им она дарует самые яркие моменты в жизни, отчего счастливчики становятся светлее душой.

Девчушка в платьице с огромными красными маками просто не могла усидеть на месте от происходящего на арене цирка. Ее так и подмывало жонглировать чем-нибудь или крутить сальто вместе с артистами. Пританцовывая под веселую музыку вместе с дрессировщиками, она успевала попросить у мамы такое же платьице, а у папы таких же собачек. А мальчик в матросском костюмчике, следуя советам фокусника, искал в своих кармашках голубей и букеты цветов, а когда не находил, быстро объяснял это тем, что карманы неправильные. Он пыхтел вместе с силачами, представляя, что именно ему покоряются неподъемные металлические шары и гири. Усатый папаша, стараясь не выдать себя, косил карие глаза на стройные ножки юных обольстительниц, порхавших под куполом цирка. Строгая дама щурила подслеповатые глаза под вуалью, молча восхищаясь упругими мышцами, вздымавшимися под блестящим трико силачей. Ах, как это было романтично! Красота не требует перевода, она понятна всем.

– Смотрите! – восторженно воскликнул мальчик в матросском костюмчике. – Медвежата! – он готов был ринуться к ним на арену. – Какие забавные… какие весёлые… а тот, на велосипеде… ой, умора!

– Успокойся, Мишенька, – мамаша погладила его по взъерошенной голове. – Это все лишь дрессированные медведи.

– Ну как ты не понимаешь, мам! Ты только посмотри!

– Я вижу, вижу, дорогой, – спокойный голос матери пытался хотя бы удержать мальчика на одном месте. – Веди себя прилично.

– Ну что ты, Соня, – пробасил усатый в защиту сынишки. – Это, действительно, очень смешно… Вон тот… на велосипеде… Ой, я не могу! – папаша неожиданно громко засмеялся, но его густой бас утонул в детском хоре восторженных возгласов, взвившихся под самый купол. – А морда у него… – мужчина давился от смеха. – Будто стесняется…

Далее произошло странное событие. Никто толком так и не понял, было ли это задумано по сценарию или случилось непроизвольно. Дрессировщик стал выгонять медвежонка с арены, а тот и не думал уезжать. Под восторженные крики публики велосипедист стал еще быстрее лавировать между собрать ев. Выскочившие на помощь клоуны пытались его ловить, но безуспешно. Трибуны ликовали от каждого промаха погони, особенно когда клоуны в несуразных одеждах растягивались с размаха на манеже и начинали поливать всех огромными струями, изображавшие слезы. Стоило кому-нибудь приблизиться к смельчаку на опасное расстояние и уже протянуть руку, чтобы схватить его, как публика начинала неистово топать ногами и скандировать:

– Давай! Давай!

Неистовый грохот, визг, смех и улюлюканье напрочь заглушили оркестр, а, может быть, он уже перестал играть к тому времени, потому что музыканты не в силах были держать в руках свои инструменты от хохота. Это было похоже на вирус, поразивший всех присутствующих. Даже клоуны начали по-настоящему смеяться. До икоты. Обессилев, они шатались, едва переставляя ноги на арене, и вытирали длинными рукавами мокрые от настоящих слез глаза. И только проказник на велосипеде с упоением виртуозно лавировал по манежу, не давая себя поймать.

Неожиданно тонкий свист кнута и жуткий щелчок прозвучали в общей какофонии, словно выстрел. Все мгновенно замерли. Широко расставив ноги в мягких сапогах, отороченных мехом, стоял дрессировщик. Глаза его горели ненавистью. Тонкие губы на бледном от гнева лице непроизвольно вздрагивали. Он снова стал раскручивать над головой длинный кнут. В абсолютной тишине стал слышен тонкий нарастающий свист.

– А ну-ка, поди сюда, гадёныш… – почти прошипел сквозь зубы дрессировщик. – Я кому сказал… – его сомкнутые губы не двигались, придавая голосу жуткое звучание. – Ко мне, сволочь…

Свист раскручиваемого кнута стал тонким, словно готовым рассечь любого пополам, как острое лезвие. Клоуны пригнулись, чтобы не быть задетыми невидимым кнутом, а потом и вовсе распластались на манеже. Зал замер, и стало слышно, как заплакал от страха чей-то ребенок. Он всхлипывал и о чем-то умолял дрожащим голоском, но слов разобрать было нельзя.

– К ноге! – зарычал дрессировщик, и новый щелчок кнута разорвал тишину. – Я кому сказал!

Велосипедист остановился, и все увидели, что его передние лапы привязаны к рулю ремнями. Медвежонок явно боялся, потому что задние лапы дрожали так, что даже густой мех не мог скрыть этого. Он упрямо наклонил голову и не двинулся с места. Кнут снова стал со свистом набирать скорость. Ни у кого не было сомнений, что третий удар хлыста достанется непослушному актеру. Он молча смотрел исподлобья на своего мучителя, но не сдавался. Это был настоящий поединок. Зрители, как загипнотизированные, не могли пошевелиться.

Девочка с косичками и в платьице с маками зажмурилась и напрягла свое тельце, словно сама ожидала удара. Она так вцепилась ручонками в спинку впереди стоящего кресла, что пальчики ее побелели. Родители даже не пытались успокоить дочку, они сами были в состоянии шока, охватившего их, как и всех присутствующих. Впрочем, нашлась одна душа, не поддавшаяся странному и сильному психологическому воздействию.

– Только попробуй, гад! – очень тихо, но твердо проговорил мальчик в матросском костюмчике.

– А… вот ты где! – зашипел дрессировщик, и злорадная улыбка сделала его жестокое лицо ужасающе страшным. – Ну, наконец-то… – он медленно протянул в сторону мальчика ладонь со скрученными пальцами. – Верни мою шкатулку, воришка…

Многочисленная публика в цирке не слышала и не видела их. Все находились словно в гипнотическом сне, не в силах даже пошевелиться. Время для них остановилось.

– Шкатулку!

Ладонь со скрюченными пальцами обладала какой-то незримой властной силой. Казалось, она стала медленно приближаться к мальчику, неправдоподобно вытягиваясь. Все ближе, ближе… И вот мальчик уже отчетливо видел длинные ухоженные ногти и пожелтевшую кожу, будто она была в нескольких сантиметрах от его лица.

– Шкатулку!

Сопротивляться невидимой и непонятной силе было очень трудно. Незримая тяжесть навалилась на грудь, мешая не только дышать, но даже биться сердцу. Стало холодно. Причем, не снаружи, как зимой, когда на морозе виден парок от выдыхаемого теплого воздуха. Нет. Холодно стало внутри. Так холодно, что сердце не могло гнать кровь по жилам. Кровь застыла… От страха.

– Шкатулку!

Скрюченные пальцы уже начали сдавливать мальчику горло, но он все же успел прохрипеть:

В миг все остановилось. Костлявые пальцы еще сжимали горло мальчика, но последнее движение, за которым последовала бы смерть, они не совершили. Какие-то силы еще оставались у перепуганного подростка, но он не мог сдвинуться с места… Перед ним появилась та же полупрозрачная стена, напоминавшую гладь озера, что выросла раньше между медвежонком и мальчиком в матросском костюмчике, когда они поменялся местами. Только теперь Ме́ня никак не мог разглядеть, что же происходит по ту сторону. Там было темно. А в ушах еще звучало окончание последнего слова, что он прохрипел, когда безжалостные пальцы дрессировщика стали душить его:

– Е-е-е-й! – словно предсмертный стон о помощи.

И тут по другую сторону полупрозрачной стены появилось удивленное личико парнишки с всклокоченными волосами. Он явно протиснулся на голос через огромный куст, чьи ветки упорно не пускали любопытного мальчишку. Очевидно, здесь было темно, и пацан вытянул руки вперед, чтобы не пораниться. Усилием воли Ме́ня заставил себя сделать то же самое. Почти теряя сознание, медвежонок разглядел, как округлились от удивления глаза того, с кем он менялся местами. Конечно, это было очень нечестно – подставлять незнакомца в такой непростой ситуации, но времени на объяснения не было.

В следующий миг косолапый оказался в обличии мальчишки лет двенадцати, испуганно выскочившего из куста в городском парке. Он пробежал по аллее метров двадцать, ошалело оглядываясь на злополучный куст, а прохожие, коих в этот послеобеденный час в парке было достаточно много, с усмешкой смотрели ему вслед. Ах, эти мальчишки, им всегда мало спокойной прогулки погожим весенним днем по песчаным аллеям цветущего парка, когда вся семья наслаждается выходным.

– Майкл, – услышал Ме́ня укоризненное обращение. – Да что с тобой такое? – голос был незнакомым, но у медвежонка было ощущение, что он его уже откуда-то знает. – Ты ведешь себя просто неслыханно. На нас все оборачиваются… Ну-ка, подойди ко мне!

Молодая красивая женщина строго посмотрела ему прямо в глаза. В Дальнем лесу такой взгляд был бы воспринят за вызов любым жителем, и уважающий себя представитель лесного народца должен был бы ответить или, поджав хвост, с позором бежать. Ме́ня был не из робкого десятка, но почему-то, опустив виновато голову, медленно направился к строгой женщине.

– Ты же знаешь, дорогой, что тетя Анна строго соблюдает традиции и очень принципиальна в вопросах этикета, – легкая женская рука пробежала по волосам мальчишки, приводя их в порядок. – Мне было бы очень неприятно, если бы она сделала мне замечание за твой внешний вид.

Пока заботливые руки едва заметными движениями приводили в порядок одежду на мальчике, тот осторожно потянул носом воздух. От женщины очень приятно пахло. Ме́ня распознал и цветы лесной фиалки, и кусты сирени, что в огромном количестве росли на опушке Дальнего леса, и сладковатый запах земляники… Был еще запах какого-то незнакомого растения, но общий букет был отчего-то очень родным. Будто медвежонок с детства знал и любил его. Косолапый, не поднимая головы, пытался понять, где же он оказался на этот раз. Краешек длинного платья красивой женщины с приятным запахом чуть открывал изящные черные туфельки с заостренными мысочками. Они поблескивали на солнце. Это просто приковало его внимание.

– Майкл, ну посмотри, во что ты превратил свою обувь!

Голос красивой женщины был тихим и вкрадчивым, но в нем было столько укоризны, что мальчик, к которому были обращены эти слова, стал испытывать угрызения совести.

– Извините, мама, – Ме́ня едва догадался, что голос принадлежит ему. – Я сейчас…

Мальчуган быстро достал из кармана носовой платок и, встав на колено, смахнул пыль со своей обуви. Оказалось, что его черные туфли не менее красивы, чем у этой восхитительной женщины. Солнечные зайчики, словно подмигнув ему, сверкнули на мысках лакированных штиблет.

– Прости его, Мари, – низкий мужской голос показался Ме́не тоже очень знакомым. – Признаться, я тоже хотел бы оказаться сейчас лет на тридцать моложе и, закатав штанины, босиком носиться по этим лужайкам…

Не поднимая взгляда, Ме́ня почувствовал, как женщина улыбнулась мужчине с низким голосом, от которого почему-то пахло дымом, и ласково прошептала:

– Джордж, мне хватает одного сорванца… Будь посерьезнее, пожалуйста.

– Тетя Анна любит степенных джентльменов, – с иронией в голосе продолжил ее мысль мужчина.

– И-менно! – почти по слогам отчеканила женщина тихим голосом. – Ты же знаешь, как мне важно мнение тети. Она старшая в нашем семействе и очень ревностно следит за его репутацией… Ну ты же умеешь вести себя, как подобает галантному джентльмену. Пожалуйста, доставь мне это удовольствие.

– Хорошо, дорогая…

После этих слов Ме́не отчего-то стало совестно за свою беготню и запыленные туфли. Мальчик взял под руку красивую женщину, и она, гордо подняв головку с аккуратной прической, важно продолжила прогулку, сопровождаемая с обеих сторон своими элегантными мужчинами.

Незаметно поглядывая по сторонам, Ме́ня отметил про себя, что лужайки в этом лесу, который отчего-то назывался парком, были очень чистыми, кусты и деревья аккуратно подстрижены, а извилистые дорожки посыпаны белым речным песком. И хотя все это никоим образом не напоминало медвежонку его родной Дальний лес, двенадцатилетнему мальчику парк очень нравился. Это двоякое чувство было столь интересным, что всю оставшуюся дорогу он молчал, придерживая локоток красивой женщины с тихим голосом…

– Мари, ты выглядишь великолепно! – старческий голос скрипел, как стволы больших деревьев в бурю. – Дай тебя обнять, душечка.

Пожилая дама в строгом фиолетовом платье с поблескивающими камушками на открытой морщинистой шее благосклонно чуть приподняла руки навстречу красивой женщине с тихим голосом. Та порывисто шагнула вперед, оставив своих кавалеров дожидаться подобного приглашения для объятий. И они вскоре состоялись. Степенная дама, к которой все уважительно обращались не иначе как, леди Энн, жестом подозвала двенадцатилетнего мальчика к себе.

– Здравствуй, мой дорогой шалунишка, – от нее резко пахло жасмином. – Обними скорее свою бабушку. – Мальчик очень осторожно дважды соприкоснулся с ней щеками. – У тебя исписанный листок в кармашке пиджака, проказник, – старческие руки немного дрожали, когда леди попыталась удержать его подле себя. – Опять подглядывал за Викторией? – сдавленный смешок где-то внутри ее морщинистой шеи был неприятен. – Она жаловалась мне, что вы до сих пор не помирились… – холодные пальцы слегка потрепали мальчишечьи щеки, предательски покрывшиеся румянцем. – Настоящий джентльмен должен сделать шаг первым. – Ее замутненные временем светлые глаза пристально посмотрели на мальчика. – Согласись, она поступила, как настоящая леди, обнаружив тебя подглядывающего в кустах под окнами ее спальни… Желание мальчика отстраниться было воспринято как обида. – И нечего дуться, дружок. Сам виноват. Виктория придет сегодня ко мне на чай, – голос пожилой леди понизился до шепота. – У тебя будет шанс помириться!

Мене показалось, что чопорная бабушка быстро подмигнула ему. Мальчик порывисто отстранился. Ему вдруг стало нестерпимо жарко. Он даже поёжился, чтобы рубашка под солидным пиджаком не прилипла к спине. Впрочем, его неловкость осталась незамеченной. Все оживились, рассаживаясь на стулья с гнутыми ножками вокруг красивого стола, уставленного сладостями и посудой из тонкого фарфора, расписанного изящными витиеватыми узорами. Традиционное чаепитие в пять вечера началось…

– Вы читали сегодняшний «Таймс»?

– Что сказал лорд Эдвард?

– Вчерашняя опера была просто восхитительна…

Странные фразы доносились, словно из другого мира. Впрочем, Ме́ню гораздо больше интересовали некоторые сладости в ближайшей вазе. Они так соблазнительно пахли, что слюнки просто одолевали бедного мальчика. И как только гости справляются с таким соблазном – не хватать все эти пирожные и конфеты. Целиком. Не разворачивая шелестящих оберток или резных салфеточек. А тут еще ко всему – в прозрачной вазе на высокой ножке соблазнительно лежали и благоухали засахаренные кусочки каких-то фруктов. Разноцветных, будто щедро раскрашенных. Ме́не так хотелось все это попробовать, но он боялся совершить какое-нибудь неловкое движение и привлечь к себе внимание.

Нужно было осмотреться и понять царящие здесь порядки. Все эти люди в элегантной одежде и с приятными запахами вели себя очень непринужденно. Они вполголоса разговаривали и даже смеялись. Пили из красивых чашек и брали со стола все, что хотели. Это просто раздражало. Тут Ме́ня почувствовал, что на него кто-то пристально смотрит. Он мельком взглянул на окружающих, но все были увлечены своими разговорами. Разве что красивая женщина с тихим голосом едва улыбнулась ему. Так одобрительно и нежно, что на душе стало спокойнее. Краем глаза мальчик посмотрел на свою соседку слева. Его сверстница будто специально набивала рот чем-то сладким и так вкусно пахнущим, что он даже заерзал на своем стуле. Рыжеволосая, с большими веснушками на бледном лице и маленькими глазками, соседка будто дразнила Ме́ню, демонстративно медленно разворачивая фантики и отправляя конфеты в рот. Мальчик под столом прижал вспотевшие ладони к своим напряженным коленкам, чтобы руки не тянулись к сладостям. Он выпрямил спину и приподнял подбородок, смотря строго перед собой. Куда-то очень далеко, где не видно этих конфет, этих пирожных, этих засахаренных фруктов. Но запах!.. Этот несносный сладкий запах просто забивал нос и грудь. Он был такой плотный, что, казалось, застревал внутри.

Тут мальчик заметил, как соседка быстрым движением поменяла тарелочки. Теперь его тарелка была полна смятых фантиков и салфеточек, а эта рыжая… Да она скорчила рожицу, будто стесняется взять приглянувшеюся ей дольку. Внутри все закипело. Ногти просто впились в коленки. Если бы он был в обличии медвежонка, когти глубоко расцарапали бы шкуру.

– Не парься, косолапый, – с издевкой и очень тихо прошептала конопатая соседка. – Я тебе сама разверну конфетку… Хочешь?

Если бы в дом ударила молния и рухнула крыша, Ме́ня не испытал бы такого чувства, как от услышанного. Он сразу же узнал голос и надменную манеру. Так могла говорить только лиса по кличке Лизка из Дальнего леса. Но как она оказалась здесь!

– Поухаживай за ним, Лиз, – усмехнулся кто-то из взрослых. – Наш Майкл еще сторонится женского общества, разве что, используя естественные укрытия…

Сдержанный смех заставил мальчишку побледнеть. Он даже не пытался взглянуть на обидчика. Сейчас отпрыск благородного семейства мог только смотреть вдаль, делая вид, что ничего не произошло. О, если бы такое кто-то осмелился сказать в Дальнем лесу… Полетели бы клочки по закоулочкам… И как только эти двуногие терпят издевательства!

– Каждый может научить других только тому, что умеет сам, – неожиданно для Ме́ни совершенно спокойно произнес мальчик. – Воспитанному джентльмену нужно только запомнить, на что способны его знакомые.

– Не каждый, а твоя кузина, – поправила его пожилая леди, сидящая во главе стола. – Ку-зи-на, мой дорогой, – назидательно ласково проворковали ее тонкие ярко подкрашенные губы. – Тебе нужно почаще смотреть на своего отца… У Джорджа безукоризненные манеры.

– Спасибо, тетя, – мужчина рядом с красивой женщиной медленно и важно склонил голову в сторону говорившей леди. – Я слышал, что Вы вчера участвовали в благотворительной лотерее, – умело поменял он тему разговора. – И говорят, весьма успешно.

Пока все собравшиеся за столом обсуждали вчерашнее событие, мальчик подозрительно посмотрел на кузину. Она, молча, выдержала этот взгляд и продолжила все тем же ехидным шепотом.

– Хочешь спросить, как я тебя вычислила? – новая конфетка исчезла за веснушчатой щекой. – Настоящий Майкл давно бы ущипнул меня за подобную выходку с тарелочкой, а уж с конфетами он управляется не хуже меня.

– Не понимаю… – попытался возражать Ме́ня.

– Да ладно тебе, – махнула рукой соседка. – Думал так легко скрыться от Магистра? Наивный… Скушай лучше конфетку. Таких в Дальнем лесу нет.

И рыжеволосая с удовольствием отправила в свой прелестный ротик шоколадный шарик с орехами. Ее сосед угрюмо молчал, меча время от времени в ее сторону гневные взгляды.

– Пока есть возможность, попробуй настоящий цейлонский чай. О, эти чопорные англичане знают в нем толк. Если бы ты не был таким упрямцем, то давно бы получил от Магистра разрешение наведываться в иные временные миры. Это бывает так интересно… Хотя, ты же побывал в пещере Желаний и кое что видел… Но это такая малость!

Мене припомнился тайный грот за Прозрачной скалой, куда он случайно проник, преследуя нищенку, которая на самом деле оказалась заколдованной Женщиной-воином. Там он столкнулся с настоящим пиратом и чуть не погиб. Узнал, что в Бассейне грёз можно поговорить с любым историческим персонажем из прошлого…

– Твой Магистр сгинул в Старом болоте на опушке Дальнего леса, – зло ответил мальчик. – А мышонок инициирован и теперь является Хранителем тайны Времени.

– Ой, не смешите меня, кузен! – холеные пальчики демонстративно скомкали очередной фантик. – А то у меня появятся морщинки…

Соседка медленно наклонила к мальчику бледное личико и зашептала:

– Лучше расскажите, как Вы подглядывали за Викторией… Я знаю, что нельзя верить всему, что говорит леди Энн, но…

– Слушай, – также шепотом, но уже спокойно и даже с иронией перебил ее кузен.

– А куда ты исчезла в ночь инициации? Твой несчастный Магистр, потеряв власть над временем, превратился в злобного карлика, свита разбежалась… Даже вы с «верным» Луиджи бросили его.

– Все проще, косолапый, – казалось девчушка искренне улыбалась, ведя приятную беседу. – Мы просто перебрались в другую временную нишу… А ты, как я понимаю, тут впервые? – она пригубила чай из красивой чашки. – Люблю старую Англию… – конопатое личико озарилось мечтательной улыбкой. – Всегда с удовольствием бываю здесь!

– Когда хозяин посылает… – так же улыбаясь, съязвил кузен.

– Фи, как грубо! – она наморщила носик. – Надо слушать старших. Тебе бабушка правильно сказала: учись у папы-Джорджа. Он просто душка!

– И что тебе надо от меня?

– Мне? – соседка была сама невинность. – Это тебе нужно отсюда выбираться, дружок, – очередная конфетка исчезла из вазочки, – а то застрянешь надолго среди разваренной овсянки. Леди Энн редко балует своих родственников сладким. Дважды в месяц за этим знаменитым чаем. В другое время курочки не выпросишь! И потом, здесь очень строгие правила общения. Особенно с противоположным полом. Поговорить можно только с кузиной. Вот со мной, например…

Соседка жеманно улыбнулась и захлопала короткими ресничками.

– Положи мне в блюдечко того мармелада, пожалуйста, – она взглядом указала на соседнюю вазу. – У леди Энн чудесный повар. Ну, просто волшебник! – острые зубки впились в дольку обсыпанного сахаром мармелада. – Только я могу вернуть тебя к друзьям… а им сейчас так необходима твоя помощь. Блюдечко быстро пустело. – Но ты должен мне кое-что пообещать!

– А куда делся тот мальчик? – будто не слыша слов соседки, спросил Ме́ня. – Ну, с которым я поменялся.

– Да в цирке сидит, – едва сдерживаясь, чтобы не фыркнуть выпалила рыжая. – Он же мороженым подавился… Ох, и обжора этот Майкл, скажу я тебе. Если бы настоящий кузен был сейчас на этом месте, то на расстоянии его вытянутой руки все вазочки были бы уже пустыми…

Мнимая Лиз остановилась, будто странная догадка осенила ее.

– Слушай, а может быть, это твоя настоящая жизнь? Ну, в прошлом… то есть здесь… То-то я прежде замечала за тобой совсем не лесные повадки. Увалень, косолапый… а обходительный какой! С нищенкой подружился, орла привадил, Серебрянку вокруг пальца обвел, про сову – я вообще не говорю. Ах ты, говорун наш! Ах ты, хитрец! Вот откуда все повелось, вот значит, как…

– Ты это о чем? – искренне удивился Ме́ня.

– Ну, как же! – вспыхнула Лизка. – Вот в чем дело-то! – она заерзала от нетерпения на стуле с гнутыми ножками. – Теперь-то я все про тебя знаю! – рыжей очень хотелось поделиться с кем-нибудь невероятным открытием и она искала глазами достойного этой тайны. – Вот индюки надутые, – в нетерпении прошипела соседка. – Им бы только чай пить, да газоны подстригать…

– Ты чего взъелась-то? – кузен почувствовал, как разговорить рыжую. – Они всегда так жили.

– Всегда! – передразнила его конопатая соседка. – Овсянка – по расписанию, сладкое – по расписанию, новое платье тоже – по расписанию… У, жмоты несчастные!

– А кто мне только что хвалил старую Англию?

Но кузина не слышала ни этих слов, ни скрытой иронии.

– Нет, мне непременно нужно кому-то рассказать, – сама себе призналась Лизка. – А то я просто лопну. Посмотри, даже руки дрожат. – Она растопырила под столом короткие пальцы с ухоженными и отполированными ногтями. Мнимый кузен скосил на них глаза, продолжая держать спину абсолютно прямой. Потом снисходительно улыбнулся и перевел печальный взгляд на бабушку. Та словно почувствовала это и тут же отвлеклась от беседы с седовласым джентльменом.

– Майкл, дорогой, – казалось, что леди Энн слегка подмигнула мальчику. – Вижу, что вам не терпится прогуляться с Лиз. Ступайте на веранду… – она обернулась к собеседнику. – Ах, молодость, молодость… Вы помните, милый Джон, как мы впервые увидели принца Эдуарда? Была такая же весна, а у Вас было чудное жабо, – она прослезилась и элегантно поднесла кружевной платок к глазам. – Как давно это было…

– Расскажите, расскажите, – донеслось со всех сторон. – Леди Энн, мы просим!

– Ну что вы, право, – не без удовольствия вздохнула пожилая дама. – Сидящие за столом притихли, ожидая интересного рассказа, а хозяйка какое-то время отнекивалась, выражая стеснение. Потом, решившись на что-то, махнула платочком в сторону Майкла и его кузины, разрешая им покинуть чайную комнату. Так она поступала всякий раз, когда хотела рассказать нечто, не предназначенное для подрастающего поколения.

– Пойдем скорее, – Лизка потянула за рукав галантно раскланивающегося кузена. – Это надолго. Она повторяет свои истории всякий раз, когда есть слушатели. О, я их уже выучила наизусть!

– Но они не для детей, – неуверенно заметил мальчик.

– Это ей так кажется, – насмешливо прошептала рыжая, увлекая своего спутника по коридору к открытым дверям на веранду. – И потом, я бывала здесь не только в образе конопатой Лиз… – она хихикнула. – Мог бы и сам догадаться… – и, подмигнув кузену, потащила его в дальний угол веранды, увитый плющом так густо, что образовывал что-то вроде беседки.

На свежем воздухе, среди зелени мальчик почувствовал себя спокойнее.

– Слушай, вот это новость! – девочка затараторила, едва они скрылись от посторонних глаз за живой оградой. – Ты же впервые здесь? – и, не дожидаясь ответа, продолжила. – Это не случайно. Кто-то спрятал тебя в этом времени, которое тебе хорошо известно.

– Откуда? – удивился медвежонок.

– Да ты же по-настоящему жил здесь. Понимаешь?

– Как это? – кузен попятился и едва не споткнулся о скамейку.

– Мы все когда-то жили раньше, – снисходительным тоном проговорила рыжая. – В разных временных мирах, – она намеренно делала паузы, чтобы собеседник мог обдумать услышанное. – Эти миры никуда не исчезают и существуют независимо от нас.

– Почему? – недоверчиво посмотрел на веснушчатую девчонку Ме́ня.

– Потому… – передразнила та его. – Вот Дальний лес не пропал из-за того, что ты ушел из него, – она испытующе смотрела на кузена, пока он не кивнул в знак согласия. – Ты же можешь вернуться туда?

– Конечно, – быстро ответил медвежонок. – Там у меня мама и сестренки…

– Знаю-знаю, – остановила его Лизка. – И это такой же лес… – она многозначительно раскинула ручонки. – И ты жил здесь раньше, а теперь просто вернулся!

– А почему я ничего не помню? – Ме́ня нахмурил брови, напрягая память.

– Так всегда в первый раз. Все кажется незнакомым и странным, но быстро проходит.

– Правда?

– Ты же в Дальнем лесу попадал в такие места, где бывал редко, – пояснила рыжеволосая.

– Сначала кажется, что все незнакомо, но потом быстро вспоминаешь. Память ведь все хранит. Нужно только вспомнить.

– И вот эта красивая женщина…

– Мари! – подсказала ему Лизка. – Неужели ты ничего к ней не чувствуешь? Ты вспомни-вспомни.

– Ну, она очень добрая… – начал медленно косолапый, а потом неожиданно улыбнулся.

– У нее ласковые руки и тихий голос… Еще она любила пить чай из чашки с фиолетовыми цветами. Такая тонкая чашка, что просвечивает на солнце, – медвежонок заговорил быстрее. – Мне очень нравилась эта чашка, и однажды я так заигрался с ней, что разбил…

– Хватит-хватит, – перебила его конопатая. – Видишь…

– Что он должен увидеть? – звонкий, чуть взволнованный голос заставил обоих вздрогнуть. – О, простите, если я помешала…

– Нет-нет, Виктория, – первой нашлась Лизка. – Мы собирались играть в индейцев и рассматривали их укрытие… Там… В парке…

– Вот как? – их сверстница застыла у входа в явном замешательстве.

– Леди Энн собралась рассказывать свои истории… – рыжеволосая многозначительно улыбнулась.

– Я тоже сбежала, – призналась новая знакомая. – Просто мне хотелось поговорить с Майклом… – она мельком взглянула на мальчика и отвела взгляд.

– Я как раз предложила Майклу проверить, – кузина медленно поднялась и направилась прочь. – Будет ли меня видно отсюда… Ну, теперь вы сможете сделать это вместе.

– Лиз! – попыталась остановить ее новенькая, но не успела.

– Виктория, я… – кузен замялся, пытаясь скрыть неловкость.

– Раньше ты звал меня Тори.

Невысокая девочка казалась старше своих лет из-за строгости в манерах. Красивое нежное лицо с большими зелеными глазами окаймляли каштановые завитушки. Длинная шея с бледной кожей придавала ее облику хрупкость. Обнаженные по локоть изящные руки были украшены браслетом и кольцами. Пышное платье подчеркивало тонкую талию, превращая девочку в нежный цветок, о возрасте которого не хотелось и думать. Он был просто красив и свеж. Особенно такой чудной весенней порой.

– Конечно… – медвежонок никак не мог вспомнить что-то важное.

– Надеюсь, те мои слова не встанут преградой между нами, – девочка говорила взволнованно, отчего казалась очень взрослой.

– Ты должен понять, что появление ночью под окнами девичьей спальни…

– Я… заблудился, – он сам смутился от сказанной глупости.

– Заблудился?

– В своих чувствах, вернее в себе…

– И что же? Разобраться можно только под окнами моей спальни?

– Прости меня, Тори, – мальчик порывисто встал на одно колено у пышного платья не в силах поднять взгляд.

– Ты раскаиваешься в своем нелепом поступке? – ее звонкий голосок стал теплее.

– Искренне, моя принцесса.

Она немного помолчала, и медвежонок понял, что прощение близко. Не шелохнувшись, он незаметно потянул носом. Запах был знакомым, едва уловимым в буйном весеннем многообразии. Откуда-то он точно знал, что так пахнут только какие-то редкие цветы. На небольших лужайках среди высоких скалистых берегов они прячутся в сочной зелени трав от морских ветров. Только сильным и независимым дано выживать в таких условиях. Оттого и запах этих цветков особенный. Тонкий, чуть терпкий, горделиво независимый. Его ни с чем нельзя спутать. Нужно только уловить, ибо он неназойлив. Однако названия вспомнить не удалось.

– Обещайте мне всегда оставаться настоящим рыцарем.

– Обещаю, принцесса!

– Я верю Вам, Майкл.

Это было сказано очень тихо и нежно, будто сказано было нечто иное, более важное, даже тайное. Он почувствовал, как маленькая ладошка коснулась его непослушных волос. Едва заметным движением пробежала к плечу и там замерла, более напоминая торжественное прикосновение мечом, как это случалось в давние времена при посвящении в рыцари.

– Позвольте в знак Вашего прощения поцеловать край платья, моя принцесса.

– Настоящий рыцарь всегда выше плотских устремлений, – ее ладошка чуть сильнее обозначила свое присутствие на плече мальчика. – Стремитесь к высокому и чистому, Майкл… А теперь мне нужно спешить. Извините.

Шлейф тонкого запаха незнакомых цветов унесся следом за легкими шагами. Он быстро растаял, оставляя в душе кузена смутные восторженные чувства о чем-то особенно прекрасном и непостижимом.

– М-да, – донесся ехидный голосок Лизки из-за зеленой стены плюща, окружавшей беседку. – Вот умеет она говорить…

– Подслушивать… это так низко! – воскликнул мальчик.

– О, только не играй со мной роль рыцаря. Оставь это для Вик.

– Я с тобой вообще не буду разговаривать!

Рыжеволосая как ни в чем не бывало вошла в беседку и села на скамеечку, разгладив складки платья.

– Еще как будешь, косолапый.

– Ни за что!

– Да ладно тебе, – интонации голоса были снисходительными. – Ты же не выберешься отсюда без меня, – она захихикала, – или решил остаться с Вик? – веснушки вспыхнули ярче на ее бледном личике. – Стать принцем Шотландским… – мнимая кузина медленно встала и поклонилась в глубоком реверансе, – владеть родовым замком на побережье, устраивать турниры в честь прекрасной дамы…

– А что, Виктория и вправду принцесса?

– Говорят… – Лизка чуть склонила голову, внимательно разглядывая только что «посвященного в рыцари». – По крайней мере, леди Энн уверяет, что имеются неоспоримые доказательства.

– Так тебе просто завидно! – неожиданно перешел в наступление медвежонок. – Ты и здесь плетешь интриги. Небось хочешь занять место Виктории… А?

– Вот еще! – маленькие глазки на бледном личике сузились от гнева.

– Ты и в Дальнем лесу все вынюхивала и подслушивала, чтобы донести Магистру.

– Да как ты смеешь! – Лизка даже топнула ножкой.

– Он тебе, небось, наобещал… Может принцессой сделать… А?

– Мерзкий врунишка, – рыжая просто кипела от бешенства. – Да я… я… зашлю тебя в такую даль, где никто и в век не сыщет, – она начала наступать на Ме́ню, размахивая маленькими кулачками. – Я такие времена знаю, что твоя Серебрянка…

– Тут она осеклась, сообразив, что сболтнула лишнего.

– Вот как? – кузен перехватил ее запястья. – Продолжай, – он был явно сильнее и смотрел прямо в маленькие глазки, пылающие ненавистью. – Так что там о других временах?

– Да тебе и отсюда не выбраться без моей помощи! – она дернулась, отступая назад.

– Ты думаешь, кто посоветовал бедняжке Майклу подкрасться ночью под окно спальни? – рыжая вырвала свои ручонки из ослабевшей от растерянности хватки мальчика и уперла их в тощие бока. – Кто подсказал старушке Энн пройтись тем временем в саду? – она торжествовала. – Да вот где они у меня все! – маленький кулачок дрожал от напряжения. – Не миновать твоей принцессе темницы!

– Не рой другому яму, – сквозь зубы процедил медвежонок. – Сама туда попадешь!

– И не подумаю! – к Лизке вернулась прежняя наглость.

– А тут и думать нечего, – Ме́ня бросил на кузину недобрый взгляд. – Хозяин твой в Старом болоте сгинул, слуги разбежались…

– Да? – она ехидно улыбнулась. – А кто тебя чуть не придушил в цирке? Почему несчастный Майкл до сих пор откашляться не может. Он ведь так и подавится своим мороженым, если ты не вернешься. Там время остановилось… – рыжая выдержала торжествующую паузу. – Пока остановилось… Магистр шкатулку ищет. Кстати, где она? А то я что-то заболталась с тобой.

– Врешь ты все!

– Да, что ты, миленький, – веснушки по гасли на бледном лице. – Уже забыл про колодец Безмолвия? Забыл, как полвека на дне просидел? Впрочем, куда тебе понять черное время. До этого дорасти надо! Да, если бы не та ведунья, кто бы тебя назад в свое время вернул… Лопух!

– Ща как дам! – зло огрызнулся мальчик.

– Фи! – кузина скорчила брезгливую рожицу. – Вот не хочешь ты по-хорошему. Ладно… А помнишь, как однажды ты объелся меда? Да так, что живот свело!

Медвежонок растерянно кивнул и тут же поплатился за это. Лизка сделала несколько пассов руками и что-то зловеще зашептала. Ме́ня почувствовал резкую боль в животе. Она разгоралась все сильнее, заставляя согнуться и упасть на колени, а потом и вовсе свернуться в клубок. Жгучая боль завладела разумом и перехватила дыхание. Невозможно было пошевелиться и подумать о чем-то ином, кроме боли.

– Придется оставить тебя здесь, пока не научишься хорошим манерам.

Кузина оставила мальчика на полу беседки и вышла как ни в чем не бывало на веранду. Постояв немного у перил, сделала вид, что любуется великолепным парком, и медленно пошла в чайную комнату…

Немного позже Ме́ня едва услышал взволнованные голоса взрослых, склонившихся над ним.

– Ну надо же так объесться сладким!

– До заворота кишок недалеко!

– Хорошо, кузина оказалась рядом и позвала на помощь.

– Срочно пошлите за лекарем!

– Ну что же делать, он кажется уже не дышит!

Все эти возгласы, словно через толстую стену, едва доходили до потухающего сознания медвежонка. Внезапно он услышал очень спокойный тихий голос внутри себя:

– Сейчас все пройдет. Нужно только отвлечься от этих воспоминаний. Постарайся вспомнить что-то другое…

– Н-н-е мо-гу, – медленно подумал он. – Бо-льно…

Чья-то прохладная рука легла ему на лоб, и внутри опять зазвучал голос:

– Зло питается временем боли и временем страха. Чем дольше боль или страх владеют твоей душой, тем сильнее становится зло. Не дай ему завладеть этим миром. Борись!

– Но как?

– Подумай, чего боится страх.

– Страх? Да он самый сильный, его все боятся.

– Э, нет, дружок. Есть нечто, чего боится и страх.

– Страх… Он боится смеха! Я помню, так говорил Потапыч. Однажды он…

Мальчик закашлялся. Потом сильнее. Затем просто начал смеяться. Окружающие озирались в недоумении, а он продолжал смеяться. Даже икал… Глаза еще были закрыты, но по щекам уже катились слезы от смеха. Тут он увидел стену дрожащей водной поверхности. С другой стороны показалось испуганное лицо мальчика. Ме́ня улыбнулся и протянул ему руки. Тот какое-то время сомневался, но потом ответил тем же. Они поменялись местами.

Уходя в свое время, медвежонок едва услышал радостный голос красивой женщины, волновавшейся больше всех. Она благодарила какую-то даму по имени то ли Вера, то ли Веда, а та скромно отнекивалась.

Придя в себя окончательно, мальчик в матросском костюмчике испуганно открыл глаза. Над ним взволнованно хлопотала мамаша Соня. Она обмахивала влажным от слез платочком то его, то себя и повторяла:

– Вот до чего доводит это мороженое. Ну, сколько раз повторять, что детям это вредно! Вот посмотрите, что с мальчиком. Это же надо так подавиться. Просто сладкая отрава какая-то. Слава богу, нашлась святая душа, помогла!

Она посадила мальчика и заглянула ему в глаза.

– Ну, все прошло, мой дорогой?

– А кто это был, мама? – мальчик растерянно озирался по сторонам.

– Да цыганка какая-то. То ли Рада, то ли Веда. Я и не запомнила… Подошла, руку тебе на лоб положила и что-то прошептала. Кто их разберет. Главное, что с тобой все обошлось… Ну ты и напугал нас, дорогой! Разве так можно…

Она все причитала и обмахивала его влажным платочком, а мальчик искал кого-то взглядом, но все время натыкался на испуганные глаза девчушки с косичками, в которые были вплетены огромные банты. Она растерянно отступила на шаг и зашептала:

Этого было достаточно, чтобы каждый из четверки путешественников увидел за полупрозрачной стеной несуществующего водопада своего двойника во времени. Испуганные лица усатого дядьки с дородной дамой и детишек были уже знакомы. Вытянув вперед руки, они шагнули навстречу друг другу.

Только озабоченные своими делами взрослые говорят, что в цирке дают представление. Всякий ребенок знает, что там творятся самые настоящие чудеса. Потому-то дети всего мира так любят цирк. Они настойчиво уговаривают своих родителей пойти в эту сказочную страну вместе. И тогда происходит чудо. Родители вместе со своими детьми забывают обо всем на свете, они смеются до слез, замирают от испуга, в восторге топают ногами, отбивают ладоши и даже свистят… На то он и цирк!

Он всегда был и будет. Он навсегда останется в сердцах тех, кто не стареет душой. Этих взрослых легко узнать среди гостей цирка потому что для них цирк остался местом встречи с детством. И каждый купленный в цирк билетик будет счастливым. Уверен, что и для тебя, дорогой читатель, открывший последнюю страничку этой книги.

Надеюсь, что мы еще встретимся, ведь на этом закончились только сказки Дальних дорог.