Глава 1

       У брата Мереша Набаро осталось только одно желание - умереть побыстрее, чтобы больше не чувствовать этот холод. Он с самого начала знал, что не вернется обратно в обитель, что ему сегодня предстоит умереть. Но мороз, видно, решил его напоследок как следует помучить.

       Долгие годы аскезы приучили Мереша с равной стойкостью терпеть и холод, и жару, голод и боль. Но этой ночью было слишком холодно даже для закаленного многолетними лишениями Серого Брата. Морозный ветер хлестал по телу, как снабженный железными кошками бич. Еще немного - и он просто замерзнет на этой пустынной дороге.

       Когда Мереш говорил в исповедальне Ривского замка с трибуном Энгелем, то видел в глазах трибуна свой приговор. Как ни странно, мысль о смерти совсем не пугала брата Мереша. Серые братья не боятся смерти - согласно древним текстам Агалады смерть начало, а не конец. Посвященный в тайны некромантии знает, что ждет каждого за порогом Нежизни, и знание лишает страха. Но смерть бывает разная. Если ему предстоит закончить жизнь на зимней дороге, под порывами пронизывающего до костей ветра, несущего раздирающую кожу ледяную пыль - это одно. Мереша пугало то неведомое, с чем придется столкнуться на этой дороге. И только Всемогущему известно, что приуготовил для него ночной ужас...

       Вдали, в глубине леса завыли волки. Брат Мереш вздрогнул, начал шептать молитву. Ветер налетел с новой силой, будто хотел сорвать с инквизитора меховой плащ и покончить с ним побыстрее. У Мереша возникла отчаянная мысль - сбросить плащ, подставить тело этому леденящему ветру, чтобы все закончилось побыстрее. Он уже потянулся закоченевшими пальцами к горлу, чтобы распустить завязки плаща, но тут вспомнил о филактерии, лежавшей в торбе на груди.

       Нет, так рисковать нельзя. Надо вручить посылку тем, кто за ней придет. Трибун Энгель приказал ему передать филактерию из рук в руки, и приказ следует выполнить в точности. Серое Братство не прощает тех, кто нарушил его волю - ни живых, ни мертвых...

       Чтобы отогнать мысли о холоде, брат Мереш попробовал медитировать. Он начал внушать себе, что сейчас лето, что яркое солнце согревает его тело. Вначале ему стало тепло. Разомкнув смерзшиеся веки, брат Мереш вдруг с удивлением обнаружил, что перед ним уже не утопающая в сугробах дорога из Рива на север, в Кревелог, а самый настоящий летний тракт, по обе стороны от которого простираются до зеленеющего леса усыпанные цветами луга.

       На дороге, далеко впереди, показалась приближающаяся фигура. Когда она стала различима, брат Мереш поспешно опустил взгляд - это была красивая и совершенно нагая женщина. Она подошла к нему, потрепала по шее его коня и посмотрела на монаха ярко-голубыми, как летнее небо, глазами.

      - Привет, монашек, - сказала она игриво. - Не желаешь порезвиться на травке?

      - Убирайся, демон, - ответил Мереш, стараясь не смотреть на привидение. - Я знаю, ты всего лишь морок, который хочет совратить меня.

      - Мне жалко тебя, - сказала женщина. - Ты болен. Ты не умеешь видеть красоту. Смерть уже пустила корни в твоей душе. Ты страдаешь от холода зимы, но то, что на самом деле убивает тебя - так это холод, который заморозил твою душу и остудил сердце. Ты живой мертвец, Мереш Набаро, и сам того не понимаешь.

      - Уходи! - проскрипел монах.

      - Ладно. Меня легко прогнать - я всего лишь твой последний сон. Очень скоро за тобой придут те, кому принадлежит твоя душа и души таких несчастных, как ты. Прощай, бедный монах.

       Она повернулась и пошла по дороге, бесстыже покачивая ягодицами и смеясь. От этого зрелища мысли Мереша перепутались, и медитация закончилась. Очнувшись, Мереш вновь ощутил ужасный холод - он мучил его даже сильнее, чем прежде.

       Стуча зубами, брат Мереш осмотрелся по сторонам - мир вокруг него был миром смерти. Ветер мел поземкой по заснеженным полям, дальний лес казался под полной луной призрачным. Мереш вновь закрыл глаза, пытаясь вновь вызвать в памяти видения жаркого лета, но тут его конь, смирно стоявший все это время, вдруг захрапел, испуганно заржал и рванулся с места так, что закоченевший инквизитор мешком вывалился из седла прямо в сугроб.

       Когда он поднялся на ноги, конь был далеко. Даже если бы замерзшие ноги слушались Мереша Набаро, он бы не смог догнать жеребца. Он глядел в ту сторону, куда уносился испуганный конь и думал о том, что остался на дороге совсем один - даже этого глупого животного не будет рядом, когда он испустит дух. А потом на него упала тень, и Мереш обернулся.

       Всадники. Он не слышал их приближения, и потому испугался еще больше. Три всадника. Свет луны не отражался на их доспехах, их плащи, трепетавшие под ледяным ветром, казались сгустками мрака. Золотые короны на их шлемах в лунном свете казались свинцовыми. Двое остановили коней, третий не спеша, подъехал к брату Мерешу и протянул руку в шипованной латной перчатке.

      - Сосуд, - сказал он глухо. - Ты привез его?

       Брат Мереш уже не мог говорить - только кивнул и непослушными руками снял с шеи торбу с филактерией. Всадник взял ее и вздохнул.

      - Хорошо, - сказал он, и звук его голоса вконец оледенил и без того замерзшее сердце инквизитора. - Жизнь это хорошо.

       Брат Мереш кивнул. Он хотел сказать, что жизнь - единственная ценность в этом мире, но уже не мог говорить. Всадник больше не глянул на него. Он развернул коня, и вся троица медленно поехала к лесу. Очень скоро они растаяли в клубах летящего снега, как призраки.

       Брат Мереш упал на колени в сугроб, прижимая обмороженные ладони к груди. Приближающаяся смерть повисла неподъемным грузом на веках, ослепила, наполнила глаза замерзающими на ветру слезами. А потом внезапно ветер стих, и стало очень тихо - и тепло. И Мереш почувствовал, что ему стало необыкновенно спокойно и хорошо. Так хорошо, что захотелось плакать.

      - Глупый монашек! - Голая красавица из знойного лета была уже тут как тут и протягивала ему руку. - Ты и дальше собираешься торчать на этой дороге? Пойдем!

      - Ку..да? - прошептал брат Мереш.

      - Ко мне. В постель, которую я для тебя застелила. Ты ведь хорошо послужил мне, монашек, так что получи свою награду.

       Глаза бесстыжей девки превратились в голубые звезды, лицо с нее сползло, как кожа с линяющей змеи, открыв череп, облепленный гниющей черной плотью. А потом ее рука вошла в грудь инквизитора и вцепилась в его сердце, и без того остановившееся от ужаса.

       В Ривской цитадели задремавший за столом старший трибун Энгель вздрогнул и судорожно распахнул глаза. Ему показалось, что во сне он услышал тяжелый топот копыт и ржание демонских коней.

      - Во славу Божью! - прошептал он и осенил себя охранительным знаком.

       Филактерия, полученная от роскардских братьев и привезенная в Рив под охраной, нашла того, кому предназначалась. А прочее не имело никакого значения.

       ***

       Наставницу Сигран разбудили нежные прикосновения и не менее нежный голос:

      - С добрым утром, жизнь моя.

       Сигран открыла глаза у увидела над собой улыбающееся лицо Батея. А еще она увидела, что их спальню заполняет необыкновенно чистый утренний свет. Такой свет можно увидеть только в детстве, ясным погожим утром, проснувшись после удивительного сна с полетами над весенней землей.

      - Уже утро? - прошептала она, хотя прекрасно понимала, что это так. Но ей хотелось, чтобы Батей улыбнулся.

      - И мороз, - сказал он. - С днем рождения, любимая.

      - Ага. Поцелуй меня.

       Они провели в постели еще больше часа, лаская друг друга, наслаждаясь близостью, светлым утром и теплом. Потом Батей начал одеваться.

      - Ты куда? - спросила Сигран, приподнявшись на локте.

      - Завтрак готовить. Не возражаешь?

      - Я могу сама...

      - Нет-нет! Я хочу все сделать сам, чтобы ты любила меня сегодня еще больше.

      - Боги, как мило! - Сигран сделала благословляющий жест. - Да пребудет с тобой Митара! Только прошу, любимый, не сожги яичницу.

       Некоторое время Сигран лежала с закрытыми глазами, наслаждаясь теплом и ощущениями в теле. А потом, как обычно, прочла благодарственную молитву Митаре за еще один день, который ей предстоит прожить. Благодарила за себя и за мужа.

       Закончив молитву, Сигран сбросила с себя одеяло и сразу ощутила прикосновение холода. Набросив меховой плащ, наставница подошла к окну - слюда была покрыта морозными узорами, даже из проконопаченных щелей между бревнами сруба тянуло холодком. Угли в камине превратились в белый слоистый пепел. Сигран зевнула и подошла к зеркалу.

       Сегодня ее восемьдесят шестой день рождения, но из зеркала на Сигран смотрела белокурая женщина, на вид чуть старше сорока лет, с ясными глазами разного цвета - правый светло-карий, левый зеленовато-голубой, - ровной белоснежной улыбкой и свежей кожей, тронутой у носа россыпью веснушек. Наставники стареют вдвое медленнее обычных людей - таков великий дар Митары тем, кто при рождении был отмечен ее благословением.

       Сигран взяла со столика гребень и начала расчесывать волосы. Делала она это всегда долго и тщательно, а потом так же тщательно заплетала расчесанные волосы в косу. Батей частенько говорил ей, что с этой косой она похожа на юную девушку, ту самую Сигран, с которой он впервые познакомился шестьдесят пять лет назад.

       Сигран усмехнулась. Батей тогда был совсем другим. Стройным, поджарым, как волк, порывистым и неусидчивым. У него не было бороды, волосы были темные и густые, а руки без мозолей, мягкие, как у ребенка. Боги, как давно все это было! Иногда кажется, что все это было не с ней.

       Покончив с волосами. Сигран достала из сундука серое шитое серебром платье из тончайшей покупной шерсти и ожерелье с крупными агатами - сегодня есть повод сменить льняную тунику и старенькую меховую душегрейку на что-нибудь понаряднее. А потом открыла флакон с духами, и в спальне запахло тимьяном, сандаловым деревом и корицей. Батею всегда нравился этот запах.

       Они прожили вдвоем шестьдесят четыре года - целую жизнь. Когда-то их свел вместе завет Митары - сотни лет отмеченные благословением богини соединяли свои судьбы, чтобы, став супружеской парой, возглавить общины охотников. Таковы древние заповеди и такова воля великой богини, которой ненавистна убивающая душу и тело аскеза, насилие над плотью и духом, неизбежно приводящее в объятия Нежизни. Так было у Зерре и Шасты, они вместе уже семьдесят два года. Кенинг и Алера прожили почти семьдесят. Они с Батеем самая молодая пара среди Наставников. И самая красивая - так говорит Батей то ли в шутку, то ли всерьез.

      - А разве не так? - говорил он. - Посмотри на себя и на меня. И посмотри на остальных. У Зерре нос скоро срастется с подбородком, у Шасты кривые ноги, Кенинг очень умен, но плешив - бедная Алера, всю жизнь прожить с лысым! А я ведь невероятно красив, да и ты ничего.

       Сигран смеялась, называла Батея болтуном - и гордилась им. Он у нее действительно необыкновенный, второго такого мужчины нет во всех мирах. Митара даровала ей чудесного мужа. Храброго, мудрого, заботливого, нежного и любящего.

       Сигран улыбнулась. Батей не захотел, чтобы она пошла с ним вниз. Может, случится чудо, и их навестят Зерре с Шастой. Или Кенинг и Алера. Но скорее всего, они будут вдвоем, и это лучше всего.

       Хотя нет - Сигран предпочла бы, чтобы сегодня в Оплоте присутствовали все члены их маленькой общины. Батей, она сама, и Варнак с Кайлани. Старший сын и младшая дочка, самые любимые из всех ее детей. Те, кто еще остались с ними.

       Сигран хорошо помнила тот далекий день, когда она стала служительницей Митары. Ей было шесть лет. Однажды ночью к ним в дом пришли две женщины, лица которых скрывали покрывала, и забрали ее - так просто. Ей позволили проститься с родителями и взять с собой любимую куклу. Потом ее привели к старому замшелому каирну в глубине леса, и с ней говорил высокий старик с суровыми серыми глазами.

      - Какая красивая девочка! - сказал ей старик, и глаза его потеплели. - И как же тебя зовут?

      - Сигран Эльмисон, - ответила она, испуганная его ростом, густой бородой и громким голосом.

      - Ты боишься меня? Не бойся. Ты славная девочка, и тут никто тебя не обидит.

      - Я хочу к маме, - сказала она.

      - Можно я буду говорить с тобой, как с взрослой? - спросил старик.

      - Я и есть взрослая. Мне уже шесть лет, - Сигран показала на пальцах, сколько ей лет.

      - Целых шесть? Действительно, ты прямо невеста. Так вот, Сигран Эльмисон, я не могу отпустить тебя домой.

      - Почему?

      - Потому что тебя ищут очень злые и очень страшные люди. Они хотят схватить тебя и отдать страшилищам. А мы хотим тебя защитить. Отныне мы твоя семья.

      - У меня есть мама и папа, - ответила она. - Я хочу к ним.

      - Мама и папа не смогут тебя защитить от злых людей, дитя. А мы можем. Давай так с тобой договоримся - ты побудешь пока у меня в гостях, а потом, если тебе не понравится, я разрешу тебе вернуться домой. Хорошо?

       Сигран согласилась. Она думала, что это игра, и ей было интересно. Она осталась со стариком и двумя женщинами. Тогда она еще не знала, что Серые Братья и солдаты ярла Бирне из Йорхейма схватили ее родителей и сожгли дом на второй день после ее ухода.

       Она стала Целительницей. Одна из женщин, забравших ее из дома, обучала ее. Сначала они просто ходили по лесу и собирали разные травы, корешки и листья, потом ей разрешили смотреть, как готовят разные зелья. Десять лет она прожила в лесной глуши, обучаясь травничеству и искусству исцелять болезни и черную порчу. А потом в тайном лагере волхвов, где скрывалась Сигран, появился юноша по имени Батей...

       Через одиннадцать лет после их с Батеем свадьбы они перебрались в Кревелог, на родину мужа. Такова была воля Митары - волхвов в Кревелоге совсем не осталось, Серые Братья свирепствовали тут в годы смуты особенно яростно. Батей и Сигран вернули на эту землю силу и благословение Древних богов. А потом в Оплоте стали появляться те, кого они назвали своими детьми.

       Еще десять лет назад детей было восемь, но путь Митары жесток - война с Нежизнью, которая не прекращалась все эти годы, забрала шестерых из них. Гиф и Радур, два брата-близнеца с севера Кревелога, погибли в гробнице под древним вендаланским курганом. Они уничтожили обитавшего в гробнице лича, но не разглядели скрытой ловушки. Ленс, Барри и Трайк погибли в застенках инквизиции. Последней была Марина, любимая ученица Сигран. Она лечила больных в деревнях близ Лощицы, и Серые Братья схватили ее. Донос написал местный мельник, у которого Марина за три дня до этого исцелила от тяжелейшего тифа единственную дочь.

       Шестеро ее любимых детей ушли на светлые луга Вартхейма и ждут свою нареченную мать Сигран там, чтобы приветствовать у сияющих небесных ворот в день, когда придет ее черед покинуть этот мир. Случалось, что Сигран беседовала с ними в своих снах и потому знала, что души ее детей пребывают в мире и покое. Остались двое - самый старший и самая юная в их семье.

       У каждого из тех, кто становился их с Батеем ребенком, была своя история. Всех их приводила в Оплот воля Митары и судьба, с которой не поспоришь. Но Варнак был первым из них. Это случилось на двадцать четвертый год их совместной с Батеем жизни. Собственных детей у них не было и быть не могло - отмеченные Митарой не могут иметь детей, такова расплата за долголетие и затяжную молодость. Сигран вспомнила день, когда в Оплоте появился Варнак. Худой заморенный, покрытый болячками семилетний мальчик, которого Батей по указанию самой Митары, явившейся ему, нашел где-то на задворках Златограда, в сиротском приюте для бедняков. Сигран однажды вошла в воспоминания мальчика и увидела там великую боль и ужас. Ей удалось быстро понять, в чем дело: Варнак родился мертвым. Во время родов пуповина обмоталась вокруг шеи младенца, и сердце Варнака остановилось. Повитухам удалось вернуть мальчика к жизни, однако боль и страх смерти остались навсегда. В свои первые дни в Оплоте Варнак только ел и спал - и ни с кем не разговаривал. Прошла неделя, и случилось то, чего Сигран никак не ожидала: Варнак вошел к ней в лабораторию, взял ее за подол туники и сказал "Мама". Она тогда заплакала. Может быть, потому, что была лишена возможности, как и все наставницы Митары, иметь собственных детей, или же просто поняла, что маленький сирота из Златограда отныне и в полной мере стал ее сыном. Первым в ее жизни ребенком, сказавшим ей "Мама". И Варнак почувствовал это. Принял ее так же, как она приняла его в свое сердце. Устав общины обязывал всех охотников обращаться к старшим не иначе как "наставник" или "наставница". Но Варнак даже сейчас, когда волосы его стали седыми, в разговорах с глазу на глаз, будто оговорившись, называет ее "мама", и Сигран всякий раз хочется плакать от счастья, когда он это делает.

       А Кайлани была последней из восьмерых. Она появилась в Оплоте чуть меньше года назад. Бродяжку, сбежавшую из дома от отчима-насильника, привела к ним сама Митара - девушка удивительным образом нашла дорогу через Охранительный Лес, и священная чаща пропустила ее. Такого ни разу не бывало за всю историю Оплота. Даже Батей был удивлен, хотя его трудно было чем-то удивить. А ее тогда сильно беспокоил Варнак. Он всегда был серьезен и молчалив, а после гибели Марины и вовсе стал мрачен и все чаще заговаривал о смерти. Но с появлением Кайлани Варнак изменился - и это тоже было чудо, сотворенное Митарой.

       Сигран еще раз коснулась волос и шеи горлышком флакона, смоченным духами, открыла резной кости шкатулку на туалетном столике и достала любимые серьги - янтарь в светлом золоте. Не спеша, вдела их в уши и еще раз посмотрела на себя в зеркало. Сейчас Батей увидит ее нарядной и скажет, как она хорошо выглядит. И не заметит этих не разглаживающихся никакими эликсирами морщинок в углах глаз, припухших век, затерявшейся в золотистых локонах седины. Или сделает вид, что не замечает.

       И для нее это будет лучшим подарком.

       ***

       Батей сидел в трапезной и чистил лук.

      - Боги, как ты прекрасна! - восхитился он, замерев с луковицей в одной руке и с ножом в другой. - Пожалуй, надо прятать тебе от Зерре, а то старик влюбится в тебя и совершенно лишится рассудка. Он и так все время ворчит, что Шаста для него слишком стара.

      - Ты все шутишь, - Сигран поцеловала мужа. - Зачем ты начистил столько луку?

      - Собираюсь испечь для тебя глосгэмский пирог с луком, лесными грибами и зайчатиной. - Батей отложил нож и привлек к себе жену. - Большой, как этой стол, и ароматный, как твоя кожа. И еще к обеду будут форель и сырные рулеты.

       Сигран улыбнулась. Батей прекрасно готовил, но в обычные дни стряпней занималась она. И только по праздникам муж радовал ее своим кулинарным искусством.

      - Мы ждем гостей? - спросила она.

      - А если даже и нет? У нас есть славный повод посидеть за обильным столом, и этого мне достаточно.

      - Жаль, что собратья не навестят нас, - сказала Сигран. - Я бы хотела видеть всех. Мы давно не сидели все вместе за одним столом.

      - Не пойми меня неправильно, любимая, но время нынче настало тяжкое. В имперских землях инквизиторы злобствуют, как с цепи сорвались, да и у нас неспокойно. Зерре и Шаста сейчас заняты Всадниками. Это серьезный повод пропустить дружескую попойку.

      - Батей, ты никогда не рассказывал мне о Всадниках. Кто они?

      - Нежить. Гнусная нечисть.

      - Это я понимаю. А еще?

      - Никто не знает, кто они и откуда приходят в наш мир, - вздохнул Батей. - Но только их приход всегда связан с появлением Спасителя. Так бывает всегда в конце миллениума. Приходит Спаситель, и вместе с ним появляются Всадники. Они как свет и тьма - неразлучны.

      - Они опасны?

      - Согласно легендам, это самые могущественные Темные. Воплощенные демоны, или что-то вроде. - Батей помолчал. - Когда я был маленький, мой наставник Борко рассказывал мне старинную народную сказку о Всадниках.

      - Расскажи мне ее, - с чарующей улыбкой попросила Сигран.

      - Дорогая, это всего лишь народные сказания. Нигде я не встречал им подтверждения..

      - А я хочу послушать! Ты же знаешь, я люблю сказки.

      - Ладно. Говорят, что когда в наш мир пришел первый Спаситель - а это случилось две тысячи лет назад, во времена, когда погибла великая Бейя, - на земле было шесть больших царств. Перед рождением Спасителя, в точности как сейчас, на небе появилась сияющая комета, голова которой была обращена к месту, где должен был родиться младенец. Три царя были людьми набожными и праведными, потому получили откровение об этом и решили посетить новорожденного. Они нашли младенца, почтили его дарами и отправились домой, рассказывая всем радостную новость о появлении Изгоняющего Смерть. А еще они говорили, что в мир пришел истинный царь, который в наступающую эпоху будет править всеми народами, и царство его простоит тысячу лет. Когда об этом узнали остальные три царя, они были очень недовольны - им была невыносима мысль о том, что кто-то может быть могущественнее их. Они встретились и сговорились найти убежище Спасителя и убить его.

      - И что же было потом?

      - Они убили множество детей, но ни один из них не был тем, кого они искали. За свои преступления цари-детоубийцы были прокляты и после своей смерти превратились во Всадников, не знающих покоя в небытии. И с того времени они всегда приходят в мир перед концом времен, чтобы найти Спасителя, которого они когда-то упустили, и убить его. - Тут Батей улыбнулся. - Но если этот мир существует до сих пор, значит, Всадники всякий раз терпели поражение. Почему в этот раз должно быть иначе?

      - Ты говоришь, что Всадников было три. Но в наших пророчествах говорится о шести демонах. Кто же еще трое?

      - Именно это и хотят узнать Зерре и Шаста.

      - И все же я тревожусь за наших детей, Батей, - Сигран села на лавку. - От них нет вестей уже неделю.

      - Варнак нашел филактерию. Он, наверное, уже в Златограде. Встретится там с Кайлани, и скоро они будут здесь.

      - Они путешествовали порознь?

      - Варнак опять нарушил правила. Он бережет Кайлани.

      - Знаешь, у меня нет сил сердиться на него. Я вижу, что он влюблен в эту девочку, но сам себе боится признаться в своих чувствах.

      - И это тоже. Но главное в другом - Варнак считает, что за проведенный с нами год Кайлани немногому научилась и не готова к серьезным заданиям. А я так не считаю. Да, Кайлани очень молода, но у нее врожденный дар мага и все задатки хорошего охотника. И потом, правила никому не позволено нарушать. Охотники не должны действовать в одиночку. Слишком велик риск. Вспомни, что случилось с Рауфом - он тоже нарушал правила и поплатился за это жизнью, не остановив Аштархата. Исключение делается только для Целителей.

      - Ты, конечно же, расскажешь о его поведении нашим собратьям?

      - Я обязан.

      - А если я попрошу ничего не рассказывать им? Ради моих именин?

      - Сигран, и ты туда же! - вздохнул Батей. - Вы прямо как дети малые со своей любовью!

      - Варнаку ничто не угрожает, Батей?

      - Не тревожься, Сигран. Наш сын сможет постоять за себя. Он убил не один десяток тварей и убьет еще сотни.

      - Я бы очень хотела видеть Варнака и Кайлани вместе.

      - Митара дала им силу воинов, но не наставников. Они никогда не возглавят общину.

      - Мне довольно того, что они просто будут счастливы вместе.

      - Дай им свое благословение, и пусть плодятся и размножаются, - сказал насмешливо Батей. - Я лишь хочу, чтобы они побыстрее добрались до Оплота.

      - А потом?

      - Потом будем ждать новостей от собратьев из Кастельмонте и Вестрии.

      - Ты очень спокоен, Батей.

      - Тебе это не нравится?

      - Наоборот. Я знаю, что мой муж - самый отважный и мудрый мужчина на свете. Но мне почему-то кажется, что ты мне не рассказываешь всей правды.

      - Это только кажется. Мы слишком долго прожили вместе, жизнь моя, чтобы у нас друг от друга были тайны. Скоро все встанет на свои места. Зерре и Шаста нападут на след этих отродий и сразу сообщат нам. Это будет славная охота.

      - И опасная, верно?

      - Конечно, - Батей бросил очищенную луковицу в ведро с водой и пристально посмотрел на жену. - А разве мы не жили на краю пропасти все эти годы?

      - Да, ты прав. Но пришел конец тысячелетия, и пророчества должны сбыться.

      - Они сбудутся, с нами или без нас. И мы пока можем повлиять на происходящее. Всадники еще не обрели полную силу, а это значит, что у нас есть время подготовиться к битве.

      - Батей, если эти Всадники связаны с пророчествами, смогут ли наши дети... сможем ли мы победить их?

      - Я понимаю, милая, что ты хочешь сказать. Тебя тревожит будущее наших детей. Но власть над жизнью и смертью в руках богов, и мы идем по пути, который для нас определен, - тут Батей подсел к жене, обнял ее и заглянул в глаза. - Почему ты говоришь о таких грустных вещах?

      - Мне страшно, любимый. Конец времен - в этих словах есть какая-то обреченность. Вдруг мы не справимся?

      - Тогда нам придется держать ответ перед Митарой и нашими предшественниками, и это, по совести сказать, волнует меня гораздо больше паршивых Всадников. Они всего лишь гнусная нежить, и если мы найдем Спасителя раньше их и защитим от этих тварей, они исчезнут с лица земли, как ночной кошмар. И мир будет жить дальше. День и ночь будут по-прежнему сменять друг друга, люди - пахать землю и рожать детей, а охотники Митары уничтожать все, что мешает добрым людям нормально жить и трудиться.

      - А Серые братья?

      - Они будут посрамлены и навсегда утратят силу. Так было во времена Основания империи, когда вожди вестров, действуя рука об руку с последователями Митары, уничтожили проклятых чернокнижников Черного Сонма Агалады, так будет и теперь. Верь, и все будет хорошо. Митара не оставит нас, мы посрамим зло, каким бы могущественным оно не было.

       Сигран хотела ответить мужу, но тут раздался высокий вибрирующий звук - сигнал, который издавал заряженный магией Духов Камень. Это означало, что собратья хотят говорить с ними.

       ***

       Они с Батеем поднялись в горницу. Камень светился изнутри, и Сигран могла ощущать тепло невидимых магических потоков, струящихся от камня.

      Батей заклинанием свел эти потоки воедино, и перед камнем возникли две полупрозрачные фигуры. Это были Зерре и Шаста. Зерре как всегда был серьезен и насуплен, а Шаста улыбалась.

      - С днем рождения, сестра, - сказал Зерре. - Да благословит тебя Митара!

      - С днем рождения, - добавила Шаста.

      - Спасибо, но я думала, вы приедете в Оплот сами, - ответила Сигран. - Мы так давно не виделись, а вы...

      - Сестра, прости нас, - произнес Зерре. - Мы хотели. Но о праздниках придется пока забыть.

      - У вас есть новости о Всадниках?

      - Нет. Они ушли из Кастельмонте. Будьте готовы, вероятно, они отправились в Кревелог.

      - Мы готовы.

      - Это не самая плохая новость, Батей. Теперь мы уверены, что Серые Братья смогли прочитать пророчества Арагзана. Нанятые домом Бальярдо маги сумели отыскать полный текст пророчества на стеле в одной из агаладских гробниц. Они знают правду.

      - Какую правду?

      - Правду о Спасителе, - вступила в разговор Шаста. - О том, что прихода Спасителя можно не допустить.

      - Что?! - Батей не поверил своим ушам. - Но ведь дважды...

      - Погоди, послушай нас. Кажется, мы сумели разгадать планы наших врагов. Серые Братья нашли способ обойти пророчество о Спасителе. Они знают, что поражение Всадников означает их конец. Наступит новая эпоха, и придет новая вера. Так было после царства Бейе, когда пришел Нугейн Дари, назвавший себя пророком истинного бога: так случилось, когда вестры и вендаланы, придя с севера, уничтожили языческие храмы Агалады. Серые Братья знают это. Приход нового Спасителя - это начало новой веры, это новый цикл бытия. И Серые Братья вступили в сговор с Всадниками.

      - Разве такое возможно?

      - Увы, да, - ответил Зерре. - Если владеешь некромантией, это несложно. Цена такого сговора - вечная жизнь и вечная власть.

      - Зерре, я не понимаю, - сказала Сигран, насупив брови. - Серые Братья наши враги. Они преследуют нас сотни лет, и все эти века мы ведем с ними борьбу не на жизнь, а на смерть. Они служат Нежизни, погрязли в некромантии, но они при всем при том живые люди. Конец света, если он наступит, станет погибелью для всех живых. Они не могут этого не понимать.

      - Они это понимают. Но кто сказал тебе, что они готовы умереть? Ты забыл, что наши враги ищут уже многие десятилетия.

      - Эликсир Маро? - Тут Батей понял, что Зерре прав - от первого слова до последнего, - и ему стало страшно. - Но эликсира слишком мало! Они сами погибнут. Им не хватит эликсира даже на членов Капитула.

      - Нет. Их план хитрее. Что толку сохранить себе жизнь, а потом оказаться в мире, населенным одними мертвецами! Они нашли способ, как обойти пророчества. Они знают, как воспользоваться Финем Миллениум, как их иерархи называют грядущие потрясения, в своих целях. Опять же эликсир, брат мой. Что мешает Серым Братьям добраться до места, где спрятана до поры птица и оживить ее при помощи Черного нектара? И придет новый Спаситель - ненастоящий, всего лишь прислужник Серых Братьев.

      - Ложный Царь?

      - Именно так, Батей.

      - А Всадники?

      - Они убьют настоящего Спасителя и вернутся в Бездну. Всадники всего лишь нежить, они несвободны в своих действиях - исполнив пророчество, они уйдут навсегда. Спаситель будет убит, но птица Джейр оживет и споет свою песню. Цикл будет окончательно закончен. Конец света не наступит, но Спаситель не придет в мир. С его смертью закончится трехтысячелетнее противостояние Жизни и Нежизни, и Серые Братья будут править миром вечно. Ничто не будет угрожать их власти. А мы... Ты понимаешь, что станется с нами всеми.

      - Как страшно! - прошептала Сигран. - И мы ничего не можем сделать?

      - К счастью, можем. Пока можем. Иначе я бы не сообщал все это вам в твой день рождения, сестра. Сейчас Всадников только трое, и пока их не станет шестеро, Капитул Серых не начнет исполнение задуманного плана. Помнишь, Батей, мы говорили с тобой об Аштархате - наверняка Серые братья все это время не прекращали с ним тайных контактов.

      - То есть, ты считаешь, что за Всадниками стоят Серые братья?

      - Они пытаются использовать древнее противостояние в своих интересах. Чтобы пророчества исполнились, три темных короля должны найти своих собратьев - трех воинов царской крови, умерших и воскрешенных магией, которые станут их соратниками и оруженосцами. Шесть царств было в год прихода первого Спасителя, шесть королей должны бросить ему вызов, чтобы мир лишился спасения. Возможно, маги Серых братьев все эти годы пытались облегчить им эту задачу. Как бы то ни было, Всадникам предстоит собраться вместе для последней охоты. Это займет какое-то время, и мы сможем приготовиться.

      - Что нужно сделать, Зерре? - сказал Батей. Он сразу изменился, помрачнел, глаза его сверкали. - Я готов согласиться с любым решением.

      - Мы уже предупредили Кенинга и Алеру, и они соберут наших собратьев в Алмане, Сардисе и Лоуласе, - ответила Шаста. - Мы сделаем то же самое в наших землях. Соединив наши усилия, мы сможем до поры защитить святилище птицы Джейр мощным магическим щитом, который не пропустит туда наших врагов. А вам предстоит найти ответ для Всадников. Они ищут трех мертвых воинов, и вы ищите своих воителей, чтобы уравновесить Силу.

      - Ты говоришь о Варнаке и Кайлани?

      - О Варнаке. Он не просто охотник - он возрожденный. Сигран знает, о чем я говорю.

      - Варнак родился мертвым, все верно, - сказала Сигран, чувствуя дуновение холода в спину. - Это значит...

      - Это значит, что Варнаку предстоит стать одним из тех, кто остановит Всадников. Только тот, кто однажды умер и вернулся к жизни снова, может сражаться с Всадниками на равных. Это символ - только Жизнь победившая способна противостоять Неупокоенным. На наше счастье, наш друг Бьеран нашел второго воина. Это юноша из Йора. Бьеран отправил его к вам, и скоро этот воин будет в Оплоте.

      - Отлично, - Батей почувствовал некоторое облегчение. - А кто третий?

      - Думаю, очень скоро мы узнаем его имя, так же, как и имя Спасителя.

      - Что же нам теперь делать, Зерре?

      - Найти Спасителя и при помощи воителей, на которых указывают пророчества, защитить святилище птицы от Темных. Варнак и Кайлани с вами?

      - Они еще не вернулись, но думаю, очень скоро будут здесь.

      - Как только вы будете готовы, сообщите нам. Мы будем ждать. Милость Митары с вами, дорогие наши! Берегите себя.

       Сияющие фигуры начали тускнеть, и в несколько мгновений растаяли в воздухе. Батей обнял жену. Он видел, что Сигран испугана.

      - Мы ведь знали, что это неизбежно случится, любимая, - шепнул он. - И как прекрасно, что это мы, а не кто-нибудь другой, остановим отродье из легенд. Не каждому выпадает счастье жить на рубеже эпох и решать судьбы мира.

      - Я бы предпочла другую судьбу, - Сигран уткнулась лицом в плечо мужа и тяжело вздохнула. - Не люблю я свой день рождения, Батей. И никогда не любила.

      - Для меня это главный в жизни праздник. Пойдем, выпьем вина. Я хочу наконец-то поднять за тебя кубок.

       ***

       Глосгэмский пирог был восхитителен. И форель, сваренная в белом вине, и сырные рулеты с тмином и травами. И старое цветочное вино, которое они пили за столом, сегодня казалось особенно вкусным и пьянящим - может быть, потому, что пили они его из одного кубка. После обеда они взялись за руки и поднялись в спальню, где пробыли до самого вечера, доставляя друг другу радость. А когда Батей заснул сладким сном счастливого мужчины, убежденного, что боги дали ему самую прекрасную и любящую жену, Сигран оделась и осторожно, чтобы не разбудить мужа, отправилась в алхимическую лабораторию.

       Первым делом она зажгла толстые свечи в медных шандалах. Одну из свечей поставила на стол, среди алхимических инструментов и лабораторных склянок. Перед свечой установила глиняную миску и наполнила ее водой из кувшина. Свет свечи падал так, что Сигран могла видеть в этой воде свое отражение. Протянув руку, наставница взяла с полки берестяную коробку, в которой лежали кусочки желтоватой прозрачной смолы, похожей на живицу. Сигран положила один из комочков в рот и начала жевать. Рот наполнился горечью, в ушах зазвенело. Очень скоро Сигран отчетливо услышала далекий звук рога и тяжелый топот скачущих во весь опор коней.

       С замирающим сердцем она глянула в воду - и увидела черное бездонное небо в ярких звездах. И комету, которая кривым клинком пересекала эту звездную россыпь. Ослепительно-белая вначале, комета быстро меняла свой цвет - сначала на розовый, потом на красноватый, и так далее, пока ее хвост не налился кровавым пурпуром. А после комета исчезла в клубах черного дыма, и сквозь дымную пелену, застилавшую взор, Сигран увидела маленькую фигурку, бредущую сквозь свирепую пургу, освещенную лишь зловещим сиянием кровавой кометы, оставляющую за собой цепочку следов, которую тут же заметал снег. Зимняя ночь была полна призраков: черных безмолвных фигур - они, шатаясь и стеная, брели по заметенным пургой дорогам, - и белесых бесформенных теней, которые мелькали в клубах снега и с горькими воплями исчезали прочь. Сигран чувствовала мертвый холод этих теней, их ужас, их отчаяние, осознание постигшей их безвременной страшной смерти, и понимала, что видит новый мир, в котором не осталось ничего живого. Мир льда и смерти, в котором затерялась крошечная беззащитная фигурка, несущая в себе последнюю искру жизни.

       За гигантскими сугробами показались квадратные каменные башни, несущие на себе печать невообразимой древности. Их зубцы раскрошились, как гнилые зубы, их ворота истлели, их каменную кладку источили время и бури. Они слепыми глазницами бойниц смотрели на терзаемую ледяным ветром фигурку, которая шла к ним сквозь вьюгу, проваливаясь в снег. Над башнями полыхало северное сияние - призрачный занавес, разделяющий мир живых и царство мертвых. Древняя цитадель, построенная в начале времен самим богами, скрытая в недоступных горах, в вечном тумане, полном колдовства - Предопределение и последняя буря Финем Миллениум развеяли магический туман, и путь к воротам был свободен. И сквозь завывания бури Сигран вновь услышала топот коней, от которого задрожали даже древние башни цитадели.

       Фигурка вошла в провал ворот, миновала бесформенные руины, торчащие из снега, а потом исчезла в черной дыре, открывшейся в заледенелых стенах. Душа Сигран последовала за ней - и оказалась в лабиринте узких коридоров и тоннелей, в которые уже сотни лет никто не входил, населенных древними шорохами, освещенных бледным свечением истлевших костей, разбросанных на земле. Двигаясь за одинокой фигуркой, Сигран оказалась в последнем зале, у полуразрушенной стены с проступившими на ней невидимыми письменами, доступными лишь духовному зрению посвященных. Теперь она смогла прочесть последние строки из пророчества Арагзана:

       "В час, когда вернутся ушедшие и займут дома ваши и города ваши, вспомните слова Мои. Трое придут к трем, те, в чьих жилах течет королевская кровь, кто погиб и был пробужден ото сна. Их поступь ужаснет вас, их сила наполнит вас страхом. Ибо они Всадники, и не будет от них спасения. Вижу - грядет муж, могущественный и исполненный праведного гнева, оживляющий и прогоняющий смерть от лица моего. Но истинна ли сила его, от Господа ли она? Или же вновь примете белое за черное, а черное за белое, прах горький за хлеб, а воду за кровь? Лишь молитва откроет ваши глаза, потому молитесь о Спасителе дни и ночи ваши. И если дойдет мольба ваша до Господа, исполнит Он Слово свое, и увидите вы истинного Спасителя, не царя в силах, и не мага в знании, и не купца в золоте. Правда его победит ложь, а любовь его победит смерть. Услышит весь мир в вое смертной бури пение, полное скорби и любви, и узнает, что трижды отступила смерть, посрамленная в зените силы своей, и навеки для вас пришло время жизни. И душа моя в покое моем возрадуется, и подивлюсь я непостижимости воли Создателя, решающего судьбы мира сего. Наступит время тишины, и боль уйдет, и Всадники исчезнут в ночи, дабы не вернуться никогда, и не будет более ужаса в глазах ваших, ибо вопреки ожиданиям увидите свет утра, который не чаяли увидеть. И возблагодарю я Господа за милость Его и скажу: "Возблагодарите Его и вы, маловеры, цари сильные и гордые, мужи славы, ибо не вы, а малая душа избавила вас от смерти, выполнив Его волю!"

       Сигран успела дочитать эти строки до конца, когда в чертог ворвались клубы снега, и бешеное ржание боевых коней оглушило ее. Она видела, как судорожно дернулась маленькая фигурка у подножия стены Пророчества, как упала на колени и закрыла руками голову. Черные тени упали на нее, а снег у ее ног закипел от крови. А потом глаза Тьмы увидели ее, и невидимый меч ударил в грудь Сигран.

       Наставница с криком отшатнулась от чаши. Схватилась за грудь. Боль была невыносимой, у нее перехватило дыхание, глаза ослепила черная пелена. Падая в бездну, раскрывшуюся, чтобы принять ее, Сигран услышала голоса. Мужской и женский. Они звали ее, и Сигран узнала их.

      - Мама, ты где? - спрашивал ее женский голос. - Где ты? Мама, мне плохо!

      - Мама, а я знал, что ты все-таки придешь, - сказал мужской.

       Падение во мрак завершилось ударом и беспамятством. Когда Сигран очнулась, она поняла, что лежит в своей лаборатории, на полу у алхимического стола. Она с трудом поднялась на ноги и увидела, что вода в миске замерзла, превратившись в темный неровный лед. Стол вокруг миски блестел от осевшего на него инея.

      - Умерли! - прошептала Сигран, и глаза ее наполнились слезами. - Все умерли! Нет! Не хочу! Нет!

       Она так и не увидела в своем видении, что же случилось со Спасителем. И не смогла разглядеть его лица.

 

    Глава 2

       Иган чувствовал нетерпение. Ему казалось, что слуги, помогавшие ему облачиться в парадные одежды, делают все невыносимо медленно. Князь мог видеть в зеркале лица людей из своей свиты, стоявших за его спиной - Бог ты мой, что за каменные рожи! О чем они думают? О том, что их господин, который станет сегодня великим герцогом Кревелога, может отказаться от услуг некоторых из них?

      - Ваша светлость, - шепнул ему камердинер Болак, - соблаговолите поднять волосы, чтобы я мог надеть на вас цепь!

       Иган с усмешкой запустил руку в свои завитые кудри, но тут же перестал улыбаться: на шее виднелась царапина, покрытая подсохшей коркой. Как раз там, где проходит яремная вена. Князь ощутил неприятный холодок в животе. Цирюльник. Брил его сегодня утром и случайно порезал - случайно ли? Не решился нажать на бритву чуть сильнее?

      - Болак, - сказал князь, - моего брадобрея взять под домашний арест. После церемонии я поговорю с ним.

      - Слушаюсь, ваша светлость. - Болак гибкими нервными пальцами поправил массивную герцогскую цепь на груди Игана., отступил на шаг и с видом художника, наложившего последний мазок на картину, провозгласил. - Туалет его светлости окончен!

       Иган оглядел себя в зеркале. Так и должен выглядеть великий герцог - великолепно. Черный бархат, шитый серебром и украшенный алмазами (все-таки траур по несчастному погибшему братцу, ха-ха!) ему очень к лицу. Креповая повязка на рукаве камзола, конечно, немного не вписывается в ансамбль, но приличия надо соблюдать. Пусть выборщики видят, что принц Иган скорбит. Хотя - какое это теперь имеет значение?

       Иган еще раз коснулся пальцами царапины на шее. Она отозвалась слабой болью. Цирюльник был неосторожен - или...?

       Плевать, не стоит обращать внимания на такие мелочи, когда впереди один из лучших дней его жизни. День, в который его назовут великим герцогом. Отличное продолжение восхитительной ночи, проведенной в объятиях Сони...

       Улыбнувшись, Иган развернулся на каблуках. Придворные немедленно склонились в низких поклонах.

      - Идемте, господа, - самым милостивым тоном сказал принц. - Наши добрые подданные ждут нас.

       Зал Совета, ярко освещенный утренним солнцем, был полон. Семьдесят пять выборщиков со всего Кревелога уже ждали его, рассевшись на лавках. А еще Серые братья во главе с Абдарко, клирики и шестьдесят человек депутатов от горожан, купцов и пахарей - по одному от каждого города и повета.

      - Его высочество принц Иган, князь Свирский, граф Борович и Ренич! - провозгласил маршал совета и ударил посохом в пол.

       Иган прошествовал к креслу в центре зала. Наступившая в зале гробовая тишина показалась ему хорошим знаком. И еще подумал князь, что не испытывает к этим людям ничего, кроме презрения. Выбрались из своих медвежьих углов, где спали в одном зале с курами и свиньями, трескали мерзкие соленые грибы и вонючую чесночную похлебку, да мылись от бани до бани, а теперь вот по дурацкому древнему праву приехали в Златоград герцога выбирать. Милостиво позволить ему, Игану, воссесть на трон, который и так ему принадлежит по справедливости. Еще вчера многие из них голосовали бы против него. Воистину, покойный Рорек в своих смазных сапогах и с вечной косматой бородой был бы костью от кости этого сброда. Но теперь Рорека больше нет, и этим мужланам придется смириться с тем, что новый герцог будет совсем непохож на них самих.

       Ему навстречу двинулись сразу двое - седоволосый бородач в крытой атласом куньей шубе поверх дорогих доспехов и совсем еще молодой человек с черными усиками, стриженный под горшок, в кафтане из серебристой парчи. Иган знал обоих - старого Банаша, графа Крешинского, и юного Лаща из Поймы. Банаш был сторонником Игана, а вот Лащ был из тех, кто поддержал бы Рорека...

      - Позволь принести от имени всего собрания самые наши искренние соболезнования, князь, - сказал Банаш. - Горько нам было услышать о гибели князя Трогорского и всей его фамилии. И все мы едины в пожелании своем - чтобы ты нашел и покарал подлых убийц, совершивших это черное дело!

      - Смерть убийцам! - крикнул кто-то в зале, и собрание зашумело. Иган ожидал, когда стихнет шум.

      - Благодарю вас, ваши милости, за соболезнования, - сказал он тихим голосом, но потом заговорил громче. - Благодарю за то, что не оставляете меня одного с моим великим горем, сочувствуете мне и поддерживаете. Пока неизвестно мне, кто совершил это черное злодейство, но кровь моя стынет, когда я думаю, что вместе с несчастным моим кузеном были убиты и его безвинные дети. Только последний лиходей без чести и совести мог совершить такое, и я клянусь, что сполна отомщу за это преступление. Именем Всемогущего клянусь в том перед вами, господа!

      - Князь позволит мне говорить? - Со своего места встал хлыщеватый, одетый по последней имперской моде барон Трувес, один из богатейших златоградских магнатов и родственник семьи Боровичей. - Прошел по Златограду слух, что видели в городе не кого-нибудь, а самого принца Эндре, незаконнорожденного сына его светлости Маларда - да упокоится он в мире! Будто воскрес он из мертвых, и в Златограде объявился. Что можешь по сему поводу сказать?

      - А что говорить? - Иган выпрямился, сверкнул глазами. - В другой раз я бы потребовал у тебя сатисфакции, любезный родич, за то, что порочишь ты своими речами память дяди моего, герцога Маларда, намекаешь на то, что был дядя покойный супруге своей и моей тетке Малении Боровичевой неверен, и от конкьюбата с простолюдинкой бастарда нажил. Но теперь бессмысленно отрицать это. Да, был у меня кузен-бастард. Шесть лет тому назад Эндре умер от моровой болезни, от которой в тот год в Златограде многие в муках ушли на тот свет. Можно найти много свидетелей, которые подтвердят, что видели Эндре мертвым. И вот я узнаю, что за несколько дней до смерти моего бедного брата Рорека будто бы видели бастарда Эндре - или вампира Эндре, - в городе. А остальное вам монсеньор Абдарко поведает, ибо он лучше меня расскажет о том, что случилось.

       Глава Серых Братьев поднялся со своего места. Высокий, широкоплечий, сухопарый, будто из железного дерева выточенный. Скинул с головы капюшон серого орденского плаща, сверкнул глазами из-под кустистых бровей, обводя взглядом притихших выборщиков.

      - Вот, смотрите, добрые миряне, - сказал он, показав зажатый в руке пергаментный свиток. - Этот донос написал добрый слуга нашей церкви, который разговаривал с человеком, назвавшим себя Хендриком фон Эшером из Глаббенберга. Прочитав этот донос, мы поняли, что Хендрик фон Эшер и есть бастард Эндре, умерший шесть лет тому назад и уже нежитью вернувшийся в наш город, чтобы творить зло. Вняв доносу, Капитул немедленно отрядил группу боевых магов, чтобы разыскать и уничтожить вампира, но демонские силы оказались сильнее, чем мы думали. В схватке с ними погибли и обрели мученический венец заклинатель Братства Лениус Борзак и четверо его людей. Но их смерть не оказалась напрасной: на месте схватки с упырем был найден другой свиток, - тут Кассиус Абдарко извлек тот самый пергамент, который Борзак передал братьям Цырикам и велел бросить у трупа Эндре. - Зло, наполнявшее этот свиток, было так велико, что мне пришлось сотворить над ним обряд экзорцизма прежде чем нести его сюда, в эти чистые стены. Здесь написано: "Я вернулся из могилы, и я буду убивать. Всякий, кто заставил меня умереть, умрет сам. Я начну с моих преступных братьев, а потом и весь Златоград познает мой гнев. Рожденный хвостатой звездой, я выпью жизнь из ваших тел и заставлю вас молить о смерти". На печати оттиск с надписью: "Эндре Немертвый".

       Кассиус Абдарко, размахнувшись, бросил свиток под ноги Банашу, и граф Крешинский отшатнулся от него, как от змеи. Иган же, напротив, наклонился и поднял свиток. Губы его искривила недобрая усмешка.

      - Воющий волк, - сказал он. - Герб фон Эшеров из Глаббенберга. Если это они стоят за воскрешением моего кузена-упыря, они заплатят за это.

      - Вот вам и ответ, миряне, кто мог желать смерти князю Рореку и его семье, - добавил Абдарко. - Это он убил семью князя Рорека, как перед тем убил убогого в этом городе, обезглавив его. Бешеный пес сорвался с цепи, и надо найти его и уничтожить.

       Собрание, устрашенное речами инквизитора, затихло совершенно, и в этой тишине послышался спокойный голос барона Трувеса.

      - Однако странно, что все это открывается только сейчас, - сказал барон. - Шесть лет об Эндре не было ни слуху, ни духу - и вдруг он появился в Златограде в самый канун выборов великого герцога. Рассчитывал, что мы, добрые слуги нашей церкви и нашего императора, изберем вампира новым герцогом в обход существующих кандидатур? Что-то не верится.

      - Никому не известно, что на уме у демона, - ответил Абдарко. - Или барон Трузес сомневается в моих словах?

      - Упаси Всевышний! - Трузес замахал руками. - Но уж больно бессмысленно ведет себя этот ваш вампир. Нагло пробирается в город, убивает направо и налево, а потом отправляется к князю Рореку и устраивает в его поместье резню. Какая бы жажда мести, какая бы гордыня не ослепляла этого демона, он не может не понимать, что не быть ему нашим герцогом вовеки! В чем же тогда смысл, святой отец?

      - Ты, барон, плохо знаешь мир Темных и то, какие законы действуют в нем, - с нескрываемым презрением в голосе ответил Абдарко. - Посему сядь на место и помолчи. Не для того мы собрались тут, чтобы вести праздные разговоры. По следу вампира уже идут мои самые лучшие охотники, и очень скоро они найдут Эндре. Мы отомстим за невинную кровь князя Рорека и его семьи.

      - Мы отомстим, - добавил Иган, выделив слово "мы". - Клянусь!

      - Да, - подтвердил Абдарко и сел на свое место. Иган обвел собрание внимательным взглядом.

      - Теперь, когда мой кузен и его сын мертвы, - сказал он, - я остаюсь единственным претендентом на престол великого герцога. Если кто хочет оспорить мое право на герцогскую корону, пусть выскажется. Мы выслушаем его с величайшим вниманием.

      - Истинно говорит князь, - подал голос граф Банаш. - Когда мы собирались в Златограде, чтобы по древнему священному закону созвать вече выборщиков и назвать нового герцога, мы не думали, что все так повернется. Ныне же у нас есть лишь один наследник крови Маларда - князь Иган. Посему мой голос принадлежит ему! - Сказав это, Банаш бросил свой жезл выборщика к ногам князя.

      - И мой! - добавил барон Лащ.

      - И мой! - крикнул еще один голос, и дальше выборщики, повыскакивав с мест, закричали дружно: - Герцог Иган! Да здравствует герцог Иган! Иган вовеки! Иган! Иган!

       Князь Свирский милостиво склонил голову, на его губах появилась торжествующая улыбка. Он смотрел на кучу жезлов у своих ног, которая росла на глазах. И заметил, что даже те выборщики, которые безусловно поддержали бы его покойного кузена, выкрикивали его имя с не меньшим жаром, чем остальные. Да и куда им деваться? Рорек мертв, а у Кревелога должен быть законный повелитель...

      - Ваша светлость, - граф Банаш подошел к Игану и низко склонился перед ним, - собрание просит тебя ответить: принимаешь ли ты его волю?

       Это был ритуальный, ничего не значащий вопрос. Его всегда задавали новому герцогу выборщики, и ответ мог быть только один. Иган жестом велел старому графу выпрямиться и сказал:

      - Кто я такой, чтобы идти против воли лучших мужей этого герцогства? Как смею я нарушать освященный веками обычай? Понимаю, что если бы не трагическая гибель моего несчастного кузена, не видать мне герцогской короны, ибо Рорек был лучше меня, мудрее меня, чище меня. Но удел, предназначенный ему, народ Кревелога доверил мне. Что ж, я принимаю вашу волю. Пусть подадут мне Писание, чтобы я мог принести клятву!

       Два священника надомной церкви Градца немедленно подошли к новоизбранному герцогу. Один держал в руках золотую герцогскую корону Кревелога, украшенную жемчугом, гранатами и бирюзой, второй - пергаментный свиток, перехваченный алой атласной лентой. Иган опустился на одно колено, коснулся пальцами свитка в руках священника.

      - Клянусь Владыке нашему, всемогущему Господу, что с небес видит и читает в моем сердце, святой и милосердной церкви, нашему императору Артону, да хранит его Благая сила, и моему доброму народу, что буду править уделом моим по чести и совести, милосердно и справедливо, по законам империи и обычаю предков наших, так, как правили до меня предшественники мои, и пусть помогут мне в том высшие силы!

      - Да будет так, - сказал Кассиус Абдарко, шагнул к князю, взял у священника корону и возложил ее на голову Игана.

      - Да будет! - вздохнуло собрание в один голос.

      - Герольды! - зычно провозгласил граф Банаш. - Сообщите народу, что у Кревелога есть новый герцог!

      - Встаньте, ваша светлость, и займите ваш престол! - предложил Лащ.

       Иган прошел мимо приветствующих его выборщиков и сел на герцогский трон.

      - "Вот и все, Рорек, - подумал он, глядя на окружавших его дворян, склонившихся перед ним. - Ты всегда боялся замарать свои руки и потому проиграл. У меня есть все, к чему я стремился. Корона герцога, власть, сила и...И у меня есть Соня. Совсем неплохо, Рорек. Совсем неплохо".

       Подсохшая царапина на шее внезапно начала зудеть. Иган потянулся к ней пальцами, почесал - и почувствовал, что сорвал с ранки корку. На подушечках пальцев осталась свежая кровь.

      - Что-то не так, ваша светлость? - Выросший как из-под земли Болак смотрел на герцога встревоженными глазами.

      - Чепуха. Дай мне платок.

       Кассиус Абдарко смотрел на герцога и едва заметно улыбался.

       ***

       Пурга над северными равнинами стихла к ночи. Небо отчистилось от туч, и снега заискрились под полной луной.

       На пепелище Лесной усадьбы будто роилось множество зеленых светляков - это десятки волков прибежали сюда, чтобы попировать на обгоревших останках людей и домашней скотины. Падали было много, и потому волки не грызлись между собой: всем хватит. Самая большая стая собралась на холме, там, где еще несколько дней назад стояла усадьба князей Трогорских.

       Однако насытиться волкам не удалось: звери почувствовали опасность. Инстинкт заставил их разбежаться прежде, чем на дороге, ведущей к усадьбе, показались три всадника, темные и молчаливые, как ночь, которая породила их. Их вороненые пластинчатые доспехи жирно поблескивали в свете луны, точно смазанные дегтем, в золотых коронах, надетых на шлемы, вспыхивали алмазные искорки. Порывы ветра развевали тяжелые плащи, подбитые дорогим мехом. Кони всадников, могучие и рослые, шли неторопливым шагом, легко вытаскивая ноги из плотного снега. Проехав мимо сгоревших, все еще чадящих гарью домов посада, троица начала подниматься вверх, к пожарищу, оставшемуся от усадьбы.

       Въехав в ворота, всадники остановились. Некоторое время они стояли в молчании, потом один из них соскочил с седла, передав поводья соседу справа. Неторопливым шагом направился к руинам княжеского терема. Усыпанный пеплом снег скрипел под его коваными стальными сапогами.

       Темный воин остановился у самого пепелища. Постоял недолго, будто созерцал страшное дело рук людских. А потом выпростал из-под плаща левую руку, в которой был зажат хрустальный флакон, и вытащил из флакона пробку.

       Содержимое флакона немедленно превратилось в темный, отсвечивающий пурпуром тяжелый пар и, вырвавшись из горлышка, поползло по снегу в сторону огромной груды оставшихся от терема обгорелых развалин. Здесь туманная змея распалась на сотни щупалец, и они в мгновение ока просочились в щели между обугленными бревнами. От прикосновения этих щупалец недогоревшие бревна затлели, выбрасывая в ночь синие искры. В воздухе запахло серой и смертью. В пару мгновений пурпурный пар рассеялся, и сразу вслед за этим раздался тяжелый, смертный стон, и шел он из-под руин.

      - С возвращением, брат, - сказал воин, открывший флакон. - Мы рады тебе.

       Из груды головешек и обломков раздались могучие удары, и некоторое время спустя воин увидел того, кого пробудила его магия. Черная, изглоданная огнем фигура выбралась из-под обломков и замерла, глядя на воина пустыми, выеденными пламенем глазницами.

      - Трое придут к трем, - сказал воин, протягивая руку восставшему мертвецу, - те, в чьих жилах течет королевская кровь, кто погиб и был пробужден ото сна. Ты первый, кто призван. Будь четвертым из шести.

       Сгоревшая плоть мертвеца менялась на глазах. Месиво из обугленных мышц и перемешанной с пеплом сукровицы, быстро покрывала новая чистая кожа - восставший приобретал прижизненный образ. Завились на голове буйные седеющие кудри, окладистая борода скрыла подбородок. А потом князь Рорек Трогорский смог, наконец, открыть глаза и увидеть темного воина.

      - Кто ты? - прохрипел он.

      - Я первый из Трех, - ответил темный. - Мы пришли за тобой, князь. Знаки последних времен указывают на тебя. Ты заклятая душа, и ты служишь нам, трем Бессмертным. Запомни это, князь.

      - Зачем снова... испытывать эту боль?

      - Боль это жизнь. Радуйся, что ты жив, князь. Твой конь и твое оружие ждут тебя, - сказал темный. - Нам пора. Время битвы приближается.

       Князь Рорек покорно кивнул и прижал ладонь к сердцу, которое не билось. Но князь этого даже не заметил.

       Прежде чем спуститься с холма, где еще недавно стояла усадьба князя Трогорского, всадники, которых теперь стало четыре, остановились, и один из темных поднес к губам витой рог из черной кости, окованной золотом. Долгий протяжный сигнал наполнил ночной воздух - и был услышан.

       ***

       День был солнечный, но на капитана Эсмона Дортрая упала тень, будто туча наползла на солнце, и сразу стало холодно. Капитан поежился, поднял глаза. "Красная Чайка" вошла в канал, проходящий между башнями Рабских Казематов. Это они закрыли от Эсмона солнце.

       Эсмон бывал в гавани Зараскарда не раз и не два, но еще никогда у него не было такого дурного предчувствия. И кто его знает, может быть уже сегодня он и его люди окажутся в одной из этих страшных башен? Эсмон и сам не мог объяснить, почему после всего случившегося в Грее, он решил вернуться и предстать перед Аштархатом. Наверное, испугался последствий. Бегать от Аштархата всю оставшуюся жизнь не получится - у владык Зараскарда кругом глаза и уши. Рано или поздно нанятый Кругом ассасин вырежет у него сердце. И еще, Эсмон хорошо помнил поговорку, которую часто повторяли местные работорговцы; "Все рабы мира рано или поздно проходят через Зараскард". Так оно и есть. Торговать рабами - значит иметь дело с Зараскардом. Без вариантов. Капитан Эсмон бросать свое прибыльное дело не собирался.

       Правда, в этот раз его трюмы пусты. И шкатулка в его каюте тоже пуста. Дело, которое могло принести ему тысячу золотых и небывалые для чужеземца торговые привилегии в Зараскарде, провалено. Эсмон был в ярости, когда на корабль вернулся Таласкир и рассказал о случившемся. Капитан немедленно отправился с двадцатью вооруженными моряками на берег, но беглецы успели уйти. Сумерки заставили их вернуться на корабль. Всю ночь Эсмон пил у себя в каюте, а утром вышел к команде и сказал:

      - Кто-то из вас думает, что я слабак. Но я докажу, что умею проигрывать один кон и выигрывать всю игру. Господин Эспай, - обратился капитан к рослому моряку с окладистой бородой и пшеничными волосами, заплетенными в косички, - вы назначаетесь боцманом вместо бедняги Лореля.

      - Да, капитан, - ответил верзила. - Благодарю, капитан.

      - Слушайте мой приказ, господин Эспай. Матросу Таласкиру дать двадцать ударов линем за бегство с места сражения. Всем остальным сниматься с якоря - мы идем в Зараскард.

       Таласкир вопил, когда его пороли. Это было, конечно, несправедливо, но Эсмону было необходимо сорвать зло хоть на ком-нибудь. А еще он поклялся, что однажды найдет проклятых молокососов, и тогда старый пес Терданаль перевернется на том свете в гробу, узнав, как капитан Эсмон поступил с его отродьем.

       "Красная чайка", следуя за юркой лоцманской фелукой, под всеми парусами вошла в канал. Стало совсем холодно, запахло гнилью и сыростью. Сотни чаек и черных бакланов с хриплыми криками кружили над головой Эсмона. Огромные сложенные из циклопических каменных блоков, усыпанные огнями сотен факелов башни казематов нависли прямо над каналом, превращая фарватер в каменный тоннель. Они, как огромные каменные кулаки, завершали мощные дугообразные руки-молы, защищающие гавань Зараскарда от волн и врагов. Эсмон знал, что все рабы, попадавшие в этот город, прошли через Казематы. Здесь, в этих гигантских квадратных башнях, таится источник могущества и богатства рабовладельческой республики.

       Эсмон невольно коснулся висевшего у него на груди под рубахой медальона Аштархата. Правитель вручил ему этот медальон как знак своей особой милости. Нет, не станут они сажать его в эти башни! Он слишком многое сделал для республики. Он еще нужен Зараскарду. Да и не захотят Вечные портить отношения с Эраем - это не в их интересах.

       Запах сырости и затхлости стал крепче, резко потянуло падалью. Эамон посмотрел на воду в канале - она стала мутной и зеленой, как гной, среди шапок грязной пены плавала дохлая рыба. Трупы умерших в казематах рабов обычно выбрасывали из башен в эту воду, и дно канала завалено кучами человеческих костей. Покупая припасы для команды в Зараскарде, Эамон никогда не брал рыбу и огромных омаров, которых на рынках Зараскарда продавали до смешного дешево - он прекрасно знал, чем они питаются...

       Этот город - он весь построен руками рабов, на их костях и крови. И этот гигантский пирамидальный маяк с громадными резными панно на стенах, и многоэтажные дворцы Верхнего города, и причудливые храмы из порфира и розового мрамора, окруженные великолепными статуями крылатых богов и гениев. И длинные стены, окружающие гавань, и роскошные сады, освещенные по ночам золотистыми фонариками, и ярко раскрашенные галеры и торговые суда под алыми и зелеными парусами. Золотые и серебряные монеты отчеканены из руды, добытой рабами на государственных рудниках. Зараскард живет за счет рабов, и все тут создано их руками. Их тысячи и тысячи, даже последний оборванец в трущобах Нижнего города имеет собственного раба или рабыню. Граждане рабовладельческой республики слишком изнежены, чтобы работать сами. У них даже воины ходят с накрашенными глазами и губами, обвешанные золотыми украшениями как шлюхи в Эрае. Рабы все делают за них. Рабы-лекари лечат, рабы-учителя учат, рабы-повара готовят им пищу, рабы-евнухи и рабыни-проститутки удовлетворяют их похоть. Рабы даже умирают за них - по законам Зараскарда преступник, осужденный на смерть, может отправить вместо себя под топор палача своего раба, и еще заплатить в казну штраф. Без рабов Зараскард - ничто. А он может предложить им новых рабов. Кто же будет резать курицу, которая еще может нести яйца?

       Сигналы медных труб резанули уши, заглушая крики чаек и плеск воды. Эсмон вздохнул - на него опять упали лучи солнца. "Красная чайка" вошла в акваторию порта.

      - Займите мое место, - велел он штурману Канаэлю. - Я пойду, переоденусь.

       В каюте он достал из шкафа кувшин с вином и сделал несколько жадных глотков. Потом скинул камзол из тонкой кожи и насквозь пропотевшую рубаху - страх перед будущим выходил из него все последние часы ледяным потом. Надо быть спокойным, говорил себе Эсмон, облачаясь в свежую, пахнущую лавандой одежду. Надо успокоиться. Все совсем не так плохо. Он сумеет доказать Кругу, что в случившемся нет его вины.

       Что живой капитан Эсмон будет Зараскарду гораздо полезнее мертвого капитана Эсмона.

       ***

       Появление слуги отвлекло Аштархата от грустных мыслей.

       Нуки вошел, низко согнув спину. Он стал совсем седой, внезапно подумал Аштархат. Почти такой же седой, как я сам. Единственный из старых слуг, который остался со мной - остальные уже умерли. Они вместе уже почти сорок лет, и не было в Зараскарде человека, которому глава Круга Вечных доверял больше. И этот человек уже глубокий старик. Он скоро умрет, и последняя связь с прошлым прервется...

      - Господин, прибыл эраец, которого ты нанимал, - сказал Нуки. - Я велел ему ждать в нижнем зале.

      - А вот это важная новость! - Аштархат поднялся с топчана. - Пригласи его в зал для собеседований. Я хочу говорить с ним.

      - Как прикажешь, господин.

       Капитан Эсмон, долговязый, костлявый и тощий, нервно расхаживал по дорогим коврам, устилавшим пол зала. Когда Аштархат вошел, эраец тут же опустился на одно колено и склонил голову.

      - Встань, капитан, - велел правитель, подкрепляя слова жестом. - Судя по выражению твоего лица, ты прибыл с дурными вестями.

      - Простите, государь, но вы правы. - Эсмон проглотил застрявший в горле комок. - Я не привез вам филактерию.

      - Ты не нашел ее?

      - Люди, которых я послал в Грейские руины, нашли сосуд, но внезапно появился какой-то человек. Он убил трех моих матросов и забрал филактерию.

      - Вот как? И кто был этот неизвестный герой?

      - Я этого не знаю, государь.

      - Вы не остановили его? Не отняли сосуд?

      - Мы не успели, государь. Негодяй успел сбежать, прихватив в качестве пленников детей нашего бывшего капитана. Мы обыскали весь берег, но даже следов их не нашли.

      - Очень плохая новость. Я доверился тебе, Эсмон, а ты подвел меня.

      - Мой лорд, еще раз молю о снисхождении. Я даже не мог подумать, что кто-то...

      - Ты должен был предвидеть такую возможность.

      - Я ваш раб, государь. Молю о милосердии.

      - Раб, - Аштархат провел ладонью по выкрашенной синей краской бороде. - Рабов у меня много. А вот толковых слуг и хороших исполнителей меньше, чем хотелось. Я рассчитывал на тебя, Эсмон. Ты всегда казался мне разумным и надежным... эльфом.

      - Государь, дайте мне шанс. Клянусь, я найду беглецов и сосуд, о котором вы говорили.

      - Нет, Эсмон. Такие вещи забирают не для того, чтобы потом отдать. Ты огорчил меня. И Круг Вечных будет недоволен.

      - Государь, - Эсмон почувствовал животный панический страх, - я готов служить вам верой и правдой дальше. Я буду привозить столько рабов, сколько вы пожелаете. Я ваш слуга до самой смерти.

      - До смерти? - Аштархат усмехнулся. - Да знаешь ли ты, эльф, что такое смерть? Смерть - не конец, а только начало. Тот сосуд, что ты упустил - известно ли тебе, что в нем? И почему я так рассчитывал на успешное окончание нашего предприятия?

      - Государь, я...

      - Хватит оправданий. Они бессмысленны и бесполезны. Ты хороший капитан, Эсмон, но ты ничего не знаешь о тайных силах, которые управляют нашей жизнью. Очень скоро ты сильно пожалеешь о том, что проиграл. И ты, и весь твой народ.

      - Государь, я не понимаю вас.

      - И верно, ты ведь не знаешь ничего. Это мое упущение - я не посвятил тебя в курс дела, мой друг. Думаю, тебе стоит кое-что показать и рассказать. Но сначала я приглашаю тебя выпить со мной по бокалу вина.

       ***

       Они шли по длинным коридорам Вечного дворца, освещенным голубоватыми газовыми факелами, и Аштархат рассказывал. Негромко, спокойно, голосом, лишенным всяких эмоций.

      - Я прожил четыре жизни, мой друг - говорил он. - Первая жизнь не сулила ничего хорошего. Мне, единственному сыну бедного кожевенника Борашена из Гелетарана предстояло стать наследником отца и так же от зари до зари, до самой смерти, дубить в чане с человеческой мочой вонючие кожи и выделывать их в темной мастерской, дыша тяжелыми испарениями. Но у меня открылся дар, который удивлял всех. Уже в шесть лет я обладал потрясающей памятью. Запоминал расположение и количество предметов в любом помещении, и после безошибочно называл вещи, которые убирали или перемещали с места на место. Однажды в мастерскую отцу зашел странствующий жрец бога Ахоса, чтобы купить кожаные ремешки для своих сандалий. Пока отец нарезал ремешки, жрец решил шутки ради поучить маленького сына кожевенника грамоте - и я за какие-то четверть часа выучил все буквы алфавита.

      - В твоем сыне сидит демон, - сказал ошеломленный жрец Борашену, отказался забрать ремешки и выбежал из мастерской.

       На следующий день в доме Борашена появились облаченные в красное жрецы Опира, бога мудрости и созидания. Они долго говорили со мной, а потом заявили отцу, что забирают меня в храм. Борашен не смел спорить со жрецами. Святые мужи заплатили ему за меня двадцать серебряных монет и увели навсегда из дома. Так закончилась первая жизнь и началась вторая - жизнь жреца.

       Жизнь, в которой появилась Ванчуте.

       Одиннадцать лет меня обучали самым разным наукам, и везде я был лучшим. Мне легко давались самые сложные науки. Я одинаково быстро запоминал комментарии к священным текстам и длинные мантры, безошибочно вычерчивал перьями и мелками инженерные чертежи и причудливые знаки древнего вертикального письма, которым писались Запретные книги. Поэтому, когда закончился срок обучения, и я получил мантию младшего жреца, врагов у меня было гораздо больше чем друзей. Мне не могли простить способностей и таланта, завидовали и называли плебеем и выскочкой. Я был достоин руководить общиной, школой или строительством храма или канала - мне будто в насмешку доверяли только самые незначительные поручения. Однажды весной, в День Богов, меня послали собирать пожертвования для храма.

       День был теплый, солнечный, светлый. Я стоял на обочине улице, ведущей к рынку, у подножия статуи Опира со своим ящиком для пожертвований и призывал проходящих мимо людей жертвовать на новый храм Опира. Но прохожих не интересовал бог мудрости - им больше по душе были увеселения на рыночной площади, бесплатное угощение от имени царя и состязания силачей и уличных певцов. К вечеру в моем ящике лежало лишь несколько медяков. И вот тогда ко мне подошла Ванчуте.

       Она была не одна - ее сопровождали два хлыща из числа ее поклонников, знатные юноши, изысканно одетые и обвешанные золотыми украшениями. А Ванчуте - она показалась мне прекрасной. Я никогда не видел такой женщины. В каждой линии ее лица и тела, в каждой складке ее одежд была красота, которая мне, проведшему годы в стенах храма, вдали от соблазнов мира, показалась божественной.

       Куртизанка заметила мое смущение и засмеялась.

      - Что опускаешь взгляд, святой отец? - спросила она игриво. - Или моя красота тебе не по душе? Или ты предпочитаешь пропыленную унылую мудрость чистым радостям плоти? Ну же, скажи!

      - Мне нечего сказать тебе, женщина, - ответил я.

      - Женщина! - Ванчуте засмеялась звонко и заразительно. - Он назвал меня женщиной! Прямо тебе старец. А ведь самому нет и восемнадцати, верно?

      - Это неважно, сколько мне лет, - ответил я. - Уходи, не искушай меня.

      - Мне не по душе мудрость, иссушающая душу, - сказала Ванчуте. - Я - тело. Красивое, ухоженное, здоровое, жаждущее прикосновений и ласк. Я жизнь, жрец. А от пустой мудрости веет холодом смерти. Любовь и мудрость всегда враги.

      - Не говори о том, чего не знаешь.

      - Я знаю, о чем говорю. И сознайся себе, жрец, что вся твоя мудрость не способна убить то тайное желание, которое ты почувствовал, глядя на меня.

      - Во имя Опира, уходи!

      - Конечно, - тут Ванчуте спросила у одного из своих поклонников золотую монету и бросила ее в ящик. - Если хочешь поговорить о мудрости, юный жрец, приходи в мой дом на Церемониальной улице. Я докажу тебе, что твоя мудрость не устоит перед моими чарами. Только прихвати с собой пару золотых!

       Встреча с Ванчуте что-то изменила во мне. Если ты, эльф, когда-нибудь был безумно влюблен в женщину, ты поймешь меня. Прежние радости потеряли свою привлекательность, работа в храме и занятия стали казаться бесполезной тратой времени. Я стал мрачен и молчалив. В своих снах я часто видел Ванчуте - стройную, гибкую, с пышной гривой завитых в мелкие колечки рыжеватых волос, падающих ей на талию, с сияющими карими глазами. Я просыпался и чувствовал себя одиноким и несчастным. Правильно сказала мне куртизанка: "Любовь и мудрость всегда враги".

       Однажды в городе ко мне подошел невзрачный человек в лохмотьях, попросил благословения, а потом сказал:

      - Мне нужна твоя помощь, святой отец. Сможешь перевести для меня эти письмена? Я заплачу тебе за труды.

       Я глянул в клочок папируса, который показал ему оборванец, и обомлел. Это был написанный древними иератическими письменами фрагмент из "Книги мертвых", священного свитка, который всегда клали в захоронения первых царей Гелетарана.

      - Где ты это взял? - спросил я.

      - Неважно. Так сделаешь, или нет?

       Я согласился. Мы встретились на следующий день в таверне у храма Опира, и оборванец, забрав перевод, дал мне целых двадцать золотых монет - огромные, неслыханные деньги для меня. Прежде я никогда не видел столько золота.

      - Бери, - сказал он, видя мои смущение и растерянность. - Эти деньги ты честно заработал. Я найду тебя, если понадобишься.

       Я взял деньги, но не отдал их в храм, как должен был бы сделать. Я пошел на Церемониальную улицу, в дом, окруженный резными столбиками с горящими день и ночь красными фонариками. В Дом Ванчуте.

       Для меня начались ночи, полные райского блаженства, и дни адских мук. Данные мной обеты запрещали общение с женщинами, тем более с продажными. Но мне было все равно. Ванчуте стала смыслом моей жизни, а наказание за нарушение обетов меня не пугало. Дождавшись темноты, я выбирался из храма через задний двор, и на рассвете возвращался обратно. Так продолжалось неделю. А потом я пришел в дом Ванчуте и увидел, что в постели куртизанки уже лежит другой мужчина.

      - Ты сказал мне, что у тебя есть двадцать золотых, - сказала мне Ванчуте, - и ты получил за эти деньги все, что желал. Когда у тебя снова появятся деньги, приходи, и я буду рада тебе. А сейчас рабы проводят тебя.... милый.

       Я ушел из дома куртизанки, охваченный ревностью и тоской. В меня будто демоны вселились. А у калитки храма меня встретили стражники и старший жрец, который положил мне руку на плечо и сказал:

      - Ты нарушил наши заповеди, несчастный. Иди за мной.

       Я покорился. Меня кто-то выследил, доложил старшим жрецам о моем проступке, но мне было все равно. Наставники обители не дождались от меня ни покаяния, ни просьб о пощаде. Меня бросили в глухой каменный колодец в подземелье храма, в котором мне предстояло умереть от голода и жажды. Однако на второй день за мной пришли старшие жрецы.

      - Ты бы сгнил в этой яме заживо, потому что преступил наши законы и заповеди, оставленные нам самим Опиром, - заявил мне Первый наставник. - Но кому-то небезразлична твоя судьба. За тебя внесен большой выкуп, так что убирайся прочь.

       У ворот храма меня уже ждал тот самый невзрачный тип, что заплатил двадцать золотых за перевод текста из "Книги мертвых".

      - Пойдем за мной, святой отец, - сказал он насмешливо. - Есть большой человек, который желает поговорить с тобой.

       "Большого человека" звали Инткас, и он был главой гелетаранских расхитителей расположенных в Мертвых подземельях гробниц - сообщества, окруженного самой мрачной славой и самыми зловещими слухами.

       Мертвыми подземельями называли огромную запутанную сеть подземных галерей и туннелей, расположенную в двух милях к востоку от города. Здесь с древнейших времен погребали сначала царей и вельмож, а потом и людей попроще. Освященный веками погребальный обычай заключался в сожжении тела усопшего вместе с наиболее любимыми им вещами и заупокойными дарами, после чего прах с недогоревшими останками предметов, бывших на покойнике, запечатывался в особые глиняные урны и помещался в катакомбы Мертвых подземелий. Но вечного покоя не получалось - очень скоро в катакомбы приходили грабители, чтобы извлечь из урн уцелевшие в огне драгоценные камни или золотой и серебряный расплав, в который превратились украшения и монеты. Грабителей не останавливали ни ловушки, ни заклинания и проклятия, вырезанные на урнах. Попадались расхитители редко, а наказывали их еще реже - у сообщества везде были свои люди, и денег на подкуп стражников и судей оно не жалело. Да и зачем было властям наказывать гробокопателей, если золото и серебро из погребений разными окольными путями попадало на государственный монетный двор, а половина украшений в ювелирных лавках была изготовлена из "мертвого золота"? Живые забирали у мертвых то, чем их когда-то почтили, и это считалось почти нормальным. Дом главы сообщества, в который меня привел странный оборванец, по размерам мог соперничать с дворцом правителя, а по роскоши превосходил его. Инткас принял меня в своей купальне, где плескался в огромном бассейне с подогретой и смешанной с благовониями водой в компании дюжины юных красавиц.

      - Вот и наш мудрый знаток древних письмен! - воскликнул он, когда я вошел в купальню. - Желание заполучить твою мудрость в свое распоряжение стоило мне дорого, мальчик. В сто золотых монет, которые я заплатил Наставникам за тебя. Понимаешь, что это значит?

       Я промолчал. Мне нечего было сказать.

      - Молчишь? - Инткас выбрался из бассейна. - Хорошо, значит, ты понимаешь, что теперь ты моя собственность. Ты мой раб, Аштархат. Сто золотых - это большие деньги в Гелетаране. Ты дорого стоишь. И тебе придется доказать, что я не потратил эти деньги впустую.

      - Чего ты хочешь? - спросил я.

      - Ты будешь работать на меня. Делать то, что я скажу.

      - А если я не сумею?

      - Тогда я убью тебя. Или продам работорговцам, чтобы вернуть хотя бы часть уплаченных за тебя храму денег. Но я думаю, ты умный парень, и не станешь меня злить.

       Гробокопатели сообщества работали группами по четыре человека. Я был определен к Иззаю - тому самому типу, что принес рукопись для перевода. Иззай был главой группы, а еще в нее входили два брата-близнеца Рум и Румил - огромные, волосатые, вечно воняющие потом детины, которые делали черную работу. Первые вылазки в Мертвые подземелья не принесли хорошей добычи, зато Иззай, вполне довольный поведением нового компаньона, поделился со мной своими планами.

      - Опустошать урны с прахом - занятие для зеленых салаг, - сказал он. - Нам предстоит более серьезное дело. Недавно к хозяину пришел какой-то чужеземный умник и рассказал, что в дальней части Мертвых подземелий есть тайный ход, ведущий в целый подземный город, который в Начальную эпоху устроили древние цари Гелетарана. Там могут быть настоящие сокровища. А ради сокровищ стоит рискнуть, как думаешь?

      - А что я с этого буду иметь? - спросил я.

      - Ты сможешь пожить еще немного и получить достаточно денег, чтобы вкусно есть и пить, менять девок каждый день. Или сможешь много-много раз по ночам навещать эту шлюху Ванчуте.

      - Не смей так о ней говорить! - разозлился я. Иззай рассмеялся.

      - Глупец! - вздохнул он. - Разве ты еще не понял, что Ванчуте стала хорошей наживкой, на которую мы поймали большую умную рыбу по имени Аштархат? Разобрать древние письмена Начальной эпохи способны только хорошо обученные жрецы, и нам нужен был такой человек. Понимаешь, о чем я?

      - И вы подставили меня?

      - Не подставили, а завербовали. Не корчи из себя невесту на выданье. Многие жрецы мечтают работать на нас, но нам нужны самые лучшие. Думаешь, ты первый, к кому я обращался? Ни один из жрецов в Гелетаране не смог прочесть папирус, а ты сумел это сделать. Такие люди должны служить нам, а не жалким богам, в которых только чернь верит.

      - Откуда ты знаешь, что я прочел его верно, а прочие сделали это неправильно?

      - Скоро узнаешь.

       Иззай показал мне еще несколько обрывков папируса. Все они содержали обычные для Начальной эпохи предупреждения о том, что нельзя беспокоить покой мертвых, и все в таком духе. А потом началась подготовка к походу. В восьмой день месяца Рыбы Иззай повел нашу группу в Мертвые подземелья.

       Я шел в этот поход со смутными мыслями. У меня появилась мысль о побеге. Если удастся избавиться от своих спутников в подземном лабиринте, да еще и найти какие-нибудь ценности, есть шанс сбежать. Любой капитан в порту Гелетарана согласится за вознаграждение взять меня на корабль. Мир велик, Инткас и его сброд не всесильны. Вот только Ванчуте... Да, она меня предала, но проведенные с ней ночи я забыть не мог. Я слишком любил ее, эльф.

       Мысли о побеге исчезли у меня, едва мы спустились в туннель, о котором говорил Иззай. Внизу, в большом зале времен Начальной эпохи нас ждал человек, закутанный в пропыленную красную мантию.

      - Я Аширис, - сказал он неприятным скрипучим голосом и сверкнул из-под капюшона глазами. - А ты тот самый молодой жрец, который прочел мой папирус? Хорошо. Мне понадобится твоя помощь.

       Именно Аширис, а не Иззай, повел нас дальше в глубь древнего некрополя. Сколько времени мы бродили по извилистым прорубленным в камне проходам, галереям с толстыми грубо обтесанными колоннами и заупокойным залам, я не знал - счет времени был потерян. Наконец, странный проводник привел нашу компанию в просторную крипту, стены которой покрывала вязь иератических письмен Начальной эпохи.

      - Вот, Аштархат, - сказал Аширис, обращаясь ко мне, - в этом зале я нашел обрывок папируса, который ты перевел. Я знал его содержание и был рад, что ты смог прочесть папирус правильно. А теперь порадуй меня, прочти эти письмена и расскажи, о чем они.

       Я начал читать. Рум и Румил освещали стену факелами, а я читал. Древние иероглифы Начальной эпохи были вырезаны на стеле очень искусно и сохранились в первозданном виде, так что прочесть их было нетрудно. В подземелье было очень жарко, и пот стекал по моему лбу. Я стирал его и читал дальше. Я и сам был захвачен историей, изложенной на каменных стенах крипты. Историей о начавшейся в древности великой войне живых и мертвых, о могущественном волшебнике Маро, открывшем секрет оживления, о его Черном эликсире, ихоре Оживления. О том, как незадолго до смерти Маро уничтожил рецепт зелья, а оставшиеся у него сосуды с Черным нектаром спрятал в разных местах. И о том, что один из этих сосудов покоится здесь, в этой крипте, под надгробной плитой ложной могилы, якобы принадлежащей царю по имени...

      - Аширис? - Тут я почувствовал, как похолодела его утроба. - Так это твоя гробница?

      - Эй, погоди-ка! - Иззай попятился от проводника, потянулся к ножу на поясе. - Это что за...

      - Договорить он не успел - тот, кто называл себя Аширисом, выбросил из-под плаща правую руку и метнул искрящийся потрескивающий шар прямо в грудь гробокопателя. Удар этого шара отбросил Иззая на несколько локтей и впечатал в каменную стену. Еще два шара уложили наповал братьев Рума и Румила. В подземелье запахло грозой и горелым мясом.

      - Не бойся, - сказал мне Аширис, сверкая глазами из-под капюшона. - Эти люди были мне не нужны. А ты мне по сердцу. Твоя мудрость располагает к себе, Аштархат. Мне понадобится твоя помощь.

      - Кто ты такой, во имя всех богов? - вздохнул я: помню, мне было очень трудно говорить, ужас душил меня, как петля на горле.

      - Мое настоящее имя тебе ничего не скажет, так что зови меня Аширис. Мне нравится это имя. Так действительно звали одного древнего царя. Маро был не только мастером алхимии, он еще обожал всяческие головоломки. Знаешь ли ты, что древние агаладские руны можно читать задом наперед?

      - Да.

      - Тогда прочти наоборот "Аширис"?

      - "Сириша", - с трудом ответил я. - Имя агаладского божества вечной молодости и жизни.

      - В каждом имени есть мистическая сила, друг мой. Имя древнего царя было единственной подсказкой, оставленной мне Маро. Я был одним из его учеников. Первым и последним, кто дожил до этого времени и нашел филактерию, доверенную мне. А теперь я отыскал еще одну. Я понял, где искать - и нашел. И остальные найду, чего бы мне это ни стоило.

      - Маро давно умер. Ты что, вампир?

      - А ты как думаешь? Мне пришлось обратиться к Темному дару, чтобы обмануть время и смерть и довести мои поиски до конца. Это не так трудно, как ты думаешь. Эликсир Маро, да еще мужество выпить его и испытать настоящее страдание - вот все, что нужно для того, чтобы ходить Темными дорогами.

      - Боги, защитите меня! Чего ты от меня хочешь?

      - Помощи. Только ради филактерии я прибыл в Гелетаран.

      - Зачем ты убил их?

      - Нам не нужны свидетели, верно? - Аширис засмеялся. - Этот человек, - и некромант показал пальцем на обугленное тело Иззая, - решил, что я просто такой же жадный мародер, как он сам. Я рассказал ему о скрытых здесь невиданных сокровищах: он поверил мне и делал то, о чем я его просил. Он не знал правды. Не понимал, что я ищу. Много лет я искал того, кто мог бы помочь мне закончить мои поиски истинного бессмертия. Ты кажешься мне достойным компаньоном.

      - О чем ты говоришь?

      - Об остальных сосудах. Это не просто филактерии с эликсиром - каждая из них обернута в кусок пергамента, на котором Маро начертал охранительные руны. Однако на каждом куске содержится еще и часть рецепта изготовления Черного нектара. Если я заполучу все сосуды, я смогу приготовить эликсир, и ты станешь первым из смертных, получивших вечную жизнь.

      - Ты хочешь сделать меня вампиром? Нет, лучше смерть!

      - Смерть? - Аширис усмехнулся. - Ты, дружок, не знаешь, что такое смерть, а я знаю. Поверь, небытия нет. Есть рабство. Мертвец - тот же раб. Он беспомощен и беззащитен, и я могу управлять им, как захочу. Если будешь служить мне, я научу тебя своему искусству.

      - Я... господин, я не хочу быть вампиром!

      - Болван! Мне не нужен вампир, мне нужен хороший толковый помощник и компаньон. Мой дар ограничивает мои возможности. Я не могу выносить солнечный свет, и любой маг-экзорцист тут же разоблачит меня. Ты получишь все, о чем мечтаешь - власть, силу, богатство, могущество. Но взамен ты поможешь мне искать остальные сосуды с нектаром. Еще двадцать два сосуда, которые Маро скрыл в разных местах.

      - А если я откажусь, ты меня убьешь?

      - Нет. Ты поклянешься мне молчать о нашем разговоре до конца своих дней, вернешься к своему хозяину-мародеру и будешь всю жизнь прислуживать ему как собака. И жалеть о недоступной тысячам тысяч таких же как ты жалких смертных возможности, которая у тебя была, но ты не использовал ее.

      - Возможности?

      - Цикл времен заканчивается. Через несколько десятилетий наступит конец времен, предсказанный древними пророчествами. Мир погибнет, и никто не переживет ночь, когда придут Всадники, убийцы Спасителя. Эликсир Маро - единственный способ обмануть смерть. Я обещаю тебе вечную жизнь в новом мире, которой не будет конца. Веришь ли ты, что я могу дать то, что обещаю?

      - В это трудно поверить.

      - Поверь - и ты не прогадаешь. Когда старый мир погибнет, мы будем жить. Вот какова цена твоей службы.

      - Наверное, ты прав, - я вздохнул и стер заливающий глаза холодный пот. - Чего ты хочешь?

      - Для начала возьми один из ломов и помоги мне поднять плиту, закрывающую могилу.

       И я подчинился. Я очень хотел жить.

       Подцепив плиту ломом, мы вдвоем сдвинули ее с места. Под плитой оказалась стеклянная, оплетенная золотыми нитями бутылочка с темным эликсиром, завернутая в ветхий пергамент, и кожаный мешок с драгоценными камнями - он обветшал от времени, рассохся, и самоцветы высыпались из него. Аширис, дрожа от радости, схватил филактерию, я же взял камни. Глядя на сверкающие в свете факела алмазы, рубины, изумруды и аметисты, я понял, что с этого момента для меня наступила третья жизнь, в которой меня ждут богатство и свобода. Ты слушаешь меня, эльф?

      - С величайшим вниманием, государь, - ответил капитан Эсмон.

      - Хорошо. Нам еще долго идти, так что слушай дальше....На рассвете мы покинули Гелетаран на имперском корабле, направлявшемся в Алману. Первым портом, где остановился на стоянку корабль, был Зараскард - богатый торговый город на побережье, управляющийся выборными правителями из числа богатейших купцов. Здесь я и мой новый хозяин сошли на берег. Найденные в крипте самоцветные камни мы продавали через разных людей, чтобы не вызвать подозрений и ненужных вопросов.

      - Ты останешься здесь, - сказал мне Аширис. - Купишь дом и станешь работать для нас обоих. От тебя не требуется многое - раз в три месяца ты будешь оставлять пятьсот серебряных монет ростовщику, которого я тебе назову. А я займусь своим делом. Когда ты мне понадобишься, я тебя найду. И помни - если ты расскажешь кому-нибудь обо мне, ты не упокоишься даже в могиле.

       Вложенные в самое прибыльное дело в Зараскарде - в торговлю рабами, - деньги давали хорошую прибыль. Очень скоро я стал богачом. Я купил себе роскошный дом на Священном холме, завел охрану из вендаланских наемников. Пришло время радоваться жизни, но радость во мне умерла. Со мной рядом не было Ванчуте. Мысли об Аширисе преследовали меня и днем, и ночью. И я впервые узнал, что такое настоящий страх.

       Я делал то, что мне приказали - исправно передавал деньги невзрачному человечку, содержащему меняльную лавку в порту, и даже начал забывать об Аширисе. Но однажды, вернувшись под утро из борделей Верхнего города, я застал некроманта в своей спальне.

      - Ты неплохо показал себя, друг мой, - сказал вампир. - Пришло время преподать тебе несколько уроков, чтобы ты мог заработать для нас еще больше денег.

       Аширис научил меня говорить с мертвыми. Поначалу это умение вызывало у меня ужас, но потом я привык. Мне даже начали нравиться эти странные беседы. Я открыл для себя загадочный и непостижимый мир, который был отделен от мира живых границей, и преодолеть ее могла лишь могучая магия. Я узнал, что сознание человека не умирает с его смертью и многое помнит. Например, где этот человек при жизни припрятал ценности. Или кто ему был должен большую сумму и не вернул, пока тот был жив. Я становился наследником этих забытых ценностей, и нанятые мной доверенные люди делали так, что сокровища мертвецов оказывались в моих сундуках. А спустя несколько лун Аширис вновь появился в моем доме.

      - Мало золота, - сказал вампир. - Мне нужно больше.

      - Я передал тебе уже больше тысячи талантов, - ответил я. - На эти деньги можно купить половину Зараскарда. Зачем тебе столько денег?

      - Рабы, мой друг. Я покупаю рабов. Они помогут мне раскрыть секрет Маро. Я знаю, как мой учитель приготовил свой эликсир. Все дело в том, как правильно использовать чужую смерть. В момент смерти, когда душа расстается с телом, происходит выброс кармической энергии. Чем мучительнее смерть, чем она внезапнее и страшнее, тем больше энергии будет выброшено. Этой энергией питаются демоны Темного мира, она дает им силу, поэтому им так желанна смерть людей. Но еще ее можно собрать, если ты посвящен в самые высшие тайны некромантии. Некогда Маро изготовил чертежи огромной железной мельницы, в которой живьем перемалывали сразу десяток рабов. Их страдание, боль, ужас, оседали черными каплями яда на паутине кармической ловушки, натянутой над мельницей. Из этого яда, чистой эссенции смерти Маро и создал Черный нектар. Ибо жизнь можно купить только ценой смерти. Страдание - вот ключ ко всему. Боль и ужас жертв Маро были так велики, что могли сделать живой даже мертвую плоть. Я работаю над тем, чтобы повторить его опыты. Но рабы стоят денег, как ты понимаешь. А тайна стоит еще дороже. Продолжай делать то, что делаешь, и ты не пожалеешь. Награда будет велика. И запомни - предательства я тебе не прощу... Я не утомил тебя, Эсмон?

      - Для меня честь слушать вашу историю, государь.

      - Странно, что я решил ее тебе рассказать. Представь, до сих пор я никому всего этого не рассказывал. Наверное, это старость...

      - Продолжайте, прошу вас.

       -В конце третьего года пребывания в Зараскарде я уже входил в число двенадцати богатейших граждан города. Меня избрали в Круг больших господ, где я сидел в кресле из слоновой кости и именовался Мастером причалов. На пирах в моем имении танцевали красивейшие танцовщицы Зараскарда, и лучшие поэты слагали обо мне хвалебные стихи. Мне уже принадлежала флотилия из пяти кораблей, и я намеревался строить новые. И вновь я начал забывать о том, что всего лишь слуга Темного, пока не пришел день, когда в порт прибыл корабль с рабами из Зараскарда.

       Я был на заседании Круга в Священной базилике, когда узнал о прибытии корабля работорговцев. И я опоздал. В порту мне сказали, что из двухсот двадцати рабов двести были куплены прямо у причала неизвестным покупателем и посажены на другой корабль, который отплыл на запад, в сторону Акрамбара. Остальные двадцать были куплены республикой для работы в порту. Одного из них я узнал - это был Нуки-Ари, бывший послушник храма Опира. Тот самый, что до сих пор служит мне. Это он провел тебя во дворец.

      - Ты?! - Нуки упал на колени, когда узнал меня в нарядном, увешанном золотыми украшениями господине. - Преблагой Опир, неужели это ты?

      - Встань, Нуки. Да, это я.

      - Все думали, что ты мертв. Жрецы отпели тебя по обычаю, в храме.

      - Я жив, как видишь. Как получилось, что вас продали в рабство?

      - Разве ты не знаешь? - Нуки сильно заикался, когда говорил, а в глазах его блестел пережитый ужас. - Ах, прости, как ты можешь это знать...Нашего города больше нет. Две луны назад на Гелетаран напали кочевники-сифлаи из Восточной пустыни. Они сожгли город, а всех жителей или убили, или продали в рабство.

      - Мои родители - ты знаешь, что с ними?

      - Нет, прости, - тут Нуки вновь опустился на колени. - Прости, господин!

      - Встань, я сказал! Мой отец, мать, братья - они погибли? Ну же, говори!

      - Большинство мужчин погибли, защищая город от кочевников, - отвечал Нуки. - А когда Гелетаран пал, началась резня. Сифлаи брали в плен только молодых мужчин и женщин. Меня они оставили в живых потому, что я неплохо знаю их язык, и через меня они разговаривали с пленниками. Остальным рубили головы и складывали в кучи на рыночной площади. Там было много трупов, Аштархат. И много крови. Очень много, - Нуки поднял на меня сверкающие глаза. - Но я знаю, что Ванчуте жива. Она была со мной на корабле.

      - Ванчуте? Где она?

      - Ее купили для рабовладельца в Акрамбаре.

      - Ты пойдешь со мной, я покупаю тебя, - сказал я и отправился к управителю Большого невольничьего рынка. Мое сердце сжималось от ужаса.

       Управитель сразу вручил мне заверенный печатью список, где значились имена всех двухсот двадцати рабов, привезенных на корабле "Рубиновый змей" из Зараскарда. Я прочел список. Шестидесятым номером в списке значился "Борашен, искусный кожевенник, сорока двух лет от роду", а сто двадцать четвертой была записана "Ванчуте-Азири, двадцати трех лет от роду".

       Самая моя быстроходная галера, посланная в погоню за рабовладельческим кораблем, вернулась ни с чем. В тот день я разорвал на себе одежду, обрил голову и вымазал лицо смесью пепла и крови. Я лежал крестом на полу и выл - протяжно, бессмысленно и страшно. Два дня и две ночи я был по ту сторону жизни. А потом управляющий осмелился войти ко мне и сообщить, что господина Мастера причалов желает видеть какой-то незнакомец.

       Человеку, ожидавшему меня в гостиной, было лет тридцать, он был в одежде из кожи и железной сетки и походил на воина - или разбойника.

      - Сочувствую твоему горю, светлейший, - сказал незнакомец. - Я знаю того, кто купил рабов из Зараскарда. Этот человек называет себя Гурам, но это не его настоящее имя. Он не появляется в городе и все дела ведет через своих приказчиков. Если ты желаешь, я мог бы за плату помочь тебе встретиться с ним и отбить твоих земляков.

       Конечно, я согласился. Рауф - так звали гостя, - взял пятнадцать талантов золотом и ушел. Он вернулся на следующее утро.

      - Мне удалось узнать, что Гурам прячется в старой разрушенной крепости Шир-Джуз недалеко от Акрамбара, - сообщил Рауф. - Его люди рассказали мне, что у этого шакала большая охрана, и он никогда не покидает своего логова. Но если господин захочет, я мог бы найти нужных людей - всего за пять талантов.

       Путешествие до Акрамбара заняло восемь дней. Еще день мы верхом добирались до крепости, где прятался Гурам. Крепость скрывалась в засушливой долине, к ней вела старая дорога, и на этой дороге нас встретили вооруженные люди - такие же наемники, одетые в дубленую кожу бородатые акрамбарцы с копьями и несколько полуголых обвешанных амулетами из человеческой кости чернокожих, вооруженных огромными луками.

      - Поворачивайте обратно! - приказал их предводитель, но я уже принял решение. Первый бой оказался успешным. Рауф и его люди перебили работорговцев и оставили их трупы на дороге на поживу стервятникам и гиенам. Они были отличными воинами, Рауф и его наемники.

       В самой крепости мы застали еще несколько работорговцев и прикончили их без пощады. Их командир, огромный сардианец в черной, подбитой волчьим мехом броне, дрался умело и яростно, убив трех из двадцати моих воинов, но Рауф свалил его метко брошенным метательным ножом, а потом добил ударом меча в шею. А дальше... я навсегда запомнил, что мы увидели в подземельях проклятого места.

       Ту самую железную мельницу, о которой говорил мне Аширис. Ржавую от крови сотен уничтоженных в ней мужчин, женщин и детей, с огромными циркулярными ножами, к которым прилипли куски кожи и волосы жертв. В колодце под мельницей лежали кучи переломанных, почерневших, смердящих человеческих останков. Воздух в подземелье был будто пропитан запахом смерти. В другом подвале мы нашли клетки, в которых были живые люди. Гелетаранцы. Шесть женщин и шесть детей разного возраста. Изнуренные, тощие, с глазами, полными страдания. И со свежими укусами на шеях.

      - Их увели в первый же день, - сказала мне заплаканная женщина, с которой я заговорил о своем отце и Ванчуте. - Увели в подземелье под главной башней. Пришел новый господин и сам отобрал их. Мы слышали их вопли. Наверное, с ними сделали что-то страшное.

      - Их надо убить, - шепнул мне Рауф. - Они заражены Темным проклятием. Убить, а трупы сжечь.

      - Нет, не надо! - Женщина услышала, кинулась наемнику в ноги, и прочие рабы на коленях поползли ко мне, протягивая руки. Но я уже не думал о них. Я понял, что опоздал.

      - Убей их, - велел я Рауфу и бросился вон.

       Во дворе я достал из ножен кинжал и хотел перерезать себе вены на руке, но Нуки остановил меня.

      - Я виноват в их смерти, - крикнул я. - Отпусти.

      - Нет, не надо, господин. Твои люди убили палачей. Ты отомстил.

      - Не всем.

      - Надо искать главного убийцу, - сказал Рауф, вышедший во двор. Меч у него был залит кровью до рукояти. - Он здесь, я чувствую его.

      - Его зовут Аширис, - ответил я. - Нам не победить его.

      - Мы уничтожим тварь, - возразил Рауф. - Я охотник Митары. Слышал о нас?

      - Нет.

      - А мы знали о тебе, Аштархат. Жаль, слишком поздно мы поняли, что затеял твой хозяин.

      - Почему ты не сказал мне этого с самого начала?

      - Я хотел, чтобы ты сам увидел дело своих рук и понял, кто ты и кому служил все эти годы.

      - Я не хочу жить.

      - Я убью тебя, Аштархат, но не раньше, чем мы отыщем твоего хозяина.

       Вампира мы нашли в одной из верхних комнат единственной уцелевший башни крепости. Аширис спал в золотом саркофаге царей Начальной эпохи, облаченный в царские одежды, и лицо его было цветущим и безмятежным, словно ему снились чудесные сны. Рауф отсек ему голову, и черная кровь брызнула на меня.

      - А теперь мой черед умереть, - предложил я и опустился на колени перед охотником. - Убей меня. Я помогал этому чудовищу. Я погубил своего отца и любимую женщину. Я не достоин жить дальше.

       Рауф кивнул и занес над моей головой свой меч, но Нуки опередил охотника. Он с воплем кинулся на Рауфа и ударил его по голове тяжелым бронзовым подсвечником, а потом долго бил уже безжизненное тело, пока я, опомнившись, не остановил его.

      - Ты должен жить, господин! - шептал полузадушенный Нуки, вырываясь из моих рук. - Ты спас меня. Я не могу позволить, чтобы тебя убили! Ты должен жить...

       Мне хотелось убить Нуки за то, что он не дал мне умереть - но я не смог. Потом я опомнился, и мы пошли вниз. Наемники, ожидавшие во дворе, не стали выяснять, как погиб их начальник, их гораздо больше интересовало обещанное золото. Пока они сжигали трупы рабов и тела Ашириса и Рауфа, я обыскал покои вампира. Филактерию с Черным нектаром я нашел в тайнике под саркофагом Ашириса. Нашел - и забрал с собой.

      - И что было потом? - шепотом спросил Эсмон.

      - С того дня прошло больше сорока лет. Целых сорок лет последней, четвертой жизни Аштархата. Жизни, в которой он из преуспевающего купца и тайного прислужника Темного превратился в правителя этого города и этой земли. В которой он сам стал Темным, отведавшим эликсир Маро. Я прошел через великое страдание и великое очищение. Но мои мучения ничто по сравнению с тем, что я обрел.

      - Так ты...

      - Да, капитан. Я превратил Круг больших господ в Круг Вечных. Я дал им не только власть, но и вечную жизнь. Семь Вечных - семь сосудов с нектаром, которые я разыскал по всему миру за эти годы. И мой Круг будет управлять этим городом столько, сколько я сочту нужным. За сорок лет Зараскард стал еще богаче и великолепнее. Во всем мире нет города равного ему. Мой народ все эти годы живет хорошо - сытно, спокойно и мирно. И это благополучие будет вечным, потому что я сам и Круг будут править им до скончания времен. Однако никто не знает, какие же три тайны всеми почитаемый правитель Аштархат все эти годы хранил от всех.

       Никто не знает, почему каждый месяц, в один и тот же день, мой управляющий приходит на Рабский рынок и покупает шесть молодых женщин и шесть детей, которым тут же, прямо на невольничьем рынке, дарует от имени своего господина свободу.

       И никто не знает о том, что все эти годы я собирал все, что имело отношение к историям о легендарном волшебнике Агалады по имени Маро. Любые древние тексты, записи, легенды - и не только. И что во время этих поисков я не раз и не два сталкивался с теми, кого тоже интересует Темный дар...

      - А третья тайна?

      - Она тоже связана с эликсиром Маро. Сорок лет я пытаюсь заполучить его формулу.

      - Значит, эликсир...

      - Да, и не только. Сам по себе эликсир драгоценен, но все дело в пергаментах, которые спрятаны с каждым из сосудов. На них фрагменты рецепта, и опытный алхимик сможет воссоздать эликсир, заполучив эти тексты. Я же не хочу, чтобы кто-то другой владел им и стал равным мне, Аштархату. - Правитель Зараскарда остановился. - Отдавать такую мощь в руки другого? Никогда! Теперь понимаешь, что ты наделал, Эсмон?

      - Простите, государь.

      - Мы пришли. Осталось последнее, что я хочу тебе показать.

       Эсмон и не заметил, как они вышли в просторный, окруженный высокими стенами двор. По периметру стены ярко горели газовые факелы. В воздухе стоял какой-то странный запах. В дальнем конце двора Эсмон увидел двустворчатые железные ворота, застывших справа и слева от них стражников с мечами за спиной, а чуть дальше - уходящую под землю каменную лестницу, ведущую в новое подземелье. Командир стражи у ворот с поклоном вручил правителю зажженный факел, и Аштархат предложил капитану следовать за ним вниз, в подвал.

       Когда они вошли, Эсмон огляделся и сразу почувствовал облегчение - это не темница, и не камера пыток. Просто подземный зал, причем совершенно пустой. Под низким потолком мерцала странная световая сеть, похожая на густую паутину, сплетенную громадным пауком. Неприятно пахло тлением. В самом центре зала располагалась вмурованная в пол квадратная железная плита, покрытая письменами.

      - Что это за место? - спросил капитан, проходя вперед и осматриваясь.

      - Это окончание истории, которую я тебе рассказал. - Аштархат вставил факел в поставец у двери. - Когда-то я принял решение за себя и свой народ. Когда мир погибнет - а это случится очень скоро, капитан Эсмон, - мой город и мой народ будет жить. Я говорил тебе, что в филактерии страшный яд. Да, так оно и есть. Но яд порой бывает и лекарством, нужно лишь знать, как воспользоваться им. Я отведал Черный эликсир и не умер. Все, кто переживут очищающее страдание Черного нектара, возродятся к вечной жизни, и Зараскард переживет конец времен. Я позабочусь об этом. Я до конца раскрою секрет Маро, потому что мои поиски оплачены смертью моего отца и моей любимой. Цена бессмертия непомерна. Она слишком тяжела для человеческих плеч. Я всеми силами хотел уменьшить ее, но не смог. Ты мог бы приблизить мою цель, но ты потерпел поражение. Что ж, не всегда боги благосклонны к нам, эльф. Надо принимать их волю. Теперь ты знаешь все об Аштархате. И я благодарен тебе за то, что ты выслушал мою исповедь.

       Эльф хотел ответить правителю Зараскарда, но не успел - Аштархат нажал тайный рычаг, скрытый в стене у входа, железная плита под ногами капитана раскрылась, как пасть, и Эсмон рухнул вниз. Его последний вопль смешался со скрежетом гигантской железной мельницы, скрытой в колодце под люком и оборвался. В колодце хрустнуло, заскрежетало, противно чавкнуло - и Аштархат остановил механизм поворотом того же рычага.

      - Этот был последний, - сказал он командиру стражи, ожидавшему его во дворе. - Вы забрали всех?

      - Да, господин.

      - Сколько всего моряков было на этом корабле?

      - Тридцать, господин.

      - Корабль Эсмона отбуксировать в доки. Теперь он послужит республике. Груз продать. И вот еще что, - Аштархат провел ладонью по лицу. - Отправляйся в Казематы и отбери тридцать рабов из новеньких. Предпочтение отдавай молодым женщинам и детям. Объяви им, что Круг Вечных даровал им свободу. Дай им по десять серебряных пайсов каждому и еды на три дня. Скажи им, что они могут свободно оставаться в Зараскарде или убираться прочь. Такова моя воля.

 

Глава 3

       С залива дул ветер, полный свежести и чистоты. Варнак с наслаждением вдохнул пахнущий солью и пряными морскими водорослями воздух. Хороший нынче день. Тепло, хоть и сыро, и даром что на календаре зима. Даже не верится, что сейчас в Кревелоге лютуют морозы, и люди мечтают о весне.

       Четыре дня в дороге прошли без приключений. В деревне лесорубов Варнак продал свою лошадь за два золотых местному трактирщику, а в обмен на седло и сбрую получил провизию, плащи из овечьей шерсти для своих сидов и право провести ночь в его корчме. Они поели и выспались в тепле и безопасности, и рано утром отправились на Лигарский берег. Варнак за эти дни ни разу не общался через Духов Камень с Батеем и Сигран. В этом не было особой нужды, да и энергии в камне осталось совсем мало. Источников силы на Грейском побережье нет, и зарядить камень негде. Но с Кайлани вчера он поговорил. Девушка сама вызвала его. Она была сильно взволнована, это по голосу чувствовалось. Рассказала о каком-то странном рыцаре-вампире, которого хотела убить - и не убила, потому что рыцарь оказался как бы и не вампиром вовсе, а чуть ли не наследником престола Кревелога. Что встретила его в Златограде, проследила за ним и спасла от Серых Братьев, которые, оказывается, хотели смерти этого рыцаря. И теперь они оба ждут его в Сорочьем Приюте. Разговор с Кайлани встревожил охотника. Во-первых, вся эта история оказалась связанной с Черным нектаром Маро - неведомый рыцарь сам признался Кайлани, что шесть лет назад его отравили именно этим ядом. Как получилось, что несчастный выжил и при этом не превратился, по его словам, в нежить, Варнак представления не имел - это еще предстояло выяснить. Во-вторых, девушка сказала ему, что убила в Златограде Серых Братьев. Во-третьих, говоря с Кайлани, Варнак внезапно почувствовал что ревнует ее к этому самому рыцарю, которого его напарница будто бы спасла от Серых Братьев. Кайлани просила его ничего пока не сообщать Наставникам - боялась, что Батей прикажет убить этого самого Эндре. С чего бы это такая внезапная симпатия к вампиру?

       Прав Батей - он поступил глупо, велев Кайлани ждать его в Златограде. Девчонка влипла в историю, ей может угрожать большая опасность, и в этом виноват только он...

      - Смотрите, смотрите, что я нашла!

       Варнак обернулся. Эрин бежала к нему со стороны полосатых скал у края бухты, придерживая руками наполненный чем-то передник. Лицо у нее разрумянилось, тяжелые каштановые с рыжиной волосы разметались по плечам, глаза горели радостным огнем.

      - Там, у скал! - выпалила она, подбежав ближе, и показала Варнаку то, что лежало в переднике. - Крупные какие!

       Это были устрицы. Дюжины полторы, действительно крупные по сравнению с мелкими черными ракушками, которых девушка насобирала тоже немало.

      - У нас в Кардиле такие устрицы на рынке продаются дорого! - продолжала Эрин, улыбаясь. - Серебряк за полдюжины. А тут их полным-полно. Вон у тех скал целая устричная отмель.

      - Отличные устрицы, - Варнак взял одну из них, вынул кинжал, раскрыл створки и отправил устрицу в рот. У нее был свежий острый вкус моря. - Жаль, уксуса у нас нет.

      - В Кардиле мы едим их с лимоном и мятным соусом, - сказала Эрин, сверкая глазами. - Ой, вкуснятина какая!

       "Да, милая, ты сама не представляешь, как тебе к лицу твоя радость! А ведь у меня могла бы уже быть дочка твоих лет..."

      - Aeryn, - Браск возник между ними, будто из берега вырос, - neyn leamm a ner Arado asdieth, a`nuin hoch deadchiad!

       Девушка вспыхнула, опустила лицо. Варнак отбросил пустые створки, тыльной стороной руки вытер с губ слизистый сок.

      - Там, верно, есть еще устрицы? - спросил он.

      - Да, - встрепенулась Эрин. - Их очень много. На отмели у скал.

      - Так почему бы тебе не собрать еще? Скоро ужин, я бы с удовольствием съел еще штук двадцать этих чудесных слизняков.

       Эрин кивнула, бросила беглый взгляд на брата и, вывалив содержимое передника на песок, припустилась обратно к скалам. Морская пена летела из-под ее раскрасневшихся от холодной воды пяток. Варнак дождался, когда она удалится подальше, повернулся к Браску.

      - Не стоит так разговаривать с сестрой, - сказал он.

      - Ты что, знаешь наш язык? - с вызовом спросил Сид. - Или по тону понял?

      - Знаю, и понял.

      - И что же я сказал?

      - Хочешь, чтобы я повторил тебе твои слова на языке крысы?

      - Крысы?

      - Вы зовете нас "арадо" - на вашем языке это означает "крыса". Или я неправ?

      - А тебе-то что за дело, как мы вас зовем?

      - Никакого. Тем более что и мои соплеменники зовут вас остроухими обезьянами, морскими лисами, а иногда находят прозвища обиднее. Но я бы не хотел, чтобы меня называли крысой.

      - Ты не понимаешь, - Браск смущенно улыбнулся. - Это прозвище.... В нем нет ничего обидного. Просто у вас форма ушей, как...

      - ... у крыс, - закончил Варнак. - И это веская причина для того, чтобы запрещать сестре говорить со мной с глазу на глаз, верно?

      - Извини, господин, - Браск опустил глаза. - Я сказал, не подумав.

       "Парень спесив, как павлин, и мозги у него пока что куриные, но вроде бы умеет признавать собственные ошибки. Уже хорошо. Или он просто боится меня? Наверное, второе. Ну да ладно, нечего разыгрывать из себя строгого папашу. Папашу..."

      - Так-то лучше, - сказал Варнак вслух и протянул парню руку. - Но различия в форме ушей нам на время придется забыть.

      - Послушай, господин, я все хочу спросить тебя. Мы пятый день едем на север - это я понял. А что дальше?

      - Ничего. Здесь наш путь по суше заканчивается.

      - То есть как?

      - В этой бухте у меня назначена встреча с контрабандистами, которые перевезут нас через Лигарский залив. На той стороне залива начинаются имперские земли. Если боги нам улыбнутся, через неделю будем в Златограде, это столица Кревелога. А там каждый пойдет своей дорогой.

      - Почему ты помог нам с сестрой? Я думал вы, люди, ненавидите сидов.

      - Не могу сказать за всех людей, но мне твой народ не сделал ничего плохого. Чего ж мне вас ненавидеть?

      - Когда мы плавали с отцом, он часто говорил, что Эрай - это последнее свободное место на земле. И что арадо... прости, люди стремятся захватить нас. Я всегда думал, что...

      - Свободное место? - Варнак усмехнулся. - Знаешь, паренек, я не бывал в ваших краях, но думаю, что у вас все устроено так же, как у нас, круглоухих. У вас есть король и знать, и есть нищие и бедняки. Или я ошибаюсь?

      - Король у нас действительно есть, и приближенные у него тоже есть, но я не понимаю...

      - Вон, видишь птиц? - Варнак показал на стаю чаек над заливом. - Когда я был твоего возраста, я тоже считал, что они свободны. Но потом умные люди объяснили мне, что это не так. Птицы повинуются инстинкту, и не летят, куда захотят. Стая всегда летит определенным маршрутом, не отклоняясь от него, как выпущенная лучником стрела. И в каждой стае есть свой вожак. И у прочих тварей то же самое.

      - Но ведь мы не твари, господин.

      - Разве? Человек ли, сид ли - такая же тварь божья, как эти птицы. Только у птиц нет разума, а у нас есть. И этот разум противоречив. Мы жаждем свободы и одновременно понимаем, что боимся ее. И поэтому мы всегда будем ограничены в нашей свободе, но только не инстинктами, а правилами, которые придумываем сами. Или видим, когда эти правила кто-то придумывает за нас. Кто-то богатый, могущественный и знатный, называющий себя королем сидов или императором людей.

      - Ты настоящий философ, господин, - улыбнулся Браск.

      - Это не философия, парень. Всего лишь истина, с которой не поспоришь. У тебя на судне кто всем заправлял? Капитан, верно? Он был волен принять любое решение, даже казнить и миловать, если на то была веская причина. И были матросы, которые часто нехотя выполняли его приказы, хотя понимали, что так надо. Иначе судно потеряет ход, перевернется на волне, сядет на мель, или заплывет черте куда. И тогда всем вам будет каюк - и простому моряку, и капитану. Так и с королевствами и с империями. Я позволяю моему королю принимать за меня решения и соглашаюсь надеть на себя цепи несвободы, но взамен как бы жду, что король будет делать свою работу - думать за меня, защищать меня от врагов и разбойников и поддерживать порядок в стране, - пока я буду делать свою. А король понимает, что если поводок для народа сделать чересчур уж коротким, народ взбесится и скинет его с престола. Так и живем, - Варнак наклонился, подобрал устрицу, стряхнул с нее песок и обнажил кинжал. - Но главное, мы никогда не станем свободными, пока на наших глазах творятся несправедливость и произвол. Ты сам мне сказал, что вы возили в Зараскард рабов. Может ли быть свободным народ, который торгует людьми, словно овцами или свиньями?

      - Значит, ты считаешь, что мой отец обманывал меня?

      - Нет, он всего лишь хотел передать тебе те иллюзии, которые владели им самим, - Варнак положил устрицу в рот. - Так делают все родители, это их долг.

      - Ты говоришь это так, будто у тебя самого дюжина детей.

       "Проницательный мальчишка, черт его дери. Нашел самое больное место и надавил на него..."

      - У меня нет детей, - ответил Варнак, прожевав устрицу. - Но если бы были, я бы поступил, как твой отец.

       Браск кивнул. Ответ охотника ему понравился.

      - Увы, мой отец мертв, - сказал он. - Я говорил тебе. Он был сильным и отважным сидом и очень любил нас с сестрой. Пока он был жив, мы могли никого не бояться.

      - Как он умер?

      - От раны, полученной в бою с диким корсаром.

      - Заражение? Я слышал, что сиды вообще ничем не болеют.

      - Яд. Проклятые изгои мажут свои клинки гнилым рыбьим жиром и смертоносной желчью кракена. Отец был ранен отравленным оружием и умирал долго и тяжело. Он взял с Эсмона клятву, что тот будет заботиться о нас и... - тут Браск безнадежно махнул рукой. - Зачем я тебе это рассказываю? Ты все равно не сможешь мне помочь.

      - Помочь?

      - Ты наемник, ведь так? Или наемный убийца. Я видел, как ты убил людей Эсмона. Ты сделал это быстро и легко, будто мух прихлопнул. Я бы нанял тебя, чтобы отомстить Эсмону, но у меня нет денег. Так что бессмысленно говорить об этом.

      - Действительно, бессмысленно. И дело не в плате. Я не наемник и не платный убийца, хотя убивать приходится. Буду с тобой честен - я оставлю вас с сестрой в Златограде, и вам придется устраивать свою жизнь самим.

      - Жаль. Но я все равно тебе благодарен. И за наше спасение, и за то, что ты терпишь нас. Можно, я буду называть тебя просто Варнак?

      - Я с самого начала назвал свое имя, но ты упорно зовешь меня господином.

      - Хорошо, не буду. Когда придут твои контрабандисты?

      - Если я не ошибся с подсчетом дней, то сегодня в полночь.

      - Ты все время говоришь о каких-то тварях, которые опасны для нас, но я их не видел. Что это за твари?

      - О них лучше не говорить. Не беспокойся, я знаю, как защищаться от них. Давай соберем трофеи твоей сестрички и пойдем к костру. Да, и сестру позови, если не хочешь, чтобы я сам сделал это. Скоро стемнеет, а ночь в этих краях не прощает беспечности.

       ***

       Двухмачтовый ког контрабандистов прибыл вовремя и подошел к самому берегу. Ихрам Пять Шестерок сам сошел на берег со своими людьми. Приветствовал Варнака и скользнул оценивающим по молодым сидам, которые, обнявшись, встали за спиной охотника.

      - Сделал дело и прикупил рабов, старый пес? - хмыкнул он. - Хорошие цыплятки. В Кревелоге таких не купишь, а жаль. Но за груз придется доплатить, Варнак.

      - Понимаю. Сколько ты хочешь?

      - По стрейссу за голову, идет?

      - Договорились. Можем отплывать.

      - Погода нынче хорошая, - сказал Ихрам. - Если морские боги не захотят пошутить над нами, через четыре дня будешь тискать шлюх и пить мед в таверне папаши Вассьяна.

      - Идите в лодку, - велел Варнак сидам.

       Он поднялся по веревочному трапу последним. Едва он это сделал, люди Ихрама немедленно подняли трап и начали талевать шлюпку.

      - Размести детей в каюте, - сказал Варнак капитану, - а я буду спать в кубрике с командой.

      - Дело твое. Эй, проводите сидов в чертог для гостей! - крикнул контрабандист и засмеялся.

      - Что-то не так, Ихрам? - спросил Варнак.

      - Все прекрасно, друг мой. Поднять якорь!

      - Разве мы не будем ждать до рассвета?

      - Я, конечно, понимаю, что у меня на борту знаменитый охотник Варнак, но мне совсем не хочется, чтобы местная нечисть навестила мой корабль. Не люблю этот проклятый берег!

      - Понятно.

       Варнак успел обменяться взглядом с проходящей мимо него Эрин - в глазах девочки были вопрос и тревога. Охотник не успел ответить ей, ободрить или хотя бы подать знак - Ихрам хлопнул его по плечу.

      - Пора расплатиться, старый друг, - сказал он, выразительно потерев большой и указательный пальцы.

      - Конечно, - Варнак потянулся к кошелю на поясе, но контрабандист его остановил.

      - Не здесь, - предложил он. - У меня в каюте.

       Варнак пожал плечами, направился за контрабандистом. У входа в рубку Ихрам остановился, сделал приглашающий жест.

      - После тебя, друг мой, - сказал он.

       Варнак толкнул дверь, шагнул за порог - и будто весь мир обрушился ему на голову.

      - Он живой, милорд заклинатель! Живой, сволочь!

      - Он может говорить? - Из обморочной пелены вылыло мрачное смуглое лицо, обрамленное седеющей бородкой. - Ты можешь говорить, колдун?

       Варнак вздохнул. Сердце у него дико стучало, воздуха не хватало, как при удушье, все тело наполняла боль. Бородатый схватил его пальцами за щеки, сжал, будто клещами.

      - Ммммммм, - промычал Варнак.

      - Притворяется? - предположил чей-то голос.

      - Не думаю, - ответил бородатый. - Слышишь меня, колдун?

      - Слы-шу, - с трудом ответил Варнак.

      - Отлично, - железные пальцы, впившиеся в щеки, разжались. - Просто замечательно. Проклятый язычник заговорил. Тогда ты сможешь ответить на мои вопросы, колдун. И отвечай без уверток, иначе я снова накрою тебя кармической ловушкой.

      - Мммммммааах...

      - Дайте ему воды, - приказал бородатый.

       Варнак пил жадно, потом закашлялся - вода попала в дыхательное горло. Губы у него были разбиты, и вода отдавала медью. Сильные руки подняли его, встряхнули, усадили на стул. Он был в каюте Ихрама. Смуглый человек встал перед ним, держа руки в кожаных перчатках перед собой сжатыми в кулаки. По сторонам от него стояли еще двое. Один из них держал в руках меч Варнака.

      - Ты понял, кто я такой? - спросил он.

       Варнак замотал головой. Говорить не было сил.

      - Я Рувим Этардан, заклинатель Братства. А ты Варнак, колдун из Кревелога. Братство давно искало тебя, и вот, наконец, ты у нас в руках.

       Филактерия, подумал Варнак. Ихрам завел меня в ловушку. Все пропало. Ааааах!

      - Чего мычишь, колдун? - Этардан схватил Варнака за волосы, поднял голову охотника. - Посмотри мне в глаза!

      - Чего... ты хочешь? - прохрипел Варнак.

      - Больно? Кармическая ловушка причиняет большую боль, но истинные муки ты испытаешь, когда будешь гореть в очистительном пламени костра, колдун!

      - Оставь... меня.

      - Не раньше, чем ты назовешь мне имена своих сообщников. В Кревелоге тебя видели с женщиной - кто она?

       Не дождешься, подумал Варнак. Кайлани я тебе не выдам, даже не мечтай...

      - Кто эта женщина?

      - У меня... нет женщины.

      - Лжешь, колдун. В Златограде ты был с женщиной, а в Патар отправился один. Где ты ее оставил?

      - Это... была шлюха, - Варнак поднял глаза на заклинателя и попытался улыбнуться. - Я спал с ней... за деньги. Иди к демонам, Серый.

      - А эти сиды - кто они?

      - Просто... сироты. Я купил их.

      - Ложь. Я чувствую, что ты лжешь.

      - Тогда вели перевернуть меня... на живот. Так тебе будет удобнее поцеловать меня в задницу.

      - Упорный! - Инквизитор криво усмехнулся. - Но я знаю, как развязать тебе язык. Сейчас я прикажу привести сидов, которых ты притащил с собой, и мы будем их пытать. У меня с собой хороший палач. Ты насладишься их мучениями и, может быть, это зрелище сделает тебя сговорчивее.

       Гнида, подумал Варнак. Как сказал, так и сделает. Будет пытать детей, пока не запытает до смерти.

      - Не было... женщины, - ответил он.

      - Понимаю, - инквизитор усмехнулся еще отвратнее. - Тебе хочется посмотреть, как будут разделывать эту сидку. Она хорошенькая, верно. Ты ведь купил ее ради греховных забав. А может, и мальчика тоже. Сидские юноши нежны и грациозны не меньше сидских женщин. Любой испытает возбуждение, наблюдая за их муками.

      - Больной.... Ублюдок.

      - Говори, колдун! Говори быстрее, мое терпение на исходе.

      - Не было никакой женщины.

      - Ладно, попробуем по-другому, - ответил Этардан. - Пытать тебя дальше не имеет смысла, можешь сдохнуть и ничего не сказать. И этих остроухих недочеловеков тебе не жаль, это ясно. У нас впереди четыре дня плавания до Патара. Посидишь пока в трюме. Мы еще побеседуем с тобой, язычник, и я, клянусь богом, заставлю тебя говорить!

       Булка лежала на столе - еще теплая, ароматная, с восхитительной румяной корочкой, глазированной яичным желтком. За последние дни он съел столько таких булочек, сколько не ел за всю свою жизнь.

       В приюте тощая, желтоглазая и жестокая мать Арайя била по рукам тех, кто ворует с кухни еду. Заставляла вытянуть руки и била костяным стеком по пальцам, пока не выступала кровь. А потом говорила, что бог не любит, когда человек ворует и когда ест, как животное. Человек должен есть только хлеб, честно заработанный в поте своего лица - и за столом, прочитав молитву, а не грызть ворованные сухари по углам, словно крыса. Его она тоже била два раза. Он хотел сказать ей, что не наедается тем, что дают в трапезной, но не сказал - решил, что мать Арайя слишком злая, чтобы понять его.

       А эта булка лежит на столе и будто говорит: "Возьми меня, мальчик! Возьми и съешь - ты же знаешь, никто не будет бить тебя за это по рукам!"

       Он взял булку и сразу надкусил. Булка была мягкая, пахнущая сдобой, ванилью и корицей. Совсем непохожая на безвкусные, отдающие плесенью и старыми тряпками хлебцы из серой муки, что он ел в приюте. Настоящая домашняя булка. Испеченная нежными руками любящей женщины. Как все те булки, которые он съел за эти дни.

       Держа булку в руке и откусывая от нее понемногу, он поднялся на второй этаж дома. Здесь было тихо. Он прошел по галерее и тут почувствовал едкий неприятный запах. Пахло из открытой двери впереди. Он подошел и заглянул внутрь.

       Светловолосая женщина, та самая, что пекла для него булки, стояла у большого стола, заставленного какими-то горшочками, стекляшками, хитрыми штуками из гнутой бронзы и серебра и прочим непонятным хламом. Она что-то делала, но что именно, он не видел - женщина стояла к нему спиной. Он шагнул внутрь, и тут половица заскрипела у него под ногами.

       Женщина обернулась. Руки у нее были в кожаных перчатках, и она держала щипцами закопченную чашку, из которой шел вонючий пар.

      - Ты? - спросила она. - Чего тебе?

       Он не знал, что сказать. Просто стоял, сжимая в руке булку. Женщина смотрела на него своими удивительными глазами - правый светло-карий, левый зеленовато-голубой, - и улыбалась. Он шагнул к ней, взял свободной рукой за платье. Ткань была мягкая, приятная на ощупь.

      - Мама, - сказал он.

      - Что ты сказал? - Женщина перестала улыбаться.

      - Мама, - повторил он. - Мама.

       Чашка упала на пол и разбилась. Женщина заплакала. Присела на корточки, схватила его, прижала к себе. Он чувствовал, как содрогается в рыданиях ее грудь. И еще чувствовал тепло. Настоящее. Такое тепло, какого не испытывал никогда в жизни.

      - Сыночек мой! - прошептала женщина. - Милый мой!

      - Мама, - повторил он, думая о булке. И еще о веснушках на лице женщины. У него у самого такие же. Как он раньше этого не замечал?

      - Повтори еще раз, что ты сказал, - попросила женщина.

      - Мама, - просто ответил он. Ему нравилось, как звучит это слово.

      - Хорошо, - женщина выпустила его, вытерла слезы. Он увидел, что она улыбается. - А теперь иди, мой сладкий. Маме надо работать....

      - Варнак! Во имя всех богов, Варнак!

       Видение исчезло. В ноздри ударил душный спертый запах - вонь плохо выделанных кож, мочи, сырости, морской соли и гниющего дерева. И лицо над ним, освещенное масляной коптилкой - это не мама. Не Наставница Сигран.

      - Браск?

      - Боги, ты очнулся! - Молодой сид заулыбался, и Варнак услышал, как за спиной брата всхлипнула Эрин. - Мы уж думали...

      - Я в порядке. - Варнак пошевелился и почувствовал боль в суставах и спине. Огляделся, понял, что не ошибся - их бросили в трюм кога. Идиоты!

      - Господин, ты был без чувств почти сутки, - сказал Браск. - Мы никак не могли привести тебя в чувство.

      - Это все кармическая ловушка, - ответил Варнак, поднявшись на ноги. Голова кружилась, и тело горело огнем, но охотник не собирался сдаваться. - Инквизиторы умеют мучить своих пленников. Сутки, говоришь? Я еще легко отделался. Что-нибудь случилось за эти сутки?

      - Не знаю. Нас бросили в этот трюм вместе с тобой. Что они сделают с нами, Варнак?

      - Ничего не сделают. Этот пес решил везти меня в Кревелог, чтобы передать Трибуналу. Решил прикончить меня с соблюдением всех церемоний. Большая ошибка с его стороны.

      - Ты собираешься освободить нас? - Глаза Браска заблестели в полутьме.

      - Конечно. Не люблю оставлять свои долги неоплаченными. - Варнак некоторое время молчал, потом посмотрел на сидов. - И мне понадобится ваша помощь. Браск, ты разбираешься в картах и прокладывании курса?

      - Конечно, меня отец учил.

      - Молодец, - похвалил Варнак и посмотрел на забранный решеткой люк над головой. - Готовы?

       ***

       На корабль налетел порыв ветра, захлопал в парусах, заскрипел реями. Рыжий Чилтер выругался и запахнул поплотнее овчинный плащ. Мало удовольствия сидеть на палубе под таким ветром, да еще когда все спят. И душа горит, требует выпивки. Ихрам, пес проклятый, даже не разрешил ему взять с собой флягу с сивухой для согрева. Или впрямь думает, что полудохлому колдуну и двум сосункам-сидам будет легче сбежать из трюма, запертого на засов, если он пропустит стакан-другой? То-то и оно, что сам никогда не сидел в тюряге и не видел, как там охранники закладывают за воротник, пока начальство не видит.

       А еще Чилтеру было не по себе от того, что на корабле остался один из этих иссушенных аскезой святош. Вся эта компания села на ког в Патаре, и все плавание Серые сидели в капитанской каюте тихо, как мыши, но одно их присутствие напрягало весь экипаж. Хвала небесам, Старший из Братьев и один из его людей еще днем сошли с корабля в Пойханде. Ихрам провожал его так, будто этот проклятый монах с кислой рожей чуть ли не сам император. Наверняка Серый заплатил ему за работу кучу монет. И поделиться с командой проклятому Ихраму даже в голову не придет. Ууууу, жлобяра! Опять будет втирать команде про необходимость ремонта этой посудины, а сам в Патаре преспокойно пропьет инквизиторские денежки в каком-нибудь кабаке со шлюхами и скоморохами.

       Скорее бы добраться до Патара, а там наняться к другому капитану. Патар живет за счет контрабанды, и не все капитаны такие хитрожопые жмоты, как этот сукин сын Ихрам...

      - Эй, ты!

       Чилтер вздрогнул: ему показалось, что голос идет откуда-то из-под ног. Потом понял - это сидка. Она смотрела на него из-за крупной решетки люка.

      - Чего тебе? - буркнул Чилтер.

      - Хочу поговорить с тобой, моряк.

      - Нельзя. Пошла прочь, остроухая.

      - Смотри, пожалеешь потом, - сидка перешла на хрипловатый манящий шепоток. - Я ведь хотела тебе предложить кое-что стоящее.

      - Что ты мне можешь предложить, лиса?

      - Себя.

      - А? - не понял Чилтер.

      - Ваш капитан сказал, что когда мы придем в Патар, нас казнят. Я не боюсь смерти, потому что знаю, что моя душа будет жить вечно. Но вот тело...

      - А что тело?

      - Моряк, не глупи. Я девственница. Хочется перед смертью узнать, что такое мужские объятия.

      - Ну, ты и сучка! - Чилтера будто жаром обдала. С тех пор, как он шесть месяцев назад поимел за несколько медяков старую безобразную шлюху в порту Патара и подцепил от нее дурную болезнь, женщин у него не было. А эта красотка сама себя предлагает.

      - Сучка не сучка, но последнее слово за тобой, арадо.

      - И как же нам это дело устроить? - Чилтер уже чувствовал, как оживает его мужское достоинство. - Хочешь, чтобы я открыл люк? Не дождешься.

      - Дело твое, - Эрин всхлипнула. - Не повезло мне.

      - Там у тебя два мужика в трюме, красавица, - с подозрением сказал Чилтер. - Чего бы с ними не развлечься, а?

      - Один из них мой брат. Если бы ты знал наши законы, понял бы. А колдун вторые сутки не подает признаков жизни. Похоже, вы ему шею сломали, когда скидывали в трюм.

       Чилтер вздохнул, огляделся. Палуба была пуста. Рулевой на корме занят своим делом и ничего не увидит - у него сейчас одна забота, удержать корабль на курсе. Ветер крепчал, и пламя в светильниках на концах рей колебалось все сильнее. Проклятый холод пробирает до костей, в такую ночь нет ничего лучше стакана водки с пряностями - или общества молоденькой красавицы, пышущей жаром. Склянки пробьют нескоро, время еще есть. Чего бояться? Колдун лежит бездыханным, а братец этой красотки - долговязый мальчуган. Пригрозить ему ножом, и всех делов...

      - Колеблешься? - промурлыкала Эрин. - Какой же ты после этого мужик? Не хочешь лезть вниз, открой люк, я сама к тебе поднимусь, а потом вернусь обратно.

      - А ты умеешь уговаривать, - Чилтер шумно вздохнул. - Ладно, красотка. Только скажи своему братцу, чтобы не путался под ногами, не то прирежу его, как куренка.

      - Ему наплевать. Он трус.

       Чилтер еще раз оглядел палубу. Никого. Осторожно, чтобы железо не лязгнуло, он сдвинул засов, приподнял крышку и протянул девчонке руку.

      - Хватай, лиса, - предложил он, усмехаясь. - Обещаю, мы...

       Договорить он не успел: могучая ручища схватила его за горло и сбросила в люк. Чилтер тяжело грянулся о дубовый шпангоут, а потом его схватили за голову и рванули так, что шейные позвонки моряка сломались с громким треском.

      - Благослови Митара всех любвеобильных идиотов, - сказал Варнак, забирая с трупа широкий морской нож и шерстяной шарф, которым он обмотал левую руку. - Что с тобой, Эрин?

      - Мне... стыдно, как я с этим говорила, как шлюха какая-то, - призналась девушка, стуча зубами, будто в ознобе. Браск понял, обнял сестру, зашептал ей на ухо что-то успокаивающее.

      - Будьте тут, - велел Варнак, подпрыгнул и, уцепившись за края люка, выбрался на палубу.

       Ступеньки трапа предательски скрипели под его шагами, когда он поднимался на корму, но шум моря все заглушил. Темная фигура рулевого была прямо перед ним, он стоял к Варнаку боком. Рулевой успел заметить движение справа от себя, повернулся и, как показалось Варнаку, открыл рот, чтобы крикнуть, но охотник его опередил. Ударил молниеносно, прямо под ребра, в сердце. Сбросив труп рулевого за борт, Варнак так же крадучись спустился обратно на палубу.

       Кормовая надстройка была прямо перед ним. Варнак подкрался к двери и вытянул левую руку ладонью вперед. Невидимая руна на руке сразу начала греться. В каюте двое. Один слева от двери, второй прямо перед ним. Варнак попытался вспомнить расположение обстановки в каюте Ихрама. Просунув нож в щель между фрамугой и дверью, он поднял крючок, которым запиралась дверь и, толкнув дверь, ворвался в каюту.

       Серый сидел за столом спиной к Варнаку и читал какой-то пергамент при свете коптилки. Охотник схватил его под подбородок и взмахом ножа рассек горло, а потом шагнул к Ихраму, который, проснувшись, непонимающе таращился на Варнака мутными от вина и ужаса глазами.

      - Где Этардан? - шепнул Варнак, уперев острие ножа в кадык контрабандиста.

      - Я... он сошел в Пойханде. Не убивай!

      - Где мои вещи?

      - Серый все забрал с собой. Варнак, пощады! Я не хотел, меня заставили....

      - Значит, я опоздал. Спокойной ночи, Ихрам, - Варнак всадил нож в горло капитана и повернул лезвие в ране. Отшвырнув хрипящего Ихрама, взял с лавки доспешную куртку из акульей кожи и абордажную саблю контрабандиста, а со стойки с оружием прихватил полуторный имперский меч в ножнах. После вышел из залитой кровью каюты на палубу.

      - Эй, сиды! - крикнул он в трюм. - Можно выходить. Держите руку!

       Он вытянул из трюма сначала Эрин, а потом и ее брата. Они смотрели на него, как на героя легенд.

      - Получилось! - пискнула Эрин и бросилась Варнаку на шею. - Ой, у тебя кровь на лице!

      - Не моя, - Варнак повернулся к Браску. - Сейчас я подниму команду и скажу, что у нас новый капитан. Возьми эту саблю, и если кто вздумает спорить с тобой или хвататься за оружие, руби без колебаний. Хотя не думаю, что люди Ихрама будут сопротивляться. Без капитана они те же овцы. Все понял?

      - Конечно, господин, - Браск взял саблю.

       Все было проще, чем я ожидал, подумал Варнак, берясь за веревку, привязанную к языку рынды. Свободу он себе вернул. Но филактерия осталась у Этардана.

       А это значит, что впервые в жизни он потерпел поражение.

 

    Глава 4

       Ночью мороз немного спал и пошел сильный снег. Снегопад к утру прекратился, но Ярре подумал, что сами боги благоволят им - теперь, если кто-то вздумает преследовать их, следов не отыщет. На рассвете, перекусив поджаренной на углях колбасой, они поехали на взятых в ночном бою лошадях дальше. Вельфгрид бежал впереди, указывая путь, а Ярре все время держался рядом с княжной, наблюдая за ней.

       Янка ехала молча. Ярре несколько раз пытался заговорить с ней, но девушка не отвечала. Это не нравилось Ярре, но он стал лезть княжне в душу. В конце концов, пережитое девушкой потрясение слишком велико. Как бы он сам себя вел, если бы на его глазах убили родного брата и вырезали бы всю семью, а потом и за ним бы гнались? Уже хорошо, что девчонка умом не тронулась и не расхворалась на нет. Держится молодцом. Сильная девчонка.

       И красивая.

       Глядя на княжну, Ярре внезапно вспомнил про Йорен. Наверное, потому что эта девочка и Йорен чем-то похожи - у обеих тяжелые светлые волосы с золотистым блеском, большие широко расставленные глаза, только у Йорен они голубые, а у княжны - зеленовато-карие. Или просто все красивые девушки напоминают ему о первой любви? Когда-то Йорен казалась ему настоящей красавицей, самой прекрасной и желанной девушкой на свете. Как она там? Дух леса обещал ему, что Йорен получит лекарство и обязательно выздоровеет. Значит, все должно быть хорошо. Жаль, что им не суждено больше встретиться. Для всей деревни Ольме он умер. А хотелось бы хоть одним глазом глянуть, как Йорен поправляется...

      - О чем ты думаешь? - внезапно спросила княжна.

      - Я? - Ярре вздрогнул. - Так, о прошлом,

      - Я тоже. Что-то мне опять плакать хочется.

      - Так поплачь. Станет легче.

      - Не буду.

       Еще некоторое время они ехали в молчании за Вельфгридом, который время от времени появлялся впереди, будто приглашая ехать по его следам. Лес казался бесконечным, а мороз, который ночью немного спал, опять начал крепчать.

      - Ты не замерзла? - спросил Ярре.

       Княжна покачала головой. Ярре пожал плечами, взялся за флягу. Она была еще наполовину полна.

      - Хочешь глотнуть? - спросил он.

      - Нет, - княжна даже не посмотрела на него.

      - А я выпью. Что-то меня знобит.

      - Куда мы едем?

      - Не знаю. За Вельфгридом.

      - А потом?

      - Наверное, нам надо найти людей. Какую-нибудь деревню, чтобы...

      - Нам нельзя показывать в деревнях, - сказала княжна. - Меня ищут, я знаю.

      - Послушай, я, конечно, понимаю, что ты пережила очень тяжелую ночь, но мне кажется, что не все так плохо. Мир не без добрых людей, кто-нибудь обязательно нам поможет.

      - Ты просто хочешь избавиться от меня.

      - Что ты! - Ярре смутился. - Даже в мыслях такого не было.

      - Если дядя послал убийц в усадьбу, он будет искать меня везде, я знаю.

      - Извини, конечно, но почему твой дядя так поступил? У меня все это в голове не укладывается. Подослать убийц к брату, убивать племянников...

      - Не знаю. Папа с дядей Иганом не ладили. Папа вообще не любил о нем говорить. А несколько дней назад папа ездил в Златоград и вернулся оттуда очень мрачный. Там сейчас нового герцога выбирают. Наверное, дядя Иган решил, что, убив всех нас, он получит герцогский престол.

      - Жуть какая! Кто же посадит братоубийцу на герцогский престол?

      - Правда выплывает не сразу, а потом уже будет поздно.

      - Верно, понимаю, - Ярре вздохнул. - Знаешь, а ты ведь так и не назвала мне своего имени. Как мне тебя величать? Или просто звать "ваша светлость"?

      - Какая я теперь светлость! Янкой зови.

      - Смею ли?

      - Ты мне жизнь спас. Так что зови, как хочешь. Где ты так из лука научился стрелять?

      - В армии, - Ярре почувствовал гордость. - Я ведь императорским лучником был. Кое-чему там меня научили.

      - Лихо ты этих наемников перестрелял. А ведь их девять человек было.

      - Так мне Вельфгрид помог. Я бы без него не справился.

       - Все равно удивительно. По виду ты простой крестьянин, а лук у тебя очень дорогой. Я в оружии разбираюсь, уж поверь. Такой лук целого состояния стоит. Клееный, из отличного мореного кедра, с серебряными модянами, и у модян защелки. Стрелы у тебя со стальными наконечниками и пером сокола оперены, за каждую такую стрелу оружейник меньше имперталя не попросит. И волк этот... Ты, наверное, колдун?

      - Да какой я колдун! - Ярре почувствовал злость. - Скажешь тоже! Стал бы колдун тебя спасать, как же!

      - И едешь ты в какой-то Оплот, хотя не знаешь дороги, - продолжала княжна, - волк тебя ведет туда. Я вот в этих краях всю жизнь прожила, а ни про какой Оплот и не слыхивала. Так кто же ты, Ярре?

      - Нет, ну вот втемяшила себе в башку! - рассердился юноша. - Сказано ж тебе было, я просто Ярре. Никакой я не колдун. Хочешь, всеми богами в этом поклянусь?

      - Не надо. Я тебе верю, пока.

      - Пока?

      - Мне все равно бежать некуда. Так что я в твоей власти. Захочешь - убьешь, захочешь - спасешь. На все воля божья.

      - Не нравятся мне твои речи, девица! - нахмурился Ярре. - За кого ты меня принимаешь? За разбойника? Так ошибаешься, верно говорю. Не хочу я тебе зло причинять и не причиню, уж будь спокойна. Довезу тебя до добрых людей, а дальше своей дорогой поеду. У меня свои дела есть.

      - Понимаю. Бросишь меня?

      - Почему сразу "бросишь"? Нет, не брошу, - Ярре помолчал. - Успокойся, я тебя без защиты не оставлю.

       Некоторое время они ехали молча. Янка даже не смотрела на спутника, а Ярре не решался с ней заговорить. А лес казался нескончаемым.

      - А если я попрошу тебя быть моим гриднем? - вдруг спросила княжна.

      - Гриднем? Рыцарем то есть? - Ярре не ожидал такого поворота разговора. - Меня?

      - Ну да. - Янка подняла на парня глаза. - Я хоть и не княжна больше, но своего гридня хотела бы иметь.

      - Это кто сказал, что ты не княжна? Княжна по праву рождения. Любой подтвердит твои права, как боги есть подтвердит.

      - Вот и я об этом подумала. Не прятаться надо от убийц, а ехать сразу в Златоград. Там у отца много друзей, они меня в лицо знают. И я бы рассказала, что случилось в нашей усадьбе - пусть дядюшка послушает, а заодно и выборщики с ним. А ты бы подтвердил мои слова.

      - А знаешь, хорошая мысль, - Ярре подумал, что девчонка дело говорит, хоть и испугали его немного такие дерзкие слова. - Конечно, подтвержу. Да и кони эти с герцогским тавром.

      - Давай спешимся, - неожиданно предложила Янка.

       Ярре, не понимая, что она задумала, соскочил с седла, помог девушке сойти на землю.

      - Дай мне свой нож, - велела княжна. - И опустись на одно колено.

       Ярре подчинился. Янка, положив кинжал лезвием на правое плечо юноши, торжественно провозгласила:

      - Я, Янина Трогорская, дочь и наследница князя Рорека Трогорского, госпожа Трогоры, Зимодола и Путны, благодарю тебя за спасение, Ярре Кристерссон из Ольме, и в знак милости моей назначаю тебя своим личным гриднем. Обещаю тебе покровительство и щедрую награду за твои подвиги и труды на благо моего дома, дома Трогорских, а взамен требую от тебя верности и отваги, уважения и повиновения. Готов ли ты принести присягу, Ярре Кристерссон?

      - Готов, - ответил несколько ошеломленный Ярре.

      - Тогда повторяй за мной слово в слово: "Я, кого люди величают Ярре Кристерссоном из Ольме, получаю титул рыцаря из рук госпожи моей, княжны Янины Трогорской, со всеми правами и привилегиями, положенными мне по новому званию моему, и взамен клянусь госпоже моей служить ей преданно и верно, защищать ее и заботиться о ней, следовать за ней и держать ее руку, покуда сама госпожа или смерть моя не разрешат меня от сего обета. Клянусь в том перед ликом Божьим и перед людьми, как заведено предками и обычаем нашим. Аминь".

       Ярре повторил. Янина убрала кинжал.

      - Встань, мой рыцарь, - сказала она, протянув ему обе руки. - И я клянусь тебе в том, что не предам тебя и не изгоню с глаз своих, не подвергну немилости из-за минутной прихоти или чужого наговора. За моим столом и в моем доме всегда будет почетное место для тебя. Жалую тебе за свое спасение, рыцарь Ярре, поместье Аврог со всеми угодьями, землями и крестьянами, в пожизненное пользование.

      - Поместье? - Ярре с трудом сдерживал смех. - Достоин ли я?

      - Более, чем кто-нибудь другой. - Тут Янка наклонилась и быстро коснулась губами губ Ярре. - Это в знак моей милости. А теперь едем дальше.

       ***

       За высокими, в рост человека сугробами, открылся угадываемый под снегом тракт. Он рассекал чащу с запада на восток и уходил за холмы, к самому горизонту. И было очевидно, что с ночи по тракту никто не проезжал - на свежем снегу были лишь лисьи, заячьи и оленьи следы.

      - Весь день мы ехали на полдень, значит, Златоград должен быть на восход от нас, - сказала Янка. - Так что мне в ту сторону.

      - Мне? - не понял Ярре.

      - Не хочу тебя неволить, хоть ты и присягал мне. Тебе в Оплот надо.

      - Странная ты какая-то, - хмыкнул Ярре. - Неужто думаешь, я тебя брошу? ("Знает ведь, чертова девка, что не сделаю я так никогда, а все равно болтает языком!") Нет, если так повернулось, доставлю я тебя до места.

       Слова юноши явно не понравились Вельфгриду - волк зарычал, оскалив клыки. Янка улыбнулась.

      - А волк твой против, - сказала она. - Ругаться с ним будешь?

      - И буду. Ночь скоро, а я тебя брошу? Нет уж. Тут наверняка недалеко жилье какое-нибудь есть. Уж если гонишь меня, так дай хотя бы до людей довести.

       Вельфгрид перестал рычать, замахал хвостом совсем по-собачьи. Янка, наклонившись в седле, благодарно потрепала волка по загривку.

      - И что бы я делала без таких защитников? - сказала она. - Куда поедем, на восход или на закат?

      - Ты же сказала, в Златоград в ту сторону надо ехать, - Ярре показал на восток. - Туда и поедем.

       Они проехали еще версты три или чуть больше. Дорога уже была не просто различима: снег на ней был грязный, изрытый, утоптанный и унавоженный скотом. Кругом валялись клочья сена, какие-то тряпки. Видимо, совсем недавно по ней проходило много народу, пешего и конного, да еще с повозками, судя по глубокой колее от колес в снегу. Потом Ярре увидел торчащий из сугроба дорожный указатель. Янка не ошиблась - одна из деревянных стрелок на столбе указывала на Златоград и сообщала, что до столицы Кревелога день пути одвуконь. Две другие стрелки показывали на Банов и Боденталь.

      - Боденталь совсем рядом, - сказал Ярре, прочитав надписи. - До темноты доберемся.

       Янка ничего не сказала, только согласно кивнула. Вельфгрид побежал вперед, принюхиваясь к следам на дороге. Ярре почувствовал прилив сил - очень скоро этот тяжелый день закончится, и этот вечер они проведут под теплой кровлей, где будут огонь очага, горячая похлебка из говядины с луком и бобами и постель, в которой можно будет всласть отоспаться после почти недели, проведенной в дороге. Деньги у него есть и на себя и на княжну, в кошельках убитых разбойников оказалось немало серебра. А там...

       Он услышал встревоженное рычание Вельфгрида. Волк стоял, расставив лапы, посередине дороги и щерил клыки, глядя куда-то в чащу. Ярре скинул лук с плеча, наложил стрелу и присмотрелся в заснеженные деревья на краю дороги. Тихо. Никого. Ни единого движения. А Вельфгрид продолжал рычать.

      - Ты что, волк? - спросил Ярре. - Кого почуял?

      - Он испуган, - сказала Янка.

       Вельфгрид зарычал еще громче, а потом надрывно и яростно залаял, поджав хвост и не спуская глаз с чего-то, что Ярре и Янка видеть не могли, а он видел. Ярре вскинул лук, но тут в морозную тишину дня вошел новый звук - отчетливый и не очень далекий удар колокола. Доказательство того, что человеческое жилье находится совсем недалеко от них.

       А самое странное, что Вельфгрид сразу перестал рычать и успокоился. Но Ярре это уже не занимало. Княжна поехала впереди, а он за ней, благодаря богов за то, что его мечты провести ночь по-человечески, кажется, начинают сбываться.

       ***

       Боденталь показался, едва они проехали второй поворот дороги - большая деревня, которую тракт рассекал пополам. Ярре, тем не менее, лук не убирал, а все потому, что Вельфгрид вел себя странно. Опять время от времени рычал, принюхиваясь, лаял по сторонам. Призраки ему, что ли, чудятся?

       А потом Ярре понял, что волк тревожится неспроста. Деревня казалась вымершей. Добротные срубные дома, окруженные полузасыпанными снегом заборами, выглядели так, будто их бросили в спешке - у некоторых даже двери не были закрыты. На утоптанном снегу у домов были разбросаны самые разные вещи: посуда, предметы одежды, ложки, детские игрушки. И нигде ни одной живой души. Ни людей, ни животных. Волосы на голове Ярре начали шевелиться.

      - Проклятье, мор у них что ли? - пробормотал он.

      - А где люди? - спросила Янка, глядя по сторонам. - Никого не вижу.

      - Клянусь Хадрив, мне это не нравится, - сказал Ярре, спешился и протянул поводья своего коня княжне. - Жди здесь, я пойду вперед, посмотрю. Вельфгрид, охранять!

      - Я с тобой, - запротестовала княжна.

      - Нет! Надо выяснить, что тут происходит. Если услышишь мой крик - давай коню шпоры и несись отсюда во все лопатки!

      - Ну, уж нет! - рассердилась Янка. - И хватит мной командовать! Раскомандовался.

      - Что-то тут не так. Не нравится мне все это.

       Громкий близкий удар колокола заставил их вздрогнуть. Ярре поискал глазами - колокольня, высокая срубная башенка, возвышалась справа от них, в дальнем конце деревни.

      - Там кто-то есть, - уверенно сказала княжна. - Кто-то ведь звонит в колокол?

      - Ага, звонит. Злых духов отгоняет, - ответил Ярре и зашагал по снегу вперед, к колокольне.

       Церковь, поставленная на возвышенности в самом центре села, чем-то напомнила ему те храмы, что строили у него на родине - тоже срубленная из бревен, с деревянными панно у входа, на которых были вырезаны сцены из Писания. На крыше были вороны - они не боялись Ярре. Ярре зачерпнул пригоршнью воды из священного колодца у входа, напился, провел влажной ладонью по лицу и шагнул в двери.

       В церкви пахло горячим воском, миррой и еще чем-то приятным - и горели свечи. Они горели повсюду: у подножий статуй Творцов мира, у алтаря Всемогущего, в медных шандалах вдоль стен. Горящие свечи образовывали на полу церкви круг, в котором стоял на коленях человек в темной хламиде.

      - "Молится", - подумал Ярре и сделал робкий шаг к свечевому кругу. Человек лишь слегка повел головой, но позы своей не изменил.

      - Слава Милосердному! - сказал Ярре.

      - И мир тем, кто почитает Его, - ответил человек и посмотрел на Ярре. Он был стар, лыс, с окладистой бородой и кустистыми седыми бровями. И глаза его полны страха, подумал Ярре. - Кто ты, отрок?

      - Ярре. А ты ведь местный жрец, верно?

      - Истинно так. Я отец Коллум, настоятель этого храма. А вот тебе тут не место. Уходи, пока не поздно.

      - Ты выгоняешь меня из церкви?

      - Нет. Из деревни. У нас беда. Большая беда.

      - Я вижу. Почему люди ушли отсюда?

      - Потому что в Бодентале больше нет места живым.

      - Я не понимаю тебя, владыка.

      - Ты не кревелогич, - внезапно сказал жрец. - Северянин. Крепка ли твоя вера, сынок?

      - Достаточно крепка, чтобы выслушать тебя.

      - Тогда иди за мной.

       Жрец повел Ярре в боковой придел, а оттуда в холодные сени, и они вышли на сельское кладбище, обнесенное оградой из природных камней, скрепленных раствором. Ярре вздрогнул - могилы были раскрыты. Почти все. Повсюду были кучи земли, обломки сгнивших гробов, клочья истлевших погребальных покровов. Тошнотворный запах разложения наполнял двор, и даже окрепший к закату ветер не мог унести его до конца .

      - Они восстали, - говорил отец Коллум. - Этой ночью, в полночь. Выбрались из могил и начали бродить по Боденталю, стучась в двери и окна домов, в которых когда-то жили. Я видел их, некоторых даже смог узнать.

      - Они убили живых?

      - Нет, хвала Всевышнему. Но они принесли с собой великий ужас. Утром, едва рассвело, люди покинули Боденталь. Все до единого. Теперь это село мертво.

      - Разве такое возможно? - Ярре поежился и не только потому, что на дворе было холодно.

      - В Писании сказано: "Черный рог Эзерхорн пробудит ушедших, и станут они владыками земли перед концом времен". Ныне слово Писания сбывается.

      - Но я не видел никаких мертвецов, когда ехал сюда!

      - Свет дня загнал их в убежища. Они прячутся в пустых домах или под снегом. С закатом все повторится.

      - Под снегом..., - пробормотал Ярре: он вспомнил, как Вельфгрид остервенело лаял на дороге. Волк чувствовал нежить, которую не мог видеть. - Почему же ты не ушел?

      - Мое место в этом храме. Я не могу дать осквернить его. Свечи должны гореть. А ты уезжай. Уезжай, пока не стемнело. Пока они не вернулись.

      - Я не успею до темноты добраться в Златоград.

       Коллум хотел ответить, но тут на пороге храма появились Янка и Вельфгрид. Волку не понравился старый священник, и он зарычал.

      - Так, - сказал Коллум. - Сначала восставшие из мертвых, а теперь дьявольский зверь в храме Божьем.

      - Вельфгрид не тронет тебя, - заверил Ярре. - И никакой он не дьявольский. Он мне жизнь спас, и этой деве тоже.

      - Ныне все смешалось в мире, как и должно быть, - Коллум вздохнул. - Теперь я понимаю. Я сразу почувствовал исходящий от тебя дух северного язычества. Но я был бы плохим слугой Бога, если не позволил бы вам искать приют и убежище в Его доме. Только еды у меня нет.

      - У нас есть немного, - заявил Ярре. - Я поделюсь с тобой, если хочешь.

       Старый жрец не ответил. Молча принялся менять прогоревшие свечи защитного круга, взяв запасные из ящика у алтаря. Вельфгрид успокоился и, зевнув, лег на пол. И Ярре сразу почувствовал себя в безопасности.

      - Я все слышала, - шепнула ему Янка. - Это правда?

      - Там за храмом кладбище, и оно все разрыто, - ответил Ярре. - Думаю, нам не стоит никуда ехать, на ночь глядя.

      - Что-то мне страшно, - призналась Янка. - Как подумаю, что они будут ходить вокруг храма и выть...

      - В приделе есть кровать. Если молодая госпожа устала, она может прилечь и отдохнуть немного, - неожиданно сказал отец Коллум, не поднимая на молодых людей взгляд. - Там холодно, но дров у меня нет.

      - Я принесу дрова, - сказал Ярре, но Янка схватила его за рукав.

      - Никуда ты не пойдешь! - заявила она.

      - Почему?

      - Потому что я... не хочу оставаться тут одна.

      - Девочка права, - сказал жрец, продолжая возиться со свечами. - Когда придет ночь, вряд ли нам всем удастся поспать. Мы будем молиться, чтобы священные руны на окнах и дверях и этот круг защитили нас от сил преисподней. И спать не придется никому. Очень скоро во всем Кревелоге, а может, и во всей империи никто не сможет спать спокойно.

       ***

      - Мертвецы? - Иган подался на троне вперед, будто плохо расслышал стоявшего перед ним начальника златоградской стражи. - Они говорят - мертвецы?

      - Да, ваша светлость.

       Иган развел руками и захохотал. Члены Большого совета подхватили этот смех.

      - Господь всемогущий! - простонал Иган, обмахиваясь расшитой перчаткой. - Вот вам, милостивые государи, и ответ на вопрос, кем нам приходится править! Толпа суеверного тупого сброда, которая пугается звуков, издаваемых собственной задницей. И где же они видели мертвецов, полковник?

      - По их словам, в их деревнях мертвецы поднялись из могил этой ночью и начали ходить по улицам, - начальник стражи помолчал. - Я, конечно, понимаю, ваша светлость, что оно все дико звучит, но вид у этих людей очень испуганный. Их очень много. За Святыми воротами столпился целый табор, умоляют пустить их в город.

      - И ты полагаешь, что мы на это согласимся? Пустить толпу немытого мужичья в Златоград? С их нечесаными женами и крикливыми выродками? Да они нам вшей и кровавый понос сюда занесут!

      - Однако Господь велит нам проявлять милосердие везде, где есть в том нужда, - заметил Кассиус Абдарко, вставая и опираясь ладонями в стол. - Прояви милосердие, и воспоют о тебе славную песню - так говорит Писание.

       Иган почувствовал еще большее раздражение. Сегодняшний день удачным не назовешь, как ни верти. Спал он плохо - всю ночь его мучили кошмары. Снились языки пламени и кровь, которая сочилась из стен и марала его одежду. Утром, едва он проснулся, Болак доложил ему, что ночью в крепости умер цирюльник. Сам умер, скорее всего, со страху, никто его не пытал и пальцем не трогал. Стало ему плохо - и все. А после завтрака сразу Большой совет. Почему нельзя обойтись без этих идиотских советов, на которых каждый кретин пытается показать себя умным и разбирающимся в государственных делах? А теперь монсиньор Абдарко решил поиграть в народного заступника...

      - А разве в Писании не сказано: "Воин пускай держит меч, а земледелец идет за своим волом по борозде?", - сказал он не без сарказма. - Место крестьян в полях, и уж никак не в столице. Тем более сейчас, когда припасов и так немного.

      - Не следует ссылаться на Писание, чтобы оправдать свою черствость, - ответил инквизитор. - Ваши подданные в беде, и долг герцога позаботиться о них.

      - Истинно так, - вздохнул Иган. - Но беженцев слишком много, и нам придется их кормить, монсиньор.

      - Церковь возьмет на себя заботу о них, - ответил Абдарко. Раздражение Игана стало еще больше. Инквизитор изображает из себя благодетеля сиволапых, хотя не может не понимать, что герцогу совсем не нравится идея впустить в столицу толпы грязных и голодных мужепесов. В Златограде и без того хватает всякого отребья. Тогда почему Абдарко это делает?

      - Надеюсь, монсиньор знает, что делает, - небрежным тоном ответил герцог, поигрывая цепью на своей груди. - Пусть будет так, как сказано. Дозволяю пропустить беженцев в город. Известно ли, откуда пришли эти люди?

      - Да, ваша светлость. Почти все они из поветов Фришка и Боденталь, и несколько семей из Банова.

      - Банов, Фришка, Боденталь, - сказал Банаш. - Это же земли князя Трогорского. Странно, что все это началось после смерти князя и его семьи.

      - Истинно так, твоя милость, - согласился начальник стражи. - Сами беглецы говорят, что они из Трогоры.

       Иган вздрогнул. Волос и лица будто горячий ветерок коснулся. Из Трогоры. Если все, что говорят сиволапые, правда, в Трогоре мертвецы восстали из могил. Не лежится им там спокойно. Но если так, то и Рорек...

      - Надо проверить эти слухи, - заметил он, повысив голос. - Пусть ваши люди этим займутся, монсиньор Абдарко.

      - Что с вами? - раздался у уха герцога встревоженный шепот Болака. - Вам нехорошо?

      - С чего ты взял? - шепнул в ответ Иган.

      - Вы так побледнели...

      - Разумеется, мои охотники отправятся в Трогору и на месте разберутся, что происходит, - ответил инквизитор. - Таков наш долг, и мы им никогда не пренебрегаем. Обстоятельства случившегося нас тревожат даже более, чем вас, светскую власть. Его светлость может быть спокоен - мы тщательно расследуем все обстоятельства этого странного дела.

      - Да уж, сделайте одолжение, - Иган оглядел зал Совета, сидящих за большим овальным столом первых сановников герцогства. Боги, ну и рожи! Граф Тамич похож на старого раскормленного бульдога. У барона Сизы шея тонкая, как у черепахи. А князь Милош Борский - он-то что делает в совете? Ему восемьдесят два года, и старческое слабоумие давно превратило его мозги в навоз. Надо избавляться от таких советников. Разогнать половину Совета, посадить толковых людей, которые действительно могут принести пользу. - А сейчас я своей властью объявляю Совет оконченным. Ступайте, добрые господа. Все, кроме монсиньора Абдарко.

       Сановники разошлись быстро. Инквизитор продолжал сидеть в своем кресле, немного небрежно откинувшись на спинку. Иган встал с трона, подошел ближе.

      - Почему Трогора? - спросил он негромко.

      - Я знаю не больше твоего, Иган. Но заметил, что тебя эта новость не порадовала.

      - Клянусь божьими чарами! Чему же радоваться, Кассиус? Тому, что мертвецы разгуливают по моим землям?

      - Договаривай - мой брат разгуливает, не так ли?

      - Два брата. Эндре вы так и не нашли, или я не прав?

      - Его ищут, - Абдарко встал и пристально посмотрел в лицо герцогу. - И найдут. Мы всегда находим того, кого ищем.

      - Ла-ла-ла-ла! - Иган презрительно хмыкнул. - Кассиус, оставь свои высокопарные речи. Мы тут одни, и мне ты можешь не врать. Вы упустили Эндре. И мне почему-то кажется, что он мог отправиться в Трогору. Я знаю, что Рорек и его семья мертвы, но кто-то убил Рескула и его людей - их трупы нашли в лесу недалеко от Лесной усадьбы. Кто?

      - Эндре, надо полагать.

      - Моих людей убил лучник. Раны на телах от стрел и... - тут Иган снова побледнел, - и волчьих зубов.

      - Один Господь знает, что случилось с ними. Но они мертвы, и будут молчать. И это значит, что у тебя одной головной болью стало меньше.

      - Нет, святой отец. А знаешь, почему? Святое Серое братство, - тут Иган ткнул инквизитора пальцем в грудь, - последнее время не совсем честно играет. Вы ведь знали о том, что Эндре жив. Знали, или нет?

      - Нет.

      - Хорошо, пусть так. Но поставим вопрос по-другому - ведь он не просто так появился в Златограде именно в тот момент, когда решался вопрос о передаче престола?

      - Понимаю, что ты хочешь сказать, - Абдарко хмыкнул. - Ты думаешь, что это мы нашли Эндре в Глаббенберге, тайно сговорились с ним и пригласили сюда, чтобы он занял престол Маларда. Чушь. Эндре умер шесть лет назад. Об этом знает весь Кревелог, и человека, называющего себя Эндре, вся знать восприняла бы или как самозванца, или как упыря. И ты полагаешь, князь Свирский, что Серое Братство поставило бы себя в смешное положение, поддержав такого кандидата в герцоги?

      - Но Борзак...

      - Брат Борзак мертв. И Братство будет мстить за его смерть. Так что у нас с тобой один общий враг, Иган. Успокой свое больное воображение и не пытайся судить о том, чего не знаешь.

      - Ты дерзишь мне, Кассиус.

      - А ты говоришь нелепости, твоя светлость, - инквизитор сжал запястье молодого герцога. -Мы знаем, что мы делаем. И мы на твоей стороне, Иган. Ты должен радоваться этому. Тот, кого поддерживает Серое Братство, преодолеет любые испытания.

      - Испытания?

      - Для Кревелога и всей империи настали трудные времена, Иган. Но Братство знает, что делает. У нас великая цель, и мы достигнем ее. Не стоит в нас сомневаться.

      - Значит ли это, что своей цели вы будете добиваться втайне от меня?

      - Это наше право, дарованное нам Богом и законами империи. Мы уважаем светскую власть, герцог, но и власть должна платить нам тем же. И доверять нам. Для пользы дела. Высшие силы не любят тех, кто недоверчив и излишне любопытен. Ты уже вспоминал сегодня слова из Писания. Так и мне позволь напомнить тебе притчу о жене купца. Помнишь ли ее?

      - Смутно.

      - Жил-был в одном городе богатый и преуспевающий купец. И была у него молодая жена, больше всего на свете любившая роскошь и праздность, - начал инквизитор, - и время свое она проводила с такими же богатыми и праздными женами в забавах и увеселениях, пока муж ее добывал состояние трудами своими. И вот однажды жена спросила мужа: "Скажи мне, муж мой, откуда ты берешь столько денег, что хватает их на все - и на дом наш, и на слуг, и на вкусную пищу, и на наряды для меня?" На то отвечал купец: "Надо ли тебе знать это, женщина? Пользуйся тем, что есть у тебя и благодари Бога за милости его". Но женщина была любопытна и настойчива, и однажды купец, уставший от ее расспросов, сказал ей: "Хорошо, есть у меня секрет, который открыл мне сам Бог. Всякий раз, когда прихожу я утром в свой магазин, я говорю: "Помоги мне, Боже мой, продать сегодня товара на один золотой, и не больше!" Молитва эта чудодейственная - Бог, видя мою скромность, помогает мне, и каждый день я продаю товара не на один, а на десять золотых". Жена запомнила слова мужа и рассказала о них своим подругам, а те передали их своим мужьям. Так все купцы в городе узнали волшебные слова успеха, и удачливый купец очень скоро обеднел, и дело его пошло прахом. - Инквизитор помолчал. - Сия притча учит нас, что любопытство большой грех. Человеку пристало пользоваться дарами Божьими и не интересоваться, откуда они.

       Иган понял. В словах главы Капитула была угроза. Кассиус Абдарко намекнул ему, великому герцогу Кревелога, что Серое Братство обладает куда большей властью, чем его собственная. И задавать Братству ненужные вопросы опасно. Очень опасно.

      - Я вспомнил эту притчу, - сказал он, поднеся к лицу надушенный платок. - Прекрасная, мудрая история. Но мы говорили о моем брате... или братьях.

      - Князь Рорек мертв, - ответил инквизитор. - Пусть его призрак не беспокоит тебя. Что же до Эндре, мои люди найдут его. Братство не потерпит, чтобы наши враги ходили по земле - живые или мертвые, неважно. Умерший должен покоиться в своей могиле. Упокоится и принц Эндре. Даже не сомневайся.

      - Я всего лишь хочу, чтобы вы держали меня в курсе событий.

      - Конечно, ваша светлость. И еще хотел бы сказать тебе...

      - Что именно?

      - Наверное, великому герцогу Кревелога негоже далее оставаться холостым. Тебе пора найти герцогиню. Не любовницу, а герцогиню. Дамзель Соня прелестна, не спорю, но она всего лишь танцовщица, - тут инквизитор сухо улыбнулся. - Подумай над этим, ваша светлость.

      - В твоих словах есть здравое зерно, Кассиус, - ответил Иган, с трудом пересиливая гнев. - На досуге я поразмышляю над ними.

      - Это было бы чудесно. Мы сообщим о результатах расследования, - Абдарко поклонился и, не дожидаясь разрешения герцога покинуть зал, вышел в парадные двери.

      - Болак! - в ярости крикнул Иган.

      - Ваша светлость? - Камердинер вбежал в зал, подобострастно заглянул в глаза. - Что угодно вашей светлости?

      - Пошли за Соней, - сказал Иган. - Я хочу ее видеть. Немедленно. И пусть накроют стол в Розовой комнате. На двоих.

       ***

       Сквозь покрытые ледяными узорами слюдяные стекла угадывались утопающие в морозной дымке башни Градца. В правой башне, почти на самом верху, горел огонек. Чем больше сгущались ранние зимние сумерки, тем заметнее он становился.

      - О чем ты думаешь? - Прохладная мягкая рука Сони легла ему на плечо.

      - О наступающей ночи, - Иган обернулся и посмотрел на нее. Соня улыбнулась. Герцогская мантия, которую она набросила на плечи, не скрывала ее прелести. Иган наклонился и поцеловал ее. У губ девушки был вкус вина. Красного "ре-плессада". Иган сам предпочитал белый брассек, но и ре-плессад ему нравился. Может быть, потому что Соня любит это вино - красное и густое, как кровь. И в нем живет алая искра, похожая на маленькую и беззащитную жизнь.

      - И что ты думаешь о наступающей ночи? - промурлыкала танцовщица.

      - Что она будет холодной. И мы проведем ее вместе.

      - Конечно, мой принц.

      - Пойдем.

       Он стащил с нее дурацкую мантию, опрокинул на постель, вдохнул горьковатый запах волос, навис над Соней, разведя в стороны ее податливые руки. Какое же счастье видеть эту чудесную, озорную, непристойную улыбку на ее губах! Особенно после того, как побываешь в обществе этих благородных идиотов. После того, как поговоришь с Абдарко...

      - У тебя кровь на шее, - сказала Соня.

      - Знаю, - Иган коснулся пальцами царапины. - Пора бы ей зажить.

      - Позволь мне, - Соня медленно и сладострастно слизала капельку крови, выступившую на порезе. - Ммммм, напиток богов! Кровь герцога так пьянит. У нее пряный вкус.

      - Я готов позволить тебе выпить мою кровь до капли.

      - Это было бы неразумно, - Соня сверкнула глазами. - У твоей крови замечательный букет, но вкус твоего семени мне нравится больше.

       Иган вздохнул, привлек девушку к себе.

      - Мой принц, - прошептала она, когда Иган вошел в нее. А потом застонала и вцепилась ему в плечо зубами. Эта боль понравилась ему. Он может чувствовать боль так же, как чувствует удовольствие от близости с женщиной. Это жизнь.

       Интересно, проклятый Эндре чувствует боль? Стонет ли от удовольствия, когда молодая и красивая женщина умело и нежно водит языком по его возбужденной плоти, когда он изливает свое семя в ее утробу? Или же мертвецы способны чувствовать лишь злобу и ненависть? Или ими владеют страсти, о которых живым просто неизвестно?

       - Я живу, - вздохнул герцог, глядя в наполненные слезами глаза Сони.

      - Мой принц! Не торопись. Вся ночь впереди...

       На ее губах темнела кровь. Его кровь.

       Я хочу, чтобы эта боль и это счастье никогда не кончались, подумал он. Никогда...

       Соня закричала, извиваясь под ним - а потом стало тихо. На башне Градца ударил колокол. Потом еще, и еще.

      - Я люблю тебя, - шепнул он. - Небесные владыки, как я тебя люблю!

      - Мой принц желает говорить о любви?

      - Больше чем когда-либо.

      - Тогда пусть ляжет на спину и закроет глаза, - Соня положила руку ему на грудь, прижалась разгоряченным телом. - А я буду петь для него. Одну очень старую песню, которую когда-то слышала от моей мамы. О самой нежной, самой преданной, самой бесконечной любви. О любви простой танцовщицы и прекрасного принца.

       Иган вздохнул, покорно закрыл глаза. Соня прижалась к нему и запела. Тихо, еле слышно. Это была песня на неведомом языке, который Иган никогда прежде не слышал. Он не понимал слов, но голос Сони и мелодия были так прекрасны, что сердце сладко заныло, и слезы потекли у него из глаз. Такого счастья, такого блаженства он не испытывал никогда.

       Песня Сони была услышана.

       На рыночной площади вожак стаи бродячих псов настороженно повел ушами. Едва уловимый звук, недоступный человеческому слуху, доносился со стороны герцогского замка. И этот звук был страшен. Он леденил кровь сильнее зимнего ветра, сильнее ночного мороза.

       Пес оскалился и зарычал. Звук не исчезал. Он все больше терзал слух пса, и терпеть эту муку он больше не мог - начал скулить. Прочие псы тоже услышали ЭТО: сбившись вокруг вожака и позабыв о вмерзших в снег отбросах, они слушали ночь, из которой лилась жуткая песня, пока их ужас не прорвался дружным тоскливым воем, и собаки выли до тех пор, пока не стихла песня смерти, а потом подоспевшая стража разогнала собак.

       И на улицах Златограда вновь стало тихо.

 

    Глава 5

       Сорочий Приют оказался просторной, добротно построенной крестьянской мызой, укрытой среди густого хвойного леса. Здесь оказалось все необходимое путнику или беглецу - маленькая баня, чистая теплая одежда, сушеное мясо, картошка и соль в погребе, дрова для очага и даже бочонок крепкого златоградского меда, настоянного на пряностях.

       В тот вьюжный и морозный зимний вечер у Эндрю Детцена впервые за много лет появилось чувство, что он наконец-то после долгих скитаний вернулся к себе домой.

       Может быть, все дело было в чувстве безопасности и покоя. В умиротворяющем тепле и в ощущении чистого, расслабленного после горячей бани тела. Может быть, в Сорочьем Приюте было по-настоящему уютно. Но для Эндре было важнее другое - вместе с ним была Кайлани.

       Девушка переоделась, и в простом холщовом крестьянском платье с передником, с волосами, заплетенными в косу, утратила всю свою воинственность. Она выстирала одежду Эндре, и теперь его рубаха, камзол, штаны и портянки сохли рядом с очагом вместе с ее собственными вещами. Впрочем, пояс с кинжалами она так и не сняла.

       Эндре не пришлось ничего делать самому - пока он мылся, Кайлани быстро растопила очаг, подвесила над ним котелок со снегом, и очень скоро в доме стало тепло и запахло мясным супом, который бурлил в котелке.

      - Ты хорошая хозяйка, - заметил рыцарь, наблюдая за Кайлани. - Кому-то достанется славная жена.

       Кайлани даже не посмотрела в его сторону. Казалось, содержимое котелка интересует ее больше всего на свете.

      - Я видел у тебя какой-то светящийся кристалл, - сказал Эндре. - Для чего он?

      - Это Духов камень. - Кайлани все же соизволила поговорить с ним. - Он помогает охотникам говорить друг с другом и с Наставниками, - она помешала суп. - Наставники возглавляют общины охотников. Они руководят нами. Их магия и опыт помогают нам бороться с нежитью. Садись за стол, пора ужинать.

       Они ели молча, заедая говяжью похлебку сухарями, и Эндре подумал, что давно уже не ел такой простой и одновременно такой вкусной пищи. А потом Кайлани затеяла мыть посуду, вновь будто забыв о его существовании.

      - И ты спросила их, как со мной поступить? - не выдержал Эндре.

      - Нет. Я говорила с Варнаком. Он придет и решит твою судьбу.

      - И ты полагаешь, я соглашусь с его решением? - Эндре усмехнулся. - А если он решит убить меня?

      - Все возможно.

      - Ты очаровательна, - засмеялся Эндре. - Но прошу тебя, учти, что я не позволю прирезать себя, как курицу. Умирать я не собираюсь.

      - Может быть, смерть станет для тебя освобождением.

      - Может быть. Однажды я уже умер и должен сказать тебе - в этом нет ничего хорошего. Не хочется переживать такое дважды.

      - Ты много говоришь.

      - А что мне еще делать? - Эндре пожал плечами. - Или ты хочешь предложить мне другое времяпровождение?

      - Я хочу сказать, что ты много болтаешь, и мне это не нравится.

      - Убивать и варить суп ты умеешь прекрасно, а вот светских бесед не любишь, так? Или ты любой компании предпочитаешь общество своего друга?

      - Это неважно.

      - В самом деле. А какой он, твой друг? Молодой красавец с огненным взглядом, бесстрашный истребитель нежити?

      - Ты увидишь его сам. Однако я бы не советовала тебе говорить о нем с пренебрежением. Я за Варнака кому хочешь глотку перережу.

      - О, не сомневаюсь! Но вот когда я слышу твои разговоры о вампирах... Неужели ты и впрямь веришь, что я вампир?

      - Если бы ты знал то, что знаю я, ты бы не улыбался так мерзко.

      - И чего же я не знаю?

      - Вампиры существуют. Я сама убила нескольких. А Варнак - он вообще истребил их не меньше сотни.

      - Ну да, конечно. Я буду сто первым. Но ты забываешь, дорогая, что у меня есть меч и клевец, и я очень неплохо умею ими управляться.

      - Против Варнака тебе не устоять, - уверенно ответила Кайлани.

      - Она восхитительна, - подал голос Мгла. - Просто прелесть, а не девушка. Эндре, я бы влюбился. Всегда считал, что у сидов очаровательные женщины, - сказал Мгла. - Посмотри, как грациозно она движется. У нее ножки, как у косули или у породистой лошади. А грудь... Эндре, если ты не попытаешься соблазнить ее, я первый назову тебя идиотом.

      - Знаешь, Мгла считает тебя красивой, - сказал рыцарь, наблюдая за Кайлани. - Он сейчас говорит мне, что я просто обязан сказать тебе об этом.

      - Ты сказал, - Кайлани поставила вымытую миску на полку. - Теперь ложись спать. Кровать в твоем распоряжении.

      - А ты?

      - Я не буду сегодня спать. Я не доверяю тебе.

      - Спасибо за честность, - буркнул Эндре. - Тогда, с твоего позволения, я тоже буду бодрствовать. Я ведь тоже тебе не доверяю.

      - Твое дело.

      - Когда Варнак будет здесь?

      - Не знаю. Он был в пути, у Лигарийского залива, когда я говорила с ним. Если его ничто не задержит по дороге сюда, он должен появиться очень скоро. Может быть, завтра к вечеру.

      - Ты давно его знаешь?

      - Достаточно давно. А тебе-то что?

      - Ничего, просто спросил. Мне кажется, ты любишь его.

       Кайлани не ответила. "Любит, - подумал Эндре, - и очень сильно. Похоже, мои шансы на взаимность ничтожны."

      - Знаешь, я бы на его месте ни на миг не расставался с тобой, - сказал он. - Такую девушку нельзя оставлять без присмотра ни на миг. Наверное, твой друг не ревнив. Или же он очень уверен в тебе.

      - Коль ты хочешь приударить за мной, Эндре Детцен, то стараешься напрасно, - ответила охотница. - Так что не трать свое красноречие попусту. Если ты в Златограде угостил меня вином, это не значит, что завоевал мое сердце.

      - Прости, но я всего лишь пытаюсь рассуждать. Или ты хочешь, чтобы я всю ночь молчал, как идол?

      - Это было бы замечательно.

      - И очень невежливо. Я считаю, что обязан развлекать тебя. Это всего лишь правило хорошего тона.

      - Я не нуждаюсь в развлечениях.

      - Все охотницы так суровы и бесчеловечны?

      - Не суди о том, чего не знаешь, рыцарь. Иначе я рассержусь по-настоящему.

      - И мы будем сражаться? Знаешь, я не смогу тебя ударить. Так что драки не получится. Ты просто убьешь меня, и твой друг будет тобой недоволен.

      - Если бы я хотела убить тебя, то давно убила. - Кайлани бросила тряпку в бадью с остывающей водой. - Все же лучше будет, если ты ляжешь спать.

      - Мне всего лишь хочется, чтобы ты видела во мне друга, вот и все.

      - Я не вижу в тебе врага, а это для тебя главное. О большем и не мечтай.

      - Уже радует. Во всяком случае, я благодарен тебе за то, что ты спасла мне жизнь. Я твой должник.

      - Ты мне ничего не должен. Серые Братья мои враги, и я сделала то, что должна была сделать.

      - Почему вы воюете с Братством?

      - Потому что они служат злу и преследуют нас повсюду. На их совести смерть моих братьев и сестер. Я буду убивать их везде, где встречу.

      - Странно. Люди несведущие, подобные мне, искренне считают, что это Серое Братство как раз-таки борется с тайным злом, вроде черной магии и ведовства. Хотя... Однажды близ Лощицы я встретил инквизитора, который вез плененную ведьму в Лощицу. Признаться, ведьма мне понравилась куда больше, чем схвативший ее инквизитор.

      - Когда это случилось?

      - Прошлой зимой, как раз после дня Солнцестояния.

      - Ведьму звали Марина? - Голос Кайлани дрогнул.

      - Верно. Ты знала ее?

      - Она была Целительницей из нашей общины. Ты говорил с ней?

      - И да, и нет.

      - Что это значит?

      - Она явилась мне во сне, когда я спал. И сказала, что со мной случилось. Рассказала, что во мне живет дух. Что он поможет мне довести мою месть до конца.

      - Странно, - Кайлани покачала головой. - Марина не стала бы говорить с вампиром.

      - Однако она говорила со мной. Наверное, это доказывает, что я не вампир - или нет? А потом я проснулся и увидел, что она покончила с собой, пока все спали. Смогла освободиться от оков и перегрызла себе вены на руках. Инквизитор был в ярости.

      - Что ж она не убежала, если раскрыла оковы?

      - Говорила она мне, что пытали ее. Колени перебили. Так что не могла она от мучителей убежать.

      - Ее душа теперь в Вартхейме, - Кайлани подняла на рыцаря глаза, и в них был свет. - Я знаю.

      - Наверное, есть многое, чего не знаю я.

      - Так лучше для тебя, Эндре Детцен.

      - Почему Серые Братья преследуют вас?

      - Эта война продолжается много веков. То, что делают Братья, несовместимо с учением Митары о Жизни.

      - А что они делают?

      - Я же сказала - творят зло. Они вообразили, что могут распространить свою власть не только на живых, но и на мертвых. Варнак рассказывал мне про серый порошок, который они называют некромантской пудрой. Если этот порошок подсыпать в пищу или в вино, человек умрет, но не будет знать, что умер. Он превратится в упыря. Инквизиторы делают таких превращенных своими слугами и даже убивают их, чтобы обмануть людей, выставить себя истинными борцами с Нежизнью. Но все, что они делают - ложь и притворство.

      - А Черный нектар?

      - Заполучив его, они станут господами жизни и смерти.

      - В это трудно поверить, но я, пожалуй, не стану с тобой спорить. Давай лучше выпьем по чаше меда, и ты расскажешь мне про воителей Митары. Мне очень интересно узнать о вас больше.

      - Меду я выпью, но о слугах Митары говорить с тобой не буду. Мы не посвящаем в наши секреты чужаков. Ты не из нашего числа.

      - Ба, какая разница! Если Варнак решит меня убить, ваши секреты уйдут со мной в могилу, верно? А если мы договоримся, нам придется идти по жизни вместе. Так что твои секреты...

      - Тсс! - Кайлани сверкнула глазами, вскочила с табурета и схватилась за лежавший на столе арбалет. - Ты слышал?

       Эндре не слышал ничего. Несколько мгновений они вслушивались в завывания вьюги за стенами дома.

      - Показалось, - сказала Кайлани и виновато улыбнулась. - Вроде бы...

       Она не договорила: сильнейший удар в дверь сорвал ее с петель. В дом влетели клубы снега, задувая масляный светильник на столе. В дверном проеме показалась темная человеческая фигура - застыла на мгновение, а потом со странным звуком, похожим на ворчание, шагнула внутрь, к людям.

       Кайлани не растерялась - мгновенно натянула тетиву арбалета и послала стрелу, не целясь. Болт угодил призраку в голову и пробил ее насквозь, однако существо не упало, лишь попятилось назад, скрежеща зубами. Опомнившийся Эндре схватил с лавки свое оружие, подскочил к незваному гостю и ударил мечом, подсекая ноги. Призрак грянулся набок. Вторым ударом Эндре снес ему голову, которая отлетела в угол горницы. Из обезглавленного тела не вылилось ни капли крови.

       А в дверях между тем появилась вторая тварь. Некогда это был крепкий мужчина, которого боги не обидели ни ростом, ни статью. Теперь же могучие мускулы усохли и обвивали кое-где обнажившиеся кости, будто старая лоза шпалеру. Половина лица у существа сгнила, единственный глаз, мутный и наполненный черной кровью, смотрел на людей неподвижным взглядом. Застыв на мгновение на пороге, упырь пошел на людей, волоча за собой грязные изодранные погребальные пелены.

       Кайлани выстрелила. Упырь покачнулся, зашипел, а потом вырвал из плеча пробивший его болт. Эндре встал между мертвецом и девушкой. Страха он не испытывал - только отвращение. Ударил клевцом, пробив твари череп, а когда мертвец схватился руками за древко клевца, махнул мечом, обрубая эти страшные костлявые кисти у запястий. Нежить заскрежетала зубами, протягивая к Эндре культи. Рыцарь ударил упыря ногой в грудь, отбрасывая назад, к входу в дом, но мертвец, сохранив равновесие, вновь двинулся на него, волоча за собой ногу. Эндре уложил его на пол тем же приемом, что и первого - секущим ударом под колено. Мертвец упал на четвереньки. Эндре вырвал из его черепа клевец, рубанул по шее, и, перескочив через обезглавленное тело, выбежал из дома наружу.

       По дорожке, ведущей к мызе от ворот, ковыляли в пелене летящего снега несколько уродливых и страшных фигур. Остальные уперлись в окружавший дом плетень и напирали на него, стремясь повалить. Передний мертвец, длинный и тощий старик с космами спутанных волос, пошел прямо на Эндре, но рыцарь отпрыгнул в сторону и рубанул сзади, отсекая упырю голову. Раздутая разложением женщина появилась сбоку из вьюги, пошла на Эндре как медведь, задрав руки вверх. Кайлани попала ей прямо в висок. Упыриха остановилась лишь на мгновение, потрясла головой и двинулась дальше, сверкая в темноте глазами, пока Эндре не снес ей голову.

       Кайлани поняла, что толку от арбалета немного, выругавшись, отшвырнула его прочь. Вытянула перед собой обе руки ладонями вперед. В темноте стали хорошо заметны светящиеся руны на ладонях, невидимые в обычном свете. После девушка что-то произнесла - и ближние к Эндре мертвецы опрокинулись навзничь, сбитые невидимым магическим ударом. Рыцарь, будто заправский палач, обезглавил их точными ударами, а потом услышал громкий треск. Плетень, не выдержав напора мертвецов, развалился, и нежить уже была во дворе. Кайлани развернулась к ним лицом, повторила заклинание, но на этот раз упал только один упырь, остальные лишь попятились назад для того, чтобы, вернув равновесие, вновь пойти вперед.

      - Их много, - сказал Мгла. - Справимся?

      - Не знаю, - пробормотал Эндре, глядя на темные фигуры, которые окружали дом со всех сторон. - Но попробуем.

       Сразу несколько упырей справа и слева от него, вспыхнули, словно политая нефтью солома - Кайлани применила против мертвецов огненное заклинание. Самое жуткое было то, что упыри не издавали ни звука. Горели и падали под мечом Эндре молча. Один из них упал прямо у дома, и пламя начало лизать деревянную стену. Ветер уносил запах горящей плоти, но Эндре все равно казалось, что этот смрад наполнил весь двор.

       Он свалил на снег еще трех мертвецов, и тут услышал крик Кайлани. Девушку прижали к стене дома сразу пять нежитей, один из которых продолжал гореть. Эндре раскидал их в несколько секунд. Девушка сидела на снегу, сжавшись в клубочек, и продолжала кричать.

      - Тихо! - Эндре тряхнул ее за плечо, заглянул в глаза и сразу понял, что Кайлани в шоке. - Все хорошо! Это я, Эндре! Вставай и дерись! Вста...

       Он не договорил - цепкая лапа схватила его сзади за ворот рубахи. Эндре рванулся, но мертвец обладал неимоверной силой. Второй рукой он вцепился Эндре в запястье, пытаясь вырвать меч. Никогда в жизни рыцарь не испытывал большего омерзения. Завопив прямо в разложившееся лицо твари, Эндре коленом ударил мертвеца в брюхо. Упырь выпустил его, но живот лопнул, изъеденные распадом внутренности вывалились из него клубком, и неописуемый смрад окутал Эндре. Отскочив, рыцарь подхватил Кайлани и потащил ее в дальний конец двора, к амбару. Темные фигуры, замерев было в растерянности, тут же двинулись следом за ними - медленно, бездушно и страшно. Отступая, Эндре уперся в стену дома и краем глаза увидел лежавшую на снегу лестницу.

       Боги, вот она, единственная возможность спастись!

       Выпустив Кайлани, рыцарь подхватил лестницу и приставил ее к стене.

      - Лезь! - крикнул он, толкая охотницу вперед. - Лезь же!

       Кайлани опомнилась, начала карабкаться по ступеням наверх, на крышу мызы. Эндре полез следом. Упыри были совсем рядом, их становилось все больше и больше. Взобравшись на кровлю, рыцарь глянул вниз - твари стояли, задрав распухшие, перемазанные землей и трупным гноем лица, и Эндре показалось, что он слышит их недовольное ворчание. Или это вьюга воет в ушах? Рыцарь быстро втащил лестницу на крышу и втихомолку выругался.

      - И что теперь, - меланхоличным тоном сказал Мгла. - Мы в ловушке. Эти твари загнали нас в нее, как крыс.

      - Замолчи, - ответил Эндре и повернулся к Кайлани. - Ты в порядке?

       Охотница не ответила. Эндре коснулся ее руки, но девушка оттолкнула его и вновь заскулила на одной ноте. У рыцаря появилось сильнейшее желание ударить ее.

      - Ты не ранена? - спросил он.

      - Как бы она ума не лишилась, - заметил Мгла. - Для нее, видать, такие вещи в новинку.

       Эндре не ответил. Вьюга стала еще свирепее, и он начал мерзнуть. В одной рубахе и штанах долго на таком морозе не выжить. Да и Кайлани в домашнем платье замерзнет очень быстро.

      - Нам конец, - внезапно сказала девушка, наблюдая за ковыляющими по двору фигурами. - Нам не спастись.

      - Ты же маг, - ответил Эндре. - Придумай что-нибудь.

      - Их слишком много.

      - Жги их по очереди. Они будут гореть, и нам станет теплее.

       Кайлани промолчала. А потом они услышали грохот внизу, под крышей - упыри забрались в дом.

      - Откуда они взялись, будь они прокляты? - пробормотал Эндре. - И сколько их! Десятка четыре, не меньше...

      - У тебя есть идеи? - спросил Мгла.

      - Ни одной стоящей, - ответил рыцарь.

      - Дымом пахнет, - сказала Кайлани.

       Эндре потянул носом - к запаху мертвечины действительно примешался запах гари.

      - Проклятье, только этого не хватало! - пробормотал он, чувствуя, как темный панический ужас холодит его тело хлеще вьюжного ветра. - Эти уроды подожгли дом.

      - Я же говорил, что это ловушка, - заметил Мгла.

      - Мой камень остался внизу, - сказала Кайлани. - Я не могу подпитаться Силой.

      - Превосходно, - Эндре, чтобы хоть как-то совладать с нахлынувшим страхом, начал чистить пучком соломы лезвие меча. - Тогда нам остается только умереть.

      - Эй, не сметь! - отозвался Мгла. - Я не затем выбрал тебя, чтобы ты позволил себя прикончить каким-то там упырям. У нас еще много дел впереди!

      - Постой, - Эндре встал, оглядел двор. Он внезапно опустел - почти все упыри набились в мызу, и лишь несколько страшных фигур продолжали бесцельно бродить по двору. - Я, кажется, понял, в чем дело.

      - И что ты понял, позволь тебя спросить?

      - Старая легенда. Мне ее кормилица в детстве рассказывала. Она говорила, что в конце времен мертвецы восстанут и будут выгонять живых из домов, чтобы завладеть ими. - Эндре посмотрел на Кайлани. - Оставайся здесь. Я осмотрюсь.

      - Нет! - Охотница схватила его за руку. - Я боюсь оставаться одна!

      - Я не надолго, только гляну, что и как - и обратно. - Эндре вложил меч в ножны, закрепил клевец в петле перевязи и спрыгнул с крыши в снег.

       Странно, но еще оставшиеся во дворе упыри даже не обратили на него внимания. Один из них уже вооружился большим колуном, которым Эндре еще накануне колол дрова для бани и, встав у рубочной колоды, бестолково поднимал и опускал этот колун, будто дрова рубил. Еще один мертвец ходил вокруг колодца. Убедившись, что его не заметили, Эндре крадучись двинулся вдоль стены и заглянул в окно.

       То, что он увидел в горнице в свете горевшего в очаге пламени, поразило его до глубины души. Мертвецы, напавшие на Сорочий Приют, расселись за столом, за которым они с Кайлани еще недавно ужинали и беседовали. Сидели чинно, будто большая крестьянская семья, собравшаяся пообедать. Те, кому не хватило места за столом, сидели вдоль стен на корточках, неподвижные и страшные. На полу дымили догорающие останки их собратьев, подожженных магией Кайлани, и кое-где деревянный пол мызы начал уже тлеть. Эндре смотрел на эту жуткую картину и понимал, что эти мертвецы вернулись домой - так им думается, если только восставшие из мертвых сколько-нибудь способны думать. Теперь они нашли приют для себя и не покинут его никогда.

      - Святые праведники! - пробормотал он, вытирая пылающее лицо горстью снега. - Никогда бы не поверил, если бы сам не увидел.

       Мертвец, круживший у колодца, наконец-то нашел дорогу и теперь ковылял к дверям дома. Он прошел совсем близко от рыцаря, но словно и не чувствовал его. У Эндре появилась совершенно безумная мысль. Если только он прав, то опасности для них с Кайлани больше нет никакой.

       Он вошел в горницу следом за мертвецом. В ноздри ударил такой запах смерти, что Эндре едва не вырвало. Но он сумел овладеть собой. Очень осторожно, стараясь не дышать, он подошел к очагу, быстро снял с решетки одежду, свою и Кайлани, прихватил с лавки панцирь и латные перчатки, не забыл сумку охотницы и так же крадучись пошел к двери. Упыри не обращали на него никакого внимания. Всякая жизнь, казалось, оставила их.

       Выйдя на двор, он тяжело вздохнул и стер ладонью ледяной пот, заливающий ему лицо.

      - Впечатлен? - спросил Мгла. - Это только начало.

      - Не знаю, о чем ты говоришь, но не хотел бы я еще увидеть подобное, - искренне ответил Эндре. - Но неважно. Мы живы, и самое время уходить отсюда.

      - И девка с нами?

      - Да. Я не могу бросить ее одну.

      - Я знал, что ты хороший человек. Тогда поспешим. Мертвецы могут вспомнить, что хозяева дома еще живы...

       Они стояли на холме под ветром и смотрели, как пылает Сорочий Приют.

      - Интересно, хоть один из них покинул дом? - спросил Эндре, не дождался ответа и добавил: - Во всяком случае, теперь они точно упокоились навсегда.

      - Спасибо тебе, - произнесла Кайлани, не глядя на него. - Если бы не ты... Прав был Варнак, я всего лишь трусиха.

      - Ты молодец, - Эндре не удержался, наклонился и коснулся губами ее щеки. - Ты спасла мне жизнь в Златограде, и я этого никогда не забуду. Пойдем, тут холодно. Скоро рассветет, надо найти спокойное место, где можно отдохнуть.

      - Спокойное место? Думаешь, еще остались такие?

      - Думаю, да.

       Кайлани улыбнулась, и они пошли по дороге на восток, к лесу.

       ***

       В малом зале Императорского Совета на этот раз были лишь три человека, если не считать закованных в сталь гвардейцев, застывших у дверей как изваяния.

       Первый из них, красивый светловолосый юноша лет двадцати, облаченный в простой, но изысканный костюм из синего бархата с серебряной вышивкой, сидел в кресле и, похлопывая себе охотничьим стеком по высоким сапогам с пряжками, наблюдал, как спорят два его собеседника, и этот спор доставлял ему удовольствие.

       Одним из двух спорящих был имперский коннетабль Маций Роллин, герой Двадцатилетней войны, могучий седеющий мужчина с рябым, темным, будто вылепленным из глины лицом и яростными серыми глазами. Впрочем, как и большинство военных, Маций не был особо красноречив. Говорил большей частью третий присутствующий в зале - длиннолицый, черноглазый, стриженный в скобку человек лет сорока, облаченный в простую серую мантию. Он говорил тихим и равнодушным голосом, однако его глаза начинали грозно сверкать, если коннетабль фыркал или непочтительно усмехался, слушая его.

      - Вы не понимаете всей серьезности происходящего, господин коннетабль, - говорил длиннолицый, - и, кажется, даже не желаете понять. Речь идет о судьбе империи. Если все то, что мне сообщают в последнее время, окажется правдой, нашу хранимую богами империю ждут ужасные испытания.

      - Вы опять обо всех этих языческих культах, с которыми не можете покончить?

      - Мы почти покончили с ними, - спокойно возразил инквизитор, выделив голосом слово "почти". - Но язычники хитры и коварны. И еще, они считают, что пришло их время.

      - Ну-ну, не пугайте нас, досточтимый отец Гариан, - вступил, наконец, в разговор юноша в синем костюме. - Империя сегодня сильна как никогда. Вы же говорите о кучке еретиков, которые непонятно почему до сих пор оправляют свои языческие обряды.

      - Государь, - Глава Серых Братьев Гариан поклонился человеку в кресле, - мы делали и делаем все возможное. Но еретическая зараза слишком глубоко укоренилась в стране. В центральных провинциях мы истребили еретиков, однако в дальних глухих районах скрывается еще немало врагов нашей веры. И они по-прежнему творят зло. Я не пугаю вас, и не собирался этого делать. Однако вести из Кревелога и Йора достоверны, в этом нет никаких сомнений.

      - Восставшие мертвецы? Ха! - Маций состроил презрительную гримасу. - Разве не ваше дело, святой отец, бороться с врагами сверхъестественными в то время, когда имперская армия защищает нас от врагов из плоти и крови?

      - Все верно. Но то, что происходит, имеет и обратную сторону медали, коннетабль. Люди, охваченные ужасом, бегут из зачумленных мест. Беженцы сеют панические слухи и создают иные осложнения. Только в Кревелоге уже три повета обезлюдели. Добавьте к этому убийство князя Трогорского, и вы поймете, что мы имеем дело с тайным и очень опасным заговором.

      - Да, конечно, великая зима и все такое, - сказал юноша в синем. - Но, помнится, арафаны тоже считали, что их боги судили им завоевать Вестриаль. Чем это закончилось?

      - Арафаны не поднимали мертвецов из могил, государь.

      - То есть, дорогой Гариан, вы предлагаете нам начать гражданскую войну?

      - Нет, государь. Я всего лишь предлагаю объединить силу веры и силу оружия. Если разместить в провинциях дополнительные силы и поручить командование ими прославленным и опытным военачальникам, - тут Гариан посмотрел на коннетабля, - Серые Братья получат дополнительную опору и помощь. И тогда мы окончательно покончим с еретической чумой.

      - В Кревелоге есть свой герцог, - заметил Маций, - пусть он и наводит порядок.

      - Герцог Иган молод и неопытен. Мои собратья помогают ему, но сил у них недостаточно. А ситуация в Кревелоге очень сложная. Сначала появляется некто, называющий себя восставшим из мертвых бастардом герцога Маларда, затем гибнут несколько лучших магов Капитула, а после злодейски умерщвлен брат герцога. Все это звенья одной цепи, государь.

      - Хорошо, мы отправим дополнительные войска в Кревелог, - ответил император Артон. - Но все это вы могли бы сказать на большом совете, Гариан.

      - Государь, есть еще одно обстоятельство, которое я не рискнул доверять даже вашим ближайшим сподвижникам.

      - Вы не доверяете им?

      - Речь идет о священной тайне, которая хранилась веками. Только узкий круг избранных может знать о ней.

      - Что за тайна?

      - Пророчество о последнем царе. Царе-Спасителе.

      - Ох уж эти прорицатели! - Маций развел руками. Император легонько хлопнул своего полководца стеком по спине.

      - Погодите, Маций, - сказал он. - Нам интересно послушать о царе-Спасителе. Ну же, Гариан, расскажите нам.

      - В конце времен, когда силы Зла почти захватят мир и всякая надежда в человеческих сердцах иссякнет, праведный царь сумеет поразить Зло в самое сердце и объединит весь мир под своей ладонью, - сказал инквизитор. - Таким царем будете вы, государь.

      - С чего вы так решили?

      - Все пророчества указывают на вас. Ваше правление пришлось на Finem Millenium - конец времен. Вы сильнейший из земных владык. Вы исповедуете истинную веру, и служители этой веры готовы поддержать вас. Достаточно, чтобы понять, о ком говорят пророчества.

      - Вот как? - Артон был взволнован, но старался не показать своего волнения. - И чего же требуют от меня эти ваши... пророчества?

      - Нанести удар, который окончательно покончит со злом, веками терзающим наши земли.

      - Говорите, Гариан.

      - Ныне, когда тысячелетие подходит к концу, еретики готовятся провести свой главный обряд. Они призовут темные силы, которые позволят им властвовать над миром еще тысячу лет. Место и время проведения этого обряда изменить нельзя. Мы не знаем, когда нечестивые соберутся на великий шабаш, но вот место, где это произойдет, нам известно. И мы можем помешать им. Если их гнусные идолы будут низвергнуты рукой Спасителя, конец времен не наступит.

      - То есть, я должен буду отправиться в главное капище еретиков?

      - Не один, государь. Рядом с вами будем мы, ваши преданные слуги.

      - Любопытно, - Артон перевел взгляд на коннетабля. - А вы что думаете, Маций?

      - Это безумная затея, мой император.

      - Безумная? - Инквизитор засверкал глазами. - Есть пророчество, которое высечено в тайных святилищах, которым тысяча лет: "Вот слово Мое к вам, устрашенные и раскаивающиеся злочестия своего - молите о Спасителе, который встанет за вас на великую битву, молите денно и нощно. Молите о том, кто явится вам и мертвое вернет во прах, а живое сохранит. Молите о том, кто, подобно мечу, рассечет небо на золотых крыльях и вернет вам надежду." Разве не о нашем государе это сказано?

      - И как же мы это сделаем? - Артон был неожиданно серьезен.

      - Ваша власть отдавать приказания, государь, которым мы будем подчиняться беспрекословно. Главное капище еретиков находится в горах на севере Йора. Не так давно наши агенты проникли туда и смогли найти полный текст пророчества, о котором я упоминал. Именно там будет совершен обряд Призыва Тьмы.

      - Это очень опасно, - сказал Маций. - Я не...

      - Государю суждено победить, - перебил инквизитор. - Со Спасителем пребудет сила Всевышнего, а ее не обороть никакому злу!

      - Хорошо, Гариан, нам понятна ваша мысль, - сказал Артон. - Мы подумаем над вашими словами.

       Эта фраза означала, что аудиенция окончена. Инквизитор поклонился и, глянув высокомерно на Мация Роллина, вышел из зала.

      - Вы тоже свободны, коннетабль, - добавил император.

      - Государь, я бы хотел...

      - Предостеречь меня? Не стоит, добрый Маций. Мы еще ничего не решили. Завтра мы соберем большой совет и примем окончательное решение. Ступайте.

      - Да хранит вас небо, государь.

      - И вас, Маций.

       Коннетабль вздохнул и покинул зал, бормоча что-то непочтительное в адрес Серых Братьев. Артон остался один. Встав у окна, он смотрел на серое зимнее небо, нависшее над заснеженным Азурандом.

      - Власть над миром - это хорошо, - сказал он после долгого молчания. - В этом есть своя прелесть. Стоит попробовать.