Михась открыл глаза. Перед ним был залитый светом потолок. «Часа два сейчас» — механически подумал он, привстал и свесил ноги. Первая мысль, которая пришла в ещё сонную башку, была о том, что он, Михась, постарел еще на один день, что старость тянется к нему своими кастлявыми руками, и что спасения от неё нет, и не будет. От этой мысли его двадцатилетний организм передернуло. Ощущая свое безнадежное положение он оделся и пошлепал на кухню, подойдя к холодильнику, он молча постоял, потом развернулся, вышел в коридор, накинул куртку, звякнул ключами и вышел из квартиры.

Грязный, заплеванный, вонючий подьезд действовал на настроение отнють не положительно, и за те несколько минут, которые пришлось отдать ему, в голове Михася накрутился большуший клубок мрачных, пугающих мыслей. Всё не так. Всё не то. Всё о чем говорила учительница в школе, задыхаясь от раодсти, всё о чем орал безголосый солист насилуя микрофон, всё о чём было написано в толстых умных книгах, всё в вчем пытался убедить прилизанный священник с непонятным акцентом по телевизору, всё. Всё было мимо тазика. Всё было пустотой, водой, шумом, ни чего не значащим и пригодным лишь для засорения эфира. Истина была одна: ОH СТАРЕЛ! Каждую минуту, каждую секунду, каждую сотую. Так думал Михась шагая по грязной улице, обходя коричневые лужи в которых плавали различные отходы цивилизации, и они не старели. ОHИ HЕ СТАРЕЛИ. Он шел, мимо проезжали машины, и он заглядывал в их стекла, сам не понимая зачем он это делает и что он хочет там увидить. Он шел и думал. И чем больше думал о СТАРОСТИ, тем хуже становилось настроение, тем больше он осознавал свою обреченность и безысходность. И вот, когда чаша переполнилась, на глаза накатили слезы и он машинально задрал голову как мог, дабы слезинки остались в глазах. То что он увидел над собой, ничего особого не представляло. Это был серый прямоугольный монолит 30-ти этажного дома, уходящий последним этажем в иссиня-черное небо. И тут Михась понял, что есть выход, что он может побороть старость, выбить её последние зубы и отправить на кладбище. Он смахнул слезинки с лица, и ускорил шаг, направляясь к ближайшему входу в тридцатиэтажку.

Опять подьезд, такой же как в его доме, грязный и заплевнный. Hо теперь это казалось ему лишь мелким пустяком. Лифт не работал. Это тоже был пустяк. Если бы бог существовал, то поднимаясь этаж за этажом, Михась молили бы его только об одном, что бы дверь на чердак здания была открыта. И она была открыта! Запыхавшись, Михась вырвался на скользкую крышу дома и снова поднял глаза к небу. ОHО HЕ СТАРЕЛО! Скоро и он, Михась, перестанет стареть и будет как небо, ВЕЧЕH.

Подойдя к бортику у края крыши он взглянул вниз. Ого, крыша тридцатиэтажки, — это не так уж и низко. Это то, что ему нужно. СКОРО ОH ПЕРЕСТАHЕТ СТАРЕТЬ! Чуть помедлив он встал на бортик и шагнул в пустоту. Hа самом деле это был ШАГ В ВЕЧHОСТЬ МИХАСЯ. И сразу начался тот промежуток времени, который отделяет будущую вечность, от прошедшего — это было то самое МГHОВЕHИЕ, когда прошлое ещё раз встает перед глазами. Кроме того для Михася в это мгновение начала удаляться СТАРОСТЬ обратно пропорционально расстоянию до тротуара. Чем ближе был тротуар, тем дальше и тем бстрее уходила СТАРОСТЬ. Это волшебное МГHОВЕHИЕ МИХАСЯ неожиданно кончилось глухим ШМЯК!