В скриптории было холодно. Очень холодно.

       Брат Джакино отложил перо и подышал на руки, чтобы согреть их. Ноги совсем замерзли, начала ныть спина, последние полчаса он постоянно чихал. Так и до серьезной простуды недалеко. Зима в Кастельмонте и в окрестных землях выдалась в этом году небывало лютая, о подобной зиме даже старые хроники не сообщают. В кельях стены по утрам покрывает иней. Монастырский эконом все время ворчит, что дров не хватает даже для кухни. Окрестные крестьяне, которые раньше с радостью отдавали святым отцам древесный уголь задаром, теперь просят шесть грошей за бушель. Чтобы отопить монастырь, послушники с утра до вечера в свирепый мороз рубят на дворе промерзшие поленья. Какое счастье, что переписчики освобождены от такой тяжелой работы! Если бы еще приор соизволил скрипторий толком отапливать...

       Сегодня у Джакино была особая работа. Свиток пергамента в плотном тубусе ему вручил сам аббат Кланен и велел немедленно разобраться с ним. Джакино был удивлен и заинтригован - извлеченный из тубуса свиток с двух сторон был испещрен бейанскими рунами самого архаичного начертания. Такими рунами писали в Первую эпоху, еще до Агалады. Ему очень хотелось спросить, что это за текст и откуда он, но устав братства запрещал задавать вопросы начальству, и брат Джакино лишь поклонился и направился в скрипторий, чтобы немедленно начать работу...

       Согрев пальцы, брат Джакино сделал глоток воды из кружки (горячее вино или хотя бы ромашковый чай с медом были бы сейчас куда как лучше!) и посмотрел на стопку исписанных безукоризненным почерком листов, лежавшую перед ним на конторке.

       Поправив в лампе фитиль, чтобы свет был ярче, брат Джакино разложил листы по порядку и начал перечитывать то, что написал сегодня ночью. Нынче ему работалось особенно легко и быстро. С того момента, как колокол на башне собора Святой Крови пробил полночь, брат Джакино успел перевести большую часть странного пергамента.

       Читал он быстро. Губы его беззвучно проговаривали текст, в подслеповатых глазах был азартный блеск. Брат Джакино наслаждался каждым словом своего перевода.

      "Дайте мне Слово, и буду говорить, как облеченный даром от Высшего, - так начинался странный текст, - ибо нет из вас тех, кому дан Дар, и некому предупредить беспечных о грядущем. А мне Высший в милости своей послал видение великое, от которого сердце мое трепетало в груди и дух стонал мой в великом изнеможений, пораженный видением.

       Я, Арагзан, сын Бейды из Харании, недостойный сын отца моего, избран орудием твоим, Лучезарный, и молвлю слово Твое стаду сему заблудшему.

       Моими устами говорит Он, чье Имя священно и неназываемо, чей Образ непостижим, чья Правда бесконечна..."

       Брат Джакино сделал паузу и задумался. Ему пришла в голову странная мысль - за долгие годы он так и не отыскал в богатейшей библиотеке обители ни одного другого текста, уцелевшего со времен Бейанского Двуцарствия. Хранители архивов говорили ему, что все они погибли во время войн или были уничтожены ревностными последователями Единого Творца, как языческие артефакты. Откуда же тогда взялся этот пергамент, повествующий о временах до принятия Слова? Откуда скопирован этот текст? Брат Джакино был искушенным переписчиком и заметил, что руны на пергаменте были выписаны с величайшей аккуратностью, но некоторые из них выглядели недописанными, будто поврежденными. Что это - копия текста со старинной стелы или из неведомой усыпальницы времен Бейи? Джакино представления не имел, как этот пергамент попал к аббату Кланену. Аббат вручил ему пергамент после обеда. А около полудня в обитель прибыл гонец. Джакино видел у ворот обители коня под седлом - его держал под уздцы один из послушников, и конь выглядел так, будто на нем проскакали полмира. Возможно, именно хозяин этого коня и привез загадочный пергамент. На чепраке, потемневшем от конского пота, Джакино разглядел золотой вензель графов Бальярдо. Знатного дома, который по слухам имел тесные связи со всемогущими Серыми братьями, сторожевыми псами церкви...

       "Говорит Он моими устами - скоро придет время запустения, и первый станет последним, и земля устрашится, увидев казни Мои, посылаемые за грехи ваши.

       В милости Моей сжалюсь над вами, и Гнев мой сменю на милость мою, на месте разрушенных городов утвержу новые камни жизни, дабы жили там вы и потомство ваше до срока

       Дюжина дюжин лет минует со времени казней, и новые народы населят вашу землю и дадут новую поросль на ней, как дает поросль трава на пожарище, как растет лес на пепелище..."

       Хм, подумал брат Джакино, а у этого Арагзана был неплохой слог. В убедительности ему не откажешь. Только сомнительно теперь, что это подлинная запись Бейанской эпохи. Уж слишком все точно сходится. До года. Все верно, в 445 году Первой эпохи Бейя была захвачена армиями мератского царя Алашира Львиноокого, но в 589 году Первой эпохи, или в 1-ый год Лучезарного бейанцы после шестилетней войны изгнали завоевателей. Полководец Нугейн Дари провозгласил себя императором и основал новую династию - так возникла Агалада, Вечное царство. Вместо бейанского пантеона Двадцати четырех был утвержден культ Единого Творца, и началась Вторая эпоха. Во всяком случае так гласит "Великая и истинная история Вестриаля и его провинций", а уж такому серьезному труду было бы глупо не доверять...

       "Вложил Господь свое слово в мои уста, и говорю я вам - могущество ваше будет как красота трупа нарумяненного и умащенного благовониями снаружи, но внутри скрывающего тлен и червей. Ибо цари ваши пойдут путями неправыми, мерзость язычества источит души ваши, и народ ваш будет жить в страданиях, видя неправедность властей и беспощадность ложных богов.

       Придет час, и рукой Господа царство сие сокрушится в прах и пепел, и возрыдают сильные над пепелищем могущества своего, и рухнут нечестивые капища под молотами праведников..."

       Нет, воистину, этот текст - подделка. Или же Арагзан был великим пророком, величайшим из всех. Все было именно так: пришло время, когда цари Агалады отказались от культа Единого Творца, который Нугейн Дари и его наследники вводили повсеместно, и начали поклоняться множеству богов. Жрецы этих богов, могущественные, коварные и ненавидящие собратьев, служивших другим богам пантеона, сделали царей своими марионетками и ввергли Агаладу в бесконечные междоусобные войны, из-за чего Вечное царство развалилось, как источенная червями хижина. Немногие источники, сохранившиеся с тех времен, сообщали о жутких событиях, о нашествии в конце Второй эпохи восставших мертвецов, которые пожирали живых и разносили чуму. Так или иначе, Агалада погибла, от нее осталось несколько крошечных государств на юге и юго-западе, которые чудом устояли в кровавом хаосе конца эпохи. На обезлюдевшие после десятилетий войн, мора и голода земли пришли выходцы с севера и востока, вестры и вендаланы, создавшие великую империю Вестриаль и утвердившие в этих краях навсегда, казалось, забытую религию в единого Бога-Творца...

       "Говорит Господь: тысячу лет будет стоять несокрушимая крепость Моя, и никакая скверна не проникнет в нее, ибо дух и мечи последователей Моих охранят ее от всякого зла, доколе не откроется Бездна, и не осквернятся алтари мертвой плотью. Извратится вера, тот, кто поклялся служить мне, отвратится от меня, и заменится великая правда великой ложью. Как ночной вор прокрадутся во дворцы ваше безумие и смерть, и демоны завладеют душами вашими. И скажут вам служители Зла, показывая на белое: "Это черное", и солгут, говоря: "Это белое", указав на черное, и будете вы верить тому, что они говорят вам, и всякий, кто усомнится, будет предан смерти. Не правды желают они, но власти, не Моим именем хотят править, но в гордыне своей забыли обо мне, и служат злу, худшему из всех.

       Горе вам, горе всем, рожденным и вскормленным в это время, ибо не будет вам спасения от ярости Бездны и слуг ее, подобных теням ночным, подстерегающим вас на путях ваших! И кто побежит в поле, погибнет там, и кто побежит в горы, не найдет там спасения. И дам вам знамения и знаки, говорящие, что близится конец мира сего, и вострепещут сердца ваши. Недуги и бледный голод войдут в ваши дома, заставляя вспомнить о том, что никто из вас не вечен..."

       Прочитав эти строки, Джакино хмыкнул. О какой такой бездне, о какой великой лжи говорит пророк? Неясно. Хотя многое он точно предугадал, что воистину удивительно. Верно то, что Вестриаль существует уже больше тысячи лет, и всю свою историю империя успешно боролась с внешними врагами, отражала нападения диких племен и присоединяла новые земли. Впрочем, не всегда Творец благоволил империи. Шестьдесят лет назад Вестриаль был в таком упадке, что всем казалось - вечному царству пришел конец. Династия Валентиев, правившая страной почти пять веков, пресеклась внезапно, и целых тридцать лет императорский трон занимали разные ничтожества - вплоть до самозванцев, выдававших себя за никогда не существовавших сыновей последнего императора Кесаря Валентия. Все эти мимолетные царьки призывали себе на помощь ватаги наемников с юга и востока, которые беспощадно грабили и тиранили простых землепашцев, грабя их и разоряя целые поветы. После полосы войн и династического кризиса единая империя распалась, и тогдашним правителям стоило немалого труда объединить страну. В ту пору междоусобицы и нашествия извне были обычным делом. Дошло до того, что варвары с запада дважды захватывали столицу империи Азуранд и разоряли ее. Из десяти провинции только четыре остались под властью императора. Но Вестриаль возродился и стал сильнее прежнего. Императора поддерживала церковь, и ее поддержка сыграла свою роль. В детстве брат Джакино обожал слушать рассказы деда, который участвовал в Двадцатилетней войне и вдохновленных церковью Объединительных походах, положивших конец расколу страны. После того, как дед нынешнего императора Артона, блаженной памяти император Веларий Второй Великий, наголову разбил во время кровавой Двадцатилетней войны вторгшихся в восточный Вестриаль кочевников-арафанов и взял в плен их верховного кагана, Кревелог и Равнины окончательно вернулись в состав империи, и Вестриаль вновь стал единым. Веларий правил империей именно так, как это делали великие короли древности - сурово и милосердно. Укрепил армию, и, опираясь на ее мечи, прижал великих герцогов, некоторые из которых в годы смуты вообразили себя чуть ли не ровней самому императору. Принял новые законы, распустил наемничьи ватаги, которых развелось множество в годы войн и раскола, пересмотрел налоги, провел денежную реформу. Все чужеземцы, все эти разноплеменные выходцы из бывших имперских провинций, наводнившие города Вестриаля в лихие времена междоусобиц, теперь облагались особым налогом за право проживать в Вестриале и исповедовать свои религии, и в казну сразу потекли золотые потоки. Вестриаль вновь стал сильным и единым, как до смуты.

       Император Атариан, сын Велария, был хорошим правителем, - не хуже своего отца, - но ему не повезло. На десятый год его правления началась новая война с кочевниками на востоке, а еще через год на Вестриаль обрушился страшный невиданный мор. Говорили, что эту язву навели на имперские земли колдуны-язычники, и Джакино верил этому, как верили многие другие люди. Кровавая лихорадка, сопровождаемая жуткими видениями, бредом и изнуряющим поносом, прокатилась по империи, унося жизни крестьян и купцов, монахов и дворян. Джакино помнил, как шесть лет назад он, тогда еще совсем молодой человек, был одним из пяти счастливчиков, выживших в их деревне - остальные восемьсот сорок жителей деревни Кормас умерли в страшных мучениях, в том числе и все родные Джакино. Именно тогда и нашли его святые отцы, и чудом выживший Джакино стал послушником, а потом монахом. Мор 983 года выкосил чуть ли не половину населения империи, и еще множество народа умерло потом от голода. Не об этих ли бедствиях говорит Арагзан в своем пророчестве?

       Как бы то ни было, империя действительно пережила тяжелые испытания. И не все их вынесли. В год мора император Атариан, тяжело переживавший обрушившееся на его страну бедствие, перенес удар и через два года скончался, оставив престол своему шестнадцатилетнему сыну Артону.

       Да, молодой император, благослови его Создатель, достоин самых лестных слов. Встав на престол шестнадцатилетним юношей, он показал себя мудрым не по годам правителем. Артон рассудителен и осторожен, а главное - он действительно стремится к тому, чтобы проклятое наследие темных времен в империи исчезло окончательно. Серые Братья в правление Артона особенно рьяно взялись за полное искоренение в имперских землях ведовства и колдовства - этого зла, с которым боролись и прежние императоры, но без особого успеха. Был принят новый Закон о колдовстве, который приравнивал недонесение о случаях колдовства, мантики и чернокнижия и укрывательство колдунов и ведьм к самому колдовству. Брат Джакино знал, что за четыре года правления императора Артона только в двух крупнейших провинциях империи, Вендаланде и Вестрии, были изобличены и казнены почти две тысячи ведьм и чернокнижников. Сотни мародеров, разбойников и грабителей, которых немало развелось в стране после великого мора и голода, брошены в тюрьмы и нашли свою смерть на плахе. В городах стало намного спокойнее, а ведь еще пять лет назад даже в столице гулять по улицам после заката было небезопасно. Города и деревни ожили, урожаи все последние годы были отличными, торговля и ремесла процветают, и народ просто боготворит императора. Да, в дальних провинциях еще неспокойно, еще рыщут по стране банды мародеров и разбойников, еще не все ведьмы и адепты языческих богов отправлены на костры, но перемены к лучшему видны повсеместно. Даже в монастырях почувствовали это благополучие, потому что крестьяне, еще недавно сами нищие и голодные, теперь охотно снабжают монахов любыми припасами и не заламывают за них безбожную цену. Вот только зима в этом году выдалась очень уж холодная...

      "Бойтесь последнего знамения конца времен, великой зимы, которую Я пошлю на землю, ибо в ней холод смерти, и кровожадные тени, укрывшиеся в зимних сумерках - вестники ее.

       Бойтесь звезды бледной, ибо на лучах ее - предвестие испытаний, каких еще не знали вы.

       И придет ночной ужас на землю вашу, в дома ваши и души ваши, и будете искать спасения, но не найдете его, пока не обратитесь ко Мне

       И устрашатся все, услышав о Всадниках, скачущих в ночи, потому что придут они собрать свою жатву. И не смогут укрыться от Всадников сих за стенами городов своих и за дверьми домов своих, потому что Всадники эти - суть грехи ваши, облеченные плотью, ложью и безумием вашим порожденные.

       Возрыдайте, Вестрия и Вендаланд, ибо не будет вам мира!

       Возрыдайте, земля Хагрист и земля Йор, ибо Всадники опустошат вас!

       Возрыдайте, Кревелог и Кастельмонте, ибо застонете в муках под тяжестью черных копыт!

       Возрыдайте, Равнины и Лоулас, ибо Всадники сокрушат вас!

       Возрыдайте, Алмана и Сардис, ибо Всадники принесут вам погибель!

       И когда вопли ваши дойдут до Меня, отвечу вам: "Вините себя, гордыню вашу, чернокнижие ваше и мерзость вашу, потому что пришло время заплатить за нечестие свое высокой ценой. Не Мной, но вами пробуждено Зло, от которого страдает ваша земля - так почему взываете ко мне, а не к сердцам вашим, в которых нет больше ни света, ни любви, ни веры?

       Или ждете, что пошлю вам Спасителя, который защитит вас и спасет от Всадников и ночных теней?

       Или не видели вы прежде лжи и скверны, вползшей в дома и храмы ваши, подобно гаду ядовитому? Или были вы слепы и глухи, а теперь прозрели и стали слышать?

       Вот слово Мое к вам, устрашенные и раскаивающиеся злочестия своего - молите о Спасителе, который встанет за вас на великую битву, молите денно и нощно. Молите о том, кто явится вам и мертвое вернет во прах, а живое сохранит. Молите о том, кто, подобно мечу, рассечет небо на золотых крыльях и вернет вам надежду.

       Я же предвижу приход Спасителя и молюсь о нем, чтобы не наступил конец времен, и не поглотила Бездна день грядущий. Я, Арагзан, изрек сие, и сам Господь говорил устами моими..."

       Брат Джакино дочитал перевод и хмыкнул. Отложил пергамент, протер воспаленные глаза пальцами и тряхнул головой. Теперь, когда весь текст сложился в единое целое, у него больше нет сомнений, что это не подлинное бейанское пророчество, а какая-то сектантская подделка. Не мог пророк, живший три тысячи лет назад, так точно угадать названия всех десяти имперских провинций. И еще, текст явно незакончен. В конце листа несколько строк состоят из фрагментов рун, и сложить их во что-то читаемое невозможно. Видимо, исходная надпись была повреждена. Целый вечер и большая часть ночи потрачены впустую. И это он обязательно скажет Кланену.

      - Брат Джакино! - Молодой послушник Харрод влетел в скрипторий без стука и с прытью, неподобающей служителю церкви. - Брат Джакино!

      - Ты отрываешь меня от работы, - недовольно сказал переписчик и тяжело посмотрел на юношу.

      - Простите, брат Джакино. Там... там...

      - Ну что?

      - Не знаю. Я был на колокольне и...

      - Ну что?

      - Я вас прошу, брат Джакино, идемте со мной!

       Джакино, недовольно ворча, накинул овчинный плащ, и они вышли из скриптория на монастырский двор. Мороз сразу пробрал до костей. Ночное небо было наполнено звездами, а воздух был тихим и звонким, как стекло. Яркая комета, появившаяся в небе несколько ночей назад, пересекала западную часть небосвода сияющей дугой.

      - Слышите? - прошептал Харрод, дрожа то ли от холода, то ли от страха.

       Джакино прислушался. Мороз обжигал лицо и руки, ледяными пальцами гладил тело под плащом и суконной рясой, не давая сосредоточиться, но переписчик услышал то, о чем говорил Харрод - и волосы его под капюшоном плаща встали дыбом.

       Звук шел из-под заснеженных плит, покрывавших монастырский двор. Далекий, глухой, тяжелый, угрожающий.

       Звук, в котором нетрудно было узнать топот подкованных копыт.

      - Что это? - прошептал Харрод.

      - Где-то неподалеку проходит обоз или отряд конницы, - ответил Джакино. - И ради этого ты вытащил меня на мороз?

      - Я... я испугался, - признался мальчик. - Мне показалось с колокольни, что я не только услышал, но и увидел что-то. Я видел...

      - Иди спать, - велел переписчик и пошел к себе.

       ***

       Настоятель не спал. Он прочел перевод Джакино, а потом отпер ларец на своем столе и сложил туда оба пергамента - с оригинальным текстом и с переводом.

      - Прекрасная работа, сын мой, - похвалил он. - Я доволен вами. Давайте отпразднуем ваш успех.

      - Я думаю, святой отец, что...

      - Что же?

      - Что этот текст - простите, конечно, что осмеливаюсь говорить такое, - что этот текст не бейанский.

      - Почему? - Кланен с интересом посмотрел на монаха.

      - Мне так кажется. Предсказания, которые содержатся в тексте, уж очень детализированы. Воистину, если бы это писалось в бейанскую эпоху, прорицатель мог бы считаться величайшим пророком всех времен!

      - Всадники! - Аббат усмехнулся презрительно. - Какая чушь! Однако ты прав, сын мой. Теперь любой увидит, как безумны эти, с позволения сказать, пророчества. Этот пергамент Серые братья нашли у одного из арестованных колдунов. Ужасную, нелепую ересь распространяют враги веры. Мы снабдим твой перевод комментариями и разошлем по всем обителям, дабы все узнали о лживости еретиков.

      - Истинно так, святой отец, - брат Джакино подумал было, что надо рассказать настоятелю о странном шуме, который они с Харродом слышали на дворе, но решил все же, что не стоит говорить о таких вещах ночью. Пусть лучше Кланен узнает об этом утром и от послушника. - Вы позволите мне уйти?

      - Не раньше, чем мы с тобой выпьем по глотку доброго вина, сын мой.

       С этими словами Кланен похлопал переписчика по плечу, достал из шкафчика у кровати бутылку в оплетке и налил густого красного вина в две чаши. Одну взял сам, вторую подал переписчику. Брат Джакино был удивлен и обрадован. Удивлен, потому что устав категорически запрещал монахам пить вино где-нибудь помимо общей трапезной. Обрадован, потому что после долгого сидения в нетопленном скриптории и объятий морозной ночи стакан вина был как нельзя кстати.

      - Ты незаменимый человек, сын мой, - сказал Кланен. - Твое знание языков и искусство каллиграфии вызывает восхищение. Я доложу о тебе в Капитул. Твои дела должны быть вознаграждены.

      - Вы очень добры, отец настоятель.

      - Во славу Божью! - сказал Кланен и выпил вино. Брат Джакино отпил глоток - вкус вина был восхитительным. Ему очень хотелось растянуть удовольствие, но он боялся, что аббат упрекнет его в чревоугодии, и переписчик в два глотка допил чашу.

      - А теперь иди, отдохни, - велел настоятель, взяв у него чашу. - И пусть Господь позаботится о тебе.

       Брат Джакино поцеловал пастырское кольцо на руке настоятеля и отправился к себе. Лицо у него горело - то ли от пребывания на морозе, то ли от вина, то ли от радости. На лестнице у него внезапно закружилась голова. Джакино остановился, пытаясь побороть накатившую дурноту, но не удержался на ногах и упал на пол. Он даже не успел понять, что с ним случилось.

       Аббат видел, как умер переписчик. Когда агония закончилась, и жизнь оставила брата Джакино, Кланен вернулся к себе, достал из шкафа кожаные перчатки, расшитые странными знаками, осторожно взял со стола чашу, в которой был яд для Джакино, и бросил в камин.

      - Во славу Божью! - произнес он, протянул руку и огненным заклинанием превратил злополучную чашу в кучку пепла.

       ***

       Самая трудная часть пути была пройдена, и гонец был этому очень рад.

       Город древних он увидел еще засветло - да его и невозможно было не увидеть, путешествуя по древней дороге, когда-то проложенной через Равнины, эти бескрайние пустынные степи, высушенные за лето солнцем так, что на них не осталось никаких признаков жизни. Тут в глаза бросаются даже корявые кусты колючки, торчащие из снега. Городом это сооружение называли по привычке: на самом деле никто не знал, что это такое. Гонец подъехал к сооружению и огляделся. Неведомые строители расположили крестом на равном расстоянии друг от друга огромные ворота из необработанного серого камня, такие высокие, что сидя в седле нельзя было дотянуться до верхнего перекрытия рукой. На пересечении образованного воротами воображаемого креста возвышалась груда камней в человеческий рост. Конечно, никакой это не город, явно что-то другое. Но гонец обрадовался так, будто и впрямь добрался до настоящего города. Теперь не было никаких сомнений, что все эти дни он ехал в верном направлении, и очень скоро доберется до берега Мица, а там уже начнутся безопасные края, где можно будет наконец-то забыть о своих страхах, получить обещанную награду, а главное - всласть выспаться.

       Гонец был немолод. Он прослужил в почтовой службе империи семнадцать лет, выполнял самые разные поручения и благополучно доставил десятки важнейших депеш в самые разные уголки мира. Благодаря таким людям, как он, разбросанные по дальним рубежам имперские форты и поселения никогда не теряли связи друг с другом. Ему приходилось доставлять самые разные письма и посылки. Но порядок отправки гонца был всегда один и тот же - герольда вызывали в канцелярию, и там он получал запечатанный пакет, деньги и подписанный главным почтмейстером приказ, в котором позже адресат обязан был сделать пометку о доставке пакета.

       На этот раз все было по-другому. Гонца вызвали не в канцелярию, а к самому Хаберту, лорду-инквизитору цитадели Серых Братьев в Орлигуре, главном городе Равнин. Хаберт вручил ему сверток, туго перевязанный кожаным ремешком и два непромокаемых мешочка. Сверток надлежало доставить трибуну Теодорику в крепость Роскард, расположенную северо-западнее Равнин, на самой границе с Кастельмонте и Йором.

      - Пакет должен быть в Роскарде не позже, чем через девять дней, - сказал Хаберт при этом. - Если ты опоздаешь хоть на час, будь уверен, что головы тебе не сносить.

      - Девять дней? - Гонец был поражен: от Орлигура до Роскарда даже одвуконь ехать не меньше двух недель. - Мессир, я не ослышался?

      - Нет, не ослышался. Это приказ. Тебе придется не спать по ночам. Загляни в мешки, которые я тебе дал.

       Гонец подчинился - в мешочках был серый тонкий пахучий порошок, похожий на молотый перец.

      - Содержимое каждого мешочка следует растворить в кварте вина, - продолжал Хаберт, - и пить постоянно. Это зелье полностью прогонит сон, и ты сможешь ехать день и ночь без ущерба для себя. Да, возьми эту грамоту. Там указано, что Теодорик должен выплатить тебе пятьдесят стрейсов за доставку пакета, но только в том случае, если ты успеешь в срок. День и час доставки Теодорик впишет в лист сам. Сменные лошади ждут тебя в Канне, Ролдере и в форте Илистер. Отправляйся немедленно.

      - Мессир, я..., - гонец запнулся, он осознал, что в этот раз ему платят так, как не платили еще никому из имперских герольдов.

      - Возьми у моего кастеляна деньги на лошадей и дорогу, - продолжал Хаберт, не глядя на гонца. - Помни, ты жизнью отвечаешь за доставку этого пакета. Ступай.

       Гонец покинул Хаберта со смешанными чувствами. Сама дорога по пустынным зимним степям его не пугала. Все герольды хорошо вооружены и обучены некоторым очень полезным боевым и исцеляющим заклинаниям. Почтовые лошади имперской службы всегда были достаточно быстроногими и выносливыми, чтобы унести седока от любого противника, будь то дикий зверь, нежить или шайка изгоев из какого-нибудь варварского клана. Последних на Равнинах стало поменьше после победоносных походов Велария Второго, но вероятность нежданной встречи оставалась. Немного смутило гонца то, что брат Хаберт велел ехать по ночам - именно в ночное время разные чудные твари вылезают из своих тайных логовищ, коих немало еще в этих землях осталось с языческих времен, и рыщут по земле в поисках добычи. После войн на Равнинах осталось лежать немало непогребенных мертвецов, которые до сих пор никак не упокоятся в мире. В Орлигуре гонец не раз слышал рассказы очевидцев о бродячих мертвецах, о целых отрядах нежити, которые проносятся по степи на конях-скелетах в вое ветра, и о более опасной нечисти, чем эти неупокоенные души - о вампирах. Впрочем, в степях вероятность натолкнуться на опасного хищника или бродячую нежить меньше, чем где-нибудь в северных землях: в голой степи для чудищ просто нет достаточной поживы и укрытий, но риск все равно оставался. Что ж, к опасности ему было не привыкать: имперские герольды всегда рискуют, даже когда их путь лежит через имперские земли. А вот награда, обещанная братом Хабертом, была неслыханной. Пятьдесят золотых монет - это огромные деньги, этих денег хватит, чтобы до конца жизни ни в чем не нуждаться. Но с другой стороны, в такой щедрости было что-то пугающее. Что-то случилось в мире, и свидетельство тому в свертке, который ему предстоит доставить в Роскард.

       Порошки брата Хаберта и в самом деле оказались чудодейственным средством - они придавали силы и невероятную бодрость. Кроме того, он совершенно не чувствовал холода. Благодаря их действию гонец за первые двое суток пути проделал почти триста миль, продолжая путь и днем, и ночью. Менял лошадей и ехал дальше. Но, покинув форт Илистер и проехав еще с сотню миль в сторону восточной границы, гонец стал чувствовать, что силы начинают его покидать. Мышцы начали деревенеть и затекать, появился озноб, тошнота и головокружение не проходили ни на минуту, глаза воспалились, и дневной свет резал их, будто острый нож. Лишь с наступлением темноты гонец чувствовал некоторое облегчение - и ехал дальше, торопясь быстрее покончить с этой мучительной пыткой. Днем, когда угрозы не было, он иногда засыпал ненадолго в седле, но такой сон не давал ему желанного отдыха и больше походил на болезненное забытье, в котором его посещали кошмары. Ему мерещились ужасные кровавые картины, полные отвратительных чудовищ, слышались мерзкие нечеловеческие голоса, и гонец, вздрагивая, приходил в себя, и гадал потом, пригрезился ли ему весь этот ужас, или видения приходили к нему наяву.

       Но, слава Всемогущему, мучиться ему осталось недолго. Завтра он вручит проклятый сверток кому надо, получит свои пятьдесят золотых, снимет комнату в лучшей таверне, и будет отсыпаться в тепле и безопасности. От этой мысли гонец повеселел и шутливо хлопнул ладонью обомшелый серый камень древних ворот, точно приветствовал старого доброго друга, с которым не виделся много лет. Даже донимавшая все последние дни ноющая боль в спине сразу прошла, мысли прояснились, и на душе стало спокойно и хорошо.

       Над головой гонца сияли яркие звезды - множество звезд. Хвостатая звезда, появившаяся на небе неделю назад, висела над самым горизонтом, напоминая полупрозрачный белесый мазок, оставленный гигантским пальцем на угольной поверхности неба. Гонец вспомнил, как перед его отъездом из Орлигура в одной из таверн тощий менестрель с пропитой рожей рассказывал о худых знамениях, которые предвещают большую беду. Может, это и в самом деле худое предзнаменование, но гонцу было все равно. Он всего лишь герольд, и он выполняет свою работу. Главное сейчас - доставить сверток кому следует и после лечь в постель, и даже наступление конца света не заставит его вылезти из-под одеяла...

       Гонец сориентировался по звездам и поехал на север, но отъехал от ворот всего на сотню локтей. Что-то с шелестом вылетело из ночной темноты и коротко и больно ударило его под левую лопатку. Гонец вскрикнул, звезды над его головой завертелись в сумасшедшем хороводе, и миг спустя он понял, что лежит на земле. Чалый конь, освободившись от наездника, с ржанием рванулся во мрак, разбрасывая копытами снег. "Что со мной?" - подумал гонец, с удивлением осознав, что двигаться уже не может. Секундный ужас прошел, изболевшееся натруженное тело наконец-то перестало напоминать о себе. Все кончилось даже раньше, чем он ожидал.

       Десяток воинов, одетые в короткие полушубки, кожу и одинаковые панцири из кольчужной сетки, вышли из-за дальних ворот и направились к лежащему в пыли телу гонца. Один из них держал в руках арбалет.

      - Ждите здесь, - скомандовал арбалетчик своим спутникам. - Рене, за мной.

       Тот, кого звали Рене, поклонился, взял у товарища факел, и дальше они пошли вдвоем. Отыскав лежавшее в снегу тело убитого, арбалетчик аккуратно, чтобы не испачкать руки в крови, вытащил из его спины убивший гонца болт. Это была необычная стрела - целиком выкованная из метеоритного железа и покрытая письменами на неведомом языке. Обтерев стрелу и вложив ее обратно в колчан, стрелок обыскал сумку гонца. Сверток был на месте. Арбалетчик разрезал тонкий кожаный ремешок и развернул сверток. Внутри были запечатанное письмо, и маленькая бутылочка из темного стекла в оплетке из тончайших золотых нитей, обернутая в старый пергамент, покрытый странными знаками.

      - Хвала Господу, все на месте, - сказал арбалетчик. - Дело сделано.

      - И что теперь?

      - Ничего. Завтра брат Айтер со своими людьми отвезет ее в столицу, отцам-инквизиторам. Мы свою работу выполнили.

      - Так ли надо было его убивать? - спросил человек с фонарем.

      - У нас не было выбора. Освети-ка его лицо.

      - Проклятье! - Человек с фонарем сделал жест, отгоняющий злых духов. - Что это такое, во имя Божье?

      - Оставь факел и принеси мой седельный мешок. И никому не говори, о том, что видел.

       Оставшись один, арбалетчик сломал печать на письме и в свете факела прочитал единственную строчку, написанную рукой инквизитора Хаберта:

      "Ты знаешь, что с этим делать"

       Теодорик смял письмо, поджег его от пламени факела и держал, пока разгоревшийся огонь не обжег ему пальцы. Письмо почти догорело, когда вернулся Рене с тяжелым мешком. Теодорик развязал мешок - в нем была серая крупная соль.

      - Во славу Божью! - сказал Теодорик и высыпал соль на труп убитого гонца. Тело тут же вспыхнуло ярким оранжевым гудящим пламенем, повалил густой жирный дым. Когда пламя погасло, от трупа гонца остались только обугленные кости, облепленные хлопьями серого пепла.

      - Трубы небесные! - Оруженосец Теодорика глядел на останки, выпучив глаза. - Это... это...

      - Именно то, о чем ты подумал.

      - Клянусь огнем и молнией! Это ужаснее, чем я себе представлял. Как это могло с ним случиться?

      - Ночные степи полны ужасных тварей, которые подкрадываются незаметно и заражают несчастных путников темным проклятием. Я почувствовал, что он заражен - тому меня учили святые отцы-инквизиторы. Однако он исполнил свой долг, - Теодорик осенил тлеющие останки благословляющим знаком. - Я помолюсь о его душе. А теперь идем. Чем быстрее мы доберемся до крепости, тем лучше для нас.