Утром Тихомир проснулся от лучей солнца, которые пробрались сквозь небольшое завешенное прозрачной занавеской оконце. Буров встал, с удовольствием потянулся, и с грустью осмотрел свою избушку, понимая, что скоро он ее лишится. Домик был небольшим, всего одна комнатка примерно три на три, в ней стояла небольшая русская печь, на которой он готовил зимой. Мебели немного: стол, длинная широкая лавка, на которой он сегодня спал, большой сундук с его нехитрыми пожитками, и полати. Вдоль стен над потолком на веревке травки сушатся, нравился ему их запах, поэтому и в доме держал.

Во дворе у него стояла под навесом небольшая буржуйка, которую сам сделал из бочки, вполне рабочий агрегат, замечательно ему служащий: дров жрала печка мало, а еда приготовленная на ней, получалась очень неплохой. Еще у него имелась вполне приличная банька с предбанником, которая топилась по-черному. Такая баня самая полезная, лучше нее пока ничего не придумали, она и лечит, и сушит, и дезинфицирует, да и много чего еще делает — не зря ее наши предки придумали, а они знали толк в банях. Конечно, копоти в чернушке много, но кто сказал, что это плохо? Наоборот, это замечательно, потому что ни один грибок в такой баньке не заведется, значит, служить будет долго, да и для здоровья она самая подходящая, любую простуду вылечивает за пару заходов.

За чистотой и порядком в доме он следил, поэтому у него было по-своему уютно и приятно. Ему нравился его дом. Когда-то это была охотничья избушка, но хозяин умер, и он перебрался сюда. А до этого Тихомир жил в пещере на горе, там ему тоже нравилось, но жизнь в ней была намного труднее, поскольку вода находилась внизу, случалось спускаться и подниматься каждый день не по разу, да и с едой дела обстояли намного хуже. Пища не главное дело в жизни, можно и попоститься, полезно это, но проблем в пещере и без еды хватало, особенно зимой — холодно, сыро, тоскливо.

А здесь в лесу все замечательно устроено для тихой, спокойной, приятной жизни, можно ходить, выкапывать корешки, искать грибы, дикие ягоды, яблоки, лесные орехи, да много чего еще в лесу имеется, и дикий мед можно найти и травки пахучие. А еще он устроил себе небольшой огородик, который его кормил, а если чего-то не хватало, то до деревни было недалеко. Там у него был открыт кредит, сельчане за его лечение и травки расплачивались продуктами, и муку приносили, и сахар. Даже сейчас у него в погребе рыбка копченая висела, сухарей мешок лежал, варенья малинового десяток банок стояло на полках.

А иначе как? До городской больницы не доберешься, фельдшера и медсестры в селе нет, а он никому никогда не откажет, и полечит, и рану зарастит, даже зубы больные выдерет, хоть и не любит этого.

Тихомир еще раз с удовольствием осмотрел свой дом, а потом, как был голым, выскочил из дома, добежал до ручья и ухнул в заводь, которую выкопал еще пару лет назад. Вода была холодной, почти ледяной, внутри все обмерло, и он мгновенно оказался на берегу, дрожа от холода, ругая весь мир и самого себя. Правда, уже через пару минут изнутри пошло тепло, настроение поднялось и сразу захотелось жить. Вот о чем он всегда вспоминал, когда находился далеко от дома — об этой заводи, которая даже лютой зимой не замерзала, и о ледяной воде, в ней находящейся, которая быстро приводила в чувство и заставляла на мир смотреть ясными, пусть и печальными глазами.

Он почистил зубы, пригладил вихры и вернулся назад, к избушке. Буров оделся, нет, не в лапти, в которых ходил в город, тогда он так оделся специально, чтобы вызвать определенное впечатление, а в обычный камуфляж и берцы. Перепоясался широким офицерским ремнем с хорошим ножом в ножнах, и отправился смотреть, что произошло за ночь с теми, кто напал на него вчера в лесу.

Если бы его кто сейчас увидел, то решил бы, что перед ним настоящий боец, впрочем, Тихомир и был майором в отставке. Когда-то он служил в одном закрытом подразделении, которому приходилось выполнять разные секретные задания. Чужой крови на нем, к счастью, было немного, потому что от его команды требовалось совсем другое: скрытно проникнуть и изъять документацию или тихо разведать, иногда устроить диверсию или несчастный случай. Бывало, конечно, приходилось проводить и точечное уничтожение противника, но для этого у него имелись в команде хорошо подготовленные ребята, мастера своего дела, для которых чужая жизнь ничего не значила. Конечно, и его учили убивать, только кровь он никогда не любил и чурался таких задач.

Начальство это знало и учитывало в подборе заданий. Командиров вполне устраивало его чистоплюйство потому, что подготовленных убийц в армии всегда хватало, а вот тех, кто мог бы выполнить задание без крови, почти не было, а подобных задач во все времена хватало. Прошлой службой Буров не гордился, говорить о ней не любил, предпочитал совсем не вспоминать, но и не сожалел о прожитых служивых годах. В армии он оказался, когда был слишком молод и мало что понимал. Знал бы, что его ждет, немедленно бы отказался, а тогда считал, что служба пойдет ему только на пользу. Так кстати и произошло, если бы не было того страха, не имелось той опасности, через которую пришлось пройти, он никогда бы не стал целителем и волхвом. Увы, путь к белым одеждам идет через обычно страх и кровь. У кого все хорошо, тому не надо меняться. Меняются те, у кого печален и труден путь.

Тихомир спустился в лощину и замер, прислушиваясь к себе. Никого. Нет ни зверей, ни людей, только мелкие пташки и маленькие зверьки, копошились в кустах. Он прошел на место вчерашней битвы. Тела были изгрызены, над ними поработали хищники, да и кабан немало отъел. Мясо есть мясо, а чье оно для лесной живности разницы нет. Буров снял с уже попахивающих изуродованных тел порванные, изгрызенные разгрузки, ремни с ножами, подобрал три автомата и осмотрел карманы. Как он и ожидал, удостоверений личности не имелось, только в портмоне обнаружилось несколько банковских карточек и немного денег — в основном рубли. Что ж, так и должно быть. Они шли убивать, а на такие задания не идут с документами. Странник вернулся к своей избушке, отмыл в ручье разгрузки и автоматы, ремни с ножами, кобуры с пистолетами и внимательно все осмотрел. Две «Беретты», один Глок — оружие хорошее, добротное, жаль, не русского производства.

Автоматы наши, «Калашниковы» новой сотой серии под патрон 7,62. Эти, насколько он знал, шли за границу, в основном в африканские страны, там это оружие боготворили, а в России оно почти не использовалось. На автоматы были установлены глушители и оптика, причем оптика не наша, а американская очень высокого качества. Таким оружием хорошо убивать издали, да и вблизи с ним лучше дел не иметь, трехлинейную пулю выдерживают только мощные армейские специальные бронежилеты, да и те в упор не всегда ее держат.

Его первоначальные выводы подтверждались, его заказали, а выполняли заказ обычные наемники, которых много развелось в нынешние времена после сокращения армии. Многие отставники не нашли себя в мирной жизни, и пытались использовать приобретенные в горячих точках боевые навыки для собственного выживания. А поскольку они умели только убивать, то и шли туда, где это востребовано: в банды, в наемники, в киллеры…

И все-таки кому он понадобился? Сидит себе смирно, в мирские дела не лезет, бизнесом не занимается, рейдерством и рэкетом тоже. Тихий, мирный человечишка мелкого по меркам сегодняшних воротил и полотиков масштаба. За такими не наемников посылают, а шпану с бейсбольными битами, чтобы поучили. Что-то он не понимал, и не понимал очень сильно. Не любил он такие заморочки, и это напрягало. Неужели из-за больной девочки все закрутилось?

Буров спрятал оружие в своем тайнике. В паре сотен метров от избушки в самой чаще, он выкопал самый настоящий схрон: глубокий погреб, из двух комнат, сверху землянка была прикрыта крепкими жердями, на которые он уложил землю и насадил травку, и теперь уже никто не найдет его убежище, если не будет знать, где она находится.

Внутри устроил нормальную вентиляцию, навесил замаскированный люк, который не найдешь, даже если будешь на нем стоять. В схроне у него лежали продукты долгого хранения, которые позволили бы ему прожить не одну неделю, там же хранилось оружие и боеприпасы, которых хватило бы на небольшую войну. Может быть, это паранойя, но давно известно, что она жить помогает долго и без больших проблем, а вот ее отсутствие позволяет только умирать.

Когда он, попрятав оружие, вернулся к избушке, то услышал далекий свист. Свист был правильный, трехкратный, и Тихомир отправился на большую поляну, где у него было обусловлено место встречи с деревенскими и монахами. Это была паранойя, но он никого к себе в избу не пускал, так что никто не знал, где он живет, но людям было известно, что если выйти на поляну и посвистеть, то он появится обязательно. Может, именно поэтому наемники ждали его не у его избушки, а в лощине, через которую один путь на поляну?

Буров на мгновение замер, закрыл глаза, проверяя, кто находится на полянке. Эту ауру он знал — мальчишка, беспризорник, его настоятель подобрал, когда однажды съездил в город. Пожалел парня, когда поймал того за воровством своего кошелька, взял с собой, теперь тот делает по монастырю всю легкую работу, заодно играет роль посыльного. Парнишка неплохой, горя повидал в жизни немало, настоятеля боготворит, смотрит ему в рот, верит, что того не церковная епархия назначила, а сам бог поставил главой монастыря. Звали посыльного — Артур, имя иностранное, таким его родители наградили, и это было все, что они ему дали, потому что мальчишка уже в возрасте трех лет попал в детдом, а дальше и сам не помнит, сколько раз оттуда сбегал. Божье дитя — его никто не воспитывал, кроме полиции, улицы и бомжей.

Рядом с парнишкой никого не было, Артур был встревожен, переминался с ноги на ногу, сердился, что он долго не появляется, и в то же время чего-то сильно боялся. Это он увидел по ауре, по которой ходили багровые пятна.

Тихомир побежал по тропинке, и через пять минут вышел на полянку из-за дальних кустов, чтобы случайно не испугать парня внезапным появлением.

— Здравствуй, — выдохнул облегченно Артур. — Я так долго тебя ждал, странник.

— Я пришел.

— Спаси, помоги, — затараторил парнишка. — У нас беда. Христом богом прошу, больше некому помочь, только ты, да и из-за тебя все началось. Прости, конечно, за плохие слова, но это правда.

— Что за беда? — Буров прикрыл глаза, осматривая окрестности, в радиусе километра никого не было. — И медленнее говори, пожалуйста, ты половину букв от волнения не выговариваешь. Поверь, сейчас спешить не стоит, все, что могло, уже произошло, а вот понять, что и как происходило, стоит. Так что вдохни глубоко воздух и начинай рассказывать, только неторопливо.

— На монастырь напали вооруженные люди, — затараторил мальчишка. — Настоятеля в его кабинете держат под прицелом, а с ним еще келаря прячут, а всех монахов в подвал закрыли. Эти бандиты грозят всех убить, если ты не придешь.

— И кому я понадобился? — удивленно поднял брови Тихомир. — И главное — зачем?

— Честно сказать, дядюшка Тихомир? — спросил паренек. — Или соврать чего?

— Ну, говори, честно, — усмехнулся Буров. — Если по-другому не умеешь…

— Умею, да игумен не разрешает людей обманывать, — вздохнул Артур. — Я на улице долго прожил, там без вранья никак. Так вот, дядюшка Тихомир, крутые бандюганы в монастырь пришли, обвешанные автоматами, пистолетами, гранатами, словно спецназ какой-то. Они все в масках, в бронежилетах, у них даже снайперские винтовки есть, и гранатомет. Эти гады тебя точно убить хотят. В лес они идти боятся, потому что вчера туда ушло трое их бойцов с оружием, и не один не вернулся, вот и придумали, чтобы ты к ним сам пришел. Сказали, что настоятеля убьют, если не появишься, да и других братьев зарежут. Совсем люди веру и всякий стыд потеряли, уже на божьих людей руку поднимают, неужели не понимают, что за них спрос будет особый? Что они будут говорить, чем оправдаются, когда на суд божий попадут?

— Они может, на божий суд и не угодят, — ответил Буров. Ситуация ему очень не понравилась. Главное, он не понимал, кому и зачем понадобился? Не видел он смысла в этом нападении, никакого логики, а она, наверняка, была. — Не все на него приходят, совсем уж черные грешники сразу в ад отправляются, а там с ними другие разбираются.

— Наверно так и будет, — согласно закивал Артур. — Так вы, дядюшка Тихомир, придете или пусть нас убивают?

— Приду, куда я денусь? — вздохнул Буров. — Я вас в беде не оставлю, тем более раз бандиты за мной пришли, как ты говоришь.

— Пришли точно за вами, дядюшка Беремир, — проговорил парнишка. — Они сначала, правда, даже имя не знали, но у них фото ваше имелось, плохое, смазанное. Я случайно его увидел, когда их главный своим показывал. А вы все равно пойдете, даже если знаете, что вас убивать пришли? Неужто не страшно?

— Пойду, — Тихомир взъерошил вихри парня, тот хоть и был в рясе, а выглядел все равно мальчишкой, ему было уже больше пятнадцати лет, но те года, что он провел в годах, роста ему не прибавили, это и понятно, для роста нужно нормальное питание, а откуда оно у беспризорника? — Нельзя, чтобы из-за меня настоятель погиб, не имею я на то право. А смерть не самое страшное на этом свете, опаснее душу потерять…

— Так мне братья монахи и сказали, — улыбнулся Артур. — Беги, сказали в лес. Тихомир придет, хоть и знает, что ждет его смерть мученическая, потому что святой он человек.

— За доброе слово спасибо, только не святой я, — ответил Буров. — А теперь веди, да по дороге поясни, откуда эти убийцы узнали, где тропинка проходит к моему жилищу?

— Да я и рассказал, — ответил паренек. — Они вчера на игумена оружие наставили, я тут же согласился ее на карте показать. Я же знал, что не смогут лихие люди вам зла причинить, вас бог защищает и ангелы, а бандиты эти пустые люди, они никому не нужны, за них никто не заступится. Дядя Тихомир, а что вы с теми тремя бандитами сделали? Вам же убивать нельзя, вы же светлый, почти ангел… или можно? Вы их убили?

— Не я их убил, мне и вправду нельзя, — ответил Тихомир. — А вот зверям можно. Они пришли меня защищать. Сначала змея приползла, и главного бандита укусила за руку, а потом вепрь примчался и двух других своими клыками порвал, и даже бронежилеты бандитам не помогли.

— Ух ты! — восторженно проговорил Артур, у него даже глаза засветились. — Вот вырасту, тоже стану святым, чтобы и меня звери дикие защищали. Я читал о таком в библии. А вы точно святой, дядя Тихомир!!!

— И вырастешь и станешь святым, — улыбнулся Буров. — Если не передумаешь, конечно. У святых нелегкий путь, не каждый по нему пройти может, не каждый выдюжит, трудный он очень.

— Но вы же, дядя Тихомир, прошли, — сказал мальчишка. — Значит, и я смогу.

— Я еще в самом начале пути, не прошел еще ничего, можно сказать только на тропку нужную вступил, — проговорил Буров. — Но давай лучше поговорим о делах. Выходит, бандиты уже не первый день в монастыре?

— Второй день уже у нас живут, всех в страхе держат, как вчера днем прикатили на джипах, черных, больших, как в кино показывают, так и не уходят, — ответил Артур. — Как приехали, сразу всех братьев и меня загнали в подвал, даже били прикладами тех, кто шел медленно. Сразу у ворот охранника с автоматом поставили, чтобы никого не впускал и не выпускал. Игумена в кабинете с келарем держат, а на ночь их в чулан закрывают. Остальных монахов в подвале держат. Вам, они сказали, все равно, где богу служить, вот в подвале молитвы и читайте. Только как там читать, если икон нет? Еды не дают, только воду и хлеб. Меня выпускали два раза, один, чтобы в магазин сходил, продукты бандюганам купил и выпивки, второй раз, чтобы к вам, дядюшка Тихомир, пошел. Только предупредили меня, что если не вернусь через два часа, начнут братьев убивать, каждый час по одному человеку. А если в полицию сообщу, то всех убьют! Только какая у нас полиция? Один участковый и тот сидит у себя дома, не высовывается, потому что ему сказали, что всю его семью убьют, если только попытается кому-нибудь позвонить или весточку передать в район.

— Вот оно как, — хмыкнул Буров. — Выходит, все испугались?

— Испугались, — согласился паренек. — Да кто бы не испугался? Их много и они с оружием.

— Сколько бандитов в монастыре? — спросил Беремир. — Мне это обязательно знать надо, чтобы план придумать. И давай, пойдем потихоньку, по дороге расскажешь.

— Девять человек всего, — Артур бежал за ним, но все равно едва успевая за Тихомиром, а тот шел быстрым стелящимся шагом, размышляя о том, что будет делать. — Трое у ворот в монастыре, двое в деревне, один бандюган у дверей подвала сидит, братьев охраняет, а еще три бандита самых главных сидят в кабинете у настоятеля.

— Получается, что их много, они все с оружием, и боятся меня, раз в лес не идут, — проговорил задумчиво Буров. — Обмундирование и оружие хорошее, выходит, деньги есть. Значит, заплатили им хорошо, раз такой командой выдвинулись. Получается, если за деньги зло творят, то наемники. Интересно, кто их послал? Кто заказчик? Кому я понадобился на старости лет?

Последнюю фразу паренек услышал:

— Не старый вы, дядя Тихомир. Вы мужчина в самом расцвете лет. Вы и жизнь прожили, и опыт приобрели, и здоровья у вас еще хватает. Вон я за вами бегу, у меня уже сил нет, а вы шагом идете, хоть и быстрым, а совсем не запыхались. А они люди плохие, привыкли убивать, у них руки по локоть в крови. Игумен считает, что они из города приехали, вроде как за вами следом, значит, натворили вы там что-то такое, что вас целая армия убивать примчалась.

— Конечно, из города, — фыркнул Буров. — Армию только город может содержать, в деревне она ни к чему. Воевать в селе не с кем, войны в городах ведутся, там люди друг у друга все отбирают, и полиция там за порядком следить не успевает, а здесь у нас один участковый, и его нам вполне хватает.

Они дошли до края леса, уже на пригорке показался монастырь, здесь Тихомир остановился и приказал Артуру:

— Дальше идешь один. Придешь в обитель, скажешь главному бандиту, что я приду и очень скоро. Пусть ждут.

— Так они братьев монахов начнут убивать, — паренек жалобно посмотрел на Бурова. — Разве так можно?

— А как можно? — спросил Беремир. — Пойти и умереть самому? Ты думаешь, это что-то изменит?

— Нужно со мной пойти, — сказал Артур. — Тогда они увидят, обрадуются, вас убьют, а всех остальных отпустят, и игумена и братьев и меня — так они сказали.

— А ты сам как думаешь? — поинтересовался Буров. — Ты на улице немало пожил, людей повидал, зла нахлебался по самое не могу, и веришь в их слова? Или ты поверил, что будет так, как эти бандиты вам сказали?

— Не верю я им, — покачал головой паренек. — Только если совершенно не верить, совсем плохо получается, тогда они и вас и меня и братьев поубивают, и настоятеля тоже. А как же бог? Неужели он нас не защитит? Мы же каждый день ему молитву читаем, славим его, лику его на иконах молимся.

— Бог дает защиту только тем, кто его слышит, — ответил Тихомир. — Если ты не слышишь его подсказок, как он тебе поможет? Вот сейчас, что тебе твоя душа говорит?

— Беги отсюда и как можно дальше и как можно быстрее, — ответил, не задумываясь, Артур. — Только если я в это верить стану, убьют всех. А как я потом жить с этим буду? На мне же кровь братьев останется, и настоятеля и ваша, дядя Тихомир…

— Объяснять долго, и времени на это нет, — сказал решительно Буров. — Но своей душе верь, она подсказывает тебе правильно. Но чтобы тебя совесть не грызла, иди в монастырь и передай наемникам, что я приду так быстро, как смогу. А ты ищи себе норку, куда спрятаться.

— Они меня в подвал к братьям отведут, — вздохнул паренек. — Там сыро, противно и страшно. Братья монахи молятся о спасении, но сами не верят в то, что оно придет, от этого еще страшнее. И не умирать боюсь, а опасаюсь думать о том, что бог от нас отвернулся и нам не поможет.

— Иди, — выдохнул тяжело Тихомир. — Иди и верь. Больше мне нечего тебе сказать. Без веры и жить страшно, а умирать еще хуже.

Посыльный побежал по пыльной грунтовой дороге, которая вела к монастырю, а Буров отошел в сторонку к небольшому овражку, спустился вниз, и лег среди огромных лопухов, где его никто заметить бы не смог. Место было хорошее, отсюда по овражку можно к стенам монастыря незаметно добраться, а там на самой дальней стороне от леса в балке дверь в подземный ход есть. О нем Тихомир давно знал, сам когда-то чистил его от грязи и пыли. Из монахов в подвал никто с ним не рискнул пойти, потому что подземный ход давно был облюбован монастырскими призраками, там они обитали с незапамятных времен, воя и плача о былых днях и собственной глупости. С призраками тогда Буров легко договорился, благо сила уже была. Они даже обрадовались тому, что он их увидел, так и шли за ним, наблюдая, как он чистил ход.

Было их пять, и все монахи, эти люди когда-то погибли мученической смертью. В истории мира смертей всегда хватало, гибли и правые и бесправные и с верой и без нее. Умирали часто, а вопрос всегда оставался — что потом? Потому что у одних будет продолжение пути, у других его нет. Вот у призраков монахов не было следующей жизни, они превратились в энергетический мусор, пусть еще мыслящий, что-то делающий, но уже ничего не значащий. Вроде и в вере были, и молились, а главного, не поняли — не стоит оставаться на Земле после смерти, какие бы причины здесь не держали. Да и что за вера, если не сумела растолковать, что тело временно, а душа бессмертна.

Современное человечество со своей наукой, которая мало что может объяснить, совсем заигралась в своих рассуждениях, дошло даже до того, что признало появление жизни и всей вселенной случайностью. Даже муравьи догадываются, что нечто существует вне их муравейника, вне обжитых и протоптанных дорожек, и оно периодически о себе напоминает: то муравейник разрушит, то муравьев убьет. А вот люди почему-то уверены, что все происходит случайно, что они самые разумные существа во вселенной, потому и убивают друг друга, а потом остаются на Земле в виде призраков, и уже ничего не могут изменить.

Лишь после смерти многие люди понимают, что думали неправильно, да уже поздно, поезд ушел, второй раз туннель на небеса не откроется. Ни у кого нет настолько важных причин, чтобы остаться на земле. У каждого свой путь, им и надо идти. Только душу следует беречь, а она от добра расцветает, от зла погибает, так задумано и это правильно.

Он закрыл глаза и скользнул в астрал, или тонкий мир или энергетическое пространство, каких только названий люди не придумали для этого способа видения. На самом деле, это почти тоже самое, что видеть мир через инфракрасные очки. И видел он не глазами, а мозгом, получающим информацию от защитной энергетической оболочки, которую обычно называют аурой. Именно эта оболочка, поскольку сама является электромагнитным полем, реагирует своим возмущением на приходящие энергии.

Астрал — это когда земля предстает огромным желтым клубящимся туманом, над ней виднеется далекое темное небо, закрытое ионосферой, которая не пропускает многие виды энергии. Видеть в тонком мире непросто, но у каждого получается со временем, тут главное старание и желание. Огромное преимущество этого способа — свобода: можно мысленно скакнуть вперед, на любое расстояние, можно посмотреть будущее, можно взглянуть на прошлое, просто скользя по энергии, так ученые, например, видят планеты и звезды за миллиарды лет до рождения человечества через радиотелескопы.

Буров начал заниматься эстрасенсорикой еще на службе, заниматься ею не собирался, даже мыслей таких не было, но так получилось. Получил ранение в голову, а после него и открылось другое видение, произошло это — то ли оттого, что мозги хорошенько встряхнуло, то ли от ощущения смерти, которая прошла совсем рядом. Для него стало настоящим прозрением, когда он понял, что существует другой способ видения мира, и что благодаря ему, можно понять на порядок больше. После ранения со службы он не ушел, еще какое-то время добивал года до пенсии, но думал уже о другом. Продолжал жить как раньше, только внутри все больше появлялось ощущение, что прожил вроде бы много, да только вся жизнь ушла куда-то не туда и не на то. И горечь накатывала такая, что если бы мог, то застрелился бы. Это сейчас Буров понимал, что так напоминала о себе душа.

Мучило его это изрядно, пришлось всю свою жизнь пересмотреть, заново разбираться правильно ли жил, то ли делал. Но когда это прошло, он стал на мир смотреть по-другому. Все, что было важным раньше, стало пустяком, все, что раньше казалось нелепыми придумками, неожиданно приобрело смысл. Так и астрал стал для него странной реальностью, в которой отражается все происходящее в обычном мире, да и не могло быть иначе, потому что это просто иной взгляд на происходящее вокруг через другие энергии.

Он многое стал замечать и понимать, да и его жизнь изменилась, хоть внешне осталась той же. Служить после этого осознания почему-то стало легче, то ли от того, что стал он многое ощущать, и предвидеть, то ли от понимания сложности и важности жизни. Тогда его и стали называть за появившуюся в нем странность, за его предчувствия и предвидение, за способность увидеть, что их ждет впереди, странником. Очень полезное это оказалось умение. Шутка ли разведка в тонком мире! Полежал десяток минут в трансе и готово, уже можешь рассказать, кто, где залег, с каким оружием.

Вот и сейчас Тихомир мысленно скользнул по земле до монастыря, вошел через центральный вход и сразу заметил, что двери плотно закрыты, а такое бывало редко. Калитка оказалась на притворе. Остановить это его не могло, в тонком мире вся материя проницаема, ибо она есть лишь энергия. Ничто тебя не остановит потому, что и ты сам лишь энергия. Он прошел через ворота и огляделся.

Внутри за толстой каменной стеной, в будке привратника сидело три человека, никого из них Тихомир не знал. Он сразу понял, что это наемники: от них исходила опасность, а ауры были перекручены так, что тотчас становилось понятным, эти люди убивали и не раз. Практически они уже полностью уничтожили свою ауру, их перерождение уже было невозможно. Они давно потеряли самое ценное, что у них имелось — душу, но все еще жили и творили зло. Живущие в последний раз — самые страшные существа на земле.

С одной стороны это было хорошо потому что, за них спроса нет, а с другой стороны эти люди чрезвычайно опасны, они умеют убивать, им нравится это занятие, иначе не пошли бы в наемники. Буров скользнул дальше, прошелся по двору, потом двинулся туда, где густо желтело аурами. Пройдя через толстую стену, он оказался в подвале. Ауры всех находящихся тут он знал, был здесь и Артур: стоял у дверей, напряженно прислушиваясь, пытаясь услышать шум или крик, а может выстрел. Тихомир с улыбкой прошел сквозь него, погладив парня по вихрам. Тот недоуменно оглянулся, потом пожав, плечами, снова прижался ухом к толстому дверному дубовому полотну.

Бедняга парнишка исполнил то, зачем его послали, и теперь ему придется сидеть в подвале, пока все не закончится, если, конечно, наемники не захотят устроить массовый расстрел. Увы, это было вполне возможно — нет свидетелей, значит, нет и преступления. Если наемники ворвались в монастырь с оружием, взяли монахов в заложники, то это значило, что святого для них нет, и вряд ли их хоть что-то остановит. Слово «мораль» для них не существует, как и слова «бог», «душа», да и множество других, несущих главный смысл в жизни, для этих людей есть только целесообразность и приказ. Встречал он таких на службе. Пустые люди, внутри которых растет чернота, ибо черное всегда замещает светлое. Хорошо еще, что видно по повадкам, они бывшие военные, а не обычные бандиты, те вообще после себя только мертвых оставляют.

Он прошел сквозь дверь и оказался в коридоре, здесь обнаружился еще один наемник, сидящий на стуле, этот, похоже, дремал, по крайней мере, аура была у него спокойна, правда, хоть и была такой же испорченной, как у остальных.

Буров задумался. Все было как-то неправильно, словно специально сделано так, чтобы он себя показал. Сначала проверили, послали трех снайперов, убедились, что способен за себя постоять, после этого предложили задачку сложнее, при этом наемники явно являлись расходным материалом, ему словно предлагалось их убить. Кто-то стоял за этими вооруженными парнями, кто-то, кому было очень интересно узнать, что он из себя представляет. Тихомир вернулся обратно, осмотрел подвал и понял, что его затея с подземным ходом глупость, монахов как раз заперли в ту ее часть, где находился подземный ход. Если он пройдет через него, то выйти в монастырь не сможет, окажется среди монахов за запертой дверью. Можно, конечно, вывести по подземному ходу монахов из монастыря, только это ничего не даст: ни одной проблемы не решит, а только все усугубит.

Увидят наемники, что монахи исчезли, сразу насторожатся, будут наготове. Нет, точно этого делать не стоит. Да и игумена, если верить парню, ему никак не освободить, так как того держат в кабинете, в качестве заложника. А кабинет на втором этаже, точно засветишься, пока будешь подниматься по лестнице. Надо бы его проведать, посмотреть, как у него дела.

Тихомир скользнул вверх через перекрытия в кабинет настоятеля, здесь находилось пять человек. Настоятель был здесь, его аура резко выделялась среди других цветом и размером. Игумен ему нравился, он действительно верил в бога, и это помогало ему даже сейчас. Если судить по спокойной ауре, то он был абсолютно уверен в том, что все закончится хорошо.

Настоятель сидел в кресле у стены и что-то говорил. Жаль, в астрале невозможно что-то услышать. Хоть кто-то когда-то рассказывал ему, что некоторым магам удавалось и это. Итак, семь наемников: трое у ворот, трое в кабинете, и один в подвале сторожит монахов. Если верить Артуру, еще двое контролируют деревню, не позволяя никому там поднять шум или позвонить в город. Итого девять, а он один.

Из представителей власти есть только участковый, но он напуган, потому что хорошо понимает, что с пистолетом против специально обученных, хорошо вооруженных наемников ничего не сможет сделать. У него получится только красиво умереть, но на это полицейский не пойдет, в его семье трое детей, кто их будет растить и поднимать? Государство? Так ему все равно. В детский дом, конечно, детей определят, только еще ни один детдомовец не сказал, что в этом заведении ему было хорошо, а вот то, что там живется плохо, все говорят. Да и судьба у тех, кто прошел через детдом, редко счастливая, слишком много гадости им приходится пережить в раннем детстве, когда психика еще не сформирована.

Так что как спасение утопающих, дело рук самих утопающих. То есть ему спасать себя и других. А как он будет это делать, в принципе неважно. Жаль, что зверей не натравить, придется самому. Неприятно, конечно, но куда деваться?

Что ж, и такое в его жизни тоже бывало. Приходилось убивать. Только он надеялся, что все осталось в прошлом, однако, как-то вот все возвращается. Буров тяжело вздохнул и пополз к стене среди высоких лопухов и крапивы, думая о том, как он будет спасать монахов. Правда, некстати, вспомнилось другое. Как-то Тихомир в одной экзотической стране пришел к одному святому и задал простой, но очень важный для него вопрос.

Буров тогда еще мало что понимал в том, что происходит с его жизнью и им самим после ранения. Он спросил:

— Почему в этом мире так много зла, боли, несчастья?

Ответ его поразил.

— У меня тоже есть для тебя несколько вопросов, русский, — святой улыбнулся. — Ответишь на них, найдешь ответ и на свой вопрос. Скажи, если бы не было боли и страдания, чтобы произошло бы с людьми?

— Они жили бы богато и счастливо, — ответил, недоумевая, Тихомир. — Никто никого бы не обижал. Этот мир стал бы раем. Когда-то он был таким, пока не пришел в него человек и не начал убивать. В христианстве это называется грехопадением.

— Почему же сейчас люди не живут счастливо? — спросил святой. — Почему, как только людям становится хорошо, они начинают искать для себя опасные развлечения, принимают наркотики и алкоголь? Но стоит начаться плохим дням, как они снова начинают ценить любовь и дружбу, материнство и чужую жизнь?

— Я не знаю ответа, — развел руками Буров. — Если бы знал, то не пришел бы к вам со своими вопросами.

— Плохо, что ты этого не понимаешь, но я помогу тебе, — святой снова улыбнулся. — Представь на мгновение, что ты бог. Скажи, как бы ты заставил человека двигаться к нужной тебе цели?

— Нужно его заставить или поманить чем-то вкусным, — ответил Буров. — Другого способа нет: только кнут или пряник заставляет человека двигаться.

— Вот ты и ответил на свой вопрос, — святой посмотрел на небо с улыбкой, словно ожидая сверху какого-то сигнала. — Что может заставить меняться человека лучше боли и страдания? Ответ — ничего. Голодные, больные, разуверившиеся в жизни, двигаются, рассуждают, ищут ответы, думают. Они, как и ты, хотят все изменить, размышляют о том, что сделать, чтобы и им и их близким стало хорошо. А сытые и довольные лежат и ничего не делают, не заставишь их двигаться никуда. Теперь, когда ты побывал богом, ответь, можно ли обойтись без боли и страдания?

— Получается, что нет, — вздохнул Тихомир. — Только кнут заставляет двигаться людей в нужном направлении.

— Вот ты и понял, — улыбнулся отшельник. — Для всего человечества невозможна жизнь без страдания, но для одного человека это вполне реально. Начни двигаться в правильном направлении, и тебя не будут направлять болью и несчастьями. Бьют только того осла, который не хочет идти туда, куда нужно, а тому, что идет правильно, дают овес и другие лакомства. Но без страдания ты сможешь пройти только один, потому что у каждого своя дорога. Ни друга, ни любимого не проведешь по своему пути, даже если расскажешь, как все устроено. Даже если они тебя услышат и поймут, и пойдут по правильному пути, но это будет их путь, не твой. И запомни: если тебе плохо, больно и одиноко, значит, ты идешь не туда.

— А ты сам идешь правильным путем, отшельник? — спросил Буров. — Ты уверен в этом?

— Я не испытываю ни боли, ни разочарования, — ответил святой. — Я вижу свой путь и вижу, что будет в конце, меня это не расстраивает, не огорчает и не радует. Я знаю, куда иду и зачем, а ты?

— А я только начинаю искать свой путь, — ответил Тихомир, он ушел недовольный, но потом не раз возвращался в мыслях к этому разговору, и с каждым разом все больше убеждался в мудрости святого. Тот объяснил устройство мира несколькими фразами, и вся его дальнейшая жизнь только подтверждала верность этих слов.

Он в конце концов ушел от людей, и ему стали неведомы боль и одиночество. Но люди снова нашли его и принесли сюда страх и страдания. Что ж, он умеет отвечать на привнесенное зло. Ему не хочется это делать, но он сделает. Не стоит будить спящего волка, кончается это плохо. Не стоило наемникам сюда приходить и трогать тех людей, которых он уважает. За это им придется ответить…

Буров вздохнул, поднялся с колен, почистил колени, и не спеша пошел к воротам. Он принял решение и прятаться ему не было больше смысла. Прятаться сейчас лучше другим, он вышел на охоту.

Минут через пять он добрался до ворот и убедился, что калитка закрыта. Ему это показалось смешным: наемники пришли его убивать, а сами спрятались за высокими стенами и крепкими воротами, словно это он ворог, а не они.

Тихомир постучал в калитку и встал так, чтобы его не смогли застрелить через небольшое окошко.

— Кто там? — спросил грубый голос. — Чо надо? Монастырь закрыт!

— Разве вы не меня ждали? — вежливо поинтересовался Буров. — Неужели не за мной мальчика посылали? Ну, если нет, то я пошел обратно в лес, ошибка, значит…

— Стой! — калитка распахнулась, и из нее выглянул наемник, держа наготове автомат. — Руки в гору!

— Я не ношу оружие, и здесь нет гор, а если вы хотите, чтобы я их поднял, то лучше говорить — руки в небо, — Тихомир послушно поднял руки. — И прошу вас, уберите свой автомат. Не надо в меня целиться, мне страшно.

— А ху-ху не хо-хо? — поинтересовался наемник и пощелкал по гарнитуре, подавая кому-то сигнал. — В смысле — больше ничего не надо, прокладок там каких импортных или по роже прикладом? Стой так, чтобы я тебя хорошо видел. Парни, объект нарисовался.

— Так запусти внутрь и вали наглушняк! — ответил кто-то в наушник. — Дополнительные разъяснения нужны?

Буров скорее ощутил это, чем услышал, все его чувства сейчас были очень обострены. Он буквально видел какой-то своей частью, как из домика привратник выходят еще два наемника, встают у калитки и снимают свое оружие с предохранителя. В голове замелькали варианты будущего, в трех из них его убивали сразу, а в одном он получал шанс остаться в живых. Все, как всегда, вариантов много, а правильный вечно лишь один.

— Слышь, ты, малохольный, — сказал наемник, отступая назад, и забрасывая автомат на плечо. — Заходи внутрь, тебя ждут.

Оружие бандит убрал, а вот нож вытащил, Тихомир слышал, как лезвие покидает ножны. Расположились наемники грамотно, но они не могли догадываться, что он видит и ощущает каждого, а значит готов к развитию любого варианты событий. Кроме того, им было неизвестно, что он уже все просчитал, и знает, что сделать, чтобы остаться в живых. Буров рванулся вперед и, рыбкой перепрыгнув через порожек, ушел влево — туда, где стояла металлическая бочка с водой, ее тут же прошили пули, предназначавшиеся для него. Ну, а дальше начался танец, который Тихомир умел танцевать хорошо. Шаг вправо, сближение, шаг влево, отскок в сторону, уход с прицельной линии, дальше удлинить мысленно ногу наемника, отчего тот непроизвольно шатнулся, и пули, предназначенные ему, ушли к соседу, зацепив тому бок и руку. Результат: один наемник вышел из строя, и его кровь не на нем.

Тихомир мысленно показал другому наемнику, как смещается вправо, а сам отскочил влево, тот выпустил короткую очередь на упреждение предполагаемого движения и попал в другого наемника, перезаряжавшего магазин. Еще один вышел из строя, ну а с последним совсем просто, Буров сжал его сердце, вытянув мысленно руку, и он пошатнулся, Тихомир его сбил подсечкой и связал ремнем.

Он продолжал двигаться, пока наемники еще не пришли в себя. Они хоть и были ранены, но убить его все еще могли. Он отобрал у них оружие, чтобы они не могли уже никому принести вреда, а потом связал. Схватка закончилась, в результате двое были ранены, один легко, другой тяжело, но не смертельно, если ему в течении нескольких часов оказать врачебную помощь, то будет жить. Странник наклонился над ним и прижал руку наемника к ране:

— Держи так, иначе потеряешь много крови.

— Ладно, — наемники поморщился и хотел еще что-то сказать, но тут ожила гарнитура у легкораненого, лежащего в паре шагов от него.

— Что за стрельба? — рявкнул чей-то голос. — Не можете убрать тихо? Вас же трое, а он один!!!

— Мы не смогли, я и Бык ранены, а Кум обездвижен, — выкрикнул раненый наемник, прижав гарнитуру плечом, и взглянул на Бурова так, словно тот его сейчас будет убивать. — Дрын, он сейчас пойдет к вам, он забрал у нас оружие!

Тихомир усмехнулся, забрал у него гарнитуру и передатчик:

— Молодец, все сказал, как надо, мне даже добавить нечего.

— Слышь, странник, или как тебя там зовут, — ответил голос в гарнитуре. — Мы тут всех покрошим, если ты еще что-нибудь вытворишь, у нас твой настоятель с завхозом и полный подвал монахов.

Буров почесал в затылке, посмотрел в голубое небо, которому было все равно, что происходило внизу, потом проговорил в микрофон:

— Дрын, или кто там у вас за старшего, у меня есть встречное предложение, уходите из монастыря, и я вас не трону.

— Ты, похоже, странник, не понял, что мы тут банкуем, — ответил голос. — Козыри у нас, а ты всего один.

— Ты уже наверное понял, с кем имеешь дело, — спокойно ответил Буров. — Тогда должен знать, что я вас всех достану, если мне что-то не понравится. Не знаю, как у вас, а у нас была инструкция номер ноль тридцать пять «с», в которой сказано, что при захвате заложников следует стрелять на поражение, оставив невинно убиенных богу, чтобы он о них позаботился. Хорошая инструкция, верная. Как только в ход пошла, так перестали вороги заложников брать, потому что смысла в этом не стало. Так что кроши, не кроши, а приговор ты себе сейчас подписываешь. Если учесть, что у меня трое твоих бойцов, которые расскажут, где тебя искать, кто ты такой, и с кем связан, то с таким подарком я вообще могу считать операцию законченной. Заберу их, позвоню в город, сообщу о захвате заложников и уйду с твоими ребятами в лес, где ты меня не достанешь. А дальше сам знаешь, что будет происходить, приедет спецназ, и мне уже вообще ничего не придется делать. Ты уже никуда не уйдешь, а если все-таки сможешь прорваться, то тебя все равно найдут, потому что твои парни расскажут и кто ты есть и где тебя искать. Так что ты не спеши, подумай, у кого есть козыри, а у кого их нет.

— Слушай, — Дрын вздохнул. — Я же их и в самом деле покрошу!

— А я значит, автомат брошу и побегу к тебе сдаваться на твою милость, так что ли? — засмеялся Тихомир. — Это же не кино, где американские копы оружие сразу бросают, как увидят, что заложника взяли, в России мочат и заложника и того, кто его взял. Уйти, ты не уйдешь, я не дам, а спецы приедут и выкурят тебя за часик-полтора. Ты же помнишь, как в Чечне делали? Полдеревни развалили, кучу гражданских положили, а по телевизору расскажут, что боевики нейтрализованы и жертв нет.

Буров рисковал, упоминая войну, и вообще вел переговоры на грани риска, но он отслеживал мысленным взором варианты будущего, и видел, как оно менялось.

— Ты мне лапшу на уши не вешай, — фыркнул Дронов. — Как ты ОМОН вызовешь? Сотовой связи здесь сроду не видали, а провода мы срезали. Так что нет у тебя козырей, а у меня есть.

— Может слушал когда про спутниковые телефоны? — Тихомир достал из кармана телефон, который на всякий случай прихватил с собой, когда пошел сюда, понимая, что всякое может случиться, возможно, и губернатору придется звонить, и показал огромному бойцу, который сейчас ворочался, пытаясь порвать крепкий ремень, и сунул ему рацию. — Подтверди своему командиру!

— Дрын, — буркнул тот. — Есть у него телефон, сам видел, он действующий, связь есть, зарядка почти полная.

— Не понял, — командир наемников был озадачен, простая задача вдруг стала невыполнимой, а он сам внезапно оказался заперт в монастыре. Еще час назад он держал все под контролем, а теперь его самого контролируют. Ему срочно требовалось искать какое-то решение. — Слышь, странник, — проговорил после длинной паузы Дрын. — Давай так, я меняю заложников на своих бойцов и ухожу. Дашь мне полчаса форы, потом вызовешь ОМОН. А еще лучше никого не вызывай, будем считать это досадным недоразумением. Ты мне ничего не должен, я тебе. Твои монахи все живы и здоровы, а мои бойцы ранены.

— Согласен, — ответил Тихомир. — Ты мне не нужен, как и твоя команда. Уходи. Это ты за мной пришел, а не я за тобой.

— Тогда сейчас из деревни джип подъедет, — сказал командир наемников. — Не трогай его.

Буров ушел к мосту, там залег в лопухах и стал ждать, чем все закончится. Действительно на дороге из деревни появился джип, он подъехал к воротам, оттуда выскочил наемник с автоматом, мрачно огляделся и настороженно толкнул калитку, она открылась, он вошел, но тут же вышел, таща на плечах раненого.

— Эй, наемники, — проговорил Тихомир в гарнитуру. — Мы так не договаривались. Сначала выходите все за ворота, потом вытаскиваете раненых и уезжаете.

— Понял, — водитель джипа забросил раненого в багажник и сел за руль, второй сел рядом, видимо, по другому каналу обоим передали, что делать. — Жди, сейчас выйдем.

Калитка снова открылась, оттуда вышло четверо наемников, двое несли на себе раненых. Один из них остановился, посмотрел по сторонам, потом мрачно произнес в гарнитуру:

— Я тебе, странник, вот что на прощанье скажу. Меня ты переиграл, спора нет. По всему видать подготовка у тебя лучше. Но если ты думаешь, что на этом все закончилось, то ошибаешься. Все только начинается. За тебя хорошие деньги платят, значит, другие придут и твою жизнь возьмут. А может, и я сам приду поквитаться. Так что до встречи.

— До встречи! — ответил Тихомир. — Мне твоя жизнь не нужна, но если придешь за моей, то свою здесь оставишь. Кстати, место здесь хорошее для смерти, тихое, спокойное, а монахи тебя и твоих людей похоронят и отпоют.

— Договорились, — Дрын вздохнул и посмотрел прямо в те кусты, где он лежал. — Жди меня, странник, все только начинается.

Он сел в машину, та покатила в сторону деревни. Проводив ее взглядом, Буров вошел в монастырь. Сначала спустился в подвал и выпустил монахов. Первым выскочил Артур и восторженно бросился ему на шею, что для Тихомира оказалось полной неожиданностью.

— Дяденька Тихомир! — Артур отошел на шаг назад и низко поклонился, видимо вспомнив, что он все-таки монах, а для них так выражать радость не принято. — Я всем говорил, что вы придете и нас спасете, а братья не верили. А вы и вправду пришли и всех освободили. Я знал, что вас ни одна пуля не возьмет, вы же святой.

— Это большое преувеличение, — покачал головой Буров. — Любого можно убить, бессмертных людей на этой земле нет. Просто сегодня мне повезло, а что завтра будет — посмотрим. Располагайтесь, вы свободны, а я за игуменом.

Он побежал по лестницам вверх, настоятель уже сидел в своем любимом кресле за столом и пил любимый кагор, жестом пригласив Тихомира садиться. Тот сел, но отказался от предложенного вина.

— А мне нужно после таких стрессов, тяжело сердцу, — пожаловался игумен. — Я хоть и понимаю, что сам призвал эту беду, когда послал тебя в город, но все равно мне кажется, что в тебе причина всего произошедшего.

— Может быть и так, — легко согласился Буров. — Раз вы так считаете, то я тогда пойду, не буду вас беспокоить, отдыхайте, приходите в себя.

— Нам что, теперь за закрытыми воротами жить или охрану нанимать? — спросил настоятель, когда Тихомир уже дошел до двери. — Что делать, скажи?

— Ничего не надо, — ответил Буров. — Охрана не поможет, если бог не помог. Закрытые ворота тоже не панацея, пройдут и через них. Так что ничего не делайте, молитесь и верьте.

— Так и поступим, станем жить дальше, словно ничего не произошло, все равно ничего другого нам не остается, — игумен вздохнул. — Будем молиться и верить. А насчет того, что бог не помог, ты не прав, никто из нас не пострадал, а могли бы, выходит, защитил он нас, пусть через тебя, но защитил.

— Значит, и дальше поможет, — Тихомир открыл дверь. — Милость его велика.

— И еще… — проговорил настоятель. — Прошу тебя именем Христа, не приходи пока в монастырь.

— Почему? — Буров повернулся к нему. Он уже знал, что ему скажут, горечь понемногу заполняла его сердце. — Разве я не спас вас от беды?

— Спас, тут к тебе претензий нет, — игумен налил еще кагора в рюмку и выпил залпом. Лицо его скривилось от горечи и страдания. — Но пойми и ты нас, эти люди приходили, чтобы убить тебя. Я понимаю, беда идет за тобой из города, куда сам послал тебя, но мы, мирные люди, молимся богу, мы не умеем и не хотим воевать, а эти люди не успокоятся. Они снова придут тебя убивать, и тогда могут пострадать мои братья по вере. Извини меня, но я отвечаю за этот монастырь, и за всех, кто в нем живет. Это наш дом, другого у нас нет, нам некуда идти, мы умрем здесь, но хотелось бы, чтобы это произошло не завтра и не на следующей неделе, а тогда, когда придет нужное время для каждого…

— Вас понял, — Тихомир коротко кивнул. — Не приду, пока не призовете.

— Если будет нужда в тебе, я пришлю Артура… — игумен тяжело вздохнул, повернулся к иконе и осенил себя крестом. — Прости меня господи за то, что я творю, но нет у меня другого выхода, как отказать этому божьему человеку, помоги ты ему, а я не могу, слишком слаб духом и телом. Так тяжела эта ноша. Так трудно нести ее. Не виноват он, я сам послал его в гнездо разврата, и теперь беда идет за ним…

Буров спустился по лестнице, слушая тихое бормотанье молящегося настоятеля, пересек двор, прошел мимо избушки привратника, где уже сидел монах. Тот встал, открыл ему калитку и перекрестил в спину:

— Иди, божий человек, тяжела твоя доля, да ничего не поделаешь, не нами путь выбирается, а богом.

— Тут ты ошибаешься, монах, не богом путь выбирается, а каждым из нас, он только предлагает варианты, — Буров грустно усмехнулся. — И мы идем туда, куда нас тянут наши желания и помыслы.

До своей избушки он добрался за час, пошел в баню, где еще оставалась теплая вода, помылся, вернулся в дом. Потом пришлось идти за овощами на огород, затем тушить их на маленькой печке, на летней кухне. Он поел, думая о том, что сегодня произошло. Ему горестно было сознавать, что монастырь от него отказался, но понять монахов можно, он действительно привел за собой беду, да и перепугались они сильно, никогда, наверное, до этого не ощущали себя так близко к смерти.

И, в общем, неважно, просто никто не ожидал таких последствий, даже он сам, а ведь мог бы заглянуть чуть дальше, и тогда бы увидел. Правда, это мало что изменило. Ну, узнал бы он, что его ждет беда и что? Отказался бы? Но тогда он точно также стал бы нежеланным гостем в монастыре. В итоге результат оказался бы почти тем же или еще хуже. Могли бы наемники кого-нибудь и убить с расстройства, что он к ним не пришел.

А он им должен. Они же кормили его, лечили, выхаживали, когда он однажды ввалился им весь в крови с пистолетом в руке. Не донесли властям, не выдали. Вылечили, помогли, кормили почти год, пока он не нашел себе пещеру. И все без слова упрека, по доброте. Все это было, а долг платежом красен. Вот он его и выплатил: отныне он им ничего не должен, а монахи не должны ему. Из неприятностей ему выбираться дальше самому, так мир устроен. Каждый в нем получает свое: воин битву, крестьянин поле, монах божью обитель…

Он еще немного повздыхал и отправился спать. Слишком много он потратил сегодня энергии физической и духовной, и ему требовалось восстановление, а сон лучшее лекарство от усталости. Заснул он сразу, и снова приснился ему странный сон.

Он стоял в огромном зале, завешенном дорогими гобеленами, вручную вышитыми рабынями, рядом с ним стоят два его старых друга. Они вместе прошли долгий путь от Руси до Иерусалима, далекого восточного города, куда повела их весть. Пыль на лаптях и онучах, усталость во всех членах, тела похудели, остались от прежнего облика кожа да кости, лишь глаза горят по-прежнему ясно и спокойно. Они должны были проделать этот путь. Не было иного выхода. Как в будущее не смотрели лучшие из них, но все видели одно: если не придут и не помогут, не появится новый спаситель. Будет спасать он этот мир не страхом и болью, а добротой, смирением и благородством души. Не появится он, и мир пойдет по другому пути. По скверной дороге, полной боли и страданий. Но главное, что двинется мир по нему без надежды, а без нее тягостен путь.

Спаситель принесет людям новое слово, и оно будет согревать людские сердца. Он расскажет, как важна любовь, покажет правильный путь, и все изменится. Увы, не на Русской земле спаситель родился, а далеко, за морями, за долами, за чужими странами. Долго думали, решали, но ничего не придумали, как идти помогать. Нельзя оставлять мир без поводыря, не туда пойдет. Жаль только, что виден новый путь не всем, а только светлым. Но так мир создан. Всегда есть те, кто ведут, и те, кто пытаются сбить с истинного пути. Дурные овцы.

Собрались волхвы, долго говорили, думу думали, а потом выбрали троих, самых молодых, кому по силам далекое странствие. Избирали долго, смотрели в будущее, искали нужные варианты. Нашли. А его, Тихомира, поставили старшим над двумя другими молодыми волхвами, добавили ноши, и итак нелегкой. Теперь, если у него что-то не получится, ответственность за будущее мира будет на нем. Тяжело доверие старших волхвов, но он ее принял с пониманием. Кто-то же должен, почему не он? Разве не тому учился, не к тому готовился?

И пошли они по горам, по долам, по лесам и степи, по пустыне и воде. Питались тем, что мир давал. Сварог — добрый бог умереть не дал, помог, потому что всегда на стороне добра не то, что Чернобог, его брат. Правда и зло иногда необходимо, ибо все в мире одно: и боль, и страх, и добро. Все взвешено, перемешано и каждому свое отмеряно. Как весы в равновесии. Не должно зло перевешивать добро, иначе мир накроет хаос. Не должно добро торжествовать, тогда исчезнет путь, закроется. Ибо только боль и страх заставляют искать правильную дорогу. Должно быть равновесие, а оно в последнее время все больше нарушается, зла много появилось в этом мире после того, как старшие братья ушли. Вот и осталась только надежда на нового спасителя, он должен исправить перекос, вернуть мир к равновесию.

Долго они шли. Много дней и ночей провели в пути, мало ели и спали. Трудно им было, и усталость, казалось, навечно поселилась в их иссохших телах. Но все когда-нибудь кончается, и пришли они к Ироду Великому, ставленнику римской власти на троне иудейском. Добрались. Придти к нему старшие волхвы сказали, ибо думали они, что спаситель может появиться только от царских кровей. Думали, от семени царского в той земле иудейской спаситель появился. Ошибались, но кто без ошибок живет, тот мир не понимает.

Во дворец к Ироду Великому долго не хотели пускать калик бродяжьих, пришлось даже отдать серебряную монету дворовому человеку, чтобы проводил тот их в покои царские и представил, как волхвов русских. И опять ждали, прячась в тени от стражи и пялящего солнца. Не обманул дворовой, пришел за ними, отвел в покои царские. Много в них было разного люда, и в богатых одеждах, и в не очень, а у стены на возвышении сидел весь в золоте немолодой, бородатый царь.

Низко поклонился Буров до мраморного пола, на котором танцевать хорошо, а жить плохо, никто камень на пол в царских палатах ставить на родине не станет, потому что здоровье такое губит, но тут заморское царство и порядки свои, не им их менять. И с почтением произнес Тихомир человеку, сидящему на покрытом каменьями самоцветными троне:

— Скажи, великий царь, да будет долгой жизнь твоя. Где находится родившийся новый правитель Иудейский? Ибо видели мы звезду его, и пришли поклониться Ему.

Услышав это, Ирод царь встревожился, лицо побледнело, видать, не ожидал он таких слов от волхвов русских. И двор весь переменился, испугались люди, стражи к ним угрожающе двинулись. Но поднял руку царь, остановились все, и тогда молвил он в ответ:

— Не готов я вам ответить пока, странники. Идите, отдохните, а когда время придет, призову я вас, и расскажу то, что хотите узнать.

И отвели трех волхвов русских дворовые слуги Ирода в палаты поменьше, здесь и полы были деревянные, и кровати мягкие. Воды дали умыться, еду принесли: хлеб, мед, вино, фрукты заморские. Попили они, поели, помылись и легли отдохнуть. Но только очи прикрыли, как самый младший из них, но не самый слабый по дару своему негромко молвил:

— Слышу я ухом внутренним, как царь местный книжников и первосвященников собирает, чтобы попытать у них о новом правителе. Спросил он их, а они задумались и ответили о том, как написано через древнего пророка, что однажды родится новый вождь, который упасет народ Израиля в Вифлееме Иудейском. Не зря он спрашивает, ох не зря. Встревожили мы его. Боится он за власть свою царскую, тревожится. В мыслях чернота, хочет убить того, кого мы так долго искали. То ли мы делаем, братцы? Правильно ли?

И ответил Тихомир, как самый старый из них, ибо на него старейшины возвели спрос великий, как на самого мудрого и тайному учению обученного:

— Думали мы со старшими братьями, что новый царь родился от семени царского, потому и пришли сюда, а вот теперь вижу я, что ошиблись мы. Не царского он рода, а рожден от простых людей. Уходить надо, нельзя было спрашивать, да не знали мы, но все еще можно исправить.

— Так, брат Тихомир, — ответствовал младший. — Ошиблись мы и старшие волхвы, не туда пришли, по звезде надо было продолжать идти.

— Так оно, — признал третий брат. — Вижу я, как будущее меняется, не то мы сотворили, великая тяжесть падет на нас за сей поступок неразумный, на нас и старших, исправлять надобно, да пока не знаю как.

Хотели они еще говорить, но пришел слуга и повел их тайными ходами в палату царскую.

И спросил Ирод у них:

— А не скажете ли вы мне странники, когда загорелась та звезда путеводная?

— Скажем, почему не сказать, — низко поклонился Тихомир. — Тому уж больше года будет. Долог путь из Руси, долог и тяжел. Прости нас, царь, не смогли мы придти раньше, далеко больно.

— Что ж, — пощипал Ирод волосы на бороде своей и молвил. — Как и обещал, говорю вам, где родился младенец тот чудесный, о котором вы меня спрашивали. Выспросил я своих подданных, ибо сам не знал о появлении правителя нового, что придет на смену мне. Спрашивал строго и ответили мои подданные, что в старых скрижалях записано от пророков древних о том, что появится царский младенец в городе Вифлееме. Так что идите туда, прознайте про него, и мне потом расскажете на обратном своем пути, чтобы я сам мог поклониться новому владыке иудейскому.

— Исполним твою волю, царь, — поклонились странники Ироду и пошли, а звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, вела вперед, пока через много дней не остановилась над тем местом, где был младенец. И город тот был Вифлеем. Не обманули древние провидцы. Увидев звезду, которая указывала на овчарню старую, они возрадовались радостью весьма великою. И, войдя в него, увидели младенца с матерью его Мариею. Был он ладен, красив и уже ходить мог, так как исполнилось ему уже осьмнадцать полных месяцев. Пав на колени, поклонились странники ему, и, открыв сокровища свои, поднесли дары: золото, ладан и смирну. Обрадовалась Мария мать владыки нового, потому что жили они бедно по трудам своим, и пригласила их под кров свой, но отказались они.

Расспрашивала много о бытии их, а еще больше о сыне своем. И ответили волхвы, что принесла она в своем чреве нового спасителя, что благодаря ему мир наполнится добротой, светом и любовью. Что беречь его она должна, во всем помогать, и любить всей своей материнской душою. И снова пригласила их в овчарню Мария, но отказались странники, поклонились они ей до земли и ушли, боясь испортить будущее, что только-только начало зарождаться.

Спали волхвы на холме, травой поросшем, и снился им всем один и тот же сон о том, что не стоит им возвращаться к Ироду, а следует обойти Иерусалим и вернуться домой другим путем. Так и сделали. И повел Тихомир брата среднего обратно другой дорогой, долгой и тяжкой, но радостен был их шаг, ибо сделали они правильно, и теперь спаситель новый появится обязательно, и мир пойдет по правильному пути. Не все ушли, самый младший остался, чтобы исправить то, что они своим неведением сотворили. Остался он, рассказать спасителю, как мир устроен, и по какому пути людям надобно идти, чтобы душу взрастить. А еще… чтобы спасти спасителя, не дать его погубить Ироду — царю иудейскому.

Буров проснулся и недоуменно уставился в потемневший потолок. Он словно сам прошел долгий путь, обходя разбойников и зверей диких, и все для того, чтобы отнести злата родившемуся младенцу, чтобы тот мог вырасти и стать тем, кем стал. Вот она извечная роль славян — придти и помочь. Никто в мире не понял смысла рождения Христа, а волхвы разгадали. И нашли же! Прошли не одну тысячу километров, ориентируясь по звездам и внутреннему чутью. Помогли и ушли другим путем, чтобы не ссориться с Иродом и не выдать ему место жизни нового спасителя. Никого не прося, ничего не требуя. Пришли, дали денег и ушли, оставив учителя Христу, в результате помогли появиться новой религии, которая позже волхвов всех и уничтожила. Неужто не знали они об этом будущем? Знали. Но должно быть другого выхода не нашли…

Странный был сон, тягостный. Он словно рассказывал о том, какая была жизнь волхвов, мудрецов и ведунов русских. Как они мир вели и спасали. Весь мир рождество Христово справляет с подарками, а никто не знает, что традиция от волхвов пошла, от тех, что жили на территории Руси, ибо лишь они могли придти и подарить, не прося ничего в ответ.

А потом переврали всё, церковники рассказали, что волхвы пришли с Персии, и даже прах тех ходоков нашли и схоронили в кельтском соборе. Да только никогда не было волхвов в Персии, маги были, знахари были, а волхвов не было, потому что так называли идущих по пути познания только на Руси. Да и не звали в то время никого волхвами, славянское это слово, в нем свой смысл, о волшебстве говорящее. Уже тогда волхвов не любили за то, что правду они несли о мире, и рассказывали о правильном пути, который ведет к развитию души, ибо этот путь людей делает равными.

И не зря защитник и учителя оставили в земле чужой, если бы не он, то убил бы Ирод спасителя. Зря что ли всех младенцев в Вифлееме извел, кому в тот год не повезло родиться. Убил всех, а Христа не нашел, потому что увели его вовремя из Вифлеема.

* * *

— Вот не поверишь, командир, впервые за все мою боевую жизнь страшно стало, — Дронов жадно ел яичницу с ветчиной, чавкая и хмуро зыркая из-под густых бровей. — Меньше чем за сутки от команды из двенадцати человек половина в строю осталось и ладно бы в бою, а то противник не сделал ни единого выстрела. Ты говорил, что он спец, но так они не работают, это что-то другое. Я понимаю, задание превыше всего, за объект деньги платят, но с таким я еще никогда не встречался. Представь, трое погибло сразу, причем от нападения зверья, двое других, когда пришел странник в монастырь, где мы приготовили ему засаду, оказались тяжело ранены, причем сами себя постреляли за пару минут. А Бура — этого качка за сто пятьдесят килограмм весом этот спец стреножил за секунду, как кутенка и даже не вспотел, мой боец до сих пор в шоке, никак отойти не может, все бормочет про живого демона, которого увидел наяву…

— Как сами себя постреляли? — нахмурился Рык. — Не понял, изложи, да понятно, без мути твоей обычной…

— Так рассказывать надо с самого начала и не спеша, — вздохнул Дрын. — Иначе не поверишь.

— Ладно, — командир взглянул на часы. — Двадцать минут у тебя есть, постарайся уложиться.

— Попробую, — Дронов отставил в сторону с сожалением пустую тарелку и взял чашку с кофе. — Сначала все шло по плану: выдвинулись, взяли деревню и монастырь, закрепились, выяснили пути продвижения объекта, поставили на пути движения засаду из трех снайперов. Нормально?

— Вполне, — покивал Рык. — Рассказывай дальше.

— А все на этом, — Дрын скривился, словно съел что-то кислое. — По крайней мере, хорошее на этом закончилось. Снайпера разместились, а дальше началась чертовщина какая-то. Монах этот, настоятель мне под ухо бубнит, что не взять вам объект, его бог прикрывает. И точно, через несколько минут после того, как снайпера добрались до нужного места, поступает первый доклад, что одного из них кусает ядовитая змея.

— Змея? — командир недоуменно насмешливо уставился на наемника. — Откуда ей взяться в лесу? И зачем ей на твоего снайпера нападать? Он что, на нее задницей сел или наступил босой ногой?

— Если бы… — Дронов вздохнул. — Лежал себе тихо-смирно в укрытии, а она подползла и за руку укусила. Он ее, конечно, ножом на куски порубил, да только поздно было. Вакцины нет, до больницы далеко. Из леса с укушенным на плечах часа три выбираться, задание не выполнено. В общем, я принимаю решение, парню обеспечьте легкую смерть, чтобы не мучился, пусть отправляется в валгаллу — заслужил, а сами продолжайте ожидать объект.

— Логично, — кивнул Рык. — Дальше.

— Ребята стреляют парню в голову, собираются оттащить его в кусты, чтобы объект случайно не увидел и не насторожился, как тут из-за деревьев выскакивает огромный кабан-секач и рвет их на части, — Дрын выпил кофе, сморщился и показал официанту, чтобы принес выпить. — Конечно, мои ребята стреляли в скотину, но убить из пистолета не смогли, а автоматы за спиной были. Сначала одного кабан порвал, потом второму кишки выпустил, и на этом конец первого акта — засада уничтожена, направить людей для того, чтобы устроить еще одну не могу: ночь на дворе, в темноте по лесу не походишь. В общем — провал. Но странно все это, не находишь, командир? Змея, потом кабан…

— Ненормально, — согласился командир. — Впервые такое слышу, а я команды готовил не раз в экзотические страны — в джунгли, в пустыни, даже на высокогорье тибетское. По отдельности бывали и нападения диких зверей, и змеи кусали, но чтобы все вместе в одном флаконе, да еще в течение получаса, такого не происходило ни разу. Ладно, продолжай.

— Дальше, как положено по уставу: располагаемся на ночь, монахов под замок, людей распределяю по сменам, ложусь сам, — Дронов налил себе в фужер из графина сто грамм водки, но потом хмыкнул и попросил у официанта граненый стакан, плеснул на донышко водки и прикрыл кусочком хлеба. — Прости, командир, выпью за погибших ребят.

— Пей, — кивнул Рык. — Терять своих бойцов всегда тяжело. Я с тобой не буду, у меня важная встреча с клиентом, придется ему рассказывать вашу лажу.

— Пусть земля им будет пухом! — Дрын выпил и, закусив, мрачно продолжил. — Утром, до меня доходит, что раз объект как-то связан с монастырем, то монахи наверняка ему не безразличны. Вытаскиваю из подвала самого молодого брата и предлагаю ему сходить к объекту рассказать о том, что монастырь захвачен, а все монахи мои заложники, и у меня есть предложение обменять его жизнь на жизни многих. На успех, конечно, не надеюсь, но сама идея, согласись, неплоха?

— Так себе идея, — поморщился командир. — Ты знаешь, кто прошел горячие точки, тот на это не ведется, а объект там бывал не раз. У меня хоть информации о нем немного, но итак ясно, что выполнял он очень сложные миссии и во многих местах, возможно, мы с ним даже пересекались где-то или в соседях сидели.

— Я тоже так подумал, но решил рискнуть, — наемник налил себе еще стопку и выпил. — И, представь себе, выиграл — пришел в монастырь объект! А дальше опять начались непонятки, я троих надежных ребят поставил у калитки, думал, этого хватит, остальные рядом со мной — резервная группа. Объект стучит в калитку, я даю команду его запустить и тихо уничтожить. Сам начинаю выдвигаться к воротам. Правильно?

— Пойдет, — ответил командир. — Просто очень, но почему бы нет, иногда такие решения и самые верные.

— Вот-вот, и я так подумал, — Дронов вздохнул и налил себе еще рюмку. — Объект входит, парни начинают стрелять только не в него, а друг в друга, словно с ума посходили. Как они сами потом рассказывали, объект то исчезает, то снова появляется перед глазами, они стреляют, а вместо него попадают друг в друга, причем учти, ребята стреляные, сектора обстрела заранее для себя обозначили…

— Любопытно, — буркнул командир. — Что еще там было?

— Ребята говорят, что им тело не подчинялось, — неохотно проговорил Дрын. — Вроде двигаются, а все получается неправильно, и спотыкались и падали, и друг друга с ног сбивали. В общем, в результате огневого контакта, причем спец был безоружен, два мои парня оказались ранены, а Бура он сшиб с ног и связал. Как он это сделал, лично мне непонятно, мой боец ростом меня повыше будет, силищи в нем, как в быке, а странник сделал его, как ребенка, причем плечо ему вывихнул и ногу так, что он вышел из строя.

— Дальше, — Рык помрачнел. — Сказки какие-то рассказываешь, но интересно.

— А после этого все стало совсем просто, — Дронов налил себе еще водки, выпил и хмуро продолжил. — Объект снимает с моего бойца гарнитуру, и предлагает мне уйти из монастыря, обещает моих ребят поменять на заложников, а в случае отказа сообщает, что вызовет ОМОН из города, поскольку у него имеется спутниковая связь, и сделать ему это будет чрезвычайно просто. Причем говорит, что если откажусь, то мои ребята у него, а они при потрошении всю команду выдадут, и буду я бегать как заяц по всему миру, пока меня не поймают. Логично?

— Вполне, — скривился командир. — Видно, что этот мужчина настоящий спец, тебе до него как до Луны пешком — учиться и учиться, да и то не выучишься. Объект и головой соображает и действует логично, чего не скажешь о тебе. Продолжай…

— А дальше он говорит, — продолжил наемник. — Что уйти он нам по любому другому варианту нам не даст, поскольку контролирует единственный выход, и всех нас положит. И действительно, я об этом раньше как-то не подумал, но получается, что не я его, а он меня поймал в ловушку в этом монастыре. И что мне оставалось делать?

— Вариантов масса, — ответил Рык. — Можно было ребят по рации из деревни вызвать, чтобы они ему в спину зашли, можно было из окна спуститься по веревке, и его обойти.

— Из деревни ребят я мог вызвать, это правда, — сказал Дронов. — Да только незаметно они никак не могли до монастыря добраться, там овраг, его не обойти, а мост через него он видел и контролировал, да и рация у него наша была, так что и переговоры наши он бы услышал. Сам монастырь старый, стеной пятиметровой обнесен, все здания внутри, так что никуда из окна не вылезешь, да и стену не так просто преодолеть. Попробовать, конечно, можно было, только он мне времени на обдумывание не так много дал, если бы я не согласился, он бы ОМОН вызвал, а после этого никуда бы мы уже не делись, операция провалена. Он предлагал неплохой вариант, к тому же я решил, что мы его сможем потом достать…

— Понятно, — усмехнулся командир. — Сделал он вас по всем правилам войны. Дальше.

— А что дальше? — Дрын налил еще водки и выпил залпом. — Я принял его предложение, забрал ребят и ушел. А что оставалось делать? Сам же говорил, нам шум не нужен. А приедет ОМОН, стрельбы много будет, потом следствие начнется, а у объекта мои бойцы в плену, как их потом из тюрьмы вытаскивать? Да и половина команды из строя по-любому выведена, что происходит непонятно, как себя вести не знаю. Внутри появилось предчувствие: если не сдамся, хуже будет, всех там положу. Ребята, кто в контакт входил с объектом, говорят, что он не человек, а демон, вроде как только они такое могут…

— И кто это тебе сказал? — фыркнул командир. — Кто из ваших, неужели этот твой слон, которого он как мальчишку повязал?

— Бур и сказал, — вздохнул Дронов. — Выдал, что так быстро никто из людей двигаться не может, только демоны.

— Откуда он о демонах узнал? — усмехнулся Рык. — Неужели книжки читает?

— Читает, — Дронов налил себе еще стопку. — Он у нас грамотный парень, хоть и качок.

— Демон не демон, святой не святой, но объект колдун или знахарь, что-то вроде того, — командир встал. — Он приезжал сюда лечить одну девочку, и вылечил, так что точно что-то умеет. Ладно, отдыхай, восстанавливайся. Аванс оставь себе, раненым парням пригодится на лечение, будешь нужен, позову.

— А с объектом как? — спросил Дрын, наливая себе еще стопку. — Заказ аннулирован?

— С этим демоном, как ты его назвал, другие разберутся, раз ты облажался, — Рык пошел к двери. — Найду, кому это поручить, не ты один в руках автомат умеешь держать, такого люда у нас пол России.

— Да я бы и сам с ним посчитался, — Дронов выпил и закусил. — Давно меня так мордой в дерьмо не совали, неприятно очень, так что я готов.

— Во-во, — командир остановился. — Послушал бы сам себя. Бред какой-то несешь. Двенадцать здоровых парней с оружием не могут справиться с одним безоружным лекаришкой, хоть и бывшим спецом. В команде обстрелянные бойцы. Снайпера. И одного безоружного не смогли завалить. Засаду проспали, одного какая-то маленькая змейка укусила, двух других свинья порвала. А конец вообще смешной. Заходит знахарь, троих бойцов с оружием валит голыми руками, связывает, а потом еще и угрожает всей твоей команде. И самое смешное, все пугаются и тут же убегают. Ты вдумайся, Дрын, что несешь? Может, стар ты стал для таких дел? Если бы не наша дружба, я бы тебя за такое в расход пустил, потому что решил, что ты переметнулся к врагу.

— Но командир этот парень, действительно что-то может, — пробормотал мрачно Дрын, думая о том, что сегодня он напьется и очень сильно. — Он хороший боец.

— А вы кто? — Рык пошел к двери. — Пацаны малолетние? Вы бойцы, у вас ранения, у каждого не один десяток покойников на счету. И что?

— Как ты рассказываешь, командир, что-то совсем стремно получается, — опустил голову Дронов. — Но я честно все выдал, действительно, все так и было. Непростой он объект, не то с ним что-то.

— Не дуркуй! — фыркнул Рык. — Объект он и есть объект, за него деньги платят, он должен в земле сырой лежать, а не ходить по ней. Он что бессмертный? Или ангел с крыльями? Облажался ты, Дрын, вот и пытаешься оправдаться, да только смешно получается, как-то по-детски. Есть у меня нормальные парни, их пошлю заказ выполнить. А вы сидите со своей командой и думайте, как жить дальше будете, и кому вы теперь нужны?..