Отель с таким названием, доставшимся ему по наследству от монастыря францисканцев, нежился в лучах летнего итальянского солнца на склоне холма. Внизу, в тени деревьев, поблескивала река Арно, лениво извивавшаяся вдоль подножия этой возвышенности, так и не ставшей горой. На ее покатой спине расположились аккуратные сады лимонов, что издавна хорошо росли и плодоносили здесь. Впрочем, средств, вырученных монастырской братией от продажи крупных золотистых красавцев, давно не хватало на содержание обители, а прихожан в небольшой церквушке становилось все меньше. Иной бог поселился в душах грешных.

Новые хозяева Сан-Мишель сумели максимально сохранить покой и уклад здешних мест. В округе не строили увеселительных заведений и мотелей, а старые монастырские стены, ставшие нынче стенами пятизвездочного отеля, умели хранить секреты постояльцев. Именно постояльцев, поскольку отель больше походил на закрытый клуб для очень узкого круга лиц. Причем правила вхождения в этот круг определялись не столько финансовым положением кандидата (оно было бесспорным), сколько его принадлежностью к определенной организации. Это были солидные, успешные, состоявшиеся люди: банкиры, политики, военные, бизнесмены, дипломаты, спортсмены, представители шоу-бизнеса, средств массовой информации и церкви. Между собой они называли себя семьей, хотя их профессиональные интересы были различны и даже противоречивы. Объединял их иной, более серьезный интерес. Власть.

Фредерико появился в отеле давно, с самого начала, и посвятил ему большую часть своей жизни. Он многое понимал и отдавал себе отчет, что никогда не станет самым младшим членом семьи, хотя никого ближе у него в жизни не было. Он здесь потому, что умеет держать язык за зубами и не замечать лишнего, но помнить при этом все необходимое. Фред знал, что время от времени его проверяют, потому никогда не вел никаких записей или (святая Мария!) дневников. У него остались очень дальние родственники в деревеньке близ Венеции, но он там давно не был и не знал, остался ли кто-то в живых, кто еще помнил его.

Время от времени некоторые члены семьи поручали Фредерико укрыть на время кого-то в дальнем флигеле отеля или ввести новенького в обслуживающий персонал. Дело в том, что среди служащих, прошедших отбор и проверку, все же бывали случаи нарушения незыблемых правил. Тогда провинившийся тихо и бесследно исчезал. Кандидат на вакансию проходил длительную проверку под неусыпным надзором.

Вот теперь молодой Валороссо привез русскую, по имени Мария. Фреду она сразу понравилась. Сильная девочка и не заносчивая. Антонио давно хотел иметь русскоязычного секретаря, поскольку дела с русскими стали более масштабными. Судя по предоставляемым им апартаментам, русские гости были в чести. Им было бы комфортнее, если бы в штате отеля был человек способный не только понять просьбу приезжего, но и предугадать ее. Конечно, речь не шла об обычной прислуге, которой в отеле было достаточно. Разговор был о сопровождающем или временном секретаре, но без интимного эскорта. По замыслу Антонио, отелю нужен был своеобразный переводчик. Только не лингвист, а специалист в области привычек, традиций, обычаев русских и их аналогов в Италии. Это в молодости интересно попробовать экзотическое блюдо иной страны, а в зрелом возрасте хочется привычной, обыденной пищи, после которой на важной встрече не будет дискомфортных ощущений. Да и в области развлечений одному нужны виски и разбитная бабенка, другому – бокал красного вина и мальчик, третьему – гарем и гашиш, а новым постояльцам нужно подавать сразу пару бутылок водки и большой стакан, но не для воды.

Мари по просьбе Фреда точно охарактеризовала некоторых слуг и гостей отеля, увидев их впервые и мельком. О, у девочки был очень хороший глаз. Цепкий, любознательный, точный. Понаблюдав минут десять за двумя гостями, завтракающими на веранде, она угадала предпочитаемые напитки и сигареты, и даже то, что один из гостей носит туфли без шнурков, а второй всегда кладет деньги в правый карман пиджака. А пару дней назад Мари произвела такое впечатление на одного русского, рассказав много интересного о фреске на стене в столовой, что тот попросил ее сопровождать его по антикварным магазинам Флоренции. Вечером они «обмывали» покупки за столиком в саду. Вчера она плескалась в бассейне с двумя дочерьми солидного мужчины из Москвы. Пока тот вел переговоры, Мари успела очаровать двух прелестных малышек своими фокусами на воде и морскими байками. Да, не прошло и недели, а девочка зарекомендовала себя с самой лучшей стороны. Конечно, до окончания испытательного срока еще далеко, но Фред уже сейчас может твердо сказать. Она справится. На каких условиях хозяева предложат Мари контракт, пока приходится только гадать, но то, что он может быть очень достойным, сомневаться не приходилось.

Вечер обещал быть чудесным. Дневная жара пошла на убыль, и желанная прохлада, пропитанная ароматов лимонных деревьев, приятно освежала. Солнце лениво клонилось к долине, будто подыскивало место для ночлега. Не отягощенным заботами людям в это время нравилось полюбоваться красотой природы и поразмышлять. На закате дня или жизни мы склонны к созерцанию и анализу.

Беседка, где сидела за столиком Маша, располагалась рядом с дальним флигелем, ставшим для нее новым домом. Обязанностей было немного, да и те она выполняла легко. Большую часть свободного времени они проводили вдвоем с Фредом. Внешне неказистый и замкнутый, он оказался обаятельным и очень интересным собеседником. Взяв шефство над новой русской, Фред ненавязчиво вводил Машу в курс дела и незаметно приникал в ее внутренний мир. К своему удивлению молодая женщина заметила, что многое рассказывает этому одинокому человеку, отчего-то доверяя ему.

Приготовив себе чай, Маша уединилась в беседке, наслаждалась покоем. Русского гостя с семейством она проводила в аэропорт пару часов назад, и остаток дня у нее был свободным. Можно было расслабиться и ничего не делать. После очередного зигзага ее странная жизнь вошла в спокойное русло. Отель располагался в таком тихом и уединенном месте, что, казалось, время здесь останавливалось.

Маша стала замечать за собой, что пачка сигарет и на второй день оставалась почти нетронутой. Даже кофе, верный спутник ее жизни, теперь доставлял ей удовольствие только по утрам. В остальных случаях Маша предпочитала чай. Фред научил ее заваривать крепкий ароматный напиток с местными травами и сухими ломтиками лимона. Для этого он подарил своей новой знакомой красивый фарфоровый чайник и пару изящных тонких чашек. Теперь Маша всегда заваривала чай на двоих и ставила на поднос обе чашки. И Фредерико частенько появлялся именно в это время. Будто чувствовал. Маша еще не понимала отчего, но ей было легко с этим пожилым и на первый взгляд угрюмым человеком. Он умел так задать вопрос, что ей хотелось говорить и говорить об этом. Рассказывать о своем прошлом, о постояльцах, о служащих.

Еще они вдвоем играли в «отгадки». Это было забавно. Фред показывал Маше какого-нибудь человека, а она пыталась отгадать как можно больше всяких мелочей из его жизни. Оказывается, портье был просто знатоком этого дела. Прячась за свою невзрачную внешность замкнутого, ничем не интересующегося человека, он мог незаметно присутствовать рядом с постояльцами, не внушая тем опасения. Многие свои умозаключения Фред строил на болезнях людей. Он подсказал Марии простой и очень действенный метод, который заключался в следующем. Если человек уже перешагнул тридцатилетний рубеж, у него начинают проявляться хронические недуги. В разной степени, но практически у каждого. Определив главный из них, можно с уверенностью утверждать, что предпочитает или чего боится тот или иной объект наблюдения. Волей-неволей каждый подстраивает свой жизненный уклад таким образом, чтобы создавать себе наиболее комфортные условия. Следовательно, чем точнее удастся определить болезнь постояльца, тем проще будет ему угодить, а в этом и заключалась основная работа прислуги.

Что касается человеческих недугов, то тут Мария обладала удивительным чутьем. Еще в детстве она заметила, что левая ладошка у нее «видит» цветные пятна на контуре некоторых людей. Много позже она поняла, что это были проблемы. У кого-то болел желудок, кто-то маялся с поясницей, у иных «раскалывалась» голова, а Гурген с его черным пятном в области груди оказался просто больным психом.

Среди гостей отеля были разные люди, большинство не пыталось сдерживать свои эмоции и выплескивали их немедленно. Такие «светились» своими цветными пятнами, как фонариками. Попадались и осторожные, скрытные. Они виделись Маше словно врачи – в белых бесформенных халатах. А вот двоих она даже «не видела», то есть это были самые обычные люди, даже симпатичные, приветливые. С ними можно было мило поговорить и даже коснуться случайно, но они никак не «проявлялись» в ее особом видении. Либо они были очень здоровыми людьми, либо умело скрывали свои эмоции и болезни. Что, впрочем, было вполне объяснимо: если у кого-то есть некое свойства организма, то весьма вероятно, нечто подобное есть еще у кого-то. Возможно, в большей степени, и, возможно, это поддается тренировке, и кто-то развивает и пользуется подобным даром в своих интересах. По сути, все знаменитые спортсмены, певцы или художники становятся особенными именно таким образом.

Маша подумала об Антонио. Он показался ей очень светлым человеком, без намека на какие-то проблемы. Только после разговора с Фредерико, открывшего ей свою методику, она подумала, что сицилиец мог бы и умело прятать от нее что-то, обладай он подобным даром. Улыбчивый, обаятельный, откровенный, он так располагал к общению, что, казалось, был давним другом детства, с которым приятно поболтать. Да, с ним было удивительно легко. От него веяло уверенностью и силой. О, женщины хорошо знают этот тип мужчины, внушающий покой. Вот она, настоящая каменная стена, за которой можно укрыться от любых жизненных бурь. Правда, такие экземпляры не всегда привлекательны внешне. А женщине порой так хочется пофлиртовать, быть обворожительной и желанной. Вскружить голову и самой закружиться в курортном или служебном романе, а потом вновь спрятаться за каменную стену. Никогда больше не встречаться с предметом страсти, но позже вспоминать. Вспоминать, как это все было, и потихоньку добавлять то, что могло бы быть.

Налив себе немного чая, Маша ощутила его необычный аромат. Поднеся изящную чашку к лицу, она заметила, как просвечивает через ее тонкие стенки бронзовый напиток. Сделав маленький глоток, молодая женщина блаженно закрыла глаза. Стало так хорошо и спокойно на душе, что захотелось замереть и не двигаться. Чтобы не вспугнуть что-то. Того, что появилось в ее жизни совсем недавно. Раньше Маша редко задумывалась о последствиях какой-нибудь связи. Она смело бросалась навстречу неизвестности, пребывая в некоей уверенности, что это именно то, что ей нужно. По крайней мере, в тот момент. Позже появлялись сомнения и разочарования, но они быстро сменялись новым увлечением. Легко. Теперь же она остановилась. И это было очень странно. Закрутить роман с таким красавцем, как Антонио, многие женщины бы посчитали за счастье, а она что-то взвешивает. Наверное, потому, что впервые серьезно подумала о будущем. Оно могло, могло быть, стать необыкновенным. Сказочным. По нескольку раз в день Антонио звонил ей и они о чем-то говорили. Обычно это было что-то очень смешное. Он рассказывал такие забавные истории, что Маша смеялась до слез. Тони не просил и не обещал ничего, он просто был. Где-то совсем рядом. Она закрывала глаза и видела его очаровательную улыбку. Он был чертовски обаятельным. Она даже сердилась на себя за то, что так легко попала под его влияние. Но недовольство быстро прошло оттого, что это было так приятно. Приятно думать о мужчине. Пусть едва знакомом. Который вообще сейчас неизвестно где и что делает. И все равно, она не могла запретить себе вспоминать его, рисовать в своем воображении то, что казалось таким возможным.

– И для кого же вторая чашка?

Маша вздрогнула от неожиданности, но сердце ее уже колотилось не от испуга, а оттого, что она узнала голос. Это был Антонио.

– Как… – Маша растерялась, пытаясь определиться, вскакивать ли ей навстречу и обниматься с Тони или они еще не так близки для этого. – Откуда ты?

– Да вот, вижу: девушка сидит с закрытыми глазами, – он обезоруживающе улыбнулся и развел руки ладонями вверх. – Похоже, мечтает о ком-то.

– Ты угадал.

– И для кого же вторая чашка?

– Фред… – замялась Маша. – Мы иногда здесь вместе пьем чай.

– Ах, старый разбойник! Он уже успел похитить сердце прекрасной блондинки?

– Нет. Это не так просто.

Оба незаметно перешагнули проблему приветственных объятий, будто расстались только утром. Оба поняли, что постоянно думали друг о друге, и разлуки просто не было. Мысленно они были рядом всю прошедшую неделю.

– Тогда, может быть, ты угостишь меня?

– Конечно, Тони, – оживилась Маша. – Садись. Чай только настоялся.

– Я не один.

– Вот как?

– Я с дамой…

И не дожидаясь вопросов, Антонио достал из кармана рубашки небольшую игрушку и поставил рядом с чашкой.

– Господи, – выдохнула Маша. – Матрешка! Ты был в Москве?

– Несколько дней.

– Что же ты ничего не сказал?

Она бережно взяла подарок и стала внимательно разглядывать, будто никогда подобного не видела прежде. Как давно это было. Дом, мама, Москва… В глазах заблестели слезы.

– Это мне? – Маша попыталась скрыть свое волнение.

– Конечно.

– Спасибо, – она обеими руками прижала матрешку к груди. – Это… Это так трогательно. Извини, я кажется, плачу.

– Что-то не так?

– Нет-нет, – она по-детски размазала тыльной стороной руки слезы. – Сама удивляюсь, что это на меня нашло. Просто давно не была в России.

– Мы можем поехать вместе.

Маша не ответила на приглашение, погруженная в свои мысли.

– Мне нужно найти одного человека, – она встретила его удивленный взгляд. – Это подруга. Варя. Полгода назад мы расстались, и я никак не могу до нее дозвониться. Она училась в университете, но там говорят, что она взяла академический отпуск и уехала. А ее телефон не отвечает. Все время вне зоны действия.

– А робот не говорит, что запрашиваемый номер не существует?

– Нет. Только недоступен.

– Значит, иногда разговоры с этого номера ведутся, и контракт не расторгнут.

– Ты хочешь сказать, что она не желает со мной говорить?

– Нет. Она просто редко включает телефон.

– Почему?

– Не знаю, но, скорее всего, она прячется. При разговоре можно определить соту, в которой зарегистрировался мобильный телефон, а значит, и местоположение абонента.

– Но от кого Варе нужно прятаться? – удивилась Маша, и тут же догадка осенила ее. – Хотя теперь я, кажется, понимаю.

– Если ты расскажешь подробнее о своей подруге, я постараюсь помочь.

– Звучит странно, – задумчиво ответила Маша. – Но конкретных данных о ней у меня мало. Мы подружились в Египте, куда она прилетала на каникулы. Понырять с аквалангом. Зовут ее Варвара Орлова. В Москве жила у тетки, а сама откуда-то с юга. Помню, что она училась на первом курсе исторического факультета. Очень уважала своего профессора, но как его зовут, я не помню. В записной книжке моего телефона остался его номер.

– И в университете не появляется уже полгода?

– Да. Я звонила много раз.

– Хочешь, я угадаю, что тебе там ответили? – Что?

– Влюбилась ваша Варя и уехала с парнем. От родителей скрывается.

– Угадал.

– Мари, а ты исключаешь такой вариант?

– Абсолютно. Она не такая.

– Ну, что же, давай подумаем, что можно сделать. Антонио галантно поклонился, и стал расхаживать неподалеку, разговаривая с кем-то по телефону. Маша отметила про себя, что он демонстративно разделял ее и все остальные дела. С одной стороны, это было приятно, а с другой стороны, настораживало. Он не пускал ее в свой мир. Загадочный и таинственный.

Через несколько минут Антонио сидел рядом с Машей и пил чай. Они молча смотрели друг на друга поверх изящных чашек, украшенных изысканными миниатюрами в китайском стиле. Пузатый чайник тоже был разрисован забавными сюжетами из Поднебесной, и его можно было вращать, как глобус, рассматривая тонкую работу мастера.

– Фред подарил мне этот сервиз, – нарушила затянувшуюся паузу Маша. – И я каждый день пытаюсь решить для себя загадку.

– Какую?

– Что мне так нравится в этих миниатюрах.

– Думаю, что ты столкнулась с обычной «необычностью» для европейца.

– То есть?

– Ты так забавно приподнимаешь бровь, когда что-то спрашиваешь, – улыбнулся Антонио.

– Смешно?

– Нет. Скорее очень искренно. Это уже редкость в наше время.

– Я больше не буду, – попыталась отшутиться она.

– Только попробуй.

– И что тогда?

– Тогда ты не узнаешь страшную тайну.

– Сдаюсь, я очень люблю тайны.

– Обещаешь? – она кивнула в знак согласия. – В китайском рисунке средних веков господствовала техника кисти и разбавленной туши. Они даже для письма не пользовались перьями, как европейцы. Долгое время считалось невозможным использовать какие-либо краски. Мастер должен был уметь полутонами передавать богатство цветной палитры. В Европе уже знали законы перспективы и красок. Великий Леонардо внес тень в рисунок, а Китай продолжал рисовать разведенной тушью и не использовал источник света. Это был закон. Лишь однажды преподаватель, отмечавший красной тушью ошибки в работах учеников, сделал набросок в красных тонах. Потому что под рукой не оказалось черной туши. За такую дерзость несчастный был подвергнут гонениям.

– Как интересно.

– Собственно, поэтому китайская миниатюра всегда необычна для европейского взгляда.

– А ты увлекаешься древним Китаем?

– Не я. Дедушка.

– Почему?

– Хочешь узнать?

– Да… Я ужасно люблю тайны.

– Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Антонио стремительно поднялся и подал руку Маше. Когда они шли по тропинке к стоянке автомашин, видевшие их оглядывались вслед. Пара смотрелась просто на загляденье. Оба высокие, стройные, красивые, они светились какой-то радостью. Возможно – предчувствия, возможно – свершившегося, скрытого от посторонних.

– Дай прокатиться, – Маша с восторгом смотрела на желтую спортивную машину Антонио.

– Пожалуйста, – очаровательно улыбнулся он в ответ.

– Ты серьезно? – все еще не верила она.

Без лишних слов сицилиец широко распахнул водительскую дверцу. Сев рядом, он пояснил блондинке, как управлять «Феррари». Прежде чем трогаться с места, та погладила приборную панель рукой и умоляюще что-то прошептала.

– Не бойся, – подбодрил ее Антонио. – Эта лошадка очень послушная. Сейчас потихоньку выкатывайся на аллею, потом через парк на трассу, а там можно «пришпорить».

Полчаса спустя стрелка спидометра желтой машины легко подошла к цифре триста. Попутные авто на правых полосах трассы мелькали, словно стоящие на обочине машины.

– Сбрасывай скорость и перестраивайся на разворот, – попросил Антонио. – Дальше стоят видеокамеры. Нам лучше вернуться.

– Никогда еще так не гоняла, – откликнулась Маша, не отрывая восторженного взгляда от набегающего полотна дороги.

– А ты азартная девушка.

– Я знаю.

Солнце уже коснулось верхушки дальнего холма, когда машина аккуратно вкатилась на небольшую огороженную площадку около странного дома, стоящего на берегу Арно.

– Да это настоящая пагода! – воскликнула удивленная Маша. – Откуда она здесь?

– Из Китая, – невозмутимо ответил Антонио.

– Ты серьезно?

– Вполне.

– Что все это значит?

– Пойдем к воде. Здесь очень красивый закат.

По извилистой дорожке они подошли к каменной лесенке и спустились вниз. Река делала плавный поворот вокруг песчаного мыса, образуя небольшой полуостров. В пределах видимости среди небольшого кустарника стояло здание в китайском стиле. Лучи заходящего солнца скользнули по крыше пагоды, покрытой золотистой черепицей, та радостно отозвалась на это прикосновение сотнями ярких отражений, которые заиграли на гладкой поверхности воды. Где-то зазвенели колокольчики. Негромко, но очень чисто. Это продолжалось около минуты. Неожиданно исчезло солнце, и затихли колокольчики. Наступили сумерки. Маша вопросительно посмотрела на Антонио.

– Все, – он молча развел руками.

– Что это было?

– Тебе понравилось? – вопросом на вопрос ответил сицилиец.

– Очень.

– Пойдем, – он нежно обнял ее за талию, помогая подняться вверх, к дому.

Они остановились около небольшой пагоды и смотрели, как темнота наползает откуда-то из-за поворота, скрывая реку. Стало прохладно. К запаху свежескошенной травы подмешивался сладковатый запах цветов. Где-то крикнула птица, и опять воцарилась тишина.

– Чей это дом? – не выдержала Маша.

– Когда-то очень давно, – не сразу ответил Антонио, – во Флоренции двое студентов-художников полюбили друг друга. Ее звали Джули, а его Джози. Она увлекалась китайской живописью, а он – мастерами эпохи Возрождения. У них были большие планы на будущее. Джули очень хотела поехать в Китай и жить в настоящей пагоде. Джози пообещал ей это. Но потом она погибла. Джози привез из Китая настоящую пагоду, собранную без единого гвоздя, и поставил ее именно здесь. По законам фэн-шуй время замедляется на изгибах реки, питая энергией все вокруг. Внутри стоит урна с прахом Джулии. Раньше дедушка часто бывал здесь, но теперь дом только охраняют. Мы тоже не будем заходить.

– Конечно… Собрана без единого гвоздя?

– Да, пагода крепится на деревянных замках, как китайская головоломка. Все настоящее, за исключением краски на черепице.

– Почему?

– По китайской традиции только императорский дворец в запретном городе разрешалось покрывать золотом. Но дедушка называл Джулии «моя принцесса» и поэтому позволил себе сделать это.

– Господи, как трогательно, – прошептала Маша. – Просто слезы наворачиваются.

– Это было еще до войны. Представляешь, сюда ни одна бомба не попала.

Они молча ехали по освещенному шоссе. Дорожная разметка, указатели, огни машин будто наперегонки соперничали друг с другом в яркости красок. Антонио уверенно лавировал в бесконечном потоке машин, ловко используя мощный двигатель.

– Представляешь, – неожиданно нарушил молчание Тони, – однажды дедушка решил признаться Джулии в любви. Зная ее увлечение, он отыскал стихи о любви на китайском и скопировал их на тонкую рисовую бумагу. Когда же он торжественно преподнес свиток даме своего сердца, та начала безудержно смеяться. Оказалось, при копировании Джози нарисовал главный иероглиф в зеркальном отображении. В ответ Джулия подарила ему рисунок, где некто, очень похожий на Джузи, стоит перед зеркалом и что-то торжественно произносит.

– Этот иероглиф обозначал любовь? – Да.

– А Джулия так хорошо знала китайский, что сразу нашла ошибку?

– Нет, только этот иероглиф, – Тони ласково взглянул на спутницу. – Джози рассказывал, что она придумывала для себя словесный портрет иероглифов, когда их заучивала.

– Портрет?

– Сейчас покажу, – он резко направил машину к обочине. – Даже я запомнил.

«Феррари» остановился у края дороги и замигал аварийными огнями.

– Смотри, – Антонио достал блокнот и ручку.

– Юноша только однажды увидел девушку, – каждое слово сопровождалось черточкой на бумаге. – В его сердце впились когти дракона, и крыша съехала.

– Это и есть иероглиф, обозначающий любовь?

– В некотором приближении, – Антонио очаровательно улыбнулся. – Нужно рисовать кисточкой. – Он протянул блокнот Маше. – Попробуй. Только нужно одновременно с рисунком повторять слова. Тогда запомнится.

И действительно, с третьей попытки Машина рука лихим росчерком изобразила сложный иероглиф.

– Как интересно. Если бы меня так учили в детстве, возможно, и я бы с удовольствием училась.

– А ты не любила учиться в школе? – Нет.

– Вас наказывали за ошибки?

– Линейкой по рукам не били, но унижали перед всем классом.

– И какой предмет ты не любила больше всего?

– Русский…

– Почему?

– Потому что наши учителя не начинали со слова «любовь», – грустно вздохнула она. – Все начинали с фразы «Мама мыла раму»…А мой сосед по парте переиначил ее на «Маша мыла раму». Представляешь, он всем исправил это слово в книжке.

– Дразнили? – рассмеялся Антонио.

– Еще как!

– Но почему «раму»? – он не мог успокоиться, хотя было неловко.

– Я не знаю, – ее глаза заблестели. – Большими жирными буквами. По слогам. Учительнице надоело поправлять школяров, и все читали про Машу, моющую рамы. Мне кажется, я в первом классе перемыла все рамы мира.

– Да, дети порой бывают жестоки.

– И не только дети… – их взгляды встретились, пытаясь проникнуть внутрь.

– А меня в основном учил Джози, – Антонио стал выруливать в поток машин.

– Ты все время называешь дедушку по имени.

– Мы, скорее, были друзьями, чем родственниками. Он выплеснул на меня свою невостребованную любовь. Если бы не Онарда, я вырос бы избалованным подростком.

– Это твоя кормилица?

– Да, – озорные глаза Антонио мельком отразились в зеркале заднего вида. – Она до сих пор приглядывает за мной.

– Строго?

– Вообще-то она хохотушка, но умеет настоять на своем.

– А братья или сестры у тебя есть?

– Нет, – улыбка исчезла с его лица. – Родители погибли, когда мне было четыре года.

– Извини, пожалуйста.

– Не стоит, это было очень давно.

– И вы живете втроем, – Маша замялась, вспоминая. – Ну, в том доме…

– В Трапани? – Антонио опять улыбался. – Нет, это большой дом. Там всегда живут друзья и родственники. На Сицилии очень сильны родственные связи. В праздники всегда приезжает столько гостей, что мне приходится спать у Джози в кабинете…

Он не успел договорить. Зазвонил телефон. Одним движением прицепив на ухо гарнитуру беспроводной связи, Антонио быстро заговорил по-итальянски. Не отрывая взгляда от дороги, он успевал жестикулировать одной рукой и маневрировать в потоке машин. Маша задумчиво смотрела перед собой.

– Извини, но мне срочно нужно уехать, – он безмятежно улыбался, но глаза оставались холодными. – Дела…

– Конечно, – кивнула она.

– Ты не обидишься, если тебя в отель отвезет такси?

– Нисколько. Вот только я не захватила кошелек.

– Об этом не беспокойся, – Антонио мельком взглянул на Машу. – Не обижайся. Так надо.

Он позвонил куда-то по телефону и заговорил по-итальянски. Было видно, что он даже пошутил с невидимым собеседником. Потом, включив что-то на приборной панели, сверился с появившейся цветной картой. Включив сигнал поворота, резко перестроился, и через несколько минут машина остановилась у придорожного кафе, где уже стояла желтая машина такси. Не говоря ни слова, он выскочил из «Феррари» и переговорил с водителем. Потом медленно открыл дверцу своей машины и галантно подал Маше руку.

– Не могу обещать, что всегда буду рядом с тобой.

– Тогда не обещай.

– Ты знаешь, что такое перекати-поле? – Антонио взял обе ее ладони в свои.

– Хочешь сказать, что это ты?

– Раньше я думал, что только меня Онарда ругает за вредную привычку отвечать вопросом на вопрос.

– Меня мама тоже ругала, – призналась Маша.

– И оставляла без мороженого?

– И вместо денег давала в школу бутерброды.

– А ты будешь меня ругать? – в глазах Антонио мелькнула искорка.

– Думаешь, это не поможет? – Нет.

– Береги себя, Тони.

– Ты тоже.

Он поцеловал ее ладони и сложил их лодочкой, словно пряча там свои поцелуи. Потом быстро сел в машину, и она рванула с места. На выезде «Феррари» притормозил, моргнув красными огнями, и исчез в потоке трассы. Маша поднесла ладони к губам, не разъединяя. Они еще хранили особый запах мужчины. Еще незнакомый, но приятный. Ей нравился сицилиец, его запах, его стремительная походка, насмешливый взгляд, его прикосновения и то, что он не торопился ее поцеловать. Тони словно присматривался к Маше, а может, предлагал ей присмотреться к нему. Без сомнения, такой элегантный красавец мог увлечь многих женщин и в один вечер получить все. Наверняка так часто и случалось. С ней же он не спешил, и это было приятно сознавать. Она была особенной. Вернее, могла бы ею стать.

Маша села в ожидавшее такси и назвала отель, но водитель и так знал, куда ехать. Он несколько раз пытался заговаривать с красивой блондинкой, но разговора не получалась. Таксист хмыкнул. Конечно, куда ему до хозяина дорогой спортивной машины. Этим красоткам только миллионеров подавай.

– Мари! – обрадовано окликнул ее Фрэд. – А я как раз собираюсь пить чай. Составите мне компанию?

– Простите, Фредерик, я не предупредила Вас об отъезде.

– О, не стоит извиняться. Я видел Валороссо. Вы же были с Антонио?

– Как Вы догадались?

– Он тоже любит отвечать вопросом на вопрос, – тихо произнес пожилой портье без тени улыбки.

– Спасибо, Фрэд, Вы очень добры ко мне.

– О, не стоит благодарностей, Мари. К таким старым пням, как я, красивые женщины редко благосклонны.

– А как же Тина Тернер?

– Ну, это было почти двадцать лет назад, – его глаза оживились. – Я, наверное, надоедаю Вам своей болтовней?

– Кто Вам это сказал, Фрэд?

– Да, Вы все-таки очень похожи на Тони.

Они рассмеялись, и сели вместе пить чай. Над маленькой настольной лампой в беседке кружилась мошкара. Было тихо. Где-то подала голос цикада, и опять все смолкло. Маше нравилось общество Фрэда. Он не надоедал вопросами и нравоучениями. Даже странно, что такой милый человек коротает свой век в одиночестве.

– Мне кажется, что это Вы забыли здесь, – портье пододвинул к Маше небольшую коробочку.

– Что это? – Маша приподняла тонкую бровь.

– Не знаю, – слукавил Фрэд с абсолютно неподвижным лицом.

Маша осторожно открыла коробочку и охнула. Это была матрешка, подаренная Антонио! Она прижала находку к груди и благодарно взглянула на старика влажными глазами, но тот сделал вид, что не заметил восторга.

– Спасибо! Я совсем забыла.

– Не стоит благодарности, – Фрэд рассматривал чай в своей чашке.

– У нас сегодня тихо, – выдавила из себя Маша первое, что пришло в голову. – Новых гостей не было?

– Нет. Только завтра к обеду ожидаем.

– Найдется работа и для меня?

– Возможно, – невозмутимо ответил портье. – Я позволю себе предложить Вам пирог, Мари. Вы ведь не ужинали.

– Ну, откуда Вы все знаете, Фрэд?

– По глазам…

Маше показалось, что он впервые за все время их знакомства посмотрел на нее открыто. Это застало врасплох. У старика были небольшие зеленоватые глаза, подернутые белесой пеленой. В окружении бесчисленных морщинок, с близоруким прищуром. Они были то ли задумчивыми, то ли грустными. Заметив, что русская его внимательно рассматривает, он засуетился, упустив взгляд. Осторожно придвинув к Маше большое блюдо, торжественно приподнял отполированную до блеска крышку.

– Попробуйте. Здесь два сорта рыбы и овощи. Лучше есть холодным. Может быть, принести белого вина?

– Нет-нет! С чаем будет замечательно.

Фред молча достал из-за спины тарелку и положил перед Машей приборы, завернутые в салфетку. Он делал это медленно, но без тени услужливости или подобострастия, отчего создавалось впечатление домашнего уюта. Наверное, такие навыки вырабатываются с годами, и приезжие предпочитают именно такие отели, где им было уютно и хорошо.

– А Вы не составите мне компанию, Фрэд?

– Спасибо, я ужинал, – он застенчиво улыбнулся и взял свою чашку с чаем.

– М-м, очень вкусно, – Маша изобразила на лице блаженство. – Рудольфио– настоящий мастер.

– Да, он хороший повар, но, как все южане, увлекается пряностями.

– Вы так считаете?

– В любом деле есть свой почерк или стиль, а профессия откладывает отпечаток на характер.

– Рудольфио слишком темпераментный?

– Крикливый оратор заглушает лиричный слог поэта или шепот влюбленного.

– Как Вы хорошо сказали, Фрэд! Вот не думала, что Вы в душе лирик.

– Моя профессия не подразумевает повествовательный тон, – абсолютно без эмоций тихо произнес портье. – Это я с Вами, дорогая Мари, так болтлив.

– Но ведь это очень интересные наблюдения!

– О, Ваш глаз много острее моего, – Фрэд поставил чашку на стол.

– Мне нужно только научиться помалкивать?

– Я бы сказал, быть лояльнее к гостям, – уголки его бесцветных губ едва дрогнули. – Сильные люди тоже нуждаются в отдыхе, а ранимы отнюдь не меньше нас с Вами.

– Фред, а чем занимается Тони? – неожиданно выпалила Маша.

– Не знаю, – уклончиво ответил портье. – Давайте-ка, я лучше Вам отрежу еще кусочек.