Завхоза в госпитале не любили. Во всяком случае, медицинские сестры. Он был стар, скуп, подозрителен. Словом, мужик паршивый. И молодость раздражала его. Медицинским сестрам вредил он обычно по мелочам. Кровать с прорванной сеткой предложит, электрическую лампочку не выдаст: не положено, дескать, старая лампочка сгорела раньше времени. С врачами же и с другими старшими начальниками завхоз был заискивающе вежлив, внимателен. И начальство благоволило к нему. И запросто величало Федотычем.
Аленка давно мечтала сделать шестимесячную завивку. У нее были светлые прямые волосы, а ей хотелось, чтобы они вились, как у барашка или хотя бы как у хирурга Сары Ароновны. И Аленка накручивала их на бигуди. Но уже утром они развивались и обвисали, как развешенное белье. Женского мастера парикмахерская при госпитале не имела. Выбраться же в городскую парикмахерскую не так просто: или машины попутной не было, или машина шла в город, а Аленка дежурила.
И вот сегодня утром Аленка свободна, девчонки кричат:
- Старый хрыч в город едет.
Аленка - к завхозу:
- Федотыч, я с тобой.
Федотыч морщится, как от дыма:
- Я в кабине тесниться не буду. У меня ревматизма.
- А в кузов?.. Можно я в кузове?
- Тама цистерны, керосином пропахшие.
- Ничего. Я как-нибудь, - уговаривает Аленка.
- А что тебя в город несет?
- Завивку сделать.
- Завивку, - передразнил Федотыч. - Нужна она тебе… Провоняешься керосином - в парикмахерскую не пустят.
- Прорвусь!
Цистерн в кузове четыре. Железные, черные, высотой с Аленку. Они теснятся к кабине, когда дорога идет под уклон. И пятятся к заднему борту, если дорога забирается вверх. Нелегко с ними Аленке.
Аленка смотрит на небо. Ей очень хочется сделать перманент и увидеть того капитана, серьезного и доброго, который приезжал в госпиталь выяснять про Погожеву. Интересно: нашли ее или нет? Но куда интереснее, женат ли капитан. Если женат, то лучше и не встречать его. Надежды, глупые, точно куры, в голову лезут. А вдруг капитан холост? Глаза у него правильные и лицо тоже. И она нравится ему. Разве забудешь его поцелуй? Не в щеку или в лоб, а в губы. Так целуют, когда любят. А может, нет?
Машина въехала в город. Аленка постучала по крыше кабины.
- Остановите!
Федотыч приоткрыл дверку.
- Я слезу здесь, - сказала Аленка.
- Давай.
Машина остановилась. Аленка спрыгнула на обочину.
- Где мне вас искать?
- Возле нефтеперегонного завода, - ответил завхоз.
- Не уезжайте без меня, - попросила Аленка.
- А ты не канитель тута… Не позже часа к проходной объявляйся.
- Хорошо, - сказала Аленка.
Она быстро разыскала парикмахерскую. Это был низкий беленый дом, стоящий среди развалин, в одной половине которого размещалось пошивочное ателье военфлотторга, в другом - парикмахерская. В мужском зале была очередь. Женский - удача - пуст! Полная армянка в белом халате сидела перед зеркалом и ела вареную картошку.
- Здравствуйте, - сказала Аленка. - Я хочу сделать завивку.
- Здравствуйте, - приветливо ответила полная армянка. - Ешь картошку.
- Спасибо. Я сыта. Мне только завивку.
- Фиксаж есть?
- Какой фиксаж?
- Простой… Без фиксажа нельзя.
- Как же быть? - огорчилась Аленка. - Я специально приехала из госпиталя.
- Раненая?
- Санитарка.
- Кормят ничего?
- Хорошо кормят.
- А работы много? - поинтересовалась армянка и спрятала миску с картошкой в тумбочку.
- Хватает.
- У нас, наоборот, клиента нет. До красоты ли теперь женщине?
- Никто и не приходит?
- Так… Изредка.
- Плохо, - согласилась Аленка. - До свиданья. Я пойду.
- Зачем? Не торопись… Поговори что-нибудь…
- Фиксажа нет.
- Обожди. Куда спешишь? - улыбнулась полная армянка. - Фиксаж поищем.
- А духи?
- Найдутся, - улыбнулась армянка.
- «Красный мак»?
- «Красный мак».
Удачным ли получился перманент, судить трудно. Годков он Аленке прибавил, но лучше ее не сделал. И с перманентом, и без него она все равно была хорошенькой.
Часа через полтора Аленка вышла из парикмахерской. Город она знала плохо. Поэтому спросила у первой встретившейся женщины, как пройти к нефтеперегонному заводу. Выяснилось, что завод не близко, у подножья горы, вершина которой темнела в далекой голубизне. Транспорт в городе ходил нерегулярно, с перебоями, но Аленка все же дождалась автобуса. Приземистый, пузатый, с одной лишь дверью возле кабины водителя, автобус был переполнен. Аленка стояла между мешками и корзиной, сплетенной из прутьев. И другие люди стояли в проходе.
Налегали друг на друга, когда автобус тормозил или разворачивался.
Оказалось, что до завода автобус не идет. Он останавливается возле моста и делает там круг.
Речка под мост текла с самых гор. Быстрая, неглубокая. Она пенилась и бурлила вокруг камней. Камни были очень хорошо видны с моста: большие, завернутые в зелено-желтый мох.
Мост заслонялся шлагбаумом. И солдаты с автоматами на груди стояли возле маленького домика, который, очевидно, служил караульным помещением.
Документы медицинской сестры пришлись по душе солдатам. Они улыбались Аленке, шутили. Один сказал искренне:
- Оставайся служить с нами. Не обидим.
- У вас свои есть, - ответила Аленка.
- Зачем так говоришь? Зачем обижаешь? - солдат черненький, с усиками. Грузин, наверное.
- Не сердитесь, ребята, - Аленка помахала им рукой.
Она свернула с шоссе на дорогу, вымощенную крупным камнем.
Громадные нефтехранилища, закамуфлированные зелеными и коричневыми пятнами, возвышались по обе стороны дороги. Вокруг хранилищ была ограда из колючей проволоки и ходили часовые. Один, совсем еще мальчишка, не удержался, крикнул:
- Привет, землячка!
- Бывай здоров, земляк, - ответила Аленка.
- Может, встретимся?
- После войны! Когда у тебя борода расти станет.
Потом пошли дома барачного типа. А перед заводом площадь. Через нее железнодорожный путь, выходящий на сортировочную станцию.
На площади магазин, пошивочная мастерская, общественная уборная. Время - полдень. И похоже, что на заводе перерыв. Возле проходной людно. У магазина очередь.
В центре площади - стоянка для машин. Их там около дюжины. Грязные, и камуфлировать не надо. Вода в луже шипит и хлюпает, ходит волной, когда машина выезжает на стоянку. Солдаты-водители морщатся и даже чертыхаются: выходить из машины приходится прямо в лужу, желтую, густую.
Машины из госпиталя среди остальных нет. «Неужели старый хрыч уехал не дождавшись?» - подумала Аленка.
Дежурный по бюро пропусков ответил:
- Да. Из Перевального была машина. Полчаса назад уехала.
«Вот же сволочь Федотыч! Как теперь добираться?» Стоит Аленка растерянная, словно ее обокрали. Того и гляди заплачет.
- Что же мне делать? - спрашивает жалобно.
В бюро пропусков говорят:
- К шоссе выйдите. Голосуйте. На попутных доберетесь!
Через проходную идут, идут толпой женщины. И обрывки разговоров доносятся до Аленки обыкновенные, женские.
- С жидким мылом сплошное мучение…
- А ты замачивай в мыле.
- Я ей говорю: «Что толку? Он к тебе ходит, а у самого семья». Она в ответ зубы выскалила. Как загнет… Сама знаешь.
- Знаю.
- На коленках штанишки опять протер. Веришь, залатать нечем…
- Фаина крем на свином жиру делает, сурьмы в него добавляет…
В раздумье, так и не решив, что же ей делать (легко сказать: выходи голосуй на дороге. На эту дорогу через весь город добираться надо), подошла Аленка к окну. И сквозь запыленное стекло вдруг видела возле проходной Серафиму Андреевну Погожеву. Не поверила себе, присмотрелась: Погожева…
- Ой! - Аленка опять стучится в окошко дежурного. - Здесь женщина у проходной. Ее контрразведка ищет. Помогите задержать. Это очень важно.
- Где-то милиционер был. Товарищ старшина!
Старшины нет долго. Или время остановилось, замедлилось. Наконец вышел старшина.
- Вот она, эта женщина, - показывает Аленка.
Старшина Туманов смотрит в окно. Говорит тягуче:
- Известная женщина. Откуда ее знаете?
- Она работала в нашем госпитале.
Старшина чешет подбородок. Молчит. Думает, наверное.
«Сюда бы, конечно, лучше офицера, - рассуждает Аленка. - Этот старшина, кажется, порядочный валенок».
- Идите поговорите с ней… - наконец говорит Туманов. - Нужно отвлечь ее внимание. А то начнет палить… Люди пострадают.
- Старшина, возьмите сотрудников нашей охраны, - предлагает дежурный по бюро пропусков.
- Не нужно, - спокойно отвечает Туманов. - На этот раз не уйдет.
Аленка уже возле проходной. Радостно, по-девчачьи восклицает:
- Серафима Андреевна!
Не выдержала Погожева, вздрогнула. Рука в кармане. Но вот узнала Аленку. Напряжение сходит с лица.
- Серафима Андреевна, как хорошо, что вы живы. А мы все думали, что вы попали под бомбежку. Думали, с вами несчастье приключилось…
- Нет. Все хорошо, Аленка. Вернулась я. А ты какими судьбами здесь?
- С машиной я приехала. Завивку сделать. Как? Хорошо получилось?
- Зря, Аленка. Без перманента ты была милее.
- Вы меня огорчили… - расстроилась Аленка. Расстроилась самым искренним образом.
Это не ускользнуло от наблюдательной Погожевой. И она сказала совсем спокойно:
- Ничего. Завивка долго не держится… Все же скажи, что ты делаешь возле завода.
- Старый хрыч… - Аленка смущенно поправилась. - То есть Федотыч меня бросил. Не дождался…
В это время старшина Туманов был уже за спиной Погожевой.
- Руки вверх!
Все поняла Погожева. Лицо - мел. Глаза словно укрупнились. Подняла руки. Но, поднимая, сунула что-то в рот. И, обмякнув, упала наземь.
Невезучий человек старшина Туманов.