Эстебан сидел на бетонной лестнице «Ла Сомбра», одного из маленьких ресторанчиков в Паза-дель-Мар. Жестяная крыша защищала его от проливного дождя. Он смотрел на воду, бегущую ручьями вниз по грязной улице. В ней отражались желтые огоньки керосиновых ламп, которые освещали вывески еще закрытых магазинов. В колонках звучала мелодия Луиса Мигеля « La Bikina», о красивой, женщине со шрамом, чья боль была настолько глубокой, что вызывала ручьи слез.

— Эй, мальчик! ― позвал мужчина из глубины ресторана.

Эстебан обернулся.

— Я?

— Да. Ты голодный? — спросил тот.

Эстебан заметил, что мужчина разглядывает его. Наверное, это потому, что его лицо было опухшее и хмурое. Было очевидно, что он дрался.

— Хуан Пабло, — мужчина позвал официанта, — принеси мальчишке отбивную и что-нибудь попить. Как тебя зовут?

— Эстебан.

Мужчина кивнул и продолжил уплетать еду за обе щеки, запивая ее Michelada ― пивом с лимоном и специями. У него было детское лицо, на котором нелепо смотрелись густые брови, из которых топорщились серые непослушные волоски. Его волосы черные как уголь, похоже, крашеные, были зачесаны назад. На вид ему было под пятьдесят, может, чуть больше. Полированная деревянная трость лежала рядом на столе. Она была глянцево-черной, и золотой наконечник сверкал как блестящее обещание в этой захудалой столовой.

Эстебан сел напротив. Его живот заурчал, когда он увидел ужин мужчины. Красные энчилады, фаршированные сыром и покрытые соусом. (Примеч. Энчила́да (исп. enchilada, дословно «приправленная соусом чили») — традиционнoe блюдо мексиканской кухни, тонкая лепешка, в которую завернута начинка). Официант принес ему теплые кукурузные лепешки, чашу зеленых халапеньос и свежую воду. (Примеч. (исп. jalapeño) - сорт перца чили). Он заставил себя есть медленно, растягивая время, пока не принесли ужин — два больших куска телятины, которые выглядели, словно уши слона.

Они ели в тишине за пластмассовым столиком, слушая дождь и музыку, в то время как Педро Инфанте и Мария Феликс, звезды мексиканского кино, смотрели на них с плаката со стены, сплошь изрешеченной пулями. Каса Палома давала Эстебану спасение от реальности, раскинувшейся за ее железными воротами, но теперь он окунулся в другой мир. И ему придется не только заботиться о себе самому, но и найти путь к освобождению МаМаЛу.

Мужчина прикончил энчиладу и развернул газету. Он посмотрел заголовки и хмыкнул.

— Эй, Хуан Пабло. — Когда официант пришел, чтобы забрать тарелку, он ткнул пальцем в текст. — Бабах! — сказал он, имитируя руками взрыв. Оба мужчины рассмеялись.

Дождь перешел в мелкую морось, когда Эстебан закончил свой ужин. Было бы неловко просто уйти, и не сказать «спасибо» за неожиданно проявленную этим мужчиной доброту, поэтому Эстебан задержался. Он не горел желанием бежать домой к дяде Фернандо.

— Тяжелый день? — спросил мужчина.

Эстебан не ответил. Синяк вокруг его глаза увеличился почти в два раза.

— Камилла, — позвал мужчина низенькую, крупную женщину с кухни. На ней был надет фартук, испачканный красным соусом и помидорами. — Принеси мальчику лед.

— Спасибо, — сказал Эстебан, когда она протянула ему маленький сверток со льдом, укутанный в полотенце. Он постарался не ойкнуть, когда приложил его к глазу.

— Хочешь заработать немного денег, мальчик? — спросил мужчина. Ему не нужно было ждать ответа. Лицо Эстебана сказало все за него. ― Пятнадцать песо, — продолжил он. — Оставь эту газету в урне возле статуи Архангела Михаила. Знаешь где это?

Эстебан кивнул. Он наблюдал, как мужчина наполнил пустую пластиковую бутылку белым порошком и завернул ее в газету. — Встретимся здесь завтра ночью, и я заплачу тебе. Ты понимаешь?

— Да.

Эстебан знал, что то, что он делает — это неправильно, но пятнадцать песо. Еще очень далеко до трехсот пятидесяти песо, которые ему нужны, чтобы увидеть МаМаЛу, но это хороший старт.

Он взял газету. Ему некуда было ее спрятать. Он все еще был одет в то, что и в ту ночь, когда забрали МаМаЛу — зеленая футболка с обезьянками и ярко-желтыми полосками. «Мастер разрушений» было написано в кривом смайлике под ними. Шорты были того же зеленого цвета, только с узором из бананов.

Путь к вилле был пустынный. Люди сидели дома, смотрели свои ночные сериалы. Дожди превратили улицы в болото, и Эстебан с благодарностью ступал по прохладной влажной земле своими усталыми, покалеченными ногами.

Церковь Архангела Михаила была в конце деревни Паза-дель-Мар. Белое здание окружали цитрусовые сады, пальмы и фонтаны. Позади находилось кладбище. Надгробия стояли, словно стражники в темноте. МаМаЛу приводила его сюда каждое воскресенье, когда они жили с Фернандо. Эстебан помнил мерцающие свечи, деревянные иконы и запах старого ладана, но больше всего он помнил, как крепко МаМаЛу держала его за руку, когда они сидели на скамье под высокими сводами.

Блестящая белая статуя Архангела Михаила стояла возле входа. Местные говорили, что он плюет на головы грешников, проходящих через главный вход. МаМаЛу всегда водила его через боковой.

Эстебан отыскал урну, о которой сказал ему мужчина. Она была около метра высотой, сделана из мрамора и наполнена папоротником и цветами. Он бросил газету в узкий зазор между вазоном с цветами и урной. Потом развернулся и пошел домой.

***

В следующую ночь, когда Эстебан вернулся в «Ла Сомбра», чтобы получить свои пятнадцать песо, мужчина дал ему еще один сверток для доставки. Скоро Эстебан делал регулярные поставки. Иногда это были незнакомые люди, на седанах с тонированными стеклами, иногда это были красивые женщины, которые приглашали его внутрь громких накуренных домов. Иногда он получал больше денег, иногда меньше, но он никогда не спрашивал мужчину из ресторанчика ни о чем, только всегда благодарил.

Каждую ночь, Эстебан считал свои деньги.

Пятнадцать песо.

Пятьдесят.

Сто сорок песо.

Мужчина из кантины не приходил каждую ночь. (Примеч. (исп. Cantina) — бар, подвальный кабачок, таверна). Иногда он пропадал на недели. В такие ночи официант или повар, Хуан Пабло или Камилла, приносили ему тарелку цыпленка в зеленом соусе, или фрикадельки с хлебом, или то, что у них оставалось. Эстебан расплачивался мытьем посуды, уборкой столов, подметал зал в конце ночи. Другие ресторанчики всегда были забиты, хотя он считал, что до стряпни Камиллы им было очень далеко. Когда он смотрел, как она суетится на кухне, вытирая руки об фартук, он скучал по своей матери так сильно, что приходилось бросать работу и уходить. Он стоял рядом, в темном переулке между «Ла Сомбра» и рыбным магазином, глубоко дыша, пока не успокаивался.

Каждый день он возвращался к Вальдеморо и сидел в тени на другой стороне улицы, там, где располагались продавцы. Эстебан был осторожен со своими деньгами. Он покупал любимый жареный арахис, и когда солнце припекало, он позволял себе баночку Кока-Колы. Также купил себе пару футболок, шорты и обувь. И у него было готово объяснение, откуда они взялись, если Фернандо спросит. Но тот никогда не обращал внимания, и Эстебан был достаточно аккуратен, чтобы прятать свою добычу.

Однажды вечером, когда Эстебан сидел возле тюрьмы, ему показалось, что он услышал голос МаМаЛу из-за холодных серых стен. Ее голос перекрывал играющий весь день бумбокс. Она пела «Mexico Lindo y Querido».

И пусть эта песня была о тоске по дому и всему дорогому и знакомому, это утешило Эстебана. Прошло чуть более трех недель с тех пор, как он видел МаМаЛу в последний раз, но пока она поет, он знал, что все в порядке.

Эстебан продолжать работать на человека из кантины. Он начал присматриваться к поручениям. Зеленые самокрутки продаются дешевле, чем прозрачные кристаллы, которые выглядели как стекло. Он начал брать задания, которые становились все более и более опасными. Были времена, когда он встречался лицом к лицу со сверкающим лезвием ножа, когда ему приходилось бежать, чтобы спасти свою жизнь. Мужчина из кантины не радовался тому, что он терял товар, и заставлял Эстебана оплачивать его. Вскоре Эстебан был должен больше, чем заработал, и он обнаружил, что запутался в паутине и не может из нее выбраться. Недели превратились в месяцы, но мысль о встрече с МаМаЛу держала его на плаву. Триста пятьдесят песо накопить оказалось гораздо сложнее, чем Эстебан думал, но в один прекрасный день ему это удалось. Почти. Ему нужно было сделать еще один рывок.

Когда в ту ночь Эстебан возвращался домой, он был в восторге. Завтра он увидится с МаМаЛу. Его сердце ушло в пятки, когда он вытащил шатающийся кирпич из забора, за которым он прятал заработанное, но там ничего не было.

Все его сбережение пропали.

Пальцы Эстебана нащупали пустоту жесткого пространства.

— Эстебан, присоединяйся ко мне, — Фернандо привалился к двери, размахивая пустой бутылкой из-под текилы.

Эстебан сжал кулаки, чтобы не взорваться. Он знал, что бессмысленно обвинять его в краже денег, знал, что бессмысленно спорить. Его дядя ничего не помнил и не заботился ни о чем, кроме того, чтобы получить очередной стакан спиртного.

Эстебан засунул заработанные этой ночью деньги в карман. Его глаза жгли слезы, которые он не смог пролить. Он вернулся туда, откуда начал. Ему хотелось что-то разбить, кого-то ударить, схватить Фернандо за шею и душить, пока его остекленевшие глаза не выпадут из орбит. Он будет топтать их, и они будут на ощупь как мягкие, влажные виноградинки.

Фернандо зашел внутрь и плюхнулся на диван, пустая бутылка текилы выпала из его рук. Эстебан прошел мимо него и пошел в свою комнату.

Он должен найти способ заработать больше денег. Он поговорит с человеком из кантины в следующий раз, когда будет в городе. Отправляясь спать, Эстебан привязал деньги к груди. И если Фернандо хочет его деньги, ему придется прийти и взять их.

***

Эстебан начал брать больше обязанностей от человека из кантины. Он докладывал о том, что видел за пределами тюрьмы, описывал охранников и заключенных, которые входили и выходили, записывал время, когда бронемашина приезжала и когда сменялись охранники в башнях. Он записывал имена чиновников, которые приезжали, и номерные знаки их автомобилей. Эстебан не знал этого, но теперь он был частью членов хальконес ― «соколов» — мелкой сошкой в наркокартеле, ушами и глазами этой организации. Все, что Эстебану нужно было знать — то, что его записи принесут ему больше денег, а больше денег означает, что он увидится с МаМаЛу раньше. По вечерам он продолжал делать работу, которую давал ему человек из кантины.

— Ты знаешь, во что ты ввязался, пацан? — спросил Эстебана однажды Хуан Пабло, официант из «Ла Сомбра».

Они сидели на лестнице. Хуан Пабло курил красные «Мальборо». Он и Камилла полюбили Эстебана. Он был хорошим ребенком, который попал в плохой бизнес.

— Ты знаешь, почему никто не приводит свою семью, друзей, девушек и детей в кантину? — спросил Хуан Пабло. Он позволил своему фартуку сползти набок, и Эстебан увидел пистолет в кобуре у него на поясе.

— Человек, на которого ты работаешь — владелец «Ла Сомбра». Он не платит мне за работу в кухне. Он платит мне за защиту. Это место для бизнеса. Встречи, сделки. Ты понимаешь?

Эстебан кивнул. И хотя в основном он работал с Хуаном Пабло и Камиллой, он о многом догадывался. Но он почти достиг цели. Он не мог остановиться.

— У всех есть свои причины, — Хуан Пабло смахнул пепел с сигареты. Причины ввязаться и испачкать руки. — Какая у тебя?

— Моя мама. Она в тюрьме, но она невиновна.

— Здесь каждый виновен, пока не доказана невиновность. Ты идешь в тюрьму и ждешь суда. И если кто-то приложил руку к тому, чтобы задержать тебя там ― ревнивый парень, бизнес-партнер — это будет длиться вечно. Не верь никому, Эстебан. Ни полиции, ни судьям, ни охранникам. Они все хотят лакомый кусочек.

«Не надейся ни на что», — посоветовал ему Хуан Пабло.

Эстебан убрал волосы со лба. Надежда — это все, что он имел, и если деньги смогут открыть замок на двери МаМаЛу, он достанет их.

В «Ла Сомбра» был еще один человек, он сидел за столом с человеком из кантины. Они говорили шепотом. Ну, человек говорил, мужчина из кантины слушал. Эстебан обошел кантину и вошел на кухню. На плите что-то давно кипело, и кастрюля почернела от копоти.

Эстебан выключил горелку и подошел к окну обслуживания, через которое Камилла подавала блюда Хуану Пабло. Он подкрепился кукурузными чипсами, ожидая, когда незнакомец уйдет. У человека из кантины было много встреч, когда он был в городе ― разные люди, разное время.

Эстебан высунул голову в окно, надеясь увидеть Камиллу или Хуана Пабло. Их не было, но кто-то разбрызгал кетчуп по стенам и столу. Эстебан взглядом прошелся по пятнам и замер. Не кетчуп. Кровь.

Камилла лежала на полу, рядом Хуан Пабло. Они оба были застрелены в голову. Лицо Хуана Пабло было искажено, глаза открыты. Пистолет, который он только наполовину успел вытащить из кобуры, лежал рядом.

Незнакомец держал в руке пистолет, направленный прямо на человека из кантины. Он положил его на стол, и со стороны все выглядело так, словно двое мужчин просто ужинают, но его палец был на курке. Суставы человека из кантины побелели, когда он сжал трость.

Эстебан знал, что ему нужно отступить, вернуться тем путем, каким пришел, и бежать отсюда со всех ног. Он знал, не стоило заходить на кухню, подбирать пистолет Хуана Пабло и вытирать его, чтобы он не выскользнул из его рук. Он знал, что не должен прицеливаться в голову человека и пытаться удержать дрожь в руках.

Эстебан знал все это, но все, что он видел — это то, что незнакомец убил Камиллу и Хуана Пабло. Он видел, как этот мужчина целится в человека из кантины. Видел, как пуля вонзается в тело человека из кантины, заливая кровью единственный шанс Эстебана увидеться с матерью. Эстебан видел, как пятнадцать песо разлетаются вокруг. Он видел тюремного охранника, который просил свой «обед». Видел самого себя, сидящего в тени тюрьмы, день за днем, всегда рядом, всегда близко, и щелкающегося орешек за орешком, как гребаный идиот.

Он нажал на курок. Отдача от выстрела оттолкнула его прямо на один из столов.

Эстебан не знал, попал ли он в человека, сидящего на стуле. Но вот тот опрокинулся и упал на пол. Поток крови полился из его затылка.

Человек из кантины и Эстебан посмотрели друг на друга.

Дерьмо!

Эстебан выронил пистолет, будто тот обжег ему руку. В ушах звенело от громкого хлопка выстрела.

Человек из кантины подошел к нему и поцеловал в обе щеки.

— Я только хотел увидеться с мамой, — Эстебана трясло. Он не мог поверить, что он только что убил человека. — Я только хотел увидеться с мамой.

Человек из кантины поднял пистолет и вытер его. Потом положил обратно в руку Хуана Пабло.

— Я отведу тебя к ней, — сказал он.

Он сделал несколько звонков. Через несколько минут черная машины подъехала ко входу.

— Где твоя мать, мальчик? — спросил человек из кантины. Он подтолкнул Эстебана к заднему сиденью.

— Вальдеморо. Но они не пускают никого в это время.

Сирена полицейского автомобиля завизжала возле остановки к кантине. Два полицейских в форме вышли из машины.

Человек из кантины опустил окно.

— Позаботитесь об этом.

Когда машина сдвинулась с места, Эстебан увидел, как полисмены застилают заднее сиденье своего автомобиля мусорными мешками и забрасывают туда три мертвых тела.

— Хуан Пабло… Камилла… — Эстебан не узнал свой голос. Он чувствовал себя так, будто из него вытряхнули тело и душу. Его друзья мертвы, и он убил человека.

Человек из кантины не проронил ни слова. Он постучал тростью по стеклянной перегородке между задним сиденьем и водителем.

— Вальдеморо. Поехали!

Вальдеморо казался ночью еще массивнее. Без шума и суеты продавцов и посетителей он выглядел словно огромный корабль-призрак, плывущий в никуда. Прожекторы светили по всему периметру, и кто-то в башне направил один прямо на машину человека из кантины.

Водитель вышел и окликнул женщину из числа охранников.

— Конча!

Она подошла к машине и поприветствовала человека из кантины.

— Проводи этого молодого человека внутрь. Он здесь, чтобы увидеться с матерью, — сказал он.

— Да, сеньор. Пожалуйста, пройдемте со мной, — она нажала на кнопку у огромных металлических ворот и они поднялись с громким гремящим звуком.

И все, Эстебан был внутри. Никакого ожидания в очереди, никаких денег на «обед», никакой регистрации.

— Как зовут твою мать?

— Мария Луиза Альварес.

Сердце Эстебана было готово выпрыгнуть из груди. Он хотел причесаться. Он хотел выглядеть хорошо для МаМаЛу.

— Моя футболка чистая? — спросил он у Кончи.

Видно ли что-то, похожее на кровь? Пожалуйста, не говорите, что там есть кровь. Я не хочу позориться перед своей мамой кровью человека, которого я только что убил.

— Мария Луиза Альварес! — прокричала Конча, когда они прошли через узкий туннель и вошли в огромное открытое пространство. Разные комнаты окружали тюремный двор: общие спальни, мастерские и тюремные камеры. Почти никто не был заперт в камере. Женщины и маленькие дети, одетые в потертую уличную одежду, выглядывали из окон спален.

Конча поговорила с женщиной в темной военной форме. Та исчезла в офисе и начала рыться в шкафчиках в кабинете.

— Вы ищете Марию Луизу Альварес? — спросила одна из заключенных.

— Да, — сказала Конча.

Заключенная долго смотрел на Эстебана, прежде чем позвать их в свою комнату.

Женщины соорудили себе отдельные комнаты в этом огромном пространстве, используя палки и одеяла. У некоторых были узкие двухъярусные кровати, у других ― принадлежности для готовки, у третьих ― полки для одежды, но все женщины разместились на грубом цементном полу, словно фрагменты мозаики. Дети сосали молоко из груди матерей, пока остальные спали на самодельных матрасах. Воздух был затхлым, вокруг стоял запах масла для волос, мочи и пота.

— Мария Луиза Альварес, — женщина подошла к своему месту и вручила мальчику металлическую коробку. Она была зеленой, с красным кругом посередине, где было написано «Лаки Страйк», а под ним, золотистыми буквами «Сигареты».

— Нет, — сказал Эстебан. — Я ищу маму.

— Да, — заключенная толкнула коробку обратно в его руки, — tu madre.

Эстебан открыл коробку. Внутри были сережки, которые носила МаМаЛу, заколка для волос и обрывок газеты. Эстебан собирался захлопнуть коробку, но увидел заголовок. Он распрямил гофрированную бумагу и подошел к фонарю, чтобы прочитать.

«МЕСТНАЯ НЯНЯ ОБВИНЯЕТСЯ В ХИЩЕНИИ ФАМИЛЬНЫХ ДРАГОЦЕННОСТЕЙ»

Эстебан прочитал статью. Она была полна лжи о том, как МаМаЛу украла ожерелье Скай, и о том, как оно было найдено в ее вещах. В заявлении для полиции, уже после того, как ему вернули ожерелье, Уоррен Седжвик выразил свой шок и недоверие:

— Мария Луиза была работником, которому мы доверяли, она была другом моей жены. Это ожерелье принадлежало Адриане и много значит для моей дочери. Мне очень тяжело осознавать, что няня Скай была способна совершить такое преступление против нашей семьи.

Теперь все стало на свои места. Ночь, когда он видел Виктора, покидающего их комнату, была ночью, когда он оставил там ожерелье. Копы, которые пришли в ту ночь, чтобы забрать МаМаЛу, обо всем знали. Эстебан был наивным, но теперь он понял, как это работает.

«Ничего… серьезного», — сказал Уоррен Виктору.

Виктор обвинил МаМаЛу в преступлении, которое она не совершала, а Уоррен позаботился о том, чтобы она осталась здесь, для своего призрачного успокоения. Эстебан чувствовал, что был идиотом, бегущим к Каса Палома, надеясь на помощь Уоррена. Виктор следовал указаниям, которые отдавал Уоррен Седжвик.

Он был виноват в этом. Он и мужчина, которого зовут Эль-Чарро. Им пришлось защищаться, потому что МаМаЛу увидела их и всех остальных членов картеля, которые приехали в Каса Палома тем вечером.

«Разберись с этим», — сказал Уоррен, потому что не хотел пачкать руки; он никогда не хотел пачкать руки. Он собирался в спешке, чтобы его не поймали, если вдруг МаМаЛу проговорится, если Эль-Чарро поменяет свое намерение и не разрешит ему покинуть страну.

Они двое заставили МаМаЛу гнить в тюрьме.

— Где она? — Эстебан развернулся к охраннику. — Где моя мать?

— Конча, — надзирательница, которая искала документы, стояла возле входа и протягивала им листок бумаги.

Конча подошла к ней и прочитала написанное.

— К сожалению, — она посмотрела на Эстебана. — Мария Луиза Альварес мертва.

Это было нелепо. Эстебан рассмеялся.

— Что? Вы с ума сошли? Я слышал недавно, как она пела.

Он начал искать ее, отбрасывая в сторону все перегородки и занавески.

— МаМаЛу! — он ходил из спальни в спальню, оставляя позади себя испуганных плачущих младенцев. — Пой, МаМаЛу. Пой для своего Эстебандидо, так я смогу найти тебя.

Конча и надзирательница схватили его и вывели во двор.

— Прекрати! Твоя мать заболела туберкулезом и умерла от его последствий, — они держали перед ним бумагу. — Мы уведомили ее ближайших родственников, ее брата Фернандо, но никто не пришел. Ее похоронили вместе с другими невостребованными заключенными. Вот ее заключение и номер камеры.

Эстебан хотел, чтобы они заткнулись. С каждым словом становилось только хуже. Он хотел ослепнуть и оглохнуть. Он хотел вернуться, подобрать пистолет Хуана Пабло и приложить к виску.

— Нет.

— Нет.

— Нет.

Он повторял это снова и снова.

Ему было ненавистно то, как женщины смотрели на него из общих спален ― кто-то с жалостью, некоторые с раздражением, но большинство пустыми, отрешенными взглядами. Они видели это бесчисленное количество раз. Заключенные должны покупать кровати, одежду, привилегии. Если ты не можешь позволить себе доктора, никто не придет проверить тебя. И здесь, в тесном пространстве, они видели все: СПИД, грипп, корь, туберкулез. Это место было рассадником для всех видов клопов и болезней, которые, если их не лечить, приводят к летальному исходу.

Конча подняла коробку, которую уронил Эстебан, и отдала ему. Маленький ржавый кусок олова — все, что осталось от его матери. МаМаЛу не курила, но это, пожалуй, единственная вещь, которую ей удалось раздобыть в этой чертовой дыре. Он удивился тому, как человек, который имел так много места в сердце, может оставить после себя только красно-зеленый металл, пахнущий табаком.

— Mi madre está muerta, — сказал он тихо, словно пробовал эти слова.

— Моя мать умерла! ― прокричал он, осведомляя об этом всю тюрьму. Его голос отдавался от мрачных серых стен, окружавших двор.

Всем было наплевать. Никто не сказал ему. Никто не спросил, какие похороны она бы хотела. Положили ли они цветы ей в волосы? Знали ли они ее любимый цвет? Эстебан надеялся, что они хоронили ее в оранжевом платье цвета мандаринов. МаМаЛу была похожа на них ― полна цедры, золота, солнечного света и горечи.

Он держал в руках ее сережки. Она всегда носила только их: два голубя, соединены клювом в серебряном круге. Эстебан больше всего на свете хотел услышать звон бирюзовых камушков, свисающих с обручей ― они так звенели, когда МаМаЛу гонялась за ним. Он хотел быть плохим. Очень, очень плохим.

Возьми свой веник, МаМаЛу. Я обещаю, что сегодня не буду убегать. Мне жаль, что я не сделал это вовремя. Я пытался. Я пытался изо всех сил. Я делал плохие вещи. Я убил человека. Ты должна прийти за мной, МаМаЛу. Приди, потому что только ты можешь спасти меня. Только ты сможешь все исправить.

Но серьги МаМаЛу безжизненно лежали на его ладонях. Она не придет, чтобы спасти его, любить его или чтобы петь для него.

Эстебан ждал слез. Ему было все равно, если стражники на башнях, или женщины и дети увидят его. Он хотел высвободить бушевавшее внутри себя море горя и печали, но слез не было. Все, что он чувствовал, был гнев. Он хотел колотить бетонные стены, пока они не обрушатся и не уничтожат все. Всю беспомощность, несправедливость и предательство, что превратили его сердце в холодный твердый камень. Эстебан не плакал, когда оно опустилось на дно его души, словно одинокий якорь, не плакал, когда следовал за Кончей по туннелю, возвращаясь в машину к человеку из кантины.

— Увиделся с матерью? — спросил тот.

— Моя мать мертва, — голос Эстебана был таким же грубым и проржавевшим, как коробка, которую он держал.

— Мне жаль, — человек из кантины сделал паузу. — У тебя есть семья?

Эстебан подумал об отце, который оставил его. Он подумал о пустой бутылке текилы, которая выкатилась из рук дяди. О друге, который оставил его в облаке пыли. Он думал об помятых бумажных зверьках и о трехстах пятидесяти песо, о Хуане Пабло и Камилле и разлагающейся мандариновой кожице.

— У меня нет никого, — сказал он.

Человек из кантины замолчал на мгновение.

— Ты спас мне жизнь сегодня. Я позабочусь о тебе. Теперь ты не Эстебан. Ты Дамиан ― укротитель, убийца.

Да-ми-ан. Эстебану нравилось, как это звучит ― словно это кто-то, кому все равно. Все, о чем он думал — это то, как свершить правосудие над Уорреном Седжвиком и Эль-Чарро, то правосудие, которое они не смогут подкупить, правосудие, в котором было отказано МаМаЛу.

Дамиан собирался отплатить им за то, что они сделали с его матерью.

Водитель человека из кантины отдал Конче пачку денег. Остальные охранники смотрели, готовые при необходимости схватиться за ножи.

— Куда едем, Эль-Чарро? ― спросил водитель, когда вернулся в машину.

Эль-Чарро.

Имя, которое заставило каменное сердце Дамиана забиться в бешеном ритме. Он посмотрел на водителя, потом на человека из кантины, потом опять на водителя, словно больная, запутанная реальность пнула его.

Человек из кантины — это Эль-Чарро.

Дамиан спас жизнь человеку, который был ответственен за смерть его матери — одному из двух, которым он поклялся отомстить.

— Домой, Гектор, — сказал Эль-Чарро. — Мы везем Дамиана домой.