Вечер опускался теплый, лунный. Деревья шелестели листвой, и ветер был ласковый, осторожный. Он не касался земли, а скользил над ней, точно птица. И птицы радовались ему. Пели на разные голоса: звонкие, глухие, писклявые. Птичий гомон заполнял все небо, до самых звезд. И луна висела над горой… Желтый свет колыхался в море, дрожал на молодых листьях, свинцом застывал в развалинах. Развалины по-прежнему пахли гарью и битой отсыревшей штукатуркой. Но еще от пахли травой. И от этого теплело на сердце.

Лучи прожекторов, взметнувшиеся над городом с вершин ближних гор, приняли на себя небо. И звезды зажмурились и стали мельче.

Чирков сказал:

- Знал ли Роксан что-нибудь о Японце? И кто его зарезал? Неужели женщина?

- В разведшколах и женщин учат многому, - ответил Каиров.

- Это так. Вот если бы нам удалось взять Погожеву живой.

- Она могла не знать, кто такой Японец. И Сизов мог не знать. Здесь есть еще один момент. На мой взгляд, перспективный. Смерть Сизова, исчезновение Погожевой могли оставить Японца в одиночестве…

- Если так, он заляжет, - сказал Чирков.

- Он так и сделал бы, но… перегонный завод. Они жмут на этот завод. Длинный имел задание туда внедриться, Погожеву задержали у проходной завода, в записке Японца Кларе тоже есть упоминание об этом заводе. И очень ясное: «Никогда раньше диверсиями не занимался». Я уверен, центр будет давить на Японца. Скорее всего ему пришлют помощников. Диверсантов-профессионалов. Он должен будет подготовиться к их встрече. Обеспечить надежной крышей и так далее… Вот тут-то он может выйти на Татьяну. И у меня предчувствие, что это случится.

- Предчувствие к делу не подошьешь, - скептически заметил Чирков.

- Мы люди разных поколений, капитан. Может, тебе и забавно, но я верю в могучую силу предчувствий. Я верил бы и в сны, но они мне никогда не снятся…

- Счастливый вы человек.

- Кто знает… Думаю, сны помогали бы мне. Относительно же предчувствий… Наша старушка земля была свидетельницей многих случаев, когда предчувствия сбывались, как приговор.

- Охотно верю. Но считаю, что это не очень надежное оружие против абвера.

- Против абвера нельзя брезговать никаким оружи- ем. юот поэтому, капитан, я разгадал тайну «ейского кин ких королев».

- Есть такой город, Ейск, - вспомнил Чирков. - Был там однажды до войны.

- Ейск в данном случае ни при чем, - ответил Каиров. - Вы помните, в Доме офицеров демонстрировался английский фильм «Победа в пустыне»… А в городе, между прочим, трудно с бумагой. Школьники пишут на газетах… И мне не давало покоя, что я где-то раньше видел шрифт с записки Погожевой. Тогда я вспомнил про плакат. Поспешил к начальнику Дома офицеров. К счастью, плакаты сразу не уничтожают. Их- используют дважды. С одной и с другой стороны. А здесь кто-то оторвал нижнюю часть плаката. Это было сделано после того, как плакат был снят… Как видишь, Егор Матвеевич, «ейского» нужно читать «Армейского», «Кин» - «кинофотоотдела», «ких» - «Британских», «королев» - «королевских»… Теперь вопрос.

- Кто это мог сделать?

- По логике, прежде всего сотрудник Дома офицеров. Я попросил личные дела всех штатных работников.

- Женщин можно отсечь, - сказал Чирков. - Японец - кличка мужчины.

- Святая наивность, - усмехнулся Каиров. - В практике разведок не так уж мало случаев, когда мужскими кличками наделяли женщин, и наоборот.

- Чего не знал, того не знал, - погрустнел Чирков.

- Это в прошлом, - успокоил Каиров и продолжал: - Дела в полном порядке. Есть одно любопытное, но… можно сесть в галошу… Меня заботит другое… На музыкантов джаза вообще нет личных дел. Второе, плакаты хранятся под лестницей, возле библиотеки. Туда ходят сотни людей…

- Для начала читателей-офицеров можно исключить. По характеру записки Японец представляется мне гражданским человеком.

- Попробуйте, капитан, будем работать в четыре руки. Время не терпит.