Вадим Розин: «Возможно ли целостное изучение личности?»
Существуют две основные современные трактовки психологии личности: это целостное научное знание о человеке и вполне определенный, в этом смысле ограниченный, научный подход к изучению человека. Почти две с половиной тысячи лет философия и конкретные науки изучают человека с разных точек зрения и сторон, каждая из которых в результате получила свое специфическое описание и теоретическое объяснение. При этом человек в знании распался на тысячу частей и проекций, исчез как нечто целое. Тогда возникла идея синтетического, целостного изучения человека, собирающего его из отдельных идеализированных научных представлений. Однако целостного изучения пока не получается, и возникает принципиальный вопрос: возможно ли оно вообще?
Действительно, известно, что научное познание всегда предполагает моделирование, идеализацию, упрощение (отвлечения от ряда реальных свойств и сторон изучаемого явления). В науке исследуются не индивидуальные, уникальные объекты во всем богатстве их проявлений и свойств (то есть целостности), а типы и закономерности. А раз так, то целостность вроде бы исключается по самой природе научного познания. Мы имеем относительно удовлетворительные частичные теоретические описания человека в психологии, социологии, экономике, физиологии и т. д., а вот попытки выработать целостное представление о человеке, например, в философии или в психологических теориях личности сталкиваются с затруднениями. Рассмотрим для примера известную книгу «Теории личности» двух авторов Л. Хьелла и Д. Зиглера, а также книгу «Психология личности» не менее известного автора А. Асмолова.
В статье «Исторический смысл психологического кризиса» Л.С. Выготский полемизирует с Бинсвангером, предлагавшим не перестраивать разные психологические школы на основе общего подхода, а наладить между ними научную коммуникацию, исходя из методологических соображений. «Общая психология, – пишет Выготский, – следовательно, определяется Бинсвангером как критическое осмысление основных понятий психологии, кратко – как “критика психологии”. Она есть ветвь общей методологии… Это рассуждение, сделанное на основе формально-логических предпосылок, верно только наполовину. Верно, что общая наука есть учение о последних основах, общих принципах и проблемах данной области знания и что, следовательно, ее предмет, способ исследования, критерии, задачи иные, чем у специальных дисциплин. Но неверно, будто она есть только часть логики, только логическая дисциплина, что общая биология – уже не биологическая дисциплина, а логическая, что общая психология перестает быть психологией… даже самому отвлеченному, последнему понятию соответствует какая-то черта действительности» ( Асмолов, Леонтьев , 2001, с. 310, 312). И понятно, почему Л.С. Выготский возражает Бинсвангеру: с точки зрения естественно-научного идеала синтез отдельных научных теорий осуществляет не методология, а «основания науки», то есть дисциплина предметная, естественно-научная, однако более общего (самого общего) порядка.
Спор Выготского с Бинсвангером (или «общая психология», или «много разных психологий» под зонтиком методологии) продолжается и в наше время, хотя, возможно, участники дискуссии не отдают себе в этом отчета. Что такое с точки зрения этого спора работа Л. Хьелла и Д. Зиглера «Теории личности»? Одна из современных реализаций позиции Бинсвангера. Правда, «методологию психологии» они понимают не как «критику психологии», а, скорее, как создание нейтрального по отношению к отдельной теории «языка описания и сравнения» психологических теорий. Но в целом это именно методологический подход.
Действительно, вместо обсуждения того, что есть психика , Л. Хьелл и Д. Зиглер выходят в методологическую позицию. Они начинают обсуждать ситуацию в психологии (множественность подходов к изучению личности, множественность психологических теорий, проблему оценки эффективности психологических знаний и пр.). Характеризуют идеал психологической науки (в основном это естественно-научные представления) и компоненты теорий личности (такие, как «структура личности», «мотивация», «развитие личности», «психопатология», «психическое здоровье», «изменение личности с помощью терапевтического воздействия»). Анализируют ценностные представления персонологов о природе человека (по оппозициям «свобода – детерминизм», «рациональность – иррациональность», «холизм – элементаризм» «изменяемость – неизменность», «субъективность – объективность» и др.). Вводят критерии оценки теории личности: «верифицируемость», «эвристическую ценность», «внутреннюю согласованность», «экономность», «широту охвата», «функциональную значимость». Затем, исходя из этих расчленений и оппозиций, характеризуют основные психологические теории личности (см.: Розин , 2001, с. 25–52). В этом смысле название их книги достаточно точное – не психология личности, а именно разные теории личности, рассмотренные в методологическом ключе.
А как в свете спора Выготского с Бинсвангером можно понять работу А. Асмолова «Психология личности. Принципы общепсихологического анализа»? Как реализацию теперь уже позиции Л.С. Выготского – обратите внимание на подзаголовок «Принципы общепсихологического анализа», – то есть Асмолов прямо говорит: «Я работаю в рамках концепции построения общей психологии». И неслучайно Асмолов начинает с идеи «человека как многомерного существа»: «…Человек как многомерное существо, проявляющееся одновременно как участник историко-эволюционного процесса; носитель социальных ролей и программ социотипического поведения; субъект выбора индивидуального жизненного пути, в ходе которого осуществляется преобразование природы, общества и самого себя» ( Асмолов, 2001, с. 6). Этот многомерный человек и есть, по Выготскому, «последнее, самое абстрактное, но еще психологическое понятие», соответствующее личности.
На первый взгляд Л. Хьелл и Д. Зиглер – сторонники естественно-научного дискурса, который в плане возможности целостного описания необходимо отвести сразу, поскольку человек в нем рассматривается не как целое, а с вполне определенной «использующей» точки зрения (дающей возможность предсказывать его поведение и полностью управлять им). «Современная психология личности, – пишут Л. Хьелл и Д. Зиглер, – являясь научной дисциплиной, трансформирует умозрительные рассуждения о природе человека в концепции, которые могут быть подтверждены экспериментально, а не полагаются на интуицию, фольклор или здравый смысл… Являясь объектом изучения, личность, кроме того, представляет собой абстрактное понятие (в современном языке науковедения – «идеальный объект». – В.Р. ) … Тем не менее теория в целом принимается в научном мире как обоснованная и заслуживающая доверие в той степени, в какой результаты наблюдений за феноменом (обычно основанные на данных, полученных в конкретных экспериментах) согласуются с объяснением того же феномена, вытекающим из самой теории… Теория должна не только объяснять прошлые и настоящие события, но также и предсказывать будущие… Теории личности выполняют разные функции в психологии. Они дают нам возможность объяснить, что собой представляют люди (выявить относительно постоянные личностные характеристики и способ их взаимодействия), понять, каким образом эти характеристики развиваются во времени и почему люди ведут себя определенным образом» ( Розин, 2001, с. 20, 22, 26, 27). Как мы видим, налицо почти весь джентльменский набор естественно-научного дискурса: обобщение эмпирического материала с помощью абстрактных понятий и гипотез, установки на теорию, эксперимент, прогнозирование.
Но одновременно тут же мы встречаем характеристики науки, свойственные прежде всего гуманитарному дискурсу. «Хотя персонологи, – пишут авторы рассматриваемой книги, – признают, что в способах поведения людей есть сходство (только в этом случае вообще возможна наука о поведении людей. – В.Р .), они прежде всего стремятся объяснить, как и почему люди отличаются друг от друга… Позиция, занимаемая персонологом в отношении свободы – детерминизма, сильно влияет на характер его теории и следующие из нее выводы о сущности человеческой природы. Это в равной степени верно и в отношении других основных положений. Теория личности отражает конфигурацию позиций, занимаемых теоретиком в отношении основных положений о природе человека» ( Розин, 2001, с. 22). Но последнее положение, кстати, выделенное самими авторами, – специфический признак гуманитарного дискурса, существенно отличающий его от естественно-научного.
Действительно, представители естественных наук занимают относительно объекта изучения (природных феноменов) не разные позиции, а одну, позволяющую рассчитывать, прогнозировать и управлять природными явлениями. Для гуманитарного же познания характерны разные «заинтересованные» точки зрения. В гуманитарной науке познание предваряют ценностные отношения, связанные с разным пониманием природы изучаемого объекта. Каждый исследователь по-своему представляет изучаемый объект и выделяет соответствующие этому представлению стороны объекта и проблемы. Для гуманитарного познания важен и такой момент, как принятие ответственности за изучаемое явление (человека, культуру и т. д.). Ученый-гуманитарий своим познанием должен, как выражается A.A. Пузырей, «высвобождать место» для изучаемого явления, «предоставлять ему голос», не считать изучаемый объект «прозрачным» (в познавательном отношении). Безусловно, эти и другие особенности гуманитарных дисциплин позволяют достаточно адекватно изучать человека, однако не приближают к целостному его образу. Хотя гуманитарное познание вполне органично духовному опыту человека, оно тем не менее тоже создает частичное, упрощенное представление о нем.
К недостаткам традиционных психологических теорий личности можно отнести и такой момент: по сути, они претендуют на научную строгость, которую не в состоянии реализовать. Это, прежде всего, относится к строгости психологической теории и требованию экспериментальной проверки. Чтобы не быть голословным, приведу оценки Л. Хьеллом и Д. Зиглером соответствующих сторон трех известных психологических теорий.
«Основная ловушка для персонологов, заинтересованных в проверке теории Фрейда, заключается в невозможности воспроизведения клинических данных в контролируемом эксперименте. Вторая проблема в установлении валидности психоанализа связана с тем, что его положениям невозможно дать рабочие определения (то есть теоретические концепции зачастую сформулированы таким образом, что трудно делать из них недвусмысленные выводы и проверяемые гипотезы). Когда получаемые результаты основаны на столь нечетких и неопределяемых умозаключениях, просто невозможно понять, согласуются ли они с теорией». «Несмотря на то что персонологическая теория Олпорта имеет, несомненно, творческий характер, похоже, никто не дал себе труда и времени, чтобы проверить эмпирическую обоснованность ее концепций и соответствующих утверждений. В такой эмпирической дисциплине, как психология, ни одна теория не просуществует достаточно долго, если она не порождает доступных проверке прогнозов, основанных на ее главных концепциях. Теория Олпорта в этом смысле не исключение». «К сожалению, другим аспектам теории Маслоу было посвящено крайне мало эмпирических исследований во многом вследствие недостаточной строгости теоретических формулировок, затрудняющих проверку ее валидности» ( Хьелл, Зиглер , 2001, с. 138, 295, 506).
Поскольку остальные психологические теории по критериям теоретической строгости и верифицируемости мало чем отличаются от трех данных, в том смысле, что тоже не соответствуют указанным критериям, Л. Хьелл и Д. Зиглер, заканчивая свою книгу, справедливо спрашивают: «…Можно ли в принципе теоретические концепции проверять эмпирическим путем?» ( там же , с. 580). Естественно, нельзя. Только в естественных науках, к которым психология не относится, теория обосновывается с помощью эксперимента, к тому же последний – это не эмпирия, а специально организованный опыт, выстроенный таким образом, чтобы соответствовать теории.
Исследование Александра Асмолова в методологическом отношении вполне удовлетворяет требованиям современного мышления. Начинается оно с проблематизации и постановки задач. Затем идет характеристика методологического подхода автора, включающего особенности познавательной ситуации, проблему человека в философии, системный историко-культурный подход к изучению человека, принципы деятельностного подхода, гипотезы о движущих силах и условиях развития личности. Следующие три раздела – описание и анализ человека как индивида, как личности и как индивидуальности (вспомним известную формулу: «Индивидом рождаются. Личностью становятся. Индивидуальность отстаивают»). Последние главы посвящены исследованию возраста, характера, реализации индивидуальности.
Вопросы, которые А. Асмолов ставит в начале книги, безусловно, актуальные, они задают направление исследовательской мысли, по ним, в частности, можно проверять, является ли исследование результативным. Приведем главные из этих вопросов, сопроводив их некоторыми собственными комментариями (последние набраны курсивом).
«Любой ли человек представляет собой личность? ( Интересно, что для Л. Хьелла и Д. Зиглера такого вопроса не существует, поскольку, реализуя естественно-научный подход, они трактуют личность как интегральное измерение человека .) Можно ли назвать личностью появившегося на свет человека? В любую ли историческую эпоху существовала личность? ( Эти вопросы особенно актуальны в свете заявлений ряда современных культурологов; например, Курт Хюбнер в книге “Истина мифа ” утверждает, что человек Древнего мира находит корни своей жизни только в совместном бытии, как единичное, как индивид и “Я”, то есть как личность он ничего собой не представляет – Розин , 2002.) С чего начинается личность?» Характеризуют ли личность «внешний облик» человека, «прошлый опыт», его «ценности и поступки»? ( Речь идет о сущности понятия « личность » , о реалиях, без которых личность существовать не может. ) ( Асмолов , 2001, с. 35, 36, 38, 41).
Стоит обратить внимание, что А. Асмолов в данном исследовании выступает не просто как психолог, а одновременно и как методолог. Его замысел такой: начать с общих характеристик человека в философии, затем охарактеризовать человека в рамках системного подхода, потом в теории деятельности (в варианте Л.С. Выготского и А.Н. Леонтьева ), наконец, получив все эти характеристики человека, охарактеризовать последнего собственно на территории психологической науки. Почему А. Асмолов обращается к перечисленным непсихологическим дисциплинам, куда отчасти можно отнести и теорию деятельности?
Логику построения работы А. Асмоловым можно представить следующим образом. Философское представление о человеке задает современное, наиболее общее и аксиологически выверенное понимание последнего. Системный подход позволяет охарактеризовать человека научно, строго, поскольку любой объект, в том числе и человек, является системой, а для анализа и описания систем в XX столетии были разработаны точные методы. «Одна из функций общенаучного системного подхода, – пишет А. Асмолов, – как раз и состоит в том, что с его помощью из конкретных наук о природе и обществе вычленяются общие закономерности развития различных любых систем и тем самым перебрасывается мост, создается канал связи между различными науками о человеке» ( там же , с. 88).
В этом отношении сторонники системного подхода рассматривают его как своеобразную всеобщую математику. Здесь, правда, стоит заметить, что это одна из точек зрения. Существуют и другие, по которым системный подход не может выступать в указанной роли, выполняя более скромное назначение (это один из планов анализа изучаемого объекта, принципиально не схватывающий гуманитарную природу объекта, если последний является таковым). Теория деятельности выступает посредником между философией и системным подходом, удерживая, как писал Л.С. Выготский, обобщенное предметное психологическое содержание. То есть в ней человек рассматривается как в рамках философии и системного подхода, так и в психологическом плане. В рамках подобного междисциплинарного описания человека реализуется и ряд марксистских установок: человек трактуется как субъект деятельности, как культурно-историческое и социальное существо. Остановимся на указанных моментах подробнее.
В рамках философского истолкования А. Асмолов, во-первых, пытается преодолеть рассмотрение человека отдельно от мира и мира безотносительно к человеку, во-вторых, охарактеризовать его в деятельностной онтологии, имея в виду, в частности, объяснение творческой природы личности. «Не мир сам по себе, не человек сам по себе, а “мир человека”, бытие человека в мире становятся основой исследования социально-деятельностной природы человеческого существования. Понимание человека как “ мира человека ” коренным образом меняет лицо психологической науки… разгадка проблемы развития человека ищется в анализе самого богатства целенаправленных человеческих деятельностей в истории развития этих деятельностей в антропосоциогенезе, а не только в субъективных потребностях или же воздействиях на человека внешней среды… Через целеполагание, постановку различных задач и целей человек получает возможность не только творить мир, но и отыскивать смысл своего существования, воплощать смысл жизни в процессе реализации сущностных сил посредством предметной деятельности» ( Асмолов , 2001, с. 66–68).
Если последнее положение – общее место марксистской парадигмы (не только объяснить мир, включая свой собственный, но и преобразовать его), то установка на описание « мира человека » является исключительно важной для современной психологии. Психология оказалась перед дилеммой: или учесть результаты других наук (таких, как культурология, социология, семиотика и пр.), поставив под угрозу традиционный психологический подход, или сохранить его в неизменности, поставив под угрозу само существование психологии, поскольку, не реагируя на указанные результаты, она проигрывает конкуренцию с другими антропологическими дисциплинами (антропологией, понимающей социологией, культурологическими версиями человека и т. п.).
Действительно, традиционный психологический подход предполагает именно рассмотрение «человека самого по себе». Это связано с тем, что научная психология обособлялась от философского изучения человека на основе естественно-научного понимания человека. В рамках же последнего человек брался как самостоятельный объект, напоминающий явление природы, законы которого требовалось открыть в психологическом исследовании. В философском плане этот подход опирался на картину мира, разрабатываемую от Ф. Бэкона до И. Канта, где человек и мир, действительно, рассматривались сами по себе (есть самодостаточный человек в мире и есть самодостаточный мир, включающий человека).
Напротив, установка на «мир человека» (но не внутренний мир, к чему привыкли психологи) ( там же , с. 66) – это попытка преодолеть традиционную психологическую точку зрения.
Реализуя в отношении человека системный подход, А. Асмолов выдвигает два основных положения: во-первых, понять, изучить и целенаправленно воздействовать на человека можно, лишь рассматривая его в качестве элемента «различных физических, биологических и социальных систем» (например, «чтобы “ вылечить ” человека, необходимо преобразовать ту систему, которая приводит к возникновению “ болезни ”, изменить мир человека » – там же , с. 76, 80), во-вторых, системы, в рамках которых живет и развивается человек, представляют собой эволюционирующие, саморазвивающиеся образования, в которых действуют механизмы адаптации и бифуркации, причем источником развития этих образований выступают « противоречия между адаптивными формами активности, направленными на реализацию родовой программы, и проявлениями активности элементов, несущих индивидуальную изменчивость » ( там же , с. 105).
Системы и эволюцию А. Асмолов понимает как естественные, почти физические реалии, что видно из обсуждения им парадокса системности – «личность в мире» или «мир в личности». «Выступая как “элемент” системы, – разъясняет этот парадокс А. Асмолов, – личность вместе с тем является таким особым “элементом”, который при определенных обстоятельствах может вместить в себя систему и привести к ее изменению» ( Асмолов , 2001, с. 85). Ничего не зная о системном подходе, этот парадокс обсуждал еще Аристотель в работе «О душе», когда он писал, что «душа некоторым образом обнимает все существующее» ( Аристотель , 1973, с. 102). Намечая разрешение этого парадокса, А. Асмолов пишет: «…По аналогии с гипотезой М.А. Маркова ( предлагавшего ввести понятие микроскопической частицы « фридмон » , в которой могут свертываться и упаковываться целые галактики . – В.Р. ) можно предположить, что в процессе развития личности происходит как бы свертывание пространства социальных отношений в пространстве личности, своеобразная упаковка с изменением размерности большого мира в малом мире» ( Асмолов , 2001, с. 87).
Подобное решение вполне вписывается в естественнонаучный подход, но противоречит гуманитарному, а также утверждению самого А. Асмолова, что речь идет не только о физических системах, но и о социальных. Парадокс же системности возникает, если следовать естественно-научному подходу, когда содержание сознания человека и мир, в который он входит, трактуются как относящиеся к одной, по сути, физической реальности. На самом же деле они принадлежат к разным реальностям и предметам изучения.
Теперь основные принципы деятельностного подхода.
Под деятельностью А. Асмолов понимает такую реальность, в рамках которой можно объяснить и развитие психики человека, и становление его личности; главный механизм развития психики – интериоризация человеком в совместной деятельности социального опыта и экстериоризация в творчестве внутреннего опыта человека; основной механизм становления личности – ориентировка (выбор и самоопределение) в многообразии совместных деятельностей; так сказать, глубинный, интимный механизм формирования психики – сигнификация и овладение человеком его собственным поведением. Ввиду важности этого понимания прибегну к более обширному цитированию.
«В контексте деятельностного подхода к изучению психических явлений и личности человека предлагается следующее определение категории “деятельность”: деятельность представляет собой динамическую, саморазвивающуюся иерархическую систему взаимодействия субъекта с миром, в процессе которого происходит порождение психического образа, осуществление, преобразование и воплощение опосредованных психическим образом отношений субъекта в предметной действительности … Эволюция образа жизни, развитие психики человека в биогенезе, социогенезе и персоногенезе приводят к появлению личности как особого “элемента” системы, обеспечивающего ориентировку в мире социальных отношений… в центре развития личности оказывается не индивид сам по себе, вбирающий воздействия окружающей среды, а первые изначально совместные акты поведения, преобразующие микросоциальную ситуацию развития личности … Если абстрактно выразить общую схему процесса присвоения и воспроизводства общественно-исторического опыта, то она будет выглядеть так: социальная конкретно-историческая система общества, образ жизни в данной системе (в том числе в культуре) → процесс совместной деятельности члена общества (ребенка, взрослого) в социальной группе как основа социализации личности (механизм интериоризации) → формирование личности —» проявление личности как субъекта деятельности (механизм экстериоризации) —» преобразование совместной деятельности социальной группы —» преобразование образа жизни в данной социальной системе… Под сигнификацией понимается создание и употребление человеком знаков, с помощью которых он вначале оказывает влияние на поведение других людей, а затем использует их как “средство”, особое “орудие” овладения собственным поведением… А.Н. Леонтьев писал: “Личность порождается в его деятельности, которая осуществляет его связи с миром. Первые активные и сознательные поступки — вот начало личности . Становление ее происходит в напряженной внутренней работе, когда человек как бы постоянно решает задачу, «чему во мне быть»… Чем больше действие человека отклоняется от типичных действий большинства людей, тем вернее, что за ним стоят «внутренние» личностные факторы – внутренние «диспозиции» (предрасположенности к действиям)… Совместная деятельность в конкретной социальной системе по-прежнему детерминирует развитие личности, но личность, все более индивидуализируясь, сама выбирает деятельность, а порой и тот образ жизни, которые определяют ее развитие … Поиск «двигателя», дающего начало активности личности, необходимо искать в тех рождающихся в процессе потока деятельностей противоречиях, которые и являются движущей силой развития личности”… Выступая как источник развития личности, социально-исторический образ жизни как бы задает появившемуся на свет человеку сценарий, втягивая его в определенный распорядок действий. Жесткость этого распорядка действий зависит прежде всего от того, насколько варьирует в конкретном социально-историческом образе жизни свобода выбора тех или иных видов деятельности» ( Асмолов , 2001, с. 112, 113, 135, 138, 140, 156, 160, 188, 195, 340). Прокомментирую эти высказывания.
Первый вопрос такой: а удалось ли А. Асмолову преодолеть подход, в соответствии с которым человек рассматривается «сам по себе», и объяснить, как происходит развитие психики? Обратим внимание, что в предложенной схеме человек «выбирает» виды деятельности, «овладевает» собственным поведением, решает задачу, «чему в нем быть» и т. п., то есть он уже сознателен и сформирован, но его личность была на заднем плане и до поры до времени не осознавалась. Однако что тогда объясняется, ведь главное – как раз понять, откуда эта личность взялась и как она сформировалась?
Подход, когда вводится предпосылка о предсуществовании личности , которая затем , в процессе развития , себя раскрывает (то есть полагание своеобразного гомункулуса), объясняет и важный тезис А. Асмолова о том, что личность в истории была всегда. «Итак, – пишет он, – на самых разных этапах человеческой истории в развитии культуры ведут между собой нескончаемый диалог социотипическое и индивидуальное поведения личности. Наличие этого диалога служит доказательством того, что в истории не было безличного периода существования общества» ( там же , с. 310). Но разве личность – это индивидуальность? Если ее понимать иначе, что я постараюсь сделать дальше, то можно показать, что личность – это довольно сложное культурно-историческое образование, которое в филогенезе складывается только в античной культуре, а в онтогенезе – не раньше подросткового периода.
Обращаясь к изучению личности, психологи надеются понять человека, с одной стороны, как целое, соединить, «конфигурировать» различные представления его, полученные в разных психологических теориях, с другой – как уникальное и индивидуальное субъектное образование. «Являясь объектом изучения, – пишут Л. Хьелл и Д. Зиглер, – личность, кроме того, представляет собой абстрактное понятие, которое объединяет многие аспекты, характеризующие человека: эмоции, мотивацию, мысли, переживания, восприятие и действия» ( Розин, 2001, с. 22). «С другой стороны, психология личности традиционно отделилась от остальных психологических дисциплин благодаря тому, что здесь делается акцент на индивидуальные различия между людьми. Хотя персонологи признают, что в способах поведения людей есть сходство, они прежде всего стремятся объяснить, как и почему люди отличаются друг от друга» ( там же ). Замечу, что у психологов это получается значительно сложнее, чем демонстрация сходства людей между собой.
А вот позиция А. Асмолова. С одной стороны, он утверждает, что психология личности призвана получить «целостную систему знаний» о человеке. «Историко-эволюционный подход в психологии личности позволяет выделить универсальные закономерности развития человека в биогенезе, социогенезе и персоногенезе и тем самым открывает возможность междисциплинарного и внутридисциплинарного синтеза представлений о психологии личности» ( Асмолов , 2001, с. 16). С другой – А. Асмолов подчеркивает, что «человек, будучи “мерой всех вещей”, сам не имеет меры ( тогда вряд ли можно говорить о выделении « универсальных закономерностей развития человека » . – В.Р. ), так как в принципе несводим к какому-либо из измерений, проявляющихся в эволюции природы, истории общества и развития его индивидуальной жизни» ( там же , с. 6).
Психология личности не может не реагировать на множественность психологического объяснения человека. Еще в 1927 г. в статье «Исторический смысл психологического кризиса» Л.С. Выготский считал такую множественность в соединении с абсолютизацией каждой психологической школой своего подхода свидетельством кризиса в психологии. Анализируя идеи психоанализа, рефлексологии, гештальтпсихологии и персонализма, Выготский пишет, что эти школы «оперируют не только разными понятиями, но и разными фактами. Так, несомненно, реальные общеизвестные факты, как эдипов комплекс психоаналитиков, просто не существуют для других психологов, для многих это самая дикая фантазия… Для Павлова утверждение, что собака вспомнила пищу при звонке, есть тоже не больше чем фантазия. Так же для интроспекциониста не существует факта мышечных движений в акте мышления, как то утверждает бихевиорист. Каждая из этих четырех идей на своем месте чрезвычайно содержательна, полна значения, смысла, полноценна и плодотворна. Но, возведенные в ранг мировых законов, они стоят друг друга, они абсолютно равны между собой как круглые и пустые нули; личность Штерна, по Бехтереву, есть комплекс рефлексов, по Вертгеймеру – гештальт, по Фрейду – сексуальность…» ( Асмолов, Леонтьев , 2001, с. 299–300, 308).
