Несколько августовских дней Картер прожил в окрестностях дунайского города Регенсбурга, в секретном колледже, расположенном на берегу высокогорного озера и скрывающемся под вывеской школы плавания «Цуг шпитце». Здесь он подвергал испытанию будущих агентов «Отдела тайных операций» и решал их судьбу одним словом: «Годен» или «Брак».

Последним проходил испытание «Белый» - русский, старовер, белобрысый увалень лет сорока, бывший рыбак и подводник.

Перед испытанием Картер досконально изучил личное дело «Белого». Настоящее имя - Дорофей Глебов. Родился и вырос в дельте Дуная, на Лебяжьем. С 1919 по 1940-й этот остров был территорией Румынии. В годы войны, уже женатый, отец двух детей, Дорофей Глебов был мобилизован в королевский флот. Служил на подводной лодке. После капитуляции Румынии попал в Турцию, где и был интернирован. В послевоенные годы скитался по свету, работал на строительстве дорог и аэродромов в Африке, там и завербован американской разведкой.

Картер очень торопился в самое короткое время закончить дела в Регенсбурге и все же с обычным рвением исполнял свои обязанности эксперта. Для такого рвения были немаловажные причины. «Белый» не укладывался в те стандартные формы, которыми измерялись и контролировались «люди закона Лоджа».

Картера насторожило личное дело. У «Белого» давние и крепкие корни на Дунае. Дом, где он родился и вырос, и поныне целехонек. Живут под его крышей мать Дорофея, двое детей и жена, всеми уважаемая женщина. Она сохранила былую молодость, красоту и до сих пор не вышла замуж.

«Белый» был одним из винтиков давно и тщательно подготавливаемой, многообещающей операции, закодированной под названием «Дунайские ночи». Он и сам пока не ведал, что попадет туда, где родился и вырос, где жила его семья.

Картера немного смущала сложившаяся ситуация. Хорошо, что агенту придется действовать дома, в местности, которую он знает, как собственную ладонь, хорошо, что ему не надо изучать обстановку. Хорошо, наконец, и то, что планируемый удар будет нанесен русскими руками. Это даст возможность пропагандистам из управления психологической войны звонить во все колокола о том, что за железным занавесом существует мощное движение сопротивления.

Но плохо, что живы мать «Белого», жена и дети. Не дрогнет ли его сердце в тот момент, когда попадет домой, и не захочется ли блудному сыну погреться у родного очага? Если это случится, то чрезвычайно важное задание будет провалено.

Правда, в колледже на протяжении длительного времени самыми новейшими средствами, и не без успеха, вытравляли из Глебова все слабости, несовместимые с той миссией, для которой он готовился. Но кто знает, надежно ли подействовала на него суровая наука.

В «Отделе тайных операций» давным-давно объявлены вне закона такие человеческие чувства, как любовь к родине, любовь к близким и друзьям, честность, искренность, жалость, неумение лгать и притворяться, искренние слезы и искренний смех, ужас перед ампулой, наполненной цианистым калием и избавляющей, если провалившийся агент раскусит ее вовремя, «Отдел тайных операций» от многих неприятностей.

«Прежде всего соверши диверсию в собственной душе, в собственном сердце, а потом нападай на других» - такова была первая статья неписаного, но свято соблюдаемого кодекса «Отдела тайных операций».

Картер подготовил для «Белого» целую серию испытаний.

Начал с главного - готов ли он действовать как «лягушка»?

«Белый» окончил две школы: обычную, где проходил курс шпионских наук, и специальную - подводного плавания с аквалангом. Длительное время он осваивал сложное и трудное искусство подводного диверсанта - учился видеть, слышать и действовать на больших и малых глубинах, в морских, речных и озерных водах, в прозрачных и мутных с захламленным дном, по которому можно было передвигаться только вслепую, по азимуту, учитывая быстрое течение, снос, перекаты и прочее.

Во время Второй мировой войны итальянцы обучили своих моряков - их назвали людьми-лягушками - воевать под водой. Глухой ночью, сквозь минные поля люди-лягушки подкрадывались к стоянкам вражеских кораблей, прилаживали к ним мины замедленного действия большой разрушительной силы. Позже итальянцы передали свой опыт немцам.

У немецких людей-лягушек на счету немало взорванных и потопленных кораблей Англии и Америки, разрушенных мостов и шлюзов на дорогах наступления союзников. Они пробрались осенью 1944 года в тыл к англичанам, которые внезапно захватили в Нормандии укрепления «Атлантического вала», построенные инженерными войсками Тодта. Удар англичан по этому валу в районе Сены был настолько сокрушителен, что немецкие артиллеристы, убегая, бросили мощные батареи целехонькими. Немецкие «лягушки» ночью пробрались по морской воде в устье Сены, проникли в бетонные казематы батарей, бесшумно истребили всех англичан, оказавшихся на их пути, вывели из строя дальнобойные орудия и благополучно, без каких-либо существенных потерь, вернулись на свою базу.

В школе, где обучался «Белый», обстоятельно, во всех деталях, на местности, максимально приближенной к действительности, разыгрывался этот эпизод. Руководили игрой те, кто осуществлял в 1944 году эту выдающуюся в истории деятельности людей-лягушек диверсию.

Ни единая крупица богатого опыта итальянских и немецких «лягушек», не предавалась забвению в школах американской разведки. Воскрешались подвиги Крэбба, английского аса подводных диверсий, дела японских подводных самураев и американских бойцов морской пехоты, действовавших на тихоокеанских островах, укрепленных японцами, и у Инчона во время корейской войны.

Испытания «Белого» начались в Баварии, на высокогорном озере, невдалеке от знаменитой горы Цуг шпитце, по имени которой и было названо любимое детище «Бизона». Цуг шпитце в переводе на русский - предел высоты.

…Звездное небо тускло, будто плохо отпечатанная фотография, отражается в зеркально-темной поверхности озера. Горы зубчатой стеной поднимаются на севере и юге, на востоке и западе. Вдоль скалистого берега бесшумна, на малой скорости, скользит катер. Он без мачты и кабины, низкобортный, выкрашен под цвет ночного озера, почти невидим, у него глушитель с подводным выхлопом. На катере только двое: инструктор подводного плавания и Картер.

- Стоп! - шепотом командует эксперт.

Картер отгибает рукав кожаной куртки, смотрит на светящийся циферблат. Прибыли на место рандеву с диверсантом вовремя, минута в минуту. Где же он? Почему опаздывает? Не уложился в положенное время? Застрял на дне, в камнях? Схвачен? Потерял ориентировку?

Позади у кормы послышался легкий всплеск. Картер обернулся. Черные лапы схватились за борт катера. Еще секунда - и показалась чёрная макушка, потом лицо, то есть то, чем было замаскировано лицо: нейлоновые водоросли, огромный стеклянный глаз, дыхательная трубка акваланга.

Пловец вытащил изо рта трубку и по-английски доложил:

- Мистер Кеннеди, задание выполнил.

- Вы забыли добавить: «в срок», - улыбнулся мистер Кеннеди, он же Картер. Схватил Глебова за руки, обтянутые перчатками из тонкой черной резины, с трудом втащил на борт катера, похлопал по блестящему мокрому плечу, тоже обтянутому резиной, сказал по-русски:

- Молодец, Дорофей!

- Рад стараться, мистер Кеннеди!

Ориентировка под водой с помощью компаса, путешествие по дну озера по азимуту, с выходом в заранее обусловленную, невидимо обозначенную на воде точку, привязанную к земному ориентиру, - эти испытания тоже были выдержаны. Картер похвалил «Белого», поздравил с успехом, выразил уверенность, что и вторая ступень экзамена будет преодолена. После этого он приказал катеру следовать в бухту «Эдельвейс», на базу «лягушек».

Новое испытание «Белого» состоялось через сутки и уже не здесь, в окрестностях горы Цуг шпитце, а в Регенсбурге.

Катер, на борту которого находились эксперт Кеннеди, «Белый» их рулевой, вышел на середину Дуная, застопорил мотор, бросил якорь.

- Пошел! - скомандовал Картер.

Инженерная служба «Отдела тайных операций» своевременно позаботилась о том, чтобы у людей-лягушек было хорошее учебное поле, чтобы теория сочеталась с практикой. На озерах и реках Южной Баварии были созданы под водой точные копии тех объектов, которые будущим диверсантам предстояло разрушить или повредить. Неподалеку от Регенсбурга, на дне Дуная было уложено два звена труб огромного диаметра - макет бензопровода в натуральную величину.

«Белый» и другие «лягушки» много раз, под прикрытием ночи и специальных речных и береговых патрулей, спускались вместе с инструкторами на дно Дуная и тренировались. На первых порах они просто подрывали стальную артерию бензопровода. Впоследствии отказались от таких разрушений. Противник может обнаружить их сразу и быстро восстановить. «Белого» научили наносить по бензопроводам удары особого рода. Их бессильны зафиксировать даже высокочувствительные аппараты, установленные на насосных и контрольных станциях, «Белый» опускался на дно Дуная со специальным, аккумуляторным сверлом, проделывал в трубе небольшое отверстие, такое, чтобы давление в бензопроводе не падало. В это отверстие он вводил некоторое количество особой смеси и зачеканивал дырку. Яд, вынесенный потоком бензина в огромные резервуары бензохранилищ, действовал не сразу, а через определенное время, через две-три недели, в зависимости от концентрации. Если его ввести в авиационный бензин противника за некоторое время до вылета, самолеты не смогут подняться с аэродрома. Потери от такого рода диверсий трудно определить заранее.

«Белый» поднялся. Он был громаден и неуклюж в своих свинцовых башмаках, в «сорока одежках», поверх которых натянуты два защитных комбинезона, резиновый и брезентовый, в шлеме с гигантским стеклянным оком, с баллонами на груди, с батарейным фонарем и объемистой сумкой, в которой было все необходимое для сложной подводной диверсии. Сгибаясь под тяжестью груза, он неуклюже подошел к борту, сел, свесил ноги и бесшумно погрузился в быстрые воды Дуная.

Ровно через двадцать минут его голова снова показалась на темной поверхности реки. С помощью Картера и рулевого он взобрался на катер, снял шлем и доложил, что задание выполнил в срок.

Картер снова, как и вчера, похвалил пловца. Хвалил не скупясь, даже явно преувеличивая его мастерство. Делал он это неспроста. Старался задобрить, убедить, что пройдены самые трудные, самые решающие ступени на лестнице испытаний.

Но главное испытание было впереди. Оно проводилось не в тайных казематах колледжа, не с помощью «детектора лжи» - электронной машины, проверяющей, правдиво ли вы отвечаете на вопросы, которые вам задает эксперт.

Окраина Регенсбурга. Берег Дуная. Быстроходный гоночный катер отвалил от причальной стенки и, мягко урча отрегулированным мотором, осторожно обходя мели, выбрался на фарватер.

Картер и «Белый» взяли с собой продукты, рыболовные снасти, водку, приправу для ухи. Весь день намеревались бродить по дунайской воде и дунайским берегам.

«Белый», судя по напряженно-выжидательному выражению лица и настороженным взглядам, догадывался, что прогулка эта предпринята не просто так, ради отдыха и удовольствия. Но не задавал никаких вопросов.

Шли вверх. Мощный мотор тянул ровно, катер покорно слушался руля, легко резал острым, чуть задранным носом неподатливую воду Дуная.

Картер, в белом свитере, белых фланелевых штанах и в берете, стоял на корме, у надутого ветром флага и, чуть прищурясь, смотрел на реку, залитую ярким летним солнцем. Тень Картера, тонкая, длинная, словно мачта, и черный квадрат кормового флага скользили по спокойной воде. Небо было тоже спокойным, чистым. Дачные домики пригорода Регенсбурга и сады, окружающие их, омытые недавним дождем, сверкали свежей зеленью, яркими красками. В лицо дул теплый ветерок. На прибрежном склоне, там, где пылали стеклянные шары в цветочных клумбах, загремел, приветствуя новый день, рояль.

Новый день!.. Новый Дунай, новое небо, новое солнце, новый Бетховен, новые краски… Не порадоваться при виде всего этого может только камень. Картер вспомнил Закарпатье, «компетентное лицо», его пророчества и усмехнулся. «Мы еще не раз столкнемся с вами, полковник, но уже заочно».

«Белый», обернувшись, спросил:

- Мистер Кеннеди, в Регенсбурге остановимся?

- Нет. Держите курс, не снижая скорости, на север. - Картер кивнул на небо, махнул рукой в сторону берега. - Хорош денек, правда?

«Белый» переложил на штурвале свои огромные ладони; медленно, неохотно оглянулся вокруг, и в его водянистых, бесцветных глазах не вспыхнуло ни единой искорки.

- День, говорю, хорош, - повторил Картер. - Повезло нам с тобой, Дорофей. На славу погуляем.

«Белый» и теперь ничего не сказал. Картеру не понравилось молчание «лягушки». Ему вообще не нравилось все, что не сразу раскрывалось перед ним. Всякая тайна неудержимо притягивала к себе Картера, не давала ему покоя до тех пор, пока он не разгадывал ее. «Белый», несмотря на то что Картер изучал его уже несколько дней, оставался загадкой. И это вызывало досаду, раздражение, острый зуд любопытства.

Вошли в Дунай, разрезающий Регенсбург на две неравные части - юго-западную и северо-восточную. Один за другим возникали и пропадали за кормой городские мосты. Под быками-устоями, уходящими глубоко в дно Дуная, резвились по ночам «лягушки» из колледжа «Цуг шпитце». Регенсбургские мосты не похожи на те, которые придется разрушать. Не беда!

Картер с интересом вглядывался в мосты. Изумительные творения рук человеческих. Триумфальные арки. Каменные и стальные радуги, сияющие над речной пропастью. Тысячи и тысячи дней труда, уйма материалов и денег понадобились людям, чтобы воздвигнуть эти громады. А разрушить их сможет одна «лягушка» из «Цуг шпитце».

Картер мысленным взором окинул весь Дунай, протекающий по землям восьми государств. Он представил себе те обреченные мосты, которые однажды, по сигналу «Бизона», будут взорваны, - Братиславский железнодорожный, Мост дружбы, соединяющий Румынию и Болгарию.

Ни эта «лягушка», управляющая сейчас катером, ни один из воспитанников колледжа «Цуг шпитце» пока не знают, какая им предстоит работа. И о предстоящей операции «Дунайские ночи» знают только приближенные «Бизона».

«Белый» сосредоточенно управлял катером, уверенно отыскивая в капризном, богатом отмелями русле глубины, обеспечивающие суденышку хорошую скорость и безопасность.

Вырвались за город, на простор. На крутых берегах, на отрогах хребта Баварский Лес зеленели зубчатые хвойные стены.

«Белый» вопросительно взглянул на инспектора: не пора ли причаливать?

- Давай дальше! - Картер махнул рукой на запад. - Вон к той поляне. Видишь, как она пламенеет зеленой травой, манит к себе. Причалим, Дорофей? Не устал?

- Картер добродушно улыбнулся. Улыбаясь, он по-свойски подмигнул, рулевому. «Белый» не откликнулся. Угрюмо посмотрел на приближающуюся поляну, пожал плечами.

- Можно причалить, можно и пройти мимо. Воля ваша, мистер Кеннеди.

- Я с тобой советуюсь, а не приказываю.

«Белый» ничего не сказал.

Раздражение с новой силой вспыхнуло и обожгло Картера.

- Причаливай! - скомандовал он.

- Есть, причаливать.

Свернули вправо. Мотор заглох, и днище катера зашуршало по прибрежной гальке.

В плане испытаний, составленном Картером, была и прогулка по Дунаю, и рыбная ловля, и костер на берегу, и русская уха, и русская водка, и важный, откровенно-прямой разговор о том, куда направится «Белый» и что он должен сделать на своей бывшей родине.

Дорофей Глебов сдержанно, будто давно этого ждал, без особой радости и без каких-либо признаков страха воспринял весть о том, что ему предстоит путешествие на Дунай, в места, где родился и рос. Он не стал уточнять, что и как должен делать. Сразу все понял и сказал, что задание выполнит.

Эксперт был доволен его поведением. Пока все шло хорошо. Похоже на то, что родился настоящий агент и можно рассчитывать на максимально благоприятный исход. Но это не значило, что Картер хоть немного смягчил свою строгость, сократил количество кругов, по которым намеревался основательно погонять этого русского старовера.

Подкладывая в костер валежник, с трудом найденный в чистеньком немецком лесу, Картер с веселой улыбкой подгулявшего человека оглянулся вокруг.

- Удивительно хорошо тут! Дорофей, что это тебе напоминает?

«Белый» не понял вопроса. Его осоловевшие, хмельные глаза, опушенные бесцветными, легкими, как пух одуванчика, ресницами, недоуменно смотрели на американца.

- Вы про что, мистер Кеннеди?

- Не церемонься ты со мной, Дорофей! Не Кеннеди я, а просто Ричард. Рич! Ведь мы с тобой почти однолетки, делаем одно и то же дело, скованы на всю жизнь одной и той же цепью. И потом эти дни экзаменов… Сроднился я, брат, с тобой за это время. И полюбил. За богатырскую силу и ловкость. За открытую душу и за все, чем тебя так щедро наградила матушка Россия.

- «Матушка Россия»! - угрюмо усмехнулся Дорофей. - Давным-давно эта матушка приказала долго жить. Ее место заняла мачеха.

- Ну что ты! Россия есть и будет Россией, хотя щеголяет в красном сарафане.

- Линючий этот сарафан. Его красным цветом насквозь пропиталась Русь. Так пропиталась, что и в сорока щелочных водах ее не отмоешь.

- Отмоем! Сто пятьдесят лет была Орда на Руси, а что от нее осталось? Отмоем! И ты в этом убедишься, когда попадешь на свой родной Дунай.

Дорофей кивнул на реку.

- Дунай для меня роднее здесь, в Баварии, чем там, в гирле. Ладно, сбились мы с вашей тропки… Про что вы изволили опросить?

- Ты уже почти ответил на мой вопрос. Я хотел спросить, напоминает ли тебе этот баварский рыбачий огонек костры на родном острове?

Дорофей равнодушно посмотрел на инспектора и ничего не сказал. Дымил сигаретой, ковырял палкой в золе костра, пробуя, не испеклась ли картошка, и не тяготился молчанием.

Каждое слово, каждое движение «Белого» контролировались Картером, анализировались. Он видел его даже с закрытыми глазами, чувствовал так остро и безошибочно, будто сам и был той электронной машиной, которая определяла правду и ложь.

Сверху, из-за скалистого поворота левого берега, выскочила легкая спортивная яхта, оснащенная полным набором серых, еще не промытых дождями и не отбеленных солнцем парусов. На корме надпись: «Шварцвальд», «Пассау» - название судна и порт его приписки. Картер проводил глазами изящную каравеллу, будто сошедшую со старинной гравюры.

- Скоро и ты, Дорофей, помчишься вот на посудине. Мимо Линца, Вены, Будапешта, Белграда навстречу своей великой судьбе!

«Белый» оживился, спросил:

- А как скоро?

- Точная дата известна только высшему командованию. Я могу лишь догадываться. Думаю, что случится через две - три недели. Трудная у тебя миссия.

- Какие тут трудности! - возразил Дорофей. - Действуй посмелее, побыстрее, половчее. Одним словом, чувствуй себя в воде как дома - и все будет о'кэй.

- Да я не про это. С лягушечьими делами ты справишься хорошо. А вот с трудностями личного характера…

- Это что еще такое?

- Я имею в виду Лебяжий… Быть рядом с островом, где живут мать, жена, дети и не повидать их хоть краем глаза - это, знаешь, муки Прометея, выпавшие на долю простого смертного! Заранее, брат, сочувствую.

- Ошибаетесь, мистер Кеннеди. Никаких мук я не буду испытывать.

- Не будешь? - изумился Картер. - Почему? Да разве ты каменный? Разве у тебя вместо сердца арифмометр? Неужели тебе и в самом деле не хочется повидать родных?

- А чего на них смотреть? Давно забыл, какие они есть. Да и они такой же монетой платят. Похоронили как безвестно пропавшего. Пятнадцать лет ни слуху ни духу. За это время в голой степи лес может вырасти, реки высохнуть, горы с места сдвинуться.

- Это, конечно, верно, но все ж таки… родная мать, жена, дети.

- Детей тогда жалеешь и любишь, когда они на твоих глазах растут, когда пуповиной с ними связан. А насчет жены… с кем ночь делишь, та тебе и жена. В каждый свой выходной день, в воскресенье я нахожу себе жену в веселом доме Регенсбурга.

- Слушай, Дорофей, не валяй дурака. Ты гораздо лучше, чем хочешь показаться. Не верю я, что у тебя нет потребности в семейном очаге.

- Мало ли какие бывают потребности у нашего безродного брата.

- Но ведь семью создает даже африканский людоед. А ты… неужели бобылем на всю жизнь останешься?

- Да на какие шиши я создам ее, семью?

- У тебя будут деньги, когда выполнишь задание и вернешься. И немалые. Три тысячи долларов.

- Три тысячи!.. Могли бы и больше заплатить, мистер Кеннеди. Головой все-таки рискую.

- Это верно. К сожалению, такова ставка, И я не могу ее сейчас увеличить. Но я буду ходатайствовать о пересмотре гонорара до пяти тысяч. И добьюсь.

- Получу эти пять тысяч, тогда и о семье подумаю. А пока, мистер Кеннеди, не до этой роскоши. Сейчас вся моя личная жизнь вот тут. - Дорофей кивнул на Дунай.

«Прекрасно! Молодец!» - мысленно похвалил Картер «лягушку». Он уже гордился этим русским старовером, с начисто выпотрошенным человеческим нутром. И тем не менее он продолжал явно бесполезное дело.

Пришло время ввести в игру главные козыри. Надо было завершить испытание неожиданным, оглушающим, ослепляющим выстрелом из пушки главного калибра.

И Картер сделал это, хотя вовсе не надеялся на эффект.

На Дунай медленно наползали легкие прозрачные сумерки. На его светлой, тихой поверхности, вырос неуклюжий короткотрубый чумазый буксир «Барбаросса». Шлепая по воде плицами огромных колес, он тяжело пробивался вверх по течению. Буксир тащил две плоскодонные, черные от угольной пыли баржи.

Картер кивнул на унылый караван головой, засмеялся:

- Смотри, Дорофей, жив курилка! Бар-ба-ро-сса!.. А я думал, что немцы предали забвению этого древнего императора, не оправдавшего их надежд в войне с русскими. Удивительно! С громом и треском провалился «план Барбаросса», увлекая за собой миллионы немцев во главе с Геббельсом и Гиммлером, Гитлером и их генералами. И все-таки имя Барбаросса не наводит на немцев ужас.

«Белый» тоже засмеялся - охотно, во весь рот, громко.

- А это потому, что у них память короткая.

И эти слова и этот возбужденный смех с плохо скрытой злобой обрадовали Картера. Кажется, есть контакт.

- Да, память у них действительно короткая, - сказал он. - Еще западный Берлин лежит в развалинах, еще не сгнили березовые кресты на миллионах немецких могил, разбросанных по всему свету, а потомки Гитлера, его тайные и явные последователи мечтают о новом могуществе, о подводном флоте, атомных пушках, ракетной артиллерии, о генералах, стоящих во главе неокрестоносцев Европы.

«Белый» с удивлением, но не без одобрения взглянул на инспектора, хотел что-то сказать, но сдержался, промолчал.

Картер ясно почувствовал, что нащупал плохо защищенную, уязвимую позицию в круговой обороне дрессированной «лягушки», и пошел в решительную атаку.

- Слушай, Дорофей, как тебе нравится мой русский язык? Если бы ты не знал, кто я, принял бы меня по разговору за русского?

- Хорошо маскируетесь, мистер Кеннеди. Я знаю, кто вы, и все-таки мне кажется, что вы русский.

- Значит, ты считаешь, что я говорю по-русски, как русский? И тебя это не удивляет?

- А чего ж тут удивляться? Мало ли русских людей живет под чужими фамилиями? Своих земляков с турецкой, французской и даже арабской фамилиями довелось мне встречать и в Африке, и в Южной Америке, и в Штатах.

- А давно ты понял, что я русский с американской фамилией?

- Сразу, как вы только появились тут… Вы откуда родом?

- Пермяк, соленые уши.

- С Урала, значит. С Камы-реки. В американца когда перекрестились?

Картер медленно, прямо глядя в глаза «Белого», покачал головой.

- Не крестился. И не буду.

- Как так? Подданство у вас американское?

- Да, чин американский, а в душе я никогда не поддавался американцам. Был и есть и буду русским.

- Чудные вы речи говорите, мистер Кеннеди. Не понимаю, как американцы держат вас на таком высоком посту?

- А они ничего не знают. Перед тобой вот только разоткровенничался.

- А почему? Чем я заслужил ваше доверие?

- Себя в тебе увидел.

- Чего-чего?

- Понял, говорю, что ты такой же, как я.

- Ну, это вы далеко хватили. Какой я вам родственник?

- Да ты не бойся, Дорофей, давай потолкуем начистоту.

- А чего тут толковать? Все ясно.

- Нет, друг, не все тебе ясно. Ох, далеко не все!

- И не надо мне ясности. Ни к чему. Поедем, мистер инспектор, домой.

- Нет, ты должен знать, Дорофей. Для этого я тебя сюда и затащил. Не щетинься. Знаю, и ты ненавидишь этих… заокеанских живоглотов. Доллары у них в груди, а не сердце. Доллары их черт и бог. Ради доллара они залезли в Европу и на Дальний Восток, в Иран и в Турцию. Ради доллара и атомную бомбу сварганили. Во имя доллара и войну хотят начать. Правильно их Советы окрестили - поджигателями. Не в бровь, а в глаз. Мы с тобой хорошо знаем, что это так и есть. Истинные поджигатели! С разбойничьим факелом по всему миру мечутся.

На эту длинную тираду «Белый» откликнулся спокойной усмешкой:

- Мистер Кеннеди, за кого вы меня принимаете? Я же не Иван-дурачок.

- Эх, Дорофей! Дорофей!.. Так тебя изувечили эти живоглоты, что ты потерял способность разбираться, где красное, а где черное. Опомнись, посмотри на себя! Кто ты? Во что они тебя превратили? Ч «м вооружили? Ты ж не человек, а лягушка, ночное существо. Ты способен только убивать и разрушать. Разве ты один такой в колледже? А сколько таких колледжей в так называемой зоне американского влияния!

- Мистер Кеннеди, зря вы разливаетесь передо мной соловьем. Туговат я на ухо, не слышу ваших песен. Понятно? А теперь поедем. Добром пока прошу, поедем!

- Постой!.. Я не все сказал… Надоело мне тянуть эту лямку, прислуживать поджигателям. Плюнуть им в морду хочу, наотмашь рубануть и сбежать. Все ждал подходящего случая. И вот дождался!.. На тебя возлагаю большие надежды. Как только переплывешь границу и попадешь на русский Дунай, сразу же держи курс на погранзаставу, потребуй разговора с глазу на глаз с начальником государственной безопасности. Есть у них такой… его кличка «Компетентное лицо». Доложи ему о себе, скажи, что решил добровольно перейти к Советам. А потом скажи следующее: майор Кеннеди, работник американской разведки, ищет связи с русской разведкой. Понял?

- Да вы что, господин инспектор? Хватит вам шутки шутить. Повеселились и довольно!

- Нет, я не шучу, Дорофей. Душа горит, потому и…

- Ум у вас загорелся.

- Посмотри на меня, друг!. Разве я похож на сумасшедшего? - Картер умолк. Лицо его было серьезно-скорбным. Глаза выражали печаль. Губы искривились в горькой улыбке.

- Если не сумасшедший, тогда вы…

- Ну, договаривай!

- Миноискатель.

- Кто?

- Мины, говорю, разыскиваете. И не там, где надо. Обмишурились. Холостой заряд. В чистом поле рыщете.

- Дорофей, да пойми же ты!.. Не хочу я больше прислуживать всесветным хапугам. Не хочу быть орудием новой мировой войны. Не хочу плодить таких «лягушек», как ты.

- А я не хочу слушать ваших речей, господин хороший. Хватит, лопнуло мое терпение. Поедем домой! - Дорофей вскочил, грозно сжал кулаки.

Поднялся с примятой травы и Картер. Одернул белый свитер, расчесал взлохмаченные волосы, уничтожающим взглядом окинул с ног до головы подопытное существо и про себя восхищался им. Удивительно породистый экземпляр двуногого. Тело крупное, налитое бычьей силой, жесткое, будто скрученное из одних мускулов, длинные жилистые руки, пудовые кулаки. При таком размахе плеч, при такой необузданной силе этому человеку полагалось иметь разбойничьи глаза, черные, ночные, недобрые, а они у него светлые, почти голубые, с белесыми ресницами. Обманул он природу и лицом: нет в нем какого-либо намека на свирепость. Лицо ребенка-великана. С крепкими и ярко-румяными, как у Будды, скулами.

Агент, имеющий такую оболочку, далеко пойдет. Картер неохотно переключил свои мысли на другой лад, чтобы довести до конца начатую игру. Глубоко вздохнув, он сказал с сожалением:

- Ладно, поедем, жалкий трус! Черт с тобой, живи как хочешь, а я… Если ты вздумаешь помешать мне, если расскажешь, о чем я тут с тобой говорил, - берегись: мои друзья отомстят за меня.

- Я хоть и «лягушка», но не доносчик.

«Вот ты наконец и попался, голубчик!» - подумал Картер, и на какое-то время ему стало жаль превосходного притворщика.

Преждевременной была его жалость. Почти сразу же после прибытия на базу «Цуг шпитце» к инспектору явился начальник школы и со смехом поведал ему о том, как к нему прибежал «Белый» и доложил о крамольных речах русского инспектора. Посмеялся и Картер.

В тот же день судьба «Белого» была решена одним словом, начертанным экспертом: «Годен». Картер еще раз, теперь на японский лад, окрестил Дорофея Глебова «Камикадзе» - «Священный ветер».