Дженни открыла глаза и попыталась повернуться на бок, но оказалось, что сил у нее совсем не было.

– Слава Богу, она приходит в себя. Не пытайся сесть, детка, – услышала она голос матери. – Не торопись, тебе лучше полежать. А вы, мужчины, – обратилась мать еще к кому-то, – оставьте нас. Я хочу поговорить с дочерью.

Тут Дженни начала понимать, что ее кто-то гладил по руке. Мама? – подумала Дженни. Однако сейчас ее больше волновало место, где она находилась. Очертания становились четче, но все было как будто в тумане и совсем незнакомо. Дженни сжала руку, поглаживающую ее.

– Мама? Где я? Что случилось?

– Не волнуйся, девочка. Все хорошо, я с тобой. Мы сейчас в твоей спальне. Питер принес тебя сюда. С тобой все в порядке. Ты просто упала в обморок. Помнишь?

Дженни все еще пыталась понять, что с ней произошло. Постепенно она начала вспоминать. Выставка в эти выходные… Они сначала ужинали, потом гостиная, вдруг слабость и… Теперь она была… Дженни оглянулась по сторонам. Да была не в своей спальне, а лежала на кровати Питера. Это объясняло, почему ей поначалу показалось все незнакомым. Да, Дженни лежала на той самой огромной роскошной кровати, рядом с ней сидела ее мать и утешала, что все в порядке. Нет, все было совсем не в порядке.

Сильное желание очистить совесть перед семьей нахлынуло на Дженни. С помощью матери она приподнялась.

– Мама, должна кое-что тебе сказать.

– Нет, дорогая, Питер нам все уже рассказал. – Дженни оторопело уставилась на свою мать.

Во рту у нее пересохло, чувствовала она себя отвратительно. Значит, теперь она навсегда потеряла уважение семьи?

– Он вам рассказал? Все?

Миссис Гоулсон кивнула, нежно улыбаясь. Она протянула руку, чтобы погладить Дженни по щеке. Ничто не могло так успокоить ее, как нежные материнские руки.

– Да, детка. Он нам все рассказал. Я не могла поверить, что ты так беспокоилась из-за нашей с отцом реакции на эти новости. Ты же знаешь, как мы тебя любим и как мы счастливы за тебя.

Это насторожило Дженни.

– Вы счастливы?

– Конечно, милая. Иначе быть не может. Конечно, в первую секунду, когда Питер рассказал нам, мы были в состоянии шока.

Какой позор, врать своим родителям, подумала Дженни. Она не могла смотреть матери в глаза и опустила взгляд на свои руки, лежавшие поверх пледа.

– Прости меня, мама. Мне так стыдно.

– Нет, дорогая. Тебе нечего стыдиться. Это же не конец света, – успокаивала ее мать. – Сейчас совершенно другое время, и мы с отцом понимаем это. Ты можешь представить, как твой отец был расстроен. Но я сказала, что ему следует повнимательнее оглядеться вокруг и порадоваться за тебя, поскольку теперь ты будешь самой прекрасной домохозяйкой в самом замечательном доме. А остальное теперь не важно.

Дженни опять насторожилась. Неужели ее мать говорила, что ложь Дженни не имела никакого значения только лишь потому, что все закончилось хорошо? Такого быть не могло. По крайней мере, с ее принципиальной матерью. Что-то здесь было не так.

– Мама, а что именно рассказал вам Питер? – спросила Дженни, чуть краснея от смущения.

– Как что? Он рассказал о том, что мы будем бабушкой и дедушкой.

– Как бабушкой и дедушкой? Кто?

– Как кто? Я и твой отец. А я ему сказала, что нам как раз пора обзаводиться внуками. И нам совсем не важно, в какой этап свадебных ухаживаний и приготовлений был зачат ребенок. Мы его будем любить независимо ни от чего. Для нас важно, что ты вышла замуж по любви и за очень хорошего человека. Мы рады за тебя, Дженни.

– Мама, посмотри на меня, – сказала Дженни, сжимая руки матери. – Какой ребенок? Ты о чем говоришь?

Миссис Гоулсон перепугалась. Ее глаза широко распахнулись от удивления.

– Что с тобой, милая? Ты, наверное, ударилась головой, когда упала в обморок. Надо бы тебя отвезти в больницу на обследование.

– Мама, успокойся. Я не ударялась головой. По крайней мере, мне так кажется. – Дженни остановилась на минутку, чтобы точно вспомнить, как все было. – Нет, головой я точно не ударялась. Но я не могу понять… Мама, о каком ребенке ты говоришь?

– О твоем ребенке, дорогая. Точнее, о твоем и Питера.

У Дженни похолодело в груди. Она не могла поверить своим ушам.

– Мой Бог, – пробормотала она, отпуская руки матери. Дженни убрала за уши волосы, дотронулась до лба, похлопала себя по щекам. Потом снова взяла руку матери. – Мама, Питер сказал вам, что мы поженились в Лас-Вегасе, потому что я беременна?

– Дорогая, не расстраивайся так сильно. Питер такой хороший молодой человек. Он объяснил, что ты хотела подождать какое-то время, прежде чем сообщать нам, поскольку хотела преподнести сюрприз. Но что ему оставалось еще делать, когда ты вдруг упала в обморок, а мы так сильно забеспокоились? Пришлось рассказать нам правду.

– Правду? – повторила Дженни. Она отпустила руку матери и стала двигаться к краю громадной кровати. – Я покажу ему. Долго будет помнить!

Девушка решительно поднялась с кровати.

– Стой Дженни, – сказала мать, преграждая ей дорогу. – Не забывай, что ты в положении. Тебе нельзя нервничать.

– С твоей легкой руки, Питер, моя мать теперь думает, что я в положении. Что прикажешь теперь с этим делать?

Мистер Стивенсон наблюдал за Дженни, которая нервно расхаживала взад и вперед по его спальне. Боже, как она была красива! И в какую же передрягу попал он сам!

– Я знаю, что они думают. А что мне оставалось делать? – сказал он, складывая руки на груди.

Дженни резко остановилась и повернулась к Питеру. В легком серебристом платье она стояла спиной к открытой балконной двери, сквозь которую лился яркий лунный свет. Мужчине был виден каждый изгиб ее тела, потому что платье становилось совершенно прозрачным. Он был зачарован и с трудом мог вслушиваться в ее слова.

– Именно так она и сказала. Что, мол, ему еще оставалось делать? А придумать что-то вроде пищевого отравления было, конечно, сложно?

Питер покачал головой.

– И обидеть миссис Санчес? Нет, не думаю, что это хорошая идея. Ты знаешь, как сложно найти хорошего шеф-повара?

Дженни смотрела на Питера, как будто он говорил на непонятном ей языке.

– Нет, Питер, не знаю. У нас дома шеф-поваром всегда была мама. Понимаешь, я выросла в бедной, но честной семье.

– Ох-ох-ох! Не надо разыгрывать передо мной роль бедной, но честной девочки. Быть богатым – это не преступление. И я не виноват в том, что твоя семья не богата. И знаешь, не тебе здесь ругаться надо! Этот провал начинался не с моей лжи.

– Так. Значит, теперь ты считаешь это провалом. Это не честно с твоей стороны. А ведь совсем недавно, когда мы беседовали с глазу на глаз, ты так не считал.

– Ладно. Значит, мы оба солгали. Чья ложь лучше: твоя или моя?

Дженни посмотрела на него.

– Что хуже? Что лучше? Мне сейчас без разницы. Ведь это я, – Дженни ткнула указательным пальцем себе в грудь, – я должна буду ни много, ни мало через восемь месяцев родить для тех прекрасных людей, которые сейчас спят в одной из твоих комнат, ребенка.

Питер выдохнул, выпуская свою злость. Ему так хотелось дотронуться до Дженни, но он не осмеливался.

– Послушай, ты преувеличиваешь. Все не так уж плохо, – сказал он.

Ее глаза распахнулись от удивления и злости.

– Все не так плохо? – Дженни снова начала ходить по комнате. – Я не могу поверить, – бормотала она, входя в ванную. Эхом ее голос отражался от кафельных стен. – Объясни мне… – На секунду воцарилось молчание. – Питер, ты где?

Вздыхая, он пошел за ней в ванную комнату, опустил крышку унитаза и сел на нее.

– Я здесь. Можешь продолжать. Что ты хотела сказать?

Дженни стояла прямо перед ним.

– Мне непонятно, что теперь говорить родителям об их внуке, когда буду сообщать им, что мы разводимся. Ведь мы именно так решили закончить эту историю, правда?

Питер потер подбородок. Дженни была права. Он посмотрел ей в глаза.

– Теперь я тебя понимаю, – извиняющимся тоном произнес он. – Всему, кроме ребенка, можно было найти объяснение. И замять эту историю.

– Вот именно. – Взгляды их встретились. Потом Дженни примостилась на краю ванны, немного наклонилась и закрыла лицо руками. – Что мне делать, Питер? Понятно, что может произойти с ребенком, но я не хочу проводить через этот кошмар своих родителей. – Она неожиданно подняла голову. – Мои старики считают этого ребенка моим высшим достижением в жизни. А он еще пока даже не существует. Я должна рассказать им правду. Немедленно!

Питер поднялся, подошел к Дженни и присел рядом с ней на корточки.

– Дай им поспать, – нежно сказал он, ласково поглаживая ее по коленям. – Они утомились. У них был тяжелый день. – Питер усмехнулся. – Все же знакомство с зятем – занятие не из легких.

Дженни закатила глаза.

– Послушай, – продолжил Питер, – давай оставим пока все, как есть. Утро вечера мудренее. А завтра решим, что делать, хорошо?

Дженни кивнула.

– Ладно, ты прав. Они устали, и надо дать им выспаться. Но я не думаю, что к утру я изменю свою точку зрения. Питер, я должна сказать им. Жестоко уверять их в том, что скоро они станут бабушкой и дедушкой.

– Знаю. Но ты можешь подождать хотя бы до того момента, когда мы вернемся после прогулки на яхте? Я им обещал, что мы обязательно навестим океан.

– Да? Когда ты успел? – удивилась Дженни.

– Повел осматривать яхту твоего отца, когда вы с мамой здесь разговаривали. Его нужно было как-то отвлечь.

Дженни улыбнулась.

– Спасибо. Это очень мило с твоей стороны.

– Я же просил тебя не засыпать меня комплиментами, – ухмыляясь, сказал Питер.

Дженни еще больше расчувствовалась.

– Ладно. Я сделаю, как ты хочешь, раз уж ты ввязался в такие неприятности из-за меня.

– Это отнюдь не неприятности. Просто я надеялся, что ты составишь нам компанию.

– Хорошо, – вздыхая, сказала Дженни. – Но потом я им все расскажу.

– Ладно. И я тебе забыл сказать, что придется подождать еще немного. Твои родители хотели в пятницу пройтись по магазинам и кое-что купить для твоих братьев и сестер. Я не хочу лишать их такой возможности.

– Ладно, тогда после магазинов.

– Вернее после того, как в субботу мы сыграем с твоим отцом партию в гольф, правда?

Дженни замахала головой.

– Но тогда ждать придется слишком долго! Вряд ли я смогу все это время играть роль будущей мамы. Кроме того, после стольких дней лжи и притворства, правда будет слишком горькой для них.

Питер молчал, продолжая ласково смотреть на Дженни. У него на губах играла легкая улыбка.

– Ладно, – наконец сдалась она. – После ужина в субботу. Или на следующее утро. Но не позже. – Дженни вопросительно посмотрела на своего «мужа».

Питер был очень доволен выигранным временем и старался, чтобы Дженни не вспоминала о своей выставке, которая была назначена на воскресенье.

– Думаю, это самое хорошее время, – улыбаясь, произнес он. – Воскресенье. – Он поднялся, протягивая Дженни руку. – Пойдем. Ты, должно быть, тоже устала. Почему бы нам ни поспать?

Дженни позволила Питеру помочь ей подняться. Он взял ее за руку, которая казалась такой маленькой и хрупкой. Сейчас она выглядела переутомленной, что еще больше заводило Питера.

– Ты прав, – медленно произнесла девушка, – я действительно устала. Ведь теперь это неотъемлемая часть моего положения – быстро уставать, – поддразнила она его.

– Тебе виднее, – пожимая плечами, ответил Питер. – Я не часто общался с беременными женщинами.

Питер знал, что внешне выглядит совершенно спокойным и непоколебимым, в то время как внутри у него бушевало пламя. А может быть, впервые в жизни Питер соединял осколки своей души. Больше всего остального его сейчас беспокоило состояние Дженни. Женитьба и ребенок были всего лишь выдумкой. Но мистер Стивенсон вдруг почувствовал, что внезапно ему захотелось воплотить все это в жизнь.

Он остановился, повернулся к Дженни и заглянул в ее темные глаза. Казалось, она тоже понимала, что в эти мгновения происходило что-то особенное. Питер должен был понять наконец, влюбился ли он в Дженни, или был просто очарован иллюзией возможного семейного счастья. Он вспомнил других женщин, с которыми встречался до этого. Если бы хоть одна из них сообщила ему, что ждет ребенка, то его реакцию с трудом можно было бы назвать радостной. Однако с Дженни все было иначе. Питер чувствовал себя окрыленным, играл гостеприимного хозяина, планировал выходные для совершенно незнакомых людей. Не говоря уже о выставке для своей «жены».

Питер тихо засмеялся. Сукин ты сын, подумал он о себе.

– Что такое? Почему ты смеешься?

– Да, так. Я просто поражаюсь…

– Тому, как далеко мы зашли?

– Да, – ухмыляясь, ответил он. Глаза Дженни расширились от ужаса.

– Питер, я не убрала мой холст и краски с террасы.

– Как же ты меня напугала, – с облегчением произнес он. – Я подумал, что-то случилось.

– Случилось! Моя картина! – Питер погладил ее по плечам.

– Все в порядке. Еще днем я попросил Чарли все убрать оттуда.

Дженни приникла к Питеру. Ее голова лежала теперь у него на груди. Как же ликовало его сердце!

– О, нет, – воскликнула Дженни, поднимая голову. – В смысле, спасибо. Но все равно, она испорчена, поскольку все это время простояла на солнце. А была самой лучшей из всего, что я написала за последнее время. Как тебе самому она показалась?

Питер постарался изобразить на лице довольно учтивое выражение. Конечно, в действительности ни одна из работ Дженни ему не нравилась, но он не мог признаться ей в этом. За последнее время его сердце слишком размякло и подобрело. Питер не мог обидеть девушку. Бедная, думал он, ведь на самом деле она не может ничего делать хорошо.

– По моему, хорошо, – тем не менее с чувством произнес Питер. – Мне она понравилась. Может, ты найдешь время, чтобы закончить ее до воскресенья?

Дженни сразу же погрустнела. Питер готов был вырвать себе язык. Как он мог такое ляпнуть?!

– О, нет! Моя выставка. – Она отступила назад и повернулась к нему спиной. – Что мы будем делать?

Питер посмотрел на ее плечи, темные волосы, волнами спускавшиеся по спине, нежную кожу. Его неудержимо влекло к Дженни, теперь невозможно было это отрицать.

– Я все устрою, – стремительно выпалил он. – Эрик – мой должник. Он все сделает в лучшем виде. – Мисс Гоулсон повернулась к нему лицом. Искорки надежды, сверкавшие в ее глазах, воодушевили Питера. – Мы сможем сделать это, дорогая. Однако нет смысла устраивать показ твоих картин, если ты собираешься рассказать правду своим родителям.

Дженни сжала его руку.

– Ты прав. Я не смогу признаться им во всем сейчас. О, Питер, как все ужасно! Я запуталась в собственной лжи. Всего лишь хотела помочь родителям, а теперь вот, что получилось. – У Дженни задрожал подбородок. И она быстро заморгала.

Неужели она сдерживает слезы, подумал Питер. Он был уверен, что потеряет дар речи, если Дженни заплачет.

– Послушай, мне сейчас больше всего нужна твоя помощь. Мои родители так гордятся мной и выглядят такими счастливыми. Это единственное, чего я когда-либо желала в жизни. И это их первая поездка, на которую они решились за долгие годы. Я просто не могу испортить все, рассказав им правду, ведь так?

– Да, так, – неожиданно вырвалось у Питера. И он действительно имел это в виду.

Дженни отпустила его руку, отступила на шаг назад и начала кусать ноготь большого пальца.

– Но в то же время если я им не скажу правду, то буду вынуждена притворяться, будто беременна. И мы будем вынуждены устраивать выставку. – Ее глаза расширились от ужаса. – Кто придет на нее? Никто! Это ужасно! Я сказала маме и папе, что некоторые критики интересуются моими работами. А на вставке не окажется ни души. Как это будет выглядеть? Я не вынесу такого позора.

Питер провел рукой по волосам. Больше всего ему сейчас хотелось обнять Дженни и не отпускать.

– Не волнуйся, в галерее будет достаточно людей. Обещаю. Стоит мне позвонить моим друзьям и знакомым, они обязательно придут и даже купят твои картины.

Теперь, похоже, Дженни испугалась еще сильнее.

– Питер, не надо! Это нечестно. Достаточно будет, если они заскочат на минутку и с умными лицами осмотрят хотя бы часть моих работ. Пожалуйста, не проси их покупать что-либо. Неужели ты не понимаешь, что нет ничего более унизительного, чем такого рода благотворительность. Люди должны покупать лишь то, что им пришлось по душе. Это очень важно для меня. Понимаешь?

Питер кивнул, зная наперед, что никто из посторонних людей никогда в жизни не купит ни одну из ее работ. Ведь они не любят ее саму так, как он. Питер улыбнулся. У него на сердце стало теплее.

– Хорошо, Дженни. Я понял. И попрошу миссис Санчес прийти на выставку с парочкой огромных кухонных ножей. Нападение на шедевры, как тебе? Тогда и посмотрим, как пойдет продажа. А?

– Великолепно, – ответила Дженни, протягивая руку и поглаживая Питера по щеке. Она не ожидала этого от самой себя. У него же было ощущение, что на мгновение его сердце просто остановилось. – Спасибо тебе, Питер, за доброе отношение к моим родителям. И за помощь. Ты очень хороший… Просто замечательный человек. Знаешь об этом?

– Конечно же, знает, – вклинился Рей. – Ведь именно он программировал меня.

– Заткнись, Рей, – приказал Питер, наблюдая за смущенной Дженни.

– Просто хотел помочь.

– Не надо. Мне не нужна помощь.

– Посмотрим.

В эту секунду тихо заиграла романтичная музыка. Свет стал более приглушенным. Питер посмотрел на Дженни, на ее нежное прекрасное лицо.

– Я убью его, – произнес он медленно. Подождав чуть-чуть, Питер пытался настроиться на серьезный лад. – На чем мы остановились?

– Я говорила тебе, какой ты замечательный.

– Да. – Питер не мог больше ничего с собой поделать. Страсть, сжигавшая его изнутри, вышла из-под контроля. Он хотел эту девушку больше, чем кого-либо за всю свою жизнь. – Дженни, я…

– О Боже! Да поцелуй же ты ее. Ты хочешь ее, она хочет тебя. Давайте ребята, не тяните резину. Здесь дела надо делать.

– Заткнись, Рей, – крикнул Питер, притягивая к себе Дженни. Ее рука коснулась его груди. Мужчина нежно обнял ее за талию. Сейчас он видел только ее чарующие, глубокие глаза, припухшие губы, округлый подбородок. Почему бы им ни встречать каждое новое утро рядом друг с другом? – Дженни, мне нужно знать… как же это сказать? Одним словом, признайся, какие чувства ты испытываешь ко мне… Только честно! Как женщина к мужчине. Как если бы мы действительно встретились на той выставке.

Выражение лица Дженни выдавало сильное волнение, похоже, Питер застал ее врасплох. Она внимательно посмотрела на него и как-то неуверенно улыбнулась. От отчаяния сердце мужчины забилось еще сильнее, казалось, что оно вот-вот разорвется на части. Ему необходимо было успокоиться. Питер приготовился услышать мнение Дженни о нем прежде всего, как о ее начальнике. Или того хуже, как о друге, что означало бы конец для любых интимных отношений.

– Хорошо. Я попробую, – мягко выговорила она. – Если я действительно встретила бы тебя на той выставке, как в моей выдуманной истории, – Дженни покраснела, – я… я бы влюбилась в тебя, Питер Стивенсон.

Он облегчено вздохнул. Радость охватила его душу и тело.

– Слава Богу! Это все, что мне хотелось услышать. В таком случае ты уволена.