Дэни Аткинс

Виновата любовь?

Роман

Ральфу – теперь и всегда.

И конечно, Люку – просто потому что.

Но в первую очередь – Кимберли, без которой ничего этого не было бы.

Моя первая жизнь закончилась без двадцати трех минут одиннадцать, дождливым декабрьским вечером, на пустынной улице рядом со старой церковью.

Вторая, о которой я не имела ни малейшего понятия, началась примерно десять часов спустя, когда я очнулась под слепящим светом больничных ламп с разбитой головой, окруженная родными и друзьями. Их присутствие должно было бы поддержать и приободрить меня – если бы один из них, как я точно знала, не погиб много лет назад.

* * *

Я решила описать происходившие события – вдруг, изложенные на бумаге, они обретут хоть какой-то смысл. А может, просто хотела доказать всем, и в первую очередь себе, что не сошла с ума. Сперва я планировала начать с того, что случилось у церкви и что раскололо мою жизнь буквально пополам, на «до» и «после», однако затем поняла: на самом деле все началось раньше. Чтобы как следует все понять и осмыслить, придется вернуться на пять лет назад, в вечер нашего прощального ужина.Глава 1

Сентябрь, 2008

Крики давно стихли, и только кто-то тихонько плакал в ожидании «скорой». Я даже не осознавала, что до сих пор сжимала в кулаке однопенсовую монетку «на счастье». Пальцы отказывались разжиматься, будто талисман и впрямь мог повернуть время вспять и предотвратить трагедию.

Неужели всего каких-то полчаса назад Джимми поднял блестящий медный кругляшок с асфальта ресторанной парковки?

– На удачу, – улыбнулся он, подбрасывая монетку в воздух и ловя одной рукой.

Я улыбнулась в ответ и тут же заметила мелькнувшее в глазах Мэтта раздражение.

– Джимми, дружище, если у тебя туго с деньгами, просто скажи, нечего мелочь на земле высматривать, – подколол он, затем рассмеялся и, обняв меня за плечи, притянул к себе.

Помрачневший взгляд Джимми я приняла за естественную реакцию на неуместную шутку, которая лишний раз подчеркнула разницу в положении двух друзей. Отчасти, наверное, так и было. Лишь гораздо позже я узнала, что за ним скрывалось нечто большее.

Теплым сентябрьским вечером мы стояли на парковке в угасающих лучах заката, дожидаясь остальных. Джимми уже был там, когда мы подъехали, – Мэтт долго нарезал круги, выискивая наилучшее местечко для своей недавно приобретенной «красавицы». Он буквально надышаться на нее не мог, словно влюбленный во время медового месяца. Хоть бы только за ужином не стал хвастаться ею перед остальными.

Я про новую машину могла сказать лишь, что она блестящая, спортивная и дорогая, дальше этого мои познания не шли. Мэтту ее подарили родители после сдачи экзаменов, думаю, теперь понятно, почему его замечания по поводу денег нас, остальных, иногда задевали за живое. Обычно он держался в рамках, но порой какая-нибудь брошенная мимоходом фраза разжигала искру. Оставалось надеяться, что в этот последний вечер – кто знает, когда мы теперь соберемся все вместе, – такого не случится.

– Ты сегодня с работы, Джимми? – чтобы сменить тему, спросила я, хотя и так знала ответ.

Повернувшись ко мне, он улыбнулся – точь-в-точь такой же улыбкой, как в четыре года, когда мы познакомились.

– Да, последнюю неделю помогаю дяде, а потом возвращаю ему тачку и вилы, хватит с меня садоводства!

– Зато смотри, как ты загорел. Это тебе не товары по полкам в супермаркете раскладывать.

Действительно, несколько месяцев физического труда на воздухе сделали свое дело: кожа Джимми, обычно бледная, приобрела мягкий золотисто-коричневый оттенок, на руках обозначились мускулы. Мы с Мэттом, правда, тоже могли похвастаться неплохим загаром после отдыха во Франции, на вилле его родителей. Это был второй подарок – уже нам обоим.

Конечно, пришлось еще повоевать с папой. Нет, он не имел ничего против Мэтта – тот давно стал своим у нас в доме, как-никак мы встречались уже почти два года. Но какое-то время поездка все равно висела на волоске. Отчасти из-за денег – родители Мэтта, разумеется, наотрез отказались хоть что-то брать с меня, – однако больше всего сказывалось банальное «отец, дочь и ее парень». Наверное, и у всех так, но у меня еще и не было мамы, которая могла бы сгладить острые углы. Мало-помалу отца удалось уговорить: мы расписали ему, что все будет в пределах приличия – разные спальни и вообще постоянно под присмотром родителей Мэтта. В общем, просто-напросто соврали.

Воспоминание уже не в первый раз вернуло меня к мысли: как папа останется тут один, когда меньше чем через месяц я уеду учиться?… Хватит, такие переживания надо от себя гнать! Они и без того отравляли мне почти все лето, и я не хотела, чтобы испортили еще и последний вечер с друзьями. Да и что толку переживать из-за того, чего все равно не изменишь?

К счастью, на парковку въехали две машины – как у Мэтта, но не менее любимые своими владельцами. Задняя дверца остановившейся ближе к нам – маленькой и синей – распахнулась, из нее на неимоверно высоких каблуках выбралась Сара и бросилась к нам навстречу. Угрожающе покачнувшись на неровной поверхности и чудом не упав, она заключила меня в объятия.

– Рейчел, дорогая, как ты?

Я обняла ее в ответ. У меня вдруг перехватило дыхание, когда я поняла, что скоро мы будем видеться только на каникулах, а не каждый день, как на протяжении последних нескольких лет, в старших классах. Дольше я дружила только с Джимми. Впрочем, как бы мы ни были с ним близки, некоторые вещи способна понять только лучшая подруга.

Сара извинилась за опоздание, и я насмешливо скривила губы – тоже мне новость! От природы хорошенькая, она умудрялась каждый раз перед выходом кучу времени торчать у зеркала, меняя наряды и прическу, и все равно оставалась недовольна результатом. По-моему, это было просто смехотворно – с ее лицом сердечком, сияющими каштановыми кудряшками и изящной, миниатюрной фигуркой Сара всегда выглядела чудесно.

– Давно ждете? – спросила она, беря меня под руку и увлекая за собой ко входу в ресторан – думаю, без посторонней помощи на своих жутких шпильках ей бы и не добраться. Хотя, может быть, она просто не хотела наблюдать рефлекторную реакцию Тревора и Фила на выбиравшуюся из второй машины Кейти.

– Достаточно, чтобы Мэтт успел вывести Джимми из себя, – ответила я вполголоса.

Сара понимающе улыбнулась:

– А, ну значит, всего ничего.

Мы уже достигли веранды перед входом. Мальчики, включая Мэтта, тем временем изо всех сил пытались делать вид, что не замечают волнующей глубины выреза на топе Кейти. С длинными светлыми волосами, спадающими на плечи, в обтягивающих, словно вторая кожа, джинсах и босоножках с высокими каблуками – на которых, к зависти Сары, передвигалась без малейших проблем, – та выглядела словно сошедшей с обложки журнала. На фоне этого совершенства я почувствовала себя одетой в обноски, которые даже из секонд-хэнда выкинули за ненадобностью.

Кейти присоединилась к нам относительно недавно, в старших классах. До этого наш тесный кружок состоял из двух девчонок – Сары и меня – и четырех парней. Наверное, не очень сбалансированный состав, но мы так давно общались, что проблем у нас не возникало. И все же когда Кейти мало-помалу начала вливаться в компанию, мальчишки по вполне понятным причинам горячо это одобрили.

Вообще она была ничего, и не только в плане внешности. В Грейт-Бишопсфорд Кейти с родителями переехала из большого города и, на наш взгляд, куда лучше во всем разбиралась и куда больше повидала. Очень открытая, общительная, с острым язычком, мне она по-настоящему нравилась, во всяком случае, когда не кокетничала напропалую со всеми особями мужского пола в радиусе пяти миль.

Сара, однако, была от нее не в восторге и не раз, когда Кейти случалось пощипать ей перышки или наступить на больную мозоль, мрачно бурчала себе под нос: «Кто последним приходит, тот первым уходит».

Один Джимми неспешно направился к нам, и Сара, шагнув в сторону, сделала вид, что внимательно изучает меню под стеклом у двери. Остальные толпились вокруг новой машины Мэтта, хотя, по-моему, их больше привлекала грудь Кейти – та как раз наклонилась, якобы чтобы лучше рассмотреть легкосплавные диски. Ага, нужны они ей очень, с раздражением подумала я.

– Ты куда красивее ее, – шепнул мне на ухо Джимми, без труда разгадывая мои мысли.

– У меня что, на лице все написано? – улыбнулась я, и он ответил такой знакомой улыбкой, от которой все его лицо словно освещалось, а уголки глаз лучились морщинками.

– Как в книге, – подтвердил он. – В хорошей книге.

– Хочешь сказать – затрепанной брошюрке рядом с глянцевым журналом?

Он проследил за моим взглядом. Кейти, широко раскрыв глаза, внимала разливавшемуся соловьем Мэтту, который с упоением вещал о новой машине.

– Тебе не о чем беспокоиться, – заверил Джимми, слегка коснувшись моего плеча. – Нужно быть полным идиотом, чтобы смотреть на другую, когда есть ты.

– М-м, – промычала я, чувствуя с удивлением, что его слова заставили меня покраснеть, и поскорее отвернулась, пока он не заметил.

Из оконного стекла на меня взглянуло мое отражение. Нет, Джимми, мягко говоря, приукрашивает. Или ему надо серьезно подумать о визите к окулисту. Мне никогда не иметь такого же успеха у сильного пола, как Кейти. Конечно, то, что я увидела, выглядело вполне привлекательно. Совершенно прямые, как раз по моде, длинные темные волосы, большие выразительные глаза – хотя без контактных линз я слепа, как крот, – и, может быть, чуть-чуть широковатый рот. Но сногсшибательной мою внешность никак не назовешь, тут я с собой честна. Заторов на дороге из-за меня не возникало. С тех пор как я стала встречаться с Мэттом, который – никто не стал бы этого отрицать – выглядит просто потрясающе, я куда острее ощущала, что кое в чем мать-природа мне серьезно недодала.

– К тому же не забывай, для меня ты всегда будешь веснушчатой девчонкой с оттопыренными ушами и щелью между передними зубами.

– Мне тогда было десять! – негодующе откликнулась я. – Слава Богу, стоматологи не зря получают свои деньги. Тебе обязательно помнить такие жуткие вещи?

– И хотел бы – не забуду.

Ответ Джимми прозвучал как-то странно, и в другой раз я бы этого так не оставила, но тут наконец подошли остальные.

– Идем, – Мэтт крепко взял меня за руку, – пока наш столик кому-нибудь не отдали.

Мы всей компанией вошли в широкие двойные двери, держась за руки или небрежно приобняв соседа за плечи. Никто не догадывался, что через каких-нибудь полчаса наша жизнь навсегда и безвозвратно изменится.

Нас повели в переднюю часть зала, к большому витринному окну с чудесным видом на Мэйн-стрит и холм с церковью. Пока мы шли к столику мимо других обедающих, я заметила не один оценивающий взгляд, брошенный на Кейти. Мэтт тоже наверняка получил свою долю внимания, и я изо всех сил старалась заглушить тревожный шепоток, все последние месяцы не умолкавший у меня в голове. Мэтт был настоящим красавцем, и на него, вполне естественно, обращали внимание, так что я уже привыкла. Отчасти это даже доставляло удовольствие – ведь шел-то он рядом со мной и меня держал за руку. И все же пока мы пробирались между тесно стоявшими столиками, мне не давала покоя невысказанная мысль: справится ли он с неизбежными искушениями, когда мы окажемся порознь из-за учебы? Переживет ли наша любовь долгую разлуку или отношения на расстоянии, как и для многих пар, станут для нас роковыми?

К счастью, невеселые мысли вскоре прервал голос официанта, с легким итальянским акцентом объявивший, что мы на месте. Ресторан был заполнен до отказа, и для нас сдвинули два столика прямо у окна, куда пришлось пробираться мимо бетонной колонны. Лучше бы, конечно, туда села Сара, она куда миниатюрнее меня, но и мне удалось кое-как не застрять в узком проходе – вот позорище было бы! Мэтт проскользнул на соседний стул, остальные тоже расселись. Джимми оказался прямо напротив, Сара – по правую руку от него. Кто-то из парней с трудом пытался втиснуться рядом с Кейти, которая сидела с другой стороны от Мэтта. Правда, самая выигрышная позиция, думаю, была через стол: вырез ее топа открывал манящий вид. Я исподтишка натянула под столом собственную футболку, но тут же вспыхнула, как идиотка, заметив насмешливо дрогнувшие губы Джимми.

– Чему улыбаешься, Джимми? – спросил Мэтт.

Как назло именно в этот момент за столом повисла тишина, и все внимание обратилось к нам. Я сделала большие глаза, взглядом умоляя друга молчать, но опасаться было нечего – тот спокойно взял меню и равнодушно пожал плечами.

– Так, просто вспомнил одну дядину шутку.

Когда остальные, последовав его примеру, тоже потянулись к меню, я одними губами прошептала: «Спасибо!» Его ответная улыбка была полна такой дружеской теплоты, что у меня все внутри перевернулось. Смутившись, я опустила взгляд и постаралась сделать вид, что поглощена выбором между лазаньей и каннеллони.

Рука Мэтта скользнула по моей талии, притянув к себе, и когда несколько минут спустя я вновь взглянула на Джимми – тот увлеченно что-то рассказывал Саре и лишь слегка улыбнулся мне, – внезапно возникшее чувство ушло, как не бывало.

За столом, наряду с ароматами томата и чеснока, царила грусть расставания и ностальгия по ушедшим временам. Я отправлялась в свой Брайтон только через несколько недель, но Тревор с Филом покидали город сразу после выходных, а пару дней спустя отбывала и Сара. Сложно было даже представить, что мы втроем – я, Мэтт и Кейти – будем делать в оставшееся время.

Мне вдруг ужасно захотелось никуда не уезжать. Не то чтобы я передумала отправляться в университет, разумеется, нет – я столько трудилась, чтобы поступить на журналистику. Просто только сейчас до меня дошло, что очень важная глава моей жизни подходит к концу.

На первый план выступила скорая разлука с парнем и двумя самыми близкими друзьями. Смешно, знаю, но я почувствовала, как глаза наполняются слезами, и поскорее отвернулась к окну, откуда слепило заходящее солнце, – лишь бы никто не заметил, что я плачу.

– С тобой все нормально? – негромко спросил Джимми, наклонившись ко мне, чтобы другие не услышали.

Мэтт как раз заказывал напитки, и я по-быстрому ответила:

– Да ничего особенного, просто эмоции, наверное. Понимаешь, перемены, расставания, все такое…

Я запнулась, боясь, что Джимми поднимет меня на смех. Вместо этого, к моему удивлению, он коснулся моей руки, беспокойно перебиравшей приборы, и слегка ее сжал. Прикосновение было каким-то другим, не тем, к которому я привыкла еще с подготовительной школы. Может, все дело было в огрубевшей от физического труда коже или в том, какой маленькой вдруг показалась мне моя ладонь, крепко заключенная в его собственную.

Я скорее почувствовала, чем увидела, что и Мэтт заметил это пожатие, однако Джимми не торопился убрать руку, еще раз легонько стиснув мне пальцы напоследок, и только потом отпустил. Мэтт чисто инстинктивно придвинулся ко мне, отвоевывая свою законную территорию и мое внимание, и поэтому я не сразу поняла, что в ладони у меня остался «счастливый» пенни, который Джимми подобрал на парковке.

Я крепко сжала маленький медный кружок. В этом был весь Джимми, всегда готовый поделиться со мной даже надеждой на удачу. Мы вообще стольким делились на протяжении многих лет… Я считала его все равно что братом; если подумать, его семья была мне куда ближе, чем многие настоящие родственники.

Наши матери близко дружили задолго до нашего появления на свет, и после внезапной смерти мамы – я была еще совсем маленькой – их семья протянула нам с папой руку помощи, найдя для нас место в своих сердцах. Меня вдруг как ударило: я ведь оставляю здесь не только отца; почти так же тяжело будет расстаться с родителями Джимми и его младшим братом.

Наконец принесли две бутылки вина, заказанные Мэттом, и мы подняли бокалы.

– За расставание…

– За то, чтобы не терять друг друга!

– За новую жизнь!

– И старых друзей!

Последний тост подхватили все, и бокалы зазвенели, отбрасывая искорки в гаснущем свете уходящего дня. В атмосфере веселой болтовни и беззлобных шуток я на мгновение взяла паузу, обводя взглядом всех сидящих за столом и пытаясь сохранить момент в памяти. Я знала, что в колледже нас ждут новые знакомства, новые друзья, но сейчас трудно было поверить, что эти узы смогут стать такими же сильными, как те, что связали нас семерых. Когда я смотрела на друзей, в душе рождался целый клубок воспоминаний и чувств, каждое – кирпичик в стене нашей дружбы, и я хотела верить, что она всегда останется такой же прочной, как бы ни разбросала нас судьба.

Стоило мне перевести взгляд на Сару, и я поневоле начинала улыбаться. Я уже почти ревновала ее к сокурсникам по художественному колледжу и завидовала им. С ее стороны можно было не бояться предательства и всегда найти понимание и сочувствие. Бесшабашно веселиться она тоже умела. Никого я не ценила так, как свою лучшую подругу. Ее будущие друзья, кем бы они ни были, даже не представляли, как им повезло.

А Джимми? Я все лето так переживала из-за предстоящего расставания с Мэттом, что мысль о прощании еще и с Джимми, стоило ей прийти мне в голову, старалась запрятать подальше. Я просто не могла представить себе, что мы не будем видеться постоянно. Чтобы осмыслить и принять это, требовалось время. Я вдруг с беспокойством поняла, что совсем не готова к скорой разлуке с друзьями.

Наш заказ еще не принесли, и в ожидании я время от времени поглядывала в окно, на поднимавшуюся к церкви дорогу. Солнце только начинало свой ленивый спуск за горизонт, и ало-золотые отблески на небе вдруг, как по волшебству, раскрасили обычно серую Мэйн-стрит словно кисть абстракциониста. Людей на тротуарах было немного, зато по обе стороны дороги тянулись вереницы машин – пабы и ресторанчики делали сегодня неплохую выручку. Откуда-то издалека еле слышно донесся звук сирены…

– Рейчел, ты слушаешь?

Голос Джимми заставил меня очнуться. Оказывается, он мне что-то говорил, а я все пропустила.

– Извини, задумалась. Что ты сказал?

Он в явном затруднении покосился на Мэтта, который болтал о чем-то с Кейти.

– Я спрашивал – ты завтра не слишком занята? Можешь зайти ко мне домой?

Такая неуверенность была совсем не похожа на Джимми, как и то, что он специально меня приглашал. Мы обычно забегали друг к другу без всяких приглашений, так что на миг я даже растерялась.

– Ну да, конечно. Я все равно хотела перед отъездом попрощаться с твоими мамой и папой.

– Вообще-то завтра их как раз не будет… – Он опять замялся. – Только я… Мне нужно… нужно поговорить с тобой. Наедине. Ты не против?

По-моему, он покраснел, или так падало солнце? Джимми явно не хотелось, чтобы наш разговор услышал Мэтт, и я поскорее ответила:

– Хорошо, давай. Тогда часа в два?

Он кивнул и с облегчением выдохнул, словно выполнив какую-то трудную задачу, что еще больше подстегнуло мое любопытство. Но придется, видимо, потерпеть до завтра.

Наконец появились официанты и принялись расставлять перед нами тарелки с заказанной едой. Мэтт, оторвавшись от болтовни с Кейти и выпрямившись на стуле, убрал руку с моей талии, однако напоследок неожиданно крепко поцеловал меня в губы.

– Э-эй, здесь люди едят, между прочим! – с притворным отвращением протянула Сара.

Его рука потянулась поправить выбившуюся у меня из-за уха прядку, и я застыла на мгновение. Просто импульсивное движение, но мне часто приходило потом в голову – что случилось бы со всеми нами, если бы Мэтт не наклонился так близко и не увидел в окно ту машину.

– Какого!.. – крикнул он.

Я обернулась, и у меня отвисла челюсть: из-за вершины холма буквально выпрыгнула, не касаясь колесами земли, небольшая красная машина; за ней, парой секунд спустя, почти на такой же скорости – вторая, с синей мигалкой. Завывания сирены разорвали тишину летнего вечера.

Появившийся из боковой улицы фургончик резко затормозил – красный автомобиль вылетел прямо перед ним, едва не снеся половину капота, и боком прошелся по припаркованным вдоль дороги машинам. Высеченные ударом искры обдали преследующих полицейских.

Визг шин фургона привлек внимание остальных, но опасность происходящего осознавал пока один только Мэтт. Красный автомобиль был еще далеко, однако расстояние стремительно сокращалось. Полицейская машина прибавила скорости, и водитель в панике отчаянно завилял по дороге, едва удерживаясь на середине.

Мэтт вскочил на ноги.

– Он потерял управление! Сейчас врежется! Все от окна! Быстро!

Только теперь и другие поняли уязвимость нашего положения – у огромного окна, отделенного лишь узеньким тротуарчиком от дороги, которая как раз здесь, на спуске с холма, делала крутой поворот. Неизбежность столкновения в один миг стала очевидна каждому. Зараженные паникой, все с криками вскочили. Официант поспешно отпрыгнул назад, уронив при этом две тарелки. Я еще как-то отвлеченно подумала: «Ну что за бардак!» До меня не то чтобы не доходило происходящее или вопли Мэтта, вцепившегося в мое плечо. Просто время вдруг замедлилось, и торопиться было как будто ни к чему – можно еще сто раз успеть выбраться из-за стола и отойти подальше. Швырять при этом на пол отличную еду совершенно незачем.

Джимми и Сара побежали к Филу, который был уже далеко и отчаянно кричал, подгоняя остальных. Мэтт потащил меня за собой, другой рукой подталкивая вперед Кейти, поднявшуюся из-за стола, но застывшую в нерешительности.

Весь этот кавардак с опрокидывающимися стульями и бокалами занял буквально одну-две секунды. И вот тут я здорово сглупила – повернулась взглянуть в окно на приближающуюся машину. Та, бешено ревя мотором и мотаясь из стороны в сторону, по-прежнему неслась вперед, к повороту, и, кажется, даже не собиралась сбавлять скорость.

Из-за того что я притормозила, рука Мэтта сорвалась, и мгновение спустя, когда я с расширенными от ужаса глазами отвернулась от окна, он и Кейти были уже далеко. Я на негнущихся ногах бросилась следом, однако путь мне перекрыл опрокинутый кем-то и застрявший между столом и колонной стул. Как я ни пыталась пропихнуть его дальше, он засел намертво.

– Рейчел! – завизжала Сара во весь голос. – Уходи оттуда!

Машина несется прямо к окну, поняла я и, в ужасе хватая ртом воздух, руками и ногами замолотила по стулу. Кровь бешено стучала в висках, все прочие звуки будто исчезли. В отчаянии я оглянулась на Мэтта. Тот бросился было обратно, за мной, но Кейти – я просто не поверила своим глазам – ухватила его за руку.

– Нет, Мэтт, нет! Ты не успеешь! Ты можешь погибнуть!

Ее слова я, как ни странно, расслышала отлично и какой-то частью мозга, не занятой попытками спастись, даже осознала. Безумие, но я и подумала еще: ну погоди, так просто это тебе не сойдет.

Сзади раздался душераздирающий скрежет – водитель в последнюю минуту вспомнил наконец про тормоза. Не оставляя бесплодных попыток сдвинуть проклятый стул с места, я оглянулась. Машина неумолимо летела прямо на меня, и я уже видела лицо водителя – молодого парнишки с расширенными от ужаса глазами.

Дальше я и не поняла, что случилось: все происходило слишком быстро. Только что я была в ловушке между окном и упавшим стулом, и вдруг две сильных руки словно тисками обхватили мои запястья и буквально вытянули меня оттуда. На секунду передо мной мелькнуло лицо Джимми: в глазах у него застыл невыразимый страх, жилы на шее вздулись, как канаты. Не знаю, откуда только у него взялось столько сил. Он волоком потащил меня по скатерти, опрокидывая бутылки и фужеры. Я вцепилась в него и, пытаясь облегчить ему задачу, отчаянно толкалась ногами, когда сзади раздался громкий «бам!» – машина подскочила на бордюре.

Последним невероятным усилием Джимми швырнул меня вперед. Не знаю, как еще можно это назвать – в одно мгновение меня приподняло, как тряпичную куклу, и бросило на пол, да так, что я еще проехалась по нему несколько футов. Но самоотверженность Джимми стоила ему нескольких драгоценных мгновений, и когда машина влетела в окно, взорвавшееся осколками, он оказался прямо у нее на пути.

* * *

Первое, что я почувствовала, – обжигающую боль. Что-то ужасно тяжелое давило на мои ноги. И вся голова у меня была почему-то мокрая – густая соленая жидкость текла со лба по щекам, заливая глаза и рот. Я хотела крикнуть, но не смогла издать ни звука – в легких совсем не оставалось воздуха, только пыль и дым. Сзади доносились чьи-то крики, кто-то плакал. Я повернула голову, но ничего не увидела – что-то липкое мешало смотреть. Подняв плохо слушавшуюся руку, я мазнула по лицу – на ладони глянцево-алой перчаткой блестела кровь. Груда обломков закрывала меня от тех, кого я могла слышать, а прямо передо мной была машина, оказавшаяся наполовину внутри ресторана, – точнее, то, что от нее осталось. Искореженный корпус едва проглядывал в густом дыму, шедшем из двигателя. Битое стекло покрывало меня сверху, кожей я чувствовала осколки под собой. Я поняла, что лежу посреди того, что только что было окном.

Голоса сзади зазвучали громче, куча обломков пришла в движение – до нас пытались добраться. Вытащить. Не одну меня – нас, конечно, нас, Джимми тоже, Джимми, который вернулся, чтобы спасти меня.

Не обращая внимания на кровь, начавшую течь сильнее, стоило мне пошевелиться, я кое-как приподняла голову, пытаясь отыскать его взглядом. Вокруг по-прежнему клубился дым вперемешку с пылью, но что-то различить было можно. Рядом со мной оказалась странно приподнятая под углом длинная белая плита с огромными кусками стены и какой-то искореженной деталью машины. Вглядевшись, я поняла, что это не плита, а то, что осталось от нашего стола. А приподнята с одного края она потому, что что-то или кто-то лежит под ней.

Забыв обо всем, я потянулась туда рукой. Пальцы отчаянно заскребли по полу, пытаясь нащупать то, что под столом. Наконец на мгновение мне показалось, что я задела что-то мягкое.

– Джимми! – прохрипела я. – Джимми, это ты? Ты слышишь меня?

Молчание.

– Джимми… – Я начала плакать, слезы промывали узкие дорожки на покрытом кровью и грязью лице. – О нет, Джимми, нет… Скажи хоть что-нибудь!

Пыль понемногу оседала, и теперь я видела то, чего коснулись мои пальцы. Рука Джимми, вывернутая под неестественным углом, торчала из-под стола – все остальное было скрыто под обломками. Мускулистая, загорелая, всего несколько минут назад она спасла меня от неминуемой гибели. И теперь лежала, безжизненная. Задолго до того, как прибыли медики, я знала, что она не двинется уже никогда.

 

Глава 2

Декабрь, 2013

Пять лет спустя

Приглашение стояло на каминной полке, почти скрытое стопкой счетов и рекламок доставки еды. Думаю, я специально старалась его скрыть – словно так я могла бы притвориться, что забыла о нем, и остаться дома. Если бы все было так просто! Конечно, когда оно пришло, я ответила открыткой с подтверждением, но тогда до свадьбы оставалось еще несколько месяцев и поездка в Грейт-Бишопсфорд представлялась чем-то абстрактным, отдаленной перспективой, о которой не стоило особо и думать. Однако теперь, когда меня отделяли от нее всего два дня, я стояла в своей крохотной квартирке перед раскрытым чемоданом и не могла взять в толк – с чего я возомнила, что у меня хватит мужества туда вернуться.

Бросив укладывать вещи, я подошла к камину и взяла в руки маленькую тисненую картонку кремового цвета. «Мистер и миссис Джонсон просят Вас почтить присутствием свадьбу их дочери Сары и Дэвида…» Я провела пальцем по выпуклым буквам первого имени. Конечно, ехать надо, я и раньше это понимала. Нельзя пропустить свадьбу лучшей подруги только из-за того, что придется возвращаться в родной город. Да и город ли меня страшил, или воспоминания, которые, я знала, ждут меня там? Я так давно научилась прятать их в самой глубине, не давая им воли…

Не выпуская из рук открытку, я подняла голову и встретилась взглядом с отражением в зеркале. Себе я не могла лгать: просто очутиться вновь в родном городе – это полбеды. Самым трудным будет увидеть вместе всех старых друзей, впервые за много лет. Почти всех. Тень пробежала по моему лицу. Да, не встречи с живыми я боялась – теней прошлого.

Я принялась бездумно укладывать вещи, не особо заботясь, что кидаю в чемодан. Всего ведь на три дня, а потом можно будет вернуться обратно, в свою квартирку, вновь раствориться в суете большого города. Кому-то покажется странным, но мне действительно нравилось жить там, где не каждый встречный знал меня в лицо и по имени. Особое внимание я уделила только своему наряду для девичника и платью из темно-бордового бархата, которое собиралась надеть на саму свадьбу. Слава Богу, Сара в конце концов сдалась и прекратила настаивать, чтобы я была подружкой невесты.

– Ты просто должна, ради меня, – упрашивала она.

Вот так же в школьные годы она подбивала меня на очередную авантюру. На этот раз я не поддалась. Конечно, отказать было непросто, но я заранее знала, о чем зайдет речь, и могла подготовиться.

Хотя созванивались мы регулярно, Сара нечасто навещала меня в Лондоне – она много работала, ну а свободное время, естественно, по большей части проводила с Дейвом, своим парнем. То есть теперь уже женихом. Когда она сказала, что приедет на выходные, я сразу все поняла, успела настроиться, и отказ дался легче, чем я боялась.

– Ну, Рейчел, пожалуйста, передумай, – умоляла она. Вид у нее был такой расстроенный, что я заколебалась. – Я никого другого не хочу в подружки!

Когда я все-таки, не доверяя собственному голосу, отрицательно покачала головой, Сара неосторожно задала тот самый вопрос, который позволил предотвратить все дальнейшие попытки:

– Но почему?

Вот тут я малодушно использовала запрещенный прием – вместо ответа убрала в сторону завесу волос, скрывавшую протянувшийся через лоб и щеку уродливо разветвленный бледный шрам. Сара поджала губы, потом вздохнула, и мне стало понятно, что она признала поражение.

– Да, опять старый трюк с изуродованным лицом, – улыбнулась я. Все прочие мои знакомые старательно обходили эту тему, лишь у Сары доставало смелости говорить прямо. – Зато по крайней мере буду спокойно сидеть в задних рядах, а не стоять у алтаря в каких-нибудь розовых рюшечках.

На мгновение в ее глазах мелькнуло упрямое выражение, и я решила, что это еще не конец, однако в следующую секунду она все же уступила, пробормотав только:

– Не стала бы я тебя в розовое наряжать, с чего ты взяла…

В ответ я от всего сердца обняла подругу. Я знала, что подвела ее, и еще больше любила за то, что она поняла и приняла мое решение.

* * *

Прежде чем закрыть чемодан, я потянулась за пузырьком с таблетками на прикроватной тумбочке – главное, не забыть бросить их в косметичку. Взяв пузырек, я нахмурилась – он оказался куда легче ожидаемого. Подняв на свет, едва сочившийся через окно с пасмурного декабрьского неба, я попыталась прикинуть, сколько таблеток осталось. Выходило совсем мало, меньше, чем я думала; едва хватит на время поездки. Как же так? Судя по дате на этикетке, прошло всего десять дней. Я чувствовала, что головные боли учащаются, но не представляла, что употребляю такое количество болеутоляющих. По спине пробежал холодок. Дело плохо. Я могла врать о своем здоровье отцу, даже врачам поначалу, когда боли только начались (глупо, конечно), но знала, что рано или поздно придется взглянуть правде в глаза. Это был тот тревожный признак, о котором нас предупреждали с самого начала, и каждый разговор по телефону с папой все три года, что мы жили порознь, начинался одинаково: «Ну как ты? Голова не болит, ничего такого?» Сперва я радостно отвечала, что все отлично; однако последние полгода я его просто обманывала. В конце концов я записалась на прием к доктору, который наблюдал меня во время периода реабилитации. Похоже, мои жалобы его обеспокоили – что уж говорить обо мне самой, ведь я порядком приуменьшила симптомы. Выписанное им лекарство могло только облегчить боли, и он настоятельно рекомендовал мне лечь в больницу на обследование. Рецепт я взяла, но совету не последовала, отложив на потом, хоть и знала, что только оттягиваю неизбежное.

Папе я ничего рассказывать не стала – у него достаточно проблем с собственным здоровьем, да и со мной он натерпелся… Может, если хоть подольше не будет из-за меня переживать, это пойдет ему на пользу. Какими бы неутешительными ни были результаты визита к онкологу, отец всегда говорил: «По крайней мере у тебя все в порядке». У меня не хватало духу отнять у него еще и это.

Я иногда думала – что за проклятие лежит на нашей семье? Сколько надо было разбить зеркал, чтобы нас так преследовали напасти? Сначала смерть мамы, потом моя авария, рак у отца, и вот теперь головные боли… Может, нам досталась в придачу и чужая доля какой-нибудь другой семьи, в которой уже двадцать с лишком лет ни болезней, ни неудач? И пусть папа говорит, что одно с другим не связано. Я-то знаю, что после несчастного случая со мной он снова закурил из-за стресса. Если бы не это, возможно, сейчас он был бы здоров.

«Сколько же ужасных последствий принес с собой тот страшный вечер!» – подумала я. Но в этот момент приступ пронзительной боли прервал двинувшиеся в запретном направлении мысли.

Отправиться я собиралась прямо с утра и заранее посмотрела, когда первый поезд. На работе отпросилась на два дня – конечно, девичник только в четверг вечером, но я решила приехать пораньше. От приглашения Сары остановиться в доме ее родителей я отказалась. Как я ни любила их семью, атмосфера там всегда была куда более эмоциональной и кипучей, чем я привыкла. Не думаю, что выдержала бы тот бедлам, который наверняка будет твориться перед свадьбой единственной дочери. Кажется, они тоже это понимали и не обиделись, когда я заказала номер в одной из двух гостиниц городка. Скорее всего большинство других гостей поступили точно так же – многие, правда, никуда скорее всего и не уезжали из родных мест.

* * *

Когда поезд отошел от перрона, я, приготовившись к двухчасовой поездке, позволила себе наконец подумать о людях, встреча с которыми мне предстояла. О прежних друзьях. Так странно – связь между нами, которая представлялась когда-то нерушимой, оказалась вовсе не такой уж прочной. И ее нить не перетерлась постепенно, с годами, а была перерезана в один миг безбашенным молодым идиотом на угнанной тачке.

Сара осторожно и деликатно поведала мне кое-что об их новой жизни. Тревор, как она узнала, навещая родителей, после универа возвратился в Грейт-Бишопсфорд, живет с девушкой – ее Сара не знала – и работает начальником департамента в банке. Я с трудом могла себе представить того Трева, которого я знала – рокера-гитариста из школьной группы, – в столь скучной и респектабельной роли.

Фил, наоборот, до сих пор вел кочевую жизнь. После колледжа он решил с год просто поездить по свету, год перешел в два, и в итоге каким-то образом это переросло в карьеру фотографа-фрилансера. Хотя его семья по-прежнему жила в городке, сам он появлялся там крайне редко, в краткие периоды между поездками – чем дальше, тем лучше. Сара рассказала, что при встрече ощутила в нем какое-то неуемное беспокойство, объяснявшее такой стиль жизни и нежелание осесть на одном месте.

Ну и конечно, Мэтт… и Кейти – с недавнего времени они неразлучны. Саре было явно непросто сообщить мне об этом – чувствовалось, что она тщательно подбирает слова, не зная, как я восприму новость. Разговор происходил по телефону, примерно полтора года назад, и когда сказанное повисло между нами, я прислушалась к себе – больно ли мне хоть немного от того, что мой бывший парень теперь с другой. Нет, никакой боли я не ощутила – только удивление, и не тому, что эти двое, один привлекательнее другого, наконец вместе, а тому, что Кейти понадобилось так много времени, чтобы добиться своего.

Почувствовав, что зашла слишком далеко, я отогнала мысль прочь, как и тогда, при разговоре с Сарой. Думать о Мэтте – значит возвращаться к нашему краткому роману, который так грустно закончился, и к тому, что привело к разрыву. А о последнем я не позволяла себе думать никогда.

* * *

Городская застройка постепенно уступала место полям и открытым пространствам, и внутреннее напряжение все больше и больше усиливалось. Я постаралась запить его паршивым, горьким, как хина, кофе, которое купила в вагоне-ресторане, и сосредоточиться на цели поездки. Я еду ради Сары, это ее день, ее праздник, и нельзя, чтобы он был испорчен. Она не должна переживать из-за моих чувств по поводу возвращения домой. Домой? Почему я так подумала? Неужели я до сих пор считаю Грейт-Бишопсфорд своим домом? А на самом деле? Вот уже пять лет, как я там не живу – формально, значит, нет. Однако назвать так какое-нибудь другое место я тоже не могла. Во время длительного периода реабилитации мы переехали на север Девона; папа и сейчас живет там. Но это был его дом, не мой, хоть я и провела в нем почти два года. Скорее на эту роль может претендовать моя маленькая лондонская квартирка, но она с самого начала воспринималась как временное пристанище. Я и выбрала-то ее только из-за близости к метро, а не потому, что она мне чем-то так уж понравилась. Да и вообще сложно по-настоящему привязаться к съемному жилью над захудалой прачечной, в не самом престижном районе Лондона. Следовало, конечно, переехать после первого же повышения зарплаты, а уж после второго – точно, но я уже привыкла и чувствовала себя комфортно, пусть обстановка и не отличалась особым стилем. В шутку я говорю, что живу среди антиквариата – что в общем-то правда, по крайней мере в отношении возраста вещей.

* * *

Два часа пролетели куда быстрее, чем мне хотелось бы. Бесполый голос в динамике произнес: «Следующая станция – Грейт-Бишопсфорд», и на меня вдруг накатила тревога – я почувствовала, что готова к встрече с прошлым ничуть не больше, чем прежде. Вагон, дернувшись напоследок, замер, и я поднялась с места, чтобы достать с полки чемодан.

– Позвольте мне, – произнес мужской голос сзади.

Прежде чем я успела что-то сказать, сильные руки потянулись кверху и без труда сняли мой невеликий багаж. Я повернулась, чтобы сказать «спасибо», и заметила поспешно спрятанное выражение сочувствия при виде моего шрама. Поблагодарив легкой улыбкой, я уже привычным движением наклонила голову так, чтобы волосы вновь закрыли изуродованную половину лица. Прятать ее было легче, чем мириться с реакцией людей – те либо теряли вдруг дар речи, либо, наоборот, принимались расспрашивать, а я много лет назад приняла решение не вспоминать о случившемся. Вот что, пожалуй, больше всего страшило меня сейчас; трудно представить, что за несколько дней со старыми друзьями разговор ни разу не коснется катастрофы, изменившей жизнь каждого из нас.

У вокзала я взяла такси: хотя пешком до гостиницы всего ничего, путь пролегал мимо моей старой школы, а я еще не была готова к встрече с воспоминаниями, которые она могла пробудить. Устроившись в кожаном салоне автомобиля, я всю дорогу упрямо не отрывала взгляда от пола и собственных коленей.

Гостиницу я до этого видела только снаружи, и номер, чистый и совершенно безликий, никаких ненужных ассоциаций не вызывал – уже хорошо. За каких-то три минуты я распаковала вещи и бросила взгляд на радио-будильник у кровати. Время близилось к обеду, и я подумала, не спуститься ли перекусить в лобби-бар, но в последний момент спасовала и заказала сандвичи в номер.

– Постепенно, маленькими шажками, – ободряюще сказала я своему отражению в зеркале на туалетном столике. – Не нужно торопиться, и тогда все будет в порядке.

Отражение посмотрело на меня с сомнением. Господи, если я сама себя убедить не могу, как же мне продержаться эти семьдесят два часа?

Поев, я набрала с мобильного Сару – сказать, что уже на месте. В ее голосе я уловила облегчение – значит, все-таки боялась, что не приеду. Мне стало стыдно: надо быть сильной, хотя бы ради подруги.

– Заходи прямо сейчас, зачем ждать до вечера, – тут же предложила она. Ее энтузиазм поневоле заставил меня улыбнуться. Я надеялась, что Дейв понимает, как ему повезло и с каким замечательным человеком он связывает свою жизнь.

– Чуть попозже, – пообещала я. – Завтра я уж точно буду в твоем полном распоряжении – успеем обо всем потрепаться, прежде чем ты станешь солидной замужней матроной и тебе будет не до глупостей.

Она только страдальчески застонала и выдала пару энергичных выражений, солидной матроне уж точно не приставших.

– Я вообще-то собиралась сегодня прогуляться немножко, – добавила я. – Хочу попробовать встретиться с воспоминаниями лицом к лицу.

– Составить тебе компанию?

Я снова улыбнулась. У нее наверняка хлопот полон рот, но скажи я сейчас «да» – и она все бросит, лишь бы помочь мне.

– Нет, сама справлюсь. Думаю, лучше мне одной. Все равно голова что-то болит, – подняв ладонь, я помассировала лоб – в этом я не соврала, – свежий воздух мне не повредит.

– Только ты недолго – не забудь, вечером девичник.

– Можно подумать, ты позволишь мне забыть! Дурацкие шляпы и караоке будут?

– За кого ты меня принимаешь? – с притворным негодованием откликнулась Сара. – Я же тебе говорила – никаких девчачьих глупостей. Все по-взрослому и со вкусом – просто ужин со старыми друзьями обоего пола, чтобы отметить мое расставание с незамужней жизнью. Кстати, стриптизера ты заказала?

– Ну еще бы, – ответила я и отсоединилась, по-прежнему улыбаясь.

* * *

На улице было куда холоднее, чем я предполагала, – хорошо, что я надела плотное шерстяное пальто, а шею туго охватывал вязаный шарф. Я еще не успела даже подумать хорошенько, как ноги сами понесли меня извилистыми переулками к моему прежнему дому. Противиться я не стала – начать стоило действительно оттуда, с самой легкой точки на моем нынешнем маршруте. Там меня ждали только счастливые детские воспоминания, ничего мрачного и ужасного.

Место старого штакетника заняла стильная кованая изгородь, входная дверь стала ярко-зеленого цвета, однако в остальном дом выглядел по-прежнему. То, что он почти не изменился, согрело мне душу. Разве что садик выглядел более ухоженным – из папы огородник был так себе, – да на окнах я заметила модные деревянные жалюзи вместо прежних уютных занавесок.

Пять лет назад это был единственный дом, который я знала, и его вид вызывал у меня чувство надежности и защищенности, как ни одно последующее жилище. Стоя на тротуаре, я ощущала это место и своим, и одновременно до странности чужим. Меня вдруг пронзила тоска по прошлому – внезапно я осознала, что впервые оказалась здесь после того рокового вечера.

Стремление уехать возникло в те невыносимо долгие, тягучие месяцы, пока я лежала в больнице. Правильное, нет ли – кто знает? Бедный папа пошел бы на все, лишь бы хоть немного облегчить мою боль, а я, едва сознавая себя от горя, неотвязно умоляла увезти меня как можно дальше отсюда. Вещи были собраны, дом спешно продан, и мы переехали в другой город.

Воспоминания вдруг сделались нестерпимо горькими, и я поскорее зашагала прочь. Глаза слезились от налетевшего ледяного ветра – по крайней мере мне хотелось думать, что причина в этом. Наклонившись вперед, я почти бежала. Только на углу я наконец остановилась, колеблясь, куда идти дальше. Я была на распутье – и физически, и морально. Не разрывайся у меня сейчас сердце от печали, я бы, наверное, нашла это даже забавным. Головная боль, притупленная таблетками, вновь напомнила о себе, грозя разыграться с новой силой. Хорошее оправдание, чтобы сойти с маршрута, но я решила, что и без того слишком долго под разными предлогами пряталась от прошлого.

Моя рука судорожно сжала дверной молоток. На миг мелькнул проблеск надежды – может, они тоже переехали? Сара ничего не говорила; за все прошедшие годы мы вообще избегали этой темы. Некоторые раны слишком глубоки, чтобы их бередить.

Женщина, открывшая мне дверь, если и поразилась моему появлению после пяти лет отсутствия, ничем этого не показала. Никак она не среагировала и на мой шрам, хотя не могла его не заметить – длинные пряди моих каштановых волос так и развевались на ветру. Надеюсь только, что и мне хорошо удалось скрыть потрясение от того, как сильно она постарела. Горе оставило на ее лице неизгладимый отпечаток, и даже ласковая улыбка, с которой она приветливо обняла меня, не могла его стереть. Да и ничто не могло. Чувство вины словно ножом пронзило меня. Я – причина того горя. Из-за меня эта женщина потеряла сына.

* * *

День выдался нелегким, и ко времени возвращения в гостиницу от общего напряжения и всех переживаний голова у меня буквально разрывалась. Оказавшись в номере, я первым делом вслепую нащупала в косметичке пузырек с таблетками и, наплевав на инструкцию, всухую проглотила сразу две вместо одной. Дожидаясь, пока лекарство подействует, я набрала ванну и погрузилась в горячую воду с ароматическими солями. К моменту, когда кожа порозовела, мне стало чуть лучше, через полчаса боль начала притупляться и постепенно вернулась к привычному уровню, с которым можно было жить. Как раз подошло время готовиться к сегодняшнему вечеру.

О встрече с матерью Джимми я старалась не вспоминать – то, что она сказала мне, нужно было как следует обдумать, а сейчас я не могла себе позволить такую роскошь. Меня ждало еще воссоединение со старыми друзьями. Мы праздновали знаменательное событие в жизни одного из нас и впервые собирались уже вшестером, а не всемером.

– Маленькими шажками, – пробормотала я снова, усаживаясь перед туалетным столиком и начиная наносить макияж.

* * *

Место для ужина Сара выбрала отличное – престижный ресторан на другом конце города. В школьные годы мы ни разу там не бывали – слишком дорого и изысканно. Я специально подъехала пораньше, за добрых полчаса до назначенного времени, чтобы морально подготовиться. Назвав метрдотелю имя Сары, я отклонила предложение подождать у барной стойки и попросила сразу показать заказанные места.

Меня проводили к большому круглому столу в дальнем углу ресторана. Я села так, чтобы первой видеть тех, кто придет за мной. Правда, взгляд постоянно упирался в зеркальную стену напротив, без чего я прекрасно обошлась бы – в номере достаточно испереживалась, идет ли мне темно-синее платье с глубоким V-образным вырезом. Другого я в поездку все равно не взяла, так что особого выбора не было. Однако я продолжала то и дело поглядывать на свое отражение, каждый раз нервно поправляя волосы, чтобы получше закрыть шрам на щеке.

Первым появился Фил – загорелый, мускулистый, широкоплечий, совсем не такой, каким я его помнила. И сгреб меня стальной хваткой, так, что ребра затрещали.

– Хватит, дай вздохнуть! – взмолилась я.

Рассмеявшись, он отпустил меня и уселся на соседний стул.

– Прекрасно выглядишь, Рейчел. – Я готова была чуть ли не сесть на руку, которая сама собой вновь дернулась к волосам. Фил, однако, продолжал, как ни в чем не бывало: – Сто лет не виделись. Как ты? Живешь все там же, в Девоне?

Я рассказала ему о себе, он поведал мне свою историю – куда интереснее моей. Пока мы болтали, подошли еще двое – Тревор и его девушка, Кейт. Я не знала, что приглашены еще и пары, но, поздоровавшись и получив новую порцию медвежьих объятий, подумала, что со стороны Сары это мудрое решение. Присутствие новых лиц снижало общую напряженность между нами.

Сообразив наконец посчитать количество стульев за столом, я некоторое время гадала, для кого еще один лишний. Ответ вскоре последовал. В ресторан вихрем влетела сама Сара – на губах заразительная улыбка, в руках связка шариков с надписью «Жених и невеста», а следом шел ее возлюбленный, Дейв.

– Кто же приводит жениха на собственный девичник? – шутливо спросил Фил, поднимаясь и протягивая Дейву руку для приветствия.

– Ну а что делать, если он без меня не может?

Я улыбнулась Саре и кивнула на шарики.

– Супер.

– Ага, мне тоже понравились.

– Отличное место, – заметил Дейв, отодвигая стул для невесты и усаживаясь рядом, бок о бок с ней. – Просто шик-блеск.

– Ну еще бы, – подтвердила Сара и, повернувшись ко мне, драматическим шепотом добавила: – Рейч, давай звони, отменяй «развлекательную программу».

Тем временем к Тревору подошел сомелье, и пока завязалось обсуждение – что заказывать, – Сара, наклонившись ко мне, уже всерьез негромко спросила:

– Как ты, солнышко? Только по правде.

– Да ничего, держусь, – тоже вполголоса ответила я. Она озабоченно нахмурилась, и я поправилась: – Все нормально, не переживай.

Ободряюще сжав напоследок мне руку, Сара вновь выпрямилась на стуле.

Первый неловкий момент последовал сразу, как принесли напитки.

– Так, кого еще не хватает? – жизнерадостно спросил Тревор.

Повисла напряженная пауза.

– Мэтт и Кейти сказали, что немного задержатся, – поспешно вставила Сара, стараясь сгладить нечаянную двусмысленность его слов.

Дейв пришел на помощь с длинной историей о недавней стычке с парковщиком, которую сочинил, по-моему, тут же на ходу. Чувствовалось, что с будущей женой у них полное взаимопонимание. Мы еще не отсмеялись, когда я заметила, как взгляды других посетителей устремились куда-то в сторону входа. Я могла сказать, в чем дело, даже не поворачивая головы. Если уж каждый по отдельности из прибывшей пары привлекал взгляды – как я слишком хорошо помнила из проведенного с Мэттом времени, – то вместе они производили просто сногсшибательное впечатление, словно сошедшие с журнальной страницы кинозвезды. От их безупречной, ослепительной красоты буквально захватывало дух. Оба за прошедшие пять лет еще больше похорошели, если только такое возможно. Никогда я не ощущала так остро собственную серость. И пустоту в душе – рядом не сидел человек, который мог бы одним словом, улыбкой разуверить меня в этом. Вот если бы жизнь повернулась по-другому, если бы судьба выбросила иной жребий…

Наряд Кейти был рассчитан на то, чтобы производить эффект. Облегающее фигуру черное платье на завязках вокруг шеи, с разрезом до бедра открывало соблазнительный вид и на грудь, и на длинные загорелые ноги. Волосы – мне они показались светлее, чем прежде, – ниспадали безупречными волнами по обе стороны лица. Но по-настоящему я не могла оторвать глаз от Мэтта – и так было всегда, честно призналась я сама себе. Как и Фил, он стал выше и шире в плечах по сравнению с тем, каким я его помнила. Темный костюм и накрахмаленная белая рубашка выглядели дорого и сидели как влитые – их явно шили на заказ. С лица исчезла мальчишеская пухлость, резче обозначив черты, но глаза, которые, встретившись с моими, немедленно зажглись улыбкой, остались прежними. Я как можно убедительнее постаралась улыбнуться в ответ, хотя ощутила вдруг то же странное чувство, что и рядом со своим старым домом – будто увидела что-то принадлежавшее мне и в то же время уже явно и очевидно не мое.

Последовал очередной раунд приветствий, и я порадовалась, что в суматохе объятий, пожатия рук и радостных восклицаний у меня есть время подготовиться. К тому моменту как Мэтт наклонился ко мне, чтобы поцеловать в щеку, я почти справилась со своей чисто гормональной реакцией на его появление. Кейти чмокнула меня в другую, и на миг я заметила, как что-то странное мелькнуло в ее глазах при виде моего шрама, хотя ни для нее, ни для других он не был новостью. После аварии друзья не раз навещали меня в больнице – пока я всех не прогнала.

Все шло вроде бы гладко, но в то же время вечер, можно сказать, провалился. Внешне каждый играл свою роль как по нотам – старые друзья, собравшиеся отовсюду, чтобы пожелать счастливой паре всего наилучшего, – однако меня не оставляло ощущение, что мы будто второсортные актеры в пьесе с избитым сюжетом. Все говорили правильные слова, в нужные моменты поднимали бокалы и провозглашали тосты, но натужное старание не вспоминать о том дне, когда мы в последний раз сидели так же вместе за одним столом, начисто убивало атмосферу праздника.

Я полагала, что остальные поддерживали связь и регулярно виделись; к моему удивлению, выяснилось, что за пять лет все встречались только по двое-трое, а в полном составе не собирались ни разу. Смерть Джимми и мое исчезновение разрушили взаимное притяжение. Зато в разговоре не возникало неловких пауз, которые не знаешь, чем заполнить. Все наперебой рассказывали, что произошло в их жизни за эти годы, и общая беседа не смолкала ни на минуту. Мэтт, как мы узнали, после университета вошел в семейный бизнес, а Кейти работала в сфере пиара – она говорила кем, но, честно говоря, я не особо слушала. Мое внимание больше привлекал язык ее тела. Каждое движение Кейти с момента, как она села на стул, показывало всем, что Мэтт теперь принадлежит ей. Она разве что не обвивалась вокруг него, пока мы ждали официанта, да и потом тоже. Непонятно было, как она умудряется есть, то беря его под руку, то приобнимая, то еще что-нибудь. Самое странное – я твердо знала, что вся эта демонстрация исключительно для меня. Но чего ради? Мы с Мэттом расстались много лет назад. Правильнее будет сказать – я с ним порвала. После нескольких безуспешных попыток, мучительных для нас обоих, он наконец оставил надежду, что я передумаю, и больше мы не общались. Я совершенно недвусмысленно дала понять, что вычеркиваю его из своей жизни. За прошедшие годы ничего не изменилось, так для чего эти ужимки?

Незаметно исчезла последняя перемена блюд. Официант потянулся с бутылкой к моему бокалу, но я поскорее прикрыла его ладонью.

– Нет-нет, спасибо, мне достаточно.

– Ты за рулем? – осведомился Тревор. Сам он себя не ограничивал и пил все, что нальют.

– Нет, я на такси. – Как ни странно, никто до сих пор не заметил, что за весь вечер я едва пригубила вино. – Просто завтра мне нужна свежая голова, а то, боюсь, Сара меня с ума сведет.

Та изобразила оскорбленное достоинство, и все рассмеялись. Вопрос был исчерпан, моему вранью поверили, хотя на самом деле я просто боялась пить после всех таблеток. И тут же, стоило вспомнить о ней, ослепляющая боль пробудилась с новой силой, будто потревоженный во сне дракон. Я встала, надеясь, что никто не видит, как мне пришлось опереться о стол, чтобы удержаться на ногах.

– Сейчас вернусь, – проговорила я куда-то в пространство и, из последних сил стараясь идти по прямой, направилась к женской уборной.

Даже в туалете здесь царила роскошь. Прерывисто вздохнув от облегчения, я осторожно опустилась на низкую скамеечку, обитую бархатом. Пульсирующая боль за глазами не ослабевала, по краям поля зрения все плыло. Прежде такие приступы бывали у меня всего пару раз, но никогда так неожиданно, как сейчас, чтобы голова буквально вдруг взорвалась от боли. Без сомнения, общее напряжение дня только обострило ситуацию.

Непослушными пальцами я полезла в сумочку за таблетками. Колпачок с защитой от детей никак не поддавался, в спешке я сломала ноготь и едва не расплакалась. Еще две таблетки, проглоченных всухую. Прикрыв глаза от яркого света, я замерла, дожидаясь, пока более или менее приду в себя.

Теперь стало окончательно ясно: нужно было давным-давно лечь на обследование. Само собой это не пройдет. Как ни пугали меня возможные результаты, надо смотреть правде в глаза – с моей головой творится что-то неладное, и от того, что я буду прятать ее в песок, к лучшему ничего не изменится. Есть в этом какая-то ирония на грани черного юмора, подумала я, понять, что последствия травмы никуда не делись, в свой первый и единственный за много лет визит туда, где я ее получила. Только бы дотянуть до конца выходных. В понедельник первым же делом запишусь на прием в клинику, слово даю.

Однако времени прошло уже многовато – как бы Сара не прибежала меня разыскивать. Не хватало еще, чтобы она подумала, будто мое долгое отсутствие как-то связано с поведением Кейти. И уж тем более я не хотела, чтобы наружу вышло мое истинное состояние.

Я встала – к счастью, ноги у меня больше не дрожали и перед глазами не плыло. Сполоснув руки, я намочила фланелевое полотенце из ящичка у раковины и прижала прохладную влажную ткань ко лбу. Когда я почти собралась уходить, дверь открылась и внутрь вошла Кейти.

– У тебя все в порядке? – поинтересовалась она.

Естественный вопрос, но, судя по тону и холодному взгляду, ответ ее нисколько не занимал. И когда она успела стать такой? Она, конечно, всегда была резковата, но мы ведь все-таки подруги, да и чем я заслужила такое отношение? Если на то пошло, за Мэтта она вообще должна мне «спасибо» сказать. Теперь ясно, что она с самого начала на него глаз положила – так пусть радуется, что я сама убралась с дороги. Да и вообще это все было давным-давно, еще в школе, какие сейчас могут быть счеты?

– Да, нормально. Просто устала немного – на работе та еще неделька выдалась, – соврала я.

– Кстати, кем ты работаешь?

Хорошо же она меня слушала, когда я рассказывала.

– Я секретарь.

– А, ну да. Значит, в журналистику не пошла?

Вот тварь. У нее что, вообще мозгов нет? Ведь знает же, из-за чего мои прежние планы полетели в тартарары и почему я так и не поступила в университет.

– Нет, не пошла, – ответила я, надеясь, что яда в моем голосе меньше, чем мне самой представлялось. – Все, видишь ли, изменилось после…

Она кивнула, кажется, слегка пристыженная тем, что так некстати свернула на скользкую тему. Но только я приписала ей хоть какие-то человеческие чувства, как она опровергла мои заблуждения. Демонстративно откинув роскошную гриву волос, Кейти приблизила лицо к зеркалу, будто высматривая несуществующие изъяны. Вид то ли собственного безупречного отражения, то ли моего, изуродованного шрамом, мгновенно вернул ей хорошее настроение. Сделав очевидный вывод, что я ей не соперница, она повернулась ко мне с деланно-простодушной улыбкой.

– Рейчел, только не обижайся… ты не думала к кому-нибудь обратиться, чтобы что-то сделать с лицом? Ты ведь была такой хорошенькой.

«Была», значит? Ну-ну. Я едва поборола желание в ответ захлопать глазками и невинно спросить: «С лицом? А что с ним не так?» – пусть выкручивается. Может, меня и угнетал мой внешний вид, но ни к какому пластическому хирургу я не собиралась. Обойдусь без ее рекомендаций. Объяснять – такая пустышка все равно не поймет. По моему мнению, я заслуживала этот шрам, хотя даже отец и Сара, поднимавшие ту же тему – только с гораздо большим тактом – еще давным-давно, считали, что напрасно я себя казню.

К счастью, в этот момент открылась дверь и в туалет с почти комической поспешностью ворвалась Сара. Окинув нас обеих проницательным взглядом, она тут же оценила ситуацию. В ее глазах вспыхнул памятный мне по ссорам в прошлом огонь, но я чуть заметно качнула головой, и тот нехотя угас. Пара теплых слов в адрес Кейти остались, по счастью, невысказанными.

– Я что-то пропустила, девочки? Вечеринка теперь здесь? – пропела Сара, присоединяясь к нам у зеркала и беря меня под руку – жест солидарности, который понял бы и последний тупица.

Кейти, может, стала и бесчувственной, но не тупой.

– Нет-нет, мы с Рейчел просто заболтались. Давайте вернемся к остальным, – проговорила она, однако все-таки не удержалась, пустила последнюю отравленную стрелу: – Мэтт, наверное, уже беспокоится, куда я подевалась.

Если и так, он и вида не подал, когда мы возвратились к столу.

Усаживаясь на свое место, я уловила обрывок разговора, которого страшилась весь вечер. Сердце забухало в груди, словно кузнечный молот.

– …такая нелепая, трагическая гибель, отличный был парень… – горячо рассказывал Фил Дейву. Тот что-то неопределенно мычал в ответ – Сара, очевидно, его предупредила. – Тот вечер все перечеркнул, все пошло по-другому для каждого из нас.

Молчание, повисшее за столом, служило лишним подтверждением его слов. Не поднимая взгляда от скатерти, я буквально кожей почувствовала, что все смотрят на меня. Я действительно пострадала больше других – и шрам на лице не шел ни в какое сравнение с теми, что остались у меня на душе.

– Ребята, давайте не будем об этом, – попросила Сара.

– Да-да, конечно, не будем, – поспешно согласился Фил.

Я знала, что теперь все многозначительно и сочувственно переглядываются, косясь в мою сторону. Невыносимо потянуло оказаться среди равнодушных стен своего номера в гостинице.

– Не хочу нарушать праздник, – начала я, и в ответ послышался хор виноватых протестов, – и это правда не из-за… Джимми. – Я не сразу смогла выговорить имя. – Просто страшно разболелась голова, так что, если вы не против, с меня на сегодня достаточно.

Сара начала было возражать, но интуиция, приобретенная за годы нашей дружбы, заставила ее передумать.

– Да, солнышко, конечно. У всех был нелегкий день…

Она что, намерена свернуть вечеринку? Мне стало стыдно.

– Нет-нет, Сара, вам расходиться ни к чему. Еще ведь даже кофе не принесли. Я возьму такси до гостиницы. Пожалуйста, не нужно из-за меня прерывать праздник. Прошу.

Я поднялась на ноги. Сара еще колебалась, но тут вмешался Дейв.

– Давай я провожу и поймаю тебе такси, – предложил он. – А Тревор пока закажет всем кофе и бренди, да?

Я благодарно улыбнулась. Неудивительно, что Сара его любит.

– Не надо такси, – вмешался вдруг знакомый угрюмый голос. – У меня машина снаружи, я отвезу Рейчел.

Неожиданное предложение застигло меня врасплох – после приветствия Мэтт за весь вечер ни словом со мной не перемолвился. Прежде чем я успела ответить, он поднялся и небрежно коснулся губами лба Кейти.

– Я недолго, – пообещал он и повернулся ко мне: – Ну, идем?

Я собиралась уже отказаться, сказать, что это ни к чему, что мне проще взять такси, но потом увидела Кейти. Та смотрела так, будто не верила своим ушам; ее лицо выражало смесь ярости и негодования. Это решило все. Я знала, что поступаю некрасиво, но за ней был должок. Зря она так вела себя в туалете.

– Простите, что рано вас покидаю. Увидимся в субботу, на свадьбе. Всем пока.

Я двинулась прочь от стола, и рука Мэтта легонько коснулась моей талии, направляя в сторону от официанта, несшего поднос с кофе. Сзади донесся нестройный хор «пока». Голоса Кейти, однако, слышно не было.

Снаружи стоял бодрящий декабрьский морозец. Мэтт не спешил убирать ладонь, и я подчеркнуто отстранилась, освобождаясь.

– Вон туда, – показал он, направляя пискнувший брелок на что-то низкое и обтекаемое, отблескивавшее черным под ярким светом фонаря.

Мэтт открыл дверцу и слегка придержал меня под локоть, помогая усесться. Сливочного цвета кожаная обивка мягко приняла меня в свои объятия.

– Да уж, с такси не сравнить, – заметила я, когда он занял место за рулем. – Новая игрушка?

Мэтт небрежно пожал плечами.

– Машина принадлежит компании.

– А компания – тебе.

– И что?

Он повернулся ко мне. Хотя двигатель он еще не завел и освещение в машине было выключено, фонарь давал достаточно света. Оказавшись лицом к лицу с Мэттом, наедине с ним в замкнутом пространстве автомобиля, я забыла не только, что хотела сказать, – черт, да еще секунда-другая, я бы и собственное имя забыла! Пришлось поскорее заговорить о другом.

– Кейти, по-моему, не слишком-то обрадовалась тому, что ты предложил меня подвезти.

– Ничего, переживет, – буркнул он.

Кажется, это я тоже зря ляпнула. Однако Мэтт все же развил тему.

– Ты ведь знала – о нас с Кейти? До сегодняшнего дня?

Я как можно равнодушнее пожала плечами:

– Конечно. Сара говорила мне как-то… давно.

– И… ты ничего? Все нормально? – Его голос впервые за весь вечер прозвучал не совсем уверенно, напомнив мне того мальчишку, которого я знала когда-то.

Я замешкалась с ответом чуть дольше, чем нужно, но в конце концов откликнулась как можно беззаботнее:

– Ну да. А что такого?

Резко выпрямившись в кресле, Мэтт завел машину, коротко бросил: «Пристегнись» и на скорости выехал задним ходом с парковки. Кажется, он ждал другого ответа.

Когда мы выехали на дорогу, я снова открыла было рот:

– Я остановилась в…

– Знаю, – грубо оборвал Мэтт.

Отлично – теперь он разозлился. В тот момент я с радостью променяла бы роскошный салон на самое зачуханное, вонючее такси. Я попробовала подыскать какую-нибудь безобидную тему, но ничего не могла придумать. Наше прошлое скрывало слишком много взрывоопасного, чтобы просто мило болтать ни о чем. К тому же мои таблетки еще толком не подействовали, и пятнадцать минут в полной тишине устроили бы меня как нельзя лучше.

Однако судьба не была ко мне так благосклонна. На первом же красном светофоре Мэтт заметил, что я машинально потираю лоб и переносицу.

– У тебя и правда голова болит? Это не предлог? – с сомнением спросил он.

– Да, болит, и еще как, – разозлившись, отрезала я.

– Может, нужно какое-нибудь лекарство? Дальше по дороге будет круглосуточная аптека, можем остановиться.

Неожиданная забота с его стороны застала меня врасплох.

– Нет, все нормально. У меня есть таблетки.

«Только они, по-моему, уже не действуют», – добавила я про себя.

Несколько минут прошли в молчании. Я думала, что все неловкие моменты уже позади, когда Мэтт вдруг вбросил самую настоящую бомбу.

– Мы с Кейти… это ведь не то чтобы серьезно. Пока нам обоим удобно, а там… Ты просто знай.

На секунду я лишилась дара речи.

– Я очень сомневаюсь, что Кейти думает так же, – наконец выговорила я, – судя по ее виду, когда ты взялся меня подвезти. И для чего, позволь спросить, мне нужно это знать?

Он глубоко вдохнул, подыскивая слова.

– Непросто было сегодня с тобой встретиться. И вообще со всеми.

Со всеми, за одним важным исключением.

– Понимаешь, – он невесело усмехнулся, – я весь вечер не мог избавиться от ощущения, что сижу рядом не с той, с кем должен.

Я даже не знала, что на это ответить. То ли чувствовать себя польщенной, то ли оскорбиться тем, что человек, состоящий в отношениях с другой, говорит мне подобное.

– Мэтт, по-моему, на тебя подействовала ностальгия воссоединения со старыми друзьями. Ты спутал прошлое с настоящим. Это было давно, мы тогда были детьми. – Мой голос дрогнул и ослабел. – Произошло страшное, и все изменилось. Мы изменились.

– Да, мы уже не дети, – подтвердил он.

Его рука вдруг без предупреждения потянулась к моей, лежавшей на коленях. Я отдернула ладонь, будто прикосновение обжигало.

– Нет, не надо. Ты не один, ты не свободен… – Увидев, что он хочет что-то сказать, я быстро поправилась: – И даже если бы был свободен, все равно.

Оторвав взгляд от дороги, Мэтт с недоверием посмотрел на меня:

– Ты продолжаешь казнить себя за то, что случилось с Джимми? Господи, скажи, что нет! Пять лет прошло!

– Хоть пятьдесят пять – не важно. – Скольким еще людям мне придется это объяснять? – Если бы он не бросился меня спасать, он все еще был бы с нами.

– Но не было бы тебя.

Я пожала плечами.

– И так ты хочешь вернуть долг? Отгородиться от жизни, как какая-нибудь засушенная старая дева? Опомнись, Рейчел, тебе ведь только двадцать три! – В возбуждении Мэтт прибавлял и прибавлял скорость. – Думаешь, Джимми хотел бы, чтобы ты обрекла себя на одиночество?!

– Ничего я не одинока, – огрызнулась я, вновь превращаясь в надувшуюся девочку-подростка.

– Да? Может, у тебя и отношения были за это время?

Стрела попала в цель, и я, инстинктивно защищаясь, постаралась ответить тем же.

– Нет. – Откинув прядь волос с лица, я открыла уродливый шрам через всю щеку. – Видок не самый привлекательный, а?

Он яростно и длинно выругался. Моя выходка его буквально взбесила.

– Хватит на себя напускать! Не смей все только к этому сводить!

Машина заскрежетала по гравию, влетев на неширокую площадку, и я в изумлении увидела, что мы уже приехали. Мэтт резко затормозил, из-под колес полетели камешки. Вспышка гнева вдруг прошла, утихнув вместе с гулом мотора. Повернувшись ко мне, Мэтт приподнял мне подбородок.

– Этот шрам… – проговорил он, осторожно, почти благоговейно проведя пальцем по извилистой бледной дорожке на коже, – ничего не значит. Настоящая ты – за ним.

Я отстранилась, напуганная внезапной интимностью прикосновения. Это все от усталости, сказала я себе, усталость и боль притупили мое сознание, иначе я ни за что не допустила бы такого. Надо поскорее вернуть Мэтта с небес на землю.

– Твоя девушка другого мнения. Она считает, мне надо от него избавиться.

– Кейти иногда говорит, не подумав. Она сказала так только потому, что боится тебя. И ревнует.

Последнее слово заставило меня выпрямиться в кресле.

– Ревнует?! Но почему?

Его ответ буквально лишил меня дара речи.

– Потому что знает, что по-настоящему я так от тебя и не отказался. В наших с ней отношениях не хватает главного. И будущего у них нет.

Все это зашло слишком далеко. Я оттолкнула Мэтта на спинку сиденья и твердо произнесла:

– У нас его тоже нет. Пожалуйста, не начинай снова. Я не хочу делать тебе больно, и, что бы ни думала себе Кейти, ей я тоже вреда не желаю. Если ты с ней несчастлив – уходи. Только не ввязывай меня. Решай свои проблемы сам, без моей помощи.

– Дело совсем не… – начал он, однако я не дала ему закончить.

– Послушай, Мэтт, не знаю, что ты себе напридумывал, но между нами ничего не может быть, понимаешь? – Я старалась смягчить свои слова – нам еще встречаться до конца выходных. – Где-то в душе я всегда буду… – я замешкалась, чтобы не сказать «любить», – испытывать к тебе чувства. Ты был и останешься важной частью моего прошлого. Но не больше. Несчастье случилось не только с Джимми – оно затронуло всех нас. Я справляюсь с ним так.

– Так ты с ним не справишься. Ты прячешь голову в песок, вот что ты делаешь!

Я промолчала. Такое мне уже говорили. Но вот дальнейшее игнорировать не получилось.

– Ты правда думаешь, что сам Джимми хотел бы этого? Чтобы ты осталась одна? Ради всего святого, Рейчел, он ведь любил тебя, любил так, что жизнью ради тебя пожертвовал!

У меня перехватило дыхание. Боль, разрывавшая голову, отступила на второй план перед причиненной его словами душевной мукой. Мэтта моя реакция поразила.

– Ты что – не знала?! Не видела? У него же на лице все было написано – стоило ему только посмотреть на тебя!

Я больше не могла слышать это – уже во второй раз за день. Ослепнув от слез, я затрясла головой.

– Неправда. Неправда! Мы были друзьями… просто друзьями, – едва сумела прошептать я.

– Ты, может, так и думала. Но не он. Все это видели – не заметить было невозможно.

В моей и без того больной голове все перемешалось.

– Нет-нет, я бы знала! И он ничего такого не говорил… ни разу за столько лет…

В памяти вдруг шевельнулось какое-то воспоминание – ускользающее, неуловимое.

– Из-за чего, по-твоему, он меня на дух не переносил?

– Ничего подобного! – бросилась я на защиту мертвого друга, хотя в глубине души должна была признать, что между ними постоянно возникали стычки.

Сильные руки Мэтта коснулись моего лица.

– Ты принадлежала мне, а не ему. Иногда, наверное, сознавать это становилось невыносимо.

Мое сердце стиснуло от боли – сама того не ведая, я так мучила Джимми. Мэтт не только не помог мне, как, наверное, хотел; оказывается, все было в миллион раз хуже, чем мне представлялось. Я вырвалась из его ладоней, избегая поцелуя.

– Нет, Мэтт, не надо. Нельзя. Это нечестно – по отношению к нему.

Нащупав наконец хитро расположенную ручку, я рывком распахнула дверцу. Внутрь ворвался отрезвляющий холодный декабрьский воздух. Я отстегнула ремень и, прежде чем Мэтт успел среагировать, выскочила из машины. То ли сам поняв, что причинил мне боль, то ли разглядев при свете от гостиницы мое состояние, он примиряюще проговорил:

– Рейчел, прости. Я не хотел тебя расстраивать.

Я потрясла головой.

– Уезжай. Возвращайся к остальным. К Кейти.

Мэтт нехотя кивнул.

– Ты точно в порядке? Выглядишь неважно.

– Все нормально. Просто нужно выспаться, чтобы голова прошла. Завтра будет лучше.

Он все еще колебался, и я нашла откуда-то силы изобразить улыбку.

– Езжай.

Мэтт улыбнулся в ответ.

– Я не сдался, не думай, – произнес он, усаживаясь в машину. – Один раз ты меня отшила, теперь так легко не отделаешься.

– Уезжай, – повторила я почти умоляюще.

Послушавшись наконец, Мэтт развернулся; машина, мигнув напоследок стоп-сигналами, выехала на дорогу и скрылась в темноте. С трудом одолевая три ступеньки на входе в гостиницу, я подумала, что последние слова больше походили на угрозу.

* * *

Открыв дверь ключом-картой и очутившись наконец в своем номере, я с удивлением увидела, что на часах только десять с небольшим. Сбросив туфли, я со вздохом облегчения опустилась на кровать, уложила подушки повыше и выключила весь свет, кроме ночника на тумбочке. Головная боль не утихала – неужели это на всю ночь? Снова глотать таблетки было слишком рано, к тому же так мне не хватит до конца выходных, значит, нужно ограничивать дозу.

Минут пятнадцать я лежала, безуспешно пытаясь избавиться от мучительных мыслей, но события дня не шли из моей бедной больной головы. Я вновь видела глаза Дженет, говорившей о погибшем сыне, о том, как много я значила для него. Слышала, как в шоке отрицаю ее слова и то же беспомощно повторяю Мэтту, когда он их подтверждает. Неужели они оба правы? И все – все, кроме меня, – знали? Неужели я могла быть такой слепой и не замечать главного между нами? Теперь уже никто не ответит на эти вопросы. Вся моя решимость не возвращаться мыслями к Джимми пошла сегодня прахом. Сейчас, как никогда, я нуждалась в нем – хотела услышать его голос, увидеть улыбку, которая оживала в его глазах, стоило им встретиться с моими…

Не давая себе времени на раздумья, я спустила ноги с кровати и лихорадочно стала искать туфли. Поздно? Плевать. Есть только одно место, где я могу услышать ответы и сама сказать то, что хотела.

* * *

Выходя, я заметила удивленное выражение на лице швейцара, буквально двадцать минут назад пожелавшего мне доброй ночи. На улице стало еще холоднее, от ледяного ветра немело лицо. Свернув на тротуар, я быстрым шагом двинулась к конечной точке своего маршрута. Оправданием для столь поздней прогулки могла стать моя больная голова, но на самом деле мне нужно было умерить совсем иную боль. Никакого страха перед тем местом, куда шла, я не испытывала. Да и чего дурного ждать от призрака того, кого ты любил?

На темных улицах мне не встретилось ни души – слишком поздно и холодно для вечернего моциона. Под каблуками похрустывала уже затягивавшая тротуары тонкая корочка льда. Спрятав подбородок поглубже в шарф от кусачего ветра, я с железной решимостью шагала прямо в его безжалостную пасть.

На следующем повороте я невольно притормозила. Улица здесь заканчивалась, и впереди возникла церковь, одиноко стоявшая на вершине холма. Ближе всего к ней располагалось красно-кирпичное здание железнодорожной станции, но и его отделяли добрых две мили. К тому же оно скрывалось за высокой церковной изгородью, и даже днем я бы его не увидела. Такое уединенное положение, вероятно, должно было вызывать ощущение мира и спокойствия, но сейчас, морозной декабрьской ночью, у меня рождались совсем другие чувства.

Уже подходя к поднимавшейся над изгородью арке ворот, я вдруг сообразила, что они могут быть закрыты – и что тогда? Перелезть? Я прикинула высоту – нет, ничего не выйдет. Придется вернуться завтра. Но желание ощутить присутствие Джимми – настоящее, живое присутствие – было таким непреодолимым, что до завтра я, наверное, не дотерпела бы.

Ворота легко отворились, даже не скрипнув смазанными петлями. Странно, я почти не сомневалась, что сейчас в довершение привычного образа раздастся жуткий скрежет. Внутри церковного двора моя решимость слегка поколебалась. Разве не полное безумие – бродить по кладбищу глухой ночью? В фильмах такое поведение героинь всегда казалось мне смехотворным.

Шум проезжающей машины заставил меня вздрогнуть и инстинктивно отпрянуть за ствол большого дуба, чтобы не попасть в свет фар. Я и не подумала, что меня будет видно с дороги, к тому же длинное белое пальто здорово выделялось. Совсем ни к чему сейчас угодить в полицию за самовольное проникновение. Но произошедшее только подстегнуло меня. Едва машина скрылась из виду, как я, отбросив сомнения, решительно двинулась в обход церкви, туда, где с противоположной от входа стороны располагалось небольшое кладбище.

Могил здесь было немного. Основная, более старая часть начиналась дальше, вдоль другой стены, а эта поросшая травой лужайка еще ждала своих обитателей. Небольшое количество новых мест упокоения, вероятно, объяснялось постройкой в соседнем городке большого крематория. Каким-то внутренним чутьем я знала, однако, что Дженет не захотела бы, чтобы сын оказался так далеко. Вряд ли я буду долго искать его могилу, наверняка она здесь самая ухоженная и часто посещаемая.

Мне действительно не потребовалось много времени – я обошла всего с полдюжины гранитных плит с трогательными, проникающими в самое сердце эпитафиями любимым супругам, бабушкам, отцам… Столько горя, столько слез – мерзлая земля была буквально пропитана ими.

Могила Джимми располагалась чуть в стороне и выглядела явно новее прочих. Надгробный камень из белого мрамора ярко блестел под лунным светом. Подойдя, я некоторое время собиралась с духом, прежде чем прочесть надпись:

….Джимми Кендалл

Безвременно ушел из жизни в 18 лет

Нежно любимый сын и преданный друг

Наша память о тебе не умрет никогда…

Из моей груди вырвалось рыдание, полное такой боли, что оно больше походило на крик раненого животного. Колени подогнулись, и я опустилась на холодную траву у могилы. Я надеялась дать здесь выход чувствам, выговориться, но не могла произнести ни слова – все тонуло в накатывавшей волнами, захлестывавшей меня душевной муке. Я верила, что с годами я смирилась с потерей, приняла ее, однако теперь стало понятно: под тонкой тканью притворства скрывалась все та же разверстая, зияющая рана. Не находя слов, я лишь раскачивалась вперед и назад, бессмысленно повторяя имя дорогого мне человека.

Нет, это слишком невыносимо. Я еще не готова – ни физически, ни эмоционально. Прийти сюда было чистым безумием. Не переставая горестно всхлипывать, я начала вставать и вдруг чуть не упала, лишь в самый последний момент успела опереться о заледеневший дерн. Голова внезапно показалась какой-то чужой, слишком тяжелой для шеи. Потом подалась и рука, и я, беспомощно вскрикнув, рухнула лицом вниз на холодную жесткую землю.

Боль распространилась теперь от головы на шею и плечи. Я подумала было, что, падая, ударилась о камень, но ничего похожего под телом не ощущалось. Очень медленно, стараясь не двигать лишний раз головой, я подтянула ладони к груди и попыталась приподняться… Но как я ни напрягала до дрожи в запястьях остатки сил, ничего не получалось. После нескольких бесполезных попыток я поняла, что так встать у меня не выйдет.

Опасность моего положения вдруг предстала передо мной со всей очевидностью. Ночью, беспомощная, разбитая каким-то приступом, одна на кладбище. Никто не знает, что я пошла сюда, хватиться меня тоже некому – по крайней мере до утра. Я могу просто-напросто умереть здесь. Эта страшная мысль пробилась даже сквозь боль, тисками стискивавшую голову. Хоть я и понятия не имела, сколько нужно времени, чтобы замерзнуть насмерть, одно мне было известно твердо: я не сдамся и не погибну без боя рядом с могилой того, кто пожертвовал жизнью, чтобы спасти меня.

Стараясь не обращать внимания на спазмы в голове и шее, которыми отзывалось каждое движение, я потихоньку стала переворачиваться набок. Дело шло с трудом, несколько раз я замирала, чтобы перевести дыхание. Мной двигала не столько даже воля к жизни, сколько осознание того, что будет с отцом, если он потеряет меня, да еще при таких жутких обстоятельствах.

Повернувшись наконец и отдышавшись, я осторожно подняла к груди колени. По крайней мере ниже плеч боль не распространялась, хотя все тело странно онемело, наверное из-за лежания на холодной земле. Нужную позицию я приняла, но дальше было сложнее. Так постепенно уже не получится, а на вторую попытку меня просто не хватит. Упершись рукой, я сделала глубокий вдох, задержала дыхание и титаническим напряжением всех сил перевернулась и встала на четвереньки.

Перед глазами заплясали цветные круги; казалось, еще немного, и я потеряю сознание. Закусив губу, я боролась с дурнотой. Когда она наконец отступила, я осторожно открыла глаза. От радости, что не свалилась в обморок и стою, хоть и на четвереньках, я не сразу осознала, что со зрением у меня творится что-то неладное. С замерзших губ непроизвольно сорвался крик ужаса. Правый глаз не видел вообще ничего, а левым я смотрела словно сквозь трубу – по бокам все пропадало в тумане. И я знала, что это не от горя и не от переохлаждения. Потеря зрения была последним страшным признаком в цепи тех, о которых меня предупреждали и которые я до сих пор так бездумно игнорировала.

Уговаривая себя, что паниковать нельзя, я почти вслепую нашарила левой рукой могильную плиту Джимми и кое-как поднялась на ватные ноги. Телефон я умудрилась оставить в гостинице, так что единственным моим шансом было добраться до дороги. Хватаясь за надгробные камни – владельцы, надеюсь, не обиделись, – я медленно, пошатываясь, двинулась через кладбище.

Поле зрения в левом глазу уменьшалось с пугающей быстротой, как будто трубка, через которую я смотрела, все больше и больше сжималась. Я старалась не думать, что слепота может оказаться необратимой, не поддаваться охватывавшему меня ужасу и изнеможению. Это было непросто – больше всего на свете хотелось лечь и зажмуриться, спрятавшись от наполненного болью кошмара. Каждый шаг давался с огромным трудом. Со стороны я, наверное, походила на только что выбравшегося из могилы зомби.

Последняя плита осталась позади, и мне вдруг смутно послышался какой-то звук вдали. Поезд подъезжает к станции… или это машина? Еще ведь и одиннадцати нет, не так уж поздно. Кто-то вполне может ехать мимо. Но здесь, в тени от церкви, между деревьями разве меня увидят?!

Шум нарастал. Все-таки машина!

– Помогите! – крикнула я. – Стойте, мне нужна помощь!

Я рванулась вперед, взмахнув руками над головой, чтобы привлечь внимание. Это был последний идиотский поступок за этот вечер. Пытаться бежать не лучшая идея, когда едва стоишь на ногах и к тому же почти ничего не видишь. Я полетела головой вперед и отключилась, когда автомобиль только начал взбираться на холм и его фары осветили усыпанное звездами небо.

 

Глава 3

Очнувшись, я сразу почувствовала острую боль в голове, по-прежнему странно тяжелой и будто увеличившейся в размерах. Я осторожно, едва-едва повернула ее – бинты зашуршали о наволочку подушки. Попыталась поднять руку, но натянулась трубочка, шедшая из запястья. Сзади раздавалось мерное пиканье какого-то аппарата – значит, я под капельницей и на системе жизнеобеспечения. Получается, меня доставили в больницу. Но почему я ничего не вижу? Я попробовала моргнуть, однако веки не слушались, и вокруг, как я ни пыталась, по-прежнему была сплошная темнота.

Что произошло? Меня захлестнула паника. Почему я ничего не помню? Я напрягла память, и в голове замелькали мимолетные обрывки вчерашнего дня. Я у своего старого дома… потом сразу, без перехода, ресторан. Оттуда я отправилась в гостиницу… На такси, наверное? Вошла в номер… и… и на этом все. Дальше зияла ничем не заполненная пропасть.

Я зашевелилась, пытаясь сесть, но мешали трубки и провода. Шум моих бесплодных попыток привлек, однако, внимание еще кого-то, кто находился в палате.

– Ну, я вижу, мы очнулись. Добро пожаловать, Рейчел. Приятно, что вы вновь с нами. Пойду сообщу вашему отцу.

Раздался звук открывающейся двери, и быстро удаляющиеся шаги рассыпали эхо по коридору. Я осталась одна, прежде чем мне удалось выдавить из себя хоть слово и что-то выяснить. Медсестра сказала, что сообщит отцу – по телефону, видимо? Значит, он знает, что я попала в больницу? Меня словно холодом обдало – как это отразится на его состоянии? Он слишком болен, ему нельзя волноваться. Хоть бы мне дали с ним поговорить. Может, если он услышит мой голос, я сумею его убедить, что со мной все в порядке. Только как же это сделать, если я сама не знаю, что со мной? В отчаянии я беспомощно застонала.

– Ну-ну… не надо, не надо. Все будет хорошо.

Уверенные быстрые шаги приблизились к моей кровати.

– Папа? Папа, это ты?

Знакомая теплая загрубелая ладонь накрыла мою, лежавшую на жестких больничных простынях.

– Конечно, я, дорогая.

Я почувствовала на щеке его дыхание, когда он наклонился меня поцеловать, ощутила колючее прикосновение бороды.

– Папа… – проговорила я снова и вместо всего того, что могла и должна была сказать, вдруг неожиданно для самой себя разревелась.

– Ну, ну, ну… – бормотал отец, в замешательстве нервно похлопывая меня по руке. Я как будто видела его растерянное лицо – он никогда не мог выносить моих слез. Чтобы не волновать его лишний раз, я сделала над собой усилие, и поток, лившийся из моих глаз, унялся.

– Как хорошо, что ты здесь, папочка, – всхлипнула я напоследок.

– Хорошо, что ты пришла в себя, милая. Ты не представляешь, как я испугался, когда увидел тебя такой – в проводах, трубках. Столько ужасных воспоминаний.

У него перехватило голос. Еще бы, снова перенестись на пять лет назад, в вечер, когда произошел тот несчастный случай. Я боялась и подумать, каково отцу было тогда, когда он сутками не отходил от меня, лежавшей на такой же вот больничной койке. Только гораздо позже он признался мне, в каком кошмаре жил все те дни, что я оставалась без сознания. Хотя врачи и уверяли его, что просто нужно время, что меня реанимировали прежде, чем могла создаться угроза повреждения мозга, и что я обязательно поправлюсь, папа буквально места себе не находил, пока я не открыла наконец глаза.

Камень упал с его души, однако тяжким грузом лег на мою. Я не поддавалась на уговоры «отложить это на потом», не хотела дожидаться, когда я «буду готова». Да и как можно подготовиться к страшному известию о том, что твой лучший друг погиб, спасая тебя? И вот пять лет спустя отец вновь оказался во власти тяжких воспоминаний, которые меня не оставляли ни на миг.

– Совсем как тогда, после аварии, – мягко произнесла я.

– Аварии? – с недоумением переспросил он. – Нет, милая, это напомнило мне о твоей бедной матери.

Ответ озадачил меня – папа вообще нечасто о ней говорил. Наверное, мысль, что он может меня потерять, всколыхнула былые страхи.

Открылась дверь, послышались шаги нескольких людей.

– Здравствуйте, доктор, – сказал отец.

Он как будто обращался к хорошо знакомому человеку. Когда же они успели? Только теперь я сообразила спросить:

– Я давно здесь?

– Немногим больше тридцати шести часов, юная леди, – ответил доктор.

Его голос звучал успокаивающе, но мне стало только тревожнее. Мой мозг лихорадочно заработал, пытаясь из разрозненных кусочков головоломки собрать цельную картину произошедшего, и вдруг в голове будто искра проскочила. Внезапно я все вспомнила: кладбище, парализующую боль, почти полную потерю зрения… Моя левая рука, не опутанная всякими медицинскими штучками, метнулась к забинтованной голове.

– Меня пришлось прооперировать, да? Из-за болей? И из-за слепоты?

Доктор только изумленно фыркнул в ответ. Что смешного я спросила?!

– Боже упаси, Рейчел, с чего ты взяла, что ослепла?

– Но я ничего не вижу! – чуть не взвыла я.

Снова смех – на этот раз даже папа присоединился.

– Это потому, что у вас на глазах повязки, – объяснила медсестра. – Вы получили небольшие царапины, когда упали, – вероятно, от кусочков гравия. Вот головой вы ударились знатно.

Я повернулась в ее сторону. Что за чушь она несет? То ли не видя, то ли игнорируя выражение на моем лице, она продолжала:

– Доктор Таллок здесь именно за этим – чтобы снять повязки и проверить швы.

– Но я не ударялась головой, – упрямо бросила я. Почему меня никто не слушает?

Рука отца снова накрыла мою.

– Рейчел, успокойся, не надо волноваться. Ты сейчас не можешь как следует все вспомнить, это нормально.

– Я бы запомнила, наверное, если бы упала и ударилась? – резче, чем хотела, сказала я. – У меня страшно болела голова, понимаете? Буквально невыносимо.

– И сейчас болит? – насторожился доктор.

– Сейчас… нет, – ответила я, внезапно осознав, что голова у меня хоть и ноет, но не разрывается на части, как раньше. – Немного только тяжелая…

– Неудивительно. Еще денек-другой, и пройдет. Как сказала медсестра, падение было серьезным.

Я хотела было снова запротестовать, но протянувшиеся сзади руки принялись разворачивать кокон бинтов на голове, в которых я, наверное, походила на мумию. С каждым оборотом давление повязки ослабевало, а моя тревога усиливалась. Момент, когда упал последний виток, обернулся острым разочарованием.

– Все равно ничего не вижу! Я ослепла!

Доктор, которому я, вероятно, казалась уже истеричкой, откликнулся с оттенком раздражения в голосе:

– Позвольте мне хотя бы снять повязку, прежде чем заказывать белую трость, юная леди. Сестра, опустите жалюзи, пожалуйста.

Доктор мне категорически не нравился. Однако я все же повернулась к нему, давая снять с глаз круглые тампоны, и – наконец-то ничто не мешало мне это сделать – заморгала. Из-за опущенных жалюзи в палате царил полумрак, но я все же смогла различить силуэты четырех человек у своей кровати – доктора в белом халате, рядом с ним еще одного, помоложе, медсестры и по другую сторону отца.

– Я вижу общие контуры, – произнесла я со смешанным выражением недоверия и радости. – Нечетко…

– Потерпите немного. Медсестра, думаю, можно прибавить света.

Та повернула пластинки жалюзи, и картинка вокруг буквально на глазах стала отчетливее. Я ясно видела седоволосого доктора, интерна в очках, немолодую медсестру. Мой рот расползся в широкой улыбке, и они ответили мне тем же. Но когда я обернулась к отцу, улыбка замерла у меня на губах. Я будто привидение увидела.

– Рейчел, что с тобой? Доктор! Доктор, в чем дело?

Тот уже был рядом, светил фонариком в глаза, проверяя реакцию зрачков, но я молча вырывалась, не в силах отвести взгляда от отца.

– Рейчел, что случилось? – допытывался врач. – Вам больно? Или со зрением что-то не так?

Да, у меня явно было что-то со зрением. Только не в том смысле, в каком он думал.

– Нет, я вижу нормально. Отчетливо.

– Тогда в чем дело?

– В папе.

– Во мне? – недоуменно переспросил отец.

Мой ответ явно поставил его в тупик. Отлично, не я одна ничего не понимаю. Я постаралась еще раз внимательно оглядеть его, но увиденное по-прежнему не укладывалось в рамки разумного.

– Что же с ним не так? – спросил доктор тоном, который, очевидно, приберегал обычно для повредившихся в уме.

– Рейчел, милая, ты меня пугаешь. Скажи, в чем дело?

– Что не так с вашим отцом, Рейчел?

Я повернулась к доктору и потом опять к единственному на этом свете родному мне человеку. Мне вновь бросились в глаза округлые щеки, ясные глаза – сейчас, правда, затуманенные заботой, – и небольшой животик, который папа когда-то все грозился согнать в спортзале. Ничего похожего на изнуренного раком старика, которого я видела три недели назад.

– В том-то и дело, что с ним все в полном порядке!

 

Глава 4

Декабрь, 2013

Также пять лет спустя…

Мужчина, видимо, следил за мной уже давно, а я и не замечала. Он мог высмотреть меня еще на переполненной платформе, где все толпились, стиснутые как селедки в бочке. Был вечер пятницы, куча народу уезжала из Лондона на выходные – не мудрено, что в толчее я не смогла уловить на себе пристальный взгляд. Спеша с линии метро на подземную станцию железной дороги в час пик по извилистым, выложенным плиткой переходам, я вообще ничего вокруг не замечала. Под колесики чемодана, который я тащила за собой, все время попадали чьи-то ноги – после пятого раза я и извиняться перестала. Выехать так поздно было огромной ошибкой; лучше бы я отправилась на машине с Мэттом, как он предлагал, прямо с утра. Но у статьи, над которой я работала, горели все сроки, и я никак не могла освободиться раньше.

– Может, мне все же дождаться тебя, и двинем вместе?

Подумав, я отказалась.

– Какой смысл нам обоим опаздывать? Поезжай, а я закончу дела и доберусь экспрессом.

На деле вышло совсем по-другому. Петляя между людьми и волоча за собой злополучный чемодан, я то и дело лихорадочно поглядывала на часы. Времени, чтобы успеть на поезд до Грейт-Бишопсфорда, оставалось все меньше. И так-то повезет, если я окажусь в ресторане раньше, чем подадут десерт. Подталкиваемая чувством вины перед Сарой, я пулей проскочила между двумя джентльменами в деловых костюмах, чуть не сбив их с ног. Один буркнул что-то, мало соответствовавшее его внешнему виду.

– Извините, – пробормотала я, не оглядываясь.

Я снова бросила взгляд на циферблат – поезд отходил меньше чем через двенадцать минут. Придется бежать. Уже когда я опускала руку, на миг на пальце блеснула яркая искорка, отразив свет ламп над головой. Черт! Кольцо! В спешке я совсем забыла снять его и спрятать, как делала всегда, когда ездила на метро. Быстрым движением я повернула бриллиант внутрь ладони, так что снаружи теперь была видна только полоска платины. Мэтт будет в ярости, если узнает. Он вообще не хотел, чтобы я брала такое дорогое украшение с собой в дорогу, но какой смысл в чудесном обручальном кольце, если все время держать его в сейфе?

Каким-то чудом я все-таки успела, буквально в последнюю секунду. Запихнув чемодан на багажную полку, я почти упала на сиденье – ноги после забега по платформе дрожали, а сердце в груди стучало как бешеное. Я пообещала себе, что в следующем году сдержу слово и начну как следует ходить на фитнес, за который отвалила кучу денег, но уже больше трех месяцев там не появлялась. Увы, благие намерения часто погребены под лавиной работы.

Мне еще повезло, что Мэтт находился в таком же положении и прекрасно меня понимал, иначе наши отношения вряд ли протянули бы долго. Постоянные задержки в офисе, отмененные в последнюю минуту совместные планы, работа допоздна и по выходным – все это было хорошо знакомо нам обоим. Когда я думала об этом – когда у меня вообще выдавалась свободная секунда, чтобы подумать о чем-то, кроме работы, – я просто не представляла, как другие умудряются сочетать карьеру и личную жизнь. Негромкий, но настойчивый голос, где-то на заднем плане говоривший мне, что так, как сейчас, быть не должно, я предпочитала игнорировать, утешая себя тем, что это временные трудности и в следующем году все утрясется. Мы с Мэттом начнем жить вместе, найдем себе квартиру… Если, конечно, сможем выкроить время на то, чтобы ее отыскать.

Возможно, не чувствуй я себя в редакции до сих пор новенькой, я бы так не напрягалась. Но каждый раз, когда я думала, что нужно дать себе отдых, в памяти всплывало сомнение в голосе будущего работодателя, прочитавшего в моем резюме о двух годах работы в провинциальной газете. И все же меня предпочли многим претендентам с куда большими – на бумаге, во всяком случае – квалификацией и опытом. Хотя с тех пор прошло восемь месяцев, я до сих пор пыталась доказать – работодателю, а главное, самой себе, – что выбор был сделан правильно. И если это значило приходить первой и уходить последней – пусть так. Во всяком случае, на время.

Только поняв, что вижу ночных уборщиков в здании редакции чаще, чем собственного жениха, я решила наконец дать себе небольшое послабление. И дело было не только в Мэтте – я уже почти полгода не виделась с отцом. То, что я постоянно откладывала поездку в Грейт-Бишопсфорд и дождалась декабря, когда все равно ехать на свадьбу Сары, не делало мне чести.

Поезд прогрохотал мимо станции, и толпа на платформе слилась в разноцветную полосу. Лишь когда вагон вновь нырнул в темноту, я заметила в окне отражение мужчины, сидевшего через проход лицом ко мне. Плотного телосложения, лысеющий, он в отличие от остальных пассажиров не читал газету и не слушал плейер, а пристально смотрел в одном направлении – прямо на меня. Хотя я не подала виду, что заметила его взгляд, он, видимо, понял это, но нисколько не смутился и даже не подумал отвести глаз, как предписывали приличия. Наоборот, вылупился еще сильнее и медленно, показав уродливые, неровные зубы, растянул рот в противной ухмылке.

Холодок необъяснимой тревоги пробежал у меня по спине. Достав из сумки журнал, я инстинктивно отгородилась им и повернулась к окну. Я пролистала то ли десять, то ли двадцать страниц, не видя, что на них, и все это время буквально физически ощущала на себе неотрывное внимание. Взгляды украдкой на отражение в стекле подтверждали, что это не моя фантазия. Мурашки пробежали у меня по шее. В довершение всего один из таких взглядов не остался незамеченным, наши глаза встретились, и мужчина снова медленно и глумливо ухмыльнулся, едва уловимым, быстрым движением облизнув губы.

Тут я не выдержала. Другая на моем месте, возможно, ответила бы таким же прямым взглядом, а то и сказала бы пару ласковых, но я, чувствуя себя полной идиоткой, подхватила пальто, которое положила на соседнее кресло, и почти бегом перебралась в другую половину вагона. Спеша по проходу между сиденьями, сзади я услышала мерзкий удовлетворенный хохоток.

Выбрав свободное место напротив немолодой женщины, погруженной в книгу, я оказалась спиной к противному незнакомцу и больше не видела его отражения. Однако спокойствия мне это не принесло – теперь я нервничала из-за того, что не знала, где он. Просто смешно – из-за чего я так себя накручиваю? Что, мне впервые приходится противостоять нежелательному интересу со стороны мужского пола? Я, конечно, не моя школьная подруга Кейти, но любая привлекательная женщина время от времени сталкивается с непрошеными домогательствами и обычно в состоянии разобраться с ними, большого ума тут не надо. Однако мне почему-то казалось, что намерения незнакомца не совсем попадают в эту категорию.

Хуже поездки у меня еще не было. Я утешала себя тем, что по крайней мере в вагоне полно народу и никакая реальная опасность мне не грозит. Когда вошедший проводник начал проверять билеты, у меня мелькнула мысль заявить о произошедшем. Почти тут же я передумала. Как бы угрожающе ни выглядел мужчина, реальных оснований для жалоб у меня не имелось никаких. Нетрудно было представить себе неизбежную реакцию: «То есть вы хотите сказать, он „как-то странно смотрел“ на вас, мисс? Это все?» Однако, возвращая мне билет, проводник, видимо, сам заметил беспокойство в моих глазах, потому что задержался и окинул меня бдительным взглядом.

– С вами все в порядке? Вид у вас какой-то…

Я мысленно закончила за него: «чокнутый/психованный/совершенно ненормальный». Женщина напротив опустила книгу и бесцеремонно уставилась на меня, ожидая ответа, – какое-никакое развлечение в монотонной поездке. Я не без удовольствия разочаровала ее.

– Нет, все нормально, спасибо. Просто беспокоюсь, что могу опоздать на важный ужин.

– Ну, мы идем точно по расписанию, так что на железную дорогу вы это не свалите, – пошутил он. Я тоже засмеялась, преувеличенно весело и натужно.

Проводник перешел к следующему четырехместному отсеку. Я рискнула бросить короткий взгляд через плечо и успела заметить мощную спину в потертой, выцветшей до рыжины коричневой куртке, поспешно продвигавшуюся к переходу в следующий вагон. Вырвавшийся у меня вздох облегчения не ушел от внимания моей соседки, которая вновь опустила книгу. Коротко ей улыбнувшись, я вернулась к собственному чтению.

Мерный ритм поезда навевал сон, и скоро я опустила журнал, откинулась поудобнее на подголовник и закрыла глаза. Так странно после долгого отсутствия возвращаться домой, а ведь меня еще ждала встреча с друзьями, которых я не видела несколько лет. К сожалению, все наши клятвы не терять друг друга из виду на деле обернулись пустыми обещаниями. Пока мы учились, приезжая на каникулы в конце каждого семестра, выполнять их было нетрудно. Все стало куда сложнее после университета, когда нас раскидало по стране. Только пара человек из нас семерых остались в Грейт-Бишопсфорде, для остальных родной город оказался слишком мал. Карьера и личная жизнь неудержимо тянули нас прочь.

Мой переезд в Лондон был неизбежен, если я хотела чего-то достичь в журналистике. Туда же, в столицу, перебрался и Мэтт, который развивал оставленный ему родителями семейный бизнес – сами они отошли от дел и жили теперь на покое в Испании. Разумеется, я при любой возможности продолжала видеться с Сарой – некоторым узам не страшны ни долгая разлука, ни дальние расстояния. Зато другие, без кого я прежде не мыслила жизни, как-то постепенно исчезли из нее.

Я очень ждала предстоящего вечера и жалела, что из-за работы пропущу первые моменты общей встречи. Ужасно хотелось поскорее узнать, сильна ли наша дружба по-прежнему или былое, как ни жаль, уже не вернешь.

Незнакомец, напугавший меня в начале поездки, так и не вернулся, и мои страхи немного утихли. На остановках я невольно вглядывалась в темноту – не покажется ли на платформе рыжая куртка, – однако так ни разу и не заметила ее обладателя среди сошедших. То, что он скорее всего по-прежнему где-то рядом, отнюдь не придавало мне спокойствия. На одной из крупных станций высыпали чуть ли не все прочие пассажиры, так что я могла его и пропустить. До Грейт-Бишопсфорда оставалось всего несколько остановок, за ним – даже еще меньше, и шансы на то, что пункт назначения у нас один, росли. По спине у меня вновь побежали мурашки.

На месте я собиралась взять такси и отправиться прямиком в ресторан. По-хорошему надо, конечно, заехать в гостиницу и переодеться, но тогда я опоздала бы уже просто неприлично. Мэтта встретить меня на станции я не просила, не хотелось дергать его в разгар вечера. Проще добраться на такси – при условии, что оно там будет.

За десять минут до прибытия я залезла в сумку и выудила оттуда расческу и косметичку. В вагоне нас теперь оставалось всего трое, так что стесняться было особо некого. Бледное флуоресцентное освещение, конечно, подходило не лучшим образом, но все же позволяло хоть немного подправить ущерб, причиненный треволнениями дня. Я слегка припудрила лицо, тронула тенями веки и наложила блеск для губ. Зеркальце в пудренице было слишком маленьким, и я наклоняла его туда-сюда, пытаясь получше оценить общий эффект, когда вдруг заметила мелькнувшее отражение чего-то рыжего.

Меня будто током ударило. Я рывком развернулась на сиденье, почти уверенная, что незнакомец стоит прямо у меня за спиной, но там никого не оказалось. В вагоне были только я и двое других пассажиров, мирно дремавших на своих местах. Я настороженно поднялась. Может, он прячется за спинками? Нерешительно двинувшись по проходу, я поискала взглядом ближайший стоп-кран. Плевать на штраф в двести пятьдесят фунтов – при малейшей опасности я бы не задумываясь рванула ручку и остановила поезд.

Никого, конечно, я не увидела. Пройдя половину вагона, я уже чувствовала себя полной дурой. Наверняка это была всего лишь тень от фонаря или что-нибудь подобное, а мое буйное воображение дорисовало остальное. Никто не поджидает меня, спрятавшись за сиденьями. Если я не намерена обыскивать все вагоны до последнего, то нужно просто забыть об этом инциденте.

С облегчением услышав «Поезд прибывает на станцию Грейт-Бишопсфорд», я поспешила к своему прежнему месту – забрать чемодан – и обратно за остальными вещами. На все про все у меня была минута или две. Едва дождавшись, когда поезд окончательно остановится и откроются автоматические двери, я одной из первых оказалась на платформе. Из другого вагона сошли еще трое, и я, обрадовавшись, что не одна, поспешила, насколько позволял мой чемодан, вслед за ними.

Однако на длинной лестнице я быстро отстала и потеряла их из виду. И в этот самый момент мне показалось, что сзади кто-то есть. Кто-то сошел с поезда вслед за мной и сейчас прятался там, на неосвещенной платформе.

Остаток лестницы я преодолела буквально бегом, чемодан так и колотился по бетонным ступенькам. У билетной кассы я осмотрелась, ища взглядом своих попутчиков или охранника. Никого. От выхода послышался шум отъезжающей машины – видимо, этих троих кто-то встречал. Но почему на самой станции никого нет? Еще ведь всего десять, неужели дежурный уходит так рано?

– Эй? – окликнула я, и дрожь в моем голосе усилило рассыпавшееся по вестибюлю эхо. – Эй, есть здесь кто-нибудь?

Молчание было мне ответом. Ощутив вдруг всю уязвимость своего положения у самого края лестницы, я поспешно отступила подальше от ступенек. Кто бы ни шел сзади, он должен вот-вот очутиться здесь. Я напрягла слух, но так и не смогла различить звука шагов. Одно из двух – либо опять воображение сыграло со мной злую шутку, либо тот, сзади, не хочет до поры показываться мне на глаза, а затаился в темноте и выжидает. Хоть бы первое. Лучше быть жертвой паранойи, чем криминальной статистики. Доказывать себе, что не сошла с ума, я не стала и, почти бегом преодолев вестибюль, пулей выскочила на холод.

Стоянка такси располагалась с торца здания. Слава Богу, дорожка была ярко освещена. Завернув за угол, я увидела, что мне повезло – в парковочном кармане еще стояла одна машина. Двигатель работал на холостом ходу, желтый огонек уютно светил сквозь тьму декабрьского вечера. Я подняла руку, и тут шофер, прибавив газу, отъехал от бордюра.

– Стойте! – беспомощно крикнула я. – Подождите!

Бросив чемодан, я кинулась следом за отъезжающим такси, отчаянно размахивая над головой руками. За темными стеклами не было видно – то ли водитель взял пассажира, то ли просто решил, что сегодня уже никого не дождется, и собрался домой. Понимая, что это бесполезно, я помимо воли пробежала еще несколько шагов и остановилась, только когда огни стоп-сигналов превратились в две красные точки вдали.

Чуть не плача, я поплелась обратно за чемоданом. Больше такси на стоянке не было, и, как я понимала, до утра уже ни одного не появится. Я полезла в сумку за мобильником – оставалось только звонить Мэтту и просить о помощи. Вот только приедет он через полчаса, не раньше. Пальцы, набиравшие знакомый номер, задрожали. Меня пугала отнюдь не перспектива торчать здесь так долго совсем одной – я как раз боялась, что тут не одна.

Дожидаясь ответа, я повернулась лицом ко входу на станцию, чтобы видеть, если кто-то появится в дверях. Гудков почему-то все не было, и я, оторвав телефон от уха, бросила взгляд на экран. Два самых обычных – в любое другое время и в любом другом месте – слова на нем теперь привели меня в ужас. «Нет сигнала».

– Не сейчас, пожалуйста, прошу! – умоляюще простонала я, будто это могло как-то улучшить прием.

Нажав повторный набор, я нервно забарабанила пальцами по телефону. Прошла вечность, прежде чем он выдал то же сообщение. Я подняла маленький серебристый аппарат над головой и медленно закружилась на месте. Впустую. Сделав полный оборот, я вдруг заметила, как в освещенном проеме входа на станцию мелькнула тень. Я застыла на месте, уставившись туда, будто кролик под автомобильными фарами. Буквально не моргая, я смотрела на свет, пока у меня не заслезились глаза. Ошибиться я не могла – в здании кто-то был и, судя по тому, как он прятался, намерения его оставляли желать лучшего.

Зная, что это бесполезно, я все же попробовала еще раз нажать набор. Когда телефон вновь отказался выполнить свое основное предназначение, с досады я чуть не разбила его об асфальт. К счастью, здравый смысл возобладал. Ирония состояла в том, что на станции была куча таксофонов – прямо рядом с лестницей, как раз рядом с ними я и задержалась, поднявшись. Но сейчас я так же не могла вернуться обратно, как не могла усилием воли заставить появиться сигнал. Пора взглянуть правде в глаза – я одна, вокруг темная декабрьская ночь, и где-то рядом, возможно, затаился псих, напугавший меня в поезде и сошедший следом за мной на безлюдной станции.

Я попыталась собрать панически разбегавшиеся мысли. Надо сосредоточиться на том, что можно изменить, на реальной проблеме, а страхи и фантазии оставить на потом. Что мне сейчас нужно? Позвонить – Мэтту, в службу заказа такси, в полицию, наконец. Как это сделать? Правильно поставленный вопрос – половина ответа. Очевидно, найти другой телефон. Несмотря на засилье мобильников, уличные таксофоны в Британии еще вроде бы не перевелись, так ведь? Я, правда, даже не помнила, когда последний раз звонила с такого, но где-нибудь поблизости он обязательно должен быть… Я осмотрела стоянку. Н-да, здесь, конечно, нет. Зачем, если в паре сотен метров, на самой станции, их сколько угодно? Вот только на пути к ним засел маньяк-убийца… У меня вырвался истерический смешок – мое воображение уже перевело неведомого преследователя, которого, возможно, и вовсе нет, в новый статус.

Вдруг я вспомнила – таксофон есть у старой церкви. Раньше, во всяком случае, был. Церковь не так далеко – миля или две, насколько я помнила. Даже если в худшем случае телефонную будку убрали, до города останется всего ничего, а уж там я точно найду откуда позвонить или просто такси поймаю. Четкий план действий сразу притушил мою панику.

Как можно медленнее и тише я начала пятиться к дороге, ведущей в направлении церкви. Везти чемодан на колесиках я не рискнула, просто понесла. Тащить в одной руке и его, и сумку было неудобно, но из другой я так и не выпускала мобильник, каждые полминуты поглядывая на экран в надежде, что сигнал появится.

* * *

Не помню, когда я поняла, что сзади точно кто-то есть. Я старалась ступать как можно тише и смотреть, куда ставлю ноги, и, только решив, что отошла достаточно далеко, прибавила ходу. То и дело оборачиваясь, я ни разу никого не увидела. От станции шло несколько дорог, и угадать, на какой меня искать, было невозможно. Паника, тисками сжимавшая сердце, понемногу начала отпускать, и тут я услышала, как сзади что-то негромко звякнуло и покатилось – будто кто-то случайно задел ногой попавшуюся на дороге бутылку.

Я замерла на месте, вглядываясь и вслушиваясь в темноту. Фонарей здесь не было – они начинались только от церкви. Густо посаженные по сторонам деревья давали отличное укрытие, особенно при свете одной лишь ледяной луны да россыпи звезд.

Время осторожничать прошло. Я бросилась бежать и тут же услышала за собой эхом тяжелый топот. Слава Богу, звук по крайней мере был не так близко, как мне сперва показалось.

Спортсменка из меня никакая, что лишний раз подтвердила сегодняшняя гонка за поездом, но адреналин иногда творит чудеса. Я не бегала так со школьных времен, однако топот сзади не утихал, оторваться не удавалось. Хотя дистанция между нами пока сохранялась, я знала, что долго поддерживать такой темп не смогу. Модные туфли не предназначались для ухода от погони, и я уже несколько раз оскальзывалась на покрывавшей асфальт ледяной корочке. В одном месте пришлось даже серьезно притормозить, и все равно я чуть не упала. Теряя равновесие, я взмахнула руками, и чемодан со стуком шмякнулся об асфальт. Бросив его на дороге, секунд через двадцать я услышала грохот и пронзительный вскрик. Теперь я по крайней мере знала, насколько опережаю преследователя. Надеяться, что он, например, сломал лодыжку, конечно, не стоило, но сама мысль о его возможной травме придала мне сил.

Я почти взобралась на холм. В лунном свете виднелся шпиль церкви. Еще совсем чуть-чуть!.. Я, правда, была уже практически уверена, что телефона там не окажется – сегодня вечером все против меня. Будка, возникшая вдруг в какой-то сотне метров, показалась мне чудесным миражом. В боку кололо словно шилом, сердце рвалось из груди, но я, окрыленная, помчалась туда быстрее ветра. Топот ног сзади стих, я обогнала преследователя, но нужно еще успеть добежать и набрать три девятки. А там пока еще соединят… Успею ли я позвать на помощь? Смогу ли вообще выдавить хоть слово, задохнувшись от гонки? Чтобы узнать это, оставалось только бежать еще быстрее, и я старалась изо всех сил, продолжая судорожно жать кнопку повторного набора на мобильном.

Я была уже рядом, уже буквально протянула руку к дверце, когда яростный рывок сзади за пальто бросил меня на землю. На этот раз я не успела подставить руки и со всего размаху ударилась головой о заледенелый тротуар. Преследователь, не удержавшись от толчка на ногах, тоже шмякнулся рядом. Не замечая теплой липкой крови, текущей из разбитой головы, я попыталась встать. Двигаться я могла, кости не были сломаны, я даже не чувствовала боли в наверняка напрочь ободранных коленях и локтях. Но подняться мне не дали. Едва я встала на четвереньки, как преследователь мертвой хваткой вцепился мне в лодыжку и повалил. Непроизвольно лягнув назад ногой, я услышала вскрик – каблук угодил в чувствительное место. Руки разжались, и я немедленно попыталась отползти подальше, но не одолела и метра, когда мужчина вновь настиг меня. Его колено уперлось мне в спину. Бормоча под нос ругательства, он навалился на меня всем телом, так что я не могла шевельнуться. Воля к сопротивлению таяла на глазах. Какой смысл бороться – мне все равно не победить, да и сил уже не оставалось. Я почти ничего не видела из-за заливавшей глаза крови, еще немного – и я потеряю сознание.

Грубо задрав рукав моего белого пальто, уже пропитавшийся кровью, преследователь вывернул мне запястье. «Сука!» – прорычал он, и толстые пальцы сдернули мое обручальное кольцо. Давивший на спину вес вдруг пропал. Нападавший исчез, растворился в воздухе.

Так это все из-за кольца?! Из-за чертового бриллианта, который я взяла с собой в поездку и забыла снять?! И я даже не смогу опознать грабителя – я ведь так и не видела его лица. Может, это вовсе и не тот, с поезда.

Тьма вокруг уплотнялась, я будто балансировала на краю черной дыры. Какой-то слабый звук настойчиво зудел где-то рядом, пробиваясь в мое сознание. Сперва я подумала, что это биение сердца отдается в ушах, но потом поняла – звонит телефон. Моя рука так и не выпустила мобильник, и какая-то из бесчисленных попыток достигла наконец цели.

– Рейчел, ты меня слышишь? – Голос, едва слышный, металлически звенящий, доносился откуда-то издалека.

– Спаси… – выдавила я и провалилась в темноту.

 

Глава 5

В конце концов меня накачали успокоительным. Наверное, другого выхода не оставалось, хотя странно было почти два дня ждать, пока я приду в себя, и потом немедленно отправить обратно в небытие. Я сопротивлялась, упрашивая отца не позволять им, и тревога в его глазах сменилась паникой. Доктор отдавал отрывистые команды сестре, а я все цеплялась за отца, умоляя его объяснить, как он мог так быстро поправиться. Тот молчал и только в растерянности беспомощно тряс головой.

Через какое-то время я ненадолго пришла в себя. В комнате царил полумрак и почему-то толпилась куча народу. Я слышала приглушенный шепот. Голоса казались мучительно знакомыми, но веки, словно налитые свинцом, не желали открываться, и я едва могла различить несколько – четыре или больше – высоких фигур, все как будто в черном. Потом я вновь нырнула в сон.

Второй раз я очнулась уже ночью. Непонятные фигуры исчезли. В палате царила кромешная тьма, единственное пятно света выхватывало придвинутый к кровати стул, на котором, слегка приоткрыв рот, сидя спал папа. Перевернутая книга у него на коленях, пустой поднос на тумбочке красноречиво говорили о том, что он не отошел от меня ни на минуту. Отец слегка всхрапывал во сне, вид у него был усталый и замученный – но, как ни странно, совершенно здоровый. Мне отчаянно хотелось понять, что происходит, однако сил побороть сон у меня не хватало. Прежде чем я успела произнести хоть слово, он снова затянул меня в свои сети.

* * *

Наутро меня разбудил грохот тележки с едой. Я открыла глаза и заморгала от неожиданно яркого солнечного света.

– Отлично, ты как раз к завтраку! – преувеличенно бодро провозгласил папа.

Я медленно повернулась в его сторону, надеясь, что вчерашнее мне просто приснилось, но он по-прежнему был полностью и очевидно здоров. Папа заметил мелькнувшее в моих глазах выражение, и его улыбка слегка увяла. Мне стало стыдно. Я что, действительно предпочла бы видеть его изнуренным неизлечимой болезнью? Да кто я после этого такая?

– Добр’утро, – выдавив из себя ответную улыбку, с трудом промямлила я – в рот будто ваты напихали.

– Как ты себя чувствуешь? Готова съесть что-нибудь?

Я затрясла головой – от одной мысли о еде меня чуть не вывернуло наружу.

– Ча… чаю, – просипела я, едва ворочая распухшим и шершавым языком. – Пожалста, пап, только чаю, – приложив усилие, выговорила я наконец.

Я не оторвалась от простой белой чашки, пока не выпила ее до дна. Все это время отец с видимым удовольствием следил за спокойным, без эксцессов выполнением столь обыденного действия, видимо, полагая его свидетельством моего здравого рассудка. Что, сумасшедшие чай не пьют?

– Попросить еще?

Я кивнула. Может, несколько минут наедине с собой позволят мне хоть немного собраться с мыслями. Однако папа вернулся куда быстрее, так что я не успела даже начать. Осушив вторую чашку, я слегка пришла в себя, по крайней мере физически.

– Как твоя голова, милая?

– Вроде бы лучше. Папа, что происходит?

Вид у него тут же сделался обеспокоенный.

– Происходит? – переспросил он. – О чем ты?

– Перестань. Я серьезно. Что с тобой и почему ты ничего мне не сказал? Какое-то новое чудодейственное лекарство? У тебя ремиссия?

На его лице отразилась душевная мука.

– Рейчел, милая, ты еще не совсем пришла в себя…

Я попыталась сесть на кровати и дернулась от боли – все тело у меня как будто было в ушибах, но откуда они взялись?

– Папа, я все прекрасно понимаю, – проговорила я, стараясь произносить слова медленно и отчетливо – меньше всего мне сейчас хотелось, чтобы меня опять накачали транквилизаторами. – То есть я ничего не понимаю, но не в том смысле. Три недели назад ты выглядел… ну, прямо скажем, просто кошмарно. После химиотерапии на тебя смотреть было страшно – так ты исхудал и ослабел. А сейчас… сейчас вид у тебя настолько здоровый, что это просто не укладывается в голове.

Лицо, так нежно мной любимое, омрачилось, в направленных на меня глазах отца стояли слезы.

– Рейчел, я действительно совершенно здоров.

– Как ты мог так быстро вылечиться?

Это, видимо, было уже слишком. Рука отца потянулась к звонку над кроватью.

– Лучше, наверное, позвать доктора, чтобы он еще раз тебя осмотрел.

– Нет! – выкрикнула я в отчаянии. Кажется, оно отразилось и у меня на лице – папа, грустно покачав головой, опустил руку. Загрубевшие пальцы легли на мою ладонь, успокаивающе поглаживая.

– Я не «вылечился», Рейчел, я никогда и не болел. Я понятия не имею, с чего ты взяла, что у меня рак.

* * *

Пришли медсестры – одна забрала поднос, другая отвела меня в душ. Я была даже рада покинуть палату. Папа почему-то скрывал от меня, что с ним, и мой притупленный мозг, все еще не отошедший от успокоительного, отказывался найти этому хоть какую-то причину.

Помощь медсестры оказалась нелишней. Капельницу сняли еще ночью, так что мне хотя бы не пришлось катить с собой штатив, но самостоятельно ни дойти до выложенной белой плиткой душевой, ни снять халат я бы не смогла. Развязав тесемки и пустив воду, медсестра убедилась, что дальше я справлюсь, и оставила меня одну.

Стоя под тугими струями воды, я постаралась отвлечься от мыслей, однако вопросы без ответов не давали мне покоя. Безобидная вроде бы процедура мытья даже породила новые загадки. Взяв брусок простого белого мыла без всякой отдушки, я начала медленно крутить его в ладонях и только тут заметила ссадины у себя на кистях.

Смыв мыльную пену, я внимательно осмотрела их, поворачивая под струями из душа. На обеих была здорово содрана кожа, как будто я, падая, подставила руки. Но когда и как это случилось, я, хоть убей, вспомнить не могла. Тогда, у могилы Джимми, я упала на траву, а не на что-то твердое. Разве что я ободрала их о какой-нибудь надгробный камень, когда окончательно отключилась… Кстати, кто, интересно, нашел меня и отвез в больницу? Впрочем, этот вопрос оставим на потом – разобраться бы с другими, куда более запутанными.

В крохотной душевой не нашлось даже зеркала, и я не могла рассмотреть, что у меня с головой и лицом. Ободранными оказались не только руки – ссадины и синяки были по всему телу. Где-то я приложилась будь здоров, но где? Сплошные загадки – у меня откуда-то взялись следы жестокого падения, зато папина болезнь прошла без следа. Прямо как в «Алисе» – все чудесатей и чудесатей.

Вытираясь шершавым больничным полотенцем, я не переставала ломать голову, пока вдруг у меня не мелькнула неожиданная мысль. Что, если папа молчит, потому что лечился каким-то нелегальным методом? Сперва я отбросила идею как смехотворную – честнее отца не было человека в мире, он, по-моему, за всю жизнь даже штрафа за неправильную парковку не получил. Однако чем больше я думала, тем логичней мне казалась эта версия, хотя логика выходила, надо признаться, фантастической. Например, дело в каком-то нелицензированном препарате, запрещенном на территории Великобритании, и тогда папа вынужден лгать, скажем, покрывая своего доктора, который проводит секретные испытания нового лекарства.

Я несколько воспрянула духом из-за того, что смогла найти хоть какое-то разумное решение загадки. Наверняка вне стен госпиталя, вдали от чужих ушей, папа раскроет мне секрет. Мне тоже есть в чем ему признаться – в постоянных головных болях. Надеюсь, я смогу наедине переговорить с доктором о симптомах, предшествовавших моему падению.

Появившаяся молоденькая медсестра принесла мне чистый халат и повела назад в палату. По дороге она в очередной раз удивила меня.

– Вы только не волнуйтесь – там пришел полицейский, чтобы поговорить с вами.

Я замерла на месте.

– Полицейский? Поговорить? О чем?

Она странно на меня посмотрела, будто удивленная моей реакцией.

– Ну, им же нужно узнать детали случившегося.

Я, раскрыв рот, уставилась на нее. Детали случившегося? Полиции здесь что – совсем делать нечего, если они собираются допрашивать меня о вторжении на кладбище поздно ночью? Это правда преступление? Я ведь ничего такого не делала, могилы не оскверняла. Не потащат же меня в суд из-за подобной ерунды? Чушь какая-то.

В страшном сне я не могла представить, насколько бредовей окажется действительность.

Полицейский сидел на стуле за дверью. Разговор, видимо, шел обо мне, судя по тому, как виновато смолк папа, стоило мне появиться на пороге. Краем глаза я уловила темную форму на поднявшейся фигуре.

– Рейчел, милая, полиции нужно расспросить тебя, однако беспокоиться не о чем, – посмотри-ка, кого они прислали, – торжествующе проговорил он с видом фокусника, вынимающего кролика из шляпы.

Только тут я повернулась лицом к полисмену, и комната закачалась у меня перед глазами. Оседая на пол в обмороке, сделавшем бы честь какой-нибудь викторианской леди, я успела вымолвить одно лишь слово:

– Джимми!

* * *

В больнице хорошо падать в обморок – там знают, что с тобой делать. Пару секунд спустя я уже пришла в себя, сидя на стуле, который раньше занимал отец, с головой между колен и холодным компрессом на шее, наложенном заботливой рукой медсестры. Я попыталась выпрямиться, но она меня удержала:

– Не торопитесь, подождите немного. – И добавила, видимо, обращаясь к отцу: – Наверное, немного перестояла под горячим душем, сейчас все будет в порядке.

Я очень в этом сомневалась. Отстранив удерживавшую меня руку, я села прямо.

Ни кричать, ни визжать, ни снова терять сознание я не стала, только зачарованно смотрела, не отрывая глаз, на лицо, которое не видела пять кошмарных лет. Приветливая улыбка на нем поблекла под моим немигающим взглядом, сменившись выражением глубокой озабоченности.

– Рейчел? – неуверенно произнес знакомый голос.

Я спросила единственное, что пришло мне в голову:

– Я попала в рай?

Медсестру вопрос развеселил.

– Не слышала, чтобы раньше нашу клинику так называли.

Я не обратила на нее ни малейшего внимания.

– Мы на том свете? Мы умерли?

Медсестра враз замолчала. Взгляд, брошенный отцом на Джимми, ясно говорил: «Видишь? Я говорил, что с ней творится что-то неладное».

Медсестра, оправившись, живо вспомнила о своей профессиональной роли.

– Давайте приляжем, Рейчел. Думаю, вам нужно вернуться в кровать.

Я тем не менее даже головы не повернула в ее сторону, обращаясь только к Джимми.

– Я что, умерла там, у церкви? Рядом с могилой?

Полагаю, только полицейская выучка позволила ему спокойно ответить на этот дикий вопрос.

– Нет, Рейчел, ты не умирала. О какой могиле ты говоришь, кстати?

Мой ответ вполне ожидаемо поколебал его профессиональную невозмутимость.

– О твоей, конечно, чьей же еще?

Не знаю, кто на этот раз нажал кнопку звонка. Не исключено, что я сама. Без лекарственного вмешательства мне сейчас было не обойтись.

Какой-то незнакомый молодой врач вбежал в палату. В быстром диалоге с медсестрой я расслышала «бред», «успокоительное», «анализы». Все это не имело значения. Я по-прежнему не отрывала глаз от Джимми.

Меня уложили, наскоро мазнули спиртом по локтевому сгибу и всадили иглу в вену. Эффект оказался куда мягче, чем вчера. Наверное, они не рискнули опять накачивать чем-то сильным пациентку с травмой головы. Все мышцы расслабились, я будто плыла на пуховой перине, хотя мысли оставались ясными и комната не кружилась перед глазами. Веки сами собой закрылись, однако я не спала, пребывая в каком-то приятном оцепенении.

– Она это серьезно? Она действительно считает меня мертвым?

Голос отца надломился.

– Не знаю, сынок, не знаю. Если уж она думает, что я умираю от рака…

Повисла долгая пауза.

– Видимо, она ударилась куда сильнее, чем все полагали. И вряд ли поможет тебе поймать ублюдка, который напал на нее.

– Я понимаю.

– Ступай. Сейчас начнутся новые анализы, исследования… Я позвоню, когда она… поправится.

– Нет, я останусь здесь.

* * *

Меня перевозили на коляске то в одно отделение, то в другое. МРТ, два дополнительных рентгеновских снимка, еще какие-то тесты, когда к моей голове прикрепляли электроды… Тут я уже пришла в себя, встревожилась и начала задавать вопросы, но в ответ слышала только ничего не значащие фразы мягким, успокаивающим тоном, чтобы не спровоцировать очередную вспышку с моей стороны. Когда меня доставили наконец обратно в палату, там никого не оказалось. Медсестра, помогавшая мне перебраться обратно на постель, сказала, что отец «с остальными» пошли в кафетерий выпить чаю. Что за «остальные», объяснить она не смогла.

Сидя в кровати и не спуская глаз с двери, я принялась гадать, каких еще гостей с того света мне предстоит увидеть.

Наконец гуськом вошли папа, Джимми, а за ними Мэтт, Кейти и Фил. Легкое удивление от вида этих троих еще не прошло, когда Мэтт вдруг оторвался от остальных, стремительно шагнул к моей кровати и, наклонившись, нежно поцеловал меня в губы. Я вздрогнула от прикосновения мягкого теплого рта и непроизвольно бросила взгляд на Кейти. Как ни странно, на ее лице не отразилось и следа ярости.

– Мэтт!.. – прошипела я, предупреждающе указывая глазами в сторону его девушки. Я вдруг вспомнила, как он сказал при расставании у гостиницы, что не намерен снова от меня отказываться. Нашел время и место!

Но по-настоящему я видела сейчас только одного человека, стоявшего в изножье моей кровати. Видимо, он был уже не на службе и успел переодеться, сменив форму на джинсы и темную рубашку. Самое потрясающее – никто в комнате совершенно не удивлялся его присутствию. «Слона-то я и не приметил», что называется. Как могут они так спокойно реагировать на нечто столь очевидно, потрясающе, смехотворно невозможное?!

И тут я поняла. Как я раньше не догадалась? Я ведь столько раз смотрела «Шестое чувство», что некоторые места помнила наизусть.

– Кроме меня, кто-нибудь еще видит в палате Джимми?

На лицах присутствующих отразилось глубокое сострадание, и последовал обмен понимающими взглядами.

– Конечно, дорогая, мы его видим, – ответил за всех папа.

– Нет, пап, кроме шуток. Отвечай как есть. Джимми сейчас стоит в ногах моей кровати, я смотрю прямо на него. Остальные видят его или нет?

В глазах отца отразилась мука, но раньше, чем он смог что-то ответить, «призрак» Джимми, выглядевший совсем как настоящий, присел на постель и мягко взял меня за руку. Продавившийся матрас и теплое прикосновение к ободранной коже у меня на кистях стремительно развенчивали мою теорию.

– Рейчел, просто послушай меня, хорошо?

Я открыла было рот, но Джимми приложил палец – совершенно вещественный и осязаемый – к моим губам.

– Не говори пока ничего.

Какие, однако, у призрака командирские замашки…

– Ты сильно ударилась головой… – Я и не думала возражать, но он продолжал тем же убеждающим тоном: – Ты приехала сюда на свадьбу Сары.

Наконец-то хоть с чем-то я могла согласиться.

– Да, я в курсе.

У всех вырвался вздох облегчения – по крайней мере один факт она признала.

– После прибытия с тобой что-то случилось, – скорее всего на тебя напали. И наверное, из-за травмы головы тебе кажутся всякие странные… вещи.

То же самое он мог говорить в пустоту.

– Тогда это просто сон, – объявила я, ухватившись за последнее разумное объяснение. Не обращая внимания на чей-то отчаянный стон, я добавила: – Очень правдоподобный и яркий. Все происходит в моем подсознании. В любой момент я проснусь и ничего этого не будет.

Повисло долгое молчание. Похоже, моя решимость лишила всех желания спорить. Наконец Мэтт, по-прежнему не говоря ни слова, подошел с другой стороны и легонько положил ладонь мне на шею. В глазах Джимми сверкнула какая-то искорка, и он, выпустив мою руку, поднялся с кровати. Очень занятный сон – как будто мы вновь вернулись в школьные времена. Неловкий момент прервал звонок, донесшийся от поста медсестры.

– Время посещений окончено, – с облегчением произнес папа. – Думаю, вам всем пора. Рейчел надо немного отдохнуть.

Я вообще-то и так уже успокоилась, придя к выводу, что все это на самом деле.

– Тони, почему бы вам тоже не пойти домой и выспаться? – неожиданно предложил Мэтт. – Вы уже с ног валитесь. А я побуду с Рейчел.

Папа заколебался. Мэтт-Из-Сна продолжал настаивать:

– Серьезно, вам нужно поспать хоть несколько часов.

Но папа не согласился:

– Не знаю, по-моему, не стоит. Не хочу ее бросать. Я ее отец, кому и приглядывать за ней, как не мне, – добавил он в оправдание.

– Я понимаю, но вы ничем ей не поможете, если свалитесь от усталости, – твердо ответил Мэтт. – Идите, Тони, я позабочусь о ней. Она, конечно, ваша дочь, но вы не единственный, кому есть до нее дело. Как-никак она еще и моя невеста.

Я чуть не подпрыгнула от изумления и невольно взглянула на Кейти, которая, взяв в руки пальто и сумочку, собралась уходить. Слова Мэтта не произвели на нее ни малейшего впечатления.

– В данный момент – невеста без кольца, – с непонятным выражением произнес Джимми.

Я машинально взглянула на свою левую руку, но тут же почувствовала себя дурой. Конечно, никакого кольца там нет и быть не может. Однако, присмотревшись, я заметила на безымянном пальце бледную полоску незагоревшей кожи. Что совсем странно, сустав слегка покраснел и припух. Среди прочих ссадин раньше я просто не обратила на это внимания, но было похоже, будто с него грубо что-то сорвали.

Я с некоторым изумлением подняла глаза и увидела, что Мэтт и Джимми, стоя по разные стороны моей кровати, буквально сверлят друг друга взглядами. Невидимые узы, связывавшие их, натянулись до предела и грозили вот-вот порваться.

– С кольцом или без кольца – она все равно моя невеста, дружище.

Да, сон становился интереснее с каждой минутой.

 

Глава 6

Однако в следующие двадцать четыре часа ситуация перестала казаться мне забавной. Когда сон оборачивается кошмаром? Когда что-то знакомое становится вдруг странным и угрожающим, когда начинаешь блуждать там, где всегда легко находил дорогу, или просто ничего не можешь поделать – например, говоришь что-нибудь ясно и четко, а тебя никто не слушает. Вот что такое кошмар. Мой кошмар начался, когда я поняла, что пробуждения не будет, что каким-то невероятным, невозможным образом все это происходит на самом деле.

Понимание пришло не сразу, оно постепенно пробивалось в мое сознание, которое непрестанно грыз червь сомнения. Сон по-прежнему оставался ярким, наполненным множеством деталей. Действие разворачивалось непрерывно и в мельчайших подробностях. Никогда у меня еще не было такого реалистичного сновидения. В нем я ела неаппетитную больничную еду, спала (так вообще бывает?!), даже ходила в туалет. В настоящем сне ничего подобного не происходит.

Сперва, когда остальные ушли и мы с Мэттом остались одни, я еще пребывала в благословенном заблуждении и наблюдала за происходящим словно со стороны, позволив событиям идти своим чередом. Это ведь всего лишь сон, и от того, что я скажу или сделаю, наяву ничего не изменится. Поэтому я не стала протестовать, когда Мэтт придвинулся поближе и его длинные загорелые пальцы сплелись с моими, только слегка вздрогнула, когда он задел ссадины на руке. Хотя испытывать во сне настоящую боль было, конечно, странно. Губы Мэтта накрыли мои и между поцелуями нежно шептали слова беспокойства и любви. Я не сопротивлялась. Когда он наконец оторвался от меня, сердце колотилось у меня в груди, как спятившая канарейка в клетке. Ничего удивительного – меня не целовали так уже очень, очень давно что наяву, что во сне.

Однако почти тут же ласка и забота неожиданно сменились нотацией.

– Рейчел, я только одного не могу понять – о чем ты, черт побери, думала, когда ушла со станции одна, пешком, по пустой дороге? Ты что, не понимала, какому риску себя подвергаешь?

Я заморгала, застигнутая врасплох внезапным переходом.

– Почему ты не позвонила, чтобы я тебя забрал, или не вызвала такси, или не осталась дожидаться машину с другими?

Настойчиво глядя на меня, Мэтт ждал ответа, а я даже не представляла, что ему сказать.

– Прости… – робко пробормотала я. – Я… я ничего не помню, кроме…

Кроме того, что случилось на самом деле: ужин, возвращение в гостиницу и кошмар на кладбище.

– Да? – с надеждой переспросил он.

– Помню только, как очнулась уже здесь.

Во сне или не во сне – мне хватило ума не настаивать на том, что моя версия реальности полностью отличается от версии окружающих.

– Дело, конечно, не в кольце… хотя хорошо, что я его застраховал…

Кольцо?! Его волнует какое-то обручальное кольцо?! Да уж, Мэтт-Из-Сна, оказывается, весьма меркантилен.

– Ты могла серьезно пострадать, не просто получить пару ссадин и разбить голову. Стоит мне подумать о том, что этот подонок мог с тобой сделать…

Очевидно, Мэтт ждал какой-то реакции, так что я медленно кивнула, признавая вину своего предполагаемого альтер эго.

– Когда ты позвонила и позвала на помощь… Никогда в жизни я не чувствовал себя таким беспомощным! Слава Богу, рядом оказался Джимми – как ни странно такое от меня услышать!

Я вяло улыбнулась, но он разбудил мое любопытство.

– А что? Что он сделал?

– Он сразу взял все в свои руки. Ну, их, наверное, учат действовать в таких ситуациях. Мы все рванули тебя искать, но не знали где. Он один не растерялся, не запаниковал. Сообразил, что ты должна быть недалеко от станции, сразу связался со своим участком, и они выслали несколько машин, прежде чем мы успели даже выехать. И один патрульный экипаж нашел тебя у церкви, всего через каких-нибудь десять – пятнадцать минут после твоего звонка. Вызвали «скорую», тебя увезли, а мы еще даже не успели туда добраться. Неплохо иметь копа под рукой в подобных случаях.

Значит, Джимми опять спас меня. Нетрудно понять, почему в своем сне я выбрала его на роль героя – в реальности он пожертвовал ради меня жизнью.

– Потом, правда, вел он себя не сказать чтобы профессионально.

Я насторожилась:

– Почему, что случилось?

– Ну, он здорово сорвался на меня в больнице, когда тебя только привезли и мы еще не знали, что с тобой. Орал, какой я безответственный, как я мог тебя отпустить одну среди ночи. Мне особенно понравились его слова, что я, дескать, тебя не заслуживаю, раз не в состоянии о тебе позаботиться. – Мэтт со страдальческим видом потер подбородок. – Хотел мне в челюсть врезать.

Я выпрямилась на постели.

– Да что ты?!

Приняв изумление за искреннюю тревогу, Мэтт ласково похлопал меня по руке.

– Не беспокойся, Фил успел поймать его кулак, он меня даже не задел. Но все равно полицейский не должен себя так вести, пусть даже не при исполнении. Я мог бы подать официальную жалобу, между прочим… – Заметив мой взгляд, он быстро добавил: – Нет-нет, конечно, я не стану. Я понимаю, он просто переволновался за тебя. Не переживай, ничего нашему комиссару Мегрэ не грозит. Меня его реакция даже не удивляет, если учесть его прежние чувства к тебе.

Вот опять. Даже во сне кто-то продолжает уверять, что Джимми был по уши в меня влюблен.

– Он, наверное, забыл, какая ты самостоятельная и независимая. Вы с ним уже давно не общались, так ведь?

Я хотела сказать: «Для этого нам понадобился бы медиум», но ограничилась обтекаемым:

– Да, правда… мы вроде как потеряли друг друга из виду.

К счастью, в этот момент появилась медсестра с тележкой, уставленной лекарствами. Она тактично напомнила Мэтту, что часы посещений давно закончились. Тот не стал спорить и ушел, на прощание легонько поцеловав меня в лоб и пообещав завтра вернуться.

Лежа на накрахмаленных больничных простынях и дожидаясь, пока подействуют таблетки, я дивилась, какой сложный сценарий развернуло мое подсознание. В нем были задействованы все люди и факты из моего настоящего, но детали и события, причудливым образом искаженные, сформировали совершенно другую, параллельную реальность. Все как в моей жизни и в то же время иначе, гораздо лучше, чем наяву: Джимми жив, папа не болен – и я, видимо, тоже, – мы с Мэттом обручены и собираемся пожениться. Даже жаль просыпаться.

Я и не проснулась. То есть я закрыла глаза и открыла их на следующее утро, но сон по-прежнему продолжался. Вот тогда-то внутренний голос и принялся нашептывать мне, что что-то не так. Приятная эйфория вчерашнего вечера начала рассеиваться, потому что в явь я, кажется, и не собиралась возвращаться. Мне назначили кучу исследований, и, сидя в ожидании второй МРТ, я даже прибегла к старому средству – попробовала ущипнуть себя изо всех сил, с вывертом, как когда-то в детстве. Ничего это не дало, только остался жуткого вида красно-белый след на запястье. Самоистязание пришлось прекратить, когда я уловила сострадательный взгляд медсестры, привезшей меня сюда. Очевидно, слухи обо мне уже распространились по больнице, и разговаривали со мной исключительно мягким, сюсюкающим тоном, как с детьми лет до пяти или умственно отсталыми.

Анализы, томограммы, рентген следовали друг за другом, и мой страх все возрастал. Я ощущала себя узницей несуществующей реальности. Заглянуть в нее ненадолго, может, и интересно, но я отчаянно хотела вернуться «домой», пусть даже здесь все хорошо, а там нет. Одним из худших моментов стало, когда я первый раз увидела свое отражение в небольшом квадратном зеркальце над раковиной. Сестра, прибежавшая на мой крик, совершенно растерялась и не знала, что делать. Да и можно ли ее упрекнуть? Бедная женщина просто лишилась дара речи, когда я, лихорадочно ощупывая пальцами гладкую щеку, повернулась и завопила:

– Мой шрам! Куда он делся?! Что вы с ним сделали?!

Кое-как я дотянула до послеобеденного времени, когда был назначен прием у врача. Глаза медсестры, пришедшей за мной с коляской, с осуждением скользнули по подносу с нетронутым ленчем. Страх и смятение полностью лишили меня аппетита; впрочем, больничная еда и без того его не особо вызывала.

В кабинете, к моей радости, я увидела папу, по-прежнему бодрого и здорового.

– Здравствуйте, Рейчел. Сегодня вам лучше? – заботливо спросил доктор, очевидно, ожидая положительного ответа.

Я медленно покачала головой, не в силах сказать ни слова. Обжигающие слезы потекли по моим щекам. Папа потянулся и взял меня за руку. Доктор тактично сделал вид, что не замечает моего состояния.

– Ну что же, юная леди, у меня хорошие новости. Мы сделали все анализы и исследования, какие только можно, и я счастлив сообщить, что ничего серьезного или необратимого ваше маленькое приключение вам не принесло. – Он повернулся к рентгеновскому снимку черепа, очевидно, моего, на подсвеченном экране. – Никаких повреждений ни в мозгу, ни в костных тканях.

– Слава Богу! – облегченно выдохнул папа.

– Но это все неправда! – закричала я и сама устыдилась истеричности своего голоса.

– Нет, Рейчел, я уверяю вас, все результаты надежны. Некоторые исследования мы даже повторили для верности. Никакой ошибки быть не может.

– Да не результаты, – едва сдерживаясь, бросила я. Нельзя, чтобы меня опять напичкали транквилизатором, пока я не объяснила. – Раз вы говорите, что они верны, наверное, так и есть. С чего вам врать? Все остальное здесь неправда!

– Ну-ну, Рейчел…

Голос у отца был испуганный. Да я и сама себя пугала, но нужно же было до них достучаться. Я прерывисто вдохнула и постаралась говорить спокойнее.

– Пожалуйста, послушайте. Я не понимаю, что здесь происходит, но все это не по-настоящему, по крайней мере для меня. В реальности, в моей настоящей жизни, папа очень-очень болен, и я, кажется, тоже.

– Так, значит, вы считаете, что и у вас рак? – мягким, успокаивающим голосом спросил доктор.

Его тон, однако, только разозлил меня еще больше. Ужасно неприятный тип.

– Нет, не рак. У меня что-то с головой. – Этого почему-то никто опровергать не стал. – После того случая…

– После нападения? – подсказал папа.

– Нет, после случая с машиной в ресторане. Когда пострадали я и Джимми.

Доктор вопросительно взглянул на отца, который потряс головой, будто пытаясь разогнать сгущавшийся туман.

– Вы знаете, о чем говорит ваша дочь?

– Вообще-то да, – неуверенно ответил тот, и я чуть не расплакалась от облегчения. – Действительно, когда Рейчел с друзьями сидели однажды в ресторане, прямо в окно рядом с ними врезалась машина. Это было – когда же? – лет пять назад. Как раз перед ее отъездом в университет.

– И кто-то серьезно пострадал? Рейчел в том числе?

– Кажется, водитель получил тяжелые повреждения, но остальные успели отбежать от окна. Рейчел досталось больше других – она упала и пару минут была без сознания. Ну и Джимми здорово рассек лоб.

– Но никто не погиб? – настаивал доктор.

– Никто, – подтвердил отец.

– Однако Рейчел получила травму головы, так?

– Да. У нее нашли небольшое сотрясение.

– И пять лет спустя в результате нападения снова удар по голове…

Доктор сложил вместе кончики пальцев и некоторое время размышлял над услышанным.

– Тогда, думаю, все проясняется.

Неужели?

Улыбнувшись, доктор наклонился к нам. Мы с отцом непроизвольно подались вперед.

– Рейчел, по-моему, теперь я понимаю, в чем дело. Очевидно, у вас довольно серьезный случай амнезии.

Если он считал, что его диагноз будет встречен аплодисментами, он глубоко ошибался. Амнезия? Не думаю. Точнее, уверена, что нет. Разве это не когда все забываешь? Если так, то при чем тут я? Я-то, наоборот, помню то, чего вроде как не случилось!.. Однако на мои возражения у доктора был готов ответ.

– Существует множество разных видов амнезии. Все гораздо сложнее, не так, как в кино: ударился головой – забыл, кто ты такой.

– Вот оно что… – проговорил папа.

Я резко повернулась к нему. Он что, поверил в эту чушь? Его такое объяснение устраивает?

– И долго может продлиться амнезия, доктор?

– Нет у меня никакой амнезии!

– По-разному – от пары дней до нескольких недель. В некоторых случаях полное выздоровление может занять месяцы.

– У меня нет амнезии.

– Случай Рейчел – когда ей кажется, будто она помнит то, чего на самом деле не было, – достаточно… необычен, скажем так, поэтому трудно что-либо утверждать заранее. Думаю, нужно пригласить для консультации специалиста в данной области.

Ответ на следующий вопрос, заданный отцом, я сама хотела и боялась услышать.

– Может ли амнезия остаться у нее навсегда?

Повисла долгая пауза. Я затаила дыхание.

– Такая возможность есть, – осторожно проговорил наконец доктор, – но пока слишком рано делать какие-то выводы. Специалист сможет объяснить вам все лучше меня.

Поднявшись на ноги, он пожал папе руку. Очевидно, прием был закончен. Напоследок я оглянулась на седовласого доктора, аккуратно подравнивавшего стопку бумаг. Наши глаза встретились.

– У меня нет амнезии, – повторила я упрямо.

* * *

Доктор рекомендовал на следующее утро выписать меня из больницы. Мол, консультация специалиста состоится далеко не сразу, а в родных стенах я быстрее пойду на поправку. Я сильно в этом сомневалась, тем более что в последний раз, когда я видела свой старый дом в Грейт-Бишопсфорде, там определенно жили другие люди. Тем не менее я с радостью покинула больницу – хотя бы для того, чтобы доказать, что я говорю правду, а вовсе не страдаю каким-то интересным с медицинской точки зрения расстройством памяти. Сделать это с больничной койки представлялось затруднительным.

– Как знать, – с надеждой произнес папа, – может, дома все сразу встанет на место.

У меня не хватило духу разрушить его оптимистический настрой.

– Возможно, – осторожно согласилась я. – Хотя, наверное, и в твоей реальности я живу уже отдельно, так ведь? Не стоит ожидать, что я сразу все вспомню в знакомой обстановке.

Отец страдальчески поморщился, будто я намеренно сделала ему больно.

– Рейчел, нет никакой «моей» или «твоей» реальности. Это все из-за травмы. Вот увидишь, как попадем домой.

Я постаралась улыбнуться. Кажется, получилось убедительно.

– Конечно, пап. Наверняка ты прав.

* * *

Мэтт, очевидно, был в курсе, чем кончилась встреча с доктором Таллоком. Появившись в палате с невероятных размеров букетом, за которым его едва было видно, жених наклонился поцеловать меня и раздражающе заворковал:

– Рейчел, любимая, бедненькая моя. Амнезия! Неудивительно, что ты так странно себя вела. Но хоть что-то ты помнишь? Помнишь, кто я?

Меня так и подмывало разыграть его, но в последнюю секунду я передумала. Это было бы слишком жестоко.

– Да, Мэтт, разумеется, я знаю, кто ты. Мы знаем друг друга еще со школы. Я просто… ну, в общем, «забыла», что случилось за последнее время.

Он не глядя сунул цветы сестре, зашедшей измерить мне давление.

– Поставьте в воду, пожалуйста.

Сестре явно не понравилось, что ей командуют, но она все же приняла охапку в руки. Я одними губами прошептала извинение через плечо Мэтта. Этого я о нем не забыла – он привык, что все вокруг пляшут под его дудку, и мог показаться высокомерным и заносчивым, если не знать его близко.

– Что ты имеешь в виду – «за последнее время»? За последние дни?

Я покачала головой.

– Неделю?

Я повторила то же движение.

– Дольше?

Тут жестами было уже не обойтись.

– Да, для меня «пропали» последние пять лет.

Он тяжело опустился на стул.

– Вот черт!

Я ничего не ответила, давая ему осознать масштаб случившегося.

– То есть ты ничего не помнишь о нас с тобой? Уже после школы? Даже то, что мы обручились?

Я прикусила губу. Мне была понятна его реакция, но сама я не могла ее разделить. Я-то как-никак порвала с ним пять лет назад, к тому же я знала и любила восемнадцатилетнего мальчика, а не мужчину, что сидел сейчас передо мной в замешательстве. Однако хоть я и почти не знала этого нового Мэтта, я представляла, какая работа идет сейчас в его голове. Наверное, он и в бизнесе потому достиг таких успехов: если есть проблема, для нее нужно найти решение, только и всего.

– В общем, я думаю, это хорошая идея, чтобы ты какое-то время пожила с отцом. Сейчас о тебе нужно заботиться.

– Мэтт, я не больна.

– Нет-нет, я понимаю, Рейчел, конечно. Просто мне бы не хотелось, чтобы ты оставалась одна в Лондоне. Я завтра уезжаю в Гамбург на важную встречу, ты ведь помнишь.

– Вообще-то нет. Амнезия, знаешь ли.

Наверное, тут я слегка перегнула палку, но сдержаться было невозможно. Мэтт смутился. Где, черт побери, его чувство юмора?

– А, ну да, ну да. Просто, понимаешь, встреча планировалась несколько месяцев… Если бы можно было перенести, я бы обязательно, но сейчас уже слишком поздно…

Я потрепала его по руке.

– Мэтт, успокойся. Со мной все будет в порядке.

Вскоре после этого он ушел, на прощание крепко обняв и поцеловав меня. Ощущение казалось и странно знакомым, и в то же время будто в первый раз. Я пыталась отстраниться, но его теплые губы накрыли мой рот, заглушая протесты, и в конце концов я ответила на поцелуй с не меньшим пылом. Пусть мы на самом деле не жених с невестой, но могу я извлечь хоть что-то приятное из всего этого безумия?

Слегка задохнувшиеся, мы оторвались друг от друга.

– Ну, по крайней мере этого мы с тобой не забыли, верно? – В голосе и взгляде Мэтта читалась прежняя уверенность. – А насчет остального – даже если ты не вспомнишь, я сделаю все для того, чтобы вновь завоевать твою любовь.

Он пообещал звонить мне из Германии и заверил, что его не будет всего чуть больше недели. Меня это полностью устраивало – будет время положить конец кошмару, в котором я очутилась. Пусть другие и приняли теорию о мой амнезии, но я точно знаю, что она не имеет ничего общего с реальностью. Где-то текла моя настоящая жизнь, и чем быстрее я выберусь из больничной палаты и смогу всем это доказать, тем лучше.

 

Глава 7

На следующее утро сестра принесла мне одежду, в которой меня якобы доставили. Ни одной знакомой вещи, но все сели как влитые. Надевать чужое было не особо приятно, однако не уходить же в больничном халате? Еще сильнее меня удивила дорогущая на вид сумка, которую сестра положила на кровать.

– Чья это?

Сочувственно посмотрев на меня, сестра ответила:

– Ваша.

Причин для сочувствия я, правда, не видела. Настоящая сумка от Гуччи! Пытаясь открыть непривычную защелку, я подумала – не подарок ли от Мэтта, на него это похоже. Перевернув сумку вверх дном, я высыпала содержимое на выцветшее одеяло. Вещи мало что говорили о хозяйке – ключи, кошелек, расческа, косметичка… Заглянув в кошелек, я увидела больше наличных, чем когда-либо носила с собой; в кармашке целая куча кредиток и дисконтных карт, все с моим именем. В реальной жизни у меня была одна-единственная зарплатная карточка.

Но больше всего меня заинтересовал мобильный. Маленький и изящный, он глянцево сверкал под светом ламп, словно драгоценный камень. И стоил, наверное, не меньше. Трясущимися руками я не без труда раскрыла его, несколько секунд, злясь от нетерпения, отыскивала, как вывести список контактов. Когда мне это наконец удалось, меня ждало разочарование – на первый взгляд в глаза ничего не бросилось. Я пролистала список – попадались знакомые имена, но большинство ни о чем мне не говорили. Я хотела уже захлопнуть телефон, когда последнее имя привлекло мое внимание: доктор Уиттекер. Два слова, подсвеченные зеленоватым фоном экрана, просияли для меня огнем маяка сквозь туман. Так звали моего лечащего врача, наблюдавшего меня после аварии. Именно он выписал таблетки, которые я принимала от головы, и к нему я собиралась, вернувшись в Лондон, обратиться вновь по поводу резкого ухудшения. Дрожащим пальцем я ткнула в кнопку вызова. Несколько мгновений до установления соединения показались мне бесконечными. Но едва раздался знакомый позванивающий сигнал в стиле ретро, как дверь в палату открылась и вошла медсестра со вчерашним букетом.

– Простите, милочка, здесь нельзя пользоваться телефоном.

Я отвернулась от нее и заткнула другое ухо пальцем, чтобы не пропустить, что мне ответят на другом конце линии.

– Я вынуждена просить вас прервать звонок. Боюсь, вам придется подождать, пока вы не окажетесь снаружи.

Я одарила ее таким взглядом, что она тут же умолкла.

– Вы дозвонились до приемной доктора Джеймса Уиттекера, – произнес металлический голос в моем ухе. – К сожалению, сейчас никто не может вам ответить. Мы работаем с…

Телефон полетел на матрас. Медсестра с опаской смотрела, как я лихорадочно роюсь в содержимом сумки, отыскивая бумагу и ручку.

– Пожалуйста, сделайте для меня кое-что, – попросила я, отрывая чистую страницу ежедневника и поспешно накарябав несколько строк. – Это имя и телефонный номер лондонского врача, который наблюдает меня по поводу… ну, не важно. Главное, он знает, кто я. Не могли бы вы попросить доктора Таллока связаться с ним? Мой врач подтвердит все относительно моих головных болей и… и прочего.

Я сунула листок сестре. Та, поколебавшись секунду, взяла его и положила в карман.

– Вы не забудете? Пожалуйста, это очень, очень важно.

Недовольное выражение на ее лице сменилось грустным сочувствием.

– Пусть позвонит сразу, как только поговорит с доктором Уиттекером. В любое время – хоть днем, хоть ночью, не важно.

Все с тем же печальным взглядом сестра кивнула, медленно положила цветы от Мэтта на кровать, будто на могилу, и вышла из палаты.

Отцу, приехавшему за мной чуть позже, я не стала ничего говорить о найденном номере. Скоро все и так прояснится, когда в больнице поймут, что я ничего не выдумала. Зачем мне снова выслушивать, что это все моя амнезия?

Я, правда, пока еще не придумала, как мой настоящий диагноз сможет объяснить прочие вопиющие несуразности. Такие мелочи, как воскрешение мертвых, чудесное исцеление, а также, не будем забывать, неожиданное появление жениха. Мысленно я пока отмела эти загадки в сторону, будто кружочки конфетти. Нельзя позволять мыслям разбегаться – сперва доктор Уиттекер, а с остальным разберусь потом.

* * *

Наш старый дом был все тот же. В смысле тот же, что и пять лет назад, – перемены, замеченные мной парой дней ранее, исчезли, как не бывало. Пропали металлическая изгородь и деревянные жалюзи, входная дверь и оконные рамы вернулись к первозданному обшарпанному виду и просили хорошей покраски. Сад тоже вновь пришел в упадок. В общем, все выглядело просто чудесно.

Первый сюрприз обнаружился, едва я вслед за отцом переступила через порог и тут же отпрыгнула обратно, когда что-то черное и длинное метнулось из прихожей в гостиную.

– Что за чертовщина?!

– Успокойся, это всего лишь Кицци. Думаю, мы ее напугали.

Неизвестно, кто кого больше напугал.

– Что еще за Кицци?

– Наша кошка. То есть, наверное, теперь уже моя – ты ведь переехала.

Секунду я переваривала это удивительное известие. В детстве у меня никаких животных не было, не считая пары золотых рыбок, и те недолго протянули. Странно, что теперь папа решил вдруг завести домашнего питомца.

– Ты подарила ее, когда уезжала в университет. Сказала, что с кошкой мне будет не так одиноко.

Очень мило с моей стороны. Я медленно двинулась за папой по коридору, осмысливая новое открытие. Значит, я училась в университете. И на стене гостиной среди старенькой, но такой до слез знакомой обстановки меня ждало зримое подтверждение этого. С большой фотографии в позолоченной рамке на меня гордо смотрело мое собственное отражение – в мантии и академической шапочке, с изысканно надписанным свитком в руках. Как ни глупо, глаза у меня защипало от слез. Я закончила университет. Я училась и получила диплом. Моя мечта сбылась. Первый раз мне вдруг пришло в голову – чего ради я так стремлюсь разрушить реальность, которая во всем куда лучше, чем та, в которой я жила?

– Может, чаю? – предложил папа, уже на полпути к кухне. Его поколение считало, что нет такой проблемы, которую нельзя решить, залив кипятком пакетик с сушеной травой.

Я кивнула и собиралась устроиться в одном из уютных потертых кресел, но вместо этого принялась бродить по комнате, сама не зная, чего хочу: то ли найти доказательства того, что все вокруг фикция, то ли заставить себя поверить в невероятное.

Фотография с вручения диплома была не единственной в комнате – на камине стояло еще несколько. Я подошла взглянуть на них поближе. Две я помнила. Свадебное фото родителей – забавный вид давно вышедших из моды нарядов и причесок отходил на второй план, стоило взглянуть на счастливые, лучащиеся улыбками лица молодоженов. Я очень любила этот снимок. На другом – единственном сохранившемся – были мы, все трое, во время поездки куда-то на побережье. Стоим на пирсе, я держу маму и папу за руки. Картинка вдруг задрожала и начала расплываться перед глазами. Меня наполнило чувство невосполнимой утраты. Я давно не испытывала такой тоски по матери, которую, по сути дела, и не знала.

Оставались еще две фотографии. При взгляде на первую я невольно рассмеялась, и всю мою хандру как рукой сняло. Снимок сделали на каком-то школьном спортивном празднике, когда мне было лет семь. Мы с Джимми держали в руках небольшой серебряный кубок, который завоевали на пару в соревнованиях по бегу с яйцом в ложке. По-моему, с тех пор я никогда и ничего не выигрывала. Хотя, как знать, может, в универе я стала чемпионкой по десятиборью? Меня теперь уже ничего не удивит!.. Детские лица на фото сияли гордостью, верностью нашей дружбе и чистым, неподдельным счастьем. И у меня, и у Джимми рот от уха до уха – плевать, что щербатые улыбки не особо фотогеничны.

Последний снимок я раньше не видела. Взяв его с полки, я отошла к окну, чтобы рассмотреть получше. Сделан он был совсем недавно, судя по тому, что выглядела я почти так же, как в зеркале сегодня утром. Та же прическа, то же лицо безо всякого шрама. Обстановка дорогого отеля или ресторана, на переднем плане заваленный подарками стол, а за ним, посередине, виновники торжества – Мэтт и я. Его правая рука крепко обнимает меня за талию, левая поддерживает мою кисть с выставленным на камеру впечатляющих размеров кольцом. Бриллиант на нем сиял и переливался так, что скромная стеклянная рамка с трудом вмещала весь этот блеск.

Звон чашек на подносе объявил о возвращении папы. Я порывисто обернулась, будто застигнутая за чем-то неприличным, и поскорее вернула фото на место.

– Не наводит на воспоминания?

Я сокрушенно покачала головой.

– Те я помню, – махнула я в сторону старых снимков, – но этот вижу впервые в жизни.

Папа, слегка поникнув, опустился в кресло. Мне стало не по себе – сколько ему из-за меня приходится страдать!

– Кольцо, правда, ничего так, – заметила я, стараясь хоть немного развеселить его. – Бриллиант настоящий?

Попытка достигла цели – он улыбнулся. Некоторое время мы молча потягивали горячий чай, что избавляло от необходимости поддерживать разговор. Мне не хотелось нарушать умиротворение момента, но нужно было предупредить отца кое о чем важном.

– Пап, должен позвонить доктор Таллок. Позовешь меня тогда, ладно?

Во взгляде отца читалось удивление.

– Зачем ему? Разве мы не договорились обо всем – что он устроит консультацию со специалистом по амнезии?

Я вздохнула, стараясь не показать, как неприятно мне это слово.

– Я оставила ему записку. Он кое с кем свяжется и потом обязательно перезвонит, я уверена. Не волнуйся – тогда все встанет на свои места.

Слегка озадаченный, папа обещал выполнить мою просьбу и как раз уговаривал меня прилечь, пока он займется обедом, когда неожиданный звук заставил нас обоих подскочить на месте. Уже знакомая мне черная кошка, вскочив на подлокотник дивана, злобно зашипела в мою сторону, подняв шерсть дыбом, потом внезапно соскочила на пол и метнулась к порогу, там повернулась, ширкнув по ковру когтями, и вновь уставилась на меня.

– Какого… – пробормотал отец.

Кошка, не отрывая от меня взгляда, вдруг испустила низкий утробный мяв.

– Кицци! – прикрикнул папа. – Да что на тебя нашло?

Я вжалась в спинку кресла – уж не бросится ли? Глаза у разъяренной бестии мерцали двумя изумрудами. Гневно фыркнув напоследок, она выскочила из комнаты. Мы с папой уставились друг на друга в немом изумлении. Я нарушила молчание первой:

– И часто с ней такое?

– Нет. Вообще никогда. Первый раз вижу, чтобы она так себя вела. Кицци тебя всегда просто обожала.

– Ну, тогда мне повезло. Боюсь представить, что было бы, если бы я ей не нравилась.

Он деланно рассмеялся и начал убирать чашки; я видела, что необъяснимое поведение кошки не дает ему покоя.

Позже, уже днем, отец постучался ко мне с новой чашкой чая. В спальню я вообще-то отправилась, чтобы найти что-то потеплее шелкового костюма, в котором приехала из больницы, однако в процессе, разбирая содержимое шкафа и ящиков комода, совершенно погрузилась в прошлое. На полу вокруг меня были разбросаны в беспорядке старые журналы, одежда и разные памятные мне вещицы. Не без труда преодолев препятствия, папа поставил дымящуюся чашку на прикроватный столик.

– Похоже, я не особенно рвалась что-либо выбрасывать, когда съезжала.

– Это да. Зато теперь может пригодиться. Вдруг что-то подстегнет твою память.

– Тут в основном все совсем древнее. Ничего такого, чего бы я не узнавала… Пап, я по-прежнему думаю, как и раньше. Я знаю, ты очень надеешься, что я вдруг прозрею и все вспомню, но едва ли так случится. Я ведь ничего не забыла, вот в чем дело. У меня нет пробелов в памяти, ни малейших. Я могу восстановить события последних пяти лет буквально день за днем. Только это будут совсем другие пять лет.

Его взгляд, полный любви и сострадания, заставил меня остановиться. Нет, лучше буду молчать – ни мне, ни ему от правды не легче.

– Давай подождем, что скажет специалист, хорошо, Рейчел?

Я медленно кивнула. Пусть пока тешит себя надеждой, раз уж верит во всемогущество этого «специалиста» не меньше, чем в целительную силу чая.

Папа двинулся к двери, а я принялась убирать на место свидетельства дней моей юности. На пороге он задержался.

– Кстати, я, кажется, понял, что встревожило кошку.

Я подняла взгляд от огромной кипы журналов, по которым помойка плакала.

– Да, у меня весь день не шло из головы ее странное поведение. Потом я наконец сообразил, что это из-за твоего запаха.

– Ну спасибо, пап.

– Нет, я не в том смысле. Больничного запаха, я имею в виду – карболка там, лекарства разные. Наверняка он на нее так подействовал, больше нечему. Вот увидишь, такое не повторится.

Я и хотела бы в это поверить, но у меня почему-то сложилось впечатление, что кошка просто защищала свою территорию от кого-то, кого видела первый раз в жизни.

* * *

В тот день звонка из больницы я не дождалась. Единственный раз, услышав телефон, я кинулась к нему со всех ног… Увы, звонил Мэтт из своего номера в гамбургском отеле. Я с трудом скрыла разочарование в голосе. К счастью, мой новоприобретенный жених тоже не был настроен на долгий разговор, и меньше чем через десять минут мы распрощались.

– И как он там? – спросил папа, когда я положила трубку. Что-то в его тоне меня зацепило.

– Нормально. Весь в делах. – Повинуясь какому-то внезапному порыву, я неожиданно для самой себя спросила: – Он тебе не особо нравится, да?

Папа зашуршал газетой, которую читал, и протянул паузу чуть дольше, чем нужно.

– Да нет, ничего подобного. С чего ты взяла?

– Не знаю. По голосу, по глазам чувствую…

Он не стал отнекиваться.

– Если даже и так, если у меня есть некоторые… сомнения, я и слова бы не сказал, раз это твой выбор. К тому же вы уже очень давно вместе.

– Только не в моей реальности. Мы расстались вскоре после… в общем, почти сразу после школы.

Очевидно, мои слова пробудили в отце неожиданное любопытство.

– Любопытно, твоя амнезия сконструировала мир, где вы с Мэттом не помолвлены… Что бы это могло значить? – Считая, по-видимому, что напал на какую-то мысль, он продолжил: – А скажи, в этой твоей «другой жизни» ты, случайно, не с Джимми?

Я вздохнула. Меня что, вообще никто не слушал?

– Нет, пап, вряд ли это возможно, раз он умер.

Повисла неловкая пауза. Наши взгляды встретились, и мы оба почли за лучшее оставить эту тему.

* * *

На следующее утро, когда я вошла в кухню с мокрой после душа головой, в старом халатике, который был мне безнадежно мал, папа накладывал на тарелку горку резиновых даже с виду кусочков омлета. Больничная еда вдруг вспомнилась с некоторой ностальгией.

– Не стоило, пап. Я с утра обычно только тостом обхожусь.

– Глупости, – с пугающей решимостью отозвался он. – Так мы тебя на ноги не поставим, с одной несчастной сухой коркой на завтрак.

Я хотела уже возразить, что вряд ли все мои проблемы решатся горячим питанием, когда в дверь неожиданно позвонили.

– Откроешь, пока я накрываю на стол?

Я пошла в холл, по дороге отжимая влажные волосы. За матовым стеклом двери угадывался высокий темный силуэт. У меня слегка екнуло сердце, когда я протянула руку открыть защелку. Визит мертвого друга не лучшее средство для поднятия аппетита.

Джимми прошел вслед за мной в кухню, держа в руках большую картонную коробку.

– Привет, парень. Как раз к завтраку, присоединишься?

Но у Джимми вид папиной стряпни, кажется, тоже не вызвал энтузиазма.

– Простите, Тони, я уже поел. Заскочил на минутку поздороваться.

Насчет завтрака он соврал, я знала это, даже не видя его глаз. Мы всегда были друг для друга как открытая книга. Или нет? Я вдруг почувствовала, что краснею, и внезапно ощутила, насколько нескромно выглядит мой халатик – совсем не для встречи гостей.

– А в коробке что?

Хорошо еще, хоть папа спросил. Для меня оказаться рядом с давно умершим другом было само по себе так странно, что я не обратила бы внимания, приведи он с собой слона на веревочке.

– Понятия не имею, – отозвался Джимми. – Служба доставки подвезла, ну я и сказал, что занесу. Это для Рейчел.

Я подняла взгляд от расходящихся пол халата, которые безуспешно пыталась свести вместе.

– Для меня? От кого?

Папа оглянулся от плиты.

– Наверное, твоя одежда. Мэтт обещал прислать что-нибудь, у тебя ведь здесь почти ничего нет.

– Что верно, то верно, – подтвердила я. – Очень мило, что он позаботился отобрать нужное.

Джимми слегка хмыкнул.

– Скорее секретаршу заставил, – не удержавшись, съязвил он.

Я немедленно встала на защиту Мэтта.

– Вообще-то сам он очень занят – вчера улетел в Гамбург.

В глазах Джимми промелькнуло любопытство, но от дальнейших ехидных комментариев он воздержался. Папа, похоже, ничего не заметив, добавил:

– Кстати, Рейчел, забыл тебе передать. Мэтт сказал, что еще в понедельник звонил в журнал и поставил их в известность о случившемся.

Сбитая с толку, я повернулась в его сторону:

– Журнал? Какой журнал?

– В котором ты работаешь.

Внутри у меня пробежал знакомый холодок, когда очередное сногсшибательное известие достигло моего рассудка.

– Я не работаю ни в каком журнале.

Мужчины обменялись выразительным взглядом: «Бедняжка Рейчел, опять эта чертова амнезия». Внезапно рассердившись, я вскочила на ноги, чуть не опрокинув стул.

– Не надо на меня так смотреть! Ах-ах, Рейчел сошла с ума, прячьте ножи и вилки!.. Что я, по-вашему, не знаю таких элементарных вещей? Не знаю, где я работаю?

– В журнале ты не так давно. Может, помнишь прежнее место, в газете? Там ты трудилась куда дольше.

– Я работала в газете? Значит, я журналист? – Мысль о том, что я добилась своей цели, на миг захватила меня, но я тут же сердито затрясла головой, чтобы рассеять нелепую фантазию. – Чушь собачья. Уж такое бы я не забыла.

– Ты много чего забыла, не только это, – пробормотал папа. Судя по голосу, он начинал терять терпение.

Джимми, по-прежнему спокойный и собранный, протянул руку и взял мою ладонь.

– Рейчел, присядь, пожалуйста.

Когда я не послушалась, он мягко потянул меня вниз. Пришлось подчиниться. Пододвинув свой стул, он по-прежнему невозмутимо, размеренным и четким голосом спросил:

– Так где же ты работаешь, Рейчел?

Он смотрел мне прямо в глаза, почти не мигая – так, наверное, полицейских учат допрашивать подозреваемых.

– «Андерсонс инжиниринг», рядом с Юстонским вокзалом. Я секретарь в отделе продаж, работаю там больше трех с половиной лет. Номер телефона: ноль двадцать – семьдесят пять – восемьдесят один – сорок три – восемьдесят семь.

Если Джимми и поразило то, как быстро и без запинки я ответила, он скрыл это куда лучше папы.

– Что за…

Джимми бросил на него предостерегающий взгляд и сразу повернулся обратно ко мне.

– С кем там можно связаться, чтобы подтвердить… вернее, сообщить, что ты какое-то время будешь отсутствовать?

– С миссис Джессикой Скотт из отдела кадров. Добавочный двести три, – мгновенно откликнулась я.

В глазах Джимми что-то промелькнуло, но он не подал виду и тем же твердым, спокойным голосом обратился к отцу:

– Тони, не возражаете, если я воспользуюсь вашим телефоном?

Вместо ответа папа снял трубку с базы и протянул ему. Прежде чем набрать номер, Джимми вновь повернулся ко мне.

– Может, сама поговоришь?

Я отрицательно покачала головой – решат еще, что я вру. Нет уж, пусть звонят, убедятся, что все правда.

Я повторила номер, и пальцы Джимми забегали по кнопкам. Звонок шел, казалось, целую вечность. Наконец после соединения с коммутатором Джимми набрал добавочный и, к моему раздражению, поднялся на ноги, так что ответы с того конца линии до моего слуха не доходили. Оставалось угадывать их по обрывкам фраз.

– Могу я услышать миссис Джессику Скотт?… Доброе утро, миссис Скотт. Меня зовут Джимми Бойд, я друг Рейчел Уилтшир. С ней, к сожалению, произошел несчастный случай – ничего серьезного, не беспокойтесь, – и она не сможет появиться на работе по крайней мере до конца недели, возможно, немного дольше.

Долгая пауза.

– В отделе продаж… Да… Да… Ясно, хорошо… Большое спасибо. До свидания.

Нажав красную кнопку, он сбросил звонок и с непроницаемым лицом медленно повернулся к нам с папой. Я буквально подпрыгивала на стуле.

– Ну?! Что она сказала?

Он заколебался. Я подумала, что мне вряд ли понравится ответ, и оказалась права.

– Рейчел, она первый раз слышит твое имя. Ты у них не работаешь.

* * *

Наверное, взрослые люди так себя не ведут, но я ничего не могла с собой поделать – разревелась и убежала. Каждый раз, как передо мной начинала брезжить хоть крохотная надежда, в последний момент она ускользала прямо у меня из-под носа. Вскочив со стула и опрокинув-таки его, я в слезах бросилась вверх по лестнице в свою комнату и упала ничком на кровать. На глазах превращаясь в обиженного подростка, я игнорировала все просьбы отца и Джимми открыть дверь и кричала, чтобы они убирались, пока не охрипла.

Вышла я только через несколько часов, когда уже начало темнеть. Я так и уснула, плача, вся подушка была мокрой от слез и липла к щеке.

Папа сидел в гостиной и делал вид, что смотрит новости. Я скользнула на диванчик рядом с ним и, не обращая внимания на приглушенно зашипевшую кошку, положила голову ему на плечо.

– Прости, пап.

Он молча сжал мою руку.

– Я ничего не понимаю. Какая-то полная неразбериха. Может быть, вы все правы? Может быть, я схожу с ума?

Он неожиданно резко обернулся ко мне.

– Не смей так говорить! Никто не считает тебя сумасшедшей! Ты сильно ударилась головой. Ничего удивительного, что у тебя все немного… спуталось. Да, только и всего. Все скоро образуется, милая, вот увидишь.

На этот раз я слишком устала, чтобы спорить.

Папу, однако, мое поведение здорово взволновало. Несколько раз за ночь он осторожно, на цыпочках заходил проверить, как я, – в полусне-полуяви я четко ощущала запах его лосьона после бритья, но ничем себя не выдала.

* * *

На следующий день я целенаправленно полезла в присланную Мэттом коробку. Меня вполне устроили бы джинсы и толстовка, но, похоже, в этой реальности мой стиль не предусматривал чего-то столь обыкновенного. Пришлось натянуть элегантные черные брюки и изумрудно-зеленый джемпер. Посмотревшись в зеркало, я не могла не признать, что наряд мне идет, а вещи, если и не дизайнерские, уж, во всяком случае, относились к верхней ценовой категории. Либо мне так хорошо платили на новой работе, либо Мэтту я была обязана не только сумкой от Гуччи. Он не скупился на подарки во время нашего школьного романа, и, похоже, со временем это не изменилось.

Остальное я развесила в небольшом платяном шкафу и, захватив дубленку и шарф, спустилась вниз. Я уже несколько дней не выходила на улицу, и нужно было проверить, достаточно ли я оправилась для осуществления последней идеи, которая пришла мне в голову. Правда, потом еще предстояло уговорить папу. Однако стоило мне его увидеть, как все это мгновенно вылетело у меня из головы. Он только появился в дверях – видимо, выходил за утренней газетой, – и, заметив меня, поспешно попытался спрятать красную картонную коробочку, которую держал в руках. Я оказалась быстрее. Мои пальцы стремительно нырнули в глубокий карман и вытащили пачку на свет божий.

– Это что, черт возьми, такое?!

Папа с пристыженным видом молчал. Я так и видела, как он прокручивает и отметает всевозможные оправдания.

– Чего ради, скажи на милость, ты опять начал курить? Ты забыл, что курение убивает? Что оно уже почти убило тебя однажды?

Если бы мы взглянули на себя в этот момент со стороны, то, наверное, расхохотались бы от того, как поменялись вдруг привычными ролями. Но сейчас я была слишком рассержена, а папа слишком смущен.

Смяв пачку в ладони – хоть эта теперь вреда не принесет, – я понемногу начала успокаиваться.

– Пожалуйста, пообещай мне, что больше не будешь.

Вместо обещания и извинений он попробовал объяснить надломленным от волнения голосом:

– Я очень переживал за тебя, Рейчел. Ты казалась такой… потерянной, а я чувствовал себя совершенно беспомощным. Это чтобы справиться со стрессом.

По щекам у меня побежали слезы. Я сердито утерла их тыльной стороной ладони – Господи, и когда я успела стать такой плаксой? Взяв обе руки отца своими, я постаралась словами и взглядом выразить все, что чувствовала, когда он впервые сказал мне о своем диагнозе.

– Пап, если ты меня любишь – если ты меня правда любишь, – пожалуйста, дай слово, что никогда в жизни больше не притронешься к этой дряни!

Теперь и у него глаза были на мокром месте. И хорошо, пусть – это стоило того, если мне удастся его убедить.

– Один раз ты уже едва себя не прикончил, потому что волновался за меня. Снова я тебе этого не позволю.

* * *

Я бродила по улицам несколько часов, просто ради удовольствия. Приятно прогуляться после недельного сидения в четырех стенах. Папу я попросила не волноваться, но через пару часов все-таки позвонила домой сказать, что со мной все в порядке. Времени прошло уже довольно много, и я вдруг вспомнила, что пропустила обед. Я была как раз недалеко от центра и повернула к кварталу, где располагались несколько кафешек и ресторанчиков. На тротуаре я заколебалась, не зная, куда пойти, когда голос сзади проговорил мне почти в самое ухо:

– Лучший чизкейк – в крайнем.

Я резко обернулась, и сердце у меня забилось быстрее – от неожиданности, не иначе.

– А может, я их больше не люблю?

Джимми посмотрел так, будто я сморозила полную глупость.

– Нет. Исключено. Не знаю, как другое, а этого ты забыть не могла. Некоторые вещи не меняются.

Не сговариваясь, мы вместе зашли в кафе, где Джимми заказал кофе и две порции чизкейка. Даже не взглянув на несколько пустых мест у окна, мы оба бессознательно направились к столику на двоих в глубине, рядом с горящим камином.

– И почему это вы не на работе, констебль Бойд? Полицейские манкируют своими обязанностями? Неудивительно, что на улицах городка черт знает что творится.

– Вообще-то «инспектор Бойд», и у меня сегодня официальный выходной.

– «Инспектор» – звучит солидно. И что, тебе это нравится? Ты никогда не упоминал, что хочешь стать полицейским.

Джимми дождался, пока подошедшая официантка оставит на столике наш заказ и уйдет, и только тогда ответил:

– Да, я люблю свою работу. Пойти в полицию было лучшим решением в моей жизни. А ничего не говорил… Я многого не говорил, что, наверное, еще как стоило сказать.

У меня засосало под ложечкой в предчувствии чего-то очень-очень важного. Но я не могла преодолеть внутреннего сопротивления, не знала, как встать на этот путь и хочу ли я на него вставать, поэтому предпочла сменить тему.

– Джимми, я хотела извиниться за вчерашнее. За свою маленькую истерику.

Он небрежно отмахнулся, однако я не успокоилась.

– Нет, правда. Я понимаю, это все выглядит так… не знаю… неправильно… невероятно… нездорово…

– В общем, не важно, как это выглядит.

Я рассмеялась. Ему всегда удавалось меня развеселить.

– Просто все, что я считала бесспорной и безусловной истиной, вдруг выворачивается наизнанку. Это очень тяжело.

Сделав долгий глоток, Джимми произнес:

– Еще бы. И наверняка должно выводить из себя.

В его голосе я уловила что-то, чего не слышала ни от кого прежде. Не донеся вилку с куском чизкейка до рта, я уронила ее обратно на тарелку.

– Так ты веришь мне?!

Джимми взглянул прямо на меня. В его бездонных синих глазах можно было утонуть.

– Я верю, что ты сама веришь в это, искренне и безоговорочно. И вижу, чего тебе стоят попытки убедить остальных. – Он замолчал на секунду, и я хотела уже что-то сказать. Слава Богу, не успела, иначе так и не услышала бы, как он почти шепотом закончил: – У меня просто сердце разрывается…

Я даже не почувствовала, что плачу, пока он не приподнял мне подбородок и не промокнул глаза сложенной салфеткой.

– А уж чтоб ты столько ревела, я не помню со времен, когда ты лет в восемь училась кататься на велосипеде и постоянно с него падала.

Я совершенно не по-взрослому шмыгнула носом, но его слова все-таки заставили меня улыбнуться.

– В последние пять лет я плакала куда чаще. Столько, сколько ты и представить себе не можешь.

– И из-за чего же?

Пришел момент или опять отступать, или бросаться головой в омут.

– Из-за того, что потеряла тебя. Ты спас мне жизнь, а сам погиб. Знал бы ты, как мне тебя не хватало.

Другой тут же свернул бы на проторенную дорожку: травма головы – амнезия – скоро пройдет. Только не Джимми. Не таков был мальчик, любивший меня в детстве, и мужчина, которым он стал. Ему я могла доверить что угодно. Даже правду.

– Расскажи мне, – попросил он.

При гаснущем свете дня и багровых отблесках пламени я вернулась к самому началу, к тому роковому вечеру, и не умолкла, пока не договорила до конца.

 

Глава 8

Мы были последними посетителями и поняли, что злоупотребляем терпением хозяина, только когда тот перестал церемониться и начал подметать пол, переворачивать стулья и выключать везде свет. Мы извинялись за задержку, и Джимми помог мне одеться. Его руки так и остались у меня на плечах, когда он повел меня к двери, и это почему-то казалось совершенно естественным.

– У меня машина за углом, я отвезу тебя, пока твой отец не бросился на поиски.

Мороз щипал нас за щеки, набрасываясь порывами пронизывающего ветра, но я не чувствовала холода, когда Джимми так близко. Я знала, что играю с огнем – между нами открылось что-то новое, какая-то дверь, и я не задумываясь переступила порог. Конечно, не стоило все усложнять, когда передо мной и так стояла тысяча вопросов без ответов, однако, черт возьми, как же здорово, как же верно было идти вот так по пустынной улице бок о бок с Джимми! И почему я раньше этого не чувствовала?

До дома мы доехали за каких-то пять минут. Когда машина остановилась у бордюра, я заметила колыхнувшуюся занавеску в окне одной из комнат.

– Поверить не могу! – удивленно усмехнулась я. – Папа подглядывает, где я и с кем. Как будто школьные годы вернулись!

Джимми подался вперед, чтобы посмотреть, и я уловила легкий запах его лосьона после бритья и свежий аромат шампуня. Я вдохнула глубже, будто хотела сохранить это волнующее сочетание в памяти, но опомнилась. Что я делаю? У меня нет на это никакого права. Между нами никогда не проскальзывало даже намека на романтику, ни разу, мы всегда были просто лучшими друзьями и ничем больше. И кроме того, существовал Мэтт. Да и сейчас он никуда не делся, напомнила я себе, и я несвободна.

– Ну, мне, наверное, пора.

– Пока отец не выскочил на крыльцо с ружьем?

Я хихикнула, представив себе картинку.

– Да уж. И Мэтт должен скоро позвонить из Германии, так что…

Я запнулась. Хуже я ничего сказать не могла. Тепло между нами мгновенно сменилось холодом, Джимми на секунду буквально ощетинился.

– Да, конечно. – Эти два слова убили то чувство, что только начало зарождаться между нами.

Я предложила Джимми поужинать с нами, но он вполне ожидаемо отказался, хотя все-таки проводил меня до двери – подмораживало и дорожка уже обледенела. Однако меня поддерживала рука старого верного друга – ничего больше. Трудно было поверить, что его отношение могло так резко измениться, и я уже спрашивала себя – не пригрезилось ли мне? Действительно ли между нами проскользнуло что-то новое?

Взяв ключ из моих рук, Джимми вставил его в скважину, но не успел повернуть – я мягко коснулась его плеча.

– Насчет завтра – все в силе? А то я и одна могу съездить, ничего страшного.

– Конечно, в силе, – ничем себя не выдав, ответил он. – Разве что-то изменилось?

Только то, что я разрушила волшебство момента, воздвигнув между нами препятствие, всегда разделявшее нас. Препятствие, с которым я была теперь обручена.

– Да нет, просто… Не лучший способ провести выходной – сопровождать недавно свихнувшуюся подругу в Лондон.

Он притянул меня к себе и крепко обнял – жест дружеской поддержки, ничего больше.

– Никакую не недавно свихнувшуюся, – возразил он серьезно, но тут же не удержался: – Сколько я тебя помню, ты всегда была чокнутой.

Повернув ключ в замке, он слегка подтолкнул меня в теплый холл.

– Идея, по-моему, отличная, должно сработать. Так что иди отдыхай, а завтра я за тобой заеду.

* * *

Придуманные мной аргументы, чтобы папа отпустил меня завтра в Лондон, оказались не нужны, едва он узнал, что я еду с Джимми. Интересно, согласился бы он так же легко, если бы я выбрала кого-нибудь другого? Тем не менее на следующее утро, пока я ждала своего спутника, папа не переставал кудахтать вокруг меня, как курица-наседка:

– Ты взяла лекарство?

Я похлопала по сумочке от Гуччи, перекинутой через плечо.

– И обязательно позвони, если тебе вдруг станет плохо или… что-то еще. Телефон ты не забыла? А деньги? А…

– Пап, успокойся, я еду всего на одну ночь. Завтра вернусь – надеюсь, наконец с ответами.

Он все еще смотрел нерешительно, и я, подавшись вперед, обняла его.

– Не волнуйся ты обо мне так. – Запах лосьона после бритья напомнил мне кое о чем, и я добавила: – И хватит по ночам проверять, как я. Ты же почти не спишь – я счет потеряла, сколько раз ты заходил.

Услышав, как у дома остановилась машина, я нагнулась за сумкой. Когда я выпрямилась, на лице папы было сконфуженное выражение.

– Рейчел, вообще-то я не заходил к тебе ночью, ни разу. Тебе, наверное, приснилось.

* * *

Дорога до Лондона показала, что Джимми, как и я, все обдумал и пришел к тому же решению. Передо мной снова был внимательный, беззлобно-шутливый, не претендующий ни на что друг, которого я знала всю жизнь, точнее всю жизнь до восемнадцати лет. Мужчина, державший вчера меня за руку, пока я путано рассказывала, во что моя жизнь превратилась после, исчез.

Но как ни была я разочарована тем, что нечаянно упустила этого нового Джимми, по крайней мере ко мне вернулся старый друг. По сравнению с прошлой неделей – значительное улучшение.

– Так что, куда едем? Ты придумала?

Я достала из сумочки сложенную бумажку и развернула. Листок слегка задрожал на сквозняке из приоткрытого окна.

– Наверное, лучше начать вот отсюда – все остальное на другом конце города. Папа написал адрес, но где это, я понятия не имею.

Джимми, на секунду оторвавшись от дороги, бросил взгляд на линованный клочок.

– И что за место?

Я глубоко вздохнула и уставилась на буквы и цифры, которые ничего мне не говорили.

– Там я живу. Якобы, – таким тоном, словно находилась в суде, добавила я.

Хоть я пыталась выглядеть естественно, каждая миля, съедаемая машиной, заставляла меня нервничать все сильнее. Поездка в Лондон, где я жила и работала, была моей последней надеждой обрести свою настоящую жизнь. Только сейчас у меня выдалась минутка остановиться и подумать – а что я, собственно, найду? В сумке у меня лежали ключи, которых я раньше никогда не держала в руках. Скорее всего они откроют дверь квартиры по адресу, который дал папа. А как же другая – та, над прачечной? Она тоже моя, со всей обстановкой и атрибутами другой жизни? Интересно, что тогда все заговорят. Но как вообще такое может быть? Что это может значить?

Голос у меня в голове шепнул одно только слово, куда страшнее и непонятнее ненавистной амнезии: «шизофрения». Раздвоение личности… Я как раз недавно читала статью, где описывалось что-то похожее. Может, я и правда чокнутая? Может, мне пора в психушку?

Пытаясь заглушить тревогу, я ухватилась за первый попавшийся повод для разговора, лишь бы заполнить чем-то тишину.

– Джимми, я, кстати, не спросила – ты женат?

Машина слегка вильнула по трассе. Сзади гневно просигналил грузовик.

– Женат? Э-э, нет. С чего ты вдруг? Ты бы уж была в курсе, наверное, как думаешь?

Я пожала плечами:

– Не обязательно. Я не была в курсе, что сама помолвлена.

– Один-ноль в твою пользу.

Счетчик намотал еще милю, прежде чем я повторила попытку.

– Но у тебя кто-то есть?

Джимми усмехнулся, что только подстегнуло мое любопытство.

– Подруга? Девушка? Может быть, друг?

– Нет. Нет. И нет уж, спасибо.

– Почему же нет?

– Ты спрашиваешь, почему я не гей?

Я шутливо ткнула его в плечо.

– Ты прекрасно понял, о чем я. Почему у тебя никого нет? Ты отличный парень, мог бы составить кому-нибудь чудную пару. Почему ты один?

Кажется, вопрос поставил его в затруднительное положение. Я поняла, что зашла слишком далеко. Но ведь когда-то для нас не было запретных тем. Видимо, теперь все изменилось.

– Во-Во-первыхконечно, работа: долгие дежурства и неудобный график не слишком способствуют романтическим отношениям. А может, меня просто так больше устраивает.

В его словах чувствовалась недосказанность, однако сейчас был не лучший момент для дальнейших расспросов, и я, к видимому облегчению Джимми, не стала продолжать.

К тому времени мы уже кружили по второстепенным улицам Лондона. Найти нужный адрес удалось далеко не сразу. Наконец, несколько раз свернув не туда, мы подъехали к перестроенному викторианскому особняку с изысканным портиком.

– Прибыли, – объявил Джимми, ставя машину на свободное место перед входом. – Дом, милый дом.

– Только не мой, – уныло пробормотала я, но все же открыла дверцу и вылезла наружу.

Задержавшись на холодном утреннем воздухе, я окинула взглядом совершенно незнакомое мне здание. Ничего даже отдаленно узнаваемого в нем не было.

– Идем, надо посмотреть квартиру.

Джимми протянул руку, и я нехотя последовала за ним к поднимающейся ко входу каменной лестнице.

Первое же препятствие выглядело непреодолимым – дверь была с кодовым замком. Я остановилась за три ступеньки до нее и, не скрывая облегчения, проговорила:

– Ну все, приехали.

– Не так быстро, – возразил Джимми, подталкивая меня вперед.

Как раз в этот момент по ту сторону стеклянной двери показалась медсестра в синем халате, стремительно направлявшаяся нам навстречу. Дверь открылась, и Джимми, преодолев последние ступеньки, успел придержать ее. Женщина подозрительно скосила глаза, но, увидев меня, передумала что-либо говорить.

– Спасибо, – проговорил Джимми, проходя мимо.

– Да, спасибо, – машинально повторила я ей в спину.

Уже со ступенек та с готовностью откликнулась, обернувшись через плечо:

– Не за что, Рейчел.

* * *

В лифте мы ехали молча. Напряжение нарастало с каждым этажом. На пятом двери открылись – в обе стороны уходил длинный коридор.

– Направо или налево? – спросил Джимми.

– Откуда мне знать? – буркнула я.

Он шагнул ко мне.

– Рейчел, я понимаю, это непросто. Правда понимаю. Но мы знали, с чем придется столкнуться. Сдаваться еще рано.

Ключ, разумеется, тоже подошел. Мы двинулись по комнатам, будто покупатели, осматривающие квартиру и не знающие, где что. Когда, думая, что открываю дверь в спальню, я очутилась в сушильном шкафу, мы в один голос рассмеялись, и напряжение спало.

Роясь в ящиках и шифоньерах, я ощущала себя грабителем, который вломился в чужой дом и отыскивает, чем поживиться. Я мало что узнавала, хотя время от времени попадались определенно мои вещи: то что-нибудь из одежды, то украшения. Паспорт и налоговые документы, аккуратно хранившиеся в специальной металлической коробке-регистраторе, лишний раз подтвердили то, что и так было уже ясно – я действительно здесь жила.

При любых других обстоятельствах я бы вряд ли огорчилась – отличная квартира, со вкусом обставленная, да еще и чуть ли не вчетверо больше той, над прачечной. Однако улучшение жилищных условий мало меня порадовало. Если это мой дом – а как можно отрицать очевидное? – то какие основания у меня остаются, чтобы не принимать и все остальное?

Пока я обшаривала спальню, Джимми прошел на кухню и вернулся через несколько минут с двумя дымящимися кружками кофе.

– Боюсь, только черный, – извиняющимся тоном проговорил он. – Молоко закончилось. Да у тебя и вообще почти ничего нет – на полках шаром покати. Похоже, питаешься ты в основном вне дома.

Скорее всего. И с образом жизни Мэтта наверняка тоже согласуется. Я осторожно опустилась на сливочного цвета кожаный диван, стараясь не пролить кофе и чувствуя себя в собственной квартире робкой гостьей.

– Но как я могу себе позволить такие апартаменты? – пришло мне вдруг в голову. – Я знаю лондонские цены – аренда наверняка стоит бешеных денег. Не может быть, чтобы мне столько платили.

Глаза Джимми слегка потемнели, и он отвел взгляд, прежде чем ответить:

– Я думаю, квартира принадлежит семье Мэтта – и, вероятно, не она одна здесь. У тебя наверняка большая скидка – ты ведь тоже уже почти своя.

Я вспыхнула, смутившись сама не знаю чего. Что, собственно, в этом такого, почему я должна стыдиться?

– А-а… – пробормотала я. Для журналистки не особенно богатая реплика.

Вместе мы закончили исследование квартиры. Как я ни старалась найти доказательства того, что это не мой дом, все вокруг говорило об обратном. И хотя меня не убедили окончательно даже куча счетов и рекламных писем на мое имя, то с фотографией в серебряной рамке, стоявшей на кофейном столике, спорить было трудно.

Увидев, как я застыла с ней в руках, Джимми подошел сзади и положил подбородок мне на плечо. Из-за стекла на нас глядели Мэтт и я на фоне Эйфелевой башни. Мэтт стоял почти так же, как Джимми сейчас, и мы весело смеялись. Снято было, видимо, зимой – мы оба укутались в пальто и шарфы, – но от фотографии веяло таким теплом, наши лица так сияли, что на миг у меня перехватило дыхание. Столько счастья, беззаботного счастья и… любви. Только теперь я сообразила, что, пытаясь раскопать правду о своем прошлом, я умудрилась за это время совершенно похоронить под вывороченным грунтом свои чувства к Мэтту.

– Наверное, как раз тогда он и сделал тебе предложение, – бесстрастно заметил Джимми.

Я не могла оторвать глаз от фото, и Джимми, помедлив секунду, подчеркнуто отошел прочь.

– Я всегда хотела побывать в Париже… – задумчиво проговорила я.

Джимми, не ответив, наклонился за пустыми кружками и двинулся на кухню. Не знаю, слышал ли он, как я добавила, негромко, но упрямо:

– …но так и не получилось.

* * *

Больше ничто нас в квартире не удерживало. Джимми предложил что-нибудь с собой прихватить, но я отказалась. У меня было такое чувство, будто я краду эти вещи.

В машине я заговорила, пытаясь хоть как-то рассеять повисшую между нами тучу.

– Даже после того, что я видела, это, – махнула я рукой в сторону викторианского особняка, – продолжает казаться чем-то нереальным. Да, с точки зрения логики доказательства неоспоримы. Однако все во мне протестует против них и говорит, что такого просто не может быть.

Джимми сделал над собой усилие, стряхивая удушающее напряжение.

– Не стоит ждать, что память вернется сразу. Давай-ка заедем куда-нибудь перекусить, а потом отправимся к тебе на работу. Может, там мы найдем ответы на какие-то вопросы.

Он даже не представлял, насколько пророческими окажутся его слова.

* * *

Хорошо, что Джимми догадался сперва позвонить в редакцию журнала и сообщить о нашем прибытии, – здание было таким огромным, что сами мы никогда бы не нашли дороги до моего отдела. Миновав вестибюль, белый пол которого ослепительно сверкал, мы подошли к огромной изогнутой стойке с несколькими девушками-администраторами. Вокруг мелькали стильно одетые люди, и все они казались здесь на своем месте, а вот сама я, несмотря на похожий наряд, чувствовала себя не в своей тарелке.

Перед стойкой я окончательно потерялась, забыв даже, с кем мы встречаемся, и полезла в сумку за бумажкой, где записала имя.

– Мисс Рейчел Уилтшир к миссис Луизе Кендалл, – спокойно проговорил Джимми, пока я лихорадочно рылась в обширных внутренностях дизайнерского творения. – Она ждет.

Нам указали на красный кожаный диванчик прямо напротив лифтов. Я сидела будто на иголках, подскакивая всякий раз, когда в дверях появлялась женщина. Полный идиотизм с моей стороны – поток был практически непрерывным.

Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем из лифта нам навстречу стремительно шагнула женщина лет на десять меня старше, в дорогущем костюме и на невероятно высоких шпильках.

– Рейчел! – воскликнула она еще на полпути.

Поднявшись, я протянула руку. Не обращая на нее внимания, миссис Кендалл налетела коршуном и звонко расцеловала воздух у моих щек. Меня обдало облаком дорогого парфюма.

– Как ты, бедняжка? Мы все та-ак переживали!

Что-то в ее голосе заставило меня в этом серьезно усомниться. Не тратя времени на дальнейшие приветствия, она развернулась на своих убийственных каблуках и двинулась обратно к лифту. Джимми она полностью проигнорировала, но я решила, что долг вежливости требует все же его представить.

– Миссис Кендалл, это мой старый друг Джимми Бойд. Он привез меня в Лондон – вдруг что-нибудь здесь подстегнет мою память.

Обернувшись, она коротко улыбнулась моему спутнику – одними губами, глаз улыбка не коснулась. Оценивающий, с ног до головы, взгляд еще на подходе, не укрывшийся от моего внимания, видимо, не оставил должного впечатления. Надеюсь только, сам Джимми ничего не заметил.

– Не миссис Кендалл, а просто Луиза, – поправила она, нажимая пальчиком с безупречным маникюром на кнопку. – Твой милый молодой человек, Мэтт, звонил в понедельник и все рассказал про это ужасное нападение. Полный кошмар. И твое чудное кольцо действительно пропало? – Она бросила взгляд на мою левую руку. – Какая трагедия!

Похоже, потеря кольца взволновала ее куда больше, чем опасность, которой я подвергалась. Что-то в моей начальнице напомнило мне Кейти – наверное, лет через десять та станет такой же.

Мы вошли в лифт и поднялись на десятый этаж, где к Луизе немедленно подскочила ассистентка с кипой бумаг. Дожидаясь, пока дела будут улажены, мы с Джимми вежливо отступили в сторону и огляделись. Огромное помещение офиса заливал яркий свет неоновых ламп под потолком, по обе стороны от лифта выстроились рядами рабочие столы, каждый в своем отсеке, отделенные друг от друга синими, обитыми войлоком перегородками. Все вместе очень походило на лабораторный лабиринт, в котором бегают крысы.

– Прекрасная женщина – твоя начальница, – шепнул Джимми мне на ухо. – Такая искренняя.

Хихикнув, я шикнула на него, однако была рада, что не одинока в своей оценке.

Разобравшись с проблемой, Луиза отпустила ассистентку и снова повернулась к нам.

– Не очень представляю, чем тебе помочь дальше. Хочешь походить по офису, поболтать с народом? Или просто осмотришь свой стол?

– Э-э, я думаю ограничиться столом, если можно.

– Что ж, тогда удачи. Ну, еще увидимся.

Она повернулась уходить.

– Э-э, Луиза?

Дернувшись обратно, та взглянула уже с раздражением, которое не сразу успела скрыть любезная улыбка. Выражение лица ясно говорило: «Я занятая женщина, некогда мне тут со всякой ерундой».

– Который стол мой?

В глазах начальницы мелькнуло изумление, почти радостное.

– Боже, так у тебя действительно амнезия! Как необычно! Мэтт, конечно, говорил… но в это так трудно поверить!

Она не переставала восторгаться все время, пока мы петляли между отсеками других сотрудников. Некоторые только скользили по мне равнодушным взглядом, однако многие, подняв глаза от мониторов, радушно улыбались в знак приветствия. Я на всякий случай улыбалась всем.

Наконец мы попали в отсек с двумя стоящими друг напротив друга столами. Молодая женщина за одним из них яростно стучала по кнопкам клавиатуры.

– Ди, не уделишь Рейчел немного времени? Ей нужно кое-что показать. Представляешь, у нее действительно амнезия! – театральным шепотом добавила Луиза с видимым удовольствием, будто сообщая пикантную тайну.

Дождавшись ухода начальницы, девушка поднялась со стула и протянула мне руку:

– Привет, я Ди Эллис. Мы обе пришли в журнал почти одновременно.

Я кивнула и улыбнулась в ответ, не найдя что сказать.

– И обе терпеть не можем Луизу.

Я тепло пожала ее ладонь, понятия не имея, кто передо мной, но чувствуя, что обрела друга.

Ди очень терпеливо разъясняла, что и как, но по взглядам, которые она исподтишка бросала то на стенные часы, то на экран компьютера, мне стало понятно, что мы отрываем ее от работы.

– Слушай, ты занята, ни к чему так со мной нянчиться.

Она покаянно улыбнулась:

– Извини, сроки со статьей поджимают. Ты же знаешь, как оно…

Вообще-то нет, я не знала.

– Может, Рейчел могла бы сама что-то посмотреть? Например, то, над чем она работала на прошлой неделе? Возможно, это натолкнет ее на какие-нибудь воспоминания.

Ди перевела взгляд на Джимми. Кажется, ей в отличие от Луизы он сразу понравился, и я еще больше полюбила ее.

– Ну, ничего в работе на данный момент у нее нет. – Она нахмурилась, пытаясь отыскать решение. – Ты старалась все закончить до свадьбы подруги. Кстати, как прошло?

– Я туда не попала.

– Да, облом. – Ди сосредоточенно прикусила губу. – А, знаю! Хочешь посмотреть статьи, которые ты написала за последние несколько месяцев?

– Да, отличная идея, – согласилась я.

Она убежала, бормоча под нос что-то об архивах, а я пока присела за свободный стол. На столе не было ничего личного, никаких фотографий, сувениров и безделушек. В двух тумбочках лежали вполне ожидаемо одни только канцелярские принадлежности. Ди вернулась с охапкой номеров, и я виновато захлопнула дверцу, словно лазила по чужим вещам.

– Вот журналы. Посмотреть, где есть твои статьи, можно по указателю. И я сейчас заглянула – конференц-зал свободен, можете расположиться там поудобней.

Конференц-зал был отгорожен стеклянной стеной, но все-таки давал некоторое чувство уединенности по сравнению с огромным открытым помещением офиса. Джимми положил журналы на полированный дубовый столик и пододвинул пару мягких стульев. Отыскав нужные мне номера в указателе, я вытащила из пачки самый ранний. Джимми взял другой наугад. На мой вопросительный взгляд он по-мальчишески дернул плечами.

– Могу я хоть кроссворды пока поразгадывать?

Несколько часов прошли в тишине, прерываемой только шелестом переворачиваемых страниц. Дважды Джимми выходил и возвращался с чем-то бурым и горячим в пенопластовом стаканчике из автомата в коридоре.

– Знаешь, а кое-что написано прямо здорово, – заметила я, откладывая очередной журнал в стопку просмотренных.

– Какая скромность, – подколол меня Джимми.

Я слегка покраснела.

– Я не хвастаюсь, просто не предполагала, что действительно способна добиться, чего хотела.

Он дружески сжал мне руку.

– Зато я ничего другого от тебя и не ожидал.

* * *

Через каких-то пару номеров мое представление о том, что реально, а что нет, разлетелось на мелкие куски. Мое внимание привлекла небольшая цветная фотография в правом верхнем углу страницы.

– О Боже! – вскрикнула я, чувствуя, как кровь отливает от щек.

– Что? Что такое? Что случилось? – вскочил со стула Джимми.

Не в силах произнести ни слова, я указала дрожащим пальцем на снимок. Джимми, наклонившись, прочитал подпись вслух:

– Доктор Джеймс Уиттекер, клиника Халлингфорда. И что?

– Это доктор Уиттекер, – проговорила я, чувствуя, как мысли в голове гудят разозленными пчелами. – Мой доктор, – объяснила я, раздраженная тем, что он не понимает. – Он наблюдал меня после той аварии, и последние полгода я обращалась к нему со своими головными болями.

Мы оба склонились над журналом и дважды прочли всю статью от начала до конца, потом взглянули друг на друга.

– Здесь не говорится, что он занимается травмами головы, – нарушив молчание, негромко заметил Джимми.

– Знаю.

– Судя по тому, что здесь написано, он вообще больше не практикует.

– Знаю.

– Больше похоже, что он ведет исследовательскую работу.

Я промолчала.

– Статья, кстати, хорошая, – проговорил напоследок Джимми, словно это могло меня утешить.

– Спасибо.

Я снова придвинула журнал к себе, будто чтобы прочитать заголовок, хотя он уже навсегда врезался мне в память.

«Раздвоение личности: медицинский факт или миф?»

И ниже чуть мельче, курсивом: «Автор Рейчел Уилтшир».

 

Глава 9

Не помню, как мы уходили. Джимми взял все в свои руки и, вернув журналы Ди, осторожно повел меня к лифту. И в кабине, и в вестибюле все старались держаться от нас подальше, едва видели мое смертельно бледное лицо и поддерживающую руку друга на моей талии.

На улице от холодного ветра перехватывало дыхание. Я раскрыла рот, хватая воздух, будто выбравшийся из воды утопающий.

– Спокойнее, спокойнее, дыши, – проговорил Джимми профессиональным тоном. – Не торопись, вот так, вот так.

Он явно хорошо знал, как вести себя с людьми в состоянии шока. Думаю, это было верное определение для того, что я испытывала. Кусочки головоломки наконец сложились, но картинка, пугающая и непостижимая, ничего не прояснила.

– Все правда. Все правда. Но как это может быть?

Я даже не подозревала, что говорю вслух, пока не заметила настороженных взглядов прохожих.

– Идем-ка, солнышко, пора убираться отсюда, – скомандовал Джимми, и я в каком-то странном оцепенении позволила ему увести себя на подземную парковку, где мы оставили машину.

Усадив меня, словно малого ребенка, он захлопнул дверь и пошел вокруг машины к водительскому месту. Я смотрела на него через ветровое стекло, не понимая, как он может быть таким спокойным. По-моему, уже самое время названивать в психушку, чтобы за мной приехали. Но Джимми вел себя так, словно ничего не случилось. Может, он тоже с приветом?

Машина завелась, и мы выехали на запруженные транспортом лондонские улицы, так и не произнеся ни слова.

– Ну, – прервал молчание Джимми, – это, конечно, был небольшой сюрприз.

– Можно сказать, крошечный.

Прошло еще минут десять.

– Мы движемся по кругу.

– Теперь ты меня понимаешь, – мрачно откликнулась я.

– Нет, Рейч, в буквальном смысле. Я уже раз пять объехал этот квартал. Куда теперь? Все еще хочешь разыскать ту другую квартиру и компанию, где работаешь секретарем?

Я отвернулась к окну, чтобы он не видел отчаяния в моих глазах.

– Что толку? Мы оба знаем, что там найдем. Нельзя одновременно жить в двух разных местах, работать на двух работах. Пора, видимо, прекращать валять дурака и начать прислушиваться к тому, что твердят мне со всех сторон.

На минуту оторвавшись от дороги, он бросил взгляд на часы.

– Еще не очень поздно. Может, хочешь вернуться обратно в Грейт-Бишопсфорд?

Я уныло вздохнула и прикинула варианты. Изначально планировалось, что ночь мы проведем в Лондоне – по-другому нам не хватило бы времени на исследование обоих моих предполагаемых мест работы и жительства. С идиотским оптимизмом я представляла, что все станет на свои места, загадка с моей памятью благополучно разрешится, и вечер мы закончим в моей маленькой квартирке – возможно, за бутылкой вина и пиццей. Теперь стало ясно, что ничего подобного не будет, но и предстать перед отцом со всеми открытиями сегодняшнего дня было для меня пока слишком тяжело.

– Нет, – негромко, но решительно проговорила я. – Мне нужно время, чтобы все как следует обдумать. Надо как-то уложить это в голове, прежде чем идти дальше.

Джимми понимающе кивнул, и я была благодарна ему за то, что он не стал настаивать на немедленном возвращении.

– И лучше бы мне пока побыть одной, – рискнула я.

Сосредоточившись на том, чтобы провести машину через узкий участок, он повернулся ко мне с улыбкой на лице.

– Полностью согласен. Само собой. Если только «одной» подразумевает, что я буду рядом. Сегодня я тебя не оставлю, Рейчел, это исключено.

В конце концов мы пришли к компромиссу. Да, мы задержимся в Лондоне – надо еще слишком многое обдумать, чтобы сразу возвращаться назад. И нет, ночевать в единственном здесь месте, которое мне принадлежит, мы не будем. Я еще никак не была готова назвать апартаменты в викторианском особняке своим домом, а Джимми, думаю, претила их стойкая ассоциация с моим женихом. Выход оставался один – снять номер в гостинице.

Центр Лондона пятничным вечером; нам здорово повезло, что свободные места нашлись в первой же гостинице, куда мы обратились. Оставив машину на парковке, Джимми отправился к стойке администратора. Я ждала снаружи, рассеянно глядя на витрину сувенирной лавки.

Только когда Джимми вернулся несколько минут спустя, меня посетил вполне очевидный вопрос – один номер он взял или два? Ответ я получила прежде, чем успела раскрыть рот, – Джимми вложил мне в ладонь пластиковую карточку-ключ, оставив другую себе.

– Две смежных комнаты, – пояснил он, пока я вертела карточку в руках.

Я благодарно улыбнулась ему, хотя сама не знала, что испытываю – облегчение или разочарование.

Джимми предложил пойти перекусить куда-нибудь и поговорить без помех. Подъезжая к гостинице, он видел за углом маленький итальянский ресторанчик, так что мы договорились через пятнадцать минут встретиться в коридоре и пойти туда.

Чтобы освежиться, я плеснула живительной холодной водой в лицо и кое-как расчесала спутавшиеся от ветра волосы. Из косметики я с собой почти ничего не брала, так что только на скорую руку подправила макияж и присела на кровать передохнуть, пока еще оставалось время. Комната, хоть и довольно приятная, но по-гостиничному безликая, ничем не могла отвлечь моего внимания, и бессвязные мысли продолжали нестись неведомо куда.

До ресторанчика было рукой подать – всего несколько минут пешком по неширокой улочке. Едва мы оказались внутри, как в памяти вдруг всплыло что-то очень знакомое. Пока мы ждали, найдется ли для нас свободный столик, до меня дошло:

– «Леди и бродяга»!

Джимми окинул взглядом чистые джинсы, в которые переоделся в номере, и хрустящую белую рубашку.

– Бродяга? Не думал, что настолько плохо выгляжу.

– Да не ты, глупый. Я про обстановку!

В самом деле, художник мультфильма будто скопировал здешний интерьер. Тесно составленные маленькие столики под клетчатыми скатертями, на каждом – мерцающая свеча красного воска, оплавляющегося на бутылку из-под кьянти. Мелодичная скрипичная музыка, чуть слышно лившаяся из спрятанных динамиков, дополняла картину.

Джимми, поняв, что я имею в виду, улыбнулся мне в ответ, и как раз подошел официант, чтобы нас проводить.

– Даже не надейся, что мы поделим одну спагеттину на двоих. И последнюю фрикадельку я съем сам. Я тебя не настолько люблю!

– Главное, чтобы ты не начал петь «Белла ноче», тогда все будет нормально, – парировала я, вспомнив, что ему медведь на ухо наступил.

Мы двинулись к столику, смеясь, однако последняя шутливая фраза Джимми не шла у меня из головы.

Легкость и непринужденность были только маской, до поры до времени прикрывавшей истинную цель вечера. Когда мы сделали заказ, игнорировать ее стало невозможно – придется обсудить случившееся.

– Ну как, что-нибудь прояснилось? У тебя было время все обдумать.

Я отпила вина и постаралась ответить как можно честнее:

– «Прояснилось», наверное, не совсем то слово. Если ты имеешь в виду, не убедилась ли я внезапно, что последние пять лет моей жизни прошли именно так, как о них говорят все остальные, то нет, не убедилась. Для меня единственной реальностью по-прежнему остается та, о которой я тебе говорила. Разница только в том, что теперь я понимаю – ничего подобного на самом деле не было.

Потянувшись через стол, Джимми взял обе мои руки своими.

– Это уже огромный шаг вперед. По крайней мере когда ты встретишься со специалистом, ты скорее воспримешь его рекомендации, как вернуть себе настоящие воспоминания.

– Да, наверное. – В моем голосе все еще сквозило сомнение, которое я не могла скрыть.

– Когда, кстати, консультация?

– В конце следующей недели.

Интересно, не захочет ли он меня сопровождать? Впрочем, к тому времени вернется Мэтт. Как жених, рядом со мной должен быть он, а не Джимми. А кого бы выбрала я?…

Подошел официант с нашим заказом. Джимми выпустил мои ладони, и без его прикосновения я вдруг будто лишилась чего-то важного. Вот и ответ.

– Знаешь, если хорошенько подумать, все твои ложные воспоминания начинают теперь обретать смысл.

– Неужели?

– Точно.

По-видимому, Джимми подошел к делу со всей серьезностью и как следует поразмыслил. Видимо, полицейский по своему складу не может не искать логичных объяснений тому, в чем, казалось, нет никакой логики. Пока мы наслаждались восхитительной пастой и хрустящим зеленым салатом, не говоря уже о бутылке на удивление хорошего домашнего вина, Джимми расшифровывал мельчайшие детали моей воображаемой реальности.

– А как же все подробности, которые я знаю? Например, откуда мне известны имя и номер той женщины из отдела кадров в «Андерсонс инжиниринг»?

– Очень просто. Ты могла когда-то пытаться устроиться туда, и эти данные просто отложились у тебя в памяти. Кажется, я слышал, что никакая информация не забывается бесследно, мозг помнит все.

Я попробовала зайти с другой стороны.

– Ну ладно, но откуда такая ужасная мысль, что папа умирает от рака?

Джимми и тут нашел решение.

– Ты ведь действительно заставила его бросить курить много лет назад, когда мы были еще детьми. Тебя ужасно напугала тогда какая-то передача, ты боялась, что сигареты его убьют. Наверное, этот страх так и не прошел окончательно и подспудно засел в голове.

Тут он попал в точку. К курению я до сих пор испытывала иррациональную неприязнь.

– А идея о раздвоении личности, – развивал свою теорию Джимми, – возникла у тебя после интервью с доктором Уиттекером.

Я невесело усмехнулась:

– Это объясняет и откуда его номер в моем мобильном.

– Вот видишь! – улыбнулся Джимми. – Когда начинаешь разбирать все по косточкам, любая деталь получает свое объяснение.

Поразмыслив секунду, я не нашла в его теории никаких огрехов. Хотя один вопрос у меня остался.

– Но почему реальность, придуманная мной, так ужасна? Почему все так мрачно и трагично? Болезнь отца – да и моя собственная, если уж на то пошло. Одиночество – ни друзей, ни любимого. Почему было не вообразить для себя другую, однако такую же счастливую, чудесную жизнь?

Пожалуй, самую главную трагедию созданного моим подсознанием кошмара я упустила.

– Почему я выдумала, что ты погиб?

Джимми долго молчал.

– Наверное, твоя настоящая жизнь была – и есть – и без того прекрасна. И ты сотворила из нее нечто совершенно противоположное. А по поводу того, что я… умер… – не без колебания произнес он, – наверное, это потому, что я перестал быть частью твоей жизни. Наши пути разошлись, мы уже очень давно не виделись. Может быть, так твое подсознание символически отразило смерть нашей дружбы?

Или нечто куда большее, подумала я. Возможно, в глубине души я сознавала то, чего не понимала разумом, – что без Джимми моя жизнь не многим лучше смерти.

* * *

На тарелках было пусто, а вино сняло нервное напряжение, в котором я пребывала с момента выхода из здания редакции. Алкоголь притупил и осторожность Джимми, который, возможно, бессознательно, перебирал мои пальцы во время разговора. От этой ласки по телу словно пробегал электрический ток. Прежде наши ладони соприкасались тысячи раз, почему же только теперь моя плоть откликалась, почему только теперь чувства захлестывали меня – теперь, когда я принадлежала другому?

– Твоя очередь, Рейчел. Мы вроде бы разрешили загадку, но скажи, какое объяснение ты сама придумала для своего двойного прошлого?

Я выудила из корзинки хлебную палочку и завертела ее в пальцах.

– Да никакого в общем-то. Так, глупости, – проговорила я, не поднимая взгляда, хотя и понимала, что он все равно не отстанет.

– Ну ладно, скажи, что пришло тебе в голову.

Палочка, которую я катала между большим и указательным пальцами, казалось, вот-вот загорится от трения.

– Да ерунда всякая, не стоит даже говорить.

– Обещаю, что не буду смеяться.

Палочка замелькала еще быстрее.

– Я подумала, что в ночь аварии произошло… что-то такое со временем. Что реальность… что реальность расщепилась.

Палочка хрустнула, разломившись пополам. Я не осмеливалась смотреть на Джимми – он весь вечер терпеливо доказывал мне, что я не схожу с ума, а сейчас, пожалуй, начнет сомневаться.

– Расщепилась? – не то с недоверием, не то изумленно переспросил Джимми.

– Ну да, словно моя жизнь и жизнь остальных… в этот момент как бы пошла двумя путями. В одной реальности у всех все нормально, зато в другой – совсем наоборот. Я получаю травму, мои планы летят в тартарары, а ты… ты…

– А я вообще помер.

Тон выдал его с головой. Джимми с трудом удерживался от смеха. Вспыхнув, я швырнула в него обломки палочки, и он расхохотался так, что остальные посетители начали на нас оборачиваться.

– Заткнись, – прошипела я в смятении.

Кое-как взяв себя в руки, хотя из глаз у него от смеха все еще текли слезы, Джимми через силу проговорил тоном мрачного предупреждения:

– Вот что бывает, когда в школе читаешь только Стивена Кинга!

* * *

Из ресторана мы вышли, как ни удивительно, учитывая все эмоциональные потрясения дня, в прекрасном расположении духа. Как раз пошел легкий снежок, кружили мягкие белые хлопья, а мерцающие гирлянды, развешанные на деревьях к Рождеству, довершали волшебство. На тротуарах образовалась корочка льда; после того как я во второй раз поскользнулась и чуть не шлепнулась, Джимми без слов подхватил меня под руку.

– Это все туфли, – пожаловалась я, избежав позорного падения. – Тот мой гардероб был куда практичнее.

Джимми не стал напоминать, что «тот» гардероб существует лишь в моем воображении.

– Нечего на туфли пенять, – шутливо пробурчал он. – Ты сама ходячая неприятность, за тобой глаз да глаз нужен.

– Так разве не для этого полицейские? Как там ваш девиз – «служить и защищать»?

Он рассмеялся.

– Это в Америке вообще-то.

– Подловил, – пробормотала я, снова оскальзываясь и едва не падая.

– Да тебя если не ловить, ты себе все кости переломаешь!

По-прежнему смеясь, мы вошли в теплый, залитый светом вестибюль гостиницы. Перед дверью в номер, прежде чем расстаться на ночь, я крепко обняла Джимми.

– Одна бы я ни за что не справилась. Хорошо, что ты меня не бросил. Спасибо.

Ответив мне самой теплой улыбкой, он вдруг наклонился и нежно коснулся губами моих губ. От неожиданности я слегка отпрянула, но в его глазах была лишь безмерная теплота и никакого огня. Поцелуй, совершенно невинный, братский, говорил: «пожалуйста», «не стоит благодарности». Так почему же, когда мы провели карточками по замкам и разошлись по своим комнатам, у меня осталось чувство, будто сама я хотела бы от него чего-то совершенно другого?

Я думала, что долго не засну, буду вновь и вновь воспроизводить в уме сегодняшний день и то, что он принес, однако выпитое за ужином вино и общее нервное перенапряжение, видимо, дали себя знать. Я провалилась во тьму всего через пару минут после того, как моя голова коснулась подушки, и несколько часов проспала как убитая.

Сон, нарушивший эту безмятежность, поначалу был приятным. Я как будто лежала где-то с закрытыми глазами – на пляже, наверное, потому что я ощущала тепло и приятную расслабленность. Рядом слышался голос папы, хотя слов было не разобрать. Я хотела то ли сказать ему что-то, то ли что-то спросить, но так разомлела на горячем песке, что не могла даже шевельнуться.

Вдруг все внезапно изменилось. И пляж, и голос отца пропали – я вернулась назад во времени на тот ужин, где произошла авария, только на сей раз не Мэтт, а я первой заметила мчащуюся на нас машину.

Я понимала, что делать, но когда хотела крикнуть, у меня не вышло – ни единого звука не вырвалось. Я отчаянно пыталась привлечь к себе внимание, однако все остальные были заняты беседой, и мои истерические жесты остались незамеченными. Никто по-прежнему и не подозревал о грозящей нам опасности. Официанты раскладывали еду по тарелкам и наполняли бокалы, не ведая, что к нам на скорости шестьдесят миль в час несется смерть.

Неожиданно я заметила большую ярко-красную тревожную кнопку на стене и изо всех сил надавила на нее ладонью. Пронзительный вой наполнил воздух. Тем не менее никто так и не двинулся с места. Я рванулась со стула, но застряла и не могла шевельнуться. Почему никто не слышит сигнала? Мои друзья продолжали спокойно сидеть за столом, дожидаясь прибытия еще одной гостьи – костлявой и с косой.

Машина летела прямо на нас; вновь, в который уже раз за последние пять лет, я переживала во сне этот страшный момент. Потом у меня вдруг прорезался голос, и я заорала изо всех сил – раз, и еще раз, и еще, – пока звон бьющегося стекла не заглушил мой крик.

Только это было не стекло – молотя во сне руками, я сшибла с тумбочки лампу. Рывком сев в кровати, я пыталась успокоиться, но в ушах стучало все громче и громче. Только окончательно проснувшись, я услышала голос Джимми, который, выкрикивая мое имя, отчаянно барабанил в дверь, едва державшуюся на петлях.

Еще не совсем придя в себя, я спустила ноги с кровати и встала, однако наступила на один из осколков и тут же плюхнулась обратно. Громко выругавшись от боли и неожиданности, я перебралась через кровать с другой стороны и поскорее заковыляла к двери, пока Джимми не перебудил всю гостиницу.

Со стороны мы, наверное, смотрелись той еще парочкой – хорошо, что в коридоре в два часа ночи нас никто не видел. Джимми, весь всклокоченный, полуодетый – он хоть джинсы успел натянуть, но, как и я, был босиком, – шагнул через порог в мой номер.

– Что случилось? Почему ты кричала? – Он осмотрел комнату, выискивая причину. В его голосе звучала неприкрытая тревога – странно, разве полицейских не учат сохранять хладнокровие в критической ситуации?

– Кошмар приснился, – коротко ответила я, кое-как на одной ноге допрыгав до кресла.

Он облегченно выдохнул:

– И все? Господи, я решил, что тебя тут по крайней мере убивают. А потом еще и что-то разбилось…

– У меня вышла небольшая стычка с прикроватной лампой.

Только теперь он заметил, что я сжимаю в руках левую ступню, из глубокого пореза на которой медленно сочился алый ручеек.

– Рейчел, у тебя кровь! Как ты поранилась?

Я уже не в первый раз подумала, не ошибся ли Джимми с работой. Дедукция у него, мягко говоря, хромает.

– На осколок наступила. Тебе же спешила открыть, пока ты дверь не разнес, – огрызнулась я.

Не очень красиво с моей стороны, но меня еще не совсем отпустил кошмар, да и нога болела.

– Дай-ка взглянуть.

Мгновенно оказавшись у кресла, Джимми аккуратно отвел мои руки, и я не без опаски положила ступню на подставленные ладони. Осторожно придерживая мою пятку, он внимательно осмотрел кровоточившую рану.

– Давай промоем. Внутрь вроде бы ничего не попало, но на всякий случай нужно посмотреть при лучшем свете.

Прежде чем я успела понять, что он намерен делать, Джимми наклонился и, подняв меня на руки, понес в ванную.

– Я сама дойду, – запротестовала я. – Ну или допрыгаю.

Не обращая внимания на мои слова, он распахнул дверь ногой и включил свет. Пока Джимми оглядывался, ища, куда бы меня посадить, я, прижатая к его обнаженной груди, остро ощущала эту близость, такую новую для меня, но отнюдь не неприятную. Куда меньше меня устраивало, что моя ночная рубашка мало того что ужасно короткая, еще и липла к влажной коже. От кошмара я проснулась в холодном поту, и теперь ткань обрисовывала все контуры тела. Я потянула ее вниз, однако добилась лишь того, что еще больше открыла грудь. Слава Богу, внимание Джимми было поглощено моей ногой.

Опустив меня на край ванны, он осторожно направил душ на щиколотку и ступню. Сперва немного щипало, но я боялась лишний раз двинуться, пытаясь сохранить хоть капельку приличия. В такой позе, с одной ногой, перекинутой через бортик, это было совсем непросто. Никогда еще я не мечтала так сильно о нижнем белье.

Струйки воды слегка успокоили боль. Осмотрев рану еще раз под флуоресцентным освещением ванной комнаты, Джимми убедился, что ничего туда не попало, и прижал порез пальцами, чтобы остановить кровь. В маленьком помещении, явно рассчитанном только на одного, мы поневоле жались друг к другу. Мы были так близко, что я слышала дыхание Джимми, которое вдруг, вместо того чтобы постепенно успокаиваться после первого приступа паники, снова участилось. Похоже, не только я ощущала интимность момента. Пока большой палец зажимал порез, остальные медленно, едва касаясь, заскользили по моей лодыжке. Не знаю, осознанной была эта ласка или нет, но мое собственное сердце от нее забилось еще быстрее.

Что-то новое происходило между нами, и сам воздух в маленькой комнатке пульсировал от необъяснимого, пьянящего чувства. В глазах Джимми, когда он посмотрел на меня, отразилось нечто, чего я не видела в них раньше, и те же эмоции он мог читать на моем лице. Мгновение длилось бесконечно, его мощь захватила нас, и мы не смели ни шевельнуться, ни сказать что-нибудь, боясь разрушить его хрупкую атмосферу.

– Джимми… – выдохнула я и нерешительно протянула руку, коснувшись его груди.

Кончики моих пальцев едва успели ощутить биение сердца, однако Джимми вдруг тряхнул головой, словно избавляясь от наваждения. На то, чтобы повесить на место душ и выключить воду, у него ушло куда больше времени, чем нужно, но когда он повернулся ко мне, его лицо ничего не выражало. Мимолетного эпизода влечения между нами будто и не было.

– Кажется, кровь остановилась, но лучше все-таки заклеить пластырем.

– Угу, – только и выдавила я. Мгновенный переход от интимности к практическим вещам несколько подорвал мою способность к связной речи.

Оставив меня вытирать ногу и заклеивать порез, Джимми вернулся в спальню и принялся методично собирать разлетевшиеся осколки. Я молча следила за ним, завороженная движениями его мускулистых рук и спины. Я понимала – мои чувства к нему зашли куда дальше дружеской привязанности. Мне мучительно, до боли, хотелось прикоснуться к нему, но он ясно дал понять, что не желает переступать грань. Если я буду упорствовать, то могу потерять его навсегда, а во второй раз я этого не переживу.

– Ну вот, – проговорил он, выпрямляясь, – вроде ничего не пропустил. Хотя ты все-таки смотри под ноги.

– Спасибо, – сдавленно пробормотала я.

Не знаю, почувствовал ли он что-то не то в моем голосе, но от его внимания не укрылось, как я непроизвольно поежилась – в номере было довольно холодно. Рука Джимми легла мне на плечи.

– Господи, Рейчел, да ты вся закоченела! У тебя есть халат?

Я покачала головой. В дорогу я брала только самое необходимое и уж точно не рассчитывала принимать гостей посреди ночи.

– Тогда давай-ка в кровать, пока не простудилась.

Он наклонился, чтобы вновь поднять меня, но я выскользнула из его рук и кое-как доковыляла сама. Джимми усмехнулся моему упрямству – вот и хорошо, пусть лучше думает так, чем поймет, как действует на меня его близость.

Я забралась под одеяло, больше стремясь прикрыться, чем согреться. К моему удивлению, Джимми не торопился уходить и присел ко мне на кровать.

– Так что за кошмар тебе приснился, из-за которого ты решила разгромить номер, как какая-нибудь рок-звезда?

Я натянуто улыбнулась:

– Да так, ничего особенного.

– Ничего особенного? Мне так не показалось. Ты меня вообще-то до смерти напугала.

Взглянув на него, я поняла, что он не преувеличивает.

– Прости, – сказала я, не зная толком, за что извиняюсь – за то, что заставила его волноваться, за произошедшее в ванной комнате или за все, что я еще могу натворить. – Обычный кошмар. В смысле мой обычный кошмар. Мне снилась авария.

– Она часто тебе снится?

Я грустно кивнула.

– С того самого вечера?

– С тех пор, как ты погиб.

От этой невероятной фразы на время в комнате установилась тишина.

– Но почему до сих пор? – внезапно спросил Джимми, поворачиваясь ко мне и глядя прямо в лицо. – Сейчас, когда ты понимаешь, что все было совсем не так?

Я с несчастным видом покачала головой:

– Понятия не имею.

Однако тут меня посетила мысль, вполне в общем-то очевидная – странно, что она раньше не пришла мне в голову. Я ведь до сих пор и не знаю, что на самом деле случилось в тот роковой вечер, когда моя реальность расщепилась надвое. Возможно, если я пойму, что произошло в действительности, то моя вторая, воображаемая жизнь просто потеряет свою основу и рассеется как мираж, которым ее считают все остальные.

– Расскажи мне о том вечере. Все, что помнишь, с того момента, как мы сели за стол.

Он начал рассказывать, слегка приобняв меня, словно защищая от боли, которую могла причинить мне правда. Все было так, как я помнила, даже атмосфера нашей дружбы, нашего братства ожила в его словах. Я слушала, не прерывая, пока Джимми не дошел до счастливого пенни.

– Монетка до сих пор у меня! – воскликнула я невольно. – Ну, то есть в той жизни. Я хранила ее в шкатулке с драгоценностями как последнюю связь с тобой.

Джимми улыбнулся, но ничего не сказал. И тут я вспомнила кое-что еще.

– Мы условились тогда встретиться на следующий день. Ты просил меня зайти и держался очень странно… Я все мучилась потом – о чем ты хотел со мной поговорить?

Мне показалось, или он правда покраснел?

– Да я уже и не помню. Столько лет прошло.

Я промолчала, чтобы не отвлекаться от истории, однако ясно видела, что он лжет. Но почему?

Рассказ полностью совпадал с моими воспоминаниями вплоть до того момента, когда все бросились прочь от стола, убегая от летящей на нас машины.

– …и успели убраться от окна буквально за миг до того, как этот парень в него врезался.

– Но я же застряла. Я не могла выбраться, мне мешал стул. Разве не так было?

Джимми помолчал, словно взвешивая, стоит ли говорить мне что-то.

– Все произошло очень быстро, сейчас сложно сказать… Кажется, ты действительно выскочила оттуда последней.

Что-то он темнил, и я не собиралась так этого оставлять.

– Неправда, я не была последней. По словам папы, ты тоже пострадал – значит, и ты находился недалеко от окна, когда машина врезалась. Что же там произошло?

Я вдруг поняла.

– Все было так, как я запомнила, да? Ты вернулся за мной и вытащил меня оттуда.

– Ну, мы все вроде как друг другу помогали. – Джимми смутился.

Я покачала головой. У меня перед глазами словно встала та картинка – все остальные уже далеко, на безопасном расстоянии, и только один из них бросился мне на помощь.

– Ты спас мне жизнь.

Он собирался возразить, но, услышав твердость в моем голосе, попробовал перевести все в шутку.

– Я просто боялся потерять свою счастливую монетку.

– Ты спас мне жизнь.

Оставив несерьезный тон, Джимми честно и с отчаянной решимостью ответил:

– Разве я мог поступить по-другому?

Я не знала, что сказать. Какими словами можно выразить такую благодарность, чем оплатить такой долг?

– И пострадал из-за меня.

Подняв руку, я отвела волосы с его лба – от линии их роста до брови тянулся тонкий белый шрам неправильной формы.

– Почти как мой, – выдохнула я в изумлении, но тут же поправилась: – То есть как тот, воображаемый. Только он был глубже и длиннее. – Мой палец коснулся шрама и продолжил линию по щеке, слегка задев выступающую скулу, но не остановился там, где заканчивался мой, а двинулся дальше, к чуть приоткрытым губам и замер между ними.

Словно электрический разряд пронзил нас обоих. То, что было в ванной, поблекло по сравнению с мгновенно сгустившейся грозовой атмосферой. Нежно – о, как нежно! – Джимми втянул кончики моих пальцев в рот и принялся ласкать чувствительные подушечки языком. Меня сотрясла дрожь возбуждения. Секундой позже мы уже были в объятиях друг друга, и крепкое, мускулистое тело Джимми прижималось к моему. Не знаю, кто из нас сделал первое движение навстречу, – я запомнила лишь силу страсти его поцелуя.

Время остановилось; поцелуи и объятия становились все самозабвеннее, и я отвечала на них с пылом, изумившим меня саму. Рука Джимми слегка дрожала, когда он потянул ночную рубашку с моих плеч, однако колебания были напрасными – я желала этого не меньше, а может, и больше его самого. Мне вдруг с кристальной ясностью стало понятно, что я ждала и жаждала того, что происходило сейчас, многие годы, в своей слепоте об этом не догадываясь.

Пальцы и губы Джимми касались моей обнаженной кожи, и я хрипло застонала от наслаждения, сама удивляясь той готовности и сладострастию, с которыми отдавалась его ласкам. Никогда прежде я не испытывала ничего подобного. Одеяло полетело в сторону, я осталась совершенно голой, но моя нагота нисколько не смущала меня. После стольких лет дружбы я ожидала ощутить стыд, возможно, даже что-то вроде вины – в конце концов, Джимми был мне почти как брат, – но более естественно я не чувствовала себя никогда в жизни. Наше неровное дыхание нарушило тишину в комнате, и дрожь тела Джимми, накрывшего мое, передалась мне.

Миг, когда он начал отстраняться, я пропустила. Только что мы были сплетены вместе, наши руки и губы исследовали тела друг друга, даря удовольствие, и вдруг все это кончилось. Его ладони, державшие меня за плечи, теперь мягко, но настойчиво отодвигали меня. К стыду своему, я не сразу поняла, что случилось. Мои пальцы все еще неуклюже пытались расстегнуть пряжку джинсов, когда твердая рука обхватила мое запястье. Красный туман страсти слегка рассеялся, и я увидела его лицо. Огонь желания в глазах сменился темным блеском стальной решимости.

Я все еще отказывалась признать, что все кончено. Подавшись к нему с полуоткрытыми для поцелуя губами, я надеялась найти отклик своей страсти и вновь разжечь пламя. Однако оно уже угасло, притушенное благоразумием, которому сейчас было совсем не место.

– Господи, не останавливайся, прошу тебя, не останавливайся! – молила я, забыв о гордости и обо всем на свете. Мой взгляд был прикован к лицу Джимми, и я видела, как последний огонек желания потух в глубине его бездонных голубых глаз.

Резко оторвавшись от меня, Джимми сел на кровати.

– Я не могу, Рейчел. Как ты не понимаешь?

Я не понимала и не желала понимать. Отказываясь признать очевидное, я бесстыдно подалась к нему и попыталась снова притянуть к себе, но он был как камень – холодный, твердый и недвижимый. Не глядя на меня, Джимми подобрал сброшенную ночную рубашку и кинул мне.

– Прикройся.

Это слово будто полоснуло меня по сердцу, мгновенно отрезвив. Я схватила хлопчатобумажную сорочку и мгновенно натянула ее, чувствуя себя униженной и грязной. Я буквально набросилась на Джимми, по-другому и не скажешь; по сути, я сама ему себя предложила, а он не захотел и показал это яснее ясного. Да, сперва он откликнулся, но так среагировал бы каждый мужчина на столь недвусмысленный призыв – чисто рефлекторно. Однако даже физического желания хватило ненадолго. Неприкрытая правда заключалась в том, что Джимми никогда – ни прежде, ни теперь – не испытывал ко мне влечения, а я, дура, накинулась на него, как дешевая соблазнительница из вульгарного романа.

– Тебе лучше уйти, – еле слышно проговорила я дрожащим голосом, чувствуя, что вот-вот заплачу.

Скорость, с которой он повиновался, лишний раз подтвердила, насколько ему не терпелось оказаться подальше. Задержавшись ненадолго у двери, он твердо посмотрел на меня.

– Рейчел, мне очень жаль. Прости меня, пожалуйста. – В его голосе слышалась неподдельная мýка. Он распахнул дверь и вышел.

Простить? За что, черт возьми?! Это мне надо просить прощения – я до такой степени не могла держать себя в руках, что ему пришлось указать мне на неприемлемость такого поведения. В чем он виноват – только в том, что не хочет меня? Его можно понять – сама себе я в этот момент казалась самым отвратительным существом на земле.

* * *

Я ревела, пока не уснула. Кажется, это уже входило у меня в привычку. Джимми, если и заметил мои красные глаза на следующее утро, из вежливости промолчал. Сам он, правда, тоже выглядел не особо, когда мы встретились в коридоре в условленное время, о котором успели договориться еще в первой части вечера. Это уже потом, посреди ночи, я съехала с катушек и вела себя так, что нашей дружбе теперь наверняка конец. Проснувшись, я какое-то время даже тешила себя надеждой, что мне все приснилось, а на самом деле ничего подобного не случилось и непоправимого не произошло. Но, повернув голову и увидев на тумбочке разбитую лампу, я поняла, что та же судьба постигла и наши отношения.

При виде Джимми я замерла на пороге, не зная, что сказать.

– Позавтракаем в гостинице или сразу поедем? – спросил он наконец.

– Сразу, – мгновенно откликнулась я.

В его глазах что-то мелькнуло, но он только молча кивнул в ответ, будто ничего иного и не ожидал. Взял сумку у меня из рук и повернулся в сторону лифта.

– Тогда пошли.

* * *

Хуже поездки в моей жизни не было. Напряжение между нами казалось почти осязаемым, оно сидело в машине третьим всю дорогу от Лондона до самого Грейт-Бишопсфорда. В конце концов мы оставили попытки завязать разговор, притворяясь, что молчание, натянутое и неловкое, нас вполне устраивает. Но мы просто сами себя обманывали. Впервые за… за всю нашу жизнь мы не могли свободно общаться друг с другом. С каждой милей атмосфера в машине накалялась, вчерашний эпизод, который не шел из головы у нас обоих, не мог остаться без обсуждения, но никто не осмеливался заговорить первым. Когда мелькнул знак, извещавший, что мы вновь дома, в нашем городке, я облегченно вздохнула.

Пока мы двигались знакомыми улочками и переулками, мне не терпелось выбраться из машины, словно так я могла оставить позади и бедлам прошедшей ночи. Но только я подумала, что хуже этот день быть уже не может, как судьба доказала обратное. Когда мы завернули за последний поворот, то прямо перед моим домом увидели низкий, обтекаемой формы автомобиль.

– Просто класс, – пробормотал Джимми, останавливаясь позади у бордюра.

Я взглянула на незнакомую машину с недоумением, потом заметила номер: «MR 10». Машина принадлежала Мэтту.

Джимми заглушил двигатель и повернулся ко мне, впервые за все время глядя мне прямо в глаза.

– Рейчел, я хотел сказать… я должен объяснить…

Я потрясла головой.

– Ты ничего не должен. Пожалуйста, не надо.

Он взял меня за руку. С одной стороны, мне хотелось вырвать ладонь, но с другой – я желала, чтобы это прикосновение длилось вечно. Джимми заметил мое колебание, однако истолковал его по-своему.

– Знаю, ты сейчас меня ненавидишь, – продолжил он. – Прошу, дай мне возможность…

Какую, я так и не услышала. Дверь с моей стороны с нетерпением распахнул Мэтт. Я отдернула ладонь, словно от огня, но он уже все увидел.

Я вышла из машины.

– Мэтт, что ты здесь делаешь? Я думала, ты еще три дня пробудешь в Германии.

Тот крепко обнял меня – больше, по-моему, специально для Джимми, который тоже вылез из машины.

– Уладил все быстрее – знал, что могу тебе здесь понадобиться. Однако похоже, ты нашла мне замену.

Боже, только не опять. Возобновление старого соперничества, позабавившее меня тогда, в больнице, сейчас выводило из себя своей мелочностью.

– Джимми согласился пожертвовать выходным днем, чтобы свозить меня в Лондон. Я хотела разобраться во всем… Он и предложил съездить со мной.

Мэтт взглянул на Джимми поверх крыши разделявшей их машины.

– Ночью тоже пожертвовал, как я вижу.

Я понимала, куда он клонит, и мне это совсем не нравилось. Джимми пока еще не заглотил наживку, но тестостероновый вихрь между двумя мужчинами уже начинал закручиваться, грозя перерасти в торнадо.

– Мы вчера задержались, пришлось остановиться в гостинице. Папа был в курсе.

Мэтт кивнул. Да уж, представляю, как он отреагировал, приехав и узнав от отца, что мы с Джимми вдвоем уехали в Лондон и останемся там на ночь.

– Нам повезло – в первой же гостинице нашли два свободных одноместных номера, – добавила я, не особо уклюже пытаясь дать Мэтту понять, что все было в рамках приличия. Меня раздражала сама необходимость что-то объяснять и оправдываться, но в то же время я понимала, что Мэтт, как мой жених, имеет на это полное право. И конечно, мне очень не нравилось, что приходится лгать. – В общем, тебе не в чем меня упрекнуть, – заверила я Мэтта и двинулась прочь от машины в сторону дома.

– Я и не сомневался, – ответил тот, однако его взгляд, направленный на Джимми, говорил об обратном. – Ты не зайдешь?

Я замерла на полдороге. Мне казалось, они оба последуют за мной внутрь, но Джимми передал Мэтту мою сумку.

– В другой раз. Дел по горло. К тому же вам наверняка нужно побыть наедине. Рейчел есть о чем тебе рассказать.

Я почувствовала, что у меня начинают гореть щеки. Только бы не покраснеть, только бы не покраснеть, Господи, только бы не покраснеть!

Мэтт перевел взгляд на меня.

– О том, что мы нашли в редакции, – добавил Джимми, садясь в машину. – Пока, Рейчел.

В его тоне было что-то такое, что мне ужасно не понравилось – как будто он прощался навсегда. Мне хотелось броситься к нему, упасть в его объятия и умолять остаться, но это было бы смешно и нелепо. Ничего подобного я, конечно, не сделала, застыв на месте, будто завязла ногами в цементе подъездной дорожки.

Мэтт тоже двинулся к дому, однако Джимми открыл дверцу и задержал его. Хотя слова, произнесенные вполголоса, не предназначались для моих ушей, вдруг стихший шум улицы позволил мне четко расслышать содержавшуюся в них просьбу:

– Позаботься о ней как следует, Мэтт. Она пережила нелегкий день.

* * *

Сказать, что папа встретил меня с облегчением, значит, ничего не сказать. Отчасти, конечно, это объяснялось естественным беспокойством отца за дочь, однако главным образом, похоже, он был рад избавиться от Мэтта, пребывающего, мягко говоря, не в лучшем настроении. Очевидно, несколько часов совместного ожидания дались нелегко.

– Он метался по гостиной, как лев в клетке, – шепнул мне папа, пока мы готовили на кухне свежий чай и тосты. На самом деле есть я не хотела, просто нашла удобный предлог остаться наедине с отцом и выяснить, как именно отреагировал Мэтт, узнав, что я уехала с Джимми.

– Прости, что это все на тебя свалилось. Не понимаю, с чего он так взбесился.

Папа повернулся ко мне и молча направил на меня долгий оценивающий взгляд.

– Что? – спросила я, разыгрывая дурочку. – Что ты так смотришь?

Однако попытку разрушил предательский румянец, выступивший на щеках и разгоравшийся только жарче под всепонимающим родительским взглядом. Не знаю, о чем догадался папа, но, думаю, он был недалек от истины.

– Рейчел, будь осторожна, или это может плохо кончиться. – Отец обнял меня одной рукой и прижал к себе. – И меньше всего я хочу, чтобы плохо было тебе.

После чая с тостами общее настроение немного улучшилось, и папа с Мэттом захотели узнать обо всем, что произошло в Лондоне. Понадобилось немало времени на то, чтобы рассказать о событиях последних суток, – даже опустив, естественно, случившееся прошлой ночью. Сомневаюсь, что кому-то из присутствующих, и прежде всего мне самой, хотелось об этом услышать.

Когда я закончила, повисла длинная пауза – оба переваривали информацию.

– То есть теперь ты все вспомнила? – с нажимом спросил обнадеженный Мэтт.

– Нет, не совсем. Вернее, совсем ничего, если честно. Зато стало ясно – того, что я помню, на самом деле не было.

На лице Мэтта отразилось откровенное разочарование, причем, похоже, лично мной, а не всей ситуацией вообще. Можно подумать, стоило мне приложить больше усилий, и все бы сразу устроилось.

– Ничего, милая, – проговорил папа, ободряюще сжимая мою руку. – Времени прошло совсем немного. По крайней мере уже есть какой-то прогресс перед встречей с тем специалистом по амнезии.

– Да, Джимми тоже так сказал.

Лицо Мэтта на миг окаменело, стоило мне произнести имя, но, к счастью, от комментариев он воздержался.

– Кстати, я тут отыскал и разобрал все, что поможет тебе восстановить в памяти эти последние пять лет.

Папа так сиял от гордости за себя, что я, хоть и с трудом, подавила стон, когда он переложил с дивана на кофейный столик несколько пухлых фотоальбомов и коробку с какими-то памятными вещицами.

– Ну, мне как раз нужно прогуляться в город, а вы пока посмотрите. Думаю, Мэтт сможет ответить на твои вопросы куда лучше меня. Со мной-то ты вряд ли и половиной делишься!

Учитывая последние события, полагаю, он был прав.

* * *

Я пролистала всего несколько страниц первого альбома, когда входная дверь щелкнула, закрываясь за папой. Мэтт придвинулся ближе, аккуратно переложил альбом из моих рук обратно на столик и крепко обнял меня, прижав к себе.

– Давай оставим пока старые фотографии. Думаю, я знаю способ получше.

Прежде чем я успела что-то сказать или хотя бы определиться, чего хочу сама, он припал к моим губам властным и требовательным поцелуем. И после секундного ступора я ответила на него. Возможно, именно это было мне сейчас нужно. Вдруг не только в сказках принц способен таким образом разбудить спящую принцессу? Да и Мэтт с его великолепной внешностью и уверенностью в себе мог разжечь страсть даже у магазинного манекена, не говоря уже о женщине, последние семь лет эти поцелуи принимавшей.

Наши губы двигались в унисон, рука Мэтта по-хозяйски гладила мою спину, и вдруг я действительно вспомнила. Вспомнила, как сильно влюбилась в него в школе, как много он значил для меня тогда. Ни одна женщина не забудет свою первую любовь, и сейчас во мне всколыхнулось прежнее чувство. Но я вспомнила и то, как безжалостно вырвала его из своей жизни, когда погиб Джимми, как без следа искоренила все, что нас связывало. И хотя это причинило мне боль, она не шла ни в какое сравнение с мукой утраты лучшего друга. Пусть выяснилось, что ужасное случилось только в моем воображении, – не нужно иметь степень по психологии, чтобы понять сигнал, который посылало мне мое подсознание.

Я не оттолкнула Мэтта, однако моя внезапная холодность постепенно дошла до него.

– Рейчел? – прошептал он мне в ухо и нежно коснулся губами моей шеи. Я непроизвольно дернулась. Оторвавшись от меня, он взглянул мне в лицо. – Я слишком тороплюсь? Остановиться?

Я молча кивнула. Слава Богу, он все понял. Мне было ужасно стыдно, что я завела его, с самого начала чувствуя, что это неправильно. Наверное, то же ощутил и Джимми сегодня ночью. Какая ирония!

– Может, просто посмотрим, что откопал папа? – неубедительно предложила я.

– Как хочешь, – пожал плечами Мэтт и шутливо добавил: – Не думай, что я легко сдался.

Уверена, он не имел в виду ничего такого, но почему же я не могла избавиться от ощущения, что слова прозвучали скорее угрозой, чем обещанием?

Несколько часов спустя, пролистав три альбома, я ни на йоту не приблизилась к тому, чтобы хоть что-нибудь вспомнить, только замучилась рассматривать бесконечные фото, где я была запечатлена с людьми, которых не знала, в местах, которые никогда не посещала. Мэтт в основном мог пояснить, что к чему, однако целая куча снимков, сделанных в студенческие годы, так и осталась загадкой.

– Похоже, отрывалась я там неплохо, – заметила я, выуживая из стопки фотографию, на которой мы с друзьями стояли, положив друг другу руки на плечи – у каждого по бутылке пива, и все веселые-превеселые.

– Да, в универе было классно. – Нарушив установленную границу, Мэтт наклонился и поцеловал меня снова. – Но сейчас куда лучше.

Его самоуверенности можно было позавидовать. Чтобы отвлечь Мэтта, я поскорее перевела разговор на первое, о чем подумала.

– Так, значит, наши отношения прошли проверку расстоянием?

Мне показалось, или в его глазах мелькнуло беспокойство?

– Ну, мы по-прежнему вместе – значит, справились.

Однако его голос прозвучал не совсем уверенно. Мои подозрения получили лишнее подтверждение, когда Мэтт поспешил свернуть эту тему.

– И теперь мы с тобой помолвлены. – Нескрываемое удовлетворение слышалось в его словах.

– Да, помолвлены, – эхом откликнулась я с совершенно иным чувством.

* * *

– Уверены, что не хотите с нами, Тони? Мы будем рады.

Несмотря на всю вежливость слов Мэтта, особенной искренности в них не слышалось. Судя по искорке, мелькнувшей в глазах отца, он это тоже почувствовал.

– Нет-нет, идите вдвоем, развлекайтесь. Что я буду за вами таскаться – все удовольствие от ужина вам испорчу. И потом, мне ведь нужно приготовить гостевую комнату.

Туше! Отличный ход, папа!.. Мэтт ничего не сказал, и только в безопасности кожаного салона машины его прорвало:

– То есть меня отселяют?

Я старалась не улыбаться, но уголки моих губ предательски дрогнули.

– Он, похоже, все еще считает нас школьниками, – пожаловался Мэтт, резко трогаясь с места. – «Только не под моей крышей», что называется, как в старые добрые времена. Чем мы, по его мнению, в Лондоне занимаемся?

Этого я и сама толком не знала, так что предпочла промолчать.

– Ну ничего, – с улыбкой подмигнул Мэтт, обернувшись ко мне, – я еще не забыл, какая половица в коридоре скрипит, так что ты, главное, не забудь оставить дверь открытой.

Я нервно засмеялась, не зная, шутит он или всерьез, но мысленно пометила себе запереться на ночь.

Вечер прошел, на удивление, удачно, если учесть все случившееся. Вдали от внимательного взгляда отца Мэтт стал больше похож на себя, во всяком случае, на себя прежнего, заботливого и буквально излучающего обаяние. Завистливые взгляды некоторых посетительниц бара-ресторана, который мы выбрали, сложно было игнорировать.

– Вот это я бы предпочла не вспоминать, – заметила я после того, как очередная окинула меня глазами с выражением «и что он в ней нашел?».

Мэтт, от внимания которого происшествие тоже не укрылось, пожал плечами:

– Стоит ли волноваться?

– Я не волнуюсь, просто неприятна такая бесцеремонность.

Он встал.

– Ладно, пойду узнаю, что там со счетом. – Он нагнулся и легонько поцеловал меня в макушку. – Помни одно – кроме тебя, я в жизни ни на кого не посмотрю.

Однако не прошло и минуты, как случайность заставила меня усомниться в правдивости его слов. Мэтт еще шел к барной стойке, когда с его конца стола послышался негромкий гудящий звук – завибрировал мобильный, лежавший вплотную к пустой тарелке. Я хотела окликнуть Мэтта, но какое-то предчувствие побудило меня взглянуть сперва на квадратик экрана. Имя звонившего высвечивалось на нем ярко-зеленым, будто неоновая вывеска. Я легко могла прочитать его и вверх ногами, но все же пальцем развернула изящный тонкий аппарат к себе. «Кейти». В этих пяти буквах не было, казалось бы, ничего особенного, однако для меня они прозвучали предупреждающим сигналом. Что ей нужно от Мэтта?

Телефон между тем не унимался. Может, самой с ней поговорить?… Я нерешительно протянула руку, но что-то меня остановило. Несколько человек за соседними столиками посмотрели в мою сторону с явным раздражением. Я ответила извиняющейся улыбкой, но телефона так и не взяла. Наконец он умолк.

Пару минут спустя вернулся Мэтт с моей дубленкой. Надо было сказать ему. Спросить, почему Кейти, с которой, как он утверждал, они не виделись до девичника Сары несколько лет, звонит ему на номер, известный, опять же по его собственным словам, только ближайшим друзьям и родным. Но я промолчала.

Телефон зазвонил опять по дороге домой. Мэтт привычным движением извлек его из кармана – мы как раз стояли на светофоре, – и взглянул на экран. На лице моего нареченного мелькнуло странное выражение, и палец быстро нажал на кнопку, сбрасывая звонок. Интуиция подсказала мне, что это снова Кейти.

– Кто там?

– Так, с работы. Подождет до завтра.

Когда мы подъехали, в окнах первого этажа еще горел свет, и Мэтт поспешил воспользоваться последними секундами наедине, пока я искала ключ в сумке.

– Спасибо за чудесный вечер, мисс Уилтшир.

Я попыталась улыбнуться, но перед глазами у меня стоял его взгляд, которым он посмотрел на экран зазвонившего в машине телефона.

– Как думаете, не выскочит ли ваш батюшка с ружьем, если я решусь на прощание поцеловать вас у двери?

Не дожидаясь ответа, он твердо привлек меня к себе и поцеловал так, что при других обстоятельствах у меня бы ноги подкосились. Когда он оторвался от моих губ, глаза его застилала темная пелена страсти, и он даже не заметил, что мои мысли витают где-то далеко.

Я наконец вытащила ключ, и Мэтт, следуя за мной по пятам в холл, где дожидался отец, озорно шепнул на ухо:

– Не забудь насчет двери.

* * *

Только в своей комнате я ощутила, в каком чудовищном напряжении находилась все это время. Сбросив туфли, я тяжело рухнула на старую односпальную кровать. Теперь, когда я осталась наедине с собой, напряжение понемногу начало ослабевать; мысли и чувства, которые я старалась запрятать поглубже, вновь оживали. Причем обрушилось столько всего, что я буквально тонула в потоке. Отвергнутая Джимми, я не успела еще оправиться от боли и унижения, как пришлось противостоять притязаниям Мэтта, которого, вполне естественно, не слишком обрадовала прохладная реакция невесты. Непосильная эмоциональная нагрузка, особенно для того, кто до сих пор не в состоянии разобраться с собственным прошлым – что уж говорить о настоящем.

Чтобы успокоить тревожные мысли, я решила хоть чем-то себя занять и принялась лихорадочно наводить порядок. В конце концов дело дошло до багажа, который я брала с собой в Лондон. Наклонившись, я расстегнула молнию, перевернула сумку и вывалила ее содержимое на кровать. Мгновенно рассовав по местам всякую мелочь, я оставила только хлопчатобумажную ночнушку, в которой спала в гостинице. Но едва моя рука коснулась мягкой ткани, как у меня перед глазами вспыхнула яркая картинка – будто я вдруг перенеслась в гостиничный номер. Я думала, что такое бывает только в фильмах – когда воспоминания буквально оживают от прикосновения к какому-нибудь предмету, – но сейчас я словно ощущала горячие губы Джимми на своих. Столь же мучительно достоверным казалось прикосновение его рук, медленно стягивающих ночную рубашку с моих плеч. Я судорожно вцепилась в кусок материи, вновь переживая момент, когда я наконец открыла свое сердце правде, которую так долго не замечала.

С гневным криком я отбросила рубашку. Она упала на кровать скомканным куском ткани, но я почти видела на ней пылающие отметины от горячих пальцев Джимми. Нет, больше мне ее не надеть, особенно сегодня, когда буквально за стенкой спит мой жених.

Сны мне вновь снились яркие и беспокойные – неразбериха в мыслях преследовала меня не только днем, но и ночью. Во сне я тоже, как ни странно, спала – только не в этой комнате, а в каком-то другом, незнакомом месте. Похоже, я жила там, потому что где-то неподалеку был и отец – я слышала его голос, хотя и не могла разобрать слов. Еще я знала, что обязательно должна сделать какое-то важное дело, но какое именно – оставалось непонятным: то ли успеть на встречу со специалистом по амнезии, то ли что-то еще. Так или иначе, у меня было такое чувство, будто я обязательно просплю и из-за этого все пропущу. Мне и раньше снилось подобное перед какими-то значимыми событиями вроде экзаменов или долгожданного праздника, но на сей раз необходимость встать вовремя представлялась куда как более настоятельной, иначе последствия могли оказаться просто катастрофическими. Дело было не из тех, которые можно перенести. В довершение всего в моем сознании зазвучал шепот отца:

– Проснись, Рейчел, ну же, открой глаза.

Я хотела ответить, дать ему знать, что уже проснулась, однако окончательно сбросить оковы дремотного оцепенения никак не получалось. Это начинало пугать меня, я боялась не успеть, и от страха громко колотилось сердце.

Какой-то пикающий звук понемногу проникал в сон, острой иглой прорывая его завесу. Не обращать внимания на резкий и настойчивый сигнал было невозможно. Откуда же он идет? Я слышала его ясно, будто наяву, и когда сознание действительно начало возвращаться ко мне, решила, что это будильник. Я открыла глаза – звук не исчезал. Полусонная, я зашарила ладонью по тумбочке – наверное, завела вчера машинально, надо выключить. Под руку мне ничего не попалось.

Я приподнялась на постели, ничего не понимая. Туман в голове понемногу рассеивался, звук начал слабеть и мгновение спустя пропал совсем. Глупо заморгав, я уставилась в темноту, совершенно сбитая с толку дурацким сном, и вдруг ощутила будто донесенный сквозняком запах любимого папиного лосьона после бритья. Запах уже не в первый раз чудился мне по ночам, но папы в комнате не было. Значит, и раньше он действительно не заходил проведать меня во сне. Тогда что это значит? Разве бывают обонятельные галлюцинации?

Мои сумбурные мысли прервал легкий шум из коридора. Я замерла, насторожившись. Мгновение спустя шум повторился – кто-то крался по старым половицам. Сперва я решила, что забрался вор. Наверное, я все-таки еще не совсем проснулась – только этим можно объяснить, что в голову пришла подобная чушь.

Еще один шаг снаружи по предательски скрипящим доскам, и в лунном свете, просачивавшемся сквозь тонкие занавески, я увидела, как ручка замка начала медленно опускаться. На дверь слегка надавили, и она тоже заскрипела, но не поддалась. Ручка поднялась и опустилась снова, под приложенным к створке бóльшим усилием протестующе застонали петли, однако замок держал крепко.

Нервно прикусив губу, я задержала дыхание и боялась пошевелиться. Сколько еще будет попыток и устоит ли дверь? Звучит безумно, знаю, но я, кажется, действительно предпочла бы, чтобы на месте моего жениха оказался настоящий взломщик.

– Рейчел? – послышался тихий шепот Мэтта, прижимавшегося губами к щели. – Рейчел, ты не спишь? Рейчел!

Пытка длилась бесконечно. Я не могла больше сдерживать дыхание. Сейчас или вдохну, или свалюсь в обморок от недостатка кислорода – в любом случае Мэтт услышит. К счастью, ни того ни другого не произошло – после нескольких мучительных секунд он удалился в сторону комнаты для гостей.

* * *

Когда я спустилась вниз на следующее утро, Мэтт сидел с газетой за кухонным столом, на котором стояла пустая чашка из-под кофе.

– Доброе утро, – проговорила я как ни в чем не бывало – насколько это возможно для женщины, закрывшейся ночью от собственного жениха. Наклонившись, я по касательной чмокнула его в щеку.

– Хорошо спала? – вежливо поинтересовался он.

К счастью, я как раз стояла к нему спиной, наливая себе большую кружку кофе.

– Да, знаешь, просто отлично. Отключилась сразу, как легла, и до самого утра глаз не раскрыла, спала как младенец.

«Рейчел, остановись, это уже слишком!» – прозвучал предупреждающий голос у меня в голове. Мэтту мои слова, кажется, тоже не показались правдоподобными.

– То есть ты не слышала ночью меня под дверью?

Опустив голову, я так лихорадочно заболтала ложечкой, что чуть не свалила кружку.

– Нет. А что-то случилось?

Он молчал так долго, что я не выдержала и подняла взгляд.

– Я приходил к тебе.

– Ой… – Такой односложный ответ его явно не удовлетворил, и я добавила: – Я думала, ты просто пошутил.

Следовало придумать что-то получше. Ни слова не говоря, он красноречиво взглянул на меня. Пришлось выкручиваться.

– Но не могли же мы… Папа спит буквально в соседней комнате.

– Раньше это нас не останавливало.

Что правда, то правда. Я помнила несколько случаев, когда подростками мы пробирались друг к другу в спальни – риск попасться нас только подстегивал.

– Ну, теперь все по-другому. Мы больше не школьники. И потом, ты же знаешь, у меня и так сейчас в голове кутерьма. Ты говорил, что все понимаешь и не будешь торопить события.

Я бы, наверное, смягчила тон, если бы он хоть немного смутился. Как-никак он ведь не знал наверняка, что я не спала.

– Рейчел, я, по-моему, и так проявляю невероятное терпение. Но я всего лишь человек. Только что у нас были серьезные, зрелые отношения, а в следующую минуту ты вдруг все о них забываешь и прячешься от меня в темноте за закрытой дверью.

Черт, он все-таки знал, что я не сплю. И дал мне попасть в расставленную ловушку, выставив себя полной идиоткой. Я вдруг разозлилась:

– Ну извини, что налетела на грабителя и внесла неожиданные помехи в твой жизненный план. Я не нарочно, честное слово. За амнезию мне тоже извиниться? Или только за то, что избегаю секса с человеком, которого по своим ощущениям встретила после долгой разлуки всего несколько дней назад?

Он шагнул ко мне, и я, хоть еще не совсем остыла, позволила ему обнять себя. Однако напряжение не спадало, и он наверняка это почувствовал.

– Прости, – шепнул Мэтт, зарывшись лицом в мои волосы. – Ты просто не представляешь, как тяжело видеть любимую женщину, желать ее и знать, что она не готова тебе ответить.

Его слова звучали так искренне, что мой гнев рассеялся, смытый волной раскаяния. Конечно, я не помнила своей взрослой любви к Мэтту, но он ведь в этом не виноват. Непрошеная, перед глазами вновь возникла наша фотография на фоне Эйфелевой башни. Вне всяких сомнений, когда делался снимок, я всем сердцем любила человека, который держал сейчас меня в объятиях. С полувздохом-полустоном я обмякла, обхватив его руками и прижавшись к стальному торсу.

– Прости меня. Я буду стараться изо всех сил, правда. Только потерпи еще чуть-чуть. Дай мне время справиться со своими… со своей амнезией.

Сердце мое глухо стукнуло. Я чуть не сказала: «…со своими чувствами к Джимми»!

Мэтт приподнял мой подбородок. Мы вновь, как когда-то давно, смотрели друг на друга, глаза в глаза.

– Только постарайся не очень долго, ладно?

Потом он поцеловал меня долгим и страстным поцелуем, словно показывая, чего я лишала себя долгое время. И я ответила – потому что чувствовала себя виноватой, потому что когда-то по-настоящему любила его и потому что… потому что это был Мэтт.

Несколько минут спустя, когда появившийся на пороге папа не слишком любезно прервал нас негромким «хм-м», Мэтт, отстранившись, вдруг огорошил меня известием:

– Рейчел, извини, пожалуйста, мне придется поехать в Лондон прямо сегодня, а не завтра, как я собирался.

Я все еще чувствовала себя виноватой, поэтому откликнулась с искренним огорчением:

– Обязательно? Мы ведь хотели провести день вместе.

Он смотрел сокрушенно, но решимость его не поколебалась.

– Прости. На работе возникли кое-какие проблемы, которые надо срочно уладить.

– В воскресенье?

– Ты же знаешь, мне часто приходится работать по выходным.

– Вообще-то нет, не знаю. Амнезия, забыл?

На этом можно было бы и закончить, но что-то в его глазах заставило сработать мою женскую интуицию.

– Проблемы как-то связаны со вчерашним звонком?

Сперва он, казалось, не понял, о чем идет речь, потом на его чеканном лице промелькнуло какое-то непонятное выражение, тут же сменившееся прежним виноватым раскаянием.

– Да-да, кое-что произошло, что не может ждать до понедельника. Проведешь этот день с папой, передохнешь пока, а вечером я тебе позвоню, идет?

Через каких-то десять минут он уехал, поцеловав меня на прощание и пожав руку отцу. Стоя у открытой двери, мы смотрели, как его машина в блеске хрома и визге покрышек рванула от бордюра.

– Жаль, что он не смог остаться, – проговорил папа, когда машина наконец скрылась из виду. Зная, что на самом деле он ни капли не жалеет, я посмотрела на отца красноречивым взглядом. Сколько, интересно, еще неправды мне придется выслушать в ближайшее время?

Остаток дня прошел без особых событий. С час или около того я безуспешно пыталась подружиться с папиной кошкой, еще столько же ломала голову, что за неотложное дело, связанное с Кейти, могло позвать Мэтта в Лондон, а потом до самого вечера изо всех сил старалась не думать о Джимми – тоже безуспешно. Единственным светлым пятном был неожиданный звонок от Сары, которая вернулась с Дэвидом из свадебного путешествия. Они собирались переночевать у родителей и на следующий день отправиться к себе в Харрогейт, но прежде мы договорились вместе пообедать. Спать я легла в предвкушении хоть чего-то приятного, и для разнообразия сновидения на этот раз меня не тревожили.

 

Глава 10

Мы условились встретиться на Мэйн-стрит, и мне, конечно, пришлось подождать. За ночь похолодало, в воздухе пахло снегом, и, несмотря на теплый шарф и перчатки, лицо и ноги покусывал мороз.

Наконец Сара появилась, выпорхнув из такси, вся будто сияя и излучая тепло, – совсем так же, как в дни нашей юности. Мы не сразу разорвали объятия, и в глазах у нас обеих блестели слезы. Посмотрев друг на друга, мы рассмеялись – просто чтобы не заплакать.

– Как ты, дорогая моя?

От ее обычного памятного приветствия у меня ком встал в горле, и я уткнулась ей в плечо. Прохожие с интересом поглядывали на нас, но нам было все равно.

– Жива-здорова, хотя и малость не в себе. – Кажется, ответ точно и исчерпывающе описывал ситуацию.

– Значит, все по-прежнему, – откликнулась Сара, беря меня под руку и направляясь к ресторану. – Давай-ка уйдем с холода, и ты расскажешь мне обо всем поподробнее. На Сент-Люсии, кстати, сейчас куда теплее, чем здесь, – озорно ввернула она.

Усевшись и сделав заказ, мы повернулись друг к другу и одновременно спросили:

– Ну, так как на самом деле – память вернулась?

– Ну, как вы съездили?

Мы рассмеялись. Кто-то должен был уступить.

– «Ой, извини, моя амнезия и травма головы куда важнее такой банальщины, как свадебное путешествие», – проговорила за меня Сара.

– Ладно, – улыбнулась я. – О чем хочешь услышать сперва? О нападении, которого я не помню, или последующие пикантные подробности?

Загорелое лицо Сары озарилось предвкушением.

– Конечно, пикантные подробности. – Но едва я раскрыла рот, как она тут же передумала: – Нет, знаешь, расскажи лучше все по порядку, до последних мелочей.

– История длинная, – предупредила я. – У вас ведь с Дэвидом скоро поезд, разве нет?

– Если не появлюсь, уедет без меня, подумаешь. Мы и женаты-то всего ничего – может, и не хватится.

Я очень в этом сомневалась, но все же, подкрепившись хорошим глотком вина, начала пересказывать все, что произошло с самого вечера ее девичника. Сара увлеченно слушала, впитывая каждое слово и то и дело выспрашивая детали. Особенно ее заинтересовала моя альтернативная реальность – куда больше, чем всех остальных.

– Ой, а какая я там? Пожалуйста, скажи, что высокая, стройная красотка! Нет, лучше скажи, что Кейти стала жирной уродиной. Вот было бы круто!

Я рассмеялась.

– Жаль тебя разочаровывать, но она выглядит еще шикарней, чем прежде. Правда, и стервозности в ней прибавилось.

Сара поджала губы.

– Это я себе как раз легко представляю.

Я бросила на нее осторожный взгляд. Когда дело касалось Кейти, Сара в выражениях не стеснялась. Я рассказывала все по порядку, поэтому до перехваченного мной звонка еще не дошла, но не сомневалась, что у нее найдется что сказать о нем.

– То есть эта твоя другая жизнь, которую ты считала настоящей, – действительно тихий ужас? У кого рак, у кого шрам на пол-лица, кто вообще умер. И ничего хорошего из того, что было потом в твоей жизни, попросту не случилось. Правильно я поняла?

– Ну, в двух словах… именно так.

– И ты все равно всем вокруг упорно пыталась доказать, что тебе нужно вернуться обратно?

– В общем, да, – ответила я, хотя и понимала, куда она клонит.

– Тогда остальные правы – ты точно чокнутая. Тебе никто не говорил, что выдуманный мир должен быть лучше настоящего, а никак не в сто раз хуже?

Только Сара могла назвать меня сумасшедшей так, словно это была просто очаровательная черточка характера.

– Я понимаю, о чем ты. Но я все равно хотела «вернуться», если можно так сказать, – я же считала ту реальность настоящей. Однако теперь уже не хочу – после позапрошлой ночи.

– О-о, у вас что-то было с Мэттом?

Я сделала длинную паузу, понимая, насколько невообразимо, ни в какие ворота прозвучит ответ.

– Нет. С Джимми.

Могу поклясться, на секунду загар на лице Сары побледнел, а глаза недоверчиво расширились.

– Простите, – поймала она за руку спешившего мимо официанта, – не могли бы вы принести нам еще бутылку вина?

* * *

Не знаю, какой реакции я ожидала от Сары, рассказывая о произошедшем в гостинице. Наверное, шока или даже разочарования тем, как легко я готова была изменить Мэтту. Чего я точно не ожидала, так это полного и недвусмысленного одобрения.

– Давно, черт побери, пора.

– Что?!

– Ты слышала.

– Я-то слышала, но ты меня вообще слушала? Он меня отверг. Просто не захотел. Можешь называть меня чокнутой, но что в той, что в другой моей жизни это значит только одно – я ему не нужна.

– Глупости! – возразила Сара. – Ничего это не значит. Для Джимми никого, кроме тебя, во всем мире не существует. Так всегда было.

– Ты не видела его в тот момент. Он на меня буквально смотреть не мог. Чуть ли не выбежал из комнаты!

– А ты говорила с ним об этом потом, на следующий день? Пока вы ехали домой?

– Нет, – с несчастным видом ответила я, вспомнив то кошмарное возвращение. – Ни я, ни он так и не осмелились поднять тему. Нам было слишком стыдно. Я чувствовала себя просто раздавленной от унижения.

Сара потрясла головой.

– Ты ошибаешься. Знаю, ты его последние несколько лет не видела, но поверь мне – Джимми любит тебя все так же, как в школьные годы.

– Вряд ли, – мрачно откликнулась я.

– Посмотрим.

Разговор зашел в тупик. Больше сказать о той ночи было нечего, и мы, к моей искренней радости, перешли к более приятной и простой теме – свадьбе и медовому месяцу Сары. По пути в ресторан она как раз забрала пробный вариант свадебных фотографий, и мы, покончив с едой, разложили увесистый альбом на столе.

Никогда еще я не видела более прекрасной, сияющей счастьем невесты. Переворачивая тисненые листы, я ужасно жалела, что не смогла разделить с ней этот невероятный момент. Кажется, Сара поняла это по моей грустной улыбке, когда я задержала взгляд на фотографии, где они с Дэвидом весело смеялись под дождем из конфетти.

– Знаешь, я хотела перенести свадьбу, – мягко проговорила она, – когда стало известно, что с тобой несчастье. Но твой папа и Мэтт не хотели даже слышать об этом.

– И правильно, иначе я бы здорово на тебя рассердилась.

Листая страницы дальше, я дошла до снимков в банкетном зале, где темно-красные цветы на столах удачно сочетались с бордовыми бантами на спинках стульев.

– Какая красота, – прошептала я.

Дальше были фотографии гостей, вместе и порознь, уже после ужина. На нескольких групповых снимках в глаза бросалось красивое лицо Мэтта, уверенно улыбавшегося прямо в объектив. На заднем плане иногда мелькал Джимми. Нельзя было не заметить и Кейти – обычно где-то неподалеку от Мэтта. Я придирчиво рассматривала ее великолепную внешность, и это не укрылось от внимания Сары.

– Выглядела она, конечно, потрясающе. Платье, похоже, прямо на ней шили – так оно ее обтягивало.

Я рассмеялась. Длинное платье винного цвета действительно облекало Кейти, словно вторая кожа.

– По-моему, она пыталась меня превзойти.

– Безуспешно, – заверила я Сару. Перевернув еще страницу, я вновь увидела Кейти льнувшей к Мэтту – на этот раз они танцевали. – Она что, весь вечер от него не отходила?

Сара пожала плечами, но меня ей было не обмануть.

– Ну и ну, похоже, она своего не упустит.

– Ты же знаешь Кейти.

Я промолчала. Да, ее я знала, зато Мэтта, кажется, далеко не так хорошо, как думала.

– Ерунда, – твердо заявила Сара, беря альбом у меня из рук. – Сколько бы она ни строила ему глазки и не крутила перед ним задницей, он обручен с тобой. Ему всегда была нужна только ты.

Я кивнула, хотя сомневалась, что такая мелочь может остановить Кейти.

– В последние месяцы у вас были какие-то трения, но ты говорила мне, что это все из-за работы, ничего серьезного – не так, как в универе.

Я резко выпрямилась на стуле.

– Не так, как в универе? А что тогда произошло? О чем ты?

Сара виновато вздрогнула, и в ее глазах отразилась лихорадочная работа мысли – как загладить свою оплошность и выбраться из неприятной ситуации, в которую сама себя поставила.

– Что произошло, когда мы учились в университете? – стараясь говорить спокойно, настойчиво повторила я. – Расскажи мне. Я должна знать.

Улыбка исчезла с ее лица.

– На втором курсе вы с Мэттом крупно поссорились и расстались на целых четыре месяца.

Вот так новости! А Мэтт даже не подумал упомянуть об этом, когда зашел разговор о наших отношениях.

– Мы расстались? Но почему? Из-за чего?

– Не могу сказать.

– Ну конечно, можешь, что за глупости, – взмолилась я. – Обещаю, что не стану расстраиваться. Просто мне нужно знать.

– Нет, я не в том смысле. Не могу сказать, потому что сама не в курсе.

Очень странно. Как получилось, что Саре неизвестны детали такого важного события в моей жизни? Мы всегда всем делились. Неужели о чем-то я ей не сказала?

– Да, – кивнула она. – Я много раз пыталась выудить из тебя ту историю… Не вышло.

– Я тогда сильно переживала?

– Очень. Но мне все равно ничего толком не говорила. А я, поверь, очень старалась узнать подробности.

Я рассмеялась, представив эти допросы третьей степени, уловки и ухищрения. Сара предостерегающе наставила на меня палец.

– Вот почему от лучшей подруги не должно быть секретов. Потеряешь память – и никто тебе всей правды не расскажет!

Ресторан постепенно пустел. Я выглянула в окно – небо начинало сереть, сгущались сумерки. Столько всего хотелось обсудить с Сарой, однако времени уже просто не оставалось. Мы расплатились по счету, и, чтобы побыть с ней еще хоть немного, я решила проводить ее до такси.

Все произошло, когда мы стояли на перекрестке и ждали зеленого сигнала светофора. Он только-только зажегся, и Сара сделала шаг вперед, как вдруг я услышала громкий вой сирены. Почему-то он не донесся откуда-то издалека, постепенно приближаясь, а возник резко, сразу, как будто вот-вот перед нами выскочит машина. От неожиданности у меня екнуло сердце. Я бросила быстрый взгляд влево-вправо, но серое полотно дороги в обе стороны оставалось пустым. Пронзительный звук из двух нот, однако, буквально заполнял все вокруг, отражаясь от зданий и мостовой. Ничего не понимая, я завертела головой, пока остальные пешеходы, словно ничего не слыша и не подозревая о грозящей им опасности, спокойно пересекали дорогу. Позже меня посетила мысль – до чего это походило на мой сон, в котором тоже только я одна видела несущийся на нас автомобиль, а другие ничего не замечали. Но пока я могла думать лишь о том, чтобы спасти Сару. Сирена завывала уже так громко, что я едва услышала свой собственный предупреждающий крик. Схватив подругу за рукав, я дернула ее обратно к тротуару, полностью уверенная, что сейчас по тому месту, где она стояла, в визге шин и блеске маячков промчится автомобиль какой-нибудь экстренной службы.

Однако ничего подобного не произошло, дорога по-прежнему пустовала. Те, кто двинулся через переход вместе с Сарой, уже благополучно достигли противоположной стороны. Так и не узнав, что были на волосок от смерти, они косились на меня, удивленные моим странным поведением.

– Куда она делась? – озадаченно спросила я.

Сару, к ее чести, происшествие разве что слегка выбило из колеи – как будто ее каждый день выдергивали из-под колес невидимого транспорта.

– Кто?

– Машина с сиреной. – Сара продолжала смотреть на меня непонимающим взглядом, и я добавила: – Ты что, не слышала ее? Она летела прямо на нас!..

Я замолчала – до моего паникующего разума постепенно начало доходить, что звук пропал. Навалилось чувство ужасного дежа-вю.

– Ты ничего не слышала, да?

Она покачала головой.

– Сирена завывала просто оглушительно, как будто совсем рядом.

Снова тот же жест. Очевидно, кроме меня, этот звук никто не слышал.

– Раньше такое уже случалось? – мягко спросила Сара.

Я припомнила пикающий будильник, которого на самом деле не было, и аромат папиного лосьона после бритья, вдруг окутывавший меня по ночам.

– Да, пару раз, – медленно проговорила я. – Мне казалось, что я что-то слышу и даже запахи ощущаю… – Мой голос замер на полуслове.

– Обязательно скажи об этом доктору на консультации, – посоветовала Сара.

Я знала, что она права, хотя мне ужасно не хотелось добавлять еще один необъяснимый симптом к и без того внушительному списку.

– Может быть, это обычное дело при амнезии, – предположила она, но, заметив мой унылый скептический взгляд, сменила версию: – Или из-за удара по голове у тебя обострились слух и обоняние, и ты слышишь и чуешь то, что другие не воспринимают.

– Ага, как собака?

Рассмеявшись, она обняла меня.

– Если только очень породистая и симпатичная.

* * *

Я спустилась по мраморным ступеням клиники, миновала квартал, где были сосредоточены самые престижные медицинские учреждения, и вышла на улицу, заполненную озабоченно снующими в преддверии Рождества покупателями. Из головы не выходил разговор с доктором. Ожидать решения всех моих проблем после одной консультации, конечно, не приходилось, но я надеялась получить хоть какие-то ответы, а вместо этого на меня свалилась гора новых вопросов.

Встреча вообще прошла совершенно не так, как мне представлялось. Сама клиника была куда более шикарной и дорогой, чем я ожидала, и кабинет врача отличался комфортом – ни пугающей своей холодностью кожаной кушетки, ни санитаров в белых халатах, готовых сопроводить тебя в обитую войлоком палату, если что. Даже с консультантом все получилось совсем не так, как я думала: это оказалась женщина, по-матерински заботливая и добрая, а вовсе не какой-нибудь фрейдист-психоаналитик из фильма. Она была достаточно профессиональна, чтобы вытянуть из меня все детали моего искаженного представления о прошедших пяти годах, однако вела себя так деликатно, что у меня ни разу не возникло чувства, будто вот-вот будет нажата тревожная кнопка, наверняка скрытая где-нибудь под столом.

Чего я точно не ожидала – что это только первая из многих встреч, призванных помочь мне собрать по кусочкам утраченное прошлое. Все возможные медицинские тесты и анализы, которые могли выявить причину психологических проблем, мне сделали еще в больнице, и все-таки сообщение, что быстрого решения не будет, стало для меня ударом. Наверное, втайне я надеялась, что мне пропишут какие-нибудь таблетки или другое лечение, которое разом заставит исчезнуть иллюзорные воспоминания и сделает для меня эту новую реальность… ну, в общем, реальной. Доктор Эндрюс мягко, но решительно рассеяла мои заблуждения на этот счет. И на последний оставшийся у меня вопрос она тоже дала честный и искренний ответ.

– Рейчел, я не могу сказать, когда к вам вернется память. Это может случиться завтра, или на следующей неделе, или гораздо позже. В редких – очень редких – случаях, не стану скрывать, выпавший из памяти период времени остается таким навсегда.

Навсегда. Траурное слово преследовало меня по пятам, замогильным эхом отзываясь на мои шаги по обледеневшим тротуарам.

По крайней мере доктор Эндрюс немного успокоила меня относительно воображаемых ощущений, которые я испытывала. По всей видимости, слуховые и обонятельные галлюцинации не такая уж редкость при травмах головы, и доктор даже смогла найти вполне правдоподобное объяснение конкретно моим. Запах папиного лосьона после бритья, очевидно, ассоциировался у меня с чувством защищенности, а поскольку обоняние вообще способно воскрешать в памяти те или иные ситуации, то эта галлюцинация отражала ощущение физической безопасности, возвращая меня во времена детства. Со звуками все обстояло еще прозаичней – доктор Эндрюс предположила, что, когда меня везли в больницу после нападения, вой сирены «скорой» каким-то образом запечатлелся в моем мозгу и теперь иногда проявлялся, когда мой запутавшийся разум искал, за что уцепиться в реальности. Хотя с несуществующим будильником полной уверенности достичь не удалось, врач обещала, что и эта загадка разрешится, нужно только время. Вот в двух словах и итог всей консультации: нужно время. Придется запастись терпением, и постепенно, деталь за деталью, память вернется. Каждое настоящее воспоминание будет вытеснять ложное, и в конце концов в сознании останется только мое истинное прошлое. В общем, процесс долгий, и я не могла избавиться от мысли, что предпочла бы сколь угодно радикальное средство – пусть даже самое ужасное, – лишь бы его ускорить.

Чем мне еще по-настоящему понравилась доктор Эндрюс – она не стала смеяться над моей версией о том, почему так случилось, что у меня как будто два разных прошлых. По крайней мере не расхохоталась и не принялась подтрунивать над моими, возможно, специфическими литературными пристрастиями, когда я упомянула о параллельных мирах, не то что Джимми. Едва это имя всплыло в моих мыслях, как я тут же решительно захлопнула перед ним дверь. Всю неделю я изо всех сил старалась выбросить Джимми из головы – перед визитом к психотерапевту, способному проникать в самые потаенные секреты своих пациентов, думать о таком было просто небезопасно.

Мы так больше и не разговаривали после той поездки, но я знала, что Джимми поддерживает контакт с папой. Мне удалось случайно подслушать несколько их телефонных бесед – шепотом, за закрытыми, хотя и не столь надежно, как полагал отец, дверьми. Отчасти мне было приятно, что Джимми по крайней мере волнует мое состояние. С другой стороны, я злилась, что он наводит обо мне справки обиняками, а со мной, похоже, не желает и словом перемолвиться. Это подтверждало мои худшие опасения – он так и не простил мне случившегося между нами в гостинице и даже видеть меня не хочет. Оставалось только надеяться, что со временем все изменится.

Устав пробивать себе дорогу среди целеустремленно спешащих по улице покупателей, я зашла в небольшое кафе и отыскала свободный столик. Консультацию в последний момент перенесли на раннее утро, и хоть я была совсем не против отправиться в Лондон первым поездом, теперь приходилось чем-то заполнять время до ужина с Мэттом и совместного возвращения обратно в Грейт-Бишопсфорд. Вчера оказалось уже слишком поздно, чтобы созвониться и предупредить об изменении планов, и я думала тоже посвятить день покупке рождественских подарков, но разговор с доктором слишком утомил меня эмоционально. Толкаться в магазинах мне совершенно расхотелось.

Я взглянула на часы. Было еще рано, но вдруг Мэтт все же выкроит время для ленча? Как раз бы поделилась с ним тем, что сказала доктор Эндрюс, что называется, по горячим следам. Так бы он скорее понял, почему для меня тяжело сразу сделать то, чего он от меня ждет – вернуться к роли его невесты. Я взяла мобильный и листала список контактов, пока не наткнулась на «Мэтт (офис)». Секретарь подняла трубку на втором гудке, и ее сухой профессиональный тон мгновенно потеплел, когда она узнала мой голос.

– Ой, Рейчел, извините, вы немного разминулись. Он уехал домой десять минут назад. Но вы ведь все равно там встречаетесь, чтобы вместе пообедать, верно?

– Э-э… – Не знаю, почему я не поправила ее сразу; внутренний голос подсказал мне, что лучше дослушать до конца.

– Он должен вот-вот подъехать, если только не застрянет в пробке. И передайте, пожалуйста, что я отменила все запланированные на сегодня встречи, как он просил.

– Да, хорошо… Я скажу.

– Желаю хорошо провести время. Мы все очень рады, что вам уже лучше.

– Спасибо… – Я порылась в памяти, пытаясь вспомнить ее имя, и повторила еще раз: – Спасибо.

Я немного посидела, уставившись на телефон, потом закрыла его и убрала в сумку. Не помню, допила ли я кофе и расплатилась ли по счету; судя по тому, что никто не бросился за мной с криками, наверное, все-таки да. Конечно, секретарь могла просто неправильно понять Мэтта. Мы действительно собирались увидеться сегодня за ужином, но из-за его просьбы отменить все дневные встречи она подумала, будто мы обедаем вместе. Только с чего она решила, что мы встречаемся у него дома? Тут трудно что-то напутать. Однако главный вопрос в другом. Из-за чего такой трудоголик, как Мэтт, умчался с работы посреди дня, все бросив? Ведь точно не из-за свидания с невестой.

Поймать такси оказалось нетрудно, вот за адресом пришлось лезть в записную книжку. Пока машина ползла по пробкам, я старалась не думать об исходе этого неожиданного визита, не слушать мрачные предсказания, звучавшие у меня в голове. Я напоминала себе, что почти ничего не знаю о привычках Мэтта, может, для него такое поведение посреди рабочего дня совершенно нормально. «Ага, сейчас», – язвительно откликнулся внутренний голос.

Наконец такси остановилось перед роскошным зданием.

– Приехали, дорогая. Хенбери-Мэншнз.

Я натянуто улыбнулась и полезла в бумажник, чтобы расплатиться. Пальцы у меня слегка дрожали. Просто смешно, подумала я. Чего я так завелась? Наверняка этому есть какое-нибудь элементарное объяснение. Можно подумать, у меня мало серьезных проблем. Я едва не сказала водителю, что передумала, когда через боковое стекло в капельках дождя увидела аккуратно припаркованный автомобиль Мэтта. Значит, он действительно здесь. Хотя это все еще ничего не значило, моя ладонь, нерешительно задержавшаяся на ручке двери, надавила вниз, и я выбралась наружу.

Моя решимость слегка поколебалась, когда я подняла взгляд на солидный особняк из красного кирпича. Какой дурой я буду выглядеть, когда выяснится, что я гонялась за призраками? Это же чистая паранойя. Похоже, мне будет еще что обсудить с доктором Эндрюс во время следующей встречи. Однако ноги продолжали нести меня к зданию. Даже понимая, что у Мэтта могла быть сотня разных причин для того, чтобы сорваться с работы в середине дня, которыми он не стал делиться с секретаршей, я была не в силах забыть о том, что услышала от нее.

Однако сейчас я впервые задалась вопросом – нужно ли мне это? Даже стараясь не прислушиваться к голосу, настойчиво звучавшему в голове, я все-таки соображала, что к чему. Я понимала: если сейчас я пойду дальше, кончиться это может не очень хорошо. Но слова секретарши посеяли сомнение, которое настойчиво требовало разрешения.

Такси у меня за спиной взревело мотором и умчалось, отрезав путь к отступлению. Я глубоко вдохнула, расправила плечи и зашагала ко входу.

Стоявший у дверей швейцар в униформе вежливо приоткрыл передо мной створку из зеркального стекла. И только оказавшись внутри, я вдруг поняла, что понятия не имею, какая из квартир принадлежит Мэтту, – у меня имелся только адрес самого дома. Судя по почтовым ящикам на левой стене вестибюля, квартир здесь было около двадцати. Мэтт мог жить в любой. Спросить у охранника, который, тоже в униформе, ждал за стойкой? Тогда он в соответствии с установленным порядком скорее всего позвонит мистеру Мэтту Рэндаллу и известит, что к нему гости. Какой смысл в охране, если любой человек с улицы может запросто войти в дом? Естественно, фактор неожиданности будет потерян. Значит, нужно как-то миновать цербера и попытаться самой выяснить, где нужная мне квартира.

Подчиняясь внезапному вдохновению, я вытащила из сумки чистый лист бумаги и сделала вид, что сверяюсь с написанным адресом. Если просто уверенно пройти мимо стойки так, будто я знаю, куда направляюсь, возможно, все получится. К счастью для меня, как раз зазвонил телефон, и я поспешила этим воспользоваться. Глядя прямо перед собой, на лифты в дальнем конце вестибюля, я целенаправленно двинулась к ним.

Но недостаточно быстро.

– Прошу прощения.

Не обращая внимания на голос охранника, я продолжала идти вперед. Главное – держаться уверенно и не сбиться с шага.

– Прошу прощения, мисс.

Голос прозвучал громче, и я поневоле заколебалась. Больше в вестибюле никого не было, оклик мог предназначаться только мне. Просто идти дальше? Перед глазами сразу возникла неприятная картинка, как двое дюжих молодцов выносят меня наружу за руки и за ноги. Я обернулась к стойке, стараясь изобразить невинную улыбку. Второй охранник, которого я сперва не заметила, с интересом поднял голову от кипы бумаг – предстоявшее развлечение занимало его куда больше текущей работы.

Ситуация была – хуже не придумаешь. Я бросила быстрый взгляд на дверь, но за ней ждал страж номер три, так что сбежать тоже не получилось бы. Чувствуя за собой вину и очень надеясь, что по моему лицу этого не видно, я с застывшей улыбкой шагнула обратно к стойке. Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что охранник смотрит вовсе не угрожающе, а тоже любезно улыбается мне.

– Да? – спросила я, молясь, чтобы он не услышал дрожи в моем голосе.

– Вы ничего не забыли?

Я глупо заморгала, глядя на него. О чем он? Забыла обратиться к нему? Что не живу здесь? Какие мелочи – я забыла последние пять лет своей жизни, и ничего.

– Может быть, ключ? – вкрадчиво подсказал охранник, будто школьнице у доски.

– А, да, конечно. – Я открыла сумку, делая вид, что ищу то, чего там не было и быть не могло.

Охранник улыбнулся чуть шире и сам протянул мне через стойку ключ с большим серебристым брелоком.

– Вы всегда оставляете его у нас, мисс Уилтшир, – пояснил он мягким, отеческим тоном, – чтобы не таскать повсюду с собой.

Я взяла ключ, заметив с благодарностью, что на брелоке выгравирован номер квартиры. Охранник, кажется, немного сомневаясь в уместности своих слов, все же добавил:

– Мы очень надеемся на ваше выздоровление, мисс Уилтшир.

– Эм-м, спасибо.

Зажав нежданный трофей в руке, я улыбнулась обоим мужчинам и только тут заметила, что младший чем-то взволнован. Его озабоченный взгляд перебегал с ключа в моей ладони на старшего коллегу и обратно, словно что-то было не так, но я не стала дожидаться, пока это беспокойство будет облечено в словесную форму. Повернувшись, я снова направилась к лифтам. Сзади раздался торопливый шепот и удивленное восклицание первого охранника. Я нажала на кнопку вызова. Оба принялись что-то лихорадочно обсуждать вполголоса, находясь в явном затруднении. Кто-то стал звонить по телефону. Еще одно возбужденное восклицание и обмен репликами. Где этот чертов лифт?! Наконец раздался сигнал, что кабина прибыла на этаж. Долетел обрывок фразы, что-то вроде «еще помолвлены», но я уже шагнула в открывшиеся передо мной двери.

– Мисс Уилтшир, – предупреждающе окликнул старший из мужчин, шагнув из-за стойки, однако створки сдвинулись прежде, чем он успел преодолеть хотя бы половину расстояния между нами.

Квартира Мэтта была на самом верху. Я уже догадывалась, что встревожило охранников и почему они не хотели, чтобы я попала туда без предупреждения. Удача мне сопутствовала – когда я оказалась у двери, ничто не говорило о том, что меня ждут. Изнутри доносилась приглушенная музыка. Я глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться – в ушах у меня шумело так, что я едва что-то слышала, – и вставила ключ в замок.

За дверью оказалась просторная квартира-студия с деревянным полом, элегантно обставленная – сплошь черная и белая кожа. Музыка – тягучие, волнительные ноты джаза – шла слева, из стоявшей у стены дорогой аудиосистемы. На низком прямоугольном стеклянном столе внушительных размеров стояла открытая бутылка вина и рядом два наполовину опустошенных бокала. Телефон со снятой с базы трубкой валялся на огромном кожаном диване. Ну-ну, ребята, звоните, предупреждайте, усмехнулась про себя я, хотя во рту у меня вдруг стало горько.

В комнате никого не было, и несколько мгновений я стояла, застыв на месте, пока из глубины квартиры не донесся голос и затем негромкий смех. Я не пошевелилась. Теперь ответ стал мне известен. Впрочем, что кривить душой – я знала его еще до того, как вышла из кафе и остановила такси. Нужно ли идти дальше, чтобы получить неприглядное доказательство и без того очевидного? Ноги сами понесли меня туда, откуда слышались голоса. Видимо, нужно.

Дверь открыта. Ну еще бы – гостей не ждали. Молча шагнув через порог спальни, я увидела даже больше, чем хотела. Сплетенные тела любовников разомкнулись лишь тогда, когда они каким-то шестым чувством ощутили мое присутствие. Реакция их была совершенно разной. Мэтт отшатнулся, словно его ударило током, мгновенно выпустив из объятий женщину. Кейти, напротив, с нарочитой неспешностью потянулась за простыней, чтобы прикрыть свою обнаженную грудь.

Немая сцена, вопиюще пошлая и банальная, продолжалась секунду или две, но для меня словно прошла вечность. Я буквально лишилась дара речи. Как ни удивительно, первой нарушила молчание Кейти:

– Какая до боли знакомая ситуация…

Мэтт кинул на нее разъяренный взгляд, схватил брюки, небрежно брошенные на пол у кровати, и принялся лихорадочно их натягивать, не сводя с меня глаз, но я видела уже вполне достаточно – во всех смыслах. Довольно. Повернувшись, я стремительно вышла из спальни и направилась к входной двери. Шла я вроде бы быстро – и при этом странно замедленно, будто во сне. Сзади донесся голос Кейти и резкий, грубый ответ Мэтта. Уже на пороге я услышала его окрик:

– Рейчел, подожди! Остановись, прошу!

Я прибавила шагу, торопливо открыла дверь и без хлопка притворила ее за собой, отсекая его дальнейшие слова.

Вновь оказавшись в коридоре и оставив позади безобразно-жалкую сцену в спальне, я наконец, впервые после того, как увидела своего жениха в постели с другой, перевела дыхание. От недостатка воздуха уже начинала кружиться голова; с притоком кислорода все прошло, но тут же нахлынула боль. Однако хуже боли было унижение. Как ни странно, чего я не испытывала, так это удивления. Похоже, я с самого начала ожидала именно такого исхода.

Не дожидаясь лифта, я сориентировалась по знакам и выбежала на пожарную лестницу. Проскальзывая в дверь, я успела заметить выскочившего следом за мной Мэтта, поспешно застегивавшего рубашку на все еще блестевшей от пота груди. К несчастью, он то ли услышал хлопнувшую створку, то ли догадался, где меня искать, и тоже бросился напрямик к лестнице. Я услышала визг петель и собственное имя, выкрикнутое в полный голос. Квартира Мэтта была на шестом; у меня фора – если бегом, я уйду от него.

Он догнал меня меньше чем на полпути – помешали высокие каблуки и туман в глазах. Я даже не сразу поняла, что плачу. Мэтт, судя по звуку босых ног, буквально летел по лестнице. Он выбросил руку, ухватив меня так резко, что я чуть не потеряла равновесие, и только быстрота его реакции спасла меня от того, чтобы пересчитать все ступеньки. Не давая мне упасть, он потянул меня к себе. Сквозь тонкую ткань я ощутила влажное тепло, идущее от его тела, и с омерзением отпрянула – это было тепло другой женщины.

– Рейчел, ради Бога, успокойся, не беги так! Ты разобьешься!

От гнева слезы у меня на глазах мгновенно высохли.

– Как будто тебе не все равно!

На его лице отразилось искреннее изумление.

– Конечно, не все равно. Почему ты так говоришь?

Злость, черная и ядовитая, буквально захлестнула меня.

– Почему?! Ну я прямо даже не знаю… Может, потому, что каких-то пять минут назад ты трахался с другой?!

От моих слов он страдальчески передернулся и снова протянул ко мне руку, но я гадливо отстранилась.

– Рейчел, пожалуйста, позволь мне…

– Что? – оборвала я. – Чего ты хочешь? Все объяснить? Можешь не утруждаться. Та грязь, которую я видела, в объяснениях не нуждается. Я прекрасно поняла, что происходило там, в спальне!

– Да ничего там не происходило! – в отчаянии крикнул Мэтт.

– Серьезно? – фыркнула я. – Мне так почему-то не показалось, а у меня была возможность все как следует рассмотреть. Даже если у меня амнезия, кое-что я помню хорошо! То, чем вы занимались с Кейти, – никак не «ничего»!

Он в замешательстве взъерошил рукой волосы.

– Нет, я не в том смысле. Я просто хотел сказать, что для меня это ничего не значит. И она для меня ничего не значит. Просто секс.

Я сделала удивленные глаза, будто на меня вдруг снизошло понимание, а потом обрушилась на него с новой яростью:

– И по-твоему, от этого мне должно стать легче?! – Он беспомощно молчал, мучительно пытаясь отыскать нужные слова, и я воспользовалась моментом, добавив: – А знаешь что, Мэтт? Мне плевать!

– Нет, Рейчел, не говори так! Позволь мне объяснить! Дай мне все исправить!

Я едва сдержалась, взбешенная даже не его словами, а полным непониманием того, что он натворил.

– Ты ничего не исправишь, Мэтт. До тебя что, не доходит? Не важно, какие у тебя были причины. Исправить уже ничего нельзя.

– Нет!.. – с подлинной мукой в голосе умоляюще воскликнул он. Зато следующие его слова окончательно все решили. – Если бы ты сама на прошлой неделе не закрылась от меня…

Я не дала ему шанса закончить. Ярость вскипела обжигающей лавой.

– Что?! Дело в этом?! Три недели без секса – потому что со мной произошел несчастный случай – оправдывают то, что ты спишь с другой? Ты так считаешь?! Серьезно?!

В его взгляде мелькнуло беспокойство: он понял, что ничего хуже сморозить не мог. Мне же вдруг вспомнилась фраза, которую произнесла Кейти, когда я их застукала.

– И почему это Кейти сказала: «Какая до боли знакомая ситуация»? – Щеки Мэтта начали медленно заливаться жарким румянцем, а я, наоборот, вся похолодела. – Что, такое уже было? Ты встречался с ней у меня за спиной? Так?

– Нет-нет, честное слово, нет. Говорю тебе, то, что произошло сегодня, случайность! Просто… просто так получилось.

Я чувствовала, однако, что он чего-то недоговаривает.

– Но это ведь уже не в первый раз?

На меня вдруг снизошло озарение, и кусочки головоломки слепились в гнусную картинку.

– О Господи! Значит, я уже заставала вас вместе! Когда мы учились в университете!

На миг в его глазах мелькнула идиотская, совершенно неуместная радость.

– Ты вспомнила!

– Не совсем, – разъяренно прошипела я. – Все было именно так, верно? Я застукала вас вдвоем, и из-за этого мы расстались.

Мэтт с несчастным видом кивнул.

– Но потом ты меня простила.

Я увидела мольбу в его взгляде, но тут же безжалостно убила и растоптала всякую надежду.

– Только не в этот раз, Мэтт. Больше я не дам тебе возможности так со мной поступить. Никогда.

 

Глава 11

Я долго бродила по улицам, пока мой гнев немного не остыл, а обжигающая боль унижения не притупилась. Однако, как я ни удалялась от дома Мэтта, перед моими глазами стояла картина, увиденная мной в спальне, – два красивых тела, сплетенные вместе и походившие на какую-то экзотическую скульптуру. Кажется, ей суждено надолго запечатлеться в моей памяти, притом что столько важных и нужных событий я просто забыла. Какая ирония!

Наконец холод и утомление заставили меня замедлить шаг. Взглянув на угол оживленного перекрестка, я прочитала название улицы, которое ни о чем мне не говорило, и поняла, что понятия не имею, где нахожусь. Несколько часов я просто бездумно шла, теперь, впервые после того как я выскочила из дома Мэтта, пришло время остановиться и решить, что делать дальше. Ответ пришел, на удивление, легко.

Поймав такси, я назвала адрес лондонской квартиры, в которую наведывалась вместе с Джимми неделю назад. По пути я попросила водителя остановиться у магазина, чтобы купить кое-что необходимое. Мой телефон всю дорогу буквально разрывался, но я была непоколебима и не брала трубку. В конце концов Мэтт прекратил названивать, поняв, видимо, что слова ничем не помогут.

Таксист честно заработал свои чаевые, когда помог мне дотащить до дверей кучу только что купленных для переезда коробок. В квартире, которой недолго суждено было оставаться моей, я прислонила картонные листы к стене, положив рядом скотч, ножницы и связку упаковочного шпагата.

Следующий непростой шаг – позвонить папе. Смягчить произошедшее оказалось непросто, и хотя я опустила точное описание того, как именно обо всем узнала, он, взвинченный родительскими инстинктами, хотел тут же примчаться. Остатка всех моих моральных сил едва хватило на то, чтобы его отговорить.

– Мне не нравится, что ты там одна. Будешь без конца думать об одном и том же, переживать…

– Ничего подобного, – заверила я его, искренне надеясь, что говорю правду. – У меня есть чем себя занять – надо упаковать вещи. Думать будет просто некогда.

Наконец что-то в моем голосе убедило его, что я не в депрессии и суицидальных намерений у меня нет. Разъединившись, я не могла избавиться от ощущения, что разрыв помолвки и мой переезд из лондонской квартиры обратно в Грейт-Бишопсфорд папу не так уж и расстроили. О моем собственном отношении ко всему этому говорить было пока рано.

Я принялась собирать коробки, оставляя по несколько в каждой комнате, потом начала методично опустошать шкафы, комоды и тумбочки. Я работала бесстрастно, словно профессионал, которому нужно вывезти из незнакомой квартиры чужие вещи; впрочем, так оно в общем-то и было.

В две коробки, которые я забирала с собой, пошло совсем немного – всякие важные, по крайней мере на вид, документы и отдельные знакомые мне предметы. Остальное пускай отправляется в благотворительные магазины или на свалку. Мне из этого своего жилища, которое я не помнила, ничего не надо.

Процесс странно облегчал душу. Заполняя и заклеивая скотчем коробки, я, казалось, избавлялась не только от ненужных вещей, но и от чего-то большего. Наконец хоть какая-то польза от амнезии – можно без боли расставаться со старой жизнью, которой не помнишь, без сожаления оставлять позади прошлое, о котором забыла.

Только однажды я заколебалась, взяв в руки фотографию нас с Мэттом в Париже. Ни к одной из групп вещей она не подходила, пришлось положить ее отдельно. Прибавлю к ней подарки от своего бывшего жениха, слишком дорогие, чтобы просто от них избавиться, и отошлю ему по почте.

Четыре часа спустя дело было сделано. Спина у меня ныла, руки и одежда перепачкались, волосы растрепались, зато впервые за сегодняшний день, несмотря на все его чудовищные открытия, я чувствовала, что сделала шаг из прошлого навстречу будущему. Устало присев на пол, я привалилась к кровати. Сейчас только на минуточку закрою глаза и передохну, а потом встану…

* * *

Глухой стук и крики, доносившиеся до меня сквозь сон, не смогли его нарушить. Окончательно я пробудилась, только когда входная дверь распахнулась с такой силой, что едва не слетела с петель. Лежа на полу, я подняла голову и заморгала, будто близорукая сова. В дверном проеме появилась чья-то фигура, загородив собой освещенную гостиную – хотя я точно помнила, что не оставляла там свет.

– Слава Богу!

Я узнала голос, хотя перед глазами у меня еще все расплывалось.

– Джимми?! Что, черт возьми, ты здесь делаешь?

Вместо того чтобы ответить, он обернулся к стоявшему немного позади второму человеку, которого я только сейчас заметила. Незнакомец, средних лет коротышка, переводя взгляд с меня на Джимми и обратно, нерешительно спросил:

– Все в порядке, инспектор?

С трудом поднявшись на ноги, я потерла глаза, будто желая избавиться от нелепого сна. Но когда я опустила руки, оба никуда не делись, хотя Джимми уже выпроваживал коротышку, благодаря его за сотрудничество. Тот, похоже, был слегка разочарован тем, что приходится так быстро покидать место, где могло случиться что-то интересное.

– Если нужны мои показания…

– Пока ничего не нужно, сэр. Еще раз огромное спасибо за вашу неоценимую помощь.

Я дождалась, пока Джимми захлопнет за ним дверь, и неторопливо вышла в гостиную, приподняв брови. Во взгляде Джимми мелькнуло смущение, но раскаивающимся я бы его не назвала.

– Это вообще-то законно?

– Что именно?

– Использовать служебное положение, чтобы вламываться в чужую квартиру?

– Я не вламывался, – невозмутимо поправил он, – а попросил управляющего открыть мне дверь.

– И под каким же предлогом? Что я международная террористка? Опасная преступница? Сбежавшая из психушки ненормальная?

Последнее Джимми явно покоробило. В два коротких шага преодолев разделявшее нас расстояние, он проговорил вполголоса:

– Что мы не можем до тебя дозвониться… Что у тебя недавно была травма головы, а теперь ты получила неприятное известие. Что с тобой… могла случиться беда.

Джимми обнял меня, прижав к себе слегка подрагивающими руками. Я поняла, почему его озабоченность быстро переросла в панику и он примчался сюда.

– Ты от папы узнал? – пробормотала я, все еще прижатая к его груди.

– Да.

– Разве он не сказал тебе, что я просто хочу собрать вещи? Что завтра я буду дома?

Джимми глубоко вздохнул.

– Мне нужно было поговорить с тобой. Убедиться, что все в порядке, – слегка охрипшим голосом объяснил он. – Я бог знает сколько раз пытался дозвониться до тебя…

– Я не брала трубку. Думала, это Мэтт.

Слегка отстранившись, Джимми изучающе взглянул на меня, пытаясь понять, насколько все серьезно.

– Твой отец сказал, у вас вышла какая-то размолвка.

Я криво усмехнулась, хотя мне было совсем не весело.

– Размолвка?… Пожалуй. Мэтт решил, что может заниматься сексом с Кейти, а я с этим почему-то не согласилась.

Целая гамма эмоций отразилась на лице Джимми. Я успела уловить едва сдерживаемый гнев и что-то другое, более мягкое, очень похожее на надежду.

– Твой отец мне ничего подобного не говорил!

– Он сам слышал облегченную версию.

Осторожно взяв мою руку, Джимми подвел меня к дивану, усадил и сам сел рядом.

– Расскажи мне, как все случилось, – попросил он мягким ободряющим голосом, снова превращаясь в ближайшего друга и наперсника. Однако в его глазах читалось и что-то другое, что заставляло мое сердце биться быстрее.

Он не проронил ни слова, пока я описывала все события дня – от визита к доктору до обнаружения измены Мэтта. Лицо Джимми словно застыло; лишь присмотревшись, можно было заметить какую-то реакцию на мои слова. Когда я дошла до того, как застала Мэтта и Кейти в постели, Джимми только сжал челюсти. Он не сразу нашел нужные слова.

– Мне очень жаль, Рейчел. Мэтт не должен был так поступать с тобой, не должен был причинять такую боль. Я знаю, как ты… любишь его. Но ты заслуживаешь куда лучшего.

Лицо Джимми было совсем рядом. Я подняла взгляд, надеясь, что он прочтет в нем то, что я не могла сказать вслух. Он наклонился, и я в ожидании приоткрыла губы…

Джимми слегка коснулся губами моего лба и пружинисто вскочил на ноги. Атмосфера между нами изменилась в одну секунду – будто повернули рубильник. Избегая моего растерянного взгляда, Джимми деланно посмотрел на часы:

– Слушай, уже поздно. Давай я схожу куплю чего-нибудь перекусить. Ты же наверняка весь день не ела, так ведь?

Я молча покачала головой, не доверяя голосу, который мог выдать мои чувства.

– Тогда подожди немного. Я быстро.

Он удалился с почти комической поспешностью. Долго еще я буду неправильно истолковывать его реакцию и заставлять буквально сбегать от меня? Пора бы уже понять и принять, что моим чувствам к нему, похороненным глубоко внутри, лучше там и оставаться. Ни малейшего шанса на взаимность у них нет.

Найти ближайшую закусочную, очевидно, не составило особого труда – я едва закончила смывать грязь и пыль с лица и рук, как Джимми вернулся, неся в руках кучу картонок с китайской едой и две бутылки вина.

– Мы еще кого-то ждем? – спросила я, обводя глазами источающие соблазнительные запахи коробки на кофейном столике.

– Будем надеяться, что нет, – мрачно ответил он.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто пришел ему на ум. Вряд ли этого стоило опасаться – Мэтт сообразил бы, что уж сегодня вечером появляться у моих дверей точно ни к чему.

Аппетит у меня, на удивление, оказался просто волчий, и я отдала должное нашему импровизированному ужину. Азартно выуживая палочками последний кусочек из очередной коробки, я поймала на себе взгляд Джимми, в котором светилось плохо скрытое удовлетворение.

– Ты не обязан это делать.

– Что именно? – спросил он.

– Следить, как бы со мной чего не случилось. Не иссохну ли я от горя, не уморю ли себя голодом, не сделаю ли чего-нибудь еще… какой-нибудь глупости в припадке депрессии.

– И в мыслях ничего подобного не было, – горячо запротестовал Джимми, но обмануть меня ему не удалось – я слишком давно и хорошо его знала.

– А с чего же тогда ты ворвался сюда, будто ураган?

Он молчал.

– Мне не нужен еще один заботливый родитель, – твердо проговорила я. – Ты не нанимался меня спасать.

Храня все то же непроницаемое выражение на лице, Джимми наконец ответил:

– Знаю. Просто я чувствую…

– Да? – заинтригованно переспросила я.

– Я чувствую себя… отчасти ответственным за то, что произошло у вас с Мэттом.

Совсем не это я ожидала – а может быть, даже надеялась – услышать.

– С какой стати?!

Глубоко вздохнув, он опустился в кресло напротив, по другую сторону кофейного столика.

– Мы с Мэттом никогда особо не ладили…

– Тоже мне новость!

Оставив без внимания мой сарказм, он продолжил:

– А в последние недели, после нападения, ты проводила со мной много времени. Я видел тебя куда больше, чем Мэтт. И это только все усложнило между вами.

Я хотела возразить, но Джимми поднял руку.

– То, что случилось сегодня… Наверное, здесь есть доля и моей вины.

Я уставилась на него, не веря собственным ушам.

– Да ничего подобного! Если только ты не заплатил Кейти, чтобы та скинула одежду и прыгнула в постель к чужому жениху!

Джимми взъерошил руками волосы, досадуя на мое непонимание.

– Господи, Рейчел, ну подумай сама – неужели он не мог сделать это в отместку за то, что едва не произошло между нами?!

Меня словно пнули ногой в живот.

– Что?! Ты считаешь, что он знал? По-твоему, я вот так, как-нибудь между прочим, обмолвилась?

Джимми пристально посмотрел на меня, словно ища ответа в моих глазах. Однако какие бы чувства, оставшиеся невысказанными, ни отразились там, они не вызвали у него реакции, на которую я надеялась.

В молчании мы убрали со стола, погруженные каждый в собственные мысли. Я так долго ждала, когда Джимми признает факт случившегося в гостинице, но лучше бы он о нем и не вспоминал. Очевидно, он глубоко сожалеет о произошедшем и, похоже, думает, что и я отношусь к этому так же. Вся тяжесть сегодняшних открытий вдруг навалилась на меня разом, и, непритворно широко зевнув, я объявила:

– Еле на ногах держусь… Надо ложиться. Переночуешь на диване? Тут есть покрывало.

Поскольку единственной альтернативой было разделить со мной кровать, ничего удивительного, что Джимми поспешно откликнулся:

– Да, конечно. Меня это вполне устроит.

Уже у двери я услышала, как он мягко добавил мне вслед:

– Спокойной ночи, Рейчел.

* * *

Как ни странно, ночь действительно прошла спокойно – ни сновидений, ни загадочных звуков и запахов. Джимми встал рано, и на кухонной стойке меня уже ждали кипящий кофейник и тарелка с золотистыми круассанами. Я принялась отщипывать невесомые сдобные хлопья теста, а Джимми налил мне кофе и добавил молока.

– Смотрю, ты уже сходил за покупками.

Он улыбнулся. Неловкости вчерашнего вечера, слава Богу, как не бывало. Похоже, если не пересекать границ нейтральности, то проблем не возникнет.

Джимми пододвинул мне высокий барный стул и невольно улыбнулся снова, глядя, как я пытаюсь на него забраться.

– Все потому, что я не на каблуках, – проворчала я.

Прежде чем я успела его остановить, он легко приподнял меня за талию и усадил, как ребенка. Руки Джимми задержались лишь ненадолго, но и этого было достаточно, чтобы я вздрогнула.

– Замерзла? – неправильно истолковал он мою реакцию, посмотрев на безрукавку и спортивные шорты, в которых я спала. Боюсь, вид у меня был не самый привлекательный, особенно если учесть лицо без грамма косметики и собранные в болтающийся хвостик волосы. Не дожидаясь ответа, Джимми накинул мне на плечи свой пиджак, окутавший меня теплом и запахом его тела.

Тепло читалось и в глазах Джимми, обежавших меня с головы до ног, которые болтались дюймах в десяти от пола. Этот дружеский взгляд грел мне душу, но, могу поклясться, он был и оценивающим, мужским. Однако уже в следующую секунду губы моего приятеля дрогнули, складываясь в такую знакомую усмешку.

– Что? – спросила я, наклоняясь над кружкой, чтобы скрыть невольный румянец, вызванный пристальным вниманием.

– Просто ты сейчас совсем как тринадцатилетняя.

– Ого! Если у тебя все комплименты такие, неудивительно, что ты до сих пор один, – заметила я, протягивая руку за вторым круассаном.

* * *

Потребовалось больше часа, чтобы вынести все коробки и загрузить их в машину Джимми. Мы поднимались в лифте за очередной порцией, когда мой мобильник, в который уже раз за это время, снова зазвонил. Вытащив его из кармана джинсов, я взглянула на экран и нажала кнопку сброса.

– Опять Мэтт? – коротко спросил Джимми.

Я кивнула, убирая телефон.

– Рано или поздно он успокоится, – добавила я.

– Думаешь?

Лифт остановился, и Джимми, шагнув вперед, так что его лица я не видела, проговорил вполголоса:

– Я бы никогда не успокоился.

Интересно. Очень интересно.

* * *

Немного погодя я закрыла за собой дверь квартиры в последний раз. Придется, наверное, еще вернуться, чтобы разобраться с арендой и коммунальными платежами, но фактически можно было считать, что отсюда я съехала.

– Ты как, нормально? – спросил Джимми, ободряюще сжимая мне плечо.

– Как ни странно, да, – откликнулась я.

– Отлично, – кивнул он. – Потому что если ты вдруг передумала и хочешь нести все обратно, то ищи кого-нибудь другого!

Я рассмеялась, однако его слова не шли у меня из головы, пока мы спускались к машине. В самом деле, не пожалею ли я об этом, когда память вернется? Картинка с Мэттом и Кейти вновь встала перед глазами – похоже, я действительно не скоро от нее избавлюсь. Нет, какие-то решения не изменятся, что бы доктор Эндрюс ни помогла мне вспомнить.

Машин на дороге оказалось не так много, учитывая, что до Рождества оставалось всего ничего. Видимо, нависшее небо и порывистый ветер не особо располагали к поездкам. Однако в автомобиле Джимми было тепло и уютно. Или меня согревало его присутствие?

– Решила что-нибудь со своей работой в журнале?

Я нахмурилась. Я долго думала, как поступить. Бросить работу было куда труднее, чем все остальное. Я столько лет мечтала о карьере журналиста, но сейчас по иронии судьбы смутно ощущала, что не заслужила это место.

– Глупости, – ответил Джимми, когда я попыталась объяснить ему свои сомнения. – У тебя отличные статьи!

Растаяв от похвалы, я задумчиво вздохнула.

– Ну, может быть. Не знаю пока. Наверное, потяну с решением еще пару-тройку недель.

– Кстати, – как бы размышляя вслух, произнес Джимми, – ты можешь вернуться на свою старую работу в нашей местной газете. Твой отец упоминал как-то, что они с радостью примут тебя обратно.

О таком варианте я даже не подумала и начала прикидывать все «за» и «против», когда Джимми добавил:

– Хорошо бы, если бы ты снова была рядом.

Я повернулась к окну в дождевых капельках, чтобы он не увидел глупую улыбку, появившуюся на моих губах. И тут мир вновь перевернулся.

– Поверни налево!

Джимми недоуменно взглянул на меня:

– Что? Зачем? Нам же в другую сторону.

Однако что-то в моем лице подсказало ему, что вопросов лучше не задавать. Под яростный и вполне заслуженный гудок такси, которое он подрезал, мы перестроились на другую полосу и повернули.

– На светофоре прямо, – велела я.

В ответ на новый вопросительный взгляд я лишь помотала головой, и Джимми промолчал. Приближался оживленный перекресток.

– Куда теперь?

– Направо и по этой дороге до конца. Она там уходит влево.

Больше он вопросов не задавал, не допытывался, куда мы едем и зачем. Не моргнув глазом, Джимми послушно исполнял мои отрывистые команды и только однажды вполголоса пробормотал:

– Знаешь, девушка в навигаторе куда вежливее.

Его замечание почти заставило меня улыбнуться и хоть чуть-чуть расслабиться, что было бы нелишним – сердце колотилось как сумасшедшее, внутри от напряжения все буквально завязывалось узлом. Пока мы петляли по бесчисленным переулкам, я чувствовала, будто какая-то непреодолимая сила тащит меня к месту нашего назначения.

Постепенно престижные кварталы остались позади. В конце концов мы выехали на улочку с мелкими магазинами под потертыми вывесками, располагавшуюся в одном из самых незавидных районов Лондона.

– Можешь припарковаться там? – Я указала на только что освободившееся место. – Вон за тем фургоном.

Джимми повиновался и, заглушив двигатель, обернулся ко мне. Паника, не отпускавшая меня все пятнадцать минут нашей поездки, начала ослабевать, но ее место занял знакомый страх. То, что я сейчас скажу, могло все разрушить, на меня опять станут смотреть как на сумасшедшую.

Джимми успокаивающе сжал мои сцепленные в замок руки, конвульсивно подрагивавшие на коленях.

– Который?

– Что «который»? – переспросила я, не отрывая глаз от его больших ладоней.

– Который из этих домов твой?

Я подняла голову, ничего толком не видя – все вокруг преломлялось в дрожащих на моих ресницах крупных слезах. Кивком я указала через дорогу:

– Там, в конце улицы. Где прачечная.

Секунду или две он смотрел на дом, затем решительно отстегнул ремень.

– Идем.

Я подняла растерянный взгляд.

– Нужно же проверить.

Обойдя машину, Джимми твердо взял меня под руку. Дождавшись удобного момента, мы перешли дорогу, которую я пересекала тысячи раз. Джимми наверняка уже соображал, как успокоить меня, когда выяснится, что квартира, куда мы направлялись, не моя и никогда моей не была. Однако меня волновало как раз обратное. Повернувшись к нему, я спросила, надеясь, что мой голос звучит куда тверже, чем мне кажется:

– И что мы будем делать, если найдем там кучу моих вещей?

Мы уже стояли перед прачечной, но Джимми, не обращая внимания на аудиторию за стеклом, запотевшим от влаги из стиральных машин, притянул меня к себе и крепко обнял, будто защищая от всех страхов.

– Мы справимся. Что бы там ни было, мы справимся, – пообещал он.

Эта клятва дала мне силы шагнуть вперед, ведя его за собой к моему жилищу из параллельной реальности.

* * *

Вход в жилые квартиры был прямо за углом. Я слегка задержалась у поворота, пропуская Джимми вперед.

– Видишь панель домофона слева от двери?

Он посмотрел, куда я показывала.

– Да.

– Винтер. Хант. Уэбб. Фримен.

Увидев его нахмурившееся лицо, я поняла, что правильно перечислила все фамилии своих соседей рядом с кнопками вызова, хотя прочитать их отсюда, со своего места, не могла.

– А сверху моя. Уилтшир.

Он перевел взгляд с меня на панель, потом обратно.

– Четыре из пяти, – сказал Джимми. – На верхней карточке пусто.

Шагнув к нему, я увидела, что он говорит правду, хотя в последний раз, когда я смотрела на домофон, у кнопки точно стояло мое имя.

– Здесь мог жить кто-то из твоих друзей, которых ты не помнишь, – мягко предположил Джимми.

Мысль здравая, если бы не одно «но».

– Ты стал бы запоминать фамилии соседей своих друзей?

Ответа у него не нашлось, хотя я буквально ощущала, что аналитический ум полицейского уже работает над этой загадкой.

Я нажала вторую кнопку сверху, пояснив:

– Миссис Хант пускает всех подряд не спрашивая. Когда-нибудь накличет беду.

Замок действительно тут же щелкнул, и входная дверь медленно приоткрылась. Джимми первым шагнул через порог в темный коридор, куда проникал запах моющих средств из прачечной. Знакомый аромат на минуту заставил меня остановиться в нерешительности, но я все-таки двинулась вверх по истертым ступеням. Джимми взял меня за руку, и я вцепилась в его ладонь, словно от этого зависела моя судьба.

Два пролета мы миновали без происшествий. На третьем навстречу нам спускалась средних лет женщина с черными как смоль волосами. Уткнувшись в какие-то бумаги, она чуть не подпрыгнула, когда я поприветствовала ее:

– Доброе утро, миссис Кейворт.

Остановившись, женщина машинально улыбнулась в ответ, но вид двух незнакомцев заставил улыбку поблекнуть.

– Доброе утро, – откликнулась она, сощурившись в замешательстве. – Простите… я вас знаю?

Меня интересовал тот же вопрос. Ее озадаченный взгляд скользнул по моему лицу, и она перенесла все внимание на Джимми, вопросительно ему улыбнувшись. Я тоже едва удержалась от улыбки – моя домовладелица всегда благоволила квартиросъемщикам-мужчинам, особенно молодым.

– Вы, наверное, нас не помните, – вежливо ответил Джимми, в общем-то даже не соврав. Вот следующие слова были неправдой: – Мы – друзья одного из ваших жильцов.

– А, ну да, – не совсем уверенно кивнула та. – Конечно.

Она двинулась дальше вниз, но по пути еще дважды с сомнением оглянулась, словно чем-то обеспокоенная. Теперь все утро будет вспоминать, где и когда она могла видеть Джимми. Обо мне-то она уже забыла.

Когда мы наконец остались одни, я взглянула на Джимми – как он воспринял произошедшее.

– Моя квартирная хозяйка, миссис Кейворт. Неплохая женщина. Любит поболтать. Очень неравнодушна к молодым мужчинам.

Джимми не ответил и даже не улыбнулся моей последней фразе. Выглядел он озабоченно, словно фундамент того, во что он твердо верил, только что дал трещину.

– Похоже, ты ей понравился, – поддразнила я.

Остаток пути мы проделали молча. Наконец лестница привела нас на площадку последнего этажа с одной квартирой. Меня словно током ударило, когда я узнала все до последней мелочи.

– Вот мы и на месте. Дом, милый дом.

Джимми окинул взглядом все вокруг: обшарпанную входную дверь, стены, нуждавшиеся в побелке, и грязное окно, едва пропускавшее свет хмурого декабрьского утра.

– Честно скажу, другая твоя квартира нравилась мне больше.

Я пожала плечами.

– Ну что… – подбодрил он, чуть посторонившись и пропуская меня к двери. – Постучишь?

Шагнув вперед, я почувствовала, что стучать, пожалуй, излишне – если внутри кто-то есть, он наверняка уже услышал, как колотится мое сердце. Однако, не успев даже поднять руку, я поняла, что квартира действительно не моя. В створку был врезан новенький блестящий замок, которого я определенно не ставила.

Я робко постучала костяшками пальцев по дереву. Звук эхом разнесся по коридору. Минута шла за минутой, никто не открывал. Я попробовала снова, на этот раз сильнее.

– Похоже, никого нет, – заметил Джимми, немного подождав. – Возможно, квартира вообще пустует – фамилии же у кнопки не было.

Я сама удивилась, каким разочарованием наполнили меня эти слова. Зайти так далеко и в итоге остаться ни с чем на самом пороге казалось невыносимым. Если я хочу когда-нибудь обрести душевное спокойствие, мне нужно войти и самой убедиться, что там нет никаких свидетельств моей потерянной реальности.

Вдруг, вспомнив кое-что, я стремительно шагнула к окну, которое было чуть дальше по коридору, крепко ухватилась обеими руками за подоконник и потянула вверх. Проклятая деревяшка не поддавалась, и я попробовала помочь себе коленом.

– Эй, ты что делаешь? – спросил, подходя, Джимми.

Я не ответила, пыхтя от напряжения.

– Рейчел, если ты не хочешь, чтобы я арестовал тебя за порчу имущества, пожалуйста, объясни, в чем дело.

Я со стоном выпрямилась.

– Парень, который жил здесь до меня, американец, устроил тайник – часто терял ключ и подыскал местечко, чтобы хранить запасной. Если он еще там, мы сможем войти и увидеть все своими глазами.

– А вот это уже незаконное проникновение, – сообщил мне Джимми. – Бедный мой послужной список…

Да, он прав. Начальство его по головке не погладит. Не хочу отягощать свою совесть. Ставить на кон его карьеру – это уже слишком.

– Ладно. Подожди меня в машине. Я сама справлюсь. Много времени не понадобится.

Джимми глубоко вздохнул.

– Вижу, тебе обязательно нужно встать на путь преступления.

Мягко отодвинув меня в сторону, он взялся за подоконник и легко, одним движением поднял его. Взвившаяся штукатурка на пару секунд скрыла кирпичное основание под доской. Когда облачко осело, мы оба склонились ниже, хотя и без того почти сразу увидели в щели между двумя кирпичами ключ в чистом полиэтиленовом пакете. Джимми изумленно хмыкнул.

Я протянула руку к щели, но в это время позади щелкнула задвижка и послышалось звяканье дверных цепочек. Джимми поспешно опустил подоконник и прихлопнул сверху, чтобы он встал на место. В тот же момент дверь моей старой квартиры открылась.

– Привет, привет, – пропел мужской голос.

Я обернулась, стараясь скрыть виноватое выражение на лице. На пороге стоял высокий и стройный молодой человек.

– Извините, что сразу не открыл. Важный телефонный разговор. Чем могу помочь?

Он обворожительно улыбнулся, однако при этом смотрел исключительно на Джимми, а не на меня. Кажется, мой спутник пользовался сегодня успехом.

– Доброе утро, сэр, – проговорил Джимми профессионально-вежливым тоном. – Извините за беспокойство. Не могли бы вы уделить нам немного времени?

Он запустил руку в карман и достал служебное удостоверение. Реакцию молодого человека было забавно наблюдать: он слегка побледнел под искусственным загаром, сделанном явно не в дешевом салоне, и нервно провел рукой по безукоризненно ухоженным мелированным волосам. С чего бы ему, интересно, стало не по себе от присутствия полицейского?

– Разрешите войти? – осведомился Джимми все тем же образцовым голосом слуги закона.

– Да-да, разумеется, разумеется. Только извините за беспорядок. Я не ждал гостей, в квартире полный кавардак!

Мы проследовали за ним в прихожую, которую я покрасила в ярко-желтый цвет, чтобы сделать светлее; теперь она была оклеена стильными обоями в бело-голубую полоску. В гостиной, где вопреки словам хозяина никакого беспорядка не наблюдалось, царил элегантный минимализм. Преобладали темно-синие и белые тона. Без моей старой мебели комната выглядела намного больше.

– Прошу, прошу, садитесь, – хлопотал молодой человек. – Не хотите ли чего-нибудь выпить? Или перекусить?

– Нет, благодарю вас, сэр. Мы всего на минуту.

Под ободряющей улыбкой Джимми хозяин квартиры слегка расслабился. Похоже, из моего старого друга получился отличный полицейский. Любой подозреваемый был бы уже убаюкан чувством ложной безопасности.

– Могу я попросить вас представиться? – вежливо продолжил Джимми и даже достал небольшую записную книжку для создания полной иллюзии ведущегося расследования.

– Максимилиен Макрей, – откликнулся хозяин квартиры, присаживаясь на краешек белой кушетки, резко контрастировавшей с его черными кожаными брючками. Слегка подавшись к Джимми, он подмигнул. – Все зовут меня просто Макс.

Господи, ну зачем же так явно? Я закусила губу, чтобы не рассмеяться. Джимми, однако, оставался невозмутим.

– Мистер Макрей, – проговорил он, возвращая разговор в официальные рамки, – мы наводим справки о пропавшей девушке. Вам известно что-нибудь о мисс Рейчел Уилтшир?

Я дернулась, услышав собственное имя.

– Не-ет. Боюсь, никогда о ней не слышал. С ней что-то случилось? – с жадным до омерзения любопытством спросил молодой человек. Чувствовалось, что ему хочется узнать все жуткие подробности. Если бы я и впрямь пропала, этот парень был бы первым в списке подозреваемых.

– Будем надеяться, что нет. Пока мы просто пытаемся установить ее местонахождение. Эта квартира значится как ее последний известный адрес.

Я мысленно поаплодировала ловкости, с которой Джимми повернул разговор в нужное нам русло.

– Правда? Очень странно. Видите ли, я живу здесь уже три года, а до меня был молоденький парнишка, американец, так он еще дольше. Если эта – Рейчел, да? – и жила тут, то очень-очень давно.

– Понятно, – кивнул Джимми.

Он вопросительно оглянулся на меня – достаточно ли я видела и слышала? Я еще раз осмотрела комнату – свою и не свою, совершенно чужую – и едва заметно кивнула. Джимми встал, я тоже последовала его примеру.

– Что ж, мистер Макрей, большое вам спасибо. Еще раз извините за беспокойство.

– Прошу вас, просто Макс.

– Благодарю, Макс, – поправился Джимми, направляясь в прихожую. – Вы нам очень помогли.

Макс с сомнением улыбнулся.

– Искренне надеюсь, что вы найдете эту пропавшую девушку. И пожалуйста, если у вас возникнут еще какие-нибудь вопросы, заходите в любое время. Я всегда дома.

Приглашение адресовалось исключительно Джимми, меня до такой степени не удостоили внимания, будто я была невидимкой. Отвернувшись, я уставилась на мыски своих туфель – еще немного, и в голос расхохоталась бы. Бросив короткий взгляд на Джимми, я заметила, как у того странно подрагивают плечи.

Проводив нас до порога, хозяин квартиры задержался в дверях. Джимми, начав спускаться по лестнице, вдруг обернулся.

– Кстати… Хранить запасной ключ под подоконником не самая лучшая идея.

Игривая кокетливость на лице Макса мгновенно сменилась искренним ошеломлением.

– Откуда вы знаете?… Никто… Как?…

– Первое место, куда заглянет грабитель, – заверил его Джимми, беря меня под руку. – Доброго дня, сэр.

Оказавшись за пределами слышимости, мы дали себе волю. Смех хлынул из нас очистительной волной, смывая напряжение последнего времени. У меня по щекам буквально градом катились слезы.

– Господи, ты сегодня нарасхват, а? – с трудом проговорила я, снова приобретая способность к связной речи.

Джимми скромно пожал плечами:

– Что я могу сказать? Природную привлекательность не скроешь.

В машине он снова стал серьезным.

– Ты вообще представляешь, сколько законов я сейчас нарушил?

Я виновато закусила губу.

– Много, да?

– Порядком.

– Прости, – пробормотала я.

Его ладонь скользнула поверх моей, успокаивающе пожав ее. Я бросила взгляд на наши непринужденно сплетенные пальцы. Пора, наверное, вернуться к цели нашего визита.

– Ладно. Давай начистоту. Есть у тебя объяснение того, что там произошло?

– Ну, очевидно, наш друг Максимилиен попал под влияние моих чар и…

Я оборвала его не самым приличным для девушки восклицанием. Время для шуток прошло.

– Ты знаешь, о чем я. Объясни мне, откуда я могла все это знать: как сюда добраться, фамилии соседей, всю их подноготную… Не говоря уже о спрятанном ключе.

Джимми молчал так долго, что я решила уже – ответа не будет. Наконец с долгим вздохом он произнес:

– Понятия не имею.

Такая неуверенность была на него совершенно не похожа. Мне стало почти неудобно, что я задала ему такую задачу. Рациональный ум полицейского наверняка сейчас отчаянно бился над ней, но не мог найти решения.

Наконец, выпустив мою руку, Джимми завел машину.

– Показывай дорогу. Только не так агрессивно, пожалуйста.

– Дорогу куда?

Он посмотрел на меня так, будто я нарочно строила из себя дурочку.

– В «Андерсонс инжиниринг». Так ведь называлась контора, где ты работала?

Я кивнула, невольно просияв благодарной улыбкой. Джимми не только запомнил название – главное, что он безо всяких просьб с моей стороны знал и понимал, как мне нужна его помощь в этом невероятном, невозможном поиске потерянной реальности. Предстоявшее сразу перестало казаться мне таким страшным и пугающим – теперь я была не одна.

* * *

Три четверти часа спустя мы вновь очутились в центре Лондона.

– В том переулке небольшая парковка, – показала я.

Джимми послушно свернул и уже почти не удивился, когда стоянка оказалась именно там, где я говорила. Пока мы шли к зданию компании, я вглядывалась в лица людей, ища кого-нибудь из коллег, однако никого не узнала; что еще важнее, никто не узнал меня.

Ко входу вела широкая бетонная лестница. На секунду замешкавшись перед ступеньками, я обернулась к Джимми.

– Спасибо, – прошептала я чуть слышно.

Холодный ветер унес мои слова, но Джимми услышал. Его ответная улыбка подбодрила меня, и я начала подниматься к дверям из зеркального стекла. Джимми шагнул к звонку под надписью «Для посетителей».

– Подожди, – остановила я его и кивнула на блестящий кодовый замок, вделанный в алюминиевую раму двери.

Мои пальцы, хоть и онемевшие от холода, легко забегали по кнопкам, набирая восьмизначный номер. Джимми только судорожно втянул воздух, когда дверь щелкнула и послушно отворилась. Я посмотрела на него не без вызова; впрочем, вызов я бросала, скорее, логике и здравому смыслу.

Лицо Джимми еще выражало сомнение и мучительный вопрос, когда мы вошли внутрь; однако в самом вестибюле заколебалась, остановившись, уже я сама.

– Рейчел? С тобой все в порядке?

Я обвела взглядом знакомый интерьер и беспомощно вздохнула.

– Что мы здесь делаем? Ну попала я сюда, а дальше что? Идти к своему столу? Доказывать, что я здесь работаю, пока кто-нибудь не вызовет охрану?

Словно материализовавшись от моих слов, рядом возник охранник, подоспевший так быстро, что мы даже не заметили.

– Я могу вам помочь? – осведомился он нелюбезным тоном.

Я изобразила бесхитростную улыбку, но ей не удалось растопить лед во взгляде охранника. Кажется, я припоминала его, однако не видела даже намека на ответное узнавание в глазах, смотревших на нас с легкой враждебностью. Оставалось надеяться, что он еще не успел нажать какую-нибудь тревожную кнопку.

– Ой, здравствуйте. Да, пожалуйста, если вам нетрудно. Мы должны были встретиться с одной моей подругой, которая здесь работает, чтобы вместе пообедать. Снаружи ждать холодно – ведь ничего, что мы вошли?

Охранник чуть-чуть расслабился, агрессия уже не кипела в нем так явно. Похоже, он поверил, что мы действительно узнали код от моей воображаемой подруги. Наверное, теперь ей грозили серьезные неприятности за разглашение секретов компании. Охранник издал неопределенный звук – не то ответил, не то кашлянул. Я продолжала широко улыбаться, чувствуя, что если он так и будет с подозрением нас рассматривать, то у меня скоро сведет челюсть. На мое счастье, вмешался Джимми, придав нашему спектаклю немного правдоподобия.

– Нельзя ли с ней связаться и дать ей знать, что мы здесь?

Для защитника законности врал он на редкость убедительно – тревожный симптом. Как бы то ни было, его фраза окончательно убедила охранника, и тот направился обратно к своему посту, попросив следовать за ним. Усевшись за стол, отделенный от нас высоким барьером, и почувствовав, видимо, что порядок отчасти восстановлен, он спросил уже более вежливым тоном:

– Как имя вашей знакомой?

– Рейчел Уилтшир, – не подумав, выпалила я.

Джимми на секунду закрыл глаза, словно не веря тому, что услышал. Короткий палец охранника между тем пополз по списку сотрудников, выискивая имя, которого там быть не могло. Дойдя до конца раздела на букву У, охранник поднял на нас взгляд, в котором снова сквозило подозрение.

– Вы говорите, Рейчел Уилтшир? Никого с таким именем нет.

Я оглянулась на Джимми – не придет ли он мне на выручку, – но тот только едва заметно улыбнулся – мол, сама заварила кашу, сама и расхлебывай. Выразительно сощурившись, я прибегла к последнему средству, разыграв блондинку.

– Ой, простите, это меня так зовут! – Охранник только закатил глаза. – А подругу – Эмили Фрост, – назвала я первое из пришедших на ум имен коллег. – Но вообще, знаете, мы, наверное, лучше подождем снаружи. Устроим ей сюрприз. Извините, что зря вас побеспокоили.

Ухватив Джимми, я потащила его за собой к выходу.

– Ловко, – проговорил тот, увлекаемый за рукав. – И главное, совсем не подозрительно вышло.

Я буквально затылком чувствовала взгляд бдительного стража, провожавший нас до двери. У порога я вдруг услышала его голос и подумала сперва, что нам велят вернуться, но, оказывается, охранник просто прощался с другим, уходившим на обед.

– Счастливо, Джо.

Уже взявшись за ручку, я обернулась и увидела этого второго, тоже направлявшегося к выходу, – примерно того же возраста, что и мой отец, с седеющими волосами и кирпично-красным лицом. Теплая улыбка сама собой подняла уголки моих губ.

– Здравствуйте, Джо. Как вы? – Первой реакцией охранника было замешательство, но ни я, ни Джимми не ожидали, каким потрясением оно сменится, когда я добавила: – Как ваша жена? Ее уже выписали из больницы?

Вся кровь отхлынула от лица Джо, его глаза метнулись от меня к моему спутнику и потом через плечо, на первого охранника. Буквально выпихнув нас через дверь на улицу, уже снаружи Джо резко обернулся ко мне и с почти открытой враждебностью спросил:

– Простите. Что вы сейчас сказали?!

Я не привыкла слышать от него подобный тон. На мгновение я совсем забыла, что для него я полная незнакомка.

– Спросила, как дела у вашей жены. Последний курс химиотерапии как раз ведь должен был закончиться, верно? Вы надеялись, что к Рождеству Мюриэл будет дома.

Джимми слегка отступил назад и, наклонив голову набок, с любопытством наблюдал за этой странной сценкой. Джо же мои слова просто потрясли.

– Ничего не понимаю… вы кто?

– Я Рейчел, Рейчел Уилтшир.

Зря я надеялась увидеть хоть проблеск узнавания в его глазах.

– Я вас не знаю, – резко заявил Джо, непонимающе качнув головой. Знакомая песня – я слышала ее сегодня от всех и каждого.

Я не нашлась что сказать, но Джо еще не закончил.

– Зато я желал бы знать, – с нажимом добавил он, – откуда, черт побери, вам известно о Мюриэл. Я никому здесь не рассказывал о ее болезни. Ни единого словечка.

* * *

Кажется, именно Джимми уговорил Джо пойти с нами в паб, пообещав, что за бокалом пива мы все ему объясним. Конечно, это было, мягко говоря, лукавством. Однако когда я в конце концов предложила уйти с колючего ветра и продолжить разговор в «Кинг-Джордже», где обедало большинство сотрудников компании, Джо все-таки согласился. Я чувствовала себя немного неуютно, ловя на себе его косые взгляды по дороге туда – он смотрел на меня с опаской, как на какую-нибудь ясновидящую.

В пабе было полно народу. Мы проталкивались вперед, подыскивая свободный столик, и мне пришлось буквально закусить губу, чтобы не здороваться с коллегами, группками сидевшими тут и там. Наконец я заметила незанятое местечко в глубине зала и поспешила туда. Следом за мной без особого энтузиазма шагал Джо.

Когда мы уселись, я неуверенно улыбнулась ему, но его лицо осталось хмурым. Это меня опечалило – я всегда симпатизировала Джо, еще даже до того, как узнала, что у нас есть кое-что общее. Вернувшийся с пивом Джимми сообщил, что заказал по бутерброду с сыром, которые обещали скоро принести. Я, правда, сомневалась, что у кого-то из нас проснется аппетит.

– Так кто рассказал вам о Мюриэл? – требовательно спросил Джо.

Я покачала головой – меньше всего я предпочла бы начинать с ответа именно на этот вопрос.

– Не знаю, какую игру вы ведете, но мне не нужно, чтобы у меня из-за этого возникли проблемы на работе.

Разумеется, то, что самая большая его тайна известна совершенно незнакомым людям, его пугало. Я потянулась успокаивающе погладить Джо по руке и остановилась, лишь заметив непритворный ужас на его лице.

– Мы не хотим ничего плохого, – произнес Джимми самым умиротворяющим тоном.

– Сразу говорю – денег у меня нет.

– Конечно, – бездумно подтвердила я. – Вы столько потратили на обучение обоих детей и содержание матери в доме престарелых!

Джо, вздрогнув, едва не уронил свой бокал и пролил половину пива на стол.

– Ну хватит! Откуда вам это все известно? Кто вы, черт побери, такие?!

Надо было с чего-то начать, и я не придумала ничего лучше, как просто сказать правду.

– Я знаю, вам трудно поверить, Джо… но вообще-то мы с вами друзья.

Он уставился на меня долгим тяжелым взглядом, затем повернулся к Джимми.

– Нет-нет, – покачал тот головой, – меня вы действительно не знаете. Вы знакомы только с Рейчел.

Взгляд Джо вернулся ко мне, выражая полную растерянность. Мне стало стыдно – зря я его втянула, ему и без того хватало в жизни забот.

– Если мы друзья, почему я вас не помню? У меня отличная память, профессиональная. Я не забываю ни одного лица и уж точно не забыл бы, если бы поделился с кем-то своими личными проблемами.

Я улыбнулась, чтобы смягчить свои слова.

– Мы действительно друзья, и притом близкие. Я столько знаю о вашей семье и особенно о болезни Мюриэл, потому что мне и самой пришлось пройти через это – с отцом.

Впервые за все время лицо Джо немного смягчилось, и я увидела человека, который своей добротой поддерживал меня, когда мы делились заботами и тревогами о судьбе наших близких, боровшихся с одним и тем же недугом.

– Жаль это слышать, – пробормотал он, поняв наконец, что мы не желаем ему дурного. – Но я все еще не понимаю, откуда вам известны такие подробности. Я был так осторожен, чтобы никто на работе ничего не узнал. В последнее время у нас столько людей сократили – я боялся дать им предлог.

– Знаю, – мягко ответила я.

Мы часто обсуждали эту тему – как и успехи наших близких, сражавшихся за жизнь. Совместная беда очень сблизила нас, и мы черпали силы в поддержке друг друга. Печально, что в моей новой реальности Джо не с кем было разделить свою ношу.

– Но откуда? – снова спросил Джо. – Кто вам рассказал?

Второй раз уклониться от ответа я не могла.

– Вы.

* * *

Не знаю, удалось ли нам полностью убедить Джо в нашей искренности. Но когда я описала борьбу его жены с болезнью во всех деталях, памятных мне по тому, что перенес отец, отрицать очевидное стало невозможно. Мне было известно слишком многое из того, что, как считал Джо, он никому не рассказывал. В конце концов путем мучительных размышлений ему даже удалось найти решение, которое позволило бы потом спокойно спать по ночам.

– Наверное, все из-за стресса, – проговорил он после долгого напряженного молчания.

– Что именно? – поинтересовался Джимми.

– То, что я не помню, как рассказывал о таком. Да, наверняка. Я так перенервничал, что у меня случилось… ну, что-то вроде амнезии.

Повисла долгая пауза. Бросив быстрый многозначительный взгляд на Джимми, я серьезно кивнула:

– Да, такое бывает сплошь и рядом.

* * *

После того как принесли наш заказ, долго мы в пабе не задержались. Кажется, только у Джимми был хоть какой-то аппетит. Ну, может, Джо еще поест, когда мы уйдем.

В туалете паба у меня произошла еще одна безумная встреча. Выходя из кабинки, я наткнулась на Эмили Фрост, стоявшую у зеркала над раковиной.

– Привет, – тепло улыбнулась я, в очередной раз забыв, что та не знает ни о якобы назначенной тут у нас встрече, ни кто я вообще такая.

В ответ она настороженно посмотрела на мое отражение в зеркале, и я вдруг почувствовала, что ужасно устала быть чужой среди людей, которых так долго знала. Хватит, пора уходить отсюда.

* * *

Джимми протянул руку Джо:

– Рад был познакомиться.

Тот не ответил, хотя со мной попрощался чуть теплее, после того как я сказала:

– Простите, что заставили вас понервничать. Искренне надеюсь, что у Мюриэл все сложится хорошо.

Мы повернулись, чтобы уходить, и Джимми крепко взял меня под руку.

– Э-э… Рейчел? – неожиданно окликнул Джо.

Мы разом обернулись к человеку, который так натерпелся из-за нас сегодня.

– Ваш отец… Как он? Как у него сейчас дела?

Я улыбнулась, тронутая заботой старого друга.

– Ему лучше, Джо.

 

Глава 12

– Кажется, этот Джо хороший человек.

Я промолчала, не отрываясь от пролетающих за окном видов лондонских предместий.

– Похоже, нам все-таки удалось его убедить, что мы не чокнутые.

Я снова не ответила.

– С тобой все в порядке? – заботливо спросил Джимми, на секунду оторвав руку от руля и ободряюще сжав мою ладонь.

– Он меня не узнал, – без выражения проговорила я.

Джимми различил боль в моем голосе.

– Да, я понимаю.

– Ничего удивительного, конечно, этого следовало ожидать. Просто из всех встреченных сегодня Джо – первый, кого я знала действительно близко, кто мне по-настоящему небезразличен. Господи, мы ведь были друзьями, а теперь он понятия не имеет, кто я такая! – Я вспомнила наполнявших паб знакомых, никто из которых не обратил на меня ни малейшего внимания.

Джимми не нашелся как меня успокоить, но его сложно было упрекнуть – что вообще можно сказать в такой ситуации?

– Как будто не у меня амнезия, а у всех остальных! Меня словно стерли у них из памяти!

– Ты же не собираешься опять разводить тут научную фантастику, а? – спросил Джимми, вспомнив, очевидно, мои слова в прошлый наш приезд в Лондон – о параллельном мире, слегка отличающемся от того, в котором мы находимся сейчас.

– Это ведь только теория… – нерешительно проговорила я.

– Безумная теория.

– Но вдруг все так и есть на самом деле? Вдруг что-то произошло, когда я ударилась головой, и я поменялась местами с другой своей версией?

Джимми коротко рассмеялся.

– Рейчел, ты же не можешь всерьез так думать, – проговорил он мягко. – Я знаю, у нас куча вопросов без ответов, но я не верю, что люди способны вот так запросто перемещаться во времени и скакать из одной своей жизни в другую.

– Я и не говорю о путешествиях во времени. Может быть, просто случившееся той ночью создало… ну, какую-нибудь аномалию в пространственно-временном континууме.

– Ты вообще знаешь, что это такое?

– Нет, но можно попытаться найти кого-нибудь, кто понимает, какого-нибудь ученого… который сумеет объяснить происходящее.

И не сочтет меня сумасшедшей, мысленно добавила я.

– Рейчел, милая, такое бывает только в кино и книгах. В реальной жизни безумного ученого в «желтых страницах» не отыщешь. Где мы его возьмем?

– Не знаю, – упрямо ответила я. Я понимала, что он прав, но все равно не желала слушать.

– Хочешь, скажу, что я считаю по этому поводу?

– Давай.

– Я думаю, от удара головой с тобой действительно что-то произошло. Очень странное и необычное. Что позволяет тебе… читать мысли, воспринимать какую-нибудь там психическую энергию и преобразовывать ее в воспоминания…

– Почему же тогда тесты не показали никаких нарушений в мозгу?

Он покачал головой:

– Не знаю. Но я же говорю, это что-то уникальное. Даже если оно и отражается в результатах тестов, врачи не в состоянии его распознать, потому что никто никогда не сталкивался ни с чем подобным.

Надо отдать ему должное, предположение было не лишено смысла. Но в эту схему в отличие от моей укладывалось далеко не все. Передо мной лежало два пути – либо продолжать отстаивать свою, фантастическую, версию с риском полностью утратить его поддержку, либо повести себя умнее и оставить этот разговор. Я выбрала второе.

– Значит, я такая одна на свете, да? – слегка улыбнулась я. – Единственная и неповторимая?

– Я не сомневался в этом ни минуты с тех пор, как узнал тебя.

Уголки моих губ невольно приподнялись, еще немного, и я стала бы походить на какую-то безумную версию Чеширского Кота. Джимми – я не могла не заметить – такой реакции был только рад.

Позади остались еще несколько миль серой ленты дороги, когда я все-таки вернулась к прежней теме.

– Но что, если мы так никогда и не докопаемся до истины? Не найдем ответов? Что тогда?

Несколько томительных секунд Джимми молчал.

– Ну, – проговорил он наконец, – первые восемнадцать лет своей жизни ты ведь помнишь?

– Да. Вплоть до вечера аварии.

– Тогда получается, что речь идет только о небольшом отрезке твоего прошлого, который ни с того ни с сего… ну, в общем, взял и потерялся. Тебе просто нужно решить, сколько времени и сил ты готова потратить, пытаясь его вернуть. – Голос Джимми стал ниже и проникновеннее. – Лично меня куда больше волнует будущее.

* * *

Папа буквально просиял от удовольствия, когда я появилась в дверях с коробками и чемоданом, полными моих вещей.

– Ты не против, если я у тебя задержусь? – спросила я, переступая порог.

Вопрос был, конечно, излишним, но я никак не ожидала, что в ответ на глазах отца заблестят слезы.

– Папа, что с тобой?

Он поспешно вытер глаза рукой.

– Простудился немного, – отрывисто пробормотал он, склоняясь над коробками. – Отнесу наверх. И конечно, я не против. Оставайся сколько захочешь.

Я смотрела, как он поднимается по лестнице, и волна любви к единственному родному мне человеку захлестнула меня с головой. Какое счастье, что здесь и сейчас, в этой реальности, он бодр и здоров. Наверное, разговор с Джо о болезни его жены заставил меня наконец оценить то, насколько многим моя нынешняя жизнь лучше той, другой. Ну разве что за исключением злосчастного эпизода с Мэттом. Хотя, может, и тут есть что-то хорошее. Лучше узнать заранее, что верность не его сильная сторона, и разорвать отношения, чем совершить ошибку, выйдя за него замуж.

* * *

На следующий день я собралась с духом и ответила на один из бесчисленных звонков Мэтта. По сути, выбора он мне не оставил: оба телефона – и мобильный, и домашний – не умолкали буквально ни на минуту. Наш разговор сложно было назвать приятным, и кое-какими сказанными мной словами я не особенно горжусь. Возможно, мой бывший жених ничего лучшего и не заслуживал, но я надеялась по крайней мере, что все будет цивилизованно. Увы, когда один из собеседников на прощание орет другому: «Желаю всего наилучшего!» – и бросает трубку, цивилизованным это никак не назовешь.

Несколько дней, остававшихся до Рождества, казалось бы, сулили только хорошее. Праздник приближался, и я, хоть и не испытывала обычного энтузиазма, старалась изображать приподнятое настроение – ради отца. Однако вряд ли мне удалось его одурачить – обычным моим вопросом прямо от дверей, когда я возвращалась с прогулки или похода по магазинам, было: «Никто не заходил, не звонил?» Возможно, папа думал, что я жду новой весточки от Мэтта, и я не торопилась разрушать это предположение. На самом деле меня беспокоил не мой бывший жених, а Джимми. Я думала – а точнее, надеялась, – что он будет у нас более частым гостем. В реальности же я не видела и не слышала его с самого возвращения из Лондона.

Конечно, могли навалиться дела на работе, но серьезно – неужели так трудно взять трубку и позвонить? Или он жалеет, что и так потратил на меня слишком много времени? А может, я опять все неправильно истолковала, приняв дружеское участие за нечто совершенно иное?

Чтобы чем-то заполнить время, я каждый день старалась придумать себе занятие – когда устаешь физически, то времени задумываться просто не остается. Сделала перестановку в спальне. Дважды. Отдраила весь дом до невиданного блеска. Попробовала даже печь – сомнительная задача, если учесть, что до этого я почти не заглядывала в духовку. Вытаскивая противень за противнем с выпечкой разной степени съедобности, я видела немой, но вполне закономерный вопрос в глазах отца. Действительно, чего ради готовить как на полк, когда в рождественский вечер мы останемся вдвоем?

В кровать я падала совершенно измотанная, надеясь избавиться и от мыслей о Джимми, и от вновь вернувшихся странных снов и ночных галлюцинаций. Тщетно.

* * *

В один из предрождественских вечеров папа, появившись на пороге, втащил в гостиную невероятных размеров елку. Я, сидя у камина, подняла взгляд от кошки, с которой у нас дела потихоньку шли на лад. По крайней мере теперь она секунд пять сносила мои поглаживания.

– Мы ведь вроде не хотели наряжать в этом году?

– Знаю, – пропыхтел папа, волоча по ковру гигантское дерево, больше похожее на секвойю-недоростка. – И все же дом украсить не мешает. Устроить праздник, так сказать.

Я поспешно бросилась освобождать место в углу. Дерево оказалось таким высоким, что верхние ветки нависали под самым потолком.

– Побольше не мог найти? – съязвила я.

– В торговом центре она выглядела куда ниже.

– Оставь своего бедного отца в покое. Видела бы ты, как он тащил ее в гору.

Я обернулась так быстро, что хрустнуло в шее. Занятая елкой, я не заметила, что следом за отцом в комнату вошел Джимми.

– Спасибо, что подбросил, сынок, – откликнулся папа. – Я как чувствовал, что надо было ехать на машине.

– Не за что, – отмахнулся Джимми, но смотрел он при этом только на меня. Повисла долгая, почти граничащая с неловкостью пауза.

– Может быть, чаю? – предложил папа, уже на полпути к кухне.

Дождавшись, пока он уйдет, я проговорила:

– Смотри-ка, кто пришел. Я уж думала, мы тебя больше не увидим.

У него по крайней мере хватило совести смутиться.

– Прости, что не отзывался. Я получал твои эсэмэски, хотел перезвонить, но… – Он замолчал.

– Понимаю, на работе был занят.

– Нет, не в том дело. Я просто…

Это начинало мне надоедать. Он вообще собирается закончить хоть одну фразу?

– Отличная елка, – сказал Джимми, с преувеличенным вниманием рассматривая дерево.

Не знай я его хорошо, решила бы, что он нервничает. Но из-за чего – я не могла понять. Пока папа передавал чай, у меня была возможность как следует незаметно разглядеть Джимми. Похоже, не я одна плохо спала в последнее время, если судить по темным кругам у него под глазами.

– Так что, у вас есть, чем украшать? – кивнув на елку, спросил Джимми, когда его чашка опустела.

– Хочешь нам помочь?

– Нам? – переспросил папа. – Ну нет. Я свое дело сделал, остальное на вашей совести.

– Тогда я принесу коробку. Она на чердаке?

Я думала, что кто-нибудь из двоих или оба сразу вскочат с места и предложат свою помощь. Однако когда папа действительно начал подниматься, Джимми метнул на него предупреждающий взгляд.

– Ты же сама справишься? – утвердительно спросил он.

– Конечно, – ответила я, поняв неприкрытый намек, и вышла из комнаты.

Опуская чердачную лестницу и устанавливая распорку, я даже не заметила, что недовольно бормочу себе под нос, и опомнилась, лишь увидев горящие зеленые глаза Кицци, с любопытством наблюдавшей за мной с перил.

– Ты такая же, как они, – сказала я.

Кошка с высокомерным негодованием спрыгнула со своей обзорной точки и метнулась прочь.

Ясно, Джимми хотел избавиться от меня, чтобы поговорить с папой тет-а-тет. Наверняка сейчас пересказывает ему мою – возможно, немного сумасбродную – теорию, убеждая, что со мной далеко не все в порядке. Просто класс. Только отец перестал опекать меня как больную, поверив, что «амнезия» скоро пройдет, – на тебе, теперь опять начнет надо мной трястись! Такое предательство со стороны Джимми здорово меня разозлило. Конечно, я не просила его хранить молчание, но, казалось бы, после стольких лет дружбы мог бы и сам догадаться.

Треклятую коробку с елочными игрушками, как обычно, пришлось искать куда дольше, чем я думала. Пока я наконец обнаружила ее, убрала лестницу на место и спустилась, разговор между двумя мужчинами, о чем бы они там ни секретничали, был уже закончен. При моем появлении они уже делали вид, что обсуждают футбол, которым оба никогда не интересовались.

Когда я принялась открывать коробку, папа встал, преувеличенно зевая и потягиваясь.

– Пойду-ка я, пожалуй, спать.

Я в изумлении взглянула на висевшие над камином часы.

– Еще ведь даже девяти нет!

Он действительно покраснел, или в комнате просто было жарко натоплено?

– Правда? Ну да все равно. Иногда не мешает лечь пораньше. Доброй ночи, Рейчел. Пока, Джимми.

Дождавшись для верности скрипа лестничных ступеней под его ногами, я сердито набросилась на друга:

– Я знаю, что вы тут обсуждали у меня за спиной!

Джимми повел себя как-то странно – вместо ответа он замялся и… да, определенно щеки у него зарделись. Я даже вновь оглянулась на весело игравшее в камине пламя. Или у нас и впрямь слишком жарко, или происходит что-то в высшей степени подозрительное.

– Ты рассказал ему, так ведь? – добавила я, когда стало понятно, что Джимми ничего не хочет сказать в свою защиту. – Передал мою версию того, что случилось.

Смущенный румянец мгновенно сменился облегчением.

– А, вот ты о чем… Нет, конечно, нет! Я ни за что не стал бы!

Его голос звучал так искренно, что я тут же поверила.

– Тогда зачем ты отослал меня из комнаты?

Джимми смущенно моргнул, но ответил совершенно спокойно:

– Никто тебя не отсылал. Ты пошла за елочными игрушками.

Я сузила глаза и посмотрела на него долгим взглядом, наверняка памятным Джимми – я всегда так делала, когда мне что-то не нравилось в его словах. Однако на сей раз это не подействовало, рассказывать мне все он не собирался.

– Давай-ка начинать. Елка большая, не до утра же возиться.

Когда наряжаешь рождественскую елку, невозможно оставаться в плохом настроении. Есть что-то такое в мерцании огоньков гирлянд и блеске хрупких стеклянных фигурок, отражающих пламя камина, что буквально вытягивает из души все негативные эмоции, как бы сильно ты за них ни цеплялся. По просьбе Джимми я отыскала у папы диск с рождественскими песнями и организовала негромкий фон. Под музыку, работая в четыре руки в приятном необременительном молчании, мы иногда соприкасались пальцами, когда оба тянулись за одной и той же игрушкой. То ли нам обоим нравились яркие и цветастые, то ли это было лишним подтверждением того, как сходно мы мыслили.

Елка между тем становилась все краше. Никакой утонченной скромности – вся она светилась и переливалась, как Лас-Вегас ночью! Для полного эффекта предстояло только развесить мишуру. Уворачиваясь от колких иголок, я осторожно протиснулась за ствол и попросила Джимми передать блестящую длинную гирлянду. Моя рука просунулась сквозь ветки за украшением, но ощутила лишь легкое касание пальцев Джимми.

– Я так больше не могу.

Слова будто вырвались у него помимо воли, в них звучало что-то близкое к отчаянию. Ничего не видя за ветками, я проговорила:

– Ну ладно. Мы ведь уже почти закончили. Я и одна справлюсь.

– Да я не об этой чертовой елке! – теперь уже с подлинной мýкой в голосе воскликнул Джимми.

Я попыталась выбраться из плена колючих веток, чтобы понять, что стряслось, но застыла, когда он добавил:

– Я говорю о нас. О тебе и обо мне. О нашей дружбе.

Сердце екнуло. Худшие страхи выплыли наружу. «Джимми больше не хочет со мной дружить», – подумала я горько, словно мне вновь было пять. Чувствуя странную пустоту в душе, я не спешила выходить из-за елки, а то увидит, что со мной сделали его слова. Сама виновата. Сперва слишком долго пренебрегала неоценимым даром судьбы, а потом чересчур много на него возложила. Поделом мне.

– Понимаю, – проговорила я, чувствуя, как начинает дрожать мой голос. – Ты больше не хочешь быть мне другом. Понимаю.

Он чуть ли не застонал.

– Да нет же! Вернее, да – отчасти. Я действительно не хочу больше быть тебе другом… – Ничего хуже я и представить не могла, пока он не добавил: – Но только потому, что хочу стать кем-то большим.

Теплая ладонь Джимми крепко сжала мою руку.

– И сказать это ты мог, только дождавшись, пока я застряну в елке? – проговорила я, слишком потрясенная, чтобы до конца осознать смысл его слов.

Ветки разошлись, и перед моими изумленными глазами встал мужчина, только что изменивший все в моей жизни.

– Вдруг бы сбежала, – ответил он, мягко потянув меня к себе.

– Я и не думала об этом, – выпалила я. – Как раз наоборот…

Фраза осталась незаконченной – Джимми наклонился ко мне и прижал к своей груди. Мягкое и округлое, мое тело соприкоснулось с его, сильным и твердым. Совершенное сочетание двух дополняющих друг друга половинок восстановило нарушенную гармонию, и мир вокруг заиграл новыми красками. Я слышала, как сердце Джимми бьется рядом с моим. Любовь в его глазах светилась так открыто и откровенно, что у меня окончательно перехватило дыхание. Чувство, которое я испытывала к человеку, предназначенному мне судьбой, вспыхнуло с новой, невиданной доселе силой.

* * *

Огонь в камине потерял свой пыл куда раньше, чем наша страсть. Мы лежали на старом, потертом диване. Пальцы Джимми, двигаясь кругами, нежно ласкали мне шею. Никогда в жизни я не чувствовала такого умиротворения. Когда я попыталась подняться и сесть, руки любимого остановили меня.

– Не шевелись, – повелительно сказал он, прикасаясь к моим губам и еще на несколько минут лишив меня возможности двинуться с места.

– Джимми, можем мы кое о чем поговорить? – слегка задыхаясь, спросила я, когда мы наконец оторвались друг от друга.

Его голубые глаза на секунду потемнели от желания.

– Есть другое предложение, – произнес он, перетягивая меня, лежавшую сбоку, прямо на себя. Происходящее не способствовало концентрации внимания, и на время я растворилась в пульсировавшей в венах страсти.

– Ну хватит! – воскликнула я наконец, так резко выпрямляясь и садясь, что свалилась бы с дивана, если бы Джимми меня не подхватил.

Поняв, что на сей раз я настроена решительно, он нехотя приподнялся и спустил ноги на пол. Видно было, каких усилий – и физических, и эмоциональных – ему стоило разорвать контакт между нами. Внутри у меня все затрепетало от подтверждения того, что он желал меня с такой же неодолимой силой, как и я его.

– У тебя пять минут, – предупредил он, – так что говори быстро.

От этих слов, от близости его тела пульс у меня зашкаливал, и я боялась, что отпущенного мне времени не хватит. Но мне необходимо было кое-что выяснить.

– Все это… ты и я… я совсем запуталась… я думала, ты не… – О Господи, его присутствие буквально лишало меня способности выражаться связно!

– Что «ты не»? – мягко спросил он, беря мою ладонь в свою.

– Что ты не хочешь меня. Что я не нужна тебе.

Мои слова прозвучали для него так неожиданно, что полная любви улыбка на миг сошла с лица Джимми, сменившись выражением недоверия.

– С чего ты могла подумать такое?

– Ну, после того, что произошло в гостинице… – Мой голос оборвался.

В его глазах начало проявляться понимание.

– Ты ясно дал мне тогда понять, что не хочешь меня, – прошептала я, заново переживая унижение.

– Ты так это восприняла? – Он смущенно провел ладонью по волосам. – Я хотел тебя до такой степени, что у меня дыхание перехватывало. Ты не представляешь, как тяжело мне было уйти от тебя той ночью.

– Тогда почему же ты ушел?

Джимми притянул меня к груди, моя склоненная голова легла ему на плечо, и я почувствовала на макушке его дыхание.

– Ты была совершенно растеряна, я не мог воспользоваться твоим состоянием. Я и сейчас не уверен, что поступаю правильно.

Я хотела возразить, но он прижал палец к моим губам.

– Ты находилась в полном смятении, все происходящее казалось тебе абсурдом. Ты больше нуждалась в друге, чем в любовнике. И кроме того, ты еще была помолвлена с Мэттом.

Последние сомнения отпали сами собой. То, что он ушел тогда, доказывало силу его чувств ко мне. Сара оказалась права – Джимми никогда не отверг бы меня, если бы не был полностью уверен, что должен поступить именно так.

– Кстати, о Мэтте… – начала я.

Он негромко застонал.

– Нам правда нужно о нем говорить?

Я подняла на него взгляд, стараясь вложить в него всю свою любовь.

– Я просто хочу сказать, что теперь понимаю твое решение. И еще, ты наверняка считаешь, что мне понадобится время, чтобы пережить разрыв с Мэттом. Так вот – ничего подобного.

В глазах Джимми отразилось сомнение.

– В моем представлении мы с Мэттом расстались пять лет назад. Для меня как раз сложно было принять то, что мы обручены.

Я бросила взгляд на часы над камином.

– Ну, мои пять минут истекли.

Но теперь он слегка отстранился, когда я потянулась поцеловать его.

– Рейчел, прежде чем я опять перестану соображать, можно, я скажу кое-что?

Его голос прозвучал так серьезно, что мне вдруг стало не по себе.

– Я и ты… То, что произошло сегодня, сейчас… Я хочу, чтобы ты знала – это не просто минутный порыв. Мои чувства к тебе… мне следовало рассказать о них давным-давно. Я в общем-то почти сделал это однажды.

Кусочки мозаики вдруг сложились вместе.

– Я понимал, что ты с Мэттом, но дал себе слово: до того как мы разъедемся по университетам, ты должна узнать, что я испытываю – и всегда испытывал – к тебе. Я даже назначил тебе встречу, но это было как раз в вечер…

– …аварии, – закончила я за него.

– Да, а потом подходящего случая так и не выдалось. И после университета вы все еще оставались вместе; я решил, что упустил свой шанс.

У меня сердце разрывалось от мысли, какую боль он испытывал, столько лет видя меня с другим.

– Спасибо, что ждал, – прошептала я чуть слышно.

Его ответная улыбка была для меня бальзамом.

– Всегда пожалуйста.

Язычки пламени тихонько потрескивали в камине, мерцали огоньки елочной гирлянды, но мы не видели и не слышали ничего вокруг, кроме друг друга.

* * *

Кажется, папа догадался о том, что произошло. Это чувствовалось по глупой улыбке, с которой он поздоровался со мной утром на кухне.

– У тебя счастливый вид.

Похоже, не у него одного рот расплывался до ушей.

– Джимми вчера надолго задержался?

О Господи, ну разве можно вот так напрямую?!

– Да, – ответила я коротко, беря у него из рук чашку кофе. – Ты ведь и сам знаешь.

Папа кивнул.

– Он поставил меня в известность, что намерен рассказать тебе о своих чувствах.

Так вот о чем они говорили, пока меня не было!

– Он в самом деле спрашивал твоего разрешения?! – изумилась я. От этого веяло чем-то старомодным, викторианским.

– Ну, не то чтобы разрешения. Просто спрашивал, как я считаю – готова ли ты услышать такое, достаточно ли оправилась или стоит еще подождать.

– И что же ты сказал?

– Сказал, что он и так прождал лишних двадцать лет – пора действовать.

– Вряд ли я была готова к такому признанию в три года.

– А сейчас?

Зачем спрашивать? Разве по моему лицу не видно?

– Сейчас счастливее меня нет на свете.

* * *

Я много лет не чувствовала себя благодарной Богу в рождественский вечер, но теперь все вдруг изменилось. Мы собирались на службу в церковь; Джимми, хоть и работал допоздна, успевал за нами заехать. Я дожидалась его, сидя у окна гостиной и глядя, как пушистые снежные хлопья понемногу укутывают дорогу и тротуары. Знакомый пейзаж на глазах превращался в идиллическую картинку с открытки. Я улыбнулась, любуясь тем, как привычные и даже скучные детали преображаются, укрытые белым искрящимся пологом. Я вообще последнее время постоянно улыбалась. Каждая минута с Джимми наполняла меня радостью и счастьем. Каждую минуту вдали от Джимми я либо думала о нем, либо с нетерпением ждала, когда наконец раздастся знакомый стук в дверь. Не знаю, как бы отец терпел мои вечные улыбки и задумчивые взгляды, если бы сам не радовался такому повороту событий. Он по-прежнему давал нам возможность подольше побыть вдвоем; по-моему, шестилетки и то ложились позже.

Папа вошел в гостиную, одетый по погоде в длинное пальто и шляпу.

– Еще не подъехал?

– Скоро будет, – ответила я. Неосознанная безмятежная уверенность моего тона заставила папу понимающе улыбнуться.

Падающий за окном снег прорезали яркие лучи фар, у дома остановилась машина Джимми. Подхватив пальто со стула, я, словно школьница, бросилась к двери.

Пока Джимми выходил из машины, я стояла на пороге, не замечая сыплющего в лицо снега, пораженная силой собственных чувств. Мы знали друг друга всю жизнь, и, казалось бы, они должны были разгореться ровно и постепенно, а не охватить нас вдруг ураганом пламени, которому мы отдались с беззаветной готовностью.

– Ты похожа на Снежную королеву, – шепнул Джимми, целуя снежинки на моем лице. – А почему не оделась? – пожурил он, беря у меня пальто, про которое я совсем забыла, и расправляя его передо мной. – Замерзнешь!

– Когда ты рядом, мне тепло, – с мечтательной улыбкой произнесла я, но все же просунула руки в рукава.

Джимми притянул меня к себе и поцеловал. Мы нехотя оторвались друг от друга, лишь когда сзади послышалось громкое «кхм» отца.

– Надеюсь, хотя бы в церкви вы сможете какой-то час сдерживаться, – укоризненно проговорил он.

– Будем стараться, Тони, – пообещал Джимми.

– Не переживай, пап, – добавила я, беря отца под руку и направляясь к машине, – я не опозорю тебя перед священником.

Вдоль дорожки, ведущей к церкви, были расставлены горящие свечи под стеклянными колпаками. Через открытые двери доносилось пение хора, приветствовавшего собиравшихся прихожан рождественским гимном. На мгновение я застыла, вбирая в себя эту минуту: заснеженный шпиль церкви, колеблющиеся огоньки, музыку и, конечно, близость любимого.

– Ничего прекраснее в жизни не видела, – выдохнула я.

Взгляд Джимми был направлен только на меня.

– Я тоже, – эхом откликнулся он.

Служба была невероятно трогательной; когда дети из местной школы зачитывали чистыми голосками отрывки из Библии, я прослезилась и украдкой полезла за платком, но Джимми уже подавал мне свой. Я промокнула глаза, не стыдясь переполнявших меня чувств. Нет ничего предосудительного в том, чтобы плакать от счастья.

На выходе из церкви отца остановил какой-то старинный друг, и мы остались одни. Джимми отвел меня чуть в сторону, пропуская остальных прихожан, торопившихся к машинам. Во время службы снегопад усилился, и ощутимо похолодало; даже в теплом пальто и шарфе я начала дрожать. Джимми, прижав меня к себе, озорно шепнул на ухо:

– Это же только, чтобы согреться, – значит, можно.

Церковь осталась за спиной, впереди возникло кладбище, и меня охватили непрошеные жуткие воспоминания. Я до того остро вновь ощутила страшный момент, когда стояла у могилы Джимми, что на мгновение забыла: он – живой и невредимый – здесь, рядом. Осторожно отстранившись и заметив боль в моих глазах, Джимми непонимающе повернулся в ту же сторону. Вид кладбища мгновенно подсказал ему, чем вызваны мои страдания.

– Так это там?…

Я молча кивнула. Джимми, посмотрев на двери церкви и увидев, что отец по-прежнему не появляется, взял меня за руку и мягко потянул за собой.

– Идем.

Я застыла как вкопанная.

– Ты серьезно?

– Посмотришь своими глазами. – Его взгляд светился любовью и пониманием.

Я содрогнулась.

– Нет уж. Однажды я уже была на твоей могиле, повторять не хочу.

Но, как и раньше, терпеливая настойчивость Джимми возобладала.

– Ее там нет, Рейчел. Ты убедишься.

Хотя идти было недалеко, я успела навоображать себе несколько жутких исходов нашей прогулки. К примеру, я все же нахожу могилу Джимми, поворачиваюсь к нему – а он пропал…

Я невольно задрожала. Сюжет с призраком – как раз к Рождеству. Чувство, что каждый шаг по хрусткой от мороза кладбищенской земле приближает к чему-то страшному, не отпускало.

– Где она была? – спросил Джимми негромко. Кто еще из живущих на земле когда-нибудь спрашивал о местонахождении собственной могилы?

– Вон там, – показала я. – За теми надгробиями.

Мягко, но решительно ведя меня за собой, Джимми зашагал к указанному месту. Я примечала на камнях знакомые надписи, и каждая живо вставала в моей памяти: эпитафии любимым супругам, бабушкам, отцам… На налитых свинцом ногах я подходила к месту, где покоился тот, кого я любила и кто отдал за меня свою жизнь.

Замерев на месте, я подняла взгляд. На секунду почудилось, что я вижу то же, что и тогда: искрящийся белый мрамор могильной плиты, почти осязаемый. Однако стоило мне моргнуть, как передо мной возникло пустое место с непотревоженной травой.

– Значит, здесь, – произнес Джимми со странной смиренностью в голосе.

Я кивнула. В горле вдруг встал ком.

– От эпитафии просто слезы наворачивались, – прошептала я. – «Безвременно ушел из жизни в восемнадцать лет. Нежно любимый сын и преданный друг. Наша память о тебе не умрет никогда».

Оказывается, эти слова врезались мне в душу так же отчетливо, как в мрамор надгробного камня.

– У меня сердце разрывалось – от тоски, от любви к тебе… Я как стояла, так и упала на колени рядом с тобой.

Джимми сделал вдруг быстрое движение – на секунду у меня мелькнула нелепая мысль, что он зачем-то буквально изображает сказанное мной. И только потом я поняла, что он опустился не на оба колена, а на одно. И его рука по-прежнему сжимает мою. Снежинки вихрились вокруг нас, словно в волшебном сне. Лицо Джимми, его глаза… До конца дней мне не забыть этой секунды.

– Рейчел… – нетвердо проговорил он.

– О Боже! – выдохнула я.

– Ты выйдешь за меня?

Ужасные воспоминания развеялись как туман. Джимми вновь спас меня силой своей любви, вытащив из цепких лап кошмара.

– Поверить не могу, – произнесла я, полуплача-полусмеясь. – Когда-нибудь я буду рассказывать внукам, как их дедушка делал мне предложение на кладбище!

Если в его глазах и была малейшая неуверенность, мои слова окончательно погасили ее.

– Так ты согласна?

Я опустилась на мерзлую землю рядом с ним и прошептала, почти касаясь его губ своими:

– О да.

 

Глава 13

Шесть недель спустя

Я спускалась по ступенькам медленно и осторожно, придерживая краешек длинного платья цвета слоновой кости. Папа ждал меня у нижней ступеньки, изо всех сил сдерживая расплывающуюся на губах улыбку. Однако когда он протянул ладонь и взял меня за руку, по его щеке крохотным бриллиантиком скользнула слезинка.

– Жаль, что твоей мамы нет с нами. Она бы так гордилась тобой.

Я нежно поцеловала его, вдохнув знакомый аромат лосьона после бритья, запах чистоты и свежести.

– Перестань, пап, а то я тоже расплачусь, и все труды Сары пойдут насмарку.

Окинув взглядом гостиную и холл, где только что, судя по долетавшему наверх шуму, толпилась куча людей, я спросила:

– Все уже уехали?

Папа тоже обвел взглядом опустевший дом.

– Да, милая. Здесь только ты и я. Машина ждет.

Я сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться. Пора.

– Волнуешься? – спросил папа, протягивая мне букет темно-красных роз, доставленный из цветочного магазина.

Я с улыбкой покачала головой.

– Просто нервы.

Снова беря меня за руку, папа шагнул к двери.

* * *

Все шесть недель, что мы были помолвлены, ушли на приготовления к свадьбе. Из-за такой неподобающей спешки наверняка сегодня не один любопытный взгляд скользнет по моей талии. Дело было, конечно, не в этом, но пусть лучше думают так, чем объяснять каждому всю подноготную. Да и как передать разговор, который состоялся у нас с Джимми?

– Я не хочу ждать, – сказал он всего через несколько дней после Рождества. – Я и так ждал тебя слишком долго.

Его слова наполнили меня невыразимой теплотой, но одно все-таки до сих пор тревожило меня.

– Знаю, ты считаешь, что все это чушь, – начала я, – однако позволь мне сказать один раз, и больше я обещаю ни к чему такому не возвращаться.

Джимми едва заметно кивнул. Думаю, он понимал, о чем пойдет речь.

– То, что случилось со мной… что бы это ни было… наверное, все началось еще тогда, когда во время аварии я ударилась головой. А после нападения и новой травмы проявилось окончательно…

– Продолжай, – подбодрил он, когда я нахмурилась, пытаясь найти слова.

– А если со мной опять что-нибудь случится, и я вернусь обратно, назад? Если все возьмет и снова изменится?

Притянув меня к себе, Джимми поцеловал меня медленным, убедительным поцелуем, словно старался изгнать из меня вздорные и нелепые мысли.

– Ничего подобного не произойдет, – пообещал он. – Ты никуда от меня не денешься. Я просто не отпущу тебя. – Звучало чудесно, но тревога не отпускала. Видя это, Джимми добавил: – Рейчел, жизнь такова, что никто ни от чего не застрахован. Болезни, несчастные случаи – бывает всякое, ничего не поделаешь. Для того чтобы попасть в переделку, иногда достаточно просто выбраться из постели. Но это же не причина так и оставаться под одеялом!

Он был прав. Разве последние два месяца не научили меня, как важно хвататься за любой шанс, чтобы не упустить своего счастья?

– Если ты хочешь уверенности и защищенности, могу подарить тебе на свадьбу каску.

– С вуалью будет просто блеск!

– Меня самого куда больше волнует другое, – уже серьезным тоном сказал Джимми. – Что, если память, наоборот, вдруг вернется к тебе, и ты окажешься замужем не за тем, за кем хотела? Что, если ты поймешь, что должна быть с Мэттом, а не со мной?

В его взгляде промелькнули тревога и уязвимость, которых я прежде никогда не замечала.

– То есть амнезия у меня пройдет, но я внезапно катастрофически отупею?

Хотя Джимми попытался улыбнуться, в его глазах по-прежнему читалось беспокойство.

– По-моему, мы оба боимся чего-то одинаково нелепого и невозможного.

* * *

Длинный серебристый автомобиль, украшенный белыми лентами, стоял у тротуара. От дверей и из-за заборов нас с отцом, вышедших из дома, провожали взглядами соседи. Какой-то карапуз в восторге выкрикнул что-то звонким голоском, кто-то зааплодировал, все подхватили, и звук хлопков пролетел по улице.

Усевшись на заднем сиденье, папа любовно убрал с моего лица выбившуюся прядку волос.

– Доченька моя, красавица, – с улыбкой проговорил он.

Машина тронулась, отправляясь в недолгий путь до церкви.

* * *

Стараясь не шуметь, в небольшую палату вошла медсестра. Старик, сидевший у кровати, вздрогнул и настороженно поднял голову. Только увидев, что женщина одна, он немного успокоился.

– Может, принести вам что-нибудь? – заботливо спросила она, суетливо поправляя и без того гладкие простыни.

– Нет, спасибо, – вежливо отказался он.

Медсестра взглянула на него с жалостью. Такой хрупкий и слабый, что ему самому впору здесь лежать, старик дежурил у кровати, не оставляя своего поста ни днем, ни ночью. Говорят, совсем забросил собственное лечение. Сердце разрывалось смотреть и знать, что ничем помочь не в силах. Рука медсестры потянулась к одной из ручек аппаратуры рядом с кроватью.

– Я немного убавлю, хорошо? Вам, наверное, мешает звук.

– Нет-нет, не нужно, – поспешно ответил старик. – Наоборот, с ним мне спокойнее. Чем громче, тем лучше. Так я знаю, что она еще здесь, со мной.

Проглотив комок в горле, медсестра послушно подвернула ручку. Громкое, настойчивое пикание системы жизнеобеспечения наполнило палату.

* * *

Машина остановилась у ворот церковной ограды, где уже стояла Сара в великолепном темно-красном платье подружки невесты. Когда отец помог мне выйти, она тут же оказалась рядом и присела, разглаживая несуществующие складки на моем наряде. Я с немым вопросом взглянула на нее, хлопотавшую у моих ног, и она ободряюще сжала мне ладонь.

– Ну разумеется, он здесь.

Я слегка улыбнулась и облегченно перевела дух.

– Рейчел, он ждал этого момента всю жизнь. Где же еще ему быть?

* * *

Сестра оставила отца наедине с дочерью, понимая, как дорога каждая секунда оставшегося у них времени. Мужчина не отрывал полного любви взгляда от неподвижно лежащей девушки. Он не видел ни трубок, ни проводов, поддерживающих в ней жизнь, – только свое единственное дитя, заснувшее невзначай так глубоко, что очнуться ей уже не суждено.

– Папочка здесь, с тобой, – прошептал он чуть слышно. Слезы текли по его лицу.

Дрожащей рукой он коснулся лица девушки, почти не замечая старого белого шрама, который змеился от лба до скулы, и убрал прядь волос, упавшую на лицо.

– Доченька моя, красавица…

На сей раз медсестра тактично постучалась, прежде чем войти.

– Я хотела предупредить, что только что прибыл доктор Уиттекер. Будет здесь минут через десять.

– Уже? Так рано? – в волнении воскликнул старик.

Времени почти не оставалось. Вновь оказавшись один, он потянулся за лежавшим в ящике тумбочки небольшим флаконом, трясущимися пальцами не без труда открыл, пролив несколько капель на подушку, и втер лосьон во впалые щеки. Как сказали врачи, девушка, даже находясь в коме, может что-то слышать или обонять, и отец натирался им каждый раз, когда был рядом. Вдруг с детства знакомый запах проникнет сквозь сонный туман и даст ей понять, что она не одна, что папа рядом.

– Ты такая храбрая, моя девочка, – прошептал он, склоняясь над ее лицом. – Я знаю, ты не хотела бросать меня одного. Но не бойся за меня.

Голос его прервался, слезы душили.

– Я так горжусь тобой, – добавил он наконец, справившись с эмоциями. Но ручка двери уже повернулась, и палату начали заполнять тихо входившие один за другим люди.

* * *

В притворе церкви мы остановились. Приглушенный шум за деревянными дверьми стих, все внутри ждали нашего появления. Сара заняла место за моей спиной; папа взял меня под руку и, нагнувшись, поцеловал в щеку. Запах его лосьона и благоухание роз в моем букете слились в один пьянящий аромат.

– Я так горжусь тобой, доченька.

– Я очень люблю тебя, папа, – проговорила я в ответ, опуская на лицо прозрачную вуаль.

Внутри торжественно зазвучал орган, двери распахнулись, и мы двинулись по проходу. Я знала, что все взоры направлены на меня, но сама видела перед собой только одного человека. Словно принц из сказки, он ждал меня там, у алтаря, как ждал до этого годы и годы. Глаза Джимми, обращенные ко мне, сияли такой любовью, что у меня перехватило дыхание. Если бы я могла, я полетела бы к нему на крыльях; сила моих чувств, казалось, отрывала меня от земли и несла навстречу ему, прочь от собравшихся родных и друзей. Конечно, мне было приятно, что они пришли разделить с нами этот особенный день, но сейчас, когда я остановилась рядом с человеком, с которым собиралась провести всю оставшуюся жизнь, в мире для меня существовали только те, до кого я буквально могла дотянуться рукой.

* * *

Вошел доктор Уиттекер с двумя другими, незнакомыми врачами. За их спинами в палату проскользнула медсестра.

– Здравствуйте, мистер Уилтшир.

Тот не смог даже ответить, только смотрел на врача покрасневшими, полными боли глазами. Приблизившись, доктор успокаивающе положил руку на его плечо. Снаружи донеслась сирена «скорой», но на этот привычный здесь звук никто не обратил внимания.

– Вы ведь знаете, для чего мы здесь, мистер Уилтшир? Тони?

Во взгляде мужчины читалось отчаяние.

– Но вдруг вы ошибаетесь?! Неужели нет никаких признаков? Совсем ничего?

Доктор грустно покачал головой. Обернувшись к одному из коллег, он спросил вполголоса:

– Бумаги готовы?

Тот коротко кивнул.

– Просто мне кажется, что она слышит некоторые звуки, – возбужденно проговорил мистер Уилтшир. – А иногда я уверен – она чувствует мое присутствие. Думаю, запах моего лосьона…

Уиттекер часто слышал подобное от обезумевших родных, отчаянно цеплявшихся за призрачную надежду.

– Она дарила мне флакон каждое Рождество с тех пор, как ей исполнилось тринадцать. – Мистер Уилтшир повернулся к медсестре; от его слов даже ее профессиональное самообладание дало трещину. – Это стало у нас такой шутливой традицией…

Его голос оборвался.

* * *

Церемонию я не запомнила, хотя наверняка все прошло безупречно. До меня смутно долетали торжественные звуки церковных гимнов, и, надо думать, я смогла произнести положенное «да» в нужное время, но все это было как в тумане, как в прекрасном сне. По-настоящему в памяти отложился лишь взгляд Джимми, когда тот, надев узкое золотое колечко мне на палец, осторожно поднял вуаль с моего лица. Под негромкие радостные возгласы сзади, со скамей, его губы слились с моими в нежном поцелуе.

* * *

– Вы уже попрощались? – мягко спросил доктор.

Мужчина кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

– С вами есть здесь кто-то еще? – озабоченно поинтересовался врач, тревожась не за свою пациентку, которой не мог помочь, а за ее отца.

– Никого, – с трудом выговорил наконец тот. – Только мы двое. Кроме нее, у меня на свете никого нет.

Сестра, стоявшая сзади, беззвучно заплакала. Доктор Уиттекер шагнул к аппарату искусственного дыхания, который два месяца, с того самого дня, как Рейчел привезли сюда, поддерживал в ней жизнь.

– До скорой встречи, девочка моя, – прошептал отец ей на ухо, когда щелкнул тумблер.

– Еще секунду, – негромко сказал доктор.

Отец крепко сжал руку дочери. Пусть знает – он рядом.

* * *

Повернувшись, мы зашагали по проходу обратно к дверям – наконец-то вместе, вместе навсегда. Когда мы проходили мимо сидевшего на скамье отца, тот поймал мою ладонь и крепко сжал. Я улыбнулась ему и не сразу отпустила его руку. Потом я двинулась дальше, и кончики наших пальцев расцепились.

* * *

– Она оставила нас, – тихо произнес доктор, наклонясь к безутешному отцу.

Словно в подтверждение его слов прерывистый сигнал аппарата жизнеобеспечения сменился одной долгой жалобной нотой.

* * *

Орган, выдав долгую протяжную ноту, заиграл одну из самых моих любимых романтических мелодий. Привратники распахнули перед нами двери. Неожиданно яркое для февраля солнце хлынуло снаружи, ослепив нас после царившего внутри полумрака. Обменявшись выразительными взглядами, мы с Джимми взялись за руки и шагнули прямо в свет.