Правящие круги Израиля проводят политику агрессии на Ближнем Востоке. Израильские войска оккупируют арабские земли и стремятся к новым захватам. Они совершают тяжкие преступления против мирного населения. Многочисленны доказательства нарушений Израилем принятых в Женеве и Гааге конвенций об обращении с жителями оккупированных территорий, пыток в израильских тюрьмах и концлагерях.

Сионистские власти повинны в трагедии трех миллионов арабов — жителей Палестины. В отношении их Израиль проводит политику геноцида — полного уничтожения здесь арабского народа. Почти два миллиона изгнанников ютятся в палаточных лагерях и трущобах в Ливане. Сирии, Иордании. Миллион человек стонет под игом захватчиков.

Человечество всего мира осуждает агрессию сионизма на Ближнем Востоке. Многие страны расторгли дипломатические отношения с Израилем. Организация Объединенных Наций требует освободить захваченные арабские территории. Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию, которая квалифицирует сионизм как форму расизма и расовой дискриминации.

Советский Союз последовательно выступает против агрессивной политики Израиля и антикоммунистической деятельности международного сионизма. Вот почему оголтелый антисоветизм стал знаменем правящих сионистских кругов Тель-Авива.

В документах XVII съезда Коммунистической партии Израиля подчеркивалось, что за последние годы кампания антисоветской клеветы достигла небывалого размаха. Неоднократно к участию в постыдных антисоветских «спектаклях» привлекался кнессет (парламент). В израильских школах читаются антисоветские лекции, цель которых отравить душу детей и молодежи ядом антикоммунизма и антисоветизма.

В 1971 году израильский кнессет принял поправку к закону о гражданстве, которая дает министру внутренних дел Израиля право по его усмотрению предоставлять израильское гражданство любому лицу еврейского происхождения, где бы оно ни находилось и независимо от того, желает оно приобрести его или нет. Надо только, чтобы было засвидетельствовано, что получающий гражданство человек является евреем, и чтобы министр внутренних дел предполагал, что когда-нибудь в будущем новый гражданин захочет эмигрировать в Израиль. Причем министру достаточно, если об этом заявят родственники.

Израильские власти не скрывали того, что данная поправка имеет целью стимулировать эмиграцию евреев из Советского Союза. Информационный бюллетень Коммунистической партии Израиля (6/71) так комментировал ее принятие: «Если до этого сионисты и считали разбросанные повсюду еврейские общины органически целыми, относящимися к одной всемирной нации, но в то же время лояльность по отношению к Израилю распространяли только на своих граждан (другие же евреи могли быть лояльными к своим собственным странам), то теперь они хотят, чтобы весь мир признал, что Израиль является государством всемирной еврейской нации, что евреи, где бы они ни находились, должны быть лояльными только к всемирному еврейскому государству и что это всемирное еврейское государство расправит свои крылья над евреями, не зная ни границ, ни других пределов.

Новейшая история знает только одно правительство — правительство нацистской Германии, которое требовало «опекунства» над немцами независимо от их статуса и места пребывания и проводило агрессивные акты в целях «их защиты»!»

Евреи в СССР являются органической частью новой исторической общности людей — советского народа. Эта общность предопределена глубокими объективными изменениями в жизни страны — как духовными, так и материальными. Ее экономическая основа — социалистическая собственность на средства производства. Весь советский народ состоит из дружественных классов и социальных групп. У них общие цель и мировоззрение. Культура советских людей едина в своем социалистическом содержании, она включает в себя наиболее ценные черты и традиции культуры и быта каждой национальности в СССР.

«Сегодня одно и то же слово «еврей» на разных языках обозначает совершенно различные понятия, — утверждает директор школы из Биробиджана (Еврейская автономная область РСФСР) Вера Глейзер. — Мы — люди, родившиеся, выросшие, воспитанные в интернациональном Советском социалистическом государстве, — отвергаем провокационные теории о «единой нации», разбросанной по миру, дирижировать которой должны лидеры сионизма!»

«Сионисты не унимаются, утверждая, что родина всех евреев — Израиль, что все евреи, независимо от того, где живут они, близки друг другу. Эти утверждения беспочвенны, — говорит Саломонас Свердиолас, директор Дворца народного искусства Литовской ССР. — Евреи, живущие в Литве, неразрывно срослись с ее народом и культурой. Литовский язык — наш родной, официальный язык Израиля нам совершенно чужд. Нам чужда вся буржуазная нация, которая сформировалась в Израиле».

«Если смотреть на вещи здраво, тезисы пропагандистов из Тель-Авива не выдерживают никакой критики, — говорит Михаил Давиташвили, депутат Верховного Совета Грузинской ССР. — Они тщетно пытаются убедить советских евреев, что родина у них в Израиле. Равносильно было бы убеждать бразильцев, например, в том, что их родина Португалия, или призывать современных австралийцев вернуться на землю предков, в Англию. Грузинские евреи, к которым я принадлежу, глубоко впитали в себя обычаи, культуру грузинского народа. Они говорят по-грузински. Даже имена и фамилии у нас такие, что трудно отличить грузина от еврея. Единственное, что связывает грузинского еврея с евреями, живущими в других краях и странах, это религия. Для атеистов такой связи не существует вообще. А для верующих религиозная связь не является связью национальной. Не становится же немец испанцем лишь потому, что он католик!»

Отсутствие какой-либо национальной общности советских евреев с израильтянами красноречиво подтверждается и тем, что многие выехавшие из СССР оставили Израиль, а еще большее их число пытается это сделать. познав всю ложь сионистской пропаганды и отчуждение на «родине предков».

В Центральном доме журналиста в Москве 6 февраля 1976 г. состоялась пресс-конференция, организованная агентством печати «Новости» и отделом печати МИД СССР. Председательствовали на пресс-конференции заведующий отделом печати МИД СССР В. Н. Софинский и заместитель Председателя Правления АПН М. Р. Сагателян.

Советские и иностранные журналисты встретились с гражданами СССР, покинувшими Израиль и получившими разрешение вернуться на Родину. В свое время они добровольно выехали из Советского Союза и отправились искать счастья в Израиль, поверив лживым обещаниям сионистской пропаганды. Но на «земле обетованной» наступило прозрение. Эти люди столкнулись с социальной несправедливостью, расизмом, религиозным мракобесием, дискриминацией. На пресс-конференции они рассказали о своих злоключениях и пережитых на чужбине трагедиях.

В числе выступивших были Валерий Кувент, Илья Фузайлов, Клара Крайс, Борис Бравштейн, Исаак Каплан.

 

Нам нечего делать в Израиле

Валерий КУВЕНТ, 1942 года рождения, образование среднее. Выехал в Израиль в 1972 году, бежал оттуда в США. Вернулся в СССР в 1975 году. Живет в г. Нальчике.

Я вернулся в Советский Союз из Соединенных Штатов Америки, куда бежал из Израиля со своей семьей — женой, матерью и тремя маленькими детьми. Бежал, потому что понял: сионисты тянули меня к соучастию в их преступлениях. Как только оказываешься в Израиле, ясно осознаешь, что ты и твоя семья нужны им для того, чтобы легче осваивать оккупированные арабские земли. Переселенцами заселяют незаконно захваченные территории. Но нельзя спокойно жить на земле, зная, что отсюда изгнаны сотни тысяч людей, которые ютятся в палаточных лагерях и трущобах, бомбардируемых израильской авиацией.

Организация Объединенных Наций осуждает агрессию Израиля, требует освободить захваченные территории. ООН приняла резолюцию, в которой заклеймила сионизм как форму расизма и расовой дискриминации. Я сам убедился в глубокой правоте 'этих решений. Израиль — расистское государство, и нам, советским евреям, делать в нем нечего. Они хотят использовать нас как чернорабочих и как пушечное мясо.

Мне, например, отцу троих детей, было прислано несколько повесток из израильских военкоматов. Последняя повестка гласила, что 19 августа 1973 г. я должен прибыть с вещами на сборный пункт для отправки в армию. После этого я тайно выехал из Израиля. Мы плыли в Италию пароходом. Наши спутники, выходцы из Киева, освободили от вещей большой чемодан, чтобы я мог в нем поместиться. Мы боялись, что меня могут снять с парохода, потому что я не имел разрешения военкомата на выезд из Израиля. Так я плыл в чемодане до Кипра, его владельцы сидели на нем.

Мы знали, что в армию забирают насильно. Брату моего товарища, тоже из Нальчика, при этом, например, надели наручники, другого взяли, несмотря на то что он был с одним глазом. Ему сказали: «Моше Даян тоже с одним глазом, а носит военный мундир».

Израильтяне, коренные жители, хотят, чтобы за них воевали другие. В Америке я встречал много израильских парней. Они бегут из Израиля от военного призыва. В прошлом году убежало больше 20 тыс. человек. Я их спрашивал: почему вы здесь? Они отвечали: а где же нам быть? Вы, русские Иваны, едете в Израиль, вот и воюйте.

Должен сказать, что повестки в армию я стал получать после того, как отказался служить сионистам. Когда мы приехали в Израиль, мне предложили выступить по радио «Голос Израиля» о тяжелом положении евреев в СССР Я ответил, что в Советском Союзе евреи живут хорошо. Сам я, к примеру, имел свой дом, сад, работу, ни в чем не нуждался. Тогда мне вручили готовый лживый текст. Я отказался прочесть его перед микрофоном.

Мне предлагали также совершить турне по странам Европы и США с сообщениями подобного содержания, чтобы мобилизовать общественность Запада на борьбу за выезд евреев из СССР. Обещали высокие гонорары. Когда я отверг и это, меня стали преследовать агенты «Шин-бет» — израильской тайной полиции. Мне грозили, что убьют моих детей.

В США меня продолжали терроризировать. Я увидел, что в этом «свободном мире» человек полностью беззащитен, что сионистские гангстеры могут сделать с ним что хотят.

 

Зачем мы нужны Израилю

Илья ФУЗАЙЛОВ, 1934 года рождения, образование высшее. Выехал в Израиль в 1973 году, бежал оттуда в Италию. Вернулся в СССР в 1975 году. Живет в г. Ташкенте, работает инженером.

После трехлетней переписки и телефонных разговоров с моим тестем наша семья решила выехать в Израиль. 1 сентября 1973 г. мы пересекли границу и вскоре очутились на вокзале в Вене. Нас встретили две полицейские машины и большой автобус, полицейские были вооружены автоматами. Они сопровождали автобус к замку Шенау.

Замок Шенау похож на военный лагерь. Здесь находится перевалочный пункт, где евреи содержатся двое-трое суток. Ночью в Вене нас посадили в самолет «Боинг-707», и через три с половиной часа мы приземлились в аэропорту «Лод» в Тель-Авиве. И тут нас встретили полицейские с автоматами. Мы поднялись на второй этаж. Зал полон народу, каждый ждет решения своей судьбы. Подходишь к первому столу, получаешь прежде всего долговую книжку. В ней администрация производит записи на языке иврит. Ты не знаешь, что там написано, только видишь цифры и расписываешься.

За следующим столом тебе вручают повестку, чтобы ты через пять с половиной месяцев пришел на призывной пункт. Так они сразу стараются приобщить нас к милитаристской деятельности государства Израиль. Все больше начинаешь понимать, кто и зачем нужен Израилю на самом деле. Не старики и религиозные люди, а именно ты — молодой, здоровый, сильный мужчина, умеющий держать оружие в руках, чтобы защищать их интересы.

Вам говорят: «Поздравляем с возвращением на Святую Землю». И тут же открывают глаза на истинный смысл выманивания евреев из Советского Союза, заявляя, что еще долго придется стоять против ста миллионов арабов.

Потом началась борьба за жилье, за место распределения. Тесть подсказал, чтобы мы выбрали Раматган, но нам предложили Беер-Шеву. Всем известно, что она находится на границе с арабскими государствами, на землях, захваченных в 1967 году. Дома для эмигрантов там в основном барачного типа, без воды, отсутствуют элементарные санитарные условия. Мне стало понятно, что мы нужны только для того, чтобы создать так называемый буферный заслон, чтобы советские евреи в случае столкновения с арабами приняли первый удар на себя.

Еще большее разочарование испытали мы, когда приехали к родственникам в район Шапиро, где живут главным образом бухарские евреи, выходцы из Средней Азии, которые обосновались здесь еще 30–40 лет назад. Мы не увидели тут ни одного дерева, всюду узкие переулочки, тупички, низкие темные строения. И хотя тесть обещал нам купить дом и прочее, мы сказали, что здесь оставаться не хотим и не можем. Для нас это было бы переселением в прошлый век. Тесть продолжал уговаривать нас. К нам приходили представители из бухарского комитета, старались сначала воздействовать морально, потом стали угрожать. Наконец, в декабре 1973 года, оставив багаж в Израиле, мы уехали в Италию. Разрешение на выезд в Рим получили обманным путем, благодаря фиктивной телеграмме о том, что у нас в тяжелом положении там находятся родственники.

 

Это — расистское общество

Клара КРАЙС, образование среднее. Выехала в Израиль в 1971 году, бежала оттуда в Вену. Вернулась в СССР в 1973 году. Живет в Черновцах, работает медицинской сестрой.

Я, мой муж и два наших сына уехали из Израиля в Вену, где получили разрешение от Советского правительства возвратиться на Родину — в СССР. Мы готовы были ждать этого разрешения годами, десятками лет — лишь бы получить его и вернуться только в Советский Союз и ни в какую другую страну.

Жизнь в Израиле невозможна для нас, это расистское общество. Там все друг другу чужие, нет единого народа, нет нации. Местные евреи и выходцы из иных стран открыто враждуют между собой. Нигде нас так не оскорбляли, как в Израиле. Над нами глумились за то, что мы жили в Советском Союзе.

Люди в Израиле разделены на классы — на богатых, людей среднего достатка, бедных и нищих. Последние две категории наиболее многочисленны.

«Горькая ирония судьбы захотела, чтобы те же самые биологические и расистские тезисы, которые пропагандировали нацисты, послужили основой при официальном определении гражданства внутри Израиля», — так говорил в кнессете член верховного суда Израиля Хайм Коген.

Печальную иллюстрацию слов Когена представляют собой судьбы сотен тысяч евреев, прибывших в Израиль в 50-х годах из Алжира, Ирака, Турции, Ливии, Индии, Афганистана. Этих восточных евреев селили в палатках, бараках, старых английских казармах. Они должны были трудиться на черных работах, в голодной пустыне, на захваченных у арабов землях. «Восточные евреи — не евреи», — презрительно говорят о них ашкенази и сабры (евреи из Европы и урожденные Израиля). Они получают мизерные заработки, ютятся в трущобах, нищенствуют. Это их семьи поставляют на израильский рынок малолетних рабынь. Пять тысяч девочек двенадцати лет и моложе выброшены на панель!

Приехавших из СССР также считают здесь людьми второго сорта, многие навечно занесены в черные списки раввината и министерства внутренних дел как нечистокровные. Весь их род обречен на дискриминацию по расовому признаку. Об этих списках неоднократно сообщала израильская печать. Сведения о лицах, занесенных в них, передаются местным религиозным советам и в регистратуры раввинатских судов.

Известно, что в Израиле считается законным лишь религиозный брак, и «чистые евреи» могут жениться и выходить замуж только в соответствии с талмудистским законом. Здесь запрещены гражданские браки даже для атеистов. Число списков «нечистокровных», которые стали известны общественности, — 144, в них занесены имена десятков тысяч человек. Но имеются также секретные списки, включающие сотни тысяч фамилий.

В списках указаны фамилии и номера учетных карточек, сведения о причинах, почему тому или другому человеку запрещено вступать в брак, а также источник информации. Криминалом считается сомнительная принадлежность к иудейскому вероисповеданию, наличие сомнений в том, что обряд принятия иудаизма был проведен по всем правилам. В черных списках значатся незаконнорожденные, те, кому не сделано обрезание, женщины, которым запрещено выходить замуж за определенную категорию мужчин, и т. п. Сюда занесены целые семьи новых иммигрантов: у министерства религии есть сомнения в отношении подавляющего большинства из них, хотя по документам они евреи. В списках имеются, например, такие пометки: «дочь нееврейки», «мать троих детей, нуждается в более четком приеме иудейской веры», «нееврейка, хотя в паспорте значится еврейкой», «мать — нееврейка», «хочет жениться на нееврейке в Англии». Все это делается ради сохранения «чистоты» расы, с целью не допустить, чтобы караим женился на чистокровной еврейке или незаконнорожденный вступил в брак с израильтянкой, браки с «гоями» (неиудеями) запрещены.

Подавляющее большинство лиц не подозревает, что они включены в черные списки. Только когда люди вступают в брак, а также при замещении определенных должностей, продвижении по работе выясняется, что они рассматриваются как неполноценные. Составляя черные списки нечистокровных, министерства религии и внутренних дел пользуются данными статистического управления по регистрации граждан, а также данными сыщиков и доносчиков.

Моего младшего сына — школьника обязали изучать учебник «Сэфэр Хакозари», изданный в Тель-Авиве. В нем говорится, что «раса народа Израиля — самая лучшая из всех рас, а народ Израиля — избранный среди народов».

Наших детей отравляли ядом шовинизма и расизма. Ведь в Израиле они были нужны для того, чтобы воевать за такие идеи. Мы жили недалеко от военного кладбища, и нам приходилось видеть, как много хоронят молодых солдат. Я с ужасом думала, что это же ожидает и моих мальчиков.

 

Правда о сионизме

Борис БРАВШТЕЙН, 1938 года рождения, образование высшее. Выехал в Израиль в 1971 году, бежал оттуда в Вену. Вернулся в СССР в 1975 году. Живет в Киеве, работает в научно-исследовательском институте.

Я хочу рассказать правду о сионизме.

Мое представление об Израиле складывалось из той информации, которую передавала радиостанция «Голос Израиля» на русском языке, различных публикаций, привозимых туристами из Израиля и западных стран. Израиль изображался как прогрессивное, современное и цивилизованное государство. Фактически он оказался полной противоположностью: отсталой, клерикальной страной.

В Израиле я увидел сионистскую идеологию в практической жизни вопиющий антагонизм между выходцами из разных стран, антагонизм на расовой, религиозной и социальной почве. В качестве примера могу привести случай, который лично наблюдал в Беер-Шеве. Двор благоустроенного дома был обнесен проволокой и забором, в нем играли дети европейских евреев, а по другую сторону проволоки стояли и смотрели на своих сверстников дети евреев из африканских стран.

Между антагонистическими группами в Израиле борьба доходит до большого накала. Здесь нет мира не только на границах с соседними государствами, нет мира и внутри страны. И если сегодня где-либо существует еврейская проблема, то только в самом Израиле. Умело натравливая друг на друга выходцев из различных стран, старожилов на вновь прибывших, сионисты фактически поработили население Израиля. Израильский строй — это строй сионистской диктатуры.

Бывшие граждане СССР не принимают националистическую идеологию. На собственном опыте они убеждаются, что никакая другая страна не может заменить им Советскую Родину. Эмиграция из Израиля приняла сегодня большие размеры, уже нет ни одной страны в Европе или в Америке, где бы не жили беженцы из Израиля.

Сионисты превратили израильский народ в орудие для достижения своих целей, которые были и остаются реакционными. Жертвами сионизма стали народы арабских стран. Превратившись в международную организацию, сионизм вмешивается во внутренние дела не только социалистических стран, но, как известно, и многих стран Запада. Сионизм сегодня лихорадит политическую и экономическую жизнь во всемирном масштабе. Достаточно посмотреть, кто поддерживает сионистов и кого поддерживают они. Ни одно прогрессивное движение не имеет контактов с сионистами. Они всегда сотрудничали с наиболее махровыми реакционерами, в том числе с фашистами. Сионисты беспощадно расправляются со своими противниками, прибегают к наглому шантажу и преследованиям. Это я испытал на самом себе. У фашистов и сионистов есть идеологическое родство: и те и другие — расисты. Для советских людей такая идеология неприемлема, она для нас отвратительна.

 

Трагедия семьи Каплан

Исаак КАПЛАН, 1909 года рождения, образование среднее. Выехал в Израиль в 1971 году, бежал оттуда в Вену. Вернулся в СССР в 1973 году. Живет в г. Москве, пенсионер.

В Москве я прожил больше сорока лет. У нас была хорошая, благоустроенная квартира в доме со всеми удобствами. Сын учился в техникуме. Дочь тоже получила хорошую специальность. Каждый год наша семья отдыхала на Кавказе, в Крыму или под Москвой. И все-таки мы уехали.

Когда я с женой прибыл в Вену, там уже находились такие же, как и мы, переселенцы. Многие говорили: «Мы попались, это совсем не то, что мы думали». Прямо на аэродром пришла целая свита из израильского посольства и забрала наши документы. Нас отвезли в замок Шенау. Там перед отъездом в Израиль всех обыскали в специальной кабине. Обыскивали так, что приходилось снимать обувь. Затем посадили в самолет. В Израиле нам объяснили, что мы приехали к себе на родину, не надо беспокоиться о работе, жилье — власти сами все предоставят. Подошла наша очередь, нам дали адрес, но мы так и не смогли найти, где наша квартира. Вернулись обратно в Тель-Авив. Нас устроили в Раматгане.

Начали искать работу. Так мы оказались на бирже труда. В Израиле без нее на работу не устроишься. Получили направление: я — чернорабочим, жена — уборщицей. Приходим по указанному адресу, а нам говорят: «Не нужны». Мы бедствовали, продавали личные вещи. Едва сводили концы с концами. Со слезами вспоминали, как хорошо, спокойно жили в Советском Союзе! В Израиле мы стали рабами. Нас презирали за то, что мы из СССР, что не знаем местного языка, что не молимся в синагоге.

Мария не смогла пережить, покончила жизнь самоубийством. Я бежал в Вену и оттуда вернулся на мою настоящую родину — в Советский Союз.

 

Из интервью с Юлией Эйфус, дочерью Исаака Каплана

«Я не поверила, когда по телефону из Тель-Авива отец сказал мне, что мама покончила жизнь самоубийством», — говорит Юлия Эйфус. Она протягивает официальный бланк, на котором секретарь общества А. Рис, подтверждая смерть Марии Каплан, сообщал о ее погребении на кладбище Хулун, департамент 3, округ 7, ряд 19, могила N 16.

Юлия достает из шкафа толстую связку бумаг: «Это письма отца из Израиля. Опубликуйте их, пусть все узнают, что произошло, как одурачили сионисты моих родителей, какие черные дела творят они, на какие муки обрекают легковерных, доверчивых людей. Нашу семейную трагедию мне нелегко выносить на всеобщее обозрение, но я чувствую, что обязана это сделать ради памяти моей бедной матери. А может быть, я спасу кое-кого из тех, кто готов повторить ее роковую ошибку».

Письма Исаака Каплана, даже самые первые, безрадостны. Целый месяц после приезда в Израиль супруги не могли найти работу. Наконец ему удалось устроиться, но не по специальности, а чернорабочим. Мария также нанялась уборщицей. Через два месяца такой жизни Каплан написал в Москву:

«Положение наше — крайне плохое. С работой плохо, климат ужасный, незнание языка, дороговизна. Цены выше цен в Советском Союзе во много раз. Какие вы счастливые, что живете под советским небом и дышите чистым советским воздухом… Я пишу это письмо, и слезы льются…».

Письмо за письмом раскрывают трагедию, постигшую Капланов в сионистском «раю». 28 августа 1971 г. Мария повесилась. Потрясенный горем Исаак пишет:

«Мария не смогла пережить страшной перемены, которая произошла в нашей жизни. Тяжелое существование. Ужасное окружение. Вокруг равнодушные, чужие люди».

«Очень часто бывает, что я завидую ей, ее судьбе. Потому что не знаю, что будет со мной».

«Мой день начинается в 4.30 утра, так как на работу надо к шести. Работы очень много, мешает незнание языка. И надо всем угождать, не то будешь выброшен на улицу. Дома сам себе стираю и готовлю, в столовой все очень дорого, не по карману. Жизнь здесь страшно тяжелая, цены бешеные. За семь месяцев, что я нахожусь тут, все в два раза подорожало — квартплата, вода, газ, электричество, телефон, продукты питания, проезд на городском транспорте. А заработки маленькие, на все налоги».

«Я готов пешком пройти всю Европу, чтобы поцеловать камни московской мостовой».

О судьбах переселенцев, подобных трагической участи Марии Каплан, рассказывают материалы советского документального телевизионного фильма «Скупщики душ», созданного телеобъединением «Экран» Гостелерадио в 1976 году. Здесь говорится о трагедии инженера Евгения Ваксмана из Днепропетровска, уехавшего в Израиль. Промыкавшись несколько месяцев без работы и без жилья, он купил в магазине веревку. Наутро его нашли повесившимся на чердаке в какой-то трущобе. Он оставил в Израиле жену и ребенка.

В этом же фильме Валерий Кувент рассказывает: «Я сам и еще трое евреев, выехавших из Грузии, вынимали в Назарете женщину из петли. Она повесилась. Я видел, как люди отравлялись газом. Одна женщина бросилась под машину, другая женщина, тоже выехавшая из Грузии, выбросилась в Тель-Авиве с шестого этажа».

 

Убит за попытку бежать из Израиля

24 февраля 1978 года в посольство СССР в Австрии обратилась бежавшая из Израиля бывшая советская гражданка С. Абрамова. В своем заявлении она сообщила, что ее сын Олег Абрамов, 16 лет, был убит сионистами 19 октября 1977 года после того, как получил выездной паспорт.

С. Абрамова прибыла в Израиль в 1976 году с сыном Олегом и дочерью Асей. Как подавляющее большинство вновь прибывших, вскоре эта семья стала рваться обратно. Тогда агенты специальной службы по удержанию иммигрантов в Израиле подвергли Абрамовых «обработке».

«Нам не давали покоя ни днем, ни ночью, — свидетельствует С. Абрамова. — Изо дня в день нам приходилось слушать угрозы. Наконец 25 сентября 1977 года мой сын получил выездной паспорт «даркон», но перед выездом, 19 октября, его убили. Меня и мою дочь также хотели убить. За день перед выездом нас избили, мою девочку и меня били ногами. В 12 часов ночи, чтобы никто не видел, мы перебрались в аэропорт. Утром вылетели в Вену».

Публикация АПН

В октябре 1975 года в Советское посольство в США обратились с просьбой о возвращении на Родину бывшие граждане СССР Макс Конный. Иосиф Ройзман, Григорий Рубенчик, Владимир Шныпарь. Тогда же прогрессивная эмигрантская газета «Русский голос», издающаяся в Нью-Йорке на русском языке, напечатала их письмо, в котором рассказывалось обо всем, что произошло с ними. Там были такие строки: «Пожалуй, даже в богатом русском языке трудно найти точные краски, чтобы описать положение, в каком находятся сейчас многие сотни людей, выехавших из Советского Союза. Обездоленные, несчастные, потерявшие смысл жизни, они мытарствуют по свету в поисках лучшей доли. Но после того, что потеряно, вряд ли отыскать лучшее».

В порядке исключения просьба Конного, Ройзмана, Рубенчика и Шныпаря о возвращении была удовлетворена, и в феврале 1976 года они вернулись в СССР. Свидетельства М. Конного и И. Ройзмана представителям Ассоциации советских юристов о их положении в Израиле приводятся здесь вместе с другими рассказами.

 

Без Родины мы ничто

Макс КОННЫЙ, 1947 года рождения, образование среднее. Выехал в Израиль в 1973 году, бежал оттуда в Италию в 1974 году, но был насильственно депортирован назад в Израиль. В 1975 году вторично бежал в Рим, затем переехал в США. Вернулся в СССР в 1976 году. Живет в г. Одессе, работает по специальности.

То, что я пережил и перечувствовал за три года пребывания в эмиграции, дает мне право сказать: пока ваша нога стоит на земле своей Родины — вы люди. Без Родины вы — ничто, это хуже смерти.

В Вене нас препроводили в небезызвестный замок Шенау, обнесенный колючей проволокой и охраняемый вооруженными полицейскими с овчарками. Так встретила нас «свободная Европа». Оказывается, колючая проволока и полицейские кордоны нужны для того, чтобы не убегали люди, передумавшие ехать в Израиль. Здесь, в комнате I-а, «Сохнут» ведет первую обработку прибывших: долгие беседы с каждым в отдельности, в основном о тех знакомых в Советском Союзе, кому можно послать вызов.

Через два дня мы сели в самолет. В иерусалимском аэропорту нас никто не встречал. Утром началась сортировка: мужчины — в одну сторону, женщины — в другую. Мужчинам сразу же выдали военные билеты. Я был поражен тем, что они были заполнены уже заранее. Это первое, что я получил на «земле обетованной». Именно как пушечное мясо пытаются завлечь сюда евреев сионисты!

Потом нас стали распределять на места жительства. Сами мы, конечно, не выбирали. Многие не хотели ехать туда, куда их направляли. Однако с нашим желанием никто не считался. Само собой разумеется, что в лучшие города нас не посылали, нам доставались маленькие, пыльные, неблагоустроенные городки. Мне выпал Цур-Шолом, от одного вида которого заныло сердце. Я получил комнату 7 кв. м с цементным полом в коммунальной квартире, где жили еще три соседа. В аэропорту нам выдали по 150 лир. Сто из них ушли на переезд.

В «Сохнуте» стали предлагать посылать вызовы всем знакомым. Я отвечал, что пока ничего хорошего здесь не вижу и не хочу обманывать других, как был обманут сам. Два месяца я жил на то, что привез с собой. О том, чтобы устроиться на работу, после того как я отказался давать вызовы, не могло быть и речи. Когда я попросил хоть какую-нибудь помощь, мне отказали.

Такого одиночества, беспросветности, бесперспективности я не испытывал, да и не мог испытывать, нигде и никогда. Я постоянно ощущал, что никому здесь не нужен. Какого-либо материального благополучия я мог бы добиться только путем подлости, предательства, обмана, лести. Я был неспособен на это. И мной овладело единственное желание — любыми путями вырваться отсюда, исправить роковую ошибку, вернуться на свою настоящую Родину, где я родился и вырос.

Мне удалось выехать в Италию на семь дней туристом, уплатив предварительно долги за переезд в Израиль. Через семь дней я заявил опекавшей меня сионистской организации «Ирчи» в Италии, что скорее умру, чем вернусь в Израиль. Тогда полицейские препроводили меня на самолет в наручниках.

Вернулся в Израиль совершенно нищим, распродав все, что привез с собой из Советского Союза. Долго искал работу. Наконец меня взял владелец небольшой мебельной фабрики. Расписывался я в ведомости за 700 лир, но получал на руки 400, а 300 забирали как военный налог. Еще 112 лир уходило на плату за квартиру. свет, газ, воду. Жили вчетвером в одной комнатке, чтобы сократить расходы. На неполные 300 лир в месяц в Израиле можно не жить, а существовать, так сказать, едва-едва не умереть с голоду. Я, никогда не умевший дрожать над копейкой, научился этому — собирал деньги на отъезд. На работе коллектива, по сути, нет, каждый за себя. Люди скрытные, мало разговаривают, мало делятся своими мыслями, чувствами, заботами. Об СССР у них совершенно дикое представление: например, с удивлением узнавали от меня, что у нас есть телевизоры и холодильники.

Все это время добивался разрешения на выезд из Израиля, но мне его не давали. Я говорил в «Сохнуте»: «В СССР я прожил всю жизнь — и меня выпустили за два месяца, а у вас живу только пять месяцев — и вы меня не выпускаете. И при этом ваша пропаганда еще утверждает, что в СССР чинят препятствия для выезда евреев в Израиль».

Многие мои знакомые, как и я, хотели бы уехать из Израиля, но они опутаны долгами за приобретенные вещи. Долг 25 — 30 тыс. лир — это пожизненное рабство. За такие деньги покупается «новый гражданин Израиля», потому что при существующей средней зарплате их не выплатить до конца жизни. Мне тоже предлагали сразу приобрести разные вещи, но я уже знал эту систему и потому отказался.

После тяжких мытарств удалось уехать в Италию, а затем в Нью-Йорк. Долго не мог найти работу. В конце концов устроился грузчиком и стад добиваться разрешения на выезд в Советский Союз. Вместе со знакомыми бывшим журналистом Григорием Рубенчиком, работавшим здесь маляром, бывшим режиссером Владимиром Шныпарем, ставшим таксистом, бывшим токарем высокой квалификации Иосифом Ройзманом, превратившимся в разнорабочего, ходил по редакциям нью-йоркских газет и предлагал совместно написанные статьи. Как только в газете появилась наша первая статья «О плачевном положении евреев в Нью-Йорке», все четверо были уволены с работы.

Сначала сионисты уговаривали нас остаться в США, предлагали деньги. Потом перешли к более решительным действиям: в первый раз в наше отсутствие разгромили комнату, где мы жили, во второй раз избили нас, в третий раз уже пустили в ход ножи. В госпитале мне, истекающему кровью, стали делать перевязку только тогда, когда была собрана и внесена плата за лечение.

Как известно, одним из методов «убеждения» сионистских организаций в Америке стали хулиганские выходки, нападения на тех, кто смеет громко выражать свое несогласие с ними.

Многие выехавшие из Советского Союза, живущие в Нью-Йорке, подняли бы голос протеста против своего бесправного положения, но они запуганы, они боятся того насилия, которому подверглись, например, мы. Нам пришлось скрываться в сарае, а когда кто-нибудь из нас шел в магазин, то гримировался, так как наши фотографии были опубликованы в газетах и мы ежеминутно могли подвергнуться нападению сионистов.

В Брюсселе мы выступили перед иностранными журналистами с рассказом о том, какая судьба ожидает человека, поверившего лживой сионистской пропаганде и покинувшего свою единственную, настоящую Родину. Материалы этой пресс-конференции были опубликованы как в зарубежной, так и в советской печати.

 

Побратим Ротшильда бежит из Израиля

Г. Рубенчик рассказал о судьбе бывшего советского кинорежиссера Эфраима Севелы. О нем много писали на Западе, в том числе и американская пресса. Ряд статей о Севеле Рубенчик привез с собой.

С газетной фотографии грустно смотрит бывший кинорежиссер Эфраим Севела. Несколько лет назад он одним из первых выехал в Израиль из СССР.

Тогда, накануне конгресса сионистов в Брюсселе, Севелу использовали для распространения антисоветских вымыслов об угнетении евреев в нашей стране, хотя сам Севела преуспевал. Он выпустил в СССР восемь кинокартин. Его жена тоже не испытывала ни малейшей дискриминации, была актрисой московского театра имени Вахтангова, снималась в кино.

«Я был богатым человеком, — писал Севела на страницах израильского журнала «Гаолам Газе» (1977, N 2066). — В сберегательной кассе у меня лежало достаточно денег, чтобы прожить в Москве пять лет не работая. За постановку одной картины я получал такую сумму, на которую можно было бы приобрести три квартиры в Москве. Мы жили в лучшем районе столицы, в центре города».

Но, когда Севела подал заявление на выезд в Израиль, на Западе его аттестовали как угнетенного и разнесчастного. Ряд известных деятелей культуры прислали телеграммы советским политическим и общественным деятелям в защиту Севелы. Фредерико Феллини лично пришел в Советское посольство в Риме и передал петицию, подписанную сиониствующими представителями итальянского кино. В 1971 году Севела и его семья покинули СССР.

Имя Э. Севелы стало символом антисоветчины. Его портрет появился на первых полосах мировой прессы и на обложках журналов. Интервью, которые он давал журналистам, рассказывая «о борьбе евреев в СССР за свободу», стали пропагандистским оружием в обработке евреев из Советского Союза.

Из Москвы Севела прибыл в Париж. Там его встретили как «национального героя». Барон Ротшильд направил Севеле письмо, где писал: «Ты мой брат. Мы близкие друзья, и я рад той связи, которая существует между нами».

Севела рассказывает: «Ротшильд знал о моем намерении поехать в Израиль. Он говорил мне: «Получишь от меня необходимую материальную помощь». Я ответил, что горд и рад за существующую между нами связь. Но я не инвалид и намерен упорно трудиться. С глубокой признательностью я отклонил его предложение».

Севела был первым киноработником, который приехал в Израиль из Советского Союза. Он носился с идеей внести свой вклад в создание «национального» киноискусства. В Израиле он предлагал организовать союз работников киноэмигрантов, предлагал создать киногородок около Латруна. Но это там никого не интересовало. Вслед за Севелой в Израиль приехали другие работники кино. «Большинство из них обозленные, недовольные, разочарованные с ненавистью покинули Израиль, — писал Севела. — Часть из них приняли христианство и порвали всякую связь с Израилем и с иудаизмом».

Вскоре Севела узнал на собственном опыте, что такое безработица.

«Я попробовал найти работу даже в качестве уборщика в иерусалимском муниципалитете, — говорит он. — Но и этой работы я не получил. Там мне сказали, что у них достаточно уборщиков-арабов».

«Материальное положение мое плохое. У меня совсем нет денег, — жалуется Севела. — В отчаянии я написал личное письмо барону Ротшильду и попросил у него взаймы, напомнив, что он когда-то называл меня своим братом. Ротшильд ответил, что он не жертвует частным лицам, он жертвует только учреждениям».

Тем временем сионистская организация «Объединенный еврейский призыв» снова пригласила Севелу в поездку по США с антисоветскими пропагандистскими выступлениями. Он был представлен там как «символ борьбы евреев России». Но политическая проституция не принесла дохода, которого Севела ожидал. Он вынужден был брать деньги в долг у различных людей, чтобы содержать семью. Сейчас этот долг составляет 40 тыс. долларов.

В Израиле Севела написал четыре сценария. Но не сумел продать ни одного.

«Я никогда не жил среди такого большого количества обманщиков, подводит он итог своего шестилетнего пребывания в Израиле. — «Еврейский призыв» предлагает мне снова приехать в США с лекциями. Но они не заинтересованы во мне как в человеке. Им нужен только символ: «он из России», и «кинорежиссер», и «писатель», и «борец», и «национальный герой». За все время пребывания в Израиле я не работал и не учился. Единственные слова, которые я знаю на иврите, это — «Огонь!» и «Прекратить огонь!». Их я выучил в израильской армии».

В довершение всего раввинат и органы внутренних дел Израиля выяснили, что жена Севелы нечистокровная еврейка. Это значит, что по расистским законам страны она и дети Севелы — все потомство на семь поколений вперед — занесены в черные списки нечистокровных. Для них дорога к продвижению в обществе закрыта.

«Я покидаю Израиль с разорванной душой, полный цинизма и боли», жалуется Севела.

 

Раскаяние

Иосиф РОЙЗМАН, 1949 года рождения, образование среднее. Выехал в Израиль в 1974 году, бежал оттуда в Западную Европу, затем в США. Вернулся в СССР в 1976 году.

Нашим постоянным местом жительства в Израиле была маленькая деревушка Кирьятата. Мне и Фурманам здесь дали жилье. Но едва я успел поставить чемоданы, явился комендант.

«С этого часа, — заявил он, — вы будете ежемесячно платить за квартиру 190 лир, за воду и уборку мусора — 120. Столько же за свет и деревья. Несвоевременная уплата грозит выселением».

Я спросил: «Заработаю ли я столько, чтобы расплатиться за все?» «Меня это не волнует», — ответил он.

В поисках работы проходили день за днем. Где только ни побывал я — в автомастерских, гаражах, на разных фабриках. И везде получал один ответ: «Нам слесари не нужны». С большим трудом устроился на стекольный завод. Работал по 14 — 16 часов в сутки, а получал в три-четыре раза меньше, чем местные жители. 550 — 580 лир, которые я зарабатывал в месяц, хватало лишь для того, чтобы расплатиться с налогами, немного отложить для выплаты долга за приезд в Израиль и один раз в день поесть похлебки в рабочей столовой. Но я был. рад и этому, потому что судьба многих других иммигрантов, попавших в сионистскую ловушку, сложилась еще хуже. Устроиться рабочим и даже дворником почти невозможно. А если уж устроился, держись за работу обеими руками и будь смирным, иначе вышвырнут.

Минул год. Срок действия моего временного паспорта, или, как здесь его называют, «волчьего билета», истекал. Я хорошо понимал, что если в течение года не покину Израиль, то «волчий билет» обменяют на постоянный паспорт. Тогда я стану вечным рабом сионистских заправил. Поэтому усердно копил деньги для уплаты долга. Без этого отсюда невозможно выбраться. А еще по существующим законам нужно было развестись с женой. Без развода тоже не уехать. Пришлось за это дело дать раввину взятку. Так начался мой путь возвращения на Родину.

 

Тоска по Родине

Яков ШУХМАН, 1950 года рождения, образование среднее. Выехал в Израиль в 1970 году, бежал оттуда в Вену. Вернулся в СССР в 1974 году. Живет в г. Вильнюсе, работает механиком.

В 1974 году по телевидению в г. Вильнюсе выступил Яков Шухман, вернувшийся из Израиля на свою Родину — в социалистическую Литву. До драматической поездки в «сионистский рай» Яков Шухман работал на литовской киностудии механиком. Тогда он считал, что Израиль и есть настоящая родина евреев. Но, прожив там всего несколько месяцев, Шухман начал рваться домой и проклинать тех, кто соблазном и ложью затмил его разум. Шухману было разрешено вернуться в СССР.

«В Израиле, — рассказывает Я. Шухман, — я увидел страшную эксплуатацию людей. Странным было враждебное отношение человека к человеку, когда каждый живет для себя и судьба других его не интересует. И я особенно понял, что Родина — это не географическое понятие, это понятие — духовное. Никакими словами не передать тоски по ней, которая охватывает тебя в Израиле. Всегда, когда я встречался с людьми из Литвы, из других мест Советского Союза, мы говорили непременно на литовском и русском языках. И это естественно. Мы, как светлую сказку, вспоминали все, что нас окружало на Родине, все, к чему мы привыкли с детства и что теперь было так далеко от нас.

Каково «национальное единство» в Израиле, я понял, когда мне презрительно кричали в лицо: «Рус, рус! Убирайся отсюда!» Приехавших из СССР там ненавидят и белые, и черные. Я как-то поспорил с одним евреем из Марокко. Черных евреев, говорил он, здесь за людей не считают, хотя мы составляем 65 процентов населения Израиля. Подождите, придет время, когда нас будет 80 процентов, тогда мы вас, белых, будем вешать на каждом столбе.

Нам было дико видеть проявления расовой ненависти и нетерпимости. Мой товарищ по несчастью и злоключениям Владимир Гамарнас, который, так же как и я, возвратился в Советский Союз, был потрясен в первые же дни своего пребывания в Израиле существующей здесь моралью. Он ехал в автобусе. На одной из остановок вошла молодая арабка. Она несла сумки и ребенка. Ребенок плакал, и Гамарнас инстинктивно протянул к нему руки. Но тут поднялся ропот, раздались возгласы возмущения. Оказывается, взяв на руки арабского ребенка, Гамарнас совершил чуть 'ли не преступление.

Я встречался в Израиле с различными людьми, приехавшими из Советского Союза. Большинство из них влачат жалкое существование. На Вильнюсском заводе счетных машин помнят, как рвался в Израиль инженер-технолог Семен Дуб. В Израиле же он мечтал вырваться оттуда назад. Многие месяцы Дуб был здесь без работы, голодал. Мне довелось встретить также моего прежнего начальника — Береловича, работавшего ранее заместителем директора Литовской киностудии. Этот уже немолодой человек зарабатывал теперь тем, что вместе со своим сыном пилил доски на израильской киностудии.

Среди моих земляков, мыкавших горе в Израиле, была семья Каплана, бывшего работника вильнюсской фабрики «Батас». Около полугода Капланы пытались более или менее по-человечески устроиться. Но безуспешно. Бежали оттуда в Вену с мечтой вернуться на Родину. Добиваются выезда из Израиля Володя Крупников, музыкант, который работал в литовском ресторане «Спарнай», и Муля Родинас, бывший часовой мастер с завода «Кибиркштис».

 

Возвращение доктора медицины

Леон НАЙДА, 1920 года рождения, доктор медицинских наук. Выехал в Израиль в 1972 году, вернулся в 1973 году. Найда скопил денег на дорогу врачеванием. Он бежал в Западную Европу, а затем добрался до Ленинграда, где обратился к Советскому правительству с просьбой о возвращении. Ему было разрешено вернуться. Живет в г. Ленинграде, занимается научной работой.

Десять месяцев жизни в Израиле привели доктора Леона Найду к мысли, что пребывание там для него невозможно. Он привык в СССР пользоваться социальными благами. Хотел стать медиком — и стал им. Учился бесплатно, имел стипендию. В 1942 году Найда закончил медицинский институт и начал работать по специальности. Затем учеба в аспирантуре, защита кандидатской и докторской диссертаций. Он работал в первоклассных клиниках, занимался научно-исследовательской деятельностью. Государство бесплатно предоставило ему квартиру в Ленинграде, у него была собственная дача на берегу Черного моря…

Прибыв в Израиль, Найда понял: его одурачили. Он узнал, что квартиру даром получить не удастся и нужно собрать несколько сот тысяч фунтов для ее покупки. Потом ему объяснили, что с третьего года после получения ссуды нужно будет платить высокий банковский процент — около пятой части полученной суммы. Работы также не оказалось. Найду послали на курсы иврита, где начали заносить в его долговую книжку по 150 фунтов в месяц за обучение. Там уже был открыт счет: 460 фунтов за перелет из Вены, 50 фунтов за мелкие расходы… Доктор поселился в «маоне», специальном доме для переселенцев. Здесь ему предоставили комнатушку за 160 фунтов в месяц. Кроме того, новосел подписал вексель на 500 фунтов — за сохранность имущества.

Новые знакомства в Израиле не внушали оптимизма. От эмигранта из Польши, бывшего юриста, Найда узнал, что многие переселенцы ищут способ вырваться отсюда. Юрист работал шофером и обладал долговой книжкой на 115 тыс. фунтов. «У меня трое детей, — говорил он, — старшего, того гляди, возьмут в армию. А что ему тут защищать? Разве что мою долговую книжку…»

Встретил здесь Найда и земляков. Один из них прежде работал коммерческим директором на ленинградском заводе. Три месяца мыкался он в Тель-Авиве в поисках работы. Наконец устроился сторожем в банке. В его обязанности входило также перетаскивание цинковых ящиков с деньгами. Жена работала в Ленинграде заведующей секцией крупного магазина. Стала уборщицей в общежитии. Другой земляк подрабатывал тем, что мастерил поделки и продавал их с рук.

 

Публикация АПН

ПРИНУЖДЕНИЕ К СОУЧАСТИЮ В ПРЕСТУПЛЕНИЯХ

Склоняя молодежь к переселению в Израиль, сионистская пропаганда уверяет, что эмигранты якобы не подлежат призыву в армию. Это — ложь. В. Кувент, И. Фузайлов, К. Крайс, Б. Бравштейн и другие полностью опровергают подобное утверждение. Более того, поскольку израильские войска осуществляют действия, квалифицируемые согласно нормам международного права в качестве преступных, постольку призванных в армию заставляют соучаствовать в этих преступлениях.

Бывший житель Молдавии Айзек Нахимович прислал в агентство печати «Новости» документ, подтверждающий привлечение вновь прибывших в Израиль к воинской службе. Это объявление было опубликовано в израильской прессе на русском языке.

ОБЪЯВЛЕНИЕ

Ицхак Розен, полковник, начальник мобилизационного отдела, начальник отдела личного состава.

Все граждане или постоянные жители Израиля — мужчины в возрасте от 18 до 52 лет, не числящиеся на действительной службе или в резервах цахала [7] , призываются на регистрацию и медицинское освидетельствование для определения годности к воинской службе.

А) Иметь следующие свидетельства и документы:

1) все медицинские документы о состоянии здоровья;

2) две паспортные фотографии;

3) удостоверение личности;

4) воинские документы, свидетельствующие об отношении к воинской повинности.

Б) Точно соблюдать дату и часы, указанные в повестке.

Лица, которые в результате повторных проверок будут признаны негодными к воинской службе, получат удостоверения об освобождении. После окончания регистрации в силе останутся лишь новые документы об освобождении, а старые потеряют свою силу. Поэтому на призывной пункт должны явиться также лица, в отношении которых абсолютно ясно, что медицинская комиссия продлит их освобождение. Комиссия выдаст им новые документы об освобождении.

Лица с медицинским профилем 21, которые по состоянию здоровья не могут прибыть лично, могут послать уполномоченное лицо, которое представит медицинские документы, свидетельствующие о состоянии здоровья, или прислать эти документы заказным письмом не позднее чем за 7 дней до срока явки. Адрес: цахал, п/я 1576.

С точки зрения международного права соучастниками противоправных деяний Израиля вольно или невольно делаются и люди, заселяющие оккупированные арабские земли. В докладе Специального комитета по расследованию затрагивающих права человека действий Израиля в отношении населения оккупированных территорий, представленном Генеральной Ассамблее ООН (А/9148 от 25 октября 1973 г., 45 повестка дня, XXVIII сессия), приведены доказательства стремления заселять иммигрантами районы, незаконно захваченные израильской армией. Так, в докладе говорится, что два из трех поселений, которые планировалось создать в 1973 году на Голанских высотах, занимают вновь прибывшие из Советского Союза, в районном центре Рафах намечалось поселить 350 семей из числа таких лиц.

Британская радиотелевизионная корпорация Би-би-си выпустила документальный фильм «Земля обетованная» об иммигрантах в Израиле. Как явствует из фильма, ими заселяют пустыню на захваченных территориях. Тогдашний министр абсорбции Натан Пелед, обосновывая политику правительства, откровенно заявляет с экрана:

«Мы не строим жилья для приезжих в Тель-Авиве, не строим в Хайфе. Израиль — это не только Хайфа, не только Тель-Авив. Мы должны заселять развивающиеся районы (так называют здесь оккупированные арабские земли. Ред.).

Иммигранты говорят, что мы оказываем на них давление. Я не стал бы это так называть. Мы просто делаем то, что нужнее для государства, ну и для приезжих.

В развивающихся районах есть работа, замечательные условия для вновь прибывших».

Однако щит, укрепленный на каменистой земле нового поселения, говорит о другом:

«Приезжий, вернись до захода солнца!» — эта надпись на щите близ израильского поселения в оккупированной пустыне красноречиво характеризует условия жизни переселенцев.

 

Меня заставляли убивать

О факте принуждения иммигрантов к совершению преступлении, чинимых израильской армией, сообщает Яков НУЛЬМАН в своем письме другу в Советский Союз (обратный адрес Нульмана: Беер-Шева, Миока овдам 13/24).

«Здравствуй, дорогой друг Иван!

Сегодня впервые за девять месяцев я решил написать тебе пару слов о себе и о своей жизни на чужбине. Мне хочется частично, но точно обрисовать жизнь людей, подобно мне совершивших жестокость по отношению к самим себе, рассказать о людях, которые не послушались совета старших товарищей.

Я не могу все описать без волнения, но начну по порядку, чтобы ты понял, что такое Израиль. 20 июня 1973 г. я прилетел в «Лод», в 3 час. ночи нас начали определять на постой в города. Я получил Беер-Шеву — в переводе это означает «семь колодцев». Город построен в пустыне, а воду возят в бочках из Димоны, за 35 км. Ваня, ты себе не представляешь, что такое жажда, когда в тени 45 градусов жары.

В первый день в стране предков нас встречают ватики, т. е. старожилы Израиля. Мы просим у них напиться, и они выносят графин чистой изумрудной воды. С жадностью делаем по нескольку глотков, и тут же корчимся от боли в горле, ибо вода эта смешана с солью. Над нами смеются, называют «русиш юден».

6 октября началась война, а в ночь на 7 октября меня забрали в армию на Голаны. Капиталистам нужны убийцы. Они думают, что я буду стрелять в арабов и стану негодяем. На шестой день мне вручили бельгийский автомат… 21 ноября ребята нашего взвода взяли в плен двух подростков 16 — 17 лет, одного они зверски замучили, а второго поручили мне «пустить в расход». Ваня, этот парнишка, его зовут Ахмед Гали, учился в Москве и немного говорил по-русски… Я отвел его метров на 200 от нашей палатки за склады и сказал: «Иди домой». За мной следили и предали военно-полевому суду. Два месяца меня мучили «братья по крови», потом отправили на Сирийский фронт, где в первый же день мне выстрелили в спину свои же, но я выжил.

В данное время я безработный и нищий…»

 

Под ружье в кандалах

В газете «Маарив» от 5 января 1976 г., издающейся в Тель-Авиве, опубликован рассказ бывшего советского гражданина Александра Бубера, призванного в израильскую армию, об одном из многочисленных фактов издевательств над солдатами из числа переселенцев.

«Я получил увольнение из части, в которой служу, и приехал домой в город Акко. В половине третьего ночи в дверь кто-то забарабанил. «Кто там?» — спросила мать. «Полиция! Нам нужен ваш сын, — ответили ей, открывайте, не то взломаем дверь!» Я начал кричать, на мой крик сбежались соседи. Вошли полицейские и двое в штатском. Удостоверений не предъявили. Они бросились ко мне, схватили за волосы, вывернули руки и надели наручники. Меня выволокли из дома, бросили в грязь и стали бить ногами. Затем втащили в пикап марки «Пежо». Там снова били, а штатский кричал: «Грязный эмигрант! Убирайся назад в Россию!» В полицейском участке я узнал, что считаюсь дезертиром. Меня бросили в камеру».

В конце концов выяснилось, что Бубер ошибочно был признан дезертиром.

В окружном суде Хайфы разбиралось дело по обвинению четырех офицеров и пятерых унтер-офицеров с базы подготовки новобранцев в издевательствах над солдатами. Один из рядовых, осмелившийся выступить в качестве свидетеля, показал: «Офицеры наказывали нас палками, били по зубам, оскорбляли. Глубокой ночью нас поднимали с постелей и начинали муштру. Однажды командир отделения приказал мне заступить на пост около склада в 2 час. 30 мин. ночи в полном снаряжении. Это было после учений, я обессилел, но сержант приказал мне бежать. Когда я ответил, что бежать не могу, потому что устал, он ударил меня. Я побежал. Он последовал за мной. Пробежав больше километра, я остановился, снял с себя винтовку и поставил на землю. Тогда командир отделения снова ударил меня, затем, схватив за шею, начал пинать ногами».

Другой солдат показал: «В наказание нас заставляли ползать и бегать с такой быстротой, какую мы не могли выдержать. На учениях мой товарищ был ранен и не мог больше двигаться. Я решил остаться возле него. Меня избили, а потом посадили в карцер на три недели».

Совершенно обычными считаются следующие формы обращения с солдатами: «выравнивать» строй, ударяя прикладом в живот; наказывать, заставляя писать какое-либо предложение по две тысячи раз; держать в руках жестянку с горячим мазутом; стрелять в сторону солдата, чтобы подхлестнуть его во время учений; бить по каске гранатой; в порядке наказания солдат заставляют собрать 200 окурков.

 

Смерть Бориса Когана

Журнал «Смена», 1976, № 19

Капралы сбили рекрута с ног и стали топтать его тяжелыми коваными башмаками.

— Тут тебе не детский сад! — басил бородатый Микки из Хайфы, стараясь ударить рекрута в живот.

— Мы из тебя всю дурь выбьем! — злорадно добавил Иехошуа из Беер-Шевы. — Армии Израиля нужны закаленные парни, сопляк!

— Фашисты! Фашисты! — хрипел рекрут, теряя сознание.

С переломами рук и ног и тяжелыми повреждениями внутренних органов 19-летний рекрут Борис Коган, недавно прибывший в Израиль переселенец, поступил в госпиталь Билинсон.

Благодаря содействию одной из медсестер госпиталя, которая из благоразумной осторожности пожелала остаться неизвестной, Когану удалось передать родным записку. Обычный метод посылки почтой исключался: вся корреспонденция в Израиле проходит цензуру управления общественной информации при бюро военной разведки (АМАН). Однако записка была прочитана отцом Когана, когда Борис уже скончался от полученных побоев.

Изощренной сионистской обработке подвергаются все иммигранты призывного возраста. В Израиле их направляют в лагеря «цахал» или зачисляют на действительную военную службу. «Для новых иммигрантов, — утверждает израильская пропаганда, — служба в армии является решающим этапом в становлении хорошего гражданина». Иммигранты составляют 15 процентов персонала артчастей; еще более высока доля иммигрантов в танковых войсках. Многие танки и самоходки имеют на борту номерной знак, очерченный белым кругом: это означает, что более половины их команд не коренные израильтяне, а молодые иммигранты. Сотни таких сожженных и разбитых машин можно было увидеть на Голанских высотах и в Синайской пустыне в октябре 1973 года…

Сегодня страницы израильских газет заполнены фотографиями молодых парней. Это «свежие кавалеры»: в Израиле завершается награждение участников октябрьской войны 1973 года. Награды вручает начальник штаба армии М. Гур. Лицо генерала на снимках скорбно: зачастую ему приходится смотреть в глаза не воинов, а женщин, стариков и детей, вдов и сирот, безутешных отцов и матерей. Ведь по опубликованным израильскими газетами спискам до 40 % воинских наград было присуждено посмертно…

«Мы, израильтяне, становимся нацией, у которой родители хоронят своих сыновей, нацией калек и вдов!» — заявила известный израильский адвокат госпожа Фелиция Лангер.

Физические расправы над иммигрантами совершаются не только в израильской армии. Жертвами грубого насилия становятся все, кто выражает протест против дискриминации и тяжелых условий существования. 18 июня 1973 г. в газете «Нью-Йорк тайме» сообщалось, что в израильском портовом городе Ашдод происходит множество голодовок и бунтов, в которых участвует несколько тысяч обездоленных иммигрантов. Они требуют работы и нормальных жилищных условий. Эта «ашдодская война», как ее окрестили в западной прессе, достигла кульминационного пункта, когда две тысячи переселенцев осадили порт, блокировали улицы и захватили ряд административных зданий. Против отчаявшихся иммигрантов были брошены войска и полиция. Их нещадно избивали дубинками и травили слезоточивым газом.

Об аналогичном побоище, учиненном израильской полицией в населенном пункте Димон, с документальной точностью сообщил издающийся в Тель-Авиве на русском языке эмигрантский журнал «Шолом» (1976, N 8).

 

Избиение переселенцев в Димоне

Ирихон Илькидяев:

Я приехал в Израиль из Баку три месяца назад с матерью, женой и тремя детьми в возрасте от 6 месяцев до 11 лет. Я спросил служащую: «Почему мой знакомый, отец шестерых детей, получил ссуду на приобретение холодильника, газовой плиты и обогревателя в размере 4500 лир, а мне дают только 3500?» Она ответила: «Ты больше не получишь…» Тогда я порвал счета из магазина и хотел было уйти, как вдруг появились трое полицейских. Поговорили и удалились. Я сказал, что буду жаловаться, и при этом ударил кулаком по барьерчику. После чего ушел домой. Вскоре к нашему дому подъехала полицейская машина. Я был на улице, мне предложили: «Садись». Я выполнил требование и оказался в полиции. Меня втолкнули в камеру, предварительно сняв отпечатки пальцев… Через полчаса в полицию пришли моя жена и Илья Изгияев. Они даже не просили отпустить меня, только спрашивали, за что я арестован.

Илья Изгияев:

Я говорю на иврите и потому пошел с женой Ирихона в полицию. Там мне сказали, что Ирихон задержан по приказу начальника полиции Димоны.

Захарьян Ядаев:

Я с товарищами направился в кинотеатр. По дороге, около полицейского участка, увидел плачущую жену Ирихона. Мы подошли узнать, в чем дело, но полицейские пустили нам в глаза слезоточивый газ и начали избивать дубинками… Потом затащили на второй этаж… Шесть полицейских били меня одного… Я видел, как другие четверо полицейских втащили в помещение Данилова, за ним Иосифа Абрамова, потом 67-летнего Абрама Абрамова, обливающегося кровью… Когда Илья попросил оказать медицинскую помощь старику, ему и мне пустили в глаза газ, а затем ударили дубинкой…

Гавриил Юханов:

Меня тоже затащили на второй этаж, посадили в лужу крови и начали бить. Били по рукам, по ногам, по голове… Все мы потеряли сознание… А полицейских становилось все больше и больше. Каждого из нас заводили в отдельную комнату, заставляли раздеваться догола и опять били дубинками… Потом нас согнали в одну комнату, куда пришли парни в шортах. Один т них бросил мне в лицо: «Тебе повезло, что я спал до сих пор, а то бы никто из вас не вышел отсюда живым…» Другой ударил меня кулаком по зубам и дубинкой…

Илья Изгияев:

Из Беер-Шевы приехали полицейские и тоже начали избивать нас. Один из них заявил: «В России бы вас расстреляли, а мы вас пожалели…» Говорит, а сам бьет. Потом к полицейскому участку прибежали жены, матери, дети. Они плакали и просили отпустить их близких, не избивать…

Гили Изгияева:

Я в положении, жду ребенка. Полицейские не могли не видеть этого. Трое из них схватили меня и поволокли. Сначала по полу, а потом по лестнице. Под мышки мне подсунули дубинки. Сняли отпечатки пальцев.

Все записанное здесь со слов олим ими подписано. Есть заявления и других избитых полицейскими. Вот что, например, пишет 17-летний Александр Юсуфов: «Меня вызвали из клуба и отвезли в полицию. Там мне пустили в глаза газ и избили. Прибежала 83-летняя бабушка, она просила не бить меня, бросилась в ноги… И бабушку начали бить…»

Под заявлением 12 подписей свидетелей.

 

Суд Линча в Израиле

Одной из жертв актов насилия, в основе которых лежит ненависть и презрение к другому народу, стала выехавшая из Одессы Регина Поляковская. Скрыть это преступление израильской пропаганде не удалось. Издающаяся в Тель-Авиве газета «Гаарец» (1973, 18 февр.) была вынуждена отметить, что случай с Поляковской «имеет полнейшее сходство с подобными происшествиями, происходившими в южных штатах США десятки лет назад».

Это убийство произошло субботним вечером 16 февраля 1973 г. в городе Назарет. Бывшая жительница Одессы Регина Поляковская ехала по шоссе в легковой автомашине с шофером-арабом. То был местный житель Субхи эль-Насир. Вдруг машину обогнал пикап и, сигналя, стал прижимать к обочине. Когда оба автомобиля остановились, из пикапа выскочили взбешенные мужчины. Они бросились к машине, в которой сидела Регина Поляковская, распахнули рывком все двери и вытащили обоих, швырнув на асфальт.

Субхи эль-Насира били гаечными ключами, били по голове до тех пор, пока он не потерял сознание. Изувеченного, его бросили назад в автомобиль. Регину Поляковскую избивали ногами и кулаками. Затем посадили, прислонив к заднему колесу машины, и остригли ей волосы на голове. После этого женщину волокли по земле к ее дому.

Когда приехала полиция, араб был уже мертв, а женщина при смерти. Преступников арестовали, но потом освободили: ведь они действовали во имя сохранения «чистоты расы». Их привело в неистовство «свидание еврейки с арабом», как об этом написала израильская газета «Аль-Гамишмар» от 18 февраля 1973 г.

Убийцы не раскаивались в содеянном, они считали себя «национальными героями». В зале суда их приветствовали возгласами: «Молодцы! Вы настоящие мужчины!» Когда Регину Поляковскую избивали, она кричала: «За что? Ведь я лишь учусь шоферскому делу!» Ей отвечали: «Учись у нас, а не у араба!»

Суды Линча, подобные этому, не редкость в Израиле. В Хадере, к примеру, в ночь на 27 ноября 1973 г. в больницу «Гилель Яффе» была доставлена женщина без признаков жизни. Ее тело полиция обнаружила около барака, в котором жили переселенцы. Это была Виэла Бульбуль, еврейка 24 лет. Она приняла мусульманство и вышла замуж за араба. Расисты забили ее палками до смерти («Гаарец», 1973, 28 февр.).

 

СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ ПИСЬМА

 

Несмотря на то что в Израиле все почтовые отправления, адресуемые в Советский Союз, подвергаются тайной цензуре, несмотря на репрессии по отношению к тем, кто сообщает негативные факты о жизни переселенцев, письма с правдой об участи иммигрантов достигают адресатов. Они поступают в государственные учреждения, в общественные организации, в редакции газет, журналов, радио и телевидения. Многие письма адресуются частным лицам — родственникам, друзьям или знакомым. Полагая, что информация, содержащаяся в них, представляет общественный интерес, люди просят органы прессы опубликовать эти послания.

 

Невиданный обман

Это письмо пришло в редакцию газеты «Советская Белоруссия» 19 октября 1973 г. из Вены Бывший житель Минска И. Г. Бурштейн, работавший до выезда в Израиль врачом-невропатологом, адресует его своему знакомому — минчанину Науму Ольшанскому и просит редакцию опубликовать это письмо на страницах газеты.

Дорогой Наум Ольшанский!

С уважением

Извини, что так долго тебе не писал, да и писать, собственно, не хотел, чтобы не надломить тебя душевно. Зная по рассказам наших общих знакомых, а также из материалов, публикуемых в газетах Израиля, о твоем желании выехать в «обетованную землю», собравшись с силами, решил все же написать тебе. Надеюсь, что мое открытое письмо предотвратит твой выезд и выезд других легковерных.

Иосиф Бурштейн

Должно быть, ты хорошо помнишь вечер 20 октября 1970 г., когда вместе с нашими знакомыми провожал нас в Израиль. Ты знаешь также, что в течение определенного времени я добивался разрешения выехать в эту далекую страну, о которой у нас были смутные представления. Неоднократно сотрудники ОВИР г. Минска отговаривали меня от совершения опрометчивого шага. Но для меня не существовало здравых суждений, была только одна аргументация — хочу уехать на землю «праотцов». О том, как она меня встретила, я и хочу рассказать.

Прибыв на «обетованную землю», я увидел и испытал такое, что трудно передать. Я не буду описывать тебе политическую, социальную и экономическую структуру Израиля. Я постараюсь изложить все не в общих чертах, а на конкретных примерах.

Обман в стране невиданный, суперобман. Он является движущим фактором Израиля. С момента, когда ты, вновь прибывший, ступаешь на землю этой страны, то попадаешь в кабалу, становишься должником. Ты уже должен вернуть средства за перелет в Израиль, за доставку багажа. Если же ты, к несчастью, имеешь высшее образование, то тебя направляют на курсы по изучению языка иврит, после окончания которых ты опять должник, так как обязан выплатить академический налог за учебу на протяжении 4 — 5 месяцев, независимо от того, усвоил ты язык или нет, и этот академналог составляет немалую сумму — 1800 — 2500 лир и выше. Закончив учебу на курсах, будь добр, освободи немедленно помещение, где ты жил этот период с семьей или один, независимо от того, есть у тебя квартира или нет, есть работа или нет. После долгих, страшных мытарств, издевательств и унижений отдельные счастливчики получают работу, добиваются квартиры. Чаще всего квартира находится в одном городе, а работа — в другом.

Взятки и протекционизм играют решающую роль при выделении квартиры. Наряду с нехваткой жилья в стране пустуют тысячи квартир, принадлежащих финансовым воротилам. Местное население проживает в крайне трудных жилищных условиях, часто по 10 — 15 человек в одной комнате. Квартплата неимоверно высокая. В последнее время появился оригинальный метод самообеспечения жильем. Вновь прибывшие обходят квартиры лиц, ранее прибывших, и расспрашивают, когда те готовятся бежать из страны. Собрав необходимые сведения, эти люди идут в квартирный отдел добиваться соответствующей квартиры, что удается далеко не каждому.

Заполучив, наконец, квартиру, человек ждет получения багажа и по методу своего предшественника готовится к побегу. Убегают массово. Иммигрант, прибывший в страну, тут же становится потенциальным эмигрантом.

Качество квартир никуда негодное, полы покрыты бетоном или изразцовой плиткой, что способствует заболеваниям полиартритами, острым ревматизмом. Во многих квартирах с потолка текут потоки грязной воды: это моются под душем соседи, живущие выше этажом. Ванны отсутствуют… И за весь такой «люкс» причитается неимоверно высокая плата, чаще всего составляющая 1/4 месячной зарплаты. Средний заработок рабочего — 600 лир. Из них минимум 150 лир необходимо отдать ежемесячно за квартиру плюс плата за свет, газ, воду, и если семья состоит из 4-х человек, то средств к существованию практически не остается. Тебе предоставляется возможность купить эту «люксовую» квартиру, дают кредит под колоссальные проценты, которые необходимо погасить в течение 20 лет. За взятые 40000 лир в кредит в течение 20 лет ты должен внести 80000 лир. Ты становишься рабом квартиры, весь остаток жизни погашаешь долг, средств на жизнь не хватает. Проходит несколько лет, еще далеко до погашения долга за квартиру, а она уже начинает разрушаться.

Ты можешь не брать кредит, не покупать квартиру, но тогда ты обязан ежемесячно платить высокую квартплату, которая постоянно растет. Попробуй только не внести ее своевременно, тебя привлекут к суду или же просто посадят в тюремную камеру. Например, мой сосед Гоберман, проживающий в г. Хайфе, ул. Клебанов, д. 35, не внес вовремя квартплату. Его тут же на машине отвезли в камеру при полицейском участке.

Но так трудно с квартирами только трудящимся. Финансовые же дельцы-домовладельцы, или, как их тут называют, кабланы, наживают огромные средства.

И так во всем, дорогой Наум. Нет ни одного вопроса в Израиле, который не был бы связан с жульничеством и обманом. Ты знаешь, наверное, что многие советские граждане еврейского происхождения получают из Израиля приглашения на право выезда в страну под предлогом воссоединения с семьями. Даже это благородное дело, имеющее в своей основе гуманность, подкрепленную различными международными законами, также носит в 95 процентах жульнический, обманный характер. Такие визы оформляются в Израиле конвейерным методом, указываются фамилии родственников, которых и в помине нет. И чаще всего они скреплены печатями МИД Израиля. Пресловутое воссоединение семей превратилось в черное дело их разъединения, творимое грязными руками.

Немного об устройстве людей на работу. Подавляющая масса лиц определенных профессий устроиться на работу по специальности практически не может. Седовласые профессора-экономисты идут работать лифтерами. И это еще хорошо. Юристы, адвокаты, работники печати, торговли, учителя, музыканты и т. п. (просто невозможно перечислить все профессии) практически не работают. Возраст после 40 лет в Израиле — страшный возраст: абсолютно невозможно устроиться на работу, ты стар и никому не нужен, из тебя уже все выжато.

Наум! Ты, убеленный сединой, стремишься в Израиль теперь. Я стремился раньше, как нам казалось, к своему народу, к своим сестрам и братьям. Так пропагандировали сионисты. А знаешь ли ты, что в Израиле массово процветает проституция? Безысходность, безработица, животное отупение толкают сотни и тысячи женщин на этот промысел. В Израиле впору создать соответствующее министерство, дабы можно было взимать налоги. Министр финансов Сапир, по-видимому, вскоре внесет соответствующий проект закона на обсуждение израильского парламента. Господин Сапир весьма «талантлив» и изворотлив, а этот вид промысла может увеличить поступление денежных средств в казну. Смотришь — и ему перепадет.

Секс и порнография отвлекают молодежь от повседневной заботы о куске хлеба, отвлекают от раздумий о классовой сущности капитализма. В стране искусственно разжигается антагонизм между различными этническими группами населения. Среди населения культивируются чувства зависти и взаимной ненависти. Высокомерие и наглость среди различных руководящих работников, фабрикантов, купчиков и т. п. — невиданные и вызывают отвращение и брезгливость. На улицах масса нищих. Отсутствует элементарная свобода. Недовольство и своеволие подавляются полицией и угрозами хозяев выбросить с работы. Полиция зачастую прибегает к рукоприкладству. Подавляющая масса вновь прибывших в страну граждан не выдерживает всего этого. Начинается массовое бегство из страны. Но вырваться не так-то легко. Попав в кабалу, необходимо вернуть долги с большими процентами. Люди распродают все до нитки, но тут на пути возникают новые преграды. Пробывшие в стране до одного года получают временный паспорт (сроком на 6 — 12 месяцев), а с ним не пропускают в Вену. Людей высаживают из самолетов, и они начинают пробираться окольными путями — через Италию, Западную Германию, Бельгию, Скандинавские страны, часто нелегально.

Я беседовал с различными людьми в Вене, проделавшими этот нелегкий путь. Среди них и юноши в возрасте 19 — 20 лет, и седовласые старики, которым по 70 и более. Они не имеют гражданства, многие стали бездомными. Уже более десяти месяцев бродяжничает наш земляк из Минска Захар Голуб, которому 65 лет. Питается чем бог пошлет, свыше восьми месяцев не был в бане из-за отсутствия денег. Спит на лавках вокзалов и городских парков Вены. Все имущество, привезенное из СССР, растеряно и разворовано. Увидел бы ты этого человека: потухший взгляд, осунувшееся лицо, грязная, мятая одежда. А ведь еще три года назад я с ним встречался в Минске, это был совсем другой человек: упитанный, жизнерадостный, получавший пенсию. Он много времени проработал в домоуправлении N 6 по ул. К. Черного. Теперь без гражданства, без квартиры, без работы, без куска хлеба. Живет на милостыню. Задумайся глубоко о трагедии этого человека! И все это ему преподнес так называемый «свободный западный мир», идеологи сионизма.

Это не единственный случай. Не выдержав всех кошмаров на «обетованной земле», издевательств и унижений, свели счеты с жизнью врач Хейфец в г. Хайфе, прибывшая из Ленинграда; Семен Ладыженский из Москвы; Каплан, мать двоих детей, прибывшая из Москвы; Медико Аджиашвили из Сухуми, мать двоих детей. Дзодзуашвили, бывший житель Тбилиси, не выдержав издевательств, сжег себя. Мирон Гендлеров притеснениями был доведен до инфаркта миокарда и скончался. Покончила с собой Гринблат, мать двоих детей, приехавшая из Винницкой области.

Это лишь краткий перечень жертв сионизма, его можно продлить до трехзначных цифр. К сожалению, дорогой Наум, не могу этого сделать, ибо в день вылета из аэропорта «Лод» на Вену 20 июля 1973 г. меня и мою дочь подвергли полицейскому досмотру и досмотру органами безопасности Израиля. У меня изъяли письма от сестры, проживающей в Минске, а заодно и личные записи о кошмарной жизни в Израиле, списки, которые я хотел довести до твоего сведения, а также до сведения широкой советской общественности.

После подачи документов в Тель-Авиве в посольство Финляндии для возвращения в СССР я стал подвергаться издевательствам и угрозам. Дочь немедленно исключили из института. 26 мая 1973 г. в мою квартиру ворвались шесть человек во главе с таким тупицей, как наш бывший земляк Исаак Житницкий. Эта свора угрожала мне, обещала живым из Израиля не выпустить. С Житницким заодно действовали Феликс Гордин, Лев Пучинский и др. Дело дошло бы до кровопролития, и только вмешательство наших соседей, которые также мечтают о возвращении в СССР, заставило трусов бежать. Почему они ворвались в дом, зачем, чья рука их направила, думаю, догадаешься. В последующие дни газета «Едиот ахронот» опубликовала статью, дискредитирующую меня.

Теперь, дорогой Наум, хочется изложить некоторые мысли и сведения, касающиеся тебя лично, хотя ты, к счастью, еще в СССР. 31 января 1973 г. в газете, издающейся в Израиле («Наша страна»), была статья, посвященная тебе. Написана она неким Кажданом, который утверждает, что в прошлом был твоим соседом. Возможно, это и так, соседом он был, но другом — никогда. В газете он страстно призывает спасти тебя. Помогите, дескать, нашему брату Ольшанскому. Под впечатлением этой статьи я отыскал руководителя Союза инвалидов войны Абрама Когана. Зная, что ты участник войны, я спросил, чем тебе поможет союз, если ты приедешь в страну. Он мне ответил, что ты заочно принят в союз, но если ты не являешься инвалидом, то получишь символическую пенсию, т. е. ничего.

Культура в Израиле, если вообще можно говорить о культуре, отсутствует. Лейтмотивом всех кинофильмов являются секс, грабежи и убийства. Территория городов захламлена и загрязнена до предела, стоит тлетворный запах гниющего мусора. И это часто по соседству с цветниками и клумбами, апельсиновыми и финиковыми рощами.

Нельзя сказать, чтобы здоровая трудовая часть населения была безучастна ко всему этому кошмару. Недавно прошла целая серия судебных процессов над смешанными еврейско-арабскими группами, которые ставили своей конечной целью свержение ненавистной правительственной клики, не пользующейся ни малейшим авторитетом и уважением населения. Несколько судебных процессов прошло в г. Хайфе, трудовом городе, чтобы запугать трудящихся.

Дорогой Наум! Извини меня за размеры моего письма, но я все это пишу не только для тебя, а для всех тех, кто споткнулся. Мне приятно вспомнить, что наша с тобой молодость прошла правильно, мы работали всю жизнь честно, что в трудную для нашего государства пору с оружием в руках защищали свою Родину. А вот на склоне лет споткнулись. Сионизм своим жалом отравил жизнь многим людям. Он искалечил жизнь сотням юношей и девушек, успешно учившимся в учебных заведениях СССР и теперь вынужденным бросить учебу в институтах Израиля.

Дорогой Наум! Жаль, что я поздно прозрел. Сионизм — это буржуазное, глубоко реакционное течение, которое можно смело сравнить с фашизмом. Главные свои усилия он направляет против СССР и других социалистических стран, стремится любыми, даже самыми грязными, способами подорвать дружбу народов.

Сионизм не воссоединяет разрозненные семьи, а разъединяет их, отрывает детей от родителей, отцов от сыновей. Сионизм порождает эксплуатацию и социальные взрывы. Так, недавно в г. Ашдоде наши бывшие земляки, не выдержав безработицы и унижений, подняли бунт, дело чуть не дошло до кровопролития. Толпы людей, доведенных до исступления, забаррикадировали въезды в город, захватили муниципалитет.

Дорогой Наум! Я в настоящее время с дочерью нахожусь в Вене в надежде вернуться на Родину. Живем по ул. Мальцгассе, 1. Если ты когда-либо смотрел спектакль Горького «На дне», то ты можешь себе представить условия, в которых мы живем. Люди спят по 10 — 15 человек в одной комнате, нищета и грязь неописуемые. Склоки заедают детей и взрослых. Сотни людей без гражданства и подданства… И при всем этом нам уже легче — мы вырвались с «обетованной земли».

Есть единственное святое место на земле — это Советский Союз, где человек свободен, где культура и образование достигли невиданных высот, где человек не знает, что такое безработица, где человек никогда не задумывается о своей старости, где социальные законы гарантируют спокойную человеческую жизнь. Наум, оцени все это в должной мере.

 

Непоправимая ошибка

Открытое письмо К. Гуревича к знакомым в СССР.

Все, что произошло со мной перед выездом в Израиль и в самом Израиле, я рассматриваю теперь как непоправимую ошибку, как какую-то дикую расправу над самим собой и близкими.

Собираясь в тесном кругу, мы, переселенцы в Израиле, часто обсуждаем поступки израильтян, их взгляды — белых и черных (такое разделение там существует). Мы рассматриваем явления, которые поражают нас своим противоестественным для нормального человека характером. Прежде всего, нас здесь не любят, как утверждает радио Израиля, а ненавидят. За двадцать месяцев моего пребывания в Израиле я убедился, что отношение к евреям из СССР иначе как ненавистью назвать нельзя. Здесь ведется систематическая антисоветская пропаганда, сдобренная доброй порцией вранья. И этому вранью верят. После того как мы приехали в Израиль, нас все время спрашивали здесь, были ли у нас в России квартиры, канализация и водопровод.

В то же время вам трудно себе представить, какая грязь во всех городах и городишках Израиля. Канализация Тель-Авива (его новой части) выпускается на окраине в открытую канаву, и вся эта дрянь без всякой очистки устремляется к морю. Санитарно-эпидемиологическая служба здесь отсутствует полностью.

Когда приезжаешь сюда, то узнаешь, что Израиль не только полон воров и проституток, но и является главным экспортером этих отбросов в европейские страны. Израильское радио представляет свою страну как полную любви сограждан друг к другу, как общество высокой морали. Это грубая ложь. Буквально все здесь оценивается в деньгах, дух торгашества не находит себе никаких препятствий. Поражает аморальное поведение людей благородных профессий, особенно врачей. Я знаю много случаев, когда во время забастовок медиков всех больных выбрасывали из больниц, поликлиники не оказывают бесплатно никакой помощи — даже умирающим. Известны факты селекции умирающих, привезенных из районов военных действий: несостоятельных просто тихо отправляют на тот свет.

Большинство людей, с которыми я встречался, глубоко сожалеют о том, что приехали сюда. Очень многие из них, имея высшее образование, работают чернорабочими, особенно трудно тем, кто старше пятидесяти лет. И все-таки не это побудило меня покинуть Израиль — ведь я имел работу в Иерусалиме, квартиру и даже автомашину. Социальное одичание, мракобесие — вот что больше всего мне претило в Израиле. Вы представить себе не можете, какая дикая атмосфера создается вокруг каждого молодого человека из СССР, если он не обрезан. При врачебном осмотре в его карточку ставят пометку 97 процентов здоровья, тогда как обрезанным — 100 процентов. Таким образом все узнают об этом факте. Среди населения существует глубокое убеждение, что тот, кто не обрезан, — нечеловек, он изгой. Начинается травля, и юноша вынужден идти на операцию. Религиозные догмы и связанные с ними первобытные правила прививают детям в семье и в школе. Я запрещал своей дочери изучать эту чушь. А между тем с плохой оценкой по талмуду и торе здесь закрыт доступ в вуз. Больше того, взрослые люди, приехавшие из СССР, — адвокаты, учителя — должны изучить «закон божий», если хотят переквалифицироваться. Иудейское духовенство тут играет огромную роль. Все гражданские дела: рождение, брак, развод, смерть, а также имущественные ведет лишь раввинат, и только по законам торы. Ребенок с первого класса начальной школы и до окончания университета обязан изучать этот предмет. Однажды я спросил свою дочь, что ей объясняли на уроках торы (им посвящается четыре дня в неделю). Она ответила, что мы — избранный богом народ и должны властвовать над остальными; мы должны поступать с арабами так же, как Иисус с врагами, — истреблять их огнем и мечом. Я запретил ей ходить на эти уроки.

На меня угнетающе действовало, что Израиль — очень замкнутая страна. Вдоль границ расположены военные лагеря. Здесь живут, как на острове, и многих гнетет это чувство ограниченности пространства. А ведь нам говорили о свободе передвижения.

В то же время выехать из Израиля не такое простое дело. Каждый приезжий автоматически становится должником всесильного еврейского агентства «Сохнут». Уже в Вене переселенцы подписывают различные бумаги на непонятном им языке, которые оказываются не чем иным, как векселями за различные услуги. Я неплохо зарабатывал, но тем не менее сумел рассчитаться с «Сохнутом» лишь к концу второго года жизни в Израиле. Те же, кто получает меньше и живет в провинции, вообще не имеют никакой возможности расплатиться с «Сохнутом» и вынуждены примириться со своим положением навсегда. Здесь разработана целая система привлечения и удержания иммигрантов. За пределами Израиля мало кто знает правду об этой стране. Средства массовой информации, в большинстве своем контролируемые сионистами, замалчивают ее. Только теперь благодаря вырвавшимся из Израиля мировая общественность начинает интересоваться этим вопросом. И сразу же становится очевидным, что здесь грубо нарушаются права человека. Я описал только малую часть того, что заставило меня не только выехать из Израиля, но и глубоко разочароваться в человеческих качествах многих, кого я там видел.

 

Живу надеждой

18 сентября 1976 г. минчанка М. К. Давыдович с дочерью и внуком выехала в Израиль. Она увезла с собой также гроб с телом покойного мужа. Е. А. Давыдович умер в апреле 1976 года в тот самый момент, когда в его квартире находились очередные сионистские эмиссары из США. Зарубежные вояжеры, посещавшие Давыдовича под видом туристов, всячески подстрекали его к антисоветским клеветническим заявлениям «об ущемлении человеческих прав», «отсутствии свободы личности в СССР» и т. п. Так было и на этот раз. Приехавшие эмиссары оказали на больного Давыдовича слишком сильное воздействие. Один из них, Леон Джик, сообщил впоследствии представителю Интуриста: «После нашего разговора ему стало плохо, и он вскоре скончался. Я не исключаю, что наш визит способствовал его смерти».

Вскоре в Белоруссии стали получать от Давыдовичей письма, в которых выражались сожаление и раскаяние в совершенной роковой ошибке. Некоторые выдержки из этих писем опубликовала газета «Советская Белоруссия» 4 декабря 1976 г.

«Вот уже 12 дней, как мы покинули Родину, — пишет М. К. Давыдович. Непривычный климат, жизнь пока еще в кредит, мучительные думы о том, сумеем ли приспособиться. В разговорах с такими же, как мы, чувствуется, что на душе у многих одно и то же. Вот уж поистине верно: не коснешься чужбины — не оценишь, что потерял».

«Сделайте все возможное, чтобы нам простили наше страшное заблуждение. Мы не можем жить во лжи, которую сами себе создали».

«В каждом письме я пишу одно и то же: я хочу вернуться домой. Узнайте в Минске, как это сделать, и мы будем хлопотать об отъезде. Все это очень сложно, но, если у меня хватит физических сил, я это сделаю, ибо жить еще хочется. Ну, а если нет — не могу сказать, что с нами будет…»

«Живу (если это жизнь) надеждой, что когда-нибудь увижусь с вами и что когда-нибудь исправлю все, что было сделано не так, как подсказывали сердце, совесть».

«Очень и очень тяжело. Никогда мне не понять, для чего это искусственное переселение. Как жаль, что не было возле нас истинных друзей, которые помогли бы понять происходящее.

Теперь с каждым днем мы все больше и больше в долгу у наших «друзей»».

«Мы живем в ульпане, это своего рода гостиница для вновь прибывших, где люди живут полгода, пока учат язык, а некоторые и больше, пока не получат постоянной квартиры или работы… Каждый день проживания в гостинице и плюс питание — за все это надо рассчитаться. Одним словом, большего издевательства над собой мы бы не придумали».

Из писем и заявлений советским властям

«Сионисты торгуют живыми людьми! Мы убедились в этом и знаем, как это делается. Здесь человека сразу же посылают на черную, тяжелую работу, предупреждая, что в случае отказа он не получит и куска хлеба. За каждым записывается столько долгов, неизвестно откуда взявшихся, что расплачиваться за них нужно всю жизнь. Об учебе и медицинской помощи мы здесь и не смеем мечтать».

Гавриил Кобайванов (Лод, ул. Хашмонаим, блок 7, кв. 29), Рафаэль Джинжиашвили (Лод, ул. Давида-Мелех, д. 155, кв. 4), Элказар Газнелишвили (Хашмонаим, блок 5, кв. 11), Шалва Иосебашвили (блок 5, кв. 11) и др. — всего двадцать подписей.

«С первого же дня моего пребывания здесь я понял, что жить тут невозможно. Жизнь вдали от Грузии для меня и моей семьи равносильна смерти».

Яков Цацанашвили (г. Лод, Шикун Рамад, блок 155, кв. 17).

«Наша мечта — вернуться на прежнее место жительства, в город Черновцы, жить и работать на родине».

Ефим Куперман с семьей из четырех человек, проживающие в Кирят-Хайм, Рехов-Бенцви, 23/6.

«Совершили роковую ошибку, просим помочь вернуться на родину»

— из письма семьи Хайтов, проживающей в Тель-Авиве, Яд Элиаху, Хагибор Хаалмони, д. 48, кв. 8.

«Израилю нужно побольше таких дураков, как мы, чтобы выклянчить миллионы от сионистов в Америке — вроде бы для евреев из СССР, а на самом деле — для закупки вооружений, чтобы воевать с арабами. Будь проклят этот израильский рай!»

— Борис Зильберфайн, Михаил Кислин, Владимир Здоровинский, всего 60 подписей.

«В Иерусалиме многие месяцы не мог найти работы. Чтобы не умереть с голоду, побирался у синагог. Невероятными усилиями скопил деньги и выехал в ФРГ. Однако в административном порядке насильно был отправлен назад.

Виктор Курт, 53 года. Израиль.

В аэропорту «Лод» меня передали агентам «Сохнута», еврейского агентства, занимающегося поставкой иммигрантов в Израиль. Чтобы отомстить за побег, они отправили меня в иерусалимский психиатрический госпиталь «Кфар Шауль». Не зная, как вырваться оттуда, я пытался покончить жизнь самоубийством. Наконец бежал и перебрался в Грецию. В Афинах обратился к властям с просьбой помочь мне вернуться на родину. Но меня вновь передали агентам «Сохнута». Я снова очутился в психиатрическом госпитале. Там со мной обращались по-зверски. Я требовал, чтобы меня отпустили. Тогда меня перевели в госпиталь «Ган Мегед» в местности Ход Гашарон. Это психиатричка для убийц, насильников, садистов и извращенцев. Меня здесь избивали, выбили зубы. Мне вновь удалось убежать. Скрываюсь сейчас у друзей».

 

Из писем родным и знакомым

«Мама, я не могу тебе описать, как мне тяжело и плохо. Я много работаю, но мне не хватает на жизнь, кое-как концы с концами свожу».

Израиль, Шрейтель Аврум

«Живу я сейчас в общежитии. Родителей вижу очень редко. После занятий хожу подрабатывать — нужны деньги, чтобы жить. Только, пожалуйста, не смейся — я мою посуду и полы в ресторане. Я не вижу никаких перспектив. Если устроюсь на работу, буду работать только для того, чтобы снова приехать в Черновцы».

Израиль, г. Беер-Шева, Шикун «Эй» Маон Хастудентам, Бэйт Рэмет, 3/106, Горовиц Яков

«Я больше не могу, целыми днями хожу голодный. Если б вы знали, сколько людей хотят назад. Я хочу назад, только в Россию, где я родился и учился. Хотел удрать еще из Чопа, но не смог».

Израиль, Лейдерман Марик

«В автобусах здесь курят, плюют на пол, лущат семечки. В кино после сеанса всюду валяется апельсиновая кожура, бутылки из-под кока-колы.

Израиль, Бней-Брак, Меламуд Софья

На прилавках книжных магазинов, газетных киосков полно порнографических журналов, изданных не только на английском языке, но и на иврите, на том языке, который считается государственным и на котором написаны все священные книги. Раввинат запрещает в субботу движение городского транспорта, оставляет людей, которые единственный день в неделю хотят и могут навестить родных, без возможности доехать, но зато разрешает издание на священном языке всяческих пасквилей, растлевающих души людей.

В кинотеатрах много фильмов-боевиков, где смакуют убийства и показывают без конца любовные мелодрамы. Но самое нетерпимое, когда в автобусе и в кино подымают ноги на соседнее сиденье и упираются в сидящего впереди грязными ботинками или же занимают в автобусе два места на сиденье, усаживаясь с ногами. Говорят — это свобода! Говорят, что раз есть налоги за уборку мусора, можно сорить. Возможно! Но такая свобода — сорить, плевать и растлевать подростков — мне не нравится.

Ни разу не была еще в филармонии или в театре. Билеты в филармонию стоят 15 — 20 лир, а если иностранные гастроли, — еще выше. Библиотеки все платные, надо оставлять залог, плата за каждую взятую книгу отдельно.

Пособие старым людям мизерное: папа с мамой получают 220 лир, тетя Хана — 120, ей очень несладко…»

«Знаешь только работу и дом — вот это все развлечения. В пятницу перед выходным никуда не пойдешь и не поедешь — страна очень религиозная, и все здесь закрыто… Оставаться в этой стране я не могу…»

Израиль, Сарвер Яков

«Здесь все жалеют о том, что приехали сюда. Яша хочет устроиться на работу где-нибудь, но никакой работы нет. За два месяца мы еще ни одного рубля [9] не заработали. Женщины убирают квартиры у людей, работают уборщицами в гостиницах. Другой работы для них нет.

Израиль, Вольдман Рахиль Ицковна

В детском саду кормят только два раза: утром — кусочек хлеба с маргарином и кофе, днем — овощной или вермишелевый суп, а на второе рожки или лапша, причем мясное не дают и молочное тоже… Игрушек нет. Дети играют коробочками из-под сигарет, из-под сметаны, бедность ужасная.

Вообще мы возвратились на 50 лет назад».

«С каждым днем все становится дороже: продукты, транспорт, связь, квартплата и т. д. Вообще здесь жизнь не для нас. Нет ничего постоянного сегодня человек работает, а завтра ему скажут, что он не нужен, и жаловаться некому».

Израиль, Вольдман Яков

«Здесь рабовладельческий строй. Человек не имеет никакого значения: когда ты работаешь — ты им нужна, кончила работу — и тебя уже не знают. Доченька, поверь, что я ни одного слова не преувеличиваю, пишу чистую правду… Я не знаю, как я еще живу на свете. Утром, больная, должна подняться и идти на работу, потому что страшно: каждый день дрожишь, чтобы хозяин не сказал: «Больше вы мне не нужны», — тогда хоть веревку на шею…»

Израиль, Килимник Хая

 

Документальные свидетельства бывших граждан СССР о мытарствах в западноевропейских странах

Ныне Израиль подобен бассейну в классической школьной задаче, из которого убывает вода. Ежегодно число беглецов из Израиля превышает число прибывающих. Бегут от войны, нищеты, дискриминации и расизма. Бегут, обнаружив, что так называемая национальная общность — не что иное, как пропагандистский миф. Бегут, вырываясь из капкана долгов. Бегут, несмотря на практику насильственной депортации беглецов из европейских столиц назад, в Израиль.

Беженцы расселяются в разных западных странах, образуя новые гетто в больших городах — такие, как Остия в Риме, Мальцгассе в Вене. Здесь не рады нахлебникам, местных жителей не минуют экономические кризисы и безработица. Жестокая борьба за существование встречает «гостей свободного мира».

«Правду! Правду!», — с возмущением требовали от израильского министра абсорбции Пеледа, выступавшего на пресс-конференции в Вене, беженцы Израиля. Они потрясали денежными квитанциями, обвиняя министра в том, что тот заманивает людей фактически в долговую тюрьму, где их обирают дочиста.

Бывшие переселенцы передали через посольство Израиля в Австрии протест-заявление израильскому правительству по поводу «продолжающегося обмана советских граждан еврейской национальности и всей мировой общественности».

«Мы обвиняем самым решительным образом международный сионизм и его ударную силу — господствующие круги Израиля — в хладнокровной политике обмана, которая ведет к трагедии тысяч невинных людей, — говорится в этом заявлении. — Мы не имеем ничего общего с населением, которое проживает на территории Палестины вообще и в Израиле в особенности».

Буржуазная пресса на Западе, долгое время развивавшая тезис израильской пропаганды «а сладкой жизни в сионистском раю», постепенно начала говорить о тяжелом положении беженцев из Израиля. Американская газета «Нью-Йорк колэм» (1973, 26 янв.) так, в частности, писала об одном из них: «Оставив жену и ребенка в Риге, Абрам Гец уехал в Израиль. Однако, проведя девять месяцев в Яффе, он решил бежать в Вену. С тех пор Гец живет в одной из самых ужасных трущоб. Он ночует в комнатке размером 12Х9 футов вместе с пятью другими евреями, работает по 56 часов в неделю. Получает гроши. Но Абрам доволен, что ему разрешают работать вообще. Он говорит: «Я был дураком, совсем дураком. Ринуться в Израиль вместе с другими — в этом и была моя погибель. А теперь я вынужден расплачиваться за свою глупость».

Газета «Нью-Йорк пост» (1975, 22 апр.), рассказывая о беженцах из Израиля, осевших в Западном Берлине, писала: «Я не знал, что в странах «свободного мира» столкнусь с такими трудностями», — говорит инженер из Одессы. Он, его жена и их маленькая дочь принадлежат к числу евреев, которые прибыли в этот город, чтобы начать все сначала, потому что они не смогли приспособиться к жизни в Израиле. Им не потребовалось много времени, чтобы убедиться, что и здесь жизнь тоже нелегка. Немецкие власти, так же как и израильские, отнюдь не встречают их с распростертыми объятиями. Надо овладеть немецким языком, найти работу, жилье, приобрести утварь и мебель.

Те, кто прибыл после 10 февраля, подпадают под действие закона об иностранцах, а это означает, что им выдается разрешение на проживание в стране в течение трех месяцев, после чего им снова приходится хлопотать о его продлении. С тех, кто живет в общежитиях Красного Креста, взимают 27, 5 марки (12 долларов) с человека в сутки за комнату и стол. Их долг будет вычитаться из заработной платы после того, как они найдут работу.

«Мой долг составляет уже 17000 марок (7400 долларов), и это не дает мне спать по ночам», — говорит один молодой механик. Он тоже уроженец Одессы, прибыл сюда из Израиля 11 месяцев назад и до сих пор не имеет работы, хотя он и изучил немецкий язык, оплачивая уроки из собственного кармана. Его жена ждет ребенка».

Продолжая ту же самую тему, западногерманский журнал «Шпигель» (1977, N 14) сообщил о новом гетто близ Рима — Остии. «Его жители — жертвы договоренности между Израилем и США, согласно которой ни один из евреев, выехавших в Израиль из СССР, а затем покинувших Израиль, не имеет права на въезд в США, — писал «Шпигель». — И так как Израиль дал им лишь временные паспорта, которые действительны немногим более года после выезда, они не могут въехать ни в какую другую страну. Жестокая правда состоит в том, что эти люди не нужны ни одной стране мира».

В этом разделе книги содержатся свидетельства бывших советских граждан о том, какие «права человека» они нашли для себя в государствах Западной Европы.

Большая группа беженцев из Израиля, в свое время выехавших туда из Советского Союза, а ныне оказавшихся в бедственном положении в Австрии, обратилась с письмом к Генеральному секретарю ООН Курту Вальдхайму. Оно подписано более чем тремястами липами. Это написанное по-русски письмо приводится здесь с некоторыми сокращениями.

Генеральному секретарю Организации Объединенных Наций

г-ну Курту Вальдхайму

Не будем сейчас подробно вдаваться в причины нашей эмиграции из Советского Союза, так как это можно выразить общей фразой, а именно: движимые в большинстве своем обывательской психологией, мы эмигрировали в Израиль.

Столкнувшись с израильской действительностью, например с презрением израильского общества ко всему, что только из Советского Союза, мы познали удивительный и вместе с тем страшный парадокс…

Сионисты вытянули нас из Советского Союза обманным путем, желая превратить в послушных рабов. Для такого утверждения есть достаточно фактов, как социальных, так и моральных. Достаточно привести такой факт. Ицхак Рабин, вступая на должность главы правительства, цитировал древнее изречение из маасса-мераглим [10] : «В стране свирепствовали беспричинная вражда между людьми, бандитизм, воровство, проституция, коррупция, в результате чего был разрушен первый храм».

Надо полагать, что он это цитировал не для давно умерших предков, а для ныне живущих евреев не только в Израиле, но и в других странах. Но все несчастье в том, что правители Израиля, не желая войти в конфронтацию с израильским обществом, с которым они органически связаны, по сути, создали в стране историческую аналогию.

Естественно, что это нам открыло глаза. Так же естественно и то, что мы начали сопоставлять наше положение как людей, еще раз подчеркиваем — как людей, в Советском Союзе с тем положением, в которое мы попали в Израиле. Словом, наш протест мы выразили бегством из этой чуждой для нас страны.

Исходя из вышесказанного, мы имеем моральное право заявить всему миру: мы отказываемся называться гражданами Израиля, хотя правительство Израиля искусственно навязало нам свое гражданство и теперь объясняет наше бегство разными аргументами, которые идут вразрез с фактами.

Итак, мы, гонимые нашей судьбой, насыщенной драматизмом, находимся в Австрии. Мы задаем вопрос: почему мы оказались в таком бедственном положении?.. Почему мы должны терпеть социальные, духовные муки, не говоря уже о том, что мы оказались на правах безродных?.. Почему те, кто до хрипоты обвиняет Советский Союз в каком-то нарушении «прав человека», нас, эмигрирующих в их мир (будь он проклят прежде, чем мы его узнали!), обрекают на социальные, духовные и моральные муки?.. Почему нас лишают права получить гражданство той страны, представители которой довольно активно выступают за свободную эмиграцию, и в первую очередь федеральный канцлер Австрии господин Крайский?..

Следует добавить, что мы социально разграничены с австрийским гражданином, в результате мы получаем за наш труд (если кому и удается устроиться на работу) намного меньше, не говоря уже о том, что нас эксплуатируют бесконтрольно со стороны разных социальных институтов. К тому же капиталисты, зная наше желание вернуться на родину, в Советский Союз, — там и только там могут закончиться наши муки — с патологической ненавистью издеваются над нами.

Наши жилищные и бытовые условия — это жизнь в трущобах, не говоря уж о том, что за квартиру капиталисты с нас сдирают одну треть нашей зарплаты, и это также происходит бесконтрольно со стороны австрийских властей. Наконец, исключительно бедственно положение стариков и больных. В прошлом обеспеченные и гордые граждане Советского Союза из числа лиц пенсионного возраста, теперь они вообще лишены возможности работать или хотя бы получать минимальное пособие. Многие из них дошли до такого нищенства, что вынуждены просить милостыню.

Люди интеллектуального труда из бывших граждан Советского Союза не могут найти работу по своей специальности, ощущая тенденциозность по отношению к себе, которая выражается в непризнании советских дипломов. В результате они вынуждены работать грузчиками, тяжело сгибаясь под гнетом своих шефов, от которых ты только и слышишь: «шнель, шнель» («быстрее, быстрее»). С другой стороны, конституционным законом предусматривается получение гражданства только через 10 лет, причем эта возможность под большим вопросом.

Что касается наших духовных страданий, особенно страданий наших детей, то, не вдаваясь в глубокую дискуссию по вопросу духовной ассимиляции евреев в Советском Союзе, а исключительно основываясь на фактах, мы говорим, что в послереволюционные годы в Советском Союзе были созданы многие еврейские школы, еврейские театры и др. И вместе с тем без всякой тенденциозности со стороны советских властей начался заметный процесс духовной ассимиляции с русским народом. Для одних это было сознательно, для других — подсознательно. Мало того, мы, евреи, впитали в себя такую благородную черту, как дружелюбие советского народа.

Естественно, что мы и наши дети хотим сохранить в себе наше духовное содержание, которое никто не вправе отнять у нас, но, к великому нашему сожалению, мы лишены возможности учить наших детей на родном русском языке. Развивая мысль о вышесказанном, мы говорим, что если речь идет, как это утверждают сионисты, о действительном национальном самосознании евреев, которое побудило нас эмигрировать на историческую родину, то спрашивается, почему так живучи в нас все духовные и, мы бы даже сказали, бытовые черты русского народа, например такие, как гостеприимство, а не жадная меркантильная психология, которая свойственна израильскому обществу? Мало того, сионисты пытались и пытаются привить нам крайний национализм, т. е. как можно быстрее подавить наше духовное содержание. В результате мы пришли и в этом вопросе в противоречие с ними.

Для того чтобы подчеркнуть объективно вышесказанное, достаточно обратиться к известному высказыванию израильского историка Гольмони, который сказал: «Израильское общество катится вниз, к крайнему национализму и фашизму».

В западном мире, в том мире, который твердит о своей политической свободе, по сути политическая свобода служит исключительно для потенциальных возможностей разных политических партий, для борьбы за власть, что в конечном итоге кардинально ничего не изменяет. С другой стороны, нетрудно заметить, что пропагандирование политических свобод в условиях западного мира также преследует цель идеологической диверсии против Советского Союза. Наши страдания — это, быть может, их политическая и идеологическая «победа», в результате чего мы попали в «капкан» западной пропаганды, но наши страдания и желание вернуться на свою родину, в Советский Союз, — не более как пиррова победа западной пропаганды.

История эмиграции из разных стран сама по себе закономерна, хотя каждая из них имеет свои характерные черты, из которых главная — это социальные мотивы, другие — политические. В связи с этим перенесемся в царскую Россию, откуда большое количество передовых людей вынуждено было эмигрировать в разные страны, спасаясь от царской реакции. Но история тех времен не знает, чтобы западные страны выступали так активно и единым фронтом против царского произвола в отношении все нараставшего числа политических эмигрантов, как они делают это сейчас в защиту совершенно незначительного числа лиц. Если говорить о нашей эмиграции, то, как уже отмечалось в начале нашего письма, мы были движимы в большинстве своем обывательской психологией — результат, как видите, налицо.

В настоящее время мы видим в лице советского народа единую социалистическую нацию с высокоразвитым нравственным и гражданским самосознанием. Советская интеллигенция твердо определила свое место в социалистическом обществе, не говоря уже о рабочем классе, который не знает социальных проблем, о чем мы вспоминаем еще больше, морально страдая на фоне наших социальных и духовных бедствий.

Политические авантюристы оскорбляют советский народ, народ, который рожден из гнева выстрадавших веков, на баррикадах и в сражениях за право быть человеком!

И вот мы, бывшие граждане Советского Союза, в так называемом свободном мире потеряли такое право, от глубокого и страшного сознания этого люди идут на крайность — вешаются, бросаются в Дунай с возгласом, раздирающим душу: «Прости, Родина!», оставляя после себя ни в чем не повинных детей на произвол судьбы, которых, к счастью, Советское правительство возвращает на родину, но в памяти которых на всю жизнь останется весь ужас и жалость к своим родителям, виновникам их детских страданий.

Так кто же эти люди, которые хотят таких трагедий, продолжая выманивать все новые и новые жертвы из числа заблудших?! И кто такие те, кто в этом им помогает? Мы обращаемся к ним с законным негодованием: «Не шутите с историей, ибо страдания в конце концов выносят жестокий приговор мучителям!» Наши страдания — это обвинительный акт против политических авантюристов.

В своем письме мы много раз упоминаем слова «наши страдания». Если бумага их терпит, то для нас это крик измученной души. Мы хотим, чтобы этот крик услышали виновники наших страданий — политические спекулянты в вопросе свободной эмиграции. Мы поняли, что как человек, так и общество, привыкая к хорошему, часто теряет чувство его ощущения не только материально, но и психологически. Этим и пользуются политические ловкачи, заманивая таких, как мы.

Исходя из вышеизложенных фактов, мы просим послать соответствующую комиссию по правам человека в Австрию с тем, чтобы выяснить наше бедственное положение и положить конец всяким спекуляциям по вопросу о правах человека. Это Ваш долг перед совестью Организации Объединенных Наций.

Данное письмо Генеральному секретарю ООН побудило итальянскую печать по-новому оценить проблему выезда евреев. «Этот документ, — писала «Паэзе сера» (1976, 11 дек.), — дал новую информацию о методах, с помощью которых определенные западные государства и организации спекулируют на так называемом еврейском вопросе. He остается никакого сомнения в том, что сионистские организации США и Израиля далеки от реальных проблем еврейских этнических меньшинств в других странах. Они превратили» эти меньшинства в орудие своей политической пропаганды. Десяткам тысяч евреев была предложена заманчивая перспектива «жить в условиях благосостояния и свободы» в Израиле. На самом же деле они оказались в обстановке, очень далекой от пропагандистских обещаний, что хорошо видно из обращения бывших советских граждан-евреев. Сейчас они живут в Остии в ужасающих условиях, без всяких перспектив на будущее».

11 декабря 1976 г. агентство АНСА сообщило, что им приходится жить в скудно меблированных комнатах. В одной малогабаритной квартире проживают, как правило, по несколько семей. И за подобное жилье они должны платить хозяевам не менее 100 — 120 тыс. лир в месяц.

Даже консервативные буржуазные органы итальянской печати вынуждены признать эти факты. Здесь, в Остии, пишет корреспондент газеты «Джорнале» (1976. 11 дек.), живут в основном инженеры, медики, люди гуманитарных профессий, которые дошли до последней степени нищеты и не могут ни уехать из Италии, ни найти здесь работу. «Мы считаем себя жертвами самой жестокой несправедливости и дискриминации со стороны именно наших так называемых братьев по крови», — заявил корреспонденту «Джорнале» один из живущих в пригороде итальянской столицы.

 

Барахолка на Порта-Портезе

В Риме на Порта-Портезе еще с послевоенных лет по воскресеньям функционирует барахолка, или просто «американка», как ее называют в память о тех временах, когда здесь сбывали военное имущество американские солдаты. Ныне на барахолке целые торговые ряды заняты беженцами, поселившимися в Остии. Кто торгует сувенирами, кто антиквариатом, кто носильными вещами.

«На прилавке Александра, бывшего квалифицированного рабочего из Одессы, ныне торгующего на барахолке, множество тряпок, — писал итальянский журнал «Эпока» (1975, 10 мая). — Среди его товаров кроме фартуков вы найдете толстые полотняные простыни, черные лакированные коробочки, кировские знаменитые матрешки, кусочки янтаря, перламутровую ложечку, длинный кусок кружева, деревянную миску для борща. Александр и его супруга Мария многие месяцы ждут визу для выезда в Канаду, там живет их сын.

Лидия Смирнова из Тбилиси — переводчица английского языка. Ее муж инженер. С ними их дочь Екатерина, 10 лет. Несколько месяцев они ждут визу в Соединенные Штаты. Вынуждены продавать свои вещи. «Витриной» им служат куски материи, расстеленные прямо на земле.

Две сестры-старушки предлагают аппарат для измерения давления, два будильника, радио, загадочным образом передающее русские песни. Старик продает столовое серебро, размахивая вилками и ложками.

Час дня. Порта-Портезе пустеет. Необычные торговцы возвращаются в Остию, где они живут в маленьких квартирках домов, напоминающих казармы. У всех у них, прибывших из Киева и Ленинграда, Одессы и Москвы, в прихожей стоят чемоданы, как будто с минуты на минуту эти люди должны уехать. И действительно, все ждут отъезда. Но виз нет…»

Этот репортаж итальянский журнал «Эпока» опубликовал 10 мая 1975 г. С тех пор мало что изменилось на Порта-Портезе. Корреспонденты агентства печати «Новости» неоднократно бывали здесь в течение 1977 года, встречались и беседовали с коммерсантами поневоле. Среди них есть и бывшие инженеры, и бывшие врачи, и бывшие музыканты. Здесь можно увидеть профессора, торгующего зеленью, скрипача, который ходит по домам стирать белье. Все эти люди оставили на покинутой Родине работу, которая когда-то приносила им моральное удовлетворение, вызывала уважение окружающих, обеспечивала хорошую жизнь. Их соблазнили посулы сионистской пропаганды.

Теперь они снимают квартиры в складчину несколькими семьями. Школы нет, дети предоставлены самим себе. Нет и больницы, куда можно было бы обратиться за бесплатной медицинской помощью.

Наиболее бедствующая категория — так называемые повторные эмигранты, т. е. люди, выехавшие в Израиль, а затем бежавшие с «обетованной земли». Сионистские организации обращаются с беглецами, как с изгоями. Им отказывают даже в том мизерном пособии, которое предоставляется остальным членам остийской колонии. Положение многих из них просто трагическое, безвыходное. Они покинули Израиль и потому не только не могут рассчитывать на материальную помощь сионистских организаций, но зачастую преследуются ими.

Некоторые настолько запуганы, что боятся говорить о своих горестях. А если говорят, то просят не называть их имен в печати. Доведенные до отчаяния, они сначала устроили молчаливую манифестацию протеста у дверей филиалов сионистских организаций «Джойнт» и ХИАС в Риме, а потом провели голодную забастовку. Но это отнюдь не смягчило отношения к «бедствующим братьям» со стороны сионистских руководителей и израильских властей. В посольстве Израиля в Риме разъясняют, что не считают своей обязанностью печься о судьбе людей, которые «сделали эмигрантскую жизнь своей второй профессией».

«Мы хорошо жили в СССР, — говорит Т. Мизирова из Нальчика, мать шестерых детей. — Однако, поддавшись сионистской пропаганде, поехали в Израиль. Дорого нам стоил этот опыт».

«В Израиле, — добавляет ее дочь Зоя, — мы столкнулись с открытой враждебностью местного населения. Нам известны случаи, когда, не выдержав условий жизни на «земле обетованной», приехавшие из СССР кончали жизнь самоубийством. В ужасном положении оказались мы и в Риме. Здесь нет никакой работы. Живем впроголодь. Однако самое страшное — мы не знаем, что нас ждет завтра, Но как бы ни было — в Израиль больше ни ногой».

В Остии обосновались и представители той немногочисленной прослойки, которая активно участвовала в СССР в распространении сионистских измышлений.

Это, например, Янкель Ханцис, ему 44 года. До выезда из СССР он превозносился западной буржуазной пропагандой как «видный диссидент». Ханцис не скрывает, что был активным врагом социалистических порядков и боролся против них как мог. За противозаконную деятельность советский суд приговорил его к четырем годам лишения свободы. Отбыв наказание, Ханцис выехал в Израиль.

«Сначала, — вспоминает он, — меня активно использовали в целях антисоветской пропаганды. Было даже организовано нечто вроде пропагандистского турне по США с «лекциями» об «ужасах содержания заключенных в советских тюрьмах». Скоро мои «свидетельства» всем приелись, я вернулся в Израиль, где начались мои мытарства. Я кончил тем, что тоже бежал из Израиля».

 

Публикация АПН

Самоубийство Валерия Пака

О трагической смерти Валерия Пака, 32 лет, из Одессы, сообщила газета «Правда» от 3 ноября 1976 г. Выехав на Запад, бывший советский гражданин Валерий Пак быстро убедился, чего стоят щедрые посулы «проповедников прав человека». Около года прожил он в Остии без денег и без работы. Все его попытки найти хоть какой-то заработок оканчивались неудачей.

«В Италии хватает своих безработных», — отвечали ему хозяева. С безразличием отнеслись к его судьбе местные отделения сионистских организаций «Джойнт» и ХИАС. Жизнь беженца из Израиля никого не интересовала. Постепенно им овладело отчаяние…

В ночь на 31 августа 1976 г. Пак покончил с собой, выбросившись из окна на каменную мостовую.

В газете «Наша страна», издающейся в Буэнос-Айресе на русском языке, 21 декабря 1976 г. опубликован следующий документ под заголовком:

Рабы Израиля в XX веке

А. Айзенберг. Париж, 4 декабря 1976 г.

Главам государств Генеральной Ассамблеи ООН

Генеральному директору ЮНЕСКО

Комитету защиты прав человека

Я — бывший советский еврей А. Айзенберг. В 1973 году мы с дочерью в результате ложной информации, данной израильскими чиновниками в Вене, были вывезены в Израиль, где моя дочь считается русской (по матери). Поэтому она не имеет права выйти замуж за еврея, так как в Израиле действует только религиозный брак, а гражданский брак отсутствует (нарушается статья 16 Декларации прав человека). Я в течение полутора лет не имел работы и перспективы ее иметь.

Ввиду вышеизложенного, продав все накопленное за всю жизнь, мы выехали из Израиля. Но израильские власти без нашего согласия принудительно прилепили нам израильское гражданство (нарушена статья 15 Декларации прав человека). В результате чего нас нигде не принимают на иммиграцию. Таким образом, вопреки статье 13 Декларации прав человека мы оказались рабами Израиля в XX веке.

Несмотря на то что мы письменно отказались от принудительного гражданства, израильские власти вопреки Декларации прав человека, общепринятым законам и человеческой морали не снимают навязанное гражданство.

Поскольку я выехал по Laisser Passer, надо мной нависла насильственная депортация.

Наше положение катастрофическое, просим оказать срочную помощь, снять с нас насильно навязанное израильское гражданство, тем самым мы снова станем свободными людьми согласно Всеобщей Декларации прав человека.

Данное письмо прошу распространить среди членов Генеральной Ассамблеи ООН.

Жить в Израиле по политическим, религиозным и личным мотивам не можем и не хотим.

P. S. Все письма, высланные в указанные организации, остались без ответа.

 

Насильственная депортация

Акты насильственного возвращения беженцев в Израиль властями западноевропейских государств представляют собой одну из форм поддержки международной буржуазией политики Тель-Авива, попирающей права человека. В наручниках были возвращены в Израиль из Западной Европы Макс Конный и Виктор Курт, свидетельствующие в этой книге. Под страхом насильственной депортации бежал из Израиля Валерий Кувент. Типичную историю о зверской расправе над беженцами из Израиля описал Павел Леонидов, работавший до недавнего времени в реакционной эмигрантской газете «Новое русское слово», издающейся в Нью-Йорке на русском языке. Редактор «Нового русского слова» сионист Седых отказался публиковать этот материал, а вскоре уволил П. Леонидова за «инакомыслие». Автор обратился в посольство СССР в США с просьбой опубликовать описанный им достоверный факт. Вот этот рассказ.

«Четыре семьи — пятнадцать человек: восемь взрослых, семеро детей, двоим по году с небольшим — после долгих лишений, имея туристические паспорта, приобретают билеты и вылетают из Израиля во Франкфурт-на-Майне. Это один из первых групповых побегов с «земли обетованной».

Восемь месяцев назад эти семьи вывозили из СССР Мебельные гарнитуры, холодильники, телевизоры, радиоприемники, проигрыватели, иконы старинные и серебро, а сейчас везут постели да немного вещей носильных. Все осталось в Израиле, пошло с молотка как плата за хлеб насущный, за проезд. Подсчитано все, вплоть до стоимости рейса автобуса, на котором они приехали с венского аэродрома в замок Шенау. Подсчитано питание здоровенных овчарок, охранявших их, заработная плата австрийских полицейских, день и ночь дежуривших в замке, содержание мускулистых, загорелых обалдуев-израильтян, шатающихся без дела по замку и территории. Все подсчитано, за все уплачено. Вещи, проданные в спешке, покрыли долг.

Все взрослые мужчины — работяги с профессиями: шлифовщик, слесарь, автомеханик, кровельщик. Женщины могут мыть полы, стирать белье, готовить обед, ухаживать за стариками… Они будут делать все, только бы уехать подальше от Израиля.

О том, как эти семьи прилетели во Франкфурт-на-Майне и как их здесь встретили, рассказал один из мужчин:

«Подкатывает трап, мы не спешим. Надо уступать дорогу. Это мы еще у себя, на «родине предков», хорошо усвоили. Выходим, идем молча, прислушиваемся. Вроде о нас говорят, но как-то недовольно, зло. Однако нам нечего беспокоиться, мы — туристы в свободном мире. Стали выдавать багаж: получаем узлы с подушками, простынями, одеялами. И тут нас окружили человек тридцать полицейских: «Это вы-то — туристы? С узлами постельными, с детьми грудными?» Согнали всех в комнатку и объявили, что в ФРГ нам делать нечего, что через полтора часа нас отправят назад в Израиль. «Но у нас нет денег на билеты», — сказали мы.

— Назад вас отправят бесплатно, — ответили нам.

— Но мы не полетим назад! Что хотите делайте, не полетим!

Однако полетели. Мне скрутили руки и сделали укол прямо через одежду, вскоре я потерял сознание. Других мужчин избили и надели наручники. После всего этого наши женщины пошли на посадку добровольно».

Насильственная депортация — не единственный метод ограничения эмиграции из Израиля. В западноевропейских странах беженцев терроризируют также сионисты — агенты «Сохнута». Известны случаи жестоких избиений реэмигрантов за правдивые рассказы о порядках в Израиле. Австрийская газета «Фольксштимме» сообщала, что беженец, чей рассказ был опубликован на ее страницах, на следующий же день был уволен с работы. В Риме, Никозии, Бонне, Западном Берлине, Брюсселе, Вене — всюду к беженцам тянутся длинные руки «Сохнута».

Такие способы деятельности этой сионистской организации были раскрыты в ходе судебного процесса, состоявшегося в Вене в августе 1973 года. Отчет о нем подготовлен агентством печати «Новости».

 

Суд в Вене

В зале № 13 дома, в котором размещаются венский суд и тюрьма, журналисты тщательно фиксируют вопросы и ответы. Рядом на скамье для слушателей устроились тихие «лица в штатском». Они внимательно следят за ходом процесса.

Подсудимые отвечают на вопросы.

Габо Хананашвили, 1940 года рождения, проживал в Кутаиси. Сейчас без гражданства. В Советском Союзе был металлургом. Ныне — подсобный рабочий.

Зоя Жвитиашвили, 24 лет. Родилась в Тбилиси, побывала в Израиле, бежала оттуда в Австрию.

— Было ли у вас впечатление, что официальные лица в Израиле любыми путями и способами хотят заманить к себе евреев из Советского Союза? спрашивает судья.

— Да, это так, — отвечает Жвитиашвили.

Постепенно перед присутствующими развертывается картина сломанных человеческих судеб, жертв сионистской пропаганды. И хотя вопрос об отъезде в Израиль решали они сами, все яснее становится и гнусная роль, которую сыграли в этом деле шпионская служба Израиля и сионистская организация «Сохнут».

Уже в первые дни пребывания Хананашвили и Жвитиашвили на «земле обетованной» они поняли, какую жестокую ошибку совершили. Через полгода после мытарств, оскорблений и даже бандитских покушений им удалось выбраться из Израиля. Еще будучи там, рассказывает Хананашвили на суде, я хотел предупредить своих родственников в Грузии, чтобы они не повторили нашей ошибки. Написал подробное письмо, но оно так и не попало к ним.

— Почему? — спрашивает судья.

— Сотрудники секретной службы, — говорит Хананашвили, — нагло заявили мне: «Ты напрасно стараешься. Можешь делать, что хочешь, но твои родственники приедут сюда». Лишь позднее я узнал, что мои родственники в Грузии получили пакет и письмо с приглашением: «Быстрей приезжайте в Израиль». Под письмом стояла моя подпись. Ее подделали агенты шпионской службы Тель-Авива.

Вскоре в Вену пришла телеграмма, в которой родственники Хананашвили сообщали, что выехали в Израиль и просили Габо встретить их 19 мая. Вместе с друзьями Г. Хананашвили и 3. Жвитиашвили прибыли на Восточный вокзал. Однако встреча не состоялась.

Дело в том, что приезжающих встречали также представители «Сохнута», которые должны были доставить их в замок Шенау до отправки в Израиль. Бдительный сохнутовец заметил в вокзальном зале ожидания Габо и Зою. После этого он бросился к дежурному криминальной полиции и обратил его внимание на группу «подозрительных». Инспектор решил проверить у них документы. Но те, знавшие сохнутовца, приняли австрийского полицейского за его коллегу. Тем более что он был одет в штатское. Габо и Зоя бросились от него. Инспектор, не поняв, в чем причина их бегства, попытался задержать их. Они оказали ему отчаянное сопротивление.

В результате Габо Хананашвили и Зоя Жвитиашвили были обвинены в том, что во время задержания они нанесли «физическое оскорбление сотруднику австрийской криминальной полиции при исполнении служебных обязанностей».

— Вы знали, что перед вами сотрудник австрийской полиции? — спрашивает судья.

— Нет, — отвечают обвиняемые. — Мы были уверены, что имеем дело с бандитами из «Сохнута» или агентами израильской секретной службы. Ведь одного из них мы знали в лицо: он несколько дней следил за нами.

В судебном зале Вены выяснилось, что на территории Австрии открыто действуют секретная служба Израиля и агенты сионистских организаций.

После суда судья Хофман, ведший это дело, отказался дать интервью аккредитованным в Вене представителям иностранной печати и репортерам венских газет. Но он согласился побеседовать с советским писателем Цезарем Солодарем, который присутствовал на процессе.

— Господин писатель, вероятно, не верит, что инфантильная Зоя способна была расцарапать лицо полицейскому, — сказал Хофман, — но мой судейский опыт помог мне убедиться, что это было именно так. И все же я ограничился условным осуждением подсудимых. Я учел, что подсудимые не отдавали отчета в своих действиях. Им казалось, что их заставляют покинуть Вену, ими овладел нечеловеческий страх перед насильственным возвращением в Израиль.

 

Смерть художника Шмидта

В 1972 году художник Исаак Шмидт, 68 лет, вместе с супругой и дочерью Евгенией Шмидт прилетел из Москвы в Тель-Авив по вызову своей дальней родственницы Заагавы. Оказалось, что Заагава послала вызов по приказу израильских властей. Она и не думала выполнять обязательства по обеспечению вновь прибывших «всем необходимым». Так для Шмидта начался путь к гибели.

О трагедии Шмидта рассказала его дочь Евгения Шмидт, обратившаяся в Советское посольство в ФРГ. Она представила свои письменные свидетельства, дневниковые записи, свидетельские показания третьих лип, заверенные нотариусом, проливающие свет на существо дела.

..После двух месяцев каторжного труда в Израиле Шмидт получил жилье с каменным полом в городе Акко. Кроватей нет. Белья нет. Хочешь иметь железную койку — дай взятку Хофрихтер или Штраусу, «опекунам» вновь прибывших. Желаешь есть из миски ложкой — готовь новую дань. Не дашь «опекуны» постараются насолить! Никто из эмигрантов не знает ни законов, ни порядков Израиля. «Опекуны» вольны творить с человеком что угодно.

Самой страшной карой могло стать пребывание в сумасшедшем доме, куда Штраус или Хофрихтер имели право запрятать каждого без соответствующего заключения врача. Об этом Евгению Шмидт предупредила одна из ее знакомых, рассказав, как однажды ночью неизвестные схватили в квартире мать и дочь и отправили в психиатрическую больницу Акко. Больше их никто и никогда уже не видел.

Евгения Шмидт бежала из Израиля в ФРГ, рассчитывая устроиться здесь, а затем вызвать отца с матерью, оставшихся в Израиле.

В ФРГ она обратилась за помощью в Мюнхенское отделение Толстовского фонда, эмигрантской организации, контролируемой ЦРУ США. Ее приняла директор фонда г-жа Самсонова. «Мы, работники фонда, — не филантропы из благотворительной организации, — сказала она Евгении Шмидт. — Вы работали в России физиком? Устроим работать на завод «Роденшток». В отдел контроля по выпуску линз».

Родители приехали через месяц. Шмидту требовалось срочно делать глазную операцию. Она стоила две тысячи марок, которых не было.

Решили устроить выставку картин Исаака Шмидта.

13 ноября 1973 г. в «Хаусбегегнунге» состоялся вернисаж. Но денег собрать не удалось.

Сионистам не понравилась такая реклама беглецу из Израиля. 27 декабря 1973 г. в газете «Абендцайтунг» они опубликовали статью, которой началась травля Шмидта как «предателя государства Израиль» и антиизраильского пропагандиста.

16 сентября 1974 г. Шмидт приехал к рентгенологу Бонфигу на Дахауер, 423/1 для снимка желудка. Евгения Шмидт провела отца в кабинет врача. Через двадцать минут Бонфиг отпустил больного. Но как только дочь, придерживая отца под руку, сделала первый шаг в сторону коридора, врач распахнул дверь, схватил Шмидта за ворот рубашки, дернул на себя, оттолкнул Евгению и захлопнул дверь. Евгения Шмидт закричала, стала стучать руками в дверь кабинета. Но никто не отзывался. Через несколько минут дверь приоткрылась и кто-то вытолкнул Шмидта в коридор. Старик еле держался на ногах.

Он показал на голову: «Мне сказали, что нужно сделать еще рентгеновский снимок головы. Больше я ничего не помню…»

Вечером Шмидт почувствовал себя совсем плохо. Утром, когда Евгения вышла по делам в город, к ним без приглашения зашел практиковавший по соседству врач Хеллер. Он измерил Шмидту давление, сказал: «Верхнее — 270. Дела неважные». И ушел. Буквально через несколько минут в квартиру ворвались здоровенные санитары. Они бесцеремонно вытащили Шмидта из постели и в одном белье повели к машине.

Из дневника Евгении Шмидт:

«В Западной Германии существует закон, по которому, если человека забирают в больницу, ближайшие родственники должны расписаться в том, что они против этого не возражают. В нашем же случае санитары поступили как бандиты, забрав отца без всякой расписки. Они увезли его в отдаленную больницу «Оберфюринг», хотя в трех минутах ходьбы от нашего дома находится «Швабинский кранкенхаус».

На основании официальных документов и выдержек из дневниковых записей Евгении Шмидт можно проследить дальнейший ход событий.

17 сентября 1974 г., 15.40. Больница «Оберфюринг». Евгения Шмидт дает подписку о том, что забирает отца под личную ответственность. В 16 час. вопреки протестам дочери в ее присутствии Шмидту делают какую-то инъекцию. В 16.10 он теряет сознание. Евгения Шмидт вызывает такси, чтобы перевезти отца домой. Но ее опережает некая Моссидзе-Тюкель, по вызову которой немедленно приходит санитарная машина N 666. Санитары везти больного домой отказываются наотрез, заявляя, что, если им дадут адрес другой больницы, тогда они смогут удовлетворить желание семьи Шмидта. Евгения Шмидт связывается по телефону с больницей в небольшом городке Фрайсинге, где недавно лежала на операции ее мать. Больница соглашается принять Шмидта. В 17.10. его определяют в экспериментальное отделение интенсивной терапии. Заведующий Цистель.

18 сентября, 9 час. У постели Шмидта находится доктор Амир. Было известно, что он только что специально прибыл из Израиля. Евгения Шмидт, заподозрив недоброе, задает Амиру ряд вопросов и выясняет, что тот подослан сионистами. Евгения решает немедленно забрать отца из больницы. Тогда в игру вступает врач Буданов. Он запрещает отвозить больного домой.

Из дневника Евгении Шмидт:

«Господин Буданов носит на груди большой золотой крест. Про него говорят, что он из очень верующей семьи. Регулярно бывает в церкви. Является членом Народно-трудового союза».

14 час. Амир остается в палате больного. Через некоторое время он выходит в коридор и показывает Евгении Шмидт какую-то пробирку. «Это пунктат спинномозговой жидкости вашего отца. Можно твердо сказать, что у него кровоизлияние в мозг», — говорит он.

В этот же день врачи сказали, что больному много лучше. В таком состоянии он может легко продержаться еще месяца три. Буданов подтвердил: «Ничего случиться не может». Около полуночи Евгения Шмидт просит коменданта дома Краутбауэра позвонить в больницу и разузнать по-немецки, как обстоят дела.

Из свидетельского показания Краутвауэра, заверенного у нотариуса:

«Я позвонил в больницу в 23 час. 55 мин. 18 сентября 1974 г. Дежурный ответил, что у больного Шмидта пульс ритмичный, чувствует он себя так же, как и днем».

19 сентября 1974 г. 9 час. Жене и дочери Шмидта сообщили: «Вчера в 23 час. 50 мин. по местному времени Исаак Шмидт скончался». В свидетельстве о смерти, подписанном лечащим врачом Лютвенс, указывалось то же время. В морге, куда были допущены родственники, Евгения Шмидт обратила внимание на множество кровоподтеков на теле отца — явные следы побоев, самых зверских надругательств. Шеф морга Беер на расспросы Евгении ответил, что это не входит в «круг его обязанностей».

После этого жена и дочь больше не видели Шмидта.

Из заявления Евгении Шмидт в криминальную полицию:

«19 сентября 1974 г. в 9 час. 30 мин. мы видели отца в морге. Он не был еще покойником. (Евгения Шмидт считает, что у ее отца, когда он уже был в бессознательном состоянии, брали кровь, которая, по ее словам, в ФРГ «стоит больших денег».) Я утверждаю, что врач Лютвенс составила свидетельство о смерти на живого человека и именно живым отца отправили в морг. Они решили, что и так умрет. Морг — настоящий ледник. Если туда положить больного человека, да еще в бессознательном состоянии, он быстро замерзнет».

19 сентября 1974 г. Больница во Фрайсинге. На вопрос Евгении Шмидт, когда умер ее отец, шеф отделения, где лежал Шмидт, доктор Цистель отвечает: «19 сентября 1974 г., т. е. сегодня, в 7 час. утра». Уже имея на руках документ о смерти отца, подписанный лечащим врачом, Евгения Шмидт тут же показывает его Цистелю. Взглянув на дату «18.9.74 г. 23 час. 50 мин.», Цистель густо краснеет, ударяет кулаком по столу и, хватаясь за телефонную трубку, что есть мочи кричит: «По какому праву Вы меня допрашиваете?! Я вызову немедленно полицию!»

25 сентября 1974 г. в полицию поступает документ, в котором говорится, что Шмидт умер 19 сентября 1974 г.

Семье покойного не удалось установить, на каком кладбище он захоронен и захоронен ли вообще. На все запросы Евгении Шмидт криминальная полиция, суд и другие ведомства ФРГ либо дают уклончивые ответы, либо не отвечают.

Из дневника Евгении Шмидт:

«Его просто украли. Это был единственный способ избежать медицинской экспертизы. Почему бы врачам, «лечившим» отца, не провести экспертизу, если его смерть была естественной? Это же противоречит логике! А вот если смерть была неестественной, тогда все логично, и только в этом случае можно понять, почему врачи не допустили экспертизу. Сионисты мстят. Они отомстили моему отцу».

Из дневника Евгении Шмидт:

«По всему получается, что по меньшей мере было три Исаака Шмидта, которого забирали из одного и того же морга разные люди в разные дни и часы. Необъяснимых вещей в этой страшной истории много. Приведу пример. Один документ («ляйхенпас») о вывозе тела из морга датирован 24 сентября 1974 г. По целому ряду причин я считаю, что, возможно, погребен мой отец в общей могиле бедняков во Фрайсинге или глава похоронной фирмы Денк, связанный с сионистами, продал тело Шмидта в анатомический институт. Вот почему сионисты из «Культурсгемайнде», прикрываясь религиозным законом, отказывают мне в разрешении вскрыть могилу на еврейском кладбище. Вот почему не дает санкцию на вскрытие могилы и прокурор. Ведь не могут же они позволить допустить вскрытие места захоронения, чтобы тут же расписаться в содеянном преступлении! Поскольку у меня нет надежды на местную криминальную полицию, я обращалась в печать — в газеты «Бильд», «Нойе ревью», журнал «Квик», но безрезультатно, потому что эти печатные органы находятся в руках сионистов. Я обращалась в Комиссию прав человека в Страсбурге. Они прислали смехотворный ответ, а именно, что, мол, не понимают русский язык, что у них есть «любые переводчики, кроме русского». Я сохранила ответы этих органов. И могу смело сказать: «Да, вот он, фашизм наших дней! Мой отец не был сионистом. Он их не устраивал. И за это зверье растерзало его. Вот с чем нам надо бороться».

 

Уволен за инакомыслие

В 1976 году в Советское посольство в ФРГ обратился бывший советский гражданин Юрий Павловский. Он эмигрировал из СССР в 1972 году, несколько лет работал переводчиком на радиостанции «Немецкая волна». Павловский сообщил, что сейчас он уволен с работы. Его выгнали, по его словам, за одно лишь намерение публично выступить с критикой своего руководства. Ни одна общественная инстанция Запада не пожелала опубликовать его протест, не говоря уже о том, чтобы его поддержать.

Ряд своих записей Ю. Павловский передал для публикации в Советском Союзе.

Из СССР я выехал с израильской визой, но в Израиль не поехал: и потому, что по отцу я русский, и потому, что по религии христианин. В Вене я встречался с эмигрантами, бежавшими из Израиля. Один из них сказал мне, что 90 процентов бывших советских граждан, попавших в Израиль, хотели бы оттуда уехать, но сделать это очень трудно из-за долгов. Другой эмигрант говорил о невыносимой атмосфере идеологического фанатизма в Израиле.

Многие семьи, опрометчиво выехавшие в Израиль и оказавшиеся теперь в Вене, живут в ожидании возможности вернуться в СССР.

Когда меня уволили, я пытался устроиться хоть уборщиком где-нибудь в больнице. Это оказалось невозможным. В стране — миллион безработных своих граждан.

Если эмигрант с израильской визой не едет в Израиль, то гражданства в иных странах Запада он не получает и вообще никакого надежного паспорта не имеет — даже так называемого «нансенского». А это означает для него массу трудностей. Один иммигрант-биолог, живущий в Англии, сообщил мне, что в паспорте его жены проставлен штемпель, запрещающий ей работать в течение пяти лет. Ему самому позволили работать по профессии лишь в виде исключения из правила, да и то после 19 месяцев бесплатной работы. Каждый год он вынужден продлять свое право на жительство, и каждый год ему могут в этом отказать из-за безработицы в стране.

Иммигранта ожидают не только материальные трудности. Свобода критики, свобода мнения — все это для него намного сложней, чем для полноправного гражданина, хотя и для последнего эта свобода далеко не безгранична. На иммигранта смотрят, как на гостя, которого приютили из милости и который в знак благодарности должен только хвалить «хозяев». Если он позволяет себе что-то критиковать в их доме, это считается бестактностью. Странный смысл эмиграция приобретает для тех интеллектуалов, которые направляются на Запад в поисках свободы критики. Если Запад им и позволяет что-нибудь критиковать, то только порядки на Востоке.

Отношение к иммигрантам как людям второго сорта послужило причиной моего конфликта с радиостанцией «Немецкая волна». Здесь я работал с февраля 1974 года переводчиком. Я видел вокруг много несправедливостей, одной из которых были временные трудовые договоры: не для всех, а лишь для некоторых. Они давали начальству возможность уволить человека без объяснения причин: просто путем непродления договора. Когда мое ходатайство о постоянном договоре было отклонено (это произошло летом 1976 года), я заявил начальнику Русского отдела г-же Мац-Донат, что, если договор со мной не. будет продлен без уважительных причин, я напишу об этом в газеты, а если немецкие газеты не опубликуют мою статью, пошлю ее в советскую газету, например в «Правду».

Вскоре я получил уведомление о моем досрочном увольнении.

Я подал жалобу в суд. «Немецкая волна» стала отстаивать позицию, согласно которой «угроза истца опубликовать в газете коммунистического государства данные, способные, по его мнению, нанести вред «Немецкой волне», должна рассматриваться как противозаконное деяние».

Кельнский суд по вопросам труда отклонил мою жалобу, признав мое досрочное увольнение правильным. Между тем оно означало для меня не только безработицу, но и денежный убыток.

Я пытался обратиться в Немецкий комитет по защите прав человека, но получил там решительный отказ от той самой г-жи Герстенмайер, которая столь решительно ратует за права человека в Советском Союзе. Я написал о своем деле в журналы «Шпигель» и «Штерн», а также в газеты «Цайт», «Дойче цайтунг», «Франкфуртер альгемайне» и «Франкфуртер рундшау». Все они отказались как-либо прокомментировать мой конфликт с «Немецкой волной». Я писал и помощнику министра иностранных дел ФРГ Вишневскому, ответственному за дела «Немецкой волны», и члену наблюдательного совета «Немецкой волны» Шольверу, также работающему в министерстве иностранных дел ФРГ, но ответа не получил.

«Теперь я не вижу почти никаких шансов на продолжение вашего сотрудничества с «Немецкой волной», — заявил мне мой адвокат. — Самое большее, чего можно будет добиться от суда, — это выплаты вам зарплаты за месяцы, остававшиеся до истечения договора…»

Но за что меня уволили? Только за свободу мнения! В письме из отдела кадров в качестве причины увольнения указано: «шантаж».

Состоялся суд. «Шемякин суд», как говорят русские. Я говорил много, а судья мне в ответ только одно: «Но ведь вы хотели напугать своих начальников». На этом суд и кончился. Моя дальнейшая работа на радиостанции была признана невозможной, а досрочное увольнение правильным.

 

Из Израиля и перевалочных пунктов в западноевропейских странах переселенцы едут в США — цитадель «свободного мира». Но и там их встречает неуверенность в завтрашнем дне, безработица, инфляция, дороговизна. Еще в 1776 году в Соединенных Штатах было провозглашено неотъемлемое право человека на «жизнь, свободу и стремление к счастью». Однако американское правительство теоретически и практически отрицает, что право на труд, или получение средств к существованию, является главным в понятии «право на жизнь» в современном мире. США не выполняют пактов ООН, на которые ссылаются хельсинкские договоренности, предусматривающие право свободного выбора работы при условии равной оплаты за равный труд, наличие безопасных и не причиняющих вреда здоровью условий труда, право объединяться в профсоюзы и объявлять забастовку.

В то время как доходы американских корпораций не отстают от рекордно высоких затрат государства на вооружение, президент Картер советует трудящимся, мелким фермерам и безработным проявлять «сдержанность» и сократить свои даже самые насущные жизненные потребности.

С учетом официально не регистрируемых безработных юношей и девушек, которых насчитывается более 10 млн. человек, число безработных в Соединенных Штатах составляет сейчас более 15 млн.

Только в течение 1976 года 4,3 млн. американских рабочих перестали получать пособия по безработице. Уровень безработицы составляет 7–8 процентов. Такое положение выгодно капиталистам. Безработица вынуждает рабочих соперничать друг с другом за получение любой работы и заставляет тех, кто работает, мириться с вредными для здоровья условиями труда, с его изнуряюще высокими темпами, длинным рабочим днем, с заниженной заработной платой.

Женщины-работницы, которые составляют 40 процентов рабочей силы, получают лишь 57 процентов заработной платы, выплачиваемой мужчинам. При этом работницы, принадлежащие к национальным меньшинствам, подвергаются особой дискриминации.

Американская промышленность является кладбищем для рабочих. За один год в частном секторе американской экономики было официально зарегистрировано около шести миллионов случаев производственных травм и заболеваний. Каждый десятый рабочий, работавший полный рабочий день, получил травму, причем около 2 млн. человек получили настолько серьезные увечья, что потери на каждую травму составили в среднем 16 рабочих дней.

Корпорации увольняют рабочих, вступивших в профсоюз, а также прибегают к открытому террору и репрессиям.

Американские правительственные учреждения проявляют полную беспомощность в вопросе обеспечения прав человека для своих граждан. Неудивительно поэтому, что в 1975 году число людей, уровень доходов которых был ниже официального уровня бедности, составило 26 миллионов. Еще 11 млн. человек жили «на доходы, уровень которых равнялся или чуть превышал официальный уровень бедности.

Для населения США все более сокращается возможность пользоваться квалифицированным медицинским обслуживанием. США продолжают отставать от промышленно развитых стран по основным показателям, характеризующим качество медицинского обслуживания. По таким показателям, как сокращение детской смертности, смертности рожениц и увеличение продолжительности жизни, США занимают 16-е место.

Диспансеризация в целом недоступна большинству рабочих, а также молодежи и беднякам. Девять из каждых десяти жителей США не могут позволить себе лечение в больнице, даже если они имеют документ о частном медицинском страховании. Беднякам и представителям национальных меньшинств часто отказывают в приеме в больницу, несмотря на то что они остро нуждаются в немедленной медицинской помощи.

Жилищные условия в гетто и трущобах американских городов являются крайне неудовлетворительными, а величина квартирной платы составляет от трети до половины и более дохода среднего рабочего. Почти 7 млн. человек проживают в невыносимых жилищных условиях, а число страдающих от бремени высокой квартплаты за последние 10 лет выросло вдвое.

Сокращение федеральным правительством фондов для оказания помощи студентам, строительства новых школ и расширения учебных программ закрывает молодежи доступ к знаниям.

Иммигранты первыми подвергаются воздействию всех этих социальных бед и принадлежат к наиболее обездоленной части населения США. Об этом пишут коммунистические и другие прогрессивные американские газеты. Этого не может скрыть и буржуазная пресса. Журнал «Плейн Трус» (1977, N 1) сообщает, например:

«Иммигранты — зачастую квалифицированные работники (ученые, врачи, инженеры, экономисты), — как правило, надеются, что в Америке они скоро найдут работу. Но их советские дипломы здесь не признаются действительными, а возможности переквалифицироваться очень ограничены и требуют больших материальных затрат. Иммигранты испытывают горькое разочарование, когда узнают, что могут пройти годы, прежде чем удастся найти работу по профессии, если только это вообще удастся».

«Высококвалифицированные профессора бесцельно слоняются по Нью-Йорку, пишет «Нью-Йорк тайме мэгэзин» (26.IX.1976). — Чемпион по шахматам, прекрасные надежды которого рухнули, лежит разбитый болезнью. Звезда настольного тенниса бродит без работы в Майами. Один бывший морской капитан работает портовым грузчиком в Бостоне, другой — швейцаром в отеле «Хилтон». Скульптор устроился на кладбище в Джорджии. Некоторые иммигранты вынуждены просить пособия, что лишает их возможности получить вид на постоянное жительство. Имеются случаи самоубийства. Что касается супружеских пар, то процент разводов весьма высок.

В Брайтоне, новом гетто для иммигрантов в Нью-Йорке, возникла барахолка, подобная итальянской на Порта-Портезе. Здесь можно встретить Марата Катрова. В Москве у него была еженедельная телевизионная программа, он получал высокие гонорары за репортажи о слепом мастере спортивных ружей, жизни ученого-химика, о пограничниках, дружбе между советским и болгарским народами. В Нью-Йорке Катров попытался устроиться на работу в крупную телекомпанию, но ему посоветовали прийти к ним тогда, когда он научится понимать все нюансы английского языка и сможет смеяться над американскими шутками. И теперь, в возрасте 43 лет, он работает разносчиком фильтрованной воды».

Нет такой темы, которая волновала бы иммигрантов больше, чем поиски работы, пишет та же газета. Марк Брюдне был в Москве видным инженером, строил многоэтажные здания. В Нью-йоркской ассоциации новых американцев ему сказали, что могут дать работу — шить рубашки. Роман Романов, бывший актер, хранит свою московскую фотографию, где он в роли Гамлета. Сейчас он безработный, и о возвращении на сцену не может идти и речи.

Безработных, нищенствующих иммигрантов активно используют антисоветские, сионистские организации, обосновавшиеся в США, в антикоммунистических пропагандистских кампаниях. Переселенцев соблазняют гонорарами за лживые выступления в прессе, по радио и телевидению, на различных митингах и сборищах. В случае отказа запугивают или применяют прямое насилие. Так, за деньги перед американской публикой лжесвидетельствовали «о положении советских евреев» Эфраим Севела, Янкель Ханцис, Любовь Бершадская. Их признания в этом можно прочесть на страницах настоящей книги. Угрозами и насилием к участию в антисоветских акциях сионисты пытались принудить Валерия Кувента, Самуэля Билсона, Владимира Шныпаря, Макса Конного, Иосифа Ройзмана, Григория Рубенчика.

В своих выступлениях в прогрессивной американской печати, письмах советским руководителям, послу СССР в США и адресатам в Советском Союзе иммигранты жалуются на отсутствие для них элементарных социальных благ, на дискриминацию и несправедливость.

В настоящем разделе представлены документы и свидетельства о бесправии и грубых нарушениях человеческих прав бывших советских граждан, выехавших из СССР в Израиль в порядке воссоединения семей, а затем эмигрировавших в Америку.

 

Острые зубы западной «демократии»

РУБЕНЧИК Григорий, 1945 года рождения, образование высшее, выехал из СССР в 1974 году, жил в США. Вернулся в СССР в 1976 году. Живет в Минске, работает корреспондентом газеты «Физкультурник Белоруссии».

Свой рассказ о жизни иммигрантов в США Г. Рубенчик передал Ассоциации советских юристов для публикации в «Белой книге».

Мы живем и не задумываемся, как бы выкроить лишний рубль на оплату за лечение, учебу детей, за квартиру, в которой живем. Не задумываемся потому, что лечат у нас даром, образование — бесплатное и квартира тоже не обременяет нам жизнь своей непомерной платой. В то же время американский рабочий, например, ежемесячно должен платить за квартиру треть своего заработка. Что же касается лечения, то оно порой оказывается не по карману даже зажиточным американцам. Не дай бог вам заболеть на Западе! Когда у меня разболелся зуб и я обратился к врачу, то он взял с меня 115 долларов за одно только удаление нерва. Лечение в государственных госпиталях сравнительно дешевле, чем в частных. Например, больному день пребывания в Кони-Айлэнд госпитале обходится всего в 40 долларов. Но какое здесь лечение? Одного моего знакомого П. Леонидова с инфарктом поместили в этот госпиталь. Он смог пробыть в нем только четыре дня, а потом сбежал, потому что за это время никто не подошел к его постели.

Конечно, в США есть отличные больницы с надлежащим уходом, с кондиционерами, отдельными палатами. Но пребывание в них обходится пациентам в среднем 200 долларов в сутки, не считая расходов на операцию, если она необходима.

В Советском Союзе мы привыкли к тому, что наши дети ходят в школу, потом поступают в техникумы, институты. Мы не видим здесь ничего особенного, для нас это обыденные вещи. Попробуйте дать хорошее образование своему ребенку в Америке. Я был знаком там со многими семьями, в которых подрастали дети. Для них, как и для основной массы американских тружеников, недоступны частные колледжи, университеты. А что же такое государственное обучение?

Рядом с домом, где я жил, на улице Оушенпарквэй стояло мрачное четырехэтажное здание, у которого вечно толпились подростки. Откровенно говоря, это было очень опасное место, и прохожие обходили его стороной. Не раз здесь с совершенно недвусмысленными намеками обращались ко мне девочки на вид не старше 14 — 15 лет. Сначала я думал, что это обыкновенный публичный дом, каких много в Нью-Йорке. Но потом мне объяснили, что это школа…

Всевозможные сионистские организации типа ХИАС и «Наяна» подбрасывают мелкие подачки просителям, чтобы те могли как-то просуществовать. Точно так же подбрасывает американское государство всевозможные пособия своим гражданам, у которых нет работы, нет средств к существованию, потому что иначе нельзя, иначе масса обездоленных поднимется и сметет все, что стоит преградой на пути к нормальной жизни. Но эта «щедрость» до поры до времени. Прошло несколько недель, и меня вызвали в «Наяну»: «Мистер Рубенчик, вы здоровый молодой человек и вполне могли бы пойти работать мойщиком окон». «А как же моя специальность, язык, помощь, в конце концов, которую нам обещали раньше?» — спросил я. Мисс Розенберг бросила мне в лицо: «А разве мы вам не помогали?» И тут же на столе появляются бумаги с точными цифрами, свидетельствующие о той сумме долларов, которую я задолжал «Наяне». Я пытался возразить, говорить, что настоящая помощь для людей в нашем положении — это дать им возможность овладеть языком, получить такую работу, на зарплату от которой можно прожить. Все было бесполезно.

Самая тяжелая, самая низкооплачиваемая работа — вот удел иммигрантов в Америке. И везде тебе говорят одно и то же: «Ты зеленый человек, ты должен помнить об этом». Зеленый человек — значит новый человек, значит работать ты должен в три раза больше и получать в три раза меньше, чем американский гражданин. При этом надо улыбаться хозяину, чтобы он не подумал, что тебе плохо, что ты страдаешь, что валишься с ног от усталости, и не выгнал тебя с работы.

Я приведу только несколько примеров о том, как устроились мои земляки.

Лазарь Гильдин. В Минске он был высококвалифицированным жестянщиком. Сейчас за мизерную плату работает в фирме по починке мягкой кровли.

Михаил Перник. Более 25 лет проработал в Минске маляром. Вот уже более года в Америке не может найти себе работу. В свои 46 лет считается старым для работы по этой специальности.

Иосиф Фишман. Был заведующим магазином. Сейчас работает упаковщиком одежды на трикотажной фабрике.

Эти люди смирились со своей судьбой, потому что в «самой свободной» стране нельзя сказать, что ты совершил ошибку, выехав из Советского Союза, — сразу на себе ощутишь острые зубы западной «демократии».

Так было со мной и с моими друзьями Володей Шныпарем, Максом Конным. Мы написали в одну из прогрессивных газет Америки письмо о том, что хотели бы вернуться назад в СССР и что вся эта возня вокруг так называемого еврейского вопроса в СССР не что иное, как отражение самой оголтелой, самой реакционной политики Запада, и она нисколько не отвечает интересам простых людей. Что же последовало за нашим выступлением?

Сначала сионисты уговаривали нас выступить по телевизору, в прессе, сказать, что написали эту статью не мы, а другие, вроде бы советские агенты, которые, кстати, мерещатся им на каждом шагу. В ответ они обещали нас щедро отблагодарить. После того как мы отказались, сионисты совершили на нас несколько нападений. Об этом мы написали в газету «Нью-Йорк тайме», но письмо не было опубликовано.

Как только человек из Советского Союза попадает на Запад, ему тут же подсовывают на подпись заранее заготовленную декларацию, в которой говорится, что он покинул СССР по причине антисемитизма в стране. А ведь всю эту возню с выездом сионисты на больших форумах, в печати и по радио проводят под очень благородным и гуманным девизом — под девизом объединения семей или репатриации на «историческую родину». От всего их благородства и гуманизма камня на камне не остается, как только они заполучат жертву в свои руки. В сионистской организации ХИАС в Вене мне тоже предложили подписать подобную декларацию, я попробовал отказаться, объяснил, что покинул СССР по той причине, что на Западе у меня родственники и мне хотелось бы жить с ними вместе. После этого мне не давали разрешения на выезд в Америку пять месяцев, к тому же все время пугали, что отправят меня в Израиль.

 

Рабинович готов на любую работу

Семен Рабинович, инженер, в течение 20 лет преподававший основы радиолокации в одном из институтов Москвы, уехал в Израиль из СССР в 1970 году, оттуда бежал в Западную Европу, а затем перебрался в США. Сейчас Рабинович снимает угол в Бруклине, 1866 Ист 19 Стрит. Американская газета «Дейли Уорлд» в мае 1976 года опубликовала открытое письмо С. Рабиновича, которое рисует подлинную картину жизни иммигрантов в США. Такое же письмо С. Рабинович направил советским представителям в США для публикации в СССР.

«Три года уже я не могу получить работу в Америке. Обращался к заведующему кафедрой физики Хантер-колледжа Нью-йоркского университета профессору Комар. Я свободно могу читать лекции по-английски. Но ни преподавать, ни работать в лаборатории меня не взяли. Сейчас я готов на любую работу, лишь бы как-то существовать.

Ни один человек с высшим образованием из тех, кто покинул Советский Союз и приехал после Израиля в Америку, не имеет работы по специальности. Инженер-химик Вилк, например, из Львова после долгих мытарств устроился ночным сторожем. Учительница Беленькая из Москвы стала посудомойкой, но и это временная работа. Врачи не могут мечтать о медицинской практике.

Здесь, в Америке, страшно высокие цены за лечение. Плата за пребывание в клинике в течение нескольких дней измеряется тысячами долларов. Здесь даже поверить не могут, что в Советском Союзе лечат бесплатно. Чтобы не допустить конкуренции, в США созданы такие ограничения для приезжих врачей, что их никогда не преодолеть, если даже квалификация медика очень высока. Приезжий никогда не сможет пробиться в касту местных врачей. Газета «Нью-Йорк пост» сообщала, к примеру, что в течение двух лет готовилась к сдаче экзаменов на право практиковать группа из 28 врачей-иммигрантов. И все провалились. Вопросы, задававшиеся на экзаменах, не имели ничего общего с медициной, их цель — не допустить претендента к медицинскому бизнесу.

Кто из нас мог знать, уезжая из СССР, что прощается навсегда со своей специальностью? Мы даже не задумывались над тем, что только в Советском Союзе есть право на труд и что это право — основа существования человека отсутствует в Америке. Кто из нас мог предположить, что наши дети будут искалечены уличным воспитанием и вырастут безграмотными из-за того, что нет денег оплатить их учебу? А ведь дома, на Родине — в Советском Союзе их ждали бесплатные школы, вузы, работа — каждому по душе.

Все мои старания устроиться в США на работу в научно-исследовательский институт либо на производство оказались безрезультатными. Нью-йоркская организация, занимающаяся обеспечением работой специалистов с высшим образованием, после неоднократных попыток подыскать для меня подходящее место рекомендовала согласиться на должность сторожа».

 

Я решил на коленях проситься обратно

В Ленинграде состоялось общее собрание работников Ленконцерта. Обсуждалось письмо, присланное руководителям Ленконцерта бывшим артистом Фридрихом Вишинским из Соединенных Штатов Америки. Это письмо, а также другие письма Вишинского его знакомым, переданные ими в общественные организации Ленконцерта, были зачитаны полиостью. Вот они.

« 24 июня 1975 г.

Я совершил в ноябре 1974 года роковую ошибку. Оставил мать, жену, любимую работу и товарищей и под влиянием писем своего дальнего родственника, который проживает в Израиле, эмигрировал. Уже во время первой нашей встречи с родственником в Вене я понял, что ничего общего между сионистами и мной нет и не может быть. Я никогда не подвергался в СССР никаким ущемлениям как еврей, всегда пользовался правами и обязанностями, которыми пользуется любой гражданин СССР, кто бы он ни был по национальности. Об этом я прямо заявил моему родственнику, и мы разошлись. Я переехал в Италию, после пяти месяцев жизни там получил визу и теперь живу в США.

За долгие месяцы жизни на Западе я встречался со многими иммигрантами, жившими в Австрии, Италии, Америке. Я разговаривал с ними, анализировал, думал и осознал самую важную вещь — Родина, и не просто Родина, а СССР, это великая вещь, заменить которую не могут никакая экзотика и философия безыдейного, тусклого, несмотря на внешние эффекты, буржуазного общественного устройства. Понял я, что те газетные строчки, которые, будучи дома, я рассматривал как надоевшие прописи, полны глубокого смысла и правды.

Может быть, мои слова и кажутся громкими, но мне трудно найти другие… Невыносимо трудно мне, воспитанному на идеалах советского гуманизма, жить на чужбине, вдали от всего, что мне дорого и близко. Вдали от родного языка, близкого и человечного общества, вдали от Ленинграда. Долгими, бессонными ночами я обдумывал, что я натворил.

Я обращаюсь с просьбой понять меня, поверить мне и помочь вернуться на Родину…»

« 23 июля 1975 г.

…Извини, что я не писал. На собственный страх и риск и на одолженные деньги переехал в пригород Вашингтона… Встал на учет по безработице. Работу найти почти невозможно. Нужны время, автомашина и телефон — на все это нужны деньги и, стало быть, работа — так что получается замкнутый круг…

Ты уже, наверное, знаешь, что я решил вернуться. Уже подал документы и ходатайство в посольство СССР.

Жизнь здесь, как в кошмарном сне. Все боятся. Масса безработных. Кругом блат и связи. Культуры, в нашем привычном понимании, почти нет… На сердце все время камень, и мысль только о Ленинграде и ребятах. Ты себе не представляешь, какое это счастье — жить в России. Поверьте мне, я ведь никем не подкуплен… Каждую ночь кошмары и бессонница. Никакой джаз не заменит Родину и товарищей. Мы вросли в Россию по самые уши, прожили 38 лет, все испытали, и там нам место. То, что происходит дома, — это жизнь, а здесь только прозябание…

Почти все музыканты работают по свадьбам, это еще хорошо. Люди в основном задерганы жизнью и кредитом. Все убоги и скучны. Система садистская, и если нет денег платить, часть вещей могут отобрать. Налоги с зарплаты — 30 %. Жилье — 25 %. Потом страховки — без них здесь пропадешь, так как один день в средней больнице стоит 100 долларов. Операция по удалению щитовидной железы — 6 000 долларов, аппендицита — 2 500 долларов. Расстояния громадные, и общественный транспорт — это миф. Интервалы между автобусами 40 минут и более, а цены 50 и 70 центов в один конец… Я уже должен кучу денег…

Масса музыкантов мотается по всему свету. Заветная мечта — попасть в шоу-оркестр… Но это очень трудно.

Очень трудно передать в письме те ощущения напряженности, неестественности и какой-то мертвящей «ненастоящности» этой жизни. Вдруг начинаешь понимать, что ты труп. В Ленинграде, в Союзе ты — личность, такая же, как все. Здесь нет личностей. И все это ощущают… Заботы, страх, страховки, взносы. Вечный ужас за сегодня, за завтра, за жизнь, за кредит…

Большинство мыслящих говорят с восторгом о социализме и СССР. Я разговаривал со многими, кто был в Европе и в Союзе помногу раз. Студенты и музыканты прямо говорят, что Америка — это страна без будущего. Жульничество и коррупция свели на нет всю жалкую демократию. Остались одни лозунги. Инфляция растет безостановочно. Прекратили даже строить метро, несмотря на праздники 1976 года (имеется в виду 200-летие независимости США. — Ред.). Ужасно, когда нет ничего государственного. Ничего, кроме армии и почты. Все остальное — частное. Не думал я, что это так ужасно, хотя и читал об этом. Все время казалось, что это пропаганда. А это оказалось чистой правдой, только еще хуже…»

« 24 июля 1975 г.

Это письмо очень важное, можно сказать, жизненно важное. Я тут много обо всем думал, переживал, анализировал и — что самое главное чувствовал. Нечего здесь делать ни мне, ни другим порядочным людям. Я только сейчас понял, что такое ностальгия, про которую пишут в романах. Это страшная болезнь, и ее не вылечить ни автомобилями, ни сервисом ничем. Это чувство Родины существует, и, как бы ни казалось порой что-либо не так, все же только дома, где ты родился и прожил жизнь, жизнь может дать ощущение счастья. Все достижения в отрыве от России — это фикция. Удовлетворения и счастья жизнь никогда не дает на чужбине. Все отдашь за одну минуту прогулки по Неве, под дождем, за русскую речь. Одним словом, я решил проситься на коленях, чтобы пустили обратно…».

 

Сионисты убили моего тестя

«Сионисты убили моего тестя Самуила Билсона, потому что он отказался сотрудничать с ними во враждебной СССР деятельности», — утверждает в своем заявлении на имя посла СССР в Канаде Илья Трест, переехавший на постоянное место жительства в Канаду из Советского Союза в 1972 году.

И. Трест обратился в канадский суд с требованием привлечь к ответственности виновников этого политического убийства и тех, кто повинен в тяжелом материальном и моральном положении его семьи.

Вызов семьи Треста в Канаду был фальшивкой, сфабрикованной сионистами из масонской организации «Бнай Брит». Приглашение было оформлено от имени дяди Треста — Альберта Кокотова, которому сионистами была заплачена крупная сумма денег за содействие приезду семьи Треста. Сионисты же финансировали переезд Трестов в Канаду. Прибытие их в Монреальский аэропорт было обставлено как политическая демонстрация. Среди встречавших был Герберт Леви, главарь канадских сионистов.

14 апреля 1972 г. Леви свел вновь прибывших с сотрудником канадской секретной полиции, который выспрашивал у них сведения разведывательного характера.

Вскоре Тресту и его тестю Билсону предложили совершить турне по Канаде и США с клеветническими выступлениями о «гонениях на евреев в СССР». Для начала были организованы их выступления на ежегодной конференции «Бнай Брит» в Торонто. Но Билсон сказал здесь не то, что от него требовали. Он заявил с трибуны: «Вашу организацию в СССР называют фашистской». Его за руки стащили с трибуны. После этого с Билсоном беседовал сионист Зальцберг. Он сказал, что «Бнай Брит» израсходовала 100 млн. долларов на организацию выезда советских евреев из СССР, обещал Билсону щедро заплатить, если он напишет книгу «о своих страданиях в СССР». Больше того, ему сказали, что он мог бы просто подписать уже готовую книгу. Билсон отказался.

Один из крупных главарей сионистов Сидней Майслин заявил Билсону и Тресту: «В «Бнай Брит» есть и убийцы, которые вас уберут, если вы попытаетесь возвратиться». Кокотов выгнал приезжих родственников из своего дома, заявив: «Я вас в Канаду не вызывал».

Билсон подал в суд на канадское правительство. Его дело рассматривалось в Верховном суде Онтарио с сентября 1973 года по февраль 1975 года. Из канцелярии Верховного суда выкрали важные документы Билсона. Ему грозили смертью. Не выдержав крайнего напряжения, Билсон умер от инфаркта.

Сейчас семья Треста — Билсона живет в гетто для нищих, подвергается дискриминации, их окружают алкоголики, проститутки, бандиты.

«Надо как-то прекратить выезд евреев из СССР и не посылать людей на смерть в Канаду, — заявляет Трест. — Эта страна фактически объявила всех иммигрантов вне закона, лишила их всяких человеческих прав».

После того как канадский Верховный суд отклонил ходатайство Билсона, И. Трест прислал в Советское посольство в Оттаве копию решения торонтского суда о выселении его семьи из квартиры, которую они снимали. По этому решению с И. Треста взыскивается без малого 300 долларов в пользу домовладельца.

К документу приколота записка И. Треста:

«На улицу среди зимы выбрасывают семью, в которой трехмесячный грудной ребенок, четырехгодовалый малыш и 64-летняя женщина-инвалид. Когда в этом гетто нас терроризировали, забрасывали бутылками и камнями, били нам стекла, канадская Фемида молчала».

В своем письме послу СССР в Канаде И. Трест пишет:

«Речь идет о грубейших нарушениях Хельсинкской декларации, Декларации прав человека, которая провозглашена ООН, и программы воссоединения семей. И это происходит в нескольких сотнях километров от штаб-квартиры ООН, в стране, подписавшей Хельсинкскую декларацию! Впрочем, когда в Канаде заводишь разговор об этом документе, который, кстати, так и не был здесь опубликован, на тебя смотрят, как на чудака или умалишенного.

Мне и моей семье угрожают физической расправой. Против нас были сфабрикованы уголовные «дела», чтобы выдворить нас из Канады. Я получаю нищенскую зарплату, а могу и вовсе в любой момент оказаться среди девятисот тысяч канадских безработных.

Так в этой стране выполняются обязательства перед гражданами Советского Союза, государства, которое в январе 1945 года выполнило обязательства перед союзниками, кровью своих солдат спасая их от разгрома под Арденнами. В создавшейся обстановке самым гуманным шагом Советского правительства было бы прекращение выезда в Канаду по программе воссоединения семей до тех пор, пока канадское правительство не выдаст каждому выезжающему или уже выехавшему из СССР гражданину действительно эффективные гарантии.

Прошу довести мое письмо до сведения всех участников Белградской конференции».

 

Публикация АПН

Ученый-медик в прислугах

Ася Вольпе работала заместителем главного врача поликлиники в Ленинграде, имела ученую степень кандидата медицинских наук. В 1975 году выехала в США В своих письмах в СССР и личных беседах в Советском посольстве в Вашингтоне она рассказала о своих мытарствах в Соединенных Штатах. В июне 1978 года А. Вольпе покончила жизнь самоубийством.

В Вашингтон Вольпе приехала в январе 1976 года, оказавшись в совершенно чужой стране, среди чужих людей с чуждыми обычаями и нравами, неприемлемыми для человека, выросшего в Советском Союзе.

«Твои слезы никого не тронут, тут ты просто-напросто никому не нужна, сетовала Ася Вольпе. — Если по приезде сюда люди стараются общаться друг с другом и по старой привычке еще готовы прийти на помощь, то потом освобождаются и от этой «нравственной обузы». Дружба между иммигрантами часто переходит в неприязнь и ссоры. Все держится в секрете».

Уделом врача с 30-летним стажем, кандидата медицинских наук стала временная работа в домах старых и больных людей, достаточно обеспеченных, чтобы позволить себе такую роскошь, как содержание прислуги. Она убирала квартиры, готовила обеды, кормила своих хозяев, мыла посуду, пылесосила ковры, чистила кастрюли.

Наконец, появилась более или менее постоянная работа: пригласили на дневное дежурство медсестрой к старой женщине — миллионерше, получившей перелом бедра.

«Я уже давно перестала думать о том, что когда-то защищала диссертацию, консультировала сложных больных, — говорила Вольпе. — Мои знания и врачебный опыт только усложняли жизнь. Отчаяние и глубокая душевная горечь сменились тупым, постоянно ноющим желанием найти хоть что-нибудь».

Вот что рассказала Вольпе о своей службе у миллионерши. «Владелица роскошной трехэтажной виллы ожидала меня, сидя в глубоком кресле. На пальцах ее старческих рук блестело множество колец, в ушах — золотые серьги в виде обручей. Я представилась, сказала, что приехала из России, врач по профессии, но не имею американского диплома, поэтому вынуждена выполнять работу медсестры. Едва захлопнулась дверь за моей предшественницей, как моя хозяйка встала и пошла к дверям. На входной двери она продемонстрировала действие замков и объяснила, как их надо закрывать. Потом предложила мне проделать то же самое самостоятельно и пристально следила, как я осваиваю бесчисленные щеколды, замки и крючки. Затем я выслушала длинное и нудное поучение, что жить сейчас стало страшно и опасно, что очень распространены грабежи и убийства, что все замки должны быть закрыты и днем.

В большой кухне, где я находилась во время дежурства, кроме меня была еще хозяйская собака. Я должна была следить за ней.

Основная же моя обязанность — уход за хозяйкой. Кроме того, я открывала консервные банки, готовила завтрак, подавала на стол, мыла посуду.

После еды хозяйка отдыхала, а я отправлялась на свое место, на кухню. Мне тоже был положен завтрак (стакан сока и кусочки поджаренного хлеба с маслом и сыром). Отдохнув, хозяйка выходила ко мне и, если была в настроении, снисходила до разговора со мной.

Час кормления собаки был строго определен, я проводила его под руководством хозяйки. После этого она совершала с моей помощью прогулку по квартире для упражнения больной ноги.

В семь часов вечера раздавался условный звонок, приходила на ночное дежурство негритянка-медсестра. Спускаясь вниз, чтобы открыть ей дверь, я слышала за своей спиной голос хозяйки, предупреждавшей меня «быть осторожной» и не открывать сразу замки.

Наверное, на всю жизнь мне запомнился именно первый день, проведенный у миллионерши. Пожелав ей спокойной ночи и поблагодарив за предоставленную работу, я вышла из виллы и впервые за двенадцать часов дежурства глотнула свежего воздуха. На зеленом лугу — собственности моей новой хозяйки паслись коровы. Я прошла по ухоженным дорожкам, мимо красивых, как на цветных открытках, клумб, чувствуя себя человеком, нечаянно попавшим в чужой сад. Напряжение, в котором я пребывала весь день, сказалось, и я дала волю слезам. Я оплакивала унижение прошедшего дня, свою далекую Родину, где труд приносил мне радость и где даже самый далекий человек не был для меня чужим. Я оплакивала мою прошлую полноценную, счастливую, а сейчас никому не нужную, сломанную жизнь».

Эта страна «свободных, неограниченных возможностей» оказывается в действительности для иммигрантов страной «хождения по мукам». Иммигранты рассказывали, что писали более сотни заявлений с просьбой о предоставлении работы, на которые они получали стандартные отрицательные ответы. Вольпе обошла около тридцати учреждений, написала более 200 писем, звонила по десяткам объявлений. Вынимая из своей папки дипломы об окончании Ленинградского университета, медицинского института, вечернего университета по электрокардиографии и диплом кандидата медицинских наук (на русском и английском языках), просила о работе в должности фельдшера, медсестры, технического помощника или ассистента врача. В подаваемых заявлениях и анкетах писала: «Согласна на любую работу».

«Все эти унизительные хождения, просьбы, разговоры оказались напрасными, — писала Вольпе, — отовсюду я получала письменные или устные телефонные отказы. Даже на газетные объявления с предложениями работать медсестрой мне отвечали, что я не подхожу, ибо иммигрантка и не имею американского диплома. Везде я чувствовала мою полную ненужность и полное отсутствие прав в этой стране. Вот так выглядит здесь свобода.

Вскоре начали приходить письма от эмигрантских организаций, в которых мне предлагалось сделать пожертвования, а также начать возмещение затраченных на переезд в США денег. В письмах говорилось, что «так же, как помогли вам, надо помочь и другим евреям из Советского Союза». На конвертах часто можно было увидеть печать: «спасите советских евреев». От чего их надо спасать? От полноценной, интересной, свободной жизни на Родине со всеми правами советского гражданина?»

«Америка — это страна «доллара». Деньги довлеют над всем, — сетовала Вольпе. — Деньги вмешиваются в человеческие отношения, деньги вмешиваются в здоровье и жизнь детей. Деньги вмешиваются даже в самую гуманную профессию во всем мире — профессию врача, превращая область медицины в бездушный «бизнес». Как страшно узнать обо всем этом!»

 

Публикация АПН

Голоса из-за океана

15 мая 1976 г. газета «Известия» поместила подборку писем, присланных в редакцию знакомыми и родственниками иммигрантов в США. Извлечения из них публикуются здесь.

«Приехали в Америку со 100 долларами. И вот воочию увидели Америку. Наши Аня и Шурик все время тоскуют и плачут. Дети здесь не в моде, так как сейчас в Америке кризис, а рождение ребенка стоит 1 200 долларов. Об остальном и говорить нечего. Если у нас случалась какая-нибудь работа, то мы укладывали детей спать, а сами уезжали, — приглашать няню безумно дорого. Шурик спрашивает: «Мамочка, ну когда же мы домой поедем?» А Аня говорит: «Мама, ну зачем вы нас с собой взяли, я бы или у дедушки, или у бабушки жила, а то мы одни».

Шурик с 9 утра до 15 час. в садике. Какие здесь садики? Судите сами, если детей кладут на дневной сон без подушек, простыней и одеял на грязные раскладушки. Я принесла простыню, подушку и одеяло, так они взяли только подушку, а простыню и одеяло велели забрать, потому что не хотят стелить. Детям не снимают даже ботинки, когда кладут спать. Садик стоит 120 долларов в месяц…

Хочу сказать: нет ничего дороже Родины, нет лучше и добрее людей, чем наши. Никогда и ничем это не окупишь. Вы не представляете, сколько людей хотят вернуться! Не хотят только подонки, которые сбежали от тюрем».

«Здравствуйте, мои родные, мои самые дорогие!

Итак, ко всем неполадкам, какие у нас были в материальном отношении, на нашу семью обрушились болезни. Ужасно болел и болен до сих пор Леня. Все время болеют Шурик и Аня. Теперь расклеилась я. Живу на таблетках. Хорошо, что взяла много лекарств из Союза. Их лекарствам я вообще не доверяю. Были у врача только несколько раз. За каждый прием — 20 долларов.

Целыми днями и ночами говорим о покинутом доме, о друзьях, знакомых. Чего бы сейчас только ни сделала, чтоб вернуться! Только теперь поняли, как мы ничего не ценили! Нашим людям очень трудно привыкнуть к американской жизни, а большинству — просто невозможно. Здесь все построено только на деньгах. Основная масса людей — это роботы, у которых не осталось никаких человеческих чувств, все их думы направлены на одно: сделать больше денег. Каким путем — их это не волнует. Здесь царят разврат, грязь в отношениях между людьми, разбой, грабеж, бесчисленные пожары, взрывы бомб и т. п. Нам только и говорят: «Смотрите за своими детьми, их могут украсть!» Что здесь творится, волосы встают дыбом! Насколько наш народ чище, добрее, организованнее и культурнее! Им до нашего народа, как от земли до неба! Как здесь мучаются наши люди, просто кошмар! Никто не работает по специальности, все принижены, все морально уничтожены. Найти здесь работу так же трудно, как иголку в стоге сена».

«Расскажу немного о наших знакомых. Зина Шарафетдинова — бывшая певица Москонцерта — работает на фабрике по 10 часов, а ее муж, Алик Кац, бывший фокусник, — таксист. Владислав Глебас — бывший ударник московского мюзик-холла — работает поваром. Таня Савельева навсегда забыла сцену, нигде не работает. Ее муж, бывший администратор, аферист, и здесь начал заниматься аферами, обманывать эмигрантов, но у него ничего не вышло избили. Ленинградец бас-гитарист Василий Токарев счастлив, что нашел работу в госпитале няней.

Лев Пильщик, певец, который работал в оркестре Кролла, здесь три года был таксистом, сейчас уехал в ФРГ. Танцор Миша Кушнир — выступал в Москве с Гусаковым («братья Гусаковы») — вообще нигде не работает, готов пойти на любое место. Владимир Чижик — бывший трубач оркестра радио и телевидения подрабатывает на вечерах и свадьбах».

Информацию о положении прибывших в США публикуют и издающиеся в Нью-Йорке эмигрантские газеты на русском языке.

«Встретил Запад эмигрантов неприветливо. Инфляция, дороговизна, безработица, неуверенность в завтрашнем дне, забастовки, борьба нахрапистых Профсоюзов за свои права, а остальные — хоть пропади! Всякое повышение цен ощутимо ударяет эмигранта даже не по карману — по желудку.

Когда приходит время платить за квартиру, он со вздохом вспоминает дешевизну квартплаты, газа и электричества в СССР. То, что казалось агитационными приемами там, на бывшей родине, здесь обрастает плотью и становится доводом.

Форм несвободы в этом мире множество. Это не только закабаление личности государством. Американцы сами говорят о своей свободе так: «Я могу выйти на улицу с плакатом «Долой президента!», но я не могу выйти с плакатом «Долой моего босса!».

Э. Лимонов («Новое русское слово», 1975, 11 ноября).

«Вот уже более двух лет я в Америке. Нас, врачей, здесь всячески притесняют, не дают возможности устроиться работать — на первых порах хотя бы в роли ассистентов. На курсы для подготовки к экзаменам меня не принимают.

В СССР я был полноценным гражданином. Никакого притеснения не испытывал. Жил наравне со всеми гражданами, пользовался всеми правами согласно Советской Конституции. Здесь же я познал, что такое «свободный мир». Это: ты врач — работай санитаром, инженер — сторожем. Не хочешь живи на подачки. Только здесь чувствуешь боль за все то, что ты потерял на Родине, в Советском Союзе».

И. Махновецкий («Русский голос», 1976, 3 июня).

«Мы попали в капиталистический мир, где процветают эксплуатация человека человеком, безработица, преступность, безнравственность.

Из-за инфляции и кризиса — неизменных язв капитализма — ежедневно закрываются тысячи фабрик и заводов, пополняя многочисленную армию безработных, порождая страх, неуверенность в завтрашнем дне. За самый тяжелый труд фабриканты-хозяева платят гроши, выжимая последние соки из рабочих.

На улицах, в автобусе люди не уверены, что не будут ограблены, избиты или даже убиты. Не каждый может позволить себе лечение ввиду дорого оплачиваемого медицинского обслуживания. Не каждый желающий получить высшее образование может осуществить свое стремление стать всесторонне образованным и полезным обществу человеком. Растущая плата за обучение в высших учебных заведениях Америки не по карману не только выходцам из рабочих семей, но и молодежи средних слоев».

А. Цветковский («Русский голос», 1977, 5 мая).

 

Никаких прав

Журналисты, аккредитованные на Белградской встрече представителей стран — участниц Совещания в Хельсинки, в феврале 1978 года получили возможность ознакомиться с письмом из США от бывшего жителя города Киева Леонида Шинделькройта. Автор письма пишет:

«Я касаюсь трагедии только моей семьи. Уже в Риме меня ожидало немалое разочарование, когда я обратился за помощью в опекающую нас организацию ХИАС к госпоже Батонни. Она заявила мне: «Вы здесь находитесь на нелегальном положении и, следовательно, никаких прав не имеете…»

Леонид Шинделькройт, 2336, Гленмонт, сэркл, Апт. 106 Силвер Спринг, Мэриленд 20902 США.

По приезде в США, 18 ноября 1975 г., нам сообщили, что жить мы будем в поселке Уитон, Мэриленд 20906, 2812 Эрбайн Драйв. Поблизости не было ни магазинов, ни школы для детей, ни транспорта. В темном сыром домике поселили несколько семей.

Уже через восемь дней после того, как я начал посещать курсы английского языка, мне прислали письменный ультиматум за подписью сотрудниц организации «Джуиш Соушл Сервис Эйдженси» Брукс и Хершафт с требованием выйти на работу в качестве уборщика (несмотря на то что я предъявил диплом об окончании учебного заведения — технический профиль). На предприятие «Бакст Сервис (915 Брукбидлл Роуд, Силвер Спринг, Мд.20910) меня повезла миссис Хершафт. Здесь производятся вредные операции — сварка, пайка оловом и свинцом, покрытие ацетоновой краской, при этом нет никакой вентиляции, респираторов, отсутствуют самые элементарные условия охраны труда и здоровья рабочих. Попросту говоря, дельцы, «опекающие» эмигрантов, вступили в сговор с хозяином Бакстом, которому нужны даровые рабочие руки и который в погоне за сверхприбылью безжалостно эксплуатирует людей. На следующий день у меня украли новые инструменты. К этому следует добавить, что на работу я был вынужден добираться сначала автобусом, а потом еще идти пешком 10 км.

4 февраля 1977 г. я заболел, в 11.30 потерял сознание. Вызвали скорую помощь. Меня отвезли в «Хоули Кросс Госпитал» Силвер Спринг. Однако «опекуны» отказались оплачивать счета за скорую помощь.

В настоящее время надо мной, морально и физически раздавленным человеком, с двумя маленькими детьми — 10 и 5 лет, нависла угроза выселения: нечем платить за квартиру. Я обратился за помощью в «Велфэр», но эта благотворительная организация выдает пособие на трех человек, которое меньше платы за самое дешевое жилье. Что мне делать?»

 

Публикация АПН

Покровительство преступникам

Однако не все эмигранты бедствуют в США, подобно Шинделысройту, Рабиновичу, Вольпе и другим. Факты свидетельствуют, что здесь оказывается покровительство на самом высоком уровне тем лицам, которые совершили тяжкие преступления против советского народа и государства. Это, например, ответственный сотрудник государственного департамента США Константин Варварив. В качестве американского представителя при ЮНЕСКО он находился с 14 по 25 октября 1977 г. в Тбилиси в составе официальной делегации США на межправительственной конференции ЮНЕСКО.

Здесь его опознали как бывшего нацистского пособника.

Константин Варварив, 53 лет, уроженец села Стыдень Волынской области УССР, жил в 1941 — 1943 гг. в оккупированном нацистами городе Ровно вместе со своей семьей по адресу: ул. Мазепы, д. 32. Варварив служил тогда в криминальной карательной полиции СД. Отряд полицаев возглавляли преступники Грушецкий и Ордоновский. Они организовывали массовые расстрелы советских граждан и карательные операции против партизан. В преступлениях участвовал и брат Константина Варварива, который был убит в 1943 году советскими патриотами во время одной из карательных операций нацистов. Гитлеровцы устроили ему пышные похороны, согнав на них под страхом смерти все население г. Ровно.

В начале 1944 года Константин Варварив вместе с братом Евгением и другими членами семьи бежал с отступающими гитлеровцами в Чехословакию, а затем в Германию. После окончания войны Константин Варварив сотрудничал с американской и английской разведками, занимался подбором людей для засылки в СССР со шпионскими и диверсионными заданиями. Ныне Константин Варварив проживает в США по адресу: 2525, 10-я стрит, Апп. 619, Арлингтон, Вирджиния.

Генеральный прокурор СССР Р. А. Руденко дал указание о возбуждении уголовного дела против Константина Варварива по обвинению в соучастии в военных преступлениях нацистов.

Министерство иностранных дел СССР официально уведомило посольство США в Москве об опознании американского представителя при ЮНЕСКО в качестве гитлеровского пособника и передало следственные материалы американским властям.

В архиве г. Ровно, где в годы второй мировой войны фашисты уничтожили 80 тыс. мирных советских граждан, хранятся платежные ведомости нацистского гебитскомиссариата, в которых стоят подписи Константина Варварива. Эти документы, захваченные Советской Армией при освобождении Ровно, неопровержимо свидетельствуют о том, что Константин Варварив в течение долгого времени служил гитлеровцам. Первоначально его жалование равнялось 750 маркам в месяц. В январе 1944 года Константин Варварив стал третьим по важности лицом юридического управления гебитскомиссариата, тогда Варварив получал ежемесячно 1312 марок.

Сотрудники гебитскомиссариата участвовали в карательных акциях против мирного населения и патриотов. В частности, 7 ноября 1941 г. по приказу гебитскомиссара Беера в Ровно были расстреляны 17 тыс. советских граждан. В городском архиве Ровно хранятся приказы, отчеты и прочие документы о данной трагедии. Тот же Беер в 1943 году подписал распоряжение о повышении Варварива.

В материалах о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков на Ровенщине (акты комиссий по расследованию злодеяний и рассказы очевидцев) имеется свидетельство Юрия Александровича Новаковского, 1918 года рождения, жителя г. Ровно. В нем говорится:

«6 ноября, накануне первого дня расстрела, гебитскомиссариат, руководителем которого был д-р Беер, сообщил о том, что 7 ноября в 6 час. утра все жители, не имеющие на руках специальных удостоверений ремесленников (фахаусвайс), обязаны вместе со своими семьями, в том числе детьми и стариками, явиться на Костельную площадь на Грабнике (северо-восточная часть города). Я живу напротив этой площади, все это происходило на моих глазах. Было еще темно, шел дождь со снегом, когда начали собираться люди.

Накануне, 6 ноября, площадь оцепили войска. Там были гестаповцы, полицаи, эсэсовцы. Примерно часов в 12 дня немцы объявили, что все должны оставить свои вещи на площади. Люди еще не понимали, в чем дело, думали, что это массовый грабеж, к которому уже привыкли, и покорно выполняли приказ. Образовалась целая гора из вещей. Потом немцы повели людей за город, на место, называемое Сосенки. Там уже были приготовлены огромные ямы. Стреляли в беззащитных людей, лежащих на земле лицом вниз. Разбивали прикладами головы и бросали трупы в яму. В детей не стреляли, на них не тратили пуль. Их бросали в яму прямо живыми».

«Кроме того, много советских граждан гитлеровцы замучили и расстреляли в тюрьме, — говорится в акте о злодеяниях гитлеровцев в г. Ровно, переданном в оперативной сводке Совинформбюро 9 марта 1944 г. — В центре города немцы поставили виселицы, на которых вешали советских патриотов. Немецко-фашистские захватчики устроили в Ровно три лагеря для военнопленных и мирных советских граждан. Заключенных убивали и морили голодом. На одном только кладбище на Грабнике похоронены тысячи советских граждан, замученных в этих лагерях. Трудно словами передать все, что происходило в городе во время немецкой оккупации…»

Акт подписали жители города Ровно: учительница В. Лукашевич, учитель В. Левитский, воспитательница детского сада М. Яновская, настоятель Ровенского собора протоиерей У. Парголовский, настоятель Свято-Успенской церкви протоиерей М. Носов, бухгалтер Н. Марчуков и др.

В Ровно есть свидетели, помнящие братьев Константина и Юрия Варваривов, служивших у гитлеровцев.

21 ноября 1977 г. следователь по особо важным делам Прокуратуры Украинской ССР Васильенко допросил в качестве свидетеля Зинаиду Симковскую.

Вопрос:

Знали ли Вы гражданина Варварива Константина Васильевича, если знали, то где и при каких обстоятельствах Вы с ним познакомились, какие у Вас были с ним взаимоотношения, где и кем он работал?

Ответ:

Впервые Варварива Константина я увидела в начале 1942 года в соборе города Ровно во время богослужения. Тогда на нем была гражданская одежда. После этого я виделa Варварива почти на каждом богослужении, но знакома с ним не была. Весной 1942 года, приблизительно в мае — июне, точно не помню, в какой день недели, я находилась около городского рынка, когда началась облава. Все улицы перекрыли вооруженные немцы и полицейские; полицейские были одеты в черную форму со светлыми нашивками внизу на рукавах. Они окружили большую толпу людей; люди плакали, кричали, слышны были детские голоса.

Среди полицейских я увидела и Константина Варварива. Он тоже был в черной полицейской форме, на поясе висела кобура с пистолетом. Я обратилась к нему с просьбой отпустить меня. Моя просьба подействовала на него, и он меня отпустил, предупредив, чтобы больше я не попадала в их руки. Видимо, Варварив имел какое-то влияние на остальных полицейских. Через некоторое время я встретилась с ним на улице или в церкви, точно не помню, тогда он подошел ко мне, как к знакомой. Варварив был одет в гражданскую одежду; он сказал, что работает секретарем в суде.

Вопрос:

Знали ли Вы родных Варварива Константина, кого именно, его знакомых?

Ответ:

Варварив Константин жил вместе с отцом и матерью. Отец был священником. Константина Варварива я часто видела с его старшим братом Евгением, который носил всегда полицейскую форму черного цвета. Возле собора я видела несколько раз и младшего брата Константина, его звали Юрием. Он носил форму зеленого цвета. Летом 1942 года Варварив Константин мне говорил, что его младший брат был убит при проведении какой-то операции. Позднее я узнала, что у него есть еще родная сестра.

Константин Варварив — высокого роста, русый, лицо худощавое, продолговатое, с голубыми глазами. Запомнилась мне его привычка во время разговора верхней губой поджимать нижнюю губу.

Вопрос:

Спрашивали ли Вы у Варварива Константина, почему он носил черную полицейскую форму, и если спрашивали, то что он Вам на это ответил?

Ответ:

Да, я об этом спрашивала у Варварива Константина после того, как увидела его во время облавы в черной полицейской форме. Он мне на это ответил: поскольку не хватало людей для проведения облавы, власти привлекли и его для этой работы.

Дмитрий Булавскии, 1925 года рождения, живет в Ровно, работал во время оккупации в городском суде. Булавский сообщил следующее:

«Судьей, который контролировал работу районного и городского судов, был Корноухов. У него работали переводчиком Варварив, секретарем Щиткидевич, машинисткой Цымбалюк Ольга. Где эти люди находятся теперь, мне неизвестно.

Варварив был высокого роста, русый, волосы зачесывал прямо назад, лицо продолговатое. На работу он всегда приходил в гражданской одежде.

В июне — июле месяце 1943 года меня вызвали в лагерь, из которого немцы отправляли людей на работу в Германию. Лагерь был расположен на окраине города, огражден забором и колючей проволокой. Он охранялся вооруженными немцами. Здесь я находился примерно около пяти часов. Увидев меня, Варварив сказал мне, чтобы я шел с ним. На контрольно-пропускном пункте Варварив предъявил немцу какой-то документ, и нас выпустили. Из этого я сделал вывод, что Варварив пользовался властью».

Николай Лукашевич, 1922 года рождения, живет в поселке Млынов (под Ровно), рассказал о семье Варваривов следующее:

«В конце 1941 года мой отец сообщил нам, что в Ровно приехал новый настоятель собора Варварив вместе со своей семьей. Позднее я более подробно узнал об этой семье. Младший сын Юрий служил в жандармерии, он носил немецкую форму. Летом 1943 года его убили в карательной операции партизаны. Оккупационные власти организовали пышные похороны Юрия, принуждали всех жителей явиться на них. Средний сын Константин был высокого роста, русый, волосы зачесывал назад. Нижнюю губу как-то прикрывал верхней губой. Работал он в гебитскомиссариате, кажется, в суде. Константина я встречал неоднократно, он был одет в гражданскую одежду. Старшего их брата Евгения я меньше знал, редко встречал его, в 1943 году мне стало известно, что Евгений служил в полиции».

Юрий Литвиненко, 56 лет, живет в Ровно, также знал семью Варварива. Он рассказал:

«Примерно весной 1942 года, когда я был в г. Ровно, Николай Миськов познакомил меня с Варваривом Юрием. Он же мне сказал, что отец Юрия священник и что в Ровно они приехали из-за Буга. Примерно в середине 1943 года, проходя мимо собора в Ровно, я увидел много людей. Оказалось, что хоронили Юрия Варварива. Миськов показал мне еще двоих братьев Юрия Варварива, но с ними он меня не знакомил. Одного брата звали Константином. Константин и его брат, имени которого я не знаю, были тогда одеты в гражданскую одежду. Однажды я видел, как Варварив Константин заходил в здание гебитскомиссариата. После этого еще два раза встречал его в городе, одет он был тогда в полицейскую форму».

В архиве г. Днепропетровска хранятся документы о прошлом жены Варварива, урожденной Елены Козар: ее фотографии, учетные карточки с личными подписями, свидетельствующими о том, что она служила в гестапо. В 1942 году туда же была принята на работу ее сестра Галина, ныне сотрудница американской радиостанции.

Отец Елены Козар — Павел Козар, бывший уголовник, получил от оккупантов титул «профессора» за активное содействие СД. На основе его доносов были расстреляны многие патриоты. В сохранившейся с тех времен коллаборантской днепропетровской газете от 24 сентября 1942 г. на первой странице опубликована статья, которая призывает к сотрудничеству с нацистами и к «борьбе с жидобольшевиками и их англоамериканскими союзниками». Среди подписавших эту статью значится «профессор» П. Козар.

При отступлении нацистских войск в 1944 году Варварив бежал в Германию, скрылся в трудовом лагере для угнанных жителей Восточной Европы, дождался там прихода американских войск и был освобожден как «жертва нацизма». ЦРУ стало известно о прошлом Варварива. За соответствующие услуги оно обещало хранить его тайну. Больше того, шпионская служба помогла ему, нацистскому пособнику, перевоплотиться «в борца за права человека» и возвела его на высокий пост в госдепартамент США и ЮНЕСКО.

Имеются убедительные доказательства того, что официальный представитель США использовал авторитетную международную организацию, призванную служить высоким идеалам гуманизма, для работы против Советского Союза в контакте с ЦРУ, с антисоветскими эмигрантскими и националистическими организациями.

Подобный факт ярко свидетельствует о том, как на деле пекутся о правах человека те, кто делает свой политический бизнес на этом лозунге.

 

Укрывательство убийц

Декларативные заявления президента США Дж. Картера о правах человека несовместимы с укрывательством преступников Бразинскасов, которые убили женщину, ранили трех мужчин, угрожали гибелью 46 пассажирам, захватили и угнали авиалайнер.

15 октября 1970 г. отец и сын Бразинскасы открыли стрельбу в самолете Аэрофлота АН-24, совершавшем рейс Батуми-Сухуми. Они убили бортпроводницу Надежду Курченко, тяжело ранили командира экипажа Георгия Чахракия, штурмана Валерия Фадеева, бортмеханика Оганеса Бабаяна. Захваченный авиалайнер был угнан в Турцию. Это преступление не первое в жизни Бразинскасов. Бразинскас-старший, работавший ранее продавцом, уже был судим за хищения и растраты. Отбыв наказание, он поселился в Средней Азии. Там скупал национальные узбекские ковры, перепродавал их в Литве, спекулировал запчастями к автомобилям. Своим сообщником он сделал тогда еще несовершеннолетнего сына Альгирдаса.

Преступления Бразинскасов, совершенные ими в воздушном пространстве СССР, были направлены против Советского государства и стоили жизни и здоровья советским гражданам. В связи с этим их преступления подпадают под советскую юрисдикцию, подсудны советскому суду, и они должны быть судимы по советским законам. В Монреальской конвенции (1971 г.) сказано: «Каждое договаривающееся государство принимает такие меры, какие могут оказаться необходимыми, чтобы установить свою юрисдикцию над преступлением в следующих случаях: а) когда преступление совершено на территории данного государства; б) когда преступление совершено на борту или в отношении воздушного судна, зарегистрированного в данном государстве» (с. 5).

Однако представители официальных учреждений США, в том числе ЦРУ, специально прибыли в Анкару с целью не допустить выдачи Бразинскасов советскому правосудию. Лихорадочная деятельность в защиту преступников была развернута сенатором Перси и конгрессменом Дервински. В результате они добились от турецких властей того, что преступники не были возвращены в Советский Союз.

23 марта 1977 г. раненный Бразинскасами бортмеханик Оганес Бабаян и пилот Сулико Шавидзе обратились к президенту США Картеру с просьбой содействовать возвращению в СССР преступников, которые должны нести ответственность по советским законам.

г. Сухуми Абхазской АССР

23 марта 1977 г.

Уважаемый господин президент Картер!

Вам пишут два друга: Сулико Шавидзе — пилот советской гражданской авиации и Оганес Бабаян — бортмеханик. Пишем и надеемся, что Вы поймете нас и поможете правосудию.

Мы — члены экипажа самолета АН-24 № 46256, который бандиты Бразинскасы, укрывающиеся сейчас в Соединенных Штатах, угнали в Турцию 15 октября 1970 г. В пути из Батуми в Сухуми на территории СССР они злодейски убили нашего товарища по работе и друга бортпроводницу Надю Курченко, тяжело ранили командира самолета Георгия Чахракия, штурмана Валерия Фадеева и меня, Оганеса Бабаяна. И только по счастливой случайности пуля злодеев не сразила меня — Сулико Шавидзе. И если бы это случилось, жертвами стали все 46 пассажиров самолета. До сих пор у нас перед глазами эти потерявшие человеческий облик воздушные пираты Бразинскасы — отец и сын, до сих пор болят наши раны и травмированы наши сердца.

Господин президент! Весь мир, мы знаем, осуждает воздушное пиратство, осуждаете его и Вы. Но одного словесного осуждения мало. Надо наказывать злодеев и пиратов. Поэтому мы убедительно просим Вас использовать Ваш авторитет президента Соединенных Штатов Америки и содействовать возвращению из США в СССР отца и сына Бразинскасов, которые должны ответить перед советским Законом и советским правосудием. Ждем Вашего решения и ответа.

С уважением

Сулико Шавидзе

Оганес Бабаян

Наши адреса:

Абхазская АССР, г. Сухуми, Аэропорт, дом 2, кв. 16 Сулико Захарович Шавидзе

Армянская ССР, г. Ереван, ул. Шираки, дом, 26, кв. 2 Оганес Ваганович Бабаян

14 октября 1977 г. в Москве была созвана пресс-конференция в связи с укрывательством в США воздушных бандитов Бразинскасов.

Советские летчики Бабаян и Шавидзе сообщили журналистам, что в ответ на их письмо, направленное президенту США Картеру, с просьбой о выдаче преступников Бразинскасов пришла лишь формальная отписка. Как явствует из ответа Белого дома, американская администрация не намерена рассматривать этот вопрос, несмотря на то что признает действия Бразинскасов серьезным преступлением.

Перед советскими и иностранными журналистами выступили члены экипажа АН-24, заместитель председателя Комитета советских женщин Проскурикова К. С., член коллегии Министерства гражданской авиации Панюков Б. Е. и другие лица.

ЦК профсоюза авиаработников сделал заявление по вопросу борьбы с воздушным пиратством, в котором, в частности, говорится:

«Вся мировая общественность глубоко озабочена непрекращающимися случаями пиратского угона гражданских самолетов и террористическими актами, совершаемыми против пассажиров и экипажей. Однако поражает тот факт, что во многих случаях бандиты остаются безнаказанными.

Члены нашего профсоюза вновь с возмущением узнали, что американские власти фактически взяли под свою защиту отца и сына Бразинскасов, которые совершили тяжкие уголовные преступления на территории Советского Союза. Убив стюардессу и ранив пилотов, они захватили самолет АН-24, выполнявший рейс Батуми — Сухуми, и вынудили экипаж приземлиться в Турции. С тех пор прошло семь лет, а убийцы до сих пор разгуливают на свободе.

Известно, что одной из основных задач нашей организации, как и многочисленных национальных профсоюзов и международных организаций трудящихся воздушного транспорта, является обеспечение безопасных условий труда в гражданской авиации в целом и безопасности полетов в частности. Поэтому наша позиция по вопросу угона воздушных судов ясна и бескомпромиссна — преступник незамедлительно должен быть выслан в страну, против которой или в которой совершено преступление, где находятся свидетели этого преступления и может быть проведено объективное расследование».

За Бразинскасов вступился ряд сенаторов и конгрессменов.

Сенатор Брук от штата Массачусетс, где скрывается Бразинскас-младший, взял убийц под защиту, о чем он прямо заявил журналистам. Представитель иммиграционной службы Бостона Креймер обещал «внимательно и с сочувствием» отнестись к просьбе бандита о выдаче ему вида на жительство в США. Другой чиновник той же службы Вагнер заявил, что понадобятся месяцы, прежде чем калифорнийские органы правосудия займутся личностью Бразинскаса-старшего, если они вообще захотят это сделать.

27 февраля 1978 г. сенатор от республиканской партии Пит Доменичи (штат Нью-Мексико) предложил в конгрессе законопроекты в поддержку 55-летнего Пранаса и 22-летнего Альгирдаса Бразинскасов. Эти документы поступили на рассмотрение сенатской юридической комиссии, что автоматически остановило предъявление каких-либо претензий к преступникам со стороны службы иммиграции и натурализации (до принятия сенатом решения).

Член палаты представителей республиканец Роберт Дорнэн (штат Калифорния) также внес законопроект, в котором предложил предоставить Бразинскасам право на жительство в Соединенных Штатах.

21 марта 1978 г. на пресс-конференции в Вашингтоне в госдепартаменте корреспондент ТАСС задал вопрос, связанный с укрывательством Бразинскасов в США. Он отметил, что здесь им предъявлено обвинение не в воздушном пиратстве и убийстве, а лишь в том, что они незаконно находятся на территории Соединенных Штатов. Это дело может тянуться бесконечно долго, а пока бандиты на свободе и не испытывают каких-либо неудобств. Требования советских властей и общественности о выдаче преступников остаются без ответа.

Официальный представитель госдепартамента ответил, что этот вопрос ими уже «разъяснялся» и ему нечего добавить к сказанному ранее. «Разъяснения» сводились к тому, что дело Бразинскасов, дескать, находится в ведении службы иммиграции и натурализации. Единственное, что грозит преступникам, — это требование покинуть пределы Соединенных Штатов.

Представитель госдепартамента заявил, что озабоченность США международным терроризмом не распространяется на случай с Бразинскасами.

Другой представитель внешнеполитического ведомства США в беседе с корреспондентом ТАСС сообщил, что госдепартамент вообще не считает угон советского самолета актом терроризма.

Покровительство Соединенных Штатов преступникам Бразинскасам противоречит нормам международного права, духу хельсинкских соглашений и мерам, предпринимаемым Организацией Объединенных Наций для пресечения терроризма.

Декларация принципов, составляющая первый раздел Заключительного акта совещания по безопасности и сотрудничеству, подписанного участниками хельсинкского Совещания, предусматривает, что государства-участники будут «стремиться, развивая свое сотрудничество как равные, содействовать взаимопониманию и доверию, дружественным и добрососедским отношениям между собой, международному миру, безопасности и справедливости» (п. IX). О каком взаимопонимании может идти речь при нарушении элементарных начал справедливости, когда убийцы и террористы, чья деятельность явно направлена против другого государства и стоила жизни его гражданам, не только остаются безнаказанными, но и пользуются покровительством другого государства!

В резолюции XXXI сессии Генеральной Ассамблеи ООН от 15 декабря 1976 г. «О мерах по предотвращению международного терроризма, который угрожает или влечет за собой лишение жизни невинных жертв» государства призываются к усилению борьбы с этим тягчайшим преступлением против международного права.

Выдача лиц, совершивших столь тяжкие преступления, для справедливого суда над ними полностью соответствует международным конвенциям о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности гражданской авиации, принятым в Гааге (1970 г.) и Монреале (1971 г.). В обеих конвенциях предусматривается, что угон самолетов является тяжким уголовным преступлением (статьи 1 обеих конвенций), исключающим право на убежище в иностранном государстве и подлежащим «включению в качестве преступлений, влекущих выдачу, в любой договор о выдаче, заключенный между договаривающимися государствами» (ст. 8 Гаагской и ст. 8 Монреальской конвенций).

Но Бразинскасы совершили не только преступление, предусмотренное в Гаагской и Монреальской конвенциях, в которых речь идет о незаконном угоне самолета. Они еще совершили убийство и нанесли тяжкие телесные повреждения из низменных, своекорыстных побуждений. Подобного рода преступления во всех странах влекут уголовные меры воздействия. Например, меджлис Ирана принял 24 февраля 1971 г. закон, предусматривающий смертную казнь за убийство, ранение и другие преступные акции, угрожающие жизни пассажиров или членов экипажа. Аналогичные законы имеются и в ряде других государств.

Таким образом, всем, кто ведет подлинную борьбу за права человека, должно быть ясно, что преступники Бразинскасы подлежат самому суровому наказанию.

Совершенно очевидно, что удивительная мягкость американских властей в отношении преступников Бразинскасов и развернувшаяся в США антисоветская кампания под лозунгом «защиты прав человека» — это два аспекта одной и той же недоброжелательной политики в отношении Советского государства, политики, являющейся нарушением хельсинкских договоренностей и основ современного мира.

Московская газета «Воздушный транспорт» от 28 февраля 1978 г. писала:

«Ни у кого не вызывает сомнения, что Белый дом вряд ли подвергал бы испытанию свой престиж «защитника морали, законов и прав человека», окажись на месте Бразинскасов кто-нибудь другой, без политической маски, бесполезный для нагнетания в Америке антисоветских настроений. Такого без проволочек и рассуждений вышвырнули бы из страны на основании иммиграционных законов. Известно же, что администрацией, обеспокоенной незаконным проникновением в страну латиноамериканцев, создаются специальные вооруженные отряды и патрули на границе с Мексикой и Панамой, вылавливающие непрошеных пришельцев и выдворяющие их обратно. Известно также, что на основании закона Маккарэна — Уолтера власти США отклонили просьбу о «натурализации» сотен политэмигрантов из Чили, Гаити и других латиноамериканских стран, укрыв в то же время под сенью американской «демократии» военных и других преступников».

Пираты Бразинскасы, прибывшие в США с нарушением американских законов, вольготно живут в Америке. Американская администрация спасает от возмездия убийц только потому, что их заявления о ненависти к СССР рассматриваются в Штатах как спасительная индульгенция — «отпущение грехов».