По горной тропе, по валунам бездорожья поднимался «газик»-вездеход. В машине двое — шофер и Калинушкин. Вот они увидели костры, молодежь на лужайке. Услышали баян.

Галя первая подбежала к машине. Заглянула — отца нет.

— Зачем приехали? — разочарованно спросила она Калинушкина.

— По тебе заскучал.

Подбежали остальные. Послышались голоса:

— Опоздали, Кирилл Кириллыч!

— Нет, он как раз вовремя — к пельменям!

— Вот, вас деревце ждет!..

— Не знали, доедем ли! Ну и дорога… — говорил Калинушкин.

— А как же наш грузовичок добрался? — спросил Костя.

— Вас человек двадцать небось толкали. А у меня один Кирилл Кириллович, — ответил шофер Калинушкина.

Все засмеялись, оглядывая забрызганную с ног до головы фигуру Калинушкина.

За столом и вокруг стола с мисками в руках и на коленях сидели комсомольцы. Вообще-то было не очень весело. Только Бимбиреков с гитарой пытался оживить народ. Он запевал и требовал хора, поддержки.

Крутится-вертится теодолит, Крутится-вертится, лимбом скрипит… Крутится-вертится, угол дает, На две минуты он все-таки врет.

— Подлить еще вина? — спросила Прасковья Саввишна, подходя к Калинушкину с бутылью спирта в руках.

— Что же сама не выпила?

— День такой…

— Какой день? — И, смущенно взглянув на Летягина, вспомнил: — Ах, да. Юбилей!

— Слушайте дальше, — кричал Бимбиреков.

Я микрометренный винт повернул. Я одним глазом в трубу заглянул. Вижу — вдали, там, где пихта растет, Девушка в комбинезоне идет.

Летягин разглядывал стоящую перед ним на столе чугунную фигурку каслинского литья. Дон-Кихот со шпагой.

Мигом влюбился я в девушку ту, Отфокусировал в темпе трубу… И любовался я девушкой той, Жалко лишь только, что… вниз головой!

— Фальшивишь, Бимбиреков, — сказал Летягин.

— Слуху нет, — согласился инженер.

Сняв тонкую шпагу с петли на боку Дон-Кихота, Калинушкин машинально чистил ею свою потухшую трубку. Бимбиреков осторожно вынул из его рук чугунную фигурку, поставил перед собой.

— Ты «Дон-Кихота» читал? — спросил он Дорджу.

— На своем языке.

Бимбиреков разлил спирт по [утеряно].

— Предлагаю тост, — сказал [утеряно] нашу инженерную смену. За молодежь! [утеряно] Костя, за тебя, Дорджа, за тебя, Галина. [утеряно], — он повертел в руках статуэтку. — [утеряно] в поселковом ларьке подарок Ивану [утеряно] «Дон-Кихота». Из этого следует, что наш [утеряно] для вас, милая девушка, практически… рыцарь печального образа. И его шпагой можно ковырять погасшую трубку…

Растерявшись, Калинушкин отбросил от себя шпагу Дон-Кихота. Под общий смех Бимбиреков невозмутимо водворил ее на место — в петлю на боку фигурки.

— Вы, Бимбиреков, грамотный инженер, но насчет деликатности… — Калинушкин передразнил: — «Практически»… Галю я не судил бы строго, она в общем девка хорошая. — Он повернулся к Гале. — Хотя хорошая ты не потому, что хорошая, а потому, что не успела нажить плохое. Вы, молодые, теперь отлично знаете, что в жизни у нас плохо, но плохо знаете, что хорошо…

— Вы меня считаете глупой? — с горячностью спросила Галя. — Вы думаете, я хотела уязвить Ивана Егорыча? Пальцем в небо!.. — Она теперь говорила стоя. — Дон-Кихот, по-моему, это хорошо! Если однажды в жизни поступить, как совесть велит, что тут особенного. Если еще раз, дважды, трижды — куда ни шло… Но если всю жизнь, день за днем, год за годом… Вы поймите! — Она теперь говорила, обращаясь только к Летягину: — Вот вы похожи на старого служивого солдата — по виду, конечно, ну… не обижайтесь! Но вы единственный человек в моей жизни, кому я могу подарить вот это!.. — И вдруг, приглядевшись к Летягину, сказала упавшим голосом: — Он спит?..

Летягин действительно спал. Все смотрели на спящего.

— [утеряно]. Ну, просто я выпила, [утеряно] тускло сказала Галя.

Тряхнув [утеряно] Летягин открыл глаза. Калинушкин [утеряно], положил ему руки на плечи.

— [утеряно]? — дружески спросил он. — А у [утеряно] к вам.