Суббота. 10 марта 1990 г.

Эгуум атолл, архипелаг Луизиада, Папуа Новая Гвинея. Мы оказались здесь случайно. Усталые и измученные мы шли под непрерывными дождями и постоянно встречном ветре, пробиваясь на запад. У нас давно кончились свежие продукты.

Рассвет снова встретил нас ливнем и встречным ветром. Лиззи за штурманским столом с лупой рассматривала карту.

— Смотри, Карло. У нас впереди атолл. Остановимся?

— Согласен.

Когда неожиданное решение рушит заранее разработанные планы, мы всегда оба согласны. Ну придём позже в Порт Морсби, остановимся нелегально на Эгуум атолле, какая разница? Тем временем продолжается дождь и капли, словно маленькие булавки, попадают мне в глаза, каждый раз, когда я смотрю вперёд, туда, где с момента на момент должен появится атолл.

Какое непреодолимое желание, развернуть лодку и вернуться назад, в зачарованное царство пассатов! Но, возможно и нет. Ведь жизнь, это большая игра, маятник, постоянно мечущийся между желанием снова пережить прекрасные моменты прошлого и ожиданием новых событий. Встречный ветер и дождь, в конце концов, это пустяки, всего лишь условия, почти необходимые, являющиеся частью игры.

Главное, чтобы бы игра продолжалась!

Этот новый ветер, уже муссон Индийского океана, прошедший через Китай и Японию, и долетевший сюда, донеся остатки ливневых дождей, которые сейчас заливают рисовые поля Дальнего Востока.

Вот мы и прошли почти весь Тихий океан. Луизиада, последний большой архипелаг перед Торресовым проливом.

— Ты помнишь, каким огромным казался нам Тихий океан, когда мы разглядывали его на карте?

Маркизы, Туамоту, острова Общества…, Кук, Тонга, Фиджи…, Вануату, Австралия, Соломон. Мир, такой огромный и такой раздробленный, что казался бесконечным.

Теперь это всё за кормой. Полтора года нашей жизни, пролетели на одном дыхании. Острова, пальмы, улыбающиеся лица… Вереница историй и людей останутся навсегда в море воспоминаний на фоне белых песчаных пляжей и кокосовых пальм, кроны которых треплет ветер.

Наконец появляется атолл. Пустой горизонт заполняется миниатюрными кронами и тонкими палочками, растянутыми едва различимой тёмной линией. Это стволы пальм на южной стороне кольца. Два островка внутри лагуны чуть возвышаются над линией пальм. Благодаря им мы можем взять два пеленга и точно определить своё положение. Напряжение на борту исчезает, словно по волшебству.

— Отлично, Лиззи. Нужно ещё пройти вдоль северного берега и войти через самый широкий канал с другой стороны. Всего двенадцать миль. Ещё пара галсов и мы на месте.

Суша, это песчаная полоска, поросшая деревьями и кустарником.

Оттуда до нас доносится сильный запах земли, сырости и грибов.

— Не знаю, что бы я отдал за бифштекс.

— Будем надеяться, что в деревне зарежут поросёнка.

Через два часа якорь зарывается в песчаное дно в северо западной части атолла, сразу за полоской земли. Место прекрасное. Суша защищает от муссонных волн, грохот которых слышен снаружи, а пальмы задерживают ветер. «Веккиетто» мягко покачивается на волнах носом на север. Вдали угадываются хижины деревеньки.

Лагуна простирается на восток и на юг, насколько видит глаз.

Голубая вода и большие пятна кораллов.

— Смотри, парусная лодка.

В открытом море, за полуостровом, появился парус. Он движется тем же путём, что мы только что прошли. Спускается на юг, делает поворот через фордевинд и обходит мыс. Странный парус, квадратный, желтоватого цвета с горизонтальными латами. Парус убирают, как только лодка входит в лагуну.

— Это не яхта, это пирога открытого моря.

Видны тёмные лица множества мужчин, которые, взявшись за вёсла, направились к селению, и большая куча в центре пироги, должно быть их груз. Они держат головы низко и, кажется, полностью поглощены греблей, но, нет-нет, поглядывают исподлобья в нашу сторону.

— Эй! Хелло! — кричит Лиззи. И в тот же момент они все вскакивают на ноги, жестикулируют и показывают на нас.

Пирога длиннее чем «Веккиетто». Её корпус выдолблен из цельного ствола дерева, которое должно было быть огромным. Балансир длинной около десяти метров, толщиной с человека. В качестве руля используется огромное весло, которое опускают в воду со стороны одного из бортов. Оно привязано кокосовыми волокнами и управляют им два человека.

Но самое главное, это парус, изготовленный из сплетённых листьев пандануса и эластичных деревянных планок. С этим парусом, сплетённым из листьев они пришли из открытого моря на одной из последних океанских пирог, существующих на земле. Последней из тех, что когда-то ходили по Тихому океану во всех направлениях, проходя огромные расстояния, используя для навигации лишь солнце, звёзды и загадочный инстинкт, позволявший ориентироваться в море и не затеряться среди островов и течений в этом бесконечном пространстве волн и неба. Хотелось бы мне знать, как это у них получается.

— Мы могли бы попробовать выйти с ними в море. — предлагает Лиззи.

Я понимаю, что перед нами нечто, что в скором времени перестанет существовать и останется разве что в музеях Однако, в данный момент главная проблема, понять друг друга.

Пробуем английский, пиджин, полинезийский, но, никаких результатов. Эти люди говорят на певучем языке, напоминающем говор Фиджи.

Мы смотрим друг на друга. Мы на лодке, они в пироге. Их восемь человек: четыре мужчины, две женщины и два юноши, одетые в потёртую ткань неопределённого цвета. На одном дырявая майка, которая когда-то, видимо, была зелёной. У каждого на шее, минимум, по три ожерелья. Старые ожерелья, сделанные из облупленных, поблекших раковин, говорят о их страсти к украшательству, которая, как и любопытство, встречается на всех широтах.

Пирога нагружена кокосовыми орехами.

Прибегаем к языку жестов: Мы (широкий жест, показывающий на нас и «Веккиетто») пришли (показываем рукой на горизонт и потом сюда, вниз) с островов Соломон.

Они поняли. Старший, тот что в зелёной майке, отвечает теми же жестами: — Мы пришли с Ватору.

Где находится Ватору? На карте нет ничего с таким названием. Они показывают на север. Может быть это Гава, единственный остров расположенный на севере в двадцати милях. На этом церемония знакомства закончилась. Повисла пауза. Тут они взяли инициативу: два пальца поднесённые ко рту, универсальный жест, означающий — курить. Достаём запасы венесуэльских сигарет, лица расплываются в улыбках. Старший церемонно раздаёт сигареты. Из ниши в носу пироги появляется жаровня с углями, все, включая детей, зажигают сигареты и курят. Женщина достаёт деревянную трубку и крошит в неё две сигареты, вместе с бумагой и фильтрами и курит глубокими затяжками. Потом, длинным, около метра, мачете, парой точных ударов открывает два кокосовых ореха.

И вот, они курят наши сигареты, мы пьём их кокосы. Обмен имеет большее значение, чем просто ценность предметов. Это древний язык. Что-то вроде заключения пакта о ненападении. Перед тем как удалиться, они говорят между собой и в последний момент женщина достаёт из под кучи кокосов что-то большое, похожее на панцирь черепахи. Они бросают её нам на палубу и уходят.

— Эй! Да это же живая черепаха! — Она небольшая, с блестящим панцирем с коричневыми полосами.

— И что мы будем с ней делать?

— Можем попробовать съесть её.

— Знаешь, что сказали бы наши друзья, если бы узнали, что мы съели черепаху?

В Средиземном море, где черепах когда то было множество, они теперь на грани исчезновения. Частично из-за загрязнения воды, но в большей степени из за загрязнения берегов и пляжей человеком.

Черепахи, проводящие всю жизнь в море, выходят на берег лишь для того, чтобы отложить яйца. Они выползают ночью, в полнолуние, поднимаются по пляжу на несколько метров и выкапывают глубокую яму, в которую откладывают около пяти десятков яиц. Потом засыпают их полуметровым слоем песка. Через несколько недель пятьдесят черепашек, длинной не больше сантиметра, вылезают из песка и бегут к воде. И в чём же проблема? Проблема в том, что всё северное побережье Средиземного моря, все пляжи задыхаются от массового туризма. Там, где раньше были безлюдные берега, теперь дома, огни, рестораны, столики, моторные лодки и множество людей.

И черепахам приходится искать другие пляжи, но их нет, и черепахи не откладывают больше яиц.

В Тихом океане черепах пока много, так же ка и рыбы.

Поразмышляв, мы пришли к выводу, что имеем право съесть её, тем более, что в книжке «Море в кастрюле» я нашёл рецепт «Черепаха по мальтийски»: — Обжарьте мясо черепахи, потом порежьте на маленькие кусочки, добавьте лавровый лист, свежую мяту, томатный сок…

Лишь одна маленькая проблема: как убить черепаху? Она смотрит на нас неподвижно, её лапы связаны шпагатом.

— Думаю, нужно отрезать голову, а потом вскрыть панцирь, здесь, где он мягкий. — Подсказывает Лиззи.

— И не надо смотреть на меня. Я не осмелюсь отрезать ей голову, она смотрит на меня. Нет, я не смогу.

Приплывшие из деревни пироги отвлекают нас от затруднительного положения. Они останавливаются метрах в десяти от «Веккиетто» с нерешительным видом. Мальчик поднимается на ноги и, балансируя, стоя на пироге, показывает нам большую раковину. С другой пироги показывают гроздь папайя. Вскоре все собираются у нашего борта, а из деревни походят ещё пироги. Они везут фрукты, кокосы, рыбу, омаров, изделия из дерева, ножи, топоры.

— Что дать этой девочке в обмен на корзину бананов?

— Посмотри в ящике, там должны быть ещё старые крючки.

— А этому, он привёз ещё одну связку кокосов?

— Попробуй предложить ему мясные консервы или сахар.

Старик настойчиво предлагает нам деревянный гребень. Гребень старый, изношенный за много лет использования, с поломанными зубьями. Что нам с ним делать? Но старик настойчиво, без слов, предлагает и предлагает свой товар. Возможно у него нет ничего другого на обмен, а ему нужны крючки. Пытаемся объяснить ему, что он может взять крючки и оставить себе гребень, но он не соглашается и удаляется только тогда, когда мы принимаем его вещь. Его место тут же занимают другие люди, предлагающие другие вещи.

Воскресенье 11 марта 1990 г.

Атолл великолепен, лагуна похожа на аквариум. Вода тёплая и прозрачная. Так как никто не предлагает нам свинины, отправляюсь ловить рыбу на ужин. За десять минут вплавь добираюсь до канала, обычно, это самое лучшее место для охоты, если нет акул. Дно усеяно глыбами и обломками кораллов. Ныряю, посмотреть подводные гроты. Во втором из них замечаю омара. Я замечаю его сразу, хоть он и далеко, укрылся в яме на дне, из которой торчат только усы и передние лапы. Запоминаю расположение грота, чтобы на обратном пути поймать его.

На поверхности есть течение. Оно идёт параллельно берегу в направлении канала и открытого моря. Снизу оно едва заметно, но на поверхности достаточно сильное. Плывя против течения, мне еле удаётся оставаться на месте. Я не сильно беспокоюсь, если оно усилится, всегда можно вылезти на берег и вернуться пешком.

Набираю воздуха и снова ныряю. Внизу лучше. Я цепляюсь за скалы, чтобы не сносило, и перемещаюсь от одного грота к другому. Чёрт возьми, здесь целое о омаров. Два из них огромные, наверное родители. При моём появлении они забиваются в дальний угол и издают сильные резкие звуки, ударяя хвостом. Этих нужно обязательно поймать. Выныриваю, глотнуть воздуха и снова возвращаюсь в грот. На этот раз заплываю в самую его глубину.

Поймать двух омаров и засунуть их в сетку, детская забава. У меня остаётся ещё полно времени, чтобы осмотреться, найти выход и всплыть с добычей, которая бьётся в сетке и корябает мне ноги. Они не ранят меня только благодаря гидрокостюму из неопрена.

Эй, но здесь течение намного сильнее. За те несколько секунд, пока я переводил дыхание, меня унесло довольно далеко к выходу.

Опускаю голову вниз. Глыбы на дне проплывают с пугающей скоростью. Сколько это будет? Два узла? Три узла? Нет времени думать. Я плыву к берегу, который проносится в пятидесяти метрах от меня. Это не так просто, как казалось. Берег приближается, но течение, тем временем несёт меня всё быстрей и вскоре полоса суши заканчивается и начинается канал. Я увеличиваю ритм и думаю о том, что нужно соблюдать спокойствие. Остаётся метров двадцать до берега, когда деревья заканчиваются и я вижу проплывающую мимо песчаную косу. Давай, быстрей, не волнуйся, плыви сильнее, главное успеть добраться до косы… Но уже понятно, что я не смогу этого сделать. Плыву как сумасшедший, стараясь выжать максимум из своих мышц, которые начинают наливаться свинцом. И вот, песчаный мыс проплывает совсем рядом от меня, метрах в десяти, но он так же недосягаем, как если бы это были сто миль.

Вода облизывает гальку и несётся, словно горный поток, унося меня к центру канала. Инстинкт заставляет меня плыть пртив течения, требует добраться до берега любой ценой, противостоять этой силе, которая уносит меня в открытое море. Но это уже бесполезно. Приходится заставить себя не делать этого, так я лишь израсходую последние силы.

Прекращаю сопротивляться и пытаюсь упорядочить хаос мыслей роящихся в голове. Я уже примерно посередине канала, ещё несколько сотен метров и меня вынесет в море. К поясу у меня всё ещё пристёгнута сетка с омарми и линь с подводным ружьём. Какой же глупец, если бы я избавился от них раньше, возможно сумел бы добраться до берега. Что делать, выбросить их? Теперь уже поздно.

И, не знаю почему, мысль о том, чтобы бросить что-то в море, меня угнетает. Я буду чувствовать себя ещё более голым и беззащитным.

Провожу быструю инвентаризацию того, что на мне. Гидрокостюм, маска, ласты и трубка, подводное ружьё, утяжеляющий пояс и сетка с омарами. Бороться мне придётся долго, но достаточно будет сбросить пояс и гидрокостюм будет держать меня как спасжилет. Вода тёплая и в ней можно выжить несколько дней. А акулы? У меня есть ружьё, чтобы держать их на расстоянии. Днём. А ночью? Тем временем течение стало слабее. Я не совсем уверен, так как не вижу дна, но берег, кажется, удаляется медленнее. Конечно, снаружи течение должно замедлиться. Припоминаю, что здесь в море есть южное течение скоростью в пол узла. Где то я это читал, возможно на карте.

Если это так, можно попытаться вернуться доплыв до одного из рифов южной части атолла. Пытаюсь как можно выше высунуться из воды, работая ластами, посмотреть вдаль. Но «Веккиетто» не видно, возможно он за деревьями. Боковым зрением, когда смотрел в сторону берега, я приметил что-то белое, всплеск пены. Прибой?

Кит? Рыба? Да нет! Это скала в сотне метров в направлении моря.

Скала? Это может быть спасение. Я принимаюсь плыть изо всех сил, хотя в этом нет необходимости. Течение несёт меня прямиком туда. Я же всё равно плыву. Но! Лучше нет. Лучше поберечь силы для того, чтобы выбраться на берег.

Вот снова появляется дно, скала из мёртвого коралла покрытого водорослями. Вода наполняется пузырьками и пеной от разбивающихся волн. Я останавливаюсь, отгребая назад, ожидаю, пока волна отхлынет и бросаюсь вперёд со следующей. Волна быстро несёт меня вперёд. Коралловые глыбы и водоросли проносятся с немыслимой быстротой, глубина уменьшается: два метра, метр, пол метра. Я ухватился за неё. Острая конусообразная скала, словно специально созданная, чтобы её можно было обхватить. И я обнимаю её изо всех сил, в то время как тонны воды откатываются назад. Я не отпущу её, даже если меня будут тянуть краном, у меня словно выросли присоски. Прежде чем волна возвращается, перебираюсь в надёжное место, двумя метрами выше. Я потерял одну ласту и лодыжка кровоточит, но в целом, чувствую себя хорошо и у меня земля под ногами. Омары в сетке, не очень хорошо себя чувствуют и уже почти не трепыхаются. Мне жалко их. Едва отдышавшись, освобождаю несчастных тварей. Всё хорошо, не о чем больше беспокоиться, я сижу, успокаивая одышку.

Мой волшебный островок, скала, площадью около пяти квадратных метров. Не обозначенное препятствие, как его описали бы в лоции.

До сих пор не могу поверить. Я уверен, что на карте не была обозначена скала в море, сразу же за каналом. Тем лучше, главное, что я на суше и Лиззи, рано или поздно, решит отправиться искать меня. Не помню, сказал ли я ей, что собирался отправиться к каналу.

Надеюсь лишь, что она не обратится за помощью к местным жителям, я бы умер от стыда.

Я постоянно вглядываюсь в линию пальм на мысу, вдруг там кто появится. Не знаю, видно ли меня с берега. Мне же удаётся разглядеть даже мачту «Веккиетто» поверх пальм. Как она далеко!

Моя скала достаточно велика, чтобы лечь, положив голову и свесив ноги. Пена периодически попадает на мои лодыжки.

Солнце сушит меня, проникает под кожу, до костей, под закрытые веки, рисует бахрому золотистого цвета…, я отдыхаю.

Оранжевое пятно тендера появляется перед самым закатом, когда я уже смирился с мыслью провести ночь под открытым небом.

На загорелом лице Лиззи видно облегчение, от того, что она меня нашла.

— Что ты здесь делаешь? Ты поранился? Здесь есть акулы? — Кричит она, маневрируя под мотором, чтобы держаться на границе прибоя.

— Я в порядке. Меня унесло течением. Хорошо, что здесь оказалась эта скала. — Кричу я в ответ, готовясь нырнуть между двумя волнами.

— Течение? Какое течение?

В канале, где прежде тёк бурный поток, вода теперь гладкая и неподвижная. Полная луна, причастная к этой шутке, насмешливо смотрит на нас с высоты.

После этого приключения мы решили остановиться и отдохнуть.

— Всё, хватит. Ничего не хочу делать. Хочу читать и отдыхать, отдыхать и читать, пока не надоест. Уже несколько месяцев, как мы плывём без передышки.

Эгуум атолл казался идеальным местом. Прекрасный уголок, изолированный и безлюдный. Местные жители, после большого бартера в первый день, больше даже не появлялись. То ли у них не было больше ничего на обмен, то ли потому, что считали, что надули нас: десять кокосов в обмен на два куска мыла, деревянное копьё, на старую футболку. Кто выигрывает в этих обменах? Корзина омаров за несколько метров верёвки. Сколько стоят десять кокосов. Здесь достаточно залезть на дерево и сорвать их. Сколько стоят десять омаров? Нужно просто нырнуть и поискать под скалами. А футболка сколько стоит. Мои друзья в Милане выбрасывают их десятками. Они вышли из моды.

— Помнишь мою коллекцию галстуков?

Время шло, муссон ослаб, дул южный бриз и небо снова стало голубым.

— Бриз с юга? Только бы он не усилился!

Я вдруг сразу вспомнил, что якорная стоянка практически открыта с юга. По хорошему надо было бы уходить при первых признаках южного ветра.

— Уходить? Разве мы не собирались отдохнуть?

Разве можно уйти лишь потому, что ветер может быть поменяет направление! Пайлот даёт для этого периода вероятность ветра с северо-запада более девяносто процентов и вероятность южного ветра менее двух.

В семь часов бриз превратился уже в свежий ветер и наш райский уголок наполнился волнами, заходящими в лагуну через проходы в барьере и разбивались на пляже, в сотне метров за кормой.

«Веккиетто» клевал носом на каждой волне, дёргая якорную цепь.

Уже в третий раз я нырял, чтобы проверить якорь, на этот раз с фонариком, так как было темно.

— Ну, как якорь? Пока держит? — Спросила Лиззи с тревогой.

Якорь пока держал, но насколько его хватит? Волны увеличивались с каждой минутой. «Веккиетто», казалось, плывёт по морю, его нос поднимался и опускался на волнах, но движения были не естественные, заторможенные, сдерживаемые якорной цепью.

— Лиззи! Я думаю, надо уходить!

— Уходить? Ты с ума сошёл! В темноте! И как мы найдём выход?

— Канал широкий. — Ответил я. — И у нас есть ориентиры, деревья.

Там где они заканчиваются, ещё метров пятьдесят песка и дальше канал. Достаточно держаться от них подальше, на карте не обозначено никаких препятствий.

— Скала, с которой я тебя сняла. Тоже не обозначена на карте. Я говорю нужно остаться. — Лиззи была категорична.

Это верно. Скалы на карте не было.

— Слушай, давай спустим динги с мотором, освободим палубу и закрепим всё так, как если бы уходили. Потом будем нести якорную вахту. Если увидим, что якорь не держит, хоть малейшее сомнение, будем сниматься. Лучше канал в темноте, чем оказаться на берегу.

Если будет держать, останемся до утра.

Поставить подвесной мотор на динги было целым приключением.

Лодочка подпрыгивала на волнах и норовила исчезнуть под кормой «Веккиетто». Лиззи падала в воду два раза и мотор не последовал за ней лишь потому, что был привязан.

— А черепаха? — Я совсем забыл про неё. Несчастное животное лежало на дне кокпита, ожидая нашего решения. Я поднял её, разрезал путы и выпустил в море. Она даже не оглянулась поблагодарить.

Так мы и провели ночь, сидя перед мачтой под плёнкой, прижавшись друг к другу. Молча мы смотрели на свою лодку, с чувством некоторой вины, за то, что привели её в эту глупую западню.

Нос взлетал вверх, цепь натягивалась, палуба блестела от брызг и отражала отблески луны.

— Уходим?

— Нет, кажется немного успокаивается…

— Остаёмся?

Крайняя пальма на острове была нашим ориентиром, позволявшим определить, держит якорь или нет. Пеленг 265 градусов. Он не должен уменьшаться, это будет означать, что якорь ползёт.

Южный Крест сиял прямо по носу, в метре над водой. Ветер не был очень уж сильным.

— Сколько дует? Узлов двадцать? Двадцать пять? Если бы мы были в море, а не в этой ловушке, это был бы великолепный ветер.

— Мы что, действительно в опасности? — Тон Лиззи выдавал её волнение.

— Не знаю. Может быть совсем чуть-чуть. — Впервые я чувствовал себя в опасности и удивлялся, что не чувствовал при этом страха.

— Тебе страшно?

— Нет.

— Мне тоже.

Бруууум… Иногда «Веккиетто» очень сильно дёргал цепь. Если бы она порвалась, или сломалась мочка якоря, у нас не было бы даже времени завести мотор. Но цепь выдержала, мочка не сломалась и на рассвете «Веккиетто» вышел из лагуны и принялся прыгать на волнах, пробивая себе дорогу против ветра, на юг.