От площади с протянутыми во всю ее длину трамвайными рельсами нужно было идти прямо – и тогда Вит наверняка добрался бы до Никольского собора, синего, словно небо, взметнувшего к солнцу золотые купола. А уже оттуда путь лежал и к Сенной площади, и к метро «Пушкинская», неподалеку от которой он жил.

Вот только все это было верно для того, прежнего мира. В этом же простенький маршрут мог оказаться совершенно непреодолимым. И смертельно опасным.

Вит посмотрел вперед. Так оно и получалось – единственный путь лежал именно в обход острова Новая Голландия. По крайней мере, там дорога была. Все остальные улицы оказались изрезанными ямами, рытвинами и ухабами. И неизвестно, что в тех ямах-рытвинах могло водиться.

Страшно хотелось есть. Но несколько кафе, к которым подошел Вит, оказались закрыты. Кажется, здесь не работало почти ничего.

Он несколько раз осмотрелся, стараясь понять, о чем хотел предупредить его парень, которого звали Олег. Какая-то неведомая опасность водилась именно в этих краях, но чем она могла обернуться – Вит совершенно не представлял.

Он посмотрел назад, и понял, что на Васильевский остров, к сфинксам, у него нет никакого желания возвращаться. Конечно, можно было бы попробовать разыскать Олега и попросить рассказать, чего именно здесь опасаться, а чего – нет, юноша был почти уверен, что вампир (если этот Олег и в самом деле был вампиром) не причинит ему зла. В конце концов, хотел бы – и так сожрал бы. Да где ж теперь этого Олега искать?!

Так что в любом случае придется двигаться вперед, причем направо по изрытой набережной канала, со всех сторон окружавшего Новую Голландию, хода тоже не было. Оставалось лишь свернуть за угол.

Вит слегка помедлил перед дверью кафе, стоящего на самом углу. В начисто выметенных ступеньках, в резной двери, которую явно не так давно покрывали лаком, чувствовался какой-то особый уют. Но Вит решил, что за дверью может скрываться ловушка, и туда идти ему совершенно не следует. И все же, именно кафе, около которого он постоял примерно минуту, спасло ему жизнь. Иначе Вит наверняка пошел бы по набережной – навстречу собственной судьбе.

Когда юноша уже собирался пуститься в дальнейший путь, где-то совсем неподалеку от него послышался резкий и злобный собачий лай.

Вит тотчас же прижался к двери кафе, стараясь не дышать. Дверь оказалась запертой, он попробовал войти, но неудачно. Подсознательно юноша почувствовал, что с собачьим лаем и связана та самая опасность, о которой его хотели предупредить. Котенок, сидевший под свитером, забрался еще глубже и благоразумно молчал. Через мгновение на набережной показались две огромных черных собаки. Вид у них был, словно у каких-нибудь Адских Гончих из очередного фильма ужасов – вздыбленная шерсть, приоткрытые пасти в пене, из глоток чудовищных псов вырывалось хриплое рычание.

Вит чувствовал, что если он хоть как-то пошевелится, то на него непременно обратят внимание – и тогда ему уже ничто не поможет. К тому же, запах кошки мог привлечь собак сам по себе.

Но, видимо, стоял он достаточно спокойно – адские псы пролетели мимо, даже не обернувшись. Они бросились к подземному переходу в центре площади, а через минуту вынырнули оттуда и понеслись дальше – куда-то в сторону Почтамта и Адмиралтейства.

Вит проводил их взглядом и только тогда оторвался от двери, ведущей в кафе. Ему приходилось выбирать – продолжать путь около Новой Голландии или же бежать обратно через мост, который здесь носил старое название – «Николаевский». И Вит выбрал.

Он вышел на набережную, остановился около решетки ограждения канала, посмотрел вниз, на мутновато-зеленую воду. Вит помнил, что в его мире канал обмелел, а на дне около берега виднеются жестянки и прочий хлам. Здесь же вода была темной и непрозрачной, однако в ее зеленоватом сумраке мелькали какие-то призрачные длинные тени. Юноша вздрогнул, представив себе, что именно это за тени – наверняка здесь водятся еще и какие-нибудь змееподобные монстры.

Он зашагал по набережной, глядя по сторонам. И только теперь заметил нечто странное, на что прежде не обращал внимания. Под его ногой оказался коричнево-желтый осенний лист. Потом – еще несколько.

Вит растерянно оглянулся, пытаясь понять, что же происходит с этим городом и миром: ведь только что было лето, самое настоящее жаркое лето!

Однако сейчас небо затянуло облаками. Кое-где клочки голубого неба еще были видны, но это наверняка ненадолго.

Вит вспомнил, что на Витебском вокзале стояла поздняя осенняя погода. Означает ли это, что в этом почти нереальном городе присутствуют все времена года? И, пока на Васильевском светит солнце, на Ржевке идет снег, а на Петроградской только-только пробивается первая весенняя трава?

Вполне может быть, что этот Петербург устроен именно так: каждому району соответствует свой сезон и свой месяц. Но никакой закономерности Вит не усмотрел. К тому же, его сейчас гораздо больше занимали другие вещи. Например, не решат ли бешеные псы возвратиться – тогда ему придется спасаться бегством, а сил на это, скорее всего, не хватит, он не гепард, а всего лишь человек.

Но сейчас за его спиной все было спокойно.

Вторым важным вопросом было само состояние Вита. Мало того, что муки голода все усиливались, но к ним добавилась и головная боль, и ломота в суставах. Похоже, что у него начинался грипп.

«Дойти бы до дома, – думал Вит. – Только бы дойти…»

Он совершенно не был убежден, что сможет добраться до дома беспрепятственно. Тем более, не было уверенности в том, что в здешней реальности этот дом существует вообще. Ведь все, что окружало Вита, было лишь отдаленно похоже на привычный ему город.

Скажем, та же Новая Голландия, прежде – мрачноватые здания из темно-красного кирпича, которые использовались под склады – сейчас представлялась чем-то вроде древнего замка, окруженного со всех сторон рвом. Казалось, стоит пройти еще немного – и обнаружится подвесной мостик, который охраняет стража в блестящих доспехах – вполне реальные средневековые солдаты, а не те «стражи порядка», которых Вит видел в метро.

Головная боль, между тем, и не думала проходить. Скорее всего, сказалось напряжение последних суток. Но почему Виту так понадобилось проникнуть в этот мир, он не мог понять до сих пор.

Канал на очередном изгибе резко поворачивал вправо. Набережная вела к воротам Новой Голландии – самому малоизвестному месту из всех, о которых говорится туристам, когда начинают перечислять городские достопримечательности. И самому прекрасному. Вит решил, что здесь тоже произойдут какие-то изменения, притом – не к лучшему. И, однако, когда он вышел к воротам, они предстали перед ним во всем своем великолепии. Правда, вместо унылых складских помещений за огромной аркой располагался сад с оранжево-желтыми осенними деревьями.

Это место – даже несмотря на кажущуюся мрачноватость – как будто излучало спокойствие и доброту ко всем, кому пришлось тут побывать – хоть в обыденном реальном мире, хоть в измененном…

Но самое странное ждало Вита рядом.

На том берегу канала, по которому он шел, вовсю цвело лето! Об осени здесь могли напоминать только желтые листья, занесенные ветром с Новой Голландии.

Почти напротив ворот, там, где прежде находилась заасфальтированная площадка, он увидел цветущую лужайку, простирающуюся вдаль – едва ли не на несколько кварталов.

Вит попытался припомнить, что же было на этом месте. А ведь что-то было – притом, очень хорошее…

Юноша не удержался, и, невзирая на предупреждения, подошел поближе и ступил на лужайку. Ничего страшного с ним не произошло – похоже, монстров здесь, именно в этих краях, не водилось.

Порыв ветра донес до него приглушенные звуки музыки – кто-то вдалеке играл на скрипке. И тут Вит, наконец, вспомнил – года два назад, здесь, прямо перед кафе с экзотическим названием, был фестиваль «Волынщик».

Вит попал туда совершенно случайно – просто проходил мимо, и его, почти как сейчас, привлекли звуки музыки.

Пред импровизированной эстрадой собрался пестро одетый народ – в основном, ребята и девчонки чуть постарше Вита. А на каменных ступеньках стоящего впереди здания играла какая-то группа – причем, такие песни, которые сейчас редко где услышишь: уж всяко, по телеку такое никто раскручивать не станет.

А музыка была и в самом деле живой – по крайней мере, слов она не забивала. Пара гитар, скрипка, на которой играла невысокая девушка – вот, собственно, и всё.

Вит протиснулся вперед, что было не слишком сложно: не то, чтобы их собралось слишком немного – просто места хватало на всех. И так и застыл – в первом ряду.

Группа, тем временем, сменилась – теперь выступала девушка, певшая песни на незнакомом языке, впрочем, она объявила, что это – древне-эльфийское наречие. Что-то настолько странное и необыкновенное было во всем этом действе, и Вит даже не сразу отреагировал на вопрос, обращенный к нему:

– Что, нравится?

– Да, – он обернулся. Перед ним стояла та самая девчонка-скрипачка, которая только что выступала на сцене. – А что это за концерт?

– Фестиваль «Волынщик». Такое тут бывает раз в год, – сообщила скрипачка. – Ты приходи завтра, тут ирландская музыка будет… А мы выступаем двадцатого в клубе при Зоопарке. Приходи обязательно! Группа называется «Мешугене кинд». Запомнил? На идиш – это что-то вроде «сумасшедшее дитя»…

Она говорила с ним, как со своим ровесником, и в ней не было никакой важности. Такое нечастое обращение Виту очень понравилось.

– А перед вами кто был?

Скрипачка на мгновение задумалась.

– А, это «Ойкумена». Есть такая командочка…

В клубе при Зоопарке Вит и в самом деле побывал. А вот слова о том, что фестиваль «Волынщик» проходит здесь, около кафе с экзотическим названием, каждый год увы, оказались неверными. На следующий год некая большая шишка запретила проведение фестиваля. Чиновник сочетал в себе совершеннейшее невежество и оч-чень патриотический настрой. «Звуки волынки могут разрушить генофонд нации», – надувшись от собственной государственной значимости, заявил он, и никакие уверения уже не помогли. Быть может, чтобы сладить с «патриотом», помог бы другой, не очень-то патриотичный аргумент – зеленоватые и похрустывающие бумажки. «Государственники» вроде него бывают особенно падки до этих самых бумажек. Но откуда ж они найдутся у небогатых музыкантов?!

…Но вот, оказывается, достаточно было провести фестиваль «Волынщик» несколько раз, чтобы в мире, где оказался Вит, все пространство около ворот Новой Голландии оказалось безопасным. Здесь не было места ни чудовищам, ни магическим ловушкам.

Вит смело шел по цветущему летнему лугу. Среди пышного разнотравья вовсю стрекотали кузнечики, и, если закрыть глаза, вполне можно было представить, что ты не в центре большого города, а где-нибудь на даче. Тихие звуки музыки резко стихли, и юноша подумал, что, наверное, он стал причиной этому. Здесь никого не было, но у юноши возникло ощущение, что невидимые музыканты просто попрятались, исчезли с его появлением.

В траве мелькнуло что-то красное. Вит нагнулся – это оказалась крупная земляника, величиной не меньше грецкого ореха. Конечно, и крупные сладкие ягоды могли стать чем-то вроде приманки – но только не здесь, слишком уж спокойным и уютным был этот уголок мира.

Земляника и впрямь оказалась необыкновенно вкусной, и Вит – впервые с тех пор, как оказался в новой для себя реальности, смог утолить голод. Что же до жажды, то чуть впереди Вит неожиданно для себя увидел родник с абсолютно чистой и незамутненной водой. Вот это оказалось совсем кстати: пить хотелось не только ему, но и котенку.

И тут же юноша почувствовал тяжелую усталость. Его болезнь не прошла, она лишь отступила на время. И только теперь Вит понял, насколько тяжелым оказался его первый день в новом мире. Он сделал несколько шагов, и понял, что продолжать путь сейчас не сможет. Нужно передохнуть – хотя бы час-другой. Слишком ломило суставы, а головная боль не прошла окончательно даже здесь, на лугу.

Но стоило юноше опуститься в траву, как его глаза закрылись сами собой. Последнее, что почувствовал Вит – это шевеление у него за пазухой: котенок решил, что на всякий случай будет лучше забраться в убежище понадежнее.

Стоило Виту провалиться в тяжелый, болезненный сон, как над лужайкой снова раздались тихие звуки гитары и скрипки. Но этого он уже не слышал.

* * *

Корвин шел по следу Вита, не меняя своего нынешнего облика. В конце концов, дело происходило днем, а не ночью. А всем известно, что на кромке самое опасное время суток – именно день. Ночью нечисть прячется по своим логовам, уползает в щели и норы – и в городе начинается вполне нормальная жизнь. И лишь немногие отважатся выйти из своего дома днем – разве что какие-нибудь вампиры, которые, вопреки всем легендам, нечувствительны к солнечным лучам. Или – оборотни вроде него, Корвина. Или – контрабандисты, этим ничто не указ.

Но сейчас «кромешнику» будет лучше передвигаться по городу в виде саблезубого кота – по крайней мере, эта внешность может отпугнуть мелкую и слабую нечисть – вроде того «демона» в метро. Едва завидев Корвина с кошкой на загривке, тварь с фасеточными глазами постаралась убраться как можно дальше. И правильно сделала – если бы демон захотел сразиться с Корвином прямо в своем некрополе, то не продержался бы и минуты.

Жаль только, что эта тварь была всего лишь животным – хитрым, изворотливым, но все же зверем – в гораздо большей степени, чем та же Лукреция, неплохо устроившаяся на загривке саблезубого. Иначе можно было бы отловить монстра и как следует порасспросить его о человеке, проходившем здесь менее суток назад.

Эскалатор, движущийся вниз, помехой для Корвина не стал – он проскочил лестницу в несколько мощных прыжков. И, озираясь по сторонам, выбрался на поверхность.

Куда мог последовать мальчишка?

Самым неприятным вариантом оказалось бы, если он двинулся по Среднему проспекту в ту сторону, где располагалось Смоленское кладбище. Мир призраков на Смоленке мог оказаться для него непереносимым – и первое посещение кромки наверняка оказалось бы для Вита последним. Сами по себе призраки не могут нанести вреда человеку, но захватить сознание, подчинить разум того, кто неопытен в магии, им вполне по силам. И в этом случае – почти что наверняка – незадачливый путешественник найдет свою гибель на дне речки Смоленки или окажется похороненным заживо в одном из сырых и мрачных склепов.

Но нужный Корвину след ауры тянулся в противоположную сторону. Там тоже было полно опасностей – особенно, в дневное время. Но, по крайней мере, если не идти к Эрмитажу и Невскому, вполне можно остаться в живых.

У колонны, посвященной победе боевых магов над Наполеоном – победе, о которой в реальном мире не знал почти никто, и уж точно никто из непосвященных – Корвин ненадолго задержался.

Кажется, здесь задержался и его подопечный. След ауры пересекался с каким-то иным. Что ж, именно этот скверик – одно из достаточно спокойных днем мест. Сюда часто заходят подгулявшие студенты, и, если бы кто-то из них понял, что происходит с Витом, мальчишка был бы спасен. Но, скорее всего, этого не случилось – след тянулся дальше, к мосту.

Корвин еще раз бросил взгляд на колонну. Графа Сен-Жермена он лично не знал, зато с Прудниковым как-то раз пришлось пересечься, маг был «кромешником», хотя никогда не входил в «Третью Стражу», больше того, в свое время он склонился на сторону Сообщества, Светлых, разумеется. Скульптор явно польстил Прудникову – в жизни тот был довольно грузным и неповоротливым, что никак не вписывалось в образ боевого мага. Однако же он был одним из лучших боевых Магов не только России, но и Европы, его трактаты не устарели и до сих пор.

Исчез Прудников совершенно неожиданно, во время великой неразберихи в начале прошлого века. В те годы кромка почти обезлюдела, начались пожары и внезапные смерти. Корвин уже в то время мог жить и здесь, и в текущей реальности, хотя, как любой из «кромешников» в те времена, он затруднился бы сказать, где именно легче выжить. Такое уж было непереносимое время.

Что до победителя наполеоновских магов, так и не отыскавших в пустынях Египта и Палестины Святой Грааль, то «мещанин Прудников» просто исчез, растворился среди пожаров и бедствий. Во всяком случае, в реальном мире он больше не объявлялся, на кромке – тоже. В те времена погибло множество магов самого высокого полета и, вероятно, он стал одним из них – такие, как он, живут долго, они почти что бессмертны – если только сумеют отвести от себя все шальные пули.

Но, вполне возможно, Прудников просто постарался навсегда удалиться от дел.

…Сфинксов Корвин миновал совершенно беспрепятственно, на него, как и на любого представителя кошачьих (пусть даже оборотней) могли обратить лишь благосклонное внимание. Но сейчас этого Корвину не требовалось. А вот каким образом они пропустили Виталия, которого, похоже, вначале призвали к себе, осталось для Корвина неразрешимой загадкой.

Однако след Вита тянулся дальше, к мосту. Что ж, значит, он последовал к Новой Голландии, в места, которые здесь, на кромке, звались не иначе как «Собачьей Слободой» – и было это очень скверно. Единственное, что придавало Корвину сил – то, что след ауры принадлежал живому человеку. Хотя здесь и ошибиться недолго. Но понять, что тот, кого ты ищешь, уже мертв, было бы просто невыносимым. Слишком мало в мире осталось тех, кто может ходить по кромке, и каждый из «кромешников» – будь то «нейтрал», сторонник пути Света или Тьмы – был своим, неповторимым и единственным.

«Адские гончие» не заставили себя долго ждать.

Корвин уже собирался проследовать за своим подопечным по набережной канала, обходя Новую Голландию против часовой стрелки – но именно в этот момент из подворотни вынырнуласобачья стая. На сей раз «гончих» было как минимум двадцать, и пропускать большого хищного зверя они явно не собирались.

«Прячься!» – мысленно скомандовал Корвин Лукреции, но кошке особого приглашения было не нужно. Она спрыгнула с загривка саблезубого и одним махом с совершенно непостижимым даже для ее племени проворством оказалась на том берегу канала, около готического замка, который в реальном мире был Новой Голландией.

Лукреция вскарабкалась по стволу стоящего вблизи дерева, уселась на ветке и угрожающе зашипела оттуда. Тем временем стая выстроилась полукругом. Один из псов – вероятно, вожак – зарычал на Корвина, тихо и утробно, и в этом рыке «кромешнику» почудилась дикая и неизбывная тоска.

«Что, собачки, давно вам не было хорошей трепки? – подумал Корвин. – Сейчас мы упущение восполним…»

Он был совершенно прав: эти псы понимали только одно – силу. Справиться с ними как-то иначе было просто невозможно, Конечно, наилучшим вариантом представлялась экспедиция в Собачью Слободу нескольких десятков сильных магов, после чего от псов остались бы одни обугленные кости. И такие экспедиции организовывались, причем не раз.

Но проходила неделя-другая – и «адские гончие» появлялись снова, будто из воздуха зарождались.

Видимо, пока в текущей реальности будут существовать всевозможные гопники и сбивающиеся в стаи наркоманы, здесь будет существовать и Собачья Слобода. Между прочим, как слышал Корвин, такие гадюшники кое-где все-таки извели под корень – например, на кромке в Тегеране или в Шанхае. Но в Петербурге слобода процветала…

Он вздыбил шерсть и в свою очередь, зарычал на псов. Те слегка попятились – все, кроме вожака. Матерый пес слегка приоткрыл пасть – и неожиданно бросился на саблезубого, увлекая за собой всю стаю.

В таких схватках все решает первый удар. Именно поэтому, когда вожак с визгом взлетел в воздух, подброшенный ударом мощной когтистой лапы, исход можно было предсказать.

Стая набросилась на Корвина с нескольких сторон, псы старались вцепиться в бок саблезубому, оттеснить его к ограде канала. Воздух заполнился рычанием и воем.

Через полминуты трое псов отползало обратно, во дворы слободы. Эти были не жильцами – их вполне могли разорвать на куски свои, как только закончится драка. Еще две собаки больше никуда не двигались – оборотень пропорол их когтями.

А через минуту стая, словно бы повинуясь какому-то инстинкту, прекратила нападение, оставив Корвина на поле боя в окружении убитых и умирающих «гончих». Видимо, теперь у стаи появится новый вожак.

Саблезубого тоже потрепали в схватке: на левом боку оборотня виднелись две глубокие раны. Но ни один из псов не сумел добраться до его горла.

«Дойти до более-менее безопасного места и перекинуться в человека. Немедленно! До чего же я устал…» – думал Корвин, озирая последствия сражения.

«Идем», – отдал он мысленный приказ кошке. Та, впрочем, решила, что благоразумнее будет последовать за Корвином по другому берегу. И лишь когда Собачья Слобода осталась позади, Лукреция вновь перепрыгнула канал и пошла рядом с тяжело дышащим саблезубым котом.