Луны этой ночью не было, ровно как и звезд: тучи перекрывали их блеклый свет, отчего небо казалось невероятно большим чернильным пятном, нависшим над городом. Половина его никогда не спала, как это обычно бывает с теми частями крупных поселений, где расположены ночные клубы, круглосуточные продуктовые и аптеки. Другая же половина погружалась в больной температурный сон, как только солнце уходило за горизонт крыш. На улицы выходил самый страшный кошмар в жизни местных монстров. Да, в конце концов, если монстры существуют, то почему у них не может быть страхов?

Главным страхом Чеда было потерять место последнего своего пристанища, потому что мужчина знал — он один не выживет; Билл — наоборот, боялся так никогда и не найти своего места, но, благо, незадолго до смерти, его обрел, что сделало счастливыми последние минуты жизни «буйвола»; для Анабель страшным считалось наблюдать смерть своих близких — по сути то, что уже пережил Леонард; а Джим и Джилл делили на двоих гидрофобию. В целом, боязнь большого количества воды была характерна для всех «пауков», но не все «пауки» это признавали. И так уж вышло, что страх — один из мощнейших катализаторов. И Потрошителю это было прекрасно известно.

Двум частям города (одной, вечно бодрствующей, и другой, что погружалась в сон только ночью) мужчина предпочитал третью. Эта часть была наименьшей, но покоя здесь хватило бы двум другим. Безмолвные каменные статуи не смыкали слепых глаз, памятники и плиты повествовали о годах жизни своих обладателей до тех пор, пока не разрушались от минувшего времени. Кладбище молча встречало своего живого обитателя. К слову, не единственного.

Действующим вот уже несколько десятков лет считалось другое кладбище, на противоположном берегу Мэй, во владениях людей, а это, старое, было закрыто для посещения и захоронения, о чем свидетельствовали цепь с замком на воротах. Здесь даже не было сторожа, охраняющего могилы от мародеров, но зато была церковь. Не маленькая часовня, а настоящая церковь с большим залом, лестницами и коридорами, которая могла бы составить конкуренцию городскому католическому собору, если бы не время, работавшее против нее. Некоторые коридоры осыпались, фундамент просел в землю, и в целом, у церкви этой был вид здания, покинутого не менее пятидесяти лет назад. Но впечатление такое складывалось лишь с первого взгляда.

Внутри до сих пор были места, пригодные для обитания. Если точнее, то вся северная башня была в идеальном состоянии и имела отдельный вход, который когда-то называли черным. Ко входу этому тянулась тропинка, по которой Потрошитель уже шествовал в свою скромную обитель. Вот он потянул на себя дверь и оказался внутри. Он прошел по винтовой лестнице вверх, а затем по коридору второго этажа, где и напоролся на парнишку, настолько белого, что казалось, его целиком обмакнули в белую краску. Ночной полумрак и вовсе делал из него призрака, однако и белые волосы, и кожа, и глаза, и даже одежда выдавали в нем древнего и единственного представителя «тутовых шелкопрядов». Он скромно улыбнулся, и без того узкие глаза превратились в две белые полоски, слившиеся с лицом в одно целое.

— Доброй ночи, — тихо сказал он совершенно без акцента. Все же, Бэй Гао достаточно долго пробыл здесь, чтобы отделаться от своего старого произношения.

— Как она?

Потрошитель не счел нужным останавливаться, и просто продолжил движение, не глядя на собеседника, которому не оставалось ничего иного, кроме как следовать за ним. Взгляд мужчины был направлен на первый этаж, который он мог видеть через каменное ограждение. Там, внизу, до сих пор стояли покосившиеся ряды скамеек, из которых некоторые уже давно сгнили (всему виной были осадки, проникающие сквозь дыры в крыше). Там же находился и алтарь. Хоть иконы и все, что можно было посчитать дорогим, давно вывезли, он до сих пор смотрелся величественно, в основном из-за прошлого этого места. Потрошитель чувствовал, что проводили здесь не только обряды богослужения. Он чувствовал кровь, въевшуюся в камень алтаря.

— Пару раз приходила в себя. Ненадолго. Я сделал кокон, как и предполагалось.

— Хорошо.

Он остановился у двери в раздумьях, заходить ему в комнату или нет, и решил пройти мимо. Пока что в этом не было необходимости.

— Думаете, получится?

— Я в этом уверен. Есть только одна проблема.

— Да, я видел. Эта белая нить… Вы собираетесь от нее избавиться… или?..

Потрошитель вошел в следующую комнату, не имевшую двери. Ее давно сняли с петель и какое-то время использовали в качестве столешницы, но сейчас никто толком не мог сказать, где находится этот кусок древесины. Вместо него теперь проход укрывала плотная занавесь бордового цвета.

— Пожалуй, придется, — мужчина сел на диван, облокотившись на спинку и откинув голову назад. Глаза его были закрыты, и китаец отметил про себя, что сегодня все идет как-то иначе.

— Сегодня не пойдете в город? — мягко поинтересовался он.

— Нет.

Потрошитель явно был не настроен на беседу, и Бэй Гао попросил разрешение откланяться и продолжить выполнение своих прямых обязанностей. Он был очень взволнован, но поговорить об этом ему было не с кем. «А ведь впервые за столько лет!.. Нет, все равно не станет слушать», — подумал парень. Откроет глаза, посмотрит с укором — никакого участия. А Бэю, такому спокойному, такому мягкому и тихому, не хватало банальной ответной реакции. Минимального «угу» ему бы вполне хватило. Хотя, конечно же, он успел смириться. Ему оставили жизнь, и это, само по себе, было подарком. За него он был готов поддерживать опрятный вид этого старого куска склепа на протяжении следующих веков, до самого своего конца. Но ответной реакции все же немного не хватало. А Потрошитель тем временем продолжал держать дистанцию.

Бэй незаметно просочился в ту самую комнату, куда решил не заходить ранее его хозяин. Конечно же, они оба успели отметить происхождение гостьи. «Кровь древних богов», — подумал тогда «шелкопряд» и был совершенно прав. «Сильно разбавленная, почти выветрившаяся за столетия, но все же…» Это было поправимо. Неважно, сколько поколений разделяло древнейших существ и нынешних. Если мертвые боги решили выбрать своего наследника, его можно было пробудить.

Парень прошел по холодному каменному полу и присел в кресло, стоявшее у кровати. Внимательный взгляд принялся искать отличия от того, что он видел в комнате в последний раз, но таковых не нашел. Значит, он ничего не пропустил. Девушка по-прежнему спала, а парень решил про себя, что она — единственная причина, почему Потрошитель не пошел сегодня в город. Он не ушел, но и не остался. Он оградился, находясь через стенку от спящей. Причину такого поведения Бэй не понимал, но догадывался, в чем могло быть дело. Происхождение могло быть не основной причиной, по которой девушка находилась в стенах храма и была до сих пор жива. И «шелкопряд» нехотя допускал такую возможность.

Однако, они все же могли дать ей былую власть рода. Вернуть чужие воспоминания. Предоставить давно забытые знания. Помочь тем самым и ей, и себе.

— Но для этого придется тебя убить, — вслух закончил свою мысль китаец без тени лукавства.

Он часто мыслил вслух, и в такие моменты Потрошитель предпочитал быть как можно дальше от него. Хозяин ценил тишину и те слова, которые заключают в себе чуть больше смысла, чем в повседневной беседе. Смысл слов Бэя был в большинстве случаев вполне себе обыденным. Но тем не менее, в этот раз мужчина все же материализовался в комнате, хоть и проигнорировал высказывание несмотря на то, что отчетливо слышал каждое слово. Китайца это ничуть не смутило.

— Время пришло? — «шелкопряд» поднялся с кресла.

— Вроде того, — столь неоднозначный ответ не был присущ говорящему. — Дальше я сам.

«То хочет сидеть с ней в одной комнате, то не хочет…» — бормотал про себя Бэй. Он исчез за дверью, и место в кресле теперь занял Потрошитель. По сравнению со своим миниатюрным слугой он выглядел громоздким, мрачно нависая над спящей в кровати.

— Можешь не прикидываться. Его ты можешь провести, меня — нет, — взгляд Потрошителя случайно упал на черную оконную раму, узкую, но вытянутую в высоту. — Я вижу, ты пыталась открыть окно.

Девушка досадно застонала и открыла глаза.

— Проклятое окно заело, — она приподнялась на кровати и лениво села.

Потрошитель хмыкнул и облокотился на спинку кресла, вытянув вперед ноги и приготовившись слушать.

— Вот этот парень… — она указала в сторону двери.

— Бэй, — подсказал мужчина.

— Он сейчас что-то про мое убийство говорил? Впрочем, неважно… В последнее время я слишком часто это слышу. Что он вообще такое? Он чувствуется… странно. Как будто он такой, как я, но другой. Я таких в жизни не видела.

— Мой слуга — тутовый шелкопряд, родом из Китая.

— Да быть не может, — хихикнула девушка и махнула рукой. — Таких не существует.

В городе таких действительно не существовало, как и многих других видов, павших на поле сражения с Потрошителем.

— Он — один из древних представителей, ныне вымерших. Последнего я убил в конце девятнадцатого века, а для этого сейчас протекает восьмой век жизни. Среди вас тоже есть представители древних, немного, но есть.

— Арахна, — предположила она, и Потрошитель кивнул. — Она последняя из древних пауков… Королева, убившая собственную сестру во время побега из огненных пещер …

— Хм, — Потрошитель нахмурился: он меньше всего ожидал услышать эту фразу от нее. — Откуда ты знаешь? — склонил он голову на бок.

— Честно говоря, я до сих пор иногда чувствую жжение в пальцах. Она могла помочь мне, но не стала. Тогда, на выходе из пещер, я просила у нее помощи. А она впилась мне в голову.

— Какая жалость, — он приблизился настолько, что они вдвоем могли чувствовать дыхание друг друга, и провел рукой по щеке девушки, — было больно?

— Нестерпимо.

Короткий, но яркий поцелуй, во время которого рука плавно опустилась с щеки чуть ниже, к шее… и сдавила ее мертвой хваткой, перекрыв доступ к кислороду.

— Тогда тебе, наверное, известно, что я собираюсь с тобой сделать.

Она не сопротивлялась, принимая смерть как данность. «Что ж, не в первый раз ведь уже».

Если продолжить начатую не так давно тему страхов, то можно узнать много нового о природе людей и существ. Но не только о природе, есть еще и личность, независимая от происхождения. И если у «пауков» страхи были связаны непосредственно с их видом, то для Норы страшным было остаться одной. Не одной в квартире, не одной в доме, в городе; одиночество она переносила прекрасно. Одной в своем роде. Она сразу представляла эту ответственность за продолжение рода, от одной мысли о которой ее начинало тошнить. И так получилось, что страх ее стал реальностью, и на его месте появилась совершенно иная боязнь одиночества, основанная на ее чувствах к Адаму.

Нора была последней из «лесных волков». Остальные представители сего семейства были уничтожены спустя несколько месяцев после изгнания тогда еще девочки-подростка в никуда. Состояние стаи «полярных волков» в то время тоже оставляло желать лучшего, и многие наперед загадывали их скорейшее вымирание. Но они не вымерли.

Что Нора, что Хаул жили среди людей, где им ничего не угрожало. Они старались не думать об этом и оставляли свой долг перед миром на потом, находя более важные дела. И если Хаул заботился преимущественно о себе и своем денежном состоянии, то Нора помогала другим существам. Ну или старалась помочь. И хоть этой ночью было особенно темно, она не боялась.

Путь ее лежал точно по границе территории людей и территории таких, как она сама. Это было одновременно и безопасно, и полезно, так как увидеть или услышать, как кто-либо зовет на помощь, а затем вытащить жертву к людям было вполне реально. Так в прошлый раз она и нашла Виеру. Конечно, таким образом проходила не каждая ночь, иногда ноги не вели ее дальше собственного подъезда, и тогда она просто стояла на крыльце, выкуривая одну сигарету за другой, на всякий случай прислушиваясь.

Сегодня было не только темно, но и тихо. Нора даже успела подумать, что Потрошитель решил взять небольшой отпуск, и неделя пройдет спокойно.

Тут взгляд ее засек некое движение в ее сторону. Неторопливое и почти что сонное. Женщина остановилась, предпочитая дождаться, пока Хаул сам подойдет.

— Что-то ты поздновато вышел погулять, не находишь?

— А ты у нас, значит, по-прежнему бессменный пограничник.

— Страж Империи, ага.

«Волк» хмыкнул. Ему было неловко, но причину этого мужчина не понимал. Он ведь вполне самостоятельный и взрослый, он имеет право здесь находиться. Но чувствовал он себя мальчишкой, перелезшим через забор частного предприятия и застуканным на месте преступления суровым охранником.

— Собираюсь проведать Виеру. Ну, ту, что…

— Да. Я поняла. С ней все в порядке?

— Да, более ли менее. Я отвел ее в лазарет.

— Правильно. Там по крайней мере безопасно. В любом случае, лучше выбирать более светлое время суток для визитов. А то можешь повторить ее опыт ночных скитаний.

— В следующий раз так и сделаю. А теперь я хотел бы откланяться, у меня срочное дело, и я спешу.

— Не смею больше задерживать. Доброй ночи, — женщина указала рукой туда, где предположительно протекала река Мэй, и куда по совместительству держал путь старый знакомый, словно она уступала ему дорогу в тесном дверном проеме.

Хаул продолжил путь, и Нора какое-то время стояла, поджидая, не появится ли Потрошитель в эту минуту. Она хорошенько напрягла слух, в попытке услышать посторонний звук шагов, но этого так и не произошло. «Волчица» продолжила обход границы между мирной жизнью и островком хаоса, именуемом так нежно колыбелью.

Ночь действительно выдалась спокойной, и Нора с чистой совестью завернула в знакомый проулок, через который вышла во двор многоэтажного дома.

В коридоре квартиры свет был выключен, но все равно попадал туда из гостиной. Он снова ее ждет.

Ботинки и куртка остались ждать в коридоре следующей вылазки из убежища во внешний мир, а их обладательница скрылась за углом.

— Кого сегодня вытащила с того света, спасатель Малибу?

Голос доносился из спальни, и Нора протиснулась в комнату, стараясь не задеть полуоткрытую дверь, и повалилась на кровать, потягиваясь.

— Почему Малибу?

— Потому что наш город, очевидно, не Малибу. Я бы даже сказал, он прямо противоположен. Особенно, географически. Если соберемся когда-нибудь провести там мой отпуск, придется лететь через всю страну в Калифорнию.

— Никогда не любила Калифорнию, — Нора поморщилась. — Слишком жарко.

— В любом случае, у нас есть еще по меньшей мере три месяца. Успеем все хорошенько обдумать, — мужчина уж было перевернулся на бок, но потом вспомнил, что так и не узнал ответа на первоначальный вопрос, а потому повторил его вновь.

— Нет, — вздохнула Нора то ли с облегчением, то ли с сожалением. — Вроде бы сегодня моя помощь никому не пригодилась.

Они замолчали, обдумывая сказанное. За окном будто не было ничего, одна пустота. Об этом свидетельствовало полное отсутствие звуков. Впервые за долгое время не было слышно ни криков соседей, ни музыки, ни шума дрели или перфоратора, ни даже проезжающего мимо транспорта.

Даже Хаул отметил, как тихо было на улице. Он-то привык жить в той части города, где люди, казалось бы, вообще забыли, что такое сон. И страх. Но сейчас мужчина чувствовал, как чувство страха витает в воздухе, словно дым, обволакивает его целиком. Не его страх, чужой, страх тех, кто находится сейчас здесь. Один на всех. Мужчине казалось, этот страх обязан был быть заразителен, проникать в души случайных прохожих, заставлять и их самих бояться неизвестно чего, но самому ему страшно не было. Его чувство страха давно атрофировалось. Когда стая еще процветала, его отец частенько говорил: «Потрошитель, как и все охотящиеся твари, чувствует страх. Не будешь бояться, и он потеряет тебя из виду».

На самом деле, конечно, оказалось, что страх — далеко не определяющий компонент охоты. От руки убийцы пали как трусы, так и храбрецы, лучшие воины клана «полярных волков». И чем больше Хаул жил на белом свете, чем больше слышал о преступлениях Потрошителя, тем больше убеждался, что выбор его сугубо случайный. Нет никакого определенного порядка или замысла. Есть только хаос и смерть.

Ночью думалось особенно хорошо, да еще и на такие темы… Мысли не путались и не бились друг о друга, как молекулы газа, беспорядочно витавшие вокруг наблюдателя, они прояснялись, прояснялось и положение дел. Если так сильно хочется найти выход из затруднительной ситуации, то лучше поискать его ночью, — таково было мнение Хаула.

Он действительно любил думать. Особенно, идти и думать. Бесцельно бродить, а мысленно существовать совсем в другом месте, в другое время. И сейчас он радовался, что все это огромное расстояние преодолеет пешком, да еще и не меньше чем за полтора часа. Теперь у него появился полноценный шанс подумать о том, что происходит вокруг, и «переварить» это. Да и наметить план дальнейших действий тоже было бы неплохо. Все-таки, этим он пошел в отца. Они оба придумывали безупречные планы (хоть и не такие замысловатые, как у «пауков»), каждое действие которых идеально реализовывалось в жизнь. И конкретно в это самое время, по мнению Хаула, будущее можно было повернуть в любую сторону. Если следовать плану, разумеется.

Настенный светильник в очередной раз мигнул. Он окидывал всю палату таким светом, что в ней легче было бы ориентироваться без него. Благодаря отсутствию какого-либо плафона, источнику света прекрасно удавалось слепить всех, кто входил в комнату, но никак не освещать помещение.

Виера сидела на выступе из стены, похожем на подоконник без окна, и куталась в мягкий плед, который был любезно предоставлен Анабель. «В медпункте бывают сквозняки», — сказала она тогда, хотя наличие сквозняков в помещениях было и без того очевидно: ветер то и дело жутко завывал в коридорах и хлопал незакрытыми дверями. Девушка не гадала, она была уверена, что здесь водятся призраки. Одного она даже видела. Хотя, это могла быть просто паутина, которую нес очередной поток воздуха. Но и призрак тоже вполне мог быть.

В дверь постучали, и «сова» вздрогнула от неожиданности. Наверняка это надсмотрщица! Или как ее там… Пришла проверить, точно ли Виера спит. Девушка тут же слетела с выступа, путаясь в пледе, и изо всех сил бросилась к койке. Дверь открылась за одно мгновение до того, как неудавшаяся жертва Потрошителя плюхнулась на отпружинивший ее матрас. Из-за двери показалось лицо, и принадлежало оно совсем не медсестре на ночной смене.

— Так и думал, что ты не спишь, — Хаул вошел в комнату и прикрыл за собой дверь. В руках у него был бумажный пакет, на который тут же упал взгляд Виеры. Мужчина немедленно это заметил. — Я зашел в круглосуточный супермаркет. Знаю, что здесь есть вкусная еда, но до больных она не доходит.

— И что у тебя есть? — девушка набралась наглости чтобы задать вопрос и тут же начала жалеть о нем. А не слишком ли она наглеет? Вдруг мужчина посчитает это слишком грубым? Ну вот, сейчас он наверняка нахмурится и сделает ей замечание… Но сомнения развеялись, как только Хаул ухмыльнулся, вероятно посчитав вопрос сигналом, разрешающим все дальнейшие действия.

Мужчина прошел и сел рядом с девушкой на койку. Он принялся доставать продукты, попутно называя их вслух.

— Вода. Я не знал, пьешь ли ты газированную воду, поэтому взял с газом и без, — он положил две пластиковые бутылки на одеяло, и девушка тут же схватила одну и попыталась ее открыть. Именно попыталась. Руки соскальзывали с ребристой крышки, и та не повернулась ни на градус. Хаул молча протянул руку, и Виера отдала бутылку мужчине, который без особых усилий открутил крышку и вернул напиток «сове».

— Спасибо, — поблагодарила девушка, пытаясь выговорить слово как можно лучше и как можно громче. То есть, тоном обычных, нормальных людей, когда они благодарят за какие-то мелочи. — Здесь невозможно пить воду, не прокипятив ее перед этим. А доступа к чайнику у меня нет… Как и самого чайника.

В голове у нее уже вовсю пылал пожар из мыслей. «Ну все, теперь он считает меня слабачкой. Ни на что неспособной. С руками из задницы. И мозгом оттуда же. Это, конечно, так и есть, но…»

Но ей не хотелось, чтобы он так о ней думал. Обычно ей было все равно, что думают о ней знакомые, коллеги… начальник. Какой смысл скрывать очевидные вещи? На правду не обижаются. В обычных случаях. Здесь все было иначе. Ей было в некотором роде стыдно за себя, за свое существование перед ним.

— Хотел принести суп, но подумал, что его негде хранить, поэтому принес консервированный. Их здесь три разных. Потому что я, опять же, мало осведомлен о твоих предпочтениях, — Хаул выкладывал жестяные банки по одной.

Виера все хотела задать один волнующий ее вопрос, который нужно было задать намного раньше, но никак не порешалась этого сделать. Так что она просто терпеливо ждала, пока ей подвернется возможность.

— Еще здесь есть пакет мандаринов и шоколад. На этом все. Это на первый раз, в следующий раз принесу больше. Чего бы тебе хотелось?

— Спасибо, правда… Но почему?

— Почему принес тебе еду? Ну, я как-то сам лежал здесь в лазарете, и…

— Нет-нет, — она замотала головой, — зачем тебе это?

Мужчина пристально посмотрел в лицо девушке, отчего она смутилась и отвела взгляд. Он вздохнул и оглянулся на дверь. Там никого не было, и никто бы их не услышал.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала.

— Я… Я-я не… — Виера начала заикаться, дыхание сперло, а кровь прилила к лицу, усиливая и без того заметный румянец. — Я не такая! — наконец выпалила она и закрыла лицо руками.

Хаул только рассмеялся. Казалось, эта ситуация совсем не представлялась ему неудобной.

— Извини, но я не это имел в виду. Видишь ли, этот артефакт, — мужчина придвинулся ближе к Виере, пальцем поддел цепочку у самой шеи девушки и достал украшение полностью, — он может сделать тебя невидимой не только для Потрошителя. Но и для остальных живых существ тоже.

Здесь он сделал паузу, чтобы информация могла уложиться в голове «совы». Она медленно кивнула, давая понять, что можно продолжать логическую цепочку.

— Ты рассказывала, что работаешь в ресторане. И что твой босс — лев.

— Леонард, — подтвердила девушка, — и что?

— У него есть одна вещь, и она мне нужна.

— Хочешь, чтобы я украла ее?

— Пойми, я дам тебе все, что ты захочешь. Хочешь денег? Или конкретных вещей? Я могу достать все, все, что пожелаешь, я…

— То есть, это — сделка?

Виера смотрела с прищуром, но лицо Хаула ничего не выражало. Он пытался выглядеть честным, однако мимика его не позволяла таких кардинальных изменений, и он выглядел как обычно.

— Да, — наконец выдал он. — И я был бы признателен, если бы о ней никто не узнал.

— Да запросто, — девушка сразу повеселела и заулыбалась.

Она потянулась к пакету с дарами и достала оттуда один мандарин. Быстро почистив его от шкурки, она разломала плод пополам и отдала половинку «волку». Тот принял ее, посмотрев на мандарин так, будто впервые видел его и не мог опознать предмет в своей руке.

— Все оказалось даже проще, чем я думал, — озадаченно сказал он, оторвав одну дольку и отправив себе в рот.

— Ну, — «сова» почесала затылок не менее озадаченно, — ты же принес еду. И обещал деньги. Сколько, кстати, денег?..

— Сколько попросишь, — просто ответил он. — Сможешь жить на моем состоянии до конца своих дней.

Виера кивнула.

— Так что я там должна выкрасть?

— Это прозвучит немного глупо, — замялся Хаул. — Это меч.

Нора открыла дверь и ужаснулась. Утро начиналось совсем не так, как ей того хотелось. Сначала Адам опоздал на работу, из-за чего поставил на уши всех жителей их квартиры. Благо, домашние животные не умеют выражать свое недовольство посредством осмысленной речи, а потому мужчина отделался одним замечанием Норы. Тогда она надеялась, что после того, как сделает ему кофе, сможет наконец поспать. Но спустя полчаса после ухода опоздавшего раздался звонок в дверь. На пороге стоял Джим и держал на руках трясущуюся сестру. Взгляд тут же зацепился за черную жидкость, капающую изо рта девушки, а слух отчаянно сигнализировал об ошибке. Не может раздаваться смех в такой ситуации. В кошмарной ситуации. Но Джилл смеялась, смеялась и что-то говорила.

— Нора, у нас проблемы.

— Вижу. Заходи, быстро, — она уступила, чтобы Джим вошел в квартиру, и закрыла за ним дверь.

— Это очень хорошо, что ты принес ее сюда. На диван, — она показала рукой, а сама взяла фонарик, успев отметить про себя, что к дивану протянулась дорожка из черных капель. «Потом отмою», — пронеслось быстро в голове.

— А вы знали, что, если столкнуть Потрошителя с крыши, он не умрет? — сказала «паучиха» и тут же рассмеялась так, будто это была самая лучшая шутка в ее жизни. — Все было та-ак про-осто…

— О чем она? — женщина посветила фонариком в глаз, проверяя реакцию зрачка, но к ее удивлению, зрачки в обоих глазах уже были сужены до предела. Джиллиан попыталась отмахнутся от фонарика, но не смогла поднять руку, а потому просто дернулась в противоположную от него сторону. Ну, хотя бы не наркотики.

— Ай! Слишком ярко… Вы видели… черную воду?..

— Без понятия, — Джим стоял рядом и не находил себе места, — в последние дни она следила за Потрошителем. В один момент наша связь… Она просто оборвалась. А потом вернулась, и началось это. Не знаю, имеет ли смысл то, что она говорит, но про черную воду я слышу от нее не в первый раз.

— Странно. Пауки ведь гидрофобы.

— Мы не гидрофобы, нам просто она не нравится.

— Тебе — возможно, а Джилл каждый раз впадает в ступор при звуке реки Мэй, записанном на диктофон.

Женщина нащупала пульс и принялась мысленно отсчитывать, поглядывая на наручные часы.

— Слишком медленно… И часто вы вашу связь теряете?

— Никогда. Нора, это… Это н-не просто связь… — он принялся расхаживать по комнате, озираясь на сестру. — Не сотовая! Она может прерваться в одном случае — в случае смерти одного из нас, и я, прошу заметить, пока что не умирал.

— Но если Джиллиан умерла, то кто это? — женщина аж двумя руками указала на «паучиху», пытавшуюся надуть пузырь из тягучей жидкости, словно та была жевательной резинкой.

— Я не знаю, — «паук» провел рукой по лбу, стер проступившие капельки пота, а потом по волосам, зачесывая их назад, и тяжело выдохнул. — Я вижу ее, то есть, да, она здесь, передо мной, но такое ощущение, что это не она.

— Джилл, что с тобой произошло?

— Что со мной произошло? А что произошло со всеми нами? Вы знаете, с чего все началось? Сотни, тысячи лет назад, а?

«Волчица» и «паук» переглянулись.

— И с чего же все началось? — тон был весьма скептический.

Ответом был очередной приступ гадкого смеха, будто она была маленьким ребенком, натворившем что-то плохое и заставившим родителей угадывать, что именно. Затем смех резко прекратился, и Джилл чихнула, забрызгав себя, диван и пол неизвестными выделениями.

— Руки… Они горят! — завопила она и тут же захохотала.

— Черное… Ай, ладно, — Нора достала что-то из шкафа неподалеку. — На, — она дала парню веревку, — помоги мне.

— Ты хочешь ее связать? Ты серьезно?

Джилл замолчала. Казалось, на мгновение она просто отключилась, глядя в одну точку на полу.

— Джим, делай, что говорю.

— Да, Джим, делай, как говорит мамочка, — «паучиха», щурясь и бессмысленно водя расфокусированным взглядом вокруг, мерзко захихикала и чуть сползла с дивана. Все это напомнило Норе сцены экзорцизма из фильмов, где она заняла место священника.

— По-твоему она выглядит так, будто способна сбежать? Она ослабла! Я не буду ее привязывать.

— Мы не знаем, с чем столкнулись, состояние может резко измениться…

— Нора.

— Черт с тобой, сам будешь ее держать, пока я укол делаю.

Нора в один шаг преодолела расстояние между местом, где была ранее, и шкафом с большим количеством пузырьков и баночек. Взяв нужный, она сорвала защитный слой алюминия и воткнула шприц в резиновую крышку. Набрав мутноватой жидкости, она вернулась к бормотавшей что-то нечленораздельное «паучихе» и сделала укол в руку, которую крепко держал Джим. Джиллиан не очень-то и сопротивлялась, и Нора решила, что той действительно очень плохо.

— Это должно помочь ей успокоиться.

— В смысле?

— Она должна уснуть. Так будет лучше. Не думаю, что ей очень нравится ее состояние на данный момент. Смех здесь отнюдь не показатель комфорта, увы, — Нора взяла из шкафчика пробирку.

— Это уж я и так понял. Ты можешь сделать что-то кроме как усыпить ее на время?

— Нужно изучить… Это. Что это, кстати? — женщина зачерпнула палочкой немного черных выделений, и закрыла пробирку.

— Ты у меня спрашиваешь? Понятия не имею, но теперь эта штука у нее вместо слюны, а может даже и крови, и еще Бог или черт знает чего… Можно тебя на минутку?..

Они отошли от «пациентки», но не настолько далеко, чтобы потерять ее из виду. Троица все еще находилась в одной комнате, хоть и в разных ее углах.

— А ты не знаешь, у пауков бывают какие-то особые заболевания?

— Бывает паутина пропадает, но это явно не тот случай… Я… Я впервые вижу нечто подобное. Случай явно уникальный. Нужно проверить. Если и есть неизвестное заболевание пауков, то Арахна должна о нем знать. Ты мог бы по-быстрому…

— А-оу… — раздалось со стороны притихшей до недавнего времени девушки.

Нора и Джим уставились на Джиллиан в ожидании объяснения междометия, от которого точно нельзя было ожидать ничего хорошего.

— Ну? — наконец не выдержал Джим.

— Так вышло, понимаете, — «паучиха» безумно и неискренне захихикала. — Видите ли… Арахна, она… Она нас покинула.

— Покинула стены города? — с подозрением уточнила «волчица».

— Мир живых, — произнесла резко посерьезневшая девушка.

— Невозможно, — скептически отозвался «паук», — бред какой-то, она не могла умереть. Она же Столетняя Арахна.

— О, да, практически божество во плоти, знаю, — светски пробормотала Джилл, — но она же не умирала сама. И кстати, ей было намного больше сотни лет… Но выглядела она…

— Хочешь сказать, ее убили? И ты знаешь, кто это сделал?

— Ха… Знаю ли я, — наблюдавшие за Джиллиан подумали, что она вновь рассмеется, но этого не произошло. Вместо этого девушка продолжала смотреть в пустоту. — Ее убила я, — медленно проговорила она, будто ей самой нужно было свыкнуться с этой мыслью. — Иначе как бы я отрезала ей голову? Живая она вряд ли бы мне далась… Я не проверяла, но мне так кажется. Думаю, лучше было перестраховаться. Да и после ампутации головы она бы вряд ли осталась жива, — в нотках ее голоса можно было узнать прежнюю рассудительную Джилл, особенно, когда она начинала вслух планировать следующие шаги их с братом плана по восстановлению информационного фонда. Но в этот раз она говорила о чем-то совсем несуразном, даже, как считал сам «паук», невозможном.

— Говорю же, у нее жар и бред, — наконец изрек он. — Моя сестра может быть резка в словах и действиях, но убить Пра…

— Вообще-то я здесь, не говори обо мне в третьем лице.

— А если?..

— Нора, нет.

— Нора, да, — на Джилл уже и перестали обращать внимание, как на мальчика, который слишком часто кричал: «Волки!»

— Я понимаю, тебе бы не хотелось, чтобы она предстала перед судом…

— Я зде-е-есь!..

— В конце концов, ты ее брат…

— Все еще здесь…

— Но что если она и правда отрезала голову Арахне? Я к тому, что мы не можем быть уверены на сто процентов, что она этого не делала. Научный подход подразумевает сомнение во всем и проверку…

— Да посмотри же ты на нее! Она больна и ей нужна помощь! И если Пра может что-то знать, я иду к ней.

Отговаривать его было бессмысленно. Он исчез так же неожиданно, как и появился, оставив «волчицу» наедине с… этим. Женщина в который раз окинула взглядом «это».

На диване сидела и не могла пошевелиться Джиллиан, которая была Норе в свое время как сестра, еще тогда, когда «пауки» приютили изгнанницу у себя. Только теперь девушка не могла даже открыть глаза, борясь с действием анестетика. И на шее…

Нора подошла к девушке, с интересом разглядывая потемнение на шее, закрытое бинтами. Последняя представительница «лесных» собиралась опустить бинт ниже и рассмотреть пятно повнимательнее, но за руку ее схватила «паучиха». Движение было настолько быстрым, что женщина даже не заметила его, а хватка настолько сильной, что «волчица» уж было начала сомневаться, то ли вколола сводной сестре. Наконец, та ее отпустила, и Нора отшатнулась, потирая больное место.

— Кто ты такая? — прошептала она. Хотя правильней было спросить, что она такое.

— О-о, он ушел… Отлично, — Джилл поднялась, не без труда, но все же поднялась, чего она никак не должна была суметь. Откашлялась в кулак и вытерла об себя то, что отдаленно напоминало «нефть». — Да, я сейчас действительно не в лучшей форме. И между нами, девочками, мне немного стыдно за это.

— Ты убила Арахну? — напрямик спросила Нора со всей серьезностью.

— Да. Он придет туда, обнаружит обезглавленный труп Пра, начнет задавать вопросы… — «паучиха» двинулась к окну, любимому своему выходу, и открыла его настежь. Ворвавшийся в квартиру ветер принялся раскачивать полупрозрачные темные занавески. — Будет лучше, если ты их не будешь задавать.

— А то что? Убьешь меня? — Нора позволила себе небольшой оскал.

Джиллиан поставила одну ногу на низкий подоконник и остановилась на одно мгновение прежде чем исчезнуть.

— Не я, — она не повернулась, — Он.