ГЛАВА ПЕРВАЯ. СВОДНЫЕ ОТРЯДЫ

Посыпать людей на войну необученными — значит предавать их.

Конфуций

« Тогда война»

4 декабря 1994 года. Военным бортом прилетаю в Моздок. Небольшой южный городок переполнен служивым людом. Днем и ночью сюда прибывают войска из различных округов. Из них спешно формируются сводные отряды, полки и батальоны. С утра и до позднего вечера в поле за аэродромом гремят выстрелы — это только что созданные танковые экипажи пристреливают орудия.

Атмосфера в Моздоке нервная. Многие не понимают, для чего их сюда забросили. Между тем маховик чеченской бойни уже вовсю раскручивается. И уже никто, кроме власть имущих, был не в силах что-либо сделать, чтобы остановить разыгравшуюся трагедию.

В соответствии с Указом Президента Российской Федерации «О мерах по восстановлению конституционной законности и правопорядка на территории Чеченской Республики» и директивой Генерального штаба Вооруженных Сил РФ началась подготовка специальной операции в Чечне. Ответственным за нее назначили командующего войсками СКВО генерал-полковника А. Митюхина.

Директивой министра обороны Российской Федерации была поставлена следующая задача: войсковым группировкам под прикрытием авиации выдвинуться по трем направлениям к Грозному, блокировать его и создать условия для добровольного разоружения незаконных вооруженных формирований; в случае отказе — захватить город.

6 декабря 1994 года. Прибывший накануне в Моздок министр обороны России Павел Грачев провел переговоры с лидерами чеченской оппозиции, после чего глава Временного совета Чечни Умар Автурханов поднялся на второй этаж «домика Егорова», как журналисты именовали резиденцию полпреда Президента Российской Федерации в Чеченской Республике, и дал истосковавшимся по информации корреспондентам интервью. Он сообщил, что еще остается надежда на мирное решение конфликта, однако Дудаев, к сожалению, не ищет компромиссов. Он также сообщил нам, что, по словам Павла Грачева, руководство Ингушетии ведет переговоры о его встрече с генералом Дудаевым. Т ак что мирный путь решения чеченской проблемы еще не похоронен, но... переговоры могут быть возможны только в том случае, если Дудаев будет выступать на них в качестве представителя субъекта Российской Федерации.

В тот же день перед журналистами выступил и сам Павел Сергеевич Грачев. Приведу лишь одно из его высказываний: «.. .Мы с Дудаевым уединились в соседней комнате, один на один. Я ему прямо сказал: "Джохар, это твой последний шанс, и давай говорить как военный с военным. Нужно решить все таким образом, чтобы в Чечне не было бы крови, как в Афганистане. Джохар, неужели ты хочешь воевать против нас? В любом случае я тебя разобью".

Дудаев спросил: "Неужели вы действительно пойдете на это?"

"Да. Готовься к самой настоящей войне, но пока не поздно, нужно признать незаконность всех решений и отказаться от ведения силовых действий".

И тогда Дудаев сказал, что не может отказаться.

Я задал вопрос: "Почему ты не сможешь отказаться?"

И вот здесь у него вырвалось: "Я не принадлежу сам себе. Если я приму такое решение, меня не будет, но будут другие. Меня они просто не выпустят. Будут другие, и они все равно будут выполнять то решение, которое нами уже утверждено".

Тогда я ему сказал: "Но это же война".

Он сказал: "Да, война!"»

ОПЕРАТИВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

«Ракета»

Начальникам разведки войсковых группировок КП ОГВ — Моздок 10.12.94 г.

Силами и средствами разведки округа установлено, что в последние дни в населенных пунктах Наурского района —Липатово, Ищерская, Рубежное, Знаменское — отмечено резкое увеличение количества молодых чеченцев, прибывающих из горных районов республики. Более половины из них с оружием. В соответствии с требованием военного руководства в населенных пунктах этого района производится принудительная выписка больных из больниц, которые готовятся к приему раненых.

В населенный пункт Братское прибыла машина КамАЗ со стрелковым оружием. Бронетехника, боеприпасы маскируются под скирды, стога сена, которые размещены во дворах личных хозяйств.

В населенном пункте Гвардейское дислоцируется отряд сторонников Завгаева. Личный состав вооружен стрелковым оруэ/сием, РПГ имеет одну БМП-2 .

В населенном пункте Ищерская выявлено до 80 человек дудаевцев, вооруженных стрелковым оружием, РПГ, усиленных тремя Т-72, одним БТР-70 , тремя гаубицами Ц-30, двумя зенитными установками ЗУ-23—2.

Начальник разведки СКВО генерал-майор В. Нестеров».

ГЕНЕРАЛ МИТЮХИН

На Северный Кавказ генерал-полковник Алексей Николаевич Митюхин прибыл из Западной группы войск, где прослужил семнадцать с половиной лет. Человек он был строптивый и своенравный. Первое, с чего он начал, став командующим войсками округа, — «приватизировал» гостиницу Военного совета: если раньше в этом красивом двухэтажном здании в центре Ростова-на-Дону в основном селились прибывавшие в командировку генералы, то с 1993 года, после шикарного и весьма дорогостоящего ремонта, там обосновалась чета Митюхиных.

Вероломство Митюхина не знало границ. Ему ничего не стоило оскорбить или унизить офицера или генерала, за ничтожный пустяк отстранить от должности, к примеру, командира полка. Когда он приезжал в какую-нибудь из воинских частей, то некоторые офицеры, чтобы не встречаться с ним, выпрыгивали из окон второго этажа казармы. За свирепый характер в войсках его прозвали Гоблином — по имени злого персонажа известной книжки.

Митюхин, готовя операцию по взятию Грозного, разумеется, не мог не думать о последствиях. Поэтому и оттягивал время штурма города, мотивируя тем, что войск недостаточно, что они не подготовлены должным образом. Митюхин просил Грачева дать ему три месяца, за которые он сумел бы из сборных подразделений создать боеспособные штурмовые отряды.

Но это были лишь слова, слова, слова... К тому же на самом «верху» уже было принято решение штурмовать город в новогоднюю ночь. Митюхину оставалось лишь претворить его в жизнь. Однако в последний момент он отказался это сделать. Накануне операции, когда нужно было ставить боевые задачи командующим направлений, Митюхин, по словам одного из генералов из штаба СКВО, вел себя неуверенно, в ходе самой операции не проявлял решимости, все время медлил, потому и был отстранен от командования Объединенной группировкой войск в Чеченской Республике.

ОПЕРАТИВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

АНАЛИТИЧЕСКАЯ ЗАПИСКА

«На первоначальном этапе операции командованием Объединенной группировки войск было принято решение осуществлять выдвижение и вести боевые действия, как правило, до 15 часов. После чего части и подразделения занимали районы сосредоточения. Организовывалось непосредственное и боевое охранение, назначались дежурные подразделения и огневые средства.

Однако такая тактика не дала желаемых результатов, а наоборот снизила темпы продвижения войск и предоставила возможность незаконным вооруженным формированиям наращивать усилия на важных направлениях и наносить огневые удары по районам расположения наших частей и подразделений.

Действия войск к этому времени приобрели шаблонный характер: два-три часа активных действий днем (и то лишь при поддержке авиации) и полная пассивность в остальное время суток. Появилась реальная угроза перехода инициативы в руки противника, который, используя партизанскую тактику, в том числе и ночью, постоянно держал в напряжении наши войска, занимавшие временные районы расположения.

Приказом министра обороны Российской Федерации 20 декабря 1994 года командующим Объединенной группировкой войск в

Чеченской Республике был назначен первый заместитель начальника Главного оперативного управления Генерального штаба Вооруженных Сил России генерал-лейтенант Квашнин А.В.

Аналитическая группа СКВО».

Генерал Квашнин

В Моздок продолжали прибывать воинские эшелоны с личным составом, вооружением и техникой из различных военных округов. Но контингент, из которого формировались сводные отряды, с большой натяжкой можно было назвать войском. На местах, спешно выполняя указание Генштаба, отправляли на войну тех, кто первым попался под руку — неподготовленных, необученных, а зачастую и вовсе нерадивых военнослужащих. Часть офицеров, которые в морально-психологическом отношении не были готовы к выполнению боевых задач, написали рапорта об увольнении из Вооруженных Сил Российской Федерации. Правы они были или нет — не мне судить, но это были не единицы, так поступили, к примеру, десять командиров взводов из Московского военного округа, отказавшись идти в бой с необученными солдатами.

В те декабрьские дни 1994 года Квашнину было очень тяжело. Хоть и говорят, что коней на переправе не меняют, но в данном случае поступили верно. Однако в подготовку операции ему пришлось включаться, что называется, на марше.

Квашнина впервые я увидел 20 декабря — в день его назначения командующим Объединенной группировкой войск. Произошло это в Моздоке, в помещении штаба авиационного полка, где с начала боевых действий в Чечне располагался центр боевого управления — ЦБУ. Я стоял на первом этаже и смотрел, как за окном надоедливо моросит дождь. Внезапно со второго этажа по лестнице легко сбежал моложавый генерал-лейтенант в камуфляже и кроссовках. Он заглянул к дежурному офицеру, что-то сказал, вышел из штаба и, сев в поджидавший его на улице «уазик», укатил в сторону аэродрома.

В ту первую встречу я запомнил именно кроссовки, которые никак не «гармонировали» с полевой формой генерала. Зато «высвечивали» в нем нечто иное — то, что он не относил себя к паркетным шаркунам, и еще простоту, доступность, уверенность в себе. Потом встреч было немало: и во время его службы командующим войсками СКВО и после, когда он занимал должность начальника Генштаба Вооруженных Сил России.

ОПЕРАТИВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

«Самолет»

Начальнику Генерального штаба ВС РФ генерал-полковнику М.П. Колесникову КП ОГВ — Моздок 20.12.94 г.

Докладываю:

В соответствии с директивой Генерального штаба от 8.12.94 г. №... о формировании четырех мотострелковых полков (ЛенВО, ПриВО, УрВО и СибВО) в настоящее время в район сосредоточения (аэродром Моздок) прибывают подразделения из ЛенВО и ПриВО. При проверке подразделений на предмет готовности их к предстоящим боевым действиям выявлены недостатки, которые требуют дополнительного времени, сил и средств на их устранение.

Особенно неподготовлены подразделения ПриВО. Основные недостатки:

— офицерский состав (командиры взводов и рот — около 50 процентов) не знают БМП-2;

— офицеры в минометных батареях МСБ неподготовлены к применению минометов «Василек»;

— в артдивизионе офицеры очень слабо подготовлены (все 17 командиров взводов — офицеры-двухгодичники);

— мотострелки-снайперы, гранатометчики, пулеметчики ни разу не стреляли;

— взвод связи 1-го мотострелкового батальона не имеет ни оружия, ни боеприпасов; многие печи без труб;

— для элементарной подготовки требуется время до 7— 10 дней, чтобы научить действовать при вооружении.

Для качественной подготовки и готовности полков к ведению боевых действий в сложных условиях предлагаю:

а) подготовку и боевое слаживание формируемых полков лично проводить командующим военных округов в течение 2—3 суток на месте, заканчивать проведением боевых стрельб и радиотренировок в масштабе полка;

б) первым эшелоном отправлять оперативную группу для передачи полка и оперативного решения возникающих задач по его подготовке к предстоящим боевым действиям; кроме того, предусмотреть выделение сил и средств управления, ремонта и эвакуации техники, чтобы к прибытию главных сил они были готовы взять управление на себя;

в) направить группу офицеров из Управления боевой подготовки Сухопутных войск в группу Министерства обороны (г. Моздок) для оказания практической помощи в подготовке подразделений к боевым действиям;

г) спланировать и в период совершения марша по железной дороге организовать проведение занятий со всеми категориями военнослужащих по изучению мер безопасности, особенностям региона, тактике действий боевиков, законодательной базы использования российских войск в Чеченской Республике.

Докладываю на Ваше решение.

Начальник штаба оперативной группы МО РФ генерал-лейтенант Л. Шевцов».

Заторы в Ингушетии

16 декабря 1994 года. Моздок. Война в Чечне идет полным ходом. Федеральные войска с севера и северо-востока почти вплотную приблизились к Грозному. И лишь с запада, со стороны Ингушетии, продвижение их осуществлялось с черепашьей скоростью. Больше того, им оказывалось ожесточенное сопротивление.

11 декабря в Назрани разъяренные толпы блокировали путь армейской колонне западного направления. Поскольку федеральным войскам категорически запрещалось открывать огонь, местные жители вели себя нагло: избивали солдат, отбирали у них оружие и бронежилеты, заточенными штырями прокалывали колеса автомобилей, вырывали трубки бензобаков, поджигали машины. Только за один день мотострелкам был нанесен материальный ущерб на общую сумму более двух миллиардов рублей.

В результате бесчинств местного населения повреждено, уничтожено и потеряно 68 единиц вооружения и военной техники.

Вот такая ситуация была в нашей славной Ингушетии, по территории которой так тяжело двигалась колонна 42-го армейского корпуса. Командовать им только что был назначен генерал-лейтенант Геннадий Трошев. Попал он туда, что называется, из огня да в полымя. Утром 12 декабря ему позвонил командующий войсками округа генерал-полковник Митюхин и приказал срочно разобраться, почему колонна застряла в Назрани. На место происшествия выехал заместитель командира корпуса по воспитательной работе полковник Эдуард Виценец.

— То, что я увидел, — рассказывал мне позже Эдуард Дмитриевич, — было уму непостижимо. Без боевых действий сгорело сорок машин — треть всей колонны. Два подростка 13—14 лет в два счета прокололи все колеса на моем «уазике». Не успел я выйти из машины, как из толпы на меня бросился с заточенной пикой какой-то парень с бородой. Неизвестно, чем бы все это кончилось, не прегради ему путь местный милиционер с пистолетом...

Почему такая агрессия? Чем спровоцирована столь бурная реакция ингушей на движение российских войск? Чтобы понять это, нужно вернуться к событиям 4 декабря 1994 года. В тот день в Нальчике состоялась чрезвычайная сессия Конфедерации народов Кавказа (КНК). На ней было принято решение: в случае вторжения российских войск в Чечню народы Северного Кавказа должны открыть второй фронт в тылу наших войск.

На сессии присутствовали представители из Дагестана, Чечни, Ингушетии, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Адыгеи и Абхазии. Перед делегатами ставились конкретные задачи: оказывать моральное давление на членов семей военнослужащих, участвовавших в чеченской войне, в районах, прилегающих к Чечне, организовывать митинги протеста против ввода федеральных войск в республику. Главнокомандующий вооруженными отрядами Конфедерации народов Кавказа Шамиль Басаев даже опубликовал обращение, в котором содержался призыв к народам Северного Кавказа подняться против российских «агрессоров», от коих Кавказ «страдает» вот уже 300 лет. Басаев настаивал на проведении конкретных акций против частей группировки: блокирование боевой техники на марше, выведение из строя средств связи и т.д.

Но мы, сидящие у телевизоров, ничего об этом не знали. И не знаем, в большинстве своем, до сих пор.

Генерал Чиндаров

Итак, дорога через Ингушетию для войск западного направления оказалась закрыта. И тогда командующий направлением генерал-лейтенант Александр Чиндаров принял решение вернуться во Владикавказ, пополнить боекомплект, запасы продовольствия и окольными путями, минуя Ингушетию, ввести колонну на территорию Чечни.

С генералом Александром Алексеевичем Чиндаровым я познакомился в ноябре 1992 года на взлетном поле аэродрома в Беслане, куда прибывали десантники, чтобы притушить вспыхнувший конфликт между осетинами и ингушами. Стоит отметить, что тогда Чиндарову для наведения порядка хватило одного парашютно-десантного полка.

Говорят, Павел Сергеевич Грачев через два года «озвучил» именно фразу генерала Чиндарова (а может быть, генерала Чернышева?), что Грозный можно взять за два часа «одним парашютно-десантным полком», и именно Чиндаров, основываясь на впечатлениях от осетино-ингушского конфликта, убедил Грачева в слабости режима Дудаева.

Тогда, в ноябре 92-го, поработав с осетинской стороны и собрав необходимый материал для газеты, я решил побывать и в Ингушетии, своими глазами посмотреть, как там обстоят дела, узнать, как местные жители оценивают случившееся. Но попасть из Владикавказа в Назрань было проблемой. Ни о каких попутных машинах и речи не могло идти. Выручил, как всегда, полковник Виценец.

— Сейчас отправляем в Назрань депутата Верховного Совета России Асланбека Аслаханова, — сообщил он. — Попросите его, может, и возьмет.

Уже в машине Аслаханов с удивлением произнес:

— Впервые вижу журналиста, который пытается выяснить мнение и другой стороны...

Прибыв в Назрань, сразу направились в кабинет президента республики. Аслаханов и Аушев по-братски обнялись. Руслан меня узнал, и мы обменялись крепким рукопожатием.

На ночлег меня определили к капитану милиции по имени Магомед. Домой к нему явились глубокой ночью. Несмотря на поздний час, его жена, Фатима, быстро разогрела ужин.

— Пить будем? — вопросительно взглянул на меня Магомед.

Я пожал плечами — по мне, быстрее бы лечь спать. Но хозяин достал бутылку водки. Выпили по рюмке. Завели разговор. Магомед монотонно и, казалось, без всякого интереса рассказывал о том, как с группой боевиков пробирался в Чермен, где они обстреливали осетинских ополченцев. Фатима слушала мужа молча, изредка бросая в адрес осетин язвительные слова.

Когда Магомед умолк, я спросил у нее:

— Фатима, почему вы так ненавидите осетин?

Молодая женщина вспыхнула.

— А за что я должна их любить? — прошипела она. — За то, что они живут на ингушской земле? За то, что они оскверняют могилы наших предков? Я не перестану говорить своему сыну: «Если ты убьешь хоть одного осетина — значит, ты прожил на этом свете не зря»...

Я пристально смотрел в ее сузившиеся, как у волчицы, глаза. Сколько же в них было злобы и вражды! Да, эту женщину не переубедить, как не переубедить и ее сына, который, видимо, впитает ненависть к осетинам буквально с молоком матери...

...Когда на следующий день десантники двигались в сторону границы с Чечней, я находился в кабинете Руслана Аушева и, сам того не ведая, оказался случайным свидетелем его телефонного разговора с Джохаром Дудаевым. Дудаев просил Аушева передать Чиндарову: если тот введет десантников на территорию Ичкерии, то он объявит в республике военное положение и начнет боевые действия против федеральных войск.

В те дни «Красная звезда» писала:

«... 10 ноября российские войска вошли на территорию Ингушетии и без выстрелов заняли позиции, блокировав аэродром на западной окраине населенного пункта Орджоникидзевская, станицу Нестеровская и участок местности по рубежу южная окраина Серноводска и северная окраина населенного пункта Ассинов-ская, блокирована также Назрань.

Как и следовало ожидать, ввод российских войск на территорию Ингушетии отрицательно воспринят в Чечне. Президент Чеченской Республики Джохар Дудаев в интервью корреспонденту ИТАР-ТАСС Шарипу Асуеву заявил, что «Россия не должна забывать, где границы Чечни». Иначе, пригрозил он, «взлетят в воздух и Назрань, и Владикавказ». Дудаев также обвинил лидеров ингушского национального движения в предательстве «интересов своего многострадального народа». В тот же день президент ЧР издал указ о формировании единой мобилизационной системы обороны государства. В этом документе, в частности, говорится о введении в действие «системы самообороны ЧР».

Конечно, тогда сил у Дудаева было маловато. И военные, в том числе и генерал Чиндаров, предлагали руководству России войти в Ичкерию и «зачистить» республику. Но прибывший в Назрань 10 ноября 1992 года Егор Гайдар, исполнявший обязанности председателя Правительства Российской Федерации, не поддержал позицию военных. Войска так и остались стоять на границе с Чечней, а затем и вовсе были выведены из Ингушетии.

Мужество и трусость

ОПЕРАТИВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ ШИФРОТЕЛЕГРАММА

«Ракета»

Главнокомандующему Сухопутными войсками РФ ДОНЕСЕНИЕ Докладываю:

14 декабря 1994 года при выполнении боевой задачи по обеспечению боевых действий 76-й воздушно-десантной дивизии произошла боевая потеря вертолета Ми-8Т авиации СКВО, пилотируемого экипажем в составе подполковника Лескова Н.А., летчика-штур-мана капитана Шаплыгина О.Ю. и бортового техника старшего лейтенанта Девяткова С.А.

Обстоятельства:

При подходе к району боевых действий 76-й ВДД вертолет быч обстрелян из стрелково-пушечпого вооружения и гранатометов. Вертолет получил повреждения. Экипаж произвел вынужденную посадку на территории противника (1,5 км от линии соприкосновения войск). Командир эскадрильи и летчик-штурман были смертельно ранены, бортовой техник тяжелораненньш быч захвачен в плен и отправлен в больницу Красного Креста, где его оперировали.

Принятыми мерами тела погибших были возвращены. По поводу выдачи старшего лейтенанта Девяткова С. А. ведем переговоры...

В период с 11 по 15 декабря сего года в результате огневого воздействия повреждено 12 вертолетов авиации СКВО, из которых одна боевая потеря. Два вертолета требуют ремонта в заводских условиях, остальные восстанавливаются и будут участвовать в боевых действиях.

Командующий авиацией Сухопутных войск генерал-полковник авиации В. Павлов

15 декабря 1994 года».

Подполковник Николай Лесков был командиром эскадрильи. В тот день его экипаж выполнял задачу по перевозке сухих пайков для личного состава 76-й воздушно-десантной дивизии. На аэродроме в Беслане вертолет Ми-8Т был полностью загружен продуктами питания и, поднявшись в воздух, взял курс на Самашки, где находились десантники. Транспортный вертолет сопровождали две боевые винтокрылые машины Ми-24, одной из которых управлял офицер Лактионов.

Пролетая над лесом вокруг Самашек, транспортный вертолет попал под плотный огонь боевиков. Командиру экипажа подполковнику Николаю Лескову перебило осколками левую руку и ногу. Бортовому технику старшему лейтенанту Сергею Девят-кову оторвало левую ногу. Летчику-штурману капитану Олегу Шаплыгину, к счастью, повезло — ни царапины. Осколками был поврежден двигатель и система управления вертолета, который, завалившись на бок, стал падать на землю. Но экипажу все же удалось посадить его на асфальтированную дорогу, пролегающую через лес.

Шаплыгин, вытащив командира из кабины, перетянул жгутом его раненую ногу. Девятков, потеряв сознание, лежал в салоне. И тут послышались выстрелы. Летчики, заняв круговую оборону, стали отбиваться, но силы были слишком неравными.

— Где же Лактионов? — недоуменно смотрел в небо Лесков.

Тем временем экипажи двух боевых вертолетов Ми-24, в распоряжении которых были пулеметы, неуправляемые ракеты и прочее вооружение, поспешно развернулись и ушли в сторону Беслана, бросив товарищей в беде.

— Они продержались минут пятнадцать, — позже вспоминал их сослуживец подполковник Сергей Заикин. — Шаплыгину снайпер попал в правый глаз, а раненого Лескова боевики добили. После этого Лактионова сразу куда-то перевели, видно, побоялись, что офицеры устроят над ним самосуд.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ. ИНФОРМАЦИОННАЯ БЛОКАДА

...Всякая истина, о которой умалчивают, становится ядовитой.

Ф. Ницше

Правда за семью печатями

Все, что происходило в то время в войсках, для журналистов оставалось тайной за семью печатями. Мы сидели сложа руки в Моздоке, «питаясь» в основном дезинформацией и еще чем «бог» пошлет. А в роли «бога» выступала Елена Агапова, пресс-секретарь министра обороны России.

Это была еще та лиса. Из различных источников до нас доходили сведения, что войска несут потери, убитых и раненых отправляют самолетами и вертолетами во Владикавказ, Росгов-на-Дону, другие города, где имелись военные госпитали, а Агапова с улыбкой отвечала: да нет же, все идет нормально. Откровенно говоря, в нарушение Конституции Российской Федерации, она просто-напросто ввела цензуру: временный пресс-центр отсеивал информацию и передавал только то, что было выгодно властям.

Среди пишущей братии за Агаповой прочно закрепилось прозвище «генерал в юбке». В военной иерархии она занимала одно из самых высоких положений. Ее побаивались даже генерал-полковники. Как же ей, обыкновенному литературному сотруднику отдела культуры «Красной звезды», удалось подняться на столь головокружительную высоту? Элементарно. Как говорят, на одной из пресс-конференций она, смазливая журналистка, задала несколько интересных вопросов министру обороны, Павел Сергеевич, что называется, положил на нее глаз и... без колебаний пригласил на должность пресс-секретаря. Так и стало «богом» лицо гражданское и несведущее в военной науке и практике.

Став помощником министра обороны по связям с прессой, Агапова сразу же начала деятельно работать над имиджем Грачева. Люди, близкие к окружению Елены Александровны, рассказывали, что у них была выработана целая система символов, своего рода «азбука», как у глухонемых, с помощью которой Агапова частенько «корректировала» выступления Павла Сергеевича перед военными. Я сам однажды стал свидетелем этого.

Помню, как в 1993 году министр обороны прибыл в СевероКавказский военный округ с инспекционной поездкой. В окружном Доме офицеров собрался весь руководящий состав соединений и частей округа. Когда Грачев вышел на трибуну, я заметил, что Елена Агапова, находясь напротив него в первом ряду, внимательно следила за каждым его словом, и стоило Павлу Сергеевичу отвлечься, как она тотчас бралась за мочку своего уха. Грачев, увидев этот жест, прерывал речь, сразу же возвращаясь к теме выступления. Так что не напрасно острословы прозвали Павла Сергеевича «дрессированным медведем».

Однако вернемся к ситуации в Моздоке. Хорошо помню те очень трудные для поиска информации декабрьские дни 1994 года. Журналисты центральных газет сплачивались в небольшие, но мобильные группки, и если кто-то узнавал что-нибудь интересное, то, сообщив остальным, увлекал за собой всю компанию.

В те дни я работал рука об руку с военным корреспондентом «Известий» Николаем Бурбыгой. Подружился с тогдашним заместителем начальника Центра общественных связей ФСК Александром Здановичем. Именно он помог нам встретиться с захваченным контрразведчиками наемником из Иордании, снабжал необходимыми сведениями о характере действий боевиков и т.д. Но это была лишь эпизодическая «подпитка». А журналистам требовалась постоянная: они без информации, как без воздуха. Не получая ее от командования федеральных войск и пресс-службы Министерства обороны России, многие из пишущей и снимающей братии отправлялись в Грозный и оттуда вещали на российское информационное поле, создавая благостный имидж как Дудаеву, так и незаконным вооруженным формированиям.

Уже тогда, в декабре 1994 года, было ясно, что мы проигрываем информационную войну чеченцам, которой у них талантливо руководил Мовлади Удугов. У нас же безмерно раздутая, неуклюжая, вечно чего-то боявшаяся пресс-служба Министерства обороны России оказалась совершенно не готова противостоять поистине выдержанным в лучших традициях геббельсовского информационного аппарата формам пропаганды, которые использовали в оболванивании российских граждан Удугов и его команда. Ведь информационная война — это прежде всего общественное мнение, складывающееся из мнения каждого обывателя, солдата, политика, государственного мужа. Но, повторяю, прежде всего обывателя, отсюда и то сопротивление, которое испытывало государство в начальный период первой чеченской кампании. Вспомните хотя бы бедственное положение наших войск при переходе через Ингушетию.

Мовлади Удугов

В Грозном и российским, и иностранным журналистам Удугов предоставлял полную свободу действий. Вооруженные боевики сопровождали их на любые объекты, куда бы только они ни пожелали, «организовывали» встречи с населением, которое «проклинало российских агрессоров». В результате подавляющее большинство средств массовой информации, включая электронные, развернули невиданную по масштабам травлю собственных Вооруженных Сил, получивших задачу восстановить в Чечне конституционный порядок. Увы, как ни печально и ни парадоксально, но многие отечественные журналисты, не заметив хитрой уловки «чеченского Геббельса», оказались на стороне воюющего противника. Впрочем, многие, видимо, и не хотели замечать, выполняя определенный политический заказ.

В результате вся критика была направлена против того, кто восстанавливает Закон, обезоруживает бандита и оттаскивает насильника, а не против того, кто продолжает насиловать. Масштабы тотальной контрпропаганды, развернутой СМИ, подтверждали запланированный характер этой беспрецедентной информационной акции. Что греха таить, с легкой руки Удугова вокруг криминального режима Дудаева создавался некий ореол возвышенности, чистоты и благородства.

Кто же он такой, этот главный идеолог сепаратистов?

Мовлади Удугов родился 9 февраля 1962 года в Грозном. Удугов он по матери, по отцу—Темишев. Молод, энергичен. В 1988 году, окончив экономический факультет государственного университета Чечено-Ингушетии, стал главным редактором газеты «Ориентир», которая в 1989 году была запрещена обкомом КПСС.

В 1990—1991 годах Удугов организовал военно-патриотический союз «Мансур». Участвовал в организации и проведении Съезда чеченского народа в 1990 году. Был секретарем всех сессий Чеченского национального съезда. Возглавлял информационный комитет Общенационального конгресса чеченского народа.

С ноября 1991 года — ближайший соратник Джохара Дудаева, исполнял обязанности его пресс-секретаря. С декабря 1991 года — министр информации и печати Чеченской Республики. В качестве государственной идеологии отстаивает идею исламского фундаментализма. Его позиция пользовалась поддержкой со стороны влиятельных старейшин и руководства Национальной гвардии, которые еще 28 апреля 1993 года предложили Дудаеву объявить Чечню Исламской республикой, заменив Конституцию законами шариата.

Удугов был предан как режиму, так и лично Дудаеву. Имел обширные связи с корреспондентами иностранных информационных агентств в Чечне. С декабря 1994 года по август 1996 года руководил пропагандистским аппаратом сепаратистов, активно работал с российскими и зарубежными СМИ. В октябре 1994 года ему было присвоено воинское звание «бригадный генерал». Через два года исполняющий обязанности президента Чечни Зелимхан Яндарбиев наградит Удугова высшим орденом Ичкерии «Честь нации» за то, что он «выиграл информационную войну против официальных российских СМИ». А теперь сравним его с Еленой Агаповой, которая руководила информационной бригадой Министерства обороны России и эту войну проиграла.

И все же в начале января 1995 года на фронте СМИ наметился заметный перелом. Телевизионным бригадам, а также журналистам центральных газет, в том числе и «Красной звезды», разрешено было регулярно бывать на передовой. По мере того, как на телеэкранах и страницах прессы поубавилось грязи и лжи, которые в изобилии выплескивались на российских солдат в начале чеченской кампании, победный тон боевиков начал постепенно затухать, сменяться удивлением и раздражением.

Султан Гелисханов

Сороколетний полковник чеченской полиции Султан Гелисханов в правительстве Дудаева был весьма примечательной фигурой. Не имея особых заслуг перед земляками, тем не менее в чеченском «табеле о рангах» он занимал одну из высших ступеней. Почему? Причиной тому была родственная близость с Дудаевым — оба из тейпа Ялхорой. И все же на каких бы должностях Гелисханов ни находился, он из-за своего мерзкого характера не мог уживаться с людьми.

В Гудермесском районе до сих пор вспоминают «крылатую фразу» инспектора ГАИ Султана Гелисханова, выпускника, кстати, Ростовской высшей школы милиции: «Не знаю такого слова "извини", — говорил он проштрафившимся водителям, — позолоти ручку, и аллах тебе в дорогу... »

После прихода к власти Дудаева у Султана Гелисханова и вовсе пробудился волчий аппетит. Уже возглавляя отдел милиции Гудермесского района, он сколачивает банду, которая вместо наведения порядка грабит проходящие поезда. За разбой «на большой дороге» его освобождают от должности и заводят три уголовных дела, но родственные отношения с президентом Чеченской Республики вновь помогают ему избежать наказания.

24 апреля 1993 года по приказу Дудаева Гелисханов организует нападение на здание МВД Чечни, сотрудники которого отказались подчиняться президенту. Тогда же Дудаев назначает его министром внутренних дел. Но коллектив МВД встретил выскочку в штыки. Конфликт затянулся. Но Дудаев разрубил этот гордиев узел, преобразовав МВД в Департамент по охране общественного порядка, во главе которого и поставил «непотопляемого» Гелисханова. А в сентябре 1993 года после очередного реформирования правоохранительных органов Ичкерии Султан Гелисха-нов был назначен начальником Департамента государственной безопасности («политическая полиция») в ранге министра чеченского правительства.

Вот какую оценку дает ему в своей книге «Чечения — битва за свободу» вице-президент Чеченской Республики Зелимхан Яндарбиев: «Султан Гелисханов несколько месяцев исполняет обязанности министра. В его ведомстве много шума, но мало дел. В действиях Гелисханова преобладают популизм и авантюризм. В начальную пору это принимается за активность и способность, в том числе и мной... »

В июне — ноябре 1994 года Гелисханов одновременно исполнял обязанности еще и коменданта Чечни. Со второй половины декабря 1994 года на начальника Департамента госбезопасности Чечни было возложено и руководство всеми правоохранительными органами в Грозном, и подкуп российских и иностранных журналистов, которые использовались в интересах незаконных вооруженных формирований.

ОПЕРАТИВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

ЧЕЧЕНСКАЯ РЕСПУБЛИКА ИЧКЕРИЯ

ДЕПАРТАМЕНТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ

БЕЗОПАСНОСТИ

«Совершенно секретно. Экз. № 1 Президенту ЧРИ Дудаеву Д. М.

Докладываю, что согласно Вашему разрешению ДГБ ЧРИ в декабре 1994 года на оплату журналистов было израсходовано 1,5 (полтора) миллиона долларов США.

В последнее время российские власти приняли меры по облегчению работы в федеральных войсках российских и иностранных журналистов, что существенно затруднило их использование в наших интересах. В связи с этим прошу Вас дать распоряжение о выделении дополнительно одного миллиона долларов ДГБ ЧРИ.

Начальник Департамента государственной безопасности ЧРИ С. Гелисханов 7 января 1995 года».

Встреча в Знаменском

16 декабря 1994 года. Именно тогда мне подумалось: «А почему, собственно, я должен торчать в Моздоке? Это — мой округ. Завтра же выбираюсь в войска». Попасть на передний край мне помог генерал Московченко — начальник тыла округа.

— Давай сделаем так, — сказал Валерий Михайлович. — Завтра в пять утра от КПП уходит колонна с продовольствием и боеприпасами на Терский перевал. Скажешь начальнику колонны, что я дал «добро».

Еще с вечера за мной увязались два фотожурналиста — Саша Чеботарев из «Вечернего Ростова» и Сережа Величкин из «ИТАР-ТАСС»: возьми да возьми с собой. Отказать коллегам не смог.

Колонна состояла из нескольких десятков машин: «наливников» с горючим, автомобилей с установками «Ураган», боеприпасами и продовольствием. Перед маршем начальник колонны, высокий, со скуластым лицом полковник, спросил:

— Оружие есть?

— Нет.

— Почему? — пробурчал он.

— Мое оружие — авторучка и диктофон, — ответил я. — У вас своя работа, у меня своя.

Полковник посмотрел на меня, как на недоумка, хотел что-то сказать, но сдержался.

— Ладно, — махнул он рукой, — занимайте места в свободной машине.

...Двигаемся медленно. Кругом— грязища непролазная. В Знаменском короткий привал. Видим: неподалеку от дороги магазинчик.

— Может, подхарчимся? — предложил Чеботарев.

В ларьке покупать особо было нечего: жвачка, минералка, дешевые рыбные консервы. Пока решаем, что взять, подходит какой-то парень из местных, на вид лет тридцати. Маленький и небритый. К тому же «под мухой».

— Здорово, мужики! Туда едете? — показал он в сторону гор.

— Туда, — киваю.

— Поддайте им как следует, — погрозил он кулаком, — чтоб знали наших.

Надтеречный район, по которому мы двигались к перевалу, находился в оппозиции к Дудаеву. Поэтому местные жители вздохнули с облегчением, когда федеральные войска вступили на чеченскую землю. Так что слова подвыпившего парня были нам понятны, но вступать с ним в разговор не хотелось. Все же ехали в район боевых действий...

На Терском перевале

Погода стояла тихая и ясная. Открыв дверцу автомобиля, спрыгнул в рыхлый снег. Вдохнул полной грудью: легкие наполнились пьянящим воздухом. Хорошо! И кому нужна эта война? Здесь бы отдыхать, наслаждаться красотой.

Отдаленный гул канонады вмиг вернул к реальной жизни. На бронетранспортере добрались до сводного отряда, основу которого составляла 131-я отдельная мотострелковая бригада.

От увиденного обомлел. Поблизости несколько бойцов в стареньких бушлатах бродили по сугробам, ища что-то в кустарнике.

— Что вы тут делаете?—недоуменно спрашиваю одного из них.

Тот, будто спросонья, таращит на меня глаза:

— Валежник собираем.

— Зачем?

— Для костра.

Присматриваюсь к солдату — совсем еще мальчишка. Его видавший виды бушлатик в нескольких местах прожжен. На худой шее вместо шарфа — грязное полотенце.

— Тебя как зовут? — спрашиваю.

— Колей.

— Тезка значит. А фамилия?

— Попов.

— Откуда родом?

— Из Ростова.

— О, да ты еще и земляк.

— Товарищ подполковник, — умоляюще смотрит он на меня, — а сигареточки у вас не найдется?

— Не курю, землячок...

В ту минуту я искренне пожалел, что не курю. Хотелось хоть чем-то помочь парню. Позже, всякий раз уезжая на передовую, старался прихватывать с собой сигареты. Знал: ребята обязательно попросят закурить.

...По дороге на КП бригады пытаюсь привести в порядок первые впечатления от увиденного. «Ни фига себе, — думаю, — вот это войска. Да в таких условиях профессионалы застонут. А тут совсем еще мальчишки... »

Чеботарева и Величкина нашел у небольшого костра, где солдаты растапливали в котелках снег. «Фотики» делали свое дело — снимали на пленку будущих героев публикаций. Увы, кое-кто из этих ребят будет убит при штурме Грозного. Кто-то погибнет позже.

Подходит невысокий паренек. Застенчиво спрашивает:

— Вы из Ростова?

— Из Ростова, — весело отвечает Чеботарев. — А ты откуда?

— Я тоже.

— А как тебя зовут? — продолжает Чеботарев.

— Роман Маслюк.

Чеботарев сфотографировал его для «Вечерки» — пусть порадуются родители, увидев снимок сына на страницах городской газеты.

...А 6 января 1995 года рядовой Роман Маслюк был тяжело ранен в бою. Восемнадцать дней он умирал на глазах у матери Татьяны Владимировны. Вместе с Сашей Чеботаревым проводили его в последний путь. Он лежал в гробу — словно живой. Лицо, бескровное и строгое, будто говорило: вот мы и снова встретились. Да, на войне жизнь и смерть всегда рядом.

...У штаба бригады видим, как к нам во весь опор мчится какой-то странный субъект в джинсах, черной шапочке. Лицо закопченное, торчащая щетина отливает синевой. Сердце замерло: уж не боевик ли? Оружия у него, правда, не было. Зато на груди болтался фотоаппарат, похожий на адскую машинку.

Подбежав, он стал тискать Величкина в объятиях. Тот опешил:

— В чем дело?

— Серега, ты что, не узнал?

— О, господи, — наконец пришел в себя Величкин. — Володя, ты что ли?

— Фотокор «ИТАР-ТАСС» Володя Сварцевич, — представил он нам это чудо.

«Абхазский» батальон

Сварцевич рассказал, что «прибился» к 131-й майкопской бригаде еще в Моздоке, с ней и вошел в Чечню. Обстрелы были жуткие — за ночь приходилось по пять-шесть раз менять позиции...

В то время как Сварцевич весьма живо описывал происходившие события, я осмотрелся. Внизу, километрах в двух от нас, под перевалом лежит поселок с темно-зелеными заборами, шиферными крышами и дымами из труб. Поселок достаточно крупный: кроме частных домов, есть и пятиэтажки, административные строения, мечеть.

— Что это за поселок? — спрашиваю у Сварцевича.

— Первомайское, — ответил он, — пригород Грозного. Сейчас там находится так называемый «абхазский» батальон Шамиля Басаева. У них две установки «Град», которые кочуют с места на место: то займут позицию во дворе школы, то откроют огонь с территории больницы...

Неужели это тот самый Басаев?

Вспомнилась Гудаута, куда я попал по служебным делам в июле 1993 года. Готовя для газеты военное обозрение, я встретился тогда с десантниками, входившими в состав миротворческих сил. Они и рассказали мне, что абхазы воюют дерзко, с хитростью и выдумкой: создали пусть небольшой, но весьма маневренный флот, на быстроходных катерах поставили реактивные установки «Град». Почти каждую ночь эти катера сновали вдоль побережья в районе Сухуми и вели огонь по позициям грузинских войск.

Покинув десантников, я отправился в штаб абхазских ополченцев. Те, узнав, что о них будут писать в газете, с радостью стали рассказывать о своих боевых успехах, о том, как отвоевывают у грузин город за городом.

— В нашей освободительной войне, — говорили они, — нам здорово помогают братья-чеченцы, обязательно напишите о них, особенно о Шамиле Басаеве, их командире...

Штаб их формирования располагался в одноэтажном доме с высоким крыльцом, на которое нужно было подниматься, как в гору, по крутым ступеням. Вокруг дома росли ветвистые каштаны, поэтому в просторной комнате, где находился командир, стоял полумрак и было прохладно.

Первое, что бросилось в глаза, когда вошел, — развернутое на стене зеленое знамя Чеченской Республики Ичкерия, в центре которого грациозно восседал одинокий волк на фоне желтой луны. Под знаменем, за широким массивным столом, сидел бородатый чеченец в выцветшей камуфляжной шляпе. Он глянул на меня и тотчас отвел взгляд в сторону. Я подошел к нему, представился.

— Басаев, — коротко сказал он. — Присаживайся.

Общались мы недолго. Басаев был молчалив. На вопросы отвечал односложно. Слова из него, как говорится, приходилось клещами вытягивать. И все же кое-какую информацию раздобыть удалось. Накануне его подчиненные провели операцию, четкую и молниеносную, по захвату Сухумской ГЭС. Именно там «абхазская» рота спецназа взяла в плен около 30 грузинских военнослужащих во главе с генерал-майором Зурабом Мамулашвили.

За время беседы Басаев лишь однажды посмотрел мне в глаза. Взгляд его был холодным, пронизывающим, как взгляд волка, готовящегося к прыжку на свою жертву. Я кожей почувствовал, что передо мной сидит жестокий, фанатичный человек, который ради поставленной цели пойдет на все.

Неопубликованный репортаж

Пока я вспоминал ту давнюю встречу с Шамилем Басаевым, словоохотливый Сварцевич рассказывал коллегам о своей «забойной» работе на передовой.

Перебив его, спрашиваю:

— Где комбриг?

Сварцевич повел нас в один из кунгов, который был заставлен двухъярусными кроватями. Внутри дыма — хоть топор вешай. Находившиеся там офицеры что-то возбужденно обсуждали. При виде посторонних они смолкли. С дальней кровати, поставленной поперек кунга, поднялся широкоплечий, с улыбчивыми глазами офицер.

— Полковник Савин, — отрекомендовался он, — командир бригады.

Мы поочередно представились.

— Давно прибыли? — поинтересовался комбриг.

— Только что.

В кунг, пригибая голову, ввалился подполковник.

— Валера, — удивился Чеботарев, — и ты здесь?

— А где же мне быть, — устало ответил тот. —Я ведь замком-брига по воспитательной работе.

— Николай, — подозвал меня Чеботарев, — познакомься: Валерий Конопацкий.

— Так вы из «Красной звезды»? — сдвинулись брови у Коно-пацкого.

— А что? — насторожился я.

— Да, собственно, ничего, — едва сдерживая раздражение, ответил он, — если не считать одной мелочи: ваша газета пишет, что на передовой бойцам выдают доппаек, в том числе сало с чесноком. Так где же оно?

Чувствую, как вспыхивают щеки. Сам видел, как офицеры из штаба группировки получали на продскладе эти самые доппайки...

Выпустив пар, Конопацкий умолк. Краем глаза замечаю, как он нервно делает затяжки.

— А ради чего мы тут торчим? — снова заводится он. — Ни питьевой воды, ни дров. В палатках — зуб на зуб не попадает... Чеченцы по своим радиостанциям запросто ловят наши частоты и откровенно издеваются: говорят, убирайтесь подобру-поздорову...

У Конопацкого глаза красные от бессонницы. Что я могу ответить офицеру? Конечно, ни мне, ни девятнадцатилетним маль-чишкам-солдатам эта война не нужна. Но не мы решаем...

— Даю слово, — пообещал я Конопацкому, — что завтра же отправлю в Москву материал о том, что увидел здесь.

— Не думаю, — усмехнулся офицер, — что газета его опубликует.

— Хватит вам спорить, — миролюбиво перебил нас Савин. — Пойдемте, представлю вас старшему начальнику.

В соседней штабной машине — просторный салон с широким столом посредине, на столе — карта. Над ней склонился генерал Пуликовский, командир сводного отряда.

— Присаживайтесь, — приглашает Константин Борисович. — Мне уже доложили о вас. Как там дела в Москве?

— В Москве-то все в порядке, — улыбаемся мы. — А как тут обстановка?

Генерал пытается шутить. Но, чувствуется, на душе у него кошки скребут. Глаза строгие, чуткие. Несмотря на усталый вид, он держится бодро и с достоинством. В его неторопливой речи звучат жесткие нотки.

— Если это война, — говорит Пуликовский, — то нам для продвижения вперед следует применять общевойсковую тактику: прежде чем идти, скажем, в атаку, провести артподготовку. Но как я могу из орудий подавлять огневые точки противника, расположенные во дворе школы или на территории больницы? Ведь там женщины и дети. Если же это не война, то на кой черт нас тут держат?..

Чеботарев с Величкиным, попрощавшись, ушли отдыхать, а мы с генералом продолжили беседу. О многом мы говорили с Константином Борисовичем в тот вечер. Он задавал резонные вопросы. Почему, например, боевики оснащены лучше, чем федеральные войска? У нас радиостанции каменного века, а у них портативные японские. Почему личному составу подразделений, которые ведут боевые действия в горах, не выдали теплых вещей, свитеров? Почему, наконец, штабы не снабдили подробными картами Грозного, схемами города? Ведь не сегодня-завтра придется его штурмовать..

В свой кунг я вернулся далеко за полночь. Фотокоры уже спали. Величкин мирно посапывал на верхней кровати. Чеботарев, развалившись внизу, храпел, как трактор.

— Располагайтесь на ночлег, — предложил подполковник Ко-нопацкий. — Можете занимать любую кровать, офицеры до утра не вернутся. Каждую ночь проверяем посты — бойцы устали и буквально валятся с ног. Не растолкаешь часового — он либо замерзнет, либо ему перережут горло басаевские «нукеры».

Конопацкий, облачившись в старенький бушлат и нахлобучив поношенную шапку, направился к двери. Взявшись за металлическую ручку, сказал на прощание: «Спокойной ночи», — и скрылся за дверью, впустив в прокуренный кунг свежий морозный воздух.

До утра я так и не мог заснуть. Нет, я не выстраивал в мыслях будущий репортаж, знал, слова придут сами собой, просто впечатлений было много, ярких и неожиданных. Думал о Конопацком, о других офицерах бригады. Мы тут дрыхнем, а они всю ночь напролет будут «путешествовать» в сугробах по всей «нитке» переднего края, проверяя «секреты», подбадривая продрогших и измученных бессонными ночами, интенсивными перемещениями с места на место бойцов.

Думал о самих бойцах, которым в жизни выпало такое испытание. Ладно, офицеры, поступая в военное училище, знали, на что шли. А мальчишки-солдаты? Что они видели в этой жизни? И каково будет родителям, когда кого-то из них привезут в цинковом гробу?

Думал о генерале Пуликовском, у которого голова болит и о тех и о других. Он командир, ему ставится боевая задача, которую он должен выполнить любой ценой. Даже, может быть, ценой жизни подчиненных. Другое дело — ради чего?..

Не заметил, как наступил рассвет. Тут же сделал наброски в блокноте. Теперь главное — оперативно передать материал в Москву. Но как?

На выручку пришел возвратившийся с ночного «бдения» все тот же подполковник Конопацкий:

— На командном пункте группировки есть аппарат правительственной связи, по нему и свяжетесь с редакцией.

— Отлично!

— До КП вас подбросят на БТРе, — объяснил офицер. — Пароль на сегодняшние сутки — «Пять».

На чеченской войне применялся не обычный, словесный, а цифровой пароль. На окрик часового «Стой, кто идет?» отзыв типа «Свои» не проходил. В Чечне кругом были свои, россияне. Поэтому здесь на цифру-вопрос нужно было назвать такую цифру-ответ, чтобы в сумме получилась цифра-пароль, иначе часовой должен открыть огонь: война есть война...

Командный пункт северо-восточного направления находился в распадке, километрах в пяти от передовой. Командующий направлением генерал-лейтенант Чилиндин лежал в спальном кунге с двухсторонним воспалением легких. Принять меня Владимир Михайлович не смог, зато разрешил воспользоваться аппаратом «ВЧ».

С Москвой удалось связаться без труда.

— Слушаю, Чупахин, — послышался голос на другом конце провода.

Вкратце обрисовал главному редактору «Красной звезды» картину происходящего на Терском перевале. Сказал, что готов продиктовать по телефону критический материал.

Редактор отдела Анатолий Стасовский, быстро записав мое сообщение, обнадежил:

— Материал будем ставить в завтрашний номер.

Но ни в завтрашнем, ни в последующих номерах газеты репортажа под заголовком «Здесь вам не равнина, здесь климат иной...» я так и не увидел. Позже Стасовский расскажет мне, что материал, который уже стоял в полосе очередного номера, сняли по приказу «сверху», строго-настрого предупредив: никакой критики федеральных войск. И мой репортаж, а вместе с ним и мои надежды рассказать правду полетели «в корзину».

Выйдя из штабного салона, я огляделся. БТРа не было. Кругом снежная целина. Ну что ж, обратно придется добираться на перекладных. По накатанной колее направился к трассе, по которой в сторону перевала ползли большегрузные автомобили. Навстречу попалось подразделение десантников. Удивительно: в горах крепчает мороз, а они, черт возьми, в беретах!

На трассе остановил «наливник».

— До КП бригады подбросишь? — поинтересовался у води-теля-контрактника

— Без проблем.

И точно, минут через пятнадцать добрались до места. Вдалеке едва проступают очертания кунгов.

— Вам туда, — показал мне рукой водитель. «Наливник» свернул влево, а я, подняв воротник бушлата, направился в сторону расположения бригады. Ветер усилился, снег вдруг начал валить так густо, что в двух шагах ничего не видно. Даже Камчатка вспомнилась, где в свое время довелось служить. Там такие циклоны в порядке вещей. Однажды в пургу я понес на руках свою четырехлетнюю дочурку в детский садик. До него было рукой подать, а мы добирались битый час.

Сколько тут я пробивался сквозь снежный заряд, сказать трудно, метель стала утихать, лишь когда начался спуск. Останавливаюсь, озираюсь по сторонам. Где же кунги? Вокруг белым-бело. И никаких признаков присутствия наших войск. Зато внизу, примерно в километре от меня, четко просматриваются очертания строений. «Вот те раз, — чувствую, как к спине прилипает тельняшка. — Неужели проскочил КП бригады?» Поворачиваю обратно. Карабкаюсь в гору. И вдруг: «Стой, кто идет?» Вздрагиваю. В горле вмиг пересыхает. «Спокойно, — беру себя в руки. — Главное, чтобы боец с перепугу не открыл огонь раньше времени».

К счастью, парень, что был в «секрете», оказался не робкого десятка. Когда он назвал цифру «Два», я ответил: «Три».

Проверив мои документы, часовой, крепыш с обветренным лицом и живыми карими глазами, с нескрываемым удивлением сказал:

— Товарищ подполковник, а как вы оказались на той стороне? Могли бы и в плен попасть...

— Бывает, — попытался отшутиться я.

Знак беды

29 декабря 1994 года мне на смену из Москвы прилетел специальный корреспондент «Красной звезды» полковник Владимир Житаренко — мой давний друг и наставник. Познакомился я с ним еще в далеком 1974 году в городе Львове, где служил срочную службу в одной из воинских частей, что располагалась в старинной крепости-цитадели. В ту пору я писал заметки в окружную газету «Слава Родины», а готовил их к печати, как правило, капитан Житаренко, служивший в отделе комсомольской жизни. Я часто общался с ним в редакции.

— Н-ни-колай, — чуть заикаясь, говорил он мне, — пока мы встречаемся на страницах окружной газеты, но придет время — бу-дем публиковаться на страницах «Звездочки».

Как в воду глядел.

Спустя двадцать лет я действительно встретился с ним в коридоре ставшей мне уже родной редакции «Красной звезды». А потом не раз работали с ним рука об руку в «горячих точках» — в Абхазии, Южной и Северной Осетии. И вот в конце декабря 1994-го он, уже практически уволенный в запас, прилетел из Москвы под самый Новый год, чтобы сменить меня в Чечне.

Я устроил Михалыча, как мы его ласково называли, в кунге, где жили журналисты.

— Ст-арик, спасибо за заботу, — он крепко пожал мне руку. — Вы-бирайся домой, Новый год на носу.

Мы обнялись на прощание. Как оказалось, в последний раз...

...Самолет Ан-12 оторвался от бетонки военного аэродрома в Моздоке и взял курс на Ростов. В гермокабине нас, как сельдей в бочке. Но в тесноте, да не в обиде. Каждый, конечно, думал о своем.

Мысленно представил встречу с родными. Вот на звонок быстро открывается дверь квартиры и жена Таня, соскучившаяся и счастливая, прижимается к груди. Сзади подкрадывается дочурка Леночка и чмокает в щеку. А на плече, тут как тут, попугай «Гоша» — это его законное место.

За раздумьями не заметил, как приземлились в Ростове. На звонок в квартиру дверь открывается не сразу. Наконец, в проеме появляется жена. Лицо бледное.

— Таня, здравствуй, — встревожено говорю. — Что случилось?

— «Гоша», попугайчик наш умер, — едва сдерживая слезы, шепчет она.

Тяжело вздыхаю. Кожей чувствую: смерть попугая — знак беды.

...Через три дня, в новогоднюю ночь, под Грозным погиб мой друг и наставник полковник Владимир Михайлович Житаренко...

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ГИБЕЛЬ 131-Й БРИГАДЫ

Каждый генерал, берущийся за осуществление плана, который он сам считает ошибочным, несет личную ответственность за это. Он обязан представлять свои доводы и настаивать на изменении плана; короче говоря, он должен скорее подать в отставку, чем позволить себе превратиться в орудие гибели собственной армии...

Наполеон

Живые и мертвые

Гибель 131-й отдельной мотострелковой бригады, которая была расстреляна в упор на железнодорожном вокзале в Грозном 1 января 1995 года, я также переживал как личную драму. Всего две недели прошло с тех пор, как я познакомился с комбригом Иваном Алексеевичем Савиным и другими офицерами управления бригады на передовой, на Терском перевале.

И вот теперь почти всех их нет в живых. Выжил лишь подполковник Валерий Конопацкий — тот самый, с которым мы говорили декабрьской ночью о сале с чесноком. Контуженный в бою на вокзале, он чудом остался жив, выйдя с горсткой солдат из окружения.

Генерал-майор Александр Сергеевич Волков, в те дни начальник службы ракетно-артиллерийского вооружения армейского корпуса, пытался пробиться с колонной автомобилей, груженных боеприпасами, к вокзалу, но все попытки оказались тщетными.

— Огонь боевиков был настолько плотным, — рассказывал он позже, — что, потеряв несколько машин с боеприпасами, мы вернулись обратно.

К гибнувшему на вокзале комбригу и его бойцам сделал попытку пробиться один из танковых батальонов, но дошел лишь до товарного дворика станции, где все его боевые машины были сожжены боевиками.

В одной из газетных публикаций того времени я прочитал о последних минутах жизни комбрига полковника Ивана Савина: «...Комбриг Савин понял, что поддержки не дождется, и решился на отчаянный шаг. К концу дня 1 января сделал попытку вырваться из окружения.

Бригада собрала последние боеприпасы — их оставалось только на час сражения — и рванулась через стену огня на привокзальную площадь, с боем, где клином, где врассыпную, в сторону Терского хребта, к поселку Садовый.

Но при этом отчаянном прорыве погиб не только командир бригады, но и почти весь его штаб...»

Как и почему произошла эта трагедия? Лишь спустя годы я нашел ответ на эти вопросы, когда судьба свела меня с человеком, который последним видел живым комбрига Савина.

Беседуя с очевидцами, пересматривая оперативные документы того времени, кропотливо добывал я необходимые сведения и факты, которые и рисовали страшную картину гибели 131-й майкопской бригады.

ОПЕРАТИВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

«Самолет» Чилиндину, Савину КП ОГВ — Моздок 17.12.94 г.

Распоряжение Северо-Кавказского военного округа:

1). Обстановка в Чеченской Республике резко обострилась и приняла опасную для территориальной целостности Российской Федерации направленность. Силы вооруженных формирований предпринимают меры по совершенствованию в инженерном отношении опорных пунктов, а также усилению обороны Грозного. Непосредственно в полосе действий 131-й омсбр готовятся к обороне незаконные вооруженные формирования в опорных пунктах Первомайский и Бутенко. Всего личного состава до 500 человек, танков — 5, БТР — 6, артиллерийских орудий — 6, в том числе РСЗО БМ-21 —2.

2). В соответствии с решением Совета безопасности РФ № 10, на основании Директивы МО РФ №... от 17 декабря 1994 года с 00.00 часов 18.12.94 г. все действия по разоружению НВФ проводить в форме боевых операций, с комплексным применением всех средств поражения по объектам, целям и огневым средствам, в том числе находящимся в населенных пунктах.

3). Сводному отряду 131-й омсбр, оставаясь в занимаемом районе, продолжать инженерное оборудование местности, вести активную разведку. Продолжать блокировать направление Кенъ-Юрт, Первомайский — Грозный.

В ночь с 17 на 18.12.94 г. в случае нападения противника огнем с заранее оборудованных позиций и стрельбой прямой наводкой отрезать нападение противника, уничтожив его огневые средства...

4). Слева сводный отряд 20-й мед продолжает инженерное оборудование занимаемого района, блокирует дорожные направления Толстой-Юрт — Грозный, Толстой-Юрт—Петропавловская.

5). Справа — парашютно-десантный полк 106-й воздушно-десантной дивизии, парашютно-десантный батальон 56-й отдельной воздушно-десантной бригады, 59-й полк оперативного назначения Внутренних войск овладевают рубежом — восточная окраина населенного пункта Долинский.

6). КП иметь — своим решением.

7). Готовность к выполнению задач— 7.00 18 декабря 1994 года.

А. Митюхин, В. Потапов».

Эта шифротелеграмма была отправлена в 131-ю отдельную мотострелковую бригаду поздним вечером 17 декабря 1994 года, когда мы с друзьями-фотокорреспондентами были там. Думается, читатель без труда заметит разницу в том, как оценивалась обстановка на передовой, непосредственно в бригаде, и как — на командном пункте Объединенной группировки войск в Моздоке.

Впрочем, иного не могло и быть. Командование группировки просто не знало, что происходило на переднем крае, потому что ни разу не побывало в войсках с начала чеченской кампании. Лишь 18 декабря 1994 года на Терский хребет, в расположение сводного отряда, которым командовал генерал Пуликовский, да и то тыла округа, впервые прибыла группа офицеров во главе с генерал-лейтенантом Московченко.

Не допускали в войска и журналистов, не давали им говорить правду в средствах массовой информации об истинном положении дел на передовой. Откуда же знать было тому же командующему войсками СКВО генерал-полковнику Алексею Митюхину о бедственном положении, в котором оказались войска накануне штурма Грозного, когда на рапорты нижестоящих чинов не обращали внимания, оценивая их как трусость? Да и хотел ли сам командующий все это знать?..

Сколько их — предупреждений о том, что Грозный не только сильно укреплен, но и буквально «начинен» наемниками, — накануне штурма города застряло в столах всевозможных военных служб?

ОПЕРАТИВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

«Срочно!

Заместителю председателя Правительства РФ Егорову Н.Д.

Министру обороны РФ генералу армии Грачеву П. С.

По поручению Главнокомандующего Пограничными войсками РФ генерал-полковника Николаева А.И. сообщаю данные об обстановке по состоянию на 18.00 31 декабря 1994 года:

1). По шлющимся данным, в настоящее время в Грозном находятся наемники из Афганистана и Пакистана, которые занимаются боевой подготовкой с ополченцами (обучают владению различными видами оружия и тактике боевых действий в городе). К боевым операциям они привлекаются только на угрожаемых направлениях и в крайних случаях.

2). Статус особого подразделения имеет формирование «белые колготки», состоящее из женщин-снайперов из Прибалтики. Ежесуточно им выплачивается по 1 тыс. долларов США и 1,5 тыс. долларов за каждого убитого российского офицера дополнительно.

3). На стороне Дудаева задействовано до 400 украинских националистов, прибывающих в Грозный по объездным дорогам из Элисты...

Старший оперативной группы Пограничных войск РФ — заместитель главнокомандующего Погранвойсками России генерал-лейтенант А. Щербаков».

Почему же руководители операции не прислушивались к этим предупреждениям, не давали соответствующих указаний штурмовым отрядам, уже вошедшим и готовящимся войти в Грозный? Медвежью услугу тут оказал характер Павла Сергеевича Грачева, заносчивый и амбициозный. Министр обороны России Грачев недолюбливал главнокомандующего Пограничными войсками России Николаева. И, как следствие, Николаев его тоже. Доходило до абсурда: нам в «Красной звезде» в те годы вообще запрещалось даже упоминать о пограничниках. К тому же Грачев и слышать не хотел о каких-то там наемниках, «белых колготках» и прочей нелепице. Он был по-прежнему уверен: Грозный можно взять за два часа «одним парашютно-десантным полком».

А стоит ли говорить о том, какую важную роль в любой военной кампании играет понимание личным составом того, зачем и для чего ведутся боевые действия? Увы, как я рассказывал выше, в 131-й бригаде не только солдаты, но и офицеры, и замполит бригады подполковник Валерий Конопацкий не понимали ни целей, ни задач этой войны. И хотя офицеры и бойцы безупречно выполняли боевые задачи, зачастую даже ценой собственной жизни, у них не было и не могло быть ни единого патриотического порыва, ни готовности к самопожертвованию ради наведения так называемого конституционного порядка в Чечне.

Рассказ очевидца

Итак, согласно оперативным документам:

«31 декабря 1994 года положение войск группировки "Север ", в состав которой входили сводный отряд 131-й мотострелковой бригады, 81-го мотострелкового полка, 90-й танковой дивизии, 276-го мотострелкового полка, было таковым. С утра два штурмовых отряда (1110 № 1—1-й мотострелковый батальон 84-го полка, ШО № 2—2-й мотострелковый батальон 81-го полка) выдвинулись на северные окраины города. Преодолев сопротивление групп незаконных вооруженных формирований, усиленных танками, к исходу дня вышли: ШО № 1 —на железнодорожный вокзал, ШО №2 — к президентскому дворцу, где занял оборону.

ШО № 3 — сводный отряд 131-й мотострелковой бригады — в ходе боевых действий серьезного сопротивления не встретил, одним батальоном вышел на железнодорожный вокзал и совместно с мотострелковым батальоном 81-го полка стал его удерживать. Другим мотострелковым батальоном оборонял станцию Грозный-товарная.

1-й мотострелковый батальон 276-го полка в ходе перемещения на северные окраины Грозного попал на управляемое минное поле. Было выведено из стоя 7 единиц БМП, и он отошел в прежний район, где принялся восстанавливать боеспособность.

3-й мотострелковый батальон 2 76-го полка осуществлял охрану мостов на восточных окраинах населенного пункта Родина. С поступлением темноты батальон подвергался обстрелам незаконных вооруженных формирований».

Такова была официальная бумага, ушедшая с КП ОГВ в Москву — министру обороны и начальнику Генерального штаба Вооруженных Сил России.

На самом же деле события развивались иначе.

Вот рассказ очевидца — старшего прапорщика Вадима Шибкова, начальника узла связи радиотехнической бригады, который, узнав, что я собираю материалы о гибели 131-й отдельной мотострелковой бригады, сам пришел в корпункт, чтобы рассказать правду. Накануне штурма города Вадим Шибков находился в составе группы боевого управления авиации «Акула-1», а во время выдвижения бригады к вокзалу исполнял обязанности авианаводчика, рядом с комбригом полковником Иваном Савиным.

«31 декабря 1994 года в 00.00 часов генералом Пуликовским бригаде была поставлена такая боевая задача, — рассказывает Вадим. — Первому батальону под командованием комбрига полковника Савина выйти на рубеж железнодорожный вокзал и отрезать отход противника с тыла президентского дворца. Второй батальон должен был захватить станцию Грозный-товарная и удерживать ее до подхода главных сил. С этими подразделениями должны были взаимодействовать соответственно первый и второй батальоны 81-го мотострелкового полка, блокирующие с фронта президентский дворец, а также комплекс правительственных зданий в центре города.

Выдвижение мы начали в 4.00 утра из района нефтевышки, что на перевале Колодезном. Вскоре вышли в район поселка Садовый. Потом продвинулись в город — до Дома печати, а затем до вокзала дошли практически без потерь. Но когда повернули на улицу, которая ведет к привокзальной площади, на колонну обрушился мощный шквал огня и одна за другой вспыхнули сразу три БМП: командира батальона и две командно-штабные машины. Бронетранспортер, на котором находился я, также получил две пробоины.

Боевики все сделали профессионально: сразу же вывели из строя связь, и поскольку управление подразделениями было потеряно, возникла паника. Выполнение боевой задачи оказалось под угрозой».

Смерть комбрига

«На вокзале нас зажали капитально, —- продолжал свой печальный рассказ старший прапорщик Шибков. — Тактика у боевиков была выверенной. Хорошо вооруженные, они действовали группами по 10—15 человек, и стреляли, стреляли, стреляли, часто сменяя друг друга, а мы отбивались в одном и том же составе. Кроме того, бронетехника в бригаде была старая, выслужившая все сроки — там башня не вращалась, там пушку заклинивало, а танки и вовсе без активной защиты брони, да и личный состав, что скрывать, не готовили к ведению боя в городе. Может быть, в поле, под прикрытием авиации, артиллерии и брони, мы и выглядели силой, но здесь, в каменных джунглях незнакомого и враждебного города, когда с каждого этажа, из каждого окна дома, прилегающего к привокзальной площади, в тебя летит град свинца, оказались просто пушечным мясом. Я до сих пор считаю, что тогда, в январе 95-го, нас просто предали...

В общем, к концу дня 1 января комбриг Иван Алексеевич Савин принял решение — идти на прорыв. Пробиваясь сквозь плотную стену огня, мы стали отходить по знакомой дороге в сторону поселка Садовый. В районе вокзала Иван Алексеевич получил два сквозных пулевых ранения, но продолжал командовать остатками бригады.

До последнего своего мгновения он оставался настоящим командиром, командиром с большой буквы!

Мы отходили все дальше, встречая по пути наши сгоревшие машины, из которых боевики уже утащили боеприпасы и продовольствие, тут же лежали трупы наших бойцов. Наконец показался Дом печати. Вдруг, откуда ни возьмись, к нам подъехали две бэ-эмпэшки 81-го мотострелкового полка. В них сели комбриг, начальник артиллерии бригады, офицеры группы боевого управления авиации «Акула-1»... Тотчас обе БМП взяли с места в карьер, но, не проехав и ста метров, вдруг остановились. А секунды спустя — вспыхнули. «Духи» расстреляли их из гранатометов и автоматов, в упор. Комбрига ранило в третий раз.

В нашу же сторону в это время боевики открыли шквальный огонь. Не знаю, что бы случилось с нами, если бы не расположенная рядом автобаза. Она стала для нас спасительным островком. Заскочив на ее захламленный двор, мы забросали на всякий случай окна помещений гранатами. Залегли. Вскоре подтянулась основная группа, с комбригом. Впрочем, от группы осталось одно название: пока перебегали по открытой местности, почти все полегли под пулеметным огнем боевиков.

Я подошел к Савину:

— Командир, что будем делать?

Думая о чем-то своем, весь израненный, полковник смотрел в сторону, затем, будто очнувшись, сказал:

— Нужно оценить обстановку.

К тому времени над городом уже опустились сумерки. Мы заползли с ним за угол здания, смотрим, пять или шесть боевиков-ополченцев скрытно подбираются к нам.

— Командир, гранату, — говорю Ивану Алексеевичу.

Он с трудом достал из подсумка гранату РГД-5.

— Подсвечивайте, — прошу, — я их уложу «эфкой».

Так и сделали. Находившиеся во дворе автобазы бойцы, человек десять-пятнадцать, поползли за нами. Никогда не забуду их глаз — ужас, безысходность, страх за собственную жизнь... В общем, как говорится, полная морально-психологическая неподготовленность людей к боевым действиям. Да и откуда ей было взяться, если нас не готовили к войне, перед операцией даже толком не объяснили, что и зачем. Тогда, во время коротких передышек между обстрелами, первое, что приходило в голову: опять нас подставили.

Короче, кинули мы гранаты. Но пройти дальше не удалось. Боевики-ополченцы, засевшие в пожарных боксах, дружно открыли огонь. Меня зацепило в плечо. Одному из рядовых пуля попала в голову, и он навсегда остался лежать там. Пришлось опять отползти за угол. Ну, думаю, все, не выбраться отсюда. Сел на фундамент здания, прислонился к выщербленной от пуль стене. Комбриг расположился рядом, положив голову на мое плечо. Он был очень слаб. Выругавшись, сказал: «Если выживу, я этим сволочам скажу все, что о них думаю... » Это были его последние слова.

Из-за угла донеслось: «С Новым годом! Получите подарочек...», и вслед — граната. Крутясь и шурша по щебню, она подкатилась к нам. Взрыв! Я почти ничего не почувствовал, только шею обожгло. А комбриг захрипел и уронил голову. Когда я к нему повернулся, увидел, что вместо левого глаза у него — дырка. Осколок вошел в мозг.

Через некоторое время к нам пробились остатки одного из взводов третьей роты во главе с начальником артиллерии бригады полковником Сащенко. Они пригнали с собой «Волгу», в багажник которой и погрузили тело мертвого комбрига. Я с группой бойцов остался прикрывать их отход.

В салоне «Волги» пассажиров было как сельдей в бочке. Медленно двинулась она в сторону Дома печати. Метров через сто остановилась — лопнула шина. И тут уж боевики никому живым из машины не дали выйти».

Старший прапорщик умолк, долго и неподвижно смотрел через окно корпункта на бокс редакционного гаража. О чем он думал? Что вспомнил? Может, двор той грозненской автобазы, где так трагически оборвалась жизнь комбрига Савина? Может, благодарил Бога, что выжил?

«К Дому печати, где держал оборону второй батальон 81-го полка, — продолжил Вадим после паузы, — я пробился с несколькими бойцами глубокой ночью. И, поверишь, оказавшись среди своих, почувствовал такую дикую усталость, что, найдя где лечь, тотчас заснул... »

Понадеялись на «авось»

С кем же столкнулась Российская армия, войдя на территорию Чечни? Действительно ли с «воюющим народом», как это утверждали многие средства массовой информации? Думается, нет, поскольку народ не мог бы в течение нескольких недель противостоять регулярной армии. Российские части, имевшие преимущество в боевой технике, но укомплектованные в основном молодыми солдатами, встретили дудаевские отряды, сформированные из резервистов, отборного мужского контингента в возрасте 25— 30 лет, численностью 40—50 тысяч человек. Практически все боевики в свое время прошли службу в Советской Армии, получили хорошую подготовку и приобрели военную специальность. У многих за плечами был опыт боевых действий в Афганистане, Нагорном Карабахе, Южной и Северной Осетии, Абхазии. Все это в сочетании с умелым использованием крайнего национализма и исламского фактора, наличием большого количества «грязных» денег и оружия позволило Дудаеву создать современную, хорошо обученную и оснащенную армию. Ее усилили ополчением и наемниками из Афганистана, Иордании, Украины, Прибалтики.

Российского обывателя упорно убеждали, что на территории Чечни действуют не более чем «бандитские формирования». О чем это говорит? Прежде всего о том, что министр обороны Павел Грачев, мягко говоря, не знал истинного положения дел в мятежной республике. Да и хотел ли он вообще знать обстановку в стане противника, оценить его силы и средства, если даже разведданные о наемниках, о «белых колготках» воспринимал как какую-то нелепицу (вспомните о шифротелеграмме командования Погранвойск РФ, которая приводилась выше). Что уж тогда говорить о Верховном Главнокомандующем Борисе Ельцине, который вообще ни дня не прослужил в армии, а Павла Грачева называл «лучшим министром обороны»? В результате их непрофессионализм и беспечность обернулись большой кровью. Надо ли напоминать, что любой солдат, отслуживший два года, по профессиональнобоевым качествам на голову выше любого первогодка. А ведь среди ополченцев преимущественно были взрослые мужчины, которые проходили серьезную боевую подготовку под руководством зарубежных инструкторов, да к тому же еще действовали в знакомых условиях.

Что привело Российскую армию накануне первой чеченской кампании в столь плачевное состояние? Ларчик, на мой взгляд, открывается просто: в свое время она оказалась на пути тех политических сил, что шли к власти в России и других республиках.

Вспомните, как политическое руководство страны непродуманно применяло вооруженные силы в Тбилиси, Баку, Вильнюсе, Нагорном Карабахе, а потом всю вину за трагедию бессовестным образом сваливало на военных, «подставляя» их под удар разгневанного населения. Естественно, что с распадом СССР распались и Вооруженные Силы.

Но и новая Российская армия продолжала вызывать тревогу в высших московских кабинетах. Власти, с одной стороны, стремились ее ослабить, а с другой — боялись ее потерять: из чувства самосохранения. Как же быть? Вскоре приняли «соломоново решение»: увеличить Внутренние войска. На финансовую и техническую поддержку МВД как гаранта политической власти были брошены немалые силы и средства.

Тем временем развал экономики (и прежде всего военно-промышленного комплекса), социальный и моральный кризис общества, остаточный принцип снабжения и комплектования окончательно добили армию, привели ее в агонизирующее состояние, которое и высветила Чечня. Кстати, в ходе военного конфликта стало очевидным, что в открытом военном противостоянии решающую роль играют не МВД и ФСК (также находившиеся в плачевном состоянии), а именно армейские подразделения, части и соединения, ценой больших потерь постигавшие науку воевать и побеждать на поле боя.

С чем же пришла Российская армия к стенам Грозного? Большинство частей лишь наполовину были укомплектованы личным составом, штатным вооружением, имуществом, боевой и другой техникой, катастрофически не хватало младшего офицерского состава. Боевая подготовка в войсках практически не проводилась, равно как и учения различных уровней с привлечением войск; полигоны и учебные центры не функционировали, с каждым днем приходя в упадок. Техника в полках и подразделениях оставалась, как правило, изношенная, устаревших образцов, качественно не обслуживалась, а новые образцы в части и подразделения вообще не поступали — их было не на что закупать. Разумеется, на настроении офицеров и прапорщиков отрицательно сказывались и бытовая неустроенность, и низкие должностные оклады — на порядок ниже, чем у офицеров МВД и ФСК.

В начале 1990-х годов в армии ликвидировали политическую подготовку, формы и методы которой изжили себя, а ничего нового, что помогало бы офицерам поднимать у подчиненных боевой дух, прививать им чувство патриотизма, не придумали. А ведь, согласитесь, человек, готовый сражаться за свою страну, в конечном счете является гарантом ее безопасности. И если мы стремимся сохранить эту готовность в будущем, от страны потребуется нечто большее, чем воспитание в молодых людях преклонения перед западными ценностями свободы и рыночной экономики. Когда государство проповедует высокие идеалы в международных отношениях и вместе с тем стыдится говорить о патриотизме со своими гражданами, считая эту тему ниже собственного достоинства, неудивительно, что результаты оказываются плачевными.

Безразличие и пренебрежение к судьбе армии привели к тому, что в Сухопутных войсках не оказалось достаточного числа бое-готовых и боеспособных полков, не говоря уже о дивизиях. Пришлось на скорую руку, по тревоге, оголяя все, что можно, вплоть до ВМФ, доукомплектовывать части личным составом и, что называется, с колес бросать их в бой, чтобы закрыть образовавшуюся брешь.

Можно ли было развязать «чеченский узел» меньшей кровью? Думается, что да. Каким образом? Давно назрела пора иметь в Сухопутных войсках хотя бы несколько боеспособных соединений и частей не сокращенного состава: в округе — дивизию или бригаду, которые были бы полностью укомплектованы личным составом, вооружением и техникой, в общевойсковой армии или армейском корпусе — полк или несколько батальонов. В этом случае не пришлось бы в декабре 1994 года в спешке формировать сборные экипажи и сводные отряды, личный состав которых, увы, почти полностью полег в боях за Грозный.

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ПОКА ГРОМ НЕ ГРЯНУЛ

Тем, кто побывал на линии огня, едва ли необходимо объяснять, что боевой дух в сражении представляет собой не постоянный поток силы, а быстро пульсирующую волну, вариации которой не поддаются предсказанию или измерению.

Бригадный генерал С.Л.Э. Маршалл

«Черные дьяволы»

Когда стало ясно, что ни сводными отрядами, ни сборными экипажами Грозный от боевиков не очистить, министр обороны Грачев издал приказ о направлении в район боевых действий подразделений морской пехоты.

Сборы «черных беретов» были недолгими.

Ранним утром 8 января 1995 года несколько «Антеев» приземлилось на военном аэродроме в Моздоке, в них прибыло два десантно-штурмовых батальона с Северного и Балтийского флотов, примерно по 700—760 человек. Все со штатным оружием и сухим пайком. Ребята рослые, как на подбор, в черных беретах, которые словно брызги чернил выделялись на фоне падающего снега. Их цель — центр Грозного, самое чертово пекло.

Из десантников были созданы две группировки — «Дворец», куда вошли морпехи Северного флота, и «Вокзал» — с «черными беретами» с Балтики. Перед тем как пойти в бой, морские пехотинцы дали клятву не оставлять на поле боя ни одного раненого, ни одного убитого товарища, а из врагов устроить кровавое месиво.

И свою клятву они сдержали. Ах, как дрались «черные береты»! Неистово, не щадя своей жизни, за что ополченцы прозвали морских пехотинцев «черными дьяволами». Под градом пуль они штурмовали президентский дворец и другие высотные здания в центре Грозного. А если кто-то из сослуживцев оставался на поле боя убитым или раненым, ребята под кинжальным огнем, по-пластунски, вытаскивали из-под обстрела истекавшего кровью бойца или уже бездыханное тело товарища, никогда не оставляя его на съедение собакам или поругание чеченским отморозкам.

ОПЕРАТИВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

«Срочно!

Командующему ОГВ в ЧР

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

Командир роты морской пехоты гвардии капитан Колесников Евгений Николаевич добровольно пошел в 879-й отдельный десантноштурмовой батальон 336-й отдельной гвардейской бригады морской пехоты Балтийского флота на выполнение боевых задач в Чеченской Республике в должности командира разведывательного взвода.

Разведвзвод одним из первых был введен в бой по овладению комплексом зданий поблизости от президентского дворца. В ходе боев во взводе была создана группа по борьбе со снайперами, показавшая свою высокую эффективность. Только в течение суток 16января 1995 года группа уничтожила 3 снайпера, 1 пулеметчика и 1 гранатометчика.

Ночью 18.01.95 г. взвод первым пошел на штурм по захвату упорно обороняемого здания на проспекте Победы, ворвался в него и захватил плацдарм, обеспечив атаку десантно-штурмовой роте, захват здания и уничтожение противника.

В ходе штурма капитан Колесников Е.Н. погиб смертью героя от пулеметной очереди боевика. За умелое руководство взводом, проявленное личное мужество и бесстрашие достоин присвоения звания «Герой Российской Федерации».

Командующий объединенной группировкой «Запад» генерал-майор И. БАБИЧЕВ.

18.01.95 г.»

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

«Начальник оперативного отдела управления береговых войск Северного флота подполковник Чернов Александр Васильевич с 8 января 1995 года в качестве начальника штаба береговых войск СФ организует планирование и подготовку активных боевых действий на выделенных участках подразделений морской пехоты. Неоднократно лично выводил личный состав 876-го отдельного десантноштурмового батальона 61-й отдельной бригады морской пехоты в районы боевых действий и принимал в них активное участие. Личным примером, мужеством, отвагой и решительностью увлекал личный состав подразделений в атаку.

17января 1995 года в ночном бою возглавил парашютно-десантную роту и овладел зданием вблизи президентского дворца, подавив огнем из личного оружия несколько огневых точек противника.

19 января 1995 года первым под снайперским огнем ворвался в президентский дворец, организовал с подоспевшими инженерными и разведывательными подразделениями обследование подвалов и помещений здания, продолжая с подчиненными теснить на верхние этажи боевиков.

Подполковник Чернов А.В. совместно с представителями других родов войск водрузил флаг Российской Федерации над зданием президентского дворца. За мужество, отвагу и героизм, умелое управление подразделениями во время ведения боевых действий достоин присвоения звания «Герой Российской Федерации».

Командующий объединенной группировкой «Север» генерал-лейтенант Л. РОХЛИН.

20.01.95 г.»

«Никто, кроме нас...»

Если морские пехотинцы говорят: «Там, где мы, там — победа», то десантники: «Никто, кроме нас...». О том, как дрались в Грозном в рукопашных схватках с боевиками «голубые береты», ходят легенды — куда там чеченским смертникам или наемникам!

...С утра 12 января 1995 года войска группировки «Запад» вели упорные бои за расширение плацдарма в направлениях: рынок — президентский дворец и вокзал — здание ДГБ. В результате атаки подразделениями 19-й мотострелковой дивизии было захвачено здание медицинского института. Однако из-за сильного огня противника пришлось отступить. И тогда комдив решил послать туда разведроту десантников. Задача: выяснить, сколько в здании боевиков и как организована система огня. От роты был выделен разведдозор. В него вошло пять человек: капитан Пегишев — старший, лейтенант Думчиков, старший лейтенант Назаров и еще два бойца.

Под прикрытием предрассветного тумана разведчики беспрепятственно проскользнули между развалинами домов, грудами мусора и оказались перед зданием мединститута. Пегишев, худощавый, неторопливый в движениях, внимательно рассматривал широкую улицу, которую нужно было перебежать, чтобы попасть в здание. Мельком взглянул на группу: все сосредоточенны и готовы к броску.

— Вперед, — тихо скомандовал он, и первая «двойка» — Пе-гишев и Думчиков — метнулась через улицу. Затем за ними устремилась «тройка».

Ополченцы слишком поздно заметили десантников и, когда открыли по ним шквальный огонь, те уже были вне досягаемости, убили лишь одного из бойцов. Четверо разведчиков ворвались в здание. Думчиков, самый шустрый и проворный из них, свернул направо и побежал по коридору, из-за угла которого вел огонь пулеметчик. Трое остальных кинулись в левый отсек, но напоролись на «растяжку», установленную в дверном проеме. Ничком упали на пол. Назарову осколками посекло ноги. Сжав зубы, он отполз к окну.

— Перевяжи его, — крикнул Пегишев бойцу, — и оставайся здесь.

Пегишев побежал вслед за Думчиковым, который, уничтожив пулеметчика, отстреливался от «духов», сбежавших по боковой лестнице с верхних этажей. Раненый старший лейтенант Назаров вместе с бойцом держали осаду в центре здания.

Тем временем разведрота десантников подобралась к месту, откуда группа Пегишева перебегала улицу. Первая же атака десантников, едва начавшись, захлебнулась. Огонь боевиков был настолько плотным, что невозможно было поднять головы. Улица, которую четверо разведчиков, пользуясь внезапностью и предрассветным туманом, сумели проскочить, сейчас стала «улицей смерти».

Больше десяти часов четверка отважных десантников вела изнурительный бой с «духами». Думчиков получил сквозное пулевое ранение в грудь, осколком от гранаты ему раздробило коленную чашечку. Теперь держал оборону на этом участке только капитан Пегишев. Лейтенант Думчиков помогал ему снаряжать магазины патронами, подбадривая его своим присутствием.

Лишь с наступлением сумерек десантники, прорвавшись сквозь стену огня, подоспели на помощь своим боевым товарищам. К утру здание мединститута было полностью освобождено от боевиков.

Признание Зелимхана Яндарбиева

Из книги «Чечения — битва за свободу»:

«...Ситуация осложнилась до предела. Русские подошли к президентскому дворцу почти вплотную. Засели чуть ли не во всех зданиях проспекта Шамиля и, значит, между нами оставалось, местами, всего двадцать-тридцать метров. В день по нескольку раз приходилось ребятам ликвидировать российскую бронетехнику. Приходилось делать вылазки против танков и БМП, которые, маневрируя в проходах между зданиями, особенно между «Татаба-нья» и Чеченским госархивом, в упор расстреливали президентский дворец. В вылазках участвовала и моя охрана во главе с Салманом, который уже считался классным гранатометчиком и был фактически не только начальником охраны, но и командиром боевой группы, которому А.Масхадов сильно доверял... И 16 января русские несколько раз предпринимали попытки атаковать дворец. Фактически нужно было сделать один бросок, преодолеть ширину проспекта имени Шамиля. Но любая попытка пресекалась плотным огнем...».

И тут же:

«Чеченский секрет был очень прост: чеченцы знали, за что они дерутся и умирают, а русские не могли этого знать, потому что их посылали на смерть за имперские и политические амбиции "тяжело больных вождей "».

Генерал Рохлин

КП объединенной группировки «Север» находился в подвале одного из высотных домов в центре Грозного. Генерал-лейтенант Лев Яковлевич Рохлин, то и дело поправляя очки, цепким взглядом рассматривал расстеленный на столе план города, на котором отчетливо были видны городские улицы, проспекты и площади. Левое стеклышко его круглых очков покрыто паутинкой мелких трещинок, поэтому «работал» в основном правый, поврежденный еще в детстве, глаз.

С утра я договорился с Рохлиным о коротком интервью для своей газеты и вот теперь битый час сижу в этом сыром подвале, наблюдая за происходящим. Ритм жизни здесь почти такой же, как и там, наверху, где мотострелки, десантники и морпехи штурмуют президентский дворец, другие правительственные здания.

Телефоны разрываются ежесекундно. Тут же, рядом с командующим, дежурят начальники различных служб, чтобы в случае необходимости оперативно направить в тот или иной штурмовой отряд саперов, огнеметчиков или резервную боевую группу.

Рохлин находится в круговерти докладов, донесений, решений внезапно возникающих проблем. Поспевать за всем этим — титанический труд. Тяжко ему приходится.

Но вот и мне наконец счастье улыбнулось.

— Что, пресса, тебя интересует? — спрашивает Лев Яковлевич, левой рукой снимая разбитые очки, а в правой держа остро заточенный карандаш.

Я знал, что генерал Рохлин воевал в Афганистане. Офицеры, служившие с ним, до сих пор вспоминают, какое внимание он обращал на горную подготовку подчиненных, как учил действовать в бою нестандартно и неординарно. Под него сослуживцы даже перефразировали известную песню: «Есть одна у Рохлина мечта — ДШК, ДШК ...».

Поэтому, естественно, первый вопрос был о том, каково отличие между войной в Афганистане и в Чечне.

— Какое отличие, говоришь? — задумчиво переспросил генерал, нервно вращая карандаш большим и средним пальцами. — Это две совершенно разные войны. Я не видел в Афганистане такого зверства, какое увидел здесь. Боевики обливают трупы наших солдат бензином и поджигают, отрубают им головы, руки. Сам видел несколько трупов офицеров 131-й бригады с отрезанными головами. А в здании Совмина в каждом окне дудаевцы вывесили трупы наших солдат. В какой еще войне такое увидишь?

— Несмотря на то, что ваш корпус действовал на главных и зачастую наиболее опасных направлениях, он понес наименьшие потери. Как вам удалось сберечь людей?

— Во-первых, продвигаясь к Грозному, мы обходили населенные пункты, которые затем «зачищали» сотрудники милиции и внутренние войска. Это дало возможность уберечь людей от случайных пуль. Во-вторых, учитывая афганский опыт, отказались от линейной тактики. В мотострелковых и парашютно-десантных подразделениях создали импровизированные боевые группы — «двойки», «тройки», включающие автоматчиков, пулеметчиков, гранатометчиков. Если нужно, усиливаем их саперами, а иногда и огнеметчиками. Тем самым нам удается создать гибкий, рассредоточенный боевой порядок подразделения, который оказался более приспособлен для борьбы с мелкими бандгруппами и в горах, и в населенных пунктах. В-третьих, мы изменили роль снайперов. Ведь раньше как они использовались? В основном как обычные мотострелки. Теперь мы включаем снайпера в состав группы, а действующие в паре с ним автоматчики, пулеметчики, гранатометчики помогают ему в поиске цели, обеспечивают охрану, выбор позиции, ее маскировку. И знаете, это новшество не только удивило чеченцев, но и стало просто наводить на них ужас...

ОПЕРАТИВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

«Срочно!

Командующему ОГВ в ЧР

Жители населенных пунктов Чечен-Аул, Белгатой, Пригородное, Гикаловский, Комсомольское обратились к командованию объединенной группировки «Север» и премьер-министру ЧР Хаджиеву С. Н. с просьбой не вести огня по этим населенным пунктам, там население целиком и полностью поддерживает новое правительство республики и избрало в своих селениях местные органы управления.

Прошу вас поставить в известность командующих группировок в ЧР.

Л. Рохлин

31.01.95г.»

РЕЗОЛЮЦИЯ

«В. Попову, К. Пуликовскому, В. Кондратенко

Организовать более тесное взаимодействие со старейшинами этих сел. Добиться с их стороны более конкретных обязательств того, что из этих населенных пунктов по федеральным войскам не будет открываться огонь.

Лично занимайтесь данным вопросом. Это поможет избежать жертв как со стороны войск, так и со стороны мирного населения.

Л. Шевцов

1.02.95 г.»

Полковник Нужный

5 февраля 1995 года. Грозный. Командный пункт объединенной группировки «Запад». Генерал-майор Иван Ильич Бабичев просматривает боевые донесения из частей и подразделений за сутки. Это февральское утро выдалось более или менее спокойным. Но вот раздумья командующего прерывает доклад оперативного дежурного: «По данным военной контрразведки, в районе площади Минутка орудует банда боевиков, переодетых в форму наших десантников. У всех — короткая стрижка, на рукавах — шевроны ВДВ. Убивают мирных жителей, мародерствуют, записывая все это на видеопленку».

Лицо генерала становится серым.

— Полковника Нужного ко мне, — распоряжается он. — И еще раз уточните у кадровиков, что там с его представлением на Героя?

Полковник Василий Нужный был начальником оперативного отделения 21-й отдельной воздушно-десантной бригады, которая дислоцировалась в Ставрополе. Он вполне оправдывал свою фамилию. По сути дела, Василий Дмитриевич давно стал правой рукой генерала Бабичева, выполняя, как правило, самые сложные и ответственные задания. Так, в середине января штурмовая группа под его началом захватила здание МВД республики. Такая же сложная задача возникла и сегодня.

Нужный был настоящим профессионалом, осторожным и расчетливым. Группы, которые он уводил в разведку или в бой с чеченскими ополченцами, возвращались практически без потерь. Опыт боевых действий в таких условиях, когда «повсюду фронт», Василий Дмитриевич приобрел в Афганистане, где побывал дважды. За Афган получил три боевых ордена и медаль «За отвагу».

Успел отличиться и в эту войну. За мужество и героизм, проявленные при штурме зданий правительственного комплекса в центре Грозного, умелое управление подразделениями был представлен к званию Героя России. Но представление затерялось «наверху», что очень раздражало командующего группировкой.

Полковник Нужный, взяв взвод десантников, отправился в район Минутки. Осторожно пробираясь между развалинами домов, десантники обследовали улицу за улицей, квартал за кварталом. Вскоре в одном из дворов домов, примыкающих к площади, увидели четверых коротко остриженных парней в десантной форме.

Нужный поднял руку: «Внимание». Группа рассредоточилась и, по сигналу старшего, стала аккуратно и бесшумно брать «оборотней» в кольцо. Когда те поравнялись с подъездом одного из домов, собираясь туда зайти, полковник крикнул:

— Стой! Руки вверх!

Они выполнили команду. И вдруг один из них закричал:

— Аллах акбар!

Это было сигналом. Бандиты упали на землю и попытались открыть огонь, но не успели — всех четверых десантники уничтожили. Однако в доме находились еще боевики, которые открыли огонь. Полковник Нужный, увлекая за собой несколько бойцов, побежал вдоль дома, чтобы заскочить в крайний подъезд. Когда до подъезда оставалось рукой подать, сзади внезапно разорвалась граната, брошенная из окна. Осколок попал офицеру точно в висок. Смерть наступила мгновенно.

ОПЕРАТИВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

«Командующему ОГВ в ЧР

Ходатайствую о присвоении звания «Герой Российской Федерации» полковнику Нужному Василию Дмитриевичу — начальнику оперативного отделения 21-й овдбр — за мужество и героизм, проявленные при выполнении воинского и служебного долга (посмертно ).

И. Бабичев

5.02.95 г.»

РЕЗОЛЮЦИЯ

«Срочно оформить — он уже представлялся живым. Уточните, где находится старое представление. Если отклонено, оформить и заново представить.

Л. Шевцов

6.02.95 г.»

Остановку назвали Минуткой

Бои в районе площади со странным названием Минутка как в первую, так и во вторую чеченские кампании были наиболее ожесточенными. Видимо, потому, что там находились высотные здания, подойти к которым штурмовым отрядам было очень сложно. Во время штурма Грозного повсюду только и слышалось: «Минутка», «Минутка»... А откуда вообще пошло это название?

Как мне удалось выяснить из книги по истории города Грозный, Минутка —старое название площади Октябрьской, однако мало кому известно, как оно родилось и почему так цепко держится в памяти горожан. В начале 20-х годов, после изгнания из Грозного деникинцев, советское правительство присылает сюда 8-ю Кавказскую трудовую армию — нужно было возрождать из руин и пепла нефтяные промыслы, поднимать добычу горючего до прежнего, довоенного уровня. Особое внимание уделялось Новым промыслам, борьбе с горящими там фонтанами, и вскоре все пылающие нефтяные скважины были погашены.

«И трудармейцы, и рабочие промыслов трудились день и ночь, — пишет в своей книге "Страницы истории города Грозный" Алексей Казаков. — В то время в отряде грозненских нефтяников насчитывалось около 13 тысяч человек, среди которых работало немало чеченцев и ингушей. Нефтяники вынуждены были добираться до города пешком. Выходили на пригорок, где сейчас расположена площадь Октябрьская, — здесь тогда кончался город, — пересекали степь, обильно поросшую валерианой, и тяжело взбирались на склоны гор, на которых маячили громоздкие деревянные вышки. И так каждый день. Десятки километров вышагивали нефтяники, а вернувшись поздно вечером домой, не чуяли под собой ног от усталости. Тогда-то они и решили построить ширококолейную пригородную железную дорогу на Старые промыслы и узкоколейную — на Новые.

Два года потребовалось на строительство. И вот настало время, когда, к великой радости грозненцев, здесь побежали поезда с миниатюрными, а издалека казалось — игрушечными паровозом, двумя-тремя пассажирскими вагонами и несколькими грузовыми платформами. Поезд спускался по склону горы от Новых промыслов и, сделав одну-две остановки, пересекал степь, доезжал до места, где расположена нынешняя площадь Октябрьская. Здесь тоже была остановка. Всего на одну минуту. На ней стоял деревянный навес, где, поджидая поездок, рабочие могли укрыться от дождя, палящего солнца, ветра...

В начале 30-х годов в Грозном появился трамвай. В конце 1933 года линия его была проведена на Новые промыслы. Узкоколейку в этом месте разобрали, навесы, стоявшие на остановке, снесли. Только название места, где была остановка "Минутка", еще борется за свое существование».

Летом 1991 года, проезжая из центра Грозного в военный комиссариат республики, мы не раз останавливались с Ибрагимом Дениевым на Минутке, чтобы полюбоваться зеленым городом, раскинувшимся внизу, и горами, что убегали к Главному Кавказскому хребту. А через девять лет, в феврале 2000 года, мне вновь довелось побывать на этой некогда красивейшей из площадей Грозного — на сей раз она была погребена под руинами разрушенных домов.

Трагический январь

Январь 1995 года навсегда останется черным месяцем в истории первой чеченской войны. Именно тогда боевые потери войск только Минобороны России составили 3131 человек, из них 1036 погибших, 1953 раненых и 142 без вести пропавших.

Больше всех потеряла людей 131-я отдельная мотострелковая бригада из Майкопа: погибли почти все офицеры управления, в том числе комбриг полковник Иван Савин, не говоря уже о личном составе; из 20 танков, что вошли в Грозный, сожжено 20; из 120 боевых машин пехоты эвакуировано лишь 18; полностью уничтожены все шесть зенитно-ракетных комплексов «Тунгуска».

В те январские дни 1995 года вуаль траура покрыла Адыгею. Жители Майкопа, других населенных пунктов республики пребывали в шоке. Труднее всего приходилось женам и детям тех военнослужащих, которых не было ни в списках убитых, ни в списках раненых, ни в списках пленных, ни в списках вышедших из окружения.

20 января 1995 года президент республики Адыгея Аслан Джа-римов вторично направил телеграмму начальнику Генштаба Вооруженных Сил России генерал-полковнику Михаилу Колесникову и командующему Объединенной группировки войск в Чеченской Республике генерал-лейтенанту Анатолию Квашнину, в которой в резких тонах потребовал незамедлительно продолжить поиск погибших военнослужащих 131-й бригады.

«С момента ее вхождения в Грозный, — писал он, — прошло двадцать дней. Но до сих пор нет никаких сведений о 172-х ее военнослужащих, не вышедших из окружения. Со слов очевидцев, более 50 процентов офицеров и солдат бригады погибло, а их тела продолжают лежать на улицах Грозного и растаскиваться собаками. Только три офицера в звании "майор" доставлены семьям и похоронены.

На месте не проводится регистрация факта гибели (смерти) военнослужащего с протоколированием и описанием места гибели, свидетельством очевидцев, в том числе местных жителей. Трупы неопознанными свозятся в морг, чем еще более осложняется розыск погибших. Население республики Адыгея серьезно обеспокоено таким положением дел.

Повторно прошу Вас:

1. Принять решительные меры к розыску, опознанию и доставке тел убитых военнослужащих их родственникам. Потребовать от командования частей и подразделений вновь пройти по местам боев, опознать и вывезти тела погибших.

2. Учитывая сложную обстановку на Северном Кавказе, майкопскую бригаду, понесшую наибольшие потери, вывести из состава действующих войск и категорически запретить ее дальнейшее участие в операциях.

3. До конца января 1995 года возвратить части и подразделения майкопского гарнизона в места постоянной дислокации и предоставить отдых (отпуска) установленным порядком».

В Моздок пошли потоки писем, телеграмм с единственным вопросом: жив ли их сын, брат или родственник. Но, к сожалению, командование группировки в те первые дни январской трагедии также не могло назвать реальное число погибших и раненых воинов из тысячи с лишним ушедших в бой. Даже спустя месяцы никто не мог ничего сказать о судьбе почти двухсот офицеров и солдат бригады.

Лишь в начале февраля наконец-то удалось завершить операцию по освобождению города от боевиков. Но черная метка той жестокой и безжалостной войны навсегда останется незаживающей раной на сердцах тех, кто воевал и кто потерял там родных и близких.

Через полгода, в июне 1995-го, готовя в «Красную звезду» интервью с командующим войсками СКВО генерал-полковником Анатолием Васильевичем Квашниным, я задал ему и такой вопрос: «Почему на начальном этапе чеченской кампании войска оказались не подготовленными к ведению боевых действий?»

— Да, имей мы тогда побольше опытных командиров, — грустно ответил он, — потерь было бы гораздо меньше. Но где их взять, опытных-то, если в лучшем случае удавалось провести лишь командно-штабные учения. Войска практически не занимались настоящей боевой подготовкой, а командно-штабные учения, сами понимаете, — на бумаге все гладко... Тут же — реальный бой, который шаблона не терпит. Начальный период боевых действий в Чечне всем нам стал горьким уроком...

ОПЕРАТИВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

«Командующему ОГВ в ЧР

Докладываю:

26января 1995 года 166-я отдельная мотострелковая бригада сосредоточилась в районе 14 км юго-восточнее г. Моздок в полном составе. Некомплект по солдатам, сержантам составляет 240 человек. Личный состав будет доставлен в бригаду самолетом Военно-транспортной авиации 27—28 января 1995 года.

Бригада занимается обслуживанием, подготовкой вооружения и военной техники к боевому применению.

Командир 166-й отдельной мотострелковой бригады

генерал-майор В. Булгаков.

27 января 1995 года».

Капкан для Басаева

166-я отдельная мотострелковая бригада, которой командовал генерал-майор Владимир Васильевич Булгаков, в начале февраля 1995 года брала Минутку. Когда она закрепилась на своих рубежах в районе площади, генералу Булгакову поступил новый приказ: выдвигаться в сторону Новых Промыслов, где на одном из горных хребтов закрепился «абхазский» батальон Шамиля Басаева.

Операция по уничтожению боевиков в горах была сама по себе уникальна. Бригаду разбили на четыре штурмовых отряда, причем каждый из них комплектовался специально под поставленную задачу. В первом отряде — 18 человек, легкое стрелковое оружие. Задача — захват тропы на горный хребет, обеспечение выхода остальных трех штурмовых групп. Во втором — 32 человека, его задача — занять юго-восточный скат хребта. Третий штурмовой отряд, состоящий из 42-х человек, и четвертый, из 96-ти человек, брали господствующие высоты на этом хребте. В ночь на 22 февраля 1995 года 166-я бригада совместно с 506-м мотострелковым полком выполнила поставленную задачу, окружив басаевцев под Новыми Промыслами.

— Мы зажали их в горах, — вспоминает Владимир Васильевич, — и размолотили нашей артиллерией. Фактически там, под Новыми Промыслами, так называемый «абхазский» батальон прекратил свое существование. И все же ночью Басаеву каким-то образом удалось выскользнуть из нашего капкана.

За войсками шли военные строители

В январе 1995 года, когда федеральные войска осаждали Грозный, очищая его от боевиков, засевших на этажах и в подвалах зданий, майору Михаилу Ташлыку, который возглавил только что сформированное управление начальника работ (УНР), было поручено восстанавливать разрушенные военные городки, а в районе аэропорта «Северный» построить заново казармы для 205-й отдельной мотострелковой бригады.

Военных строителей в Чечне очень уважали. И вполне заслуженно — они не только обустраивали войска, но и давали людям воду. До их прихода бойцы, штурмовавшие здания, в короткие минуты затишья глотали талый снег прямо из луж, а пришли военные строители, под огнем пробурили скважины и обеспечили военных, да и гражданское население артезианской водой. Тогда-то майор Ташлык впервые понял, насколько его профессия важна для окружающих, насколько необходима та помощь, которую они несут людям...

Грозный, когда-то один из красивейших городов на Северном Кавказе, теперь представлял собой печальное зрелище: кругом руины, воронки, торчащие балки и арматура. Если и сохранился какой дом, то либо без крыши стоит, либо с провалами в стенах, либо иссечен пулями и осколками. И почти повсеместно взрываются фугасы, стреляют снайперы, совершаются теракты. И гибнут люди: и военнослужащие, и мирное население.

Вот в таких условиях военным строителям приходилось заниматься обустройством войск. Ташлык постоянно находился то на одном, то на другом возводимом объекте и всякий раз поражался самоотверженности военных строителей, гражданских специалистов. Никто, с кем ни беседовал, не жаловался на ужасные условия, не показывал страха. Хотя и так понятно — в Грозном было и страшно, и небезопасно. Вечером закончат работы на объектах, уедут в расположение, а утром возвращаются — то в одном, то в другом месте стоят «растяжки». Кто зазевается, ослабит внимание — тотчас попадает в беду. И поди разберись, кто приготовил «сюрприз»: то ли рабочие-чеченцы, то ли боевики.

В том, что все задачи по обустройству войск в Чечне военными строителями успешно решались, несомненно, большая заслуга заместителя командующего войсками СКВО по строительству и расквартированию генерал-лейтенанта Леонида Шатворяна. Он с первого дня постоянно находился в Чечне и очень умело организовывал все работы.

Кстати, Леонид Георгиевич — один из немногих специалис-тов-строителей, кто был против восстановления Грозного. Шат-ворян считал, что дешевле построить новый город на другом месте, чем сначала разобрать руины, восстановить коммуникации и подготовить место под новые дома. Тем более, как утверждал он, город находится в сейсмической зоне, вдобавок подверженной артиллерийской стрельбе и авиационной бомбежке. Кстати, Леонид Георгиевич до сих пор остается при своем мнении, считая восстановление Грозного большой ошибкой.

Очень часто бывал в Чечне и генерал Александр Косован, первый заместитель начальника строительства и расквартирования войск Министерства обороны. Что скрывать, к ситуации, сложившейся тогда, мы не были полностью готовы.

— Я тогда поразился, — вспоминает Михаил Ташлык, — как генерал Косован ориентируется в обстановке, ставит задачи своим заместителям, начальнику строительного управления округа, мне — начальнику УНР. Четко, уверенно, тут же определяя, откуда будут поступать материалы, и кто их будет доставлять.

Приезжал он в Чечню часто. Не было ни одного населенного пункта, где работали военные строители, в котором он бы ни побывал. Александр Давыдович ходил по объектам в любую погоду, беседовал с солдатами, интересовался их бытом, внимательно слушал офицеров. Поездки эти не носили инспекционного характера. Просто Косован сам на месте убеждался, как идут работы по обустройству войск, определял, какая нужна помощь. Но за нерасторопность, халатность спрашивал строго. Тогда его лицо становилось каменным, глаза принимали стальной оттенок.

— Военным строителям в Грозном были приданы три БТРа, — рассказывал Михаил Петрович Ташлык, —два экипажа из которых, к сожалению, погибли. Поэтому колонны со строительными материалами мы сопровождали сами, делая свою работу наравне со всеми: мотострелки, десантники, морские пехотинцы штурмовали здания, а военные строители, зачастую под пулями, замешивали цементный раствор, обкладывали кирпичом сборнощитовые казармы, возводили многочисленные объекты.

К сожалению, труд военных строителей в Чечне оценен далеко не полно. О них мало пишут, мало рассказывают по телевидению. В основном ведут речь о десантниках, артиллеристах, разведчиках. Больше даже бандитов показывают: убитых, захваченных в плен. Но если вдуматься, вспомнить, в каких условиях приходилось работать военным строителям в Чечне, выполняя главную для них задачу по обустройству войск, то понимаешь, что они на самом деле ежедневно совершали подвиг.

И все же хочется верить, что наступят времена, когда в Чечне стабилизируется обстановка, будет восстановлен Грозный и другие города, и тогда сами жители оценят труд тех, кто возводил для них дома, больницы, школы. В том числе и военных строителей. И где-нибудь в Шали или Борзое, Калиновской или Аргуне еще появятся улицы, названные в честь этих людей. И неважно, какой они были национальности: русские или чеченцы, армяне или аварцы, украинцы или татары.

Военная весна 95-го

Весной 1995 года активные боевые действия в Чечне пошли на спад. Одна из причин — переговоры, которые проводило командование Объединенной группировки федеральных сил с начальником штаба Дудаевских формирований Асланом Масхадовым. Казалось, это был реальный шанс на пути к миру. В основу замысла переговоров лег принцип: если «верхи» не хотят вести диалог, тогда «низы» сами попробуют на своем уровне решить военный блок вне прямой связи с политическим, иначе говоря, найти пути к согласию на уровне военных руководителей. Инициатива переговоров исходила от чеченской стороны, конкретно — от Аслана Масхадова. Российская сторона пошла ему навстречу.

Переговоры шли в три этапа. Проводились они в станице Ор-джоникидзевская в аэропорту Слепцовский, на границе Чечни и Ингушетии. Командование Объединенной группировки федеральных сил прибывало на вертолетах. Руководители дудаевских формирований следовали по специальному маршруту, который обеспечивался силами Внутренних войск: на момент продвижения снимался ряд постов, убирались бронетранспортеры, бетонные плиты. Переговоры проводились в небольшой комнате, где раньше размещалась дежурная часть милиции, и велись примерно с 10 утра и до обеда. С российской стороны в них участвовали генерал-полковники Анатолий Васильевич Квашнин и Анатолий Сергеевич Куликов, с противоположной — Аслан Масхадов. Периодически также приглашались руководители вооруженных формирований, в частности Шамиль Басаев.

Переговоры шли сложно, в больших спорах. Наши сразу же предложили Масхадову немедленно прекратить боевые действия, произвести обмен всеми задержанными с той и с другой стороны по принципу всех на всех. В южной части Грозного находилось большое количество тел боевиков. Дудаевская сторона обратилась с просьбой разрешить их вывезти и захоронить по своим обрядам, на что наши руководители дали согласие и обеспечили необходимые условия. Предлагалось также сдать тяжелое и коллективное оружие, оставив чеченцам только стрелковое. Представители дудаевской стороны расходятся по местам постоянного жительства. До формирования эффективных органов власти в населенных пунктах создаются отряды самообороны. При отказе от вооруженного сопротивления российские войска в эти населенные пункты не входят. Там организуются местные органы власти. Здание мира начинает строиться с каждого поселка, с каждого села. Грозный объявляется демилитаризованной зоной, там остаются только силы федеральной и местной милиции. Таковы были условия, которые внесла российская сторона.

Среди населения интерес к переговорам существовал огромный. Когда Масхадов возвращался назад, буквально в каждом селе выходили жители, спрашивая его, о чем договорились. Ответ со стороны дудаевцев ждали к воскресенью. Но в субботу, 17 февраля 1995 года, при поддержке артиллерии были атакованы подразделения морской пехоты. Причем характер боевых действий говорил о том, что нарушение не спонтанное, а плановое. Это фактически и был ответ противоположной стороны на российские предложения.

После произошедшего командование Объединенной группировкой приняло два решения. Во-первых, подготовило Обращение к населению Чеченской Республики, где, в частности, перечислялись предложения российской стороны, а во-вторых, перешло к другой тактике. Раз не решается вопрос на высоком уровне, переговоры стали вести в чеченских селах и поселках. Обращение размножили и распространили почти во всех населенных пунктах Чечни. Те, кто с ним ознакомился, говорили: это то, что нам надо. К руководству Объединенного командования потянулись представители с мест. Говорили: если командование дает гарантии своим предложениям, мы готовы их поддерживать.

В поселках, селах все друг друга знают. Старейшины начали ходить к родителям парней, которые воевали на стороне незаконных вооруженных формирований, убеждали: зачем твой сын хочет разрушить мой дом? Если он хочет воевать, пусть воюет в лесу, в горах или в открытом поле. Только в селе пусть не воюет. Во многих селах закрыли доступ боевикам, создав отряды самообороны, с которыми сотрудничали наши войска. В частности, на некоторых контрольно-пропускных пунктах были организованы совместные дежурства, и сразу исчезли многие проблемы, перестали циркулировать всевозможные слухи: о массовых убийствах, мародерстве, грабежах и разбоях.

В те дни «Российская газета» писала: «Аслан Масхадов, как и большинство дудаевских военных руководителей, бывший офицер Советской Армии, командовал артиллерийским полком. В начале переговоров среди членов российской делегации вдруг увидел своего бывшего командира. Оба были несказанно рады встрече, крепко обнялись. Масхадов пригласил своего командира в гости домой. И он ездил туда... »

Этим командиром был Владимир Николаевич Боковиков — ныне генерал-лейтенант запаса, Герой России, проживающий в Ростове-на-Дону.

Упущенные возможности

В мае 2004 года мне довелось встретиться с Владимиром Николаевичем в его рабочем кабинете, разговор наш длился около двух часов. Приведу рассказ генерала Боковикова так, как он записан на пленке диктофона.

«В сентябре 1981 года меня назначили командиром самоходного артиллерийского полка 19-й танковой дивизии, дислоцировавшейся в Южной группе войск. Майор Аслан Масхадов командовал первым самоходным артиллерийским дивизионом. В профессиональном отношении равных ему в части не было. Дисциплинированный, он во всем показывал пример. Дела у него в подразделении шли превосходно. Те задачи, которые я как командир полка ставил ему, он выполнял безукоризненно и в установленные сроки. Масхадов очень любил воинские ритуалы. У нас, как и положено по уставу, периодически проводились общеполковые вечерние поверки, в конце которых звучал Государственный гимн. Так вот, первый артдивизион во главе с его командиром лучше всех исполнял гимн Советского Союза. Полк являлся гвардейским, поэтому на всей боевой технике, то есть самоходных орудиях, красовались гвардейские знаки, что тоже поднимало боевой дух у личного состава, воспитывало патриотизм. Самым обидным наказанием для солдата было лишение звания гвардейца...

Потом, уже на новом месте службы, я продолжал отслеживать рост офицеров своего полка. Не скрою, мне было приятно, когда Аслан Масхадов сначала стал начальником штаба, а в 1993 году — командиром артиллерийского полка мотострелковой дивизии в Южной группе войск, затем начальником ракетных войск и артиллерии мотострелковой дивизии, которая дислоцировалась в Прибалтике. Он считался, причем по праву, честным и добросовестным офицером, активно участвовал в общественной жизни. Может, в этом есть часть и моей заслуги. Во всяком случае, во мне он не видел человека, который тащит все к себе, наоборот, мы всегда стремились отдать солдату все, что положено, иной раз даже из дома несли магнитофон или телевизор в казарму.

Впервые после долгой разлуки я встретился с Асланом в марте 1995 года. В ту пору я был заместителем командующего ракетными войсками и артиллерией Сухопутных войск России. Чуть раньше, в феврале, генерал Квашнин, в тот момент командующий Объединенной группировкой войск в Чечне, начал вести переговоры с Масхадовым — начальником штаба сепаратистов.

Почему именно с ним? На мой взгляд, на Масхадова сделали ставку как на наиболее лояльного и здравомыслящего человека среди других руководителей незаконных вооруженных формирований. Когда Квашнин первый раз встретился с Масхадовым в феврале 95-го, он, как бы невзначай, обронил фразу: мол, Вы помните Боковикова, своего командира полка в Южной группе войск? Лицо Масхадова тотчас просияло: "А где сейчас Владимир Николаевич?" Между прочим, до этого в разговоре со мной Квашнин усомнился: "Вряд ли Масхадов помнит тебя". Оказалось, помнит. На следующую встречу в станицу Слепцовскую я полетел уже вместе с Квашниным. Аслан, увидев меня, подошел первым, и мы крепко обнялись. Я попросил у Квашнина разрешения поговорить с Масхадовым с глазу на глаз. Разговор у нас длился минут тридцать. Я сказал, что генерал Квашнин попросил меня участвовать в переговорах и предложил совместными усилиями продвигаться к миру: чем больше мирных дней, тем меньше смертей.

— Аслан, — по-дружески говорю ему, —пора заканчивать сопротивление, давай поставим жирную черту, и ты будешь расти уже выше нее, а то, что было ниже, — что ж, пусть останется в истории, тут уже ничего не изменишь, то, что случилось, никуда не выбросишь.

Масхадов ничего не отвечал, о чем-то размышляя. Мне показалось, что он вот-вот согласится со мной, но Аслан продолжал хранить молчание. А затем внезапно сказал:

— Владимир Николаевич, приглашаю Вас в гости, там и закончим разговор.

Я попросил генерала Квашнина разрешить мне посетить дом Масхадова, тот дал "добро". Когда все наши уехали, я остался один с Асланом Масхадовым, Шамилем Басаевым, Русланом Гелаевым и еще некоторыми высшими полевыми командирами. Домой к Масхадову, конечно, не попали — его семья жила в Назрани, — а приехали в Самашки, где были накрыли столы. После сытного застолья все вышли из-за стола, чтобы перекурить. Я подошел к Шамилю Басаеву, который произвел на меня вполне нормальное впечатление, и попросил его отойти в сторонку. Мы закурили: я сигарету "Ява", он "Кэмэл". Я говорю ему:

— Шамиль, ты что, такой богатый, что куришь такие дорогие сигареты?

Он промолчал, глядя в сторону.

Я спрашиваю:

— Шамиль, почему ты молчишь?

Он как-то исподлобья глянул на меня и говорит:

— Владимир Николаевич, учтите, если вы попытаетесь меня убить, вам это не удастся — у каждого из моих телохранителей граната на боевом взводе, так что одно неосторожное движение может стоить вам жизни.

Я сказал ему, что убивать его вовсе не собираюсь. Затем говорю:

— Шамиль, пора заканчивать сопротивление.

Он ответил:

— Владимир Николаевич, если бы те деньги, которые вы израсходовали на войну, отдали бы нам, конфликт бы давно закончился.

Не знаю, был ли искренен в тот момент Басаев или, как обычно, блефовал. Во всяком случае, тогда, весной 95-го, на мой взгляд, еще существовала возможность вести переговоры с полевыми командирами, со старейшинами сел, договариваться о мире и согласии. Но, к сожалению, возможность эту упустили...

И еще хочу сказать об одном. Когда в 1997 году меня назначали на должность начальника ракетных войск и артиллерии Северо-Кавказского военного округа, руководитель одного из подразделений администрации Президента РФ Савостьянов, отвечавший за кадровые вопросы, показал мне книгу Масхадова, в которой автор посвятил мне несколько страниц, и спросил:

— Владимир Николаевич, он был Вашим подчиненным?

— Да, — отвечаю.

— Как Вы его охарактеризуете?

Я не стал кривить душой, рассказал, как оно есть.

К сожалению, вся беда в том, что в начале 1990-х годов у нас в стране вообще отсутствовала какая-либо кадровая политика. А ведь, согласитесь, если бы в свое время Масхадову, офицеру с блестящими командирскими задатками, предложили более высокую должность или направили на учебу в академию Генерального штаба, закончив которую он пошел бы выше по служебной лестнице, используя по назначению приобретенные в армии знания и опыт, тогда, глядишь, и в Чечне все было бы по-другому. Но, став начальником ракетных войск и артиллерии мотострелковой дивизии, он понял, что достиг "потолка", выше которого не прыгнешь: дальше либо спецкомандировка в одну из стран Ближнего Востока, либо преподавательская деятельность, а ведь он — прирожденный командир...».

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ КО ВТОРОЙ ЧАСТИ

Почему же весной 1995 года лишь военные пытались хоть как-то повлиять на лидеров сепаратистов, договориться с ними хотя бы о временном перемирии, образовать задел для дальнейших переговоров на политическом уровне? И почему в это время Москва равнодушно взирала на происходившие в Чечне события? По-видимому, Борису Ельцину тогда было просто не до Чечни — в Москве, как и по всей России, семимильными шагами шла приватизация, осуществляемая Чубайсом, тут требовалось и о себе не забыть. К тому же приближалась очередная президентская гонка. В подтверждение приведу лишь некоторые факты, взятые из открытой печати.

Генерал Коржаков вспоминает следующий разговор.

«Вы обратили внимание, что вся Москва увешана рекламой "ЛогоВАЗа"?— спросил меня Юмашев.— Так вот "ЛогоВАЗ" — это Березовский". Юмашев также дал понять, что если публикация книги Ельцина состоится на средства Березовского, то это стоит рассматривать как благотворительный жест, на который во всей России способен только Борис Абрамович». Реклама «ЛогоВАЗа» Березовского появлялась не только на уличных щитах. Весь 1993 год «ЛогоВАЗ» давал свою рекламу в популярном, но нуждавшемся в деньгах «Огоньке», где Юмашев в то время работал заместителем редактора. Тем самым Березовский финансировал раннюю карьеру Юмашева. Через два года, после реорганизации «Огонька», Юмашев стал генеральным директором журнала, а Березовский — совладельцем. «Ельцин надеялся заработать миллион долларов и постоянно жаловался, что "эти мерзавцы" его ограбили, — вспоминает Коржаков. — Почувствовав недовольство президента, Юмашев и Березовский поняли, что нужно исправить ошибку. Они стали пополнять личный счет Ельцина в лондонском банке "Barclays", объясняя, что это доход от книги. К концу 1994 года на счету Ельцина скопилось около трех миллионов долларов. Березовский неоднократно хвастался, что именно он «помог» Ельцину скопить столько денег».

Летом 1995 года в кабинете Бориса Ельцина возник все тот же Березовский. Он нарисовал хозяину Кремля удручающую картину: до президентских выборов осталось меньше года, а денег для победы на них нет. Через полтора месяца вышел указ о создании «Сибнефти». Новой компании «отписывались» «Ноябрьскнефтегаз», Омский нефтеперерабатывающий завод (НПЗ) и так далее. Кстати, во главе Омского НПЗ тогда стоял Иван Лицкевич, уважаемый ветеран отрасли. В прошлом он сотрудничал с партнером Березовского Романом Абрамовичем, который покупал на заводе нефтепродукты для экспорта за границу. Лицкевич выступил против планов Березовского и Абрамовича взять завод под свой контроль и сделать его частью «Сибнефти». 19 августа 1995 года его тело нашли на дне Иртыша. Местные правоохранительные органы объявили происшествие несчастным случаем.

51 процент акций новой компании, правда, оставался за государством, но, увы, недолго. Уже в декабре он был выставлен на залоговый аукцион. Победу обеспечил тот же Березовский. Специально под аукцион они с Абрамовичем зарегистрировали более десятка фирм. Среди прочих — ЗАО «Нефтяная финансовая компания», которое на аукционе и победило. Названная компания не имела ни одного сотрудника, которому бы платили зарплату, и никакой деятельности не вела. Тем не менее она в обмен на акции выдала правительству кредит в 100 миллионов долларов. Откуда деньги? В долг, из банка «СБС-Агро». Кстати, если разобраться, эти 100 миллионов принадлежали все тому же государству: казначейства тогда не было, и бюджетные деньги хранились в уполномоченных банках, в том числе в «СБС-Агро». Как раз к аукциону первый замминистра финансов А. Вавилов разместил в «СБС-Агро» 137,1 миллионов долларов бюджетных средств. Прошло время, денег выкупить заложенный пакет у государства не нашлось, и «Сибнефть» отошла в частные руки.

В 1997 году Счетная палата выявила, что государство на этой «приватизации» потеряло 2,7 миллиардов долларов. Иными словами, «Сибнефть» досталась новым хозяевам в 25 раз дешевле, чем она стоила. И что? Да ничего. «Сибнефть» работает до сих пор, захватывая все новые нефтяные куски. Как ни печально, но следует признать тот факт, что правительство Ельцина явно не стремилось получить как можно больше денег за государственное имущество. Очевидно, именно потому к участию в аукционах не были допущены иностранцы. «Предприятия продавались бы дороже, если бы в аукционах участвовали иностранцы, — признал потом Потанин. — Я выступал за их участие, но мое предложение не нашло поддержки в правительстве».

Разработанная Березовским схема финансирования президентской предвыборной кампании была верхом изобретательности: зачем зависеть от добровольных частных взносов, когда можно прокручивать государственные средства? В то время, когда учителя, врачи, военнослужащие и рабочие месяцами не получали зарплату, миллионы пожилых людей не получали пенсии, ельцинская команда решила бросить миллиарды долларов на переизбрание президента. Но использование бюджетных средств для финансирования предвыборной кампании противоречило закону, сначала деньги надо было отмыть через крупные промышленные империи Березовского и других олигархов. И они отмывались...

Так что изображать режим Дудаева как чисто криминальный, на мой взгляд, грубое упрощение. Главный источник криминальных процессов — приватизация. Стремление осуществить ее в кратчайший срок и любой ценой привело к тому, что криминал стал неизбежным. У него всероссийские масштабы. Есть, правда, некоторые отличия по областям и республикам. В Чечне криминал был поставлен на службу режиму откровенно, продуманно и во многих отношениях эффективно. Политическая цель, определенная не без влияния антироссийских кругов в ближнем и дальнем зарубежье, — обеспечить любой ценой, не выбирая средств, выход республики из Федерации.

Руководство страны оказалось перед нелегким выбором: уступить дудаевскому режиму — значит ускорить развал России; устранить режим, — но какими средствами, методами и во имя чего? Ведь в случае неудачи развал произойдет еще быстрее. Все же приняли решение — устранить: Но при этом, к сожалению, перепутали причину и следствие. Сделали ставку на борьбу со следствием и на самые радикальные средства и методы — на военно-силовые.

Такой выбор расколол и лагерь правящих общественно-политических сил, и лагерь оппозиции. «Выборосы» испугались за свой политический курс. Им показалось, что президент и его команда, выступившие за военные средства и методы, уходят от монетаристско-сырьевого курса в сторону национально-государственных интересов. Этим объясняется яростная кампания против войны, за переговоры и примирение с дудаевцами. Гайдару и его сторонникам в последовательности не откажешь. Режим Дудаева не противоречил стратегии формирования в стране системы ресурсносырьевых рынков. А сохранится ли Россия как государство, их, видимо,не волновало.

Оппозиция тоже раскололась. Наиболее радикальные государственники одобрили военные действия в защиту целостности России. Большая же часть осудила их, однако в защиту режима Дудаева не выступила, а потребовала расследований: кто создавал, обеспечивал и вооружал его?

Но джинн, как говорится, уже был выпущен из бутылки. Война начала развиваться по своим жестоким законам. Ее можно либо вести до победного конца, либо прекратить. Конец будет, только победный ли? А если прекратить, то на каких условиях? Или поступить по известной формуле: ни войны, ни мира? Так, к сожалению, оно и вышло. Почему? По-прежнему сохранялась главная причина, приведшая к кризису, — курс государства, который необходимо было корректировать в сторону развития производства, укрепления государства, восстановления и развития связей с ближним зарубежьем, интеграции с теми, кто, конечно, этого искренне желает. Но в Кремле такого выхода из политического тупика, казалось, не замечали.

А может, не хотели замечать?