Несмотря на большое число экспериментальных, эмпирических и теоретических исследований состояния тревоги (anxiety), концептуальная разработка этого понятия в современной психологической литературе до сих пор остается недостаточной.

Многогранность и семантическая неопределенность термина «тревога» в психологических исследованиях является следствием использования его в различных значениях. Это и гипотетическая «промежуточная переменная», и временное психическое состояние, возникшее под воздействием стрессовых факторов, и фрустрация социальных потребностей, и свойство личности, которые даются через описание внешних и внутренних характеристик с помощью родственных понятий. Кроме того, ситуация осложняется еще и тем, что в прикладных исследованиях для описания состояния тревоги используется много разнообразных терминов.

По справедливому замечанию Ч. Спилбергера, при всем смысловом различии термина «тревога» исследователи используют его чаще всего в двух основных значениях, которые взаимосвязаны, но относятся к совершенно разным понятиям. Речь идет о смешении в одном термине двух пониманий тревоги: как психического состояния и как свойства личности (тревожности).

В первом случае термин «тревога» используется для описания неприятного эмоционального состояния, которое характеризуется субъективными ощущениями напряжения, ожидания неблагополучного развития событий. Возникает это состояние в ситуации неопределенной опасности, угрозы (ожидание негативной оценки или агрессивной реакции; восприятия отрицательного к себе отношения или угрозы своему самоуважению, престижу) и часто обусловлено неосознаваемым источником опасности.

Во втором случае тревожность как черта, свойство личности характеризуется относительно устойчивой склонностью человека воспринимать угрозу своему «Я» в различных ситуациях и реагировать на них усилением состояния тревоги. Ее проявления в подверженности действию различных стрессоров всегда индивидуализированы: личность с выраженной тревожностью склонна воспринимать окружающий мир как несущий в себе потенциальную угрозу или опасность в значительно большей степени, чем личность с низким уровнем тревожности.

Однако разнообразие теоретических подходов и терминологическая неоднородность в использовании понятий не исключают, на наш взгляд, возможность разработки единой концептуальной схемы анализа различных аспектов проявления тревоги на основе ее функционального назначения.

Вопрос о психологических функциях тревоги часто затрагивается попутно с обсуждением таких традиционных проблем, как генетические корни тревоги, условия и ситуации ее возникновения, влияния тревоги на деятельность и т. д. Однако отдельно этот вопрос в психологической литературе, как правило, не рассматривается. Нам представляется, что именно функциональный подход, «исследование явлений с точки зрения не только того, какие они есть, сколько того, что они делают», может способствовать разработке новых представлений об этом неоднозначно объясняемом объекте психологического анализа.

Исходная функциональная характеристика тревоги выделяется в большинстве направлений интерпретации этого состояния. Речь идет об утверждении, что состояние тревоги предвосхищает тот или иной вид опасности, предсказывает нечто неприятное, угрожающее и сигнализирует об этом индивиду. Подтверждение сказанному мы находим в художественной литературе, например у М. Булгакова при описании состояния одного из героев. «… Сердце его вдруг стукнуло и на мгновение куда-то провалилось. Потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем. Кроме того, Берлиоза охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с Патриарших без оглядки. Берлиоз тоскливо оглянулся, не понимая, что его напугало, он побледнел, вытер платком лоб, подумал: „Что со мной?“…»

Не столь широко разделяемой, но тем не менее достаточно устойчивой, является традиция, идущая от 3. Фрейда, которая в характере предвосхищаемой опасности усматривает признак для дифференциации страха, вызываемого конкретной угрозой, и тревоги как реакции на представленную угрозу. Поэтому тревогу иногда определяют как генерализированный, неопределенный и беспредметный страх или как состояние, вызываемое не наличием опасности, а отсутствием возможности ее избежать в том случае, если она вдруг появится.

Следует подчеркнуть, что различение состояний, вызываемых определенной и неопределенной угрозой, оправдало даже на уровне процессов, регулирующих поведение животных. Существует очевидная биологическая целесообразность в том, чтобы животное, лишившись привычной защиты, которую ему обеспечивает нора, стадо или способность к полету, либо оказавшись на неизвестной территории, относилось к миру с недоверием, даже если кругом ничто особой опасности не предвещает. Отсюда следует, что тревога, влияющая на данное отношение, не является беспредметной в буквальном смысле; ее предмет – окружающий мир или, скорее, некоторая его часть: открытое поле, лес и т. д.

Приспособительное значение тревоги не было бы полным, если бы она, сигнализируя о неопределенной опасности, вместе с тем не побуждала к активному поиску ее источников, проявляющемуся в «сканировании» наличной ситуации, чтобы определить угрожающий предмет.

На функцию поиска и обнаружения источников угрозы указывает ряд авторов. При этом справедливо отмечается, что тревога не только представляется как внутренняя призма, преломляющая воздействие извне, но и как поиск скрытой опасности, где тревога имеет подтверждение во внешних событиях, не только преломляя, но и притягивая сигналы беды. Она «представляет собой активное состояние целенаправленного поиска, ориентированного вовне», и «человек ищет угрожающую ситуацию… Соприкосновение с опасностью разряжает дремлющее в человеке беспокойство».

Механизм развертывания этой функции прекрасно описан Ф. Достоевским в заключительных главах «Идиота», где Мышкин не способен полностью забыть об угрозе, исходящей от Рогожина. Предчувствие опасности, беды преследует Мышкина всюду, оно характеризуется сильным беспокойством и тревогой, которая ищет выхода во внешних проявлениях – в его метаниях по Петербургу. Не находя выхода из ситуации, Мышкии бросается вперед – пусть под нож, пусть на смерть, но главное, что важнее всего для него в данный момент, – за все разрешающей ясностью.

Возможно, именно этим обстоятельством можно объяснить тот факт, что в критических ситуациях смертельной опасности, например во время войны, нередко наблюдается исчезновение невротических проявлений.

Действие тревоги часто распространяется далеко за рамки реальной ситуации, перенося субъекта как в будущее, так и прошедшее время. Исходя из этого, можно увидеть существование особой, частично неадекватной тенденции во влиянии тревоги, навязывающей субъекту «свое» видение ситуации. Форма реализации функции поиска и обнаружения может проявляться в этом случае в виде так называемой «надситуативной активности». Субъект по собственной инициативе выходит за рамки предложенного ему задания, сам организует процесс постановки новых целей и способов их достижений, нередко вступая в противоречие с ведущими целями и мотивами осуществляемой деятельности.

Отвлечение внимания на поиск угрозы может влиять на характер осуществляемой деятельности. Именно активно-поисковая направленность тревоги, характеризующаяся с содержательной стороны фиксацией внимания на «стрессовых элементах» среды, а с динамической – длительностью и устойчивостью, может быть положена в основу «беспорядочного поведения» или дезорганизующего влияния тревоги на деятельность, которое известно как характерная ее особенность. Осуществляемое тревогой побуждение к поиску опасности имеет, по-видимому, непосредственное отношение и к патопсихологическим нарушениям, при которых наблюдаются постоянный поиск источника опасности и нахождение угрозы в других людях (бред ущерба), в собственном теле (ипохондрия), в результате собственных действий (психастения) и др. Это наиболее яркие примеры неадекватной фиксации на мотиве поиска источника тревоги; обусловливающей неэффективность поведения. Активность, проявляющаяся в поисковой деятельности навстречу угрожающему объекту, есть путь уменьшения тревоги – условного преодоления опасности. К. Гольдштейн отмечал, что «свобода здорового индивида означает фактически то, что он может выбрать между альтернативами, добиться новых возможностей для преодоления трудностей в окружающей среде».

Пассивная позиция угрожающей ситуации часто подвергается деформации под влиянием состояния тревоги, в то время как активная позиция уменьшает чувство опасности. Так, в пассивной позиции действует, по выражению А. Кемпинского, «механизм заколдованного круга», когда страх, появившийся в результате угрожающей опасности, гиперболизирует эту угрозу, что в свою очередь увеличивает чувство страха.

Следующей важной функцией тревоги является, по нашему мнению, функция оценки сложившейся ситуации. При этом первостепенное значение имеет то, какой субъективный смысл ей придается. На эту особенность указывает М. И. Наенко: «… психологическая специфика состояния напряженности… зависит не от внешних воздействий, хотя они и должны быть сильными для человека, но от личностного смысла цели деятельности, оценки ситуации, в которой он находится».

Процессы, лежащие в основе анализа значимости ситуации и отношения к ней, имеют сложный характер: они включают не только относительно простые перцептивные функции, но и процессы памяти, способность к абстрактному мышлению, актуализацию прошлого опыта человека, его умений и т. д. Оценка ситуации приводит к инициации («запуску») приспособительных действий, защитных механизмов и других форм адаптивной активности, имеющей своей целью устранение источника потенциальной опасности.

Традиционно выделяются три формы поведенческих реакций на опасную ситуацию: бегство, агрессия, ступор. Каждая из них по-своему модифицирует направленность поведения субъекта: бегство – через устранение самой возможности столкновения с угрожающим объектом; агрессия – через уничтожение источника опасности; ступор – через полное свертывание какой-либо активности.

Следует подчеркнуть, что отрицательно окрашенные эмоциональные переживания тревоги возникают тогда, когда индивид оценивает ситуацию как опасную и не располагает готовыми и достаточно надежными, на его взгляд, способами ее разрешения.

Это позволяет предположить, что не само по себе наличие угрозы или опасности вызывает тревогу. Так, например, опытный спортсмен, специализирующийся на прыжках в воду, выполняя их па тренировках, как правило, не испытывает тревоги, хотя объективно это достаточно опасно. Это происходит потому, что как профессионал он владеет арсеналом внутренних средств по технике выполнения упражнений, позволяющих ему избежать опасности. Не испытывают тревоги люди, привыкшие к работе в опасных условиях и хорошо овладевшие способами устранения угрозы (например, водолазы).

Следует отметить также, что тревога обычно ослабевает, когда человек оказывается перед лицом опасности. Характер возникающих при этом эмоциональных переживаний будет зависеть от оценки человеком собственных возможностей по преодолению возникших затруднений: если он считает, что объект не слишком опасен, и способен преодолеть данное препятствие, переживания тревоги исчезают. Если же опасность воспринимается как достаточно серьезная, то возникает чувство страха или другие отрицательно окрашенные эмоциональные состояния. Человек предпринимает при этом либо активные действия (агрессия, бегство), либо у него развивается пассивно-оборонительная реакция (ступор).

Таким образом, на основании функционального подхода к изучению тревоги можно определить это состояние как результат сложного процесса, включающего когнитивные, аффективные и поведенческие реакции на уровне целостной личности. Этот процесс развертывается в ситуации, субъективно оцениваемой как потенциально опасная. Тревога ориентирована на поиск источника опасности и оценку средств для ее преодоления. В общих чертах функции и процесс развития состояния тревоги в психической деятельности можно представить в виде схемы (рис. 4).

Рис. 4. Функциональная схема развития состояния тревоги и способов его преодоления

Возникновение состояния тревоги является как бы «запусковым моментом» для дальнейшего развития процесса по его преодолению. Индивид, находящийся в состоянии тревоги, сигнализирующей о возможной опасности, не знает характера угрозы. Это незнание ситуации, невозможность локализации источника опасности способствует появлению у человека внутреннего напряжения, предчувствия несчастья и беды. Переживаемый эмоциональный дискомфорт направляет его на поиск источника потенциальной опасности и контакт с ней; формируется активность, нацеленная на возможность благополучного разрешения ситуации и снятие реальной угрозы. При «приближении момента» появления объекта угрозы состояние тревоги усиливается, причем в результате большого эмоционального напряжения «время и пространство в этом периоде удлиняются».

При встрече субъекта с угрожающим объектом возникает вопрос: опасен объект или нет? Ответ на этот вопрос осуществляется мерой «совместимости» данного объекта с оценками возможностей субъекта. Если в процессе анализа ситуация интерпретируется субъектом как безопасная, то бывший сигнал угрозы или опасности, вызвавший у индивида тревогу и беспокойство, утрачивает свою сигнальную функцию и опасение устраняется. В том случае, когда субъект оценивает ситуацию как действительно опасную, и она в целом (или ее отдельные элементы) в силу внутренних (личностных) причин становится значимой, из имеющихся у субъекта возможных средств выбирается наиболее оптимальный вариант выхода из опасной ситуации.

Если субъект считает, что ситуация является препятствием для удовлетворения потребностей, скорее всего возникает тенденция к гневу и нападению (агрессия). Если же опасность в субъективном плане кажется большей по сравнению с имеющимися средствами по ее преодолению, то преобладает тенденция к переживаниям страха и выходу из опасной ситуации. Наконец, если агрессия и бегство субъективно оцениваются как невозможные, возникают состояния подавленности, апатии, депрессии, человек отказывается от действий (ступор).

Таким образом, во всех описанных случаях происходит трансформация состояния тревоги в другие эмоциональные состояния, имеющие отрицательную модальность: страх, ужас, паника, апатия и др.

Следует отметить, что в описанном ряду существуют и так называемые критические ситуации. Критическая ситуация может быть определена как невозможная, т. е. в такой ситуации субъект сталкивается с серьезными препятствиями в реализации своих мотивов, стремлений, ценностей. Такую ситуацию нельзя разрешить через предметно-практическую и познавательную деятельность. Выход из нее возможен через «переживание» (по терминологии Ф. Е. Василюка), понимаемое как особая форма внутренней деятельности по перестройке субъективного отношения к происходящему благодаря переоценке личностных позиций, переосмыслению жизненных целей и др. Это чрезвычайно сложная форма «внутренней работы», которая может быть осуществлена только самим человеком, переживающим кризис.

Преодолевая критические ситуации, субъект нередко обнаруживает у себя способность «подняться» над уровнем требований конкретной ситуации: выйти за пределы первичных отношений, поставить новые цели для решения исходной задачи, т. е. действовать в форме надситуативной активности, необходимой для преодоления внешних и внутренних «барьеров» деятельности. Так, Л. С. Выготский, анализируя известную из истории философии ситуацию буриданова осла, указывает, что человек в подобной ситуации попытался бы овладеть ею, прорывая горизонт биологической стимуляции поведения. Он может выйти из затруднений, вводя иную – надбиологическую – детерминацию поведения.

Способность встать, в принципе, над любой ситуацией, восполнить ее, вписать в более широкий контекст бытия и составляет существо деятельности как специфической формы отношения к действительности. «Человек, конечно, не может просто упразднить причинные законы природы, он, конечно, не может сделать так, чтобы подброшенный камень не падал; но зато он может сам по собственной инициативе взять да подбросить камень, когда это не входило в „программу“ действующих без него причин; он может со своей стороны вмешаться в ход событий».

Надситуативная активность может выразиться в бескорыстном, немотивированном риске, когда возможный выигрыш в случае удачи представляется проблематичным но сравнению с последствием неудачи.

Другим вариантом надситуативной активности может быть постановка субъектом «сверхзадачи», для решения которой в «будущем» ему необходимо в «настоящем» последовательно решить несколько новых задач, контекстуально не связанных с определенной ситуацией, приближая конечную цель.

Аналогичная по типу реализация возможности «выйти» за пределы конкретной угрожающей ситуации в типичных стрессогенных условиях происходит в менее драматической форме, чем преодоление критических ситуаций для личности в целом. Она обычно осуществляется при успешном преодолении экстремальных ситуаций. «Встать над ситуацией», переосмыслить ее значение, установить новую иерархию последовательности решения поведенческих задач, способствующих достижению общей цели, – эффективный путь снятия состояния тревоги и формирования адекватных способов его преодоления.

Реализация функционального подхода к изучению состояния тревоги позволяет сделать следующие выводы:

– Для развития общей теории тревоги необходимо наряду с изучением тревоги как преходящего состояния и личностного свойства специально выделять и анализировать функции тревоги в рамках сложного личностно-когнитивного процесса по осмыслению и оценке ситуации.

– Функциональный подход позволяет рассматривать состояние тревоги не как набор переживаний и реакций, характеризующих данное состояние, а как субъективный фактор, организующий деятельность личности в целом.

– Последовательная реализация функционального подхода предполагает проведение комплексного анализа причин, функций и способов преодоления состояния тревоги, что позволяет выйти на уровень создания конкретных приемов и методов оказания психологической помощи человеку.