Света с Викой шли и жаловались друг дружке.

На тётю Настю.

Старшая выгнала их из вагона до первого рейса, заменив другой бригадой и отправив в комнату отдыха при диспетчерской. Сама куда-то пропала, сказав, что ненадолго.

— Только переоденешься, — ворчала Света, — настроишься — и на тебе! Облом!

— Вот-вот, — вторила ей Вика, прыгая через рельсы, в несколько рядов тянущиеся по широкой площади у трёхэтажного длинного здания-ангара, — а я сегодня хотела по замёрзшему Байкалу прокатиться. Знаешь, как красиво? Лёд прозрачный-прозрачный…

— Знаю, — сказала Света. — И ветер, и холодина несусветная.

— Ну и что? А многим — нравится. И вообще, хоть зиму почувствовать, а то одно название, что зима. Ни снега, ни мороза.

— Это у нас, — Света вслед за Викой перебралась через рельсы и подошла к аккуратной кирпичной пристройке — помещению диспетчерской — рядом с закрытыми сейчас огромными железными воротами в ангар, одними из четырёх, — в Оймяконе, говорят, и снега хватает и морозов.

— На Диксоне тоже, — Вика хмыкнула. — У нас-то ещё ладно, а вот в Диспетчерской Зимних Вьюг, девчонки рассказывают, все на ушах стоят.

Она открыла большую стеклянную дверь и пропустила вперёд Свету.

Девушки устроились на жестковатых сиденьях у окна во всю стену. Света сняла фуражку и аккуратно пристроила на коленях. Вика свою просто сдвинула на затылок.

— Ну и где она? — спросила чисто риторически, имея в виду тётю Настю. — Так вот наступят на горло песне и исчезают.

Света хихикнула.

— Песнь вагоновожатой. Горная трель соловья, удушенная суровыми руками детсадовской воспитательницы. То есть, каблуками.

— Ладно-ладно, — посулила Вика, — попробуй хоть раз ещё запеть — звонками зазвеняю…зазвоняю…зазвоню, в общем!

— Злая ты, — укорила Света. — Не успели на горло песне наступить, сразу других зазваниваешь…

— И ничего не злая. Не то, что некоторые: увидят красивую картинку и сразу напевать начинают…

— Можно подумать, тебе кто-то не даёт! — возмутилась Света.

— А у меня так хорошо не получается.

— Так давай вместе. — Вика замялась, но Света настаивала: — Давай-давай, звоночек ты наш трамвайный. Я начинаю:

Вечерний звон, вечерний звон…

— Может, лучше «Хлопай ресницами и взлетай»? — предложила Вика неуверенно, но послушно выдала: — Бом-бом!

— Как много дум наводит он…

— Бом. Бом.

— Какие у меня сотрудницы. И думают, и помногу! — Тётя Настя стояла в раздвижных дверях, ведущих из комнаты отдыха в диспетчерскую. — И поют, к тому же. Впору хор организовывать.

— Угу, — откликнулась Вика. — ТТХ такой. Трамвайно-троллейбусный хор, — добавила в ответ на недоумённый взгляд Света. Как запоём — вся контактная сеть на дыбы встанет.

— Я так понимаю, ты уже знаешь, — сказала ей тётя Настя.

— Да нет, слышала краем уха.

Света непонимающе переводила взгляд с одной на другую.

— Вы о чём? — не выдержала она в конце концов.

Тётя Настя прошла в комнату и присела на кожаный диван, утонув сразу чуть не по пояс в мягкости сиденья.

— Мы вчера посидели, поразмыслили, — сказала она устало. — У нас просто катастрофическая нехватка вагонов. Люди годами не могут сесть в трамвай осени. А это совсем не хорошо.

— А разве нельзя их…э-э…собрать или построить? — Света растерянно подумала, что ни разу не задалась вопросом, откуда берутся эти трамваи. Они казались ей само собой разумеющимися.

— Это не так просто, — тётя Настя потёрла глаза. — Наши трамваи — это обычные вагоны, собранные на заводах. Другое дело, что за время эксплуатации они большей частью ходят в безразличии или злости, или ругани. Иной раз человека толкнут случайно, на ногу наступят — всё, кажется, был бы у него пулемёт — всех бы расстрелял. И оседает негатив холодным бездушием в салоне, на колёсных парах, в кабине. Получается кусок железа на колёсах: в обыденности перевозить может, а чуть дальше уже нет. К счастью.

— А?.. — начала Света, но тётя Настя предвосхитила её вопрос:

— Но бывает, несмотря ни на что, пробиваются от людей душевным теплом доброта и отзывчивость, радость, просачиваются в контактную сеть. И та уже тянется туда, куда человеку хочется. Пусть и неосознанно. Но вагонов таких, к сожалению, один на тысячи.

— И как такое возможно? — Света скептически пожала плечами. — Из ругани и злобы в доброту и отзывчивость.

— Возможно-возможно. Ты лучше о людях думай, они, знаешь ли, в большинстве хорошие. Радость ведь тоже много от чего случается: девушка парню улыбнулась, молодой человек место уступил, ребятишки засмеялись.

— Всё! Так вот, — тётя Настя выпрямилась, и строго посмотрел на девушек, — решено пустить на линии троллейбусы. Дополнительно к трамваю.

— А нас и троллейбусы есть? — удивилась Света. — И много?

— Много, — фыркнула Вика. — Целый один. И то — он больше к Диспетчерской Зимних Вьюг ближе, чем к нам.

— Почему?

— Зимой трамвайные пути часто снегом заметает, приходится снегоочиститель гонять. Троллейбусам в этом отношении проще.

— Ну, во-первых, он у нас не один, их пять, — сказала тётя Настя строго. — А во-вторых— и главное на сегодня — водить троллейбус можешь только ты. — Она ткнула пальцем в Вику.

— Это как так? — не поняла девушка. — А Оксана, Яна, Надя — они что, разучились?

— Оксана дочку родила, Яна замуж выходит, Надя уже на линии, работает. А вот ты…

— Наш троллейбусный столп, — ехидно вставила Света.

Вика показала ей кулак. Было смешно.

— Ты не сильно ехидничай, — продолжала тётя Настя. — Пассажиры у вас будут не совсем обычные, и тебе иметь с ними дело. А они довольно привередливы, холод, кстати, любят.

— Это кто ж с нами поедет? — кротко поинтересовалась Света. — Пингвины?

— Да хоть бы и так, — сказала тётя Настя, и встала: — Ладно, идёмте, девочки.

Они выбрались из уютного тепла диспетчерской в бодрящую прохладу огромного полутёмного ангара — депо — и прошли вглубь мимо большой ремонтной бригады из двух десятков человек, сосредоточенно возившихся среди состава из пяти бело-голубых вагончиков.

Света восприняла это как должное, а вот Вика удивилась:

— Метро? И что под землёй смотреть можно?

— Много что, — загадочно ответила тётя Настя. — Сами потом узнаете. Не отвлекайтесь, мне ещё в садик нужно на работу успеть. У нас сегодня праздник мам.

— У моей подружки у дочки был такой, — припомнила Света. — Говорит, здорово было. Зал цветами и лентами украсили, танцевали, пели, потом рисовали и пили чай.

— Это само собой. Но не только. Хочется, чтобы ребятишки радовались, сделав для мамы что-нибудь хорошее. Сами радовались, не по указке, тогда и хорошие дела им будут в охотку. И мамы, чтобы радовались, от души, не дежурно. Они у нас, кстати, тоже будут выступать — и танцевать, и петь. Знаете, какая радость для мамы, видеть, что ребёнок доволен? А, да…ничего, ещё узнаете. И малыш счастлив, когда мама вместе с ним радуется. А такая радость и прорастает душевной теплотой, о которую потом греются многие, те, кому она не досталась в детстве.

— А как же папы? — не удержалась Вика от шпильки. — Или у вас там дифференциация по половому признаку?

Света промолчала, с интересом рассматривая изящные обводы вагончиков, мимо которых шли.

Тётя Настя усмехнулась и подтолкнула Викину фуражку, так что та съехала девушке на нос.

— Не переживай, мы и пап не забываем, и дедушек с бабушками, даже тётей с дядями. Просто мамы — в первую очередь.

— Прямо целое восьмое марта. — Вика поправила фуражку и чуть отодвинулась в сторонку.

— Нет, — не согласилась тётя Настя. — Ты не путай: у нас праздник мам. А восьмое — женский праздник.

— Ага, праздник — посуду мыть, — тихонько пробурчала Света, вспоминая весенний корпоратив в фирме. Да и все последующие.

— А всё-таки, — сказала Вика, — зачем метро? Станции рассматривать?

— И это тоже, — кивнула тётя Настя. — Они, знаешь ли, очень красивые бывают, особенно у нас в Москве. Или в Гонконге, там, правда, своя красота. Но вообще-то специальный маршрут будет. Жеоды в кружении друз. Это, девочки, я вам скажу — что-то!

«Жеоды — это полости в земле, — припомнила Света, — а друзы — сросшиеся кристаллы на одном основании. Например, аметиста. Или изумруда? Наверное, действительно очень красиво. Вот бы поглядеть! Только почему — в кружении?»

Последнюю фразу, оказывается, она произнесла вслух.

— Потому что не поезд идёт по краю жеоды, а жеоды, вращаясь, нанизываются на состав, и соскальзывают, сменяя друзы одних кристаллов на другие. — Тётя Настя улыбнулась.

— Хочу! — звонко объявила Вика. — Хочу в машинисты! Хочу в жеоды! Хочу в кружение друз.

— Вот окончишь институт железнодорожного транспорта, тогда — пожалуйста. Сама должна понимать: машинист и вагоновожатый — разные вещи.

— А я, между прочим, ещё и водитель троллейбуса, — не сдавалась Вика.

— Тем более, — как-то непонятно сказала тётя Настя.

За разговором они подошли к огороженному тяжёлым брезентом боксу в углу у дальней стены депо. Света обратила внимание, что от ворот до бокса был свободный от рельсов проезд, а под потолком тянулись два провода.

Тётя Настя отвязала от торчащего из стены крюка толстую верёвку и потянула. Брезент неспешно поехал в сторону наподобие обычных штор. Как и к чему он крепился наверху, снизу было не разглядеть. Девушки бросились помогать. Совместными усилиями тяжёлая пыльная ткань освободила въезд в бокс, открыв поблёскивающую стеклами довольно современную кабину. Тёмную сейчас. Двери были закрыты.

— Давай! — Тётя Настя подтолкнула Вику.

Девушка шагнула к передней двери, наклонилась, что-то сделав — Света не поняла что, — и створки с шумом сложились.

Они поднялись. Тётя Настя пошла по салону, осматривая по-старинному сдвоенные сиденья, тянувшиеся по обе стороны прохода до небольшой площадки, потолок и не горящие пока лампы. А Вика устроилась в кабине. Света с интересом глядела на неё.

— Тока нет, — сказала Вика, — токоприёмники опущены.

Она пошарила за спинкой сиденья, достала пару брезентовых рукавиц и вышла наружу, скрывшись в полумраке. Послышалось глухое шебуршание, потом два шлепка, и Вика вернулась в кабину, стягивая рукавицы.

— Во, — обрадовалась она, щёлкая рычажками, — есть контакт! Так, аккумулятор теперь включаем…

Она замолчала, продолжая быстро щёлкать тумблерами.

Что-то громко зашумело, и троллейбус затрясся. Раздался противный звон, довольно быстро исчезнувший.

— Что ты делаешь? — не удержалась Света. Ей было интересно.

— Компрессор включаю, управление, блок силовых контактеров, обогрев в салоне, в кабине и всё такое прочее…потом нажму топтун и поеду.

— Что нажмешь?

— Педаль пуска. Не мешай, Света, позже, если захочешь, все покажу.

Двери открылись и закрылись. Послышалось громкое гудение, и в салоне зажглись светильники, повеяло теплом. Пару минут спустя всё стихло.

Тётя Настя подошла и встала в дверях.

— Выезжай! Только габаритники включить не забудь.

— Уже! — Вика оскорблённо вскинула голову и уставилась в стекло.

— Ой, ну, извини, — повинилась тётя Настя. — Привычка.

«Странные привычки у воспитательницы детсада», — подумала Света, но промолчала.

Троллейбус резко дёрнулся, замер, снова двинулся, уже более плавно, с гудением набирая скорость. Небольшую, правда.

Несколько минут спустя Вика аккуратно вырулила на открытую площадку и остановилась у диспетчерской.

— Держи! — Тётя Настя протянула Свете мультифору с распечатанными на принтере листами. — Читайте. Сегодня у вас пробный рейс без пассажиров. Ознакомитесь с маршрутом, к технике привыкнете, то да сё.

— Вы с нами? — спросила Света, просматривая бумаги.

— Может, позже загляну. Сейчас на праздник.

Она соскочила с подножки и махнула девушкам.

— Отправляйтесь.

Двери закрылись.

* * *

Они побывали во многих местах, причём — если ближе к зиме, — серых и неприглядных. Даже смотреть не хотелось. И настроение, поначалу радостно-приподнятое, помаленьку упало. И пассажиров не было, не с кем поговорить.

Света стояла возле кабины водителя и угрюмо молчала, не хотела отвлекать. Хотя Вика уже освоилась с управлением, и троллейбус не дёргался, как взбесившийся мотоцикл на льду, а ехал более-менее быстро и плавно.

Они как раз вырулили со дна глубокого каньона на тихую улочку, когда на проезжую часть возле пустой троллейбусной остановки шагнула стройная фигурка.

— Странно, — пробормотала Вика, — впервые вижу, чтобы на неоткрытой линии пассажиры появлялись.

Человек поднял руку и помахал.

— Придётся брать, — сказала Вика, нажимая на тормоз и открывая задние двери. — Иди, обилечивай.

— Я от твоего «великого и могучего» просто падаю, — заметила Света, шагая по проходу к задней площадке.

Там, улыбаясь, уже стояла невысокая стройная девушка в голубой шубке и вязаной шапочке с помпончиком на макушке. Глаза у неё были большие и синие, с притаившейся смешинкой, губы красные.

Света не смогла определить, куда она едет: едва сосредоточивалась, всё заволакивало тёмной прохладой, и не пустой причём.

Девушка протянула ладошку, и Света машинально провела над ней чекопечатающим устройством, оторвала билет, отдала.

— Вы… — начала она, не зная, что сказать.

Девушка рассмеялась, словно льдинки зазвенели, и спрятала билет в маленький боковой кармашек на шубке.

— Ни разу ещё так не ездила. Вы к Предгорью не собираетесь? Снежному?

Голос был мелодичным и высоким. Приятным на слух.

Света пожала плечами.

— Не знаю. Почему бы и нет. Давайте у водителя спросим.

Она ещё раз попыталась понять намерения странной пассажирки и не смогла.

— Не напрягайся ты так, — вдруг сказала девушка. — Мне и в самом деле нужно в Предгорье заснеженных россыпей. Не по зову сердца, к сожалению, — по…мм…работе.

— По работе? — протянула Света, поворачиваясь и направляясь к кабине, девушка шла следом. — А, ты из Диспетчерской Зимних Вьюг!

— Я…ой!

Троллейбус тронулся, вернее, рванулся вперёд, как ракета на старте, и почти сразу сбросил скорость. Свету швырнуло по проходу, и она еле удержалась на ногах, вцепившись в нависающий сверху поручень. Девушка врезалась ей в спину.

— Ну, погоди у меня! — прошипела Света.

Троллейбус остановился, и Вика высунулась из кабины.

— Все целы? — осведомилась она с беспокойством. — Простите, пожалуйста, долго за руль не садилась.

— Да чтоб ты ещё столько же не садилась, Шумахерша!

Света потёрла руку. Было больно.

«Растянула, наверное», — подумала она.

— Не сердись, — вдруг сказала девушка, и погладила Свету по руке. От кисти до плеча прокатилась волна прохлады, мгновенно смиряя боль.

И на Вику злость прошла. В самом деле: их ведь и отправили в пробный рейс без пассажиров, чтобы избавиться от подобных шероховатостей. А у Вики ответственность намного больше, она — водитель.

— Ладно, води пока, — милостиво разрешила Света. — Вот наша пассажирка…

— Меня Снежкой зовут, — сказала девушка.

— Красиво. — Света подумала, что имя ей подходит. Русые кудри, задорно выбиваясь из-под шапочки, казались тёмными на белом лице, подчёркивая брови и длинные ресницы; высокие скулы, аккуратный прямой нос и алые губы, ровные белые зубы и нежный подбородок. И улыбка, чуть озорная и душевная. Не красавица, но так и тянуло взглянуть снова и снова. — Я — Света, а это — Вика.

Она снова повернулась к Вике.

— Снежке надо в Предгорья снежных россыпей. Поможем?

— Легко! — Вика скрылась в кабине, загудели резисторы. — Садитесь лучше. — Троллейбус поехал, быстро набрав скорость и уже не останавливаясь.

Девушки уселись на два сиденья. Света впереди.

— Так откуда ты? — Света повернулась, выставив ноги в проход, чтобы видеть собеседницу. Краем глаза она машинально отмечала, что троллейбус, миновав облетевшие клёны осеннего парка, выбрался на широкий проспект шумного мегаполиса, а чуть погодя, свернул в тихую улочку, круто ведущую вверх. Всё выглядело серо и голо.

Света поёжилась. Она привыкла, что Вика, не терпящая зябкой неуютности, если ей самой приходилось выбирать маршрут, предпочитала пышность только зарождающейся осени, либо её багряно-золотую зрелую прелесть, либо морозную звонкость подступающей зимы. Но никак не дрожащие на холодном ветру голые ветви и как бы придавленные серой слякотностью дома.

Света снова с подозрением посмотрела на Снежку: наверное, всё-таки она. Такое уже случалось — если в чувствах и мыслях разлад, то и на душе беспокойно и пусто. И тогда неосознанно маршрут выбирается под стать настроению.

Снежка перехватила Светин взгляд и чуть улыбнулась.

— Ещё раз говорю: это не я. Просто нынче зима никак не наступит, снега нет, а ведь уже середина декабря.

И добавила, прервав начавшую что-то спрашивать Свету:

— Везде нет!

— Странно… — протянула Света.

— Да нет, бывает. — Снежка махнула рукой. — Тут-то и выручают снежные россыпи в предгорьях или застывшая кисея ледяных водопадов. Но последние уже ближе к весне.

— И как это помогает?

Снежка задумалась.

— Ну…лучше скажи, что ты знаешь о погоде?

Света пожала плечами.

— Погода, — припомнила она, — есть совокупность метеорологических элементов и атмосферных явлений…

— Молодец, — похвалила Снежка. — А попроще?

— Овеществи, так сказать, — крикнула Вика. Она, оказывается, слышала разговор девушек через открытую дверь в кабину, несмотря на гуд, с которым ехал троллейбус.

— Холодильник, обогреватель, фонарь…

— Света!

— Ну, — Света сбилась. — Дождь, ненастье, снег, жара…

— Правильно. И кто, по-твоему, за это всё отвечает?

— Как это — отвечает? Ну…Земля, наверное, планета…

— Земля — хозяйка. Она, конечно, ответственна за всё, но вот представь большой дом, скажем, отель. За кухню отвечает шеф, за номера — горничные, за…

— Я поняла, — быстро сказала Света. — Но Земля — дом, а не гостиница.

— А данном случае это не важно, — отмахнулась Снежка. — Суть ты поняла.

— Вряд-ли, — хихикнула Вика.

— Погодите. — Света поёжилась, ей вдруг стало зябко. — Так, по-вашему, за мороз, засуху, наводнения и прочее «радости» ответственны конкретные люди?

— Не совсем так, — сказала Снежка. — То есть, совсем не так. Наоборот, если где-то долго засуха, в дело вступают паромы дождливых переправ, или, если долго-долго льёт дождь, на линию выезжает бригада солнечного экспресса. Не всегда, к сожалению, справляемся или успеваем. Как в океанах, с цунами, например. Но дежурим. По весне, как в песне, по зимним вьюгам, по багряным листопадам.

Света подумала, что вообще-то следовало бы как можно меньше лазать в природу естественных процессов. Снежка словно читала её мысли.

— Не думай, не вмешиваемся мы в природные явления и уж ни в коем случае не подменяем ни МЧС, ни стандартные меры по предупреждению: штормов там, например, или схода лавин, гололедицы.

— Тогда к чему все эти дежурства, — не поняла Света.

— Как бы это объяснить, — Снежка сбилась. Она поёрзала, стараясь устроиться поудобней, развернулась боком в проход на манер Светы и забросила ногу на ногу, приняв вид важный и глубокомысленный. Но не выдержала и улыбнулась. — МЧС, в основном, борется с последствиями уже случившегося несчастья. Или предупреждением катастроф: например, взрывают лёд, чтобы избежать наводнений. Правда, это происходит гораздо реже. Сама понимаешь, трудно предсказать точно, где и когда полыхнёт пожар. А вот ответственные дежурные не занимаются последствиями или предупреждением. Они меняют течение самого процесса.

— Ничего не поняла, — призналась Света. — Что, при потопе снова собирают воду в тучи?

— Ну, ты даёшь! — захихикала Вика. — Ладно, повторю для особо умных: МЧС занимается последствиями физических процессов, а мы нет.

Снежка согласно кивнула.

— Знаешь, что делает бригада солнечного экспресса? — спросила она Свету. — Они согревают дождевые струи, вплетая в них солнечные лучи, пока из влажной хмари не соткут полотно тёплого света.

«Да уж конечно! — подумала про себя Света — Ну совсем не физический процесс».

— А паромы дождливых переправ? — спросила она с интересом, предугадывая ответ, и не ошиблась.

— Остужают зной палящих перекатов брандспойтами ледяных дождей. То ещё зрелище. Ничего не видно!

— Каких перекатов?

— Палящих, — сказала Снежка. — Кое-где иной раз от ссор, от злости, от обид — да мало ли от чего! — вскипают чувства, выпадают россыпями гнева и раскаляют всё вокруг. Настоящие перекаты, одолеть которые очень тяжело.

«Вот бы посмотреть!» — подумала Света.

— Посмотришь ещё, — Снежка явно читала её мысли. — Так вот…у зимы, как и у осени с весной и летом, есть свои предвестники: жёлтый листок, упавший на воду, капелька замерзшего солнца в сосульке, зазвеневшие ландыши в траве.

Света засмеялась.

— Что смешного? — не поняла Снежка, и нахмурилась.

— Представила, как дежурный по осени трясёт берёзки, сбрасывая на воду листья, или ответственный за лето сидит в траве и звенит колокольчиками ландышей!

На минуту Снежка оторопела.

— Ну, у тебя и воображение! — сказала, в конце концов. — Но дежурные занимаются не этим.

— Да, — Света кинула, — ты говорила: меняют процессы — и что?

— И меняют, исправляют и поддерживают. Но это после, когда время года уже наступит. А сам процесс запуска идёт за предвестником, и за него ответственны и дежурные, и все мы. Теплеющий вставками радости ветер от солнечного компрессора приносит капель с заснеженных крыш и первые дожди. Генератор первой грозы запускает ткацкий станок зелени полей, а комбайны первого сбора убирают излишние краски, готовят всё к зиме. Конечно, ничего смертельного не случится, если что-то из этого не сработает, просто в жизни будет меньше радости и душевного тепла.

— И?..

— Не сработал кондиционер зимней метели. Дед мой положился тут на одного, а он не справился, неопытным оказался. Заправил кондиционер холодным равнодушием взамен ледяного спокойствия — их тяжело различить — тот и замёрз. Он пока пытался его отогреть, кучу времени потерял. Приходится помогать теперь.

— Так ты для этого в Предгорья заснеженных россыпей едешь, — сообразила Света. — А почему одна? Где твой дедушка и…этот, кто опрофанился?

— Ой, лучше не напоминай мне о нём! Такой…такой!.. — Света подумала, что девушка слишком бурно реагирует, видимо, не равнодушна. — А дед помог: кондиционер они отогрели, теперь нас ждёт, будем запускать дежурную вьюгу.

— Выпускать? — не поняла Света. — Дежурную?

Снежка засмеялась.

— Не выпускать, запускать. Как вьюгу спрячешь? Их творят. Дежурная вьюга — это как…мм…резонанс всего зимнего окружения, после которого снег согревает землю, успокаивает, усыпляет. Земле тоже надо отдохнуть.

— А в южных странах? — Свете стало любопытно. — Там, где зимы нет?

— Там свои…

Троллейбус остановился, качнувшись, девушек мотнуло вперёд-назад.

Вика выбралась в салон.

— Прибыли.

Троллейбус стоял на узкой полосе асфальта, длиной чуть больше его самого. За окнами во все стороны раскинулись голые буро-жёлтые склоны, местами присыпанные белой изморозью и уходящие круто вверх впереди и по сторонам от дороги. Света оглянулась назад. Там также вздымался горный склон, изрытый какими-то глубокими бороздами и канавами, полными снега.

«И где тут снежные россыпи?» — подумала Света, но Снежка была довольна.

— Тютелька-в-тютельку, — похвалила она Вику, та зарделась. — Молодец! Теперь так. Я выхожу, опускаю штанги. Ты, Вика, ждёшь, пока мы их снова поднимем, и трогаешься на аккумуляторах, только из предгорья сразу не выезжай. А ты, Света, стой на площадке, я подам тебе привод, и ты включаешь коннектор коллектора снежных завязей. Всё понятно?

— Да. — Света кивнула. — Только, кто это «мы», и разве можно поднимать штанги во время движения, и что ещё за коннектор коллектора, и где он находится, и как его включать? И что ты мне там подашь, заодно?

Снежка встала и подошла к двери.

— «Мы» — это мы с дедушкой… — Она махнула назад, указывая на спускавшуюся к машине фигуру. Крепкий старик в длинной, до пят, шубе и красной шапке, Света подивилась, как он не оступается в такой одежде на горном склоне.

— Штанги поднимать, конечно, нельзя, — продолжала девушка. Вика открыла двери, и она спустилась на ступеньку, не поворачиваясь пока к выходу. — Но в нашем случае, можно. Тем более, поднимать я буду с дедушкой. Коннектор…Вика, где?

Вика ткнула пальцев в правый, дальний от себя, уголок консоли, где внезапно проступило небольшое отверстие гнезда с тёмно-красным тумблером сверху. Света готова была поклясться, что минуту назад ничего не было.

— Втыкаешь в гнезда привод и поворачиваешь тумблер в любую сторону. А привод?.. сама увидишь. И езжайте, меня не ждите. Мы вас после нагоним.

И Снежка спрыгнула на асфальт и сразу двинулась назад, обходя троллейбус.

— Стой! — крикнула Вика. — Верхонки возьми! Хотя, да, они вам ни к чему… Но всё равно — положено!

Она высунулась наружу и кинула вслед обернувшейся Снежке пару толстых рукавиц. Та ловко поймала их на лету и махнула в знак благодарности.

Вика села на водительское место и закрыла переднюю дверь. Света хотела поговорить, у неё накопилось много вопросов, но Вика шикнула:

— Всё потом! Смотри, как начнут штанги поднимать!

Света послушно прошла на площадку и уставилась в заднее стекло.

Снежка отвязала одну верёвку от токоприёмника на корпусе и быстро прошла пару-тройку шагов, протянула её старику, своему дедушке. Вернулась назад, высвободила вторую верёвку. Потом — Свете сейчас не было видно — завозилась: верёвка так и запрыгала взад-вперёд за стеклом, и старик что-то неразборчиво крикнул.

Девушка перекинула через плечо верёвку и направились вверх по склону.

«Бурлаки в предгорьях! — фыркнула Света, борясь с желанием выскочить и помочь. — Троллейбус бы не уволокли!»

Но это она так, от волнения.

Света перевела взгляд на старика и не поверила своим глазам: пока Снежка одолела несколько шагов, дед почти скрылся из виду высоко на буром склоне. Верёвка казалась бесконечным натянутым канатом, гудящим под порывами налетевшего ветра. Небо мгновенно заволокло серыми тучами. Ещё несколько мгновений, и ни старика, ни Снежки не стало видно.

— Что там? — крикнула Вика.

В открытые задние двери влетела струя холодного воздуха, закрутилась вокруг себя, свиваясь в гибкий белёсый шнур, и заметалась по салону, пару раз чувствительно приложив Свету по щекам и по лбу. Рассердившись, Света ухватила его обеими руками и прижала к груди. Шнур дёргался, норовя вырваться, будто живой.

Растерянная Света не знала, что делать. Но, к счастью, это продолжалось недолго.

— Давайте, девчонки! — донеслось снаружи. — Света, привод!

Так это таинственный привод? Света погладила трепыхающийся шнур, пощекотала пальцем. Тот вдруг притих и ласково мазнул девушку по кончику носа. Было холодно, но приятно. Света засмеялась. Подошла, пританцовывая, к кабине и поднесла шнур к разъёму.

— Давай сюда, — сказала она, показав для наглядности пальцем, и отпустила холодную воздушную змейку. Та стремительно метнулась к отверстию и скрылась внутри.

Света повернула тумблер. Одновременно троллейбус затрясся, двинулся вперёд — Вика тронулась на аккумуляторах. Тонкий и полупрозрачный шнурок-змейка — привод — толстел и темнел на глазах. По нему прокатывались сгустки, похожие на аккуратные снежки. Как белые бусинки.

Непонятно сколько это продолжалось, но какое-то время спустя Света с удивлением осознала, что белые бусины теперь движутся в обратную сторону. Из разъёма в кабину, в салон и дальше, наружу, где взвихряли лежащий снежок этакой белой шрапнелью. Или дождём. И потихоньку лежащий белый покров начал истекать едва заметными струйками танцующих в воздухе снежинок. Струйки эти росли и ширились, сплетались растущей вверх колонной с разбросанными белыми прядями, которыми она втягивала в себя покров наметённых сугробов и с ровного наста и засыпанных ям, обнажая неправильный овал промороженной голой земли вокруг троллейбуса. Вобрав постепенно весь окружающий снег, колонна обрела очертания перевёрнутого большого конуса. С краёв повисшего на трёхэтажной высоте основания сыпалась белая пыльца, закручивалась вокруг боковых поверхностей и оседала на образующих плоскостях, трансформируясь теперь в правильный конус. И уже снизу вверх тянулись струи, восстанавливая status quo.

Троллейбус вдвинулся остеклением кабины в белую завесу, обернул её вокруг себя, и, не останавливаясь, направился дальше, в буран. Тупым веретеном во вращающемся снежном коконе.

Чуть погодя Вика надавила на педаль тормоза и открыла переднюю дверь. Внутрь мгновенно ворвался морозный вихрь, осыпав белым подножку и переднее сиденье. Вика наклонилась и высунулась в салон.

— Глянь, что там! — попросила она Свету, кивая на открытые двери.

— Что глянуть? — не поняла Света, подходя к кабине водителя и косясь на творившееся снаружи безобразие.

— Штанги. Ну, рога, — объяснила Вика.

— Знаю я, что такое штанги! — оскорбилась Света.

— Ну, теперь узнаешь заодно и что такое рога. — Вика хихикнула.

— Не замужем, — отрезала Света сердито.

Она осторожно высунулась наружу, щурясь от нескончаемого слепящего глаза потока крохотных замёрзших капелек и тщетно стараясь прикрыть лицо рукой.

Шестиметровые штанговые токоприёмники, к удивлению Светы не болтались в воздухе под порывами ветра, а упирались невидимыми сейчас токосъёмными головками в такую же невидимую контактную сеть. А точнее, вместо штанг вверх тянулись два толстых рукава сталкивающихся между собой маленьких льдинок, будто два потока, соединённые в вышине с неразличимой отсюда небесной контактной сетью. Время от времени вдоль них сверху скатывались снежные заряды, распылялись кругами над крышей троллейбуса и слепящей белой пеленой мчались вокруг.

Кажется, всё в порядке.

Света нырнула в тепло салона и сказала Вике:

— Рога в порядке.

— Это радует.

В открытые до сих пор двери на задней площадке вошли двое. Снежка и старик в шубе. Прежде Света не разглядела то, что видела сейчас: у старика была роскошная белая борода и длинные усы, тяжёлые брови над озорными глазами и нос картошкой, чуть красный.

Вика закрыла двери.

Старик со Снежкой подошли к кабине.

— Добрый день, дочки. — Голос у старика оказался глубокий и приятный, с небольшой хрипотцой.

— Здравствуй, дедушка! — Вика заулыбалась во весь рот. Кажется, они были знакомы.

— Здравствуйте, — вежливо сказала Света.

Старик наклонился и стал отряхивать шубу от снега. Снежка со Светой кинулись помогать.

— Вы присаживайтесь, где удобней. — Света указала на ряд сидений. — Устали, наверное…такую вьюгу замутить!

— Спасибо, дочка. Понравилось?

— Ещё бы! Вы отдыхайте…

— А что это ты мне выкаешь? — спросил он вдруг к удивлению Светы. — С родными я всегда на «ты». Да и отдыхать пока некогда. Надо ехать, дел невпроворот.

— Да-да, сейчас поедем. — Света покраснела.

«Кстати, а куда ему нужно? — Как и со Снежкой, она никак не могла определить. Как и то, выдавать дедушке билет или нет? — И почему — „родня“?»

Старик улыбнулся, собрав вокруг глаз морщинки, похожие почему-то на лучики света.

— А дай-ка мне билет, — сказал он. — Не те у меня года, чтоб «зайцем» ездить.

Из бокового кармана шубы вдруг высунулись длинные широкие уши и тёмно-серый нос. Покрытые шерсткой лапки требовательно забарабанили снаружи по карману.

— Надо же, — сказал дедушка, — заяц, а «зайцем» не хочет ездить.

Снежка и Вика рассмеялись. Пунцовая Света быстро провела машинкой над лапками и сунула в карман рядом с зайчиком билет.

Старик снял красную рукавицу, погладил зайку по лбу, затолкав поглубже в карман, чтоб не вывалился, и протянул Свете широкую, как лопата, ладонь.

Света выдала и ему билет.

— Поехали, дочка, — сказал дедушка Вике. Та послушно устроилась за рулём.

Троллейбус стал набирать скорость. Кабина чуть выдвинулась из белёсой круговерти, и казалось, что едут они в голую и пустую серость замёрзшей земли. А снаружи салона, бушевало кружево снежной метели, беспрестанно сбрасывая по сторонам вихри вьюг. И в заднее стекло было видно, как заметает белым пухом поля, дома, деревья, дороги…всё, мимо чего они ехали.

Горы сменяли застывшие реки, леса — овраги, поля — мегаполисы и деревни.

Сколько это продолжалось, Света не знала. Может быть, миг, может быть, вечность. Ей просто было удивительно хорошо и радостно от стоявшего рядом старика, от сидевшей на сиденье ласково улыбающейся Снежки. И от украсившего угрюмо-серый мир белого, чистого цвета.

Они остановились в городском парке, больше похожем теперь на зимнюю сказку укутанными снегом деревьями и кустами и неистоптанным ещё белым ковром. Вьюга стихла, и день близился к концу; под деревьями, особенно под елями, густились тени. Света подумала, что скоро Новый год.

— Вот и славно! — Дедушка погладил свою бороду.

— Да, хорошо отдежурили. — Снежка прижалась на миг к плечу старика.

— Дежурный троллейбус, — сказала Вика.

— Нет, — возразила Снежка. — Дежурной была вьюга. Значит, троллейбус дежурной вьюги.

— Тогда уж — вьюг, — поправил дед. — Ещё не раз съездим, так, дочки?

— Так, — крикнула из кабины Вика.

— Конечно, — Света кивнула. Ей вдруг сделалось грустно от закончившейся сказки, от того, что придётся сейчас расстаться с дедушкой и Снежкой, даже с вьюгой.

Снежкин дед усмехнулся в бороду и погладил Свету по голове.

— Не грусти. Скоро уже увидимся. Ну, до свидания!

Он спрыгнул с подножки на снежный наст и топнул ногой, окатив всё вокруг морозцем.

— Вот, совсем другое дело.

— До свиданья, — сказала Света.

— До скорого свиданья, — поправила её Снежка.

Она вышла наружу. Белые бусинки привода вынырнули из разъёма, заискрились, вытянулись серебряной диадемой и опустились на шапочку Снежки.

Троллейбус медленно тронулся.

«Ой!» — спохватилась Света.

Она уцепилась за поручень и высунулась в переднюю дверь. Несмотря на то, что они только-только поехали, фигуры уже растворились в надвигавшемся сумраке, и Света растерянно выкрикнула:

— Дедушка, а как вас зовут?

Вика неловко развернулась на сиденье, троллейбус тут же стал рыскать из стороны в сторону.

— Ушам своим не верю! — сказала она. — Ты не поняла, кто это?

Света стушевалась. Понять-то она поняла, только не поверила. Вернее, не могла поверить.

— А почему он сказал «родня»? — промямлила, не зная, что сказать.

Вика на миг отпустила руль и повертела пальцем у виска.

— А кто?

«Действительно, — подумала Света, — что-то меня не туда заносит».

Она вздохнула.

— Не вздыхай! — весело сказала Вика, поворачиваясь ровно на сиденье водителя. — Увидитесь ещё не раз. А хочешь раньше — у тёти Насти в садике скоро Праздник танцующих снежинок. Дедушка со Снежкой обязательно будут!

Света чуть было не спросила, кто такая Снежка, но вовремя закрыла рот.

«Что ж, подождём, — подумала она, — чудо — это хорошо, но грядущие чудеса интереснее».