Оглядевшись, Лялька заметила крошечный коридорчик в глубине закулисья, в котором, по-видимому, и скрылась группа, закончив выступление. Тихонечко, дабы не привлекать к себе внимание, Лялька проскользнула поближе к коридорчику и незаметненько юркнула внутрь. Коридорчик был чрезвычайно узенький, с неимоверно грязными, сплошь разрисованными граффити стенами. Проход внезапно обрывался еще более узкой и очень крутой винтовой лесенкой, ведущей куда-то вниз, вниз и вниз. Буквально скатившись с нее — не для шпилек-каблучков, о нет — Лялька оказалась в очередном заплеванном и прокуренном коридоришке, в который выходило штук шесть дверей, с надписями «Гримерная». Почти все дверки были открыты настежь и оттуда раздавались звуки настраиваемых инструментов, разговоры и хохот.

Потихонечку, старясь не цокать металлическими каблучками, Лялька двинулась вперед, заглядывая в проемы дверей. Во всех комнатушках наблюдалось примерно одно и то же: ребята и девушки (те самые, буфетные граждане), одетые в странные мешковатые или, наоборот, сильно утягивающие кожаные одежды, курили, выпивали, хохотали, целовались, а некоторые — спали, уронив головы на стол.

Предмет поиска обнаружился в самом последнем, угловом помещении. И, конечно, не один. Правда, к счастью, никаких девчонок в пределах видимости не было, и Лялька застыла на пороге, став свидетельницей такой вот картины. На полу посреди комнаты спал, мирно похрапывая, Малыш. На столике у окна виднелся «отчет о проделанной работе» — пустая литровка из-под водки «Охта», три пластиковых стаканчика и корка от апельсина, исполнившего, вероятно, роль закуски. Тут же маячила жестяная банка с горой окурков. Трое пареньков, стоявших над телом, деловито обсуждали возможность выноса его с целью дальнейшего перемещения в пространстве.

— Черт бы драл Стасендру — умотала, и — хоть бы хрен! — возмущался паренек с фиолетовыми «дредами» и в полосатом балахоне с изображением большого разлапистого зеленого листа.

— Вот бабы! Всегда так — обиделась, мол, и все дела, а что обижаться-то? Концерт же — отметить надо! А что тут пить? — вторил ему высокий крепкий парень в ковбойской шляпе и кожаном жилете, надетом прямо на голое тело. — Кто думал, что малый так быстро рубанется?

— Так он еще до концерта убрался не по-детски! — вступил в разговор третий — абсолютно лысый, улыбчивый колобок. — Вот Стасюха и завелась — бесит он ее, когда пьяный ко всем девкам вяжется! — сообщил он, заразительно хохоча.

— Хорош, Ушастик, ржать-то! — перебил его парень в шляпе. — Давай братуху поднимать, и поехали, выжрут же все без нас, волки позорные.

— Не получится, — авторитетно сообщил паренек с дредами. — Малыш если так вот свалится, то ровно шестьдесят минут — не кантовать ни разу, а то заблюет все вокруг ровным слоем. Да и не поднять его — тяжелый, черт, когда пьяный — чисто колода деревянная. И в тачку ни один бомбила его не возьмет.

— Ну и что ты предлагаешь, Дреда? — спросил у дружка Ушастик и тут, увидев Ляльку, расплылся в полупьяной улыбке. — Сестреночка! Родненькая, спасительница! Благодетельница! А денежки есть у тебя в бисерном кошелечке?

— Есть, — ошарашенно ответила Лялька, абсолютно сбитая с толку этими ёрническими причитаниями.

— Ну вот же и ладушки, вот же и хорошочки. — Колобок схватил ее за руки и, ласково глядя в глаза, быстро-быстро заговорил: — Слушай, сестреночка, ты посторожи братушку, а? А то они там, понимаешь… А мы — здесь! Выжрут ведь все, черти. А я тебе адресок оставлю — вот!

Он нацарапал что-то на куске невесть как уцелевшей салфетки.

— Малыш как проснется — через полчасика, — ты его бери, сажай в машиночку и к нам привези. Денежки-то есть? Сама сказала. А мы отдадим. Ну, ей-богу, сейчас не при деньгах, а там отдадим, ну, ладушки? — проговаривая все это, он отступал потихонечку в коридор, пятясь задом, а двое его дружков, уже выбрались за это время наружу и ждали, пока продиктуются последние указания.

— Ну, ждем вас скоренько, целуюшки! Адресок не потеряй! — выкрикнул напоследок Ушастик, и всех троих как ветром сдуло.

А Лялька осталась тупо стоять над телом мирно спящего Малыша и мяла в руках огрызок салфетки, который всучил ей расторопный лысый колобок. Опомнившись, она развернула скомканный клочок и прочла: «Морской переулок, второй перекресток, через первый двор, во второй двор — колодец, с угла налево, под крыльцо — Митюхина квартира».