Вслед за Дюшей гости посыпались, как кокосовые орехи с финиковой пальмы. Пришла школьная подруга Дамкина, а ныне валютная проститутка Зина с каким-то подвыпившим американцем - мистером Джеком Фондброкером. Зинаида относилась к литераторам с большой душевной теплотой и очень любила читать их рассказы.
Несколько лет назад друзья часто встречали ее, тогда еще молодую и неопытную, в ресторанах. Два раза им даже удавалось вырвать Зинаиду из цепких рук милиционеров, выдавая ее за свою сестру. Теперь Зинаида в совершенстве знала английский язык, похорошела собой, поумнела - работала только за валюту, и уже не ходила по советским ресторанам, где ее могли встретить литераторы. Но их бескорыстная дружба продолжалась.
Зина тоже подарила Дамкину утюг. Простой, добротный, американский утюг.
Пришел уже пьяный в стельку доктор Сачков, который принес с собой урну в виде пингвина и поставил ее на видное место около дивана. Сачков был другом Бронштейна, хотя даже Бронштейн не знал, в какой профессиональной области Сачков получил звание "доктора" и где он вообще работает. Дамкин называл Сачкова "педиатром", а Стрекозов - "доцентом". Кроме урны доктор притащил початую бутылку "Зубровки", видимо найденную им в этой же урне.
Заявился Остап, грустная личность с лошадиной физиономией, работающий в КГБ, правда, простым инженером, что ничуть не мешало этому обстоятельству служить поводом для многочисленных шуток. Дома Остапу не позволяла пить жена, и он пришел к Дамкину с двумя бутылками коньяка. Нечего и говорить, что предупрежденный Стрекозовым Остап подарил утюг.
Зашли еще две приятельницы Дамкина и Стрекозова. Поочередно целуя Дамкина, они тоже вручили по утюгу. С каждым новым подарком Дамкин радовался утюгам все искреннее, а двенадцатый принял вообще подпрыгивая от восторга.
В небольшой комнатке литераторов, не рассчитанной на такую толпу народа, сразу стало тесно, но уютно, так как каждый чувствовал себя, как дома.
– Слушай, Однодневный, я давно хотел у тебя спросить, - спросил у редактора Сократов. - Однодневный - это фамилия или псевдоним?
– Конечно, фамилия! - сказал Однодневный. - Хорошая русская фамилия! Старинная.
– Отличная фамилия! - вставил Шлезинский. - Не то, что у Бронштейна!
– Садитесь жрать, - пригласил Бронштейн, усаживаясь за стол. - А то все остынет!
– Я вижу, что Карамелькина еще нет, - сказал Дамкин.
– Да он, как всегда, опоздает часа на три, - заявил Шлезинский.
– На пять, - возразил Стрекозов. - Потому что на три и на четыре часа он уже опаздывал!
Тут, позвонив в дверь, вбежал пионер Максим Иванов.
– Дядя Дамкин! Родители волнуются насчет утюга! Что-то говорят про разных аферистов...
– А, прости, - извинился Дамкин. - Забегался с этим днем рождения и забыл.
– Да, с днем рождения вас, дядя Стрекозов! - поздравил Максим.
– И тебя также, - отозвался Стрекозов. - Водочки не желаешь?
– Нет, я не пью. Дядя Дамкин, мне бы утюг...
– Выбирай любой, - Дамкин щедрой рукой показал на ряд стоящих утюгов. - Какой больше нравится, тот и бери.
Расчетливый пионер выбрал самый красивый, американский, и напомнил:
– А вы мне еще значок обещали?
– Стрекозов! - спросил Дамкин. - У нас где-то валялся значок с Лениным, который нам на Ижорском заводе подарили?
– Валялся, - отозвался Стрекозов. - Целых два, твой и мой. Только сейчас разве найдешь? Тут такой бардак!
– Ты потом как-нибудь зайди, - посоветовал Дамкин. - Хотя, подожди. Мужики, есть у кого-нибудь значок с Лениным? Вроде я видел у кого-то.
– У меня есть, - привстал редактор Однодневный, отцепляя от лацкана пиджака, висящего на спинке стула, красный значок с портретом великого вождя. Стул вместе с пиджаком упал, редактор, уже вкусивший "Столичной", тоже свалился на пол, девушки завизжали.
– Ну вот, началось, - покачал головой Стрекозов.
Редактор выполз из-под стола с находкой и вручил Максиму значок. Пионер со знанием дела покрутил презент в руках.
– Крутой значок! Спасибо, дядя Дамкин, и вам, дядя, спасибо!
Нацепив Ильича на свою майку, пионер умчался к себе, едва не сбив с ног входящего программиста Карамелькина. Карамелькин тяжело дышал, капелька пота блестела на его лбу, очки, оправа которых была замотана изолентой, съехали на кончик носа.
– Здравствуйте, ребята! - молвил Карамелькин с порога, приветливо подняв руку. - Дамкин, я тебя поздравляю. Я тебе и подарок хороший придумал - утюг. Только подарю я тебе его не сейчас, а попозже, когда заработаю много денег.
– Можно и попозже, - согласился Дамкин. - Главное, что ты не забыл и все-таки пришел...
– Не прошло и года! - заметил Стрекозов, стоявший с поднятым для тоста стаканом. - Сегодня ты рано, Карамелькин. Всего на час опоздал! Садись вот здесь.
– Продолжайте пока без меня. Мне надо в ванную, - важно сказал программист, шокируя незнакомых девушек.
– В ванную? Ты уверен? А зачем?
– Носки постирать.
– У Карамелькина появилось чувство юмора, - едко заметил Сократов.
– Не смешно, - обиделся Карамелькин. - У меня носки грязные, а тут девушки. Не могу же я сидеть на дне рождения рядом с девушками в грязных носках!
– Брось ты, Карамелькин, - махнул рукой Дамкин. - Мы бы тебе на кухне накрыли...
– Если бы не твой день рождения, я бы обиделся, - значительно сказал Карамелькин и ушел в ванную.
– Надо будет Карамелькину посоветовать новую технологию, - заметил Стрекозов. - Если носки покрыть лаком, то они не будут пачкаться и грязниться, так что стирать их не придется.
– А еще можно эти носки сделать на молнии, чтобы снимать было удобнее.
– Только Карамелькину это не говорите, а то он обидится. Он теперь постоянно на всех обижается, - напомнил Шлезинский.
– Тише, тише! Сократов сейчас скажет тост! - пронесся за столом испуганный шепот.
Все действительно замолчали, Сократов встал, поднял свой наполненный до краев стакан и с умным видом сказал:
– Дамкин, мы тут все тебя любим, поэтому предлагаю тебе за это выпить!
Гости, опрокинув кто по рюмочке, кто по стаканчику, накинулись на закуску, приготовленную заботливым Бронштейном.
– На водочные изделия советую особо не налегать, - объявил Стрекозов, - скоро с кухни подтащут пиво!
Вскоре настал момент, когда все стали пить и разговаривать, не следя ни за именинником, ни за за общей темой разговора.
Антисемит Шлезинский пристал к художнику Бронштейну.
– Слушай, Бронштейн, если ты русский, да к тому же Иван, то почему бы тебе не сменить свою еврейскую фамилию на какую-нибудь более благозвучную?
– Например, Стрекозов! - подсказал ласковый Дамкин.
– Да у меня хорошая фамилия, - смутившись, сказал Бронштейн. - Мне ее в детском доме воспитательница дала. Между прочим, еврейка, но очень хорошая женщина. Так что ты, Шлезинский, со своим антисемитизмом очень неправ.
– Это я-то неправ? Да вот у меня на работе еврей есть, глаза, как у креветки, постоянно сопит, губищи свои раскатывает и бубнит: "Товарищ вахтер, почему вас никогда на месте не бывает?".
– А ты бываешь?
– Да не это главное! Я ему и не нужен вовсе, он же специально так, из еврейской своей вредности! Еврей, он и в Африке еврей, только черный!
– Ну, разве он виноват, что он еврей? - вступилась одна из девушек.
– А что, я виноват?! - взвился в победоносном аргументе Шлезинский.
– Брось ты, Шлезинский, - сказал Стрекозов. - Ублюдки не имеют национальности, как и хорошие ребята. Среди русских тоже много уродов, может быть, даже гораздо больше, чем среди евреев. Впрочем, кто их считает? Я имею ввиду ублюдков.
– И вообще, что вы за тему тут подняли? - возмутилась Зина. - Что о вас подумает наш американский друг?
Дамкин глянул на свою школьную подругу. Клиент бессмысленно смотрел прямо в глаза Стрекозова.
– Зинка, - спросил Дамкин. - А он действительно американец?
– Конечно, - улыбнулась Зина. - Ты же знаешь, я советских клиентов не беру. Если хочешь, можешь с ним познакомиться. Я разрешаю. Его зовут Джек Фондброкер, занимается бизнесом в Нью-Йорке. Компьютеры продает или еще что-то в этом роде...
Американец согласно закивал кучерявой головой.
– Он, кстати, всерьез занимается русской литературой, - продолжала Зина. - Очень любит Достоевского, но и вашего "Билла Штоффа" читал. Я ему переводила на ночь, чтобы уснул побыстрее... По-моему, ему очень понравилось!
– Может издаст нас на Западе? - заинтересовался Стрекозов, и они с Дамкиным подсели к американцу. Тот выпил рюмку "Московской", передернулся, запил стаканом пива.
– Сейчас оклемается, я его уже давно знаю, - заметила Зинаида, иногда мне кажется, что он больше ко мне прилетает, чем заниматься делами...
Фондброкер икнул, после чего посмотрел на соавторов неожиданно осмысленным взглядом и заулыбался.
– Джек! Эти двое - мои френдз Дамкин и Стрекозов, - представила Зина. - Они андеграунд райтер. Авторы романа "Билл Штофф".
– О! Йес! - восхитился Джек. - "Билл Штофф" - это... - американец заглянул в блокнот, - весьма круто!
– Здорово он насобачился по-русски, - похвалил Дамкин, еще не решаясь обратиться прямо к заграничному гостю.
– Да, я есть учился в колледж русскому языку пять лет.
– Какими судьбами к нам в Совок?
– Анжелика, что есть "Совок"?
Зина, работающая под псевдонимом Анжелика, разъяснила:
– Советский Союз, сокращенно.
– О, я есть записывать, - Джек полез за блокнотом. - Совок...
– Давай я тебе запишу, - сказала Зинаида, забирая у него блокнот и ручку. - Ничего без меня сделать не может...
– Значит, "Билл Штофф" вам понравился?
– О, да. Я читал ваш книга. Мне понравился ваш роман. Мне нравится ваша водка. И мне нравятся ваши женщины!
Джек хватанул еще рюмочку и обнял Зину-Анжелику.
– Ну, наши женщины всем нравятся, - дипломатично заметил Стрекозов. А вот как насчет издания нашего романа в Америке?
– Америка любит Достоевского, - ни к селу, ни к городу заявил мистер Фондброкер.
Сократов, прислушавшийся к разговору, на этих словах довольно фыркнул.
– На фиг вы кому нужны! - сообщил он литераторам. - Ваш роман - это преклонение перед западным образом жизни.
– Когда это мы перед кем-то преклонялись?
– А о чем ваш "Билл Штофф"? О ковбойчиках, американчиках разных. При Сталине вас бы уже давно расстреляли. Да и сейчас, я думаю, досье на вас уже лежит в архивах КГБ. Зачем вам лишние неприятности, связанные с изданием за границей? Денег вы оттуда получить не сможете, эмигрировать не получится - родственников у вас за границей нет, фиг выпустят! А здесь вас вообще печатать перестанут. И КГБ не дремлет. Спросите у Остапа.
– Остап, КГБ не дремлет? - спросил Дамкин.
– Хрен его знает, - отозвался Остап, в который раз прикладываясь к рюмке коньяка, смешанного с пивом. - Я иногда сплю на работе, но поручиться за остальных не могу. Про КГБ никому ничего не известно. Я даже не знаю, что в соседней комнате делают.
– А разве ты не общаешься с сослуживцами?
– Пообщаешься тут! Недавно у одного из соседней комнаты одолжил кипятильник, на следующий день прихожу - их комната опечатана, от мужика ни слуху, ни духу... А вы говорите "КГБ"!
– О, КГБ, - вымолвил Джек и, тупо уставившись в тарелку с салатом, задумался.
– Клиент готов, - пошутил Стрекозов.
– А его сейчас не стошнит? - обеспокоенно спросил Дамкин.
– Еще чего! - обиделась Зинаида. - Он при мне еще ни разу не блевал!
– А вот и я! - в комнату вошел радостный босой Карамелькин, который не только постирал носки, но и голову успел помыть. - Вы еще не все сожрали?
– Ищите и обрящете. Может быть что-то осталось.
Карамелькин быстро оценил расположение за столом и, потеснив двух приятельниц Дамкина и Стрекозова, сел между девушками, чтобы они могли за ним поухаживать.
Так и случилось. Девушки наложили Карамелькину полную тарелку, которую он сразу же придвинул к себе.
– Салат - это хорошо, калорийно, - приговаривал программист. - И помидоры хорошо. Бронштейн, положи мне картошечки. Теперь мне надо питаться как можно лучше. Я теперь каратэ занимаюсь! Дамкин, протяни мне три куска колбасы! Друзья мои, мне бы неплохо потолстеть.
С тех пор как Карамелькин занялся каратэ, он в гостях старался есть самую калорийную пищу. В гости он начал ходить раза в три чаще, а приглашали его в три раза меньше. Сам Карамелькин не мог себе позволить тратиться на продукты и с сожалением видел, что желающих его кормить немного.
– Толстый Карамелькин, да еще каратист - это страшно, - сказал Стрекозов.
– Ну, не толстый, это я погорячился, - Карамелькин сунул в рот ложку салата, подцепил вилкой шпротину и, пережевывая, продолжил разговор. - Буду упитанным и мускулистым. Вы видели хоть один фильм с Арнольдом Шварценеггером?
– Нет, откуда! У нас даже телевизора нет! - Дамкин развел руками. Сократов чинить не хочет...
– Это идеал мужчины! - с энтузиазмом воскликнул Карамелькин.
– Ба, Карамелькин, - удивился Дамкин. - Уж не стал ли ты гомосексуалистом?
– Сам ты козел, - обиделся Карамелькин. - Я имел ввиду эталон физического состояния тела настоящего мужчины. Вот увидите, три месяца тренировок - и я стану как Арнольд. У нас в секции учитель, сэнсей по-нашему, бывший чемпион мира по каратэ. Китаец. Так вот. Сэнсей об Арнольде тоже высокого мнения, хотя он и не каратист.
– Кто, сэнсей или Арнольд? - спросил Дамкин.
– Карамелькин, ты что, действительно думаешь, что можешь стать каратистом? - поинтересовался Стрекозов.
– Да! В нашей секции преподают школу богомола. Очень хорошая школа. И недорого, всего десять рублей за занятие.
– Целых десять рублей! - поразился Стрекозов и замер с раскрытым ртом.
– Так ты теперь каратист? А сколько в тебе каратов? - попытался сострить Дамкин.
– Дамкин, ты дурак.
– Карамелькин! Почему надо обязательно посещать школу какого-то богомола? - не унимался Дамкин. - С таким же успехом ты мог пойти учиться в школу молодого коммуниста или в школу повышения квалификации!
– Главное, бесплатно, - добавил Стрекозов, с трудом выходя из транса. - Глядишь, нам бы взаймы денег дал.
Карамелькин хмыкнул и быстро поднялся с кресла. Девушки осторожно отодвинулись.
– Сейчас я вам покажу парочку блоков и ударов. У меня все в записной книжке записано! Давай, Стрекозов, вставай, как я. И ты, Дамкин, тоже. Ставьте ноги на ширину плеч и сгибайте колени. Теперь поднимите руки, локти вот сюда. Эта стойка называется...
Карамелькин полез в записную книжку, но разобрать написанное не смог.
– Ладно, это в общем-то не важно. Главное, что ноги стоят параллельно полу, туловище - прямое. А теперь вот так выкидываешь ногу и выдыхаешь кия!
Карамелькин высоко дрыгнул ногой и чуть не свалился на девушек, которые с любопытством следили за его действиями.
– А меня не стошнит? - с сомнением спросил Дамкин.
– Так это самое то! - подбодрил его Стрекозов. - Это совершенно новая техника! Противник теряется, и его бьют по голове припрятанным в кармане кирпичом!
– Да ну вас! - снова обиделся Карамелькин. - Не хотите заниматься спортом и не надо. Посмотрите на себя, вы же обрюзгли уже, как свиньи. И смотрите, в какой форме я!
– А ты разве в форме? - Дамкин оглядел штаны Карамелькина. - И что у тебя за форма? На милицейскую, вроде, не похоже...
– Скоро Карамелькин станет каратистом, - сказал Стрекозов. - Тогда над ним уже не подшутишь. Посмотрит в книжку, вспомнит прием и как даст в ухо ногой!
– Я друзей не бью, - Карамелькин сел на свое место и с достоинством поднял чисто вымытую голову. - Я их буду защищать от всяких хулиганов. Кстати, вы зря улыбаетесь. Недавно я задержал двух бандитов, вооруженных ножом!
– О! - уважительно протянули девушки. - Они напали на вас ночью?
– Нет, - ответил программист. - Они справляли малую нужду в лифте моего дома. Я им сделал замечание, как это принято у приличных людей, а этот козел стал мне угрожать штык-ножом. Одному я здорово навесил, а второй убежал. Но и его потом поймала милиция. Обо мне даже статью в газете напишут! Мне капитан милиции обещал.
– В "Правде"?
– Нет, в стенной газете отделения милиции.
– Молодец! - похвалил программиста Однодневный.
– Карамелькин, да тебе надо в дружинники пойти! - подхватил Сократов.
– Нет, я сам по себе. Шварценеггер никогда не был дружинником!
Видимо, от упоминания имени известного голливудского актера проснулся Джек Фондброкер.
– Э... - начал Джек. - Мистер Дамкин, я вам сделать презент. "Мальборо"! - Американец вытащил из сумки блок сигарет. - Это один из лучших сигарет. Так говорит реклама.
– Дерьмо ваша реклама, - патриотично заявил Дамкин. - И "Мальборо" ваше - дерьмо! Трава. "Беломор" и то лучше. Дешево и сердито.
– О да, "Беломор" - это, как у вас говорят, - Джек снова заглянул в блокнот, - весьма круто! Но простые американцы курят почему-то именно "Мальборо".
– Хотел бы я посмотреть, как живут ваши простые американцы, - Дамкин побарабанил пальцами по столу. - Давненько хочу съездить к вам в Штаты на пару недель.
– Это правильное решение, - одобрил Фондброкер. - Приезжайте в июле ко мне на виллу. Я думаю, вам там понравится.
– Непременно понравится, - ответил за Дамкина Стрекозов.
– Мне весьма лестно иметь ваши автографы, - сказал мистер Фондброкер и достал уже знакомую книжку. - Купил на Кузнецком мосту. Всего два долларз!
– Два доллара! - простонал Дамкин. - Вот засада!
– Ты ему напиши что-нибудь про дружбу народов, - подсказала Зинаида. Американцы это любят.
– Книжку с вашими автографами он продаст в Америке за сто баксов! пошутил пьяный Сократов. - Это у них называется "сделать бизнес".
Дамкин поставил закорючку. Стрекозов подписал: "Американцу Джеку от русского Стрекозова".
– Большое спасибо, - мистер Фондброкер горячо пожал руки литераторам. - Не могли бы мы завтра пообедать в ресторане?
– Отчего ж не пообедать, - согласился Дамкин. - Только завтра у нас тут бардак будет, придется разбираться в квартире. Может, сегодня в ресторан сходим? Еще не поздно, можем успеть.
– Дамкин, - толкнула литератора Зина. - Он и так уже в задницу пьяный. Куда ему в ресторан?
– Молчи, женщина! - шепотом отозвался Стрекозов. - Когда еще удастся пожрать в валютном ресторане? Сейчас он пьяный, а завтра вдруг передумает?
– Я есть пьяный, как ты сказала, Анжела? В задницу? - Джек опять раскрыл блокнот. - Это надо внимательно записывать.
– Джек, - проникновенно сказал Дамкин. - Я тебе таких выражений на три блокнота наговорю. Пошли в ресторан.
– Хорошо, мы идем в ресторан! - покорно согласился Фондброкер и встал, едва не опрокинув стол. - Прощайте, друзья! Я очень любить ваша замечательная страна, в которой живет ваш замечательный народ!
– Совсем ужрался иностранец, - пояснил гостям Стрекозов. - Надо его проводить к такси, а то пристанут гопники.
– Вы уж тут без нас посидите немного, только не хулиганьте, - добавил Дамкин.
Литераторы подхватили мистера Фондброкера под руки и повели к выходу. Зинаида, захватив сумку клиента, последовала за ними. Друзья спустились вниз, и вскоре с улицы послышались пьяные вопли Фондброкера:
– Алло! Такси!
Гости продолжали пить водку. Шлезинский ухаживал за девушками редактора Однодневного, который печально курил на балконе, и за секретаршей литераторов. Карамелькин ел, тщательно выбирая самые калорийные, по его мнению, кусочки. Сократов, Дюша, доктор Сачков и одна из девушек затеяли преферанс. Остап с лошадиным лицом пил, как лошадь. На все это ласковыми глазами смотрел добрый художник Бронштейн. В его бритой голове медленно зрел замысел новой картины. Картина обещала быть удачной.