— Фиксирую астрономическое время и начинаю отсчёт, — голос инженера торжественно гремел в динамиках звездокатера.

— Нас только двое, — поморщился учёный и убавил громкость. — Прекрати вещать. Просто отметь показания приборов.

— А Вселенная? — возразил Егор. — Как самая вероятная свидетельница.

— Как бы не превратилась в пострадавшую, — усмехнулся Фиримин. — Если так нужна аудитория, обратись к туманности. Вдруг, филиноиды уловят.

— Ничего вы, шакрены, не смыслите в романтике испытательного момента! — рассмеялся Хрусталёв. — Мы же впервые в истории галактики забрасываем пробный шар!

— Не шар, а «вихревой аномальный мета-преобразователь».

Инженер закатил глаза.

— Это земная метафора… Даром, что капитан Талех вас приобщил.

— Таких жертв от нас он не требовал.

Егор вздохнул. Этих самрай-шак не поймёшь, — когда они шутят, а когда говорят всерьёз.

— Ладно. Хотя бы не мешай вести бортовой журнал. Итак! Мы находимся в пределах двести шестьдесят восьмого пространственного градуса ипсилон квадранта относительно Дельфы. Временной радиус по астрогринвичу…

— Астро… Чему? — недоумённо переспросил Фиримин.

— Астрогринвичу, — повторил Хрусталёв. — Это — нулевая точка отсчёта в квадратичной космической сетке относительно нулевого меридиана Земли…

— Что-то не возьму в толк, — засомневался шакрен. — Где Земля, а где Ардиум-система…

— Ардиум-то? Как раз в ипсилон квадранте, — рассеянно откликнулся инженер, сверяя координатную сетку с угловыми измерениями на верхнем синергетическом табло.

— Так вот… Земля не подходит для точки отсчёта. Слишком далеко отсюда и вращается вокруг Солнца.

Фиримин откровенно не понимал земных учёных. Почему народ с отсталой и отдалённой планеты упорно мнит себя центром мироздания?..

— Есть! — заорал Егор, едва не оглушив шакрена.

Куда там динамикам!

Но одно шакренионцы чётко уяснили — чем дальше индивидуумы обитают от центра галактики, тем вопят громче.

— Точно в цель! — ликовал инженер. — Ура!

— Надеюсь, ты зарядил не весь образец? — поинтересовался Фиримин, подозрительно разглядывая коллегу.

— Не-а, половину, — ответил тот, с азартом вперившись в экран.

— Половину?!!!

— Конечно, — Хрусталёв усмехнулся. — Или я похож на идиота? Это же только предварительный эксперимент…

Шакрен застонал и схватился за лоб.

«Как неразумно!»

— …Остальное сохранил для синтеза и контрольного испытания.

— Следовало же постепенно наращивать…

Егор хмыкнул, довольно откидываясь на спинку кресла.

— Вам — цефейцам не дано оценить всю прелесть научного риска.

Он бесцеремонно хлопнул коллегу по плечу.

— Причём тут риск?! — возмутился шакрен, отстраняясь и с трудом удерживая своего ндарима от членовредительства.

— И никакие мы не цефейцы.

— Ошибаешься! Ваше светило входит в пятиугольник Цефея… По крайней мере, с нашего угла обзора.

— Пора бы некоторым постичь, что у шакренов иная астрометрия вселенной. Мы не воспринимаем отдельные фигуры, а соединяем звёзды в единый узор мироздания.

— Да ладно тебе, — примирительно улыбнулся Егор, ни капли не устыдившись. — Общая карта созвездий принята астрографическим объединением конгломерата.

— Не будем спорить, — дипломатично предложил Фиримин. — Следи за приборами. Многовато зарядил. Образцы нестабильны.

— Пока всё в порядке. Ждём, — землянин наткнулся на встревоженный взгляд шакренионца и заверил. — Риктонитовое ядро стабилизирует распад, а каркас удержит аномалию в приемлемом радиусе и не даст развернуть оптимальную точку до срока… О-ох…

Короткая вспышка ослепила мониторы, заливая верхнее табло. Осветила взволнованные лица испытателей, выстрелила голубыми лучами и превратилась в белое «веретено» с искрящимися «нитями»…

Учёные зачаровано уставились на экран, ожидая появления воронки.

«Веретено» покружилось и пропало, так же внезапно, как и появилось.

— Рано, — Шакрен нахмурился и покачал головой.

— И это всё? — разочарованно протянул Егор. — Эх! Мало… Надо бы весь арсенал…

— Нет! — воскликнул Фиримин. — Нет!.. Подождём ещё. Возможна… Отсроченная реакция.

— Лады, — согласился Хрусталёв. Ему и самому было интересно.

Целый стандартный ролдонский час или одну седьмую шакренского «дневного пути», они развлекались тем, что таращились на звёзды, дегустируя энергетические коктейли из окезской провинции Попьюлоза…

«На травках», — хихикал инженер.

И следили за показаниями приборов.

— Пора, — вздохнул Фиримин, когда в пространстве так ничего и не изменилось. — Пора возвращаться на базу.

— Погоди! — воскликнул Егор, внезапно хватая шакрена за руку.

— Что… — начал было тот, но уже и сам заметил, на переднем экране.

От предполагаемой оптимальной точки отделились три жёлтых огонька и устремились к звездокатеру.

— Что это? — шакрен удачно перефразировал вопрос.

«Хотелось бы знать» — подумал Хрусталёв и бодренько так ответил:

— Привет от аномалии! Что бы ни было, оно движется к нам.

— Вселенная откликнулась, — предположил Фиримин. — Почуяв неладное.

— Ого, а шакрены, оказывается, умеют шутить, — хмыкнул Егор.

Учёный возмущённо уставился на инженера.

— Я - серьёзно…

— Слева по борту, — вскоре засёк Хрусталёв. — Очень близко.

Неопознанный объект приблизился и двинулся вдоль катера, намереваясь его обойти.

— У этой штуки вероятно датчики на препятствие… Посмотрим, кто это решился нас навестить…

— Не стоит, — предостерёг шакрен.

Егор с сомнением покосился на Фиримина.

«А с виду мужик как мужик…».

И пробубнил:

— Как с вами самрай-шаками тяжело.

Фиримин нахмурился.

— Ладно. Тащи на борт…

«Что ни попадя».

— Вот теперь вижу — наш человек! — ухмыльнулся инженер.

— Я - шакрен!

Егор обрадовался и втянул неизвестную штуку в трюм, лихо управляя бортовыми захватами.

— Интересно, что за фиговина…

— Я первый!..

Исследователи наперегонки ринулись в нижний отсек и затормозили там в замешательстве перед неведомой штуковиной. По виду это отдалённо напоминало спасательную капсулу, только чересчур маленькую. Шишковидное нечто преспокойно стояло в круге защитного поля и помигивало огоньками.

— Что же там внутри? — пробормотал Фиримин.

Егор почесал затылок, обошёл загадочный предмет и потёр переносицу. В результате этого таинственного ритуала, который шакрен неоднократно тщился разгадать, инженера осенило:

— Кажется… Это же миди-кип! Я знаю, что там!

Невзирая на запоздалые протесты учёного, моментом отключил защитное поле и очутился возле миди-кипа…

— Нет!

И его вскрыл.

— А сканер на что? — досадливо проворчал шакрен.

— Поздно, — сообщил инженер, убирая в сторону крышку.

Под ней оказался изоляционный слой — плотная рифлёная оболочка с синими прожилками.

— Кокон, — определил инженер.

Фиримин заинтересовано моргнул, отложил сканер и подошёл. Едва Хрусталёв дотронулся до поперечной складки, как она разошлась подобно застёжке молнии, и кокон раскрылся.

— Органическая прослойка… — начал учёный и удивлённо осёкся.

В мягком углублении миди-кипа спал младенец, смешно посапывая, и улыбаясь во сне.

— Вот так! Вместо аномалии, у нас чудо-ребёнок? — хохотнул инженер, тихонько, чтобы не разбудить найдёныша.

— Появление одинокого ребёнка в ореоле туманности уже само по себе аномалия, — веско заметил шакрен.

— Вряд ли. Обычное дело. Скорей всего, где-то неподалёку прошло линдрийское судно. И совсем недавно.

— А причём здесь линдри, — недоумевал Фиримин, — и маленький землянин?

— Он таковым лишь выглядит, — улыбнулся Егор. — Тебе ли не знать?

Фиримин присмотрелся к младенцу… Тонкая синяя, немного размытая линия проходила через подбородок, нос и лоб малыша, разделяя лицо как бы на две половинки, и терялась в золотистом пушке на макушке… Знак новорожденного линдри. Исчезнет, когда ребёнку исполнится цикл, а через много лет снова появится, предупреждая о первом окукливании.

— И то верно. Чего это землянину делать в линдрийском коконе.

— Чем-то запахло, — скривился Хрусталёв. — Фу-у!

— Им? — шакрен указал на младенца.

— Едва ли, — Егор присел на корточки рядом с миди-кипом. — Ребятёнок же в ана-подгузнике… Хотя… Чем это его намазали?

Инженер пристально изучил ребёнка, покрытого слоем пахучей мази — какого-то питательного субстрата. И сладковатый запах постепенно расползался по трюму. А к тельцу младенца крепились присоски, подведённые трубчатыми волокнами…

— Похоже, мальца порядочно оснастили.

Фиримин присел рядом, притерпевшись к запаху.

— И кто ты у нас? — Егор протянул руку, но вдруг заколебался. — Знаешь, Фир, думаю, не стоит трогать ана-подгузник. И так видно, что мальчик, вроде бы…

Шакрен только пожал плечами. Ему не нравилось, когда сокращали его имя.

— Или нет… Но, кажись, таки парень… А ты в этом понимаешь?

— Ясно одно — оно не вея, — Фиримин еле сдержал улыбку. — Я уверен. Поскольку сам родитель.

— Вот так? Гм… Раз опыт размножения у тебя имеется… — задумчиво протянул инженер. — Неужто разбираешься и в последствиях?

— Немного… Когда заканчивается период кормления, сари-шак передают старшему рода.

— Но это — линдри и, вероятно, мальчик… Постой! У него тут голо-метрика!

Востроглазый Егор заприметил треугольную коробочку на предплечье ребёнка и осторожно её коснулся. Над колыбелькой миди-кипа возникла голограмма. Значки, символы, буквы… И поскольку учёные регулярно прививались сывороткой перевода, то без труда прочли:

— «РуМаартан».

— Так его зовут? — неуверенно предположил шакрен.

— Да, по ходу это имя, — подтвердил землянин. — Почти как Мартин, по-нашему. И точно мальчик!

— Здесь ещё цифры, — отметил Фиримин.

— Дата. И не сегодняшняя. Скорей всего… Дата рождения! Ему не больше фазы. Довольно крепкий на вид!.. Имя, дата… Это всё-таки хорошо, но…

— В каком смысле? — шакрен недоумённо приподнял брови, исказив налобный узор.

«Что хорошего в потере ребёнка?»

— Ну, в том, что когда-нибудь его родители, захотят найти отпрыска… А больше никаких данных, — рассуждал инженер. — Совсем никаких сведений… То есть, они не рассчитывают, что ребёнок сам отыщет их.

— Что-то я не понял, — нахмурился Фиримин.

Егор задумчиво посмотрел на него и хлопнул себя ладонью по лбу:

— Так ты не в курсе?!

— О чём?

— Как ребёнок здесь очутился.

— Ни малейшей догадки. Сами собой в открытом космосе младенцы не растут. Даже в коконах. Могу лишь предположить, что корабль потерпел крушение и… — шакрен уставился на Хрусталёва. — Они не успели послать сигнал бедствия! Надо немедленно сообщить в агентство космических аварий! Вдруг его уже ищут…

— Так, понятно, — землянин рассмеялся и озадаченно покрутил головой. — Ты давно с гор спустился?

— Откуда?

— То бишь вышел из степей-городов или… Откуда вы там попадаете в бескрайний безжалостный мир? Во! Из Обители Шакрениона. По слухам она находится в горах.

— В горах лишь Дар Шакренар, - сдержанно уточнил Фиримин. — Остальные шестнадцать самдакиров разбросаны по всей планете. Я, как потомственный исследователь, учился в предгорьях Хугрона и уже три оборота исследую космос.

— Разумеется, всё путём, — усмехнулся Егор, — но этому в Обители вас не учат…

— Чему? — удивился шакрен. — В Обители учат всему, существенно расширяя границы познания и тренируя ндаримов.

— Короче, — вздохнул инженер. — Я понял. В обычаи и нравы линдри вас не посвящают.

— Зачем? Чему хорошему они способны научить самрай-шак?

— Ого! Тогда плохому тебя буду учить я, — заулыбался землянин. — Видишь ли, мой шакренский… э-э… Брат, — тоном заядлого гуру продолжал он. — Ребёнок не потерялся. Просто мамашка с папашкой решили не заниматься его воспитанием. Они сочли, что дитё прекрасно обойдётся без них, и отправили его в независимый полёт…

— Как можно! — возмутился Фиримин, не дав инженеру договорить. — Это же беспомощный ребёнок! А они выбросили его, как…

— Не выбросили, — снисходительно поправил Егор, — а отправили искать счастья. Наверное, в другой семье ему будет лучше.

— Какая семья? Это жестокий космос! С опасной туманностью на задворках.

— Так уж? Рядом ведь Ролдон и станция. Смотри, — инженер приподнял крышку и показал дисплей на внутренней стороне. — В кипе запрограммированы координаты, и установлен авто-навигатор. Малыша элементарно подкинули.

— Какая разница?! — ярился шакрен. — Твари!

— Это линдри, — пояснил Егор. — Они по сути кукушки.

— Кто?

— Птицы такие, у нас на Земле. Занесены в Чёрную книгу. Подкидывают своих птенцов в чужие гнёзда. Так и линдри собственных чад. Не все конечно, но для них это типично — подбросить ребёнка другим, если не можешь или не хочешь его растить. Так что, у нас подкидыш…

Он изучил дисплей.

— Да, кип направлялся прямо на станцию. Его конструкция не приспособлена для вхождения в атмосферу. Да и ближайшая линдрийская общность на Ролдоне-2. Или же они рассчитывали, что какой-нибудь корабль возле станции подберёт кип, заметив огни.

— Куач! — в сердцах выругался шакрен. — Дикость!

— Ой-ёй-ёй, — усмехнулся Хрусталёв и скептически поинтересовался:

— А кто воспитывает твоего малыша, пока ты исследуешь космические аномалии?

— Не путай квазар со звездой, — парировал Фиримин. — Я своего не бросал. Мой сари-шак в Гнезде. Я часто навещаю его. Таковы наши обычаи. Пока я исследую космос, о моём детёныше заботится старший родитель. Когда-нибудь я осяду, и буду также воспитывать потомство!

— Ладно-ладно, заботливый папаша. Не распаляйся. У линдри свои привычки.

— Всё равно не понимаю, — расстроено вымолвил самрай-шак. — Как она могла? Так долго вынашивала, ждала… И в космос!

— Это линдри-то?! — рассмеялся Егор. — Плодятся как кролики, и нету на них удавов. Раньше-то были гатраки, а теперь…

Фиримин помрачнел ещё больше, с жалостью поглядывая на ребёнка. Он знал, кто такие кролики и… удавы. Землянин лишь посмеивался.

— Возможно, это и дико. Для нас. Но, повторяю — таковы линдри… Вот как долго чарим-вей вынашивают потомство самрай-шак?

— В среднем пол оборота.

— Месяцев пять-шесть, — перевёл Хрусталёв. — А этим хватает полторы фазы, и всё — пирожок испёкся.

— Их пекут как пирожки? — шакрен решил, что бредит. Так частенько случалось во время разговоров с землянами. — Или кормят пирожками…

— Младенец готов, — расхохотался Егор. — Так у нас говорят. А по большому счёту, это и правда выглядит как пирожок…

— Как это?

— Линдри рождаются в коконе и развиваются в нём ещё фазу, пока он не раскроется. Как сейчас. А за это время родители прикидывают, нужен им ребёнок или нет… Будучи уверенные, что отпрыск адаптируется в любой среде и не особо переживая, нужны ли они ему. И тут-то они правы.

Инженер подмигнул спящему младенцу.

— Занятная получилась начинка у линдрийского пирожка.

— Безответственные и чёрствые твари, — непримиримо высказался Фиримин.

— Легкомысленные и вольнолюбивые приспособленцы, — возразил Егор. — Это же линдри… Смотри-ка, проснулся!

Младенец неожиданно открыл мутные со сна глазки, будто почувствовал, что говорят о нём. Настороженно и почти осмысленно посмотрел на учёных, склонившихся над его колыбелью.

— Эй! Крошка Ру, — улыбнулся Егор. — Что нам с тобой делать, малыш?

Ребёнок скривил губки, и сморщился, явно собираясь разреветься, но затем словно передумал, и, поймав улыбку на лице шакрена, открыто и невинно улыбнулся ему в ответ. На правой щёчке линдрика образовалась трогательная ямочка, и сердце Фиримина не выдержало.

— Ты как знаешь, — решительно заявил он, обращаясь к землянину, — но у меня рука не поднимается вышвырнуть его за борт.

— А куда мы его денем? — растерялся Хрусталёв. — Я не привык возиться с младенцами. У меня своих нет… Запакуем обратно и все дела. В кипе он снова уснёт и проснётся уже на станции.

— Нет! — твёрдо сказал Фиримин. — Теперь мы в ответе за него, хочешь ты или нет. Возьмём с собой. На базе есть линдри и даже… Как это по вашему?

— Девочки, — Егор расплылся в улыбке. — О, девочки! Девочки-линдри — это восторг! — и внезапно погрустнел. — Пока не окуклятся… А там такое может вылезти из кокона!..

Он покосился на малыша.

— Это мальчик, — напомнил ему шакрен.

— Ну-у, этому до окукливания ещё оборотов двадцать-двадцать пять. И, да, он — мальчик. Его сюрпризы нас не касаются. Пусть сперва подрастёт… Ладно уж, мать Тереза.

Землянин поднялся и выразительно глянул на Фиримина.

— Под твою ответственность, герой! Пока что закроем. Чтобы не куксился дорогой. Есть захочет, а кип покормит, согреет и… Очистит ана-подгузник.

Он улыбнулся младенцу, потянулся за крышкой миди-кипа и заодно похлопал шакрена по плечу.

— Добро пожаловать в большой космос, детка!

Но Фиримин конечно же не воспринял это на свой счёт, сочтя, что земляне так успокаивают детей.

Ребёнок кряхтел, протестуя, пока инженер настраивал систему жизнеобеспечения кокона. Но вскоре затих и уснул…

Учёные поместили кип в защитное поле и вернулись в рубку. Там они сделали контрольные замеры пространственных изменений, сверили показания и не обнаружили ничего интересного.

— Оставим метку, — предложил Фиримин. — Потом вернёмся.

— Дельная мысль, — с готовностью подхватил Егор и забросил к месту эксперимента спутниковый маяк.

Затем они сразу взяли курс на исследовательскую базу, дрейфующую сейчас за плотным шлейфом туманности. По пути Егор размышлял о неудачном опыте и анализировал ошибки. Фиримин думал о необычной находке…

Если бы они не были столь увлечены и задержались бы ещё чуть-чуть, немного понаблюдали и повторно сканировали область предполагаемой точки, то обнаружили бы небольшое магнитное колебание, уплотнение пространства и заметили едва уловимую пульсацию. Пульсация усиливалась, поглощая спутник-метку роем мерцающих пылинок. Число их неуклонно разрасталось, медленно, но верно достигая критической массы…