Свернув с шоссе, Роми Стэнфорд сбросила скорость и медленно поехала по дорожкам, обрамленным живыми изгородями, каждой клеточкой ощущая безмятежность окружающей природы.

Сельские ландшафты дремали под солнцем, и лишь кое‑где на склонах пологих холмов разрозненные группки крестьян, как и сотни лет, тому назад, ворошили вилами сено.

При виде дорожного указателя с долгожданной надписью «ЛА‑РОШ» Роми выключила зажигание и по инерции съехала на обочину. Только сейчас она вдруг ощутила, что тело словно разламывается на части. Еще бы — выехав чуть свет, она отмахала почти пятьсот километров, ноги от непрерывной езды отекли, спина задеревенела.

Сдвинув с головы шлем, она отвела ногой ножку упора и слезла с мотоцикла. Несколько приседаний, поворотов и наклонов исключительно ради того, чтобы размять затекшие мышцы, и после этого снова начинаешь ощущать, что у тебя молодое и здоровое тело.

Закрыв глаза от солнца рукой, Роми бросила взгляд на дома поселка, рассыпавшиеся по склону большого холма, туда, где ее ждала мать.

Солнце искрилось на плитах песчаника, окрашивало в медово‑золотистые и бежевые тона скаты островерхих крыш. А внизу, у самой подошвы холма, вилась широкая река Жиро, и в зеркале ее отражался перевернутый поселок. Словно цветная гравюра из старинной книжки.

Необузданная радость переполнила Роми. Прошлое позади, будущее — прекрасно. Рядом никого не было, поэтому она, вскинув к небу руки, испустила восторженный вопль:

— Я приехала, мама! — кричала она. — Я уже совсем рядом! Прикажи своим слугам заколоть упитанного тельца к моему приходу и можешь быть уверена — я съем его, чуть ли не с костями.

Ей казалось, что она уже видит свою мать — красивую и смеющуюся, как на той фотографии, которая висела над отцовской кроватью.

Для сравнения Роми бросила взгляд в зеркало заднего вида, вздрогнула при виде веселых светло‑карих, почти янтарных глаз и тут же рассмеялась собственному удивлению. Она еще не успела привыкнуть к своей новой внешности. Еще не так давно Роми была растрепанной серенькой мышкой в очках с толстыми стеклами, подобными дну бутылок из‑под пива, а теперь… Теперь мать, которую они с отцом не видели много лет, сможет без излишнего смущения взглянуть на свою дочь.

— Да благословит небо того, кто изобрел контактные линзы! — произнесла она, воздев руки к небу.

Благословенная тишина нависала над миром, только поплескивали волны в тростниковой отмели, пронзительно щебетали стрижи над головой да жужжали пчелы. А еще утробно — на пределе слышимости — пульсировал мотор приближающейся машины.

Машина остановилась позади Роми. Это был «ситроен» с откидным верхом и передним приводом, такой гладкий и блестящий, что, казалось, он только что прибыл сюда с завода‑изготовителя. Номера у автомобиля были французские, а за рулем сидел красивый молодой мужчина в черных щегольских очках.

Роми проследила, как непринужденно он выбрался из автомобиля: элегантный, со всеми атрибутами, полагающимися обладателю солидного состояния, — золотыми наручными часами и золотыми же запонками, а также с роскошным золотистым загаром на пышущей здоровьем коже.

Экзотическое видение сунуло солнцезащитные очки в нагрудный карман кожаного пиджака, бросило беглый взгляд на мотоцикл Роми и стало пристально изучать ее самое. Она тоже с любопытством посмотрела на него.

— Добрый вечер, мисс, — лениво обратился красавец к ней по‑английски.

— Привет! — сказала Роми, готовая в эту минуту, весь мир заключить в объятия любви. — Бонсуар! — поправилась она тут же, отважно пуская в ход одно из тех нескольких французских слов, которые успела выучить накануне поездки в Ла‑Рош.

Последовала пауза. Привалившись к седлу мотоцикла, Роми попыталась вычислить акцент незнакомца, а тот произвел обязательный при ее встречах практически с любым мужчиной, а потому осточертевший Роми до смерти, обзор ее фигуры от стильной короткой стрижки до кожаных брюк и модных грубоватых ботинок на толстой подошве.

Ты такой же, как все другие, с легким раздражением подумала Роми, столь же вызывающе глядя на хозяина машины. Незнакомец был чертовски красив — давно она не получала такого удовольствия при взгляде на мужчину.

В конечном счете, глаза их встретились — самодовольно улыбающиеся от осознания собственной фривольности. У Роми был особый повод для торжества: во‑первых, она примерила к себе новую внешность, во‑вторых, переживания, последних месяцев превратили ее в натуральную худышку. Это вам не шутка сбросить добрых десять килограммов веса, еще неизвестно, задержал бы на ней взгляд этот красавчик, будь она такой упитанной, как раньше!

— Не жарко ли вам в столь плотной упаковке? — заговорил, наконец мужчина, и голос его звучал протяжно, лениво и завораживающе сексуально.

— Жарко, если остановишь мотоцикл, — пояснила Роми и вдруг подумала, что это и в самом деле было бы сейчас верхом блаженства — скинуть к чертовой матери утепленную кожаную куртку.

И предстать перед ним в кургузой блузке, не достающей до пупка? — подумала она, невольно хихикнув при мысли о том, какие круглые глаза сделает этот любитель женщин (в том, что он большой их любитель, она почти не сомневалась).

Роми вдруг поняла, что за акцент у него был, — говор жителя американского Юга. Удивительно экзотично, если принять во внимание французские номера его машины и парижский небрежно‑изысканный стиль одежды.

— Ну, уж если вы остановили мотоцикл, то, может быть, стоит и куртку сбросить? — предложил незнакомец, с неподдельным интересом продолжая рассматривать ее. — Жарко ведь!

— Слишком много застежек и слишком много возни, чтобы тратить на это время, — уклончиво ответила Роми. — И вообще, я остановилась лишь на минутку — немного размяться и полюбоваться окрестными пейзажами.

Мужчина усмехнулся, окинул небрежным, но заинтересованным взглядом обтянутые кожаными брюками крутые бедра Роми и повернулся к ней спиной, оставив девушку слегка обескураженной.

Неожиданно в нем произошла перемена: небрежная леность сменилась деловитостью и сосредоточенностью. Он вытащил из машины фотоаппарат и, наведя его на парящий в полуденном мареве живописный поселок, принялся делать снимок за снимком.

Фотолюбитель, отметила про себя Роми и тут же усомнилась в своей догадке. Слишком безобидное и праздное занятие для типа, производящего впечатление безжалостного и расчетливого дельца, для которого день не день, если он не успел к обеду снять с конкурентов десяток‑другой скальпов. Но если так, почему он ведет себя, как турист?

Роми присмотрелась к незнакомцу повнимательнее. Самоуверенный. В возрасте где‑то между тридцатью и тридцатью пятью. Потрясающе красив, но не пустоцвет какой‑нибудь — глаза умные, цепкие, безжалостные. Тело гимнаста, и плечи такие широченные, что на каждое из них можно положить по тому «Британской энциклопедии». В данный момент вид несколько напряженный, губы плотно сжаты. Сосредоточен на работе, или на чем‑то другом?

Судя по всему, то, что красавчик видел перед собой, решительно не нравилось ему. И чем дольше он смотрел, тем сильнее портилось у него настроение.

— Потрясающий вид, правда ведь? — рискнула возобновить диалог Роми. — Домики такие живописные…

Незнакомец, вздрогнув, обернулся. Казалось, он успел забыть о присутствии постороннего человека.

— Картинка, да и только, — пояснила Роми, вытаскивая из кармана плитку шоколада и впиваясь в нее зубами. — Хоть сейчас выноси на обложку путеводителя по французской глубинке.

Мужчина отрицательно качнул головой.

— Сплошные трущобы, — лаконично подытожил он собственные наблюдения и снова навел объектив на поселок. — Состояние домов просто плачевное.

— Вы сами будете таким же в их возрасте, — возразила Роми, не желая давать в обиду поселок, в котором проживала ее мать. — Это же средневековые постройки. Они дышат историей!

— Неужели? — с иронией в голосе спросил незнакомец.

Роми чуть покраснела.

— Если вы сами это понимаете, то вряд ли станете требовать, чтобы дома сохранились в своем первозданном виде, — не сдавалась она. — На мой взгляд, налет времени придает зданиям лишь дополнительное очарование.

— Я вовсе не против очарования, — угрюмо ответил незнакомец, вглядываясь в дома на горизонте. — Но, к сожалению, оно не защищает от дождя, не греет в холода, на нем нельзя приготовить пищу. Доведись вам прожить в одном из таких домов осень и зиму, вы, возможно, высказались бы несколько иначе.

Вообще‑то Роми собиралась пожить в поселке какое‑то время, хотя, разумеется, не до зимы. Вглядевшись в россыпь домов на склоне холма, она подумала про себя: интересно который из них принадлежит маме?

— И все же вы сгущаете краски. Мне эти домики очень нравятся! — упрямо заявила Роми и вспомнила городскую квартиру, в которой они теснились вдвоем с отцом. — Я бы предпочла жить в таком средневековом жилище, нежели в современной безликой бетонной коробке.

Вы в этом уверены? — поднял брови собеседник. — Вглядитесь получше!

Роми добросовестно всмотрелась в даль.

Вижу то же самое, что и раньше: красивые живописно разбросанные по склону холма здания. А еще вижу парящих над ними в небе орлов. Вообще‑то, это черные коршуны, но не в них дело. Если бы зрение вам позволяло вы увидели бы, что здания разваливаются прямо на глазах.

Роми не стала говорить, что со зрением у нее сейчас все обстоит, как нельзя лучше. Она оросила еще один взгляд вдаль.

— Может быть, меня ослепил мой романтизм, но я по‑прежнему ничего не вижу — призналась она.

— Тогда вам придется поверить мне на слово, — сказал незнакомец. — Боюсь, обитатели поселка с радостью променяли бы свое живописное жилье, на самое безликое, но зато современное и комфортабельное, со всеми удобствами.

— Ну что вы, как можно! — запротестовала Роми. — Бросить эти дома? Навсегда лишить себя сказочного вида на реку и луга? Да ни за что!

Оставить жилье, в котором нет центрального отопления, куда электричество подается с постоянными перебоями, где царит всепроникающая сырость?.. Да с превеликим удовольствием!

— Вы абсолютно лишены романтического взгляда на мир, — покачала головой Роми.

— Да, я приучен смотреть на жестокую правду жизни без ложных сантиментов, — сухо согласился мужчина, — поэтому я вижу проблему там, где вы видите идиллию.

— Да, идиллию! — со вздохом призналась она и, завернув остатки шоколада в фольгу, спрятала его в карман. — И независимо от всех проблем я искренне завидую людям, которые могут каждый день наслаждаться этой волшебной тишиной и обозревать эти сказочные дали.

— Оно и понятно: вам ведь никогда не оказаться на их месте, — хмуро отозвался мужчина и снова отвернулся от нее.

Роми пришло в голову, что в одном из этих игрушечных домиков живет ее мать, которой, возможно, ежедневно приходится мириться с отсутствием комфорта, и ей стало неловко.

— Вы хорошо знаете этот поселок? — спросила она озабоченно.

Мужчина обернулся и пристально посмотрел на нее. В лице его произошла неуловимая перемена.

— А что конкретно вас интересует? — спросил он, четко выговаривая каждый слог.

Роми в свою очередь насторожилась и решила, что немного уклончивости не помешает.

— Ничего особенного, просто вид у него очень уж живописный, — небрежно сказала она. — Даже если стены, увитые диким виноградом, и в самом деле разваливаются, розы возле домов, цветущие живые изгороди герань на подоконниках и балконах — разве это не завораживает взгляда?

— Чахоточный румянец, — хмыкнул незнакомец. — А под ним медленное умирание. Возможно, поселок сохранился бы в лучшем виде, если бы прежний хозяин замка Ла‑Рош не бросил его на произвол судьбы.

Суровая проза жизни рассеивала очарование ожившей волшебной сказки. Роми охватило тягостное беспокойство.

— Извините, мне нужно ехать, — хрипло сказала она, вспомнив, что ее ждет мать.

— Так вы уже в курсе того, что здесь творилось?

— Н‑нет…

— Между прочим, на редкость поучительная история, и вам не грех ее послушать, — с еле уловимым сарказмом сообщил незнакомец.

Роми напряглась, не понимая, что означает такая перемена тона. Казалось, он видел в ней то, что сама она не замечала, или знал о ней что‑то предосудительное, хотя видел ее в первый раз.

Нет, сказала она себе, я не могу уехать, не разобравшись, в чем тут дело.