…Тяжек был день, вдвоем они обошли больше трех десятков домов, излечивая тех, кто нуждался в лечении, помогая уйти наверх тем, кому уже помочь было нельзя, и давали надежду тому, кому она была нужна. Роженице помогли разрешиться. Бедная уже вторые сутки не могла родить, устала, а ребенок не шел. Могла умереть и она, да и ребенок тоже. А повитуха только выла, да к новому богу взывала, но тот не отвечал ей ни словом ни делом. Не людская то была вера, княжеская, насильно ее народу дали, не помогала она никому. Батогами да копьями в нее загоняли, а руководили всем этим жрецы заморские, по-русски совсем не лопотавшие, болтавшие по-своему, по-гречески. Плохое время пришло. Мертвое. Мало осталось волхвов, но и уйти так просто нельзя. Вести надо люд к новой жизни. Новая вера совсем другое говорила, отворачивала люд от истины, учила, что не надо душу растить, а следует только на бога надеяться, мол все само придет, только терпи, а все для наживы и власти поганой. Плохая вера в темноту вела.

Только общими усилиями и удержали на самой грани роженицу, не дали уйти наверх. И ребенок родился, хорошенький, хоть и синий. И ему пришлось помогать, поскольку нужен был он миру. Пусть не сам, но через него должен был родиться новый человек, который поможет понять еще непознанное. Едва успели. Только ребенок начал плакать, а роженица улыбаться, как дверь избы распахнулась, и вошли княжеские дружинники. Недовольно повели очами пустыми и жадными, схватили волхвов за бороды и волосы и поволокли на улицу.

— Почто хватаете? — спросил Тихомир. — Ужель обидели кого? Или сотворили что непотребное?

— Иди, волхв, — толкнул его дружинник копьем. — Ужель не знаешь, что нельзя волхоньем заниматься. Грех это тяжкий, за него и ответите.

— Ты не по слову скажи, а по сердцу, — снова молвил Бажен. — Ужель мы поганое что-то сотворили? Мы никого не убили, наоборот новому человеку в мир придти помогли.

— Бабы без вас рожали, и будут рожать, — буркнул дружинник. — А ежели не могут, то на то воля божья, а вы против нее идете, за это князь наказывать велел. Сожгут вас на дворе архиерея, уже и дрова готовят.

— Ты подожди, страж, — молвил снова Бажен. — Если мы перед вашим богом виноваты, так пусть он сам нас накажет, вы то чего нас бьете.

— Князь сказал, что богу помогать надо, — ответил дружинник. — И это нам зачтется, когда наверх придем.

— Не зачтется, обман это, — снова произнес Бажен. — Как же может зачесться грех. Вам же бог ваш убивать и бить запретил.

— За дела наши князь с архиереем ответит, — буркнул дружинник, наливаясь злобой. — Мы люди малые, нам что скажут, то и делаем.

— Коли помогли родиться человеку, что ж в том плохого? — спросил Тихомир. Бажен угрюмо замолчал, готовясь к уходу. На смерть пришли, знали же. А не придти не могли, мир стал бы другим. Другой путь, другой итог. А куда деваться? Кто-то же должен вести. Новая вера ведет в пустоту, а как быть? Отказаться? Так бедствия придут, смерть и мор. — А ежели то была жена твоя или невестка, тоже дал бы им умереть?

— Не твое дело, волхв, — пробурчал дружинник. — Лучше молчи, а то прибью.

Замолчал Буров, да и говорить дальше не стоило. Пришли. Завели их в большой двор, высоким забором огороженный. Поставили на колени перед теремом высоким, богатым, со шпилем, на котором петух торчал. Вышел на высокое крыльцо архиерей, облаченный в золотые одежды, с посохом золотым, шапкой тяжелой соболиной, золотыми нитями расписанной.

— Смотри, смотри, — толкнул в бок Бажен. — Глядь, как богато живут.

— Так чего не жить богато, если всех десятиной обложили, — буркнул Тихомир. — Волхв живет с огорода своего, нельзя ему с людей брать, а этим можно, вот и живут богато. Но сказано же, что богатые душу теряют, вот он и стоит бездушный. Сам можешь глянуть. Почти ничего не осталось, одна оболочка, а то, что внутри, давно почернело от жадности и злобы. Лихие люди веру ноне новую несут. Выгодна она им. Им да князьям.

— А за то, что волхованьем занимались, смерть на костре, потому как колдовство это черное и лютое, — ударил посохом о крыльцо архиерей. — И всегда будет так!

— Думай, что говоришь, — сглотнул нервно Бажен. — Что черного в том, что дитяти помогли родиться? Совсем разум потерял в золоте своем или не имел его совсем? Дурак что ли?

— А зачем ему ум? — вздохнул Буров, с тоской глядя на небо. Умирать то кому хочется раньше времени? — Церковникам думать не надо, у них на все про все бог новый думает. Гнилая вера, куцая, не дает развития духу светлому. А вот нам думать приходится и крепко. Мир же на Земле не заканчивается, он дальше продолжается. Там много чего есть, только эти букашки думают, что они главные в большом мире, а на самом деле мертвые они и уже давно. Нет их…

— Всех сжечь!!! — завизжал архиерей, грозно топая на крыльце и молотя посохом по челяди, нечаянно приблизившейся к нему. — Пусть горят! Всех в ад!

Быстро их привязали к столбу, вкопанному посередине, видать не впервой сжигали здесь, раз все приготовлено для смерти лютой. Уже и вязанки с заранее приготовленным хворостом поволокли от ворот, и полешки от поленницы.

— Уходить пора, — вздохнул Тихомир. — Попрощаемся, братец. Встретимся теперь уже там среди звезд.

— Негоже, владыко, отправлять живого человека в огонь! — закричал кто-то из толпы. — Они же ничего дурного не сотворили, наоборот, женщину спасли, роженицу, и ребенка вытащили на свет.

— Заступаетесь? — взвизгнул архиерей, недобро щурясь на бояр. — Видать, сами к их чародейству прибегали? Бога забыли! Сами в ад хотите? А ну как щас отлучу от церкви!!! Куда пойдете? К безбожникам? К язычникам? Столбам своим рубленным языческим молиться станете?

Бояре испугались и отступили, а Бажен усмехнулся.

— Вот видишь, как их учат? Слова вольного не дают сказать. Ну да прощай, брат. Авось встретимся там наверху.

— Знаю точно, что встретимся, — ответил Буров. — Не может быть иначе.

— Прости меня брат за мысли кручинные, — вздохнул Бажен. — Да не мог иначе, уж, больно страшно, а вдруг не получится? Хоть и знаю, что случится, а все равно дрожь бьет до жути. Ты первый иди, я за тобой. Пойду по светлому следу, авось не заплутаемся.

— Авось, — Тихомир закрыл глаза, готовясь. — Не бойся. Смерть не страшна, жизнь гораздо боле люта.

Огонь уже разгорался. Ярко горел хворост, весело потрескивая сучьями, обильно политый маслом. А наверху их ждало небо голубое, стылое, с солнышком как раз посередке.

— Иду! — Буров ушел в себя, проверил, готов ли? Выдохнул облегченно. Сможет, сила есть. — Прими нас небо! Жизнь моя, прощай…

И вспыхнул ярко огонь, и тут же взметнулся вверх сноп брызнувших искр прямо в небо, а вместе с ним и Тихомир поднялся. Высоко искры вспорхнули, сажен на пятнадцать, и опали. А затем и второй сноп искр в небо пошел, Бажен поднялся.

— Чудо божественное явилось! — молвил один из бояр. — Смотрите, волхвы сами в небо ушли, как Христос видать, святыми были!

— Молчи, дурень, — буркнул второй. — Гляди, как церковник на нас косится, надулся, красный весь от злости. Как бы самим на костер не попасть, только мы не вохвы, нам на небо не уйти…

Вечером архиерей сам своим посохом пепел ворошил, искал кости волхвов. Не нашел. Сердился очень. Заставил тех, кто хворост принес, батогами бить. Потом приказал обо всем, что произошло, молчать. А кто скажет, грозился от церкви отлучить. Никто ничего не сказал, хоть дивились сильно…

От своего тихого стона Буров и проснулся, больно было внутри, живот скручивало словно половую тряпку, а голову словно стягивал невидимый жгут, да и ноги словно огнем жгло. Пришлось в душ идти, холодной водой обливаться, после чуть легче стало, спокойнее. По телевизору обсуждали нападение ворон на сотрудников охранного предприятия «Витязь». В больницу попало восемь человек, четверо лишились по одному глазу, один обоих. Трое погибших. Хорошо, птицы ему помогли, иначе бы убили его вороги лютые. Вороны птицы ушлые, клюют в первую очередь в глаза, оттого их собаки боятся и кошки. А уж стая может любую живность забить, и человека тоже.

Тихомир выключил телевизор и посмотрел в окно. Вечерело. Надо было ложиться спать, чтобы завтра поутру отправиться домой. Закончено дело. Он все сделал, что хотел. Комбинат продал. Девочку с бабушкой отправил за границу. Тиха за ними присмотрит, а заодно сама отдохнет. Вот теперь еще у них денег прибавилось, смогут себе дом купить, да и все, что захотят. Обратно возвращаться им не нужно, у них и там будет все, что захотят. Так что получилось правильно, хорошо, только что-то внутри мелко так подрагивало, словно чего-то не учел. А что мог забыть? Главное, комбинат сбросил, больше смерти Насте никто желать не будет, потому что не у дел она. А вот его могут попробовать убить. Григорий наверняка обиделся на то, что он остался жив, да и его подельник Петр. Вряд ли генералы переживают, что их люди пострадали, для них это просто расходный материал, а вот то, что деньги не сумели обратно забрать, это для них обидно, для них смысл жизни в этих пустых бумажках.

Буров грустно усмехнулся. Вот родился человек, начал свою жизнь, живет долго, а потом умирает довольный, обложенный пачками специально изготовленной бумаги с водяными знаками, с перекрученной, убитой душой. Никого не любил, ни с кем не дружил, для души ничего не приобрел, наоборот все потерял. Кому нужна пачки вощеной бумаги перед смертью? Нужны друзья, любимые люди, которые проводят и глаза закроют, чтобы умирать легче было, спокойнее, приятнее, а не куча нетерпеливых родственников, которые собрались у тела, чтобы начать свои свары за деньги, как шакалы за мертвое тело. Глупость какая-то. Раньше люди дома оставляли своими руками рубленные, вещи самим сделанные, которые несли в себе отпечаток души, а теперь все машины делают, не стало в вещах тепла, да и в людях оно пропало. В оны дни мастера ценились, а сейчас воры, да мошенники — дурное время, тягостное, мертвое, и люди вокруг с мертвыми душами, живущие в последний раз. Победило зло все-таки, как ему не противились.

Буров походил по комнате, спать не хотелось, да еще в памяти осталось память от боли от того, когда жгли его тело. Он посмотрел в окно на мертвый город и снова включил телевизор.

Миловидная дикторша рассказывала о том, что умер Березовский. Покончил жизнь самоубийством. Повесился на шелковом шарфе в ванной своего особняка в городе Виндзор английского графства Беркшир недалеко от Лондона. Серый кардинал, обманувший миллионы людей. Человек, устроивший войну на Кавказе, заработавший на чужой крови миллиарды. Тот, кто обманом, чужими смертями и разрушенными судьбами целого государства сколотил свое состояние, взял да и покончил жизнь самоубийством.

Вот так и получилось, единственное, что ценил этот ужасный человек были деньги. И когда их не стало, ему оказалось незачем жить. Ну не смешно ли жить ради никчемных бумажек? И потеряв их, решить, что лучше всего умереть? При этом, умирая, разрушить душу самоубийством, окончательно лишив себя даже мизерного шанса на перерождение. Правда, у него и этого шанса не имелось, поскольку душа уже умерла. Он же всю жизнь ее убивал, предательством, подлостью, жадностью, злобой к другим.

И такие бездушные люди ныне правят этим миром, они даже не понимают, как все устроено. Даже не догадываются, да и не хотят, потому что ни к чему им это, им ближе пустота и животные инстинкты. И они ведут людей. Куда приведут, к чему? К смерти лютой без надежды, к жизни пустой без цели и смысла. К погибели всеобщей, к апокалипсису? Потому что животные убивать любят? Как случилось, что верх взяла пустая вера и пустые люди? Почему князья отказались от волхвов, которые и совет добрый давали, и людям помогали? Когда у власти волхвы были, которые смотрели в будущее, то предупреждали от глупостей, показывали правильный путь. И сильной тогда была Русь, мощной, богатой, независимой, никто не мог ее покорить. В руках рыба водилась, в лесах звери обитали, люди в города не стремились, жили вольной, спокойной жизнью. Достаток был у всех. Не было ни у кого ни зависти, ни злобы.

Но захотелось князьям большей власти, чтобы глупости свои творить и ни перед кем не отвечать за это, вот и призвали новую религию, которая и привела к тому, что видит он за окном — к пустой и бессмысленной жизни. И живут глупо и умирают в страхе люди, без веры и надежды. Исчезает понемногу мир, гибнет от своей бессмысленности, оставляя за собой вырубленные леса, испоганенные земли, на которых ничего не растет. А города заполняет множество людей, которые не понимают для чего и зачем живут. Все на смерти создано, на убиении и уничтожении, люди согнаны в мегаполисы, где плохо живут и скверно умирают. Не может это длиться вечно.

Новый мир растет на обломках, пробивая старое насквозь, хоть не дают появиться правильному, нужному, стараются убить в зародыше. Возродится Русь, новый союз выстроит, еще сильнее прежнего станет, расцветет и поднимется, в то время как другие страны будут падать и рассыпаться, потому что нет в тамошних людях веры и понимания, внутри лишь пустота и горечь.

Не понимают, что в России душа мира, от нее придет в новый мир спасение, и спаситель новый придет, о том еще Нострадамус писал и другие пророки. Не разумеют. Да и не могут понять, потому что живут одним моментом, будущего не ведают, прошлого не помнят. Без души мир тюрьма.

Нельзя Россию обижать, обратно все вернется. Она — ось мира, это еще древние волхвы говорили. Русь поднимается, и другие страны вверх растут, ей плохо, и к остальным беда приходит. Это как весы. Все уравновешивается. Развалили Союз. Радовались. Ордена друг другу на грудь вешали за победу в холодной войне. А теперь за голову хватаются, то одна проблема вылезает, то другая. А главное, смысл потерялся. Раньше он был в том, чтобы Россию свалить, поскольку жила она по другим законам. По законам волхвов. Душу развивала. Люди друг другу улыбались, любили, относились друг к другу без злобы и обмана.

Уничтожили, развалили, превратили в свое подобие… А теперь в чем главная цель? Сами свой мир разрушали, только не понимают этого. Такие правители. И во все времена такие были, только на Руси правили мудро, потому что в княжеском совете волхвы были. Ни одно решение не принимали, в будущее не заглянув. Тогда расцветала Русь. И народ жил сытно, и страна сильна была так, что боялись с ней пришлые связываться. Разрушили силу князи, чужую религию приняли, чтобы только волхвов изгнать, от власти отлучить, с той поры Русь лишь и вылезает из одной ямы, то из другой, куда правители свои да чужие загоняют, потому что не видят пути. Но вылезает и будет вылезать, потому что в России душа мира, без нее пустота и смерть всем живущим.

Он поужинал капустой и яблоком, потом снова лег спать. На этот раз обошлось без тяжелых снов, тихо спал, даже посредине ночи, когда еще до конца не проснулся, дотянулся до Англии, нашел там Настю, подкачал ей энергии через оберег, заодно проверил Тишу и Антонину Петровну, которые находились рядом. Тане послал хороший сон, а старушку немного подлечил: у нее печень разыгралась, видимо, от иноземной пищи, потом снова заснул.

Утром проснулся свежий, энергичный. Принял душ, собрал рюкзак, вышел из дома, добрался до метро и поехал на вокзал. А через пару часов уже спокойно лежал на второй полке в купе и смотрел, как мелькают пейзажи за окном.

Он спал, ел, смотрел в окно на мелькающие деревья и пожелтевшую траву, потом ложился на полку и бродил по астралу, благо, больше заняться было нечем. Смотрел, как складывалась жизнь в Лондоне и женщин. Там все было нормально. Настю устроили на курсы английского языка, чтобы подготовить к школе. Для жизни сняли небольшой дом на окраине столицы. Ходили по магазинам, одевались, знакомились с реалиями местной жизни, наслаждались свободой и тем, что дают деньги. Ждали его. На одной из долгих остановок Тихомир отправил СМСку Тише, в котором кодом написал, чтобы они легализировались и жили спокойно, опасность устранена. Через пару минут получил обратно ответ, в котором Таня спрашивала, когда он приедет? Пришлось написать, что пока не сможет, но если станет опасно, то обязательно появится. На этом переписка закончилась. Зачем ему ехать к ним? У них и без него хорошо, а жить за границей он не сможет, по-другому устроен, да и для развития души вряд ли тамошнее житье полезно. Домой, только домой, там огород, банька, ручей… тихо и хорошо…

* * *

Антон Петрович сидел в своем кабинете и думал о том, как все у него в последнее время плохо складывается. Плохо все сложилось, скверно. Сама идея была замечательной, а вот реализация как всегда подкачала. Трудно найти сейчас хороших исполнителей. Вот вроде Берсев и из конторы солидной, и мастер устранять нежелательных конкурентов, а в деле Груздева облажался по полной программе. Нет, прежнего компаньона он прикончил, тут вопросов нет, мастерски убил, ни одна собака не подкопается. И врачебное заключение имеется, что умер тот сам во сне от сердечного приступа. И никто не сомневается в том, что здоровье мэра подкачало. Да только ради чего все делалось? А для того, чтобы комбинат забрать. И как его сейчас взять? Где бумаги? Куда все пропало? Где Настя — дочка Груздева и его мать? Где находятся нужные бумаги, как их теперь найти?

И помешал-то какой-то жалкий человечишка из глуши, приехал и все испортил. И девчонку не дал убить, а теперь вообще ее куда-то увез. Да и сделал все настолько мастерски, что никто не знает, куда они подевались. Ведь и аэропорты сторожили, и вокзалы, и на дорогах посты стояли, да только напрасно все — исчезла старушка с внучкой, и странник с ними. А перед тем, как пропасть, обнаглел до того, что предложил ему, Быкову долю Груздева продать. Кому?!! Да он уже столько денег вбухал на то, чтобы все бесплатно забрать, что это предложение выглядело как издевательство, да таковым оно и было. Наглец! И куда он теперь с этими бумагами? Сам будет пользоваться? Так все равно придется идти на поклон к нему, к Антоше Быкову. Потому что никто этот комбинат покупать не станет, люди знают, кому он на самом деле принадлежит, кто на нем рулит и бабло себе делает.

Так что комбинат все равно со временем к нему перейдет. А как иначе? Страннику этому светиться с Груздевскими бумагами нельзя. А со временем найдутся копии, которые можно будет переделать, и все станет так, как нужно, и комбинат по справедливости станет принадлежать его истинному владельцу. Только вот сейчас все непонятно, зависло в невесомости, и неизвестно, что делать?

— Антон Петрович, — неожиданно послышался по селектору голос секретарши. — Тут к вам человек на прием просится.

— Что за человек? — поморщился Быков. — Чего ему надо? Я занят. Принимаю только по важным и срочным делам.

— Он говорит, что вы его примете, потому что у него для вас важное известие от какого-то странника, — секретарша вздохнула. — Я говорила ему, что вы с таким незнакомы, но он не слушает.

— Пусть зайдет! — буркнул Антон Петрович. — Сам с ним переговорю.

— Здравствуйте милейший, Антон Петрович — дверь кабинета открылась, и внутрь вошел невысокий человек в сером, неприметном костюме. — Вот именно так я вас себе и представлял — солидный, уважаемый человек, бизнесмен. А у меня для вас очень выгодное деловое предложение имеется.

— Какие дела у вас со странником? — спросил недовольно Быков, уже предчувствуя неприятное продолжение. Наверняка будет предлагать бумаги Груздева. Неужели странник их скинул, но как? Почему он об этом не знает? — Что вам нужно? Кто вы? Представьтесь…

— Вам, правда, нужно мое имя? — человек улыбнулся. — Ну, если вам так хочется его узнать, то спешу вам сообщить, что зовут меня терминатором, так и друзья называют и враги…

Быков вздрогнул. Это имя ему было знакомо. Так звали известного рейдера. Говорили, что у него схвачено все правительство до самого верха, и не только оно. И если терминатор брался за кого-то, то шансов на выживание у него не оставалось, буквально через пару месяцев предприятие меняло хозяина, причем, всегда по закону — или из-за смерти владельца, с которым обычно происходил несчастный случай, или из-за продажи какой-нибудь подставной фирме, причем за мизерные деньги.

— Вы как-то можете это доказать? — спросил Антон Петрович внезапно осипшим голосом. — Что вы тот самый терминатор?

— Конечно, могу, — терминатор открыл портфель и подал ему пачку документов. — Думаю, этого вам будет вполне достаточно.

Одного взгляда Быкову хватило, чтобы понять, что у терминатора на руках находились те документы, которые он так старался достать. Бумаги Груздева о его правах на комбинат, точнее на пятьдесят один процент. У Антона Петровича было чуть больше тридцати, остальные акции были у мелких владельцев, число их было большим, но понятно, что к управлению комбината их и близко не подпускали. У него внутри все обмерло, самый страшный вариант, о котором он даже не хотел думать, сбывался прямо на глазах. Он не хотел в это верить, не хотел и все!!!

— Вы уверены, что это подлинники, а не фальшивка? — спросил Быков. — А то бывает разное в большом бизнесе, и обманы и подмены…

— Конечно, — кивнул серьезно терминатор. — Эксперты внимательно все изучили и выдали свое заключение, вот оно.

Посетитель подал еще одну бумагу, одного взгляда на которую Антону Петровичу хватило чтобы понять, что он попал в очень неприятную ситуацию. Странника бы он кинул и убил, не задумываясь, но с терминатором следовало быть очень осторожными. Если этот знахарь из глуши передал бумаги на комбинат ему, то он уже ничего не сможет сделать. Впрочем, вряд ли тот что-либо передавал… Наверняка, странник уже лежит в сырой земле, а терминатор получил все за бесплатно, и теперь он кинет и его, Антошу Быкова, и всех акционеров. Это уже не беда, это катастрофа!!!

— Поздравляю с приобретением, — криво улыбнулся Быков. — И что вам нужно от меня?

— Поскольку вы причастны к кое-каким темным делам, в результате которых у нас оказались эти бумаги, мы решили предложить вам продать ваш пакет акций нашей фирме за четверть рыночной стоимости, — проговорил терминатор. — Поверьте, это очень хорошее предложение.

— Вы что охренели?! — спросил осипшим голосом Антон Петрович. Сейчас он как никогда вдруг понял, что испытывали те люди, которых он когда-то кидал. — Я продам свои акции только по биржевой стоимости, и то, если я решу их продать, пока у меня такого желания не имеется.

— Вы уже решили нам продать эти акции, просто еще не поняли, — мягко улыбнулся терминатор. — Нас просил странник, чтобы мы вас наказали, и, посовещавшись, мы с компаньонами решили, что для вас будет самым справедливым потерять то, ради чего все затеяли, то есть сам комбинат.

— Не на того напали! — выкрикнул Быков. — Здесь вам не Москва, здесь мы живем по закону, есть прокуратура, справедливый суд, тут вам ничего не светит…

— Неужели? — рассмеялся терминатор. — Как это мило, как приятно такое слышать… Не стоит звать черта, не успеете оглянуться, и он тут! Поверьте, не стоит правоохранительные органы упоминать, когда идут переговоры…

— Уходите немедленно, или я вызову охрану! — сказал Антон Петрович, наливаясь кровью. — А после этого многое может случиться, вдруг вы захотите оказать сопротивление или еще что-то…

— Пугаете? — покачал головой терминатор. — Ой, как нехорошо. Но если желаете, чтобы я ушел, я уйду, только предупреждаю сразу, вы делаете большую ошибку.

— Как-нибудь без вас разберусь, что и как я делаю! — фыркнул Быков, успокаиваясь. В конце концов, у него тоже есть знакомые, и здесь, действительно не Москва. Москвичей в провинции не любят, в обиду его не дадут, зря что ли он платит и прокуратуре, и полиции? — И в городе тоже не советую вам оставаться, мало ли что бывает. А что касается этих бумаг, то они являются подделкой, у нас такое никто не примет.

Терминатор уложил бумаги в портфель и зашагал к двери.

— Думаю, скоро увидимся, — улыбнулся он, закрывая дверь. — Я оставил на столе свою визитку, звоните в любое время. Кстати, вы только что сделали большую ошибку, и скоро у вас появятся большие проблемы, очень скоро.

— Как же, позвоню я тебе, — буркнул Антон Петрович, глядя на белый плотный прямоугольник, на котором было написано только: «Терминатор», и номер телефона. — Сейчас я сяду на самолет и улечу куда-нибудь в теплые края, и ищите меня. А без моей персоны ничего вам у меня не отобрать. Я вам не мальчик какой-нибудь, у меня давно все схвачено.

Он достал из кармана телефон, но неожиданно дверь кабинета распахнулась, и в нем сразу вдруг стало очень тесно от множества людей. Люди в штатском отобрали у него телефон, показали какую-то бумагу, на которой было написано — «Ордер». Быкову внезапно стало плохо, в глазах помутнело, сквозь вату в ушах он услышал.

— Господин Быков, вы обвиняетесь в убийстве господина Серегина Андрея Ивановича, а также Иванова Петра Федоровича, кроме того в мошенничестве с ценными бумагами, всего в обвинении насчитывается двадцать пунктов, полностью его вам зачитает следователь…

— Да я вас всех сгною! — выкрикнул Антон Петрович, но его никто не слушал, два неприметных человека ловко подхватили его под локотки, надели на руки наручники и повели к двери. — Я позвоню прокурору, в ФСБ!

— Не надо звонить прокурору, — усмехнулся один из людей в штатском. — Вы его скоро сами увидите, он к вам обязательно придет на допрос, и в ФСБ не надо звонить, мы уже здесь…

* * *

Его избушка стояла на том же месте, ничего не изменилось, чурбачок, которым он прикрывал дверь, не сдвинут. Чужих следов не видно. Никто не ходил на его территории, даже на огороде ничего не изменилось, хоть он и просил игумена, чтобы за ним присмотрели. Но не сделали, то ли времени не нашли, то ли саму избушку. А работы на нем много, все заросло сорняком, уже осень, пора собирать урожай. Капуста, картошка, хрен, чеснок, лук, да много чего выросло — кормилец же, все на нем растет.

Странник протопил баньку, напарился вдосталь, потом окунулся в холодный ручей, и почувствовал, как становится мягче кожа, как расслабляется тело, как приходит в себя, как напряжение последних дней уходит под воздействием пара. Жизнь снова становилась простой и понятной.

Он сходил на огород, немного пополол, набрал овощей: репы, моркови, лука, сварил из этого на летней печке овощную солянку, спокойно поел, глядя, как солнце скатывается за далекие деревья. Внутри разливалась тихая спокойная благодать, все внешнее уходило, остался только он один и звезды, смотрящие на него сверху. Заснул он сразу, и приснился ему очередной сон.

Тихомир сидел на скамейке и слушал старшего волхва, да и он сам был юн, это было видно по его худым рукам и малому росту.

— Этот мир мудрен, — молвил старый волхв. — А почему? Потому что создан богом. Спросишь, для чего? Я отвечу. Богу тоже иногда бывает скучно. Однажды он появился в пустоте и задумался над тем, как ему жить дальше. Думал, думал и решил создать себе собеседника, чтобы было с кем поговорить. Подумал и начал создавать. А как? Спросишь ты. И ответ тебе не понравится. Нельзя создать подобное богу быстро, потому что нельзя вырастить дерево из семени за один день. Всему есть время, и всему есть предел. И бог может получиться только из разумного создания, из существа, которое день за днем ищет ответы на свои вопросы, и находя их, становится постепенно мудрее. И за одну жизнь сие не получается, обычно требуется пять-шесть, иногда десяток. Все зависит от исходного материала, потому как не все одинаково разумны. А почему? — Спросишь ты. — Мы неодинаковы. Я отвечу, потому что разумные получаются из неразумного. Разум не может появиться сразу, ему нужна основа. А где ее взять? Вот и создал бог траву и деревья, а потом животных и птиц, а уж потом человека, чтобы было ему, где бродить, за кем наблюдать. И начал человек свой путь к богу. Трудный это путь, каждое перерождение это лишь маленький шажок по пути разума. Долга дорога к богу, немногие ее пройдут, а те, кто дойдут до конца, станут другими. А еще ты спросишь — почему мы такие разные? И ответ прост — потому что богу нужны собеседники, а не свое отражение. Мы вырастаем разными, потому что он так захотел, да и глупо, согласись, общаться со своим отражением, гораздо интереснее, если получается нечто другое…

— И какими мы станем в конце пути? — спросил Тихомир. — Всемогущими? Всезнающими богами? Настоящими?!!

— Если бы, — вздохнул волхв. — Огромен мир, чтобы познать его, требуется много времени, а где его взять? Боги хоть и бессмертны, но и им требуется время, чтобы осознать все. Не всемогущим станешь, но могущим. Не всезнающим станешь, но понимающим, ибо часто нужно не знание, а понимание, как все устроено. Труден путь, долог. И надо людей вести по этому пути, иначе скатятся они обратно в свое звериное начало, потому что так легче. Умным человек становится от нужды, а разумным от великой нужды. Не происходит все само собой, дух животный сильнее человеческого. Не получается все просто, нужное приходит всегда лишь через труд. Поэтому волхв должен трудиться, питаться тем, что сам вырастил, и тем, что люди дадут за лечение. Иначе нельзя. По-иному он вернется в пустоту. Туда, где люди подобные животным грызут друг друга. Где сила важнее разума. Где нет предела зла. И придет тогда тьма, и разольется она повсюду. И новый мир начнет искать свет. А где его взять, если светлые ушли?

— Когда ушли? Куда ушли?

— Куда и ты уйдешь, когда придет время…

Буров проснулся от звука собственного голоса, то ли от стона, то ли от вопроса, заданного в пустоту. Опять странный сон о волхвах. Почему они снятся ему? Что или кто хочет ему сказать что-то?

Солнце только поднялось из-за деревьев. Тихомир вышел на крыльцо, глянул на висевший над поляной туман, зябко поежился и помчался к ручью. Вода была холоднее, чем обычно, а может он отвык. Так или иначе выскочил он из воды как ошпаренный и помчался обратно готовить себе завтрак. Понемногу тело разогрелось и стало хорошо. Он попил заваренного с вечера травяного настоя и стал думать о том, как ему жить дальше. Конец августа. Самое время заготовок, а он большую часть времени провел в городе. Придется наверстывать. А что туман, так это хорошо, грибы будут. Надо собираться. Буров натянул камуфляж, берцы, вытащил большую корзину и отправился в лес. Места ему были давно известны, деревенские сюда не ходили, поэтому все грибы были его. Он набрал сначала одну корзину, потом вторую. В основном рыжики попадались, волнушки да лисички, груздя было мало, но ему еще и не время, позднее будет, когда холодные октябрьские туманы пойдут.

Остаток дня он провел за мойкой и чисткой грибов. Часть разложил на просушку, часть засолил в старом бочонке, часть пожарил, чтобы поесть. И уже вечером, когда устало сел на лавку, внезапно сдавило сердце. Это был знак. Что-то должно было произойти. Плохой знак, он предвещал опасность. Ну, тут уже ничего не поделаешь. Жизнь такая штука, пока живешь, всегда что-то происходит, это мертвым спокойно, у них все позади. Тихомир проверил своих стражей. Прошло много времени, одни упали со своих мест, другие не могли видеть из-за поднявшейся травы, третьи просто перестали работать по неизвестной причине. Что ж, на завтра снова есть работа — идолов своих поднимать, да на дежурство ставить, а сейчас пора спать. День прошел, исчез, оставив после себя только легкую грусть об уходящей жизни.

Утром он снова помчался по сырой траве в ручей. Когда выскочил из ледяной воды долго и с чувством матерился, ощущая, как тепло поднимается изнутри, поднимая настроение. Странник поел сваренной еще вечером каши и отправился к своим стражам. Солнце только начало подниматься над туманным лесом, но уже было все хорошо видно. Утренний осенний лес он как сказка, красив и странен: желто-красная листва, желто-зеленая трава, повсюду мазки ярких красок, а над всем этих бледно-синее стылое небо.

Каждого стража странник снова помазал капелькой своей крови, поднял так, чтобы он мог видеть как можно больший участок леса, силу свою влил. Потом на всякий случай сделал еще с десяток идолов, на этот раз не заморачиваясь с внешним обликом, просто вставляя кусочки стекла в сучья, а то и ветки. Правда, кровью все равно пришлось мазать, иначе, он не ощущал этих стражей с собой как единое целое. После этого сделал пару лёжек, набросал в них срезанных сосновых веток, а затем начал ставить капканы на людей. Не хотел ставить, а пришлось. Чувствовал, что снова придут его убивать. Ему придется защищаться, а как? Убивать не хотелось своими руками, плохо это для души. Приходилось делать что-то такое, чтобы калечило бы незваных пришельцев без его участия.

Делать капканы было просто: отвернул ветку, закрепил ее сплетенной из коры веревкой, и привязал к колышку. В итоге получалась растяжка, в которой вместо гранаты работает гибкая ветка. Убить, конечно, не убьет, но ноги поломает — лишать жизни он никого не хотел, нельзя ему, а защищаться можно. Он перекрыл капканами лощину потому, что именно отсюда ожидал нападения, затем оборудовал все обходные тропинки, причем старался ставить так, чтобы звери не пострадали. Конечно, настолько, насколько это возможно. Впрочем, зверье более осторожно, да и реакция у них лучше, чем у людей, так что не должны попасть.

В итоге Тихомир провозился весь световой день и пришел домой, когда уже вовсю светила полная луна. Это было красиво, он простоял минут десять, глядя в небо и наслаждаясь виденным. Было в этом небе что-то умиротворяющее, заставляющее задуматься над жизнью и над тем, что он здесь делает. Буров повздыхал, почувствовал, как становится зябко, как влажный сумрак укутывает лес ночным туманом и пошел спать. Перед сном поел сырых овощей с хлебом, что доставило ему немалое удовольствие. Усталость, вкусная еда — именно это заставляет остро чувствовать жизнь.

А завтра наступит новый день, он будет другим, и прекрасно то, что дни не походят друг на друга. Значит, есть надежда, что завтра все будет иначе, и возможно уйдет эта щемящая грусть и неизвестно откуда взявшаяся предсмертная тоска.

* * *

Берсев зашел в знакомый кабинет, в котором почти ничего не изменилось, но за столом сидел совсем другой человек. Для него это стало неожиданностью, с последнего разговора с Быковым прошел всего час. Он даже на мгновение растерялся и разозлился на секретаршу, которая могла бы и предупредить о том, что вызывает не шеф, а кто-то другой, и непонятно по какому вопросу.

— Проходите, Влад Андреевич, садитесь, — улыбнулся человек за столом. — Мое имя и фамилия мало что вам скажут, общественности я больше известен, как терминатор — так меня называют мои враги, и основание у них для этого есть.

— Терминатор? — Берсев вздрогнул от страха. Он знал, кто такой терминатор, и что за силы стоят за ним. Этот человек был почти всемогущим, он мог убить, мог лишить всего, и ему ничего за это не будет, потому что прокуратура, суды, полиция, да и куча спецслужб были на его стороне. Его поддерживали в правительстве, и даже президент смотрел на его делишки сквозь пальцы. Ему не хотелось с ним говорить, но и молчать опасно, надо было что-то отвечать. Если этот очень опасный человек с ним разговаривает, значит, он ему нужен для чего-то. — А где Антон Петрович?

— О своем бывшем шефе не беспокойтесь, — улыбнулся терминатор. — Сейчас на него заведено уголовное дело, и следователь с ним плотно работает, думаю, в результате он сядет очень надолго, если не примета наши условия или не найдет для нас какой-то другой более выгодный вариант. А чтобы решить вашу судьбу, мне требуется прояснить кое-какие моменты. Например, нас очень заинтересовала странная смерть Груздева. Правда, что это вы его так? Вас же шаманом зовут именно за такие дела?

— Мэр умер ночью от остановки сердца, — пробормотал, побледнев, Берсев. — Такое заключение дали врачи.

— Мы знаем об том, что написано в справке о смерти, — усмехнулся терминатор. — Я спрашиваю вас о другом. Это ваша работа или нет? Если это сделали вы, то будете нам интересны, и мы начнем с вами сотрудничать, а если нет, то отправитесь вслед за Быковым в следственный изолятор — грешков за вами числится достаточно, чтобы сесть пожизненно. Итак, спрашиваю в последний раз, это ваша работа?

— Да как вам сказать… — шаман лихорадочно размышлял о том, что ему отвечать. Антона Петровича арестовали. Мог ли тот его обвинить? Несомненно мог. Чтобы себя спасти, он готов на все. Что он может рассказать? Многое. Если вспомнить, как они вместе поднимались, то наберется вполне достаточно, чтобы его расстрелять. Но смертная казнь в стране заморожена, значит, пожизненное заключение. Признаваться или нет? Если признается, то будет интересен терминатору. Для чего? Непонятно. Чтобы убивать других? Запросто. Но он же может использовать его слова против его же самого. А что если ему нужно признание, чтобы его убить? Может он друг Груздева? С одной стороны он ему немного помог попасть на небеса, с другой стороны тот умер сам, он только создал ему такие условия. Никто не сможет доказать, что он имеет к этому хоть какое-то отношение, а ни одна сущность разговаривать с людьми просто так не будет, тем более на такие темы. — К его смерти я имею косвенное отношение…

— Смелее, Берсев, — хмыкнул терминатор. — У меня мало времени. Сейчас моя команда работает с документами этой фирмы, думаю, накопают достаточно, чтобы посадить Быкова надолго, а заодно и вас. Мне не нравится ваша нерешительность, я уже начинаю думать, что вы ненужный нам человек.

— Груздева убил я, — обреченно выдохнул Влад. — Я использовал один старинный обряд из черной магии. Сделал это по приказу Антона Петровича. Не думаю, что вы сможете доказать мое участие в этом деле законным способом.

— Законно можно доказать все, что угодно, — пожал плечами терминатор. — Все зависит от желания власти. Если не хватит законов, можно придумать новые, такое обычно и делается. Что ж, если это сделали действительно вы, то нам интересны. Но нам нужно подтверждение ваших слов. Я сейчас дам вам фото человека, и если в течение трех дней он умрет во сне от остановки сердца, то мы примем вас в свою команду. Поверьте, вам понравится с нами работать. Платим мы очень хорошо. Переедете в Москву, станете жить припеваючи. Итак, что вы нам ответите?

— Я постараюсь, — ответил Берсев, беря фотографию. Лицо на ней он узнал сразу, это был один из известных бизнесменов в стране. — Трех дней мне должно хватить.

— Вот и хорошо, — покивал терминатор. — И еще… мы, конечно, здесь все подчистим, но нельзя оставлять лишних свидетелей, а поскольку вы теперь в моей команде, то это значит, что Быков должен умереть. Сможете это устроить?

— Так как с Груздевым не получится, — покачал головой Влад. — Есть у Антона Петровича защита, которую я сам же ему и поставил, кроме того имеются свои непонятные для меня способности. К сожалению, его можно устранить только физическим путем.

— Физически так физически, — терминатор открыл стол, вытащил из нее бутылка коньяка, открыл, понюхал и неодобрительно покачал головой. — Подделка это, а не французский коньяк. У вас есть нужные люди, которые смогут это сделать?

— Люди есть, — ответил Влад. — Но им придется платить.

— Нет проблем, — развел руками терминатор. — О деньгах можете не беспокоиться. Приступайте к выполнению. Когда назовете требуемую сумму, мы ее заплатим, но извините, выплата будет произведена только за результат, а вот если не будет результата, то не будет не только денег, но и тех ваших людей, кто занимался ликвидацией. Мы не любим неудачников, особенно тех, кто слишком много знает. Вы меня поняли?

— Понял, — мрачно кивнул Берсев. — Никто не любит несчастливцев.

— Хорошо, что вы это понимаете, — покивал терминатор. — А теперь объясните, почему вам не удалось устранить странника? Вы же к нему людей посылали и не раз…

— Я делал это по заданию Быкова, — нахмурился шаман, пытаясь сообразить, что говорить, а о чем лучше бы умолчать. Он же даже не знал, как эти люди относятся к этому целителю из глуши. Не зря же, он поднял этот вопрос. Потом он решил, что лучше говорить правду, в конце концов он выполнял волю начальства. — По заданию Быкова на странника было устроено три покушения, все три провалились, первый раз из-за необыкновенного чутья целителя, он сумел почувствовать приближение автомобильной аварии за минуту и заставил водителя свернуть на обочину.

— С чутьем у него все в порядке, — кивнул серьезно терминатор. — В его группе практически не было потерь, как он умудрялся выкручиваться, никто до сих пор не знает, а на той стороне ловушки устраивали профессионалы высокого уровня. Продолжайте…

— Второй раз он каким-то невероятным образом сумел справиться с командой наемников, — вздохнув, продолжил Берсев. — Половину вывел из строя, причем трое погибло, остальные решили до своего логического конца ситуацию не доводить, ушли сами, отдав захваченных заложников.

— Любопытно, — хмыкнул терминатор. — Обычно странник никого не убивает. На него это как-то не похоже, вы уверены в том, что были именно двухсотые?

— В том, что было трое погибших, абсолютно уверен, — ответил шаман. — Только вот убивал он не сам, одного из наемников укусила змея, двух других разорвал дикий вепрь. Может это и совпадение, но только какое-то странное, так что я думаю, что странник к этому как-то приложил свою руку, хоть и не понимаю каким образом.

— Ясно, тогда все сходится, это его проделки, — терминатор налил себе коньяка и выпил с недовольной гримасой. — Дальше.

— После команды наемников мы отправили опытного киллера, — проговорил хмуро Берсев. — Странник его выследил, связал и бросил посередине глухого леса, оставив на съеденье зверям, но на другой день пожалел и развязал. Киллер вернулся с распухшими ногами и руками и отказался выполнять задание, после чего был ликвидирован.

— Что ж, мне все ясно, по этому вопросу мы еще поговорим, — сказал терминатор, наливая себе еще коньяку. — Пока идите, занимайтесь своими делами, но помните, что время идет, а жизнь коротка… Я вас вызову.

* * *

Антон Петрович Быков не в первый раз попадал в камеру, так что больших проблем у него не возникло. К тому же следственный изолятор стал другим, чем двадцать лет назад, теперь в нем все продавалось и все покупалось. Сразу, как только завели на территорию СИЗО, его вызвали к начальнику, которого все сидельцы звали хозяином. Во главе большого стола сидел в удобном кресле высокий, крупный мужчина в пятнистой серо-синей форме с погонами подполковника. Кабинет был обставлен дорогой мебелью, в углу прятался мягкий уголок из натуральной кожи. Начальник СИЗО скупо улыбнулся и показал рукой на жесткий стул, стоящий чуть в стороне:

— Надолго к нам, гражданин Быков, или пока не утрясете свои дела?

— Неизвестно, — честно признался Антоша. — Связался с москвичами, а с ними всегда непросто, придется много платить, свои связи использовать. Посмотрим, как пойдет…

— Есть пожелания, жалобы? — спросил хозяин. — Может нужно решить какие-то проблемы?

— Одиночная камера, телевизор, хорошая еда, — сказал Быков. — Это возможно?

— Почему бы нет? — пожал плечами начальник СИЗО. — Все возможно, когда есть, чем платить. У нас часто присаживаются птицы высокого полета, посидят и дальше летят, так что гнездо у нас оборудовано. Еда из кафе неподалеку, они и под заказ готовят, но естественно без спиртного и наркотиков.

— Сколько стоит такая услуга? — заинтересовался Антон. — Я заинтересован в таком обслуживании.

— Ну… — хозяин замялся. — Вы же понимаете, как все непросто. И сотрудникам надо будет платить, которые будут носить еду, и рядовым контролерам, чтобы лишнего не болтали.

— Понимаю, — покивал Быков. — Сколько?

— Десять тысяч в месяц, — ответил начальник. — Естественно зелени. Пока вы платите, апартаменты за вами. Появляются проверяющие, вас переводят обратно, та же самая история с прокурорским надзором, а в остальное время все, что нужно, к вашим услугам. Если потребуются свидания с нужными людьми, телефон, интернет, компьютер — можете получить за отдельную плату, в счет за апартаменты данные услуги не входят.

— Понятно, — помрачнел Антоша. — Дорого тут у вас.

— Ну, а как вы хотите? — развел руками хозяин. — ВИП — зона, охрана, колючка, сигнализация, высокооплачиваемые сотрудники в погонах, такое дешево не купишь. Так вы согласны?

— Конечно, — буркнул Быков, представив на мгновение, как его помещают в общую камеру, где численность заключенных под стражу втрое, а то и впятеро больше нормативов. Камера, в которой спят и ходят на толчок по очереди. Где нельзя остаться одному и просто подумать, где насилие это норма, а защиту приходится покупать. Нет уж, каких бы денег это не стоило, следует брать, пока дают. — Беру.

— Вот счет, на который нужно перевести деньги, — начальник СИЗО подал ему листок бумажки. — Переведете за него предоплату за полгода, по-другому мы не работаем.

— А если меня освободят раньше? — спросил Антоша. — Тогда как?

— Тогда деньги пойдут в благотворительный фонд, — ответил с лукавой улыбкой хозяин. — Поверьте, они отправятся на благое дело, у нас много нуждающихся сотрудников. Конечно, если жалко денег, то оставайтесь у нас на все полгода, покормим…

— Нет уж, — фыркнул Быков. — В данном случае лучше потерять деньги.

— Ну, как хотите, — равнодушно ответил начальник СИЗО, утыкаясь в бумаги. — Можете идти, гражданин Быков.

Антоша шел, мысленно считая, сколько имеет хозяин.

Редко кто задерживается больше трех месяцев в СИЗО, значит, деньги идут в карман подполковника, да наверняка, это не единственный источник дохода. Имеет и с питания заключенных, и с одежды, да с постельного белья. И взятки, куда от них денешься? Миллионером, конечно, не станет, но на обеспеченную старость заработает, да и детям хватит. Так что хорошая работа, денежная.

Его отвели в одиночную камеру, где действительно имелся телевизор и компьютер. Кровать была новой, широкой, а простыни и одеяла белыми. В углу находился кухонный уголок, там стояла микроволновка, и электрический чайник. Камера напоминала гостиничный номер трехзвездочного отеля, правда, стоила, как европейский пятизвездочный. Но это понятно, все-таки тюрьма, а не воля. Просто, чистенько, по-своему уютно. Телефон ему дали сразу, как только попросил. Первым, кого набрал Быков, был Берсев. Тот ответил сразу.

— Антон Петрович?

— Слушай, Влад, — прорычал Быков. — Закопай этого гада, странника. Делай, что хочешь, но чтобы тот больше не жил. Он меня сюда засунул в эту клоаку для дебилов. Ненавижу гада. Размажь его. Уничтожь!!!

— Это будет стоить больших денег, — ответил Берсев. — За маленькие грошики его убрать, как вы помните, не получилось, придется нанимать настоящих профессионалов, а они стоят недешево.

— Сколько? — прорычал Антоша. — Очумел там?

— Сто кусков.

— Столько за то, чтобы кокнуть президента, не берут! — вспыхнул Быков. — Разорить меня хочешь?

— Меня тут поправляют, не сто, а триста кусков, — ответил Влад. — Сто было раньше.

— Что?!! — Антон Петрович долго и со вкусом матерился, потом тяжко вздохнул. — Диктуй номер счета, скотина! Но если у тебя и в этот раз ничего не получится, то я сам на тебя заказ сделаю.

— Пожалуйста, — Берсев назвал цифры, Быков их записал прямо на руке. — Как вам будет угодно. Заказчик всегда прав.

— Через час получишь перевод! — Антоша бросил трубку, услышав в последней фразе издевку. Должно быть его начальник безопасности не верил в то, что он когда-нибудь выйдет. Но он ошибался. Еще не было суда, ни разу не вызывали к следователю. А вот когда начнутся допросы, тогда и станет все ясно. Деньги решают многие проблемы, большие деньги решают любые проблемы. Так что скоро он выйдет, и тогда этого шамана грохнет. За издевку, за то, что не предупредил о появлении в городе терминатора, за то что упустил девчонку и старушку. За все! Еще и издевается. Посмотрим!

Антон подошел к железной двери и начал стучать. Минуты через две подошел недовольный прапорщик и мрачно спросил:

— Чего надо?

— Ноут тащи и чтобы с интернетом был.

— Пятнадцать минут — две штуки деревянных и в виде наличных.

— Блин! — Быков выругался. — Запиши долг на меня. Пока, сам понимаешь, денег нет, все изъяли, но после первой свиданки отдам.

— В долг будет стоить в два раза дороже, — ответил контролер, поигрывая дубинкой. — В случае неуплаты, сумма удваивается каждые две недели.

— Да вы совсем очумели тут! — Антон даже задохнулся от такой наглости, потом долго и витиевато ругался. — Хорошо вы здесь устроились, трясти вас надо.

— Заключенный должен разговаривать с котроллером вежливо! — Железное окошечко захлопнулось. — Иначе напишу рапорт, и вы получите наказание. А его вы получите даже, несмотря на то, что находитесь на привилегированных условиях. Поверьте, заключенный, ваше сегодняшнее положение ничего не меняет, без денег вы быстро окажетесь в общей камере.

— Ох, и сволочь! — Быков снова застучал в дверь, но когда окошко открылось, заговорил совсем другим тоном. — Извини, гражданин начальник, бес попутал. Принеси ноут, прошу тебя.

— Не тебя ты просишь, а вас, — усмехнулся прапорщик. — Заключенный должен разговаривать с начальствующим персоналом на «вы». И не извини, а извините.

— Да хрен на вас! — Антон вспыхнул. — Вы так вы. Неси!

— Три тысячи деревянных за полчаса, — ответил контролер. — В долг шесть. И — не неси, а несите.

— Так было же только что две… — выдохнул возмущенно Быков. — Ты что совсем обурел?

— Не ты, а вы, — криво усмехнулся прапорщик. — К цене добавился штраф на мат, так что ноут уже стоит четыре тысячи, в долг восемь пока деревянных.

— Ладно, неси, — устало проговорил Антоша, уже понимая, что здесь он ничего никому не докажет. Все его знакомые сейчас от него отвернутся, потому что против терминатора никто не пойдет, значит, выкручиваться придется самому. Впрочем, это не в первый раз. И тут Антон Петрович впервые пожалел о том, что дал команду убить Груздева, тот бы его спас, тот бы вытащил по старой дружбе, но кто ж знал, что так все обернется. У него были хорошие знакомые в Москве, но не факт, что они пойдут протии терминатора. Он, конечно, отправит им сейчас письма, потом сделает перевод денег на счет, который дал начальник СИЗО, и отправит деньги Берсеву, а вот что делать дальше, он пока не знает. Может ему терминатора заказать? Пообещать миллион зелени? — Договорились.

* * *

Утром Буров сбегал к ручью, окунулся в холодную воду, выскочил из заводи, с обычным ощущением, что его кто-то в чем-то снова обманул. Но обидчика рядом не нашлось, только во взбаламученной воде колыхался его неясный силуэт. Пока бежал до дома, согрелся, настроение поднялось и снова захотелось жить. Он поел овощей, выпил настой, и тут снова остро кольнуло сердце. Снова знак. Приближалась опасность, нужно что-то решать: либо бежать, спасаться, либо сражаться.

Тихомир быстро оделся в камуфляж и берцы, нацепил на пояс нож, быстро собрал рюкзак, бросив туда хлеб и овощи, потому что уже было понятно, спокойная жизнь на сегодня закончилась, и пошел не спеша в лес. Торопиться не стоило. Все, что нужно он уже сделал вчера.

Буров лег в приготовленную лежку, с которой хорошо просматривалась лощинка, и стал ждать. Минут через пятнадцать, когда странник уже стал успокаиваться, и адреналин понемногу начал уходить из крови, он почувствовал сигнал от одного из стражей. Тихомир закрыл глаза, потянулся к идолу и через несколько мгновений стал с ним одним целым, тогда он увидел, как по тропинке идет, озираясь, человек с автоматом, за ним шел еще один, следом третий. Каким-то образом эти ребята обошли лощину и прошли по глухому лесу, это было возможно, если бы с ними шел проводник, или кто-то из этих парней хорошо знал лес. Ауру одного из них Буров узнал, это был тот самый наемник, который руководил захватом монахов в монастыре. Снова подал сигнал страж, уже другой, и странник перебросил свое внимание на него.

На краю лощины шелохнулась ветка, потом еще раз. Сначала из-за куста показался ствол автомата, затем выглянуло чье-то лицо. Наемник оглядел лощину, следом махнул рукой. Из-за куста цепочкой, по очереди вышло еще пятеро, причем, вверху остался еще кто-то, который контролировал их проход, вероятнее всего снайпер. Одеты были все с иголочки: в новом камуфляже, в бронниках, причем явно импортного производства, оружие тоже было не русским. Штурмовые винтовки и пистолеты американского производства, часть немецкого и бельгийского. У всех были шлемы и шведские гарнитуры, наемники постоянно связывались друг с другом.

Буров понял, что за него взялись всерьез. Похоже, снова кто-то отдал команду его убить, и эти парни пришли ее выполнять. Причем, перед ним явно была элитная команда, хорошо экипированная, великолепно тренированная. Вполне возможно, ветераны какой-то из спецслужб.

«Интересно, что им про меня наговорили, если они такой толпой пришли меня убивать? — подумал Тихомир. — А идут мастерски, осторожно, редко хрустнет какой сучок. Интересно, сработает ли хоть одна его растяжка?

И словно в ответ, одна из них ударила идущего третьим в цепочке из пятерки. Почему она не сработала на первом и вторым было неясно, но эффект получился замечательный. Наемник пролетел метров пять и рухнул прямо в муравейник, недалеко от еще одной его заготовки. Уровень подготовки наемников был высоким, боец даже не заорал, а только тихо простонал. К нему тут же бросилось еще двое, и тут сработала еще одна растяжка, и еще одного отбросило к сосне, причем приложился он к стволу очень ощутимо. Если бы не бронник, точно бы переломало ребра. И этот упал тихо, но, похоже, уже без сознания. Трое оставшихся из пятерки переглянулись, что-то пробормотали в гарнитуру, взвалили на плечи побитых товарищей и удалились так же тихо, как пришли. Это ему понравилось больше всего.

Тихо пришли, тихо ушли, никому не мешая. И не зря он вчера оплетал кору травой, именно поэтому его растяжки и незаметны, да наверняка спецы не ожидали от него такой хитрости.

А зря, служба научила его быть коварным и предприимчивым. И вообще не стоило им соваться в его лес. Тут еще один страж подал сигнал, он закрыл глаза, слился с ним в одно целое, и едва успел заметить, как сработала еще одна его растяжка. На этот раз закреплено было целое бревно, поэтому неудивительно, что наемника отбросило назад метров на пять, по пути он впечатался в еще одного, и дальше они летели уже вместе прямо к яме, в которую он наставил острых кольев.

Поскольку тут их было только трое, а двое сразу вышли из строя, и бронежилеты им не помогли, то этим пришлось эвакуироваться самостоятельно, охая и постанывая от боли. К сожалению, тот наемник, с кем он имел дело в прошлый раз, остался невредимым. Кажется, его зовут Дрыном. Он быстро помог товарищам, сделал одному перевязку, второго взвалил на плечи, и они похромали обратно. Внутри у странника холодок постепенно начала уходить, опасность отдалялась. Похоже, этот раунд он выиграл. Он последний раз взглянул глазами идола и увидел, как Дрын остановился, достал из разгрузки сотовый телефон и набрал номер, кто-то ему что-то ответил, и он, покивав головой, пошел дальше.

* * *

Тихомир вернулся домой. Осмотрел свою избушку острыми критическим взором словно чужую. Если и дальше так пойдет, то придется уходить. Не дадут ему здесь нормально жить. Так уже было когда-то. Тогда ему пришлось бросать обжитую хорошую квартиру в Москве и уходить, практически в чем был, без денег и документов. Дурная история, такие сейчас часто происходят. Он вышел в отставку, спокойно себе жил-поживал, даже начал устраиваться в одну из охранных структур, куда его позвал бывший сослуживец, как неожиданно позвонил приятель из другой расформированной группы, с которым они не раз пересекались за бугром, иногда выполняя одни и те же задания.

Тот был взволнован, долго и смачно матерился, а потом рассказал, что в последний раз он со своей командой работал на одного из своих генералов, устраняя его конкурента за бугром. Генерал стал богаче на десяток миллионов зелени, а вот им всем пришлось несладко, потому что высокий руководитель решил зачистить концы. Практически из всей команды он остался один, и сейчас уезжал за границу, надеясь спрятаться там. В конце разговора его приятель рассказал о том, что следующей целью станет группа странника, потому что они также несколько раз выполняли подобные коммерческие операции, не зная об этом. Но сейчас конкуренты генерала по фирме организовали тому служебную проверку, и тот стал спешно убирать всех, кто что-то о нем знал. Так что если он хочет жить, то пусть уходит и своих ребят предупредит.

Буров не то что не поверил приятелю, он просто решил, что у него есть время на то, чтобы точнее все разузнать. Тихомир вздохнул. Уже прошло столько лет, а ему все равно больно об этом вспоминать. Тогда его интуиция и способности только развивались, они предупреждало об опасности, но не могли пояснить, откуда она исходит и что можно сделать, чтобы спастись. Это сейчас он может заглянуть в вероятное будущее и посмотреть, что и откуда придет, и поискать вариант, как поступить. Тогда он этого делать просто не умел. В те времена он лишь начал понимать, что мир совсем не тот, каким его пытаются представить. Что он совсем не так примитивен, на несколько порядков сложнее, и живет совсем по иным законам, чем случайность и хаос, которыми пытаются объяснить все происходящее во вселенной ученые.

Странник успел тогда позвонить всем ребятам из своей группы и предупредил о том, что следует исчезнуть на какое-то время. Но опоздал. Убивали его бойцов просто и незатейливо. Двоих застрелили киллеры возле подъезда, причем никто из ребят даже не понял, что их убивают. Встала бабушка с лавочки, выставила вперед руку с клюкой, и нет спеца, прошедшего две войны. Тривиально и бесхитростно. Тихий хлопок, который никто и не расслышал в уличном шуме, крепкий мужчина падает и только минут через пятнадцать до кого-то доходит, что на асфальте лежит не пьяный, а мертвый.

А бабуля, зайдя за угол, сняв седой парик и сбросив ветхую хламиду, превратилась в молодую девушку приятной наружности, и сев в неприметный автомобиль, исчезла. Так убили Девона и Тигра, причем одновременно в разных районах города.

Крысу зарезали в метро, когда он ехал на работу в одной охранной фирме. Он сел в набитый вагон, к нему прижался на мгновение молодой паренек с сумкой через плечо, и все. Сам паренек вышел на следующей остановке, его никто и не запомнил. Ни один из пассажиров не заметил, что Крысу убили, упал он на пол только на следующей остановке, когда основная масса народа вышла, и его некому стало поддерживать.

Только Тиша повела себя правильно, девушка была умной. В отличие от него, она, как только переговорила с ним, тут же собралась и ушла через чердак. Прошла по нему, вышла незамеченной через другой подъезд. Потом она вычислила двух убийц, сидевших в припаркованной во дворе машине, убила одного, а второго вывезла в ближайшую лесопосадку. Через полчаса она ему позвонила и сообщила, кто начал на них охоту. Что-что, а потрошить она умела, уже через десять минут киллер ей все рассказал, а потом она упокоила его с миром в том же лесочке, где и допрашивала.

Несмотря на то, что странник был предупрежден, он все равно решил зайти домой, чтобы забрать документы и деньги. Не стоило этого делать, потому что в его собственной квартире ждало пятеро убийц. Наверняка, его должны были захватить и допросить, должно быть генералу потребовалась какая-то информация от него. Чутье его предупредило вовремя, и он тогда не был таким чистоплюем, как теперь. В квартиру он попал через балкон, зайдя от соседа, этого от него киллеры не ожидали. Бой получился коротким, работал он быстро, но увы, все равно получил неприятную пулю в живот.

В результате ушел с чужим пистолетом в руках, забрав машину киллеров, ни документов, ни денег не взял, потому что вдруг стало резко не до них. Странник гнал по трассе, пока хватило сил, а после этого свернул на грунтовку, потом еще на одну. Он уже тогда мало что понимал, практически отключился: рана была серьезной, да и крови потерял много. Последнюю пару часов не помнил совсем: ни как шел, ни как машину бросил. Хорошо, что рядом оказался монастырь, куда он и постучал, теряя сознание.

Через пару дней сгоревшую машину нашли, а в ней обнаружили обгоревший труп водителя со свернутой шеей с его удостоверением личности. Следствие решило, что это была обычная авария, и дело было закрыто, а в контору пришло уведомление о его смерти. Только это его и спасло. Генерал решил, что сгорел в машине сам странник, хоть сомнения у старого лиса остались. Наверняка был уверен, что он ушел. С той поры прошел десяток лет, и вот снова Тихомир почувствовал, как запахло жареным. Возможно, генерал узнал, что он жив и решил исправить ошибку. А это было плохо, очень плохо. Сил и возможностей у его бывшего начальника хватало, не зря же его прозвали терминатором за неукротимость и силу.

Тихомир вздохнул. Устал он сегодня, да и потерянную энергию требовалось восстановить, и он повалился прямо на широкую лавку. Только он закрыл глаза, как сразу его куда-то понесло.

— Проснись, колдун, — услышал он чей-то тихий голос. — Проснись, а то ударю.

Буров открыл глаза и увидел незнакомую горницу. В левом углу стояли образа, под ними лампада. На крашенном простом полу цветные, вязаные половики, в середине стол и широкие лавки, на одной из которых он лежал, у глухой стены находилась русская печь. Прямо над ним стоял незнакомый мужик и внимательно смотрел на него.

— Очнулся, колдун?

— Не колдун я, а волхв, — поморщился Тихомир. — Колдуны используют заклинания, кровь, жертвы, а волхвы работают с чистой энергией. Нам не нужна чужая смерть и страдания, мы сущностей иного мира не привлекаем.

— А что вы ищете? — спросил мужик. Он был слишком настойчив, а Буров все еще не понимал, что происходит. Впрочем, и отвечал не он, а кто-то другой, сам он только смотрел чужими глазами, и слышал чужими ушами. — Что вам нужно, волхане?

— Ничего плохого, — вздохнул Тихомир и ощупал чужое тело, оно сильно болело, похоже, его избили и вероятнее всего батогами. — Только то, что потребно богу.

— А ему что надобно? — спросил снова мужик. Если бы Буров смог бы, то он промолчал бы, но увы, в этом теле он был лишь наблюдатель. — И какому богу?

— Нашему богу, — ответил Тихомир. — Один он у нас, единственный.

— А церковники тогда кому служат? — мужик протянул ему деревянную чашку с водой. Буров с удовольствием напился, боль стала чуть тише. Он снова напрягся, прогнал по телу энергию, и о чудо, боль спряталась в глубину мозга, она не ушла, да и нельзя ее убирать, просто сейчас она ему не мешала дышать и говорить. — Они тоже говорят, что бог один.

— Они служат себе, — криво усмехнулся Тихомир. — И бог у них хоть и один, да в трех лицах: бог отец, бог сын и бог дух. Сразу три бога и все в одном теле — смешно нам такое.

— Ты голову мне не морочь, — покачал головой мужик. — Отвечай, а то дружине сдам, за тебя награду обещали. Мне правду знать надо, а вдруг я что-то не то делаю. Говори.

— А ты сам подумай, — грустно хмыкнул Буров. — Христос умер, кстати, ничего плохого я о нем сказать не могу, по всему видать, что волхв он был или по пути волховьему шел. Да только убили его, распяли на кресту, любят римляне так людей казнить, мучается человек долго, иногда несколько дней. Так что умер Иисус плохой смертью, а веру объявили через сто лет после распятия, когда и ученики умерли, да и все, кто знал распятого. Догадываешься почему?

— Ты дальше болтай, не спрашивай, — угрюмо буркнул мужик. — Мне понять надо. А ты помни, что от твоих ответов жизнь твоя зависит.

— Моя жизнь от меня зависит, не от тебя, — грустно усмехнулся Тихомир. — В любой момент сам могу уйти, просто пока нельзя, не все сделал, что нужно. Так вот религию эту придумали как раз те, что Христа помогали распять, церковники, которых он не возлюбил при жизни. Посидели, подумали, народ о нем говорит, так почему бы и нам его не признать? Сам Христос мертв, и его ученики тоже, слова его через уста передаются, самое время такое положение для себя использовать. Задумали они слова распятого чуть подправить, немного смысл изменить, переделать так, чтобы и князьям такая религия подходила и торговым людям, да и им самим чтобы польза была. Вот через век после смерти и появились первые книги о Христе и его словах, только придумали их церковники. Сама вера сразу понравилась всем правителям, потому что взывает она к терпению и смирению, рабов растит, поэтому и распространилась по всему миру. Каждый князь хотел, чтобы люди такому богу молились, который бунтовать запрещает, а наоборот, велит терпеть, и непременно кесарю и церкви по десятине своего дохода отдавать. Но не ведет эта вера к богу, ничего не дает, от нее только вред.

— А твоя вера чем лучше? — спросил мужик. — Вы то, волхвы, чем отличаетесь?

— Моя вера думать заставляет, показывает путь к богу, она не простая, ее крещеньем не заработаешь, — Буров устало опустил голову на подушку, боль хоть и не чувствовалась, а слабость никуда не ушла. — Моя вера показывает путь, а идти по нему придется каждому в одиночку. Трудный это путь, в нем знать надо и понимать, чего хочет бог. Вот твоя жена лежит в соседней комнате, болеет она тяжело, умрет скоро, вот скажи, могут ли церковники ее вылечить?

— Ты откуда о ней узнал? — нахмурился мужик. — Я в тебя раненого в дом принес, когда никто тебя видеть не мог, да и сам ты был без сознания.

— Откуда и узнал, — слабо улыбнулся Тихомир. — От веры своей, она другая, она помогать людям заставляет, а не обещать о благах, которые каждый получит на небесах, тем более что и нет там ничего из того, о чем церковники говорят.

— Они сказали, что верить нужно, — проговорил хмуро мужик. — Тогда Христос моей жене поможет. А если веры моей будет мало, тогда умрет моя женушка любимая.

— Вот-вот, — слабо улыбнулся Тихомир. — А я ее сейчас вылечу. Встанет, конечно, не сразу, любая болезнь уходит помаленьку, но, думаю, уже дня через два станет лучше, а через неделю ходить начнет.

— Хочешь сказать, что твое колдовство лучше истинной веры? — спросил чей-то гневный голос. — Взять его и на костер!

Буров повернул голову и увидел церковника, входящего в горницу, а вместе с ним трех дружинников.

— А вот и смерть пришла, — улыбнулся Тихомир. — Ты, мужик, не кручинься. Вылечу я твою жену, хоть ты меня и предал, тогда и решай, чья вера лучше: та, что убивать заставляет или та, что от смерти спасает.

— Тогда и решу, волхв, — мужик грубо сдернул его с лавки и бросил к ногам воинов. — Несите его, ходить он не может, я ему вчера ноги топором перебил…

* * *

Вечером Антону Петровичу после того, как он съел ужин, принесенный из кафе, стало плохо. То ли отвык от простой пищи, которые едят в городе обычные люди, то ли от нервного расстройства, а может и от того и другого. У него на лбу выступил холодный пот, затем такая сильная слабость подступила, что едва смог добраться до двери. Хорошо еще, что быстро достучался, а то обычно вертухаев часами ждать приходилось. Пришел прапорщик, минуты две не мог понять, чего он хочет, но когда Быков сунул ему спрятанную в срамном месте тысячу, понимание у него прорезалось, он ушел, а минут через пятнадцать пришла медсестра, посмотрела ему глаза, заставила высунуть язык, потом, недоуменно пожав плечами, сказала контроллеру, что больного надо отправлять в тюремную больницу.

Его повели по длинному коридору, в какой-то момент ему стало совсем плохо, и он упал в обморок. Дальше он плохо помнил, вроде как появился врач, сделал укол, потом несколько бесконвойников его перенесли в больничную палату, там ему поставили капельницу, но этого всего он уже не чувствовал. Его сознание уплыло в туманную даль и больше к нему не вернулось. Утром врач зафиксировал смерть от острой сердечной недостаточности, а паталогоанатом подтвердил диагноз. Родных, да и всех остальных эта смерть устраивала, поэтому никто никакого дополнительного расследования проводить не стали, уже к вечеру Быкова перевезли в городской морг, а к обеду следующего дня состоялись скромные похороны.

Через месяц прапорщик, принесший обед из кафе и добавивший в него желтого порошка, который передал ему шаман, купил своей дочери новую квартиру, а начальник СИЗО получил щедрое пожертвование в фонд ветеранов…

* * *

Берсев шел к терминатору и дрожал, несмотря на то, что мужик он был тертый, и многое видел, все равно от бывшего генерала его бросало в дрожь. Тремор рук был такой, что пришлось держать их в карманах. И самое непонятное было в том, что терминатору он не мог ничего сделать, на астральном плане этого страшного человека окружала настолько мощная защита, что ее практически невозможно было пробить, но страшило даже не столько это, а то, что его новый хозяин был заражен огромной сущностью, которая его охраняла на тонком плане. Именно из-за нее ему было отвратительно плохо. Впервые за всю свою жизнь он встретился с противником, который оказался намного сильнее его. К тому же терминатор был таким же хищником, как и сущность, которой он служил. Шаман почти сразу понял, что перед ним сила темная, мощная, которую ему не победить, и терминатор уже не человек, поскольку сросся со своей сущностью, стал ее продолжением.

Вызов к терминатору застал шамана в тот момент, когда он очередной раз пытался достать олигарха, фото которого ему показал генерал. У него ничего не получалось, у бизнесмена имелась защита, причем поставленная кем-то из светлых магов. Защита была прочной, многослойной, и практически непробиваемой, она просто отталкивала энергию Берсева, как отталкивает свет тьму.

Генерал сидел в кабинете Быкова и пил коньяк, тот самый, ненастоящий.

— Вызывали? — спросил шаман от двери.

— Вызывал, — махнул рукой генерал — Проходи, говорить будем.

— А о чем? — осторожно спросил Берсев, садясь и пряча трясущиеся руки под стол.

— О деле, — терминатор налил себе еще одну рюмку. — В принципе, дела наши идут хорошо. Быков своевременно умер, за что мы тебе благодарны. Вот она наша благодарность… — отставной генерал вытащил пухлый конверт и положил его перед шаманом. — Здесь хватит и расплатиться с исполнителем, и самому на хлеб с маслом и икоркой останется. Вопрос с собственностью Антоши решен, родные продали нам его акции по умеренной цене, и комбинат теперь полностью наш.

— Спасибо, — шаман судорожно схватил конверт и сунул его в портфель. — То есть, все хорошо?

— Да не совсем, — ухмыльнулся терминатор. — Хочу спросить, что за игры ты затеял за нашей спиной?

— Вы это о чем? — насторожился шаман. — Вроде ничего такого не делал, не устраивал, сидел тихо, дышал через раз…

— А зачем наемников послал без моего разрешения, чтобы странника укокошить? — укоризненно проговорил генерал. — Ужели ты не знаешь, что у нас не принято без ведома начальства такие шаги предпринимать. Вроде не мальчик и служил в солидной конторе, а вот на тебе, не ожидал…

— Я прошу прощения, но это была последняя воля Быкова, — взволновался Берсев, ему вдруг стало страшно, он почувствовал, как сущность над головой генерала выбросила в его сторону темные щупальца, они врезались в его защиту и остановились, ему даже показалось, что она недовольно заворчала. — Антон Петрович позвонил мне из тюрьмы и потребовал, чтобы я убрал странника, так как он почему-то решил, что именно из-за него попал в тюрьму.

— В какой-то мере это так и есть, — протянул терминатор. — Если бы Берсев не продал моим друзьям пакет акций Груздева, я бы здесь не появился. Правда, имеется еще одна причина моего здесь появления — сам странник. У нас были с ним дела в прошлом, и одно из них оказалось незаконченным, поэтому прошу учесть, что любые поползновения в его сторону в дальнейшем я буду считать оскорблением своей чести и достоинства. Так понятно?

— Вполне, — закивал шаман. — Без вашего разрешения странника не трогать.

— Вот именно, — взглянул мрачно на него генерал. — А теперь будь любезен дорогой шаман, расскажи, что там у вас произошло.

— Плохо получилось, — вздохнул Берсев. — Четверо трехсотых из восьми хорошо подготовленных бойцов, два довольно тяжелых двухсотых, причем сам объект никто даже не видел, сработали ловушки, которые он поставил в лесу на тропинках.

— Молодец, странник! — довольно рассмеялся генерал. — Все-таки хорошая у нас школа, хоть и в отставке майор, а по прежнему силен. Ты раненым ребятам заплатил?

— Так точно, — ответил по-военному шаман. — И за лечение тоже произвел оплату, Быков не жадничал, когда деньги давал.

— Это хорошо, это правильно, — покивал терминатор. — То, что вы так бездарно провели операцию плохо, но еще хуже то, что теперь он будет настороже, а я сюда приехал, чтобы с ним поквитаться за прошлое. Значит, слушай меня внимательно, Берсев. Я сам странником займусь, поищу информацию на него, наверняка где-нибудь засветился и не раз, а ты найди мне спецов, которые смогли бы его из леса выколупать, деньги на оплату этих услуг у меня найдутся, так что не жадничай. Когда будешь готов, тогда используем твоих и моих ребят. Как я понял, меньше десятка и посылать не стоит?

— Посылали и больше десятка, — вздохнул шаман. — Результат один и тот же.

— Что ж, тогда набирай два взвода, а лучше роту спецназа, — сказал генерал. — Устроим страннику полномасштабное учение, пусть попробует справиться с сотней бойцов, раз десяток ему ни по чем, а еще поищи егерей, которые смогут по лесу пройти, он же явно заминировал, растяжки поставил, не дурак же, понимает, что я от него не отступлюсь. Так что иди, работай, а я сейчас с ним пообщаюсь, привет передам из прошлого…

Шаман недоуменно выкатил глаза, увидев, как из ящика стола терминатор вытаскивает восковую куклу, вместо лица на которой было прилеплено плохонькое, размытое фото странника.

— Ты думаешь, что один такое можешь? — рассмеялся генерал, увидев его удивление. — Извини, но магию вуду мы отрабатывали еще в советские времена, когда об этом вообще мало кто знал. Ты думаешь, почему временами Горбачев и Ельцин вели себя неадекватно? Иди, не мешай, занимайся своими делами, а я за твоих ребят отомщу. Убить, конечно, странника не удастся, силен он, но настроение испортить, думаю, у меня получиться.

Берсев тихо выскользнул из кабинета, добежал до туалета, и там его стошнило. Никогда ему еще не было так страшно. Терминатор был не человек, вся его аура тесно сплелась с сущностью, и когда он начал колдовать, то от него пошла настолько мощная черная энергия, что ему стало плохо.

Шаман уже больше не сомневался в том, что враги генерала не живут долго, а умирают долго и болезненно, и еще он понял, что все, что рассказывали о бывшем генерале, настоящая правда, да только не вся, самое главное никто не рассказывал, потому что вряд ли знал.