Неистово гремели огромные барабаны на главной площади столицы. Пронзительно звучали фанфары. Со всех сторон на площадь стекались люди.
На деревянное возвышение с виселицей посредине поднялся бледный Ганифа со связанными за спиной руками. Вслед за ним — рослый палач, одетый в красное с чёрным. Красное — чтобы никто не заметил на его одежде крови, чёрное — как напоминание о смерти, помощником которой был здесь, на эшафоте, этот не знающий жалости человек.
Волнение людей усилилось при виде измученного Ганифы. Многие увидели в нём своих сыновей и братьев, которых в любую минуту мог отнять и погубить визирь.
В адрес визиря посыпались проклятия. Стражники, держа пики поперёк, оттесняли напирающих людей. Палач набросил петлю на шею Ганифы.
— Ганифа, сын мой! — с рыданием бросился вперёд старик в траурной одежде, который некогда у дворцовых ворот уговаривал Ибрагима не садиться на камень для женихов.
Стражники оттолкнули старика назад.
— Возьмите меня! Убейте меня вместо сына! — умолял старик, хватаясь за острые пики.
И вдруг пронзительно просвистела стрела, перерезала верёвку, Ганифа свалился на помост, поднялся на одно колено и с недоумением, будто после долгого тяжёлого сна, огляделся вокруг.
На вороном коне прямо к эшафоту через толпу пробивался Ибрагим в одежде стражника, размахивая какой-то бумагой.
— Фирман от самого визиря! — кричал Ибрагим, и изумлённые люди молча расступались перед ним.
— По велению главного визиря казнь Ганифы Омар-заде отменяется, и он отпускается на волю! — важно объявил Ибрагим и протянул бумагу палачу.
Тот принял её почтительно, приложил к глазам, потом сделал вид, будто читает. К нему спешил сардар — распорядитель казни, а Ибрагим, пользуясь общим замешательством, увлёк Ганифу с эшафота.
— Скорее, скорее! — повторял он, пробираясь вместе с Ганифой к своему коню. — Пока они не разобрались, в чём дело.
Ибрагим развязал Ганифе руки, усадил его на коня и велел мчаться к лесу, туда, где скрывались остальные беглецы.
Сбрасывая с себя одежду стражника, Ибрагим не обращал внимания на шум и крики, которые поднялись на площади. Он и так знал, о чём мог кричать обманутый сардар: ведь Ибрагим подсунул ему скреплённый печатями фирман визиря, выданный купцу Мешади Гуламгусейну из Фирузабада на право беспрепятственной торговли во владениях падишаха...
Пятница — не только день устрашающих народ казней, но и торговый день. Шумная и пёстрая базарная площадь была битком набита торговым людом. Среди рядов бродили калеки и нищие, собирая скудное подаяние. Ибрагим, пробираясь через толпу, вздрогнул, увидев перед собой высокого слепого старца с седой бородой и всклокоченными волосами, одетого в рубище. Ибрагим сразу узнал в нём несчастного старого падишаха, отца Нурджахан, и отшатнулся в ужасе. Пустые, ещё незажившие глазницы ослеплённого визирем падишаха были неподвижны. Он двигался неуверенной походкой недавно ослепшего человека, но губы его уже привычно повторяли:
— О добрые мусульмане, подайте слепцу ради аллаха милосердного...
Как вкопанный стоял Ибрагим, провожая взглядом этот страшный призрак. Лишь зычный голос прискакавшего на площадь глашатая заставил его очнуться.
— Эй, люди, навострите уши и слушайте! — на весь базар кричал глашатай. — Наш новый падишах, да сохранит аллах ему жизнь, тяжко занемог! Того, кто исцелит его, падишах щедро вознаградит!
Народ на площади пришёл в волнение. Послышались насмешки:
— Пусть скорее отправляется в ад, там его давно ждут.
— Это аллах наказал его за старого падишаха!
В глашатая полетели гнилые фрукты. Прикрываясь щитом, глашатай поскакал на другой конец площади, где повторил тот же клич...
Мрачно восседал в тронном зале дворца бывший визирь, жёлтый от неведомого недуга. На голове его теперь красовалась падишахская корона. Лекари угодливо сновали вокруг, жгли пахучие травы, сыпали в чаши какие-то снадобья, смешивали настои разных трав.
— О падишах вселенной, прими эти целебные лекарства, и ты скоро будешь здоров! Эти порошки натёрты из крыльев летучей мыши и копыт дикой свиньи, в них заключена чудодейственная сила, — вкрадчиво умолял один из лекарей, чуть не ползая у трона.
— Что? Копыта свиньи? Ты предлагаешь оскверниться мне, честному мусульманину, отведать свиное?! — зарычал визирь и ногой отшвырнул лекаря вместе с его порошками.
— О повелитель, выпей единым духом это снадобье, и ты вмиг поправишься. Оно приготовлено по-тибетски — из настойки горной мяты, муравьиной кислоты и молока ослицы...
Другой лекарь дрожащими от волнения руками накапал в чашечку мутную жидкость из склянки и протянул визирю.
— Единым духом? Ты хочешь, чтобы я и распробовать не успел твою отраву?
Визирь ногой оттолкнул и этого лекаря. Склянка упала на пол и разбилась.
Остальные лекари в замешательстве отступили. В зале воцарилась тишина. В это время слуги почтительно ввели ещё одного лекаря. Судя по наружности, он прибыл из чужих заморских стран. На плечи его был накинут просторный плащ, разрисованный знаками эскулапа: чашей, которую обвила змея. На голове был высокий остроконечный колпак. Лицо украшали усы и длинная седая борода.
Новый лекарь спокойно и независимо приблизился к трону, не произнеся ни слова приветствия.
— Эй, почему ты не приветствуешь меня? — удивлённо вскинул брови визирь.
— Во дворце знаки почтения выражают из страха либо из корысти, я же не испытываю ни того, ни другого, о визирь!
— Не визирь, а падишах!
— Я Табиб-Табибан, врач врачей. Я пришёл лечить больного, и мне всё равно, кто он: визирь или падишах. Лучше поведай мне о своём недуге.
— Табиб-Табибан, врач врачей! — зашептались обрадованные лекари. Они слышали это имя впервые, но, как нередко бывает, важная осанка и смелые речи пришельца заставляли их верить каждому его слову. — Слава аллаху, он принесёт исцеление, и мы сохраним на плечах свои головы.
Табиб-Табибан заметил на полу разбитую склянку, поднял её, понюхал микстуру и неодобрительно покачал головой:
— О великий Логман, что за лекари пошли! Как готовят они свои зелья?
— У меня хорошее лекарство, — робко возразил лекарь, предлагавший визирю микстуру. — Это лекарство изготовлено по древним книгам.
— Не смей нас порочить, — вмешался лекарь, который лечил порошками из копыта дикой свиньи. — Мы все носим почётное звание придворных лекарей.
— Знаю, знаю, — отмахнулся пришелец. — Это звание стоит тысячу динаров, и только.
Лекари загалдели, но визирь прикрикнул на них гневно и нетерпеливо.
— Эй, Табиб-Табибан... или как тебя там! — застонал он. — Что ты тут заводишь спор с этими бездельниками? Пришёл лечить, так лечи. И не спрашивай меня про мой недуг. Если ты врач врачей, то сам должен всё знать и видеть.
— Это верно, — важно отозвался Табиб-Табибан. — Я насквозь вижу любую болезнь. Сейчас я её отыщу, куда бы она ни запряталась.
Засучив рукава, новый лекарь приступил к делу: нащупал пульс, посмотрел на язык, так сдавил визирю живот, что тот только охнул.
— Э-эх... — покачал головой лекарь. — Плохи твои дела, аппетит у тебя разросся, наверно, караваны добра сожрал. Смотри, как бы не задушил он тебя.
— Что-о? — Визирь, не совсем понявший намёк, грозно сдвинул брови.
— Говорю, съел ты непомерно много, — уже другим тоном произнёс Табиб-Табибан. — Болезнь такую я назвал. Очень страшная болезнь, немало таких, как ты, от неё переселились в другой мир. На, съешь-ка эту грушу, сразу почувствуешь себя здоровым.
И, вынув из кармана грушу, он протянул её визирю.
Коварный визирь, сделавший немало зла на своём веку, теперь постоянно боялся, чтобы его не отравили. Он опасливо покосился на грушу, но не взял её.
— О великий, тогда придётся прибегнуть к другому средству, — сказал Табиб-Табибан, достал из сумки громадную клистирную кружку и начал разматывать длинную трубку с наконечником.
— Ой, не надо! — испуганно закричал визирь, защищаясь руками, как от нападения. — Что угодно, только не это! За дни моей болезни проклятые лекари этой штукой весь жир с моих внутренностей смыли. Давай, давай твою грушу!
— Слава аллаху, что вразумил тебя. На, ешь, и сразу станет легче и веселее...
Визирь схватил грушу, надкусил её и, мгновенно перекувырнувшись в воздухе, встал на троне вверх ногами.
— Вай, что это со мной? Вай, помогите! — завопил он.
Придворные лекари подняли крик. Стража кинулась помогать визирю. А Ибрагим смотрел на дрыгавшего ногами визиря и заливался хохотом.
— Ну что я тебе говорил? Сразу стало веселее! — И новый лекарь сорвал фальшивые усы и бороду и заблеял.
Услышав ненавистное блеяние своего врага, визирь пришёл в такую ярость, что забыл обо всём остальном.
— В зиндан его! Изжарить на раскалённых углях! — вопил он в то время, как стражники изо всех сил пытались поставить его на ноги. Это никак не удавалось, визирь то и дело поворачивался вниз головой, ударяя окружающих ногами по лицу.
— Я готов, — отозвался Ибрагим, снимая плащ, и остроконечную шапку. — Но ты, визирь, не так умён, как тебе кажется. Ведь если ты казнишь меня, придётся тебе до самой смерти плясать вниз головой. Ни один человек на свете, кроме меня, не сумеет поставить тебя на ноги.
Эти слова привели визиря в исступление. Он стал бешено кувыркаться и прыгать, чтобы выпрямиться, но лишь потерял равновесие и свалился с трона. На полу он тоже оставался вниз головой и, дрыгая ногами, побежал на руках по тронному залу. Лекари и стражники толпой побежали за ним, но, не зная, как помочь и увёртываясь от ударов, лишь галдели да охали.
Наконец визирь устал и начал умолять Ибрагима:
— Прости меня, о Ибрагим! Я дам тебе столько золота, сколько весишь ты сам, поставь меня на ноги.
— Как ты расщедрился! — усмехнулся Ибрагим. — А где ты добыл это золото? Почему это ты распоряжаешься им? — И уже другим, властным тоном Ибрагим приказал: — Тотчас верни мне свирель и папаху!
Визирь не двинулся с места.
— Живо! — сказал Ибрагим.
— Зачем они тебе? Ведь у тебя будет золото...
— Вернёшь или нет?
— Папаха... у меня за пазухой. Ибрагим достал папаху.
— А свирель?
— Она... в кармане.
Ибрагим достал и свирель, а после подозвал одного из лекарей, боязливо наблюдавшего за этой сценой.
— Дай-ка ему съесть это яблоко.
Лекарь поднёс яблоко ко рту визиря. Визирь стиснул зубы и с мычанием отвернулся.
— Ешь, ешь! Твоё спасение только в этом! — прикрикнул Ибрагим.
Опасливо покосившись на яблоко, визирь зажмурился, откусил от него кусок и проглотил, не разжёвывая. Мгновенно таинственная сила перевернула его в воздухе, он побежал, подхватил по пути свою корону и уселся на троне.
— Ну-ка сойди с трона! — приказал Ибрагим.
Визирь и не пошевелился. Его злые, налитые кровью глаза забегали и остановились на стражниках.
— Взять его!..
Стражники со всех сторон стали наступать на Ибрагима. Визирь, скрестив руки на груди, торжествующе улыбался. Папаха-невидимка его не пугала: он уже знал, как можно поймать Ибрагима сетью. Что же касается свирели, визирь попросту не верил, что она на что-нибудь годна. Пытался же он сам играть на ней, но не выдул даже звука.
Ибрагим спокойно поднёс свирель к губам, раздалась весёлая плясовая. Тотчас ураганный ветер распахнул широкие окна, сорвал тяжёлые занавеси. Три брата-дива ворвались через окна в зал и стали так лихо отплясывать, что в одном месте треснула стена.
Неожиданное появление и страшный вид гигантов, рогами царапавших потолок, ввергло всех в невиданный страх. Стражники и лекари забились в разные углы. Ибрагим перестал играть, с поклоном возвратил дивам свирель и папаху.
— Спасибо, добрые дивы, храните эти чудесные вещи так, чтобы они никогда не попали в руки жестоким людям.
Потом Ибрагим подошёл к визирю, забравшемуся с перепугу с ногами на трон.
— Ты слишком жестоко относился к людям. И мне причинил немало зла. Ты мучил самого дорогого для меня человека — мою невесту. А что сделал с её отцом?..
Визирь, лихорадочно что-то замышлявший, неожиданно выхватил кривой кинжал и прыгнул на Ибрагима. Но юноша успел крепко стиснуть руку, занёсшую кинжал, стал с силой отгибать её назад. Визирь противился изо всех сил, пока рука его не коснулась горевшей на высокой подставке свечи. Взвыв от боли, визирь выронил кинжал. Ударом ноги Ибрагим отбросил кинжал далеко в сторону.
С удвоенной яростью визирь пошёл на Ибрагима. Отскочив, Ибрагим дёрнул узкую ковровую дорожку, по которой крадучись подбирался к нему визирь, и тот, потеряв равновесие, перекувырнулся через голову, растянулся на мраморном полу.
Дивы от восторга захлопали в ладоши и запрыгали, как дети на цирковом представлении. Криком и визгом встречали они каждую удачу Ибрагима. Младший из них подпрыгнул от восторга так высоко, что рога его застряли в потолке. Чёрный див еле стащил его на пол.
Взбешённый неудачами визирь схватил с пола свой кинжал и бросил в Ибрагима, целясь прямо в голову. Юноша пригнулся, и клинок, пролетев над его головой, вонзился в колонну. Визирь набрал в лёгкие воздуху и опять двинулся на своего врага. Ибрагим подпрыгнул, уцепился за большой, свисавший с потолка канделябр и, раскачавшись на весу, с такой силой ударил визиря ногами в грудь, что тот навзничь свалился на пол.
С проклятиями визирь вскочил на ноги, подхватил брошенную кем-то из стражников секиру, замахнулся... Взвившаяся в воздух секира так и осталась в его руках, но зато рассекла туго натянутый позади канат. Заскрипели невидимые блоки, и под ногами визиря неожиданно раздвинулся скрытый под ковром люк. Не успев даже вскрикнуть, визирь вместе с ковром полетел в глубокую тайную яму.
Снизу донеслось яростное рычание. Ибрагим подбежал, глянул вниз. Яма была клеткой. На дне её дрались тигры...
Ничего больше не осталось у Ибрагима: ни колдовского перстня, ни свирели с папахой.
А сам Ибрагим бродил по окраине деревни, по распаханному полю, где некогда открылся ему волшебный клад Сулеимана.
Далеко во все стороны раздвинулось за это время поле. Много земли перепахали крестьяне и стёрли знаки, оставленные Ибрагимом. В какую сторону ни погляди — до самого горизонта тянулись ровные полосы свежевспаханной плодородной земли. Она снова надёжно скрыла сокровища древнего царя Сулеимана. Легко Ибрагим нашёл их, легко и потерял.
Но не о сокровищах думал он сейчас. Он пришёл на поле, которое отныне станет главным его богатством: ведь у Ибрагима теперь была большая семья — бабушка, юная Нурджахан, прекрасная, как принцесса, но такая же бедная, как и сам Ибрагим, и ещё старый слепой отец Нурджахан...
Ибрагим опустился на гребень глубокой тёмной борозды, взял в руку комок тучной земли, долго и задумчиво смотрел на него, разминая в потеплевшей ладони...
Для младшего школьного возраста
Атакишиев Али Саттар • ПРИКЛЮЧЕНИЯ ИБРАГИМА
Ответственный редактор Г. Р. Каримова. Художественный редактор В. А. Горячева. Технические редакторы Л. В. Гришина и И. П. Савенкова. Корректоры Э. Н. Сизова и К. П. Тягельская.
Сдано в набор 19/Ш 1970 г. Подписано к печати 15/Х 1970 г. Формат 70X90'/i«. Печ. л. 7. Усл. печ. л. 8,19. Уч.-изд. л. 6,63. Тираж 100 000 экз. ТП 1970 № 379. Цена 68 коп. на бум. № 1. Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Детская литература» Комитета по печати при Совете Министров РСФСР. Москва, Центр, М. Черкасский пер., 1. Калининский полиграф-комбинат детской литературы Росглавполиграфпрома Комитета по печати при Совете Министров РСФСР. Калинин, проспект 50-летия Октября, 46. Заказ № 566.