Было темно, когда Дамиан опять пришел.

Мне снились розовый торт-мороженое, пиньяты и Эстебан. (Примеч. Пиньята (исп. Piñata) — мексиканская по происхождению полая игрушка довольно крупных размеров, изготовленная из папье-маше или легкой оберточной бумаги с орнаментом и украшениями. Своей формой пиньята воспроизводит фигуры животных (обычно лошадей) или геометрические фигуры, которые наполняются различными угощениями или сюрпризами для детей (конфеты, хлопушки, игрушки, конфетти, орехи и т.п.).

— Тронешь ее снова и увидишь, что такое ад, — сказал он, когда они оттаскивали его прочь.

Он был моим самопровозглашенным защитником, но не было никакой защиты от мужчины, который стоял сейчас у двери.

Свет из коридора очертил его силуэт, бросая зловещую тень на кровать. Я хотела спрятаться куда-нибудь, где он меня не найдет.

Дамиан поместил поднос на кровать и придвинул стул. Он не включил свет, но я учуяла еду. Он принес мне поесть.

Я пододвинулась к подносу осторожно, отводя взгляд. Помнила, что было в прошлый раз, когда я бросила ему вызов, и теперь собиралась быть хорошей девочкой. Я собиралась быть хорошей, воспитанной девочкой. Я едва могу справиться с голодом, сжимающим мой желудок короткими сильными схватками, но заставляю себя потерпеть, быть приличной, воспитанной и не зарыться лицом в тарелку, как хотелось.

Это была какая-то рыба, приготовленная на гриле, и немного риса. Господи, это пахло замечательно. Там не было столовых приборов, и это было хорошо, потому что все, чего мне хотелось ― разорвать рыбу на кусочки, но я знала, что он наблюдает, поэтому отщипнула немного пальцами.

— Не так быстро, — сказал он.

О Боже, только не снова. Просто дай мне поесть.

А что он сделает, если я оближу свои пальцы?

Я так сильно хочу ощутить вкус рыбы.

— Поднимись, — скомандовал он.

Я проглотила сухой комок в горле, от которого хотелось кричать и плакать, хныкать и просить, и встала.

— Раздевайся, — приказал он из тени.

Я ожидала этого. Рано или поздно, так или иначе, все в любом случае заканчивается членом. Соси его, лижи его, погладь его, трахни его.

Потому что моя мать не любила меня.

Потому что мой отец бил меня.

Потому что мой учитель ласкал меня.

Потому что надо мной издевались.

Потому что моя жена покинула меня.

Потому что мои дети не говорят со мной.

Вот почему я пьян.

Я рискую.

Я не могу перестать есть.

Я зависим от секса.

Я режу себя.

Я снимаю ресницы.

Я принимаю наркотики.

Но этого не всегда хватает, знаешь? И иногда это выплескивается наружу, потому что ты не можешь контролировать это, потому что хочешь заставить других ощутить свою боль, свои страдания, свою злость, потому что это так трудно - ходить в шрамах в мире, полном рекламы и ярких улыбок с рекламы зубной пасты и успешных, счастливых людей. Жизнь не всегда сказка. Поэтому соси его, лижи его, погладь его, трахни его.

Мне было все равно, к какой из этих категорий относится Дамиан. Иногда это происходит просто потому, что я ― чистое зло, знаешь? Я держала в мыслях вид тарелки, пока расстегивала топик. Казалось, будто я смотрю на пол, но на самом деле я пожирала взглядом рис и рыбу. Это удивительно ― вещи, которые вы можете делать в режиме выживания. Я переступила через свои штаны и оказалась перед ним только в нижнем белье. «Агент Провокатор». Коллекция «Ночная Пленница».

— Сними с себя все, — сказал он, выделяя голосом слово «все», будто я была не в состоянии осмыслить простую команду.

Я расстегнула черный кружевной бюстгальтер размера 34С, стянула с себя такие же трусики и встала перед Дамианом. Голой.

Он заерзал на своем стуле.

— Включи свет.

Рыба. Думай о рыбе, говорила я себе, поворачиваясь в поисках выключателя.

— Выше, справа, — сказал он.

Мои пальцы тряслись, когда я нажала кнопку.

— Хорошая девочка. Теперь иди ко мне.

Он будто режиссер порнофильма.

Я держала глаза опущенными, пока не приблизилась к его стулу, и не посмотрела на его уродливые ботинки. Черт, я ненавидела эти ботинки. Я ненавидела шнурки, кожу, и подошву, и каждый гребаный стежок, который соединял их вместе. Я ненавидела их, потому что он забрал мои красивые золотые туфельки, и теперь я была босая, слабая, голая, голодная и мне было больно, и у меня был выбор, потрахаться или покушать. Нахер его обувь, его грязь, психологические игры и…

— Повернись, — сказал он.

Тогда я посмотрела на него, ожидая разврата и похоти, но он осматривал мое тело с отрешением, и это взбесило меня. Я привыкла, что мужчины пялятся на меня, хотят меня. Мое тело не было идеальным, но я владела каждой его частью. Это была моя сила, мое оружие, мой билет в эксклюзивные клубы, передние ряды на модных показах, на красные дорожки. Парни делали все для меня, девушки делали все для меня, и это было важно, потому что это было для меня, не для моего имени, славы или фортуны, или сети отелей, которыми владел мой отец. У меня было хорошее тело, и я не стеснялась выставлять его напоказ. Я не сплю с кем попало, но не прочь использовать его.

И теперь Дамиан отобрал и это тоже. Он раздел меня. Проверяет меня ― мои руки, ноги, спину, мои ступни ― не как женщину, а как своего пленника. Во взгляде Дамиана не было возбуждения, и я ненавидела это, потому что это делало меня еще более беспомощной. Я стояла спиной к нему, ощущая его взгляд на своей коже, задумываясь, осталась ли на пальцах какая либо пища ― может, я оближу их сейчас.

Я почувствовала дуновение рядом. Теперь Дамиан стоял сзади, дыша мне в плечо.

—Ты воняешь, — произнес он. ― Иди в душ.

Душ. Мыло и вода. Помилование от Дамиана.

Я вела себя хорошо.

Жди меня, рыбка. Я засмотрелась на тарелку, прежде чем пройти в ванную.

Кабинка была маленькая, в ней едва хватало места, но горячая вода ощущалась, словно небесное блаженство, пусть она и саднила кожу там, где были царапины и синяки. Я начала мыть голову и чуть не разрыдалась. Я забыла, что мои длинные роскошные волосы пропали. Я едва закончила с волосами, как дверь открылась, и Дамиан завернул кран.

— Это тебе, блядь, не спа. Это лодка с водяным баком. Запомни это хорошенько.

Он протянул мне полотенце. Оно было застиранным, но чистым. Я увидела свое отражение, когда он проводил меня обратно в комнату. Девушка со странными волосами снова поразила меня.

Скромность испарилась. Я вытерлась прямо перед Дамианом и огляделась в поисках своих вещей. Он открыл один из шкафов и начал выбрасывать на кровать сумки с вещами. Моими вещами. Kate Spade. Macy’s. All Saints. Sephora. Zara. Мне не приходилось работать, чтобы выжить, но я имела степень по специальности изобразительное искусство и работала в качестве модного консультанта. Я говорила себе, что это просто исследование. После очередного безумного шопинга я оставляла все купленное на заднем сиденье моей машины на несколько дней, иногда недель.

Дерьмо.

Он мог забрать это, только если возвращался к машине. И, если он возвращался, у него была хорошая возможность избавиться от нее или перегнать в друге место. В любом случае, я облажалась. Ниточки, по которым, как я думала, мой отец сможет меня отыскать, начинали обрываться. Моей единственной надеждой остались теперь камеры наблюдения на парковке, где он схватил меня, может, они что-то нашли. Его рост, его вес, его лицо ― что угодно, что помогло бы в расследовании. Я знала, что мой отец ни за что не сдастся. И сейчас мне следует делать то же самое.

Не. Сдавайся.

Завернувшись в полотенце, я начала опорожнять сумки. Тупая мини-юбка. Тупое невесомое платье. Тупое кольцо с огромным камнем. Черт. Как я могла заполнить столько места этим дерьмом? Я могла бы постирать и надеть то же самое белье. «Агент Отожми и Снова Спровоцируй».

Я все еще рылась в пакетах, кода Дамиан начал запихивать все обратно в шкаф. Пара черных леггинсов (да!) и маленькие белые стринги (нет!). Он вытащил уродливую просторную футболку и бросил в меня. Судя по размеру, это принадлежало ему.

— Снимай полотенце, — скомандовал он.

Как я и говорила, все рано и поздно сводится к члену. И теперь я уже не воняла.

Я закрыла глаза, ожидая услышать шорох снимаемых штанов.

Но этого не произошло. Я почувствовала, как он втирает что-то по линии роста моих волос. Это пахло лекарством и чертовски щипало, особенно там, где волосы были вырваны. Он проделал то же самое с кожей вокруг ушей. Потом помазал спину, прошелся по всем царапинам и порезам, и синякам, замеченным при осмотре.

Я поняла, что он делает ― награждает мое хорошее поведение заботой, успокаивая раны, которые он же мне и нанес.

Я должна была чувствовать благодарность, зависимость, ощущать близость к нему из-за этого маленького милосердия ― все признаки Стокгольмского синдрома? (Примеч. Стокгольмский синдром (англ. Stockholm Syndrome) — термин популярной психологии, описывающий защитно-бессознательную травматическую связь, взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения или применения (или угрозы применения) насилия). Но я ничего не чувствовала. И если я когда-либо найду, где он спрятал мои туфли на шпильках, я пришпилю его черное сердце к мачте этой долбаной лодки.

Умри, Да-ми-ан. УМРИ.

— Ты сама с остальным справишься, — сказал он, бросая тюбик на кровать.

Он ушел, оставив дверь открытой, и я могла слышать, как он чистит свои зубы.

К черту мазь. Я бросилась к теперь уже холодной тарелке с едой.

Рыба меня не подвела. Она была сочная, самая вкусная из всех, что я когда-либо ела. Я скулила, когда ела ее.

Я поддела рис пальцами и закрыла глаза, смакуя его толстое крахмалистое совершенство. Мои вкусовые рецепторы взорвались от вкуса гребаного белого риса.

Да. Да. Да. Больше!

Я вылизала тарелку до блеска. Нет, серьезно. Я облизала всю тарелку, а затем снова и снова. Я не знала, когда еще смогу поесть и что должна буду сделать для него. Я переоделась в одежду, оставленную Дамианом, пахнущую его телом футболку. И чуть не вывернула наружу съеденную рыбу. Не то чтобы футболка плохо пахла. Она просто пропиталась солнцем, морем, потом ― запахом, который ни одному порошку вывести не под силу.

Я выглянула в дверной проем. Дамиан все еще был в ванной. Я начала рыться в шкафах: постельное белье, полотенца, дождевики, вещи для дайвинга. Я почти закончила, когда наступила на что-то круглое и твердое. Подняв ногу, я обнаружила арахис, прилипший к подошве. Еще несколько штук валялось на полу, словно они выкатились из того кулька, что в прошлый раз держал в руках Дамиан.

Я уселась на стул, где он сидел в прошлый раз, и забросила один в рот.

Хрусь, хрусь, хру…

Я прекратила, когда он вошел в комнату.

Дамиан выглядел так, будто принял душ. Его волосы были зализаны назад, он переоделся в серые штаны и белую футболку. Его глаза сузились, когда он увидел меня.

— У меня смертельная аллергия на арахис, и я только что съела целую кучу, — сказала я. ― Если мне не оказать необходимую помощь, я умру.

Он мельком глянул на меня перед тем, как открыть один из шкафов, в которые я не заглядывала.

Да! Возможно у него там спутниковый телефон, или рация, или чем там с лодки общаются.

Он вытащил баночку и сел на кровать. Открутив крышку начал увлажнять ноги.

Он, блядь, увлажнял свои ноги.

— Ты слышал меня? ― взвизгнула я. — Я могу умереть, — и я начала глубоко дышать.

Он занимался своими делами, сначала одна нога, потом вторая, будто это была самая важная вещь в мире. Потом он надел носки и закрыл баночку.

— Тогда умирай.

Я, блядь, ненавидела его. Он не хотел денег. Он не хотел секса. Ему было все равно, жива я или мертва. Он не сказал, куда мы направляемся. Он не сказал, почему. И теперь он обнаружил мой блеф.

— Что ты хочешь? — закричала я.

Я пожалела об этом в ту же минуту. Он двинулся быстро. Молниеносно. Раньше, чем я смогла извиниться, он заткнул мне рот, связал руки и привязал к спинке кровати.

Потом он выключил свет и лег в кровать.

Эта сволочь даже не запыхалась.

Я не знала, что было хуже ― мои руки, вытянутые до боли за головой, трещины в уголках губ, из которых на кляп текла кровь, или знание того, что так и должно было быть. Одна комната, одна кровать, мой похититель спит рядом со мной, ночь за ночью.