По контракту с университетом Сантьяго должен был отработать год, но, в связи с закрытием кафедры и лаборатории, работать оказалось негде, так что контракт пришлось расторгнуть. Лечение другим климатом и непривычными условиями козлу пользы не принесло, и если кто и мог теперь с этим помочь, то только Хавьер, если бы нашёл что-нибудь важное в рукописи. Смысла оставаться в России больше не было, как и оснований для продления иммиграционного статуса.

Теоретически семестр заканчивался в конце января, вместе с сессией, но по профильным предметам ММЧ все студенты уже получили оценки, так что Сантьяго закончил в декабре. Жить и работать в России -- это, конечно, уникальный опыт и яркие впечатления на всю жизнь, но всё-таки какое счастье, что наконец-то закончится безвкусная непривычная еда, прорыкивающий насквозь все уши русский язык, совершенно недоступные для понимания физические формулы и, самое главное, треклятая сибирская зима.

Чтобы добраться до родного острова, Сантьяго потребовалось двадцати два часа и три самолёта. Сначала он прилетел из Новосибирска в Москву. Потом пересёк Атлантический океан рейсом Москва -- Нью-Йорк. И вот, наконец, поздно вечером по местному времени третий его за последние сутки самолёт плавно спускался в небе над Сан-Хуаном.

На выходе из аэропорта в лицо ударил влажный горячий воздух. Лампы аэропорта и многоэтажной парковки напротив освещали небольшую зелёную полосу вдоль дороги, на которой ровно, в один ряд стояли неподвижные стволы королевских пальм, и приветственно трепетали перистые листья на их верхушках.

Когда уезжал, Сантьяго не захотел оплачивать длительную -- да ещё и неопределённо дилтельную -- парковку в аэропорту -- и оставил машину в гараже у родителей. Так что сегодня его встречал Хавьер.

Полчаса Сантьяго простоял, прислонившись к опоре и стараясь не упасть от непреодолимого желания спать, но после этого знакомый чёрный "Ниссан" действительно подъехал и остановился рядом, а в слабоосвещённом окошке Сантьяго без труда узнал физиономию собственного брата.

Сантьяго закинул чемодан в багажник и плюхнулся на пассажирское сиденье. Хавьер из машины выходить не стал, так что обниматься пришлось через коробку передач посередине.

- Живой? - спросил Хавьер, трогаясь с места.

- Живой.

Аэропорт стоял на берегу Атлантического океана, так что в какой-то момент можно было через открытое окно услышать, как гул взлетающих позади самолётов уступает шуму волн, обрушивающихся на городской пляж. А через двадцать минут братья выехали за пределы густонаселённой агломерации Сан-Хуана.

- Нужно заправиться, - сказал Хавьер и остановился на заправке.

Оба вышли из машины, и пока Хавьер проводил манипуляции со шлангом и кредитной карточкой, Сантьяго направился к магазинчику купить воды. Свет из окон и стеклянной двери магазинчика с одной стороны и подстветка стоек с бензином с другой покрывал практически всё пространство между ними, но всё-таки полоса толщиной метра в три оставалась плохоосвещённой, и, если не вглядываться, то толком и не различишь, что там под ногами. Сантьяго и не вглядывался, пока прямо в середине этой затемнённой зоны не запнулся о что-то пружиняще-мягкое, расстеленное внизу у самых ступней.

Машинально он глянул вниз, и сначала было решил, что под ногами лежит толстенный шланг, непонятно откуда и зачем взявшийся, но уже через мгновение понял, что ошибся. "Шланг" зашевелился, всколыхнулся волной, верхние гребни которой тут же попали в зону освещения, и Сантьяго разглядел чёрно-серый узор, лоснящийся в тусклом свете. В следующую секунду он увидел прямо перед собой змеиную голову. Сверкнули два жёлтых глаза, челюсти резко разжались и тут же клацнули, больно впившись в плечо.

- Аааа! - Сантьяго вскрикнул. Хвост тут же подобрался и, плавно перетекая в туловище, оплёл Сантьяго несколькими тугими кольцами, намертво прижав руки к бокам.

- Помогите!

Крик заставил сильно выдохнуть, и змея, воспользовавшись освободившимся от воздуха пространством, тут же затянула кольца ещё сильнее. Следующий вдох было сделать уже не так просто, а змея и тут была начеку, сжав Сантьяго туже. Он упал. Каждый последующий вдох давался чуть-чуть труднее, а кольца вокруг туловища всё стягивались и стягивались.

Хавьер подбежал и одновременно позвал на помощь. Из магазинчика выбежал мужчина, но больше поблизости никого не было. Хавьер с продавцом вдвоём попытались разжать змеиные кольца, но у них ничего не вышло. Тогда Хавьер стал звонить в службу спасения, а продавец вновь скрылся в помещении.

Тут змея неожиданно ослабила хватку и оставила жертву, лежащим не земле в скрюченном состоянии. Сантьяго просто дышал, дышал и дышал, до конца не веря, что отделаться удалось так легко. А змея свернулась рядышком, спрятав голову в складках своего длинного тела. Продавец вновь выбежал, держа в руке пистолет, но, увидев, что змея человека отпустила и вообще свернулась, не решился выстрелить. Мужчина просто держал оружие наготове, не спуская глаз с опасного хищника вплоть до прибытия полиции, которая, к счастью, приехала достаточно быстро.

Полицейские занялись змеёй, а парамедики загрузили Сантьяго в машину скорой помощи.

- В какую больницу везёте? - спросил Хавьер водителя.

- Региональный медцентр.

- Я поеду следом, - сказал Хавьер, обращаясь к Сантьяго.

В больнице сказали, что змея, которая напала, неядовита -- сетчатый питон. Удушение же могло бы быть смертельным, но длилось недолго, и не успело особо навредить. Пульс поначалу был сильно учащён, но довольно быстро приходил в норму сам собой.

Хотя питоны и неядовиты, но анализ крови в больнице всё равно взяли, и пока его делали, оба брата успели пару часов поспать -- Сантьяго на кушетке для пациентов, а Хавьер в неудобном кресле для посетителей. Анализ оказался в норме, Сантьяго отпустили.

К тому времени, как Хавьер довёз Сантьяго до дома родителей в Рио-Аррибе, уже рассвело. Сантьяго сквозь дрёму всё видел два жёлтых глаза, пересечённых чёрными вертикальными зрачками, которые встретились с ним лишь на одно мгновение, но, кажется, прошили насквозь. И открытую пасть с рядами длинных, острых зубов. Картина пока и не думала стираться из памяти, а обрастала в полусонных фантазиях всё новыми деталями и подробностями.

Дорога от аэропорта домой впервые получилась такой долгой и такой страшной. Зато если у Сантьяго теперь в шутку ли, всерьёз ли спросят: "А правда, что в России по улицам ходят медведи?", он ответит: "Не знаю. Но теперь наверняка знаю, что по нашим улицам ползают змеи".

* * *

"Мальвина, Мальвина. Обухом по голове -- и исчезла" - так думал Артур, сидя на диване и допивая кофе. Несмотря на ранний час, сон ему теперь уже точно не грозил. Рассматривать студентку в качестве своей девушки в голову не приходило. В смысле, не конкретно эту, а вообще ни одну свою студентку. Ни разу. Почему, интересно? Вроде как не принято, не положено. А Мальвина всё равно и не его студентка больше, так что неважно.

Как она хоть выглядит-то, когда в человеческом облике? В памяти достаточно прочно засели большие голубые глаза и длинные ресницы. Но что ещё? Волосы. На вопрос светлые или тёмные можно было сказать, что скорее светлые, но длинные или короткие -- этого уже и не вспомнишь.

Что ещё? Рост? Ну, она совершенно определённо ниже него. "Браво, Артур, открытие, достойное Шерлока Холмса, если вспомнить, что почти все на свете ниже тебя" - похвалил он себя. Фигура? Мальвина точно не была толстой -- он бы запомнил. Вряд ли она была и слишком худой -- тоже бы, скорее всего, бросилось в глаза.

Тут Артур вспомнил о том, что в интернете существуют социальные сети. Сам-то он не пользовался, но, может у Мальвины аккаунт где-нибудь был. Он подошёл к ноутбуку. Так, как там? "Вконтакте", кажется. Аккаунт на имя Мальвины Ястреб действительно нашёлся, но там был указан только год рождения, родной город, десять человек в качестве друзей, а вместо фотографии страницу украшали какие-то цветочки. Он ввёл "Мальвина Ястреб" в поисковой системе, но на других сайтах фотографий тоже не нашлось.

Ладно, хватит зацикливаться на внешности, это не главное. А что тогда главное? Как их там, "красоты души" и "богатый внутренний мир". И что за таинственный мир царит в непостижимых потёмках её волчьей души?

Артур приехал в ИЯФ и попытался отвлечься работой, но, когда работа интеллектуальная, это непросто. Тогда он перешёл к механической составляющей -- заполнению бумаг, связанных с закрытием кафедры и лаборатории. Сантьяго вчера заполнил всё, что смог, и отдал ему (сейчас Сантьяго, кстати, наверное, уже летит). Но кое-где остались пустые места. Где-то к обеду Артур с ними закончил и пошёл в университет, чтобы сдать всё в деканат.

А там его практически с порога второй раз "огрели" по голове:

- Студентка ваша всё-таки в "академ" собралась. Сегодня только заявление подала.

- Какая студентка? - он спросил быстрее, чем сообразил, что студентка у него в этом семестре только одна.

- Мальвина.

- Что???

Сотрудница деканата не ответила.

- Почему?

- Это вам лучше знать. Но в качестве причины указала временную утрату трудоспособности.

- Логично.

Трудоспособность и впрямь была утрачена, хотя и не полностью. Что ж, Мальвине виднее, что для неё лучше. Но действительно ли дело в сложностях с учёбой, или же она больше не хотела видеться с ним? Неприятно, если второе.

Артур, пытаясь осмыслить новую информацию, медленно шёл по лесной тропинке между университетом и ИЯФ. Только что ещё немного присыпало снегом, и ноги всё время проваливались то по щиколотку, а то и по колено. Снежинки попадали под штанины, а оттуда закатывались в ботинки, и к выходу на расчищенную дорогу, ступни сильно намокли, но Артур этого даже не замечал, лишь автоматически сгибая и разгибая подмерзающие пальцы ног.

Работа на сегодня была закончена -- последний рабочий день перед новогодними праздниками. На четыре часа дня назначили банкет. Ребята, кто ездил за выпивкой и закусками, уже вернулись из магазина, и Артур помогал им накрывать на стол в маленьком конференц-зале, в котором собиралась лишь их лаборатория.

Вскоре подтянулись и другие коллеги, потихоньку начали праздновать.

А через полчаса подвыпивший старший научный сотрудник Трескунов, сидевший рядом с Артуром, вдруг разоткровенничался:

- Скандал ведь вышел с твоей волчицей, Артур.

- Ну.

- Что "ну"? По собственному желанию тебя попросят в конце января.

- Почему? - опешил Артур, почти физически почувствовав, что вновь получает по голове чем-то тяжёлым, в темечко. Увольнение из института -- это как раз ровно то, чего ему сейчас не хватало для полного провала.

- Репутацию портишь всему институту, - Трескунов смотрел на рюмку, которую вертел в руках, избегая взгляда в глаза. - Знаю, знаю: лаборатория у вас вроде как отдельная была, но ты-то человек тот же. Говорили о тебе на совете уже. И в университете преподавать тебя вряд ли поставят. Если бы получилось всё-таки разобраться как-то. Хотя бы просто превратить её обратно... Ох, что-то разболтался я по-пьяни-то, тебе после праздников только должны были сообщить. Ну, так ты всё равно скоро узнаешь.

- Уже узнал. Только что. От вас.

- О! Это верно. "Ик".

Разговор был окончен. Информации для осмысления за день навалилось столько, что, как говорится, без бутылки не разобраться. Тогда Артур попытался разобраться с бутылкой, благо на столе их было достаточно. Выпил на этом празднике раза в три больше своей привычной празднично-посиделочной порции. Зря он так. Теперь не избежать четвёртого удара по голове завтра утром.

* * *

Мальвина сидела дома в окружении всей семьи. Те два дня, что она провела дома, были посвящены больше подготовке к Новому году, чем приспособлению квартиры для комфортного проживания волчицы, но в приготовлении к празднованию были учтены и особенности. Мальвина сидела на подушке, за детским столиком с Фаечкой. Перед девочкой стояли забавные розовые чашка и миска из детского сервиза, а вот перед Мальвиной - большая плоская тарелка, с которой можно было слизывать языком, и глубокая чашка, из которой можно было пить без помощи рук. За столом для взрослых расположились родители, бабушка с дедушкой и тётя.

Последние несколько лет Мальвина праздновала Новый год в Новосибирске (обычно первого января после пробуждения к обеду начиналась усиленная подготовка к ближайшему экзамену) так что уже и подзабыла, как это происходит дома. Салаты, пельмени, телевизор, разговоры разной степени интересности. А вот что до экзамена, то тут она передёрнула плечами - его ведь никто не отменял. Расслабляться в этом смысле было рано - заявление на академотпуск пока ещё никто не утвердил, да если это и произойдёт - может экзамен-то всё-таки стоит сдать? Иначе ведь она потом всё забудет и придётся заново проходить весь курс. Но, с другой стороны, это ведь потом... В общем, насчёт экзамена твёрдой уверенности не было.

Двенадцать ночи. Бой курантов по телевизору. Ур-ра!

Папа зажёг бенгальские свечи, только вот свечу за Мальвину пришлось держать Фаечке.

А через двадцать минут на шее зазвонил телефон. Кто это? Волчица лапой развернула экран к себе. Не может быть! Артур!

Мальвина вышла в соседнюю комнату и отточенным движением когтя нажала на кнопку приёма вызова.

- Привет, Мальвина, - послышалось в трубке. Приложить к уху телефон она не могла, но и на громкую связь не ставила - с волчьим слухом это не требовалось.

- Знаю, ты не можешь отвечать по телефону, так что говорить буду я, - мягкий, бархатный голос, приятным теплом разлился по всему телу. Мальвина затаилась, боясь, что тяжёлое волчье дыхание может каким-то неведомым образом спугнуть те слова, которые она хочет услышать.

- Просто звоню поздравить тебя с Новым годом, - продолжил Артур. "Просто - сложно -- какая разница! Только останься, только не вешай трубку!"

- Много думаю о том, что ты мне сказала перед уходом, - "и что надумал?! - мысленно спросила Мальвина. - Ответь мне уже! Нет, лучше не так. Лучше не торопись".

- У нас обязательно ещё будет время об этом поговорить, - продолжил любимый голос. - Надеюсь, скоро увидимся. Развлекайся!

Артур положил трубку и выдохнул. Новый Год -- не время устраивать допросы на тему "Почему ты решила уехать?", не время рассказывать неприятные новости из своей жизни типа "Меня, кажется, увольняют". Не чувствовал он себя и готовым говорить о том, что, кажется, соскучился, потому что вот это вот "кажется" - оно как-то и ни туда, и ни сюда. Может, скучает он просто потому, что через полчаса Новый год, и впервые в жизни Артур будет его праздновать в одиночестве, которое в такую торжественную ночь чувствуется особенно остро.

* * *

А несколькими часами позже Новый Год наступил в Пуэрто-Рико. Жара давно спала, и лёгкий, даже чуть прохладный ветерок насквозь продувал террасу родительского дома, в котором Сантьяго вырос и который на протяжении всей его взрослой жизни оставался местом, в которое можно вернуться.

Не сказать, чтобы Новый Год в их семье отмечался с большим размахом, но Хавьер с женой и детьми приехали, и сейчас они чем-то все занимались в доме. Угощение к празднику было уже готово: у двери стоял большой ящик с банками пива и лимонада, заваленными кусочками льда, а на столе лежали нехитрые закуски вроде кусочков сыра, мякоти кокосов, ананаса и чипсов.

На террассе никого не было, кроме Сантьяго, который на достаточно большом пространстве между столом и перилами медленно покачивался с руки на руку, наклоняясь вбок настолько, насколько позволяло чувство баланса, поддерживаемое ногами, описывающими какие-то интуитивные зигзаги наверху.

Дверь открылась, и на террасу вышли родители, а за ними Хавьер с женой и детьми.

- К прослушиванию готовишься? - спросила мама, открывая банку пива, которую только что достала из ящика.

- Нет. Ловлю зов.

- Чей зов? - спросил Хавьер, усаживаясь за стол и отправляя что-то в рот.

- Козла.

- Боковой волной?

- А вдруг так получится, - переведя дыхание, предположил Сантьяго и с этими словами встал на ноги. Он не хуже брата помнил, что такие боковые покачивания годятся лишь для вызова черепахи, а козёл откликается только на очень пластичную и амплитудную прямую волну. Но он согласен был и на черепаху, и хоть на самого чёрта, лишь бы только не мириться с тем, что останется просто человеком до конца жизни.

- У меня кое-что для тебя есть, - сказал Хавьер. - Подарок к Новому году, - с этими словами он положил на стол стопку бумаги.

Сантьяго сел и взял верхний лист в руки:

- Что это?

- Это, Санто, разные козлы, кабаны и даже одна черепаха. Все однажды утратили способность превращаться в своё животное раз и навсегда.

- Перевёл главу про потерю животного?

- Да. Козла не вернуть, - Хавьер развёл руками. - Мне жаль.

--