Смеркалось. Крассовский не спеша обходил погоревший лагерь. В воздухе до сих пор можно было учуять запах костра. Хотелось привести в порядок мысли, вскружившие голову, и переварить события минувшего дня. Сам день выдался на славу. Он отдал распоряжения и запустил сложный механизм. К вечеру настанет пора пожинать первые плоды своего труда. Марк Робертович довольно потер руки и осмотрел линию укреплений, в которой теперь образовалась дыра в несколько стадиев. Сам лагерь по большей части остался цел. Это стало возможным благодаря слаженным действиям и выучке римлян, минимизировавших потери. Уже через два часа упорной работы пожарная когорта заканчивала с последним очагом возгорания, а олигарх выслушал доклад центуриона Марка Сципиона, который занимался тушением огня. Именно он был назначен ликвидатором последствий пожара в лагере. Сейчас ликвидаторы Сципиона заканчивали разгребать развалины у стены. Вспомнились предварительные данные, которые сообщил центурион, – пять погибших бойцов, пятнадцать человек получили ожоги разной степени тяжести, почти все ликвидаторы отравились угарным газом, таких насчитывалось несколько сотен человек. С другой стороны, огонь обошел стороной большую часть палаток, уцелели обозы с продовольствием и снаряжением, без которых мобильности войска был бы нанесен сокрушительный удар. Уцелели вьючный скот и артиллерия. Рабы оставили за собой неприятное послевкусие. Потери, которые принес за собой пожар, удручали.

Как бы то ни было, Сципион прекрасно справлялся с вверенными ему делами и личного вмешательства Крассовского больше не требовалось. Все думы олигарха каждый раз возвращались к одному, в голове крутился один и тот же вопрос, навязчивый, раздражающий Крассовского. Как Спартак сумел выбраться из ловушки, которую еще позавчера все до одного римские легаты называли братской могилой восстания? Здесь было над чем поразмыслить. События минувшей ночи тараном ударили по авторитету олигарха, пошатнули его позиции, которые накануне выглядели нерушимыми. Марк Робертович как никто другой знал, что такие вещи, как авторитет, не продаются и не покупаются, если ты не хочешь, чтобы от тебя веяло дурным запашком за версту.

Размышляя, Марк Робертович остановился у полуразрушенной линии укреплений. Взглянул на угли, тлевшие у основания стены, схватил с земли охапку пепла и сжал в кулак, после чего рассеял пепел по ветру. Лицо исказила вспышка секундной ярости. Марк Робертович поймал себя на мысли, что дух соперничества, который с годами притупился у олигарха в Москве, где он уже достиг всех высот, в Риме начал разгораться с новой силой. В том мире, где у него не было конкурентов, где он являлся монополистом, существовал только один человек, способный испортить Крассовскому настроение. По иронии судьбы звали того наглеца Спартак. Олигарх хмыкнул, вспомнив о Гладкове, которому удалось-таки его прижать. При мысли о лейтенанте Марк Робертович побагровел от злости. Наверное, этот выскочка получил звезду к погонам, пошел вверх по карьерной лестнице, тогда как сам Крассовский больше никогда не увидит солнца России. Из-за этого паршивца он оказался здесь, где ему придется доказывать все с самого начала. Но куда смотрели римские боги, когда поместили его, Марка Робертовича, разум в тело претора, который вел ожесточенную борьбу с рабом Спартаком? Почему этого выродка не звали как-нибудь по-другому?

– Сукин сын, – фыркнул олигарх.

Впрочем, прямо сейчас в руках Крассовского было все, чтобы исправить неприятную ситуацию. Не стоило жалеть средств Марка Лициния Красса, чтобы по итогу только приумножить теперь уже свой капитал в восемь тысяч талантов чистого серебра! Накануне олигарх дал себе клятву, что Спартак не уйдет далеко. Группа разведки, которую он обеспечил лучшими лошадьми из тех, что были в наличии, отправилась вслед за восставшими. Разведчики загоняли животных до пены, но Марк Робертович готов был щедро заплатить за оперативность и точную информацию. Он не жалел денег и накануне отправил три кавалерийские турмы к южному берегу Сицилии, в город Акрагант, чтобы выкупить у торговцев лучших жеребцов каппадокийской и мавританской породы. Только зная каждый шаг Спартака, можно было нанести следующий удар, который приведет к капитуляции восстания и смерти вождя рабов. Спартак должен будет ответить Крассовскому за пошатнувшийся авторитет лично, чего бы олигарху это ни стоило. Только тогда на пути Марка Робертовича уже не сможет встать ничто и никто.

Размышления Крассовского прервало громкое ржание лошади. В лагерь прибыл один из разведчиков, которого встретил Луций Квинкций, командир конницы римлян. Воин, который блестяще разбирался в деле военного искусства, сражался под знаменами Суллы еще в первую Митридатову войну, что, впрочем, не помешало ему избраться народным трибуном накануне рабского восстания. Имея в распоряжении такого человека, которому в свое время доверял сам диктатор, Крассовский оставался спокоен за свой тыл, но прямо сейчас почувствовал, как кожа его покрылась мурашками. Захотелось подойти ближе, чтобы услышать, о чем разговаривают эти двое и где сейчас находится Спартак. Он сдержался. Следовало проявить выдержку. Разговор Квинкция и разведчика длился всего несколько минут, но все это время Крассовский не находил себе места, с трудом заставляя себя стоять лицом к стене. Вскоре громкий, зычный голос Луция Квинкция, привыкшего отдавать команды, позвал олигарха:

– Красс!

Крассовский стряхнул пепел со своей руки и повернулся к легату.

– Луций! Все готово? – спросил он.

Судя по тому, что солнце уже склонилось к горизонту, легаты подготовили план-перехват. Это было одно из распоряжений, которое озвучил Марк Робертович по возвращении в лагерь на совете высшего военного звена. Крассовский сделал все, чтобы вернуть своим офицерам былую уверенность, которая таяла на глазах после провала на Регии. Так, олигарх тут же пресек попытки легатов и трибунов оправдаться за провал, полностью взял вину за произошедшее на себя и распорядился подготовить легионы к марш-броску. План-перехват, который Крассовский рассчитывал услышать из уст Луция Квинкция прямо сейчас, Марк Робертович поручил разработать коллегиально, после чего единогласно принять. Теперь Крассовский понимал, что самонадеянность, с которой он отнесся к руководству войском, доставшимся ему от Красса, завела его в тупик. Марк Робертович был не из тех, кто делал одну и ту же ошибку дважды. Необходимо было налаживать диалог и помнить, что голова сидела на шее. Управлять войском впредь следовало сообща.

– Все готово, – кивнул легат. – Только что мне сообщили, что восставшие сделали четырехчасовой перевал у холма в шести лигах отсюда и теперь свернули на северо-запад!

– Куда они движутся? – живо поинтересовался Крассовский.

Луций Квинкций усмехнулся, вытащил из-за пазухи карту, разложил ее, разгладил.

– Спартак взял курс к берегу. Пока мы не располагаем данными, где он остановится в следующий раз, и боюсь, что это невозможно. Восставшие измотаны, лишены припасов, поэтому у них вряд ли хватит сил на полноценный дневной марш! Они могут остановиться где угодно! Но сказать что-то наверняка я не могу, – заверил легат со знанием дела.

Крассовский кивнул, в этот миг вспоминая о кавалерийских турмах, высланных на юг Сицилии за новыми лошадьми! Вот когда пригодились бы жеребцы! Сейчас как никогда требовалось получать свежие данные разведки.

– Каков план? – спросил олигарх.

– От лица совета предлагаю выступать немедленно. Мы нагоним Спартака на закате, когда он со своим войском захочет сделать еще один привал! Наша задача не дать ему остановиться и заставить двигаться дальше!

Крассовский кивнул и не смог сдержать яростный блеск в своих глазах.

– Вы предлагаете вымотать рабов? – уточнил олигарх.

– Совершенно точно, – подтвердил легат.

– Командуй наступление!

* * *

Марк Робертович довольно потер ладони. Удача попалась в его силок. Стоило протянуть руку, и он ухватит свою птицу счастья за хвост. Теперь для этого не надо было прилагать никаких усилий. Сегодня Спартак допустил ошибку. Он не знал доводов, которыми руководствовался мёоезиец, но вождь восстания после четырехчасового привала вдруг резко повернул на восток.

Не оставалось никаких сомнений, что Спартак следовал в Кротон, затхлый городишко на западном берегу Тарентского залива. Некогда это был бруттийский город с портом, один из древнейших в этих местах, который знал свои лучшие времена задолго до появления здесь римлян. До Кротона оставалось около лиги пути, но легаты уже сейчас приводили в боевой порядок свои легионы, чтобы в бою заставить рабов капитулировать. Офицеры предлагали нанести удар с ходу. Атака должна была оказаться внезапной и разящей, чтобы рабы не успевали вдохнуть свежий глоток чистого зимнего воздуха. Крассовский не спорил. А ведь Спартаку еще предстояло разобраться с местными, которые наверняка откажут рабам в гостеприимстве, будучи наслышанными, что по пятам за восставшими идет сам Марк Красс, которого сенат наделил чрезвычайным империем! Теперь, когда судьба восставших оказалась подвешена на волоске, даже непокорная Бруттия должна была смириться с их проигрышем!

Смущало другое – вот уже три часа от разведки не поступало новых данных, а лигу назад один из солдат нашел подвешенные на дереве тела самих разведчиков. Военный советник Крассовского, командир почетного правого крыла Публий Консидий Лонг с пеной у рта заверял, что рабы не смогут развязать разведчикам языки, но отчего-то Марк Робертович в это не верил. Никому не хотелось умирать, и, вполне возможно, люди Спартака сумели заставить говорить людей Красса перед тем, как убить. Впрочем, теперь знания, которые могли оказаться в распоряжении мёоезийца, не играли ровным счетом никакой роли в последующей расстановке сил. Возможно же, именно эти знания сыграли злую шутку со Спартаком. Мёоезиец мог решить, что убийство разведчиков развяжет руки восставшим, а резкий поворот на восток собьет рабский след и оставит римлян не у дел.

На самом деле Крассовский и его командиры теперь были твердо уверены, что улицы небольшого города-порта станут последним прибежищем для отчаявшихся рабов. Когда речь заходила об этой местности, все до одного офицеры олигарха тут же называли знаменитый храм Лаенийской Юноны, который стоял в нескольких милях от города. Сам же Кротон вызывал недоумение на их лицах. Римлянам казалось странным и неожиданным решение Спартака свернуть в небольшой порт. Марк Робертович все крепче убеждался в своей мысли, что Спартак повернул на восток от охватившего восставших отчаяния и понимания безысходности. Загнанные в угол повстанцы, которым уже нечего было терять, изо всех сил пытались сбить с толку римлян и замести за собой следы. Ведь какую-либо ценность со стратегической точки зрения город уже давно не представлял. На совете предположили, что голодные рабы бросились к Кротону в поисках продовольствия, но этот вариант тут же отмели опытные офицеры. Кротон был слишком мал, чтобы прокормить такое количество голодных повстанцев, к тому же лютая зима, что обрушилась в этот год на жителей Бруттии, наверняка истощила те последние запасы провианта, что еще могли храниться в амбарах. В случае острой нужды Спартаку было бы логичнее повести войска в луканские города.

Единственная зацепка, в которой можно было различить след оставшегося благоразумия гладиатора и объяснить стремление Спартака оказаться в Кротоне дотемна, было наличие в городе укреплений некогда надежного гарнизона. Раб наверняка захочет занять прочные позиции до того, как римляне настигнут восставших в городке. Однако Красс с трудом верил, что такой тщедушный городишко, как Кротон, имел сколько бы ни было серьезные укрепления на случай боевых действий. Если они были, то укрепления эти давно обветшали за ненадобностью. Удары баллист сотрут в порошок любые стены! Как бы то ни было, времени на организацию обороны у восставших не было. Кротон мог оказаться для восставших одним большим мыльным пузырем несбывшихся надежд. От этих мыслей в животе приятно заурчало.

Предаваясь размышлениям, Марк Робертович верхом на своем коне стоял на небольшой возвышенности. Будучи наездником средней руки, Крассовский знал, что каждым своим движением причиняет породистому жеребцу неудобства. Несчастное животное недовольно ржало и мотало головой.

– Будет тебе, кляча, – просипел насмешливо олигарх.

Он погладил своего коня, похлопал по боку и всмотрелся в горизонт, уже в который раз пытаясь сосчитать количество мерцающих вдалеке красных точек, исчисляющихся многими сотнями. Рабы жгли факелы. Казалось, что стоит протянуть руку и олигарх сможет достать вождя варваров, сомкнуть пальцы на его шее, придушить… Интересно, знал ли Спартак о том, что римские войска подошли вплотную к его новому прибежищу? Пожалуй, считать возможным просчет мёоезийца было бы очередной оплошностью Крассовского. Нет, разведка восставших наверняка доложила о приближении к Кротону войска римлян. Чем в таком случае был занят Спартак сейчас? Зачем так явно давал знать римлянам о своем присутствии?

Грязный раб вовсе не был неумехой, он был отличным исполнителем, и Марк Робертович поймал себя на мысли, что с некоторых пор был бы даже рад возможности увидеть его в своих рядах. Интересно, сколько бы запросил за свои услуги такой человек, как Спартак? Сто тысяч сестерциев в год? Огромная сумма здесь, но за услуги такого мастера было не жалко заплатить любые деньги. Умение Спартака объединять разношерстную кучу людей самого разного достоинства поистине впечатляло. Марк Робертович привык считать, что для достижения целей следовало выжимать из подручных средств максимум возможного. Сложись обстоятельства иначе, он наверняка не побрезговал бы возможностью переманить гладиатора на свою сторону. Однако сейчас единственным шансом заново расставить фигурки на шахматной доске, переиграть партию, которая не задалась с самого начала, было заставить капитулировать мёоезийца. Речи о том, чтобы попытаться переманить Спартака, сейчас не шло.

С другой стороны, легаты во главе с командиром левого фланга и претором Марком Муммием, который несколько месяцев назад потерпел чувствительное поражение от Спартака во главе двух консульских легионов, наперебой твердили, что Спартак один из лучших полководцев, которым им только довелось противостоять, сравнивая его с самим Ганнибалом по таланту военного мастерства. Высокое мнение о мёоезийце давало Крассовскому повод насторожиться и оставляло неприятный осадок на его душе. Пусть все доводы, которые были у Марка Робертовича и благодаря которым олигарх мог обосновать поведение Спартака, говорили об обратном. Крассовский, как и любой человек, который взял от этой жизни с лихвой, знал, какую роль в любом деле играют удача и случай. Без них любое, даже самое очевидное дело, где ты рассчитываешь на успех, могло обернуться провалом. Самая обидная мелочь могла стать палкой преткновения, костью в горле, из-за которой все рушилось и шло совсем не так, как ты хотел. Многие из тех, кто начинал с Марком в лихие 90-е, так и не построили своих империй ввиду самых, казалось бы, безобидных ситуаций, когда удача отворачивала от них лицо, подводил случай. Именно поэтому олигарх, знающий тысячу и один прецедент, был убежден, что мелочей попросту не может быть.

Размышления Марка Робертовича прервал молодой поджарый легионер. Он прискакал на холм верхом на белом жеребце с коричневыми крапинками, из тех, что прибыли сегодня днем из Акраганта. Силой остановил возбужденного коня, спешился. Было видно, что движения доставляют легионеру боль. Он был ранен в запястье и бедро. Из-под тряпки, которой он перемотал рану на руке, сочилась кровь. Несколько секунд ушло на то, чтобы отдышаться. Крассовский терпеливо ждал, пытаясь припомнить, кто есть этот молодой человек.

– Марк Лициний! – вскричал легионер. – Вы приказывали докладывать вам лично!

Легионер снял себя шлем-кулус и поспешно подвесил его на пояс. Несмотря на то что юноша был коротко стрижен, его волосы забавно завивались кудрями. Он был крепко сложен, высок. Только теперь Марк Робертович узнал в нем одного из разведчиков, которых отбирал лично. Группа должна была разведать обстановку в Кротоне и доложить о том, что происходит в городе-порту.

– Говори, доблестный, – спокойно сказал олигарх, но судя по тому, как едва заметно приподнялась его бровь, Марк Робертович насторожился.

– Рабы перебили наш отряд на подступах к Кротону! – изображая гримасу ужаса на лице, произнес разведчик.

Крассовский нахмурился.

– Как так вышло? – удивленно спросил он.

– Гарнизонные укрепления, крепостные стены, – сбивчиво начал говорить легионер, стараясь не запинаться, но из-за одышки получалось у него это скверно. – Везде стоят люди Спартака…

Марк Робертович насторожился.

– Укрепления? – переспросил он.

– Неподалеку от Кротона стоит крепость, она обнесена стеной. По всему гарнизону стоят рабы, – заверил разведчик.

– В каком количестве? – тут же живо поинтересовался олигарх.

– Этого я не могу знать, нас засекли до того, как я сумел что-то рассмотреть, – пожал плечами разведчик. – Но их там очень много, Марк Лициний, вряд ли я бы смог пересчитать!

Крассовский гулко выдохнул, задумчиво почесал щетину, с любопытством рассматривая легионера-разведчика. Выходит, в Кротоне все-таки был гарнизон. Впрочем, ничего нового, именно это предполагали офицеры на совете. Марк Робертович поймал себя на мысли, что вести об укреплениях рядом с Кротоном приятно согрели его душу. Это во многом объясняло стремление мёоезийца свернуть в городок. Спартак все-таки рассчитывал дать бой из-за укреплений, вместо того чтобы продолжить отступление и в конце концов принять сражение, но уже в открытом поле. Надо признаться, теперь шаг гладиатора показался Марку Робертовичу очевидным. Будь он на месте Спартака, то поступил бы точно так же.

– Как вас засекли? Сколько их было? – наконец спросил олигарх.

Разведчик огляделся и, вдруг понизив голос, сказал:

– Марк Лициний, их было пятеро, но, клянусь всеми богами, это были лучшие бойцы из тех, которых мне довелось видеть. – Он запнулся, а потом почти шепотом добавил: – Я видел среди них Спартака!

Крассовский вздрогнул, но быстро отогнал наваждение, вызванное словами легионера. Наверняка разведчик говорил чушь и всего-навсего пытался оправдать свой провал. Спартак не мог так рисковать, чтобы самолично выйти из лагеря! Марк Робертович не сомневался, что разведчик знает, как выглядит вождь восставших, поэтому не стал просить легионера описать Спартака. Сам он знал о его внешнем виде исходя из описаний, которые ходили в лагере, и никогда не видел мёоезийца вживую.

– Предположим, что это так, – задумчиво протянул олигарх. – Как тебя зовут-то?

– Аврелий Сципион! – с гордостью выпалил юноша, которому показалось, что при упоминании имени варвара он набрал себе баллов.

Марк Робертович окинул его взглядом.

– Ты можешь быть свободен, мой дорогой Аврелий Сципион, свое дело ты сделал сполна! – сказал Крассовский, его голос прозвучал ласково, по-наставнически.

Разведчик смутился от этих слов, было видно, что Аврелий чувствует себя не в своей тарелке.

– Служу Республике и доблестному претору, Марк Лициний! – выпалил он.

Крассовский ничего не ответил, только улыбнулся своей широкой улыбкой. Аврелий Сципион замялся, затем повернулся к своему коню и вдруг, вскрикнув, упал навзничь. Руки разведчика окрасились кровью – кинжал по самую рукоять вонзился в горло молодого легионера. Олигарх брезгливо вытащил меч из уже мертвого тела, вытер лезвие о рукав разведчика и вернул кинжал обратно на пояс. На подтаявшем снегу остался кровавый след. Из-за таких людей, как Аврелий Сципион, Крассовский мог проиграть эту войну. Этого нельзя было допустить любыми доступными методами. Как известно, на войне хороши все средства. Крассовский, который всю свою жизнь убивал людей чужими руками, выругался сквозь зубы и очистил снегом свои руки от крови.

Он все еще стоял на холме, когда горнисты протрубили сигнал. Легаты командовали наступление. Крассовский на этот раз полностью отдал стратегию ведения боя в руки своим офицерам, поэтому наблюдал за событиями со стороны. Командиры выступили в открытую, резонно полагая, что на стенах кротонского гарнизона поднята боевая тревога, а восставшие ждут, когда римляне первыми нанесут удар. В сложившейся ситуации отказ от слаженных действий в пользу неожиданности был бы крайне опрометчивым шагом.

Стройные когорты легионов двинулись к гарнизону врага. Тяжело перекатывались баллисты. Скакала кавалерия. Сражение должно было начаться с минуты на минуту. Захватывало дух. Крассовский предвкушал.

* * *

Стена кротонского гарнизона местами разошлась трещинами в несколько пальцев толщиной. Где-то можно было разглядеть пробоины, щели и обвалы, покрытые мхом и грибком. Ворота были прикрыты решеткой, ржавой и ненадежной. Прямоугольные башни у ворот держались на добром слове, тогда как две угловые башни были разрушены. Камень в местах разрушений покрылся копотью. Марк Робертович не верил своим глазам. Неужели на это рассчитывал Спартак! Гарнизон казался заброшенным, и Марк Робертович резонно предположил, что горожане не предпринимали попыток восстановить городскую стену. Ничего удивительного в этом не было, так как надобность во внешней обороне отпала, ведь город-порт стал колонией Рима и находился под его защитой вот уже несколько десятилетий кряду. Однако каким бы ветхим ни выглядел кротонский гарнизон, пройти сквозь крепостные стены без артиллерийских ударов, не потеряв на это времени и сил, не представлялось никакой возможности. Вот на что рассчитывал Спартак, сворачивая в Кротон!

Первый удар нанесла артиллерия. Легаты рассчитывали внести сумятицу в стан врага и не дать возможности восставшим организоваться при сопротивлении. Вперед выступило с десяток баллист, основного орудия римского легиона в поле, но не менее полезного при осадах и штурмах крепостей. Огромные, весом в тысячу фунтов, установки управлялись четырьмя легионерами и били точно в заданную цель. Расправились упругие жилы, в действие пришли метательные рычаги. В воздух по настильной траектории метнулись крупные круглые ядра, вес которых достигал тридцати фунтов. Первые удары ядер взорвали стену фонтаном каменных брызг. Поеденная плесенью стена заброшенных кротонских укреплений дрогнула, но устояла. Огонь баллист поддержали скорпионы, представляющие собой небольшие двухплечевые торсионные стрелометы. Внушительного размера стрелы, которыми можно было пробить навылет любую, даже самую крепкую броню, точечно попадали в цель на стене. Вскоре пришел черед зажигательных смесей. Небо над головой озарилось яркими вспышками пламени. Горшки с некой смесью сырой нефти, серы и масла разбивались о гарнизон, огонь охватывал укрепления Кротона, перекидывался на восставших.

Крассовский завороженно наблюдал за тем, как римляне стирали с лица земли вражескую оборону. Выступала пехота. Легионеры сомкнули щиты черепахой, приблизились вплотную к стенам гарнизона и принялись метать пилумы в застывших словно истуканы восставших. Показались тараны, которые легионеры успели подготовить для удара по полуразрушенным стенам укреплений и решетке ворот. Штурм происходил в полной темноте, не было слышно криков раненых со стены. Единственные звуки, которые доносились до слуха олигарха сейчас, были топот тысяч сапог да зычные команды центурионов. Могло показаться, что Спартак совершенно не готов к осаде. Те же, кто вышел на стены Кротона, смирились со своей участью задолго до того, как начался этот бой. Задумка форсировать марш легионов легатами оправдывалась – мёоезиец не сумел подготовить рвов, не было здесь завала из деревьев, вбитых столбов или вала, способных разладить римский строй.

Не успел Крассовский подумать об этом, как над полем боя разнеслись первые душераздирающие крики. Вопли повторились и теперь шли с разных сторон. Марк Робертович нахмурился, всмотрелся в темноту и выругался. Легионеры, подойдя вплотную к кротонским укреплениям, не увидели перед собой ловушек и падали в замаскированные ямы с острыми кольями на дне. Ловушками была усеяна вся площадка в ста футах от стены. Крассовский насчитал не меньше двадцати вырытых ям. Тех, кто падал в ямы, ждала неминуемая смерть. Легионы, проходившие следом, катком втаптывали поверженных, утрамбовывая тела в землю, заполняя трупами пространство ям.

В стену ударил первый таран, посыпался ветхий камень. Сотни пилумов полетели в стоявших на стене рабов, которые с тех пор, как начался штурм, не сдвинулись с места. От следующего удара тарана слетела решетка на воротах, которые почему-то никто не защищал. Одна из двойных центурий первой когорты легиона Ария устремилась в проем ворот. Пилумы попадали в повстанцев, а те, не издавая ни единого звука, падали навзничь. Многие из них все так же держали факелы в своих руках. Крассовский видел озадаченность на лицах своих легатов, которые не понимали, что происходит, и не могли объяснить себе такое поведение врага. Вдруг ни с того ни с сего с гарнизонной стены упал один из рабов. Что-то внутри олигарха неприятно сжалось. Он поймал взгляд Публия Консидия Лонга, командир правого крыла с колебанием смотрел на огромные котлы с шипящим маслом, установленные на крепостных стенах. Многие из них задели снаряды баллист, они перевернулись, шипящее масло разлилось по стене. Однако сомнение в глазах Лонга пропало. Послышался четкий приказ забираться на городские стены и наконец начать сам штурм.

Теперь Марк Робертович отчетливо осознал: на крепостных стенах что-то происходит не так. Внимание олигарха привлекло действо, развернувшееся у укреплений. Легионеры закинули штурмовые лестницы, чтобы взобраться на стену и покончить с пассивным врагом. В самый последний миг, когда многие лестницы уже коснулись стен, послышались запоздалые крики центурионов, увидевших очередную ловушку, подстроенную Спартаком.

– Осторожнее!

– Внимание!

Было поздно. Веревки, натянутые вдоль стены в тех местах, где сверху вниз на легионеров смотрели котлы с горячим маслом, лопнули, как струна. Сработал какой-то механизм. Первые несколько «жаровень» перевернулись прямо на головы несчастных легионеров, держащих лестницы. Над полем боя вновь разнеслись душераздирающие вопли. Масло вкрутую сварило заживо первую шеренгу штурмовой когорты. Ноздри Крассовского учуяли неприятный запах, он поспешил прикрыть нос рукой. Впрочем, римляне не подумали отступать. Брошенные лестницы схватили подпирающие сзади легионеры второй шеренги штурмовиков. На стену укреплений взобрались пехотинцы, обнажившие свои гладиусы. Люди Спартака по-прежнему не оказывали никакого видимого сопротивления.

Крассовский, вытаращив глаза, смотрел на застывшие фигуры защитников гарнизона. Первые взобравшиеся на стену легионеры вдруг замерли и медленно опустили свои мечи. Из городских ворот обратно выходили легионеры Ария. Не находя себе места, олигарх бросился к Публию Лонгу, желая получить у советника объяснений. Сам легат покрывал благим матом своих центурионов и трибунов, требуя, чтобы захлебнувшееся наступление было продолжено. К Лонгу во весь опор скакали легаты других легионов. Крассовский, который наблюдал за сражением со стороны, прискакал к своим офицерам в тот момент, когда у них уже шел разговор. Говорил легат Квинт Арий, вместе со своим легионом находившийся ближе всех к гарнизону повстанцев. Именно его центурия первой вошла в город. Сейчас он выглядел раздавленным, напоминая скорее бледную поганку, чем римского офицера. Несмотря на то что на улице было чуть выше нуля, легат весь взмок, руки, держащие гладиус, дрожали.

– Спартак снова обставил нас! – кричал он, задыхаясь от негодования. Завидев приближающегося Крассовского, легат вскинул руки вверх, отсылая жест богам. – Никто не мог знать, Марк Лициний!

– Это немыслимо! – подхватил квестор Гней Тремеллий Скрофа, молодой квестор, мелодичный голос которого сейчас раздражал, но Марк Робертович знал, что отец Гнея Тремеллия имеет неплохие связи в аграрном секторе, поэтому терпеть этого человека в своем войске имело смысл.

– Что происходит? – Крассовский, не сумев сдержать охвативший его гнев, схватил за шиворот подвернувшегося под руку командира левого крыла Марка Муммия и услышал, как затрещала тога полководца под панцирем. – Если ты не скажешь мне, что здесь произошло, то отправишься в Рим пешком!

Муммий дернулся, но промолчал. После того как легат ослушался приказа и чувствительно проиграл рабам, позиции коллеги Лициния Красса, претора Марка Муммия, заметно пошатнулись. Возмущаться и тянуть одеяло на себя Муммий просто не мог.

– Провал, – сообщил Публий Лонг, единственный из легатов, кто всегда говорил кратко, по существу. – Спартака здесь нет, Марк Лициний, мои соболезнования. Квинт Арий! – обратился он к говорившему до этого легату.

Гай Помпоний свалил лежащий на широкой спине скакуна груз. Крассовский не сразу понял, что перед копытами его лошади лежит чучело, одетое в доспех.

– Такие выставлены по всему гарнизону вперемешку с телами восставших, – пояснил Арий.

Лицо олигарха осунулось. Вид тряпичной куклы в панцире и шлеме прибавил олигарху немало седых волос. Крассовскому удалось взять себя в руки. Он сглотнул подкативший к горлу ком. Взглянул на гарнизон, на котором толпились легионеры. Пехотинцы подходили к котлам с маслом, изучали конструкцию ловушки, которую использовал мёоезиец в этом бою. Кто-то крутился возле восставших, которые не изменили своих поз с тех самых пор, как начался штурм. Касались их кончиком гладиуса, кто-то пинал ногой. Несколько тел рабов упало со стены в наполовину заваленный ров. Послышались хлопки, с которыми тела бились о влажную землю. Не оставалось сомнений, что это были настоящие тела.

Слышались смешки, таким образом легионеры снимали с себя напряжение. Крассовский краем уха слышал, как продолжили свой разговор легаты. Говорил все тот же Квинт Арий. Легат косился на претора, тщательно подбирал слова. Однако говорить здесь ничего уже было не нужно. Расплывчатая картинка теперь прояснилась, все встало на свои места.

– Идиоты, – прошептал Крассовский и закрыл лицо рукой.

Как получилось так, что Спартак вынудил его сражаться с мертвыми и чучелами? Человек, которому сенат доверил чрезвычайный империй, воспринял этот розыгрыш подлого раба на полном серьезе. Более того, понес потери в этой битве! Марку Робертовичу, вдруг понявшему всю абсурдность ситуации, в которой он оказался, захотелось разом провалиться сквозь землю. Спартак обвел его вокруг пальца уже во второй раз. Как вышло так, что он заглотил крючок раба?

Сквозь открытые нараспашку ворота городского гарнизона виднелся силуэт города-порта. Сейчас Кротон напоминал город-призрак, брошенные на произвол судьбы развалины. Ничего не говорило о том, что в Кротоне есть жизнь. Мелькнула мысль, что Спартак вырезал местных жителей и именно их тела усадил на гарнизон. Гадать не было привычкой Крассовского. Следовало прийти в город и все осмотреть. Кроме как в Кротон обессиленному войску гладиатора некуда было отступать! Ни в коем случае нельзя было терять время! Олигарх понимал, что трюк, который показал мёоезиец на стене, послужил для отвода его, Крассовского, глаз.

– В Кротон! – взревел олигарх.

Легаты мигом прекратили споры. Авторитет Красса все еще был непоколебим. Войско помнило жестокий урок децимаций. Квинт Арий, Публий Консидий Лонг и прочие офицеры бросились к легионам, чтобы продолжить вдруг захлебнувшееся наступление.

* * *

Поздно, батя, пить боржоми, когда почки отказали. Это была первая мысль, которая пришла в голову Крассовского, когда тот увидел улицы Кротона собственными глазами. Город был пуст. Картина ночного Кротона угнетала. Спартак устроил на улицах Кротона самую настоящую резню, затопив город в крови. На улицах лежали трупы попавших под горячую руку варваров горожан. Сломанная мебель, разбитые кувшины, предметы утвари. Многие дома оказались разрушены, многие сожжены. Амбары, в которых хранились запасы, были испорчены. Из небольшого порта исчезли корабли, на поверхности воды остались жирные масляные разводы, плавающие у берега. Спартак сжег большую часть города дотла, поставив перед собой задачу стереть маленький Кротон с лица земли, превратив порт в город-призрак. Нетрудно было догадаться, что самого Спартака и его рабов здесь не было.

Прошерстившие Кротон вдоль и поперек легионы обнаружили след рабов на дороге, ведущей из Кротона на северо-запад, вдоль побережья Ионического моря. След, вытоптанный тысячами ног восставших, вдруг расходился в разные стороны. Спартак умел преподносить сюрпризы, от которых подчас захватывало дух! Мысль о том, что варвару удалось уйти, разделив на выезде из Кротона войско, сводила Крассовского с ума. На город, выпотрошенный, словно рукой мясника, олигарху было плевать. Он видел его в первый и последний раз. Да и Спартаку следовало сказать спасибо за то, что показал ему пример и лишний раз напомнил, что на войне были хороши все средства. Своими действиями мёоезиец развязал олигарху руки в этой и без того жестокой войне. Теперь на любую критику чрезмерной жестокости Крассовского в этой войне ему найдется чем крыть. Эта мысль успокаивала.

Крассовский смотрел на расходящиеся в стороны следы, тщетно пытаясь взять себя в руки. Зачем? Зачем Спартак вдруг решил разделить силы восставших на части? Ни сам олигарх, ни его полководцы не могли внятно ответить на этот вопрос. Решение мёоезийца ставило в тупик и было лишено всякой логики. Спартак последовательно, шаг за шагом, навязывал римлянам свою игру. Варвар на своей территории чувствовал себя как рыба в воде, тогда как Марку Робертовичу требовалось время, чтобы привыкнуть к новым для себя правилам. Пока же он раз за разом оставался в дураках. Необходимо было разорвать обозначившийся порочный круг и навязать Спартаку свой ход развития событий. Однако теперь судьба подбросила в жизнь олигарха обстоятельства, с которыми ему следовало считаться не меньше, чем с кознями подлого варвара. Что делать дальше, он пока что не знал.

Олигарх, весь багровый от злости, стоял на центральной улице Кротона, всматриваясь в пустые безжизненные окна домов и ожидая прибытия Публия Лонга, который на правах советника претора должен был принести донос. Крассовский держал в руках измятый свиток, который уже успел прочитать с тысячу раз. Свиток обжигал; казалось, что он неприятно пах, но Марк Робертович не решался выбросить его или сжечь. Свиток был получен накануне, когда его войска уже вошли в Кротон. Принес его исхудалый гонец на породистой лошади, которых обычно не бывало у почтовых. Конь был загнан, гонец не жалел животное и скакал во весь опор. Стоило понимать, что тот, кто поручил доставить послание олигарху, не жалел средств на то, чтобы свиток попал к претору в кратчайшие сроки. Крассовский почувствовал легкую неприязнь, когда взял свиток в руки. На этот раз интуиция не подвела. Из Рима пришли дурные вести.

Наконец, на конце улицы появился старый легат, для которого эта война должна была стать последней. Несмотря на годы, он шел пружинистыми шагами, и все движения выдавали в Публии Консидии Лонге закоренелого офицера, который, несмотря на свой чин и благородное происхождение, всю свою жизнь сторонился оргий и прочих мирских утех, что позволяло себе большинство остальных офицеров римской армии.

– Мое почтение, Марк Лициний, – поприветствовал он Крассовского.

Его голос прозвучал как-то странно посреди пустой улицы. Олигарх коротко кивнул головой, не удосужившись выразить почтение своему давнему стороннику.

– Что все это значит? – проскрежетал он сквозь зубы.

Вопрос поставил в тупик военного советника. Перед глазами Консидия Лонга стояла еще свежая картинка того, как разгневанный проконсул сломал нос одному из центурионов его легиона за то, что тот доложил, что мёоезийца в городе нет.

– Что все это значит, Публий? – повторил олигарх. Марк Робертович с трудом сдерживался, тщетно пытаясь взять контроль над собой.

Крассовский сверлил советника взглядом. Он знал, что вряд ли получит ответ на свой вопрос, но в этот миг растерянность Лонга, его потухший взгляд приносили олигарху удовольствие.

– Что все это значит? – Крассовский вот уже в третий раз повторил свой вопрос, лопаясь от злости.

– Не могу знать, Марк Лициний, – наконец сказал советник на выдохе. – Если вы, претор, не знаете, откуда могу знать я, легат одного из ваших многочисленных легионов?

Вопрос ударил по больному. Красс сжал кулаки. Захотелось схватить старого вояку за шиворот и врезать по его деревянной башке, но он сдержался. Рядом не было никого, кто мог бы вмешаться, как полчаса назад, когда он сломал нос неудачливому центуриону. Ведь не окажись рядом того же Консидия Лонга, и он бы убил незадачливого офицеришку! Сколько бы кривотолков последовало за этим! С другой стороны, командир правого крыла его армии действительно был ни в чем не виноват. Мысли о том, что он боится пожилого, но крепкого легата, олигарх не допускал. В этой жизни он уже не боялся ничего.

Как бы то ни было – поздно. Что можно было сделать теперь, когда все было кончено? Сегодня Спартак в очередной раз сумел уйти. План, который казался идеальным, теперь рушился на глазах. Как ни старался Марк Робертович, но дикарь лихо обскакал его на повороте. Чего стоил спектакль на стенах кротонского гарнизона! Пока Марк Робертович со своими людьми разбирался с чучелами и трупами на линии укреплений, Спартак громил Кротон, мародерствовал и пополнял запасы. Хитрец!

Ярость заволокла глаза олигарху, и он ударил валявшийся неподалеку глиняный горшок с надколотым горлом. Горшок разлетелся на мелкие куски, один из которых впился в его сапог. Тяжело дыша, Марк Робертович принялся громить подвернувшийся под руку стол без одной ножки, который зачем-то вынесли из дома на улицу. Лонг, не знавший, куда деть себя в этот миг и готовый провалиться сквозь землю, попятился, а затем все же попытался начать свой донос.

– Совет предлагает разбить лагерь у гарнизона. На крепостных стенах мы поставим часовых, освежим имеющийся вал, – затараторил он. – Группа разведки отправилась по следам восставших… – Видя, что проконсул никак не реагирует на его слова, легат запнулся. – Возможно, у вас есть распоряжения, Марк Лициний?

– Убирайся! – завопил Крассовский.

Лонг, только и ждавший возможности уйти, поспешил ретироваться, оставив Крассовского одного на пустой центральной улице Кротона. Олигарх схватился за голову, чувствуя вдруг свалившееся в один миг опустошение. Пустота угрожающе давила. Он никогда не испытывал подобного чувства прежде. Марк Робертович медленно побрел вдоль пустой улицы. Грудь вздымалась, свежий ночной воздух дурманил голову. Разгоряченное тело отказывалось слушаться, из ноздрей вырывался пар. Он посмотрел в чистое прозрачное небо, усеянное мириадами звезд. Не так-то просто оказалось конкурировать с врагом в чужом времени. Создавалось впечатление, что Древний Рим пережевал олигарха вместе с кожей и костями и готов был выплюнуть фарш. Он остановился у одного из домов, оперся спиной о его полуразрушенную стену и медленно сполз. Уставился в одну точку на стене дома на противоположной стороне улицы. Потом развернул свиток, который все это время держал в руках. Это было письмо Крассу от Гнея Помпея. Свиток содержал всего одно слово, но оно было красноречивее любых предложений.

«Возвращаюсь», – было написано на пергаменте твердой рукой.

Оставалось гадать, что произошло. Возможно, сенаторы купились на уговоры Марка Красса о помощи. Или же слухи о прорыве Спартака с Регия вкупе с письмом трибунов, отправленным в сенат накануне, явились самым весомым аргументом… Как бы то ни было, победоносный Гней Помпей, подавив восстание Квинта Сертория в Испании, теперь получил новое задание из столицы. Он выдвинулся на помощь силам Марка Красса в Италию. Казалось, от отчаяния, которое готово было накрыть Крассовского с головой, олигарха отделяло совсем чуть-чуть. Любая мелочь, казус. И это письмо, которое прислал проконсулу Помпей, должно было окончательно выбить его из колеи. Однако Марк Робертович прекрасно знал, что переступи он эту невидимую черту – и все пойдет прахом. Не стоило сомневаться, что следующим сообщением придет свиток о снятии с Красса полномочий проконсула. Возможно, сенат попросит присоединиться к Помпею. Возможно, решит, что олигарху самое время вернуться в Рим, чтобы выступить с отчетом перед сенатом. Что бы ни произошло дальше, у Крассовского на все будет своя точка зрения. Пусть Спартак выиграл еще одно сражение, а сенат отныне потерял всякую веру в него – Марк Робертович Крассовский не сказал своего последнего слова.

Олигарх усмехнулся, смял свиток с приветом от Помпея, небрежно выбросил его. Сожалеют только слабаки. Сильные поднимаются, стряхивают с себя пыль и идут дальше. Что с того, если в игру вступил еще один варвар? Цезарь преподал урок Помпею в гражданской войне. Чем Марк Робертович был хуже? Крассовский поднялся и зашагал из Кротона прочь. Теперь он твердо знал, что ему следует делать дальше.