Дженифер бросила взгляд на контрольные приборы. Все в норме. Впрочем, это было ясно и без приборов.

Мотор, размеренно урча, уверенно пожирал пространство и время. Медленно вращалась земля, убегая под крыло. Видимость была хорошая, ориентиры просматривались четко и соответствовали полетной карте. Слева вдали все пространство занимал уходящий в бесконечность синевато-зеленый, вечно неспокойный Тихий океан, справа сквозь воздушную дымку тускло просвечивали красноватые обнаженные скалы…

И Дженни позволила себе расслабиться и улыбнуться.

— Ты одна в вышине, в прозрачно-голубом небе, вместе с пушистыми облаками и ангелами, — шепнула она себе, наслаждаясь сказочным ощущением полета, без которого не может жить ни один человек, покоривший небо.

Полет благополучно подходил к концу, вскоре будет виден городской аэропорт, место намечаемого приземления и парковки ее «чессны» — изящной воздушной лошадки.

Будем надеяться, что предварительные договоренности по телефону будут соблюдены, и здесь найдется место для стоянки и укрытия от непогоды ее самолета.

Она вздохнула с облегчением. Похоже, что ей повезло. Риск оправдался, хотя она не сразу решилась пойти на него. Уж больно пугающим был метеопрогноз. Но все обошлось. Ей удалось опередить наступающий грозовой фронт, от которого маленькому самолету могло не поздоровиться. Риск стоил того, иначе она могла опоздать к месту будущей работы, а начинать новую жизнь с опоздания не хотелось. Слишком многое зависит от первых впечатлений о тебе.

Правда, это стоило дополнительной нервотрепки и длительной болтанки в воздухе, от которой выворачивало все внутренности. Но это пустяки, лишь небольшое жизненное испытание и проверка лояльности высших сил к ее судьбе. Дженни верила в свое предназначение, и до сих пор ее вера и убежденность оправдывались. У нее всегда получалось все задуманное, по крайней мере, в главном — в учебе и карьере.

Она успешно закончила курс прикладной психологии в Калифорнийском университете и стала бакалавром. А затем добилась назначения на должность психолога на военно-воздушную базу. Правда, если честно, во многом благодаря связям отца. Все-таки адмирал, командующий эскадрой. Сейчас как раз бороздит Средиземное море на своем авианосце.

Но ее назначение пойдет на пользу, прежде всего, самим военным. Дженифер в этом не сомневалась. Она занялась докторской диссертацией, связанной с изучением воздействия условий летной работы на психологию летчиков истребительно-штурмовой авиации. Соответственно, главным результатом ее деятельности должна стать разработка методик психологической адаптации к стрессовым ситуациям и снятия последствий психологического перенапряжения у летного состава.

У Дженни было два серьезных увлечения в жизни — небо и психология. И в обеих областях она преуспела. Особенно повезло с самолетом. Отец постоянно бороздил мировые океаны и моря по периметру зоны жизненных интересов США. Мать часто вылетала к нему в период заходов его корабля на береговые базы. Несколько раз она брала с собой дочку. Так Дженни познакомилась с Афинами в Греции, Йокосукой и Токио в Японии, Субик-Бэй и Манилой на Филиппинах.

Летние каникулы в школе и в университете Дженифер нередко проводила в Техасе, на ранчо у дяди, крупного скотопромышленника. Здесь она пристрастилась к полетам на самолете. Дядя был боевым летчиком во время второй мировой войны, и, занявшись после войны бизнесом, не захотел расставаться с небом. Он обзавелся собственным самолетом, регулярно меняя устаревшую модель на более современную и насыщая ее техническими новинками. Постепенно дядюшка приохотил к этому делу и любимую племянницу.

Из него получился весьма неплохой инструктор и наставник. Собственных детей у дяди не было, так что девочке достались все его неизрасходованные родительские чувства.

Обширный инфаркт, закрывший бывшему летчику дорогу в техасское небо, натолкнул его на мысль отдать штурвал своего испытанного, хорошо ухоженного и великолепно оснащенного самолета в надежные руки. А чьи руки могут быть надежнее, чем руки способной, положительной во всех отношениях и проверенной родственницы. Так что после окончания университета Дженифер ждал неожиданный и великолепный подарок — симпатичный аэроплан, перевязанный розовой ленточкой и украшенный по борту рисунком фривольно одетой техасской дамочки верхом на разъяренном быке.

Мать была против такой экзотики в жизни дочери. Но отец и здесь поддержал. Ему всегда хотелось иметь сына, и его отсутствие он компенсировал соответствующим воспитанием единственной дочери, поощряя ее мальчишеские увлечения. Например, он благосклонно отнесся к ее занятиям айкидо, заявив, что это пригодится в общении с чрезмерно настырными поклонниками. Вместе с тем отец выступал против излишней эмансипированности женщин, особенно против их проникновения на флот. Считал, что тем самым попираются сами основы и традиции мореплавания. Как говорится, женщина на борту приносит одни несчастья и мешает в бою.

Сложнее выглядела ситуация с личной жизнью Дженифер. Точнее, в последние месяцы ей было не до этого. Никаких любовных похождений, никакого секса. Никаких ухаживаний и ужинов в ресторанах, никаких тривиальных вздохов под луной и трепетных поцелуев. Никаких приглашений на чашку кофе и самокрутку с «травкой» у себя дома после полуночи. В общем, жизнь без романтики и оздоровительных эротических процедур. Все силы и время уходили на построение трамплина для прыжка в будущее, на закладку перспективных основ ожидаемой блестящей карьеры в области прикладной психологии.

Ну, вот и местный гражданский аэродром. Дженифер включила переговорное устройство и запросила разрешение на посадку. Конечно, лучше всего было бы эффектно приземлиться прямо на военной базе. Она не раз представляла себе эту сцену. Красно-белый самолет с нарисованной на борту красоткой в шортах, бюстгальтере и техасской шляпе, оседлавшей разъяренного быка, уверенно и ювелирно точно опускается на взлетно-посадочную полосу. Затем короткая пробежка и непринужденное выруливание на стоянку, рядом с хищными остроклювыми истребителями. К самолету бегут люди, много людей, и все в белоснежной офицерской форме или оливковых летных комбинезонах, сплошь молодые красавцы-брюнеты, высокие, мускулистые, коротко подстриженные, с мужественными лицами и выразительными глазами.

Столпившись у трапа, они с изумлением наблюдают, как из пилотской кабины появляется она, стройная, синеглазая, с развевающимися на ветру длинными светлыми волосами, в голубых джинсах в обтяжку на соблазнительных округлых бедрах, в потертой летной кожанке и белоснежном шелковом шарфе пилота на точеной шее. Их новый кумир, предмет обожания, поклонения и мечтаний. К ее ногам летят охапки цветов, а уши заполняет гул восхищенных голосов.

Но, к сожалению, воздушно-психологический триумф и демонстрацию победы феминизма на земле и в воздухе придется отложить. В жизни многое выглядит значительно сложнее, чем в девичьих мечтах. Еще, не дай бог, собьют прямо на подлете к закрытому военному объекту без всяких предварительных запросов и объяснений. И останется база временно или навсегда без талантливого, красивого и обаятельного психоаналитика.

Так что пора отвлечься от грез. Взлетно-посадочная полоса и стоянка для самолетов уже в поле видимости. Настает самый ответственный момент — заход на посадку. Направление и скорость ветра благоприятные, взлетно-посадочная полоса не забита, так что все должно пройти гладко. Самолет временно придется оставить на местной охраняемой стоянке и добираться до военной базы на машине. Может быть, взять такси? Или сразу арендовать машину? Лучше выехать на базу завтра с утра. Судя по карте, это довольно далеко от аэропорта, и сегодня она уже не успеет вовремя добраться. Да и грозовой фронт вот-вот догонит ее и изольется на землю буйным ливнем и вспышками молний.

Надо скорее укрыть самолет, закрепив его понадежнее, или оставить в закрытом ангаре. А самой искать убежище где-нибудь в ближайшей гостинице, чтобы не попасть под ливень. Кстати, надо будет заодно сменить джинсы и техасские сапоги на обычный деловой костюм, более подходящий для леди-психолога, будущего доктора наук.

Стивен сидел в баре уже несколько часов и наблюдал, как за окнами беснуется ураган, щедро поливая стекла и выбивая на них барабанную дробь, как ветер выгибает деревья, как тьму за окном прорезают вспышки молний и сотрясают раскаты грома.

Возвращаться в такую погоду на базу на своем мощном гоночном «Харлей-Дэвидсоне» он счел безумием. Да и настроения для этого не было. В состоянии психологического надлома лучше побыть какое-то время вдали от сослуживцев, от их бесконечных расспросов и назойливого сочувствия, к тому же далеко не всегда искреннего.

Хотелось просто напиться и побыть в одиночестве. Или излить душу кому-нибудь постороннему, перед кем не страшно обнажиться изнутри. Потом случайные собеседники разойдутся в разные стороны, быстро забыв странный, сумбурный разговор.

Он даже оставил в номере свою пилотскую куртку со всеми летными эмблемами, с которой обычно редко расставался, тем более, когда предстояла поездка на мотоцикле. Но это одеяние привлекало к себе внимание, и в толпе, особенно в барах, всегда находился чересчур общительный и назойливый человек, чаще всего бывший пилот. Номер в гостинице Стивен заказал заранее, и явно не прогадал. С началом разгула стихии холл гостиницы стал быстро наполняться различными людьми, главным образом пассажирами самолетов, рейсы которых были отсрочены по погодным условиям.

Стивен допивал уже вторую двойную порцию виски со льдом, снова и снова прокручивая в голове результаты недавнего происшествия. В руководимой им группе курсантов летной школы во время учебного воздушного боя один из учеников, выполняя фигуры высшего пилотажа, не рассчитал маневр и попал под воздушную струю от двигателя впереди летящего самолета. В результате — потеря управления, падение самолета и попытка пилота катапультироваться, закончившаяся трагически. Заело фонарь кабины, и при срабатывании катапульты парень пробил его собственным телом.

Конечно, официально капитан Стивен Брайтон не был виноват в случившемся. Это подтвердило и служебное расследование. Но осталась горечь и щемящая пустота в душе, которая всегда возникала, когда он терял кого-то из своих друзей и сослуживцев. Профессия летчика предполагала риск и неизбежность потерь. Но привыкнуть к этому было невозможно. Тем более, что на его долю пришлось слишком много утрат.

В раннем детстве, когда Стиву было всего четыре года, умерла его мать. Ее унес рак легких. Потом в корейском небе погиб отец. На него навалилось сразу два реактивных МИГа. Тогда новейшие реактивные «Супер Сэйбры» только начали поступать на фронт, и на своем устаревшем винтокрылом самолете у отца практически не было шансов на спасение.

Потом, закончив после колледжа летную школу офицеров резерва, после недолгой доподготовки юный лейтенант Брайтон попал во Вьетнам в качестве пилота морской авиации. Летал на своем «Фантоме» и над северным, и над южным Вьетнамом, и днем, и ночью, и в ясную, идеальную для полетов погоду, и в почти нелетную по понятиям мирного времени, на грани экстремального риска. Не раз чувствовал себя как камикадзе перед последним вылетом в жизни. Не раз видел ночное небо, прошитое насквозь прожекторами и трассирующими пулями и расцвеченное взрывами зенитных снарядов.

Видел вспоротые этими снарядами самолеты и разлетающуюся в клочья самолетную обшивку после точного попадания зенитных ракет.

Несколько раз приходилось вступать в бой с вьетнамскими МИГами. Два раза терял ведомых и один раз горел сам, успев катапультироваться. При этом удачно приземлился на парашюте не в болото к крокодилам и не в расположение вьетконговцев, а прямо на позиции американской морской пехоты.

Но одно дело терять людей на войне, а другое — в мирное время. И тем более тех, кого готовил он, тем самым как бы лично отвечая за их безопасность. Поэтому Стив испытывал давящее чувство вины. Чего-то недосмотрел, чему-то недоучил, что-то вовремя не подсказал. Не уберег молодого, задорного парня от чрезмерной лихости и глупой самонадеянности.

Хотя пьет он сейчас, конечно, зря. Алкоголь на него почти не действовал, да еще в таком взвинченном состоянии. Гораздо более эффективным средством для снятия напряжения было бы общение с какой-нибудь девицей. И не обязательно красоткой. Подошло бы любое теплое, упругое и отзывчивое женское тело, рядом с которым можно было бы забыться и раствориться в нем без остатка. И лучше, чтобы у этого тела не было имени, и чтобы не надо было вести умные или глупые разговоры, копаться в превратностях и мелочах личной жизни и быта, блуждать в потемках и закоулках женской души. Во всяком случае, в прошлом это не раз помогало, особенно во Вьетнаме.

Он сидел в обычном сайгонском баре, прокуренном и шумном, с окнами, затянутыми проволочной сеткой для защиты от гранат террористов. Бар был битком набит американскими и вьетнамскими вояками разных родов войск в различных по фасону и цвету униформах, а также их подругами, в основном, из местных недорогих и непритязательных проституток, еще более разнообразивших окружающую цветовую гамму своими пестрыми нарядами. Стивен тогда получил три дня отпуска для восстановления психической устойчивости, после того, как ранили его напарника. Да и самолет нуждался в ремонте. Так что вылетов не было, и он был временно свободен.

Эта вьетнамка сразу привлекла его внимание. Небольшой рост, изящная фигурка. Кукольное лицо с миндалевидными печальными глазами. Густые шелковистые волосы цвета антрацита, свободной волной спадающие на хрупкие плечи. Необычно высокая для туземки грудь, прелесть которой подчеркивал национальный костюм — длинное, обтягивающее фигуру красное платье из плотного шелка с разрезами по бокам, из-под которых виднелись широкие белые шаровары.

А главное — она совершенно не вписывалась в окружающую толпу. Девушка сидела одна за столом, и почему-то никто не подсаживался к ней, несмотря на переполненность помещения. Вокруг нее как будто был воздвигнут защитный барьер, которым она отгородилась от окружающего мира, от его треволнений и суеты. Стивен не решился бы прервать ее уединение, если бы случайно не поймал ее взгляд. В нем была такая бездна тоски и одиночества, и одновременно призыв о помощи… Стивен почувствовал столько родственного в ее состоянии, что не смог удержаться. Какая-то неведомая сила приподняла его, и он вдруг оказался за ее столом, молча вглядываясь в бездонные темно-карие глаза. Он не помнил, сколько это длилось. Они были только вдвоем, вне пространства и времени, впитывая переживания и боль друг друга.

А потом так же молча, не сговариваясь, оба встали и пошли к выходу. Он, обожженный войной американский морской летчик в белоснежной форменной одежде, обильно украшенной ленточками боевых наград. И она, в праздничном красном наряде, юная вдова вьетнамского пилота, обугленные останки которого были затеряны среди обломков самолета где-то в джунглях. Вышли из того бара, в котором она была с мужем перед его последним вылетом.