Шри Аурбиндо. Откровения древней мудрости. Веды, Упанишады, Бхагавадгита

Ауробиндо Шри

II

Упанишады

 

 

Введение

 

1

Упанишады – высочайшее творение индийского разума и, как таковое, как наивысшее самовыражение гения Индии, ее возвышеннейшая поэзия, величайшее достижение ее мысли и слова, Упанишады не могут быть просто литературным или поэтическим шедевром; это широкий поток духовного откровения, непосредственного и глубокого, свидетельство и результат единственной в своем роде ментальности и необычной направленности духа. Упанишады одновременно являются великими священными писаниями – ибо в них запечатлен глубочайший духовный опыт – и откровениями озаренной интуитивной философии неисчерпаемого света, силы и широты; это духовные поэмы абсолюта, будь то в стихах или в ритмической прозе, исполненные совершенства, поразительные по вдохновенности и точности выражения, изумительные по ритмике и образности. Так выражает себя разум, в котором философия, религия и поэзия стали едины, – ибо эта религия не заканчивается на культовости, не ограничивается религиозно-этическими целями, а возвышается до бесконечного открытия Бога, или истинного «Я», открытия нашей высочайшей и целостной реальности духа и бытия, и говорит, пребывая в экстазе светоносного знания, в экстазе живого, осуществленного опыта; а эта философия является не абстрактным теоретизированием на тему Истины или схемой логических умопостроений, но самой Истиной – увиденной, почувствованной, пережитой, хранимой в сокровенной сути разума и души и радостно изрекаемой в восторге убедительного постижения и овладения; и эта поэзия есть труд эстетического ума, вознесшегося над обычным полем своей деятельности, чтобы выразить чудо и красоту редчайшего духовного самопрозревания и глубочайшей просветленной истины себя, Бога и вселенной. Здесь интуитивный разум и тонкий психологический опыт ведических провидцев достигают кульминации, в которой Дух, словами Катха Упанишады, обнажает собственное тело, глашатайствует глаголом собственного самовыражения и раскрывает перед умом вибрации ритмов, которые при повторении в духовном слухе словно укрепляют душу и возносят ее, удовлетворенную и счастливую, к вершинам самопознания.

Этот характер Упанишад надо особо отметить, потому что им пренебрегают западные переводчики, старающиеся выявить интеллектуальный смысл и упускающие богатую жизнь мыслесозерцания и восторг духовного опыта, которые превращали и продолжают превращать древние стихи в откровение не только для интеллекта, но и для души и всего существа тех, кто способен проникнуть в стихию движения этой речи, а пользуясь старинным выразительным словом, превращали их в шрути (śruti) – не в интеллектуальную мысль и слово, но в духовное слышание, во вдохновенное священное Писание. Сегодня нет надобности в доказательствах ценности философского содержания Упанишад – даже если бы не существовало многочисленных признаний самых великих умов, то в пользу Упанишад свидетельствовала бы вся история философии. Упанишады признаны как источник ряда глубоких философских систем и религий, которые проистекали из них и распространялись по Индии, словно великие индийские реки из своей гималайской колыбели, оплодотворяя ум и жизнь народа, сохраняя на протяжении долгих столетий его живую душу, которая постоянно припадала к ним в жажде света и получала его из этих неисчерпаемых животворных вод. Буддизм во всех своих ответвлениях был только воспроизведением, под новым углом зрения и в обновленных формулировках и определениях, одной из сторон изложенного в них опыта; буддизм понес этот опыт, преобразованный по форме, но едва ли по содержанию, по всей Азии и к западу в сторону Европы. Идеи Упанишад прослеживаются во многих мыслях Пифагора и Платона, они составляют глубинную основу философии неоплатоников и гностиков, которые в столь значительной степени повлияли на философское мышление Запада, суфизм же снова повторил их уже на языке другой религии. Большая часть немецкой метафизики по сути есть не что иное, как интеллектуальное развитие великих реальностей, увиденных с более значительных духовных позиций в этом древнем учении, а современная мысль быстро вбирает их в себя, выказывая при этом настолько живую и интенсивную восприимчивость, что можно ожидать революции как философского, так и религиозного мышления; иногда эти идеи просачиваются в виде различных неявных влияний, иногда медленно вливаются по прямым и открытым каналам. Едва ли существует значительная философская идея, которую нельзя было бы соотнести с соответствующим опытом, замыслом или указанием этих древних писаний, – а между тем, по мнению некоторых, все это – лишь досужие умствования, за которыми не стоит ничего, кроме грубого, варварского, натуралистического и анимистического невежества. Постоянно обнаруживается, что даже крупнейшие обобщения Науки суть применение к истине физической Природы формул, уже открытых индийскими мудрецами в их первоначальном, самом широком смысле в более глубокой истине духа.

И все же эти произведения не являются плодом интеллектуального философствования, метафизического анализа, который нацелен на определение понятий, на отбор идей и выделение тех из них, которые представляются истинными, на логическое выражение истины или на поддержку ума в его интеллектуальных предпочтениях посредством диалектических рассуждений и который удовлетворяется выдвижением единственного решения проблемы бытия в свете той или иной идеи разума и рассмотрением всего сущего только под этим углом, в этом фокусе и заданной перспективе. Упанишады не могли бы обладать такой неисчерпаемой жизнеспособностью, не могли бы так долго оказывать неубывающее влияние, давать такие результаты, о которых можно судить по нынешнему независимому их подтверждению совершенно новыми методами и в совершенно новых сферах поиска, если бы они носили такой характер. Только потому, что древние провидцы Истину видели, а не умозаключали о ее существовании, потому, что они облекли Истину в могучую плоть интуитивных идей и очевидных образов – плоть идеальной прозрачности, через которую наш взор проникает в беспредельное, – потому, что они прозревали вещи в свете самосущности и озирали их оком Бесконечности, поэтому их слова обрели вечную жизнь и бессмертие, поэтому они исполнены бездонного смысла, неопровержимой достоверности и утоляющей окончательности, которая в то же время есть бесконечное начало Истины, к коей в конце концов вновь сходятся все наши пути поиска и постоянно возвращаются умы человечества в эпохи величайших прозрений. Упанишады есть Веданта – книга знания, в большей степени даже, чем Веды, – но знания в более глубоком, индийском понимании этого слова, джняна (jñāna). Не просто мышление и рассудочное рассмотрение, постижение интеллектом умственных форм истины, но видение истины душой и жизнь в истине всей силой нашего внутреннего существа, духовное усвоение путем отождествления себя с объектом познания – вот что такое джняна. А поскольку такого рода непосредственное знание может обрести полноту только при интегральном познании сущности, то именно сущность стремились познать ведантистские мудрецы, и не просто познать, но жить в ней, став едиными с ней через отождествление. Пойдя этим путем, они с легкостью постигли, что сущность человека едина с универсальной сущностью всего, которая, в свою очередь, тождественна Богу или Брахману, трансцендентному Существу или Существованию; мудрецы прозревали, ощущали, жили в самой сути всего сущего во вселенной и в истине внутренней и внешней жизни человека благодаря свету этого единственного и всеобъемлющего видения. Упанишады – это эпические гимны самопознания, миропознания и богопознания. Великие формулировки философских истин, которыми они изобилуют, не являются абстрактными интеллектуальными обобщениями, чем-то, способным только блистать и освещать разум, но не жить и не возвышать душу; это пламена-светочи интуитивных озаряющих прозрений, это прикосновения-видения единого Бытия, трансцендентного Божества, божественной и универсальной Сущности и откровения ее связи с предметным и тварным миром в этом великом космическом проявлении. Напевы вдохновенного знания, они, как и все гимны, проникнуты религиозной устремленностью и восторгом, но не узко интенсивного типа, свойственного низшему религиозному чувству, они вознесены над культовостью и условными формами богопочитания к универсальной Ананде Божественного, которая дается нам сближением и соединением с самосущим и универсальным Духом. Хотя в центре внимания здесь внутреннее видение и нет прямой связи с внешним действием человека, вся высочайшая этика буддизма и позднего индуизма вышла из самой жизни и смысла тех истин, которым Упанишады дали выразительную форму и силу, – и здесь есть нечто большее, чем в любой этической концепции или в умственном правиле добродетельной жизни, здесь есть возвышенный идеал духовного действия, основанного на единстве с Богом и всем живым. Вот почему и после исчезновения жизненных форм ведического культа Упанишады сохранили жизнеспособность и творческую силу и смогли вызвать к жизни великие религии богопреданности и мотивировать непреходящую индийскую идею Дхармы.

Упанишады есть творение озаренного и интуитивного разума и его просветленного опыта, и этим высоким источником предопределены и отмечены все их содержание, структура, стиль, образность, ритмика. Эти возвышенные и всеобъемлющие истины, эти видения единства, сущности и универсального божественного бытия отчеканены в лаконичные и монументальные фразы, которые сразу привлекают к ним взор души, обнаруживают перед нею свою реальность и побуждают стремиться к ним и переживать их; или же эти истины облечены в поэтические речения, полные озаряющей силы и выразительных оттенков мысли, позволяющих раскрыть всю бесконечность через конечный образ. В них раскрывается Единое, но наряду с этим – и множество его аспектов, каждый из которых явлен во всей полноте своего значения за счет широты и силы словесного выражения, причем просветленная точность каждого слова и всей фразы в целом позволяет каждому аспекту словно самораскрыться в нужном месте и в нужной связи. Самые значительные метафизические истины и тончайшие нюансы психологических переживаний охвачены в едином вдохновенном движении словообразов, одновременно точных для зрящего разума и полных бесконечной недосказанности для совершающего открытие духа. Здесь есть отдельные фразы, самостоятельные двустишия, краткие пассажи, каждый из которых содержит суть обширной философии, но в то же время отражает лишь аспект, лишь часть безграничного самопознания. Здесь все очень емко, все преисполнено смысла и вместе с тем – изложено с абсолютной ясностью и светоносной лаконичностью, но и с безмерной полнотой. Такого рода мысли не подходит медлительный, тщательный, пространный метод логического рассуждения. Пассаж, предложение, двустишие, строка, даже полустрока следуют друг за другом с некоторым интервалом, заполненным невыраженной мыслью, безмолвием, в котором звенит эхо предшествующей фразы, мыслью, включенной в целостное внушение и подразумевающейся самой стопой, которую, однако, уму предлагается ради собственной пользы обнаружить самому; и эти интервалы емкого безмолвия велики, движение мысли напоминает поступь Титана, шагающего со скалы на скалу над безбрежными водами. Структура каждой Упанишады обнаруживает совершенное всеобъемлющее единство, неразрывную проработанную взаимосвязь различных гармонических частей, но такую, какой мог достичь только разум, охватывающий взором широкие объемы истины и задерживающийся лишь для отыскания нужного слова в насыщенном безмолвии. Ритм стихов или ритмизованной прозы соответствует скульптуре мысли и фразы. Метрическая форма Упанишад – это четыре полустроки, каждая из которых четко выделена; строка чаще всего является завершенной и целостной и содержит законченную мысль; полустроки, содержащие две мысли или различные части одной, соединены и дополняют друг друга; ритмическое звучание соответствует тому же принципу: каждая стопа коротка и оформлена отчетливой завершающей паузой, заполненной певучим эхом, долго вибрирующим во внутреннем слухе; каждая строка подобна волне бесконечности, несущей в себе молвь целого океана. Такая поэзия – слово видения, ритм духа – не создавалась ни до Упанишад, ни после них.

Образный строй Упанишад есть по большей части развитие ведического типа образности и, хотя обыкновенно предпочтение отдается ничем не прикрытой ясности или прямому просветляющему образу, нередко те же самые символы используются способом, весьма близким по духу и методу, в менее «специальной» его части, к древнему символизму. Как правило, именно этот элемент, недоступный более нашему образу мышления, и сбивал с толку некоторых западных исследователей, заставляя их восклицать, что Упанишады представляют собой смесь из возвышеннейших философских умозрений и первого невразумительного лепета младенческого ума человечества. Упанишады не являются революционным отходом от ведического ума, от его темперамента и фундаментальных идей – это его продолжение и развитие, в известной степени, это расширяющая его трансформация, в смысле ясного и четкого выражения всего, что было скрыто как тайна в символическом языке Вед. Упанишады начинают с использования образов и ритуальных символов Вед и Брахман, которые затем преобразуются так, чтобы выявился их внутренний и мистический смысл, долженствующий служить своего рода психической точкой отсчета для собственной высоко развитой и более отчетливо духовной философии. Есть много мест именно такого рода, особенно в прозаических Упанишадах, где говорится – в манере, недоступной непосвященным, туманной и даже непонятной современному уму – о психическом смысле идей, некогда распространенных в ведическом религиозном уме, о различиях между тремя типами Вед, тремя мирами и о прочих вещах этого же ряда; однако, поскольку в Упанишадах они ведут к глубочайшим духовным истинам, эти места никак нельзя отбросить в качестве младенческой невнятицы разума, лишенной смысла или доступной уразумению связи с мыслями высшего порядка, которые являются их кульминацией. Напротив, мы обнаруживаем в них достаточно глубокий смысл, как только оказываемся в состоянии проникнуть внутрь их символики. Это происходит при психофизическом подъеме к психо-духовному знанию – сегодня мы определили бы это в более интеллектуальных, менее конкретных и образных терминах, но смысл сохраняет свою ценность для тех, кто занимается Йогой и заново открывает секреты нашего психофизического и психо-духовного существа. Типичные пассажи такого свойства, своеобразно выражающие психические истины, это объяснения Аджаташатру сна и сновидений или пассажи из Прашна Упанишады о витальном принципе и его движениях, или те, в которых затрагивается ведическая идея противоборства богов и демонов, здесь приобретающая более духовное истолкование, ведические же божества более открыто, чем в Ригведе и Самаведе, характеризуются и призываются сообразно их внутренним функциям и духовным силам.

В качестве примера такого развития ведической идеи и образа я могу процитировать отрывок из Тайттирия Упанишады, в котором Индра прямо предстает как сила и персонификация божественного разума:

«Он, кто есть в Ведах Бык универсальной формы, он, кто рожден в священных ритмах от Бессмертного, – да удовлетворит меня Индра через разум. О Боже, пусть стану я сосудом Бессмертного. Пусть будет тело мое полно видения, а язык мой – сладости, пусть уши мои слышат то, что велико и просторно. Ибо ты есть оболочка Брахмана, прикрытая и сокрытая разумом» .

Сходный пассаж можно процитировать и из Иша Упанишады, где к Сурье, богу Солнца, обращаются как к божеству знания, чья наивысшая форма лучезарности есть единство Духа, а его лучи, достигающие нашего ментального уровня в рассеянном виде, являются сияющим распространением мыслящего разума и заслоняют его собственную бесконечную супраментальную истину, тело и сущность этого Солнца, истину духа и Вечного:

«Лик Истины сокрыт золотым заслоном. О питающее Солнце, его раскрой во имя закона истины, яви взору. О кормилец, о единственный Риши, о удерживающий Яма, о Сурья, о сын Отца созданий, выстрой и сосредоточь свои лучи; этот Блеск, благословеннейшая из всех твоих форм, что я вижу, Он, кто есть это, этот Пуруша, Он есть я» .

При различии этих отрывков их родство с образным строем и стилем Вед просто бросается в глаза; последний же отрывок есть на самом деле перефразировка или перевод в позднейший и менее зашифрованный стиль ведического гимна Атри:

«Сокрыта твоей истиной та Истина, что неизменна вовеки там, где распрягаются кони Солнца. Там десять тысяч стоят вместе – Это есть Единый: я видел высшее Божество воплощенных богов» .

Ведическая и ведантистская образность чужда нашему современному менталитету, который не верит в живую истину символа, потому что озаряющее воображение, запуганное интеллектом, не смеет больше принимать душевное и духовное видение, отождествляться с ним и отважно воплощать его в образы; но эта образность, конечно, не имеет ничего общего с младенческим или примитивным и варварским мистицизмом; этот язык, такой живой, яркий, исполненный светоносной поэтичности интуитивный язык, есть естественное отражение высоко развитой духовной культуры.

Интуитивная мысль Упанишад отправляется от этих конкретных образов и символов, от слов, при помощи которых ведические риши первоначально полностью передавали смысл посвященным, но утаивали глубинную суть от обыкновенных умов, она переводит их на менее зашифрованный язык и затем находит для выражения их смысла другие образы, блистательно ясные и возвышенные, другие слова, сразу раскрывающие все сияние духовной истины. Этот процесс, этот труд раннего ума Индии можно проследить по прозаическим Упанишадам, где символы используются как средство перехода к открытому выражению духовной сути. Отрывок из Прашна Упанишады, касающийся силы и значения мистического слога АУМ (ОМ), показывает нам первую стадию процесса:

«Этот слог ОМ, о Сатьякама, он есть высший и он есть низший Брахман. Поэтому человек знания проходит через этот дом Брахмана к тому или к другому. Если сосредоточиться на одной букве, она дает человеку знание и скоро тот достигает всего на земле. И Рики ведут его в мир людей и, достигши там совершенства в Тапасе и Брахмачарье и в вере, испытывает он величие духа. Если удвоенной буквой достигает он совершенства в уме, то ведут его Яджусы в средний мир, в лунный мир Сомы. В мире Сомы он испытывает великолепие духа и возвращается вновь. А тот, кто строенной буквой, всем этим слогом ОМ, сосредоточится на высочайшем Пуруше, тот достигнет совершенства в свете, который есть Солнце. Как змея сбрасывает с себя кожу, воистину, так освобождается он от греха и от зла и Саманы ведут его в мир Брахмана. Из гущи живых душ видит он того, кто выше высочайшего, Пурушу, который возлежит в этом дворце. Три буквы подвержены смерти, но вот употреблены они нераздельно и совместно друг с другом, тогда внутреннее, внешнее и промежуточное действия духа соединены в совершенном употреблении, и дух знает и неколебим. Этот мир достигается Риками, средний мир – Яджусами, и Саманами – тот мир, о котором знающие поведали нам. Человек знания приходит к Нему через ОМ, обитель его, воистину, – к высочайшему Духу, который безмятежен, который вне времени, вне страха, который бессмертен» .

Здесь символика все еще темна для нашего понимания, но есть указания, несомненно свидетельствующие о том, что за ней стоит психический опыт, ведущий к различным стадиям духовной реализации; их три – внешняя, ментальная и супраментальная, результатом последней становится высшее совершенство, полное и интегральное приобщение всего существа к покойной вечности бессмертного Духа. В более поздней Мандукья Упанишаде прочая символика уже отринута, и мы допущены к ничем не завуалированному смыслу. Тут и возникает знание, к которому современная мысль возвращается другими, совершенно отличными методами: интеллектуальным, рациональным и научным; знание о том, что за деятельностью нашего наружного, физического сознания скрывается деятельность другого сознания, сублиминального, – другого, но того же самого, – чьим поверхностным проявлением выступает наш бодрствующий ум; выше же всего – возможно, так мы полагаем сегодня – духовное сверхсознание, в котором, вероятно, и можно найти наше наивысшее состояние и тайну нашего бытия. Вчитавшись в отрывок из Прашна Упанишады, мы можем убедиться, что в нем уже содержится это знание, так что, я полагаю, мы можем совершенно рационально заключить, что это и другие высказывания древних мудрецов, в какое бы недоумение ни повергали они своей формой рациональное сознание, не могут быть отброшены как инфантильный мистицизм, поскольку представляют собой образное выражение, характерное для менталитета тех времен, того, к чему своими путями сегодня приходит и разум, свидетельствуя, что это истина, очень глубокая истина, и подлинная реальность знания.

Стихотворные Упанишады используют ту же насыщенную значением символику, но в несколько облегченном ключе; большая часть стихов переходит от образного к прямому выражению. Сущность, Дух, Божественное в человеке и тварях, в Природе, во всем сущем в этом мире и в других мирах, и за пределами космоса, Бессмертное, Единое, Бесконечное без завес воспевается в гимнах во всем величии его вечной трансцендентности и многообразности самопроявлений. Несколько отрывков из поучений Ямы, бога Закона и Смерти, обращенных к Начикетасу, могут продемонстрировать это:

«ОМ есть этот слог. Этот слог есть Брахман, этот слог есть Всевышний. Тот, кто знает нетленный ОМ, что бы ни желал он, все – его. Это опора наилучшая, это опора высочайшая, когда познает это человек, он возвеличивается в мире Брахмана. Всеведущий не рождается и не умирает, ниоткуда он не появился и не есть он кто-то. Он не рожденный, он постоянный и вечный, он Древний Днями, тот, кто неубиваем при убиении тела…

Он сидит на месте и странствует далеко, он возлежит и движется во все стороны. Кто, как не я, знает это экстатическое Божество? Мудрый приходит к пониманию того, что великий Господь и «Я» укоренены и бестелесны в этих бренных телах, и более он не скорбит. Ни наставлением нельзя завоевать это «Я», ни мощью ума, ни ученостью большой – кого Дух изберет, только ему Он покорится и ему Дух этот раскроет само свое тело. Кто не перестал творить зло, кто не сосредоточен и не умиротворен, чей ум не обрел покой, мудростью ума не придет он к знанию. Тот, для Кого воители и мудрецы есть пища на пиршестве, а смерть острая приправа, кому ведомо, где Он? …

Самосущий створки врат распахнул наружу, поэтому человек смотрит наружу, а не внутрь себя, только редкие мудрецы обращаются взглядом внутрь в поиске бессмертия и лицом к лицу встречаются с «Я». Младенческий ум тянется к поверхностным желаниям и попадает в сети смерти, широко простертые для нас, но мудрый знает о бессмертии и не ищет постоянного в том, что непостоянно. Этим «Я» познает человек форму и вкус, запах и ощущение, и радость от них, что же еще здесь остается? Мудрый приходит к пониманию великого Господа и «Я», через них он видит все, что есть в душе пробужденной, и все, что есть в душе спящей, и не скорбит более. Познавший это «Я», этого Сущего, вкушающего сладость, близкого живому существу, властителя того, что было и что будет, уже не отвернется ни от чего на свете. Он знает его, кто был рожден издревле от Тапаса, кто был рожден издревле от вод и кто вошел и пребывает в тайной пещере бытия со всем сущим. Он знает ее, рожденную жизненной силой, бесконечную Мать, в которой все боги, ее, кто вошла и пребывает в тайной пещере бытия со всем сущим. Это Огонь всезнающий, и скрыт он в двух кусках древесины, как дитя во чреве беременной женщины; это Огонь, которому должны поклоняться люди, бессонно его блюдущие и жертвы ему приносящие. Он есть то, из чего Солнце восходит и во что заходит – и в нем все боги имеют основу, и никто не может превзойти его. Что – здесь, воистину, то – и в иных мирах, и что – там, воистину, согласно тому – и все, что здесь. Тот идет от смерти к смерти, кто видит здесь только различие. Пуруша величиной не больше пальца пребывает в самой сути человека и владычествует над всем, что было и что будет, познавший это более не отвернется ни от чего на свете. Пуруша размером с человеческий палец, он подобен огню без дыма, он есть Владыка того, что было и что будет, это он есть сегодня, и это он есть завтра тоже» .

Упанишады изобилуют местами, которые одновременно представляют собой и поэзию, и духовную философию абсолютной ясности и красоты, но никакой перевод, лишенный нюансов и оттенков значения – глубокого, утонченного, светоносного, – которые эхом отдаются в каждом слове и ритме, не может даже отдаленно передать их силу и совершенство. Есть и такие, где сложнейшие психологические и философские истины исчерпывающим образом изложены в безупречно прекрасной стихотворной форме, причем так, что они не просто становятся доступными восприятию человека, но обретают жизнь и реальность в его разуме и душе. Некоторые прозаические Упанишады включают в себя элементы повествовательности, запечатлевшие для нас в живых и ярких красках, пусть и мимолетно, сценки того поразительного времени с его напряженным поиском духовности и страстью к высшему знанию, без которых не могли бы появиться и сами Упанишады. Картины той эпохи оживают перед нами: святые, живущие уединенно в лесной тиши в готовности испытать и принять в обучение тех, кто приходит к ним за знанием, принцы, ученые брамины и знатные аристократы-землевладельцы, странствующие в поисках все того же знания, царский сын в колеснице и внебрачный сын служанки, ищущие кого-нибудь, кто нес бы в себе мысль света и слово озарения, типические персонажи и характеры – Джанака и обладающий утонченным умом Аджаташатру, Райква с его повозкой, Яджнявалкья, воитель истины, спокойный и ироничный, обеими руками черпавший земные и духовные сокровища, но не испытывавший к ним привязанности и все променявший в конце концов на жизнь бродячего отшельника, Кришна, сын Деваки, который, услышав одно лишь слово риши Гхоры, вмиг познал Вечное, ашрамы, дворы царей, тоже искавших и открывавших истину, собрания во время больших жертвоприношений, где встречались мудрые и сопоставляли свои познания. Мы видим, как рождается душа Индии, как набирает силу великий гимн зарождения, с которым вознесется она от земли до высших эмпиреев духа. Веды и Упанишады – источники не только индийской философии и религии, но всего индийского искусства, поэзии и литературы. Именно эта душа, этот темперамент, этот идеальный разум, сформированные и выраженные ими, впоследствии дали рождение великим философским системам, воздвигли здание Дхармы, запечатлели свою героическую юность в Махабхарате и Рамаяне, неустанно интеллектуализировались в классике во времена своей зрелости, породили такое множество оригинальных прозрений в области науки, достигли такого накала и богатства эстетического, жизненного и чувственного опыта, осуществили обновление своего духовного и душевного опыта в Тантре и Пуранах, излились великолепием и красотой линий и цвета, мыслью и видением, изваянными в камне и отлитыми в бронзе, находили себе все новое выражение в появившихся позднее языках, а теперь, после периода упадка, возвращаются прежними, хотя и в новых формах, чтобы вступить в новую жизнь и в новый творческий этап.

 

2

Наша дхарма подобна гигантскому дереву с большим количеством могучих ветвей и мелких веточек. Корнями это дерево уходит в глубокое знание, а ветви его широко раскинулись в сфере действия. Так же как и дерево Ашваттха, упоминаемое в Бхагавадгите, которое росло корнями вверх, эта дхарма имеет в своей основе знание и побуждает человека к действию. Фундаментом этой дхармы является отсутствие привязанностей к чему бы то ни было, динамическая активность – ее крыша и стены, а освобождение – венчающий крышу шпиль. Вся жизнь человечества проходит под сенью этого огромного дерева-дома индуистской дхармы.

Считается, что Веда – это основа индуистской дхармы, но немногие знают, в чем заключается истина этой основы и каково ее реальное обличье. Как часто, забравшись на вершину дерева дхармы, мы впадаем в экстатическое состояние, отведав сочный и сладкий преходящий плод с какой-нибудь расположенной поблизости ветки, не пытаясь узнать при этом что-нибудь о корнях дерева. Мы все слышали, что Веда композиционно разделяется на две части, одна из которых посвящена действию, а вторая – знанию. Некоторые, возможно, читали комментарии к Ригведе, написанные Максом Мюллером или переводчиком Веды на бенгальский язык – Ромешом Даттом, но сами при этом плохо знакомы с текстами Ригведы. От Макса Мюллера и Ромеша Датта мы знаем, что Риши Ригведы поклонялись внешним объектам природы и различным существам; гимны и песнопения, обращенные к Солнцу и Луне, Ветру и Огню, заключали в себе основы знания древней, извечной индуистской дхармы, превосходящей обычное человеческое знание. Всецело полагаясь на истинность и правильность комментариев, умаляя тем самым знание древних Риши, изложенное в Веде, и знание индуистской дхармы, мы считаем себя высоко образованными и «просвещенными» людьми своего времени. Мы не даем себе труда узнать, что же на самом деле содержат в себе подлинные тексты Веды и почему мудрецы и великие души, такие как Шанкарачарья и многие другие, усматривали заключенное в этих ведических гимнах и молитвах совершенное и непогрешимое знание.

Очень немногие знакомы даже с текстами Упанишад. Когда мы говорим об Упанишадах, то вспоминаем о монизме Шанкарачарьи и об ограниченном монизме Рамануджи, о дуализме Мадхвы и других направлениях философской мысли. Но нам даже в голову не приходит заняться самостоятельным изучением оригинальных текстов Упанишад, чтобы попытаться открыть для себя их подлинный смысл или хотя бы просто для того, чтобы ответить на вопрос, каким образом на почве одного и того же литературно-философского памятника могли возникнуть шесть противоречащих друг другу философских направлений и что же действительно скрывается в этой сокровищнице знаний, выходящее за пределы известных философских школ. В течение целого тысячелетия мы целиком и полностью полагались на толкования Шанкары, которые в нашем представлении однозначно разъясняли и Веды, и Упанишады. Зачем было утруждать себя изучением оригинальных текстов Упанишад? Наше доверие авторитету Шанкары было настолько велико, что, даже если нам и попадались комментарии других авторов, которые шли вразрез с толкованием Шанкары, мы немедленно отвергали их как ложные и не соответствующие истинному духу Упанишад. При этом оригинальные тексты Упанишад скрывают в своих исполненных глубокого смысла шлоках , созданных арийскими Риши и великими Йогинами, не только знание, донесенное до нас Шанкарой, но и все духовное наследие прошлого, а также ту истину, которую еще предстоит раскрыть человечеству в настоящем и будущем.

Что же такое Упанишады? Это сокровищница глубочайшего вечного Знания, не имеющего ни начала, ни конца и лежащего в основе извечной дхармы. То же самое знание мы находим и в суктах четырех Вед, но там оно скрыто под покровом метафорических образов, придающих экзотерическое значение ведическим гимнам, наподобие того, как качества идеального человека передаются с помощью известного описательного образа. Упанишады раскрывают перед нами высшее Знание, обнажая реальную истину человеческого существа. Риши, поэты, сложившие Ригведу, воплощали духовное знание в словах и стихах, порожденных божественным вдохновением. Риши, авторы Упанишад, обладали непосредственным видением этого истинного высшего Знания, которое передавали в сжатой, лаконичной форме. Древние Риши, наделенные непосредственным видением, отразили в Упанишадах не только идеи монизма, но и все возникшие впоследствии в Европе и Азии философские направления мысли – рационализм, реализм, нигилизм, утилитаризм, гедонизм, дарвиновскую теорию эволюции, позитивизм Огюста Конта, философию Гегеля, Канта, Спинозы и Шопенгауэра. Но то, что в других философских школах получало лишь частичное и фрагментарное отражение, выступая, по существу, как искаженная картина действительности, сочетающая в себе элементы как лжи, так и истины, – хотя и провозглашалось всегда единственной и окончательной истиной, – в Упанишадах раскрывалось во всей своей полноте и ясности отточенной мысли.

Именно поэтому нам надо постараться самим открыть подлинный глубокий смысл, заключенный в Упанишадах, не оглядываясь ни на какие авторитетные мнения Шанкары или других комментаторов.

Слово «упанишада» означает вхождение в сокровенную область. Риши, сочинившие Упанишады, достигали знания не с помощью логического рассуждения и аргументации, и не в результате изучения поверхностных явлений, и не в порыве вдохновения, но как следствие йогической практики, позволяющей войти в тайную область разума, где хранится ключ от интегрального Знания. Риши проникали в эту скрытую сферу, завладевали этим ключом и становились владыками безграничных царств непогрешимого Знания. Не имея этого заветного ключа, нельзя открыть для себя смысл Упанишад. Любая попытка добраться до смысла, заключенного в Упанишадах, с помощью одного лишь логического мышления равнозначна исследованию непроходимой и мрачной лесной чащи с зажженной свечой в руке. Для этого необходимо обладать непосредственным видением, которое как солнечный луч озаряет лесной мрак и делает возможным продвижение в гуще зарослей. Такое непосредственное видение обретается лишь в результате йогической практики.

 

3

Высшей целью человеческой жизни мы считаем Интегральную Йогу, реализацию божественной жизни на земле, в человеческом теле, основанную на постижении высшего «Я», универсального Духа, и, следовательно, – интегральную же, целостную космическую игру, Лилу Божественного, направляемую Его Силой. Утверждая это, мы не исходим из ментальных посылок, возникших на базе новейших достижений в области человеческой мысли, и не руководствуемся авторитетом древних писаний или философских школ, но полагаемся на более целостное, «интегральное» духовное знание, проистекающее из живого и непосредственного переживания Божественной Реальности на уровне души, жизни, разума, сердца и тела. Это древнее и поистине вечное знание вовсе не является каким-то новым открытием. Опыт переживания Божественной Реальности восходит к эпохе древних ведических Риши, провидцев верховной Истины, создавших Упанишады, в которых запечатлены высшие прозрения этих Поэтов, внимавших Истине. В современной мрачной и мелочно-суетливой жизни Индии периода Кали-юги эти древние откровения приобретают новое звучание. Там, где люди довольствуются полуживотным существованием и где лишь очень немногие стремятся реализовать хотя бы свои истинно человеческие качества, не может быть никакой речи о новой эпохе божественных провидцев. Но когда-то на этих высоких идеалах наши арийские предки строили жизнь целого народа. В незапамятные времена, на заре появления этого светоносного Знания, восторженный мотив ведических гимнов, звучавший самозабвенной песней счастья, упоения пьянящим нектаром Сомы, восходил непосредственно к стопам Универсального Существа. Изначальная мантра индийской культуры заключалась в возвышенном стремлении воплотить лучезарный образ бессмертного Универсального Существа в душе и в жизни человека, достигая всеобъемлющего и совершенного выражения божества. Постепенное ослабление, искажение и забвение этой мантры послужило причиной упадка и несчастий, обрушившихся на эту страну и ее народ. Попытаться снова ступить на путь этой реализации и опять произнести забытую некогда мантру – вот единственное и безупречное средство национального возрождения и прогресса страны и народа, ибо эта мантра есть извечная истина, в которой и все человечество, и отдельная личность находят свое совершенное осуществление. В этом заключается глубокое значение многотрудных усилий человека, формирования отдельных народов и наций, зарождения и постепенного развития цивилизаций и культур. Все прочие цели и задачи, которые мы ставим перед собой в своей жизни, являются второстепенными и побочными, выполняющими роль вспомогательных средств в истинном Провидении богов. Все остальные частичные и фрагментарные реализации и достижения, вознаграждающие нас за наши усилия на жизненном пути, есть лишь вехи, знаменующие собой этапы победного восхождения к вершине. Истинная цель и истинная реализация – это раскрытие Брахмана и его самоманифестация, ощутимое, зримое проявление Силы Божественного, Лилы Его Знания и Ананды, причем не только в виде отдельных великих человеческих душ, но и во всем человечестве, в каждом отдельном представителе каждой нации и каждого народа.

Самое раннее выражение этого знания и этой садханы являет собой Ригведа, ее письмена, начертанные на заре человеческой истории над входом в храм арийской дхармы. Нельзя, впрочем, с уверенностью сказать, что это знание впервые нашло свое отражение в Ригведе, поскольку даже Риши, составившие Ригведу, признавали, что еще их предки, праотцы расы ариев и всего человечества, открыли этот путь истины и бессмертия, чтобы возвестить его всем последующим людским поколениям. Они также говорили, что Риши более поздних времен были лишь преемниками более древней духовной традиции. Мы слышим, как в мантре Ригведы эхом звучат голоса «праотцов», слагающих гимны во славу Божественного. Поэтому мы вправе утверждать, что дхарма Ригведы есть самая ранняя из известных нам форм этой дхармы. Знание, зафиксированное в Упанишадах, садхана Веданты представляют собой лишь чрезвычайно утонченную и богатую обработку этой дхармы. Знание верховного Божественного и садхана достижения Божественной жизни, изложенные в Ведах, знание высшего «Я» и садхана реализации Брахмана, изложенные в Упанишадах, – и то и другое имеет в своей основе единую синтетическую дхарму. Различные аспекты космического Пуруши и космической Шакти, верховного Божественного, заключающего в себе всю совокупность истин Брахмана, переживания и поиска Всеобъемлющего Брахмана – вот что составляет ее сокровенный внутренний смысл. Вслед за этим наступила эпоха аналитических исследований. Каждая из классических школ индийской философской мысли, пурва-миманса, уттара-миманса, санкхья, йога, ньяя и вайшешика, основывалась на рассмотрении одного отдельно взятого аспекта истины и разрабатывала пути ее достижения с помощью той или иной садханы. В результате различные философские направления дали начало монизму, дуализму и ограниченному монизму, а также послужили основой для возникновения Пуран и Тантр, философских школ вишнуистского и шиваитского толка. Попытки синтетического осмысления и подхода также никогда не прекращались. Примером тому могут служить Бхагавадгита, Тантры и Пураны. Причем все они по-своему преуспели в достижении синтеза, открыв перспективы нового разнообразного опыта, но в то же время ни одна из них не достигает всеобъемлющей широты охвата, свойственной Ведам и Упанишадам. Складывается впечатление, что древнее духовное провозвестие Индии берет начало в столь возвышенном свете знания, лучезарном и всепроникающем, что более поздние эпохи доминирующего интеллектуального подхода оказались не в силах подняться до этого уровня, не говоря уже о том, чтобы превзойти его.

 

Иша Упанишада

 

Об Иша Упанишаде

1

Главное препятствие, стоящее на пути правильного понимания недвусмысленного значения Иша Упанишады, ее внутренней истины, повествующей о Брахмане, высшем «Я», Божественном, заключается в Майяваде, иллюзионистском подходе, который проповедовал Шанкарачарья, написавший комментарий к этой Упанишаде. Однозначная устремленность к уходу от проявленного мира, свойственная иллюзионизму, и усиленное восхваление жизненной позиции недеяния и бездействия саньясинов нисколько не соответствуют смыслу Иша Упанишады. Если в шлоках этой Упанишады усматривать значение, противоположное их истинному смыслу, то невозможно избежать тенет иллюзионизма. Как можно обосновать теорию иллюзионизма, Майявады, и уход от мира с помощью текстов Упанишады, в которой сказано: «Поистине, совершая деяния в этом мире, человек должен желать прожить сто лет» или: «Действие не пятнает совершившего его человека», где мы находим прямое и смелое утверждение: «Удел тех, кто пребывает в Неведении, – непроглядный мрак, но тем, кто посвящает себя одному лишь Знанию, уготован еще более жуткий мрак и темнота» или: «Рождение в этом мире приобщает человека к Бессмертию»? Высоко эрудированный авторитет, который, возможно, выступал основным поборником монизма в южной Индии после Шанкары, исключил Иша Упанишаду из списка двенадцати канонических Упанишад и заменил ее Нрисимхатапини Упанишадой. Шанкарачарья в свое время не решился менять установленных канонов. Иша Упанишада относилась к разряду текстов-шрути (откровений), посвященных вопросам иллюзионистского подхода, поэтому, полагал Шанкара, смысл, вложенный в шрути, не мог противоречить теории истинного иллюзионизма.

Если слово jagat означало «земля» (в шлоке: īśa vāsyamidam sarvam yat kiñca jagatyām jagat), то вся фраза в целом приобретала значение: «все на земле, что движется в движении», то есть все люди, животные, насекомые, птицы, воздушные потоки, реки и пр. Такое прочтение лишено всякого смысла. В языке Упанишад словом sarvamidam обозначаются все видимые объекты вселенной, но не земли. Поэтому под словом jagati мы должны подразумевать пребывающую в движении Шакти, проявленную в виде вселенной, под словом jagat – всякое движение, являющееся частью движения Пракрити, будь то в виде живых существ или материальных объектов. В этом контексте противопоставляется Ишвара, с одной стороны, и все сущее во вселенной – с другой. В отличие от неподвижного Ишвары Пракрити, или Шакти, постоянно пребывает в движении, выполняя свою вселенскую работу. Все, что находится во вселенной, также представляет собой движущуюся мини-вселенную, которая в каждое мгновение своего существования является ареной столкновения трех взаимоисключающих бесконечных и непреходящих процессов: созидания, сохранения и разрушения. Это извечное противоречие теряет свою очевидность, если мы будем рассматривать, с одной стороны, Ишвару, а с другой – землю и все, что на ней движется. Иша Упанишада начинается с констатации этого очевидного для всех извечного противоречия, которое сводится к тому, что на одном полюсе находится неизменяемый Ишвара, а на другом – динамическая Пракрити и все созданные ею во вселенной эфемерные объекты.

Вся Упанишада строится на этом противоречии и его разрешении. Автор текста Иша Упанишады, рассматривая природу Ишвары и проявленной вселенной, трижды подходит к решению этой проблемы с различных точек зрения. Первый раз, когда он говорит о Брахмане, он демонстрирует противоречие Пуруши и Пракрити и тут же всего в нескольких словах (anejad – «недвижимое» и manaso javīyaḥ … tad ejati tannaijati – «То, что быстрее Разума, То, что не достигают боги, ибо Оно всегда остается впереди. Оно, не двигаясь, оставляет позади всех бегущих. В нем Господин Жизни установил Воды. Оно движется и Оно не движется») объясняет, что и Пуруша, и Пракрити есть Брахман: Пуруша есть Брахман; Пракрити и вселенная, являющаяся ее внешней формой, также есть Брахман. Далее, говоря об Атмане, автор снова разрешает противоречие между Ишварой и проявленной вселенной. Атман есть Ишвара, Пуруша…

При большом желании в тексте Иша Упанишады можно, конечно, усмотреть определенный скрытый смысл и прийти к выводам, подтверждающим правильность теории иллюзионизма, что и сделал в свое время Шанкарачарья, написавший комментарий к этой Упанишаде.

Давайте сравним комментарий Шанкарачарьи с тем смыслом, который действительно вытекает из текста Иша Упанишады. В самом начале Упанишады ее автор рассматривает истину Ишвары и Истину проявленной вселенной и выявляет их основополагающее соотношение.

«Īśa vāsyamidam sarvam yat kiñca jagatyām jagat», «Все это есть обиталище для Господа, все, что являет собой индивидуальную вселенную в движении, или jagat в jagati» – недвижный вездесущий владыка Пуруша и Пракрити, пребывающая в движении, – Ишвара и Шакти. Поскольку Ишвара есть эпитет Неизменяемого, следует понимать, что истинные отношения между Пурушей и Пракрити сводятся к следующему: jagat подчиняется Ишваре, находится под Его полным контролем и выполняет всю работу согласно Его воле. Пуруша – не только свидетель, санкционирующий все происходящее, Пуруша есть и Ишвара, обладающий знанием и направляющий всякое действие. Пракрити не контролирует действие, но является вершителем судеб в проявленном мире; Пракрити есть покорная активная Шакти Пуруши, владычица, зависимая от своего господина.

Затем мы видим, что jagati это не просто Шакти в движении и не один лишь принцип, порождающий проявленную вселенную; это еще и Шакти как сама эта вселенная. Самое распространенное значение слова jagati – «земля», но в данном контексте это значение неприемлемо. Используя словосочетание jagatyām jagat, автор Иша Упанишады дает понять, что не следует игнорировать корневого значения этих слов, которое он старается таким образом подчеркнуть.

2

Иша Упанишада является для нас образцом интегральной духовной реализации, прекрасно иллюстрируя основные принципы Интегральной Йоги. В этом небольшом по объему произведении находят свое разрешение многие сложные проблемы. Иша Упанишада представляет собой шрути, священное Писание, наделенное неизмеримо глубоким и тонким смыслом. Эта Упанишада содержит в своих восемнадцати коротких шлоках-мантрах многие из основополагающих истин нашего мира. Только здесь мы находим такое бесконечное богатство содержания, выраженное в столь лаконичной форме.

Синтез знания, синтез дхармы, гармоничное примирение противоположностей составляют душу этого Писания. В западной философии есть закон, носящий название «закон противоречия», согласно которому противоположности взаимно исключают друг друга. Два противоречивых положения не могут существовать одновременно и интегрироваться в одно целое; два противоположных качества не могут уживаться одновременно в пределах одного объекта. В соответствии с этим законом, противоречия являются непримиримыми в принципе и не способны образовывать гармоничное единое целое. В таком случае, если Божественное едино, то, каким бы могуществом Оно ни обладало, Оно не может быть множественным. Бесконечное не может быть конечным. То, что не имеет формы, не может принять никакую форму, в противном случае оно перестает быть бесформенным. Подобная логика исключает возможность того, что Брахман в одно и то же время и обладает качествами, и лишен их: именно так сказано в Иша Упанишаде о Боге, который есть ниргуно гуни, то есть наделен определенными свойствами и одновременно лишен их. Если Брахман действительно един, бесконечен и лишен формы, то он не может обладать при этом никакими качествами, формами, быть конечным и проявляться во множественном состоянии: brahma satyam jaganmithyā, «Брахман есть единственная реальность, а проявленный мир – иллюзия» – таков неизбежный и губительный приговор этой философской концепции. Мы видим, что древний провидец-Риши, создатель Иша Упанишады, на каждом шагу опровергает этот закон логики и каждой шлокой доказывает его несостоятельность; в самом сердце взаимоисключающих противоречий он обнаруживает скрытую гармонию, ведущую к примирению противоположностей. Единство движущейся вселенной и недвижного Пуруши, наслаждение всем через отречение от всего, абсолютное освобождение путем полноценного, активного действия, неизменная стабильность Брахмана в движении, безграничное и непостижимое движение при полной вечной недвижности, единство Брахмана, лишенного качеств и свойств, с Господом вселенной, наделенным качествами и свойствами, недостаточность одного лишь Знания или одного лишь Неведения для достижения Бессмертия, Бессмертие, обретаемое путем одновременного служения и Знанию, и Неведению, высшее освобождение и реализация, достигаемые не в результате постоянных перерождений или выхода за пределы цикла рождения и смерти, но путем обретения состояния одновременного Рождения и Нерождения, – вот те великие возвышенные принципы, которые смело и уверенно провозглашает Иша Упанишада.

К сожалению, смысл этой Упанишады зачастую оставался непонятым и неправильно истолковывался. Комментарии Шанкары к Иша Упанишаде обычно признаются наиболее авторитетными, но если принять во внимание вышеизложенные доводы, то Майявада, иллюзионизм Шанкары, тонет, лишенный всякой основы, в этом бездонном океане. Создатель Майявады выделяется в ряду других философов своим исключительным, несравненным могуществом. Подобно тому, как изнывающий от жажды Баларама при помощи плуга заставил течь к своим стопам воды реки Ямуны, не желавшей менять направления проложенного русла, так же и Шанкара, найдя, что Иша Упанишада опровергает его Майяваду как таковую и препятствует его целям, силой направил в новое русло воды этой Упанишады и привел ее смысл в соответствие со своими взглядами. Достаточно будет одного-двух примеров, чтобы проиллюстрировать, до какой степени искажался смысл Упанишады в результате такого подхода.

В тексте Упанишады сказано: «Непроглядный мрак – удел тех, кто пребывает в Неведении, но те, что посвящают себя одному лишь Знанию, словно бы погружаются в еще больший мрак». Шанкара комментирует: «Я не склонен в данном случае рассматривать термины видья (знание) и авидья (неведение) в их обычном значении. Видья обозначает здесь дэвавидья, «умение снискать милость богов». В Упанишаде говорится: «vināśena mṛtyum tīrtvā sambhūtyāmṛtamaśnute», «посредством разложения выходит за пределы смерти, посредством Рождения наслаждается Бессмертием». Шанкара утверждает, что следует читать asambhūtyāmṛtam, то есть «посредством Нерождения наслаждается Бессмертием», а vināśa (разложение, распад) обозначает здесь «рождение». Точно таким же образом один из комментаторов, принадлежащих к дуалистическому направлению философской мысли, замечает, что тат твам аси, «Ты есть То» следует читать как атат твам аси, «Ты есть отличное от Него». А один известный проповедник Майявады, живший после Шанкары, прибег к следующему приему: он убрал Иша Упанишаду из списка основных канонических Упанишад и заменил ее Нрисимхатапини Упанишадой. На самом деле нет никакой нужды навязывать всем свое мнение таким примитивным силовым образом. Иша Упанишада иллюстрирует бесконечные аспекты бесконечного Брахмана, но поскольку она не придерживается какой-то конкретной философской точки зрения, то на ее почве возникают самые разнообразные философские подходы и толкования. Каждое из направлений философской мысли рассматривает лишь один определенный аспект бесконечной истины, приводя его в систему на интеллектуальном уровне. Бесконечный Брахман проявляется в бесконечном многообразии форм; пути, ведущие к Брахману, также неисчислимы.

 

Иша Упанишада

īśā vāsyamidaḿ sarvaṁ yat kiñca jagatyāṁ jagat ǀ tena tyaktena bhuñjīthā mā gṛdhaḥ kasya sviddhanam ǁ

1. Господом населено все это – каждый мир, что движется во вселенском движении. Отрешившись от него, наслаждайся; не влекись ни к какому человеческому обладанию.

kurvanneveha karmāṇi jijīviṣecchataḿ samāḥ ǀ evaṁ tvayi nānyatheto’sti na karma lipyate nare ǁ

2. Воистину , совершая в этом мире деяния, должно желать прожить сотню лет. Так это в тебе – не иначе, а только так: деяние не привязывается к человеку .

asūryā nāma te lokā andhena tamasā’’vṛtāḥ ǀ tāḿste pretyābhigacchanti ye ke cātmahano janāḥ ǁ

3. Лишены солнца те миры, окутанные непроглядной тьмой, куда после своей кончины уходят люди, убившие душу в себе.

anejadekaṁ manaso javīyo nainaddevā āpnuvan pūrvamarṣat ǀ taddhāvato’nyānatyeti tiṣṭhat tasminnapo mātariśvā dadhāti ǁ

4. Единое, Недвижимое, что стремительней Ума, То, чего Боги не достигают, ибо Оно всегда оказывается впереди. То, что, покоясь, оставляет позади тех, что бегут. В Том Владыка Жизни полагает Воды .

tadejati tannaijati tad dūre tadvantike ǀ tadantarasya sarvasya tadu sarvasyāsya bāhyataḥ ǁ

5. Оно движется, и Оно не движется; Оно далеко, и Оно же близко; Оно внутри всего этого, и Оно же вне всего этого.

yastu sarvāṇi bhūtāni ātmanyevānupaśyati ǀ sarvabhūteṣu cātmānaṁ tato na vijugupsate ǁ

6. Но кто видит повсюду во всех существах «Я» и всех существ в «Я», тот уже не отвращается ни от чего.

yasmin sarvāṇi bhūtāni ātmaivābhūd vijānataḥ ǀ tatra ko mohaḥ kaḥ śoka ekatvamanupaśyataḥ ǁ

7. Тот, в ком сущность «Я» стала всеми существами, которые есть Становления , ибо он обладает совершенным знанием, как тогда может он заблуждаться, как может он горевать, видя во всем единство?

sa paryagācchukramakāyamavraṇa- masnāviraṁ śuddhamapāpaviddham ǀ kavirmanīṣī paribhūḥ svayambhur yāthātathyato’rthān vyadadhācchāśvatībhyaḥ samābhyaḥ ǁ

8. Это Он простерся за пределы – Тот сияющий, бестелесный, беспорочный, лишенный жил, чистый, неуязвимый для зла. Провидец, Мыслитель , Единый, вездесущий, самосущий, распределил совершенно вещи, согласно их природе, с времен предвечных.

andhaṁ tamaḥ praviśanti ye’vidyāmupāsate ǀ tato bhūya iva te tamo ya u vidyāyāḿ ratāḥ ǁ

9. В непроглядную тьму вступают те, кто идет вслед за Неведением, словно бы в еще большую тьму – те, кто посвящает себя одному лишь Знанию.

anyadevāhurvidyayā’nyadāhuravidyayā ǀ iti śuśruma dhīrāṇāṁ ye nastadvicacakṣire ǁ

10. Иное, воистину , говорят – то, к чему идут по пути Знания, иное – то, к чему идут по пути Неведения; такое научение мы получили от Мудрых, которые явили То нашему разумению.

vidyāñcāvidyāñca yastadvedobhayaḿ saha ǀ avidyayā mṛtyuṁ tīrtvā vidyayā’mṛtamaśnute ǁ

11. Кто знает То как единство обоих – Знания и Неведения, посредством Неведения превосходит пределы смерти, посредством Знания обретает Бессмертие.

andhaṁ tamaḥ praviśanti ye’sambhūtimupāsate ǀ tato bhūya iva te tamo ya u sambhūtyāḿ ratāḥ ǁ

12. В непроглядную тьму вступают те, кто идет вслед за Нерождением, словно бы в еще большую тьму – те, кто посвящает себя одному лишь Рождению.

anyadevāhuḥ sambhavādanyadāhurasambhavāt ǀ iti śuśruma dhīrāṇāṁ ye nastadvicacakṣire ǁ

13. Иное, воистину говорят, – то, к чему приходят через Рождение, иное – то, к чему приходят через Нерождение; такое научение мы получили от Мудрых, которые явили То нашему разумению.

sambhūtiñca vināśañca yastadvedobhayaḿ saha ǀ vināśena mṛtyuṁ tīrtvā sambhūtyā’mṛtamaśnute ǁ

14. Кто знает То как единство обоих – Рождения и прекращения Рождения, посредством прекращения превосходит пределы смерти, посредством Рождения обретает Бессмертие.

hiraṇmayena pātreṇa satyasyāpihitaṁ mukham ǀ tat tvaṁ pūṣannapāvṛṇu satyadharmāya dṛṣṭaye ǁ

15. Лик Истины сокрыт золотым сверкающим заслоном; его ты открой, о Питающий , ради закона Истины, ради видения.

pūṣannekarṣe yama sūrya prājāpatya vyūha raśmīn samūha ǀ tejo yat te rūpaṁ kalyāṇatamaṁ tatte paśyāmi yo’sāvasau puruṣaḥ so’hamasmi ǁ

16. О Питающий, о единственный Провидец, о Предопределяющий, о Озаряющее Солнце, о мощь Отца созданий, выстрой лучи свои, сведи воедино свой свет; это сияние – благословеннейшую из всех твоих форм зрю я в Тебе. Пуруша, который и там, и там, Он есть я.

vāyuranilamamṛtamathedaṁ bhasmāntaḿ śarīram ǀ OM krato smara kṛtaḿ smara krato smara kṛtaḿ smara ǁ

17. Дыхание вещей есть бессмертная Жизнь, конец же этого тела – пепел. ОМ! О Воля , помни, то, что свершилось, помни! О Воля, помни, то, что свершилось, помни!

agne naya supathā rāye asmān viśvāni deva vayunāni vidvān ǀ yuyodhyasmajjuhurāṇameno bhūyiṣṭhāṁ te namauktiṁ vidhema ǁ

18. О Агни, бог, ведающий все, что проявлено, веди нас добрым путем к блаженству; устрани от нас дурную прелесть греха . Тебе мы воздадим совершеннейшую речь поклонения.

 

Комментарий

 

Вступление План Упанишады

Упанишады – будучи средствами озарения, а не наставления, составленными для тех ищущих, которые уже имеют общее представление об идеях Вед и ведических провидцев и даже некоторый личный опыт переживания истин, на которых они зиждутся, – в своем стиле обходятся без выраженных переходов мысли и развития подразумевающихся или второстепенных представлений.

Каждый стих в Иша Упанишаде основывается на ряде идей, подразумеваемых в тексте, но нигде явно не излагаемых; аргументация, которая поддерживает ее заключения, не доводится до интеллекта ясно, заявляя о себе с помощью наводящих на нее слов. Предполагалось, что читатель или, точнее, слушатель будет продвигаться от света к свету, находя подтверждение своим интуитивным открытиям и уточняя свой опыт, а не представляя идеи на суд логического разума.

Для современного ума этот метод недейственен и неприменим; необходимо представить идеи Упанишад во всей их полноте, выделить то, что обозначено намеком, обеспечить нужные переходы мысли и выявить скрытую, но всегда присутствующую аргументацию.

Главная идея Упанишады, состоящая в примирении и гармонии фундаментальных противоположностей, симметрично разработана в четырех последовательных движениях мысли.

Движение первое

В первом движении заложена основа – идея единого и постоянного Духа, пронизывающего вселенную движения и все формы движения и управляющего ими (стих 1, строфа 1).

На этом представлении основано правило божественной жизни для человека – наслаждение всем через отречение от всего благодаря отказу от желания (стих 1, строфа 2).

Затем провозглашается оправдание деяний и физической жизни на основании неотъемлемой свободы души, которая едина с Господом во время всех разнообразных проявлений активности (стих 2).

Наконец говорится, что результат невежественного противодействия правильному проявлению единого во множественности – нисхождение после смерти в состояния сплошного мрака (стих 3).

Движение второе

Во втором движении происходит возвращение к мыслям первого стиха и их усиление.

Единый пребывающий в покое Господь и многообразное движение оказываются тождественны как единый Брахман, высшая истина которого, однако, – единство и постоянство и который несет в себе все, равно как и пребывает во всем (стихи 4, 5).

Основа и осуществление правила жизни обнаруживаются в опыте единства, когда человек отождествляет себя с космическим и трансцендентным «Я» и утверждается в этом «Я», полностью освобождаясь вместе с тем от страдания и иллюзии, а также от всех связанных с нею становлений (стихи 6, 7).

Движение третье

В третьем движении происходит возвращение к оправданию жизни и деяний (тема стиха 2) и указывается на их божественное завершение.

Излагаются степени самопроявления Господа во вселенной движения и в становлениях единого Бытия и заявляется, что внутренний закон всякого существования представляет собой Его замысел и намерение (стих 8).

Видья и Авидья, Становление и Нестановление примиряются через общую для них всех полезность при поступательной самореализации, идущей от состояния смертности к состоянию Бессмертия (стихи 9, 14).

Движение четвертое

Четвертое движение возвращает к идее миров и через образы Сурьи и Агни символически представляет отношения Высшей Истины и Бессмертия (стихи 15, 16), деятельность в этой жизни (стих 17) и состояние после смерти (стих 18).

 

Движение первое Облекшееся в мир Божество: жизнь и действие

Стихи 1—3 [58] Основа космического существования

Бог и мир, Дух и созидательная Природа противопоставлены и их отношения установлены.

Космос

Весь мир есть движение Духа в самом себе, он изменчив и преходящ во всех своих образованиях и явлениях; его единственная вечность – вечность повторяющегося вновь и вновь, его единственное постоянство – видимость, порожденная некоторыми кажущимися неизменными особенностями отношений и сочетаний.

Каждый отдельный предмет во вселенной в действительности сам есть целая вселенная, являющая некий фасад или внешний вид свойственного ему движения. Микрокосм един с макрокосмом.

Однако через связь принципа движения и происходящего от движения результата они вмещают, облекают друг друга: мир – в мире, движение – в движении. Индивидуальное, следовательно, сопричастно природе универсального, берет свое начало от него, ибо, как мы утверждаем, источник его активности повинуется своим законам и является частью космической Природы.

Дух

Дух есть владыка своего движения, единый, неизменный, свободный, постоянный и вечный.

Движение и все сформированные им объекты были созданы, чтобы стать обителью для Духа, который, будучи Единым, тем не менее пребывает в неисчислимом множестве в многообразии Его чертогов.

Один и тот же Господь пребывает в сумме и в отдельной части, в Космосе как целом и в каждом существе, силе или объекте Космоса.

Поскольку Он един и неделим, Дух во всем один, а множественность вещей есть игра Его космического сознания.

Таким образом, по сути своей каждое человеческое существо едино со всеми остальными, свободно, вечно, неизменно и является владыкой Вселенной.

Переходная мысльАвидья

Цель пребывания в чем-то есть наслаждение и обладание; цель пребывания Духа в Космосе, следовательно, есть обладание и наслаждение вселенной. Человек же, будучи по сути своей единым, божественным и свободным, предстает ограниченным, изолированным от других людей, зависимым от Природы, ее забав и творений, порабощенным смертью, невежеством и страданием. Хотя его цель в проявленном мире – обладание и наслаждение вселенной, он не способен к наслаждению из-за своей ограниченности. Эта противоречивая ситуация проистекает от Авидьи, Неведения единства, узел же Неведения завязан эгоизмом.

Эго

Источник эго в том, что, хотя благодаря Его двойной силе Видьи и Авидьи Дух одновременно пребывает как в сознании множественности и относительности, так и в сознании единства и тождества, не будучи, следовательно, связанным Неведением, в уме Он, однако, может отождествлять Себя с объектом в движении, причем без остатка, внешне как будто исключая Знание, которое остается в глубине, скрытое за покровом ментального сознания. Таким образом, движение Ума в Природе может мыслить объект как реальность, а Пребывающего в нем как ограниченного и обусловленного видимыми обличьями объекта. Он мыслит объект не как вселенную в одном из ее внешних проявлений, но как отдельную сущность, выделенную из Космоса и отличную в своем бытии от всего остального в нем. Аналогичным образом он мыслит и Пребывающего в объекте. Это и есть иллюзия неведения, искажающая все вещи. Иллюзия называется аханкара (ahaṁkāra), изолирующее чувство эго, которое заставляет каждое существо мыслить себя как независимую личность.

Результатом данного отделения оказывается неспособность обрести гармонию и единство со вселенной и, как следствие, неспособность обладать и наслаждаться ею. Однако желание обладать и наслаждаться является основным импульсом Эго, которое смутно осознает свою изначальную божественность, хотя в силу ограничений, порожденных его относительностью, не в состоянии реализовать свое истинное существование. Результат – разлад между ним и другими, умственное и физическое страдание, чувство слабости и бессилия, ощущение неуверенности ни в чем, напряжение сил в страстях и желании самореализации, мучительное отступление с истощенными силами или в разочаровании к смерти и распаду.

Желание – знак зависимости, сопровождающейся разладом и страданием. Тот, кто свободен, един и обладает подлинной властью, не имеет желаний, но содержит все в себе самом, всем владеет и наслаждается.

Правило Божественной жизни

Цель существования в мире – наслаждение вселенной и всем, что в ней есть, однако условием свободного наслаждения всем является отречение от всякого желания.

Отречение, о котором идет речь, представляет собой не основанное на принудительной морали самоограничение или некий физический отказ, но полное освобождение духа от всякого стремления к проявленным формам.

Условия этого освобождения – свобода от эгоизма, а это значит, свобода от личного желания. Практически это отречение подразумевает, что ни к чему во вселенной не следует относиться как к предмету, обладание которым необходимо, ничто не должно рассматриваться как находящееся в собственном или чьем-то ином владении, ничто не должно вызывать жадности сердца или чувств.

Такое отношение основано на восприятии единства. Как уже было сказано, все души есть одно «Я», обладающее всем, Господь, и хотя Господь пребывает в каждом объекте как бы отдельно, все объекты тем не менее существуют в этом «Я», а не вне его.

Таким образом, превзойдя Эго и реализовав единое «Я», мы приходим к обладанию в едином космическом сознании всей вселенной и не нуждаемся в том, чтобы владеть физически.

Имея благодаря единству с Господом возможность беспредельного и свободного наслаждения всем, мы не нуждаемся в том, чтобы чего-то желать.

Будучи едиными со всеми существами, мы через их, наше собственное и присущее Космическому Существу наслаждение обладаем восторгом всеобщего самовыражения. Лишь благодаря этой Ананде, одновременно трансцендентной и универсальной, человек может иметь свободную душу и тем не менее жить в мире полноценной активной жизнью Владыки в принадлежащей ему вселенной движения.

Оправдание действий

Свобода эта не обусловлена бездействием, как и это обладание не сводится к наслаждению, доступному пассивной Душе, которая выступает только свидетелем, не принимая участия в движении.

Напротив, совершение в этом материальном мире действий и всестороннее принятие условий физической жизни есть неотъемлемая часть полноты бытия.

Ведь активный Брахман реализует себя в мире через действие, и человек тоже пребывает в этом теле для самореализации через поступки. Иначе не может и быть, поскольку даже его бездействие является действием, влияющим на космическое движение. Находясь в этом или любом другом теле, нечего и думать о том, чтобы уклониться от действия или избежать физической жизни. Мысль, что это само по себе может быть средством освобождения, – часть Неведения, полагающего душу отдельно существующей в Брахмане единицей.

От действия отрекаются потому, что считают его несовместимым со свободой. Предполагается, что, совершая действие, человек находится в путах скрывающегося за ним желания, будучи зависимым от внешних сил, направляющих данное действие, и его результатов. Все это лишь кажется верным, но не является таковым в действительности.

Желание – лишь состояние эмоционального ума, который по неведению ищет удовольствие в объекте желания, а не в Брахмане, выражающем себя в этом объекте. Уничтожив это неведение, можно совершать действие без вовлеченности в желание.

Энергия, осуществляющая движение, сама зависит от Бога, который совершенно свободно выражает в ней Себя. Проникнув сквозь Природу к Владыке Природы, соединив индивидуальную волю с космической, человек обретает в действии божественную свободу. Наши поступки предаются Господу, а наша личная ответственность исчезает в Его свободе.

Цепь кармы опутывает движение одной лишь Природы, но не души, которая, познав саму себя, перестает даже выглядеть связанной результатами своих поступков.

Таким образом, путь к свободе состоит не в бездействии, но в том, чтобы прекратить отождествлять себя с движением, обретя вместо этого нашу подлинную сущность в «Я» вещей, который есть их Господин.

Иные миры

После прекращения физической жизни человек не удаляется из Космического Движения, а просто переходит в какое-то из иных общих состояний сознания, отличных от того, что свойственно материальной вселенной.

Эти состояния могут быть сумрачными или озаренными, некоторые из них темны или лишены солнца.

Костенея в грубых формах невежества, своенравно удерживая душу от самореализации либо ошибочно разрушая ее становление в Движении, человек вступает в состояние сплошной тьмы, а не в миры света, свободного и блаженного бытия.

 

Движение второе 1. Брахман: единство Бога и мира

Стихи 4—5 [59] Брахман – Единство

Господь и мир, даже если они кажутся отдельными началами, в действительности не есть нечто различное; они – единый Брахман.

«Единое недвижимое»

Бог – единая постоянная и вечная Реальность. Он – Один, ибо нет больше ничего, ибо все существование и несуществование есть Он. Он постоянен, или недвижим, потому что движение предполагает изменение в Пространстве и изменение во Времени. Он же, будучи за пределами Времени и Пространства, неизменен. Он вечно обладает в самом Себе всем, что было, есть и когда-либо будет, и, следовательно, он не увеличивается и не уменьшается. Он за пределами причинности и относительности и, значит, в Его бытии не происходит перемена отношений.

«Ума стремительней»

Мир – это циклическое движение (saṁsāra) Божественного Сознания в Пространстве и Времени. Его закон и в некотором смысле его цель – поступательное развитие; он существует в движении и растворится с прекращением движения. Но основа этого процесса нематериальна, это Энергия активного сознания, которое своим движением и порождением различных принципов (отличных во внешнем проявлении, единых в своей сущности) создает противоположности единства и множества, деления Времени и Пространства, связь и последовательность обстоятельств и закон Причинности. В сознании все это – реальность, являясь, однако, лишь символическим отражением Бытия, отчасти подобно тому, как плоды воображения ума являются достоверным отражением его самого, которое по сравнению с ним является все же не вполне реальным, или же реальным, но какой-то иной реальностью.

Однако не ментальное сознание является Силой, творящей вселенную. Есть нечто бесконечно более могущественное, стремительное и свободное, чем разум. Это чистое всемогущее самосознание Абсолюта, не скованное никаким законом относительности. Законы относительного, которые поддерживают боги, – это Его временные творения. Их кажущаяся вечность – всего лишь неизмеримая нашим сознанием продолжительность существования мира, которым боги правят. Это законы, которые регулируют движение и изменение, но Владыка движения им неподвластен. Соответственно, боги изображаются постоянно бегущими по своему пути. Но Владыка свободен, и Его собственное движение Его не затрагивает.

«Оно движется, и Оно не движется»

Движение мира происходит под властью непреходящего постоянства. Изменение представляет постоянные сдвиги во взаимосвязях явленных нашему сознанию вещей внутри того, что является вечной Неизменностью.

Именно эти истины выражены в высказывании о едином Недвижимом, которое Ума стремительней, которое движется и не движется, о едином Постоянном, которое в быстроте своего творящего сознания оставляет позади всех других – бегущих.

Переходная мысльМножество [60]

Если Единое – это высшая реальность, то «другие», Множество, тоже не являются нереальными. Мир – это не плод воображения Ума.

Единство – вечная истина вещей, многообразие – игра единства. Ощущение единства, следовательно, было названо Знанием, Видьей, ощущение многообразия – Неведением, Авидьей. Однако многообразие не является ложным, если мы не будем отрывать его от ощущения существующего в нем в действительности вечного единства.

Брахман – один, не в численном выражении, но по сути, численное единство или исключило бы множество, или было бы плюралистичным и делимым единством, а множество являлось бы его частями. Не таково единство Брахмана, который не может ни расти, ни уменьшаться, ни делиться на части.

Множество во вселенной иногда именуется частями универсального Брахмана наподобие того, как волны представляют собой части моря. В действительности же каждая волна и является морем, а их различия есть предстающая только перед глазами внешняя видимость, порожденная движением моря. Как каждый предмет во вселенной в реальности – целая вселенная с различным внешним обличьем, так и каждая индивидуальная душа – Брахман во всей его полноте, созерцающий Себя и мир из сердцевины космического сознания.

Ибо То – одинаково, а не единично. Оно одинаково всегда и всюду во Времени и Пространстве, как одинаково и за пределами Времени и Пространства. Численные величины одного и многого равнозначны при выражении его сущностного единства.

Подобно всему остальному, эти величины, как мы их видим, – образы, предстающие в Чит, в свободном и всетворящем самосознании Абсолюта, созерцающего себя в бесконечно разнообразных и бесчисленных формах. Чит есть сила не только знания, но и выражающей воли, не только воспринимающего видения, но и созидающего представления; в действительности и то, и другое являются одной и той же силой. Ведь Чит есть действие Бытия, а не Пустоты. То, что Чит видит, возникает. Чит созерцает себя за пределами Пространства и Времени, и это переносится в условия Пространства и Времени.

Творение не есть созидание чего-то из ничего или одной вещи из другой, но самопроекция Брахмана в условия Пространства и Времени. Творение – это не создание, а становление в состояниях и формах сознательного существования.

В становлении каждый индивид является Брахманом, представленным по-разному и вступающим в различные отношения с самим Собой в игре божественного сознания; в бытии каждый индивид есть Брахман во всей полноте.

Брахман как Абсолют или Универсум обладает способностью отступать от самого Себя в мире относительности. Повелевая движением сознания, он представляет индивидуальное отличным от универсального, относительное иным, чем Абсолютное. Без этого разделяющего движения мысли индивидуальное всегда тяготело бы к потере себя в универсальном, относительное – к исчезновению в Абсолютном. Таким образом он поддерживает соответствующую реакцию в индивиде, который полагает себя «иным», чем трансцендентный и универсальный Брахман, «иным», чем остальная часть Множества. Он отодвигает на задний план тождество с Единым и приводит в действие игру Бытия в отдельном Эго.

Индивид может считать себя вечно отличным от Единого либо вечно единым с Ним, или же в своем сознании он может возвратиться к чистейшему Тождеству . Но он никогда не может считать себя полностью независимым от некоего Единства, ибо такой взгляд противоречил бы любой истине, мыслимой во вселенной или за ее пределами.

Эти три подхода соответствуют трем великим истинам о Брахмане, каждая из которых в равной степени верна, но ни одна не верна полностью без учета остальных. Их сосуществование, которое трудно постигнуть логическим разумом, может быть постигнуто через переживание в сознании тождества с Брахманом.

Даже настаивая на единстве, мы должны помнить, что Брахман превыше разграничений, которые свойственны нашей ментальности, он является не фактом ищущего различия мышления, а фактом Бытия – абсолютного, беспредельного и недоступного для различений. Наше сознание живет представлениями и символами, оно не может помыслить вещь-в-себе, Абсолют, не прибегая при этом к отрицанию, к своего рода пустоте, к изъятию из нее всего, что представляется включенным в нее во вселенной. Но Абсолют – не пустота и не отрицание. Он – все, что существует во Времени и за пределами Времени.

Даже единство является представлением, существующим в связи с множественностью. Видья и Авидья – одинаково вечные силы высшего начала – Чит. Ни Видья, ни Авидья, взятые в отдельности, не являются абсолютным знанием (стихи 9—11).

И, однако, тайная основа всех отношений – единство, а не множество. Единство образует множество и становится его опорой, множество не образует единства и не является его опорой.

Поэтому мы должны понимать единство как свое «я» и сущностную природу Бытия, множественность же – как образ «Я» и становление. Мы должны понимать Брахмана как Единое «Я» всего, а затем возвращаться к Множеству как становлениям Единого Бытия (bhūtāni … ātmānam). Но и «Я», и становления – это Брахман; мы не можем считать единое Брахманом, становления же – нереальными и не Брахманом. И то, и другое реально, причем реальность единого является основополагающей и всеобъемлющей, реальность же всего остального – производной или подчиненной.

Бег богов

Брахман, который представляет Себя во вселенной через неизменность своего существования (Сат) как Постоянство, – это Пуруша, Бог, Дух; Брахман, который через присущую Ему способность активного Сознания (Чит) представляет Себя в Процессе, – это Природа, Сила, Мировой Принцип (Пракрити, Шакти, Майя) . Игра этих начал составляет Жизнь вселенной.

Боги – это Брахман, представляющий Себя в выражающих одно Божество космических Личностях, безличные действия которых являют многообразную игру природных начал.

«Другие» – это sarvāṇi bhūtāni последующего стиха, все становления, Брахман, представляющий себя в разделяющем сознании Множества.

Все во вселенной, включая даже богов, видит себя движущимся в общем движении к некой цели, находящейся за пределами своего существа или же за пределами непосредственного представления о своем существе. Эта цель – Брахман; ведь он есть начало и конец, причина и результат всякого движения.

Однако представление о конечной цели в движении Природы само по себе иллюзорно, ведь Брахман абсолютен и беспределен. Пытаясь достичь Его, боги при осуществлении каждой цели обнаруживают, что Брахман по-прежнему впереди них, дальше на пути реализации. Ничто в явлениях вселенной не может стать для относительного сознания в полной мере Тем; все является только символическим образом, отражающим Непознаваемое.

Все вещи уже осуществлены в Брахмане. Бег Других по пути, пролагаемому Природой, есть только выработка Пракрити через Причинность в Пространстве и Времени того, чем уже обладает Брахман.

Даже в своем универсальном Бытии Брахман стоит над Движением. Будучи выше Времени, Он одновременно несет в Себе прошлое, настоящее и будущее и не имеет нужды бежать к концу представимого Времени. Будучи выше Пространства, Он в совмещенном виде несет в Себе все его порядки и не имеет нужды бежать к концу представимого Пространства. Будучи выше Причинности, Он свободно несет в Себе как все заданные обстоятельства, так и все возможности, оставаясь не скованным очевидной цепью причинности, которая связует их во вселенной. Им как Владыкой уже осуществлено все, что может быть совершено в движении Его разными Личностями.

Принцип жизниМатаришван и Воды

Для чего же Он тогда предназначил движение? Движение – это ритм, гармония, которую Он как Универсальная Жизнь создает своими образами в условиях сознательного Бытия. Это некая формула, символически выражающая Непознаваемое, причем построенная таким образом, что каждый уровень сознания отображает нечто, стоящее за ним, все более глубинное, все более сокровенное. Это игра божественного Сознания, существующая для его собственной радости и ничего не добавляющая Тому, кто и так есть полнота. Это факт сознательного бытия, мотивированный его собственным существованием, без какой-либо стоящей над ним цели. Идея предназначения, цели рождается из поступательного самораскрытия миром своей истинной природы индивидуальным Душам, населяющим его формы; ибо Бытие постепенно раскрывает себя в собственных становлениях, подлинное Единство возникает из множественности, полностью меняя ценности последней в нашем сознании.

Это самораскрытие подчинено условиям, которые связаны со сложным характером космически действующего сознания.

Дело в том, что сознание не однородно, не гомогенно, оно семерично. Можно сказать, что оно организует себя в семи формах или на уровнях сознательной деятельности по нисходящей линии чистого Бытия до бытия физического. Их взаимная игра творит миры, определяет всякую деятельность, образует все становления.

Брахман всегда остается полем этой игры и этих творений. Брахман, простершийся в Пространстве и Времени, – это вселенная.

В этой проекции Брахман являет Себя как формообразующая Природа, как универсальная Мать вещей, которая сначала предстает перед нами как материя, именуемая притхиви (pṛthivī), Принцип Земли.

В Материи или физическом бытии Брахман являет Себя как универсальный Принцип Жизни, Матаришван, который движется в ней как динамическая энергия, прана, и действенно властвует над всеми образованиями и структурами.

При погружении в Материю универсальная Жизнь утверждает семеричное сознание, а прана, динамическая энергия, воздействуя на «Матрицу» вещей, развивает из нее различные формы и выступает основой для всех видов их эволюции.

Переходная мысль

Воды

Таким образом, во вселенной действуют семь составляющих Чит. Обычно мы осознаем в нашем бытии три элемента – Ум, Жизнь и Тело. Они образуют наше разделенное на противоположности, изменчивое существование, гармония в котором неустойчива и которое проходит в битве позитивных и негативных сил между двумя полюсами – Жизнью и Смертью. Вся жизнь представляет собой непрерывное рождение или становление (sambhava, sambhūti в стихах 12—14). Всякое рождение влечет за собой постоянное умирание или исчезновение того, что находится в становлении, чтобы оно могло начать новое становление. Поэтому такое состояние существования именуется мритью (mṛtyu), Смерть, и характеризуется как стадия, которую следует пройти и за пределы которой надо выйти (стихи 11—14).

Ведь это не составляет наше бытие в его полноте, а значит, не является нашим чистым бытием. За ним у нас есть существование сверхсознательное, которое тоже обладает тремя компонентами: Сат, Чит-Тапас и Ананда.

Сат есть сущность нашего бытия – чистая, беспредельная и нераздельная в противоположность прерывистому бытию, основанному на постоянной изменчивости физической субстанции. Сат есть божественный аналог физической субстанции.

Чит-Тапас – это чистая энергия Сознания, свободная в покое и действии, независимая в своей воле, в отличие от стесненных динамических энергий Праны, которые, получая питание от физической субстанции, зависимы от ее поддержки и ограничены ею . Тапас есть божественный аналог этой низшей нервной или витальной энергии.

Ананда есть Блаженство, а именно блаженство чистого сознательного существования и энергии, в противоположность жизни ощущений и эмоций, которые находятся в зависимости от внешних воздействий Жизни и Материи, положительных и отрицательных реакций, радости и горя, удовольствия и боли. Ананда есть божественный аналог низшего эмоционального и чувственного бытия.

Это высшее существование, присущее божественному принципу Сат-Чит-Ананды, едино, самосуще и не искажено образами Рождения и Смерти. Оно, соответственно, именуется амрита (amṛtam), Бессмертие, и предлагается нам в качестве цели, к которой нужно стремиться, в качестве блаженства, которое мы вкусим, преодолев состояние смерти (стихи 11, 14, 17, 18).

Высшее божественное существование соединяется с существованием низшим и смертным посредством каузальной Идеи или супраментального Знания-Воли, виджняна (vijñāna). Именно такая Идея, поддерживая и втайне направляя беспорядочную деятельность Ума, Жизни и Тела, обеспечивает и поддерживает правильное устройство вселенной. В Ведах она называется Истиной, потому что открывает в непосредственном видении истину вещей, которая включает в себя их явления, но независима от них; она называется Порядком или Законом, потому что в ней содержится действенная сила Чит, благодаря которой она, обладая совершенным знанием и предвидением, формирует всякую вещь в соответствии с ее природой; Необъятностью, потому что ее природа – это природа беспредельного космического Разума, которому ведомо каждое конкретное действие.

Виджняна, будучи Истиной, ведет разделенное сознание обратно к Единому. Она видит истину вещей и во множественности. Виджняна есть божественный аналог низшего, подчиненного принципу разделения, интеллекта.

Ведические риши говорят о семи силах Чит как о Водах, которые изображаются в виде потоков, впадающих или вытекающих из общего моря Сознания в человеческом существе .

Они вечно и нераздельно сосуществуют во вселенной, обладая способностью поглощаться друг другом или проявляться снова. В действительности они погружены в физическую Природу и с необходимостью должны из нее развиться. Они могут уйти в чистое беспредельное Бытие и вновь из него проявиться.

Свертывание и развертывание Одного во Многом и Многого в Одном, таким образом, представляет собой закон вечно повторяющихся космических циклов.

Видение Брахмана

Упанишада учит нас тому, как узреть Брахмана во вселенной и в нашем собственном существовании.

Мы должны научиться воспринимать Брахмана всесторонне – как Неподвижного и как Движущегося. Мы должны увидеть Его в вечном и неизменном Духе и во всех изменчивых проявлениях вселенной и мира относительности.

Мы должны воспринимать все вещи в Пространстве и Времени, дальнее и ближнее, незапамятное Прошлое, непосредственное Настоящее, бесконечно далекое Будущее со всем, что в них есть, со всеми событиями, как Единого Брахмана.

Мы должны увидеть Брахмана как то, что превосходит, несет в себе и поддерживает каждую отдельную вещь, как и вселенную в целом, находясь при этом за пределами Времени, Пространства и Причинности. Мы должны также увидеть Его как то, что живет во вселенной и всяком имеющемся в ней предмете и обладает ими.

Это есть трансцендентный, универсальный и индивидуальный Брахман, Господь, Несущий мир и Облекшийся в него Дух, являющийся объектом любого познания. Его реализация – это условие совершенства и путь к Бессмертию.

 

2. Самореализация – реализация истинного «Я»

Стихи 6—7 [67] реализация истинного «Я»

Субъективно Брахман есть Атман, «Я» или неизменное существование всего, что есть во вселенной. Все, что в нас меняется, – ум, жизнь, тело, характер, темперамент, поступки – не является нашим подлинным и неизменным «я», но лишь становлениями «Я» в движении (jagatī).

Следовательно, в Природе все существующие вещи, одушевленные или неодушевленные, представляют собой становления одного общего для всех «Я». Все различные создания есть одно неделимое существование. Эту истину должно постичь каждое существо. Когда индивид воплотит это единство в каждой части своего бытия, он станет совершенным, чистым, свободным от эго и двойственностей и вступит во владение всем божественным блаженством.

Атман

Атман, наше истинное «я», есть Брахман; это чистое неделимое Бытие, сияющее собственным сиянием, самососредоточенное в сознании, самососредоточенное в силе, само для себя источник восторга. Его существование – свет и блаженство. Оно находится вне времени, вне пространства, оно свободно.

Тройственный Пуруша [68]

Атман являет себя сознанию существа в трех состояниях, в зависимости от отношений между puruṣa и prakṛti, Душой и Природой. Вот три эти состояния: акшара (akṣara) – неподвижный или неизменный; кшара (kṣara) – движущийся или изменчивый; пара (para) или уттама (uttama) – Всевышний или Высочайший.

Кшара Пуруша – это «Я», которое отражает изменения и движения Природы, участвует в них, погружено в сознание движения и кажется в нем рождающимся и умирающим, увеличивающимся и уменьшающимся, развивающимся и меняющимся. Как Кшара, Атман наслаждается изменением, разделением и двойственностью; в тайне управляет своими изменениями, но кажется находящимся под их властью; наслаждается противоположностями удовольствия и боли, хорошего и плохого, выглядя их жертвой; владычествует и управляет действием Природы, которое будто бы его создало. Ведь «Я» неизменно и непреложно является Ишварой, Господом.

Акшара Пуруша – это «Я», независимое от изменений и движений Природы, спокойное, чистое, бесстрастное, невозмутимое, созерцающее их без участия, возвышающееся над ними словно на некой вершине, не погружающееся в эти Воды. Это безмятежное «Я» есть небо, которое без движения, без изменений смотрит вниз на воды, никогда не ведающие покоя. Акшара – это сокровенная свобода Кшары.

Пара Пуруша или Пурушоттама – это «Я», несущее в себе и наслаждающееся одновременно покоем и движением, но не обусловленное и не ограниченное ни тем, ни другим. Это Бог, Брахман, Все, Неопределимое и Непознаваемое.

Именно это высшее «Я» должно быть реализовано как в неподвижности, так и в изменчивости.

Пуруша в Пракрити [69]

Атман, «Я», по-разному представляет себя в семеричном движении Природы в соответствии с преобладающим в сознании данного существа принципом сознания.

В физическом сознании Атман становится материальным существом, Аннамайя Пурушей (annamaya puruṣa).

В витальном или нервном сознании Атман становится витальным или динамическим существом, Пранамайя Пурушей (prāṇamaya puruṣa).

В ментальном сознании Атман становится ментальным существом, Маномайя Пурушей (manomaya puruṣa). В супраинтеллектуальном сознании, где доминирует Истина или выступающая как причина Идея (называемая в Ведах satyam ṛtam bṛhat – «Истина, Порядок, Беспредельность»), Атман становится идеальным существом или великой Душой, Виджнянамайя Пурушей (vijñānamaya puruṣa) или Махат Атманом (mahat ātman) .

В сознании, присущем универсальному Блаженству, Атман становится всеблаженным существом или всенаслаждающейся и всесозидающей Душой, Анандамайя Пурушей (ānandamaya puruṣa).

В сознании, присущем беспредельному божественному самосознанию, которое также является всеисполняющей Волей (Чит-Тапас), Атман – это всесознающая Душа, источник и Владыка вселенной, Чайтанья Пуруша (caitanya puruṣa).

В сознании, присущем состоянию чистого божественного существования, Атман – это Сат Пуруша (sat puruṣa), чистое божественное «Я».

Человек, являясь в своем истинном «Я» единым с пребывающим во всех формах Господом, может жить в мире в любом из этих состояний «Я» и испытывать его переживания. Он может быть всем, чем захочет, – от материального до всеблаженного существа. Через состояние Анандамайи он может вступить в состояния Чайтанья и Сат Пуруши.

Сат-чит-ананда

Сат-Чит-Ананда – проявление высшего Пуруши; его природа, которой свойственны беспредельное бытие, сознание, сила и блаженство, – это высшая Природа, Пара Пракрити (parā prakṛti). Ум, жизнь и тело – это низшая природа, Апара Пракрити (aparā prakṛti).

Состояние Сат-Чит-Ананды – это высшая полусфера универсального существования, парардха (parārdha), природой которого является Бессмертие, амритам (amṛtam). Состояние смертного существования в Материи есть низшая половина, апарардха (aparārdha), природа которой – смерть, мритью (mṛtyu).

Ум и жизнь в теле принадлежат состоянию Смерти, потому что из-за Неведения они не могут реализовать Сат-Чит-Ананду. Реализуя же Сат-Чит-Ананду в совершенстве, они преображаются: Ум обретает природу Истины, виджняна, Жизнь – природу Силы-сознания, чайтанья (caitanya), Тело – природу сат (sat), то есть чистой сущности.

Когда это не может быть совершенно осуществлено в теле, душа реализует свое истинное состояние в других формах существования или мирах – мирах, «залитых солнцем», и состояниях блаженства, возвращаясь в материальное существование для того, чтобы завершить свою эволюцию в теле. Развитие на пути к совершенной реализации в теле является целью человеческой эволюции.

Душа может также удалиться на неопределенный период в чистое состояние Сат-Чит-Ананды.

Реализация «Я» как Сат-Чит-Ананды – цель человеческого существования.

Условие самореализации [71]

Сат-Чит-Ананда – всегда чистое состояние Атмана; он может либо оставаться в самом себе, как бы отдельно от вселенной, либо обращаться к ней лицом, заключать ее в объятия и обладать ею как Владыка.

В сущности, он одновременно делает и то, и другое (стих 8).

Господь пронизывает вселенную как Вират Пуруша, Космическая Душа (paribhūḥ из стиха 8, Единое, которое становится всем); Он вступает в каждый предмет в движении: для Знания – как Брахман, поддерживающий индивидуальное сознание и индивидуальную форму, для Неведения – как индивидуализированное и ограниченное существо. В живом создании он проявляется как Дживатман или индивидуальное «я».

С позиции нашего низшего состояния в царстве смерти и ограниченности Атман – это Сат-Чит-Ананда, супраментальное сознание, отражающееся, однако, в уме. Если ум чист, ясен и безмятежен, отражение верное; если же он загрязнен, беспокоен и затемнен, отражение получается искаженным и подчиненным извращающему влиянию Неведения.

В соответствии с состоянием отражающего ума мы можем получить либо чистоту самопознания, либо затемнение, искажение знания в двойственностях истины и заблуждения; чистую активность свободной от эгоизма Воли либо затемнение и отклонение Воли в двойственностях правильного и неправильного поступка, греха и добродетели; чистое состояние и кристальную игру блаженства или затемнение и извращение его в двойственностях правомерного и неправомерного удовольствия, наслаждения и боли, радости и горя.

Это искажение создается ментальным чувством эго из-за разделения и ограничения «Я». Ограничение происходит в силу того, что Кшара Пуруша отождествляет себя с изменчивыми формациями Природы в отдельном теле, индивидуальной жизни и эгоистическом уме, устраняя ощущение единства со всем существованием и всеми существами.

Отсутствие этого ощущения – привычка восприятия, укоренившаяся в результате нашей прошлой эволюции в движении, а отнюдь не непреложный закон человеческого сознания. Ее ослабление и в конце концов полное исчезновение – необходимое условие самореализации. Мудрость, совершенство и блаженство начинаются с видения Единого.

Стадии реализации «Я»

Видение Всеобщности

Первое движение самореализации – ощущение единства с другими существами во вселенной. Его начальная, незрелая форма состоит в попытке понимания и сочувствия другим, в настроениях все нарастающей любви, сострадания и братства с другими, в побуждении работать на благо других.

Единство, таким образом воплощенное, есть плюралистическое единение, сплачивание сходных единиц, результатом которого бывает скорее коллективизм или солидарность, нежели настоящее единство. Сознание продолжает видеть Множество как реальные отдельные существования; Единство есть всего лишь их сумма.

Подлинное знание начинается с восприятия сущностного единства – одна Материя, одна Жизнь, один Ум, одна Душа, играющая во многих формах.

Когда эта Душа мира осознается как Сат-Чит-Ананда, тогда знание достигает совершенства. Ибо мы видим Материю лишь как игру Жизни, Жизнь – как игру Ума, воплощающего свою энергию в субстанции, Ум – как игру Истины или каузальной Идеи, которая представляет истину в многообразии ее пребывания во всех возможных ментальных формах, Истину – как игру Сат-Чит-Ананды, Сат-Чит-Ананду – как самопроявление высшего Непознаваемого, Пара-Брахмана или Пара-Пуруши.

Душа во всяком теле воспринимается нами как это единое «Я» или Сат-Чит-Ананда, умножающее себя в индивидуальных сознаниях. Мы также видим, что все умы, жизни, тела – это активные формации одного и того же существования в развернутом бытии «Я».

Это то видение всех существ в «Я» и «Я» во всех существах, которое является основанием совершенной внутренней свободы, совершенной радости и безмятежности.

Ибо благодаря этому видению, по мере того как растет его интенсивность и полнота, из индивидуальной ментальности совершенно исчезает jugupsā, то есть все отвращение, неприятие, нелюбовь, страх, ненависть и другие извращения чувств, происходящие от разделения и противопоставления своей личности другим существам или реалиям, которые нас окружают. В душе устанавливается совершенное равновесие и беспристрастие .

Видение «Я» в Его становлениях

Самого по себе видения недостаточно; человек должен стать тем, что он внутренне видит. Вся внутренняя жизнь должна измениться, чтобы то, что понимает интеллект и воспринимает внутреннее видение, нашло свое совершенное выражение во всех частях человеческого существа.

В индивидуальной душе, охватывающей все сущее благодаря видению единства (ekatvam anupaśyataḥ – «видящий во всем единство»), организующей свои мысли, эмоции и ощущения согласно совершенному знанию верного отношения между вещами, которое приходит с реализацией Истины (vijānataḥ, «обладающий совершенным знанием»), в этой душе должен быть повторен божественный акт сознания, которым единое извечно самосущее Бытие проявляет в себе множественность мира (sarvāṇi bhūtāṇi ātmaiva abhūt, «Самосущее стало всем сущим, пребывающим в становлении»).

Иными словами, человеческий или эгоистический взгляд видит в мире неисчислимое количество отдельных созданий, каждое из которых отлично от других и существует само по себе, каждое старается извлечь для себя из других и мира в целом максимальную выгоду, в то время как божественный взгляд, – взгляд, которым Бог видит мир, есть созерцание самого Себя как единого Существа, живущего неисчислимыми существованиями, которые есть Он сам, поддерживающего все, беспристрастно всему помогающего, продвигающегося в условиях, что были заданы изначально, со времен предвечных, к божественному осуществлению, к великой, все возрастающей гармонии Становления с его высшим достижением – Сат-Чит-Анандой, или Бессмертием. Таков взгляд «Я» как Господа, пронизывающего все движение. Индивидуальная душа должна превратить человеческий или эгоистический взгляд в божественный, высший и универсальный, и постоянно жить в состоянии этой высочайшей духовной реализации.

Следовательно, необходимо обрести знание трансцендентного «Я», единственно сущего единства, решив уравнение so’ham – «Я есть Он», и в этом знании расширить свое сознательное существование так, чтобы оно охватило всю Множественность.

В этом состоит двойной или синтезирующий идеал Иша Упанишады – объять одновременно Видью и Авидью, Единое и Множество; существовать в мире, но превратить условия смерти в условия Бессмертия; обладать свободой и покоем Нерождения одновременно с даруемой Рождением активностью (стихи 9—14).

Все части низшего существа должны принять эту реализацию, интеллектуального восприятия недостаточно. Сердце должно принять универсальную любовь и восторг, чувственный ум – ощущение «я» и Бога во всем, жизнь – все цели и энергии мира как часть собственного бытия.

Активное Блаженство

Эта реализация состоит в совершенной полноте Блаженства, включающего в себя действие, но исключающего страдание и самообман.

Самообман (moha) невозможен, ибо душа, обретя восприятие Непознаваемого за всем существующим, более не привязана к Становлению и не приписывает абсолютной ценности ни одной конкретной вещи в мире, что бывает, когда объект видится в качестве самоцели, как желанный сам по себе. Все доставляет радость, все обладает ценностью в качестве проявления «Я» и ради проявленного в нем «Я», но ничто – в своем собственном качестве и ради него самого . Желание и иллюзия исчезли; иллюзия вытеснена знанием, желание – Блаженством универсального обладания.

Печаль невозможна, ибо во всем видится Сат-Чит-Ананда, а значит, беспредельное космическое существование, беспредельная воля, беспредельное блаженство. Даже боль и печаль видятся как искаженная Ананда, и эта Ананда, которая здесь ими сокрыта и к которой они подготавливают низшее существование (поскольку все страдание в эволюции – это подготовка к силе и блаженству) уже обретена, познана и с наслаждением вкушается душой, достигшей освобождения и совершенства. Ибо эта душа владеет вечной Реальностью, а боль и печаль – это порождаемые ею видимости.

Следовательно, возможно, реализовав единство Бога и мира (īś и jagat) в совершенном познании Брахмана, отбросить желание и иллюзию через восхождение к чистому «Я» и Нестановлению и тем не менее всячески и с помощью всего проявленного наслаждаться Богом во вселенной благодаря свободному, озаренному отождествлению себя с Сат-Чит-Анандой во всех существах.

Заключение

Во втором движении, таким образом, разъясняется первый стих Упанишады. Первая строфа, утверждающая, что все души есть единый Господь, пребывающий в каждом объекте вселенной, и что каждый объект во вселенной – это вселенная, которая движется во всеобщем движении, истолкована через представление о совершеннейшем единстве Брахмана, трансцендентного и универсального даже в индивидуальном, Единого во Множестве, Многого в Едином, Постоянного и Движущегося, превосходящего и примиряющего все противоположности. Вторая строфа, устанавливающая в качестве правила божественной жизни всестороннее отречение от желания как необходимое условие всестороннего наслаждения духа, была истолкована с помощью состояния самореализации, реализации свободного и трансцендентного «Я» как собственного истинного бытия этого «Я» – как Сат-Чит-Ананды, вселенной же – через видение в ней Становления Сат-Чит-Ананды и обладание ею в условиях подлинного Знания, приходящего на смену Неведению – источнику всякого влечения и отвращения, самообмана и печали.

 

Движение третье 1. Господь

Стих 8 [74] «Он»

В третьем движении Упанишада возобновляет оправдание действия, уже высказанное в общем виде во второй строфе, и более определенно основывает его на концепции Брахмана или «Я» как Господа – Иш (īś), Ишвара (īśvara), Пара Пуруша (para puruṣa), Са (saḥ) (Он), благодаря которому появляется личность и который, согласно установленному Им закону действия, управляет ритмом Движения и ходом миров, задумывая и воплощая их в своем собственном самобытии вековечного Времени.

Неверно полагать, что Упанишады учат, будто истинное существование имеет лишь безличный и пассивный Брахман, безличный Бог, не обладающий ни силами, ни атрибутами. Они, скорее, провозглашают некое Непознаваемое, являющее себя нам в двух аспектах – Личном и Безличном. Когда они предпочитают говорить об этом Непознаваемом предельно общим и всеобъемлющим образом, они прибегают к среднему роду, именуя его tat, То; однако этот средний род не исключает аспект универсальной и трансцендентной Личности, которая действует и управляет миром (см. Кена Упанишада III). Все же, если есть намерение выделить это последнее представление, чаще в них используется мужской род, saḥ, «Он», или же употребляются термины Дэва, Бог или Божественный, или Пуруша, сознательная Душа, исполняющей Силой которого является Шакти – Пракрити или Майя.

Объявив Брахмана единственной реальностью, проявляющей себя во многих аспектах и формах, представив этого Брахмана в субъективном плане как «Я», как единое Бытие, Становлениями которого являются все существа, как то, что мы должны реализовать в самих себе, во всем мире и за его пределами, Иша Упанишада теперь переходит к утверждению, скорее объективного характера, говоря о том же Брахмане как о Господе, Пуруше, который одновременно несет в себе и пронизывает собой вселенную.

Это Он простерся за пределы. Этот Брахман, это «Я» тождественно Господу, Ише, чьим именем открывается Упанишада, Пребывающему во всех формах, а также, как мы увидим далее, тождественно универсальному Пуруше из стиха 16: «Пуруша – повсюду. Он – это я». Это Он становится всеми вещами и существами – сознательная Сущность, единственный Сущий и Самосущий, который является Владыкой всего, чем Он становится, и Наслаждающимся им. Далее Упанишада показывает природу, характер и общий закон того становления Бога, которое мы именуем миром. Ведь именно на этом представлении основана ведическая идея двух полюсов смерти и бессмертия, из него вытекает причина существования Авидьи, Неведения, и оправдание деятельности в мире.

Переходная мысль

Божественная Личность

Не следует смешивать ведантистское представление о Боге, о «Нем», Дэве или Ишваре, с обычными понятиями, связанными с пониманием того, что есть Личный Бог. Личность, как правило, отождествляется с индивидуальностью, а общераспространенное представление о Личном Боге рисует Его в виде огромного индивида, сходного с человеком по характеру, но все же иного – громаднее, масштабнее и наделенного абсолютным могуществом. Веданта признает, что Брахман может воплощаться в человеке и для человека, но отказывается считать это подлинной природой Ишвары.

Бог – это Сат-Чит-Ананда. Он проявляет себя как беспредельное существование, сущностная черта которого состоит в сознании, в свою очередь обладающем в качестве сущностной черты блаженством, восторгом собственного бытия. Восторг, познавая себя в многообразии, как бы стремясь к собственному многообразию, претворяется во вселенную. Это, однако, абстрактные термины, а абстрактные идеи сами по себе не могут производить конкретных реалий. Они являются безличными состояниями, а безличные состояния сами по себе не могут дать начало личной деятельности.

Это станет еще яснее, если мы рассмотрим проявление Сат-Чит-Ананды. В этом проявлении Восторг претворяет себя в Любовь; Сознание претворяет себя двояко – как идееобразующее Знание и исполняющая Сила; Существование претворяет себя в Бытие, то есть в Личность и Субстанцию. Однако Любовь не обладает завершенностью без Любящего и объекта Любви, Знание – без Познающего и объекта Знания, Сила – без Деятеля и Действия, Субстанция – без Личности, одушевляющей и организующей ее.

Дело в том, что исходные начала в реальности не вполне есть безличные абстракции. В восторге Брахмана есть Тот, кто испытывает восторг, в сознании Брахмана – Сознающий, в существовании Брахмана – Сущий; однако Брахман сам объект Своего восторга и сознания, условие и субстанция своего существования. В божественном Бытии Знание, Познающий и Познаваемое и, соответственно, также Восторг, Наслаждающийся и Объект наслаждения суть одно.

Самосознание и Самовосторг Брахмана обладает Силой сознания – его Пракрити или Майей, наделенной двумя модусами – концентрирующим при самопоглощении и рассеивающим при саморазвертывании. Концентрирующий модус присущ чистому и безмолвному Брахману, рассеивающий – активному Брахману. Именно это рассеивание Самосущего в условиях и субстанции Его собственного существования мы и называем миром, становлением или неиссякающим движением (bhuvanam, jagat). Тот кто становится – это Брахман, и то, чем Он становится, – это тоже Брахман. Объект любви – это «я» Любящего; действие – самоформирование Деятеля; Вселенная – тело Господа и осуществляемый Им процесс.

Поэтому когда мы рассматриваем абстрактный и безличный аспект беспредельного существования, мы говорим «То»; когда мы рассматриваем самосознающего и наслаждающегося собой Сущего, мы говорим «Он». Ни то, ни другое представление не является исчерпывающим. Сам по себе Брахман – это Непознаваемое, которое находится за пределами всех представлений о Личном и Безличном. Мы можем называть его «То», чтобы показать, что в нашем суждении мы воздерживаемся от любых терминов и определений. При условии, что мы будем иметь в виду столь же жестко-последовательное их исключение, его равным образом можно называть и «Он». Тат и Сат всегда одно и то же, это ускользающее от определений Единое.

Во вселенной существует постоянная связь между Единством и Многообразием. Она выражена в существовании универсальной Личности и множества Лиц, а также в существовании Единого и Многих, причем среди самих Многих возможно бесконечное разнообразие связей. Эти связи предопределяются игрой божественного существования, Господом, вступающим в свои проявленные обители. Сначала они существуют как сознательные связи между индивидуальными душами; затем они возвышаются, становясь средством вступления в сознательную связь с Единым. Это вступление в многообразные связи с Единым как раз и является целью и функцией Религии. Эта сущностная необходимость оправдывает существование всех религий; все они различными способами выражают одну Истину и движутся разными путями к одной цели.

Божественная Личность открывает Себя индивидуальной душе в разных формах и под разными именами. С одной стороны, эти формы и имена порождаются человеческим сознанием; с другой стороны, они являются вечными символами, открываемыми Божественной Личностью, которая таким образом конкретизирует Себя в умственной форме для множественного сознания, помогая ему вернуться к собственному Единству .

Он, простершийся за пределы

Это Он простер Себя в сознании относительности, и существующая в этом сознании совокупность конечных и переменных обстоятельств, зависимых от бесстрастной, неподвижной и вечной Беспредельности, есть то, что мы называем Вселенной. Sa paryagāt. В этой проекции, следовательно, имеется два аспекта: один – это чистая, беспредельная и лишенная отношений неизменность, другой – совокупность объектов в Пространстве и Времени, строящих свои отношения на основе причинности. Оба они являются различными и взаимодополняющими выражениями одного и того же непознаваемого «Его».

Для обозначения беспредельной Неизменности Упанишада использует ряд прилагательных среднего рода – «сияющее, бестелесное, беспорочное, лишенное жил, чистое, неуязвимое для зла». Для обозначения того же Абсолюта как причины, опоры, управляющего начала всей совокупности предметов и каждого объекта в отдельности, как Пребывающего во всех них в целом и в каждом из них в отдельности (jagatyām jagat) употреблено четыре эпитета мужского рода – «Провидец, Мыслитель, Единый, что становится везде и всюду, Самосущий» или «Самостановящийся».

Неизменность – это неподвижное и скрытое основание игры и движения, которое ровно и бесстрастно простерто во всех объектах, это samam brahma , дарящий свою поддержку всему, ничему не оказывая предпочтения и ни во что действенно не вовлекаясь. Безмятежный и свободный в Своей вечной неизменности, Господь проецирует Себя в игру и движение, становясь в Своем собственном существовании всем, что зрит пребывающий в Нем Провидец, и всем, что мыслит пребывающий в Нем Мыслитель. Kavir manīṣī paribhūḥ svayambhūḥ.

Чистое Неизменное

Чистая неизменность Господа является «сияющей». Это сияние света чистого сосредоточенного Самосознания, не нарушаемого преломлением, не разбивающегося на цвета и формы. Это чистое самосущее знание Пуруши, сознательного Духа, при том что его Мощь, его исполняющая Сила пассивна и свернута.

Этот Дух «бестелесен» – не имеет формы, неделим и не имеет видимости деления. Это единый Пуруша, равно пребывающий во всех предметах, свободный от пространственно-временного дробления, – чистый сознающий себя Абсолют.

Он беспорочен, иными словами, не имеет изъянов и недостатков. Его не коснулось, на него не повлияло то, что подвержено изменениям. Он выступает как опора столкновений между изменчивыми вещами, опора их игры в «больше и меньше», в увеличение и уменьшение, в удары и взаимопроникновения. Сам же он бездеятелен, acalaḥ sanātanaḥ , «неподвижен, вечен».

В нем нет «жил». Причина отсутствия у него пороков или признаков несовершенства в том, что он направляет Силу вовне, не распределяет Энергию по множеству каналов, ничего не теряет и не приобретает в различных местах, не восполняет потери, не ищет с помощью любви или насилия пропитания или чего-то, что ей недостает. У него отсутствуют нервные силы; из него не изливаются энергии пранического динамизма, Жизни, Матаришвана.

Он чист, непроницаем для зла. То, что мы называем грехом или злом, – это всего лишь избыток или недостаток, неверное расположение, дисгармоничное действие и реакция. В силу беспристрастности, в силу пассивности, которая сохраняется даже при том, что он поддерживает всякое действие, сознательный Дух сохраняет свою вечную свободу и вечную чистоту. Он не видоизменяется; как Сакши, свидетель, он наблюдает за всеми изменениями, производимыми Пракрити, но не вкушает их, не обременен ими, на него не накладывается их отпечаток. Na lipyate .

Вечно свободная Душа

Как соотносятся активный Брахман и человеческая душа с этой чистой Пассивностью? Они тоже суть То. Действие изменяет лишь характер различных форм, но не природу «Я». «Я» всегда чисто, блаженно, совершенно – независимо от того, пассивно оно или участвует в действии.

«Я» объемлет все вещи, но оно превышает их все. Оно всегда превосходит то, во что углубляется ум, то, что в данный момент времени и точке пространства он принимает за собственный образ. Безграничное целое всегда совершенно. Совокупность всех объектов являет полную гармонию без малейшего изъяна или ущерба. Мнение о части как о целом, иначе говоря, Неведение, есть искаженное отражение, порождающее сознание ограниченности, неполноты и разлада. Мы увидим, что у Неведения есть своя роль в игре Брахмана, но само по себе оно сначала кажется только прародителем зла.

Неведение – это занавес, который отделяет ум, тело и жизнь от их источника и реальности, Сат-Чит-Ананды. Затемненный таким образом ум ощущает себя подверженным злу, которое создается Неведением. Но Активный Брахман всегда остается Сат-Чит-Анандой, используя для своего самостановления формы ума, тела и жизни. Все, что ими испытывается, Он, следовательно, видит через Сат-Чит-Ананду. Зло не может в Него проникнуть, ибо Он всегда един и всюду видит Единство. Он вне власти Неведения, которое Он использует как далеко не главный элемент в своем замысле.

Человеческая душа – едина с Господом, она также является во всей полноте Сат-Чит-Анандой, использующей Неведение как второстепенный элемент своего бытия. Однако она спроецировала свои представления в этот второстепенный элемент и утвердила в нем, в ограниченном уме, свой центр видения, свой взгляд. Она отождествила себя с неполными и проистекающими из нее чувствами недостаточности, разлада, желаниями, страданиями. Все это смешение не коснулось находящегося в глубине Истинного Человека, но коснулось Человека внешнего, Человека, который предстает в мире. Чтобы вновь обрести свободу, душа должна восстановить свою полноту; она должна отождествить себя с тем божественным, который пребывает внутри всего, со своим истинным и полным «я». Тогда она сможет, подобно Господу, направлять действие Пракрити, не впадая в ложное отождествление с результатами своих поступков. Именно на этой идее Упанишада основывает свое утверждение: «Не привязывается деяние к человеку».

Ради этой цели она должна заново обрести безмолвного Брахмана внутри. Господь всегда сохраняет власть над двойным способом Своего существования и направляет процессы вселенной, пронизывая ее, но оставаясь не затронутым и не ограниченным своими творениями. Зрение человеческой души, попавшейся в ловушку ума, затемнено стремительным потоком творений Пракрити, она воображает себя частью этого потока, влекомой его течениями и кружащейся в его водоворотах. В своем существовании ей следует вернуться к безмолвному Пуруше, даже если она при этом участвует в собственном становлении в движении Пракрити. Тогда она станет не только свидетелем и опорой, подобно безмолвному Пуруше, но и Господином, свободно наслаждающимся Пракрити и ее творениями. Абсолютное спокойствие и пассивность, чистота и беспристрастие внутри в сочетании со свободной, неистощимой активностью вовне – такова природа Брахмана, проявленная в наблюдаемой нами вселенной.

Таким образом, дальнейшие возражения относительно деятельности снимаются. Напротив, деятельность оказывается обоснованной участием в ней Господа и тем, что душа отождествляет себя с Ним в Его двойном аспекте пассивности и активности. Безмятежность Души, активность энергии – вот гармония божественного ритма в человеке.

Закон вещей

Совокупность объектов (arthān) – это становление Господа в проекции Его собственного бытия. Его принцип двойственен. Есть сознание; есть Бытие. Сознание через энергию (tapas) производит из самобытия Идею самого себя (vijñāna), а также форму и действие, с непогрешимой точностью соответствующие Идее. Таково изначальное индийское представление о творении, самосозидании или проекции в формы (sṛṣṭi, prasava). Используя свое самосознание, бытие развивает собственные неисчислимые формы в процессе расширения присущей форме Идеи. Таково изначальное индийское представление об эволюции, выраженное в некоторых философских учениях вроде Санкхьи (pariṇāma, vikāra, vivarta). Речь идет об одном и том же явлении, по-разному сформулированном.

По мнению одних мыслителей, мир – это чисто субъективная эволюция (vivarta) и не обладает реальностью объективных фактов; по мнению других, это объективный факт, реальное видоизменение (pariṇāma), но такое, которое не меняет существа Бытия. Обе точки зрения ссылаются в качестве авторитета на Упанишады, а их противостояние, по сути дела, объясняется разделением того, что виделось, как мы можем заметить в данном отрывке, древней Веданте в качестве единого.

Брахман как в Своем чистом самобытии, так и в разнообразном самостановлении остается сам и субъектом, и объектом. Он – объект Своего самосознания, Он – Знающий Свое самобытие. Два этих аспекта неразделимы, даже если кажется, что они исчезают друг в друге и затем снова друг из друга возникают. Вся видимость чистой субъективности держится на объекте, подразумеваемом в самом факте субъективности; вся видимость чистой объективности держится на субъекте, подразумеваемом в самом факте объективности.

Все объективное существование – это Самосущий, Самостановящийся, сваямбху (svayambhū), проходящий через становление силой наличествующей в нем Идеи. Идея в себе есть Факт, которым она становится. Ибо svayambhū видит или воспринимает Себя в сути Факта как кави (kavi), осмысливает Себя через эволюцию его возможностей как маниши (manīṣī), становится Своей формой в разворачивающемся во Времени и Пространстве движении как парибху (paribhū). Три этих действия суть одно, представляясь следующими друг за другом Сознанию, которое живет в условиях времени, пространства и относительности.

Из этого следует, что всякий предмет несет в себе закон собственного бытия вечно, śāśvatībhyaḥ samābhyaḥ, с изначальных времен, в бесконечном Времени. Все отношения в совокупности предметов установлены таким образом Пребывающим в них, Самосущим, Самостановящимся и остаются в их природе благодаря вездесущности Единого, Господа, благодаря Его видению Себя, которое есть их неотъемлемая субъективная Истина, благодаря Его самостановлению, которое на фоне неисчислимых возможностей представляет собой Закон их неизбежной эволюции в объективном Факте. Следовательно, все предметы предопределены Им совершенно, yāthātathyataḥ, какими они должны быть согласно их природе. В едином целом царит неизменная гармония, господствующая над явленными разногласиями индивидуальных форм. Разногласие было бы реальным и происходило бы в вечном хаосе, если бы существовала лишь масса отдельных форм и сил, если бы каждая форма и сила не несла в себе самосущего Единого, Господа, и не являлась бы этим Единым в действительности.

Мировой процесс

Господь предстает перед нами в относительном представлении мирового процесса сначала как Кави, Мудрый, Провидец. Кави видит Истину в ней самой, истину в ее становлении, в ее сути, возможностях, действительности. Он вмещает все это в Идее, Виджняне, именуемой Истиной и Законом, сатьям ритам (satyam ṛtam). Он вмещает это тотально, не дробя на части; Закон и Истина вещей есть брихат (bṛhat), «Широта». Если рассматривать его изолированно, царство Виджняны может показаться царством предопределенности, концентрации, вынужденного семенного состояния. Но предопределение лежит в вечном Времени, а не в прошедшем; Судьба не принуждает Душу, а принуждается ею, определяя, скорее, действие и результат, заложенные как в расширении движения, так и в концентрации Идеи. Таким образом, истина Души состоит в свободе и господстве, а не в подчинении и зависимости. Пуруша повелевает Пракрити, Пракрити не может принудить Пурушу. Na karma lipyate nare .

Маниши действует в сфере возможностей. Он обладает свободой Беспредельности, которая у него становится подоплекой определения того, что имеет пределы. Всякое действие в мире выглядит, таким образом, как порождение сталкивающихся или согласующихся между собой различных возможностей. Ни одно из них, однако, не предопределяется иначе, чем скрытым созвучием с Законом того, что подлежит становлению. Кави присутствует в Маниши, поддерживая его в трудах. Взятое само по себе, царство Маниши представится состоянием пластичности, свободной воли, взаимодействия сил, однако это свобода воли в мысли, которая соединяется с судьбой вещей.

Ибо деятельность Маниши должна иметь своим результатом становление Парибху. Парибху, именуемый также Вират, простирается до бесконечности, образуя царство возможностей. Он осуществляет то, что заложено в Истине, что творится через возможности, которые отражает ум, что представляется нам объективно свершившимся фактом. Взятое в отдельности, царство Вирата покажется миром Закона и Предопределения, под властью которого находится все, что развивается в этом царстве, – железной цепью Кармы, правилом механической необходимости, деспотизмом недоступного пониманию Закона.

Однако становление Вирата – это всегда становление самосущего Господа – paribhūḥ svayambhūḥ. Поэтому для реализации истины этого становления мы должны обратиться вспять и вновь обратить свой взгляд на то, что стоит за ним, – мы должны обратиться к полноте истины свободного и беспредельного Сат-Чит-Ананды.

Такова истина мира, если посмотреть на нее сверху и с позиции Единства. Это божественная точка зрения, но мы должны учитывать точку зрения человека, который начинает восхождение снизу, продвигается от Неведения и видит эти начала не совокупно, а последовательно, как отдельные состояния сознания. Человечество – это то, что в своем опыте возвращается к Сат-Чит-Ананде, и оно должно начать свой путь снизу, из Авидьи, когда его ум пребывает в материи, когда Мыслитель порабощен и постепенно освобождается из плена объективной реальности. Этот порабощенный Мыслитель – Человек, «Ману».

Он должен начать со смерти и разделения и прийти к единству и бессмертию. Он должен реализовать универсальное в индивидуальном, а Абсолютное – в относительном. Он – Брахман, все более осознающий себя в объективной множественности. Он – эго в космосе, отстаивающее свою Всеобщность и Трансцендентность.

 

2. Знание и Неведение

Стихи 9—11 [80]

Видья и Авидья

Все проявление разворачивается в двух условиях – Видьи и Авидьи, в сознании Единства и сознании Множественности. Они являются двумя аспектами Майи, формосозидающего замысла о себе Вечного.

Единство – это вечный и фундаментальный факт, без которого любая множественность была бы нереальной, немыслимой иллюзией. Поэтому сознание Единства именуется Видьей, Знанием. Множественность – это игра или многообразное самопроявление Единого, меняющего способы своего существования, приобретающего дробность видения самого себя, благодаря чему Единое оказывается во многих центрах сознания, вселяется во многие энергетические образования во всеобщем Движении. Множественность скрыто или явно пребывает в единстве. Без нее Единство было бы либо пустотой несуществования, либо бессильной, бесплодной ограниченностью состояния безразличного самопогружения и лишенного содержания покоя.

Однако сознание множественности, отделенное у многих от подлинного знания об их сущностном единстве – какова позиция изолированного эго, отождествляющего себя с отдельной формой и ограниченным действием, – есть состояние заблуждения и ложных представлений. Именно эту форму принимает у человека сознание множественности. Поэтому оно получило название Авидья, Неведение.

Брахман, Господь, един и всеблажен, но не ограничен Своим единством; всемогущий, Он может представить Себя из множества центров во множестве форм, из которых и на которые изливаются многие потоки энергии, предстающие перед нами как действия или же игра сил. Когда Он выступает таким образом множественным, Он не связан Своей множественностью, вечно пребывая в Своем единстве среди всего бесчисленного разнообразия. Он есть Бог Видьи и Авидьи. Они есть две стороны Его замысла о Себе, сдвоенные силы Его Энергии (Чит-Шакти).

Брахман, который превосходит игру Своей Майи и одновременно пребывает в ней, иш (īś), ее свободный господин. Человек, пребывающий в этой игре, аниш (anīś), не господствует над нею, не свободен, подвластен Авидье. Однако сама эта подвластность – игра Неведения, нереальная в своей сущностной действительности (paramārtha), реальная лишь в практической связи (vyavahāra), в действиях, производимых божественной Энергией, Чит-Шакти. Чтобы вернуться к сущностной действительности своей свободы, человек должен восстановить ощущение Единства, сознание Брахмана, Господа, реализовать свое единство в Брахмане и с Господом. Восстановив свою свободу, реализовав единство со всеми существами как становлениями Одного Существа, которым всегда является он сам (so’ham asmi, Он есть Я), человек обретает способность действовать в мире божественно, не зависеть более от Неведения, ибо делается свободным в Знании. Совершенство человека состоит, таким образом, в полноте проявления Божественного в индивидуальном через высшее согласие между Видьей и Авидьей. Множественность должна осознать свое единство, Единство должно заключить в объятия множественность.

Крайние пути

Цель Бога в мире не может быть осуществлена следованием только одной Видье или одной Авидье.

Те, кто полностью отдаются принципам множественности и разделения, уходя в сторону от единства, вступают в сплошную тьму Неведения. Ибо это направление ведет к нарастающей узости и ограниченности, к разрозненности накопленных знаний, ко все большей и большей зависимости от механической необходимости Пракрити и, наконец, к ее изолирующим и саморазрушительным силам. Отвратиться от продвижения к Единству – значит отвернуться от существования и света.

Те, кто полностью отдаются принципу неразделимого Единства и стремятся отвергнуть интегральную полноту Брахмана, также отвергают от себя знание и цельность и вступают во тьму как бы еще большую. Они впадают в некое особое состояние, считая его полнотой и ошибочно принимая выключение из сознания за трансценденцию сознания. Они ведают, что совершают, в то время как другие впадают в неведение в силу заблуждения. Верный путь Видьи – это познать все для того, чтобы превзойти все.

Эта высшая Ночь, хоть и является из двух более возвышенным состоянием, определяется, однако, как тьма еще большая, потому что выход из хаоса низшего состояния всегда возможен, в то время как высшее состояние есть идея Пустоты или Асат, привязанность к несуществованию «Я», и вернуться из него к реализации «Я» гораздо сложнее.

Приобретения на каждом из путей

Если следовать им не со столь полной отдачей, и путь Видьи, и путь Авидьи могут принести человеческой душе вполне законные приобретения, но ни тот, ни другой не даст полноты и совершенства цели, стоящей перед индивидом в проявлении.

Благодаря Видье можно обрести состояние безмолвного Брахмана или Акшара Пуруши, созерцающего вселенную без деятельного в ней участия, либо же Его состояние самопогруженности и пребывания Чит в Сат, из которого разворачивается вселенная и куда она возвращается. Обоим этим состояниям свойственны безмятежность, полнота, свобода от заблуждений и страданий мира.

Однако высшая цель человека не в том, чтобы реализовать себя как отдельного индивида в действии, равно как и не в Безмолвии, изолированном от движения, но в осуществлении себя в Уттама Пуруше, Господе, Том, кто простерся за пределы и несет в Себе в качестве принципов Своего бытия обоих – Кшару и Акшару. «Я» человека, Дживатман, находится в этом мире для реализации в индивидуальном начале, и для вселенной именно Дживатман является высшим «Я». Эго человека, созданное Авидьей, является необходимым механизмом для утверждения индивидуальности в универсальном, что представляет собой отправную точку на пути к этому высочайшему достижению.

Благодаря Авидье можно обрести своего рода полноту могущества, радости, мирского знания, широты бытия, что свойственно титанам или богам, Индре, Праджапати. Они приобретаются на пути саморазвития безусловным принятием множественности со всеми ее возможностями, постоянным обогащением индивидуального начала изобилием материалов, которые предоставляет для этого вселенная. Но и это не является целью человека, ибо хотя таким образом можно превзойти пределы, положенные обычному человеку, им нельзя божественно превзойти вселенную, став Владыкой вселенной. Таким образом человек может превзойти заблуждения неведения, но не ограниченность Знания; может превзойти смерть тела, но не ограниченность бытия; может превзойти зависимость от горя, но не зависимость от радости; может превзойти низшую Пракрити, но не высшую. Чтобы обрести подлинную свободу и совершенное Бессмертие, ему придется вновь снизойти ко всему ранее отвергнутому и научиться правильно использовать смерть, горе и неведение.

Истинное знание воспринимает Брахмана в Его полноте, не оказывает горячего предпочтения тому или другому виду сознания и привязано к Видье не более, чем к Авидье. Это знание мудрецов древности, которые были дхира (dhīra) – взор их мысли был пристальным, не отклонялся от полноты знания, реагируя на ту или иную вспышку света, и в результате их восприятие Брахмана было совершенным и полным, как полным и совершенным было и их учение, основанное на таком восприятии (vicacakṣire). Именно это перешедшее от древних знание и излагается в Упанишаде.

Полный путь

В своем проявлении Брахман объемлет и Видью, и Авидью, и поскольку обе они присутствуют в проявлении, то обе и являются необходимыми для его существования и выполнения его предназначения. Авидья существует потому, что Видья служит ей опорой и держит в своих объятиях; Видья зависит от Авидьи в том, что касается подготовки и продвижения души к великому Единству. Ни та, ни другая не может существовать в одиночестве; если уничтожить любую, обе перейдут в нечто, не являющееся ни одной из двух, в нечто немыслимое и неописуемое, лежащее за гранью всякого проявления.

В самом худшем Неведении присутствует некая точка знания, образующая данную форму Неведения, и некая опора Единства, которая даже при самой крайней разделенности, ограниченности, темноте предохраняет его от прекращения существования, от растворения в пустоте. Судьба, предначертанная Неведению, не в том, чтобы быть изъятым из существования, но в том, что элементы его должны быть просвещены, объединены, а то, что они стремятся выразить, должно быть освобождено, осуществлено и в этом осуществлении преображено и видоизменено.

В самом великом единстве, на которое способно знание, неотъемлемо и скрыто содержится Множественность, которая в любой момент может начать активно действовать. Задача Видьи заключается не в том, чтобы уничтожить Авидью как вещь, которой никогда не следовало быть проявленной, но в том, чтобы постоянно привлекать ее к себе, все время ее поддерживая и помогая неуклонно освобождаться от того характера Неведения, от забвения изначального Единства, которому она обязана своим именем.

Авидья, исполнившая свое предназначение через все большее обращение к Видье, позволяет индивидуальному и универсальному стать тем, чем является в Себе Господь, сознательный в Своем проявлении, сознательный в Своем непроявлении, свободный в рождении, свободный в нерождении.

Человек – та точка, в которой вселенская множественность становится способной к такому сознательному повороту и осуществлению. Его собственное естественное осуществление происходит при следовании полным путем, когда Авидья предает себя Видье, Множественность – Единству, Эго – Единому во всем и за пределами всего, а Видья вбирает в себя Авидью, Единство осуществляет Множественность, Единый открыто проявляет Себя в индивиде и вселенной.

Смертность и Бессмертие

Смертность

Посредством Авидьи человек преодолевает власть смерти, а когда Видья принимает в себя Авидью, он вкушает бессмертие. Под смертью подразумевается состояние смертности, которое является подчиненностью процессу постоянного рождения и умирания по тому же принципу, как ограниченное эго приковано к двойственностям радости и горя, добра и зла, истины и заблуждения, любви и ненависти, наслаждения и страдания.

Это состояние приходит с ограничением и самоотделением от Единого, который есть все, во всем и превосходит все, и с привязанностью к представлению о «я» как об обособленном образовании во Времени и Пространстве, состоящем из тела, жизни и ума, в силу чего «Я» исключает из своего поля зрения все, чем оно воистину является, оставляя лишь массу ограниченных способностями данной умственной, витальной и телесной оболочки переживаний, которые истекают из данного центра или вливаются в него. Оно организует эту массу впечатлений и переживаний вокруг умственного центра эго и, связывая их воедино через двойное действие памяти – пассивное в покое, активное в поступке, неустанно повторяет «Это и есть я».

В результате душа соотносит себя лишь с некой частью игры Пракрити или Чит-Шакти и, следовательно, с некой ограниченной по способностям силой сознания, которая вынуждена принять на себя удар всего, что душа считает не собою, а нападением чуждых сил; она защищает от них свое отдельное индивидуальное существо, стремясь предотвратить его растворение в Природе или господство над ним со стороны Природы. Она пытается утвердить в индивидуальной форме с помощью присущих ей средств свою врожденную природу Иша, Господа, для того чтобы обладать и наслаждаться миром.

Но возможности эго ограничены по определению. Оно принимает за себя форму, сотканную из движений Природы, которая в общем потоке вещей обнаруживает свою неустойчивость. Оно вынуждено образовывать ее в процессе движения – это рождение, оно должно уничтожать ее в процессе движения – это смерть. Оно может осмыслить лишь те впечатления, что не противоречат его собственной точке зрения, причем осмысление непременно будет несовершенным, подверженным заблуждению, ибо это не точка зрения всеобщего – Целого и включено в нее также не все. Его знание – частичное заблуждение, а об остальном оно даже не ведает.

Оно может принять и согласовать с собой лишь некоторое количество переживаний и впечатлений именно по той причине, что только их в силах усвоить. Они и составляют его радость, остальное же – огорчение или равнодушие.

Оно в состоянии привести в гармонию с силой своего тела, нервов и ума лишь некоторое количество импульсов, поступающих от иных сил. Это приносит ему удовольствие, остальное же или не воспринимается, или причиняет боль.

Смерть, таким образом, является постоянным отрицанием Целым ложного самоограничения эго индивидуальными рамками ума, тела и жизни.

Заблуждение является постоянным отрицанием Целым ложной достаточности ограниченного знания, которым владеет эго.

Страдание ума и тела является постоянным отрицанием Всеобщностью попыток эго свести универсальную Ананду к ложной, сосредоточенной только на себе структуре ограниченных и выборочных удовольствий.

Лишь через принятие единства Целого индивид может избежать этого постоянного и необходимого отрицания и перейти в иные пределы. Тогда индивидуальной душой овладеют Всебытие, Всесила, Всесознание, Всеистина, Всеблаженство. Вместо смертности наступит бессмертие.

Смертность и Авидья

Однако путь к обретению бессмертия состоит не в саморастворении индивидуального образования в потоке Пракрити, равно как и не в его преждевременном растворении во Всеобщей Душе, которую выражает Пракрити. К тому, что осуществляет вселенную, человек движется через ее трансценденцию. Он должен подготовить свою индивидуальную душу и для трансценденции, и для осуществления.

Хотя Авидья – причина смертности, она одновременно является и путем, выводящим из состояния смертности. Ограниченность создана как раз для того, чтобы индивид мог утвердить себя в противовес потоку Пракрити, в конечном итоге преодолев ее, овладев ею и преобразив ее.

Следовательно, первейшая необходимость для человека состоит в том, чтобы беспрестанно расширять в границах эго свое бытие, знание, радость, могущество, чтобы прийти к осознанию чего-то, что таким образом все больше проявляет себя в нем, становится все более и более сильным, имея дело с противоположностями Пракрити, и все более и более превращает условия, при которых индивид находится в неведении, испытывает страдание и слабость, в условия знания, радости и силы, делая даже смерть средством жить более полно.

Это саморасширение должно тогда пробудить восприятие чего-то большего, чем оно само, чего-то превосходящего личность в проявлении. Человек должен расширить свое представление о «я» до такой степени, чтобы видеть все в себе и себя во всем (стих 6). Он должен узреть, что это «Я», которое несет в себе все и присутствует во всем, есть Единый, есть универсальное, а не его личное эго. Ему он должен подчинить свое эго. Его он должен проявить в своей природе и Им стать, Им он должен обладать и, сохраняя беспристрастие души, наслаждаться во всех его формах и движениях.

Он должен осознать, что это универсальное Единое есть нечто совершенно трансцендентное, единственное Бытие, а вселенная со всеми ее формами, движениями и эго – всего лишь становления этого Бытия (стих 7). Мир – это становление, которое непрестанно стремится выразить во Времени и Пространстве, в развитии ума, жизни и тела То, что находится за пределами всякого становления, за пределами Времени и Пространства, за пределами ума, жизни и тела.

Так Авидья становится едина с Видьей. Благодаря Авидье человек выходит за пределы смерти, страдания, неведения, слабости, которые были изначальными условиями его существования, первыми заявлениями о себе Единого в мире рождений, Его самоутверждением посреди ограниченной и разделенной Множественности. Даже будучи рожденным, благодаря Видье он вкушает Бессмертие.

Бессмертие

Бессмертие не означает выживание «я» или эго после уничтожения тела. «Я» всегда продолжает жить после уничтожения тела, потому что оно извечно существовало до рождения тела. «Я» не рождается и не умирает. Сохранение жизни эго есть лишь первое условие, благодаря которому индивидуальная душа оказывается в состоянии продолжать и связывать воедино опыт, накопленный ею в Авидье, с тем чтобы с нарастающим самообладанием и искусством следовать процессу саморасширения, который находит свою кульминацию в Видье.

Под бессмертием понимается сознание, которое находится за пределами жизни и смерти, за пределами причинно-следственных цепей, за пределами всяких привязанностей и ограничений, свободное, блаженное, самосущее в сознательном бытии сознание Господа, верховного Пуруши, Сат-Чит-Ананды.

Бессмертие и рождение

На основании этой реализации человек может действовать во вселенной свободно.

Однако какая надобность душе рождаться дальше и предаваться деятельности, достигнув столь высокого состояния? Для нее самой – никакой, она делает это только для Бога и вселенной.

Бессмертие за пределами вселенной не является целью проявления, ибо «Я» обладает им вечно. Человек существует для того, чтобы через него «Я» вкусило бессмертие в рождении так же, как и в нестановлении.

Не является целью и индивидуальное спасение, ибо оно было бы лишь облагораживанием эго, но не его самореализацией через Господа, присутствующего во всем.

Реализовав собственное бессмертие, человек должен еще выполнить во вселенной работу Бога. Он должен помочь жизни, уму и телу, которыми обладают все существа, стать выражением Бессмертия, а не смертности.

Он может делать это в ходе становления в материальном теле, что обычно называется нами рождением, либо из какого-то состояния в другом мире, либо – возможно даже это – из запредельности. Но рождение в теле – это самая непосредственная, действенная и божественная форма помощи, которую освобожденный может оказать тем, кто остается пока прикованным к цепи рождений в самом низшем мире Неведения.

 

3. Рождение и нерождение

Стихи 12—14 [81]

Рождение и нерождение

Пребывающее вне Природы «Я» не участвует в становлении; оно неизменно и вечно. «Я», которое пребывает в Природе, становится, оно меняет свои состояния и формы. Это вхождение в различные состояния и формы в последовательном Времени есть Рождение в Природе.

Благодаря двум этим положениям «Я» – в Природе и вне Природы, движущегося в движении и пребывающего над движением, деятельного в развитии, вкушающего плоды с древа Жизни и бездеятельного, просто созерцающего – есть два возможных состояния сознательного существования, к которым способна человеческая душа, являющиеся прямой противоположностью друг другу, – состояние Рождения и состояние Нерождения.

Человек начинает с беспокойного состояния Рождения и приходит к безмятежному равновесию сознательного существования, освобожденного от движения, которое является Нерождением. Узловой момент Рождения – чувство эго; уничтожение, «растворение» чувства эго приводит нас к Нерождению. Поэтому Нерождение называется также Растворением (vināśa).

По своей сущности Рождение и Нерождение – не физические состояния, но состояния души. Человек может разорвать узел чувства эго, оставшись тем не менее в физическом теле; но если он полностью сконцентрирует себя в состоянии уничтожения эго, то в теле больше не родится. Он освобождается от рождения, как только иссякает данный импульс Природы, продолжающий деятельность ума и тела. С другой стороны, если он посвятит себя только Рождению, то принцип эго в нем будет беспрестанно стремиться находить себе новые ментальные и физические формы.

Пороки крайностей

Ни привязанность к Рождению, ни привязанность к Нерождению не являются путями совершенными. Ибо привязанность есть акт неведения, насилие против Истины. Заканчивается она тоже неведением, состоянием беспросветной тьмы.

Привязанность исключительно к Нерождению ведет к растворению в недифференцированной Природе либо к растворению в Ничто, в Пустоте, и оба эти состояния – беспросветная тьма. Ведь Ничто – это не попытка превзойти состояние рожденного существования, но попытка ликвидировать его, не переход от ограниченного существования к такому, которое невозможно ограничить, но от существования к его противоположности. Противоположностью существования может быть только Ночь отрицательного сознания, состояние неведения, но не освобождение.

С другой стороны, привязанность к Рождению в теле означает постоянное самоограничение и бесконечный, без исхода, без освобождения, круг эгоистичных рождений в самых низших формах, которые свойственны эгоизму. С определенной точки зрения, это тьма еще худшая, чем другая, ибо ей неведом даже импульс к освобождению. Это не ошибка, которая происходит в стремлении к истине, но вечное довольство состоянием слепоты. Оно даже волей обстоятельств не может принести никакого блага, ибо в нем нет и помышления о состояниях более высоких.

Благо крайностей

С другой стороны, каждая из этих тенденций, если следовать ей в определенной соотнесенности с другой, может принести свой плод и свое благо. Нерождение, если ему привержены как цели Рождения, как более высокому, полному и подлинному существованию, может привести к уходу в безмолвие Брахмана или в чистую свободу Небытия. Рождение, если видеть в нем средство развития и саморасширения, приводит к более полной и величественной жизни, которая, в свою очередь, может стать порогом последнего свершения.

Совершенный путь

Однако ни один из этих результатов сам по себе не является совершенным, как и не является истинной целью человечества. Заключенная в каждом из них ценность идет на благо совершенствования человеческой души лишь в том случае, когда они дополняют друг друга.

Брахман – это и Видья и Авидья, и Рождение и Нерождение. Условия свободной и божественной жизни в Становлении – это реализация «Я» как нерожденного и безмятежное нахождение души за пределами двойственности рождения и смерти в бесконечном и трансцендентном существовании. Одно необходимо для другого. Душа освобождается от своей погруженности в поток движения именно благодаря ее вовлечению в чистое единство Неподвижного (Акшара) Брахмана. Освободившись, она отождествляет себя с Господом, для которого становление и нестановление – лишь разные состояния его существования, и обретает способность вкушать бессмертие в проявлении, не попадая при этом в круговорот творимых Природой иллюзий. Необходимость в рождении прекращается, так как личная цель этого рождения достигнута, свобода становления при этом остается. Божественное ведь одновременно и в равной мере наслаждается свободой Своей вечности и победой Своего становления.

Можно даже сказать, что сознательный опыт растворения самой идеи Бытия в высшем Небытии необходим для свободного и полного обладания самим Бытием. С обобщенной точки зрения это оправдывает великое стремление буддизма превзойти представление о всяком положительном Бытии даже в его наиболее широком или чистом сущностном аспекте.

Таким образом, благодаря уничтожению эго и привязанности к рождению душа поднимается за пределы смерти; она становится свободной от ограниченности этими двойственностями. Достигнув такого освобождения, она принимает становление в качестве процесса Природы, который подчинен душе и не связывает ее, наслаждаясь Бессмертием в этом божественном и свободном становлении.

Оправдание жизни

Таким образом, третье движение Упанишады содержит оправдание жизни и деяний, которые предписываются искателю Истины во втором ее стихе. Деятельность есть суть Жизни. Жизнь – это проявление Брахмана; в Брахмане Принцип Жизни созидает гармонию семи принципов сознательного бытия, посредством чего проявление осуществляет свою инволюцию и эволюцию. В Брахмане Матаришван располагает воды, семеричное движение божественного Существования.

Это божественное Существование – Господь, который в движении простерся за пределы универсума и в трех своих качествах – Всепровидца Истины вещей, Промыслителя их возможностей, Осуществителя их действительности – развернул вселенную. Со времен предвечных он предопределил место всякой вещи сообразно ее природе, ее развитие и цель. Это предопределение реализуется через Его двойную силу Видьи и Авидьи, сознания сущностного единства и сознания множественности явлений.

Доведенная до крайнего своего предела Множественность возвращается к себе в сознательном индивиде, являющемся Господом, который пребывает в формах движения и сначала наслаждается игрой Неведения. Затем через развитие в Неведении душа вновь обретает способность Знания и благодаря Знанию наслаждается Бессмертием.

Это Бессмертие достигается растворением ограниченного эго и его цепи рождений в сознании Того, кто не рожден и не умирает, вечного, всегда свободного, Господа. Однако вкушается оно не за пределами вселенной, а в свободном и божественном становлении внутри вселенной; за пределами вселенной обладание им постоянно, в ней же оно должно быть выработано для того, чтобы божественный Обитатель мира наслаждался им в условиях, которые кажутся прямым его отрицанием, – в жизни индивида и в многообразии вселенской жизни.

Для того чтобы свободно принять жизнь, необходимо ее превзойти; творения, находящиеся во вселенной, должны быть преодолены, чтобы обрести свое божественное осуществление.

Душа, даже представляясь связанной, в действительности свободна и только играет в зависимость; но она должна вернуться к сознанию свободы, всемерно и всесторонне владеть и наслаждаться не одной либо другой вещью, но Божественным и всем сущим.

 

Движение четвертое 1. Миры – Сурья

Стихи 15—16 [82]

Миры после смерти

В третьем стихе Упанишады говорится о лишенных солнца мирах, объятых беспросветным мраком. В третьем движении тоже дважды говорится о душе, вступающей в беспросветный мрак, но здесь, по всей видимости, речь идет о состоянии сознания, а не о мире. Тем не менее по смыслу два высказывания отличаются мало, ибо, согласно представлениям Веданты, мир – это только состояние сознательного бытия, организованного в соответствии с семью принципами, составляющими проявленное существование. Наше состояние сознания и организованная им окружающая среда, после того как ментальное существо покинет свое тело, будет соответствовать тому состоянию сознания, которого мы достигли в этом теле. Выйдя из тела, индивидуальная душа должна или исчезнуть в общих началах ее существования, слиться с Брахманом, либо сохраниться, организуя сознание, которое отличается от земного, и вступая с вселенной в отношения, которые отличаются от тех, что были ей свойственны при жизни в теле. Такое состояние сознания и такие отношения принадлежат иным мирам – мирам, куда душа уходит после смерти.

Три состояния

В Упанишаде признаются три состояния души в соотнесении с проявленной вселенной: земная жизнь после рождения в теле, пребывание индивидуальной души, пережившей смерть, в других состояниях и бессмертное существование, которое, будучи за пределами жизни и смерти, за пределами проявления, может тем не менее воплощаться в формах как их Обитатель и использовать Природу как ее владыка. Первые два состояния принадлежат Становлению; Бессмертие пребывает в «Я», в Нерождении, и наслаждается Становлением.

Хотя Упанишада не говорит явно о новом рождении в земном теле, вера в него звучит и в ее мысли, и в слове, в особенности в стихе 17. Исходя из этой веры в новое рождение, человек может стремиться к трем целям за порогом смерти: лучшая, более удачная жизнь на земле; вечно вкушаемое блаженство во внеземном мире света и радости; трансцендентность, исключающая всякое существование во вселенной, слившаяся с Всевышним как со своим истинным «я», но не имеющая никаких отношений с действительным или возможным содержанием его беспредельного сознания.

Перерождение

Обретение лучшей жизни или жизней на земле не является наивысшим достижением, которое предлагает душе мысль Упанишады. Однако это важная промежуточная цель до тех пор, пока душа находится в состоянии роста и саморасширения и не обрела освобождения. Связанность рождением и смертью – знак того, что ментальное существо пока не объединило себя со своим истинным супраментальным «я» и духом, но находится «в плену Авидьи» . Жизнь человека на земле является средством, предназначенным для достижения этого соединения. После освобождения душа ничем не связана, но все же может участвовать во всяком движении и возвращаться к рождению уже не ради себя самой, но ради других и в соответствии с пребывающей в ней волей ее собственного божественного «Я», Владыки ее движения.

Рай и ад

Не является высшим достижением и вкушение райского наслаждения. Но ведантистская мысль не рассматривает вновь наступающее рождение как немедленное воплощение после смерти в новом теле, ментальное существо человека не так жестко приковано к витальному и физическому, – напротив, последние после смерти обычно разрушаются, поэтому до того, как душа вновь вовлечется в земное существование, должно пройти время, в течение которого она усваивает свой земной опыт, с тем чтобы можно было сформировать новое витальное и физическое существо для жизни на земле. В течение этого промежутка времени она должна находиться во внеземных мирах и состояниях, которые могут благоприятствовать или не благоприятствовать ее будущему развитию. Они тем благоприятней, чем больше в них поступает света Высшей Истины, символ которой Сурья, в то время как промежуточные состояния неведения и тьмы вредят прогрессу души. В них попадают те, кто, как сказано в третьем стихе, губят себя, отвращаясь от света или искажая естественное направление своего развития. Небеса Веданты – это состояния света и расширения души; темнота, самопомрачение и самоизвращение – такова природа адских состояний, которых она должна остерегаться.

Следовательно, в аспекте индивидуального развития души жизнь во внеземных мирах, как и жизнь на земле, оказывается не самоцелью, а средством. После освобождения душа может владеть этими мирами так же, как она владеет рождением в материальном мире, видя в них средство и способ божественного проявления – проявления, где они составляют условие его полноты, будучи частями в череде организованных состояний сознательного существования, которое соединено со всем остальным и является его опорой.

Трансцендентность

Трансцендентность – это цель развития, но она не исключает обладания тем, что превзойдено. Душе нет нужды и ей не следует продвигаться по пути к трансцендентности так далеко, чтобы целью становилось ее собственное уничтожение. Нирвана – это уничтожение ограниченности эго, но не всякой возможности к проявлению, поскольку ее возможно иметь, даже пребывая в теле.

Желание полного освобождения, предполагающего прекращение рождения в мире, – это последнее желание, от которого должна отказаться душа в своем расширяющемся познании; иллюзия, что она сковывается рождением, – это последняя иллюзия, которую она должна у себя развеять.

Сурья и Агни

Основываясь на этом учении о мирах и отношении этих различных состояний души друг к другу, Упанишада далее обозначает два направления познания и деятельности, которые приводят к высшему видению и божественному блаженству. Это сделано в виде обращения к Сурье и Агни, ведическим божествам, одно из которых представляет высшую Истину и даруемые ею озарения, второе – божественную волю, возвышающую, очищающую и совершенствующую человеческую деятельность.

Порядок миров

Для того чтобы полностью понять место и роль Сурьи, мы должны несколько более углубленно рассмотреть ведическое представление о семи мирах и семи принципах сознания, которые ими представлены.

Все сознательное бытие в себе едино и неделимо, но в проявлении оно становится сложным ритмическим ладом, строем гармоний, иерархией состояний или движений, поскольку то, что мы именуем состоянием есть лишь сложно организованное движение. Эта иерархия складывается из нисходящего или инволюционного движения и движения восходящего или эволюционного, в котором Дух и Материя являются высшим и низшим состоянием.

Дух есть Сат, иначе говоря, чистое существование, чистое в своем самосущем сознании (Чит), чистое в своем самосущем блаженстве (Ананда). Поэтому Дух может рассматриваться как триединая основа всего сознательного бытия. Мы говорим о трех элементах, но в реальности они – одно. Ибо все чистое существование есть по сути своей чистое самосознание, а все чистое самосознание есть по сути своей чистое самосущее блаженство. В то же время наше сознание обладает способностью в Идее и Слове разбивать эту троицу и даже творить своими ограниченными, разделенными движениями ощущение их видимой противоположности друг другу.

Всеобъемлющее интуитивное проникновение в природу сознательного бытия показывает нам, что в действительности это по сути одно и то же, потенциально обладающее вместе с тем способностью к беспредельной сложности и множественности в опыте «я». Осуществление этой потенциальной сложности и множественности в Едином – это то, что мы со своих позиций именуем проявлением, либо творением, либо миром, либо становлением (bhuvana, bhāva). Без него существование мира было бы невозможно.

Это становление приводится в действие всегда самосознанием Бытия. Сила, с помощью которой самосознание проявляет из себя самого собственную потенциальную сложность, называется Тапас, Сила или Энергия, и, будучи самосознающей, она, несомненно, обладает природой Воли. Однако это не Воля в нашем понимании как нечто внешнее по отношению к ее объекту, отличное от ее результатов, воздействующее на материал вне ее, но Воля, которая неотъемлема от Бытия, неотъемлема от становления, едина с движением существования, – самосознающая Воля, которая становится тем, что созерцает и познает в себе самой. Воля, которая выражается как Сила ее собственного действия и претворяет саму себя в результат своего действия. Эта Воля, Тапас или Чит-Шакти, и творит миры.

Высшие миры

Организация самосознающего бытия, которая основывается на единстве чистого существования, относится к миру высшего творения, парардха (parārdha), – мирам Духа.

Мы можем говорить здесь о трех главных образованиях.

Когда тапас, или энергия самосознания, опирается на такую основу, как сат, или чистое существование, результатом становится сатьялока, или мир истинного существования. Душа в сатьялоке едина со всеми проявлениями единством сущности и поэтому едина в самосознании, в энергии самосознания, а также в блаженстве.

Когда тапас опирается на такую основу, как действенная мощь чит, результатом становится таполока, или мир энергии самосознания. Душа в таполоке едина в этой Энергии со всеми проявлениями и поэтому вкушает единство во всей полноте их блаженства, в равной мере обладая их единством сущности.

Когда тапас опирается на такую основу, как на действенный Восторг бытия, результатом становится джаналока, мир творческого Восторга. Душа в джаналоке едина в восторге бытия со всем проявлением и через это блаженство также едина в сознательной энергии и сущности бытия.

Во всех этих состояниях сознания единство и множественность еще не отделены друг от друга. Все пребывает во всем, каждый – во всем и все – в каждом, и это знание присутствует неотъемлемо, без усилий к пониманию или восприятию. Здесь нет тьмы, нет мрака. Собственно говоря, отсутствует здесь и какое-либо преобладающее действие озаряющего Сурьи, ибо все сознание является самосияющим и не нуждается в ином источнике света, нежели оно само. Отдельное существование Сурьи утрачивается в единстве Господа или Пуруши; это сияющее единство есть самая благословенная форма Сурьи.

Низшее творение

В низшем творении также имеются три принципа – Материя, Жизнь и Ум. Сат, или чистое существование, предстает в нем как протяженная субстанция или Материя; Воля или Сила предстает как Жизнь, которая по своей природе есть творческая или проявляющая Сила, а Сила по своей природе является самосознающей волей, погруженной в формы, которые ею же сотворены, и затемненной ими. Она освобождается из состояния инволюции и тьмы восторгом бытия, стремящегося осознать себя в желании и ощущении; результатом является появление Ума. Так, по крайней мере, представляется нам восходящее или эволюционное движение.

Везде, где есть Материя, присутствуют погруженные в нее или развивающиеся Жизнь и Ум. Таким образом, в качестве условия своей деятельности Жизнь и Ум имеют некую материальную форму. Ввиду господства над ними разделяющего начала Авидьи эти три принципа предстают не как триединство, но как тройственность.

В организации сознания, к которой относимся мы, Тапас опирается на Материю как основу. Наше сознание определяется дробностью протяженной субстанции в ее видимых формах. Это Бхурлока, материальный мир, мир становления в заданных формах.

Но мы можем представить мир, где динамичная Жизненная сила наряду с возникшей в ней чувствительностью выполняет роль основы и, не встречая грубого сопротивления со стороны Материи, устанавливает формы, которые она примет. Эта организация сознания соответствует Бхуварлоке, миру свободного витального становления в формах.

Мы можем также представить организованное состояние сознания, в котором Ум освобождается от подчиненности материальным ощущениям и, став господствующим, определяет собственные формы, вместо того чтобы определяться формами, в которых он обнаруживает себя в результате жизненной эволюции. Это образование является Сварлокой или миром свободной, чистой и сияющей ментальности.

В этих низших мирах сознание обычно раздроблено и разделено. Свет Сурьи, Истина, является пленником ночи подсознательного, либо предстает только как отражение в ограниченных центрах сознания, либо его лучи принимаются этими центрами и используются в соответствии с их индивидуальным складом.

Промежуточный мир

Между этими двумя творениями, образуя между ними связь, существует мир или организация сознания, где основание вещей – беспредельная Истина. Там влияние индивидуального принципа больше не является по отношению к всепронизывающей душе узурпирующим, и сознание зиждется на своей собственной безграничной целостности, организуя в себе индивидуализированные движения, никогда не упускающие из виду свою неразрывную связь и глобальное единство со всеми прочими. Множественность более не преобладает и не разделяет, но при всей сложности своих движений всегда возвращается к сущностному единству и своей целостной полноте. Мир этот, соответственно, именуется Махарлокой или миром беспредельного сознания.

Принцип Махарлоки – это Виджняна, Идея. Но Виджняна есть интуитивная или, скорее, гностическая Идея , а не интеллектуальное представление. Разница состоит в том, что интеллектуальное представление не только тяготеет к форме, но и самоопределяется в форме идеи, а определившись, начинает резко противопоставлять себя другим представлениям. Однако чистая интуитивная или гностическая Идея видит себя в равной степени и в Бытии, и в Становлении. Она едина с существованием, которое создает форму в качестве символа самого себя и поэтому всегда обладает знанием Истины, пребывающей за формой. По своей природе она есть самосознание бытия и сила Единого, всегда осознающая свою целостную полноту, всегда исходящая из целостности всего существования и непосредственно воспринимающая его содержание. Ее природа – это дришти (dṛṣṭi), созерцание, а не понятийное мышление. Это одновременное видение сущности и образа. Именно эта интуиция, или гнозис, является Ведической Истиной, видением самого себя и всевидением Сурьи.

Закон Истины

Лик этой Истины скрыт как бы за сверкающим щитом, за золотым заслоном; скрыт, скажем так, от человеческого сознания. Ибо мы – существа ментальные, и свойственный нам даже в его высотах ментальный взгляд складывается из представлений и восприятий ума, которые действительно являются средствами знания, лучами Истины, – будучи, однако, по своей природе не истиной существования, но лишь истиной формы. На их основании мы организуем наше знание явлений и пытаемся прийти к заключению о стоящей за ними истине. Истинное знание – это истина существования, satyam, а не просто истина формы или явления.

Мы можем прийти к подлинной Истине только в том случае, если Сурья, действуя в нас, устранит это сверкающее образование из представлений и установок и заменит его на непосредственное видение себя и непосредственное видение всего сущего.

Для этого необходимо, чтобы в нас проявились закон и действие Сурьи. Мы должны научиться видеть вещи такими, как они есть, себя такими, как мы есть. Сейчас в нашей деятельности самопознание и воля разделены. Мы исходим из фундаментального заблуждения об отдельности нашего существования от других, стараемся познать отношения отдельных существ в их отдельности и действуем ради индивидуальных целей на основании сформированного таким образом знания. Закон Истины действовал бы в нас, если бы мы видели целостность нашего существования, включающего всех остальных, его формы, порожденные действием целостности, его силы, проявляющиеся в целостности и исходящие из нее. Тогда наша внутренняя и внешняя активность естественным образом изливалась бы из нашего самосущего бытия, из самой истины вещей, прекратив подчиняться промежуточному принципу, который по своей природе является искажающим отражением истины.

Осуществление Сурьи в человеке

Тем не менее даже в нашей обычной деятельности содержится начало или, по крайней мере, зачаток Истины, который должен нас освободить. За каждым действием, за каждым восприятием присутствует интуиция, истина, которая, даже будучи постоянно искажаема при облачении в форму, сохраняет, однако, свою сущность и ведет нас через увеличение света и расширение сознания к истине в проявлении. За всеми муками разъединенности и разделения пребывает упорная тенденция к единению, которая в отдельно взятых результатах тоже подвергается постоянному искажению и тем не менее настойчиво ведет к предназначенной нам цельности в знании, бытии и воле.

Сурья – это Пушан, вскармливающий или взращивающий. Его действие должно выразиться в расширении разделенных самовосприятия и диктуемых волей поступков до уровня целостной воли и знания. Он и только он является провидцем и, замещая другие формы знания своим объединяющим видением, дает нам возможность достичь в итоге единства. Это интуитивное видение целостности, одного во Всем и Всего в одном, предопределяет в нас верный закон действия, закон Истины. Ибо Сурья – это Яма, Предопределяющий или Управляющий, который обеспечивает исполнение закона, Дхармы. Таким образом мы приходим к полноте действия в нас Озаряющего, осуществляем цельность Истины-Сознания. Тогда мы становимся способными видеть, что все имеющееся в бытии Сурьи, в созидающей миры Виджняне – это становление существования в одном существовании и единый Владыка всякого становления, Пуруша, Сат-Чит-Ананда. Все становление рождается в Бытии, которое само превыше всех становлений, являясь их Владыкой, Праджапати.

Через полученное благодаря видению Сурьи откровение формируется истинное знание. Упанишада отмечает два последовательных действия в процессе формирования этого знания. Во-первых, происходит упорядочивание или выстраивание лучей Сурьи, то есть истины, скрытые за нашими представлениями и понятиями, выносятся через отдельные интуитивные прозрения об образе и сущности образа на передний план и упорядочиваются в соответствии с их истинными взаимоотношениями. Таким образом мы приходим к совокупной полноте интуитивного знания и можем, превзойдя его пределы, обрести единство. Это и есть сведение воедино лучей света Сурьи. Необходимость данного двойного движения обусловлена устройством нашего ума, который не в состоянии, подобно Истине-Сознанию, сразу начать с целостности, изнутри воспринимая ее содержание. Уму затруднительно представить единство, кроме как в виде абстракции, суммы или пустоты. Поэтому он должен быть постепенно переведен от характерного для него способа действия к тому, который этот способ превосходит. Он должен осуществить свойственную ему процедуру упорядочивания, но теперь уже с помощью и благодаря действию высшей силы, причем не по своему произволу, а в соответствии с функционированием Истины самого существования. Затем, исправив таким образом порядок собственного действия, он может преуспеть в изменении самого характера этого действия, научившись продвигаться от целого к тому, что в нем содержится, вместо того чтобы продвигаться от «частей» , ошибочно принимаемых за самостоятельные единицы, к некоему представляющемуся ему целому, которое по-прежнему является лишь частью и мнение о котором как о самостоятельной единице по-прежнему является ошибочным.

Единый Сущий

Таким образом, благодаря действию Сурьи мы приходим к свету верховного Сверхсознательного, в котором даже интуитивное знание истины вещей, основанное на цельном видении, переходит в самосияющее видение себя единым сущим, единым во всех неисчислимых сложных составляющих опыта «я», никогда не теряющего своего единства или самоозаренности. Это самая божественная из всех форм Сурьи. Ибо это верховный Свет, верховная Воля, верховный Восторг существования.

Это Господь, Пуруша, сознающее себя Бытие. Когда мы обретаем это видение, приходит целостное самопознание, совершенное прозрение, выраженное в великом восклицании Упанишады so’ham. Пуруша повсюду, Он – это Я. Господь проявляет Себя в движениях и облекается во множество форм, но во всем этом присутствует Единый. Самосознающее бытие, это подлинное «Я», которое осознается индивидуализированным в форме ментальным существом в качестве своего истинного «я», – это Он. Это есть Все и это есть то, что превосходит Все.

 

2. Действие и Божественная Воля

Стихи 17—18 [86]

Аспект действия

Первый принцип развития от смертности к бессмертию мы, таким образом, обретаем через Сурью, через возрастание озаренности ума, что в итоге дает нам возможность его превзойти. Благодаря Солнцу, как двери или вратам , индивидуальное ограниченное сознание становится наполненным сознанием и жизнью в единой, верховной и всеохватной Душе.

В формулу Бессмертия включены и сознание, и жизнь; Знание без действий не обладает завершенностью. Чит осуществляет себя через Тапас, Сознание – через энергию. И если Сурья представлял для древних риши божественный Свет, то Агни – божественную Силу, Мощь или существующую в Сознании Волю. Молитва Агни завершает молитву Сурье.

Индивидуальная воля

Подлинным основанием деятельности, как и знания, является единство. Принимая разделение за закон, изолируя себя в границах эго, индивид неизбежно бывает смертен, темен, а его поступки движимы неведением. В своих целях и методах их достижения он руководствуется знанием, которое является личным, подчиненным желанию, привычному мышлению, неясным подсознательным импульсам или, в лучшем случае, прерывистому, частичному и неустойчивому свету. Он живет не в полноте солнечного сияния, а в доходящих до него лучах. Его знание узко как в объективном, так и в субъективном плане, не будучи ни в том, ни в другом единым с полнотой знания, полнотой действия и полнотой воли во вселенной. Поэтому деятельность его предстает как нечто исполненное искаженности и внутренней разделенности, ее побуждения и направленность неустойчивы, в них отсутствует уверенность; эта деятельность протекает в метаниях среди заблуждений в поисках Истины, перетасовывает или соединяет осколки в надежде образовать целое, спотыкается в поисках того, что является правильным среди ошибок и грехов. Не обладая ни видением единого, ни видением целого, не имея ни целостности вселенской Воли, ни сосредоточенного в себе единства трансцендентного, индивид не может идти прямо по верному или благому пути к Истине и Бессмертию. Руководимый желанием, подвергающийся ударам окружающих его сил, гармонии с которыми препятствует его эгоизм и неведение, он подчинен детям-близнецам Неведения – страданию и иллюзии. Не обладая божественной Истиной и Правильностью, он не может достичь божественного Блаженства.

Агни, божественная Воля

Однако как в заблуждениях нашего материального ума и рассудка, а также за ними присутствует некий Свет, предуготавливающий в этих сумерках полную зарю Истины в человеке, так и во всех наших ошибках, грехах и преткновениях, а также за ними присутствует тайная Воля, стремящаяся к Любви и Гармонии, которая знает, куда идет, подготавливает и объединяет наши извилистые тропки для перехода к прямому пути, который станет итогом запечатленного в них труда и исканий. Появление этой Воли и Света – условие бессмертия.

Этой Волей является Агни. В Ригведе, откуда заимствован последний стих Упанишады, Агни означает пламя Божественной Воли или Силы Сознания, действующей в мирах. Он описывается как бессмертный в смертных, как предводитель путешествия, божественный Конь, несущий нас по пути, как «сын кривизны», который, будучи сам знающим, есть прямизна и Истина. Скрытый и трудноуловимый в явлениях этого мира из-за их искаженности желанием и эгоизмом, он использует их для того, чтобы затем превзойти, и предстает как универсальное начало в Человеке или универсальная Сила, Агни Вайшванара, который несет в себе всех богов и все миры, поддерживает все процессы во вселенной и в итоге осуществляет божественность, бессмертие. Он – исполнитель божественного Труда. Смысл двух заключительных стихов Упанишады определяется этой символикой.

Бессмертное жизненное начало

Жизнь – это состояние, из которого появляются Воля и Свет. В Веде говорится, что Ваю, или Матаришван, Принцип Жизни, – это тот, кто доставил Агни вниз от Сурьи, пребывающего в высоком и отдаленном высшем мире. Жизнь низводит божественную Волю от Истины-Сознания в царство ума и тела, чтобы подготовить ее собственное проявление в Жизни здесь. Агни, который наслаждается и пожирает то, что принадлежит Жизни, порождает Марутов, нервные силы жизни, становящиеся силами мышления; они, опираясь на Агни, подготавливают действие Индры, озаренного Разума, который является Риши, тем, кто открывает Истину и Порядок Истины для наших жизненных сил. Индра убивает Вритру, Скрывающего Истину, рассеивает тьму, побуждает Сурью подняться над нашим бытием и полностью озарить его лучами Истины. Сурья – это Творец или Проявляющий, Савитар, который проявляет в этом смертном мире мир или состояние бессмертия, рассеивает мрачный сон эгоизма, греха и страдания, преобразуя жизнь в бессмертие, добро, блаженство. Ведические боги – это метафора человеческой жизни, развивающейся, совершающей восхождение, поднимающей себя к Божественности.

Жизнь, тело, деятельность, воля – все это наш исходный материал. Тело дает нам Материя, но это лишь временный вихрь движения, обитель Пуруши, в которой он направляет действия, порожденные Жизненным Началом. Будучи отброшенным Жизненным Началом, оно уничтожается; конец его – пепел. Следовательно, мы не являемся телом, оно всего лишь внешнее орудие и инструмент. Ведь Материя – это начало темноты и разделения, рождения и смерти, образования форм и растворения. Она – утверждение смерти. Бессмертный человек не должен отождествлять себя с телом.

Жизненное Начало в нас продолжает жить. Это бессмертное Дыхание или, в соответствии с подлинным значением этого выражения, тонкая сила существования, которая превыше принципов рождения и смерти. На первый взгляд может показаться, что рождение и смерть – атрибуты Жизни, но это не так: жизнь и смерть – процессы Материи, тела. Жизненное Начало не формируется и не уничтожается с формированием и уничтожением тела; будь это так, не могло бы быть непрерывности индивидуального существования и после смерти все возвращалось бы в бесформенность. Жизнь формирует тело, а не наоборот. Это нить, на которую нанизана преемственность наших идущих друг за другом телесных жизней, что возможно именно потому, что сама по себе она бессмертна. Она связывает себя с преходящим телом и несет ментальное существо, пребывающего в уме Пурушу, вперед в его путешествии.

Воля и память

Это путешествие складывается из ряда типов деятельности, продолжающихся от жизни к жизни в этом мире с промежутками жизни в других состояниях. Жизненное Начало их поддерживает, оно дает для них материал в виде созидающей энергии, которая в них обретает форму. Однако не Жизненное Начало является их божеством-покровителем. Эта роль принадлежит Воле. Воля – это Крату, сила-исполнительница, присутствующая за актом действия. Она обладает природой сознания, являясь энергией сознания, и хотя она присутствует во всех формах – сознательных, подсознательных или сверхсознательных, витальных, физических или ментальных, в царстве своем водворяется лишь при проявлении в Уме. Она использует способность ума к памяти для того, чтобы придавать единство деятельности индивида и сознательно направлять ее к достижению его цели.

У человека использование сознания ментальной волей несовершенно, потому что память ограничена. Деятельность наша одновременно рассеянна и стеснена, потому что мы живем в потоке Времени от часа к часу, держась только за то, что привлекает наш эгоистичный ум или кажется ему сейчас полезным. Мы живем в том, что в данную минуту делаем, не имея власти над тем, что было сделано, скорее, сами находясь во власти прошлых поступков, о которых забыли. Это происходит потому, что мы пребываем в деятельности и ее плодах, вместо того чтобы жить в душе и оттуда созерцать поток деятельности. Господь, истинная Воля, отрешается от действий и поэтому является их владыкой, а не находится от них в зависимости.

Упанишада торжественно призывает Волю помнить то, что было сделано, с тем чтобы нести в себе и осознавать становление, с тем чтобы стать силой знания и самообладания, а не только силой побуждения и самовыражения. Таким образом она все более и более будет приближаться к истинной Воле и сознательно руководить связью следующих друг за другом жизней. Вместо того, чтобы быть влекомой словно ветром от жизни к жизни извилистым путем, она станет способна продвигаться в упорядоченном ряду жизней все более прямо, соединяя их с возрастающий силой знания и правильностью направления до тех пор, пока не превратится в полностью сознательную Волю, озаренно шествующую прямым путем к бессмертному блаженству. Умственная воля, крату (kratu), делается тем, что она в данный момент только представляет, – божественной Волей, Агни.

Воля и Знание

Главной сущностной чертой божественной Воли является то, что в ней Сознание и Энергия, Знание и Сила суть одно. Ей ведомы все проявления, все рождающиеся в мирах вещи. Она – Джатаведас, тот, кто обладает верным знанием обо всех рождениях. Она знает закон их бытия, их связь с другими рождениями, их задачи и способы действия, свойственные им процессы и их цели, их единство со всем прочим и отличия от всего прочего. Вселенной руководит именно эта божественная Воля; она едина со всем, что охватывает, а ее бытие, знание и действие неотделимы друг от друга. Что она собой являет, то ей известно; что ей известно, то она совершает и тем становится.

Но как только появляется и в процесс вмешивается эгоистичное сознание, возникает смятение, разделение, неверная активность. Воля становится побуждением, неведающим своих тайных мотивов и целей; знание становится колеблющимся и лишенным полноты лучом, который не господствует над волей, поступком и результатом, а только стремится к тому, чтобы владеть ими и наполнять их. Причина – в том, что мы обладаем не нашим «я» , нашим истинным существом, но всего лишь эго.

Что мы в действительности собой представляем, мы не знаем; то, что мы знаем, мы не в силах осуществить. Ибо знание является настоящим, а действие находится в гармонии с истинным знанием лишь тогда, когда они естественным образом исходят из сознательной, озаренной и обладающей собой душой, в которой бытие, знание и действие представляют собой единое движение.

Предание себя божественной Воле

Это изменение происходит по мере приближения умственной воли к божественной, по мере возгорания в нас Агни. Он – та возрастающая сила и знание, которая в итоге приводит нас на прямой или верный путь, выводящий из искаженности. Это божественная воля, единая с божественным знанием, которая ведет нас к блаженству, к состоянию Бессмертия. Она устраняет в нас все, что принадлежит отклонениям эго, все, что ввергает в темноту, все, что манит или влечет нас на тот или иной ложный путь с его фальшивой прелестью и преткновениями. Подобные вещи отпадают от Воли, ставшей по своей природе божественной, им больше нет места в нашем сознании.

Поэтому признаком правильного действия является нарастающее и в итоге полное предание индивидуальной воли Воле Божественной, которая открывается исходящим от Сурьи озарением. Проявляясь в сознании индивида, эта Воля, однако, не индивидуальна. Это воля Пуруши, которая пребывает во всех вещах и превосходит их. Это воля Господа.

Познание Господа как Единого в полностью сознающем себя бытии, предание себя Господу как универсальному и трансцендентному в полностью сознающем себя действии – два ключа к божественным вратам, вратам Бессмертия.

Когда же обе воли сливаются воедино, то природой их становится озаренная Преданность, которая принимает Бога, устремляется к Нему и осуществляет Его в человеческом бытии.

Заключение

Четвертое движение, таким образом, указывает на психологический аспект двойственного процесса обретения Бессмертия, которое является темой третьего движения, – на обретение состояния блаженства и истины внутри, а также миров Света после смерти, достигая вершины в тождестве с самоозаренным Единым. Одновременно под покровом ведических символов оно конкретизирует процесс самопознания и отождествления с высшим «Я» и всеми его становлениями, который был темой второго движения, а также утверждения свободного действия, к которому, как к вершине, приводит первый процесс. Таким образом, это является достойным завершением Упанишады и ее высшей целью.

 

Заключение и выводы

Иша Упанишада по стилю, содержанию и особенностям стихосложения – одно из самых древних творений Веданты; хотя она возникла, несомненно, позднее, чем Чхандогья и Брихадараньяка Упанишады, и, возможно, позднее, чем Тайттирия и Айтарейя, она безусловно является самой древней из сохранившихся ритмизованных Упанишад. В философии Упанишад естественным образом выделяются два больших периода: на первом, раннем, она все еще близка к своим ведическим корням, отражает древнюю психологическую систему ведических риши и сохраняет то, что можно назвать их духовным прагматизмом; на втором, позднем, форма и мысль становятся более современными, освобождаясь от древних символов и истоков, некоторые принципиальные элементы ведической мысли и психологии начинают опускаться или терять ранее присущий им смысл, и закладываются основы позднейшей аскетичной и антипрагматичной Веданты. Иша принадлежит к ранней, ведической группе. Она уже стоит лицом к лицу с проблемой примирения человеческой жизни и деятельности с монистическими позициями, а масштабное решение этого сложного вопроса, предложенное ею, – одно из интереснейших мест в ведантистской литературе. Это единственная Упанишада, при интерпретации которой крайний иллюзионизм и антипрагматизм Шанкарачарьи столкнулся с почти непреодолимыми трудностями, и по этой причине она была даже исключена одним из его великих последователей из списка канонической литературы.

Принцип Упанишады

Принцип, которому она следует на всем своем протяжении, – это непреклонное примирение непреклонно противостоящих друг другу крайностей. Позднейшая мысль, взяв один ряд понятий – Мир, Наслаждение, Действие, Множество, Рождение, Неведение, начала отводить им все более и более второстепенное место, возвышая противоположный ряд – Бог, Отречение, Квиетизм, Единое, Прекращение Рождений, Знание – до тех пор, пока эта философская тенденция не завершилась иллюзионизмом и представлением о существовании в мире как о тенетах и бессмысленном бремени, необъяснимым образом взваленном на себя самой душой, которое как можно скорее нужно сбросить. Концом стало насильственное разрубание узла великой тайны. Вместо этого Упанишада старается взять концы узлов, распутать и свободно положить их рядом друг с другом так, чтобы они находились на правильном месте и в правильном отношении друг к другу. Это не приведет к ограничению или необоснованному умалению значимости ни одной из крайностей, хотя зависимость одной от другой признается. Отречение должно идти до конца, но и наслаждение должно быть столь же полным; Действие должно быть масштабным и завершенным, но и свобода души от ее трудов должна быть абсолютной; Единство в его полноте и абсолютности – это цель, но абсолютность должна достигнуть своего наивысшего состояния благодаря включению в нее всего бесконечного многообразия вещей.

Упанишада следует этому принципу так скрупулезно, что, заявив в изречении «Посредством Неведения пересекает пределы смерти, а посредством Знания наслаждается Бессмертием» о возможности трактовки жизни в мире как всего лишь подготовительного этапа существования за его пределами, она тут же старается ее уравновесить, прибегая к обратному порядку утверждения в параллельном изречении «Посредством прекращения жизни пересекает пределы смерти, а посредством Рождения наслаждается Бессмертием» и делая, таким образом, саму жизнь сферой бессмертного существования, которое является желанной целью всякой жизни. В этом ее заключение согласуется с ранним ведическим мировоззрением, которое состояло в том, что все миры и существование, несуществование и смерть, жизнь и бессмертие находятся здесь, в телесном человеческом существе, здесь развиваются, здесь осуществимы, здесь ими следует владеть и наслаждаться, не ставя их обретение или вкушение в зависимость от отречения от жизни и телесного существования. Эта мысль никогда не исчезала полностью из индийской философии, однако она превратилась во второстепенное допущение, недостаточно сильное для того, чтобы серьезно сдерживать возрастающее влияние идеи о прекращении мирского существования как условии нашей свободы и единственно достойной нас мудрой цели.

Противоположности

Упанишада рассматривает одну за другой и примиряет следующие пары противоположностей, перечисленные в порядке их следования:

1. Сознающий Господь и феноменальная Природа;

2. Отречение и Наслаждение;

3. Деятельность в Природе и Свобода в Духе;

4. Единый неизменный Брахман и многообразное Движение;

5. Бытие и Становление;

6. Деятельный Господь и отрешенный Акшара Брахман;

7. Видья и Авидья;

8. Рождение и Нерождение;

9. Действия и Знание.

Их противоречия последовательно разрешаются таким образом:

Бог и Природа

1. Феноменальная Природа – это движение сознающего Господа. Цель движения – создать формы Его сознания, существующие в развитии и в которых Он может, как одна душа во многих телах, пребывать и наслаждаться множественностью и движением во всех их взаимосвязях .

Наслаждение и отречение

2. Настоящая полнота наслаждения всем этим движением и множественностью в ее истине и беспредельности зависит от абсолютности отречения; однако отречение, которое подразумевается, – это абсолютное отречение от принципа желания, основанного на принципе эгоизма, а не отречение от мирского существования . Этот вывод следует из представления, что желание является лишь эгоистической и витальной деформацией божественной Ананды или восторга бытия, из которого рожден мир; благодаря устранению эго и желания Ананда вновь становится сознательным принципом существования. Эта операция составляет сущность изменения от жизни в умирании к жизни в бессмертии. Вкушение беспредельного восторга существования, которое свободно от эго и основано на единстве всего в Боге, – это то, что подразумевается под наслаждением Бессмертием.

Деятельность и свобода

3. Деятельность может совмещаться со свободой души. Человек не связывается действиями, он только кажется связанным. Он должен восстановить сознание своей неотъемлемой свободы через восстановление сознания единства с Господом, единства с самим собой, единства со всем существующим . Когда это совершено, жизнь и труды должны и могут быть приняты во всей полноте; ибо проявление Господа в жизни и деятельности есть закон нашего бытия и цель нашего существования в мире.

Покой и Движение

4. Что же тогда такое Покой Верховной Сущности и как непрекращающееся Движение совмещается с Покоем, который, по общему признанию, является главным условием наивысшего Блаженства?

Покой и Движение в равной степени являются единым Брахманом, а проводимое между ними различие – всего лишь феномен нашего сознания. Аналогичным образом обстоит дело с понятиями пространства и времени, далекого и близкого, субъективного и объективного, внутреннего и внешнего, себя и других, единого и многого. Всем этим для нашего сознания является Брахман, подлинное существование, однако в самом себе он бесконечно превосходит все эти практические различия. Движение есть явление Покоя, сам же Покой может рассматриваться как Движение слишком стремительное для богов, говоря иначе, различные функции нашего сознания не в силах за ним уследить. Однако это не есть материальное движение форм во времени и пространстве, это всего лишь движение в сознании. Знанием все это воспринимается как единство, Неведение разделяет и создает противоположности там, где их нет, а есть лишь отношения внутри одного сознания. Эго в теле говорит: «Я нахожусь внутри, все остальное – снаружи; а из находящегося снаружи вот это близко ко мне в Пространстве и Времени, а вон то – далеко». Все это верно в его собственном контексте; в сущности же все есть одно неделимое движение Брахмана, которое есть не материальное движение, а способ видения вещей в едином сознании.

Бытие и Становление

5. Все зависит от того, что мы видим, от того, исходя из какого взгляда на мир, заключенного в наших душах, мы рассматриваем существование. Бытие и Становление, Единое и Множество – все это истинно и все суть одно и то же; Бытие одно, Становлений множество, но это просто означает, что все Становления – это одно Бытие, многообразно помещающее себя в феноменальное движение своего сознания. Мы должны видеть Единое Бытие, но мы не должны прекращать видеть множество Становлений, ибо они существуют и присутствуют во взгляде Брахмана на Самого Себя. Но видеть все это мы должны в состоянии знания, а не неведения. Мы должны осознать свое истинное «я» как единого неизменного и неделимого Брахмана. Мы должны увидеть все становления как развитие движения в нашем истинном «я», а это «я» – как одно во всем, как пребывающее во всех телах, а не только в нашем. В наших взаимоотношениях с миром мы должны осознанно быть тем, чем в действительности и являемся, – этим единым «я», которое становится всем, что мы наблюдаем. Все движение, все энергии, все формы, все события мы должны видеть как порождения нашего единого подлинного «я» во многих существованиях, как игру Воли, Знания и Восторга Бога в Его существовании как мира.

Тогда мы освободимся от эгоизма и желания, от ощущения отдельности существования, а значит, от всех горестей, заблуждений и любого неприятия; ибо все горести возникают из неприятия эго его контактов с существующим, его чувства страха, слабости, утраты, неприязни и т. д., что, в свою очередь, порождено иллюзией отдельности существования, ощущением, что мое изолированное эго вынуждено вступать в отношения со столь многим, что мною самим не является. Избавьтесь от этого, увидьте во всем единство, будьте Единым, проявляющим себя во всех существах, – и эго исчезнет, желание, возникающее из ощущения, что вы не являетесь тем или не имеете этого, исчезнет; свободный неотъемлемый восторг Единого в его собственном существовании займет место желания и приносимой им удовлетворенности или неудовлетворенности . Вы обретете Бессмертие, смерть, рожденная разделением, будет побеждена.

Действующий и бездействующий Брахман

6. Деятельный и Бездеятельный Брахман – всего лишь два аспекта единого «Я», единого Брахмана, который и есть Господь. Это Он в движении «простерся за пределы». Он остается свободным в Своем неактивном существовании от всех изменений. Невовлеченность в действие – это основа деятельности, она пребывает в деятельности; она – Его свобода от всего, что Он делает, от всего, чем Он становится, будучи также Его свободой во всем, что Он делает и чем становится. Они представляют собой положительный и отрицательный полюсы единого неделимого сознания. Мы объемлем как единое покой и движение, которые друг от друга неотделимы и друг от друга зависят. Покой существует относительно движения, движение – относительно покоя. Он же превыше и того, и другого. Эта точка зрения отлична от утверждающей тождество Движения и Покоя, которые в действительности едины; в ней отражена, скорее, их связь в нашем сознании, поскольку признается их практическая необходимость для нашего сознания. Вполне очевидно, что, обретя единство с Господом, мы также обретаем это двуединое сознательное существование .

Видья и Авидья

7. Познание Единого и познание Множества – результат движения одного сознания, которое в их истине-Идее видит все вещи как Единое, но разделяет их в своей ментальности при становлении в формах. Если ум (manīṣī) погружает себя в Бога как в становление в формах (paribhū) и отделяет себя от Бога в истинной Идее (kavi), он утрачивает Видью, знание Единого, обладая лишь знанием множества, которое перестает быть истинным знанием и в конце концов становится полным неведением, Авидьей. Это причина существования чувства отдельности эго.

Авидья принимается Господом в Уме (manīṣī), с тем чтобы максимально развить индивидуальные отношения во всяком возможном разделении и его следствиях, а затем через эти индивидуальные отношения вернуться к индивидуальному познанию единого во всем. То знание неизменно сохранялось в сознании истинного провидца или Кави. Этот провидец в нас отрешен от ментального мыслителя; претерпев такое отделение, последний должен победить смерть и разделение путем развития своего опыта как индивида, являющегося Тем, Кто пребывает во всем, и в итоге благодаря восстановленному знанию Единства и множества обрести состояние Бессмертия. Именно в этом заключается для нас верный путь, но не в том, чтобы посвятить жизнь исключительно Авидье или полностью ее отвергнуть ради абсолютно пассивного растворения в Едином.

Рождение и Нерождение

8. Это двойное движение мыслителя обусловлено тем, что мы призваны реализовать бессмертие в Рождении. «Я» всегда одинаково, оно не умирает и в самом себе вечно обладает бессмертием. Ему нет нужды нисходить в Авидью и Рождение ради обретения бессмертия Нерождения, ибо оно есть у него всегда. «Я» нисходит для того, чтобы осуществить его и обладать им в игре мирового существования в качестве индивидуального Брахмана. Оно соглашается на Рождение и Смерть, принимает эго, а затем, уничтожив эго через вновь обретенное единство, реализует себя как Господа, как Единого, осознавая Рождение лишь как становление Господа в ментальном бытии и бытии форм; теперь это становление направляется истинно зрящим Провидцем, по достижении чего становление перестает быть несовместимым с Бытием, рождение превращается из препятствия в средство наслаждения бессмертием для владыки форм, в которых он пребывает . Вот в чем состоит наш верный путь, а не в том, чтобы вечно оставаться в цепи рождения и смерти, не в том, чтобы бежать от рождения в чистое нестановление. Оковы заключаются не в физическом акте становления, но в упорном сохранении свойственного неведению ощущения отдельного эго. Цепи создаются Умом, а не телом.

Деятельность и знание

9. Противоположность деятельности и знания существует лишь до тех пор, пока деятельность и знание носят эгоистический ментальный характер. Ментальное знание – знание неистинное, истинным является знание, которое основано на подлинном видении, на видении Провидца, на видении Сурьи, Кави. Ментальное мышление – это не знание, это золотой заслон, скрывающий лик Истины, Видения, божественного Идееобразования, Истины-Сознания. Когда он снимается, на место ментального мышления приходит непосредственное видение, на место фрагментарной ментальной активности – всеобъемлющее истинное идееобразование, махас (mahas), веда (veda), дришти (dṛṣṭi). Из рассеянной деятельности Буддхи, которая только и возможна на базе чувственного ума, Манаса, возникает истинное Буддхи (виджняна), Виджняна ведет нас к чистому знанию (джняна), чистому сознанию (чит). Тогда мы всеми глубинами нашего существа осознаем наше совершенное тождество с пребывающим во всем Господом.

Но в Чит Воля и Видение суть одно. Поэтому и в Виджняне, истинном идееобразовании, сияние которого также возникает из Чит, Воля и Видение оказываются едиными и более не отделяются друг от друга, что свойственно уму. Мы, таким образом, обретаем видение и живем в Истине-Сознании; наша воля становится естественным проявлением пребывающей в нас истины и, познав все свои действия, их смысл и цель, прямо движется к цели человека, которая всегда состоит в обладании Анандой, восторгом Господа в самобытии, состоянием Бессмертия. В наших поступках мы тоже становимся едиными со всеми существами, а наша жизнь превращается в олицетворение единства, истины и божественной радости, перестав двигаться искаженным путем эгоизма, полного разделенности, заблуждений и преткновений. Словом, мы достигаем цели нашего существования, которая состоит в том, чтобы воплотить в себе – будь то на земле, в земном теле, вопреки сопротивлению Материи, или же в мирах запредельных, либо за пределами всех миров вообще – великолепие божественной Жизни и божественное Существо.

 

Кена Упанишада

 

Кена Упанишада

OM āpyāyantu mamāṅgāni vākprāṇaścakṣuḥ śrotramatho balamindriyāṇi ca sarvāṇi sarvaṁ brahmopaniṣadaṁ māhaṁ brahma nirākuryāṁ mā mā brahma nirākarodanirākaraṇamastvanirākaraṇaṁ me'stu tadātmani nirate ya upaniṣatsu dharmāste mayi santu te mayi santu ǁ OM śāntiḥ śāntiḥ śāntiḥ ǁ

ОМ. Да возрастут во мне все части, речь и дыхание, видение и слышание, сила и все мои органы чувств. Все есть Вечный Бог Упанишад; да не отрекусь я никогда от этого Бога; да не отвергнет Он никогда меня; пусть отрицание будет далеко от меня, пусть отрицание будет вдали. И, когда обрету я восторг своего Истинного Бытия, пусть он будет моим обретением. Пусть закон, что возглашен в Упанишадах, пребудет во мне.

ОМ. Мир, мир, мир!

Часть первая

keneṣitaṁ patati preṣitaṁ manaḥ ǀ kena prāṇaḥ prathamaḥ praiti yuktaḥ ǀ keneṣitāṁ vācamimāṁ vadanti ǀ cakṣuḥ śrotraṁ ka u devo yunakti ǁ

1. Кем посылаемый, ум устремляется к своей цели? Кем запряженное, первое дыхание жизни мчится вперед путями своими? Кем вдохновляема эта речь, которую изрекают люди? Какой бог побуждает к действию глаз и ухо?

śrotrasya śrotraṁ manaso mano yat ǀ vāco ha vācaṁ sa u prāṇasya prāṇaḥ ǀ cakṣuṣaścakṣuratimucya dhīrāḥ ǀ pretyāsmāllokādamṛtā bhavanti ǁ

2. То, что есть слух нашего слуха, ум нашего ума, речь нашей речи, То есть также жизнь нашего дыхания жизни, зрение нашего зрения. Мудрые обретают свободу вне пределов, и исходят они из этого мира, и становятся бессмертными.

na tatra cakṣurgacchati na vāggacchati no mano na vidmo na vījānīmo yathaitadanuśiṣyāt ǀ anyadeva tadviditādatho aviditādadhi ǀ iti śuśruma pūrveṣāṁ ye nastadvyācacakṣire ǁ

3. Туда не проникает ни зрение, ни речь, ни ум. Не ведаем мы Это и не можем распознать, как учить Этому. Ибо Это – отлично от познанного, и Это превыше непознанного. Так слышали мы от древних, кои провозгласили Это для нашего постижения.

yadvācānabhyuditaṁ yena vāgabhyudyate ǀ tadeva brahma tvaṁ viddhi nedaṁ yadidamupāsate ǁ

4. То, что слово не в силах выразить, то, чем выражается слово, знай – То есть Брахман, а не то, чем влекутся здесь люди.

yanmanasā na manute yenāhurmano matam ǀ tadeva brahma tvaṁ viddhi nedaṁ yadidamupāsate ǁ

5. То, что мыслит не умом , то, чем ум мыслится, знай – То есть Брахман, а не то, чем влекутся здесь люди.

yaccakṣuṣā na paśyati yena cakṣūṁṣi paśyati ǀ tadeva brahma tvaṁ viddhi nedaṁ yadidamupāsate ǁ

6. То, что видит не глазом , то, чем видение глаза видится, знай – То есть Брахман, а не то, чем влекутся здесь люди.

yacchrotreṇa na śṛṇoti yena śrotramidaṁ śrutam ǀ tadeva brahma tvaṁ viddhi nedaṁ yadidamupāsate ǁ

7. То, что слышит не ухом , то, чем слышание уха слышится, знай – То есть Брахман, а не то, чем влекутся здесь люди.

yatprāṇena na prāṇiti yena prāṇaḥ praṇīyate ǀ tadeva brahma tvaṁ viddhi nedaṁ yadidamupāsate ǁ

8. То, что дышит не дыханием , то, чем дыхание жизни ведомо по своим путям, знай – То есть Брахман, а не то, чем влекутся здесь люди.

Часть вторая

yadi manyase suvedeti dabhramevāpi nūnaṁ tvaṁ vettha brahmaṇo rūpam ǀ yadasya tvaṁ yadasya deveṣvatha nu mīmāṁsyameva te manye viditam ǁ

1. Если думаешь ты, что изведал Это, тогда воистину мало тебе ведома форма Брахмана. То из Этого, что в тебе, то из Этого, что в богах, то тебе должно постичь. Мыслю я Это ведомым.

nāhaṁ manye suvedeti no na vedeti veda ca ǀ yo nastadveda tadveda no na vedeti veda ca ǁ

2. Не думаю я, что знаю Это хорошо, но и знаю, что Это мне не неведомо. тот из нас, кто знает Это, знает То; знает он, что Это для него не неведомо.

yasyāmataṁ tasya mataṁ mataṁ yasya na veda saḥ ǀ avijñātaṁ vijānatāṁ vijñātamavijānatām ǁ

3. Тот, кем Это не мыслится, мыслит Это, тот, кем Это мыслится, Этого не ведает. Непознаваемо Это для распознавания тех, кто распознает Это, те, кто не старается Это распознавать, распознают Это.

pratibodhaviditaṁ matamamṛtatvaṁ hi vindate ǀ ātmanā vindate vīryaṁ vidyayā vindate’mṛtam ǁ

4. Когда познается Это восприятием, которое отражает Это, тогда мыслится Это, ибо обретается бессмертие. Посредством этого «я» обретается сила достижения, посредством знания обретается бессмертие.

iha cedavedīdatha satyamasti ǀ na cedihāvedīnmahatī vinaṣṭiḥ ǀ bhūteṣu bhūteṣu vicitya dhīrāḥ ǀ pretyāsmāllokādamṛtā bhavanti ǁ

5. Если здесь постигают это знание, то воистину существуют; если здесь не постигают его – велика погибель. Мудрые различают То во всех становлениях и исходят они из этого мира, и становятся бессмертными.

Часть третья

brahma ha devebhyo vijigye tasya ha brahmaṇo vijaye devā amahīyanta ǀ ta aikṣantāsmākamevāyaṁ vijayo’smākamevāyaṁ mahimeti ǁ

1. Ради богов свершил победу Вечный, и той победой Вечного возвеличились боги. Вот что сказали они: «Это – наша победа, это – наше величие».

taddhaiṣāṁ vijajñau tebhyo ha prādurbabhūva tanna vyajānata kimidaṁ yakṣamiti ǁ

2. Знал их помыслы Вечный и явился пред ними, и не ведали они, что это за Дух могучий.

te’gnimabruvan jātaveda etadvijānīhi kimetadyakṣamiti tatheti ǁ

3. Агни сказали они: «О ты, знающий все рожденное, выясни, кем может быть этот Дух могучий», и ответил он: «Да будет так».

tadabhyadravattamabhyavadatko’sītyagnirvā ahamasmītyabravījjātavedā vā ahamasmīti ǁ

4. Устремился он к Вечному, и сказал ему Тот: «Кто ты?» «Я Агни, – сказал он, – я тот, кто знает все рожденное».

tasmiṁstvayi kiṁ vīryamityapīdaṁ sarvaṁ daheyaṁ yadidaṁ pṛthivyāmiti ǁ

5. «Если таков ты, что за сила в тебе?» «Воистину, все это я могу сжечь, все, что есть на земле».

tasmai tṛṇaṁ nidadhāvetaddaheti tadupapreyāya sarvajavena tanna śaśāka dagdhuṁ sa tata eva nivavṛte naitadaśakaṁ vijñātuṁ yadetadyakṣamiti ǁ

6. Сухую былинку положил пред ним Вечный: «Сожги ее», и тот ринулся к ней со всей быстротой, но не в силах был сжечь ее. Оставив это, он вернулся обратно: «Не смог я познать Это, постичь, что это за Дух могучий».

atha vāyumabruvan vāyavetadvijānīhi kimetadyakṣamiti tatheti ǁ

7. Сказали тогда они Ваю: «О Ваю, выясни, кто этот Дух могучий». Сказал он: «Да будет так».

tadabhyadravattamabhyavadat ko’sīti vāyurvā ahamasmītyabravīnmātariśvā vā ahamasmīti ǁ

8. К Тому он устремился, и сказал ему Тот: «Кто ты?» «Я Ваю, – сказал он, – Я тот, кто ширится в Матери всего».

tasmiṁstvayi kiṁ vīryamityapīdaṁ sarvamādadīya yadidaṁ pṛthivyāmiti ǁ

9. «Если таков ты, что за сила в тебе?» «Воистину, все это я могу унести, все, что есть на земле».

tasmai tṛṇaṁ nidadhāvetadādatsveti tadupapreyāya sarvajavena tanna śaśākādatuṁ sa tata eva nivavṛte naitadaśakaṁ vijñātuṁ yadetadyakṣamiti ǁ

10. Сухую былинку положил пред ним Тот: «Унеси ее». И тот ринулся к ней со всей быстротой, но не в силах был унести ее. Оставив это, он вернулся обратно: «Не смог я распознать То, постичь, что это за Дух могучий».

athendramabruvanmaghavannetadvijānīhi kimetadyakṣamiti tatheti tadabhyadravat tasmāttirodadhe ǁ

11. Сказали тогда они Индре: «Владыка изобилия, узнай же, что это за Дух могучий». Сказал он: «Да будет так». И ринулся он к Тому, но скрылся Тот перед ним.

sa tasminnevākāśe striyamājagāma bahuśobhamānāmumāṁ haimavatīṁ tāṁ hovāca kimetadyakṣamiti ǁ

12. В том же эфире встретил он Женщину, ту, что сияет во многих формах, Уму, дочь снежных вершин, и сказал ей: «Что это был за Дух могучий?»

Часть четвертая

sā brahmeti hovāca brahmaṇo vā etadvijaye mahīyadhvamiti tato haiva vidāñcakāra brahmeti ǁ

1. Сказала она ему: «Это Вечный. Вечным свершена победа, которой вы возвеличиваетесь». Тогда лишь узнал он, что это – Брахман.

tasmādvā ete devā atitarāmivānyān- devānyadagnirvāyurindraste hyenannediṣṭhaṁ pasparśuste hyenatprathamo vidāñcakāra brahmeti ǁ

2. Поэтому эти боги как бы выше других богов – они, Агни, Ваю и Индра, ибо ближе всех они соприкоснулись с Тем…

tasmād vā indro’titarāmivānyāndevānsa hyenannediṣṭhaṁ pasparśa sa hyenatprathamo vidāñcakāra brahmeti ǁ

3. Поэтому Индра словно бы превыше всех других богов, ибо он ближе всех соприкоснулся с Тем, ибо он первым узнал, что это – Брахман.

tasyaiṣa ādeśo yadetadvidyuto vyadyutadā itīnnyamīmiṣadā ityadhidaivatam ǁ

4. Вот признак Того: это как вспышка молнии над нами, как взмах ресниц – так в том, что относится к богам.

athādhyātmaṁ yadetad gacchatīva ca mano’nena caitadupasmaratyabhīkṣṇaṁ saṅkalpaḥ ǁ

5. В том же, что относится к «Я» – это То, чего словно бы достигает ум в своем движении, и благодаря ему воля в мысли постоянно памятует об Этом.

taddha tadvanaṁ nāma tadvanamityupāsitavyaṁ sa ya etadevaṁ vedābhi hainaṁ sarvāṇi bhūtāni saṁvāñchanti ǁ

6. Имя Того – «Тот Восторг», как Тот Восторг должно Это искать. Кто Это так знает, к тому воистину устремляются все существа.

upaniṣadaṁ bho brūhītyuktā ta upaniṣad brāhmīṁ vāva ta upaniṣadamabrūmeti ǁ

7. Сказал ты: «Поведай мне Упанишаду », поведана тебе Упанишада. Поистине, о Вечном Упанишада, что мы поведали.

tasyai tapo damaḥ karmeti pratiṣṭhā vedāḥ sarvāṅgāni satyamāyatanam ǁ

8. Подвижничество, самообуздание и труд – основа этого знания, Веды – все его члены, Истина – его обитель.

yo vā etāmevaṁ vedāpahatya pāpmānamanante svarge loke jyeye pratitiṣṭhati pratitiṣṭhati ǁ

9. Тот, кому ведомо это знание, отметает зло от себя и в мире просторнейшем, в небесах беспредельных обретает он свою опору, поистине, обретает свою опору.

 

Комментарий

 

1 – Предмет Упанишады

Двенадцать великих Упанишад связаны с единым сводом древнего знания, но обращаются к нему с разных сторон. В великое царство Брахмавидьи каждый вступает через свои врата, идет своим путем или окольно, стремится к собственному пункту назначения. Иша и Кена Упанишады посвящены одной величественной проблеме – обретению состояния Бессмертия, отношению божественного, всевладычествующего и всем обладающего Брахмана к миру и человеческому сознанию, средствам выхода из нашего теперешнего состояния разобщенного «я», неведения и страдания в единство, истину, божественное упоение. Как Иша заканчивается устремлением к наивысшему блаженству, так и Кена заканчивается определением Брахмана как Восторга и наставлением искать То и стремиться к Нему как к Восторгу. Тем не менее у них есть разница в отправных моментах, даже в позиции – определенное разумное расхождение в подходах.

Дело в том, что в строгом смысле слова предмет двух Упанишад не тождествен. Иша прибегает к общему рассмотрению проблемы мира и жизни, деятельности и судьбы человека в их соотношении с верховной истиной Брахмана. В своих восемнадцати кратких стихах она охватывает большинство главных вопросов Жизни и лаконично рассматривает их в связи с идеей о верховном «Я» и его становлениях, о верховном Владыке и Его свершениях, используя эту идею как ключ, открывающий все врата. Преобладающая нота Иша Упанишады – единство всего сущего.

Кена Упанишада обращается к проблеме более узкой, предпринимает более строго очерченное и уточненное исследование. Ее интересует лишь соотношение умственного сознания и сознания Брахмана, и она не отклоняется за пределы жестких рамок данной темы. Материальный мир и физическая жизнь принимаются как данность, они едва упомянуты. Но материальный мир и физическая жизнь существуют для нас лишь благодаря нашему внутреннему «я» и нашей внутренней жизни. Наша внешняя жизнь, внешнее существование зависят от того, каким образом наши ментальные инструменты воспроизводят для нас внешний мир, каким образом наша жизненная сила, подчиняясь уму, реагирует на его воздействия и объекты. Мир для нас таков (по крайней мере, если не с фундаментальной, то с практической точки зрения), каким он является по утверждениям нашего ума и чувств; жизнь становится такой, какой ей предпишет быть наш разум или по крайней мере наше полументализированное витальное существо. Упанишада задает вопрос: что же такое эти ментальные инструменты и что такое жизнь умственная, которая использует жизнь внешнюю? Являются ли они окончательными свидетелями, высшей и непререкаемой силой? Следует ли считать, что ум, жизнь и тело заключают в себе все, или же это человеческое существование – всего лишь завеса, вуаль, скрывающая нечто более великое, более могущественное, более отдаленное и глубокое, чем она сама?

Упанишада отвечает, что такое более величественное существование действительно присутствует по ту сторону вуали, и по отношению к уму и его инструментам, жизненной силе и ее действиям оно занимает такое положение, какое сами они занимают по отношению к миру материальному. Материя не познает Разум, Разум познает Материю; лишь тогда, когда воплощенное в Материи создание разовьет свой разум, станет существом ментальным, оно оказывается в состоянии познать свое ментальное «я» и с помощью этого «я» – Материю как наличествующую для Разума реальность. Точно так же Разум не знает То, что стоит за ним, но То знает Разум; и лишь когда погруженное в Разум существо сможет освободить свое истинное «Я» от феноменов умственного порядка, оно становится Тем, познает его как самого себя и благодаря этому познает Разум в его реальности по отношению к тому, что более реально, чем Разум. В таком случае наивысшей задачей для ментального существа, наиважнейшей проблемой его существования становится вопрос, как подняться над разумом и его инструментами, как вступить в самого себя, как обрести Брахмана.

Ведь если есть существование более реальное, чем ментальное, жизнь более величественная, чем физическая, то из этого следует, что низшая жизнь с ее формами и удовольствиями, к которым здесь стремятся и из которых создают культ, перестает быть объектом желаний пробужденного духа. Он должен стремиться к запредельному, он должен освободиться от этого мира смерти и видимостей и обрести себя в своем истинном состоянии – состоянии бессмертия, которое превосходит их пределы. Лишь тогда он действительно существует, когда здесь, в самой этой смертной жизни, оказывается способным освободиться от смертного сознания, познать Бессмертное и Вечное и быть Бессмертным и Вечным. Иначе он ощущает, что утратил себя, отпал от своего подлинного спасения.

Однако это сознание Брахмана не изображается Упанишадой как нечто совершенно чуждое умственному и физическому миру, как нечто от него отстраненное и никоим образом себя в нем не проявляющее или равнодушное к тому, что в нем происходит. Напротив, это Владыка и правитель всего этого мира; энергии богов в смертном сознании – его энергии; когда они побеждают и обретают величие, это происходит благодаря тому, что сражался и победил Брахман. Следовательно, этот мир есть процесс производный, внешний образ чего-то бесконечно более величественного, более совершенного, более реального, чем он сам.

Что же такое это нечто? Это Всеобъемлющее Блаженство, которое есть беспредельное бытие и бессмертная сила. Именно это чистое и абсолютное блаженство, а не желания и удовольствия этого мира, должно стать для человека предметом преклонения и поиска. Лишь один вопрос имеет значение – как его найти; быть ему приверженным всем существом – вот единственная истина и единственная мудрость.

 

2 – Вопрос: «Какое Божество?»

Ум – действующее начало низшего, или феноменального, сознания; витальная сила, или жизненное дыхание, речь и пять органов познания – инструменты ума. Прана, жизненная сила в нервной системе, в самом деле является важнейшим инструментом нашего ментального сознания, ибо именно благодаря ей ум входит в контакт с физическим миром через органы познания – зрение, слух, обоняние, осязание и вкус и воздействует на свой объект речью и четырьмя другими органами действия; все эти органы зависят в своем функционировании от нервной Жизненной Силы. Упанишада, соответственно, начинает с вопроса о том, что же является конечным источником или началом, управляющим деятельностью Ума, Жизненной Силы, Речи и Органов Чувств.

Вопрос сформулирован: kena – «кем?» или «чем?» Согласно древним представлениям о вселенной наше материальное существование формируется из пяти элементарных состояний Материи – эфирного, воздушного, огненного, жидкого и твердого; все имеющее отношение к нашему материальному существованию именуется относящимся к элементам, adhibhūta. В этом материальном начале движутся нематериальные силы, проявляющиеся через воздействующие на Материю Умственную Силу и Жизненную Силу, и они названы Богами или Дэвами; все имеющее отношение к действию в нас нематериального начала названо adhidaiva, «то, что принадлежит Богам». Но над этими нематериальными силами, вмещая их в себя, превосходя их в величии, находится «Я» или Дух, атман (ātman), и все относящееся к этому наивысшему существованию в нас именуется «духовным», adhyātma. По мысли Упанишад, adhidaiva является в нас тонким началом; оно представлено Умом и Жизнью в противоположность грубой Материи; ибо в Уме и Жизни мы находим характерные черты деятельности Богов.

Упанишаду не интересует то, что относится к элементам, adhibhūta; ее занимает соотношение между существованием тонким и духовным, между adhidaiva и adhyātma. Но Ум, Жизнь, речь, органы чувств управляются космическими силами, Богами, Индрой, Ваю, Агни. Являются ли эти тонкие космические силы началом существования, теми, кто воистину приводит в движение ум и жизнь, или же есть некая высочайшая объединяющая сила, единая в себе по ту их сторону?

Кем посылается и отправляется по своему поручению ум, настигающий объект так, как выпущенная искусным лучником стрела поражает предназначенную ей цель, ум, который подобен курьеру, посыльному, отправленному хозяином в определенное место с определенной целью? Что внутри нас или вне нас посылает ум с соответствующим заданием? Что ведет его к цели?

Далее следует жизненная сила, Прана, действующая в нашем витальном существе и нервной системе. Упанишада говорит о ней как о первом, или наивысшем, Дыхании; в других священных текстах она называется главным Дыханием или Дыханием в устах, mukhya, āsanya; именно она несет в себе Слово, творческое выражение. Утверждается, что в теле человека есть пять проявлений жизненной силы, которые называются пятью пранами. Первая, именуемая собственно Праной, движется в верхней части тела, по преимуществу и являясь дыханием жизни, ибо она приносит в физическую систему универсальную жизненную силу и оставляет ее там для распределения. Вторая, которая находится в нижней части тела и называется Апаной, – это дыхание смерти, ибо она выпускает из тела витальную силу. Третья, Самана, регулирует взаимообмен между двумя первыми силами в месте их встречи, уравновешивает их, будучи наиболее важным фактором в поддержании равновесия жизненных сил и их функций. Четвертая, Вьяна, действует повсюду, распределяя витальные энергии по всему телу. Пятая, Удана, движется по телу вверх, к макушке головы, обычно являясь каналом связи между физической жизнью и более величественной жизнью духа. Ни одна из этих сил не считается первым или наивысшим Дыханием, хотя Прана представляет его ближе всего; Дыхание, которому Упанишады придают столь большое значение, – это чистая жизненная сила как таковая, о ней говорится как о первой, потому что все остальные подчинены ей, производны от нее и существуют лишь как ее особые функции. В Ведах она изображается как Конь; различные ее энергии – это силы, которые везут колесницы Богов. Ведический образ вызывается в памяти подбором использованных в Упанишаде выражений: yukta – «запряженная», praiti – «мчится вперед», подобно коню, направляемому колесничим.

Тогда кто же «запряг» эту жизненную силу во множество процессов мира или благодаря какой силе, превышающей ее собственную, мчится она по своим путям? Ведь она не является изначальной, самосущей и не приводит сама себя в действие. Мы сознаем, что за ней есть сила, которая направляет ее, управляет и руководит ею, использует ее.

Сила жизненного дыхания дает нам возможность производить и мгновенно распространять за пределы тела речь, которая используется нами для того, чтобы выражать и испускать в мир деятельности и новых творений волеизъявления и мыслеобразы ума. Ее приводит в движение Ваю, жизненное дыхание; формирует ее Агни, тайная волевая сила и пламенная формообразующая энергия в уме и теле. Но они выступают лишь как силы-посредники. Кто или что является той скрытой Силой, которая стоит за ними, господином речи, которую изрекают люди, ее подлинным созидателем и источником того, что выражает себя?

Ухо слышит звук, глаз видит форму; но слышание и видение есть особые операции в нас жизненной силы, использующиеся умом для общения с миром, в котором находится ментальное существо, и для переложения его в формы ощущений. Облик им придает жизненная сила, использует их ум, но возможность придавать им форму и использовать их в качестве инструментов дает нечто иное, не жизненная сила и не ум. Какой Бог побудил к действию глаз и ухо? Не Сурья, Бог Света, не Эфир и не его сферы; ибо все это лишь условия видения и слышания.

Боги, внося каждый свою лепту, сводят воедино процессы физического мира, которые мы из-за особенностей наших средств наблюдения наблюдаем как процессы мира ментального; однако в целом вселенский процесс един, он не является случайной совокупностью атомарных взаимодействий; он един, его составляющие упорядочены, его многообразные движения сочетаются между собой благодаря единому сознательному существованию, которое не сводится к совокупности тех или иных процессов, не может быть создано (akṛta), ибо предшествует всем этим процессам. Боги действуют лишь с помощью этой бывшей до них Силы, живут лишь ее жизнью, мыслят лишь ее мыслью, преследуют лишь ее цели. Стоит нам заглянуть в собственную суть, как и в суть любой вещи, и мы осознаем там присутствие этой Силы, присутствие некоего «Я», некоего Сущего, некой Самости, которая отлична от любого обособленного или индивидуального бытия, устойчивее, шире его.

Но раз это не является чем-то, что ум может сделать своим объектом, а ощущения не могут претворить в форму для ума, то что же это такое – или кто это такой? Какой абсолютный Дух? Какое единое, верховное и вечное Божество, ko devaḥ?

 

3 – Супраментальное Божество

Задан вечный вопрос, переводящий взор человека от видимого и внешнего к тому, что лежит всецело внутри, от малого и познанного, чем он уже стал, к беспредельному непознанному, которым он всегда был по ту сторону этих видимостей, но возрасти до которого и стать которым ему еще предстоит – ибо то есть его Реальность, а Подлинное Бытие должно неизбежно высвободиться из маскарада феноменов и становлений. Человеческая душа, однажды объятая притяжением, влекущим ее туда, больше не в силах удовлетворяться созерцанием предметов смертных и мнимых через двери ума и чувств, которые Самосущий побудил открыться навстречу миру форм; ее влечет к тому, чтобы заглянуть внутрь, в новый мир реальностей.

Здесь, в известном человеку мире, он владеет некоторыми вещами, которые ценит, невзирая на их несовершенство и ненадежность. Ибо он стремится и в некоторой степени достигает более свободного бытия, более обширного знания, большей радости и удовлетворения, и все это имеет для него такую ценность, что за эти достижения он готов расплачиваться постоянными страданиями от ударов, наносимых их противоположностями. И если ему придется отказаться от того, к чему он здесь стремится, за что держится, то в Запредельности, чтобы она его притягивала, должно быть нечто куда более привлекательное, некое тайное обещание чего-то столь великолепного, что полностью вознаградило бы его за все требующееся здесь отречение. И такое обещание в ней есть – не рост в становлении, а беспредельное бытие; не постоянно обрывочное и относительное знание, всякий раз принимаемое за знание полное, а обладание нашим сущностным сознанием и потоком его сияющих реалий; не частичная удовлетворенность, а подлинное блаженство. Одним словом, Бессмертие.

Упанишада изъясняет предельно четко, что предлагаемое взыскующей душе – это не метафизическая абстракция, не пустое Безмолвие, не неопределенный Абсолют, а, скорее, возведенное в абсолют то, чем душа владеет здесь, в относительном мире, где она временно пребывает.

Здесь, в ментальном, все представляет собой растущие свет, сознание и жизнь; там, в супраментальном, все есть беспредельные жизнь, свет и сознание. То, что здесь предрекается, там обретается; то, что здесь не исполнено, там находит свое осуществление. Эта Запредельность – не уничтожение, а преображение всего того, чем являемся мы здесь, в мире форм; это полновластный Разум нашего ума, тайная Жизнь нашей жизни, абсолютное Чувство, которое поддерживает и оправдывает существование наших ограниченных органов чувств.

Мы отрекаемся от себя, чтобы обрести себя; ибо ментальная жизнь – это всегда лишь поиск, который не приведет к окончательному обретению до тех пор, пока ум не будет превзойден. Таким образом, по ту сторону всей нашей ментальности пребывает некое присущее нам же совершенство, кажущееся нам противоположностью и даже отрицанием того, чем мы являемся. Здесь мы постоянно находимся в становлении; там мы обладаем вечным бытием. Здесь мы представляемся себе изменчивым сознанием, развившимся и непрестанно развивающимся через мучительные усилия в неумолимом потоке Времени; там мы – сознание непреходящее, для которого Время – не хозяин, а инструмент, а также сфера пребывания всего, что оно творит и за чем наблюдает. Здесь мы живем в системе сознания смертного, обретающего форму преходящего мира; там мы, освобожденные, пребываем посреди гармоний беспредельного самосозерцания, которое в свете вечности и бессмертия ведает весь мир. Запредельность – это наша действительность, наше изобилие, это абсолютная удовлетворенность нашим самосущим бытием. Это Бессмертие, это «Тот Восторг».

Здесь, в нашей лишенной свободы ментальности, эго стремится стать владыкой и господином своих внутренних сфер и внешнего окружения, но не в силах удержать ничего доставляющего ему радость, поскольку невозможно реально владеть тем, что не является нашим «я». Там же, в свободе вечности, наше самосущее бытие без каких-либо конфликтов становится владыкой всего, в силу достаточности факта, что все есть оно само. Здесь человек – видимость, там человек – реальность, Пуруша; здесь – арена действия богов, там – царство Божественного; здесь – попытка к существованию, Жизнь, расцветающая из всепожирающей смерти, там – само Существование и вечное бессмертие.

Ответ, который дан таким образом, заложен в самой форме исходного вопроса. Истина, что стоит по ту сторону Ума, Жизни и Чувств, должна быть тем, что, превосходя их, ими управляет; это всевышний Господь, всемогущий Дэва. Иша Упанишада приходит к этому выводу через синтез всего сущего; Кена достигает его через антитезу единого всевластного самосущего бытия всему, что существует множественно и благодаря силе отличного от него самого начала. У каждой из них свой способ сведения всех предметов в единую Реальность, однако заключение одинаково. Всеобладающий и Всенаслаждающийся – вот к кому приходят в результате отречения от обособленного бытия, обособленного обладания и обособленного наслаждения.

Иша, однако, адресуется к пробужденному ищущему, поэтому она начинает с пребывающего во всем Господа, переходит к становящемуся всем «Я» и вновь возвращается к Господу как «Я» космического движения, ставя своей задачей обосновать для искателя Несотворенного целесообразность деятельности в мире и положить начало жизни божественной, основанной на радости бессмертия и на воссоединении сознания индивидуального с универсальным. Кена обращается к душе, которую все еще влечет жизнь внешняя, которая еще не вполне пробуждена, которая еще не вполне отдалась исканию; поэтому она начинает с Брахмана как «Я», находящегося за пределами Ума, и переходит к Брахману как скрытому Господину нашей умственной и витальной деятельности, ставя своей целью обратить душу ввысь, за пределы ее видимого внешнего существования. Однако две первые главы Кены лишь подают, хотя и в несколько суженном виде и под другим углом зрения, учение Иши о «Я» и его становлениях; две последние излагают в иных категориях мышления учение Иши о Господе и Его движении.

 

4 – Вечное за пределами Ума

Сначала Упанишада провозглашает существование по ту сторону нашего ментального существа этого глубиннейшего, просторнейшего, величественнейшего сознания. Это, утверждает она, есть Брахман. Ум, Жизнь, Чувства, Речь не есть Брахман в его полноте; они лишь подчиненные виды действия и внешние инструменты. Сознание Брахмана есть наше подлинное «я» и истинное бытие.

Ум и тело не являются нашим подлинным «я»; они лишь изменчивые формации или образы, которые мы продолжаем создавать по мере бега Времени как результат совокупности энергий нашего прошлого. Ведь хотя нам кажется, что эти энергии мертвы и остались в прошлом, где происходило их действие, на самом деле они в своей совокупности продолжают существовать и всегда активно действуют и в настоящем, и в будущем.

Не является нашим настоящим «я» и функция эго. Эго есть всего лишь способность различительного ума группировать вокруг себя впечатления ума чувственного и служить чем-то вроде оси в колесе, обеспечивающей его единое движение. Это не более чем инструмент, хотя верно то, что, покуда мы остаемся ограниченными нашей обычной ментальностью, сами ее характер и назначение заставляют нас ошибочно принимать функционирование нашего эго за наше подлинное «я».

Не образует наше истинное «я» и память. Память – это еще один инструмент, избирательный инструмент практического управления нашей сознательной деятельностью. В функционировании эго она используется как опора и основа для сохранения чувства непрерывности, без которого наша ментальная и витальная активность не может быть организована так, чтобы приносить индивиду достаточное удовольствие. Но даже наше ментальное «я» включает в себя и в своем бытии подвергается влиянию массы вещей, которые не присутствуют в нашей памяти, будучи подсознательными и едва ли доступными нашему внешнему существованию. Память насущно необходима для непрерывности чувства эго, но она не является тем, что его образует, и еще менее – тем, что образует данное существо.

Не является нашим истинным «я» и моральная личность. Это лишь изменчивое образование, податливая формация, вылепляемая и используемая нашей субъективной жизнью для того, чтобы придать некую видимость устойчивости постоянному в своем непостоянстве становлению, которое мы, успешно одураченные собственной ментальной ограниченностью, именуем собой.

Не является нашим подлинным «я» и вся совокупность этого изменчивого сознательного становления, даже с учетом всего, что лежит в его подсознательных глубинах. То, чем мы становимся, есть подвижное жизненное скопление, поток льющегося сквозь время опыта, волна Природы, на гребне которой движется наша ментальность. То, чем мы действительно являемся, есть вечная сущность этой жизни, непреложное сознание, которое выступает носителем этого опыта, бессмертная субстанция Природы и ментальности.

Ведь по ту сторону всего и превыше всего, чем мы становимся и что переживаем, есть нечто такое, что порождает, использует, определяет, наслаждается, однако не изменяется собственными порождениями, не поддается воздействию собственных инструментов, не определяется тем, что было им определено, не подвержено влиянию со стороны предметов своего наслаждения. Что это такое, мы не сможем познать до тех пор, пока не проникнем за завесу нашего ментального существа, которое знает лишь то, что подвержено влиянию, то, что определяется, то, что поддается воздействию, то, что изменчиво. Ум может лишь осознавать, что это есть нечто, чем мы неизъяснимым образом являемся, а не то, что он изъяснимым образом знает. Ибо в тот момент, когда наша ментальность пробует запечатлеть в себе это нечто, она тут же теряется в потоке и движении, хватается за отдельные части, функции, видимости, вымыслы, используя их как спасательные плоты посреди бушующей стихии, или же пытается вычленить из беспредельного ту или иную форму и провозгласить: «Это я». По словам Веды, «когда ум, желая изучить, приближается к Тому, То исчезает».

Однако по ту сторону Ума пребывает это иное сознание, сознание Брахмана – Ум нашего ума, Чувство наших чувств, Речь нашей речи, Жизнь нашей жизни. Достигая его, мы достигаем «Я», мы можем изойти из ума, который есть видимость, в Брахмана, который есть Реальность.

Что же отличает то подлинное «я» от этого мнимого? Или же – раз мы не можем сказать больше, чем уже сказали при попытке его определить, раз мы можем только указать, что «То» не является тем, чем является «это», но представляет собой неизъяснимую в ментальных категориях абсолютность всего имеющегося здесь – каково отношение этого, феноменального, начала к той реальности? Ведь именно вопрос их соотношения избран отправной точкой Упанишады; первый же ее вопрос исходит из того, что отношение между ними существует и что реальность порождает феномен и управляет им.

Разумеется, Брахман неподвластен нашему уму, органам чувств, речи или жизненной силе; он невидим, неслышим, невыразим, неощутим, не облекается в форму мыслью, не является ни одним из состояний ума или тела, которыми мы становимся в изменчивом потоке жизни. Но мысль Упанишады стремится извлечь из наших бездн отклик более глубинный, нежели тот, что может дать отрицание очевидного – отрицание ментальной и чувственной объективности Брахмана. Она утверждает, что он не только не является умственным объектом или жизненным образованием, но даже и не нуждается в нашем уме, жизни и чувствах для осуществления своего владычества и деятельности. Он есть то, что мыслит не умом, живет не жизнью, чувствует не ощущениями, выражает себя не через речь, но скорее сами эти начала выступают объектами для его главенствующего, всевоспринимающего и всеведающего сознания.

Брахман мыслит ум тем, что превыше ума; он видит видение и слышит слышание тем абсолютным зрением и слухом, которые являются не феноменальными и инструментальными, но прямыми, неопосредованными, присущими ему неотъемлемо; он формирует наше средство выражения – речь из своего творческого слова; эту жизнь, за которую мы так цепляемся, он испускает из вечного движения своей энергии, которая не раздроблена на формы, а неизбывно свободна в своей собственной неисчерпаемой беспредельности.

Так Упанишада начинает отвечать на свой собственный вопрос. Она сначала описывает Брахмана как Ум ума, Зрение зрения, Слух слуха, Речь речи, Жизнь жизни. Затем она берет одно за другим эти выражения и придает им расширенную форму, чтобы внушить более отчетливое и объемное представление о смысле каждого из них – насколько возможно сделать это при помощи слов. Выражению «Ум ума» соответствует расширенная формулировка «то, что мыслит не умом, то, чем ум мыслится» и так далее в отношении каждого из исходных описательных выражений, вплоть до заключительного определения Жизни, стоящей по ту сторону этой жизни, как «того, что дышит не дыханием жизни, того, что приводит жизненную силу в движение».

Каждую из этих экзегетических строк усиливает повторяющееся наставление «Того Брахмана познать старайся, а не то, чем влекутся здесь люди». Ни Ум, ни Жизнь, ни Чувства, ни Речь, равно как и их объекты и то, в чем они себя выражают, не являются Реальностью, которую нам должно познать и которую следует искать. Истинное знание – это знание Того, что формирует для нас эти инструменты, но само от их применения не зависит. Истинное обладание и наслаждение – это то, которое, созидая объекты наших устремлений, само ничего не превращает для себя в объект стремления и страсти, вечно удовлетворенное всем в радости своего бессмертного бытия.

 

5 – Верховное Слово

Упанишада, переворачивая обычный порядок нашего логического мышления, согласно которому в начале должны были бы идти Ум и Чувства или Жизнь, а уже потом – Речь, как функция подчиненная, приступает к своему отрицательному описанию Брахмана с весьма удивительной формулы – Речь нашей речи. И мы можем понять, что имеется в виду Речь, которая превосходит нашу, некое абсолютное выражающее начало, по отношению к которому человеческий язык оказывается только тенью или чем-то вроде примитивной подделки. Какая мысль заложена в этой формуле Упанишады и чем объясняется отведенное способности речи первенство?

Изучая Упанишады, мы постоянно должны отвлекаться от современных представлений и максимально внимательно вникать в ассоциации, сопровождающие использование слов в ранней Веданте. Мы должны вспомнить, что в ведической системе Слово созидает мир; с помощью Слова Брахма творит формы вселенной. Более того, в своем высочайшем проявлении человеческая речь лишь пытается через откровение и вдохновение восстановить абсолютное выражение Истины, которое уже существует в Беспредельности, превышая наше умственное понимание. В таком случае это Слово должно равным образом превосходить возможности нашего умственного истолкования.

Все творение выражается Словом; но выражаемая форма представляет собой лишь символ, отображением того, что действительно есть. Мы видим это в человеческой речи, которая лишь представляет уму ментальную форму предмета; но предмет, который она стремится выразить, сам является лишь формой, отображающей иную Реальность. Эта Реальность – Брахман. Брахман выражает Словом форму, отображение себя в объектах чувств и сознания, образующих вселенную, аналогично тому как человеческое слово выражает ментальный образ этих объектов. То Слово является созидательным в более глубоком и изначальном смысле, чем человеческая речь, и обладает мощью, по отношению к которой наивысшая творческая сила человеческой речи выступает лишь как бледное отдаленное подобие.

Слово, использованное здесь для обозначения дара речи, буквально означает преподнесение, представление перед умом. Брахман, говорит Упанишада, это то, что не может быть таким образом представлено речью перед умом.

Человеческая речь, как видим, «преподносит» лишь образ образа, ментальный знак объекта, который сам тоже является всего только знаком единой Реальности, Брахмана. Она действительно обладает способностью творить новое, но и эта способность распространяется лишь на создание новых ментальных образов, то есть реформированных образований, которые основаны на предшествующих ментальных образах. Такая ограниченная способность не дает представления об изначальной творческой мощи, которую древние мыслители считали атрибутом божественного Слова.

Если же мы, однако, пойдем несколько вглубь, мы обнаружим в человеческой речи силу, которая даст нам отдаленное представление об изначальном созидающем Слове. Мы знаем, что вибрация звука способна создавать – а также разрушать – формы; это общеизвестная истина современной науки. Давайте предположим, что в основе всех форм лежит созидательная вибрация звука.

Теперь давайте внимательно рассмотрим отношение между человеческой речью и звуком вообще. Мы немедленно увидим, что речь есть лишь особое применение звукового начала, вибрация, рожденная давлением воздуха при его прохождении через рот и горло. Сначала звук, вне всякого сомнения, должен был возникать естественно и спонтанно для выражения чувств и эмоций, вызванных предметом или событием, и лишь впоследствии был задействован умом сначала для выражения представления о самом предмете, а затем круга сопряженных с ним представлений. Таким образом, создается впечатление, что речь обладает лишь выразительной, но не созидательной ценностью.

И тем не менее речь созидательна. Она создает эмоциональные формы, ментальные образы и деятельные импульсы. Древняя ведическая теория и практика расширила творческую функцию речи благодаря использованию Мантры. Теория Мантры состоит в том, что Мантра это слово силы, которое изошло из тайных глубин нашего существа, выношенное сознанием основополагающим и более глубинным, чем ментальное, оформилось в сердце, а не было сконструировано интеллектом, пребывало в уме, где на нем концентрировалось теперь уже бодрствующее ментальное сознание, а затем было изречено, безмолвно или во всеуслышание, – безмолвное слово, пожалуй, считается более сильным, чем произнесенное, – именно для того, чтобы выполнить труд творения. Мантра может не только создавать новые субъективные состояния в нас самих, менять наше психическое бытие, открывать знание и способности, которыми мы ранее не обладали, может не только приводить к аналогичным результатам в умах других, а не только в том, кто использует ее, но и может порождать вибрации в ментальной и витальной атмосфере, которые производят эффект и действие на физическом плане и даже творят материальные формы.

Кстати сказать, даже в обыденной жизни, даже ежедневно и ежечасно мы производим внутри себя словом мыслевибрации, мыслеформы, которые выливаются в соответствующие витальные и физические вибрации, воздействуют на нас самих, воздействуют на других, а в итоге косвенным образом творят действия и формы в мире физическом. Безмолвным или произнесенным словом человек постоянно воздействует на другого человека и точно так же он действует и созидает, хотя менее прямо и мощно, в остальном мире Природы. Но поскольку мы глупейшим образом сосредоточены на внешних формах и явлениях мира и не даем себе труда исследовать его тонкие и нефизические процессы, то пребываем в неведении относительно всех этих неизученных сфер, скрытых за внешним.

Ведическое использование Мантры представляет собой лишь сознательное применение этой тайной мощи слова. И если мы примем лежащую в его основе теорию вместе с нашим предыдущим предположением о присутствующей за каждым образованием созидательной вибрации звука, то начнем постигать идею изначального творческого Слова. Мы можем предположить сознательное использование звуковых вибраций, производящих соответствующие формы или изменения форм. Согласно взглядам древних, Материя, однако, является низшим из планов существования. Тогда нам станет понятно, что вибрация звука на материальном уровне предполагает соответствующую вибрацию на витальном, без чего первой невозможно было бы начать свою игру; а та, в свою очередь, предполагает соответствующую созидательную вибрацию на ментальном уровне; ментальная же предполагает соответствующую созидательную вибрацию на супраментальном уровне, куда уходят корни мира. Но ментальная вибрация предполагает мысль и восприятие, супраментальная же вибрация предполагает высшее видение и понимание. В таком случае любая звуковая вибрация на том высшем уровне преисполнена этого непревосходимого понимания какой-либо истины мира и является ее выражением, будучи одновременно созидательной, наделенной верховной мощью, которая облекает понимаемую истину в формы и постепенно, нисходя от уровня к уровню, воспроизводит ее через эфирный звук в физической форме или в сотворенном в Материи предмете. Мы, таким образом, видим, что теория творения с помощью Слова, являющегося абсолютным выражением Истины, и теория творения материального мира с помощью звуковой вибрации в эфире соответствуют друг другу, являясь двумя логическими полюсами одной и той же идеи. Обе они относятся к одной и той же древней ведической системе.

Вот что такое верховное Слово, Речь нашей речи. Это вибрация чистого Существования, насыщенная восприимчивой и созидательной мощью беспредельного и всемогущего сознания, выраженная Умом, который кроется за умом, в форме непреложного слова Истины вещей; форма или физическое выражение на любом из уровней, в любой субстанции возникает благодаря его созидательному посредничеству. Сверхразум, использующий Слово, есть созидательный Логос.

Слово имеет свои семенные звуки – вспомним вечный слог Веды, АУМ, и семенные звуки тантриков, – которые несут в себе начала, или принципы, вещей; оно имеет свои формы, которые стоят за несущей откровение вдохновенной речью, относящейся к наивысшим дарованиям человека, и эти формы определяют формы вещей во вселенной; оно имеет свои ритмы – ибо это вибрация не беспорядочная, а изливающаяся великими космическими тактами, – и законы, устройство, гармония, процессы созидаемого им мира соответствуют определенному ритму. Жизнь сама есть ритм Бога.

Но что же выражает или «преподносит» ментальному сознанию в феноменальном мире Слово? Не Брахмана, но истины, формы и явления Брахмана. Брахман не выражается, не может быть выражен Словом; он не пользуется словом для того, чтобы выразить свою подлинную суть, будучи ведом лишь собственному самосознанию. И даже его стоящие за формами предметов в космосе истины на уровне своей подлинной реальности всегда самовыражены в его вечном видении посредством того, что превосходит ментальный уровень, – посредством вибрации, ритма, голоса, присущих этим истинам и являющих собой подлинную душу их самовыражения. Речь, как нечто меньшее, творит, выражает, но сама является только творением и выражением. Брахман не выражается через речь, но сама речь выражена Брахманом. А то, что выражает эту речь в нас, что извлекает ее из нашего сознания как средство явить нашему уму истину вещей, есть сам Брахман как Слово, как Нечто, принадлежащее высшему сверхсознанию. Это Слово, Речь нашей речи, в сути своего Могущества является самим Вечным, а в своих высших проявлениях представляет собой часть его подлинной формы, его непреходящего духовного тела, brahmaṇo rūpam.

Следовательно, мы должны считать конечной целью наших стремлений не события и явления этого мира, а То, что извлекает из себя Слово, благодаря которому они воплощаются в форму, позволяющую нашему сознанию наблюдать их, а нашей воле – к ним стремиться. Другими словами, – верховное Существование, которое породило все это.

Человеческая речь есть лишь вторичное выражение и – даже в самых своих высотах – лишь тень божественного Слова, семенных звуков, благодатных ритмов, звуковых форм-откровений, которые являют собой всеведущую и всемогущую речь вечного Мыслителя, Созидателя Гармоний, Творца. Даже самая вдохновенная речь, до которой может подняться человеческий ум, даже самое непостижимо выразительное слово о верховной истине, даже самый могущественный звук – Мантра, может представлять ее лишь отдаленным образом.

 

6 – Необходимость Сверхразума

Подобно тому, как Упанишада утверждает наличие за нашей речью Речи, являющейся выразительным аспектом сознания Брахмана, она утверждает и наличие за нашим умом Ума, являющегося его познающим аспектом. И мы, подобно тому, как задавались вопросом о рациональном основании теории божественного Слова, которое верховенствует над нашей речью, так теперь должны задаться вопросом о рациональной основе теории познающего начала или способности, которая главенствует над Умом. Можно утверждать, что если божественное Слово считается нами творцом всех вещей, то божественный Ум должен обладать знанием Слова и всего, что оно выражает. Однако в качестве опоры наших рассуждений этого недостаточно, ибо теория божественного Слова является всего лишь рационально возможной. С другой же стороны, наличие познавательной способности, которая превосходит Ум, является необходимостью и следует из самой природы Ума как такового, необходимостью, которую нельзя не принять во избежание нарушений логики.

В древней системе знания, считавшей, что душа переживает тело, Ум отождествлялся с человеком, причем в самом глубоком и полном смысле слова. Дело не только в том, что человек – единственное животное на земле, наделенное рассудком, единственный мыслящий род; он по самой своей сути является ментальным существом в земном теле, ману (manu). В отличие от существования души, или «я», единого во всех созданиях, тело не является даже феноменальным «я» человека; физическая жизнь – это тоже не он; и первое, и второе могут исчезнуть, а человек останется. Но если уничтожается ментальное существо, человек как человек существовать перестает, ибо это есть ядро и центр его органической природы.

Согласно же теории материальной эволюции, которой придерживается современная наука, человек, напротив, есть только Материя, развившая ум через рост восприимчивости к воздействиям внешней среды; а поскольку Материя является основой существования, после уничтожения тела не остается ничего, кроме физических элементов. Однако данное положение является в лучшем случае одной из второстепенных и малозначимых сторон куда более масштабной истины. Материя не смогла бы развить Ум, не существуй непосредственно в той силе, которая образует физические формы, или же за ней, уже стремящийся к самопроявлению принцип Ума. Воля к наполнению жизни и формы светом, к сознательному управлению ими должна была присутствовать уже в том, что представляется нам лишенным сознания, и еще до того, как развился ум. Ибо если бы в самой Материи не была заложена необходимость Ума, если бы субстрат ментальности и воля к ментальному проявлению в ней отсутствовали, Ум никоим образом не мог бы развиться из бессознательной субстанции.

Но ни в образующих материальные формы химических элементах как таковых, ни в электричестве или любом ином сугубо физическом явлении, какой бы бессознательной волей или чувствительностью они ни были побуждаемы или ни обладали, мы не найдем ничего, что объясняло бы появление осознанного ощущения, что порождало бы стремление к умственному развитию или задавало бы необходимость подобной эволюции бессознательной физической субстанции. Таким образом, мы должны искать происхождение Ума не в форме самой Материи, но в Силе, которая в Материи работает. Эта Сила должна или сама обладать сознанием, или же неотъемлемо нести в своем бытии зерно ментального сознания, а соответственно, и возможность и даже необходимость его возникновения. Будучи изначально погруженным в творение сперва форм, а затем физических отношений и реакций между физическими формами, это невысвобожденное сознание должно было с самого начала нести в себе волю, пусть бесконечно долго подавляемую и нереализуемую, к итоговому наполнению этих отношений светом через сотворение соответствующих осознанных или ментальных ценностей. Ум, таким образом, представляет собой скрытую необходимость, которую подсознательное несет в себе от начала вещей; это нечто обязанное появиться, как только в Материи начинают утверждаться связи притяжения и отторжения; это неявленный секрет и причина жизненных реакций в металле, растении и животном.

С другой стороны, если мы утверждаем, что Ум в некой скрытой, неявленной форме в Материи не присутствует, то должны в таком случае предположить, что он существует вне Материи и охватывает ее или проникает в нее. Мы должны предположить наличие ментального уровня существования, который оказывает давление на физический и стремится им овладеть. В таком случае ментальное существо предстает как начало, которое формируется за пределами материального мира, но которое вместе с тем подготавливает в нем тела таким образом, что они постепенно становятся все более пригодными для вмещения и выражения Ума. Мы можем представить, как оно формирует тело и словно бы вторгается в него и завладевает им, – так, по словам Айтарея Упанишады, Пуруша формирует тело и затем входит в него, как бы распахивая дверь в Материю. В таком случае человек оказывается ментальным существом, воплощенным в живом теле, которое, когда тело уничтожается, покидает его, полностью сохраняя свою ментальность.

Две эти теории не являются противоречащими друг другу; они могут рассматриваться как взаимодополняющие в формировании единой истины. Ведь инволюция Ума, его неявное присутствие в материальной Силе физической вселенной и во всех ее движениях не исключает существования ментального мира, который находится вне пределов физического начала и главенствует над ним. В сущности, становление, раскрытие такого непроявленного Ума вполне может зависеть и, безусловно, будет выигрывать от помощи и давления сил из супрафизического царства, из ментального уровня существования.

Вселенную всегда можно рассматривать с двух точек зрения. Первая, которая разделяется современной наукой, полагает в качестве первичного начала Материю и подходит ко всему как к результату эволюции в Материи; или же первичность приписывается если и не Материи, то, как в философии санкхьи, некой неопределенной бессознательной активной Силе или Пракрити, механическими процессами которой оказываются даже ум и логическое мышление, – причем сознательная душа, если таковая вообще существует, предстает как совершенно иное и, даже будучи сознательным, пассивное начало. Другая точка зрения полагает в качестве материала, равно как и причины вселенной, сознательную душу, Пурушу, при этом Пракрити рассматривается лишь как Шакти этой души, Сила ее сознательного бытия, которая воздействует на самое себя в качестве материала для форм . Последняя точка зрения свойственна Упанишадам. Разумеется, если мы будем изучать только материальный мир, отбрасывая любое свидетельство о других уровнях как сон или галлюцинацию, если мы аналогичным образом исключим всякое свидетельство о превосходящих материальную ограниченность умственных процессах и будем изучать только обычное взаимодействие ума с Материей, то нам придется принять теорию о Материи как первопричине всего, как о необходимой основе и субстрате. В противном случае нам не избежать признания заключений ранней Веданты.

Однако в любом случае, даже с точки зрения, признающей единственно существующим материальный мир, Человек по сути своей есть ум, который охватывает и использует жизнь тела, – ум, превосходящий Материю, в которой он появился. Он есть высшее выражение Воли в материальной вселенной; созидающая миры Сила, насколько мы можем судить о ее намерении по тем реальным действиям, которые наблюдаем в их существующем земном выражении, достигает в нем того, что стремилась выразить. Она извлекла скрытое умственное начало, которое теперь сознательно и разумно воздействует на жизнь и тело. Человек удовлетворил потребность, которую Природа тайно несла в себе с самого начала своих трудов; на этой планете он есть высочайшее Имя из всех возможных или же Нумен; он – осуществившееся божество земли.

Все это, однако, будет верно лишь в том случае, если мы считаем Ум предельным выражением деятельности Природы на Земле. В действительности же, когда мы более глубоко изучим явления сознания, факты ментальности, тайную направленность, устремленность, потребность, заложенную в самой природе человека, то увидим, что он не может быть высшим достижением. Он – высшее из того, что осуществлено здесь и сейчас; он – не высшее из вообще осуществимого. Как есть нечто ниже его, так должно быть, хотя бы в виде возможности, и нечто выше. Как физическая Природа скрывает в себе превосходящую ее тайну, которую выявляет для становления в человеке, так и он скрывает в себе превосходящую его тайну, которую тоже должен явить свету. Таково его предназначение.

Это обязательно должно произойти, потому что Ум также не является первоначалом вещей, а соответственно, не может быть и последним из того, что возможно. Как Материя несет в себе Жизнь, несет как собственную тайную необходимость, которой должна дать рождение, и как Жизнь несет в себе Ум, тоже как собственную тайную необходимость, которой должна дать рождение, так и Ум несет в себе то, что его превосходит, несет как собственную тайную необходимость, и он также всеми силами ищет возможности разрешиться рождением этого высочайшего.

Какие требования рациональной логики мешают нам предположить, что Ум – последнее детище Природы, заставляя постулировать наличие за ним чего-то, на что сам он только указывает? Ответ нам дает рассмотрение природы и действия ментальности. Ментальность образована тремя основными элементами – мышлением, волей и ощущением. Ощущение может быть описано как попытка обособленного сознания овладеть объектом и наслаждаться им, мысль – как его попытка овладеть истиной объекта и иметь ее в своем распоряжении, воля – как его попытка овладеть присутствующей в объекте возможностью и использовать ее. Все три являются такой попыткой, по крайней мере, по своей сущности, по внутреннему побуждению, по подсознательной цели. Очевидно, однако, что данная попытка несовершенна: несовершенны и условия, в которых она предпринимается, и результаты, к которым она приводит; сами ее обстоятельства указывают на барьер, на разрыв, на неспособность. Как Жизнь ограничена и стеснена условиями своего синтеза с Материей, так и Ум ограничен и стеснен условиями своего синтеза с Жизнью в Материи. Ни Материя, ни Жизнь не нашли ничего свойственного их собственной природе, что было бы способно победить или достаточно широко раздвинуть пределы, положенные их действиям; каждой из них пришлось обратиться к новому началу: Материи – призвать в себя Жизнь, Жизни – призвать в себя Ум. Ум тоже не может найти ничего свойственного его природе, что было бы способно победить или достаточно широко раздвинуть пределы, положенные его действиям. Уму тоже придется обратиться к началу, которое стоит над ним, свободней, чем он, и могущественней.

Иными словами, Ум не исчерпывает возможностей сознания и, следовательно, не может быть его последним и высшим выражением. Ум пытается достичь Истины, но ему удается лишь несовершенным образом прикоснуться к ней через разделяющее их покрывало; в природе вещей должна существовать способность или начало, которое видит Истину без этого покрывала, вечная способность знания, которая соответствует вечной реальности Истины. Веда говорит, что такое начало существует; это Сознание-Истина, которое видит Истину непосредственно и владеет ею неотъемлемо. Ум старается осуществить свою волю, но ему удается лишь частично, с трудом и ненадежно воплотить возможность, осуществления которой он добивается; должна существовать способность или начало сознательной действенной силы, которое соответствует бессознательному автоматическому самоосуществлению в Природе, и начало это следует искать в форме сознания, которое превосходит Ум. Наконец, Ум стремится овладеть и наслаждаться сущностным дарующим восторг качеством – расой (rasa) той или иной вещи, но ему удается достичь ее лишь опосредованно, хранить и удерживать ее непрочно, наслаждаться ею поверхностно и фрагментарно; должно быть начало, которое способно достигать ее напрямую, сохранять достоверно, наслаждаться глубинно и непосредственно. Веда говорит, что такое начало существует: это вечное Сознание-Блаженство, которое соответствует вечной расе или сущностному дарующему восторг качеству всякого переживания и не ограничено ненадежными и приблизительными ощущениями, свойственными Уму.

Если же такое более глубокое начало сознания существует, то не ум, а именно оно должно быть изначальной и основной целью, сокрытой в Природе, и в итоге оно должно где-либо возникнуть. Но есть ли основания полагать, что оно должно возникнуть здесь и в Уме, как Ум возник в Жизни, а Жизнь – в Материи? Мы ответим утвердительно, поскольку в Уме, хоть и сокровенно, присутствует такая тенденция, такое устремление и, по существу, такая потребность. Во всем, от низшего до высшего, действует единый закон. Если мы внимательно рассмотрим Материю, то окажется, что она исполнена материалом Жизни – вибрациями, действиями и реакциями, притяжениями и отторжениями, сжатиями и расширениями, тенденциями к соединению, формированию и росту, что составляет самую субстанцию жизни; однако видимое начало жизни может появиться лишь тогда, когда будут подготовлены соответствующие материальные условия, необходимые для того, чтобы оно могло организоваться в Материи. Жизнь тоже исполнена материалом Ума, изобилует бессознательным восприятием, волей, сообразительностью, но видимое начало Ума может появиться лишь тогда, когда будут подготовлены соответствующие витальные условия, необходимые для того, чтобы оно могло организоваться в живой Материи. Ум тоже исполнен материалом Сверхразума – сопереживаниями, единениями, интуициями, проблесками предвосхищенного знания, спонтанными императивными откровениями и действиями, непреложными самоизъявлениями воли, которые прячут себя в ментальной форме; однако видимое начало Сверхразума может проявиться лишь тогда, когда будут подготовлены соответствующие ментальные условия, необходимые для того, чтобы оно могло организоваться в человеке, ментальном живом существе.

Эта необходимая подготовка в настоящее время происходит в развитии человека так же, как соответствующая подготовка проходила на более низких этапах эволюции – с теми же переходными ступенями, замедлениями, неравномерностью; тем не менее в ней больше света, в ней отчетливее самосознание и сознательная очевидность. И самый факт, что это развитие характеризуется меньшим увязанием в мелочах, меньшим страхом перед ошибками, меньшей консервативной привязанностью к уже сделанным шагам, дает нам надежду и почти уверенность, что новое начало, появившись, не окажется творением совершенно иного типа, которое оставит прочее человечество в том же положении по отношению к этому началу, в каком животные находятся по отношению к людям, – напротив, оно обещает если и не поднять человечество в целом на более высокий уровень, то по меньшей мере открыть новую, более великую возможность для всех тех, кто проявит волю к восхождению. Ведь Человек первым из детей Природы продемонстрировал способность изменять себя собственными усилиями и сознательное устремление превзойти свой статус.

Эти соображения обосновывают для разума наличие превосходящего наш ум Ума, но только как результата конечной эволюции из Материи. Упанишада, однако, возводит его на престол в виде уже существующего творца и правителя Ума; это сокровенное начало, которое уже осознает себя, а не просто бессознательно содержится в самой сути вещей. Однако таково естественное заключение, следующее из самой природы супраментального начала, даже если отвлечься от духовного опыта. Ибо в своих высотах это – вечное знание, воля, блаженство и сознательное бытие, и более логичным является заключение, что, вопреки нашей неспособности это осознать, оно является вечно сознательным и выступает как источник вселенной, чем если бы мы заключили, что изначально оно бессознательно и становится сознательным лишь с течением Времени и в результате развития вселенной. Наше неосознание его не доказывает, что оно не ведает нас, и, однако, наша неспособность его осознать есть единственное оставшееся основание отрицать вечный Ум за пределами ума, который главенствует над своими творениями и порождает космос.

Все прочие основания для отказа от этой древней мудрости исчезли либо исчезают по мере того, как возрастает свет современного знания.

 

7 – Ум и Сверхразум

Мы пришли к положительному выводу о всеведающем начале, главенствующем над Умом и превосходящем его по своей природе, масштабам и способностям. Упанишада постулирует наличие превосходящего ум Ума исходя из интуиции и духовного опыта, но его существование столь же необходимым образом следует из фактов космической эволюции. Что же такое этот превышающий ум Ум? Как он функционирует? Или каким образом мы можем прийти к его познанию или овладению им?

Про это верховное начало знания Упанишада утверждает, что оно, во-первых, находится вне досягаемости ума и органов чувств; во-вторых, что само оно мыслит не с помощью ума; в-третьих, что это то, чем мыслится или ментализируется сам ум; в-четвертых, что это есть сама природа или описание сознания Брахмана.

Когда мы, однако, говорим, что «Ум ума» – это природа или описание сознания Брахмана, нам не следует забывать, что сам по себе абсолютный Брахман признается непознаваемым и, следовательно, не поддается описанию. Он непознаваем – не потому, что представляет собой пустоту и его нельзя описать иначе, как Ничто, и не потому, что, обладая позитивным существованием, лишен содержания или качеств, но потому, что превосходит все постижимое имеющимися у нас сейчас инструментами познания, и потому, что свойственные нашей ментальности способы осмысления и выражения к нему не применимы. Это абсолютность известных нам вещей, всех вместе и каждой в отдельности, и тем не менее ни одна вещь и никакая совокупность вещей не может исчерпать либо охарактеризовать его сущностное бытие. Ибо его способ бытия отличается от того, что мы именуем существованием; его единство недоступно никакому анализу; множество его беспредельностей превыше всякого синтеза. Таким образом возможность его описания как Ума ума относится не к его абсолютной сущности, а к его фундаментальной природе в отношении нашего ментального существования. Сознание Брахмана есть вечное воззрение Абсолютного на относительное.

Но и об этом воззрении мы тоже можем сказать, что оно недоступно уму, речи и чувствам. Однако ум, речь и чувства представляются единственно доступными нам средствами приобретения и выражения знания. Должны ли мы в таком случае заключить, что это сознание Брахмана тоже непознаваемо, и нам, пока мы находимся в этом теле, нечего надеяться на познание его или обладание им? Однако Упанишада повелевает нам познать этого Брахмана и благодаря этому знанию обладать им – ибо знание, подразумеваемое словами viddhi, avedīt, есть знание открывающее и овладевающее, – и дальше заявляет, что мы должны таким образом обладать Брахманом в знании здесь, в этом теле и на этой земле, а иначе грозит «великая погибель». В толкование этой Упанишады было внесено немало путаницы из-за слишком жесткого обращения с проводимыми ею тонкими различиями между познаваемостью и непознаваемостью Брахмана. Поэтому мы должны постараться точно проследить за мыслью Упанишады и в особенности, прибегнув к интуитивному синтезу, – охватить смысл в целом, а не дробить его для подчинения нашей ментальной логике.

Упанишада начинает со слов, что этот Правитель ума, чувств, речи и жизни есть Ум нашего ума, Жизнь нашей жизни, Чувство наших чувств, Речь нашей речи, а далее объясняет, что подразумевают эти интригующие выражения. Однако между определением и объяснением она предупреждает, что ни определение, ни объяснение не должны выходить за положенные им рамки или истолковываться как нечто большее, чем указатели на пути к искомой цели. Ибо ни Уму, ни Речи, ни Чувствам нет доступа к Брахману; Брахман, следовательно, по самой своей природе должен быть превыше их, иначе он был бы достижим для их деятельности. Собираясь давать учение о Брахмане, Упанишада тем не менее заявляет: «Неведомо нам Это, не можем мы и распознать, как учить Этому». Два использованных здесь санскритских слова – vidmaḥ и vijānīmaḥ должны, как представляется, обозначать: первое – общее обретение знания и обладание им, второе – полное усвоение в целом и в деталях через синтез и анализ. Причина упомянутой полной невозможности указана в следующей строфе: «ибо Брахман отличен от познанного и превыше непознанного», владеет им и, так сказать, господствует над ним. Познанное – это все, что мы усвоили и чем располагаем в нашей ментальности; все это – не верховный Брахман, а лишь его форма и явление, которые оказываются доступными нашим ощущениям и ментальному распознаванию. Непознанное – это то, что за пределами познанного, но что, хотя и не познано, непознаваемым не является при условии, что нам удастся развить наши способности или приобрести новые, которыми мы пока не обладаем.

Однако далее Упанишада подтверждает и разъясняет первое данное определение и предписывает нам познание охарактеризованного таким образом Брахмана. Противоречие разрешается не немедленно; выход из затруднения указан лишь во второй главе, и лишь в четвертой представлены средства обретения этого знания. Противоречие рождается из самой природы нашего познания, представляющего собой отношение между сознанием ищущим и сознанием искомым; когда это отношение исчезает, познание замещается совершенным тождеством. В том, что именуется нами существованием, высшее познание не может быть чем-то большим, чем высшее отношение между ищущим и искомым, и оно состоит в подобии тождества, через которое мы должны выйти за пределы познания к тождеству абсолютному. Это метафизическое различение столь важно, поскольку предохраняет нас от ошибочного принятия любых отношений в познании как абсолютных и от такой привязанности к опыту, в результате которой можно утратить или упустить основополагающее осознание абсолютного за пределами всех возможных описаний и всякого сформулированного опыта. Однако от этого высшее отношение в познании, подобие тождества в опыте, не становится бесполезным или излишним. Напротив, именно к нему мы должны стремиться как к цели, которая является вершиной нашего существования в этом мире. Ибо если мы обладаем им, не будучи им ограниченными, – а если мы им ограничены, то мы по-настоящему им не обладаем, – то в нем и через него мы даже в этом теле будем пребывать в соприкосновении с Абсолютом.

Средство обретения этого высшего знания – постоянно подготавливать свой ум, допуская в него начало высшее, нежели он сам, вплоть до момента, когда ум станет способным отдаться деятельности супраментального, которое превосходит его и в итоге заместит его собою. Ум на самом деле тоже должен подчиняться закону естественной последовательности, который определял в этом мире нашу эволюцию от Материи к Жизни, а от Жизни к Уму. Как сознание Жизни внеположно порабощенному материальному бытию и недостижимо для него посредством его собственных инструментов, как умственное сознание внеположно первым неосознанным проявлениям жизни, так и это супраментальное сознание внеположно разделенной и разделяющей природе ума и недостижимо для него посредством его собственных инструментов. Но как Материя постоянно готовится к проявлению Жизни до тех пор, пока Жизнь не обретает способность развиваться в ней, владеть ею, руководить ею в своих действиях и реакциях, и как Жизнь постоянно готовится к проявлению Ума до тех пор, пока Ум не обретает способность использовать ее, просвещать ее действия и реакции с помощью все более высоких ментальных ценностей, так и в отношении Ума и того, что превыше Ума, должно произойти нечто подобное.

Такое развитие возможно потому, что все эти начала – лишь различные образования одного и того же бытия и сознания. Жизнь только раскрывает в Материи то, что таилось в Материи, то, что составляло сокровенный смысл и сущность Материи. Она как бы открывает материальному существованию его собственную душу, его предназначение. Так же и Ум раскрывает в Жизни все, что является смыслом Жизни, все, чем она неведомо для себя является в своей сути, но чего не может осознать, поскольку поглощена собственным практическим движением и собственными характерными формами. Так же должен вступить в дело и Сверхразум для того, чтобы раскрыть Ум перед ним самим, освободить его от поглощенности собственным практическим движением и характерными формами и позволить ментальному существу осознать то, что составляет сокровенную тайну его привычной деятельности в мире форм. Таким путем придет человек к познанию того, что является его внутренним властелином, что посылает его ум к назначенной цели, что вдохновляет его речь, что отправляет в путь жизненную силу и побуждает к действию его чувства.

Это верховное Начало знания мыслит не умом. Ум для него – это низший и второстепенный процесс, состояние, которое для него самого характерным не является. Зиждущийся на ограниченности и разделенности Ум может действовать только из некоего центра в низшем и затемненном существовании; Сверхразум же основывается на единстве, он охватывает и проницает; действие его универсально и происходит в сознательной сообщности с трансцендентным источником, который вечен и запределен по отношению к образованиям во вселенной. Сверхразум видит индивидуальное в универсальном, а не опирается на осознание индивидуального, равно как и не превращает его в отдельное бытие. Он опирается на осознание Трансцендентного и видит универсальное и индивидуальное в их отношении к нему – как обстоятельства его бытия, как его выражение; он не опирается на индивидуальное и универсальное для того, чтобы достичь Трансцендентного. Ум приобретает знание и господство; он приходит к ним через постоянное осмысление и волеизъявление; Сверхразум обладает знанием и господством; обладая ими, он свободно изливает себя в разнообразном знании и волеизъявлении. Ум движется на ощупь, используя разобщенное восприятие; он приходит к подобию единства через сочувствие; Сверхразум располагает, обладая свободным и всеохватывающим чувствованием; он пребывает в единстве, по отношению к которому всякая любовь и сочувствие есть лишь вторичная игра проявленности. Сверхразум исходит из осознания целого и видит в нем его части и свойства, он не выстраивает знание целого путем накопления знания о его частях и свойствах; и даже целое для него – это лишь единство суммы, лишь неполное и низшее состояние высшего единства беспредельной сущности.

Мы, таким образом, видим, что два этих принципа знания исходят из противолежащих полюсов и действуют противоположными методами в противоположных направлениях, но при этом низший принцип знания формируется и управляется высшим. Ум мыслится тем, что находится за пределами Ума; ментализирующее сознание выстраивает свое движение в соответствии со знанием и побуждением, полученными от высшего Сверхразума, и даже самый материал, из которого оно сформировано, принадлежит этому высшему Принципу. Ментальность существует потому, что то, что за пределами Ума, «помыслило» обратное себе действие, происходящее в менее изобильной, менее просветленной и могущественной субстанции бытия и основанное на его самососредоточении в различных точках и формах собственного бытия. Сверхразум устанавливает эти точки, наблюдая, как сознание должно действовать из них на другие формы самого себя и откликаться на импульс этих других форм, когда задан определенный ритм или закон вселенского действия; он выстраивает всю ментальную деятельность в соответствии с тем, что он таким образом устанавливает и наблюдает. Даже наше неведение – лишь искаженное действие истины, спроецированной из Сверхразума, и не могло бы существовать, не будь оно таковым искажением; аналогичным образом, всякая двойственность нашего знания, наших ощущений, эмоций и сил проистекает из этого высшего видения, подчиняется ему и является вторичным или, можно сказать, извращенным действием самого скрытого Сверхразума, который всегда управляет этой низшей деятельностью в соответствии с его исходным замыслом локализованного сознания, действительно разобщенного и поэтому не владеющего своим миром и собой, но чутьем тянущегося к этому владению и единству, которое, как оно благодаря присутствию в нас Сверхразума инстинктивно знает, пусть и смутно, является его истинной природой и предназначением.

По той же причине, однако, это тяготение, эти усилия и поиски могут становиться успешными лишь по мере того, как ментальное существо оставит свойственную ему ментальность и ее ограниченность, с тем чтобы возвыситься к тому Уму ума, который есть его источник и тайный руководящий принцип. Его ментальность должна принять Сверхразум, как Жизнь приняла Ум. До тех пор, пока человек поклоняется, предается, следует всему тому, что ныне считает объектом своих устремлений: уму и его целям, его фрагментарным методам, его волевым, мыслительным и эмоциональным построениям, подчиненным эгоизму, разобщенности и неведению, – он не может выйти из этого смертного состояния к тому бессмертию, которое Упанишада обещает ищущему. Того Брахмана нам должно знать и искать, а не то, чем влекутся и чего добиваются здесь люди.

 

8

Упанишада не удовлетворяется определением сознания Брахмана как Ума ума. Подобно тому, как она назвала его Речью речи, она называет его Глазом глаза, Ухом уха. Он не только абсолютное знание, стоящее за игрой выражения, но и абсолютное Чувство за действием органов чувств. Каждая часть нашего существа обретает завершение в том, что превыше его нынешних форм функционирования и чего нет в самих этих формах.

Это представление о всенаправляющем верховном сознании не согласуется с нашими обычными теориями о чувствах, уме и Брахмане. Об чувствах нам известно, что это действие органов, посредством которых воплощенный ум общается с внешней Материей, и что эти органы чувств отдельно развились в ходе эволюции; чувства, таким образом, не являются началами основополагающими, представляя собой лишь вспомогательные приспособления и временные физические функции воплощенного ума. С другой стороны, Брахмана мы представляем путем исключения всего, что не является основополагающим, вплоть до исключения самого Ума. Это своего рода положительный ноль, «икс», непознаваемое, которое не уравнивается ни с какими физическими или психологическими величинами. Может быть, по сути это и верно, а может быть нет, но нам сейчас следует думать не о Непознаваемом, а о его высшем проявлении в сознании, которое было нами определено как воззрение Абсолютного на относительное, а также как причина и направляющая сила всего в нас самих и во вселенной. Там, в той направляющей причине, должно быть нечто сущностное и главенствующее, воспроизведением чего в условиях воплощенного сознания оказываются все наши фундаментальные свойства-функции в этом мире.

Чувство, однако, не является или не выглядит фундаментальным свойством; это лишь орудие действия Ума, который использует нервную систему. Оно не является даже сугубо ментальной функцией, настолько завися от течений Жизненной Силы, от ее электрической энергии, вибрирующей в нервах, что в Упанишадах чувства именуются пранами, силами или функциями Жизненной Силы. Верно, что Ум по получении этих нервных впечатлений превращает их в ментальные значения, но само действие чувств представляется скорее нервным, нежели ментальным. В любом случае, на первый взгляд кажется, что нет оснований охарактеризовывать как Чувство чувств то, что не воплощено, супраментальное сознание, которое не нуждается в каких-либо подобных орудиях.

Однако нами сказано о чувстве отнюдь не все; речь шла лишь о внешнем явлении, за которое мы должны проникнуть. Что такое – не по функциям, а по сути – то, что мы называем чувством? С точки зрения его функционирования мы в результате тщательного анализа обнаружим, что это – контакт ума с образом Материи, будь это образ звуковой вибрации, или световой формы, или выброса земляных частичек, дающих ощущение запаха, или воздействия расы, «сока», дающего ощущение вкуса, или же того непосредственного ощущения, раздражающего наше нервное естество, которое мы называем осязанием. Бесспорно, исходной причиной этих ощущений является соприкосновение Материи с Материей; однако ум непосредственно имеет дело лишь с образом Материи, как, например, с отпечатывающимся в глазу контуром формы. Ведь ум взаимодействует с Материей не напрямую, а через Жизненную Силу – она выступает его орудием связи; а Жизненная Сила, будучи нашей нервной энергией, а не чем-то материальным, может ухватить Материю только через нервные впечатления формы, как бы через контактные образы, которые создают соответствующие значения в энергетическом сознании, именуемом в Упанишадах Праной. Их подхватывает Ум, отвечая на них соответствующими ментальными значениями, ментальными впечатлениями формы, так что ощущаемое приходит к нам после тройного процесса воспроизведения: во-первых, в материальный образ, во-вторых, в нервный или энергетический образ, в-третьих, в образ, воспроизведенный в субстрате ума.

Этот сложный процесс скрыт от нас молниеносной быстротой, с которой он происходит, – быстротой с точки зрения нашего впечатления Времени; ведь в другой временной шкале существо, организация которого отличается от нашей, могло бы отчетливо воспринимать каждое слагаемое процесса по отдельности. Но тройное воспроизведение всегда присутствует, ибо в действительности мы обладаем тремя оболочками сознания: материальной – аннакоша (annakoṣa), в которой воспринимается физический контакт и формируется физический образ; витальной или нервной – пранакоша (prāṇakoṣa), где то же происходит на нервном уровне; и ментальной – манахкоша (manaḥkoṣa), где производится контакт и образ ментальный. Мы сосредоточены в центре ментальной оболочки, и поэтому впечатления о материальном мире должны, чтобы достичь нас, пройти сначала через две другие оболочки.

Основа чувств, таким образом, – это контакт, и сущностным контактом является ментальный, без которого вообще не было бы никакого чувства. Например, растение имеет нервную чувствительность, чувствует через состояния жизненной энергии, точь-в-точь как это происходит с нервной системой человека, демонстрируя точь-в-точь такие же реакции; однако осознание этих нервных или витальных впечатлений и реакций мы можем предполагать у него только в том случае, если оно обладает рудиментарным умом. Ибо в таком случае оно будет чувствовать не только нервно, но и через состояния ума. Чувство, таким образом, может быть определено в своей сущности как ментальный контакт с объектом и ментальное воспроизведение его образа.

Мы рассматриваем и обсуждаем все это применительно к данному воплощению ума в Материи; ведь эти оболочки или коши (koṣa) есть образования из все более и более тонкой субстанции, зиждущиеся в качестве своей основы на грубой Материи. Давайте теперь представим себе ментальный мир, где основа – не Материя, а Ум. Там чувство будет по своему действию совершенно иным. Оно будет ментально ощущать образ в Уме и отливать его в форму во все более грубых субстанциях; и какие бы физические образования ни существовали уже в том мире, они будут быстро отвечать Уму и подчиняться его видоизменяющим указаниям. Ум оказывается господствующим, творческим, созидающим, в отличие от нашего, который либо подчинен Материи и выполняет лишь воспроизводящие функции, либо борется с ней, будучи способным лишь с большим трудом изменить предложенный материал, тупо сопротивляющийся его прикосновениям. В зависимости от того, какая супраментальная сила могла бы находиться над ним, в том мире ум оказался бы владыкой пластичного и податливого материала. Но Чувство существовало бы и там, поскольку контакт в ментальном сознании и формирование образов по-прежнему входили бы в закон бытия.

На самом деле Ум или активное сознание вообще обладает четырьмя необходимыми функциями, без которых не может обойтись, где бы и как бы оно ни действовало, и обозначенными в Упанишадах с помощью четырех терминов – виджняна (vijñāna), праджняна (prajñāna), санджняна (saṁjñāna) и аджняна (ājñāna). Виджняна есть изначальное всеобъемлющее сознание, которое охватывает образ предмета одновременно в его сути, в его тотальности, а также в его составных частях и свойствах; это изначальное, спонтанное, истинное и полное видение предмета, которое принадлежит собственно сверхразуму и только тень которого открывается уму в высших проявлениях глобального интеллекта. Праджняна – это сознание, которое удерживает перед собой образ предмета в качестве объекта, с которым оно должно вступить в отношения и овладеть им через осмысление и аналитико-синтетическое познание. Санджняна – это контакт сознания с образом предмета, благодаря которому возникает ощутимое обладание им в его сути; если Праджняна может быть описана как истечение познающего сознания с целью овладения объектом в сознательной энергии, с целью его постижения, то Санджняна может быть описана как вбирающее движение познающего сознания, которое втягивает в себя находящийся перед ним объект, с тем чтобы овладеть им в сознательной субстанции, с целью чувствовать его. Аджняна – это операция, благодаря которой сознание сосредотачивается на образе предмета, с тем чтобы удерживать, управлять и обладать им в силе. Все четыре, тем самым, составляют основу любого сознательного действия.

В силу особенностей нашей человеческой психологии мы начинаем с Санджняны, ощущения образа объекта, а затем следует его постижение в познании. После этого мы стараемся прийти к осмыслению его в знании и овладению им в силе. Данное действие предваряют определенные скрытые операции, осуществляющиеся в нас, в наших подсознательном и сверхсознательном «я», но наше поверхностное существо не осознает их, и поэтому для него их не существует. Знай мы о них, вся наша сознательная деятельность изменилась бы. На деле же происходит быстрый процесс, в ходе которого мы ощущаем образ, познавательно воспринимаем его и образуем о нем представление, а также более медленный интеллектуальный процесс, в ходе которого мы стараемся его осмыслить и овладеть им. Первый процесс – естественное действие полностью развившегося у нас ума; второй процесс – действие приобретенное, действие интеллекта и разумной воли, которые представляют в Уме попытку ментального существа совершить то, что с совершенной естественностью и искусством может быть совершено лишь тем, что выше Ума. Интеллект и разумная воля образуют своего рода мост, с помощью которого ментальное существо стремится установить сознательную связь с супраментальным и подготовить воплощенную душу для нисхождения в нее действия супраментального. Поэтому первый процесс и является относительно легким, спонтанным, быстрым, совершенным, а второй – медленным, затрудненным, несовершенным. По мере того, как интеллектуальная деятельность обретает связь с зачаточным действием супраментального и постепенно уступает ему бразды правления, – а именно это составляет феномен гениальности, – второй процесс тоже становится все более легким, спонтанным, быстрым и совершенным.

Если мы предположим наличие некоторого верховного сознания, властелина мира, который, оставаясь за занавесом, в действительности осуществляет все операции, приписываемые себе ментальными богами, то вполне очевидно, что это сознание будет Всеведущим и Всеправящим. Основой его деятельности и управления миром будут совершенные, изначальные и всевластные Виджняна и Аджняна. Оно будет постигать все в своей энергии сознательного знания и управлять всем в своей энергии сознательной мощи. Эти энергии будут представлять собой спонтанную естественную деятельность его сознательного бытия, творящего формы вселенной и владеющего ими. Какое же место останется в нем для воспринимающего сознания и для чувства? Они будут не независимыми функциями, а подчиненными операциями, осуществляющимися внутри деятельности постигающего сознания. В сущности, вся четверка будет представлять собой одно быстрое движение. Если бы эти четыре функции действовали в нас с той единой быстротой, с какой действуют Праджняна и Санджняна, то мы получили бы в нашем временном измерении некое весьма приблизительное подобие того, чем является единое наивысшее действие верховной энергии.

Рассмотрение продемонстрирует нам, что так быть и должно. Верховное сознание должно не только постигать и владеть в своем сознательном бытии образами вещей, которые создает в качестве своего самовыражения, но и удерживать их перед собой – всегда не вне, а внутри собственного бытия, – пребывая с ними в определенных отношениях через два аспекта воспринимающего сознания. В противном случае вселенная не обладала бы той формой, в которой она предстает перед нами, поскольку мы лишь отражаем в условиях нашей организации движения верховной Энергии. Но в силу самого факта, что образы вещей удерживаются перед воспринимающим сознанием внутри постигающего сознательного бытия, а не находятся где-то вне его, как это представляется нашему индивидуальному уму, верховный Ум и верховное Чувство должны быть чем-то совершенно иным, чем наша ментальность и наши формы чувственного восприятия. Они будут аспектами полного знания и обладания-в-себе, а не аспектами неведения и ограниченности, которая жаждет познать и обладать.

В своем сущностном и общем аспекте наше чувство должно отражать это верховное Чувство и быть его творением. Но Упанишада говорит о Зрении за нашим зрением и Слухе за нашим слухом не в общем смысле Чувства за нашим чувством. Разумеется, глаз и ухо взяты лишь как типичные органы чувств и выбраны потому, что являются высшими из них и самыми утонченными. Тем не менее дифференциация чувственного восприятия, которая составляет часть нашей ментальности, должна, очевидно, соответствовать некой дифференциации в верховном Чувстве. Как такое возможно? Это нам предстоит выяснить теперь через рассмотрение природы и источника функционирования наших собственных различных органов чувств – их источника в нашей ментальности, а не просто их функционирования на уровне нашей жизненной энергии и тела. Что в Уме является основанием для зрения и слуха? Почему мы видим и слышим, а не просто чувствуем умом?

 

9

Индийские психологи считали ум одиннадцатым и высшим чувством. По древней классификации органов чувств, включавшей пять органов познания и пять органов действия, он был шестым органом познания и одновременно шестым органом действия. Общеизвестным в психологии является то, что без помощи ума эффективное функционирование органов познания оказывается тщетным; глаз может видеть, ухо может слышать, все органы могут действовать, но если ум не обращает на них внимания, то человек ничего не слышал, не видел, не обонял, не осязал и не ощущал вкуса. Аналогичным образом, органы действия, согласно психологии, могут действовать лишь благодаря умственной силе, проявленной в виде воли, или же, в физиологических терминах, благодаря реагирующей нервной силе, исходящей из мозга, который по материалистическим представлениям должен быть подлинным «я» и сущностным волевым началом. В любом случае эти органы или же все органы чувств, если помимо десяти есть еще – согласно одному из высказываний Упанишады их должно быть, по крайней мере, четырнадцать, семь и семь, – все они могут быть лишь устройствами, функциями, инструментами умственного сознания, орудиями, которое оно сформировало по ходу эволюции в живой Материи.

Современная психология расширила наше знание, открыв нам истину, которую знали древние, хотя и выражали ее другим языком. Теперь нам известно – или же мы вновь открыли, – что сознательные умственные операции представляют собой лишь лежащую на поверхности деятельность. Существует гораздо более объемный и более мощный подсознательный ум, который не теряет ничего из приносимого ему органами чувств; он хранит свое богатство в неистощимой кладовой памяти, akṣitam śravaḥ. Поверхностный ум может не обратить внимания на что-то, но подсознательный ум отметит это, воспримет и сбережет с непогрешимой точностью. Неграмотная девушка-служанка каждый день слышит, как ее хозяин читает в своем кабинете на иврите; поверхностный ум не обращает внимания на непонятную тарабарщину, но подсознательный ум слышит, запоминает и, когда при исключительных обстоятельствах это выходит на поверхность, воспроизводит эту мудреную декламацию с поразительной точностью, которой мог бы позавидовать самый усердный и памятливый ученый. Человек или ум не слышал, потому что не обращал внимания; более объемный человек или ум внутри услышал, потому что обладает беспредельной и неослабевающей способностью замечать или, пожалуй, подмечать все. Или же: человек во время операции находится под наркозом и ничего не чувствует, но освободите с помощью гипноза его подсознательный ум – и он с точностью перечислит все детали операции и страдания, которыми они сопровождались, поскольку ступор физических органов чувств не может помешать уму более обширному воспринимать и ощущать происходящее.

Мы также знаем, что наша физическая активность является в большой степени инстинктивной и направляется не поверхностным, а подсознательным умом, причем нам теперь известно, что это действительно ум, а не просто неосознанная нервная реакция животно-физического мозга. Подсознательный ум охотящегося насекомого знает анатомию жука, которого оно собирается парализовать и принести своему потомству, и в соответствии с ней направляет жало столь же безошибочно, как это сделал бы искусный хирург, при условии, что обычный ограниченный поверхностный ум с его порывистой и неуверенной нервной деятельностью не помешает этому и не подменит собой внутреннее знание или внутреннюю волевую силу.

Эти примеры демонстрируют нам истины, которые западная психология по-прежнему игнорирует или отказывается признавать в силу дурного наследия неведения, обозначаемого как научная ортодоксия. Упанишады утверждают, что Ум в нас беспределен; он знает не только то, что видел, но и то, чего не видел, не только то, что слышал, но и то, чего не слышал, не только то, на чем останавливалась мысль, но и то, на чем мысль не останавливалась. Выражаясь языком современного знания, скажем, что поверхностный человек в нас ограничен своим физическим опытом; он знает только то, что нервная жизнь в его теле донесла до его воплощенного ума; и даже из всего донесенного таким образом он знает, может удержать и использовать лишь то, на что обращает внимание и что сознательно запоминает его поверхностный ум; однако внутри человека существует обширное сублиминальное сознание, которое лишено подобных ограничений. Это сознание ощущает то, что не ощутил поверхностный ум и его органы чувств, и знает то, что не было постигнуто пытливой мыслью поверхностного ума. У насекомого оно знает анатомию жертвы; у внешне бесчувственного человека оно ощущает и запоминает не только действия ножа хирурга, но и знает о сопровождавших их мучительных реакциях, которые были в физическом теле перекрыты наркотиком и поэтому не существовали; у неграмотной девушки-служанки оно запомнило и в точности сохранило слова неизвестного языка и смогло бы, как показывает йогический опыт, понять эти внешне бессмысленные звуки с помощью присущей ему высшей функции.

Возвращаясь к используемым нами санскритским терминам, существует деятельность Санджняны, более обширная, чем та, что ограничена физическими органами чувств; именно это обширное ее проявление с точностью ощутило и усвоило через ухо слова незнакомого языка, через осязание – движения неощущавшегося ножа хирурга, через чувственный ум или шестое чувство – точное расположение двигательных центров жука. В связи с ней соответственным образом существует и более обширная деятельность Праджняны, Аджняны и Виджняны, которая не ограничена малыми способностями к восприятию и постижению, свойственными внешнему уму. Именно обширная Праджняна восприняла верное расположение слов относительно друг друга, движение ножа относительно неощутимо страдающих нервов, пространственную последовательность суставов в теле жука. Такое восприятие неотъемлемо присутствовало в правильном воспроизведении слов, в правильном изложении страданий, в правильной последовательности действий жала. Аджняна, или Воля-Знание, порождавшая все эти действия, тоже была обширной, не ограниченной колеблющейся силой, которая руководит операциями, исходящими от поверхностного ума. И хотя в данных примерах действие обширной Виджняны не столь очевидно, оно тоже присутствовало, проявляясь через остальные функции и обеспечивая их координацию.

Нас, однако, в настоящий момент интересует Санджняна. Здесь мы прежде всего должны отметить, что у чувственного ума существует действие, которое превосходит конкретную деятельность органов чувств и осознает вещи даже без формирования их зрительных, звуковых, осязательных образов, но при этом в качестве второстепенной операции – второстепенной, но необходимой для полноты представления – рисует для себя эти формы. Это отчетливо проявляется в парапсихологических феноменах. Те, кто их изучал и проводил некоторые эксперименты, выяснили, что мы можем воспринимать вещи, известные только умам других, вещи, которые существуют на большом отдалении, вещи, которые относятся к иному, не земному плану бытия, однако оказывают на него воздействие, мы можем воспринимать их через их образы, но можем и чувствовать, в определенном смысле, все, чем они являются, без посредства каких-либо конкретных образов, свойственных пяти органам чувств.

Это, во-первых, доказывает, что зрение и другие органы чувств не являются просто результатом развития физических органов в ходе земной эволюции. Ум, подсознательный во всей Материи и в Материи развивающийся, развил физические органы, чтобы на физическом уровне, физическими средствами и для физической жизни использовать исконно присущие ему способности зрения, слуха и т. д.; способности эти неотъемлемы и не определяются обстоятельствами земной эволюции, они могут быть задействованы без использования физического глаза, уха, кожи, нёба. Предположив, что они являются психическими ощущениями, действующими в психическом теле, мы таким образом можем объяснить упомянутые парапсихологические феномены, однако и их действие тоже будет лишь особо организованной исконной функцией сущностного чувства, Санджняны, которая сама по себе может действовать без телесных органов. Это сущностное чувство есть изначальная способность сознания ощущать в себе все сформированное сознанием, причем ощущать во всех важнейших свойствах и проявлениях того, что обладает формой, – представлено ли оно в материальном виде звуковой вибрацией, светообразом или иным физическим символом.

Знание все более и более склоняется к выводу, что не только свойства формы, например такие очевидные, как цвет, светимость и т. д., представляют собой лишь проявления Силы, но и сама форма является проявлением Силы. Эта Сила вновь оказывается собственной мощью сознательного бытия в энергетическом или активном состоянии. Практически можно сказать, что всякая форма есть лишь действие сознания, которое запечатлевает в себе отпечаток представления о своем собственном процессе. Мы видим цвет, потому что таково представление, которое создает для себя сознание об одном из своих действий; но цвет – это лишь действие Силы, совершающееся в форме Света, а Свет – опять же только движение, то есть действие Силы. Вопрос состоит в том, что является сущностным для данного действия Силы, запечатлевающей в себе представление формы. Ведь именно это должно определять функционирование Санджняны или Чувства, на каком бы уровне оно ни происходило.

Все начинается с вибрации, движения, изначальной кшобхи (kṣobha) или возмущения. Если нет движения сознательного бытия, оно может знать лишь собственное чистое статичное существование. Без вибрации или движения бытия в сознании не может быть акта познания и, соответственно, чувствования, ощущения; без вибрации или движения бытия в силе не может быть объекта чувствования. Движение сознательного бытия как знания, которое начинает ощущать себя в качестве движения силы, – иными словами, знания, отделяющего себя от собственного действия для того, чтобы наблюдать за ним и снова вобрать его в себя через чувствование, – вот основа универсальной Санджняны. Это справедливо по отношению и к нашим внешним, и к нашим внутренним процессам. Я становлюсь гневом из-за вибрации сознательной силы, действующей как нервная эмоция, и ощущаю гнев, которым стал, благодаря другому движению сознательной силы, действующей как свет познания. Я осознаю свое тело, потому что я сам стал телом; та же сила сознательного бытия, которая сотворила эту форму самой себя, это представление о своем действии, познает себя в этой форме, в этом представлении. Я не могу знать ничего, кроме того, чем являюсь сам; если я знаю других, то потому, что они тоже являются мною, потому что мое «я» приняло облик этих выглядящих чуждыми представлений, наряду с тем, что ближе всего моему собственному ментальному центру. Таким образом, всякое ощущение, всякое действие чувств в сущности представляет собой одно и то же, идет ли речь о внешнем или о внутреннем, о физическом или о психическом.

Однако эта вибрация сознательного бытия предстает перед собой в различных формах чувственного восприятия, которые соответствуют последовательности процессов движения по ходу того, как оно облекает себя в форму. Мы имеем, во-первых, интенсивность вибрации, создающей устойчивый ритм, который является основой и непосредственной образующей всего формосозидания; во-вторых, соприкосновение или взаимоналожение движений сознательного бытия, которые образуют ритм; в-третьих, определение группировки соприкасающихся движений, их конфигурации; в-четвертых, постоянное излияние сущностной силы для поддержания непрерывности определившегося таким образом движения; в-пятых, ежемоментное давление и сгущение силы в ее собственном движении, которое поддерживает принятую таким образом форму. Согласно санкхье, в Материи эти пять образующих процессов представлены пятью первичными состояниями субстанции – эфирным, воздушным, пламенным, жидким и твердым; далее, ритм вибрации рассматривается последователями санкхьи как шабда (śabda), звук, основа слуха; взаимоналожение – как соприкосновение, основа осязания; определение – как форма, основа зрения; поток силы – как раса, сок, основа вкуса; и распыление атомического сгустка – как гандха (gandha), запах, основа обоняния. Верно, что все это говорится лишь о чистой или тонкой Материи; поскольку физическая материя нашего мира является смешанным взаимодействием сил, пять первичных состояний в отдельном виде здесь обнаружить нельзя, разве что в весьма видоизмененной форме. Все это, однако, лишь физические процессы или символы. В сущности, всякое образование, вплоть до тончайших и самых недосягаемых для наших органов чувств, например, форма ума, форма характера, форма души, по тщательном рассмотрении сводимо к этому пятеричному действию сознательной силы в движении.

В таком случае, Санджняна, или сущностное чувство, должна быть способна улавливать все эти движения, должна быть способна усваивать их благодаря тому единству познающего и объекта познания, которое является ее характерной чертой. Ее чувство ритма или интенсивности вибраций, которые заключают в себе все значение формы, будет основой сущностного слуха, по отношению к которому наше восприятие физического звука или сказанного слова – лишь самый внешний результат; точно так же и ее чувство соприкосновения или взаимоналожения сознательных сил должно быть основой сущностного осязания; ее чувство определения или формы силы должно быть основой сущностного зрения; ее ощущение излияния сущностного бытия в форму – того, что составляет тайну его самосущего восторга, – должно быть основой сущностного вкуса; ее ощущение сгущения, сжатия силы и самовысвобождения, «разряда» ее сущности бытия должно быть основой сущностного вдыхания, которое в физической субстанции грубо представлено обонянием. На любом уровне, в случае любого образования эти сущностные начала чувства будут находить себе применение и так же повсеместно будут искать для себя надлежащую организацию, надлежащее функционирование.

Очевидно, что в высшем сознании это разнообразное чувствование будет представлять собой сложную совокупность функций; такую же совокупность будет представлять собой и разнообразное действие познания, что было нами только что рассмотрено. Даже если мы обратимся к физическим ощущениям, например к слуховому ощущению, то, проследив, как лежащий в основании ум воспринимает их деятельность, увидим, что по сути все ощущения присутствуют друг в друге. Ум осознает не только вибрацию, которую мы именуем звуком; он осознает также соприкосновение и взаимообмен между силой в звуке и нашей нервной силой, с которой она вступает во взаимопроникновение; он осознает определение или форму звука и сложные соприкосновения или связи, которые образуют эту форму; он осознает сущность или изливающуюся сознательную силу, которая образует и поддерживает звук, продолжая его вибрации в нашем нервном существе; он осознает наше собственное нервное вбирание в себя вибрационного разряда, который исходит от сгущения силы, образующего, условно говоря, плотность звука. Все эти ощущения входят в чувственное восприятие и радость музыки, которая есть наивысшая физическая форма данного действия силы, – они составляют нашу к ней физическую чувствительность и радость, доставляемую ею нашему нервному существу; стоит изъять одно из них – радость и чувствительность будут, соответственно, притуплены. В гораздо большей степени это сложное единство должно проявляться в более высоком, чем физическое, сознании, и наибольшей полноты это единство должно достигать в сознании наивысшем. Но сущностное чувство должно быть также способным к восприятию тайной сути всего сознательного бытия в действии, причем – как такового, а не только в виде произведенных результатов; восприятие им этих результатов само не может быть ничем иным, как выражением присущего ему глубинного ощущения сути Того, что скрыто за внешними явлениями.

Если мы с подобной тонкостью рассмотрим в свете нашей собственной глубинной психологии все эти вещи и вынесем их за пределы внешних физических явлений, которыми они скрыты, то подойдем к некому интеллектуальному представлению об ощущении за нашими ощущениями или, точнее, о Чувстве наших чувств, о Зрении нашего зрения и Слухе нашего слуха. Сознание Брахмана, о котором говорит Упанишада, – это не ушедший в себя Абсолют, но Абсолют, в своем воззрении на относительное; это Господь, Душа-Владыка, властвующая Трансцендентность и Всеобщность, Тот, кто порождает и направляет деятельность богов на различных уровнях нашего бытия. Поскольку порождает их он, то все наши действия не могут быть ничем иным, кроме психических и физических результатов и выражений чего-то сущностно свойственного его верховному созидательному воззрению: наше чувство будет являть тень божественного Чувства, наше зрение – тень божественного Зрения, наш слух – тень божественного Слуха. Эти божественные Зрение и Слух не ограничены вещами физическими, но простирают себя во все формы и действия сознательного бытия.

В своем сущностном видении и слышании верховное Сознание не зависит от того, что мы именуем зрением и слухом. Оно действует через верховное Чувство, созидательное и всеобъемлющее, по отношению к которому наши физические и психические зрение и слух – лишь внешние результаты и неполные процессы. Оно не пребывает о них в неведении, как и не исключает их, ибо раз оно образует и направляет их, то должно и осознавать их – но с уровня верховного, paraṁ dhāma, в поле зрения, которое охватывает все; ведь его изначальное действие есть то высочайшее движение Вишну, которое, по словам Веды, провидцы созерцали как простертое в небесах око. Это то, благодаря чему душа видит то, что она видит, и слышит то, что она слышит; однако всякое ощущение приобретает свою истинную ценность и обретает свою абсолютность, свою бессмертную реальность тогда, когда мы перестаем искать удовлетворения в чисто внешних, физических чувствах и идем за пределы даже психического бытия к тому духовному или сущностному, что есть источник и начало всего остального, что ведает все остальное, образует его и придает ему истинную ценность.

Только это духовное чувствование вещей, в нас скрытое и сверхсознательное, наделяет психическое и физическое чувства бытием, достоинством и реальностью; сами по себе они ничто. Когда мы достигаем его, эти низшие процессы как бы возвышаются до его уровня, а мир в целом и все в нем для нас изменяется, обретая иную, нематериальную ценность. Это пребывающее в нас Владычественное Сознание ощущает наши ощущения от предметов, видит то, что мы видим, слышит то, что мы слышим, уже не ради чувств и их желаний, но охваченное самосущим Блаженством, у которого нет причины, начала или конца, вечное в своем бессмертии.

 

10 – Сверхжизнь – Жизнь нашей жизни

Но сознание Брахмана не только Ум нашего ума, Речь нашей речи, Чувство нашего чувства; оно также Жизнь нашей жизни. Другими словами, это верховная и универсальная энергия существования, по отношению к которой наша материальная жизнь и поддерживающая ее энергия – лишь низший продукт, физический символ, внешнее и ограниченное функционирование. То, что управляет нашим существованием и его функциями, живет и действует не через них, но является их наивысшей причиной и суправитальным началом, из которого они сформированы и которым они управляются.

Английское слово «жизнь» служит для передачи различных смысловых оттенков, но знакомое нам по Упанишадам и языку йоги слово «прана» ограничено по своему значению – это жизненная сила как таковая либо ее функционирование. В просторечии Прана действительно обозначала легочные вдох и выдох, а соответственно, и жизнь или жизненное дыхание в самом материальном и обычном смысле; Упанишады, однако, употребляют это слово в ином, философском смысле. Прана Упанишад – это сама жизненная энергия, присутствующая во всем теле и действующая в нем через пятеричное движение, каждый из элементов которого имеет свое наименование и является необходимым для осуществляющейся через дыхание жизнедеятельности тела. В сущности, собственно легочное дыхание – лишь один из основных видов движения жизненной энергии, первый из пяти, процесс, как правило, насущно необходимый для поддержания и распределения энергии в физическом теле, но и он может быть приостановлен без того, чтобы наступила смерть.

Существование витальной силы или жизненной энергии было поставлено западной наукой под сомнение, потому что эта наука поглощена исключительно самыми внешними из процессов Природы и до сих пор не обрела подлинного знания ни о чем, кроме физического и находящегося на поверхности. Прана же, эта жизненная сила, сама по себе не является физической; это не материальная энергия, но, скорее, иное начало, поддерживающее Материю и вовлеченное в нее. Она поддерживает и занимает собой все формы, и без нее не может возникнуть или существовать ни одна из форм физического. Она действует во всех материальных силах, таких, как электричество, и в наибольшей степени приближена к самой себе в тех из них, которые ближе всего к силе в чистом виде; ни одна материальная сила не может без нее существовать или функционировать, ибо все они черпают в ней энергию и движение, выступая в качестве ее носителей. Но все материальное есть лишь арена действия Праны и ее формовыражение, сама же по себе она является энергией в чистом виде, причиной материального, а не его результатом. Следовательно, она не может быть обнаружена никаким физическим анализом; физический анализ может показать нам лишь комбинации тех материальных процессов, которые являются ее результатами, внешними ее знаками и символами ее присутствия и действия.

Каким же образом мы осознаем ее существование? Благодаря очищению нашего ума и тела и развитию, «утоньшению» наших средств восприятия и познания, что достигается йогой. Наши аналитические способности перестают сводиться к расщеплению форм на их грубые физические элементы, и мы начинаем отличать действие чисто ментального начала от начала материального, а действие их обоих – от витального или динамического, которое служит между ними связующим звеном и оба их поддерживает. Тогда мы становимся способными различить движение пранических токов не только в том, что обычно является единственным предметом нашего осознания, – в физическом теле, но и в той тонкой форме нашего существа, которая, как открыла йога, лежит в основе физической формы и поддерживает ее. Обычно это достигается в процессе пранаямы – практики управления дыханием и контроля над ним. Благодаря пранаяме занимающийся хатха-йогой может контролировать, приостанавливать и преодолевать обычно неизменную деятельность пранической энергии, которой для Природы довольно, чтобы обеспечить нормальное функционирование тела, физической жизни и ума; он начинает осознавать каналы, по которым эта энергия распределяется во всех осуществляемых ею процессах, и поэтому становится способен проделывать со своим телом вещи, которые несведущим кажутся чудесами – как казались бы магией вещи, которые благодаря знанию о действии материальных сил может проделывать с ними ученый-физик, не имей мы сведений о соответствующих законах и процессах. Вся жизнедеятельность физической формы управляется Праной, и это касается не только обычных постоянных процессов, не только тех, которые всегда потенциально присутствуют и легко могут быть извлечены на поверхность и приведены в действие, но и тех, возможность реализации которых значительно меньше и которые представляются нашему обыденному опыту чрезвычайно сложными или невозможными.

Однако праническая энергия поддерживает не только процессы нашей физической жизни, но и деятельность ума в живом теле. Поэтому благодаря контролю над пранической энергией возможно не только управлять нашими физическими и витальными функциями и выходить за рамки их обычных процессов, но и контролировать работу ума, превосходя и его обычную деятельность. Ведь в действительности человеческий ум всегда зависит от пранической силы, соединяющей его с телом, через которое он себя проявляет, и может демонстрировать свою собственную силу лишь соразмерно тому, насколько ему удается задействовать для своих надобностей и подчинить своим целям энергию Праны. Поэтому по мере того, как йогин устанавливает контроль над Праной и через ее направленную аккумуляцию открывает те нервные центры, чакры, в которых в обычном состоянии она заторможена или действует неполно, он обретает способность проявлять такие силы ума, чувствительности и сознания, которые выходят за рамки нашего обыденного опыта. Так называемые оккультные силы йоги как раз и есть способности, которые таким образом открываются по мере того, как йогин продвигается в управлении Праной и, очищая каналы ее движения, устанавливает все более прочную связь между сознанием своего тонкого, сублиминального существа и сознанием его грубого, физического и поверхностного существования.

Прана, таким образом, является витальной или нервной силой, которая несет деятельность ума и тела, соединена с ними наподобие запряженного в колесницу коня и направляется умом на путях, которыми он стремится к объектам своих желаний. Поэтому Упанишада говорит о ней как о запряженной, о стремящейся вперед, о ведомой, вызывая в памяти с помощью этих образов ведический символ Коня, которым постоянно обозначается в Ригведе праническая сила. Фактически, она является тем, что осуществляет все процессы мира, повинуясь сознательному или подсознательному уму и действуя применительно к условиям материальной силы и формы. Если ум есть то движение Природы в нас, которое в рамках нашего материального и феноменального бытия и в условиях тройственного плана Неведения представляет аспект Брахмана как знания, сознание Ведающего; а тело – то движение, которое аналогичным образом представляет бытие Сущего в маске субстанции, делимой на феноменальном уровне; то Прана или жизненная энергия представляет в потоке феноменального мира силу, активное динамическое начало Господа, который руководит и наслаждается проявлением Своего собственного бытия . Это универсальная энергия, присутствующая в каждом атоме, в каждой частице вселенной и действующая в каждом завихрении и всплеске потока постоянного движения и взаимообмена, который образует мир.

Однако подобно тому, как ум представляет собой лишь низшее движение верховного Сознания-Бытия, а над умом существует начало божественного и беспредельного сознания, воли и знания, управляющее его деятельностью в неведении, и именно это высшее начало, а не ум служит Брахману для познания Своего собственного бытия и в нем самом, и в проявлении, так должно обстоять дело и с Жизненной Силой. Особенности Жизненной Силы, как она проявляет себя в нас, – это желание, это неутолимый «голод», жажда обладания, это пожирающее собственный объект наслаждение и опирающиеся на чувственность движения и реакции, которые стремятся проникнуть в объект своего желания, охватить его, завладеть им и вобрать в себя . Как верховное знание не может мыслить в терминах невежественного, движущегося ощупью, ограниченного и обособленного ума, так и истинная жизнь не может заключаться, а высшая божественная энергия действовать в этом дыхании желания и смертного наслаждения. Как движения ума лишь представляют, отражают верховное сознание и знание в условиях двойственности и неведения, так и движения жизненной силы, соответственно, могут быть только отражением верховной энергии, выражающей более высокое и истинное существование, которое, вследствие обладания такими сознанием и знанием, свободно от желания, от жажды, от мимолетных наслаждений и ущербных действий. То, что здесь является желанием, там должно быть самосущей Волей или Любовью; то, что здесь является ненасытной жаждой, там должно быть не обусловленной желаниями удовлетворенностью; то, что здесь является наслаждением, там должно быть самосущим восторгом; то, что здесь является неуверенной деятельностью и реакцией, там должно быть всемогущей энергией, безраздельно обладающей собой и всем, – такова должна быть Жизнь нашей жизни, которой поддерживается и ведется к цели наша низшая деятельность. Брахман не дышит этим дыханием, не живет этой Жизненной Силой с ее двойственностью рождения и смерти.

Что же тогда такое Жизнь нашей жизни? Это верховная Энергия , которая есть не что иное, как беспредельная сила действия верховного сознательного Бытия в Его собственном озаренном «Я». Самосущий озаренно осознает Себя и полон Своим восторгом; и это самосознание есть вневременное обладание собой, которое в действии проявляется как сила беспредельного сознания – всеведущего и вместе с тем всемогущего; ибо оно существует между двумя полюсами: один являет вечный покой и чистое тождество, другой – вечную энергию и тождество Всего с самим собой, причем покой вечно служит опорой энергии. Это есть подлинное существование, Жизнь, из которой проистекает наша жизнь; это есть бессмертие, а то, за что мы цепляемся как за жизнь, – это «голод, который есть смерть». Поэтому целью мудрых должно стать восхождение в своем озаренном сознании за пределы неистинной и феноменальной двойственности жизни и смерти к такому бессмертию.

Тем не менее эта Жизненная Сила, сколь бы низшими ни являлись ее процессы, несет в себе бытие, волю, свет того начала, которое она представляет и которое ее превосходит; Тем «ведома» она по путям своим к цели, которая подразумевается самим несовершенством движений и проявлений ее существования. Эта смерть, именуемая жизнью, есть не просто темный образ высшего света: это переход, которым мы поднимаемся через преобразование нашего бытия из смертного сна Материи в беспредельное бессмертие духа.

 

11 – Великий Переход

Мысль Упанишады, выраженная в кратких, насыщенных, типичных для ее стиля высказываниях первой части, сводится в итоге к тому, что жизнь ума, ощущений, витальной активности, которую мы ведем, – не вся и не основная часть нашего существования – не высшее, не самосущее, не владычествующее над собой. Это лишь внешнее окаймление, низший продукт, низшее действие чего-то запредельного; это неполное и несвязное, несовершенное и неудовлетворительное сознание и функционирование ума, жизни и чувств были развиты, поддерживаются и управляются сверхсознательным Существованием. Наше развитие, наша цель, предначертанные нам полнота и удовлетворенность состоят в том, чтобы подняться из этого внешнего и поверхностного сознания к тому и в то сверхсознательное.

Упанишада не утверждает нереальность, но лишь неполноту и подчиненность нашего нынешнего существования. Все, чем мы здесь влечемся, – это несовершенный образ, нарушенное и разобщенное проявление того, что как абсолютное совершенство вечно пребывает на высшем уровне существования. Наш ум, не владеющий своим объектом, действующий на ощупь, вслепую, терзаемый заблуждениями и несостоятельностью, основывающийся в своей деятельности на внешнем видении вещей, есть лишь тень, отбрасываемая сверхсознательным Знанием, которое владеет, создает и уверенно использует истину вещей, поскольку ничто для него не является внешним, ничто ему не чуждо, ничто не отделено и не находится в конфликте с его всеобъемлющим самосознанием. Таков Ум нашего ума. Наша речь, ограниченная, механическая, несовершенно передающая внешнюю сторону вещей, стесненная узким кругом ума, зиждущаяся на чувственных видимостях, есть лишь отдаленный и слабый отзвук, вибрация неведения в ответ на творческое, несущее откровение Слово, создавшее все формы, которые стремятся постичь и выразить наши ум и речь. Наше чувство, движение в материале сознания, вибрирующем от внешних воздействий, несовершенное в попытках удержать их с помощью затрудненных и несогласованных реакций, есть лишь искаженный образ верховного Чувства, которое мгновенно, полно, гармонично соединяется со всем и наслаждается всем, что верховный Ум и Речь создают в самоблаженной активности божественного беспредельного существования. Наша жизнь, дыхание силы, движения и обладания, привязанная к форме ума и тела и скованная этой формой, ограниченная по силе, несвободная в движении, уязвимая в обладании и поэтому пребывающая в разладе и конфликте с собой и окружающей средой, жаждущая и неудовлетворенная, порывисто мечущаяся от объекта к объекту, не в силах охватить и удержать их множественность, пожирающая предметы своего наслаждения и потому знающая лишь скоротечные удовольствия, есть лишь нарушенное движение единой, неразделенной, беспредельной Жизни, которая обладает всем и всегда удовлетворена, ибо во всем наслаждается собственным вечным «я», не порабощенным разделенностью Пространства, не заполненным дробностью Времени, не обманутым чередой Причины и Обстоятельства.

Это сверхсознательное Существование, единое, сознающее себя, сознающее как свой вечный покой, так и свою всеведущую и всемогущую силу, сознает также наше существование в космосе, неся его в себе, тайно вдохновляя и всевластно им управляя. Это Господь Иша Упанишады, пребывающий во всем, что создано Его Силой, во всех формах движения в вечно движущемся космическом начале. Это наше «я» и то, из чего и благодаря чему мы сложились в нашем существе и деятельности, – Брахман. Смертная жизнь есть двойственное отображение Того, обладающее двумя противоборствующими элементами – отрицательным и положительным. Отрицательные элементы смерти, страдания, несостоятельности, вражды, разобщенности, ограниченности – темный облик, который скрывает и обеспечивает развитие того, чего еще не смогли достичь положительные элементы – бессмертие скрывается от жизни в облике смерти, блаженство скрывается от удовольствия в облике страдания, беспредельная сила скрывается от ограниченного усилия в облике несостоятельности, взаимообретение любви скрывается от желания в облике вражды, единство скрывается от овладения в облике разобщенности, беспредельность скрывается от роста в облике ограниченности. Эти положительные элементы подсказывают, что есть Брахман, но никогда не являются тем, что есть Брахман, хотя их победа, победа богов – это всегда победа Брахмана над собственными самоотрицаниями, всегда самоутверждение Его грандиозности в противовес ее отрицанию в темном и ограничивающем обличье вещей. Но Брахман – это не просто упомянутая грандиозность, это абсолютная беспредельность. Поэтому мы не можем обрести свое «я», Высочайшее в нас, в рамках этой двойственной видимости вещей; для его обретения мы должны ее превзойти. Наш поиск положительных элементов этого существования, наше поклонение богам ума, жизни, чувства – только подготовка к действительному подвигу души, и если мы хотим осуществить себя, то должны оставить этого низшего Брахмана и познать того Высшего. Например, мы стремимся к ментальному росту, мы становимся ментальными существами, преисполненными накопленной силы мысли и богатства мысли, dhīrāḥ, для того, чтобы через мысль ума превзойти самый ум и прийти к Вечному. Ведь жизнь ума и чувств это всегда вотчина смерти и ограниченности; бессмертие лежит за ее пределами.

Поэтому мудрые, души которых укреплены и совершенны в сияющей силе мысли, отторгают от себя двойственности нашего ума, жизни и чувств и исходят из этого мира; они восходят за его пределы к единству и бессмертию. Слово, использованное для «исхождения», обозначает и смертный переход; его же Упанишада использует для направленного вперед движения Жизненной Силы, запряженной в колесницу воплощенного ума и чувства на путях жизни. Это совпадение несет в себе двойной и самый глубокий смысл.

Великое свершение становится возможным отнюдь не отвержением жизни на земле ради поиска бессмертия на других, более благоприятных уровнях существования. Бессмертие должно быть завоевано здесь, ihaiva, в этих смертных жизни и теле, в этом низшем Брахмане и этой воплощенной душой должно быть познано и обретено Высочайшее. «Если здесь не постигают его – велика погибель». Эта жизненная сила в нас ведома вперед влечением к верховной Жизни, следуя по путям постоянного обогащения с помощью различных типов Брахмана до тех пор, пока не достигнет точки, где движение вперед должно обрести всю полноту, где она должна осуществить выход из смертной жизни, смертного видения мира, перейдя в некую Запредельность. До тех пор, пока смерть не побеждена полностью, этот исход в запредельность предстает в виде смерти и перехода в иные миры, где смерти нет, где вкушается тип бессмертия, соответствующий тому, что мы обрели здесь в опыте нашей души; однако притяжение смерти и ограниченности не преодолено, ибо они по-прежнему скрывают нечто еще не достигнутое нами из бессмертия и беспредельности; поэтому есть необходимость в возвращении, есть насущная надобность продолжать жизнь в смертном теле, что неминуемо до того момента, когда мы перейдем за грань всяческих типов в само бытие Беспредельного, Единого и Бессмертного.

Миры, о которых говорит Упанишада, по сути своей являются состояниями души, а не географическими частями космоса. Сама эта материальная вселенная – лишь существование, увиденное нами в условиях, когда душа пребывает на уровне материального движения и опыта погружения духа в форму, а поэтому вся структура мира, в котором душа движется благодаря жизни и который охватывает благодаря сознанию, определяется принципом бесконечного разделения и сочетания, свойственного Материи, субстанции формы. Это и становится миром души или ее видением вещей. И к какому бы состоянию она ни восходила, ее видение вещей будет меняться в соответствии с этим состоянием; в его структуре она будет двигаться в своей жизни, его охватывать своим сознанием. Вот что такое в древней традиции миры.

Но душа, которая полностью реализовала бессмертие, выходит за пределы всех миров и освобождается от всех структур. Она вступает в бытие Бога; как это главенствующее сверхсознательное «Я» и Брахман, она не подвержена жизни и смерти. На нее больше не распространяется необходимость вступать в цикл новых рождений, беспрестанно путешествовать между порабощающими двойственностями смерти и рождения, положительного и отрицательного; она превзошла имя и форму. Эту победу, это верховное бессмертие она должна обрести здесь, как воплощенная душа в смертном мироустроении. Впоследствии, как Брахман, она превосходит и при этом объемлет все космическое существование, но не зависит от него. Таким образом, личная свобода, личное осуществление достигается освобождением души от рабства в форме этой меняющейся личности и восхождением к Единому, который есть Все. Если же затем происходит принятие смертного облика, то это именно принятие, а не подчинение, это оказание помощи миру, а не получение помощи от него, нисхождение одушевленного сверхсознательного существования не в силу какой-либо личной потребности, но ввиду всеобщей нужды в космических усилиях на благо тех, кто еще не свободен, не осуществил себя, нуждается в помощи и поддержке со стороны силы, которая уже познала путь наверх, к цели, на своем опыте и свершила в тех же условиях Труд и Жертвоприношение.

 

12

Прежде чем рассмотреть вопрос, как мы, учитывая, что есть Брахман и что есть мы, можем осуществить переход от состояния ума, жизни и чувств, свойственного человеку, к состоянию, свойственному верховному Сознанию, являющемуся владыкой ума, жизни и чувств, возникает еще один вопрос первостепенной важности. Упанишада не ставит его напрямую, но подразумевает и отвечает на него, делая сильнейший акцент на этом решении и тончайшим образом варьируя повторения того, что по видимости представляется парадоксом.

Мы должны оставить низший статус творения, подчиненного движению Природы в космосе, ради Владычественного Сознания Брахмана; но сколь бы величественным и высоким ни было это Владычественное Сознание, оно находится в неком отношении к вселенной и космическому движению; оно не может быть сугубым Абсолютом, Брахманом, превосходящим всякую относительность. Эта Сознательная Сущность, которая творит, поддерживает и направляет наши ум, жизнь и чувства, есть Господь; но там, где нет относительной вселенной, не может быть и Господа, ибо нет движения, которое бы он превосходил и которым управлял. Не является ли тогда сам этот Господь, используя более позднюю терминологию, не столько творцом Майи, сколько порождением Майи? Не исчезает ли Господь вместе с космосом, когда мы выходим за пределы космоса? Не существует ли единственная истинная реальность только за пределами всякого космоса? И не эту ли единственную истинную реальность нам должно познать и обрести, а отнюдь не Ум нашего ума, Чувство нашего чувства, Жизнь нашей жизни, Слово за нашей речью? И если мы должны шагнуть через все следствия к Причине, то не должны ли мы равным образом шагнуть и через Причину туда, где нет ни причины, ни следствия? Не является ли даже бессмертие, о котором говорят Веды и Упанишады, чем-то малозначимым, что должно превзойти и оставить? И не должны ли мы стремиться к совершенно Невыразимому, в котором смертность и бессмертие перестают что-либо значить?

Упанишада не ставит вопрос таким образом и в таких выражениях, что стало возможным лишь после того, как на передний план нашего мировоззрения выдвинулись нигилистический буддизм и ведантистский иллюзионизм, видоизменив язык и представления философии. Но ей известно о существовании невыразимого Абсолюта, который есть совершеннейшая реальность и абсолютность Господа, как Господь есть абсолютность всего сущего в космосе. О Том она говорит далее единственно доступным для человеческого ума способом.

Она дает следующий ответ на наш вопрос: То есть действительно Непознаваемое , которое ни с чем нельзя соотнести и о котором, соответственно, наш интеллект должен всегда хранить молчание. Указание познать совершенно Непознаваемое будет лишено всякого смысла или практического значения. Нельзя сказать, что То есть Ничто, чистое Отрицание, но и нельзя описать его с помощью каких-либо доступных нашему уму, нашей речи и восприятию положительных характеристик; даже указать на него с их помощью невозможно. Нам ведомо лишь малое, и лишь в формы этого малого мы можем облекать наше знание. Даже выйдя в запредельность к подлинной форме Брахмана, которая не является нашей вселенной, мы все равно сможем лишь указать, но не описать ее. И если мы считаем, что познали его совершенно, то тем самым обнаруживаем свое неведение; мы показываем, что действительно знаем ничтожно мало, не постигая даже того малого, что в принципе можем облечь в форму знания. Ибо вселенная, предстающая взору нашего ума, есть лишь ничтожный, ограниченный, фрагментарный образ существования и сознания, и в рамках этого фрагментарного видения мы фрагментарно же познаем и выражаем феномены, и нам никогда не удастся втиснуть в наши умственные и словесные построения всю эту беспредельную цельность. Тем не менее мы должны прийти к Тому именно через начала, проявленные во вселенной, через жизнь, через ум и через то высочайшее умственное знание, которое постигает фундаментальные Идеи, подобные дверям, скрывающим за собой Брахмана и одновременно словно бы ведущим к Нему.

Если только таким образом мы можем постичь Владычественное Сознание, которое есть форма Брахмана, то, следовательно, в еще меньшей степени мы можем претендовать на познание его совершенно неописуемой реальности, которая находится за пределами любого знания. Но если бы этим все исчерпывалось, то для души не оставалось бы надежды, а наивысшей мудростью стал бы смиренный агностицизм. Истина состоит в том, что, превосходя таким образом наше разумение и наше наивысшее умозрительное знание, Высочайший все же открывает Себя и нашему познанию, и нашему разумению свойственным тому и другому путем, и мы, используя этот путь, можем к Нему прийти, – но лишь в том случае, если не сочтем умозаключения, порождаемые нашим умом, и постижения, добываемые нашей наивысшей мыслью, всей полнотой знания и, довольные достигнутым, на том не успокоимся.

Путь состоит в правильном использовании для такого познания нашего ума – в той мере, в какой оно доступно его наивысшим, облагороженным способностям. Мы должны познать форму Брахмана, Владычественное Сознание Господа посредством вселенной и вместе с тем вне пределов вселенной, в которой живем. Но сначала мы должны отвергнуть то, что представляет собой просто форму и явление во вселенной; ибо оно не имеет ничего общего с формой Брахмана, телом «Я», ведь это не Его Форма, а лишь самая внешняя Его маска. Поэтому наш первый шаг должен состоять в проникновении по ту сторону форм Материи, форм Жизни, форм Ума и в возвращении к тому, что сущностно, наиболее реально, наиболее близко к подлинному началу. И когда путем анализа и исключения форм мы дойдем до фундаментальных космических начал, то окажется, что в действительности есть всего лишь два таких фундаментальных начала – мы сами и боги.

Предполагается, что в Упанишаде боги символизируют аспекты нашего чувственного восприятия, но хоть они и проявляют себя в чувственном восприятии, к нему, однако, далеко не сводимы. Они олицетворяют божественную мощь в ее великих и основополагающих космических процессах – как в человеке, так и в уме, жизни и материи в целом; они – не процессы как таковые, но некое выражение Божественного, которое лежит в основе этих процессов и которое является их непосредственным распорядителем и причиной. Они, как мы видим в других Упанишадах, являются позитивными самоотображениями Брахмана, ведущими к добру, радости, свету, любви, бессмертию в противовес всему, что являет собой темное отрицание этих принципов. И именно ум, жизнь, чувства и речь человека неизбежно становятся той ареной, где эта битва достигает своего апогея и обретает полноту своего смысла. Боги стремятся привести их к добру и свету, а титаны, сыны тьмы, стремятся пронзить их неведением и злом . За богами стоит Владычественное Сознание, которое через них позитивно отображает себя в космосе.

Другое начало, представляющее в космосе Брахмана, – это «я» живого и мыслящего создания, человека. Это «я» тоже не является внешней маской; оно не есть форма ума, не есть форма жизни либо форма тела. Оно есть нечто несущее их и делающее их бытие возможным, нечто могущее с уверенностью, подобно богам, сказать: «Я есть», а не только: «Я кажусь». Мы должны поэтому тщательно рассмотреть два этих начала, чтобы выяснить их отношение друг к другу и к Брахману; или же, как выражается Упанишада, «то из этого, что в тебе, то из этого, что в богах, вот то, что должно распознать твоему уму». Итак, что же от Брахмана во мне? И что от Брахмана в богах? Ответ очевиден. В космосе мое «я» является отображением, но это реальное отображение того «Я» в рамках всего, чему космос предназначен; боги в космосе тоже являются отображением – отображением реальным, ибо без них космос прекратил бы свое существование, – но уже отображением Господа. Единое верховное «Я» есть сущность всех индивидуальных существований; единый верховный Господь есть Божественность в богах.

«Я» и Господь являются единым Брахманом, которого мы можем реализовать через свое «я» и можем реализовать через то, что является сущностным в космическом движении. Как наше «я» образует наш ум, тело, жизнь, чувства, так то «Я» образует весь ум вообще, всю жизнь, все тела и чувства; оно есть источник и сущность мира. Как боги, опираясь на наше «я», управляют космосом нашего индивидуального бытия, действием нашего ума, чувств и жизни, так Господь в качестве Ума ума, Чувства чувств, Жизни жизни управляет всем космосом вообще и всеми формами бытия, опираясь в Своей активной божественности на Свое безмолвное сущностное самобытие. И подобно тому, как мы, проникнув по ту сторону форм космоса к тому, что является сущностным для их бытия и движения, обнаружили наше «я» и богов, так мы должны проникнуть по ту сторону нашего «я» и по ту сторону богов, чтобы обнаружить единое верховное «Я»и единую верховную Божественность. Тогда мы сможем сказать: «Я думаю, что я знаю».

Однако мы тут же должны будем уточнить свое утверждение. Я не думаю, что мое знание совершенно, ибо совершенное знание недостижимо при помощи тех орудий познания, которыми я обладаю. Ни на одно мгновение мне не приходит мысль, что я знаю Непознаваемое, что То может быть облечено в формы, через которые я должен прийти к «Я» и Богу; но одновременно я больше не нахожусь в неведении, я ведаю Брахмана тем единственным образом, каким могу Его ведать – в Его самооткровении мне через доступные моей психологии аспекты, проявленного как «Я» и Господь. Тайна существования открыта совершенно удовлетворительным для моего бытия образом, ибо, во-первых, через эти образы я в состоянии постичь ее в той мере, в какой это вообще в моих возможностях; а во-вторых, я могу в нее войти, жить в ней, пребывать с ней в одном законе и бытии и даже раствориться в Брахмане.

Если мы вообразим, что постигли Брахмана умом, и в этом заблуждении сведем наше познание Его к категориям, предложенным нашей ментальностью, тогда наше знание знанием являться не будет; это будет малое знание, которое превращается в заблуждение. Не имеют подлинного понятия о Брахмане и те, кто пытается уместить его в наше представление о фундаментальных идеях, в которых мы выделяем Его мыслью, поднимающейся над обычным ментальным восприятием, ибо они принимают некие идеи-символы за Реальность. С другой стороны, если мы признаем, что наши ментальные представления – лишь множество путеводных нитей для восхождения за пределы ментального восприятия, и будем использовать эти идеи-символы и их композиции, создаваемые нашей величайшей мыслью, для того, чтобы выйти через символ к реальности, то мы верно используем ум и наши высшие познавательные способности по их верховному назначению. Ум и высшие познавательные способности находят удовлетворение в Брахмане в том числе и оттого, что Он их превосходит.

Ум в состоянии некоего наивысшего понимания и восприятия может лишь отражать форму, образ Всевышнего в том виде, в каком Он являет Себя нашей ментальности. Через это отражение мы обретаем и познаем; цель познания достигнута, ибо мы нашли бессмертие, мы вступили в закон, в бытие, в упоительность сознания Брахмана. Через самореализацию Брахмана как нашего «я» мы обретаем силу, божественную энергию, которая возвышает нас над ограниченностью, слабостью, тьмой, горестями, всепроникающей тленностью нашего существования; через познание единого Брахмана во всем сущем и во всем многообразии космического движения мы выходим за их пределы в беспредельность, во всемогущее бытие, во всеведущий свет, в чистую упоительность божественного существования.

Это великое свершение должно произойти здесь, в смертном мире и ограниченном теле, ибо тогда мы достигаем нашего истинного существования и больше не прикованы к своему феноменальному становлению. Но если нам это не удается, то велика наша потеря, «велика погибель», ибо мы по-прежнему будем неизменно пребывать во власти феноменальной жизни ума и тела, не поднимаясь от нее к истинному супраментальному существованию. Если мы не найдем его здесь, не принесет нам его и смерть, пусть мы и окажемся в ином, менее тягостном мире. Лишь те, кто использует свое пробужденное самосознание и просветленное восприятие для поиска и открытия этого Единого и Бессмертного во всем сущем, этого всепорождающего «Я», пребывающего во всем Господа, могут действительно осуществить переход за пределы жизни и смерти, могут покончить с этим смертным состоянием, преодолеть его границы и вознестись ввысь к бессмертию, что превыше мира.

В таком случае, именно в этом и ни в чем другом состоит средство, которым должно овладеть, и цель, которой должно достичь. «Нет иного пути для великого странствия». «Я» и Господь – есть тот неописуемый, непознаваемый, невыразимый Парабрахман, и даже когда мы стремимся исключительно к тому, что для нас непознаваемо и неописуемо, мы тем не менее все равно всегда находим именно «Я» и Господа, хотя старание наше в таком случае не окажется той прямой и посильной дорогой, которая предназначена воплощенной душе, стремящейся здесь обрести свое истинное существование . Они – самопроявленная Реальность, которая таким образом предстает перед человеком в качестве высшей цели его устремлений и венца всех его трудов.

 

13 – Притча о богах

От утверждения об относительной познаваемости непознаваемого Брахмана и обоснования справедливости стремления души к тому, что превышает ее нынешнее состояние и способности, Упанишада переходит к вопросу о средствах, с помощью которых это обращенное ввысь стремление может установить связь с искомым объектом. Как проникнуть за занавес, как субъективному сознанию человека войти во владычественное сознание Господа? Есть ли мост через эту пропасть? Нам уже было указано на познание как на наиглавнейшее из доступных нам средств, на познание, которое начинается с некоего отражения истинного существования в пробужденном ментальном понимании. Но Ум – один из богов; Свет, который находится за ним, есть воистину величайший из богов, Индра. В таком случае пробуждение всех богов к осознанию сущности того, чем они являются, единого Божества, которое они представляют, должно происходить через величайшего из них. Посредством ментальности, которая открыла себя Уму нашего ума, чувство и речь тоже откроют себя Чувству наших чувств и Слову за нашей речью, а жизнь – Жизни нашей жизни. Далее Упанишада развивает этот вывод из ее главного предположения с помощью удивительной притчи или аллегории.

Боги, силы, которые утверждают Добро, Свет, Радость и Красоту, Мощь и Искусность, одержали победу в своей вечной битве с силами отрицания. На деле же, за ними стоял Брахман, и именно он принес им эту победу; правящий всем Владыка всего своей решающей волей склонил чашу весов, повергнул своих темных детей и возвысил детей Света. Вследствие этой победы Владыки всего, боги осознают, как могущественны они в своем развитии, как пышно расцветают в человеке их величие, их радость, их свет, их слава, их сила и наслаждение. Однако их видение по-прежнему не постигает их собственной глубиннейшей истины; они познали себя, они не познали Вечного; они знают божества, они не знают Бога. Победа поэтому видится им как их собственная, величие – как их собственное. Этот изобильный расцвет богов, возвышение их величия и света означают продвижение человека к его обычным идеалам совершенно просветленной ментальности, сильной и здоровой витальности, хорошо развитого тела и органов чувств, гармоничной, богатой, активной и счастливой жизни – эллинистическим идеалам, которые современный мир считает верхом развития заложенного в нас. Когда в личности или обществе происходит подобный расцвет, боги в человеке сияют, делаются сильными, счастливыми; им кажется, что мир ими завоеван, и они начинают делить его и наслаждаться им.

Однако это не вся полнота того, что предначертано Брахманом для вселенной и живого существа. Величие богов – это Его величие и победа, но даруются они лишь с тем, чтобы человек мог приблизиться к точке, где способности его обретают достаточную силу для превосхождения себя и реализации Трансцендентного. Поэтому Брахман являет Себя перед ликующими богами в их благополучном мире и самим Своим безмолвием задает им вопрос, который потрясает сердца и мир: «Если вы – это все, то что такое я? Ибо, смотрите, я есть и я перед вами». Явившись, Он не открывает Себя, но видится и ощущается ими как смутное грандиозное присутствие, как Якша, Гений, Дух, неведомая Мощь, ужасный Некто за пределами добра и зла, для которого добро и зло – лишь орудия Его продвижения к полному самовыражению. И вот в божественном собрании – сумятица и тревога; боги ощущают угрозу и потребность понять происшедшее: в худшем случае перед ними – чудовищные, ужасающие силы, еще неведомые и не побежденные, которые могут разрушить созданный ими прекрасный мир, перевернуть и разнести в прах сияющую гармонию интеллекта, эстетического разума, моральной натуры, витальных желаний, тела и чувств, которую они с такими трудами воздвигли; в лучшем случае, они столкнулись с непознанным, что превыше всего этого и потому тоже несет в себе угрозу, ибо малое осуществленное не в силах противостоять великому неосуществленному, не может отгородиться от грандиозного, от беспредельного, которое напирает на хрупкие стены, воздвигнутые нами для того, чтобы очертить и защитить наше ограниченное бытие и наслаждение. Брахман предстает пред ними как Неведомое; боги не постигают, кто этот Гений, этот «Дух могучий».

И вот Агни первым отправляется по их призыву узнать, с кем они столкнулись, какова его сущность и где его пределы. В одном принципиально важном отношении боги Упанишады отличаются от богов Ригведы; последние не только выступают как силы Единого, они сознают свой источник и истину своего с ним тождества; они ведают Брахмана, они пребывают в верховной Божественности, их исток, их обитель, их уровень бытия – это сверхсознательная Истина. Да, они проявляют себя в человеке в форме его способностей и принимают облик человеческой ограниченности, проявляют себя в низшем космосе и принимают форму космических процессов; однако то есть их низшее, меньшее движение, вне пределов которого они всегда являются Единым, Трансцендентным и Дивным, Владыкой Силы, Восторга, Знания и Бытия. В Упанишадах же идея Брахмана возобладала, свергнув богов с этого высокого пьедестала таким образом, что они предстают лишь в своих низших человеческих и космических проявлениях. Их другие ведические аспекты по большей части сохранены. Здесь три бога Индра, Ваю и Агни представляют космическое Божественное Начало на каждом из трех его уровней: Индра – на ментальном, Ваю – на витальном, Агни – на материальном. В таком порядке, начиная с материального, обращаются они к Брахману.

Агни – это жар и пламя сознательной силы в Материи, которая воздвигла вселенную; это он сделал возможным становление жизни и ума, он развил их в материальной вселенной, где является высшим божеством. И прежде всего, он есть тот, кто дает исходный стимул речи, для которой Ваю является выразителем, а Индра – господином. Этот жар сознательной силы в Материи есть Агни Джатаведас, ведающий все, что рождено; ему известны закон, процесс, пределы и отношения всего, что рождено, всякого феномена космоса. И если пред ними некое могучее Порождение космоса, нечто неопределенное новое, развившееся из космических борений и процессов, то кому же узнать его, определить его пределы, силу, возможности, как не Агни Джатаведасу?

Полный уверенности в себе, устремляется он к предмету исследования и встречает со стороны того вызов: «Кто ты? Что за сила в тебе?» Его имя Агни Джатаведас, Мощь, лежащая в основании всякого рождения, всякого процесса в материальном космосе, которая охватывает и ведает их действие, и его сила в том, что он, как пламя Времени и Смерти, может пожрать все таким образом рожденное. Все для него – пища, которую он усваивает и превращает в материал для нового рождения и образования. Однако он, всепожирающий, невзирая на всю свою силу, не может пожрать ничтожную сухую былинку, когда за ней стоит могущество Вечного. Ничего не раскрыв, Агни вынужден вернуться. Выяснилось лишь одно: Дух этот не является Порождением материального космоса, не является началом преходящим, подверженным пламени и дыханию Времени; для Агни он слишком велик.

Еще один бог откликается на зов. Это Ваю Матаришван, великое Жизненное Начало, тот, кто движется, дышит, бесконечно расширяется и возрастает в материнском элементе. Все вещи вселенной есть движение этой могучей Жизни; это он принес Агни и тайно поместил его во все сущее; для него были воздвигнуты миры – чтобы Жизнь двигалась в них, чтобы она действовала, чтобы бурлила и наслаждалась. Если Дух этот не порождение Материи, но некая колоссальная Жизненная Сила, действующая в глубинах либо высотах бытия, то кому ее познать, кому охватить ее в своем вселенском распространении, как не Ваю Матаришвану?

С такой же уверенностью бросается он к предмету и так же остановлен грозным: «Кто ты? Что за сила в тебе?» Он – Ваю Матаришван, и сила его в том, что он, Жизнь, может вовлечь в себя все вещи, охватить их своим возрастанием, завладеть ими для владычества и наслаждения. Но даже самым наимельчайшим из малого не может он завладеть и обладать, если это ничтожно малое защищено от него покровом Всемогущего. Теперь и Ваю возвращается, ничего не раскрыв. Ясно лишь, что перед ним не форма или сила космической Жизни, которая действует в границах всеохватного жизненного импульса; слишком велик явившийся для Ваю.

Приходит черед Индры, Могучего, Изобильного. Индра – это мощь Ума; чувства, используемые Жизнью для наслаждения, есть функции Индры, осуществляемые им в целях познания, а все создаваемое, несомое и разрушаемое Агни во вселенной является для Индры сферой и предметом деятельности. Таким образом, если это неизвестное Существование есть нечто, за что могут ухватиться чувства, или же нечто, что может помыслить ум, то Индра сможет познать его и сделать частью своих изобильных владений. Однако это не то, что могут уловить чувства, и не то, что может помыслить ум, поэтому когда Индра к нему приближается, оно исчезает. Ум может помыслить лишь то, что ограничено Временем и Пространством, а Брахман же этот, по выражению Ригведы, не есть сегодня и не есть завтра, и хотя он движется и доступен в сознательном бытии всего сознательно сущего, он исчезает из поля зрения ума, когда тот пытается к нему приблизиться и изучить его в собственном бытии. Вездесущий недостижим для чувственного восприятия. Всеведущий не может быть познан ментальностью.

Однако Индра, в отличие от Агни и Ваю, не прекращает свое исследование; он продолжает свой путь в высочайшем эфире чистой ментальности, и там ему встречается Женщина, сияющая множеством образов, Ума Хаймавати; от нее он узнает, что Дух этот – Брахман и что лишь благодаря ему побеждают и самоутверждаются боги ума, жизни и тела, лишь в нем они возвеличиваются. Ума – это верховная Природа, из которой рождается космическое действие в целом; она – апогей чистоты и наивысшая сила Единого, который здесь сияет во множестве форм. От этой верховной Природы, что является также верховным Сознанием, должны боги узнать собственную истину; они должны отражать в себе ее, а не ограничиваться собственным низшим движением. Ведь она обладает ведением и сознанием Единого, в то время как низшая природа ума, жизни и тела может помыслить лишь множественность. Поэтому хотя Индра, Ваю и Агни – величайшие из богов, и первый из них приходит к знанию о существовании Брахмана, два других же приближаются к нему и ощущают его прикосновение, однако лишь через связь с верховным сознанием, через отражение в себе его природы и устранение собственного витального, ментального, физического эгоизма, в результате чего вся их деятельность начнет отражать Единое и Верховное, могут пребывающие в нас боги познать Брахмана и обладать им. Сознательная сила, поддерживающая нашу воплощенную жизнь, должна стать всецело и исключительно началом, отражающим то верховное Сознание и Силу, по отношению к которым ее обычная деятельность даже в высотах своих предстает лишь сумеречным подобием; Жизнь должна стать пассивно могучим отражением и чистым образом той верховной Жизни, которая величественней, чем любой ныне достижимый и потенциально возможный максимум нашей собственной витальности; Ум должен согласиться быть не более, чем точным, незамутненным зеркалом, отражающим образ сверхсознательного Существования. Через сознательное предание ума, жизни и чувств Владыке наших чувств, жизни и ума, единственному истинному управителю их деятельности, через превращение существования в космосе в пассивное отражение вечного бытия и точное воспроизведение природы Вечного мы можем надеяться познать и через познание – достичь то, что для нас является сверхсознательным; мы вступим в Безмолвие, которое повелевает вечной, беспредельной, свободной и всеблаженной активностью.

 

14 – Преображение «я» и богов

Как мы увидели, способ познать Брахмана – это проникнуть по ту сторону форм вселенной к тому, что является в космосе сущностным, – а это сущностное состоит из двух начал, богов в Природе и «я» в индивиде, – а затем через них проникнуть к Запредельности, которую они представляют. Было также установлено практическое отношение между богами и Брахманом в этом процессе божественного познания. Космические функции, посредством которых действуют боги: ум, жизнь, речь, чувства, тело, – должны стать восприимчивыми к началу, которое, пребывая за ними, управляет ими, благодаря которому они существуют и действуют, благодаря чьей силе они развиваются, взрастают и обретают могущество, радость и свои способности; к нему должны они обратиться, оставив обычную свою деятельность; отказавшись от нее, отказавшись от ложной идеи самостоятельного функционирования и самоуправления, которая представляет собой эгоизм ума, жизни и чувств, они должны с сознательной пассивностью предоставить себя силе, свету и радости, излучаемой чем-то стоящим за ними. И тогда божественное Неизъяснимое начинает явно отражать Себя в богах. Свет Его овладевает мыслящим умом, Его сила и радость – жизнью, Его сияние и экстаз – эмоциональным умом и чувствами. Нечто от верховного образа Брахмана запечатлевается на природе мира и превращает ее в божественную природу.

Все это не совершается внезапным чудом. Это приходит в виде вспышек, откровений, внезапных прикосновений и проблесков: словно полыхнувшая с небес молния откровения блистает на миг и тут же вновь исчезает в своем тайном источнике; словно распахиваются и тут же снова смыкаются веки внутреннего видения, ибо око не может долго и неотрывно взирать на абсолютный свет. Эти повторяющиеся прикосновения и наития Запредельности заставляют богов жить в ожидании, обратив свой взгляд и свое внимание ввысь, а постоянство повторений заставляет их пребывать в постоянной пассивности; прекратив устремляться вовне в погоне за формами вселенной, ум, жизнь и чувства все больше утверждаются в памятовании, восприятии, радости прикосновения и видения трансцендентной славы и в итоге принимают решение сделать ее единственной своей целью; отныне лишь на нее будут они откликаться, а не на прикосновения мира внешнего. Безмолвие, низошедшее на них и ставшее теперь их опорой и их состоянием, обратится в познание ими вечного безмолвия, которое есть Брахман; отклик их деятельности на высший свет, могущество, радость обратится в познание ими вечной активности, которая есть Брахман. Никакого другого состояния, никаких других откликов и деятельности они ведать не будут. Ум будет знать лишь Брахмана, думать лишь о Брахмане, Жизнь будет двигаться лишь к Брахману, овладевать лишь Брахманом, наслаждаться лишь Брахманом, глаз будет видеть, ухо – слышать и все другие чувства – ощущать лишь Брахмана, и ничто иное.

Не будет ли в таком случае целью полное забвение всего внешнего? Должны ли ум и чувства обратиться внутрь и погрузиться в бесконечный транс, а жизнь – навеки остановиться? Это возможно, если таково намерение души, но это не является неизбежностью и необходимостью. Ум космичен, он един во всей вселенной; то же самое справедливо и в отношении Жизни и Чувства, как и в отношении Материи тела; и когда они будут существовать в Брахмане и лишь для Брахмана, они не только познают это, но и будут ощущать, чувствовать и жить в этом вселенском единстве. Поэтому к чему бы из того, что индивидуальным чувствам, уму и жизни сейчас представляется внешним, они ни обратились, они тоже будут познавать, мыслить, ощущать, воспринимать, использовать для наслаждения не просто форму вещей, но – всегда и сугубо – одного лишь Брахмана. Более того, внешнее перестанет для них существовать, ибо ничто уже не будет для нас внешним, все станет внутренним – и мир в целом, и все, что в нем. Ибо сокрушатся пределы эго, падут стены индивидуального; индивидуальный Ум перестанет полагать себя индивидуальным, он будет осознавать лишь присутствие повсюду одного универсального Ума, в котором индивиды – только узловые точки единой ментальности; вместе с тем индивидуальная жизнь утратит ощущение изолированности и будет существовать в единой жизни и как жизнь единая, в которой все индивиды – лишь микрозавихрения в неделимом потоке пранической активности; самое тело и чувства перестанут воспринимать свое обособленное существование, и человек доподлинно ощутит в качестве своего физического тела всю Землю, всю вселенную, всю неделимую форму сущего, куда бы она ни простиралась; по такому же принципу преобразится и восприятие органов чувств – всюду, даже и в том, что мы именуем внешним, глаз будет в каждом взоре запечатлевать только Брахмана, ухо будет в каждом звуке слышать только Брахмана, внутреннее и внешнее тело будут ощущать только Брахмана в каждом прикосновении, а само прикосновение предстанет как бы внутренним, происходящим в некоем большем теле. Душа, боги которой будут таким образом обращены в этот верховный закон и религию, осознает и в самом космосе, и во всем его многообразии истину Единого, помимо которого нет никого и ничего. Более того, став единой с бесформенным и беспредельным, она превзойдет сам космос и будет видеть все миры не как внешние по отношению к ней и даже не как сопоставимые с ней, но, можно сказать, как пребывающие внутри нее.

В сущности, в высшей реализации ум, жизнь и чувства будут первоначально осознавать не Ум, Жизнь, Чувство, но скорее то, что их составляет. Благодаря этому процессу постоянных наитий свыше, благодаря божественному прикосновению и воздействию ментальным восприятием завладеет Ум ума, то есть сверхсознательное Знание, которое начнет превращать все его видение и мышление в сияющую материю и светоносную вибрацию Сверхразума. Точно также благодаря прикосновениям Чувства чувств изменятся и наши чувства, и сама предстающая пред ними картина мироздания преобразится таким образом, что им откроются его витальный, ментальный и супраментальный аспекты, физическое же будет восприниматься лишь как их последнее, наиболее внешнее и незначительное следствие. В свою очередь и жизнь преобразится в своего рода сверхжизнь, станет сознательным движением беспредельной Сознательной Силы; она будет безличной, не ограниченной никакими частными действиями и наслаждениями, не порабощенной их результатами, не подверженной влиянию двойственностей или прикосновению греха и страдания, грандиозной, беспредельной, бессмертной. Самый материальный мир станет для этих богов образом беспредельного, светозарного и блаженного Сверхсознательного.

Таково будет преображение богов, ну а что же в отношении «я»? Ведь мы видели, что есть два фундаментальных начала – боги и «я», и «я» в нас больше, чем космические Силы, его устремленность к Богу для нашего совершенствования и самоосуществления куда насущней, чем какое бы то ни было преображение этих менее важных божеств. Поэтому не одни только боги должны найти свою единую Божественность и претворить себя в нее – то есть не только действующие в нас космические начала должны претворить себя в деятельность Единого, Начала всех начал с тем, чтобы вопреки игре в разобщенность стать единым существованием и единым проявлением Того, но с еще более непреложной необходимостью наше «я», на которое опирается деятельность богов, должно также найти и обрести единое «Я» всех индивидуальных существований, неделимый Дух, для которого все души – только затемненные или светозарные центры его сознания.

«Я» человека сделает это через ум, поскольку он есть основополагающее начало ментального существа. В богах это преображение производит само Сверхсознательное, прикасаясь к их субстанции и приоткрывая своими вспышками их видение до тех пор, пока не произойдет их трансформация; ум же способен к другой операции, которая лишь выглядит движением ума, но в действительности является движением «я» к его собственной реальности. Ум словно бы идет к Тому и достигает его; он возносится из самого себя в нечто его превышающее, и хотя он снова падает, тем не менее благодаря уму воля к познанию в ментальном мышлении то и дело вспоминает, а под конец памятует постоянно о том, во что удалось вступить. Тем самым через ум «Я» настигает его, вновь и вновь соприкасается с ним и в итоге таким путем в него втягивается, окончательно обретая способность безмятежно покоиться в той трансцендентности. Оно превосходит ум, оно превосходит собственную ментальную индивидуализацию бытия, в качестве каковой воспринимало себя до сих пор; благодаря своему восхождению оно обретает основу во всеобщем «Я» и в состоянии самоликующей беспредельности, которая есть верховное проявление «Я». Это трансцендентное бессмертие, это духовное существование, которое Упанишады объявляют целью человека и благодаря которому мы исходим из состояния смертного в небеса Духа.

Что же в результате этого происходит с богами, с космосом, со всем, что Господь развивает в своем бытии? Не исчезает ли все это? Не является ли даже преображение богов неким второстепенным состоянием, через которое мы проходим на пути к этой вершине и которое остается позади, как только мы ее достигаем? И не исчезает ли с исчезновением богов и космоса также и Господь, Владычественное Сознание, не остается ли одно только чистое неопределенное Существование, самоблаженное в вечном бездействии и несозидании? К такому заключению пришла в своей радикально монистической форме поздняя Веданта и именно в таком смысле она пыталась истолковать все Упанишады; следует, однако, признать, что в словах Иша или Кена Упанишады нет абсолютно ничего, что могло бы указывать на такое направление мысли – ни малейшего оттенка или нюанса. Если нам хочется его в них отыскать, нам придется им его навязать, ибо в действительности использованные слова, напротив, согласуются с выводами других систем Веданты, которые считали целью вечную радость души в Брахмалоке, или мире Брахмана, где она пребывает в единстве с беспредельным существованием и тем не менее в определенном смысле остается душой, способной наслаждаться многообразием в единстве.

В следующем стихе мы находим кульминацию учения Упанишады, провозглашение результата великого выхода в запредельность, о котором говорилось ранее, а затем – описание бессмертия, которого удостаиваются обретшие знание души, изойдя из смертного состояния. Упанишада заявляет, что по природе своей Брахман – это «Тот Восторг», tad vanam. «Vana» – ведическое слово, обозначающее восторг, упоение, нечто восхитительное, а tad vanam, соответственно, означает трансцендентный Восторг, всеблаженную Ананду, о которой Тайттирия Упанишада говорит как о высочайшем Брахмане, из которого рождаются все существа, которым все они живут и взрастают и которого все они достигают по исхождении из смерти и рождения. Именно как этот трансцендентный Восторг должно почитать и искать Брахмана. Именно это упоение, это блаженство, следовательно, и подразумеваются в Упанишадах под бессмертием. И каков же будет результат познания Брахмана и обладания Брахманом в качестве верховной Ананды? Он – в том, что к познавшему и обладающему Брахманом обращено желание всех существ. Иными словами, он становится центром божественного Восторга, изливая его на весь мир и притягивая к нему всех как к кладезю радости, любви и самоосуществления во вселенной.

Такова кульминация учения Упанишады; существовала потребность в «Упанишаде», в тайном учении, проникающем в самую сокровенную истину, и откликом на нее стала эта доктрина. Она была изречена, «поведана», эта Упанишада Брахмана, наивысшая сокровенная истина верховного Существования; ее началом стал поиск Господа, Владыки ума, жизни, речи и чувств, в котором заключена абсолютность ума, абсолютность жизни, абсолютность речи и чувств, а ее завершением – открытие Его как запредельного Упоения и вознесение души, что обрела его и обладает им, до состояния живого средоточия того Восторга, к которому как к кладезю своего экстаза обратятся все создания вселенной.

* * *

Упанишада завершается двумя стихами, которые словно подводят итог всей работе в манере, свойственной для древних писаний, когда они подходят к завершению. Эта Упанишада или евангелие сокровенной Истины всего сущего основывается, как сказано, на практике самоконтроля, правильной деятельности и подчинении чувственной жизни воле и могуществу Духа. Иными словами, жизнь и деятельность должны использоваться как средства восхождения из состояния обусловленности, свойственного душе-в-неведении, в состояние самовладычества, позволяющего ей приблизиться к абсолютному господству над собой и всем сущим, к всевластию верховной Души, которая зиждется в знании. Веды, то есть изречения озаренных провидцев, заключающие в себе постигнутые ими истины, описываются как целостное тело Упанишады; иными словами, все значимые аспекты, все необходимые элементы этой великой дисциплины, этого глубокого психологического самосовершенствования, этого духовного устремления изложены в этих великих Писаниях, являющих собой путеводные нити высшего саморазвития, проводники высшего знания. Истина есть его обитель; и эта Истина есть не просто интеллектуальная достоверность – смысл этого слова в Ведах совсем другой: это высшее доступное человеку состояние истинного бытия, истинного сознания, подлинного знания, подлинной деятельности, подлинной радости существования – воистину все, что противоположно фальши эгоизма и неведения. Именно через эти средства, то есть через использование деятельности и самоконтроля для овладения собой и для накопления духовной энергии, через постижение знания во всей его полноте и подражание высокому примеру великих ведических провидцев, через «вживание» в Истину человек может совершить великое восхождение, к которому призывает нас Упанишада.

Цель этого восхождения – мир истинного и свободного бытия, о котором Веда говорит как об Истине, являющей собой окончательную цель и обитель человека. Он описан здесь как высший бесконечный небесный мир (Сваргалока, Сварлока Веды), который отличен от более низкой Сварги Пуран или же более низкой Брахмалоки Мундака Упанишады, этого мира солнечных лучей, которого душа достигает праведными и благочестивыми деяниями и который должна покинуть по исчерпании своих заслуг; это более высокая Сварга или Мир Брахмана Катха Упанишады, лежащий за пределами двойственных символов рождения и смерти, более высокие Миры Брахмана Мундака Упанишады, в которые душа поднимается дорогой знания и самоотречения. И потому, это – состояние бытия, относящееся не к Неведению, но к Знанию. Это есть, по сути, бесконечное существование и наслаждение души в бытии всеблаженного существования; это также – высший статус бытия, свет Разума-за-пределами-разума, радость и вечное могущество Жизни-за-пределами-жизни, изобильность Чувства-за-пределами-чувств. И душа обретает в нем не только собственное величие, но и бесконечность Единого во всей полноте, и она находит для себя в этом бессмертном состоянии неколебимую основу, ибо здесь верховное Безмолвие и вечный Покой являются незыблемым основанием для вечного Знания и абсолютной Радости.

 

15 – Заключение

И вот мы закончили обзор этой Упанишады; мы досконально исследовали истины, поэтапно раскрываемые в ее стихах, и пытались по мере сил выявить подлинный смысл этих могучих изречений, которые дают нам ключ к тому, что человеческая речь никогда не могла выразить в полной мере. И мы получили некоторое представление о том, что она подразумевает под тем Брахманом, под Разумом разума, Жизнью жизни, Чувством чувства, Речью речи, под противопоставлением нас и богов, под Непознаваемым, который тем не менее не является вовсе непознаваемым для нас, под восхождением за пределы смертного статуса бытия и завоеванием бессмертия.

С позиций фундаментальных ее учение основывается на утверждении о трех состояниях, трех статусах бытия: статусе человеческом или смертном, статусе сознания-Брахмана – абсолюта всех наших относительностей, и статусе «окончательного» Абсолюта, который признается непознаваемым. Первое есть, в некотором смысле, ложное состояние заблуждения, поскольку оно представляет собой постоянную обусловленность противостояниями и паритетами антагонистических сил, в которой истина сущего есть сокровенное единство; здесь имеется светлый, или позитивный, образ явлений наряду с образом темным, или негативным, и оба они – лишь образы, но не сама Истина; тем не менее ныне мы живем именно в этом состоянии и именно через это состояние нам приходится продвигаться к Высшему. Второе есть состояние Господа всего этого двойственного действа, внеположного этому действу; Он есть истина Брахмана, и никоим образом не ложь или заблуждение, но истина его в том виде, в каком она раскрывается нам в нашем вечном супраментальном бытии; в Нем пребывают абсолюты всего того, что здесь предстает нам в виде обособленных относительных обличий. Непостижимое лежит за пределами нашего восхождения, оно недоступно нам, поскольку хотя оно и есть та же самая Реальность, оно, тем не менее, превосходит даже наш высочайший статус вечного бытия и внеположно как Сущему, так и Не-Сущему; вот почему именно к Брахману, Господу, соотносящемуся с тем, что мы есть ныне, нам следует направить наши поиски, если мы намереваемся выйти за пределы этой преходящей кажимости к непреходящей истине.

Достижение Брахмана означает для нас выход за пределы смертного статуса бытия в Бессмертие, под коим мы понимаем не какую-то потустороннюю посмертную жизнь, но обретение нашего истинного «я», принадлежащего вечному бытию и блаженству вне пределов двойственных символов рождения и смерти. Под бессмертием мы подразумеваем абсолютное житие души в противоположность преходящей и бренной жизни во плоти, в теле, которое душа обретает в результате процессов рождения, смерти и перерождения, житие высшее также и по отношению к жизни души как обычного ментального существа в этом мире, бессильного перед неотвратимым законом смерти и рождения или, по меньшей мере, кажущегося бессильным перед этим и другими законами низшей Природы в силу собственного невежества. И путь за пределы Неведения заключается в познании душою своей истинной природы и овладении ею; только таким путем, становясь свободной, абсолютной, всевластной в себе самой и своих воплощениях, душа может превзойти это состояние заблуждения; и это самопознание и самоовладение есть познание Брахмана и овладение Брахманом. Это – восхождение из смертного мира в мир бессмертный, из мира ограниченности в мир свободы, из конечного мира в мир бесконечный. Это – выход за пределы земной радости и скорби в трансцендентное Блаженство.

Для этого нам необходимо отречься от нашей привязанности к преходящей кажимости в этом смертном мире. Мы должны отвергнуть его образы смерти и двойственности, если мы ищем подлинного единства и бессмертия. И значит, мы должны отказаться от увлеченности благами этого мира, даже всем тем светлым, добрым, справедливым и прекрасным, что в нем есть; мы должны выйти за пределы всего этого к высочайшему Благу, к трансцендентным Истине, Свету и Красоте, в которых образы противоположного начала, которое мы называем злом, исчезают. Но мы, тем не менее, находимся в этом мире и мы можем превзойти его, только используя что-то в самом этом мире; мы должны найти абсолютную истину, используя его относительные формы. Поэтому мы пристально изучаем их и понимаем, что существуют в первую очередь эти формы разума, жизни, речи и чувств – все лишь кажущиеся образы и несовершенные символы более высоких и истинных вещей, и, далее, по ту их сторону – космические принципы, посредством которых Единый осуществляет свое действо. Именно этим космическим принципам мы должны следовать и именно их должны обратить, вместо их обычной деятельности в мире, на поиски их собственной высшей цели и деятельности в их собственном едином Божестве, Господе, Брахмане; необходимо вынудить их отказаться от деятельности обычного ума и найти сверхсознательный Разум, отказаться от деятельности обычной речи и чувств и отыскать супраментальное Чувство и первичное Слово, отказаться от иллюзорной деятельности заурядной человеческой жизни и открыть Жизнь трансцендентную.

Помимо этих богов есть еще и наше истинное «я», сокровенный внутренний дух, поддерживающий и направляющий все эти действия богов. Наш дух также должен избавиться от собственной поглощенности представлением о себе как о существе, вовлеченном в процесс индивидуальной жизни, разума, тела и обусловленном этим процессом, и должен направить свой взгляд ввысь, к своему высшему «Я», пребывающему за пределами этого процесса и всецело повелевающему им. Так что ум должен на деле стать пассивным, открыться божественному Разуму, чувство – божественному Чувству, жизнь – божественной Жизни и, чутко внимая постоянным прикосновениям и наитиям высочайшего, постепенно преобразиться в незамутненное отражение этих трансцендентных реальностей; но, кроме того, индивидуальное «я» должно с помощью возвышенных умственных исканий, с помощью стремления превзойти себя, с помощью постоянного памятования об этой верховной Реальности, в которой ему в отдельные божественные моменты удавалось жить, взойти, наконец, в то Блаженство, Силу и Свет.

Но не обязательно это будет означать растворение во всеопровергающем Бытии, вовеки поглощенном собственным бездеятельным самосуществованием. Ибо ум, жизнь, чувство, проникая по ту сторону собственных индивидуальных формаций, понимают, что они представляют собой лишь один из бесчисленных центров единственносущего Разума, Жизни, Формы вещей и потому они находят Брахмана также и в этом, а не только в индивидуальной трансцендентности; и не только в собственные индивидуальные действия они привносят свыше видение сверхсознательного, но также и в эти универсальные Разум, Жизнь и Форму. Ум индивида превосходит собственные пределы и становится единым универсальным разумом, его жизнь – единой универсальной жизнью, его ограниченное телом чувство – ощущением всей вселенной и более чем всей вселенной, как собственного неделимого тела-Брахмана. В себе он постигает весь универсум, и он постигает себя во всех бытиях и познает себя как единого, всенаселяющего, единственно– и несметносущего, всюдупребывающего Господа и Реальность. Без таковой реализации он не исполнит условий обретения бессмертия. Поэтому говорится, что мудрые стремятся изобличить и узреть Брахмана во всех бытиях; и откровение это, постижение, реализация Его и обладание Им во всем сущем, приводит их к собственному бессмертному бытию.

И все же, хотя торжество богов, иными словами, совершенствование разума, жизни, тела в позитивных терминах добра, справедливости, радости, знания, силы, расценивается и как торжество Брахмана, и, кроме того, допускается необходимость использования жизни и трудов человеческих в мире для самоприготовления и самоовладения, тем не менее истинной целью провозглашается финальный уход в этот бесконечный небесный мир или статус сознания-Брахмана. На первый взгляд, это означает отвержение жизни нашего космоса. Но в таком случае у нас может возникнуть вполне резонный вопрос – у нас, представителей современного человечества, становящегося все более и более сознательным по отношению к внутреннему предвозвещению сотворившего нас, будь то Природа или Бог, что есть у нашей расы задача, которую нужно выполнить, есть божественная цель в этом творении, цель, не сводящаяся к индивидуальному спасению души, поскольку универсальное более реально, чем индивидуальное, у нас, все сильнее и сильнее ощущающих, что, выражаясь языком Корана, не шутки ради сотворил Господь небеса и землю, что не в приступе сумасшествия, не в миг помрачения сознания Брахману пригрезилась эта вселенная-греза, – у нас может возникнуть вполне резонный вопрос, неужели же все откровение даже этой более чистой, более ранней, более разносторонней Веданты сводится к проповеди индивидуального спасения? Если так, тогда Веданта, в лучшем случае – учение для святого, аскета, монаха, отшельника, но не то долгожданное откровение, которое было бы с радостью принято расширяющимся сознанием мира в качестве столь нужного ему, столь желанного благовеста. Ибо очевидно, что есть что-то в жизни, что ускользнуло от ее внимания, некая глубокая истина, некое слово-откровение заветной загадки бытия, от которой она отвернулась, а может быть, не смогла постичь или сочла несущественной.

Сейчас очевидно, что есть в Упанишадах особый акцент, приобретший с течением времени совершенно чрезмерное значение, акцент на индивидуальном спасении, на отвержении низшей космической жизни. Эта нота в них из века в век звучит все громче и постепенно перерастает в отвержение космической жизни как таковой, во всех ее проявлениях, превращаясь в итоге в позднем индуизме в единственный, всеперекрывающий и всеотрицающий вопль. Ее нет в ранних ведических откровениях, в которых индивидуальное спасение рассматривается лишь как средство для одержания великой космической победы, финального торжества как на небесах, так и на земле сверхсознательной Истины и Благодати, и те, кто в прошлом одержали эту победу, продолжают и поныне сознательно помогать своим еще сражающимся потомкам. И если эта более ранняя нота упущена в Упанишадах, тогда – ибо сколь бы велики ни были эти священные книги, исполненные света, глубокие, возвышенные в своей непревзойденной истине, красоте и силе, тем не менее лишь невежественная душа может быть всецело зависимой от книги, пусть даже самой великой книги, – тогда, используя их как подспорье на пути к знанию, мы должны настойчиво стремиться вернуть эту утраченную раннюю ноту, должны искать везде и всюду ключ к этому упущенному слову-откровению высшей тайны. Упанишады, единственные из дошедших до нас писаний, открывают нам во всей благородной и щедрой полноте истину Брахмана, свободную от всяческих покровов и ограничений; их полезность и необходимость для человечества является поэтому неоспоримой. И только там, где они упускают что-либо существенное, мы должны идти дальше, за пределы Упанишад, чтобы отыскать упущенную истину – как, например, в случае, когда мы присовокупляем к их сосредоточенности на божественном знании совершенно необходимую пылкую сосредоточенность позднейших учений на божественной любви и возвышенную сосредоточенность Веды на божественных действиях.

Ведическое евангелие всевышней победы в небесах и на земле ради божественного в человеке, христианское евангелие царствия Божия и града божественного на земле, пураническая идея прогрессирующих Аватаров, миссия которых увенчивается возникновением на земле царства совершенного и восстановлением Золотого Века, – не только содержат по ту сторону своей формы глубокую истину, но и являются необходимыми для становления религиозного мироощущения в человечестве. Без этого учение о тщете человеческой жизни и о страстном устремлении к уходу из этого бренного мира и отвержении жизни имело бы силу лишь в отдельные благоприятные эпохи или же было бы пригодным лишь для немногих могучих духом, которые находятся в каждый век и которые действительно могут осуществить идеалы этого учения. Остальной же части человечества придется либо отвергнуть вероучение, зиждущееся на столь неприемлемом основании, либо игнорировать его в своей практической жизни, исповедуя лишь на словах – или она обречена рухнуть под бременем собственной несостоятельности и ощущения иллюзорности жизни или же ощущения, что мир этот проклят Богом, – как средневековое христианство погрузилось в невежество и мракобесие или же Индия позднейшего времени – в столбнячное оцепенение и ничтожность бесцельной эгоистической жизни. Благая весть для отдельного человека – очень хорошо, но и всему человечеству необходима благая весть. Наше отеческое Небо должно по-прежнему сиять над нами, олицетворяя надежду на избавление, но и наша мать-Земля не должна чувствовать себя проклятой во веки веков.

Одно время было необходимым настойчивое утверждение идеи индивидуального спасения, чтобы внедрить в человеческий ум ощущение некоего Потустороннего, как было необходимым одно время утверждение благодатных райских небес для добродетельных и благочестивых, чтобы увлечь людей этой сияющей приманкой и принудить их к религиозной практике и смирению своей необузданной животности. Но и небесные соблазны, точно так же, как соблазны земные, необходимо преодолеть. Человек уже отверг соблазн стяжания сладостного Рая в награду за собственную добродетель: много веков назад Упанишады в Индии сочли такое устремление маловажным, и сегодня оно уже больше не владеет умом человечества; подобный же соблазн, существующий в популярном христианстве и популярном исламе, не имеет особого смысла для сознания современного человечества. Но и соблазн освобождения от рождения и смерти и бегства от космического труда тоже необходимо отвергнуть, как отверг его буддизм Махаяны, который провозгласил сострадание и помощь ближним более великой задачей, чем обретение Нирваны. Как добродетель, которую мы стремимся воплотить в своей жизни, должна быть свободна от желания земной или небесной награды за нее, так и спасение, которого мы ищем, должно носить чисто внутренний и безличный характер; это должно быть освобождение от эгоизма, единение с Божественным, реализация нашей собственной универсальности, так же как и нашей трансцендентности, и не может подлинное спасение отвращать нас от любви к Богу в человечестве и от помощи, которую мы можем оказать миру. Если понадобится, мы должны будем принять следующий подход: лучше этот ад вместе с остальными нашими страждущими «я», чем спасение в одиночку.

К счастью, нет необходимости в столь крайних позициях и отрицании одной стороны истины ради утверждения другой. Сама Упанишада указывает путь, позволяющий ей избежать всякой чрезмерности в формулировании истины. Ибо человек, постигший и вместивший верховного Брахмана как трансцендентную Благодать, становится центром блаженства, к которому влекутся все его собратья, кладезем, из которого они могут черпать божественную влагу. Вот ключ, который нам нужен. Связь с вселенной сохраняется по одной причине, которая служит высшим оправданием такой связи: она должна происходить не из желания индивидуальной земной радости, как у тех, кто все еще порабощен, но из стремления помочь всем созданиям. В таком случае у души, достигшей божественной выси, остается две цели: достичь Божественного и быть вовеки на благо всему миру, – точно так же, как Сам Брахман, – здесь или где-то еще, не имеет значения. И все же настоящий герой духа должен быть на переднем крае битвы – таков высший выбор подлинного сына Бессмертия; к такой душе, обретшей единство со всей вселенной, ибо в такой душе она нуждается сильнее всего, земля взывает с высочайшей надеждой.

Указана и природа высшего возможного благодеяния – хотя и другие, более низкие формы помощи также не исключаются. Соучастие в победах богов, победах более низкого порядка, которые должны, однако, подготовить высшую победу Брахмана, вполне могут и должны, так или иначе, стать частью нашей задачи; но совершать величайшее служение на благо всем означает быть человеческим центром Света, Величия, Блаженства, Силы, Знания Божественного Бытия, центром, через который оно станет щедро изливать себя на других сынов человеческих и влечь, сладостным магнитом, их души к тому, что есть Наивысшее.