Когда они пришли, наш мир был разделён. Государства сами определяли свою политику по отношению к пришельцам. Правда, существовала ООН, но она была скорее техническим органом, фиксирующим разногласия между народами, нежели объединяющим центром, представляющим согласованное мнение землян. Поэтому инопланетянам так легко удалось реализовать свой план. Несогласованность и шкурные интересы отдельных политических группировок, незрелое мышление народов, ксенофобия, зависть, ненависть, короче, всё, что скрывало наше коллективное бессознательное — вот причина того, что старый миропорядок пал, пал легко и незаметно для сторонних наблюдателей и обителей этого замшелого уголка на краю галактики, гордо именуемого Землей. Мы не заметили, как превратились в реликт, предназначенный сначала для изучения, а затем для полного и окончательного уничтожения, тихого, цивилизованного и в высшей степени сострадательного. Своего рода вселенская эвтаназия, когда врач, заботливо глядя в глаза безнадёжно больного, делает ему смертельный укол и улыбаясь, говорит, что сейчас боль отступит, не уточняя, что она исчезнет навсегда вместе с жизнью. Всё бы ничего, да только пациент не желал своей смерти. Но таково было решение врача и жертве ничего не оставалось как только умереть. Странно, что подобное произошло с Землёй. Странно потому, что мозг отказывается это воспринимать как объективную данность. Геноцид планетарного масштаба должен бы поражать своей чудовищностью, однако он не вызывает ничего, кроме... Кроме чего? Миллиарды тихо исчезли, пока мы, как неразумные дети, играли предложенными нам сверкающими побрякушками и думали, что достигли вершин галактического прогресса. Но почему мы, отчего такое разделение, ведь мы были в их числе, мы тоже прошли через лагеря рекреации и только по счастливой случайности остались в живых, вырвались из заботливо устроенного чужим разумом ада, так не похожего на босхов ад. Вырвались и пришли к тем, кто изначально избрал сопротивление, в ситуации, поражающей своей абсолютной проигрышностью, ибо кто мог долго сопротивляться мощи невообразимо опередившей нас цивилизации. Удивительно, но они сумели, и не только сопротивляться, но и наступать. Попав в положение вестготов, оттеснённых арабами в непроходимые теснины гор, они избрали путь борьбы, жизни во имя реконкисты, и не просто удержались, но начали медленное, планомерное и неумолимо-необратимое наступление, возвращение-приращение земель. Да так, что вскоре пришельцы были вынуждены признать силу сопротивления землян.

Однако старый мир пал, прошлое отошло в область преданий, мёртвым было предоставлено право погребать своих мертвецов и с той, и с другой стороны были теперь совершенно иные люди. Жизнь до пришествия спала подобно шелухе, усыпав погребальным саваном тучную землю, щедро удобренную мириадами человеческих тел. Вселенская гекатомба, мать её. Миллиарды погибли, миллиарды существовали в призрачном раю, постепенно исчезая, но не замечая своего исчезновения и миллионы сражались за право свободного существования под солнцем. Мы существовали в мире первых, но бежали в мир последних, вырвавшись из цепких объятий неумолимо приходящей смерти. Спастись, чтобы сражаться и умереть. Выбор невелик, но существенным моментом здесь была сама свобода выбора, где, когда и при каких обстоятельствах ты прекратишь своё существование. Дороги, которые мы выбираем различны, но тем, кто решится идти путём борьбы, предстоит пересечь границу, отделяющую обречённость от надежды. Имя ей - Полоса. Полоса Отчуждения.

Полевые укрепления вдоль полосы отчуждения строились по образцу римских военных лагерей - ничего постоянного. Наступление сменялось контрнаступлением, полоса словно дышала, выдох следовал за вдохом, она то перемещалась вперёд гигантским броском, или мелким семенящим шагом, то прыгала назад, не выдерживая усиливающегося давления противника и вслед за её движением передвигались пограничные укрепления землян. Борьба на передовой представляла собой не прекращающееся движение и бесконечное строительство укреплённых лагерей. Утомительное однообразие: смерть во всех своих разнообразных проявлениях, чудовищной силы вспышки излучателей, бронированные машины, непривычной для человеческого глаза конструкции, бесшумно плывущие над землёй, бледные тени энергопризраков, мгновенно выжигающие на сотни метров вокруг себя всё, даже сам воздух, и в промежутках между столкновениями возведение очередного защищённого лагеря. Работа не для интеллектуалов, всегда одно и тоже, ров, вал, стена из металлокерамических плит, стальные ежи перед валом, мины-ловушки, деструкторы материи в миниатюре, энергощиты, стационарные и мобильные, тяжёлые излучатели на самоходных платформах по всему периметру, многоствольные ракетные установки на приземистых вышках. И всё это только до нового прорыва с их или нашей стороны. Правда, многие просто не доживали до этого момента. Напряжение противостояния было столь велико, что приходилось постоянно менять личный состав линейных подразделений. Бывало и так, что в бой шли люди, не успевшие просто познакомиться друг с другом. Потери были ужасающими. Полоса пожирала людей, она питалась жизнью, кормилась трупами, и подъедалась падалью. Голод её был ненасытным, жажда неутолимой. И всё же перелом в этой войне наступил. Медленно, почти незаметно, люди отвоёвывали у пришельцев свою землю и свою свободу.

Лагерь ночью не освещался, завсегда хватало того света, что исходил от полосы. Всякий предмет, попадавший в поле её действия, источал призрачное сияние, кроме того, в пределах видимости всегда болталась парочка иммобилизованных энергопризраков, переливающихся разноцветными огнями, подобно рождественским елкам. Их движение внешне хаотичное и бесцельное, на самом деле подчинялось вполне волевым импульсам. Энергопризраки в фазе ремиссии напоминали шкодливых щенков, весело и с интересом исследующих новый для них мир, полный таинственных вещей и неведомых пока опасностей. Не имеющие определённой формы, они то растекались по земле, то растягивались в длинные ленты, то поднимались вертикально, формируясь в подобие человека, одетого в свободного покроя одежды и так перемещались, не касаясь почвы, но всегда в пределах видимости наблюдателя. Иногда они приближались к стене и, если можно так сказать о не имеющей плоти и органов зрения субстанции, заглядывали внутрь.

Очевидцы утверждали, что могли разглядеть их лица и чувствовали волны симпатии и любопытства, исходившие от сгустков энергии. Научники из SRD (Специальных исследовательских отрядов) всерьёз рассматривали предположение о разумности энергопризраков, полагая, что они были порабощены пришельцами именно в силу их разрушительной мощи, либо последние просто не нашли способа их уничтожения, но сумели подчинить своим интересам. Правда, полевые исследования для подтверждения или опровержения этой гипотезы не проводились по причине смертельной опасности для исследователей. Никто безнаказанно не мог приблизиться к энергопризраку. Переход от полного покоя к испепеляющей ярости был мгновенным. Опять же, предполагали по этому поводу научники, видимо пришельцы «встроили» в каждого представителя полевой формы жизни некий механизм, управляющий эмоциональной сферой энергопризрака и делающий его совершенной машиной уничтожения. Впрочем, возможно, энергопризраки были просто одной из множества боевых машин, применяемых пришельцами против посмевших сопротивляться их власти аборигенов.

Затишье в полосе отчуждения наступало неожиданно, неожиданно и прекращалось. Казалось, не знающий усталости молох войны вдруг уставал от однообразной работы и отправлялся передохнуть, оставляя без присмотра порученных ему живых существ, которые, в отсутствии всевластного надзирателя сразу же бросали опротивевшее им занятие. Но кровавый пастырь никогда не исчезал надолго. Отдохнув, он возвращался и снова раскручивал чудовищные жернова истребления.

Три часа назад здесь было жарко. Очень жарко. С десяток «веретён» неожиданно прорвались сквозь передовые укрепления, расчищая дорогу энергопризракам. Через несколько секунд в местах прорыва плотность отмобилизованных призраков возросла в сотни раз. Плотные пылающие колонны вознеслись к небесам, изгибаясь, они стремительно неслись к местам прорыва. Достигнув разрывов в силовых заграждениях, колонны плавно наклонились и рухнули, сжигая все, к чему прикоснулись. Горящие плети хлестнули по земле, распавшись, они превратились в огненные торнадо, безумно пляшущие по всем направлениям. Вслед за энергопризраками в прорыв устремились основные силы пришельцев.

Неповоротливые «черепахи», прикрытые толстой сверхвязкой броней, стремительно перемещающиеся «многоходы» и целые выводки «веретён». Торнадо разбежались в стороны, расширяя захваченное пространство, «веретена» один за другим исчезали, вгрызаясь в землю, «черепахи» сгруппировавшись в колонны, ползли вслед за торнадо, прикрываемые с боков неровными цепями «многоходов». Оборонительная система землян разваливалась на глазах. К полудню ситуация осложнилась настолько, что тактический командующий укреплённого района лично прибыл в командный центр оперативного командования. Оперативный командующий встретил его у стереокарты, на которой в интерактивном режиме отображалась складывающуюся обстановка.

- Молчи, вижу сам, - тактический командующий остановился у карты, заложив руки за спину. - Дело плохо.

- Нам удалось приостановить продвижение противника на южном участке и задержать в центре, - оперативный командующий встал рядом с тактическим, - но на северном они успешно продвигаются вперёд. По фронту мы пока держимся, хотя, если не сможем ликвидировать прорыв, то удержать сектор будет проблематично.

- Да, они нас поймали. Никогда не видел столько энергопризраков в одном месте.

- Неожиданность, чреватая для нас. Мы думали, что основательно изучили их и ошиблись.

- Продержитесь ещё час, от силы два. Мы перебрасываем резервы для ликвидации прорыва. Все, что есть под рукой. На многое не рассчитывайте. Стратегический резерв задействован не будет. Общее командование предполагает, что это наступление, возможно, и было предпринято с целью ослабить оборону на остальных участках. Оттянуть наши силы сюда и нанести мощный удар в другом месте. Поэтому стратегические резервы останутся неприкосновенными.

- Нам здесь мало не покажется. Контрнаступление будет тяжёлым. Они успевают укрепиться. Судя по данным электронной разведки защитная сеть почти готова. А выковыривать «веретена» из земли, сами знаете, крайне трудно.

- Придётся постараться, командующий. Легко только мёртвым. Жизнь - это страдание и никто не докажет обратное. Я останусь у вас.

- Есть хотите?

- Не голоден, а вот от чая, пожалуй, не откажусь.

- В столовой или в кабинете?

- Нет, пусть принесут сюда.

Когда огненный столб завис над лагерем, Филин успел только крикнуть: - В укрытие, мать вашу! - и закатился под станину лафета осадного излучателя, где был оборудован специальный защитный отсек, представлявший собой ящик, изготовленный из листов металлокерамики, обшитый изнутри микропористым теплоизолирующим материалом.

Импровизированное укрытие было оборудовано автономной системой кондиционирования, снятой с бронетранспортёра и рассчитано на несколько человек. В это раз в него успел попасть только один. За секунду до того, как неистовое всё уничтожающее пламя пало на лагерь, Филин захлопнул крышку и активизировал замок. Он оказался в полной темноте. Защитный отсек не пропускал звуков, но Филин, даже не слыша ничего, точно знал, что происходит за крепкими стенками убежища. Адский огонь превращал всю органику в прах, в тускло-серую пыль, а ужасающий визг и вой, сопровождавший атаку энергопризраков, лишал уцелевших (если такие оставались) слуха, зрения, способности двигаться, сводил с ума. Пережить такое было невозможно, но случалось, что люди выживали. Жили они, правда недолго. Через несколько часов или суток тела начинали гнить и распухать и выжившие погибали в ужасающих мучениях. Поэтому каждый боец имел в индивидуальном медицинском комплекте «иглу счастья», шприц, наполненный быстродействующим ядом, позволяющим уйти из жизни легко и без всякой боли.

Филин не долго оставался в полной тьме. С тихим щелчком сработало реле и темноту разогнал тусклый свет маленького светильника. Филин лежал, не двигаясь. Закрыв глаза, он считал про себя. Дойдя до ста, Филин решил, что надо будет ещё немного подождать, и продолжил счёт. На двухстах пятидесяти трех, он повернулся на правый бок и разблокировал замок. Приоткрыв крышку, прислушался. Было тихо, насколько может быть тихо на передовой. Звук боя звучал приглушенно, из чего Филин заключил, что пришельцам удалось вклиниться вглубь обороны землян на значительное расстояние. Кроме этого бесконечного гула, других звуков слышно не было, и Филин, подняв крышку полностью, выбрался наружу.

Лагерь внешне не изменился. Орудия стояли на том же месте, где и находились перед атакой энергопризраков, хозяйственные постройки, блокгауз, казармы не имели следов разрушения. Даже флаг также гордо трепетал на флагштоке под порывами ветра. Только теперь он развевался гордо и одиноко. Резко пахло озоном. И все вокруг - хозяйственные постройки, блокгауз, казармы, орудия, земля, - было покрыто тонким слоем серого пепла. Граница пепельного савана проходила прямо у носков его ботинок. Вылезая из укрытия, Филин опирался руками о землю, теперь на том месте остались чёткие отпечатки его ладоней. Филин осторожно потёр ладонь о ладонь, стряхивая прах человеческой плоти со своих рук. Повернувшись, он прошёлся по станине до выдвижной лестницы, быстро поднялся до рубки управления огнём и упал в в кресло оператора.

Система наведения была включена. Тихо гудел вычислитель, на пульте светодиоды мигали разноцветными огоньками. Придвинув панорамный прицел к глазам, Филин взялся за ручки джойстиков управления. Орудие было направлено в сторону укреплений противника. Разворачивая орудие влево, он смог оценить последствия прорыва. Последствия, надо признать, были ужасающими. Пришельцы не спеша укреплялись на захваченном пространстве. В прицел Филину было видно, что они уже почти завершили сборку защитной сети. Структурные элементы сети, «веретена» светящейся тучей висели над землёй. Время от времени, одно из веретён падало с басовитым гудением вниз. Погрузившись в почву на определённую глубину, «веретено» выбрасывало бледно-жёлтый энергетический протуберанец, соединяясь таким образом с ближайшим от себя «веретеном». Падение «веретён» казалось хаотичным, но не было таковым на самом деле, в проекции «веретена» объединялись в правильные шестигранники, составляя ячеи сети. Незадействованные в процессе сборки сети «веретена» группами и поодиночке летали в разных направлениях по периметру «тучи». Они двигались, на первый взгляд, совершенно беспорядочно, но, приглядевшись, можно было уловить в этом рваном, пересекающемся, разнонаправленном движении некий внутренний ритм, непонятные для постороннего зрителя правила и ограничения. Суетливое мельтешение светящихся ромбов, выбрасывающих при полете дрожащие энергощупальца завораживало и отвращало. Завораживало всплесками скрытой мощи, проявляемой при каждом выбросе энергетических «ложноножек» и отвращало абсолютной чуждостью всему человеческому, рождая в душе неприятное чувство прикосновения к нереальному, несуществующему, но тем не менее, присутствующему в рациональной реальности мира. Филину показалось даже, что все это ему снится и, чтобы проверить внезапно возникшее подозрение, он со всей силы шарахнул кулаком по бронированной стенке кабины. Боль, пронзившая руку, была такой сильной и такой настоящей, что Филин даже зашипел от злости. Нет, он не спал, и все, что он видел сквозь оптический усилитель прицела, существовало не в его воображении, а на самом деле.

-Черт, - выругался Филин, вдруг вспомнив то, что должен был сделать, - черт, черт, паратранк.

Он должен был проверить наличие ампул паратранка в автоматическом инъекторе. Паратранк или паратранквилизатор адаптировал человеческое сознание к нечеловеческим условиям полосы. Инъекция паратранка оказывала свое защитное воздействие в течение шести часов, на столько была рассчитана стандартная доза при медленном непрерывной поступлении паратранка в организм. Снижение уровня транквилизатора в крови приводило сначала к дежавю-синдрому, а потом, если человек не получал очередную дозу препарата, вызывало страшнейший кататонический приступ, гарантированно сводивший несчастного в могилу.

Инъектор рассчитан на четыре ампулы. Когда расходуется последняя, раздаётся громкий предупреждающий сигнал, говорящий о том, что необходима смена кассеты с ампулами. Максимальная продолжительность относительно комфортного существования человека после прекращения поступления транквилизатора в кровь - тридцать минут, в состоянии дежавю-синдрома до одного часа. Наиболее сильные выдерживали почти два. Но Филину столько не продержаться. «Тремор рук есть первый симптом начинающейся перегрузки мозга в результате неспособности его правильно обработать и интерпретировать поступающие зрительные образы и звуковые колебания. Невозможность адаптации вызывает сначала ощущение нереальности происходящего, постепенно приводящее к состоянию «дежавю» или твёрдому убеждению, что все увиденное и услышанное реципиентом уже однажды с ним происходило. В случае неоказания экстренной медицинской помощи пострадавший испытывает сильнейший психосоматический шок, заканчивающий кататоническим припадком и смертью».

Тремор рук. У него дрожат руки. Филин посмотрел на часы, совмещённые с индикатором инъектора. Цветовой столбик переместился из зелёной области в жёлтую. Прошло семнадцать минут. Через тринадцать минут у него начнётся лёгкое расстройство памяти и галлюцинации. Почти незаметный кретинизм будет прогрессировать и через примерно двадцать девять минут он превратиться в мычащее и пускающее слюни животное. Ужасающая перспектива. Спасти его только ампулы, полные паратранка.

Ампулы хранятся в медицинском секторе склада. Для того, чтобы до него добраться, ему придётся пересечь открытый со всех сторон плац. Ему придётся рискнуть показаться, а, значит, возможно, превратиться в мишень и кроме того, ему придётся бежать по тому, что недавно было его боевыми товарищами. Но без дозы паратранка он умрёт, умерев же, не сможет отомстить за смерть своих друзей, смерть быструю и страшную.

Филин выбрался из отсека управления орудием, спустился вниз. Перед ним лежал плац, засыпанный пеплом. Мысли начинали путаться. Филин вдруг осознал, что он уже стоял так, не решаясь сделать первый шаг, наступить на остатки того, что ещё недавно было живой человеческой плотью. Вслед за этим осознанием он вспомнил, как бежал по плацу, пригнувшись, неровно и тяжело дыша, бежал не прямо, а каким-то диким, заячьим зигзагом, то пригибаясь низко, то приподнимаясь и нервно оглядываясь.

Пот стекал частыми струйками по лицу, попадал в глаза и острая щиплющая боль заставляла его часто моргать. Когда Филин преодолел две трети пути, он вспомнил, что забыл автомат в отсеке управления и вспомнил, что вспоминал об этом. Однако вернуться назад он не смог бы, потому что, возвратилось к нему знание о происходящем с ним в будущем, которое есть настоящее, у него на обратный путь не хватило бы сил. Он продолжал бежать, пока не достиг стены казармы и не упал в изнеможении. Здесь ему следует отдохнуть немного, после чего пройти вдоль стены налево, свернуть за угол, и пройдя эту казарму, затем вторую, увидеть приземистое здание первого вещевого склада.

Склад специального оборудования размещается в следующем блокгаузе. Замки обыкновенные, механические. У него нет ключей, поэтому открыть их ему не удастся. Ему придётся идти к казарме, к тому месту, где на пожарном щите можно раздобыть лом и топор. Возвратившись к складу, он будет долго и неумело сбивать огромный чёрный замок. Легче было бы использовать электронные замки, но они постоянно ломаются из-за ЭМИ. электромагнитного импульса. Зачастую старое не значит отсталое. Вход в медицинский сектор перекрыт металлической дверью с кодовым замком. Кода он не знает, но открыть замок не составит особого труда. Он думает, что не составит. Кнопки от постоянного использования стёрлись. Код четырёхзначный, три цифры, одна буква. С буквой все ясно, она одна, с цифрами придётся повозиться, главное, запоминать, в какой последовательности он их набирал. Ошибка, снова ошибка... букву первой, последней, второй, четвёртой или третьей? Не получается... не получается... все... надо рассуждать логически... а с логикой у нас проблемно. Попробуем так, не получилось, попытаемся снова и снова, снова, опять, в последний раз, в предпоследний, он повторяется... не помню предыдущую комбинацию... получилось...

Филин пришёл в себя и обнаружил, что сидит привалившись к ребристым пластиковым ящикам. Избитое такое выражение, часто употребляемое: « обнаружил, что», но тем не менее, Филин обнаружил, что сидит, привалившись к ребристым пластиковым ящикам с яркими красными надписями на стенках «Оборудование. Перемещать строго в специальной защищённой таре». Ящики громоздились в проходах между стеллажами, ограничивая свободный доступ к полкам, составленные в неаккуратные штабеля, грозили рухнуть в любую минуту. Обозревая эту апокалиптическую картину то-ли подготовки к поспешному бегству, то ли торопливой разгрузки поступившего груза, Филин проникся титанической сложностью стоящей перед ним задачи. Он не сможет найти быстро ампулы паратранка в этом кажущемся хаосе ящиков, коробок и пакетов. Он просто не знает, что где лежит. Ему остаётся только бесцельно бродить между стеллажами надеясь, в расчёте на свою интуицию, что поиск не затянется надолго. Он поднимется, цепляясь за ящики и побредёт от стеллажа к стеллажу, рассматривая бесчисленное количество разноцветных упаковок, снизу вверх, насколько позволяет взгляд, и будет идти, пока не истечёт оставшееся на жизнь время, а затем исчезнет. Навсегда. Нет. Этого они не дождутся. Ярость подняла его на ноги. Филин ухватился за ближайшую к нему стойку и двинулся вглубь склада. Ампулы паратранка хранились в специальных контейнерах, окрашенных в темно-синий металлик. Четыреста индивидуальных комплектов в каждом контейнере, сорок ампул в каждом комплекте. Ставлю шестнадцать тысяч на спасение и ноль целых одну шестнадцатитысячную на то, что ты их вообще найдёшь. Надежда на спасение исчезающе мала.

Филин, тяжело дыша, опустился на пол. Ему нужна небольшая передышка. Надо отдохнуть, отдышаться, пересидеть свинцовую тяжесть, навалившуюся на плечи. «Глаза в кучу, мысли разбежались», - вспомнились Филину слова матери. Она повторяла эти слова каждый раз, когда маленький Филин возвращался домой в рваных штанах, или перемазанных грязью рубашках. «И где ты грязь находишь, на улице же сухо» - укоризненно смотря, мама стаскивала с Филина испачканную одежду и слегка хлопала непутёвого сына по большой стриженой голове. В детстве Филина не звали Филином. В детстве у него было имя, была фамилия. Витя Коротаев. Да. Виктор Северинович Коротаев. Витя Коротаев любил читать фантастику и очень сильно не любил математику. В школе алгебру и геометрию преподавала завуч, Анна Михайловна, строгая до озлобления женщина. Витя боялся ее страшно. Даже выполнив домашнее задание, он сидел на ее уроках, изнывая от страха быть вызванным к доске. Страх его усиливался оттого, что мама Вити тоже была учителем. Учителем химии. И к большому несчастью для мальчика Вити, она работала в той же школе, где учился ее сын. А сын учителя обязан соответствовать высокому званию родителя. Поэтому завуч Анна Михайловна регулярно информировала Валентину Петровну об успеваемости Вити Коротаева. Старая крыса. Филин представил, с какой змеиной ухмылкой завуч рассказывает маме о полученной сыном тройке. Дрянь. Он ненавидел эту полную женщину так же сильно, как ненавидел в пятнадцать лет. Хотя что ему сейчас до этой старой, бесполезной ненависти. Он должен искать контейнеры. Контейнеры синего металлика, с ярко-алой надписью на бортах, большими правильными буквами: «ПАРАТРАНК»

Но подняться он не успел.

Сиана Ун отвлеклась от созерцания конвейера опор силового скелета, отметив краем зрения тень движения на боковом экране. Перебросив картинку на ходовой экран, она предельно увеличила изображение, пристально рассматривая боевое укрепление уходящих, очищенное испепеляющим огнём гоах два рат назад, стараясь обнаружить хоть что-то, способное самостоятельно перемещаться. Укрепление казалось безжизненным, но Сиану Ун привлекло одно из больших орудий, расставленных по периметру укрепления. Только это орудие было развернуто в сторону формируемого скелета. Никто из уходящих в этом укреплении не успел добраться до своих чудовищных машин разрушения, следовательно, заключила Сиана Ун, в нем наверняка остались выжившие, способные сорвать или серьёзно затруднить возведение защитного контура таат. Сиана Ун передала командование своему заместителю Син Кану, объяснив свое решение желанием осмотреть стоор, место последнего утешения уходящих. Син Кан, выслушав Сиану Ун, только неопределённо хмыкнул в ответ. Сиана представила себе выражение лица Кан Сина в этот момент. Ироничная улыбка и многозначительно приподнятые брови. Сиана Ун, известная своей чрезмерной даже для для устроителей сентиментальностью, осматривает подлежащий обязательному уничтожению объект на предмет возможного занесения оного в реестр сохранённых артефактов. Хотя она прекрасно знает, что сооружения и предметы, не включённые в утверждённую концепцию генеральной планировки, утилизируются без остатка. Тем более, сооружения и предметы, свидетельствующие о насильственной природе ухода.

Сиана Ун улыбнулась. Син Кан, подобно большинству устроителей, относился к типу технарей-профессионалов, ограниченных в своих рассуждениях пределами должностных инструкций и производственной необходимостью. Они способны качественно и в установленный планом срок завершить процесс ухода, провести отделочные работы, подавить сопротивление уходящих и искренне полагают, что этого вполне достаточно для специалистов их класса. Достаточно для продвижения по карьерной лестнице. Они мыслят раз и навсегда определёнными шаблонами и не способны выйти за рамки привычных затёртых истин. Они так похожи на животных, инстинктивно реагирующих на опасность, когда она угрожает их жизни, и успокаивающихся в тот момент, когда угроза их беспроблемному существованию исчезает. Их самодовольная уверенность в своей исключительности делает их таким предсказуемыми. Предсказуемыми и скучными до тошноты.

Сиана посадила бот рядом с заинтересовавшим ее орудием разрушения уходящих. Вблизи оно казалось ещё уродливее и отвратительнее. Скрытая в его нелепой конструкции сила подавляла и восхищала одновременно. Сиана попыталась вписать орудие в точно выверенную картину будущей экспозиции и с огорчением отметила, что эта машина разрушения резко диссонирует с основной темой ностальгической грусти, заявленной разработчиками в плане реконструкции планеты. Жаль, что она не сможет сохранить эту часть быта уходящих, видимо, весьма важную для них, судя по тому, насколько они ею увлечены. Умело выстроенная композиция показала бы мир уходящих в новом, неожиданном ракурсе, раскрыла бы доселе неизвестные грани их характера, обнажила бы их душу, переполненную первобытной яростью и поражающую искренностью и животной силой чувств. Сиана не раз обращалась к членам совета с предложением полнее отражать бытие уходящих через сохранение многообразия форм их материального и духовного творчества и каждый раз ретрограды от искусства отвечали категорическим отказом. Впрочем, настойчивость Сианы Ун никак не влияла на ее карьеру, в совете она считалась талантливым перспективным работником, в отличие от этих распираемых собственной гордостью индюков-устроителей. Сиана мстительно усмехнулась, вызвав в памяти лицо Син Кана. Поэтому она поднялась до руководителя проекта, а ограниченный Син Кан, у которого и опыта и завершённых проектов было больше, чем лет Сиане, до сих пор прозябает в начальниках подразделения первичного обустройства ландшафта.

Сиана не торопясь осмотрела орудие, поднялась по лестнице к рубке управления огнём. Крышка люка была поднята. Она заглянула в тёмное чрево рубки, вдохнула воздух, пропитанный запахом разогретого пластика. Сиана опустилась в кресло оператора. Взявшись за чёрные рифлёные ручки манипуляторов горизонтального и вертикального наведения, она представила уходящего,сидевшего в этом же кресле некоторое время назад, полного решимости уничтожить ее, Сиану Ун и ещё полсотни устроителей, во главе с Син Каном. Кажется, ручки сохранили ещё тепло его ладоней.

Мощь орудия вдохновляла. Такую силу невозможно долго удерживать в бездействии. Сиана крепче сжала ручки. Пожалуй, если она посидит здесь подольше, то не откажет себе в удовольствии разнести в клочья пульсирующее золотом облако, находящееся прямо в центре пересекающихся прицельных нитей.

Сиана глубоко вздохнула и медленно выпустила воздух из лёгких через крепко сжатые зубы, успокаиваясь и приводя душу в состояние безмятежного равновесия. Злоба, чёрной волной захлестнувшая сознание, медленно отступала, откатывалась, отползала в мрачные глубины подсознания. Внезапные приступы ярости мучали Сиану с детства, речь шла о ее жизни, и родители согласились на курс углублённой психокоррекции, мало отличающейся от продолжительной изощрённой пытки. Сиана прошла его до конца и даже не повредилась рассудком, что тоже случалось и даже очень часто, но не излечилась. Это была ее самая страшная тайна, тщательно скрываемая от окружающих. Она научилась контролировать себя, держать в жёстких тисках умственных самоограничений и самозапретов. В мире гармоничных граждан нет места таким эмоциональным уродам, как она. «Идя путём нравственного самосовершенствования, мы совершили революцию, позволившую нам подняться до вершин, прежде недосягаемых. Став частью природного гомеостазиса или всеобщего равновесия, мы воссоздали великую гармонию, равную Золотому веку первопредков. Однако прошлое никуда не исчезло, оно достаточно сильно и порой прорывается сквозь неприступные стены, пользуясь любыми, самыми неприметными лазейками и тогда возникают, словно ниоткуда, нравственные монстры, терзаемые демонами страстей. Долг наш состоит в помощи им, но если средства спасения не приносят должного эффекта, мы, во имя сохранения большинства, обязаны исключить ослабляющий наше общество элемент». Ловкий эвфемизм, подразумевающий физическое устранение. «Идти вслед за уходящим», - другими словами, но о том же. Она могла хранить свою тайну и дальше, если бы с ужасом не поняла, что демоны, столь успешно сдерживаемые ею до сих пор, обретают силу, с которой ей становится все труднее бороться. Однажды они вырвутся на свободу и Сиана Ун погибнет, окончательно и бесповоротно. Потому что в мире идеального психосоциального равновесия любое отклонение от срединного пути подлежит в высшей степени сострадательному исправлению. Нет, она не станет ещё одним досадным исключением, непредусмотренной ошибкой, вовремя замеченной и исправленной. Сохраняющим до нее не добраться.

Сиана разжала ладони. Когда-нибудь ей не удастся сдержать свою ярость и все увидят, что под маской Сианы Победительницы скрывается монстр, подлежащий немедленному уничтожению, но пока этого не случилось, она должна выполнять свою работу. Работу, которую она знает и которая ей очень нравится.

Пепел сохранил следы оставшегося в живых уходящего. Найти его не составляло большого труда. Сиана проследила взглядом ломаную, неровную цепочку следов, оставленную за собой человеком вплоть до стены приземистого, хмурого здания. Уходящий явно терял силы. Возможно, он был ранен либо отравлен вторичным излучением. В любом случае, она, скорее всего, найдёт его мёртвым или умирающим. Другой на месте Сианы повернул бы назад, считая миссию выполненной, но только не она. Сиана никогда не оставляла дело незавершённым.

Люди назвали их совершенными. Пришельцы предложили сотрудничество, ничего не требуя взамен. Не настаивая и не навязываясь, совершенные преуспели в своем замысле. Землян прельстили знаниями и технологиями, подобно тому, как просвещённые европейцы прельщали простодушных дикарей разноцветными побрякушками, забирая взамен их земли и жизни. Люди обрели то, чего так долго и страстно желали - способность управлять неограниченными по мощи природными силами. Чудесные перспективы открылись перед изумлённым человечеством, горизонты исчезли и люди осознали себя частью великой вселенной. Жаль, что все так быстро закончилось. За прогресс пришлось платить. Новые болезни, генетические мутации, эпидемия информационного синдрома. Совершенные и здесь не остались в стороне. Не снимая с себя ответственности за возникшие трудности, они создали комплексы рекреационных лагерей, в которых оказывалась комплексная помощь пострадавшим. Никто и не удивился тому, что незаметно из мудрых наставников совершенные стали полноправными властителями. Национальные правительства добровольно передали им власть, признав неспособность самостоятельно справиться с нарастающими проблемами. Однако не все были очарованы альтруизмом совершенных. Сопротивление возникло сразу. Подпитываемое в начале национализмом и подозрительностью, малочисленное и агрессивное, оно со временем превратилось в серьёзную силу. Страны, отказавшиеся подчиниться власти совершенных, стали территорией сопротивления. Знания совершенных позволили сопротивлению создать военное производство и армию. К тому моменту, когда стало точно известно, что в лагерях рекреации людей не спасают, а уничтожают, сопротивление насчитывало миллионы и миллионы бойцов. Худшие опасения подтвердились, но кому от этого стало легче? Началась война за сохранение того, что ещё можно было сохранить.

...Им нельзя не верить. Встретившись с совершенным, ты понимаешь, что такое любовь. Любовь и всепрощение. Не приземлённая, плотская любовь, наследие животных предков, неистовство инстинкта, а эфирная субстанция, призрачный пламень, сплав невинности и божественно откровения. Невидимое для глаз сияние сопровождает появление совершенного. Даже не видя совершенного, ты всегда ощущаешь его присутствие. Его душа не знает лжи, доброта и мудрость суть его души. Совершенный похож на ангела, сошедшего с небес...

Филин ждал. Пистолет бесполезным куском металла лежал около его руки. Одиночество кончилось. Рядом с ним был совершенный. Совершенный склонился над ним.

- Ты умираешь, - сказала Сиана.

- Пожалуй, что так, - Филин попытался улыбнуться, но улыбка его была похожа на оскал волка, ощерившего клыки.

- Я могла бы тебе помочь, - Сиана отступила на шаг назад и села на контейнер с паратранком.

- Чем?

- Успокоить боль. Помочь уйти, - уточнила Сиана.

- Минуя нестерпимые страдания, - Филин хрипло вздохнул. - не мучаясь и без сожалений. Слишком просто для меня... Извини, не желаю...

Они помолчали, потом Филин спросил: - Зачем?

- Зачем, что? - недоуменно переспросила Сиана.

- Зачем уничтожать нас? Ради чего? Ради земли, полезных ископаемых, воды?

- Неизбежное, - просто ответила Сиана, - неизбежное. То, от чего не убежать, не спрятаться, то, чего не забыть, то, что нельзя исправить, предотвратить, предусмотрительно обойти. То, о чем нельзя забыть.

- Не понимаю...

- Оно происходит, - терпеливо разъяснила Сиана, - рано или поздно наступает и не имеет значения, когда оно приходит к вам. С вами это происходит сейчас и с этим нужно смириться, потому что сопротивляться бессмысленно и... бесполезно.

- Убийство разумных? Это не неизбежность, это геноцид.

- Каждый раз вы, уходящие допускаете одну и ту же существенную ошибку. Вы смотрите на нас, как на подобных себе, не признаете в нас нечто большее, чем разумные существа, меряете нас своими несовершенными мерками, играете жалкими погремушками логики, пытаетесь по жалким осколкам истины, попавшей в ваши руки, представить мир в целом. Мы не то, что вы хотите в нас видеть, мы не то, что вы в нас видите, мы не то, во что вы хотите верить. Можно ли применить категории гуманности, морали, человечности, разумности к тайфуну, к любому другому явлению природы, несущему многочисленные жертвы? Вы говорите: «Слепая стихия, ничего не поделаешь». Мы тоже стихия, мы тоже природное явление, но не слепая, а потому не безличная. Мы естественный ход вещей, эволюция, эманация вечных, цикличных изменений. «Зачем» - спрашиваете вы. «Потому что пришло ваше время» - отвечаем мы.

Сиана наклонилась, чтобы ближе рассмотреть уходящего.

Уходящий молчал.

Совершенный поднялся и направился к выходу.

«Сохраняя остатки материальной культуры ушедших, мы не позволяем себе забыть о том, что двигает нами в вечном стремлении к звёздам - трагическое осознание хрупкости нашего бытия...» //Стандартный справочник мемориальных мест Галактики. Издание Восьмое, исправленное.