Чудным июньским утром Андрей и Денис, наконец, прибыли в Париж. Пересели с дилижанса в пролетку и подкатили к дому, который, наверное, уже успел подзабыть их. Но Симон не забыл своих соратников. Пока те приводили себя в порядок с дороги, бросился на базар за покупками, а потом приготовил обед на славу.

На следующий день Андрей начал думать о том, как ему встретиться с Савари. Не ехать же на прием в министерство. Можно было бы, наверное, дождаться оказии, встретиться случайно на каком-нибудь приеме, но такой вариант не соответствовал темпераменту Андрея. Хотелось поскорее дать толчок дальнейшему развитию игры.

Поразмыслив, Андрей решил, что в ближайший выходной надо показаться на Елисейских Полях, погарцевать там на коне, напомнить обществу о своем существовании. Глядишь, кто-нибудь и доложит министру, что снова в Париже появился Андрей Славский. А там Савари пусть сам подумает, как с ним встретиться.

Расчет оказался верным. Видимо, действительно, у полицейского министра везде были свои глаза и уши. Уже на следующее утро кто-то подкинул в дом записку без указания кому и без подписи:

— Сударь, сегодня вечером вас ожидают в доме, где вы были однажды так беспечны.

Конечно, Андрей понял, о каком доме идет речь, и начал готовиться к встрече. Вынул из коробки икону и повесил ее на стену. Попробовал разобрать коробку руками. Не поддалась. Взял в руки кинжал. С его помощью отделил дно. Осмотрел гладкую, лакированную доску и понял, что добраться до содержимого все еще непросто. Нашел в ее торце маленькое углубление, вставил туда кинжал. Доска неохотно поддалась. В ней образовалась глубокая щель, куда помещались пальцы. Еще одно движение, и пачка ассигнации оказалась в его руках. Теперь надо было не измять их. С помощью кинжала он аккуратно обстрогал две половинки дощечки, приведя их к размеру купюр, и уложил их между ними. Для надежности связал веревкой, и вручил их Денису. Велел спрятать сверток за пазухой, взять с собой пистолеты, а под облучок положить саблю.

Тщательно одевшись, прицепив на пояс шпагу, положив в нагрудный карман кинжал, так, на всякий случай, он подкатил к злосчастному дому около семи вечера. Никаких экипажей возле дома не было. И Андрей уже подумал, что сам что-то напутал. Да, нет. Все было правильно: и время, и место. В этом он убедился, еще раз просмотрев записку, и вышел из экипажа. Дверь дома отворилась, не дожидаясь стука, и на пороге появилась сама мадемуазель Лагарт.

— Заходите, сударь! Поскорее заходите! Если бы вы знали, как я соскучилась! — щебетала она.

В прихожей, в коридоре, в гостиной никого не было.

— Чтобы это значило? — подумал Андрей, — Уж не на свидание же она меня пригласила? Хотя и такое могло случиться. Нет, тут что-то другое, подождем.

— Я слишком поздно узнала, как нехорошо поступили с вами мои гости. Бросилась вас искать, а вы исчезли, — тараторила она, — А вы привезли, — она замялась, — а вы привезли деньги?

— Кажется, ей поручили выяснить, привез ли я ассигнации, подумал Андрей. Значит, сегодня встречи не будет, а вслух сказал медленно, с расстановкой: — Я привез, мадемуазель, то, что обещал.

Мадемуазель пыталась задавать еще какие-то вопросы, но Андрей, вдруг, понял, что она просто пытается его задержать. Почти бегом он выскочил на крыльцо. И вовремя. В конце улицы послышался бешенный цокот копыт нескольких лошадей.

— Пассажиров так не возят, — подумал Андрей, и вскочил в свой экипаж. Но отъехать не успели. На небольшую площадку перед домом выкатилась легкая коляска, запряженная парой лошадей. За ней мчалась вторая. Кучер передней коляски резко осадил лошадей. Из коляски выскочили двое с пистолетами в руках и бегом направились к экипажу Андрея.

Денис не стал ждать, когда они добегут. Он выстрелил первым, но не в людей, а в лошадей первой и второй колясок, после чего пустил своих лошадей вскачь. Проехав так пару улиц, перешел на шаг. Погони ждать не приходилось. Теперь его коляска ничем не выделялась среди других экипажей. Остановились у первого попавшегося трактира.

— Что делать будем, барин? — спросил Денис.

О том же думал и Андрей:

— Домой нам с тобой вместе дорога заказана. Если поймают, сверток, что тебе дал, отберут. Значит, вернуться домой может только один из нас и без свертка.

— Так у меня есть схрон на такой случай, — спокойно ответил Денис, — А вы домой отправляйтесь, вам на виду надо быть.

— А как же мне тебя потом искать? — спросил Андрей.

— Искать меня — не ваша забота. Скажете Симону, что нужен, и через час я буду.

Денис спрыгнул на землю, поднял верх коляски. Потом, попросив барина выйти, сам скрылся в коляске. Через несколько минут оттуда показался бывший наполеоновский солдат, прихрамывая на правую ногу, идущий куда-то по своим хозяйственным делам.

Андрей же приехал домой. Они с Симоном тщательно заперли все окна и двери, зарядили пистолеты. Спали по очереди. Но ни в этот, ни в последующие два дня ничего не произошло, что до крайности нервировало Андрея. Надо было придумывать что-то другое. Савари явно хотел завладеть ассигнациями, и не платить долг.

На третий день Симон вышел из дома за продуктами, а когда вернулся, обнаружил в своей корзинке записку. Стало быть, за домом и его обитателями внимательно следили. В записке говорилось:

— Интересующий вас господин готов встретиться с вами в том же доме сегодня вечером и гарантирует вам безопасность, как до встречи, так и в течение двух часов после нее.

— Стать хозяином положения не удалось, — подумал Андрей, — придется играть по правилам, навязанным противником. И все же у меня есть в руках козырь, который он от меня не ждет!

Он позвал Симона и попросил его отыскать Дениса. Через час все трое сидели за столом, и Андрей распределял роли:

— На эту встречу я еду один и без оружия. Сверток беру с собой. Дальше действуем по обстоятельствам. Ваша задача наблюдать за событиями. Если мне удастся покинуть дом, я подам вам знак, сниму шляпу и приглажу рукой волосы. Значит, миссия удалась. Встречаемся дома. Если знака не будет, или если я вообще не выйду из дома, значит, все плохо или очень плохо. Постарайтесь проследить, что будет дальше со мной. Потом в Петербурге доложите.

Несмотря на невыгодно складывающиеся обстоятельства, Андрей все же надеялся на успех. Для этого у него были все основания. Главным же из них была глубокая убежденность в том, что успех приходит только к тому, кто в него верит!

В назначенное время Андрей лихо подкатил к злополучному дому. Спрыгнул с облучка, накинув поводья на коновязь. На этот раз около дома уже стоял солидный экипаж. Кучер сидел на облучке. Входная дверь снова отворилась, не ожидая, когда в нее постучат, но на пороге появилась не хрупкая фигурка мадемуазель Лагарт, а ее антипод, рослый сержант с саблей на боку.

— Оружие? — спросил сержант и, не дожидаясь ответа, быстро ощупал гостя, как, наверное, привык делать в полицейском участке. В другое время и в другом месте такая бесцеремонность дорого бы обошлись сержанту. Но Андрей сдержал себя. Цель, которую он сейчас преследовал, была важнее, много важнее личных амбиций.

В гостиной, в кресле восседал Савари с книгой в руках. Читал он ее или делал вид, что коротает время в ожидании запоздавшего гостя, Андрей не понял. Министр аккуратно положил в книгу закладку, закрыл ее, опустил на колени и повернул голову навстречу вошедшему:

— Садитесь, молодой человек! Сегодня вы выглядите получше, чем в последний раз. Вы привезли то, о чем я вас просил?

— Да, ваше превосходительство, и готов немедленно вручить это вам, разумеется, в обмен на мои расписки, — ответил Андрей.

— Что же, не будем терять время, — сказал Савари, и полез в карман, откуда извлек с десяток бумажек, которые он небрежно бросил на стол.

В это же время Андрей, расстегнув жилет, вытащил из-за пазухи перевязанный веревочкой сверток. Оба принялись рассматривать полученное.

Андрей убедился в том, что получил расписки на всю проигранную им сумму, а Савари рассматривал новенькие банкноты:

— А почему нет банкноты в двадцать пять рублей? — спросил он.

— Эти банкноты выводятся из обращения. Они слишком легко подделываются. Достаточно заменить одну цифру на двадцатипятирублевой банкноте, чтобы получить трехкратную прибыль, — ответил Андрей.

— Понятно, сударь, понятно, — ответил Савари, — Что же, будем считать, что мы в расчете. Теперь я даю вам два часа, чтобы вы убрались из Парижа, а затем и из Франции. Сперва вы мне показались весьма скромным юношей. Оказалось, однако, что это не так, вы азартный и продажный тип. Лучше бы вы застрелились тогда. Надо быть преданным делу, а не деньгам. Впрочем, не исключаю, что мне еще понадобятся ваши услуги. Там, в России. За деньги, разумеется! — и Савари демонстративно взял с колен книгу, показывая, что аудиенция завершена.

— Боюсь, ваше превосходительство, нам еще рано расставаться, — ответил Андрей, — Я еще могу пригодиться вам здесь!

— Вздор! — Савари сердито посмотрел на Андрея, тот беспечно улыбался.

— Послушайте! Всего несколько слов, и вы сами решите, стоит ли мне продолжать дальше! — взмолился Андрей.

Савари важно кивнул головой.

— Карты, подробные карты России, новенькие, только что отгравированные на медных листах…, — Андрей остановился, глядя на то, как изменилось выражение лица его собеседника. Еще минуту назад перед ним сидел мэтр, читающий наставления провинившемуся школяру. Теперь же это был жадный и опасный хищник, почуявший запах добычи.

— Пожалуй, я послушаю, продолжайте, сударь, — Савари зевнул, пытаясь скрыть охвативший его восторг. Вот теперь он выдвинется. Покажет всей этой бывшей и новой знати, кто такой Савари. Он прекрасно понимал, что ему никогда не возвыситься до гения, до самого Наполеона. Хватило бы просто его похвалы, признания заслуг. Хотелось, чтобы на приемах, на балах, да и просто в обществе его перестали игнорировать. Удача сама шла к нему в руки.

Андрей в двух словах объяснил ситуацию. В Петербурге заканчивается гравировка новых карт страны. Отпечатать их с самого начала планировалось в Германии. Он в курсе, где и когда это будет происходить. Можно попытаться завладеть оттисками, а можно попробовать похитить или отбить оригинал.

— Допустим, я соглашусь участвовать в этой авантюре, — сказал Савари, задав перед этим ряд вопросов и поняв, что собеседник не собирается раскрывать свои карты до конца. — Что вы за это хотите, молодой человек?

— Во-первых, я хочу пока остаться в Париже, и это вам ничего стоить не будет, — не спеша произнес Андрей. — Да и плата, которую я попрошу, тоже не подорвет ваш бюджет. Я хочу один миллион рублей теми самыми ассигнациями, которые вы напечатаете, используя привезенные мною оригиналы!

— Вы с ума сошли! — искренне возмутился Савари, — Это же огромная сумма, что вы с ней будете делать? Неужели вам не совестно просить так много, тем более зная, что эти деньги пойдут во вред вашему государству.

— Не такие уж и большие эти деньги. Они уже сейчас сильно обесценились, а к следующей весне будут стоить никак не больше тридцати процентов от номинала. Кроме того, откуда вы знаете, может быть, я их просто сожгу, чтобы уменьшить ущерб, который вы наносите моей стране, бессовестно подделывая ее деньги! Да-да, сударь! Вы фальшивомонетчик, сударь! — азартно ответил Андрей, — или же мне стоит уехать?

— Нет-нет. Оставайтесь. Пожалуй, я с вами торговаться не буду. Миллион, так миллион. О деталях позже договоримся. Связь через мадемуазель Лагарт, — Савари поднялся с кресла. Он очень устал от этого разговора.

— Надо все обдумать спокойно, время на это пока есть, — решил он, выходя из дома.

Вслед за ним вышел на улицу и Андрей. Оглядевшись по сторонам, он снял шляпу и пригладил рукой волосы. Он был доволен.

* * *

Летом Андрею и его спутникам предстояло вынужденное бездействие. Университетские преподаватели расходились на каникулы. Светская жизнь замирала. Надо было что-то делать, но выбирать было не из чего. И все же Андрей нашел себе занятие по душе. В университете он познакомился с одним из студентов, выполнявшим одновременно с учебой функции ассистента профессора, того самого, который утверждал, что уже вот-вот наступает век пара. Ассистента звали Марсель. Был он чуть постарше Андрея, лет, наверное, на пять или шесть. В студентах он ходил уже давно и менять свой статус, похоже, вовсе не собирался. К университету его привязывала не столько тяга к знаниям, сколько влюбленность в технику. Обнаружилась она в нем еще в детстве, когда на его глазах на реке Сена проходили испытания паровой машины, устроенные, как он много позже выяснил, американским инженером Робертом Фултоном.

Сам Марсель в ту пору жил с родителями на самом берегу Сены. Ловля рыбы по утрам входила в круг его семейных обязанностей, так что он много времени проводил на реке. И вот, когда садок уже был почти полон рыбы, над рекой вдруг нависло какое-то непонятное шипение, перемежавшееся со всхлипыванием. Как будто кто-то очень большой с шумом втягивал в себя воздух, а потом резко выдыхал его. Звук шел из-за поворота реки метрах в пятистах вниз по течению.

Марсель смотал удочки, бросил в лодку садок с рыбой и навалился на весла. Вскоре он увидел, что из-за мыса выплывает чудище: лодка длиной метров в двадцать, а на ней стоит печка с высоченной трубой, из которой валит густой дым. Самым удивительным было то, что огнедышащая лодка двигалась против течения, хотя на ней не было ни гребцов, ни паруса.

Конечно, Марселю захотелось приблизиться к чудищу, но оно в это время вдруг начало тонуть. То ли в лодке открылась течь, то ли печь оказалась для нее слишком тяжела, но труба, продолжая выбрасывать дым, стала все сильнее и сильнее крениться на один борт. Марселю было видно, как несколько человек, находившихся в лодке, пытаются что-то сделать, чтобы спасти положение. Однако ничего не получилось. Кренясь на левый борт, лодка повернула к берегу, и в тот же момент труба начала падать, а люди попрыгали в воду. Никто из них не пострадал, лодка же, окутавшись дымом и паром, наполовину затонула у самого берега.

В последующие дни никто и ничто не могло остановить Марселя в его стремлении увидеть, что будет с лодкой дальше. Будь его воля, он, наверное, и ночевал бы около нее. В день аварии он привез домой рыбу только тогда, когда лодка перестала шипеть в воде и ее вытащили на берег. После этого у лодки оставили охрану, а участники событий, их добровольные помощники и зеваки постепенно разошлись по домам.

Марсель не пропустил ни одного момента разборки лодки. Он видел, как отсоединяли трубу, соединяющую паровой котел с поршневым механизмом, как из печи был извлечен и погружен на телегу паровой котел. Все эти слова он услышал и запомнил тут же, на месте событий, и они запали ему в душу. Они же, в конечном счете, и привели его в университет.

Теперь, в свободное от работы время, Марсель трудился над созданием своей паровой машины. Еще тогда, осенью, когда Андрей только что прослушал запомнившуюся ему лекцию, Марсель заметил его интерес к услышанному. Он отозвал его в сторонку и предложил посмотреть на настоящую паровую машину. Вместе они обошли здание университета и остановились около большого сарая, ворота которого вросли в землю, а перед ними бурно разросся кустарник.

Маленькая дверца в воротах все же открывалась. Через нее и проникли внутрь. Сарай был заполнен множеством крупных и мелких предметов самого различного, часто непонятного назначения. Посреди сарая стояла огромная уродливая железная повозка, подвести к которой лошадь было бы издевательством над живым существом.

Но Марсель не видел в этом сооружении уродства. Он видел в нем лишь ошибки, которые допустил в своей конструкции его предшественник, господин Кюньо. В пыльном сарае Андрей прослушал еще одну лекцию про паровую машину. Оказалось, что построена она была чуть ли не тридцать лет назад. Могла ездить и, если бы не тупость военных и революция, давно была бы усовершенствована и использовалась.

Главной ошибкой Кюньо Марсель считал то, что он поместил тяжеленный паровой котел вместе с топкой на переднюю ось телеги. Наверное, он считал, что раз лошадь запрягают в телегу спереди, значит, и паровую машину туда надо поставить. Но лошадь чувствует, с какой стороны кучер натягивает поводья, туда и поворачивает. А паровая машина не чувствует. Ее, всем весом стоящую на передней оси, должен поворачивать человек.

Вот и не справился с управлением Кюньо во время испытаний, силенок не хватило. Врезался на ней в кирпичную стену. Можно сказать, загубил идею. Но он, Марсель, эту ошибку исправит. Поместит паровую машину сзади. Тогда управлять повозкой станет легче.

Постепенно с помощью Марселя Андрей понял, как работает паровая машина. Построить такое чудо, действительно, было интересно. Придя к Марселю этим летом, Андрей сначала просто смотрел, как тот работает, потом стал понемножку помогать. Там поддержит, тут. Потом купил себе что-то похожее на халат из грубой ткани, стал надевать его на себя, чтобы не испачкаться. Теперь он уже помогал Марселю в полную силу.

Так и приспособился Андрей проводить время в университете. Либо у Марселя, либо в библиотеке. Она тоже на лето не закрывалась. А уж по воскресеньям Андрей предавался конным прогулкам. Случались изредка и светские рауты. Их он тоже не пропускал. Видел там несколько раз Чернышева. Очень хотелось переброситься словом с ним. Но тот инициативу не проявлял, а самому напрашиваться на разговор казалось неправильным.

Попадался ему на светских мероприятиях и Савари. Но тот делал вид, что с молодым человеком не знаком, либо сухо кивал головой, глядя на Андрея свысока.

По вечерам, при свете свечи Андрей читал теперь «Монитёр», официальную парижскую газету, выражающую мнение императора и правительства буквально по всем вопросам. Другим газетам дозволялось только перепечатывать материалы из главного рупора страны, публиковать объявления и местные новости второстепенного характера. Многие местные газеты закрывались, так как теряли подписчиков, либо превращались в листки объявлений.

Еще когда Наполеон стал первым консулом, он громогласно заявил: — Если я дам свободу прессе, то и трех месяцев у власти не останусь.

Верный своим словам, Наполеон свел журналистику к нулю. Находились, конечно, строптивые авторы и издатели, которые пытались сопротивляться, печатали тем или иным путем какие-то свои суждения. Но и с изданиями, и с авторами расправлялись круто. Попытки такие постепенно сошли на нет, и во Франции постепенно воцарилось единомыслие, нарушаемое, возможно, но лишь при встречах в узком кругу. В широком кругу противоречить официальной линии было опасно. Доносчиков стало на удивление много.

Но газету Андрей вычитывал скрупулезно, далеко не только из праздного любопытства. В ней должна была быть напечатана заметка, которая даст намек ему на примерные сроки прибытия Петра Разина с долгожданным грузом. Кто напишет заметку, и как она попадет на страницы газеты, Андрей не знал.

Постепенно вживаясь в размеренный праздный быт, Андрей ощутил себя обычным парижским обывателем, правда, не отягощенным материальными заботами. Люди же вокруг него жили весьма напряженной жизнью. Постоянные войны, что вел Наполеон уже десятилетие, несомненно, несли ему славу. Контрибуции, которые получала Франция от побежденных стран и народов, рекой текли в Париж, а оттуда тонкими ручейками растекались по подрядчикам, обслуживающим армию. Населению же, конечно, перепадали лишь крохи.

Сколько денег втекало в страну, столько и вытекало. А убыль мужчин в ней уже ощущалась, но не восполнялась. В предместьях Парижа встречалось множество заброшенных угодий, закрытых мануфактур. Не хватало рабочих рук. Почти все трудоспособные мужчины носили солдатскую форму. На хозяйстве оставались старики, дети и женщины. При этом в стране, как казалось Андрею, царило всеобщее, буйное умопомешательство. Народ не сомневался в своем вожде. Был убежден, что он избавит Францию от всех ее врагов, внутренних и внешних. Готов был умирать за него где угодно и когда угодно.

Андрея поражала вовлеченность в дела и замыслы Наполеона широких слоев городского и сельского населения. Ничего подобного просто не могло быть у него на родине, где дистанция между аристократией и народом была непреодолима с обеих сторон.

Не с кем было Андрею обсуждать эти вопросы. Даже сейчас, прожив почти год бок о бок со своими помощниками Денисом и Симоном, умными и толковыми людьми, он не воспринимал их равными себе. Не холопы, конечно, но и не друзья-товарищи. Одно, правда, понял Андрей, что на сто солдат в армии Наполеона было, в среднем, пятнадцать грамотных, а в российской — всего один. Это многое объясняло.

Высокая грамотность сокращала дистанцию между слоями населения, давала возможность каждому почувствовать себя сопричастным великим целям, делала их общими для всех. В то же время наивность населения, абсолютная вера печатному слову легко превращали его в послушное и бессознательное орудие в руках правителей.

Долгожданная заметка появилась в «Монитёр» в самом конце июля в разделе курьезов. В ней говорилось, что в России, в Архангельске, рыбаки выловили в Белом море несколько чудо-рыб, весом от пятнадцати до двадцати килограммов, которые могут дышать как под водой, так и на суше. Рыб доставили в Петербург, где их осмотрели ученые. Одну из диковинных рыб решено направить в Париж в качестве подарка императору Наполеону. Сопровождать подарок будет один из русских ученых с несколькими помощниками. Отплытие корабля из Петербурга намечено на конец августа.

Андрей не знал, в каком виде он получит уведомление о начале операции, но решил, что это оно и есть. Через неделю газета снова вернулась к диковинным рыбам. В заметке, со ссылкой на предыдущую публикацию, говорилось, что рыбы все-таки сдохли при перевозке, и в подарок императору будут доставлены их чучела. В комментарии к заметке говорилось, что в канцелярии императора благосклонно отнеслись к инициативе Петербурга.

Теперь у Андрея уже не было сомнений. В середине сентября ему следует снова приехать в Киль, а уж что там произойдет, жизнь покажет.

Почти сразу после второй публикации в газете Андрей получил записку с приглашением на встречу по «…известному Вам адресу». Просматривая ее, Андрей подумал: не читает ли Савари «Монитёр» с таким же вниманием, как он сам, но тут же отверг эту мысль.

Встреча проходила снова в доме мадемуазель Лагарт, и снова в ее отсутствие. Теперь Андрей уже понимал, что дом принадлежит полицейскому министерству и используется для всякого рода конфиденциальных встреч.

На этот раз Андрей приехал на встречу первым. Его снова обыскали при входе, на что он внимания не обратил и уселся в ожидании в гостиной. Министр прибыл спустя половину часа. Вошел в гостиную в сопровождении капитана национальной гвардии и сел во главе стола. По правую руку от него опустился на стул капитан. Жестом Савари пригласил Андрея сесть по левую руку от себя.

— Если этот молодой человек не водит нас за нос, — начал министр, — то в скором будущем из России придет некий груз, который нам очень нужен. Судно придет в Гамбург. Его надо встретить, забрать груз и доставить в Париж, преодолев все препятствия, которые при этом могут возникнуть. Это поручается вам, капитан. Юноша нам нужен только для того, чтобы он указал вам груз и тех, кто его сопровождает. После пусть катится на все четыре стороны.

— А как же расплата, ваше превосходительство? — поинтересовался Андрей.

— Да-да, совсем забыл. Наш юноша очень жаден, но расплатиться с ним я буду готов только в феврале. Так что пусть катится в Париж, — нехотя произнес Савари.

— В Париж — это потом, а нам с капитаном пора двигаться в Гамбург! — весело ответил Андрей.

— Не спускайте с него глаз, капитан! — крикнул на прощанье Савари, думая уже о другом, о том, что этот юноша вряд ли вернется живым из этой поездки. Инструкции капитану в этом смысле были даны им однозначные. Но, на всякий случай, стоит попробовать подпортить биографию мерзавцу и там, в России. Текст письма в российское посольство уже созрел в его голове: «Пусть знают, как проводит время в Париже юный аристократ», — думал он.

* * *

Капитан показался Андрею весьма общительным и доброжелательным человеком.

— Жан, — представился он, когда они вышли на улицу. — Мне поручено сопровождать вас повсюду, включая посещение любовниц и туалета. Впрочем, не бойтесь, я не буду слишком назойлив. У нас с вами одна цель, во всяком случае, пока.

На следующий день дилижансом выехали в Гамбург. Чудная погода и хорошие дороги скрашивали долгое путешествие. Спешки не было, и путешественники позволяли себе роскошь ночевок не в дилижансах, а на постоялых дворах. Не пренебрегали они и хорошим ужином сначала с французскими, а потом и немецкими винами. Последние Жан ругал, называл их мерзкой кислятиной. К пиву он относился с сомнением, но о шнапсе говорил с уважением.

— Вы, наверное, не пробовали русской водки, капитан? — спросил как-то за ужином Андрей.

— Да-да, вы правы, Андрей, — совершенно серьезно ответил Жан, — но надеюсь в скором времени исправить упущение.

— И каким же это образом? Не собираетесь ли вы наладить торговлю этим напитком во Франции? — начал подшучивать Андрей.

Тут капитан сделал страшные глаза, и сказал:

— Да разве вы не знаете, сударь? Война между нашими странами — дело решенное. Не пройдет и года, как войска Франции пересекут Неман! Об этом у нас знают все, от мала до велика.

— Россия — большая страна, — задумчиво произнес Андрей.

— О, мы не собираемся ее завоевывать! Достаточно одного победного сражения у границы. А потом контрибуция. И мы с вами снова станем хорошими друзьями. Предлагаю тост. За победу!

— Отчего же не выпить, — ответил Андрей, — тост хороший, за победу! И, первым опрокинув стакан, глянул на капитана.

Взгляд у того стал злым и настороженным:

— Прав наш министр полиции, вы хотите нас обмануть. Имейте в виду, при первом же намеке на предательство я задушу вас вот этими самыми руками, — и он показал, как он это сделает, подняв над столом свои громадные ручищи, в одной из них он сжимал нож, а в другой вилку.

Грохнув стулом, Андрей вышел из-за стола. Больше в дороге они не разговаривали.

Трясясь в дилижансах, Андрей постоянно обдумывал план дальнейших действий. Кажется, все, что мог, он предусмотрел. Дениса он отправил в Киль за неделю до своего отъезда с наказом первым подняться на борт и быть рядом с Петром Разиным.

Симону было приказано числа пятнадцатого сентября сдать конюху лошадей и покинуть дом, но продолжать приглядывать за ним со стороны. Как будет Симон выполнять указание, Андрей не знал, но не сомневался в том, что он справится. Дом был арендован и оплачен до весны следующего года, и Андрей не стал от него отказываться, чтобы не вызывать к себе дополнительных подозрений.

Один вопрос у Андрея все время вызывал сомнения. Он сказал Савари, что судно придет в Гамбург. Как теперь ему самому добраться в Киль, когда с ним неотлучно находится Жан? Теперь, когда до прихода судна остаются считанные дни, а, может быть и часы, этот вопрос надо было решать незамедлительно. До развилки дорог на Гамбург и Киль оставался день пути.

Как было бы хорошо сейчас раздвоиться так, чтобы одна его половина находилась здесь, на земле, а вторая плыла бы вместе с Петром на судне. Иногда ему казалось, что это удается. Вот они выходят вместе из каюты, смотрят на набегающие валы, ждут, когда же, наконец, появится берег.

— Когда появится берег? Когда придет судно? — все время Андрей задавал себе этот вопрос и не находил ответа. В этот вечер ответ пришел к нему сам собой. Нынче ночью надо отправляться в Киль. Судно будет у причала послезавтра утром.

Вечером, на постоялом дворе, у развилки дорог на Гамбург и Киль, подавляя зевоту на глазах капитана, Андрей рано ушел спать. Но вместо того, чтобы раздеться, наоборот, надел походные сапоги, перезарядил пистолеты, разложил по карманам ножи и кинжалы, взял шпагу. Сабли с собой у него не было. Подойдя к окну, осторожно отодвинул занавеску, открыл раму и, тщательно выбрав место приземления, прыгнул. Огляделся по сторонам и уже было направился к выходу с постоялого двора, как услышал насмешливый голос капитана:

— Что-то поздновато вы собрались на прогулку, Андрей. Впрочем, я готов составить вам кампанию. Карета подана!

Действительно, перед воротами постоялого двора стояла запряженная карета. Кучер сидел на облучке, и, как только пассажиры заняли свои места, тронулся с места.

— Что же вы не спрашиваете, куда мы едем? — продолжал насмехаться Жан. Может быть, я везу вас обратно в Париж?

— Везите, куда хотите. Я пока посплю, — отозвался Андрей.

Чутье не подвело Андрея. Когда они через сутки въехали в порт города Киль, судно под российским флагом уже швартовалось к причалу. Несмотря на утреннее время, на причале было довольно много народа. Несколько человек удили рыбу с причала. Какие-то зеваки сидели на причальных тумбах и грызли семечки. У коновязи стояло несколько оседланных лошадей.

Разминая ноги, вышли из кареты и направились к судну. Жан держался чуть позади Андрея, который пристально смотрел, как на борт подали сходни. Вот по ним вбежал на борт Денис. Появился на борту и Петя. Вот они встретились. Денис пропускает Петра вперед. Матросы несут за ними сундук. Пока все в порядке. К сходням подходят еще люди. Денис взмахивает рукой, и тут же двое с причала подхватывают Петра под руки и уносят в карету.

Переставая понимать, что происходит, Андрей бросился вперед, но сзади его крепко обхватил за плечи Жан:

— Не спешите, сударь. Вы думаете, это был Денис? Смею вас огорчить, ничего подобного. Ваш Денис — уже на дне морском, кормит рыб. Это наш человек, переодетый в его платье. А ваш коммивояжер уже тоже отправился на тот свет. Теперь настала ваша очередь.

Но Андрей не зря с детства воспитывался бойцом. Жан не успел договорить. Резко присев, Андрей перебросил его через голову. Но и Жан не был новичком в драках и поединках. Он сумел приземлиться на ноги.

— Стойте, сударь! — крикнул он, обнажая шпагу.

Но Андрею было уже не до дуэльных церемоний. Он метнул в Жана нож, и, не сомневаясь в том, что попал в цель, бросился к коновязи, выстрелив в упор в бегущего на него со шпагой в руках мужчину. Вскочив на лошадь, Андрей удачно метнул еще один нож, сбил конем еще одного нападающего и ускакал с причала, понимая, что погоня не заставит себя ждать.

После нескольких минут бешеной скачки Андрей приблизился к лесу, за которым, как он знал, протекала река. Ни лес, ни окружающие его поля, ни река не сулили спасения, но что-то заставило его направить коня именно туда. Погоня была уже совсем близко, когда Андрей, бросив коня, кинулся к реке в редкие заросли тростника у берега. И тут ему пришла в голову спасительная мысль.

Срезав на бегу стебель тростника, он подул в него, убедился в том, что воздух сквозь него проходит, и лег на спину в воду. Два пистолета, шпага, ножи и тяжелые сапоги не давали телу всплыть. Глубина здесь была небольшая, около метра. Взяв в рот стебель, он начал дышать через него. Этому тоже когда-то в детстве научил его Федька. Дышать через трубку было трудно, но дыхание постепенно наладилось. Участники погони, переговариваясь, обыскивали берег.

Голоса то приближались, то удалялись. Кто-то зашел в воду, и, чертыхаясь, с трудом выбрался оттуда.

— Да здесь глубоко, — закричал он, — утонул беглец, видать!

Времени на поиски у них, видимо, не было. Голоса стали удаляться, а вскоре и вовсе пропали. Выждав еще какое-то время, Андрей решил, что пора выбраться из воды. Он вынул из-за пазухи и бросил в воду бесполезные теперь пистолеты, поднял над водой голову, и увидел вблизи прибившееся к берегу бревно. Снова взял в рот тростинку, ушел под воду, и подобрался к бревну. Вывел бревно в поток и поплыл по реке, сам не зная куда. Так он плыл по течению довольно долго, пока совсем не окоченел. Тогда он направил бревно к противоположному берегу, туда, где лес подходил почти к самой воде.

Дрожа от холода, Андрей углубился в лес, нашел поросшую кустами поляну, разделся догола, отжал и развесил по кустам одежду, а сам принялся бегать по поляне, чтобы согреться. К нему вернулась способность думать. Теперь он сожалел, что не принял бой в лесу. В погоне участвовало никак не более пяти человек. Он вполне мог расправиться с ними поодиночке. В седельных сумках были пистолеты. Достаточно было стрелять в лошадей, чтобы спешить двух-трех человек. Дальше шпага, метательные ножи и, наконец, праща. Шансы на победу были. Но что бы это дало? Ни Петра, ни Дениса своей победой он бы не вернул.

— Впрочем, размышляя без эмоций, — говорил себе Андрей, — можно считать, что гибель двух человек — не слишком высокая цена за то, что противник будет пользоваться недостоверными картами. Мог, конечно, погибнуть и он. Тогда цена была бы чуть выше и только. Но он остался жив, и сожалеть об этом не стоит, а надо воспользоваться случаем, чтобы еще более досадить врагу. Он все-таки явится к Савари в феврале, вот тогда и поквитается с ним.

Правда, как он это сделает, Андрей пока не знал. До февраля еще далеко, дожить до него надо. А для этого, как минимум, надо иметь одежду, чтобы выйти из леса, чтобы найти еду и крышу над головой. Благо, из-за облаков выглянуло солнце. Оно согрело землю, потихоньку сушило одежду и разогнало комаров, воспринявших голое тело Андрея как манну небесную.

Пока согревался на поляне, понял он и другое. Савари отчасти переиграл его на этот раз. Не поверил, что судно придет прямо в Гамбург. Скорее всего, он, чтобы не рисковать, отправил в Киль и в Гамбург две команды. Вычислить там судно под российским флагом ничего не стоило. Да и Петю отыскать на них не составляло труда. И это, не считая Дениса, за которым могли и проследить.

Когда солнце перевалило за полдень, терпение Андрея кончилось. Он натянул на себя сырую одежду и пошел на запад, надеясь выйти на какую-нибудь дорогу, а там, глядишь, и харчевня подвернется. Лес, однако, оказался большим, вышел он из него только часа через три. Последнюю часть пути по лесу он шел по протоптанной кем-то тропинке. Она его и привела к предместьям маленького, но очень живописного городка.

На холме, где, видимо, находился центр городка, высилась громада старинного замка. Туда Андрей и направился. На площади перед замком нашелся и трактир. Трактирщик, неодобрительно посмотрев на потрепанную одежду путника, потребовал плату вперед. Андрей бросил ему золотую монету, после чего тот стал почтительным, добродушным и словоохотливым. Нашелся в трактире и ночлег, что было более чем кстати.

Андрей прекрасно выспался. Наверное, в этот день он проспал бы и дольше, но прямо под его окнами застучал барабан, а потом оркестр начал исполнять марши. Он оделся, спустился вниз, сел за столик и принялся не спеша завтракать, прислушиваясь и приглядываясь к тому, что происходило на улице.

Когда оркестр закончил очередной марш, на середину площади вышел пожилой капрал французской армии и зычным голосом закричал:

— Мужчины! Хватит сидеть по домам! Таскать воду, колоть дрова и утирать сопли младенцам. Пора заняться настоящим мужским делом! Вступайте во французскую армию! Вы повидаете мир, а мир повидает вас! Вы будете получать достойное жалование, и ваши семьи не будут жить в нищете! А трофеи, которые вы получите своим ратным трудом, дадут вам богатство! Вступайте во французскую армию, господа! Здесь и сейчас. Вы сразу же получите месячное жалование. Мы не будем спрашивать вас, кто вы и откуда. Нам нужны хорошие солдаты, а кем вы были до того, нас не интересует!

Закончив речь, капрал отер лоб платком и сел за стол. Позади него стояли трое солдат. Двое по бокам с саблями наголо, а средний держал французский флаг. Перед столом стоял табурет для новобранцев.

— Интересно, — подумал Андрей, — найдутся ли желающие?

Желающие находились. К столу подходили мужчины. У многих из них в руках были сумки или мешки. Стало быть, они шли сюда, приняв решение записаться в армию заранее. Принял такое решение и Андрей. Вряд ли кому-нибудь придет в голову искать его там, что было очень важно. А кроме того, появлялся способ пробыть во Франции до февраля, чтобы рассчитаться с Савари. Он кликнул трактирщика, щедро расплатился с ним и сел на табуретку перед капралом.

Капрал опытным взглядом оценил Андрея. Не упустил из вида и шпагу, что была при нем, заметил, что платье его, хоть и растерзано изрядно, но хорошего качества. Что еще бросилось в глаза капралу, сказать трудно, но вопросы, которые он задал, были в самую точку:

— Послужил видать уже где-то?

— Так точно, — ответил Андрей.

— А, может, ты и на сержанта экзамен сдашь? — спросил капрал. В этом была его корысть. За каждого завербованного солдата вербовщики получали определенную сумму. За сержанта платили втрое!

— Так точно, сдам! — четко, без тени сомнения ответил Андрей.

— Скажи, как тебя зовут, парень? — спросил капрал, опуская перо в чернильницу.

— Пьер Конде, — назвал Андрей первое, что пришло ему в голову.

— Так, значит, ты принц, — пошутил капрал. Иди становись на довольствие.

Через две недели сержант французской армии Пьер Конде приступил к обучению новобранцев во вновь формирующемся полку легкой кавалерии.