Злобный леший, выйди вон! (СИ)

Аведин Илья

Мальчик сбегает из родной деревни после обвинения в убийстве. Его новым домом становится Глухой Бор, где он живет под покровительством могучего духа - Лешего. Спустя семь лет мир людей вновь дает о себе знать и нарушает покой обитателей леса. Чтобы спасти Глухой Бор, Леший обращается за помощью к Ивовой Ведьме. Разве может что-то пойти не так?

 

Пролог

Предрассветную тишину разорвал истошный крик. Лес не услышал или только сделал вид.

- У нас мальчик. Посмотри, наш сын, – сказала женщина.

- Да, наш сын.

Мужчина не смотрел на синюшного младенца, все его внимание проковала дорога.

- Может нас не заметили, может никто не поедет следом?

- Может быть, Марья. Не успели мы до Поганки, так и чуял, стоило ехать раньше.

- Все хорошо, мой славный, все будет хорошо, - сказала Марья то ли мужу, то ли ребенку. – Слышишь, никого нет на дороге? Мы тут одни одинешеньки.

- Если бы, - ответил мужчина и прислонился ухом к земле.

- Что такое?

- Кони вдалеке.

- Что же нам делать?

Лес наблюдал за тем, как решалась судьба несчастных крестьян. Женщина, прижала ребенка сильнее прежнего и, поджав губы, смотрела на сына. Ребенок молчал, но никто не предал этому значения. Мужчина стоял неподвижно, а в его голове словно искры костра летали мысли.

- Ты сможешь встать?

- Смогу.

- Тогда заверни ребенка в пеленку и слезай, - сказал он, а сам перекинул через плечо тюк с тем немногим, что они прихватили. Пока Марья слезала, мужчина обошел телегу и привязал вожжи к козлам, так чтобы они не мешали лошади.

Топот копыт вдалеке усилился - всадники приближались.

Мужчина скомандовал:

- Но, пошла!

Лошадь послушно потянула заметно полегчавшую телегу.

- Давай руку и не отставай.

Кратким взглядом Марья простилась с надеждой на спасение. Под топот приближающихся копыт, они скрылись среди деревьев.

***

- Еще чуть-чуть, еще маленько. До того оврага, там и переждем.

- Они нас не увидят? Они поедут за Ржанкой, да?

- Конечно. Нам нужно схорониться. Ненадолго. Как они проедут обратно, так мы вернемся на дорогу.

Мужчина кинул тюк на дно небольшого оврага, скатился сам и помог Марье с ребенком.

- Теперь надо сидеть тихо, - сказал он и сел на землю.

По его спине пробежали мурашки - до того холодной оказалась земля. Только когда стена деревьев скрыла беглецов от дороги, мужчина понял, что у него родился сын.

- Дай мне его, Марья, хоть взгляну. А ты пока достань плед потеплее, а то не сбережем.

- Сева, почему он не кричит? – спросила Марья пока искала плед.

- Не хочет нас выдать, - сказал он, хоть понимал - это плохой знак. Он вспомнил, что делала его мать повитуха, когда новорожденные не хотели дышать. И что бывало, если первый крик так и не наступал. Мужчина освободил маленькую ножку из простыни, ущипнул ее и растер огрубевшими от работ в поле руками. Он понимал, что любой крик может их выдать, тем более детский, ведь он разнесется повсюду, как круги бегут по воде от брошенного камня. Через мгновение послышалось тихое «у-а-а», которое переросло в звонкий плач. Трагедия и победа, заключенные в невинном детском крике. Всеволод и Марья смотрели на ребенка взглядом полным родительской любви. Но крик слышали не только они.

- Сева, помнишь, с неделю назад звездочка упала?

- Нет, я не видел. Я вообще многого не замечаю.

- И правда, ты тогда еще с поля не пришел. А я с конюшни шла когда, остановилась на пороге и гляжу на небе летит звездочка, но не белая как бывает, а желтенькая. Летит так неохотно. Так медленно чтобы летела, никогда не видела. И знаешь, - добавила она, помолчав, - Она будто живая была, не падала, а прямо порхала, а потом нырнула среди деревьев, как орел за рыбкой.

- Так может, летела то она намного дальше леса, а так только привиделось?

- Может быть, но больно чудная была. Я, наверное, по глупости бабской решила, что это добрый знак и... - не успела она закончить, как ее прервал муж.

- Тише. Возьми ребенка.

Он отдал ей сына, а сам потянулся за мечом, спрятанным в тюке среди прочих вещей. Он принадлежал еще отцу Всеволода, который носил его в пору своей службы мечником при князе. Всеволоду не пришлось использовать его по назначению, однако обращался он с ним как следует, так что бороду брить можно, да и привычным он был для руки. Сколько вечеров он провел под строгим взором отца, который готовил своего сына в княжьи мечники. Но судьба решила иначе.

- Что такое, Сева?

- Над оврагом, кто-то ходит.

- Я не слышу.

- Прильни к склону и накройся пледом, может смогу увести их от вас.

- Я не останусь без тебя! Мы не останемся!

- И правда, не останетесь. Это не люди.

С двух сторон в овраг медленно спускались волки-туманники - стая из пяти хищников. Впереди, уткнувшись носом в землю, шел вожак. Крупную морду сплошь покрывали шрамы. Левый глаз закрывало молочное бельмо, точно такого же цвета, как и туман, что стелился под лапами хищников и заполнял овраг.

- Что нам делать, Сева?

Мужчина встретился взглядом с волком. Вожак, который учуял запах крови, тянувшийся красной лентой от самой дороги, вперил в него единственный целый глаз. С другой стороны спустились еще четыре волка. Всеволод слышал их, но не мог отвести взгляда, иначе вожак в один прыжок добрался бы до его шеи. Хруст листьев сообщил о том, где стоят волки и как далеко. Крестьян окружили. Кровь прольется, и лишь вопрос силы и сноровки, что послужит тому причиной, сталь или клыки. Туман клубился все гуще, и волчьи лапы почти растаяли в дымке. Краем глаза Всеволод видел жену с ребенком, укрывшихся пледом - густой туман застелил их наполовину. Времени оставалось совсем мало, промедли он еще и от волков останутся только желтые горящие глаза.

Единственные звуки, который он услышал в последние мгновения – удары сердца. Тяжелые, пробивающие грудь, вязкие и тягучие удары. Казалось, они тянули за собой само время, замедляя его. Он далеко не сразу понял, что случилось дальше. Помощь пришла оттуда, откуда он ожидал меньше всего. Смертоносный туман, обволакивающий все вокруг белесыми щупальцами, как ошпаренный отступил назад, когда раздался оглушительный звон. Вожак перевел здоровый глаз на плед, за которым пряталась Марья с ребенком. Он повернул морду в их сторону и обнажил шею.

«Последний шанс», - подумал Всеволод и воспользовался им.

Со следующим ударом сердца он сделал выпад в сторону вожака. Оказавшись на расстоянии клинка, он нанес удар. Волк успел отскочить назад, но подставил под удар морду. Меч разрезал шкуру и плоть от угла челюсти и прошел через правый глаз, ослепив вожака окончательно. В ожидании нападения сзади он развернулся и взмахнул клинком, но остальные хищники не шевелились. Меч рассек отступающий туман. Волки не заметили нападения на вожака, они завороженно смотрели на плед, вытянув шеи. Только тогда Всеволод понял, что тот звон, что оттолкнул туман и отвлек волков, был плачем его сына.

Туман улегся у земли. Вожак стаи мотал окровавленной головой из стороны в сторону, разбрызгивая кровь по сухой листве. Остальные туманники завороженно следили за пледом, из-под которого доносился детский плач.

Всеволод не решился напасть. Он попятился спиной к склону, держа перед собой меч. Только он оказался возле жены и ребенка, плач оборвался.

- Что же здесь происходит? - сказал Всеволод.

- Сева, они ушли?

- Нет, но они не нападаю…

Не успел он договорить, как волки, до того погруженные в сон, очнулись. Вожак, обезумев от боли, катался по земле и то и дело зарывал морду в опавшую листву. Остальные туманники, вопреки надеждам Всеволода, не отступили, завидев поражение вожака. Они приближались аккуратно, шаг за шагом, скалясь и рыча. Наконец они оказались так близко, что Всеволоду в нос ударил дикий, животный запах. Он видел капли секрета на шерсти хищников, благодаря которому те сгущали туман - до того близко они стояли.

«Ничего этого бы не было, уедь мы раньше, - думал Всеволод. - Теперь погибнем тут, всей семьей. А я ведь сыну имя дать не успел».

- Марья.

- Да?

- Я бы хотел, чтобы его звали Олег.

- Пусть будет Олежка, да, пусть будет…

Туман поднялся так высоко, что волки скрылись в нем полностью. Смерть дышала Всеволоду в лицо. Все это время он держал меч с такой силой, что пальцы сковало судорогой, и они приросли к старому оружию. Ждать оставалось недолго. Над оврагом повисла зловещая тишина. Только тихий женский плач из-под пледа говорил о том, что здесь есть кто-то живой. Ребенок уснул на руках матери. Отец же стоял впереди, готовый дать последний бой.

Раздался треск, а следом нечто огромное упало где-то в паре шагов от Всеволода, прямиком в сердце тумана. Земля содрогнулась. Листья, оторванные от земли, разлетелись в разные стороны, разорвав завесу. Всеволод различил контуры волков сквозь поредевший туман. Раздался хлопок, а следом за ним жалобный визг одного из хищников. Туманник получил сильнейший удар и вылетел из тумана. Он ударился спиной о ствол сосны, и та звонко хрустнула в ответ. Второго волка что-то схватило за загривок и выкинуло в противоположную сторону. Страх волков уничтожил туман, и последние серые струйки утекли сквозь валежник. Тогда Всеволод увидел, что спасло его от неминуемой гибели. Медведь, высотой в две косых сажени, встал на задние лапы. Издав оглушительный рев, он ударил передними лапами по земле перед оцепеневшими волками так, что тех выкинуло в ближайший орешник.

- Чудеса, - сказал Всеволод, смотря на медведя.

Шкура мохнатого великана напоминала сказочное полотно, словно медведя укрывал ковер из множества витиеватых закрученных узоров. Бурый цвет шкуры кое-где отливал зеленым, а в местах большого скопления узоров даже изумрудным. Зверь поднял нос кверху и затянул воздух. Наконец, что-то учуяв, он  двинулся в сторону крестьян.

- Ты-то точно меча моего не испугаешься, ведь так?

Услышав голос Всеволода, медведь остановился. Глаза ярко-золотого цвета, невозмутимо смотрели сквозь мужчину.

- Ну и чего ты ждешь? Съешь нас или что?

Медведь еще раз жадно затянул воздух черным, слегка влажным носом.

- Или дашь нам уйти с миром?

Марья услышала спокойный голос своего мужа и выглянула из-под пледа, но спряталась обратно, завидев огромного зверя, и прижала сына покрепче. Мальчик, которого доселе не разбудил даже исполинских размеров медведь, проснулся от крепкого объятия матери. Медведь, заслышав детский крик, недолго думая, развернулся и скрылся в тех же кустах, куда он до того отбросил двух волков. Отец решил, что крик его сына волшебный, ведь уже второй раз он спасает им жизнь. Всеволод огляделся по сторонам - нет ли еще какой напасти. Ничего. Лишь следы волков, и, что странно, ни одного следа медведя. Будто и не было великана. Тишина вернулась в свои владения. Всеволод прислонил ухо к земле и тяжело вздохнул.

***

- Вылезайте, - сказал мужчина.

- Марья, пошли. С волками было бы проще договориться, чем с ними.

- Ты уже добегался Сева, так что огрызайся не огрызайся всё одно. Ну, ты и сам знаешь.

Всеволод помог Марье с ребенком вылезти из оврага. Перед ними стоял отряд из четырех человек. Преследователи были облачены в черный дорожный доспех. На плече у каждого красовался символ - пчела, свернувшаяся в капле меда. Символ этот князь Златолюб даровал наместнику Бокучару вместе со званием после того, как тот выкупил хозяйское право. Хозяйское право же он выкупил на золото, заработанное с продажи меда.

Трое мечников зарядили самострелы и направили на Всеволода.

- Брось меч, он тебе больше не понадобится, - сказал голова отряда.

Всеволод не хотел выпускать оружие из рук. Он не мог поверить, что после чудесных событий его предательски убьют из самострела.

- Брось меч, Сева. Пойдем обратно, - сказала Марья.

Несчастная еще не поняла, что из леса живой не выйдет. Согласно княжьему слову наместник самостоятельно принимал решение о наказании для беглых крестьян. Это могло быть что угодно – от месячного голодомора до казни на месте. На беду Марьи и Всеволода, Бокучар вместе с другими наместниками выбрали второе.

Всеволод бросил меч. Мечники опустили самострелы.

- Сизый, у меня родился сын, - сказал Всеволод главному мечнику, которого так прозвали из-за пятна, оставленного на шее неизвестной болезнью.

Сизый бел верным псом наместника и беспрекословно выполнял все поручения хозяина. Простое оружие в руках наместника, но оружие честное. Он никогда не кичился положением, никогда не использовал меч по личному усмотрению. Его мечники хоть и были в душе разбойниками, но под начальством сурового командира превратились в поистине хороших солдат. Верных наместнику и бездумных в исполнении приказов.

Всеволод увидел сочувствие в глазах Сизого.

- Сына не тронем, на него указа не было.

- И на том спасибо.

- Имя ему дал?

- Олег. Его зовут Олег.

- Я передам. Будь спокоен.

- Кому он передаст, Сева? Это же наш ребенок, мы сами всем скажем, как его зовут, - сказала Марья.

- Тише, тише. Дай мне его.

Всеволод взял сына на руки. Ребенок крепко спал, поджав ручки. Это казалось шуткой судьбы. Ребенок, рожденный в бегах, который не хотел дышать при рождении, которого чуть не съели волки-туманники и медведь-великан, после всего этого лишится родителей от рук мечников. Сколько еще младенцев на всем белом свете пережили подобное в первый день жизни, еще до восхода солнца? Едва коснувшись лба младенца, он переложил его на сгиб руки, другой рукой поднял меч и сделал шаг в сторону Сизого. Мечники подняли самострелы.

- Опустите! – сказал Сизый.

Мечники недоуменно поглядели на него.

- Живо!

- Это меч моего отца, пусть он достанется теперь моему сыну, - сказал Всеволод.

- Сева, что ты делаешь? Не отдавай ему ребенка! – кричала Марья.

- Ворок, возьми меч, - приказал Сизый, а сам взял на руки Олега.

- Нет, Сева! Нет, не отдавай его! Я прошу!

В отчаянии Марья упала на землю и вцепилась руками в сырую траву. Она зарыдала, и это был нечеловеческий плач.

- Мне жаль, - сказал Сизый.

- Ты всегда был верным, жаль только не тому, кому следует. Могу я попросить тебя кое о чем?

- Проси.

Всеволод подошел чуть ближе к главному мечнику и сказал шепотом:

- Стреляйте в нее первую, чтобы она не осталась одна в последний миг.

- Хорошо.

Пока Всеволод шел обратно, Марья поняла, что должно случиться дальше. Никто не собирался везти их обратно. Никаких плетей, никакого голодомора. Они вот-вот обретут могилу возле оврага, среди многовековых сосен Глухого Бора.

Всеволод помог Марье подняться. Обессиленная и уничтоженная она прильнула к нему, словно тряпичная кукла. Он крепко сжал ее и прошептал последние слова, которые мечники не расслышали и затем громко сказал:

- Прощай.

Всеволод повернулся так, чтобы Марья оказалась спиной к мечникам, и лицом к лесу. Сизый дал отмашку и один из мечников выстрелил. Маленький стальной стержень скрылся где-то за пледом, покрывающим плечи и спину Марьи. О том, что он достиг цели, сказало, расползающееся по ткани, багровое пятнышко. Ее и без того ослабленное тело совсем лишилось опоры. Всеволод аккуратно положил Марью на землю. Он поцеловал ее в пока еще теплые губы. Еще теплые и такие знакомые.

Выпрямившись, он ощутил, как что-то ударило его в левую часть груди. Тупая боль, как от удара палкой разлилась по груди. Падая на спину, у него промелькнула мысль: «Неужели промазали?». Но стержень пронзил сердце. Через мгновение кровь застыла в его жилах. Дух покинул тело.

Солнце показалось между бесконечными рядами сосен. На лесной поляне, у оврага лежали два тела. Женщина и мужчина. Женщину убили предательским выстрелом в спину, мужчину - честным выстрелом в грудь. Возле тел виднелись человеческие следы, которые вели к дороге, пролегающей сквозь Глухой Бор. По другую сторону оврага, следы волков перемешались с их же кровью, запекшейся на желтых листьях. Что здесь случилось, останется загадкой, ведь тому свидетелем был лишь безмолвный лес.

 

Часть I - Глава 1

Группа всадников выехала из леса. Трое ехали несколько впереди от последнего, что держал на руках младенца. Когда отряд въехал в Лысовку, всадник с ребенком отделился и направился к дому наместника.

Дом представлял собой усадьбу в два этажа, с конюшней, двумя амбарами, садом, и небольшим прудом позади, который облюбили дикие кряквы. Хозяин усадьбы с большим трепетом относился к птицам, нежели к жителям деревни, поскольку с пернатыми проводил намного больше времени. У того самого пруда, Сизый и нашел наместника. Бокучар стоял спиной к усадьбе и кормил крошками галдящих птиц.

- Ты все сделал, Сизый? – спросил он, не оборачиваясь.

- Сделал. Как вы поняли, что это я?

- Запах коня и пота – твои вечные друзья. Тебя за версту учуять можно.

Он выкинул крошки в пруд и развернулся.

Бокучар был высоким и тучным мужиком. Крестьяне считали, что он дальний родственник горных великанов – такой же огромный и лохматый. Темные волосы его прикрывали толстую шею, а борода служила укрытием для целого семейства подбородков. В соответствии с внешностью голос у него был тяжелый как дубовый сундук, в котором он хранил свое богатство.

- А это еще что? – спросил он, махнув рукой в сторону младенца.

- Это сын Всеволода.

Бокучар сдвинул густые брови так, что они слились в одну лохматую гусеницу.

- Какого беса, ты его приволок?

- На него указа не было.

Бокучар засмеялся. Тот, кто не видел источник смеха, мог бы подумать, что залаяла большая сторожевая собака. Очень большая.

- Вот за что я тебя люблю, Сизый, за то и недолюбливаю. Шаг влево, шаг вправо и все! Удобно ты устроился, а? Никакой ответственности. Все на мне, все на мне.

Сизый молчал. Ребенок сладким сном спал у него на руках.

- Ждешь указа, стало быть? Хорошо, вот тебе указ. Избавься от него.

- Но как же… - осекся Сизый, - Как же так? Он же дитя совсем?

- Что ты предлагаешь? – спросил Бокучар и стряхнул остатки крошек с рук и одежды. -  Вырастить под боком врага, который будет мстить за отца и мать? Нет! – рявкнул он. – Избавиться!

- Я не могу. Это же дитя невинное.

- Сизый!

- Нет, ребенка не могу, и не просите. Такой грех не отмолишь ничем.

- А старые грехи ты давно замолил? А? Неужто еще надеешься душу очистить, прежде чем та тело покинет? Или думаешь, что все твои дела на мне лежат, а ты лишь в роли барского кнута? Так я тебя огорчу. Я тебя воли не лишал, ведь так? А потому все сделанное тобой по моему указу, мы делим пополам, – после этой фразы Бокучар перевел дух, ведь с тех пор, как он отрастил барский живот, вести долгие беседы стало в тягость. - На казни купеческой ты сам выбрал служение мне. Помнишь? Сам ведь сказал: «Я продаю свою жизнь купцу Бокучару». Ты предпочел служение мне, колесованию - так служи теперь! Но знай, ты всегда можешь вернуться туда, откуда я тебя вытащил.

Младенец зашевелился. Он попытался вытащить ручки, но их плотно прижало пледом. Не сумев освободиться, ребенок заплакал. Сизый не знал, что делать и начала покачивать ребенка. Движения его слишком резкие и неуклюжие, к удивлению старого мечника, помогли. Младенец недовольно чмокнул губами и замолк.

Мгновение все трое молчали. Сизый смотрел на ребенка, которому вот-вот будет вынесен приговор. Он понимал, что наместник легко сможет найти душегуба среди мечников, и тогда мальчику точно конец. Рассчитывать на  милость  не приходилось.

Бокучар тяжело дышал, широко раздувая ноздри. Он озлобленно смотрел, то на  Сизого, то на младенца. И вот в большой лохматой голове зародилась мысль. Он стер пухлой рукой капли пота, выступившие на лбу во время крика. Из-за его густой бороды не было видно рта, но щеки приподнялись, а глаза прищурились. Наместник улыбнулся.

- Хорошо, - сказал он. - Кстати, ты первый раз пошел против слова моего. А ведь я только что упрекнул тебя в безволии. Чудеса, да и только.

- Что вы решили?

- Ты его оставишь себе. Да, да. Теперь ты удивляешься? Ребенок будет расти под твоим присмотром. Не надо мне ничего говорить. Забирай его. Теперь это твой сын. Тебе придется растить его во лжи, потому как ты никогда не сможешь признаться, что виновен в смерти его родителей. Он будет твоей ношей на всю оставшуюся жизнь. А я забуду о нем, как о нелепом сне. На этом всё, ступай.

Бокучар развернулся к любимым кряквам. Плечи наместника все еще тяжело поднимались. Сизый подумал, что живот, должно быть, мешает груди двигаться – вот она и тянется вверх. Он еще не осознал, что ребенок останется у него.

- Ты почему еще здесь? Я прошу, исчезни, пока мы с птицами совсем не одурели от твоего смрада. Все, пошел!

- Есть еще приказы?

- Просто исчезни, пока я вас не утопил в пруду! – рявкнул Бокучар, словно медведь. – Простите, мои дорогие, - сказал наместник кряквам, - больше не буду кричать при вас.

Когда Сизый шел мимо крыльца, его окрикнули.

- Сизый, погоди.

- Чего тебе, Мокроус? – спросил он у человека, спускающегося по крыльцу.

- Я тут слышал, как вы с Бокучаром решали вопрос о… - он указал пальцем на плед. - О ребенке.

- Я бы удивился, пропусти ты это мимо ушей.

Уши Мокроуса были самыми обычными. Все дело в его, остром как клинок убийцы, уме. Этого человека судьба не одарила крепким, или хотя бы здоровым телом, зато дала живой и хитрый ум. Мокроус сам был родом из Лысовки, однако после одного темного дела его изгнал предыдущий наместник. Уходя из деревни, Мокроус обещал вернуться и что-то сделать с тем, кто его изгнал, но что конкретно жители деревни так и не услышали, поскольку конь, к которому его привязали руками и ногами, пустился галопом прочь от деревни. Говорят, что именно в ту злополучную поездку он и повредил себе члены так, что теперь еле ходит, прижав руки к груди. Да и верхом он больше не ездит. Однако слово свое он сдержал, и вернулся в деревню, но не один, а вместе с Бокучаром. Прежнего наместника отправили в Мерзлые Шахты, после того, как князь Златолюб узнал от Мокроуса о злодеяниях против Тридевятого Царства, которые, якобы, тот самый наместник чинил. С этой клеветы и началась его дружба с Бокучаром. С тех пор Мокроус состоял первым, а в виду отсутствия других, и единственным, советником на службе у нового наместника.

- Что ты будешь делать с ребенком?

- Растить, а что же еще.

- Интересно, Сизый, а молоко ты уже научился давать, а? Ну, молодец! Мать с щетиной и в доспехе, вы посмотрите.

- Я спрошу последний раз, что тебе надо? В следующий раз я спрошу сапогом.

- Тише вояка, я понял. Пошутить уж нельзя. Хотя, вы люди военные никаких шуток не понимаете. Как там говорят, солдат с забавником на одну скамью не сядет? Ну ладно, не морщись. Пока вы там толковали, я нашел для тебя решение. Дам тебе наводку, куда ребенка пристроить. А как зовут то его, Сизый?

- Олег.

- Олег… Олег – отцовский побег!  - засмеялся Мокроус и затряс прижатыми руками. – Опять шучу, Сизый, ты чего? Не смотри на меня так. День хороший - вот я и шучу. Ладно, давай к делу. Тебе ведь интересно?

- Говори, змей.

- Давай так,  я тебе даю решение, а ты мне будешь должен маленькую услугу. Малюсенькую совсем.

- Это какую?

- Малюсенькую, я же сказал. Грибов собрать, может собаку бешеную прибить, когда попрошу. Я еще не решил, - улыбнулся Мокроус, обнажив мелкие зубы.

- Так не пойдет. Себе дороже выйдет.

- Ну как знаешь, ты только не забудь, что ты мамку то убил, и так уж вышло, что ты ему теперь и мамка и отец. Сизый, а ты уже растил ребенка? Уверен, что он у тебя не погибнет через день-два?

За всю жизнь Сизый заботился лишь о себе, да и то временами, поэтому забота о ком-то еще представлялась ему чем-то непонятным и загадочным. Что делать с ребенком он не представлял.

- Говори, Мокроус, что надумал.

- Вот это другой разговор! - сказал советник. – Про услугу не забудешь? Ты же человек слова, Сизый?

- Будь спокоен, выкладывай.

- Тогда пошли, присядем, а то ноги немеют стоять тут с тобой.

Они нашли неподалеку лавку в тени пахучей сирени.

- И так, слушай. Твоему дитяти нужна мать, тут, как ни крути. Ты, конечно, можешь попробовать на козьем или коровьем молоке его вырастить, если хочешь, чтобы он козлом или быком вырос. Ежели нет - нужна кормящая мать.

- Да какая же кормящая мать, возьмет к себе ребенка чужого то?

- Ты со своими мечниками до того носишься, что не ведаешь, что вокруг творится, - сказал Мокроус. - Недавно кузнец наш, пусть душа его спит спокойно, убился в кузне, ребеночка своего пришиб, да еще и кузню подпалил в довесок.

- Это как же так-то? – спросил Сизый и подумал, что подков новых он так и не получил, хоть кузнец и обещался вчерашним днем все сделать.

- Я там конечно не был, - Мокроус задумался ненадолго. - Точнее сказать был. Только уже после гибели его. Как я понял, он лицо себе подпалил, работая спьяну,  и падая малютку придавил. В кузнеце весу то было ого-го! Ни один голодомор бы пережил. Хотя потому он и разжирел, что голодоморов не видывал отродясь.

- А чего там ребенок делал?

- Жена его сказала, что хотел кузнец больно себе замену вырастить - вот решил с пеленок мальца к работе приобщить. хотел, чтобы тот жару подышал.

- Ох, беда-то какая, – покачал головой Сизый.

- Кому беда, а кому счастье. Жена то его – Настасья, кормящая была. А теперь горем убитая плачет и не выходит из дому. Ей соседи еду носят, сама она ничего делать не может.

- И ты хочешь сказать...

- Отдай ей ребенка, Сизый. Не навсегда, а на год-другой. Пока от груди не отцепится. Ты и мать утешишь и ребенка вырастишь. А может и выйдет, что будете ему оба родителями.

Мокроус улыбнулся и откинулся на спинку скамейки.

- А если она откажет? Свое дитя то дороже любых других.

- Может и так. Только у тебя есть очень хороший довесок к ребенку.

- Не пойму.

- Сейчас поймешь. Ты когда, главным над мечниками стал, Бокучар дал тебе жалованье в три златца в семь дней, так?

- Так, – кивнул Сизый.

- Но ты просил платить по одному златцу, потому как боялся, что все пропьешь или проиграешь. Все верно?

- Верно.

- Выходит, что целый год, ты получаешь по златцу в семь дней. А ты никогда не думал, куда деваются остальные два?

- Думал, Бокучар себе берет.

- Нет, мой дубоголовый друг. Я не только советник Бокучара, но и казначей. Все ваше жалованье, распределяю я. Так вот, все те оставшиеся златцы лежат целехоньки в надежном месте.  Я тебе их выдам. Все до последнего. Удивлен?

Глаза Сизого бегали по земле. Неожиданно на него с неба свалилось решение. «Ребенок будет жить!», - думал он. Но у медали была и вторая сторона. Об этом он не забывал.

- Ох, чувствую, что собака бешеная, которую мне придется прибить в благодарность тебе, будет размером с усадьбу Бокучара.

- Как знать, Сизый. Как знать, – сказал Мокроус и улыбнулся, обнажив крысиные зубки.

- Ты посиди пока, - продолжил советник, - а я схожу за жалованьем. Думаю, имея такой груз на руках, - Мокроус еле-еле выпрямил указательный палец, чтобы показать на ребенка, - ты не сможешь спиться. Хотя многих и это не останавливает.

Сизый сидел, ожидая пока вернется Мокроус. Где-то над ним жужжали пчелы, облетая цветы сирени. Солнце сияло в зените и озаряло добрым и приветливым светом, лежащую впереди, Лысовку. Крестьяне погрузились в работу. По полям ездили телеги с мужиками и бабами. Оттуда же доносились заводные рабочие песни. Где-то за усадьбой лаяла собака. Огромная собака.

Через пару мгновений вернулся Мокроус. Следом за ним шел молодой служка и нес шкатулку.

- Вот, здесь все твое жалованье. Помочь донести?

- Не надо, я сам, – сказал Сизый и переложил ребенка на сгиб левой руки. – Давай, шкатулку.

Сизый уже собрался покинуть двор, как Мокроус его окликнул:

- Услуга, Сизый. Не забывай об услуге!

- Ты не дашь забыть. Бывай.

***

Сизый шел через деревню с ребенком в одной руке и шкатулкой в другой. Собаки встречали его лаем из пустых дворов. Почти все работали в поле, так что он не встретил ни одного любопытного взгляда. Только кошка, что дремала посреди дороги, зашипела, и тут же скрылась в кустах. Еще на подходах к дому кузнеца он почувствовал запах былого пожара. Сизый недоумевал, как он мог пропустить пожар и гибель кузнеца. Он в очередной раз зарекся не пить.

Ребенок зашевелился и поморщил розовое личико.

- Знаю, запашок отвратный.

Сизый поставил шкатулку на гнилой пенек, который служил стулом, и натянул плед повыше, чтобы закрыть привередливый детский носик.

- Сейчас посмотрим, кто в теремочке живет.

Сизый постучал в дверь одним пальцем - никто не отозвался.

- Что же, постучим посильнее. А, что скажешь? – спросил он Олега.

Не дожидаясь ответа от новорожденного, он постучал привычно для себя - кулаком. Под силой удара дверь отворилась и в сени упал дневной свет. Сквозняк подхватил пепел с пылью и закружил по углам. Сизый прошел в комнату и сорвал тряпку с окна. Тьма неохотно уползла в подпол. Ребенок закашлял.

- Хозяйка! – крикнул Сизый, в пустоту. – Никого нет, Олежка, ну и мы пойдем, а то задохнешься совсем.

Сизый вышел на улицу и встретился взглядом с бабкой, что стояла на дороге и смотрела в его сторону.

- Это чего это ты тут удумал, разбойник, а? – злобно промямлила бабка, щуря слепые глаза.

- Это я баб Матрена.

- Кто ты-то? Глаз слепой стал, не видит совсем,  – сказала бабка чуть добрее, услышав знакомый голос.

- Сизый.

- Э-э-э, Сизый, – сказала бабка, вернув злые нотки. – Пришел покарать несчастную за гибель мужа и ребенка?

- Никого я карать не буду, бабка. Настасья мне нужна для другого дела. Для мирного.

- Это какого? Мирного? Ты своим мечом мира не приносишь. Только пугать и резать умеешь!

- Да тебя разве напугаешь, старая, ты даже смерти не боишься. Скорее она тебя, раз ты все еще ходишь под солнцем.

- А?

- Я говорю, где Настасью могу найти? Нужна она мне больно. Сказали мне, что она горем убитая в доме сидит, а ее и следа нет.

- Ты вот кулек возьми, да на стол ей положи, а то мне через бардак ее ходить трудно, все ноги отобью. Давай, сделай доброе дело для старой, а я скажу, куда Настасья делась.

- Давай.

Сизый взял мешочек. В нем лежало что-то теплое. Судя по запаху – пирожки с капустой. Он вернулся в дом. Распинал ногами хлам и добрался до стола. На столе стоял открытый ларчик.

«Кузнец, похоже, имел тайник от жены своей, а она нашла да и скрылась. Неужели будет третий беглец за один день?», - думал он.

Он положил кулек с пирожками на стол и пошел обратно. Когда он вышел, на тропе никого не было.

- Ты откуда такое добро взял? – послышался голос.

Сизый обернулся. Бабка мирно сидела на гнилом пенечке в тени крыши и держала шкатулку. Руки ее тряслись, отчего монеты внутри звонко плясали.

- Положи на место бабка. Не твое добро и знать тебе не положено, откуда взял.

- Ты разве так должен говорить с человеком, от которого узнать что-то хочешь? – ехидно спросила она.

- Ах, ты ж, старая, – процедил он сквозь зубы.

- Чего?

- Я твой кулечек положил на стол. Ноги твои старые сберег. Будь так добра, Матрена, скажи, куда Настасья делась.

- Ой, милок, я же тебе еще кое-чем помочь могу. Больно шкатулка тяжелая, давай-ка я облегчу ее для тебя. Да про Настасью скажу. Гляди, как получается. Ты мне одно дело, а я тебе два сразу, – заключила они и улыбнулась, обнажив все четыре зуба.

- Ты где наглости-то набралась, старая?

- А?

Сизый знал, что со слухом у бабки все хорошо, и она переспрашивала только, когда не могла, либо не хотела отвечать. Несмотря на то, что Лысовка стояла далеко от крупных городов, искусные дипломаты встречались и здесь. Жизнь в лишениях превращала либо в покорных крестьян, трепещущими перед наместником, какими было большинство крестьян, либо в отъявленных хитрецов, таких как Мокроус или бабка Матрена, что могли поживиться в любой ситуации.

Сизый забрал у нее шкатулку. «Не обеднею», - подумал он и вручил бабке один златец.

- Держи, разбойница, – сдался Сизый под напором хитрости старухи. – Ну, теперь скажи мне, где Настасья?

- Так вот сейчас на тропу свернет, смотри, – бабка указала пальцем на соседний дом - слепа она была настолько же насколько и глуха.

Через мгновение  на тропе показалась девушка. Худое тело скрывал рваный, покрытый темными пятнами сарафан, так что не узнать какого он прежде был цвета. Крохотные плечи закрывал такой же грязный платок. Волосы, сплетенные наспех в косу, выглядели седыми из-за пепла. Она шла медленным шагом, не поднимая головы. Сизый засмотрелся на девушку и не заметил, как бабка встала и пошла восвояси. Опомнившись, он крикнуть ей вдогонку:

-  Обманула ты меня старая!

- А?

- Иди уже, – отмахнулся он.

Девушка все шла, не поднимая головы. Она вышла из полусна, когда столкнулась с бабкой Матреной. Сизый не слышал, что сказала старуха, но девушка сначала поклонилась ей, а потом подняла взор на него. Она, казалось, нисколько не удивилась мужику в доспехе с ребенком у порога. Настасья еще раз поклонилась бабке, и они разошлись. Чем ближе она подходила, тем четче Сизый видел взгляд девушки, стеклянный и пустой. Такими глазами он смотрел на Бокучара, во время купеческой казни. Сизый дождался, когда девушка подойдет и сказал:

- Настасья, ты не пугайся меня, я с добром пришел к тебе, - начал он, - мне сказали, что ты из дому не выходишь, вот я и искал тебя тут.

Девушка остановилась в паре шагов от него и ничего не ответила. Она посмотрела на ребенка и прикусила губу.

- Я к тебе с делом пришел, как я уже сказал. Я слышал о твоем горе. Что ты потеряла мужа и ребенка.

Настасья перевела взгляд на Сизого. На губе ее показалась капелька крови.

- Этот мальчик тоже потерял родителей,  - он запнулся, - и я хочу предложить тебе заботу о нем.

Сизый следил за реакцией девушки. Настасья стерла каплю крови платком. Призрачная улыбка скользнула по сухим губам.

- Я понимаю, что ты теперь одна, - сказал Сизый, а сам подумал: «Какого беса, я дважды сказал о ее несчастье?», - так что я обеспечу тебя всем, чем надо, чтобы ты и ребенок ни в чем не нуждались.

- Я уже слышала эти слова раньше. Пепел того, кто это сказал, еще не остыл, – сказала девушка. Хриплый голос, свидетель ночей, проведенных в рыданиях и криках излучал трагическое спокойствие.

- Но это правда, у меня все здесь, - показал он на шкатулку, — это ваши златцы, Настасья. Твои и ребенка.

- Златцы все решат, да? – спросила она.

- Это все будет ваше, - сказал Сизый, не зная, что ответить, - я оставлю шкатулку тебе, бери столько, сколько тебе надо, на себя и на ребенка.

Взгляд Настасьи несколько ожил. Девушка смотрела то на ребенка, то на мечника, и ни разу на золото. Она зацепилась пальцем за нитку, торчащую из сарафана, и намотала ее на палец.

«Думает», - решил Сизый.

- Хорошо, я возьму ребенка, - сказала она и оторвала нить. - Но шкатулку оставь у себя. Будешь сам доставать, что нужно.

Сизый выдохнул. Такой легкой сдачи он не предвидел.

- Почему ты не хочешь брать золото? – спросил он.

«Думает, что оно в крови, - решил он. - И она права».

- Одинокая женщина с ребенком и шкатулкой с золотом. Есть ли жертва проще?

- Ты под моей защитой, и не станешь ничьей жертвой.

- Пусть будут у тебя.

- Хорошо.

- И еще одно, мы не сможем жить в этом доме с ребенком. Тут после пожара ничего не осталось. И гарью пахнет.

«И смертью», - подумала она, но не сказала.

- Тогда будешь жить у меня. Я же поживу в бараках, пока твой дом не восстановят. А если его и не восстановят, то живи насовсем у меня.

- Да, так будет лучше.

- Мой дом, стоит на южной стороне, перед тропой к усадьбе Бокучара. Приходи, как соберешься.

- Я знаю, где твой дом. И мне нечего собирать. Ничего мне не нужно из этого дома.

- Тогда пошли со мной… - он осекся, и посмотрел на ребенка, –  с нами.

- Идем, – кивнула она и бросила последний взгляд на дом. Ни одна слеза не выкатилась - их просто не осталось.

Сизый переложил ребенка на другую руку и перехватил шкатулку поудобней.

- Да. Еще одно, Сизый.

- Конечно, что?

- Дай мне ребенка. Хочу взять его на руки.

- Держи. Его зовут Олег.

- Да, я знаю…

***

 Настасья перебралась в дом мечника. Сизый сделал так, чтобы она не знала нужды. По меркам Лысовки они жили если не богато, то очень близко к этому. В избе всегда были свечи, всегда было что поесть, и животы не знали голода. Настасья заботилась о малыше и этой заботой вернулась к жизни. А через полгода появилась первая настоящая улыбка. В это же время она предложила Сизому вернуться в дом. Тот согласился. Но никто вокруг не считал их обычной семьей. По деревне летала стая слухов и сплетен, но правды не знал никто. Соседи обходили стороной Настасью, когда та гуляла с ребенком. Своим детям они строго настрого запретили приближаться к маленькому Олегу, когда тот играл во дворе. Дети были не так глупы, как их родители и все равно приходили во двор к Сизому и играли с Олегом. Детвору особенно привлекали пироги с ягодами, которыми их угощала Настасья, когда детки, наигравшись, падали на траву возле дома.

Следующие два года Сизый прожил как в сказке. Он обрел семью, которой у него никогда не было. Он жил с красивой девушкой и здоровым и крепким ребенком, которого принял за сына. Те события, что привели его к семейной жизни, он спрятал глубоко в памяти, и они всплывали только в редких ночных кошмарах. Но, как и любая сказка, эта сказка закончилась. На третьем году жизни Олега выдалась до того дождливая и холодная осень, что Настасья свалилась с тяжелой болезнью. Целый месяц она тяжело кашляла, просыпалась ночами в поту и иссыхала на глазах. Когда с кашлем пошла кровь, она слегла, да так и умерла через пару дней, не вставая с кровати. Худая, бледная и неподвижная, но все равно красивая - такой ее запомнил маленький Олег. Он помнил белые волосы, свисающие с кровати, и тонкие руки, тянущиеся к нему в лихорадочном бреду. Все то время, что Настасья болела, Сизый был при ней.

Целый месяц мечники ходили без головы, и тогда сами избрали себе в командиры молодого разбойника и проходимца, которого сослали в Лысовку на поселение. Своим характером он до того понравился Бокучару, что тот назначил его в мечники. И наместник не возразил против назначения молодца в командиры. Сизого сместили и молодой Бурестан учинил свои порядки. Прежде Сизый служил крестьянам щитом, он всегда пытался смягчить удар, где мог. Бурестан же наоборот огромным молотом обрушивался на головы честных работников. Только тогда, жители деревни поняли, как им был нужен Сизый. Но он не вернулся. Его разжаловали из мечников. Мокроус знал, что Сизый ловко обращался с самострелами и луками, и предложил ему стать охотником при Бокучаре. Наместник страстно любил зверье, как живое, так и хорошо пропеченное. Тем более прежний охотник пропал без вести в лесу, только лук его нашли да шапку лисью. Так сизый принял еще одно предложение Мокроуса.

Когда Олегу исполнилось десять лет, Сизый повел его в окрестный лес, дабы научить ремеслу охотника. Поднаторевший за эти годы он, легко различал следы животных среди травы. Он сам прекрасно ориентировался среди лабиринта деревьев и учил ориентироваться Олега. За все эти годы, проведенные вдвоем, они сблизились. Мальчик считал Сизого настоящим отцом, а слухам он не верил.

Чем проще и понятней становились отношения Олега и Сизого, тем труднее было ходить в лес. Звери ушли глубоко в чащу. На окраинах не попадались даже белки. Каждый день, каким-то чудесным образом, картина леса менялась. Доселе знакомые тропы оказывались в других местах. Деревья-ориентиры пропадали, а на их месте вырастали новые деревья, чуждые этим краям. Валуны перемещались на целые версты, приминая траву и стирая следы зверей. Диковинные деревья раскидистыми ветвями закрывали дневной свет – охоту пришлось прекратить. За одну ночь Глухой Бор полностью менял лицо. Сизый решил выяснить, что же происходит по ночам и схоронился в шалаше. Что случилось с ним после восхода луны, никто не знает. Крестьяне слышали ночью крики из леса, а на следующее утро Сизый приполз домой в разорванной одежде - тело его покрыли десятки рваных ран. Несколько дней он пролежал в бреду, но выкарабкался. О том, что с ним случилось, он никому так и не рассказал, и в лес больше не ходил, только с тех пор косился на черные верхушки деревьев. Как поправился, он пошел на работы с другими мужиками в поле, а Олега на день оставлял вместе с другими детьми на поруки бабки Чарухи. Так мальчик начал познавать мир через оплаченные златцем слова старухи.

Помимо Чарухи в Лысовке жили еще две, по-настоящему древние, старухи. Матрена, что знала все обо всех, но делала вид, будто страдает старческой слепотой, тугоухостью и тяжелой формой слабоумия. Также жила в деревне бабка Маланья. По слухам она была одной из первых крестьянок в этой деревне, потому как никто из ныне живущих не помнил, откуда она взялась. А раз не могли вспомнить, то так и решили, что она всегда там была. Чаруху Олег знал не понаслышке. Знакомство это нельзя было назвать добрым, потому как Олег остался одним из немногих, кто не доверял ее словам, а потому наравне со сладостями получал и кнутом. Бабку Матрену он как-то выпроводил из дому, когда та пыталась узнать, отчего Сизый из лесу разорванный пришел. А с бабкой Маланьей он ни разу словом не обмолвился, пока однажды не услышал, как его окликнули.

- Олежа! Олежа, подойди милок, – сказала бабка Маланья.

Она сидела на крылечке крохотной, даже для такой маленькой старухи, покосившейся избушки, и гладила черную кошку, вальяжно развалившуюся у нее на коленях. Лицо старухи хоть и улыбалось, казалось ненастоящим. Сглаженные черты ее были, словно вылиты из воска.

- Чего вам бабушка? – спросил Олег.

- Да ты не бойся бабули, подойди, я тебе дать хочу кое-чего.

- Это за что же?

- А вот подойди, я тебе и скажу.

 Улыбка все не сходила с морщинистого лица. Кошка перевернулась и посмотрела на Олега парой зеленых, как молодая листва, глаз.

- Мне надо к Чарухе, бабушка.

- Успеешь, милок. Успеешь.

Детский  интерес подтолкнул его к старухе. Он подошел. Кошка, издав громкое «Мяу» скрылась под крыльцом, и продолжила смотреть из укрытия.

- Присядь рядышком на крылечко.

- Мне и стоять хорошо, бабушка.

- Ты что же, испугался старой Маланьи? Не уж я такая страшная?

Олег подумал, что Маланья была не самой страшной из троицы «трухлявых матрон», как их в шутку называл Сизый. Она явно уступала Чарухе с ее жгучим прутиком.

Стоя рядом со старухой, Олег понял, что ни разу не обращал на нее внимания, ни разу он не удостоил ее чем-то большим, чем мимолетный взгляд. Теперь он мог вдоволь насмотреться на нее, но желание пропало, когда он встретился с крошечными стеклянными глазками, наполовину скрытыми под обвисшими веками.

Марьяна протянула руку. Олег не успел отступить, и старуха вцепилась в него. По телу пробежал холод. Маленькие ледяные иголки проникли сквозь кожу и разлетелись по всему телу. Мальчика обездвижило. Он решил, что перестал дышать. На самом деле, дыхание стало поверхностным, частым, но он этого не ощущал. Он больше ничего не ощущал. Взор его приковало к глазам Маланьи. Вопреки всему происходящему, Олег не боялся. Через мгновение холод исчез где-то внутри тела, спрятался в глубинах костных каналов. Вдруг кто-то заговорил с ним. Голос шел издалека. Невнятное бормотание сменил шепот. И, наконец, он услышал. Слова раскаленным клеймом отпечатались в памяти. Холод вырвался из глубин тела. Кости заломило, мышцы свело судорогой. Сознание улетело прочь от тела, и последнее, что Олег запомнил, это стеклянные глаза Маланьи.

***

Очнулся Олег дома. Сизый еще не вернулся с поля. Через распахнутое окно падал теплый вечерний свет. Олег не помнил, как попал домой, но это его и не волновало. Голос раздавался эхом где-то в уголках головы. Встать с кровати сил не хватило. Ноги его совсем ватные лежали без сил. Так пролежал он в забытьи пока не услышал скрип половиц. Кто-то отряхнулся на крыльце. Человек зашел в сени и с шумом окатил себя водой из ведра. На пол упали сапоги. Следом в комнату вошел Сизый.

- Ты помнишь, как я тебе говорил, что у нас на поле житень завелся? – спросил Сизый, снимая рубаху.

- Так вот, представляешь, - продолжил он, - еду, что мы вчера оставили в кульке, чтобы духа задобрить, сожрал кто-то. Разорвал, стало быть, мешочек, косточки только поплевал. Подумали мы сначала, что сам дух-то и был. Только дед Михаил сказал, что не рвет житень мешки с подарками, а складывает аккуратно. Он хоть и пакостит людям, но если уж пошли на мировую, то он ведет себя человечней многих соседей наших. Ты чего такой, Олег? Стряслось чего?

Сизый присел рядом на кровать. Спертый запах пота, сладкий запах травы и сырость земли ударили мальчика по носу. Голос, который до того звучал далеким эхом, разразился колокольным звоном. Олег, вторя голосу сказал:

- Где мои родители?

Давно забытый страх вернулся к Сизому. Глаза его не могли скрыть удивления, но он попытался принять самый непонимающий вид.

- Олег, ты, что такое говоришь? – спросил он и наклонился к лицу мальчика.

- Где мои родители?

- Я твой родитель. И Настасья. Мамка же твоя была, пока не умерла. Грудью тебя кормила. Ночами стерегла. Ну же! – предпринял он попытку вернуть мальчика в привычный, лживый мир.

Олег повернулся к Сизому. Темные глаза мальчика в угасающем свете дня казались абсолютно черными. Сизый был готов поклясться, что в бездне глаз был кто-то еще.

«Я не могу сказать правду. Не могу», - думал Сизый.

- Хорошо, мальчик. Слушай...

 

Часть I - Глава 2

- Ну вы, сурунча! Ну-ка бросили свои костлявые попы на пол, пока я вас в печи не запекла и не съела.

Дети умолкли и уселись на расстеленное тряпье. Все знали, что бабка Чаруха не собиралась никого есть, потому что зубов у нее не осталось, и питалась она лишь супом из крапивы да солнцем. Но прутиком, который бабка носила с собой, получить никто не хотел.

- Бабушка, - позвал ее рыжий мальчик.

- Прикрой свой грязный ротик, мальчушка. Пока шла, помнила... - Зачесала старуха седую голову. - Ах, чтоб тебя, кочерыжка ты рыжая! Выбил мыслю мою. О чем я вчера вас учила? – спросила она, усаживаясь на единственный стул в избе.

- Как лишнего обмануть, - сказала самая маленькая, но при том самая умная девочка по имени Марыська.

- Лешего, а не лишнего, Марыська. Лешего обмануть значит, - зачесала нос Чаруха, - И как же я сказала его обмануть-то?

- Надо ниточку белую взять, и если лишне… Ой, лешего встретишь, надо его завести туда, где рядышком три сосны растут. И пока он будет блуждать там, дух глупенький, надо ниточкой те три сосны обвязать. Так и просидит он там, пока ниточка не развяжется, али порвется.

- Али порвется, - повторила старуха, продолжая чесать нос.

- Бабушка! – опять позвал ее рыжий мальчик.

- Я тебе что сказала! - закричала Чаруха и замахнулась кнутом.

– Так, - продолжила она, - стало быть, обо всех духах, что пониже я вам уже рассказала. Вот ты, Митика, и повтори все чудцов, что в лесах наших водятся.

Рыжий мальчик встал и, блуждая взглядом по комнате, перечислил младших духов, которых помнил:

- Леший… Домовик… Водяной… Горняк…Банник, - старательно вспоминал Митика.

- Навозник, - шепнул ему курчавый мальчишка. Голые ноги его покрывали синяки и ссадины. Большую часть он получил в награду за длинный язык.

- Навозник, - повторил Митика.

- Что? Навозник? Я тебе дам навозник, ты будешь у меня сам навозником, - взбеленилась Чаруха и похромала к рыжему мальчишке, чтобы приласкать прутиком.

- Это не я, Бабушка. Это всё…

- А ну молчать, ты все утро мешаешь мне учить вас уму разуму!

Прутик свистнул. Митика свернулся зародышем и получил удары по рукам и шее.

- Не смей сочинять больше моего… Сочинять не смей, против моего! – поправилась бабка. - Понял?

- Понял, бабушка, - ответил Митика в спину Чарухе. Вдобавок, он процитировал отца, когда тот бывал не в духе, но слух бабки уберег ее от сказанного.

- Кого он еще не сказал?

- Мертвяк! – взвизгнула, поморщившись, дочь мукомола.

- Мертвяк не дух совсем, а плод чар темных. Дух по своей воле бродит да пакостит потехи ради. Мертвяк же просто блуждает около кладбищ, не ступая далее, потому как рассыпаться может. И также леший за лес не выходит, боится он света белого. Всего белого боится, потому и нужна нам ниточка. А прежде всего лучше не ходить в лес да по дорогам безлюдным, чтобы беды не накликать. Леший то за Глухой Бор не выйдет, и вы к нему не ходите. И вообще, как я вас учила? Ну-ка, хором! – сказала бабка и поднявла прутик вверх, готовая махать им в такт детских голосов.

- В поле помогай, за поле не блуждай. Наместника люби, князя береги!

Старуха отмахала в воздухе прутиком, довольная очередным отработанным златцем.

- Вот теперь вы молодцы! Даже ткнуть веткой никого не хочется. Так и быть, дам вам угощение. Заслужили.

Несколько лет тому назад к Бокучару прибыл по приказу князя видный ученый. Долго они толковали об устройстве деревни, о том, как ее развивать и увеличивать доход. Но из-за преклонного возраста и примерзкого характера, Бокучар не согласился на перемены. Любые изменения сопровождаются известным риском, а стало быть, это могло не только не принести доходов, но и повлечь к большим убыткам. Тогда, чтобы предотвратить катастрофу, которая неминуемо надвигалась из-за бездарного правления наместника, ученый предложил следующее: «Необходимо внушить детям, что нынешний устой жизни самый что ни наесть верный. Матроны и мудрые старцы, в зависимости от того, кого в деревне в достатке, должны будут рассказывать детишкам о том, какие опасности их ждут за пределами пахотных полей. Также надо использовать побольше простых считалок и стишков, чтобы неокрепшие умы окрепли так, как это выгодно князю и наместнику. А чтобы детей сильнее завлекало «обучение», их подкармливать следует сладостями из нагретого сахара. Таким образом, будет убито целое семейство зайцев. Дети, за которыми нужен уход, получат его в виде стариков-учителей. Старики получат жалование в один златец в месяц за «учение». Родители будут спокойны, зная, что их дети не сгинут в окрестных болотах, пока папка с мамкой до вечера в поле. И что самое главное -  наместник и князь получат целое поколение детей, выращенных так, как им, стоящим над всей мирской суетой, выгодно. Проще простого».

- Ну подходи теперь по одному детишки.

Поразмыслив немного, старуха добавила:

- Каждый пусть скажет еще по одному злобному духу, что караулит вас у дорог, и тогда получите сладость сахарную.

- Злыдень, - начал толстощекий мальчик, которому не было еще десяти лет.

- Лесавки!

- Луговой!

- Игоша!

- Кладовик!

- Страшило!

- Кикмора, - сказал Митика.

- Эгей, да тебе, я смотрю, кнут не помог. Кикимора не дух никакой. Это слуга ведьм и колдуний, которую те призывают для дел темных. Бездушная кукла, которая не знает ни боли, ни усталости. Вот пока не выполнит волю хозяйки так и бродит по лесу окаянная в поисках грибов чудных да трав лиходейных. Ну, коли другого не знаешь, бери конфету, кочерыжка ты рыжая.

Дети подходили по одному и называли духов и чудцов. Последней подошла маленькая Марыська.

- Ну а ты кого мне скажешь?

- Двоедушник!

- Ох, кого ты вспомнила, головастик ты этакий. Ну, держи угощение.

Старуха дала Марыське конфету, но вопреки ожиданиям мешок не опустел. На дне лежала еще одна конфета. Старуха подскочила со стула и бросила мешочек на пол.

- Осталась! Одна сладость осталась!

Дети отодвинулись подальше к стене.

- Кто сбежал из вас сурунча поганая, а? Кто, отвечайте! – кричала Чаруха опасаясь получить плетей на свою старую спину за побег с «учений».

Митика поднялся и сказал:

- Я вам с самого утра хочу сказать. Олега нет. Он не пришел.

***

Олег, пригибаясь, бежал через пшеничное поле. Сквозь колосья он видел дозорную вышку на краю поля и мечника, что сидел наверху и грыз сухари. Тяжелые дождевые облака налетели с востока и закрыли собой яркое, но уже не такое теплое, осеннее солнце. Мальчик отсановился и присел на корточки.

- Грозы мне только не хватало, - сказал он.

Олег поправил старый меч, который был ему явно не по годам. Кожаный ремень, пришитый к ножнам, он перекинул через плечо. Мальчик проверил содержимое дорожного мешочка, привязанного к поясу. Мешочек был под завязку набит чем-то мягким и влажным. В кармане он нащупал свернутый клубок белых ниток.

- Прочная, должно хватить, - сказал он и убрал нить обратно в карман. - Осталось дождаться.

Ждал он не долго. Он почти подобрался к краю поля, когда на небе сквозь тучи показалось солнце. Мальчик знал, что до полудня, дозорный не сможет как следует углядеть за полем восточнее башни. Из подслушанного разговора мечников, он знал, что из-за сбитого прошлой весной козырька с восточной стороны башни «даже великана не увидишь, пока солнце на запад не уйдет». Так случилось и в этот раз. Только солнце выглянуло из-за туч, дозорный отошел в дальний угол вышки, так, что мальчик потерял его из виду.

«Пора», - подумал он.

Олег пробежал мимо вышки и скрылся в можжевельнике по ту сторону. Несмотря на небольшое расстояние, дыхание его сбилось, но виной тому был не бег, а сильное волнение. Уже давно мальчик планировал пробраться в лес, но все не решался. Последней каплей стали кошмары, не дающие уснуть. Он раздвинул ветки и посмотрел на площадку вышки. Тишина. Мальчик выполз из куста, обогнул ствол сосны, стоящей поодаль, и только за ним поднялся на ноги. Напоследок он бросил еще один взгляд на вышку. Мечника не было видно, только слышался хруст сухарей.

- Теперь все, - сказал Олег под нос, - Только вперед.

Угрюмые облака на небе набухали, словно дрожжевое тесто. Солнце опять скрылось из виду, не выдержав напора дождевых толстяков. Мальчик прижался к сосне спиной, и смотрел в чащу леса.

Глухой Бор никогда не славился светлыми тропами, в пасмурный же день темно было словно ночью. Разве что ночницы не кружили между ветками, но это нисколько не утешало.

Мальчика приковало к дереву при взгляде на тьму, расползающуюся между частоколом деревьев. Чувство страха поднималось от ног все выше и выше, и с проступившим потом прилипло к одежде. Мальчик прижался к сосне еще сильнее.

 Много раз Бабка Чаруха говорила, о тварях, что живут в Глухом Бору: вороны глазоклювы, чей клюв был прочнее металла; упыри и упырицы, что роют глубокие норы в холмах, куда утаскивают заплутавших путников; гнильцы, которые наложили на себя руки в лесу, и бродят в поисках упокоения; болотники и блуждающие огни, песнями и улюлюканьями заманивают в топи. И это самые приятные обитатели леса. По рассказам старожилов, в лесу обитала ведьма, старая настолько, что лес был ее погодкой. Некоторые говорили, что она была причастная к страшному пожару, что случился тринадцать лет назад, глубоко в чаще. Кто-то говорил, что в нем она и погибла, потому как, после пожара слухи и рассказы о ней перестали звучать в придорожных кабаках и корчмах.

Однажды появился в деревне, неизвестно откуда, блаженный мужик, который говорил, что знает, как найти ведьму. Подробно он описал, что надо сделать, если хочешь сыскать встречи. Сказал он следующее: «Хочешь ведьму найти, так ступай ты в лес поутру и ищи туман, что исчезать с рассветом не будет. Туман тот слеп, но всевидящ, потому следуй за ним и не сомневайся. Туман тот хищный, потому возьми с собой мяса, да побольше. Как только туман тот на месте встанет, ты ему мяса кидай. Раздобрившись, он тебя дальше поведет, и так дойдете с ним до ивы, что растет в самом укромном месте. Ива та вся уродливая будет, растет она чуть ли не вдоль земли, ветви ее такие узоры выкручивают, что уразуметь нельзя. И лезь тогда между корнями, где ход увидишь. То ход в лес-перевертыш, где и обитает ведьма. Если ива тебя пропустит, то на той стороне тебя сама хозяйка встретит». И сказал блаженный мужик, что попросить у ведьмы можно, чего душа захочет. На следующий день нашлись охотники до ведьмы, да только не нашли блаженного, чтобы тот все еще раз объяснил, а спустя пару недель ниже по течению Поганки нашли раздутое тело, застрявшее в камнях.

Собрав всю волю, мальчик сделал первый неуверенный шаг. Затем еще и еще. Он шел, оглядываясь по сторонам, на мохнатые ветви и то, что шелестит под ними. Он выставил руки вперед, и кисти его погрузились во мрак. За каждым стволом ему мерещились зловещие фигуры, что росли прямо на глазах, которые оказывались другими деревьями. Корни цеплялись за ноги и мешали идти, но мальчик обуздал страх и все тверже ступал вглубь.

Спустя какое-то время глаза привыкли ко мраку. Оказалось, что лес не был таким уж темным. Через несколько десятков шагов появились островки света, а вместе с ними и живность, которую мальчик пугал шагами. Мелкие грызуны при его приближении взбирались на дерево и исчезали среди веток. Лисица махнула огненным хвостом и исчезла в кусте смородины. Чем дальше он шел, тем пестрее становилась картина. К витиеватым корням присоединились заросли крапивы, поломанные ветви и повалившиеся старые и тощие сосны, через которые приходилось перелезать. Мальчик наклонился, чтобы пробежать под веткой кедра и задел рукой куст шиповника. Крохотная малиновка вылетела из куста и обругала его на птичьем.

- Ах, проклятый куст! - сказал мальчик, держась за царапину.

Он достал полоску ткани из кармашка и обмотал плечо. Ранка совершенно того не стоила, но Олег почувствовал себя настоящим мужчиной, когда перевязывал руку. Первое ранение, полученное в боевом походе.

Пройдя чуть дальше, он услышал шум воды. Мальчик пролез через высокую траву и оказался перед небольшой речушкой. Один из притоков Поганки нашел себе тихий уголок. Спокойный поток воды бежал по каменистому дну, отражая тусклый свет - те немногие лучи, что пробились через тучи и ветви.

«Я же про припасы забыл, - подумал он. - Хорошо, хоть речку нашел».

Олег сел на колени у берега и зачерпнул воды. Она оказалась холодной настолько, что зубы прострелила острая боль. Первые два глотка дались с трудом. На третий зубы привыкли. Вдоволь напившись, он осмотрелся. На другой стороне речки росли кусты с ягодами.

- Так, как же там было… Синюю съешь и сам посинеешь, а красную съешь пузо набьешь. Или красную съешь покраснеешь… Эх, надо было слушать.

Живот настойчиво заурчал, намекая, что пора бы его наполнить.

- Не кричи, сейчас придумаю что-нибудь.

Мальчик снял обувь и в пару шагов пересек речку. Он оставил сапожки на берегу и побежал за ягодами.

- Так, посмотрим, - он взял в руку синюю ягодку. - Значит ты у нас гладкая и круглая, а внутри у тебя, - мальчик раздавил ее пальцами, - семена маленькие.

- А ты у нас значит вот какая, - сказал он, сорвав красную ягодку – Крупнее той, и вся какая-то шершавая, как у Сизого щека, - мальчик тихо засмеялся. - Нет, тебя я есть не буду.

Он вернулся к кусту с синими ягодами. Сначала он срывал по одной ягодке, но они оказались до того вкусными, что вскоре в рот полетело десять штук кряду. Так он жевал их, пока не заныла челюсть. Он сплюнул шкурку и повторил все заново, и так пока живот не успокоился. Тучи над лесом рассеялись, и берег речки озарил дождь из света. Лучи словно мука через просо падали на маленький бережок.

Мальчик решил, что прежде, чем продолжить поход необходимо устроить привал. Он подобрал сапоги и сложил их под голову. Меч он положил по правую руку. Тяжелая послеобеденная дрема навалилась на мальчика. Противиться он не стал.

***

Он шел по пояс в теплой воде, тяжелой и вязкой. Она кандалами сковывала ноги, так что он сопровождал каждый шаг гребком рукой. Горизонт укутала дымка, стелящаяся по поверхности воды. Где-то там, за клубящейся дымкой есть то, что он ищет. То, что он давно потерял и никак не может найти. То, что от него скрывают. Вода сгустилась еще сильнее и превратилась в бесформенную массу. Он услышал, как где-то над ним, среди серых облаков кричит птица: «Вперед! Вперед!». Каждый крик озарялся на небе молнией, обнажая черный силуэт на свинцовых облаках. Под водой, вокруг его ног, обвилась змея. Кольца скользкого тела не давали следовать за птицей. С каждым шагом змея обвивалась все туже. «Нет в ногах правды… Нет в ногах правды…», - шипела она и крутила узлы. Мальчик схватил меч и попытался рассечь змею, но меч пронзил пустоту. Вода превратилась в туман. Тут со всех сторон показались зловещие твари с горящими глазами. Спину обдало теплом, а затем нестерпимым жаром.  Мальчик услышал рык. Грозный, повелевающий рык.

***

Олег очнулся так быстро, словно его окатили холодной водой. Разорванные образы, что снились в кошмарах, сложились воедино и вылились в один таинственный сон. Он подполз к реке и окунул голову. Кончиком носа он коснулся гладкого камня на дне и несколько мгновений продержал голову под водой, пока холод не потянул кожу с лица. Мальчик вынырнул и посмотрел в отражение. Капли падали с волос и разбивали мальчишку по другую сторону речной глади.

- Я найду тебя, с ее помощью или без нее. Ты мне ответишь. Убийца. Убийца! – кричал он пока бил ладонями по воде. – Я иду за тобой, где бы ты ни был.

Он обулся, перекинул меч и пошел дальше, через разграбленные им же самим кусты.

Дорога больше не казалась такой трудной. Словно горный козел, Олег скакал по торчащим из земли корням, изредка останавливаясь, чтобы осмотреться. Так он шел пока не оказался перед буреломом. Вал из деревьев, казалось, обойти было невозможно, и походил он больше на крепостную стену, чем на поваленные ветром деревья. Мальчик так бы и пошел другим путем, если бы не заметил стелящийся по земле туман, который просачивался сквозь поваленный сухостой.

- Настоящий туман уже должен был пропасть. Хищный туман!

Мальчик проверил дорожный мешочек – все на месте.

«Держись погань лесная, - думал он, взбираясь по бурелому. - Уж ведьма-то мне поможет тебя одолеть».

Залезть наверх оказалось тяжелее, чем он думал. Олег изрядно поцарапал ноги, пока пытался найти крепкую опору для следующего шага, но он достиг вершины. С верхушки вала открылся овраг, полностью покрытый туманом. Бурелом окружал его, образуя края, и только с противоположной стороны виднелась небольшая дорожка, идущая вверх по склону. Со дна оврага донесся треск веток. Что там хрустело туман показывать не хотел.

- Безумец был прав.

Олег ослабил узел дорожного мешка и достал кусочек испорченного мяса, который он заблаговременно украл из соседского дома. Мальчик кинул его к середине оврага, в надежде задобрить хищный туман. Треск прекратился, но туман остался неподвижен.

- Почему же ты не ведешь меня? – спросил мальчик и достал еще один кусок.

Он замахнулся посильнее, чтобы докинуть до другого края и сделал шаг вперед. Ветка треснула под ногой и провалилась, потянув за собой еще несколько более крупных. С диким шумом Олег покатился вниз и больно ударился седалищем о землю, а одна из веток приземлилась ему прямиком на голову. Первое, о чем он подумал, когда пришел в себя: «Как холодно на дне оврага». И тут он понял, что ошибся. Это не тот хищный туман, что приведет к ведьме, а самый обычный туман, что забрался в темное и прохладное место. Сбросив ветки, мальчик попытался встать, но удар был сильнее, чем он ожидал, и как только единственной опорой стали ноги, тело решило это исправить. Он упал, не успев выставить руки. Сырой земляной запах ударил по носу. Олег перевернулся на спину и закрыл глаза. Он прижался местом ушиба к холодной земле. По голове разлилось приятное чувство онемения. Через пару мгновений боль стихла, и мальчик открыл глаза. Он едва не закричал от испуга - в паре шагов от него, чуть выше земли горели два желтых глаза. Прямо как во сне. Он медленно повернул голову. С другой стороны, точно также, горела пара зловещих глаз, а за ней сквозь туман виднелось целое море таких же огней. Мальчик сел – огни остались неподвижны. Тогда он вытащил меч из-за спины и взял его двумя руками – огни все также не шевелились. Он встал, держа меч перед собой, и перевел его от одной пары глаз к другой.

- Ну попал, ну попал, - бубнил он под нос.

Отступать было некуда. Склон оврага оказался пологий настолько, что взобраться по нему не было никакой возможности. До бурелома не дотянуться. Оставалась лишь дорога, на другой стороне оврага. Мальчик двинулся вдоль склона, направляя меч от одной светящейся пары глаз, к другой. Ни одна тварь не пошевелилась. Но они следили за ним. Так шаг за шагом мальчик шел вдоль оврага.

Пройдя половину пути, он остановился. Туман впереди, был похож на пасмурное осеннее небо, с той лишь разницей, что сквозь него светились мириады хищных звезд. Мальчик достал последний кусок мяса. Он сделал глубокий вдох, размахнулся и кинул его к центру оврага. Приманка летела, словно плоский камешек, параллельно поверхности тумана пока не исчезла в нем. Как только раздался шлепок, мальчик побежал, словно лесной олень, перепрыгивая через крупные ветки и, уже был близок к тропе, но не заметил торчащего аркой корня. Носок сапога зацепился, и мальчишка второй раз ощутил запах сырой земли. Он боялся поднять голову - думал, его окружили, и второй раз не отпустят.

Рядом с ним лежало поваленное дерево. Из-за прогнившей коры выглядывали светящиеся огни, однако будь это глаза зверя, мальчик бы увидел и его голову. Лучи, идущие от источника света, словно пуховый шарик одуванчика, летели во все стороны и исчезали в тумане. Мальчик приподнял голову над стволом и вздохнул с облегчением. За поваленным деревом торчали грибы, растущие парочкой. Круглая шляпка излучала золотистый свет. Мальчик посмотрел вокруг, везде все также горели глаза. Ближайшая пара глаз, после того, как он к ней подошел также оказалась парочкой грибов.

- Эх вы. У страха глаза велики, и правда. А если они светятся на тебя из тумана, то вообще беда.

Овраг, который до того момента был холодным и зловещим, остался только холодным. «Быть может и тот треск издавал какой-нибудь короед», - успокаивал себя Олег.

Повеселев оттого, что никаких хищников вокруг нет, он пнул, торчащие перед ним грибы, отправив их туда же, куда полетел кусок говядины. Грибы оставили за собой яркую дугу из маленьких золотистых пылинок и потухли.

Мальчик развернулся и пошел к тропинке. Тут позади раздался треск, только сильнее прежнего. Худощавое существо высотой в три сажени поднялось из тумана Тень деревьев заслоняла существо от света. Оно не шевелилось, но трещало, как старая половица.

- Принесла нелегкая, это что еще такое?

Существо по-прежнему не двигалось, и мальчик решил мирно покинуть овраг. Поворачиваться к неизвестному созданию спиной он не хотел, а потому быстрым взглядом оценил, в какой стороне тропа и двинулся спиной, выставив перед собой меч. Увидев этот жест, существо отклонилось назад и застрекотало как армия кузнечиков. Олег прошел около десяти шагов, когда наступил пяткой на пару светящихся грибов. В ответ на это существо издало что-то похожее на писк или слабый крик и ринулось к нему. Бежало оно не как человек, а скорее, как собака. Существо использовало при беге все четыре конечности. Не успел он и глазом моргнуть, как оно оказалось перед ним. Существо выпрямилось и подставило лицо под струю света. Первое что мальчик ощутил – это сильный запах древесной смолы. Затем он увидел, что у существа не было глаз, а на месте рта зияла полость, заполненная паутиной. Существо стояло на расстоянии вытянутого клинка, причем встало так, что уперлось худощавой ногой прямиком в острие меча.

«Оно же деревянное», - подумал Олегю

 В голове всплыли слова бабки Чарухи: «Леший вас может всяко обмануть, он и филином прикинется, и будет хлопать крылами над вами. И огнем болотным обратится, да в трясину вас уволочь попытается. А может даже… Митика! Ух, ты таракан рыжий, тебе что же кнута мало что ли? Хочешь, чтобы отцу сказала? Паразит! Так значит, а может и древом ходячим прикинуться, чтобы страху побольше навести. Коли древом он прикинулся, бегите сразу, пока не раздавил».

- Вот мы и встретились! – сказал мальчик и замахнулся мечом, но существо опередило его и нанесло удар тощей лапой в середину груди. Мальчика отбросило к склону. От удара перебило дыхание, сознание помутилось. Разум на мгновение выпал из окружающего мира, и тело не хотело впускать его обратно. В глазах появился второй овраг, голова никак не могла удержаться на месте и переваливалась с одного плеча на другое. Когда же он заставил себя смотреть прямо, то увидел, как существо двигалось к нему, медленным, степенным шагом.

- Что убийца? Всю семью забрал и меня туда же, да? Ну, давай! – сказал он сквозь накатившие слезы.

Мальчик попытался встать, но ноги не собирались повиноваться. Тогда он услышал сверху голос:

- Прикрой голову, юноша!

Последнее что он увидел, до того, как его засыпало ветками – это то, как существо побежало на него, высоко задирая конечности, словно четырехпалый паук. В последний миг он ощутил потоки теплого ветра...

 

Часть I - Глава 3

От звона в ушах дрожала не только голова, но и каждый зуб в отдельности. Сверлящая боль покинула недра черепа и превратилась в тупую и ноющую боль, осевшую в области затылка. Сознание вернулось не сразу. Кавалькада мыслей неслась в голове пока, не замедлила темп. Не открывая глаз, мальчик приподнялся и попытался повернуть голову, но что-то крепко сжимало шею.

- Тише, юноша, - сказал, сидевший неподалеку, мужчина. Он что-то старательно растирал в ступке. Говорил он, растягивая слова, как на распев: - Не надо резких движений. Ложись обратно.

- Где? Где я?

- Ты потерял сознание. Помнишь, где это было?

- Я был в глубоком овраге… - Немного помедлил мальчик. – И там был Леший.

- Очень интересно. Как тебя зовут, юноша?

- Олег.

Глаза все еще отказывались открыться.

- Подожди, юноша Олег, сейчас я помогу.

Мужчина налил в каменную ступку воды и подошел к кровати.

- Вот, понюхай. Тебя как будто ударит молния, но рассудок вернется в считаный миг.

Мужчина поднес ступку с раствором, и мальчик сделал глубокий вдох. Резкий, кислый запах прострелил голову. Глаза моментально раскрылись.

- Ай, мамочка, ты что же, совсем не знаком с правилами химии? Кто же так вдыхает, полным носом? Ай-яй-яй.

- Но вы сами сказали понюхать, – сказал Олег, как откашлялся.

- Да, ты прав, юноша Олег. Я должен был прочесть правила безопасности.

- Что прочесть?

- Ай, не важно. Меня зовут Теодор Кительсон, – сказал мужчина и слегка поклонился, - Давай, мы снимем с тебя воротник. Посмотрим, как твоя шея. Вот так. Попробуй наклонить голову.

Мальчик наклонил голову вперед, затем назад. Попытался повернуть направо, но мышцы стянуло.

- Не торопись, юноша Олег, - сказал Теодор Кительсон и достал из кармана иглу. - Скажи мне, что ты чувствуешь?

- Чувствую, что вы колите меня иголкой. Причем больно! Перестаньте! – сказал он и отдернул ногу в ответ на последний укол.

- Все хорошо, юноша Олег. Я боялся, что ты сломал шею, но мои опасения не оправдались.

- Не зовите меня юноша Олег. Мое имя Олег, так и зовите. Без всяких юношей.

- Как скажешь, Олег.

Только теперь мальчик рассмотрел спасителя. Теодору Кительсону было не более сорока лет. Роста он был среднего, тело крепкое, слегка худощавое, голова покрыта рыжими, с некоторой сединой, волосами, старательно зачесанными назад. Лицо его украшала такого же цвета аккуратная бородка с усами слегка подкрученными кверху. Бордовый кафтан, расшитый золотистыми цветами, кое-где затертый, черные дорожные штаны, заправленные в высокие сапоги с множеством застежек, выдавали в нем человека некогда обеспеченного.

Место, в котором очнулся Олег, очевидно, служило жилищем Теодору Кительсону. Мальчик подумал, что не стоило заводить знакомств с тем, кто строит убежище в лесу. И вообще, в лесу ли он?

- Где я сейчас?

- У меня дома, - ответил Теодор Кительсон. - Ты чуть не угодил в беду, там в овраге. Я же, в свою очередь, имел неподдельный интерес к существу, с которым тебе не повезло повстречаться, а потому не смог пройти мимо. Ах, да! Прости за тот трюк с ветками, что упали на твою бедную голову. Пришлось выбирать из двух зол. Лучше ведь веткой по голове, чем сгореть заживо?

- Вы сожгли его?

- Я прошу прощения, ваш язык для меня не родной, но почему ты говоришь «его»?

- Ясно почему. Там был Леший. А ты, значит, сжег его?

- Как интересно! Леший, стало быть? Боюсь мой юный друг, ты заблуждаешься относительно того, что на тебя напало.

- Это был Леший! - перебил его Олег. – Чаруха говорила, что он может быть как ходящее дерево. Та тварь и была ходячим деревом. Кто же это был, если не Леший?

- Я не знаю, кто такая многоуважаемая Чаруха, но то был совсем не Леший, а minion de magica.

- Кто-кто?

- Minion de magica, - повторил Теодор Кительсон наставническим тоном, - создание магическое, призываемое, а иногда создаваемое людьми сведущими в магии для корыстных, или не очень, целей.

-  Заумно как говорите, господин Теодор.

- Господин Кительсон, - на этот раз перебил он Олега, - так говорить вернее.

- Не все ли равно? Попроще скажите. Если вы конечно можете. Что там было такое?

- Как же вы зовете это создание? Ко-ко… Ки-ки…

- Кикимора?

- Точно так, Олег. Кикимора! Язык сломаешь, пока произнесешь.

Олег задумался.

- Ты, может, проголодался? Пока ты спал, я приготовил суп из куропатки по рецепту моей покойной тетки. Отведаешь?

Олег прислушался к животу, который кроме ягод ничего в тот день не видел. Он и впрямь проголодался.

- Это можно, - сказал Олег и встал с кровати.

Пока Теодор Кительсон разливал суп по деревянным чашкам из небольшого котелка, Олег сидел за столом и разглядывал комнату. Они находились в круглой комнате, единственное окно у которой находилось сверху. Деревянные стены покрывали полки, уставленные книгами. Книги с почти истлевшими обложками, держащимися только на вере в лучшее, стояли подле книг, обложки которых украшали золотые узоры. Что на них написано, Олег прочесть не мог, ведь его, как и любого крестьянского ребенка, не обучили грамоте. Но знай он грамоту Тридевятого Царства, он все равно не смог бы ничего прочесть, ведь на полках не было ни одной книги на его языке. Помимо лежанки, стола и трех стульев, в комнате находился еще один стол. На нем толпились стеклянные сосуды с множеством извитых трубочек, что сверкали под всполохами огня в настенной лампе.

- Господин Кительсон, сколько я у вас нахожусь?

- Сейчас подумаю.

Теодор Кительсон почесал серебряно-рыжую бороду и сказал:

- Я увидел тебя в овраге еще утром, а сейчас солнце скрылось за макушками деревьев. Почти весь день, стало быть, – заключил он.

Олег чуть не упал со стула.

- Далеко я от деревни? – спросил он.

- Смотря какой. До Выселков, пожалуй, полдня еще пешком. До Троицкой примерно столько же. До Зеленого Яра еще как до Выселков да еще полдня, и того, день идти. Тебе куда?

- Мне в Лысовку надо.

Теодор Кительсон поставил две тарелки супа и сел напротив Олега.

 - Предлагаю договор: после обеда, ты мне расскажешь, как ты очутился в овраге, как раз я проверю догадки на это счет. А потом я покажу тебе, по составленной мною карте, где твоя Лысовка. По рукам, Олег?

- Мне нужно домой.

- Едва ли тебе хватит сил, совершить сей великий переход через лес. Кушай, юноша.

Олег опустошил тарелку, но живот настаивал на продолжении. Теодор Кительсон отдал мальчику свою порцию. Суп оказался невероятно вкусным. Запах целого букета трав выдавал в хозяине жилища знатока поварского дела. Гуща состояла из мяса, мелких костей куропатки, моркови, лука и пары картофелин. Мальчик с удовольствием бы принялся и за оставшийся котелок, но остановился на второй тарелке.

Теодор Кительсон встал из-за стола и скрылся за дверью, ведущей в другую комнату. Олег не успел увидеть, что там находилось, но судя по тому, что Теодор Кительсон вынес оттуда глиняный чайничек и две деревянных кружки, там была кладовая. Накидав в чайничек душистых трав и залив все это кипятком, он поставил дымящегося толстяка на стол.

- Ну а пока чай настаивается, расскажи мне, о своем несчастии, что привело тебя в овраг с кикиморой, – сказал Теодор Кительсон и положил руки на стол, сцепив пальцы в замок.

«Стоит ли мне рассказать ему правду? Это не его дело, что меня привело в овраг. Но он меня спас, а теперь еще и накормил. За добро платить ложью - не по-людски. Хорошо, расскажу правду» - решил он.

***

- Как интересно! – воскликнул Теодор Кительсон, когда Олег закончил. – Стало быть, ты решил пролить кровь за кровь. Мой юный мститель, боюсь тебя разочаровать. Заявляю, что Леший Глухого Бора не мог сделать того, что уважаемый Сизый ему приписывает. За все то время, что я нахожусь у него в гостях, он всегда был милостив и дружелюбен как ко мне, так и ко всем путникам, чей путь лежал через эти земли. Был, конечно, инцидент с одним  грибником и парой-тройкой охотников, но даже они ушли живыми.

- Так вы знакомы с Лешим?

- Даже больше! Уверен, что могу назвать его другом, ведь живу тут благодаря его милости.

- Не верю! Сизый не стал бы врать.

- Может он и не врал. Может он пал жертвой заблуждения. Ты знаешь, Олег, наш разум очень хитрая штука. Память часто подстраивается под то, во что мы хотим верить. Сколько ошибок мы творим из-за такой глупости.

Олег задумался. Слова Сизого, человека, которого он считал своим отцом до недавних пор, шли вразрез со словами Теодора Кительсона, человека, который спас Олега из кривых лап кикиморы. Мальчик остался при своем, но сказал:

- Возможно, вы правы.

- Уверяю, что так и есть, – ответил Теодор Кительсон. – Мне искренне жаль твоих родителей, но убийцу искать надо не здесь.

- Скажите. Я могу его увидеть? Если он ничего не делал, то ему не надо меня бояться. Я хочу знать, что случилось в тот день. Может он сможет помочь.

- Какой самоуверенный юноша! Не заблуждайся, Олег. Бояться ему точно нечего. Среди этих сосен нет, ни одного существа, которого Леший бы боялся. Почти нет, – исправился он. - Но это точно не ты.

- Тем более, – сказал Олег. – Отведите меня к нему.

- Отвести тебя, – призадумался Теодор Кительсон. – Отвести куда? Весь лес его дом. Думаю, мы поступим  иначе. Леший сам придет сюда. Да, утром он появится. Уверен, все выяснится. Что, такое? Тебе плохо?

- Голова кружится и тошнит.

- Ну конечно! Как я мог забыть. Приляг на кровать. Ты еще не оправился от удара. Светлый промежуток закончился, тебе надо лечь, пока не стало совсем худо. Я дам тебе настой из корня белоголовки, тебе не помешает. Он расширяет сосуды и благодаря этому… а хотя, к чему это я, - опомнился Теодор Кительсон, - сейчас, все будет. Ложись, ложись.

Теодор Кительсон вышел из комнаты. Олег вернулся на кровать. На тумбе, неподалеку от кровати, он приметил самострел. Похожий, только старее и длиннее в два раза, висел над кроватью Сизого. Олег решил, что короткий самострел его спаситель приспособил для стрельбы одной рукой. На радость мальчика – в желобе блестел снаряд.

- Так, Олег. Прошу выпей это. Поможет уснуть. Не переживай. У меня есть еще кровать. Ты нисколько меня не смущаешь. Кстати, белой нитью Лешего не поймаешь – это расхожее заблуждение.

Олег спрятал торчащую из кармана нить поглубже.

- Господин Кительсон, спасибо. За то, что спасли.

- Какая ерунда. Услуга за услугу.

- Но я ничего не сделал для вас.

- Ошибаешься, мой юный друг, – сказал Теодор Кительсон.

- Чем же я помог? – сквозь зевоту спросил Олег - отвар из корня белоголовки делал свое дело.

- Утром, поймешь. А теперь спи. Сколько отваров не пей, а лучше сна нет ничего. Есть, конечно, летаргия, и еще примарский сон. Я снова увлекся. Соскучился по живой беседе.

Теодор Кительсон остановился, когда увидел, что мальчик уснул.

- Да, ты прав. Отложим беседу о разновидностях сна до утра.

Теодор Кительсон удалился в другую комнату. В тишине послышался писк и глухие хлопки ночницы. На лес опустилась ночь. Кто-то уснул в дупле. Кто перевернулся в берлоге. Кто-то проснулся в глубокой норе и выбрался на охоту.

***

Олег проснулся посреди ночи. Из теплого, обволакивающего сна, вызванного отваром из корня белоголовки, его пробудил тихий звон. Спросонья он решил, что это сверчок забрался в комнату и решил спеть любимую песню где-то под тумбой или за шкафом. Из соседней комнаты доносились звуки. Сквозь щель между полом и дверью проникал свет. Теодор Кительсон не спал. Спустя мгновение дверь распахнулась, и свет залил главную комнату.

- А, ты тоже проснулся. Сработал сторожевой колокольчик. Кто-то бродит вокруг. Я должен проверить.

- Сторожевой колокольчик?

- Да, я установил множество мнимых веток и камней  вокруг. Каждый такой мнимый камень или ветка тонкой нитью связан с колокольчиком в той комнате. Зазвенел самый дальний.

- Может это просто ночной зверь или птица? – спросил Олег, не отрывая глаз от узкого и длинного самострела в руках Теодора Кительсона.

- Нет, Леший сказал зверям, чтобы те обходили стороной мое укрытие. Чтобы мы не вредили друг другу. Сюда может проникнуть только сам Леший, либо кто-то ему неподвластный. Я посмотрю, а ты сиди здесь.

- Я могу помочь! Дайте мой меч.

- У меня его нет. Если его не утащил какой-нибудь упырь, то он должен лежать в овраге. Не переживай, найдешь его утром, – сказал он и надел плащ.

Теодор Кительсон вышел из комнаты. Колокольчик затих. Олег остался один. «Сюда идет Леший», - думал он. Тот за кем он отправился в Глухой Бор. Каким-то чудесными путями судьбы он все равно нашел его, пусть и совсем не так как намеревался. Олег достал одноручный самострел, что заблаговременно спрятал между стеной и кроватью.

«И без меча, встречу», - подумал он.

Олег не заметил, сколько он просидел так, с самострелом направленным в сторону двери. По спине стекал пот. Сердце провалилось в живот и колотило вовсю. Свеча в другой комнате давно погасла. Олег не шевелился. В полной темноте он целился в дверь, через которую вышел Теодор Кительсон. Колокольчик зазвенел снова. Звук изменился. Стал более резким и громким. Через мгновение Олег услышал голоса, а за ними и звук шагов. Шагал только один, но звучали два голоса. Распев Теодора Кительсона мальчик узнал без труда, но с ним был кто-то еще. И этот кто-то шагал совершенно беззвучно. Голоса раздались у самой двери и Олег различил слова.

- Да, я был непредусмотрителен. Но не переживай, это не будет большой проблемой, – сказал Теодор Кительсон и открыл дверь, - тем более можем ли мы разбрасываться союзниками?

Мальчик за это время привык к темноте и распознал в первой фигуре своего спасителя. Существо, что вошло следом, на голову возвышалось над Теодором Кительсоном. В один миг комната заполнилась диким запахом леса. Буря из растительных и животных запахов заполнила все вокруг. И хоть Олег видел лишь очертания существа, сомнений у него не осталось.

Теодор Кительсон зажал двумя пальцами фитиль свечи, скрытой в углублении стены, щелкнул и свеча загорелась.

- Юноша, где ты взял?..

Он не успел задать вопрос. Раздался хлопок, и болт со свистом пролетел мимо уха Теодора Кительсона...

 

Часть I - Глава 4

Теодор Кительсон испугался, что преувеличил, когда говорил о неуязвимости Лешего. Напрасно. Леший отбил болт мечом и тот вонзился в стену.

- Это наш новый союзник, Тео? – спросил хозяин Глухого Бора.

Теодор Кительсон вырвал у оцепеневшего мальчика самострел.

- Что за дьявол тебя одолел, Олег? Я же сказал, он ни в чем не виноват!

Мальчик, оторопев, смотрел на Лешего. Вопреки ожиданьям ни оленьих рогов, ни покрытой колючками спины, ни козьих копыт он не увидел.

- Люди верят, во что хотят, - сказал Леший.

- А если бы ты попал в него?

- Нет. Болт слишком медленный, – заметил Леший.

Привыкнув к свету, Олег разглядел хозяина леса. Фигурой он походил на человека. Вместо кожи тело его выстилала темная кора, местами поросшая мхом. Стопы прикрывала мелкая трава. Леший откинул бесформенный плащ, состоящий из шкур всевозможных животных вперемешку с листьями всех цветов и размеров, открыв тем самым торс. Его тело сияло от множества рун. Они отличались  от тех знаков, что Олег видел на расписных деревянных идолах в деревне. Руны Лешего шевелились. Плавно перетекали одна в другую, напоминая водовороты, что появляются в местах завихрений реки. Вместо зрачков в глазах, красовались сияющие золотом ядрышки, с венечным ореолом вокруг.

Олег не сразу обратил внимание на меч, которым Леший отбил выстрел. Леший оперся на него словно на трость, уперев лезвие в пол.

- Это мой меч. Верни его!

- Чтобы ты снова напал?

Голос его был необычайно спокойным.

- Тео, ребенок нам не поможет.

- Олег, - сказал Теодор Киттельсон, - послушай, сейчас мы не можем позволить себе подобные сцены. Из-за того, что я тебя спас, мы влезли в одну нехорошую историю. Леший, любезно согласился помочь нам, и благодаря ему мы теперь предупреждены. А следуя пословице и вооружены. – Он посмотрел на самострел, который забрал у Олега.

- Ну, кто-то вооружен, а кто-то гол как сокол, – сказал Олег.

- Я все прекрасно понимаю, ты хочешь добиться правды, и мы тебе в этом поможем. Ведь так? – обратился Теодор Кительсон к Лешему. Тот не ответил. Он смотрел на мальчика зелено-золотыми глазами.

За все время Леший не моргнул ни разу. Терпеть дольше взгляд хозяина леса Олег не смог и уткнулся в пол.

- Если ты готов слушать, я хочу попросить тебя помочь нам в одном деле, – продолжил Теодор Кительсон.

Из другой комнаты раздался тихий звон колокольчика. Теодор Кительсон и Леший переглянулись.

- Я пойду наружу, - сказал Леший.

- Только оставь меч, - сказал Теодор Кительсон.

Леший прислонил его к стене и вышел, не издав ни единого звука, словно парил над полом.

- Ты поможешь нам? - обратился Теодор Кительсон к мальчику.  – Если ты кончено не боишься.

Теодор Кительсон знал, на что надавить. Мальчика, что пошел в лес, вооружившись белой нитью и мечом не по размеру, нельзя было заподозрить в трусости. Разве что в глупости и наивности. Олег вспыхнул словно костер, в который вылили масло.

- Что?! Я боюсь? Никого я не боюсь!

Теодор Кительсон улыбнулся. Трюк сработал. Он взял меч Олега и протянул ему.

- Умеешь им пользоваться? Сможешь нанести обычный колющий удар.

- Умею! Смогу!

- Хватит тебе силы пробить слой дерева толщиной в два пальца?

Олег не понял, зачем ему пробивать дерево, но ответил утвердительно.

- Хорошо, но надеюсь, это не пригодится, – сказал Теодор Кительсон. - Бери меч и пошли на улицу.

У выхода Олег услышал звон второго колокольчика, громче первого. Теодор Кительсон вытащил самострел из футляра, что располагался у него на спине и отворил дверь. Они покинули убежище. Свежий ночной воздух прояснил голову.

Леший стоял перед выходом. В мрачном лунном свете он выглядел еще больше.

- Слышишь их?

- Еще нет.

Леший стоял неподвижно и смотрел вглубь леса. Он излучал спокойствие такой силы, что оно распространилось и на Олега. Волнение отступило. Мальчик неосознанно доверился духу. Он обернулся, чтобы рассмотреть избу Теодора Кительсона, но оказалось, что это вовсе не изба. Убежище располагалось внутри холма. Дверь же была так хорошо сокрыта, что самый зоркий глаз прошел бы мимо.

- Хорошее укрытие, правда?

- Очень хорошее, господин Кительсон, –  кивнул Олег. – Скажите, что случилось?

- Ту кикимору, что напала на тебя, мне пришлось убить. Признаться, у меня давно было желание изучить ее post mortem. Это значит после смерти, - добавил Теодор Кительсон. – Видишь ли, у нее внутри сидело одно очень интересное создание, которое нельзя найти нигде больше. Зовется оно  «паук-кукловод». Чем-то он похож на обычного паука, правда в отличие от своего далекого собрата обладает способностью к контролю над неживым.

Леший обернулся, услышав последнюю фразу.

- Ох, прости. Мой друг не любит, когда я называю деревья неживыми, – пояснил Теодор Кительсон.

- Ты не прав, - сказал Леший.

- Да, я исправлюсь, - Теодор Кительсон задумался на миг и продолжил: – Обладают способностью к контролю над существами с низким уровнем сознания, так лучше?

Леший не ответил.

- Так вот, этих кукловодов использует местная ведьма. Она заселяет такого паука в дупло умирающего дерева. Посредством магии, как называют это в моем королевстве, или чар, как говорят у вас, придает дереву человекоподобный вид, видимо как самый развитый, после чего древо переходит в ее владение. Пауков-кукловодов же ведьма выводит сама, я полагаю, так как нигде в природе они не встречаются. Этот самый паук, становится своего рода вместилищем разума, для деревянной оболочки. Вместе они образуют кикимору, или minion de magica.

- Мальчику это пригодиться, - заметил Леший.

- Хоть ты и не умеешь выражать эмоции, я уверен, что это сарказм. Я все же закончу. Пауки-кукловоды, выведенные в одно время, как я выяснил опытным путем, имеют неосязаемую связь между собой и когда один из них попадает в беду, остальные спешат ему на помощь.

- Но ты ведь его не брал, Тео?

- Конечно нет! Клянусь, он сгорел где-то в недрах кикморы.

- Сюда идут еще кикиморы? – спросил Олег.

- И они уже рядом, – сказал Леший и перехватил плащ двумя руками. Он обернул его вокруг себя, в мгновение ока обратился в змею и исчез среди травы.

- Не время для удивлений Олег. Закрой рот и забирайся на холм! – скомандовал Теодор Кительсон.

- Он что сбежал?

- Еще чего. Я же тебе говорил, что он почти никого не боится. Кикиморы входят в это большой список, – сказал Теодор Кительсон. – Поживее, Олег. За мной!

- Может нам стоит укрыться где-нибудь, а не лезть на холм?

- В любом другом случае, я бы с тобой согласился, но не сейчас. Эти твари могут проникнуть в любой уголок ввиду своей магической природы. Однажды я слышал историю как minion de magica пролез в замочную скважину размером с мизинец. А потом снова принял истинный облик, заполнив собой почти всю комнату. Идеальный убийца.

- Может рассказчик придумал это. Память подвела, как Сизого?

Теодор Кительсон посмотрел на мальчика с довольной улыбкой.

- Возможно, ты прав.

Они забрались на холм, который был единственной лысой возвышенностью посреди непроходимой чащи. Луна заливала холм так, что Олег различал каждую травинку, но чаща оставалась во тьме.

- Как же нам защититься? Сколько их?

- Четыре. Одна березовая, остальные сосновые.

- Так важно, из какого дерева сделана кикимора?

 - Березовая намного быстрее. Пожалуй, по скорости с ней сравнится лишь кикимора из ивы. Но это самый редкий вид в отличие от березовой. Кикиморы из сосны менее поворотливы, но прочнее. Придется постараться, чтобы пробить ее кору. И вот тут самое интересное. Когда они подойдут достаточно близко, Леший попытается их обездвижить. Тогда нам с тобой надо будет стрелять по ним из самострелов. Вот, возьми, - он протянул Олегу, знакомый одноручный самострел и несколько диковиных снарядов. – Теперь, ты знаешь, в кого действительно нужно стрелять? Замечательно. Стрелять надо в центр ствола, - он ткнул Олега в точку под грудиной. – Либо в дырку в голове, запомнил?

- Запомнил. Но разве снаряд пробьет кору? К тому же летит так медленно. Вон даже Леший успел отбить его мечом.

- Леший вообще чудесное создание, но в этом ты успеешь убедиться после. Кикимора не уйдет от выстрела, если ты, конечно, стреляешь в нее, а не в дерево позади. И вот возьми. Положи в карман. Это болты с набивкой из пористого метала. В этих порах находится моя гордость – дыхание дракона. Мое открытие. Хотя некоторые поспорили бы, но не суть. При контакте с деревом, снаряд загорится. Кикимора будет полыхать словно чучело, что вы сжигаете во время обрядов. Умеешь заряжать самострел, Олег?

- Да, у отца, - он запнулся, - у Сизого есть такой, только больше. Стрелял  пару раз.

- Надеюсь, этого хватит, чтобы попасть в неподвижную цель. Заряжай сейчас, времени мало. Надо сразу избавиться от двоих. Леший не сможет держать их вечно.

- А почему бы Лешему просто не превратиться, в огромного медведя и не разломать в щепки эти живые деревья?

Теодор Кительсон уже собирался ответить, но тут послышался треск и шорох. Оттуда, куда уполз Леший.

- Потом узнаешь. Они тут.

Из-за деревьев показалась березовая кикимора. Шла она медленно, как на прогулке. Ступала осторожно, словно боялась сломать колья, что служили ей ногами. Как и у кикиморы из оврага у нее зияла полость посреди головы.

- Не шевелись, - сказал шепотом Теодор Кительсон. – Подпустим ближе.

Кикимора сорвалась с места и перешла на знакомый Олегу бег на четвереньках. Не успели они моргнуть, как она преодолела расстояние в пятьдесят шагов, а именно столько их отделяло от ближайшего дерева. Вдруг, она встала как вкопанная. Вокруг ее ног обвились корни. Кикимора вскинула руки, чтобы рассечь преграду, но не успела. Снаряд поразил ее ровно в середину туловища. Болт пробил кору и исчез внутри. Теодор Кительсон тут же отправил следующий снаряд в желоб. Олег стоял, обомлев от увиденного. Кикимора дергалась в агонии и размахивала крючковатыми руками. Изнутри донесся тихий скрежет. Через миг она упала на спину и только тогда корни отпустили ее ноги-колья. Черный дым повалил из дыры в голове, что-то белое, размером с мышь-полевку, поспешило покинуть горящее древо и скрылось в траве.

Леший вновь возник из-ниоткуда.

- Первая.

- Осталось три. Эти будут покрепче. Ты как Олег? – спросил Теодор Кительсон.

Олег не мог оторвать глаз от тлеющего нутра кикиморы, которое виднелось сквозь открывающиеся черные язвы.

- Олег, Олег! – вырвал его из стопора Теодор Кительсон. – Ты же сказал, что не боишься.

- Я и не боюсь. Подавай сюда трех сразу! – крикнул он, направив самострел в сторону леса.

- Ну-ну, храбриться сверх меры тоже не стоит. Пусть тебя не вводит в заблуждение то, как легко мы справились с первой. Без Лешего все закончилось бы гораздо хуже.

- Они заходят с трех сторон, – сказал Леший.

- Что-что?

- Окружают, Тео.

- Тогда по местам.

В ответ на это Леший вновь исчез в траве.

- Олег ты возьмешь на себя, кикимору, что придет с запада.

- А запад это… - Олег не успел договорить, как Теодор Кительсон пальцем указал сторону. – Да, я так и думал, просто хотел проверить, - пробубнил он под нос.

- Леший также обездвижит их, наше дело лишь попасть. Как только попадешь, сразу перезаряжай самострел. Кто первый застрелит свою кикимору, должен будет взяться за третью. Я уже слышу шорох за деревьями. Приготовься!

Они повернулись друг к другу спинами и замерли. Шорох за деревьями превратился в шум. Верхушки деревьев задрожали.

- Как не во время.

- Что? Что случилось?

- Облака. Как же не вовремя они взялись. Вот-вот закроют луну.

- Мы же ничего не увидим!

- Именно так юноша. А шорох, все сильнее. Кикиморы уже кружат среди ближайших деревьев.

- Что нам делать? Мы не сможем стрелять вслепую. Я не смогу.

- Решил, что я смогу? Очень лестно, но, увы. Олег подойди ближе. Я попробую вернуть свет.

Олег встал вплотную к Теодору Кительсону, а тот разрядил самострел и вставил на место снаряда с металлической набивкой сосуд, заполненный блестящей жидкостью.

- Что это такое?

- Солнце! – радостно ответил Теодор Кительсон.

- Как солнце? Что это значит? Поглядите, облака! Они закрывают луну.

- Как говорил, мой учитель: «Знающему и ночью солнце светит».

Облака словно дикие варвары осадили луну. Все погрузилось в темноту. Олег не знал, в какую сторону смотреть, куда целиться, откуда ждать удара. Теодор Кительсон направил самострел вверх и выстрелил, и вставил возгорающийся снаряд на место.

- Давай же. Покажись, – сказал он.

На миг сосуд выпущенный верх уловил последний лунный луч и отразил его, подав яркий блик.

- Есть!

Теодор Кительсон выстрелил чуть ниже блика. Донесся звук разбитого стекла. Миг спустя небо озарила яркая вспышка. Все окрасилось в красный цвет, воздух над холмом зашипел и забурлил, словно ведьмин котел. Вслед за красной вспышкой последовала желтая и осветила все вокруг.

- Чудеса, - сказал Олег.

- Мальчик следи за деревьями. Они нападут в любой момент.

Именно в это мгновение, ломая деревья, на поляну выбежали три кикиморы. Каждая раза в два крупнее березовой. Двигались они медленнее, но ужаса наводили куда больше. Все их тело покрывали торчащие во все стороны сучья. У одной из какимор на суку болтался мертвый заяц. На головах ветки торчали, словно рога. Выставив их вперед, кикиморы ринулись к холму.

- Олег целься лучше! Будь готов, когда Леший ее остановит, – кричал Теодор Кительсон, перезаряжая самострел.

Кикимора, что бежала на Олега каждым взмахом руки вырывала огромные клочья земли. На миг у Олега промелькнула мысль о побеге, но он тут же ее отбросил. Человека, который спас его прошлым днем, стоял за его спиной. Подвести его Олег не мог. Кикимора же была совсем близко.

- Олег, как только тварь замрет, стреляй, и сразу заряжай второй снаряд.

Когда кикиморе оставались какие-то десять шагов, она выгнула ноги подобно саранче, чтобы одним прыжком достичь холма, и уже оторвалась от земли, но далеко не улетела. Корни обвились вокруг ее ног. Олег услышал выстрел и яростное скрежетание позади.

- Чего ждешь, мальчик? Стреляй! – сказал Теодор Кительсон, перезаряжая самострел.

Кикимора пыталась подняться, но не смогла. Паук-кукловод, что сидел внутри царапал и стучал, натягивая нити. Кикимора перестала дергаться и потянулась рукой к мальчику. Олег вживую убедился в изменчивости ее тела. Рука, которую она протянула к нему, имела лишь три скрюченных пальца, которые на глазах Олега превратились в вытянутый крюк. Тем временем вторая рука уменьшилась, а рука крюк растянулась еще сильнее. Кикимора запрокинула ее, чтобы хлыстом ударить по Олегу. Для этого ей пришлось изогнуться. Кикимора подняла голову, и Олег выстрелил. Серебряные нити разорвались и полетели в разные стороны. Снаряд скрылся где-то в глубине. Рука-крюк так и не успела разродиться ударом и упала на землю окостеневшим деревом. Олег услышал треск разгорающегося снаряда где-то внутри деревянного каркаса. Паук-кукловод повторил выпрыгнул из деревянной оболочки и скрылся, подобно первому. Остался последний.

Тут раздался грохот, и Олега засыпало землей. Последняя сосновая кикимора запрыгнула на холм и прижала одной лапой Теодора Кительсона к траве, а вторую занесла над головой, соорудив из пальцев коготь. На ногах ее болтались оборванные корни. Олег пытался перезарядить самострел, но руки дрожали, и снаряд никак не попадал в желоб. Кикимора нанесла первый удар. От страха Олег закрыл глаза.

«Погиб», - подумал он.

- Олег, самострел! – кричал Теодор Кительсон.

Олег открыл глаза. Кикимора не попала, даже в таком положении Теодор Кительсон сумел уйти от удара. Рядом с ним лежал самострел.

- Возьми мой! Быстрее!

Кикимора обрушила второй удар. Теодор Кительсон сумел отодвинуться правее, и тварь ударила вдоль края груди.

- Скорее! Третий раз она не промажет!

Олег схватил самострел, а кикимора  приготовилась к третьему удару и прижала ерзающего Теодора Кительсона сильнее прежнего. От сильного давления воздух вышел из легких с хлюпающим звуком, от которого Олег сморщился. Теодора Кительсон понял, что его легкие заполняла кровь.

Олег направил оружие на противника. В желобе блестел снаряд, осталось только нажать на курок. Но это оказалось тяжелее, чем мальчик ожидал. Курок никак не прогибался под пальцами. Упрямый механизм не хотел работать. Натянутый трос не желал срываться вперед. Тогда кикимора нанесла третий удар. Прозвучал хруст, похожий на то, как ломается корочка льда, но откуда бы взялся лед в начале осени? Это хрустнули ребра Теодора Кительсона. Удар пришелся в область сердца.

- Тео! – донесся голос Лешего неизвестно откуда.

- Нет, нет, нет! – кричал Олег, пытаясь нажать на курок.

Кикимора пронзила тело Теодора Кительсона и не торопилась вынимать коготь. Наконец курок поддался. Болт угодил кикиморе в макушку, чуть выше отверстия. Снаряд не пробил кору насквозь, а застрял в ней. Полость в голове кикиморы озарилась светом от искр. Только тогда она вынула коготь. Кикимора из черной сосны с огненным лицом и окровавленной когтем направилась к Олегу. Исполинский размер больше не пугал мальчика. Злость, та самая, которая некогда вела его в лес, вернулась и обратилась против ведьминой прислуги. Мальчик достал меч. В один шаг кикимора оказалась перед ним и нанесла секущий удар по ногам. Олег перепрыгнул деревянную лапу и забежал вперед. Рубящим ударом он поразил самое тонкое место, которым было место перехода ноги в тело. Нога с треском отделилась, а вместо крови и мышц, наружу, словно пух полетели клочки паутины. Кикимора закружилась волчком, пытаясь попасть по мальчику. Олег увернулся, а затем рассек вторую ногу в области  шарообразного утолщения, напоминающего колено, и отпрыгнул в сторону. Кикимора, лишенная точки опоры, упала на землю. Леший тем временем поднял на руки Теодора Кительсона.

«Леший человечней, чем мне рассказывали», - подумал Олег.

- Закончи с ней, мальчик.

- Закончу, -  сказал Олег и спокойной рукой зарядил одноручный самострел, что еще недавно бросил в траву.

Кикимора не собиралась сдаваться, даже лишенная обеих ног. Она ползла на руках к неприятелю. Голова ее тлела, а огонь спускался все ниже, но паук-кукловод все еще управлял деревянной марионеткой. Олег выстрелил в полость. Снаряд скрылся внутри. Кикимора рухнула на траву.

***

Мальчик стоял на холме. Вокруг лежали тела четырех minion de magica. От каждой кикиморы вверх поднимался столбик черного дыма. «Солнце» Теодора Кительсона почти рассеялось, большинство пылинок осели и освещали лишь траву. Тучи, как степенные небесные вельможи, степенно плыли по ночному небу прочь, заслоняя звезды. Луна вновь осветила поляну. Многое изменилось на ней с тех пор, как она пропала.

Олег спустился с холма, прихватив самострелы. Он вернулся в убежище, где застал Лешего стоящим над кроватью. Теодор Кительсон лежал на ней.

- Что с ним?.

- Кикимора пробила грудь. Почти насквозь. Задела органы. Он не может дышать.

- Он выживет?

- Не знаю...

 Могло показаться, что Лешего дальнейшая судьба Теодора Кительсона волновала не больше, чем вопрос о том какая погода будет год спустя на другом краю Тридевятого Царства. Однако он стоял рядом. Он унес раненного с холма. Леший мог показать чувства лишь действиями. Ведь только они в итоге имеют значение.

- Я чувствую, что нам предстоит кое-что выяснить, и я готов, но сначала я должен помочь Тео.

- Я понимаю. Могу я что-то сделать?

Глубокая рана в груди Теодора Кительсона зияла сквозь дыру в кафтане и выглядела скверно.

- Нет, - ответил Леший. – Ты бессилен.

- А ты? Ты можешь ему помочь?

- Я пытаюсь.

- Но ты же ничего не делаешь!

- Я делаю все, что могу. Пусть ты этого и не видишь, - Леший помолчал немного и добавил. - А что вы вообще видите, люди?

- Я вижу, что ты стоишь у бездыханного тела, тогда как должен трясти своими руками-ветками произнося чародейские слова, чтобы вернуть к жизни своего друга! Но ты этого не делаешь, ты просто стоишь!

- Самое важное происходит внутри. Его тело борется. Тело должно справиться и не выпустить душу. Времени мало. Его почти нет.

- Он справится.

- Откуда ты знаешь, мальчик?

- Я верю в это.

- Глупое слово. Тео, его тоже не любит. Выйдем отсюда, - сказал Леший. – Все что я мог - сделал, дальше бороться будет тело.

***

  Олег присел у подножья холма. Леший стоял перед ним, и смотрел куда-то в лес. Мальчика удивило то, с какой легкостью Леший стоит спиной к тому, кто совсем недавно выстрелил в него из самострела.

- Я знаю о проблеме со слов Тео. Расскажи свою историю сам.

Олег повторил свою беседу с Сизым, которая случилось после встречи с бабкой Марьяной. О том, что привело его к этой беседе, он не мог вспомнить, как ни пытался. Да и это не казалось важным. Вопреки странностям бабки Марьяны, она и все, что было с ней связано, всем казалось абсолютно нормальным.

- А теперь послушай, мою историю мальчик, - сказал Леший  и обернулся.

- Я был рожден семенем, что упало с ветвей Отца. Облаченный в облик лунного мотылька я прилетел сюда и упал посреди огромной язвы оставленной пожаром. И вырос. Вырос, как растут другие деревья. Только я смог сойти с места. Меня призвали, когда погиб мой собрат, что обитал в этих краях прежде. Белая нить не при чем. Он сгорел в пожаре, неизвестной природы, что разразился глубоко в чащобе. Сначала я думал, что к гибели моего брата привело чародейство Ивовой Ведьмы, хотя у  нас с ведьмами заключен мир, что строго соблюдается вот уже почти сто кругов. После встречи с ней, я понял, что это правда лишь отчасти. К пожару привели их распри. Война внутри ведьминого собора. Ивовая Ведьма, сделала что-то, за что остальные ведьмы объявили на нее охоту. Пожар же был попыткой избавиться от нее, да только Ивовая Ведьма выжила. А мой брат нет. От мести к ней я отказался сразу, потому, как увидел, что за все то время, что лес стоял без нашей защиты, без опеки детей Отца, она охраняла его. Выжженная земля обрела жизнь, деревья и цветы пробились сквозь пепел и прах – это все ее заслуга. Да, она виновна, но вину искупила – так решили Старейшие, что до сих пор слышат первородный голос. С тех пор она находится под моей защитой.

Ведьмы обещали оставить бывшего члена собора в покое, но слова рознились с делами. Глухой Бор всегда был лесом благодатным, но в нем никогда не водились создания от Первого Чуда. Вскоре после моего пробуждения здесь появились волки-туманники. Их не видели много кругов. Братья считали, что они все погибли.. И вот они явились сюда, чтобы рыскать днем и ночью, забираться в потаенные пещеры и самые отдаленные лощины моего леса. Когда я пытался приблизиться, они растворялись в тумане. Я поведал об этом Ивовй Ведьме, и она пояснила, что твари эти, имеют лишь одну цель: найти ее и придать хищному суду. Это были ищейки самой древней ведьмы. Той, что бродит по миру мертвых, как по миру живых. Люди говорят, что дом у нее стоит на ногах, подобных птичьим и живет, как любой дикий зверь. Но, что слухи, а что правда, я решать не берусь, но от волков, ведьминские они или нет, я должен был избавиться. Это чужие твари, а ведут себя словно хозяева. Но хозяин в этом лесу один. Я.

И вот тут-то мальчик, моя история вплетается в твою. Одним утром, в первые дни увядания, я нашел их раньше, чем они пробудились. Стая волков лежала на поляне укрытая лопухом. Тогда я принял облик медведя и напал на них. Я перегрыз горло самому крупному, остальная стая скрылась в близлежащей роще, застилая следы туманом. Я бродил, вынюхивал следы, когда услышал крик. Тогда я еще не знал, чей он был. То, что называется у вас чувством, подсказало мне, что ищейки будут там, откуда шел звук. Крик тот был слабым, беспомощным. Это был крик боли.

Следуя за звуком, я оказался на тропе, что вела через лес. Там я увидел разъезд из четырех всадников и следы телеги. В воздухе летал запах крови. И тогда раздался пронзительный звон. Призыв о помощи. Я не знаю такого языка, однако послание понял сразу. Следуя за криком и запахом крови, я оказался у оврага. Там сидела женщина с младенцем на руках, укрытые тканью. Перед ними, выставив тот самый меч, что сейчас у тебя, стоял мужчина. Он держал оборону от четырех туманников. Одного он ранил. Причем смертельно. Далеко этот волк не ушел. Я вмешался в ход битвы и помог мужчине. И он, и туманники были чужими в лесу, я сразу понял, кто жертва. Расправившись с ними, я хотел узнать, откуда шел тот неизвестный звук. Кто издал тот крик, что призвал меня. Я подошел поближе, но крик повторился опять и он просил меня уйти. Я не смог противиться и скрылся. Когда крик прекратился, я решил вернуться к оврагу, но уже в неприметном виде. Я обратился белкой и забрался на небольшую сосну, с которой увидел человеческого ребёнка. Удивительная сила, при такой ничтожности. Волчонок бы загрыз твоего брата, мальчик. К тому моменту как я вернулся, людей стало больше. Появились четыре мужчины в черных одеждах. Речей я не понял, потому, как языка вашего тогда не знал. Ему меня обучил Тео уже после. Что же тогда случилось, для меня загадка. Мужчина сам отдал меч и ребенка одному из черных, тому, что с пятном на шее. А следом их застрелили из оружия похожего на то, каким орудует Тео. Тела спустя какое-то время забрали кикиморы, и я не видел причины мешать слугам ведьмы.

Олег сидел, обхватив колени руками и думал. Он никогда не знал настоящих родителей. Он не мог сказать, что любит их, ведь он их совсем не знал. Вдруг они везли его, чтобы продать, словно скотину за пару златцев. Может они просто хотели оставить его в лесу под деревом. Но тогда зачем отец защищал его от волков? Вопросов много, ответов нет.

- Они были живы после выстрелов?

- Они не шевелились - это точно. Дух их почувствовать я не мог, так как был молод и слаб. Сейчас бы я смог сказать.

- А если ты врешь?

- Ложь – ваша черта. Ваше вольнодумье привело к ней. Я дитя Отца. Верный брат своих братьев. Защитник леса, – он посмотрел в чащу, откуда донесся вой волков. – Я говорю лишь правду.

- Значит, ты хочешь сказать, что врал мне тот человек, который воспитал меня? Сизый врал мне?

- Тео объяснил мне, что еще недавно ты считал другого своим отцом. Но это ведь оказалось ложью. Совравший однажды соврет еще.

- Он врал, чтобы я не знал сиротского горя и …

- Это неважно, - перебил его Леший. – Решай сам. Я сказал тебе то, что видел. И скажу еще раз, что врать противно моей природе. Противно ли это природе Сизого?

Молчание воцарилось у холма. Мальчик блуждал в думах, хотя это было больше похоже на суматошную беготню в коридорах полной тьмы. И все коридоры вели в тупик. Леший рассматривал тлеющие останки кикимор. Низ его плаща шевелился, словно обдуваемый ветром, но ветра не было. Тем не менее, плащ, словно легкая волна, извивался у его ног.

- Ты хорошо сражался, - сказал Леший.

- Этому меня научил Сизый. Он был мечником, - сказали Олег, и призадумался. - Или убийцей. Я уж и не знаю, что думать.

- Поговори с ним еще раз. Если он тебя принял в свой дом и воспитал, то зла точно не желал. Он мог быть лишь слепым оружием в чьих-то руках. Как туманники в руках ведьм.

- Одному из которых ты разорвал глотку.

- Да, разорвал, – сказал Леший. – Надеюсь, у вас разговор не кончится разорванной шеей.

- Я тоже.

Олег поправил меч и спросил:

- Как мне выйти к деревне?

- Ты глуп и смел мальчик. Ночью ты не пройдешь через лес. Даже при свете дня это опасно. Я постарался сделать его труднопроходимым для твоего брата. Признаюсь, я был поражен тем, что ты забрался так далеко.

- Я дошел лишь до оврага с туманом. Сюда же меня привез Теодор Кительсон.

- Это дальше чем кто-либо забирался. Но ночью ты не пройдешь. Слишком мал и слаб. Ночница унесет тебя в пещеру и обескровит на радость деткам. И это самое малое зло.

- Вот еще! Не дамся я кровопийцам летающим! Меня бабка в деревне обучила как от них отогнаться!

- Расскажи.

- А вот, проще простого: сказать трижды «тварь Марены, сгинь во тьме к приходу дня» и всё. Улетит упырица.

- Кто это такая Марена? И почему ночница ее тварь?

- Марена - это смерти владычица. А все твари, что противны свету, и несут смерть своими крыльями, когтями или клыками, ее слуги.

- Скажу тебе так, что ночница, скорее тварь моя, чем некой Марены. И почему ты решил, что ночная тварь несет смерти больше дневной? Тот же медведь, тебя порвет в клочья и днем.

- Я ведь знал, что старуха много чуши несет. Вот как знал!

- Нельзя оставлять Тео одного, - сказал после короткого молчания Леший.

- Предлагаешь мне его стеречь?

- Договор.

- Что?

- Предлагаю договор. Слышал о таком?

- Нет.

- Ты останешься с Тео, а утром я вернусь, и отведу тебя в деревню. В какую хочешь.

- Не надо в «какую хочешь», - ответил Олег. – Отведешь в мою.

- По рукам, как вы говорите?

 Леший протянул руку Олегу.

- По рукам, – ответил мальчик и протянул руку в ответ.

«Будто ветку пожал», - подумал он.

- Почему ты не можешь пойти куда хочешь? Вы же вольнодумцы, свободные в своих словах и деяниях. Вольны словами опровергать дела, и наоборот. Так почему ты не можешь покинуть деревню и отправиться в другую?

- Так уж заведено. Мы принадлежим наместнику. Вот как ты зверьми управляешь, так и он нами. Что хочет, то и делает. И наказание он выбирает, и награды. Но второго не припомню.

- Тебя ждет наказание?

Мальчик задумался.

- Мне нужно вернутся до рассвета. Либо с первыми лучами, чтобы попасть в пересменку дозорных.

- Хорошо. А сейчас помоги мне. Надо закинуть кикимор мне на спину.

- Тебе на спину? Ты их выдержишь?

- Выдержу, - ответил Леший и обернулся чудесным плащом.

Миг спустя перед Олегом появился длинношёрстый бык. Рога раскинулись в обе стороны на целую сажень. Космы бурой с зелеными переливами шерсти почти касались земли. Несмотря на огромный размер животного, копыта совсем не оставляли следов на траве. Леший закинул рогами на спину полуобгоревшие тела кикимор, затем прилег и сказал:

- Найди веревку, она должна быть во второй комнате. Привяжем тела.

Олег побежал в убежище. Он мельком взглянул на Теодора Кительсона, тот все еще лежал неподвижно. Одна маленькая деталь заставила Олега остановиться. На месте раны появилось что-то похожее на болотную тину. Водоросли шевелились в ране подобно червям. Олег хотел было дотронуться до них, но услышал голос снаружи.

- Быстрее мальчик. Если хочешь добраться до утра в деревню, надо спешить.

Олег забежал во вторую комнату. Свеча в ней давно погасла. Наощупь она нашел веревку и выбежал на улицу. Он привязал кикимор к спине Лешего. Увидь кто ночью, в свете луны, груду полуобгорелых, дымящихся человекоподобных древ, покоящихся на спине быка-великана тут же лишился бы рассудка. Но не Олег, который ранее и подпалил двух из этих кикимор.

- Готово. А куда ты их потащишь?

- Надо вернуть их. Вернуть туда, откуда они пришли.

- К ведьме? У вас с ней тоже договор?

- Да. Я дал слово, что не буду вредить им. К тому же, кикморы - созданы из моих древ.

- А могу я, - сказал Олег, - могу я ее увидеть?

- Лучше бы этого никогда не случилось мальчик. Ведьмы – это не те существа, с которыми стоит заводить знакомства.

- Ты можешь спросить о моих родителях?

- Она будет говорить, только если захочет. Но я попытаюсь. Жди меня. Я прибуду до восхода. Стереги Тео, - крикнул он напоследок, скрывшись за первой полосой деревьев. Скакал он совершенно беззвучно.

Откуда-то с макушек деревьев прилетела черная сова и села на холм.

- Будешь следить за мной? Я за господином Кительсоном, а ты за мной? – спросил мальчик у совы.

- У-у-у! - крикнула сова, сделав полуоборот головой.

- Не понимаю я, что ты там угукаешь, - махнул он и вернулся в убежище.

***

Олег сидел на стуле подле Теодора Кительсона. Спустя какое-то время раненый задышал. Сначала грудь поднималась медленно, водоросли, что вились в ране, растягивались и воздух со свистом проходил сквозь них. Затем раненый задышал все сильнее и сильнее. Олег смочил найденную на столе тряпку и приложил ее к голове Теодора Кительсона. Когда Сизый бывал в бреду вызванным пшеничной настойкой, Олег постоянно так делал. Голова Теодора Кительсона горела. Тряпка быстро отдала прохладную влагу, и Олегу пришлось смочить ее еще раз. Постепенно дыхание раненного успокоилось, а жар отступил, но лишь для того, чтобы ударить с новой силой. Жар вернулся не один, он привел с собой сильнейшие судороги. Теодора Кительсона выгнуло словно коромысло, за которое прицепили два тяжеленых ведра с водой. Мальчик боялся, что тот сломает хребет, но трогать не решился. В момент судорог Теодору Кительсону был похож на мост. Напряженный человеческий мост. После еще пяти примочек, жар отступил, забрав судороги, и больше не вернулся. Мужчина успокоился. Водоросли, заполняющие рану, срослись с окружающей кожей и укрыли рану бронзовой коростой. После чудесных метаморфоз Олег поверил в исцеляющую силу Лешего.

Некоторое время он просидел возле Теодора Кительсона, но когда тот по-хозяйски закинул руку за голову, словно ничего с ним и с его грудью не случилось, мальчик откинулся на стуле и погрузился в дрему. Только теперь ощутил он всю усталость дня. Все что случилось с ним за предыдущий день и эту ночь, пролетело перед тяжелыми веками, подхватило его ураганом, и выбросило куда-то далеко. Мальчик уснул.

***

Проснулся Олег на кровати, на той самой, на которой лежал раненый. Теодор Кительсон стоял неподалеку, перед большим зеркалом. Он с каким-то детским интересом разглядывал бронзовую сеточку, что выросла на месте раны. Глаза его светились от радости.

- Как вы, господин Кительсон?

- Ах, мой верный страж проснулся, - сказал он.

Теодор Кительсон обернулся. На бледном лице появилась улыбка.

- Скажи, видел ли ты, что сделал Леший? Откуда взялся этот растительный панцирь?

- Нет, я тогда был на холме.

- Очень жаль, очень жаль. Значит, пока он не вернется, я не узнаю наверняка, - сказал Теодор Кительсон и вернулся к зеркалу.

- Не узнаете что?

- Я полагаю, что стал счастливчиком. Одним из немногих на ком применили живицу духа. Или как бы сказали, у меня на родине «spiritum vitae», - произнес он, особо четко. - Вижу немой вопрос в твоих глазах, и у меня есть ответ!  Вот, что для тебя есть человек, в отношении души и тела? Хотя ты еще слишком юн для таких дум, но все же ответь. Человек – это больше душа? Или больше тело?

- Полагаю, что больше тело.

- Как, собственно, полагаю и я. Так вот наш с тобой друг, представитель другого вида. Да чего уж там, другого царства! Выше царства пока ничего не придумали. И он наша полная противоположность. Мы – материя, наделенная духом. Он же дух, облаченный в материю. Как ты уже заметил, он к телесной оболочке привязан не так сильно как мы, ведь может с легкостью стать практически любым созданием. Есть у меня мнение, что он может принимать и бестелесный облик, но Леший отказывается подтвердить это. Но я отвлекся. То, что я назвал «spiritum vitae» или живица духа, есть не что иное, как часть его самого. Это чудесное вещество, эта овеществленная душа способна на многое. Она может дать новую жизнь, а может, как произошло в моем случае, вернуть старую.

- Получается, что вы, - Олег помедлил, - умерли?

- Именно так, - ответил, по-прежнему улыбаясь, Теодор Кительсон. – Удивительно, правда?

- Еще как!  - воскликнул мальчик.

Вдруг Олега пронзила идея. А что если…

- Мальчик, я понимаю, о чем ты думаешь. Увы. Твоих родителей живица духа вернуть не сможет. Прости за прямоту, но чтобы вернуть только что утраченную жизнь, необходимо ввести spiritum vitae в тело, еще до того как душа погибшего исчезнет. Я не знаю, как скоро душа покидает оболочку, но это точно быстрее тринадцати лет. Даже если, каким-то чудом их тела остались целы, что практически невозможно, духа уже нет. А живица, попавшая на бездушное тело, чему я один раз был свидетелем, родила на свет нечто похожее на упыря. Голодный до чужой жизни дух, практически лишенный разума. В принципе, если бы Леший промедлил, то вам пришлось бы избавиться от меня. Ведь я стал бы именно таким вот вечно голодным существом.

Искорка надежды пропала. Мальчик сел на кровать и схватился за голову.

- Послушай, Олег. Сейчас, все что ты можешь сделать для родителей, это узнать правду о том дне. Очистить память о них. Зерна от плевел, как у вас говориться.

- Разве это мне их вернет?

- Нет. И именно поэтому надо это сделать. Чтобы проститься с ними.

- Утром Леший проводит меня в деревню. Я должен еще раз поговорить с Сизым.

- Вот и хорошо. А, где, кстати, Леший?

- Обратился лохматым быком и ушел. Сказал, что должен вернуть тела кикимор.

- Кикимор?! Кикимор!

- Да, кикимор. А что?

- Пошли за мной мальчик! Я тебе сейчас кое-что покажу, - сказал Теодор Кительсон.

Вряд ли кто-то мог бы сказать, что полуголый человек, только что выбежавший из комнаты, не так давно был мертв. Мертв не так, как бывают мертвы пьяницы. По-настоящему мертв.

Теодор Кительсон забежал в комнату, которую Олег посчитал кладовой, и зажег свечу, все тем же щелчком пальцев по зажатому фитилю. Комната представляла собой проход длиной в десять шагов, уходящий вниз. Вдоль стены стояли кустарные шкафы, стойки, тумбы заваленные сухими травами, грибами, сияющими камнями и прибитыми на иглы насекомыми.

- Как вы это делаете?

- Что именно?

- Вы зажигаете свечу. Щелк и горит. Чародейство?

- Всего лишь напыление. Такое же как в тех снарядах, - сказал Теодор Кительсон и протянул Олегу перчатку. На кончиках среднего и большого пальца находилось покрытие, действительно напоминающее наконечник снаряда.

Олег проследовал за Теодором Кительсоном через коридор и попал в небольшую, три на три шага комнату.

- Давай. Попробуй зажечь, - сказал Теодор Кительсон, указывая на фитиль, свисающий с потолка.

Олег надел перчатку и щелкнул в пустоту. Меж пальцев промелькнули искры.

- Зажми фитиль и сделай то же самое.

Олег дотянулся до шнурка и зажал его между пальцами. Щелк. Вверх по фитилю побежала маленькая огненная змейка. У самого потолка она разделилась на пять точно таких же, что побежали прочь друг от друга. Почти одновременно, они остановились у сосудов, размером с небольшое яблоко, в которых располагались свечки. В маленькой круглой комнате наступил день.

- Откуда у вас все это? Кто вы такой, господин Кительсон?

- Да, действительно, пожалуй, ты имеешь право узнать это, но чуть позже. А сейчас смотри сюда, - он указал на угол, в котором стоял круглый столик.

Вопреки тому, что любая поверхность в убежище Теодора Кительсона обязательно служила опорой какой-нибудь склянке, букашке или же букашке в склянке, на столе в одиночестве стояла открытая табакерка.

- Это что? Это же…

- Да, да! – сказал Теодор Кительсон. – Тот самый паук-кукловод. Тот, что едва не отправил тебя к предкам, там в овраге. Он мог бы и меня отправить к праотцам, да только я не намерен видеться с дедом. Мерзкий был старикашка.

Олег завороженно смотрел на доселе невиданное создание. Бледное тело кукловода по форме походило на раздутое куриное яйцо. Десять лапок царапали стенки табакерки. Тонкие конечности, словно лучи, расходились во все стороны от тельца, и еще две лапки отходили сбоку от единственного глаза, который походил на красную икринку.

- Завораживает, правда? Смотри, у него к лапкам тянутся тончайшие нити. У настоящих пауков прядильный аппарат находится в части, называемой «opisthosoma»,что на тридевятом звучит как «брюшко». А у данного создания прядильные железы спрятаны на кончиках лапок. 

- Это за ним пришли те кикиморы?

- Именно так.

- Так убьем его скорее, из-за него вы чуть не погибли.

- Именно поэтому я не могу его убить. Как же все-таки по разному люди видят одни и те же события, - сказал Теодор Кительсон и покачал головой.

- Что вы хотите с ним сделать?

- Ведьма смогла подчинить его. Мне очень интересно, смогу ли я сделать то же самое, только при помощи знания, а не магии.

- Какого знания?

- Хороший вопрос. Теперь, я полагаю, пора представиться, как положено. Теодор Кительсон: ученый и ренегат, другими словами отступник, прибывший сюда из далекого королевства. Собственно за ученость меня и признали ренегатом, после чего вынудили бежать из родных краев. И если припомнить, - он наклонил голову и отвел взгляд куда-то вбок, – Так-так-так. Точно. Уже шесть лет, как мне пришлось покинуть дом. И ровно пять, как я странствую, по вашим землям. Странствовал, - поправился он, - пока не осел здесь.

- А откуда вы?

- О, дорогой Олег, из чудесного королевства, которое отделено от вашего царства непреодолимым массивом гор, степей, лесов и морей. Там начинается мой дом. Жесткий, но навсегда прекрасный!

- Не хотите говорить, и не надо, - сказал Олег.

- А покинуть мне его пришлось, - продолжил Теодор Кительсон, вернувшись из грез по родной земле, - после того как я подверг сомнениям догмы святоликих. На меня повлияло учение наставников о преувеличении деяний богов в нашем мире. Эта идея целиком и полностью завладела моим умом и сердцем. Ведь то, что я слышал от учителей, подвергало сомнениям все то, о чем говорили святоликие. А именно на их писаниях и проповедях строилась наша жизнь. Король, а по-вашему царь, находился под прямым влиянием их взглядов, что естественно отражалось на жизнях людей. Некоторые решили проверить устои святоликих на прочность, но так уж вышло, что последние оказались ярыми противниками практики. Дошло до того, что Король своим словом запретил подвергать сомнениям тексты святоликих, также под запрет попали все действия, что могли пошатнуть былое мировоззрение. Но люди, что ставили учение не духовное, но естественное впереди всего, коим являюсь и я, продолжили изыскания. Мы нашли ответы на вопросы о перемене погоды, о смене дня и ночи, о лунах и звездах, о течении рек, мы открыли чудесные свойства магнетизма и многое другое. И, кстати, боги тут не при чем. Но все это оказалось под запретом. Мы предприняли попытку вынести знания из подвалов и чердаков, где собирали их долгие годы в отдалении от глаз духовенства. Результат оказался плачевен. Нас объявили врагами королевства. Меня и моих братьев нарекли ренегатами. Мы так и стали называть себя - ученые-ренегаты. Святоликие же создали целый орден. Morra Sancti. Отборные воины, поборники веры, что по факту являлись группой самых отъявленных убийц и насильников. Ордену поручили истребить нас словно крыс. Они взялись за дело с большой охотой, ведь за голову каждого моего брата назначили награду золотом. Друзей вне нашего сообщества с тех пор у меня нет, поскольку дружбу в те времена легко перевешивало золото или дворянский титул. Многих моих братьев погубили в первые недели, когда мы еще скрывались в столице. Нас душили по ночам в постелях. Сжигали вместе с семьями в домах. Пытали до смерти.

Теодор Кительсон замолчал. Он закрыл глаза и простоял так пару мгновений. Олег боялся пошевелиться.

- Немногим удалось бежать, - продолжил ученый. - До сих пор о судьбе остальных братьев мне ничего неизвестно. Возможно, что так далеко бежал только я. Но орден добрался и до соседних королевств, поэтому выбора не было. И все равно, я уверен, что есть еще живые братья. И когда-нибудь мы вернемся, неся впереди знамя правды. И это самое знамя вонзим прямиком в сердце верховного святого посреди королевского зала.

Он вновь замолчал.

- Да, когда-нибудь, - закончил Теодор Кительсон и опустил взгляд в пол.

- Однажды, - сказал Леший.

Никто не услышал, как он вошел. Теодор Кительсон состроил приветливую мину, и встал прямиком перед ним, в попытке загородить стол. Олег заметил, что Леший несколько уменьшился, чтобы уместиться в комнате, но все равно был выше Теодора Кительсона.

- Ах, мой дорогой друг, - начал Теодор Кительсон. – Как же я рад тому, что рок свел нас с тобой, ведь только благодаря тебе я сейчас могу дышать, пусть пока не полной грудью. Но я могу дышать! А это самое главное. Пошли скорее отсюда, тут слишком тесно. Идем в круглую комнату, где я продолжу воспевать тебя на всех известных мне языках.

Подобная тирада показалась неестественной даже Олегу, что уж говорить про Лешего.

- Тео. Отойди.

- Конечно, конечно. Пошли, отойдем вместе, и ты мне расскажешь о чудесных свойствах spiritum vitae, ведь мне придется свыкнуться и сжиться с тем, что во мне есть растительное начало. Пошли же скорее.

Олег смотрел то на Теодора Кительсона, то на Лешего, совершенно не понимая столь резкую перемену в настроении ученого.

- Тео. Ты понимаешь, что там, на холме, ты погиб? Ты был мертв. Я это чувствовал.

- Да, мой друг. Конечно, я это понимаю. И я буду благодарен тебе до конца жизни, которую ты мне даровал.

- Твоя ученость граничит с безумством. Она не позволит этой жизни продлиться долго, - сказал Леший и оттолкнул ученого к стене.

Хозяин леса подошел к столу.

- Умнейший из людей, совершил глупейшую ошибку.

- Ошибку совершишь ты, если не дашь мне изучить это чудесное создание!

- Тогда ты станешь свидетель такой ошибки.

Леший взял табакерку и направился к выходу из комнаты, но Теодор Кительсон не прекращал попыток остановить его.

- Прошу тебя. Сейчас, когда самое страшное позади, позволь мне…

- Не позволю.

Он вновь оттолкнул ученого к стене и прижал рукой.

- Чувствуешь? – спросил Леший, упершись в то самое место, что недавно было открытой раной.

- Чувствую, - поморщился от боли Теодор Кительсон.

У Олега на миг защемило в груди.

- Запомни эту боль. Для твоего же блага запомни. И не делай снова того, что может привести к подобному.

В этот момент Теодор Кительсон, прижатый к стене подавал знаки Олегу. Он перемещал взгляд со шкатулки на мальчика. Леший не мог этого не заметить. Он обернулся на мальчика. Увидев, что Олег не собирается участвовать в операции по возвращению шкатулки, Леший сказал:

- Ты неисправим. Я не хотел применять силу.

Леший  отпустил Теодора Кительсона, но в следующий же миг нанес удар, такой силы, что земля посыпалась с потолка. Олегу показалось, что Леший нанес этот тяжелейший по силе удар прямиком в голову ученого. На самом деле Леший ударил на два пальца правее и кулак полностью скрылся в стене. В тот же миг из нее прорезались корни. Они скрутили запястья и щиколотки ученого. Судя по стону, скрутили туго.

- Ты что же сделаешь меня заложником у себя же дома?

- Только пока не верну существо туда, где ему самое место. Не хочу, чтобы ты навредил себе в попытке вернуть его, - сказал Леший и вышел.

- Олег! Олег, послушай. Иди за ним. Отбери шкатулку. Я так долго искал возможности исследовать паука-кукловода. Нет, погоди! Прошу тебя, помоги мне! Разрежь корни. Нет! Стой! Иди за ним! Да, скорее! Беги, чего же ты ждешь?!

Мальчик выбежал из комнаты и последовал за Лешим. Но он даже не думал о том, чтобы забрать шкатулку.

- Ты снова отправишься к ведьме? – спросил Олег.

- Нет. Я должен вернуть тебя.

- Разве кукловод не важнее?

- Важнее.

Они вышли на улицу. Где-то неподалеку зачирикали ранние пташки. Небо окрасилось в серо-голубой цвет, который первым возникает в палитре нового дня.

- Скоро рассвет, - сказал Олег.

- Мы успеем, не переживай, - сказал Леший и издал пронзительный звук. Что-то звериное и хищное разлетелось по острым макушкам деревьев и унеслось в далекое небо. Сверху раздался точно такой же звук. Высоко в небе показался орел. Он описал два круга, после чего камнем ринулся вниз. Перед самой землей крылатый хищник вновь поймал поток, и, как ни в чем не бывало, сел на руку Лешего.

- Верни его хозяйке.

Леший вручил табакерку орлу. Птица впилась в нее лапами-крючьями и взлетела обратно ввысь, на прощание, издав пронзительный крик.

Леший топнул ногой и миг спустя наружу выбежал Теодор Кительсон.

- Скажи, что мне вернут табакерку? Ручная работа, я за нее, помнится, отдал приличную сумму, - сказал Теодор Кительсон, растирая руки. На запястьях раскраснелись ссадины.

- Не ручаюсь.

- Что-то мне подсказывает, что моя шкатулка пойдет на обустройство гнезда.

- Если она тебе так дорога...

- А, - отмахнулся ученый. – Намного важнее было то, что лежит в ней и царапает стенки лапками. Впрочем, неважно, - сказал он и побрел обратно в убежище.

- Кукловод отправился домой, - сказал Леший, после того как проводил взглядом орла. - Пора и тебе, мальчик.

 

Часть I - Глава 5

В жизни у каждого бывает день, который по значимости может легко переплюнуть не только былые дни, но и всю жизнь целиком. Именно так думал Олег о минувшем осеннем дне, проведенном в Глухом Бору. Светящиеся грибы, кикиморы, знакомство с ученым-иноземцем, дом внутри холма, Леший. Столько чудес мальчик в жизни не видывал.

Лишь однажды до этого мальчик сталкивался с созданием чуждым людскому миру: повадился в деревню приходить покойник заложный с дальних курганов. Стоял он подле околицы и ныл ночами напролет. Разобрать никто не мог, что тому надобно. Тогда мечники пошли к Чарухе, чтобы узнать средство от навязчивого гостя. Она рассказала им, что надобно взять траву заячью, глаз крысиный да коготь петушиный, и  в полнолунье на кургане умершего сжечь все это и закопать на макушке с восточной стороны. В то время над мечниками головой стоял Бурестан. Выслушал он про средство от мертвяка, плюнул, да пошел с тремя молодцами, порубил покойника на мелкие кусочки. Схоронили его по разным краям поля. Больше он не кричал у околицы. Сталь оказалась ничуть не хуже крысиного глаза, петушиного когтя и травы заячьей. Только иногда слышится скрежет зубов у окраины поля, где голову мертвяка закопали.

Олег ехал верхом на олене. Верхом на Лешем, что перевоплотился в оленя.

- Мы же в самой чаще, точно не успеем до рассвета.

- Держись крепче, мальчик.

Олег схватился за грубую, словно кора, шерсть и наклонился к шее оленя. Тотчас Леший пустился в такой галоп, который иначе как сумасшедшим не назовешь. Ветром он пронесся мимо стройных сосен и березок, и оставил холм-убежище далеко позади. Леший скакал, и ветви сами расступались перед ним, корни скрывались под землей, камни укатывались в сторону. Какое-то время за Лешим следовала стая черных волков, но хищники быстро одумались и бросили тщетную затею. Леший скакал быстрее, самой быстрой лошади, но этого было недостаточно. Солнце уже показалось между деревьями. Лучи пронзили Олега с Лешим, выбив длинную тень, что теперь, бежала  позади. Впереди показались две молодые березы. Они стояли так близко друг к другу, что срослись верхушками. Словно застыли в поцелуе. Поистине красивое зрелище, да только расстояния между ними было недостаточно, чтобы там пробежал лесной олень. Слишком близко росли черно-белые красавицы.

- Мы не пройдем! – сказал мальчик.

Эти слова вряд ли долетели до ушей Лешего.  А может Леший просто не собирался на них отвечать.

Вопреки надеждам мальчика, Леший не поменял намеченного пути. Наоборот. Когда до стройной арки оставалось не более пяти саженей, Леший ускорился, да так, что Олег не смог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Мальчик зажмурился, то ли от усилившегося ветра, то ли в ожидании столкновения. И вот, когда удара, казалось не миновать – ничего не случилось. Леший как бежал, так и продолжил бежать. Мальчик открыл глаза. Они оказались совершенно в другой части леса. Сосны здесь стояли чуть поодаль друг от друга.

«Как же так получилось?», - думал Олег и глядел по сторонам. Огненный шар неумолимо поднимался на востоке. Тень чуть укоротилась.

Впереди вновь возникла арка, только теперь это были две молодые сосны, что точно также обвились верхушками.  Олег старался держать голову так, чтобы увидеть, что случиться, когда они пролетят между деревьями. Леший снова ускорился и план Олега разрушился. Дыхание сбило и он прижался к шее оленя.

Спустя мгновение Олег услышал, как Леший пробежал копытами по воде. Мальчик открыл глаза и узнал то место, где вчера остановился на привал. Они только что миновали тот самый приток Поганки, на берегу которого, Олег нарвал себе ягод. Лес почти закончился.

Теперь, когда Олег скакал верхом на самом Лешем, лес выглядел куда приветливей. Те его участки, что раньше казались непроходимыми и темными, сейчас могли подойти для послеобеденной прогулки или для детских игр. Лес радостно встречал хозяина.

«Леший, похоже, хорошо заботится обо всем вокруг, - подумал Олег, - вот бы нам такого наместника в деревню вместо Бокучара».

Тем временем они подобрались к окраине. Меж деревьев показался черный шпиль - дозорная вышка.

- Все мальчик. Дальше ты пойдешь сам. Мне в ваши края пути нет.

- Спасибо, Леший. Скажи, там в лесу...  Два раза мы проскочили между деревьями, а потом оказались в другой части леса. Что это было?

- Лешьи тропы, - сказал тот, как принял человекоподобное обличие. – У каждого зверя есть тропы. Вот и у меня, как у их хозяина есть, одному мне открытые пути. Пожалуй, теперь ты знаешь обо мне гораздо больше других своих братьев.

- А почему господин Кительсон может жить в лесу?

- Человек оказался изгоем в своем мире, и я решил дать ему пристанище в моем. Не знаю, надолго ли. Люди непостоянны. Вольнодумье всему виной и с этим ничего не поделать. Будь так добр, Олег, не говори людям о том, что видел в лесу.

- Конечно. Прощай, Леший, - сказал Олег. Он не хотел выслушивать речи о каком-то там вольнодумье и о плохих людях из уст того, кто, ничего не может знать о мире вне леса, хоть и Олег мало что знал о мире за пределами деревни.

- Разве люди так прощаются? – протягивая руку, спросил Леший.

- Будь по-твоему, - сказал Олег и пожал руку. Его ладонь, пронзило что-то острое и он одернул руку.

- Это еще что? – спросил мальчик, когда на ладони выступило кровяное пятнышко, размером с просяное зерно.

- Подарок.

- Хороший подарок. Уколол меня, почем зря.

- Через две ночи на руке появится метка, – пояснил Леший. - Если ты еще когда-нибудь окажешься в лесу, то с этой меткой тебя не тронет ни один зверь. Ни один зверь, подвластный мне.

- Спасибо, только чего так больно?

- И последнее: вчера ночью, через поля мимо леса, ехали всадники. Вооруженные и в доспехах. Должны были уже прибыть в твою деревню. Не знаю, насколько это важно, решай сам. Я бы не хотел, чтобы в мой дом в мое отсутствие кто-то ворвался, тем более вооруженный. Теперь прощай, - сказал Леший и обернулся вороном. Вперемешку с черными перьями, торчали перья изумрудного цвета. Глаза птицы горели золотом. На брюшке тускло сияли руны. Он громко гаркнул и скрылся за кронами деревьев.

***

 Олег пробежал мимо пустой дозорной вышки и исчез среди колосьев. Довольно быстро он оказался у дома Блуда, Хотенова сына, что стоял первым домом на подступах к деревне. Прячась за кустами и заборами, он покрался через деревню. Крестьяне проснулись и не спеша собирались на работы. Олег спрятался в кустах возле крохотной избушки. На крылечке зеленоглазая черная кошка упивалась первыми лучами. Олег попытался припомнить, кто живет в этой избушке, но кроме непонятного чувства холода ничего не всплыло в памяти. Он пошел дальше. Наконец мальчик добрался до избы Сизого. Сев подле ограды, он весь обратился в слух. Внутри избы кто-то шумел. Что-то упало и покатилось по полу. Послышались бранные слова.

«Наверняка, пил всю ночь, - подумал Олег. -  Не пойду домой, пока он там. Пусть в поле проветрится, с потом выгонит всю медовуху, а к вечеру поостынет и не станет ругать. Быть может».

Так просидел он в кустах черемухи под забором, пока не услышал, как закрылась калитка. Путь свободен.

Олег давно заприметил место в заборе, где достаточно чуть-чуть надавить и доска, с большим удовольствием поддастся, оставив щель, в которую мальчик легко проникнет. Так он попал во двор. Он прокрался вдоль дома и достал запасный ключ, который Сизый прятал под крыльцом. В сенях его встретил душный смрад. Олег понял, что ночь выдалась тяжелой не только у него.

«Мокрая подушка, разорванная простыня - Сизый провел ночь в жаре и бреду», - подумал Олег.

 На столе стоял кувшин. Олег заглянул внутрь – конечно, пустой. Чарка стояла на полочке, не тронутая. Сизый пил прямо из кувшина. По всей избе летал кислый пшеничный запах.

Еще по дороге к дому, Олег обдумывал, стоит ли ему рассказать о том, что с ним действительно случилось в лесу. Сидя в избе, на кровати, он понял, что не хочет говорить правду. Нельзя рассказывать всей истории.

«Скажу, что поймал Лешего и под угрозой расправы тот выдал все, что я теперь знаю о смерти родителей. А если Сизый не поверит, что я смог поймать Лешего? Да какое дело. Леший не может врать! Врут лишь люди. И Сизый врал. Теперь я заставлю его говорить правду. Заставлю! А если все-таки и духи врут?».

Олег снял ножны и вытащил меч. Он оглядел его со всех сторон. Теперь меч казался ему другим. Возможно, его настоящий отец был воином, и этот меч не раз покрывала кровь, думал он, скользя взглядом по лезвию вверх, вниз. Тут он заметил, что-то приставшее к лезвию, возле самого острия. По лезвию шла засохшая белая струйка, к которой пристали клочки паутины.

«Надо смыть все это, чтобы не было следов», - подумал Олег и принес воды.

Оружие заблестело как прежде. Тогда мальчик спрятал меч в ножны и повесил на крючок над кроватью.

Не найдя ничего съестного, кроме вчерашней полбяной каши в горшке, мальчик съел ее, с поистине солдатским аппетитом. Теперь он должен был пойти к Чарухе, как и другие дети, но ему совершенно не хотелось. К тому же, он сомневался, была ли от ее учений хоть какая-то польза. Олег хмыкнул. Его хорошо спланированный поход с белой нитью, привел бы только к гибели, будь Леший таким, каким его выставляла старуха.

- В чем толк, от этих занятий?– спросил он. - Теодор Кительсон большему бы научил меня. Не пойду больше к бабке!

Решив так, Олег упал на кровать. Он пытался осмыслить, в очередной раз все то, что с ним произошло и как теперь с этим жить, но ведомый теплым течением сна и знакомой кроватью он погрузился в другие думы, что словно перелетные птицы унесли его в страну грез. Так мальчик проспал до самого вечера.

Его разбудил звук шагов. Кто-то поднимался по ступеням. Следом зашумел ключ в замке.

- Сизый! – крикнул мальчик, как только распахнулась дверь.

Мужчина вбежал в комнату, повалив веник и ведро, что стояли в сенях.

- Ах ты ж! Где тебя черти носили? Ты понимаешь, что могло случиться?

- Не ругайся. Выслушай.

- Ты мне еще указывать будешь, малец? – Сизый подошел и осмотрел мальчика. – Ну, хоть целый. А это что у тебя? – спросил он, раскрыв сжатую в кулак руку.

- Ничего, об сук зацепился, - сказал мальчик и одернул руку. - Дай, мне сказать!

- Ты где был, башка твоя пустая? Не знаешь, что за побеги делается? А? Ну, говори!

- В лесу. В лесу я был!

- И чего ты там забыл в лесу, да еще в одиночку?

- Ты же сказал, что Леший убил моих родителей. Вот я и пошел... Убить его.

- Ух, болда! Какой же ты болда! В лес ходить нельзя больше, нет там людям прохода.

Когда мальчик снова попытался заговорить, Сизый взял его за руку:

- Пошли, сейчас же. Кто-то сказал о тебе Мокроусу. Он приходил в поле вчера, спрашивал, мог ли ты убежать. Появись ты раньше, мы с ним бы потолковали и всё, а теперь к Бокучару идти и показываться, что здесь ты. Не было бы беды, ох!

«Кто же, кроме бабки Чарухи, мог разболтать? Наверняка она и сказала», - подумал мальчик.

И он был прав. После учений Чаруха поковыляла так быстро как могла к Мокроусу, дабы сообщить о пропаже одной головы.

- Потерялась сурунча одна, ничего поделать не могла, - пожаловалась она Мокроусу.

Сизый потащил Олега. Так и пошел он, пропитанный потом, пылью и солнцем к усадьбе наместника. Дети во дворах встречали их смехом, а родители шепотом. Олег силой высвободился, и пошел рядом, показав кулак мелюзге. Надоедливый смех прекратился. Так, идя бок о бок, они вышли на тропинку к усадьбе.

- Я нашел Лешего, - сказал Олег.

- Чего?

- Нашел я хозяина леса. И говорил с ним.

- Не городи чепухи, Олег. Леший не покажется перед людьми, а если и покажется, то только чтобы загубить. А тут еще и говорил? Все знают, дух этот лишь по-звериному орет, а по-нашему ни разумеет.

-  Но я с ним говорил на тридевятом. И остался жив.

Сизый остановился и посмотрел на мальчика.

- Дома расскажешь, что там с тобой приключилось, - сказал Сизый и пошел дальше.

Что-то похожее на волнение промелькнуло в его голове. Может от того, что они шли к усадьбе Бокучара. Может, на то была другая причина.

- А сейчас молчи, говорить буду я, - сказал Сизый, когда они подошли к крыльцу.

В усадьбе стоял такой шум, словно внутри развернули ярмарку, посреди которой устроили пир, бои собак и состязания певцов. Звучали слова песни, которая вызывала страх в определенных кругах:

Мы для славного князя меч,

Мы для славного люда опора.

Головешку дурную с плеч, (свист) Ха!

Чтобы меньше гуляло сброда.

А когда мы вернемся домой

Будет женушка очень рада.

На крылечко выйдет нагой, (свист) Ха!

И покажет, как сильно ждала!

Неподалеку заржали лошади. Возле конюшни стоял целый табун. Бокучар никогда не славился любовью к верховой езде, поэтому лошадей держал лишь для гонцов да прислуги. Но эти кони были не бокучарские. Седла украшала красная, богато вышитая бархатная покрышка. Могучие тела прикрывали кольчужные попоны из редких и крупных звеньев. На головах их красовались легкие налобники, украшенные знаменем местного княжьего рода: вепрь на чешуйчато-золотом фоне. Бокучарские кони на фоне гостей смотрелись совсем уж хилыми.

Сизый постучал дверным кольцом. Веселые голоса затихли, но галдеж продолжился почти сразу. Тогда Сизый постучал еще раз. Сильнее чем в первый.

Голоса снова затихли. Послышались шаги. Дверь открылась, и показался мужчина. И без того массивную фигуру его увеличивало воинское одеяние. Поверх кольчуги сияло зерцало, с мордой вепря посередине. Одной рукой он держал шлем, прижатый к бедру, другую руку он держал на эфесе меча. Он смерил взглядом Сизого, а Олега будто и не заметил.

- Кто такие? – спросил он.

- Эй, Яков! Кого принесло к нам на огонек? – донесся голос из дома.

- Мужик с дитем.

- А жаль. Лучше б баба с дочкой. А?

Усадьба задрожала от смеха. Олег не видел, сколько людей было внутри, но судя по голосам, что слились в самый настоящий гром – целая армия.

- Я Сизый. Мне к Бокучару надо срочно.

- Чего он там сказал? – спросили изнутри.

- Сизый это. К Бокучару хочет.

- Ну так заводи скорее, чего стоять то там?

Яков распахнул дверь. Олег с Сизым зашли внутрь и замерли. Олег впервые оказался внутри усадьбы Бокучара. Такого богатого убранства он еще никогда не видел. В одних лишь сенях убранств набралось бы больше чем в десятке крестьянских домов.

- Прямо, и налево, - дал команду Яков. Он шел позади и по-прежнему держал руку на эфесе меча.

Все трое зашли в большую залу, просторную и светлую. Посреди нее стоял большой дубовый стол, уставленный таким количеством яств, что можно было бы накормить ни одну деревню. Вино, медовуха, пиво, запеченный гусь с помидорами, карп с золотистой чешуей, дымящийся картофель, которым обложили мясо барана, местами черное от огня.

- Яков, да положи ты шлем, я тебя прошу, - сказал мужчина, сидящий во главе стола.

Молодой мужчина, одетый также как Яков, сидел на месте наместника, закинув ноги на стол. Высокие сапоги его устроились в тарелке с квашеной капустой.

«Главарь», - подумал Олег.

 Наместник Бокучар сидел с чашей чего-то хмельного по правую руку от главаря. Вокруг стола сидели еще восемь мужчин. Глаза их светились весельем от большого количества выпитого. Один Яков вел себя сдержанно. Он сел на свободное место и положил шлем на колени. Кругом лежали осколки посуды и куриные кости.

- Опричники. Принесла нелегкая, - сказал под нос Сизый.

- Чего ты там бормочешь? – спросили его.

- Я к Бокучару пришел. Чтобы сына показать, - после этих слов Олег посмотрел на Сизого. – Вот де он. Живой. Не убег. И наказывать не надо его. Он и так натерпелся в лесу страхов. Вон, руку себе разорвал, - Сизый показал присутствующим ладонь Олега.

- Слухай, я, может, настолько пьян, но долбани меня палицей по голове если… Хей, хей! Елизар, я для фигуры речи сказал, убери палицу.

- Фома прав. Рука то, как девичья, даже мозолей нет на ней, - сказал главный.

Сизый повернул руку мальчика. Рана пропала. Осталась лишь небольшая шишка под кожей.

- Что за дела?  - Сизый не мог поверить своим глазам.

- Иди отсюда Сизый. Нашелся и хрен с ним, - сказал Бокучар, смотря в осушенный стакан.

- Сизый? - сказал главарь и уставился на мужика с ребенком.

- А чего твое чадо в лесу делало? – не унимались опричники. - Слышали, что туда хода нет. Леший буянит, да ведьма чарует. Мы вона какой крюк дали, через поля, чтобы сюда добраться.

- Да он так, по окраине поблуждал. Страху натерпелся и вернулся, - сказал Сизый.

- Богами заклинаю, забирай ты своего щенка, и вали отсюда! – встал из-за стола Бокучар, опрокинув при этом пару тарелок.

Сизый взял Олега за руку и побрел к выходу.

- Чего ты такой орешь Бокучар? Подумаешь, поднял князь крестьянскую дань, чего уж теперь поделаешь, времена такие. Война говорят, может пойти, - сказал опричник, что сидел во главе стола.

- Так всегда говорят, сколько живу на земле этой.

- Твоя правда. Но ведь должны же мы были накликать беду такими разговорами, - заключил опричник. - Эй, мужик! Как бишь тебя, Сизый? Постой-ка.

Сизый остановился у выхода из залы. Он наклонился к Олегу и сказал ему на ухо:

- Беги домой и схоронись где-нибудь.

- А мне шепнешь на ушко? – сказал опричник, по имени Грязной.

- Беги, - толкнул Сизый Олега в спину.

- Скажи мне Сизый. Мы с тобой не знакомы, а? Скажи мне, как на духу, виделись мы или нет когда-нибудь?

Главарь поднялся и неуверенной походкой, опираясь на плечи опричников, пошел к Сизому.

- Сизый, Сизый, Сизый, - сказал он напевая. - Не ты ли тот Сизый, что раньше Степаном Скобелем звался?

Сизый и Бокучар переглянулись.

- А! Чего глаза вытаращили? Угадал? Да? Молчите? Языки проглотили?  Давай так с тобой поступим. Я тебе сейчас расскажу жутко занимательную историю, а ты послушаешь ее. Может узнаешь кого-нибудь со слов моих, - опричники разом обернулись на Сизого. - Хорошо? Конечно, хорошо. У тебя выбора нет, пес. Так слушайте же все!

- Имела место сия история довольно давно. В славном городе, где восседал еще живой тогда князь Златослав, отец нынешнего князя Златолюба. В великом городе Радольске. Жила была семья, отец, мать, да сын, годков совсем юных. Только лепетать малец стал, как случилось горе страшное. Отец, вместо честного труда решил темными делами на хлеб заработать. Примкнул он к шайке разбойников, что в чаще подле города жила. До того с ними хорошо было, что вскоре он совсем позабыл про семью. И златцы, которые он слал со своих темных дел, вскоре слать совсем перестал. Пришлось матери одной кормить дитя. И при этом работать словно скотина какая-нибудь, с утра до вечера, с утра до вечера. Так и продолжали жить они вдвоем. Сын подрос. Как силы мал-мало появилось, так он стал таскать для купцов кой-чего и вроде даже по два-три златца в месяц заимел. Стал помогать матери и счастливей жить стали. У матери даже горб, заработанный от натуги, уменьшился. Покрасившела сразу, подрасцвела, как перестала ночами белье господское стирать. А тут и мужик ничейный нашелся. И до того приглянулась ему мать мальчика, что решил он их взять обоих к себе. Но простолюдины, люди подневольные. Даже не люди, а скорее вещи и принадлежат всецело князю, коль живут в его городе. Мужик сказал, что выкупит ее и сына, наречет их свободными, и возьмет ее замуж, а ребенка под крыло, как своего примет. Как сына. Тот мужик был коневодом, славился он своими жеребцами по всему княжеству. И сказал он, что продаст своего любимца ради них, ведь охотцев до скакуна тьма, и выручит с продажи он достаточно, чтобы выкупить обоих. И уехал мужик из города на торги. На следующую ночь явился отец, что пропал с бандитами в лесах. Тощий, больной, глаза красные, руки трясутся, весь в лохмотьях. Мать его в дом не пустила, и тот ушел, осыпая запертую дверь угрозами, и костеря, на чем свет стоит, и мать и сына. На их беду, со следующим заходом солнца он вернулся, да не один. С целой шайкой. Один тощий призрак прошлого и четыре крепких разбойника. Дверь они выбили как доску гнилую. Мальчика связали и в угол кинули. Мать допытали, где хранит запасы свои. Оказалось, что мать откладывала златцы на учение сына, чтобы он пошел в мужи-ученые когда-нибудь. Разбойникам этот план не понравился. Отобрав накопленное честным трудом добро, они не успокоились. Видимо, пока бродили по лесам и долинам в поисках наживы, совсем истосковались по женскому телу. А тут такое дело. Беспомощная простолюдинка которую и защитить то некому. Словно боги послали им такой случай. И они им воспользовались. Каждый. По нескольку раз. А мальчик все это видел. Видел он лицо отца, его опустошенный взгляд. Человека в нем больше не было, только пустой кокон из кожи и костей. Запомнил мальчик и разбойника одного, ведь успел разглядеть на шее того пятно. Большое голубовато-серое пятно. Сизое, иначе говоря. В дрожащем пламени свечи, оно мелькало то тут, то там. Не только свеча, весь дом дрожал оттого, что в нем происходило. На счастье мальчика, добрые люди из соседского дома услышали неладное и побежали к мечникам. Те нашлись, как обычно, возле кабака.  Они, слегка хмельные, окружили дом, так что разбойникам было деваться некуда. Но они же люди удачи и риска, люди азарта. Они не собирались выходить и складывать оружие. Приставив нож к горлу женщины, они кричали, что убьют ее, если мечники не дадут им уйти. Мечники решили, что женщина давно померла, и разбойники идут на хитрость. Они были правы отчасти. Разбойники и сами не знали, что женщина умерла. Тогда стрелок, что стоял поодаль, в тени, точным выстрелом поразил в глаз того разбойника, что держал женщину. Два мертвых тела упали на пол. Остальные до того не хотели повторить судьбу своего собрата, что сложили оружие. Всех людей удачи вывели из дома, закованными по рукам. На следующий же день его отца и еще двоих колесовали, но самого крупного, того, с пятном, повели на купеческую казнь. И что бы вы думали? Его выкупил некий наместник. Разбойника того звали Степаном Скобелем.

Ученым мужем мальчик в итоге не стал. Попал он, как и большинство сирот на воинскую службу. Но так уж вышло, что был к тому мальчишка предрасположен. Он поднялся по службе и достиг потолка, ведь не имел он благородной крови, а потому не мог стать руководящим чином. В ту же пору открыли набор в службу опричников из сословий не столь благородных и мальчик, который к тому времени стал крепким юношей, нашел себя на новой службе. И вот он стал головой южного разъезда опричников при князе Златолюбе, и стоит теперь перед вами. Давыд Малютин, - нарочито поклонился главарь опричников, - А для тех, кто еще не до конца понял к чему вся эта история. То вон там, ошарашенный, словно столбняком пораженный, сидит Бокучар, тот самый наместник, что выкупил Степана Скобеля. А вот здесь, хмурый, как пес лизнувший крапиву, стоит сам Степан, - указал он пальцем на Сизого.

- Я что-то не понял, - сказал Елизар.

- Я тебе потом растолкую, - шепнул ему на ухо, сидящий рядом, Фома.

- Как же чудесны пути, что ведут нас по жизни. В который раз я в этом убеждаюсь. Несчастье, что случилось со мной в детстве, в итоге открыло мне мою истинную суть. Я уже почти позабыл ту ночь. Кося налево направо головы разбойников, мне будто стало легче. Дурная кровь, наконец, вышла. Но тут появился ты, Степан. Ты бы может быть ушел спокойно, если бы я не заметил пятна на шее. Чувствую я, как кипит нутро. Кипит. И надо ему выйти наружу. Наконец проститься с тем днем. Доставай меч!

- Давыд, ты пьян, - сказал Яков. – Отложи до завтра. Холодная сталь не любит горячих голов. Они их только рубит.

- Дать ему уйти?! – воскликнул главарь опричников и вынул меч. – Доставай оружие!

- У меня его нет, - ответил Сизый.

- Как же это, разбойник да без оружия?

- Не разбойник я теперь, крестьянин обычный. В поле работаю.

- Много я таких «крестьян» повстречал, за которыми реки крови текут. Будем кулаках, я тебя и голыми руками порву!

- Давыд, давай утром, ну же. Будь разумен. Ты сейчас больше себе навредишь, чем ему,  – не отступал самый трезвый опричник.

- Я его больше не пущу никуда!

- Он не уйдет. Поставим двух наших у его избы, пусть сторожат. А утром приведем сюда. Да и что-то мне подсказывает, что он и без этого бы не сбежал, - Яков и Сизый встретились глазами, - Так?

- Так, - ответил Сизый.

- А знаешь, ты прав Яков. Прав, как всегда. Утром, приведите его к пруду за домом. Чтобы глаз чужих не было. И под охраной пусть будет всю ночь! Все, вон отсюда пес! Пока я не пристрелил тебя в спину как последнюю тварь! Бокучар, у тебя есть клинок хоть один на весь твой дворец? – Бокучар закивал, хотя понятия не имел есть ли у него оружие в усадьбе, - Вот и хорошо. Дашь ему утром. Ты еще здесь?! – крикнул он Сизому. - Вон!

Сизый вышел из залы, в которой больше не зазвучали веселые песни, и побрел домой. Двое опричников пошли следом, но на крыльце их догнал Яков:

- Не ходите за ним. Поспите ночь. Утром пойдете.

Опричники и не подумали спорить. Отправились спать. В ту ночь во всей деревне не спали лишь двое, обращенные мыслями в один и тот же день.

***

Утром за Сизым пришли. Он не стал дожидаться стука в дверь и вышел первый.

- Тише, не будите мальчика. Не хочу, чтобы он знал.

- Он и без того узнает, - сказал один из опричников, - Ты же не думаешь, что вернешься домой?

- Сдается мне, что думает, - сказал второй. – Вот чудак. Давыда Малютина на мечах победить придумал.

При выходе со двора за кустами Сизый увидел Мокроуса, который и привел опричников.

- А знаешь, почему его зовут Давыд Малютин? А? Вот скажи, знаешь? – спросил опричник.

- Нет, откуда мне знать. Быть может, мал он в чем-то?

- Ого. Смелый какой. Скажешь это Давыду в лицо, без лица останешься! Малютин он, потому как после схваток с ним все молят о пощаде.

- Молю-ю-ю, Давыд, - протянул второй опричник, - Делай так, а потом на колени падай, и жди пощады. Но Давыд не охотник до милости. Так что ты не рассчитывай особо.

- Слышь, Федор.

- Ау?

- Я тут подумал, а ведь умереть от клинка Давыда не так и плохо. Глазом моргнуть не успеешь и хвать, головы нет, - подмигнул он Сизому.

- Это если сам Давыд решит так. А вдруг он плясать удумает с тобой. Так до полудня будешь подрезаным бегать, пока Давыду не надоест.

- Тоже правда, - заключил первый опричник. – Я бы на это ставил. Уж больно ты ему насолил, Степан.

Пока они шли, прокричали вторые петухи. Опричники шли чуть позади Сизого, Мокроус плелся сзади. Когда дошли до усадьбы Мокроус окликнул провожатых.

- Уважаемые опричники, - сказал он, склонив голову, - позвольте отвести сизого в оружейную, чтобы тот меч мог себе выбрать.

- А не убежит он там, через окошко какое-нибудь? – спросил один.

- Да ну брось ты, посмотри на него. Он уже ночью простился с жизнью, куда ему от нас бегать, - сказал второй.

- Ладно, веди его. Мы тута подождем, – сказал первый опричник и оба уселись на лавку возле дома.

- Пошли, Сизый - позвал Мокроус.

Они обошли дом и оказались перед небольшим сараем. Мокроус зашарил по карманам.

- Что-то не больно то похоже на оружейную, - заметил Сизый.

- Не глупи, это не она.

- Тогда, зачем ты меня сюда привел?

- Тише ты, - зашипел советник, - Я же тебе добро хочу сделать, а ты вопросами своими себе же хуже сейчас сделаешь, если нас те двое дубов услышат. А сейчас, вытащи ключ у меня из кармана, и отвори двери. У меня руки что-то дрожат.

Сизый достал ключ. Только он отварил дверь, как наружу повалились содержимое «оружейной».

- И из чего мне тут меч выбирать? Из метел да веников?

- Ты еще шутки шутить можешь, я посмотрю. Ты, правда, готов к смерти?

- Давай уже меч.

- Вон там, за бочкой стоит сверток, открой его. Осторожней! Да, ты правильно понял. Лезвие отравлено. Этот клинок называется «Аспид». Внизу в рукояти есть ячейка, для капсулы с ядом. На тыльнике же находится маленькая пуговка, если ее надавить, капсула лопнет, и яд из нее стечет по невидимым глазу желобкам по всему лезвию. Достаточно одного небольшого пореза, и раненного тут же покинут жизненные силы. На глазах он ослабеет, станет неосторожным и медлительным. Разбей капсулу сейчас и тебе останется лишь поранить Давыда Малютина и, считай, бой выигран. Ну теперь пошли.

- Нет.

- Что нет?

- Это будет нечестный бой. Я не гниль какая-нибудь, как твой аспид.

- Не брыкайся, Сизый! Давно это ты стал честным мужиком?

- А как от смерти сбег, так и стал.

- И что с того, что ты был честен? Все равно старая стучится к тебе в дверь, напевая песню про княжий меч.

- Да. Я эту дверь открою и приглашу ее в дом. Один раз убежал, и хватит. Набегался.

- Нет, тебя точно шершень укусил, Сизый. А как же твой долг мне? Как же ты его выплатишь?

- Думаю, что с моей смертью долг прощается сам собой.

Сизый спрятал меч за бочку. Мокроус все не отступал:

- Слушай, ты, конечно, здорово придумал, с жизнью вон прощаешься. А как же Олег? Как же ребенок, тобою воспитанный? Что будет с ним? Как он без отца?

- Он знает, что я не его отец. И чуется мне, он знает, что стало с его кровным отцом на самом деле.

-  Это как же так? Кроме тебя, твоих мечников, меня и Бокучара ведь никто не мог знать. Он тебе сказки городит.

- Да вот в том то и дело, что был там еще один, кто видел все это. И уж не знаю, как так вышло, но Олег с ним говорил.

- С кем же?

- С Лешим.

- Что? – переспросил Мокроус и засмеялся. Когда он смеялся, его кисти дергались так неестественно, что Сизому захотелось вконец его от них избавить.

«К чему Мокроусу эти придатки?», - подумал он,

- Ну, он и выдумал, - сказал советник. - Ты же не поверил мальчишке?

- Поверил. Его глаза не врали.

- Ох, Боги! Сколько раз я это слышал в своей жизни: «глаза не врут», «по глазам вижу». Чушь какая! В таком случае князьям бы глаза выкалывали при возведении в чин, если бы в этих глазах что-то читалось. Не верь ты в эти сказки.

- Слушай сюда, я был в лесу одну ночь и такого страху натерпелся, что теперь туда даже смотреть не могу, а он там провел целый день и целую ночь. И вернулся живой! Лишь царапина на руке осталась, да и та зажила на глазах. Как ты это объяснишь?

- Удача.

- Может. Либо он и правда видел Лешего и тот его выпустил из лесу.

- И зачем бы ему было это делать?

- Может, Леший правду любит. Дал мальчику возможность разобраться с нами. С теми, кто врал ему.

- Хей! С кем это нами? Я тут не причем. Не надо меня в вашу шайку вписывать. Ты и Бокучар, вот и все. Больше виноватых нет.

- Ты что, мальчишку тринадцати лет испугался, Мокроус? Так ты возьми змеиный меч и отрави парня, а? Да ты в жизни никого убить не сможешь, и не потому что руки твои словно тряпки висят. Ты нутром своим тряпка!

- Сколько меня не оскорбляй, - сказал Мокроус, - а умирать сейчас пойдешь ты. Последний раз спрашиваю, возьмешь меч?

- Нет.

- Тогда пошли. Будешь кулаками биться, потому как больше мечей у меня нет.

Они вернулись к крыльцу.

- Что же так долго? У нашего дорогого Сизого привередливый вкус? – спросил опричник.

- Настолько изящный, что не смог выбрать? Где меч-то? – спросил второй.

- Не подошли ему наши мечи, - сказал Мокроус.

- Ай, ладно. Пошли к пруду, там уже наши все. Давыд скажет, как поступить.

Все четверо обошли усадьбу и оказались у пруда. На заднем дворе собрались все, кто вчера сидел за столом. Большинство с трудом держало больные головы прямо. Давыд сидел на скамье подле Бокучара и что-то объяснял ему, размахивая руками. Невнятное вялое бурчание прекратилось, когда опричники заметили Сизого.

- Почему без меча? – спросил Давыд.

- Не нашлось ничего.

К ногам Сизого в тот же миг упал меч.

- И не брезгуешь ты ему меч давать? – обратился Давыд к Якову.

- Я же не портками с ним поменялся, - сказал Яков под одобрительный гул.

- Тогда подними меч, Степан. У меня нет желания тянуть с этим.

Только Сизый наклонился за мечом, главарь нанес удар, который должен был пробить голову бывшего мечника, словно спелый фрукт. На счастье последнего воинские привычки дали о себе знать. Сизый повалился на бок и подтянул оружие.

- А старик еще что-то может, – посмеялся Давыд. – Давай, вставай.

Сизый подскочил. Кровь в жилах бурлила. Он снова почувствовал дикий жар внутри, услышал животный рык в голове. Давно забытое ощущение битвы вернулось. Меч Якова отлично сидел в руке, был легок и свиреп. Одно удовольствие, а не оружие.

- Скажи, ты хотя бы помнишь тот день? Помнишь связанного мальчонку в углу избы, где вы надругались над женщиной?

- Разве мы пришли разговаривать?

- Сука!

Давыд снова напал, но теперь нанес косой  удар снизу. Мечник ушел легким полуоборотом и выкинул в ответ удар, который пришелся бы опричнику прямиком в печень, но тот успел парировать. Первый раз мечи столкнулись.

Опричники тем временем окружили противников и встретили звон одобрительным гулом.

- Старик то неплох, - сказал кто-то из них на ухо соседу.

Давыд задвигал мечом, словно рисовал кистью в воздухе какие-то магические знаки.

«Трюк, старый как мир», - подумал Сизый.

Он заметил выпад еще в зародыше и парировал. Ответный удар также не достиг цели. Все-таки опричник был моложе и быстрее Сизого, но из-за ярости не мог воспользоваться преимуществом в полной мере. Сизый же усмирил животный вой в голове и уравнял шансы. Расчётливый старый ум столкнулся с раскаленным от ярости сердцем. Удары с одной стороны встречались защитой и контрударами с другой. Соперники стоили друг друга. Живая арена улюлюкала от удовольствия и удивления. Главарь, на их глазах, встретился с кем-то хоть приблизительно равным по силам. Несколько опричников пожалели, что хотели вместо Давыда выйти на бой с Сизым. Еще вчера храбрые лизоблюды, сегодня утром благодарили богов, что Давыд не согласился.

Клинки звенели и смеялись. Воздух пел, когда лезвия разрезали его. Тяжелое дыхание воинов то и дело прерывалась криками. Музыка битвы заворожила окружающих. Сизый задышал тяжелее соперника. Возраст напомнил о себе в самое неподходящее время. Воздух для мечника сгустился, завяз как мед и он, словно оса, прилетевшая на запах, тонул в нем. Опричник заметил это и перешел к штурму. Сизый уже не так шустро парировал удары, а о нападении вообще позабыл. Давыд стал поджимать все сильнее. Сделав очередной полуоборот, старик отбежал к противоположному краю живой изгороди.

- Долго ты бегал от смерти, старик. И опять бегаешь?

- Неужели, ты сопляк считаешь себя моей смертью? Много чести!

Давыда словно ударили обухом по голове. Как может старик, стоя на краю жизни говорить такое? Где страх, где трепет? Весь вид Сизого ответил на незаданный вопрос. Старик был готов умереть.

- Достаточно поплясали, пора кончать.

Давыд в несколько шагов оказался возле врага. Он взял мечом очень большой размах, в надежде пробить оборону старика. Он легко бы перерубил этим ударом ни одну кость, но старик сделал то, что надолго запомнилось наблюдавшим опричникам. Такого сочетания силы, ловкости и чувства боя они еще не видели.  Когда меч Давыда поднялся над стариком, тот легким ударом левой руки по кистям опричника изменил направление удара в сторону от себя. Сделав небольшой шаг навстречу Давыду, Сизый  выбил опорную ногу опричника и легким толчком плеча в грудь окончательно лишил того равновесия. Давыд упал и потерял меч. Возгласы удивления донеслись со всех сторон. Сизый встал над безоружным Давыдом. Опричники замерли в изумлении, пораженные происходящим. Никто даже не подумал остановить Сизого, когда тот вскинул меч и словно копье кинул его в лицо Давыда. Меч вонзился в траву, оставив лишь тонкую красную полоску на лице главаря.

- На этом все? – спросил Сизый Давыда. – Мы решили вопрос?

Никто не ответил и Сизый спокойным, уверенным шагом побрел прочь с арены мести. Опричники разошлись, чтобы пропустить его. Давыд, пришедший в себя, после столь неожиданного поражения, вскочил на ноги и выхватил самострел у одного из опричников.

- Решили вопрос? Сейчас решим! – сказал он, вскидывая самострел.

Давыд прицелился в голову Сизого, который даже не думал оборачиваться. Бывший мечник услышал, как взводится механизм и зажмурил глаза.

Давыд потянулся к курку, но в этот момент кто-то выбил самострел из его рук.

- Яков! Какого черта?

- Он тебя честно выиграл, Давыд. А ты его хочешь в спину самострелом.

- Он разбойник и тварь, которую так и надо кончить!

- Это уже не тебе решать. Его выкупили и с тех пор он чист перед князем, а значит и перед нами. А свою месть ты только что совершил. Неудачно. Ты же понимаешь, что должен быть мертв?

- Он должен умереть! Не я, а он!

- Ничего он больше не должен, - сказал Яков, стирая кровь с меча. – Мы не разбойники, а люди чести. Ты хотел честного поединка, я тебе не мешал. Но после, ты попытался совершить мерзкое убийство, а этого я допустить никак не могу.

- Будь ты проклят Яков! Будьте все вы прокляты, –  сказал Давыд.

Последний слова Сизый услышал из-за угла усадьбы. Совершенно вымотанный он побрел прочь. Дыхание все не могло восстановиться. Что-то кололо в левом подреберье, ныло колено, болело плечо, дрожали руки от самых плеч.

«Вот она старость», - подумал Сизый.

Несмотря на разбитое состояние, он остался доволен собой, ведь победил соперника, который вдвое, если не втрое, моложе. А ведь шел он на верную смерть, но та лишь заглянула в окошко и прошла мимо, как ни в чем не бывало.

Люди со всей деревни собирались для работ в поле. Сбивались группами и забирались в повозки. Сизый запрыгнул в одну из них.

- Что с тобой такое, Сизый? Замученный какой-то.

- Ничего. Немного проучил молодежь.

- Сына что ли? Нашелся-таки?

- Нет, - шумно выдохнул Сизый, - Не сына...

 

Часть I - Глава 6

Олег проснулся уже после ухода Сизого. В этот день он решил все-таки появиться на учениях Чарухи.  Один раз повезло, второй раз вряд ли. Так, быстро собравшись, он отправился к ее избе. По пути ему встретилась Марыська.

- Олег, ты где пропадал два дня целых?

- А ты почем свой носик суешь, куда не надо?

- Я, может, волновалась, а ты мне вот так отвечаешь, - сказала она и прикрыла ручкой упомянутый носик.

- Ну прости. В лесу я был.

- В лесу-у-у? – протянула она. – Как же так? Мы же не можем туда ходить.

- А я вот смог.

- Брешишь!

- Нет!

- Брешишь, брешишь!

- Нет и нет!

- Я не верю. Докажи.

- Не должен я тебе ничего доказывать. Был и был. И Лешего видел, и кикимор видел, и рег… ренет… регента видел!

- Кого видел?

- Не важно. И доказывать не буду.

Марыська нравилась Олегу больше остальных сверстников. К тому же в нем заиграло чувство гордости за то, что он сражался в лесу бок о бок с Лешим и Теодором Кительсоном.

- Ну ладно, смотри, - сказал он и протянул ладонь.

Прошел ровно день с тех пор как Леший оставил на его ладони свой знак. В то утро вместо бугорка под кожей на его руке красовался круг, алого цвета, а кожа над ним сморщилась, словно после ожога.

- Ого, ты грибок где-то поймал?

- Это знак Лешего, глупая.

- Ври, ври, да не завирайся. У моего отца такой же, на ноге. Ты думаешь, ему тоже Леший свой знак оставил?

- Может у твоего отца и грибок. А мне Леший руку пожал и сказал, что через два дня, там будет знак и я смогу ходить в лес совсем свободно. Как зверь прям! И никто мне ничего не сделает!

- Так ты еще и говорил с Лешим?

- А как же. Он по-нашему, по тридевятому, говорить может.

- Ну и чудеса рассказываешь. Либо врешь и не краснеешь.

- Не вру я! А вот Чаруха врет. Нельзя Лешего поймать белой нитью, он только рассмеется от этого. Правда он не умеет смеяться.

- Так почему нас тому учат тогда?

- Мне почем знать? Может, чтобы мы тварей чудных смешили. Чтобы нас ночницы унесли к себе в пещеру и обескровили.

- Ой!

- Да, да. Поэтому не слушай ты ее. Если бы я ее послушал, то лежал бы сейчас покойником в каком-нибудь овраге.

За разговором дети дошли до избы Чарухи. Они забежали внутрь и уселись посреди других детей. Все как один обернулись на Олега. Кто-то тихонько засмеялся, кто-то зашептал на ухо соседу. Олег понял, что пока его не было остальные просто так не сидели, а выдумывали самые разные истории о том, где он пропадал.

- Я слышал, что его продали в другую деревню.

- Ерунда, его на самом деле ведьма заграбастала. А он вырвался.

- Вот это точно ерунда, он просто сбежать хотел, а потом в лесу заплутал и вернулся.

- Нет, говорят, его лихо сглазило, и он в одну из ям упал, что за полями, а вчера его вытащили.

- Ты откуда про лихо слышал?

- Отец сказал. У нас кот не может на лапы упасть, все на спину падает. И паук паутину не может сплести. Все неровная, некрасивая выходит. Обычно как снежинка получается, а сейчас кривая как твоя...

- Ну-ка тихо, сурунча! - сказала с порога Чаруха.

Дети умолкли при виде ее прутика.

- Что же вам сегодня рассказать такого ученого? - задумалась она, когда уселась поудобней.

- Расскажите о князьях! – крикнул мальчик, сидящий позади.

- Нечего о них рассказывать. Князья, как князья. Они нами правят, и мы их благодарить должны за это.

- А почему нами кто-то должен править? – спросил все тот же мальчик.

- А потому что, ротик свой прикрой. Головешка еще мала для таких дум великих.

Мальчик выкатил нижнюю губу и отвернулся.

- Я вам лучше об оборотнях побольше расскажу, - додумалась старуха.

Детей нисколько не заинтересовала тема князей, а вот упоминание об оборотнях вызвало подлинный восторг, на который и рассчитывала Чаруха. Все дети уселись поближе, кроме Олега, Марыськи и того мальчика, что хотел разобраться в княжеских делах.

- Так вот, оборотни. Есть их много по лесам и полям. Но есть и такие, что бороздят глади морские. Есть и такие, что парят высоко в небе. Живущие днем или только ночью. Много их в общем. Так вот те, что могут сами, по-своему желанию, обратиться во что-то - те и есть настоящие оборотни. Тех же, кого колдун проклял, в счет не идут. Настоящий оборотень должен быть отступником от веры истиной. Человек, что предал богов, проклинается ими и навсегда лишается истинно человеческого начала. Взамен, в него вселяется начало звериное, что будет отныне пробуждаться в нем. Но если человек был силен собой, силен как умом, так и телом, то тогда зверя в себе приручить он сможет. С тех пор такой отступник может по своей воле становиться зверем и не впадает в беспамятство, в то время как находится в животном обличии. Проклятье сие идет также и на пользу оборотням, ибо боги обрекают людей на долгие муки, а потому оборотни живут дольше. Да и могучие они больно, сильнее почти любого человека.

- Ведут же себя они по-разному, - продолжила Чаруха после того как прокашлялась. – Те, что рыбами могут плавать, в основном и плавают рыбами. Отрешенные от всего, они редко возвращаются в человечий облик. Давно уже не встречались такие оборотни. Пожалуй, на моем веку ни одного не видели. Другие оборотни, что зверьми наземными оборачиваются. Они всегда хищники – волки, медведи, рыси…

- Лисы, - крикнул кто-то из детей.

- Эгей, не лезь поперек бабки в пекло. Лисы совсем другое дело. Никто не обращает человека в лиса. Это лис может обратиться в человека, - после этого бабка призадумалась. – Не будем мы о лисах говорить. Накликать буде не хочется. Так вот, - продолжила она, - звери эти, суть кровожадные и потому люди, обращенные в них, частенько не могут совладать со зверем. Потому нападают на деревни и караваны, на путников. Губят добрый люд, в общем. Только человек с очень сильной волей, такой волей, что одной мыслью подкову согнуть может, совладает со зверем. Живут такие, одни-одинешеньки, в лесных хижинах, в землянках неприметных, в пещерах темных и не показываются.

- А те, что в небе, они что? – спросил кто-то.

- А эти смотрят на все свысока, словно те же птицы. Спокойные, мудрые, неторопливые. Такие живут среди людей тайком. Ум у них острый как глаз орла и потому они редко попадаются. А если попадется такой, то обратится птицей и улетит. Но они жизни не портят добрым людям. Сидят целыми днями и думают думы свои. Говорят, что некоторые советники у князей могут быть такими вот оборотнями, больно они умные…

Чаруха заметила, как мальчик, что спрашивал о князе, заинтересовался ее словами, а потому увела разговор подальше.

- Ежели женщина родит от оборотня дитятю, то тому передастся проклятье отца. Если же оборотень мать, то может и не передаться. Женщина не может так сильно прогневать богов, чтобы на детей ее проклятье легло, а вот мужик может. Ребенок, что родился со зверем внутри, уже с детства учится жить с ним. И тут уж как повезет. Зверь взрослеет раньше, чем человек, а потому в младенчестве такие дети дикие, бегают щенками, летают совами, но чем старше становятся, тем больше в них человека. К вашему возрасту они уже по своей воле меняют форму, а когда станут совсем взрослыми, то зверя берут в тиски и могут за всю остальную жизнь ни разу не перевоплотиться.

- А если мать и отец оборотни, что тогда будет?

- То будет, - задумалась старуха. – А ничего не будет. Детей у таких быть не может, - придумала она, наконец.

- А можно проклятье снять с оборотня?

- Божье - нельзя, а колдунское можно. Надо, чтобы колдун сам расколдовал оборотня несчастного. Либо можно убить колдуна и тогда все его проклятья спадут. Еще можно найти более сильного колдуна, что может своими чарами снять предыдущие. Но колдуны под запретом в тридевятом царстве, кроме тех, что при князьях сидят. Так что если обратились по воле злыдня какого в зверя, то лучше грызите ему глотку.

- А если ведьма или колдун сами обращаются в кого-нибудь, они тоже оборотни, выходит?

- Нельзя их назвать настоящими оборотнями, потому что в них нет зверя. Настоящий оборотень – это тот в ком помимо человеческой души живет еще и животная.

- А Леший? - спросил Олег. – Он оборотень?

- А в нем нет людской души. Да и какой-то одной звериной, пожалуй, нет. Он в себя всю душу леса вмещает. Погодите ка. Ты! Мальчишка! Ты где пропадал два дня? Ты куда убег? – старуха поднялась со стула и поковыляла через толпу детей к Олегу.

Мальчик поднялся и быком уставился на старуху. Он решил, что если та его тронет, он расскажет всем, что старуха врала про Лешего. Остальные смотрели круглыми от удивления глазами то на Олега, то на Чаруху.

- Ты чего подорвался? Ну-ка, сядь! – сказала Чаруха, замахнувшись своим прутиком.

- Нет! Пусть все кто тут сидят, знают, что вы врете нам! – ответил Олег.

- Что ты бормочешь такое, поганец?

- А вот что! Я целый день провел в Глухом Бору. Я видел Лешего. Поймать его белою нитью не выйдет, как ни старайтесь. И сам он не собирался меня погубить, или завести в топи, или на дереве повесить. Совсем наоборот. Он меня из лесу вывел.

- Что ты такое городишь?

- А вот что! – показал Олег свою руку.

- Грибок, поймал, - сказал кто-то рядом.

Дети хором загоготали.

- Да какой же это грибок, дурни? Это знак Лешего. И я с ним могу в лес ходить, и ничего мне не будет. Никто меня не тронет, - сказал Олег.

- Ух ты, какой врунишка у нас нашелся. Небось, два дня пряники ел под одеялом, а нам теперь байки да небылицы рассказывает, - сказала Чаруха.

- Это не байки!

- Я должна тебе поверить из-за пятна на руке?

Олег призадумался. Как можно еще подтвердить свои слова? Он почесал затылок и наткнулся пальцами на запекшуюся корку, оставшуюся на месте раны.

«След от ветки, вот что у меня есть», - подумал мальчик.

- Видите, - наклонил он голову. – Вот. Смотрите все. След от ветки. Я получил его в овраге, когда на меня напала кикимора.

- Ах, так ты еще и кикимору видел? Ну, ты даешь, может ты еще и русалок с водяным повстречал? – ухмыльнулась бабка.

- Нет, их не видел.

- А я думаю, вот как было. Отец твой, под водами веселыми, ночью решил вспомнить боевую молодость и помереться силами с кем-нибудь. А так как под рукой никого другого не нашлось, он и померился с тобой, а от борьбы этой след у тебя на голове и остался. Видимо, и правда, какой-то палкой прилетело, уж больно след большой. Вот ты и пролежал два дня дома, смотря сказки чудесные, которые теперь за правду выдаешь.

Эта версия звучала правдивей, и дети закивали. Они не могли поверить, что кто-то может пойти в лес и вернуться оттуда с каким-то знаком. С пеленок им внушали, что лес для них под запретом. Сколько рассказов они слышали о тварях, что скрываются в лохматых кронах и живут в старых пнях. Родители, чтобы припугнуть непослушное чадо частенько говорили: «Сеня, бегом спать иди, а то в Глухом Бору заночуешь».

- Никакие это не сказки! – сказал Олег.

- Знаешь что, я ведь уже не девочка, - сказала Чаруха. Дети не могли и представить, что эта высушенная черепаха, без панциря и в платочке, когда-то была молодой. – На моей стороне многие зимы, опыт и знание, а на твоей стороне что? Да ничего. Грибок да царапина.

- Но я говорю правду!

- Как и я, - ответила Чаруха. – Но двух правд быть ведь не может. Потому мы оставим мою, ведь это я вас здесь учу, а не ты. А теперь сядь, устала я уже спорить.

Олег сел на место. Его правда разбилась о дремучую старость Чарухи.

***

- Давыд, да перестань ты уже. Ты же правда мог там схлопотать лезвием по шее так, что хер зашьешь потом. Считай, что все хорошо закончилось.

- Молчи Елизар, – сказал Яков. – Иди лошадей проверь, а то они совсем без присмотра остались.

- Хорошо, - ответил Елизар и еще раз сочувственно посмотрел на Давыда. Когда он встал на его место сел Яков.

- Хватит пить Давыд. Ты не можешь, с такой головой, в путь отправится. В конце-то концов, ты хотел поединка, ты его получил. Должен был думать, что можешь и проиграть. Всегда есть риск, с каким бы стариком или даже ребенком ты не дрался.

- Зачем?

- Что зачем?

- Зачем ты выбил у меня самострел?

- Он победил честно.

- Честно?! А было честно, когда они ворвались в мой и насиловали мать, пока она не испустила дух? Честно было заставлять меня смотреть на все это, пока я был связан? Что молчишь?

- Четверо из них мертвы.

- А что же с Сизым? Я что, должен его простить теперь?

- Не должен, потому ты и просил поединка. Он пришел и победил тебя. Честно.

- Да что ты заладил с этой честностью?

- Потому что это наш долг перед князем и народом. Быть честными во всем и всегда. Если бы ты убил его в спину из самострела, то стал бы убийцей, и мне пришлось бы…

- Что? Что бы ты тогда сделал, Яков? – Давыд схватил нож, по которому еще стекал жир от порезанного кролика, и приставил его к горлу Якова.  – Не забывай, что главный здесь я! Понял? Еще хоть раз посмеешь вмешаться в мои дела, и тогда я не остановлю лезвие у горла, а остановлю только уткнувшись острием в твой хребет!

Опричники подскочили с мест, готовые растаскивать Давыда и Якова в разные стороны залы, но Яков сделал жест рукой, чтобы те не шевелились.

- Сейчас ты уберешь нож от моего горла, и я сделаю вид, что этого не было. Все сделают вид, что ничего не произошло. Тебе хватит одного поединка на сегодня. Это случилось в последний раз Давыд, следующей подобной выходки ты не переживешь.

В воздухе повисло напряженное молчание. Опричники боялись даже выдохнуть, будто любой шорох заставит Давыда действовать. Все ждали того, что сделает главарь. Даже он ждал того, что сделает дальше. В голове Давыда не было совершенно никакого плана. Он поддался злобе, что переполняла его, и хотел выплеснуть ее на вечно спокойного и рассудительного Якова. Но рассудком он понимал, что из этого поединка он точно живым не выйдет. Совершенно уничтоженный он вонзил нож в стол, и рухнул на скамью. Опричники выдохнули.

Яков встал и похлопал его по спине:

- И все-таки я тебе пить больше не советую, - сказал он.

***

После учений Чарухи дети побрели по своим дворам, но небольшая группа из пяти детей осталась на крыльце. Среди них были Олег и Марыська. С ними стояли Митика, Проша и Бажен, сын плотника.

- Значится, ты в лесу был и Лешего видел? – начал Проша, тот самый что спрашивал о князьях.

- Да, видел и говорил с ним. Даже на спине его ехал через лес.

- Ого, смотрите-ка, что рассказывает, - сказал Проша и повернулся к друзьям.

- Да, врет он все, чего тут думать, – сказал рыжий Митика.

- Не вру я. Видишь след на руке?

- Да хватит нам свой грибок показывать.

- Да какой же это грибок? Это знак Лешего.

- Да, да, да. Мы это уже слышали. Сможешь ходить в лес и все-такое.

- Слушай, а знаешь что? – сказа Проша. - Я понял, как ты можешь нас убедить, что был в лесу. Иди туда еще раз и принеси нам что-нибудь. Цветок, ягоду, да хоть белку, главное чтобы из лесу были.

- Там сейчас на вышке мечник стоит. Как я средь бела дня пробегу туда?

- А как тогда пробежал?

- Солнце не дало ему меня увидеть.

- А сейчас вон тоже как солнце светит, почему сейчас не сможешь?

- Потому что нужно чтобы солнце светило с востока. С той стороны в крыше дырень большая.  Вот и слепит солнце его, через дырень.

- Отговорочки все это.

- Ребят, а может ну его, с этим лесом? Там ведь опасно. Если он нам и врет, то его вранье нам ничего плохого не сделает, а он ведь в лесу и сгинуть может, - сказал Бажен.

- Да ничего страшного с ним не будет. У него же метка на руке, ты забыл?

- Должно пройти два дня, чтобы я смог спокойно ходить по лесу. А прошел один.

- Стало быть, ты боишься пойти туда без своей метки, да?

- А ты такой смелый меня посылать да. А со мной пойти, слабо?

Проша не ожидал такого поворота. Он был далеко не трусливый мальчик. Однажды он в конюшню к Бокучару забрался ради веселья. Но про страшный Глухой Бор, он тоже слышал  множество историй, которые проверять не хотел.

- Ну-у-у, - протянул он.

- Ясно. Меня одного послать хочешь, а сам в поле на солнышке подождешь. Я пойду, а ты лежи и трясись среди колосьев.

- Ну уж нет! Все вместе тогда пойдем! – решил Проша.

- Погодите. Мы же хотели его подбить, а не сами идти, - сказал Митика.

- Помолчи рыжая башка. Все пойдем, если не пойдешь, то трусом останешься на всю жизнь, и больше с нами ходить не будешь. Бажен, ты же идешь с нами?

- Я даже не знаю.

- Бажен?

- Ладно, пойду, чего поделать то.

- И я с вами, - сказала маленькая Марыська.

Мальчишки рассмеялись.

- Ты то, куда собралась, а? Домой бы шла, помогла матери обед состряпать, или избу бы подмела. Дел что ли своих нет?

- Я тоже смелая, я тоже пойду! – не унималась девочка.

- Лучше быть умным, чем смелым, - тихо сказал Бажен.

- Олег, можно я пойду с вами? - спросила она.

- Твое дело. Хочешь – иди. - Пожал он плечами. - Вот мы все собрались целым отрядом в лес идти, а как нам туда пройти мимо мечника? Он с вышки нас издали увидит.

- А если через другой край поля? – спросил Проша.

- Там же работы сейчас идут. Твои же родители и увидят тебя, - сказал Бажен.

- Верно, - кивнул Проша. – А когда мечники меняться будут в следующий раз?

- Вечером, - сказал Олег. – Когда солнце начнет садиться.

- Долго ждать до вечера, - сказал Проша, оценив, как высоко над ними висит огненный шар.

- Можем по реке спуститься, - предложила Марыська.

- Я плавать не умею ребята, - запротестовал Митика.

- И не надо тебе плыть самому, там возле дома рыбака лодка стоит. Как рыбак тот умер, так ей никто и не пользуется, - сказала девочка.

Мальчишки переглянулись. В их понимании девочки не могли предложить ничего толкового, а тут вот тебе на.

- Вот и хорошо. Лес как раз ниже по течению, нам даже грести особо не придется. Тогда пошли, а то уже пятки болят стоять тут с вами, - сказал Проша.

- Постой, Проша, ты вот так вот собрался идти в Глухой Бор?

- А что не так?

- Нужно оружие.

- Как оружие, зачем оружие? - залепетал Митика.

- Оно может и не пригодится, но все-таки лучше будет взять что-нибудь, - сказал Олег.

- У меня нет оружия никакого дома, - сказал Митика.

- А как же топор отцовский, а? Я же помню, резная ручка такая еще.

- Нет его больше. Продал его отец.

- Да, конечно! Еще вчера я его видел на крючке у дома, а сейчас оказывается, что отец его продал. Не выдумывай, иди за ним сейчас же. Я тоже пойду, поищу что-нибудь. Бажен, у тебя есть что-нибудь?

- Найдется.

- Вот и хорошо.

- Тогда встретимся на тропе к рыбацкому дому. Там сарай трухлявый стоит, вот за ним и встретимся, - сказал Олег.

- Договорились, - кивнул Проша.

Мальчишки разбежались во все стороны. Олег пошел за мечом, Марыська пошла за ним.

- Олег, у меня дома нет оружия никакого. Отец ничего не держит дома, все в повозке, а повозка с ним в поле. Можешь мне дать что-нибудь?

- Послушай, я не подумал тогда, когда разрешил тебе идти с нами. Нельзя тебе в лес.

- Но я хочу!

- Ты маленькая девочка, хоть и очень умная. Там, может, придется убегать от медведя или сражаться с кикиморой.

- От медведя вы тоже не убежите, какие бы быстрые не были.

- Может и так. Но я буду бежать, и думать только о себе, на Прошу, Бажена и Митику мне плевать. А если ты будешь с нами, мне придется следить и за тобой.

- Не надо за мной следить, я сама справлюсь!

- Нет, не справишься. Маленькая еще.

- Я младше вас на год только.

- И меньше в два раза. Все, спор окончен. Иди домой. Не хочу, чтобы о тебе голова болела.

- Ерунда, со мной все будет в порядке. Я хочу с вами!

- Не отстанешь так просто, да?

- Не отстану!

Олег прикинул, что можно сделать.

- Ладно, пошли, найду что-нибудь для тебя.

- Ура! – подпрыгнула от радости Марыська.

«Какой же она еще ребенок», - подумал Олег, с высоты своих тринадцати лет.

Они зашли в избу Сизого. Мальчик снял ножны с крючка и перекинул через спину. Марыська осмотрела небогатое убранство избы, каждый ее уголок и спросила:

- А где мое оружие?

- Ах, точно, - будто позабыл Олег. – Я позабыл, где оно лежит, дай-ка подумать.

Марыська не отрывала от него пронзительного взгляда.

- Точно, вспомнил!

- Да? Где оно?

- Ты должна мне помочь. В дальнем углу, под вон той кроватью, - он указал пальцем. - Там у стеночки лежит сверток. В нем клинок, его ты и возьмешь.

- И чем я должна помочь?

- Я не пролезу под нее, ты меньше меня – у тебя получиться.

- Мне кажется, что ты тоже бы пролез.

Олег ощутил на себе полный недоверия взгляд.

- Тебе кажется. Я большой больно, чтобы под нее лазить. Так что? Хочешь оружие или нет?

- Хочу.

- Вперед.

Марыська вздохнула и полезла под большую кровать Сизого.

- Я ничего там не вижу,- сказала она, кашляя от пыли.

- Там подальше, прямо у стенки, - сказал Олег, идя на цыпочках к двери.

- Нет, здесь ничего.

- Ты прямо у стенки?

- Да. Тут пылища одна и жуки сухие.

Олег выскочил наружу, и закрыл замок на ключ. Марыська тут же выбралась из-под кровати. Маленькие ножки и ручки стучали по деревянному полу. Олег запирал калитку и слышал как эти маленькие ручки, одетые в перчатки из пыли, молотят по двери избы. Он пробежал несколько дворов и услышал, как Марыська прокричала:

- Обманщик!

«Выбралась через окно, - подумал он. – Ничего, пока найдет щель в заборе, мы уж уплывем».

 

Часть I - Глава 7

Олег добрался до сарая на краю деревни, где его поджидали Проша и Бажен. У первого на поясе висел нож, каким разделывают туши животных.  Бажен взял вилы с обломанным выше середины древком. Оба несказанно удивились, когда увидели за спиной у Олега настоящий меч.

- Это что же у тебя? Настоящий меч что ли? – спросил Проша.

- Ага.

- Ничего себе! А я вот кроме вил обломанных ничего не нашел, - сказал Бажен.

- Я вот нож взял отцовский. Короткий он конечно, но зато острый, что аж могу постричь любого здесь.

- А где рыжий?

- А ты как думаешь? Штаны полощет дома, точно тебе говорю. Бажен, надо нам потом другим рассказать, что он струсил и чтобы с ним больше не водились. А малявка куда делась?

- Не пустил я ее с нами. Малявка же, - сказал Олег и после короткого молчания продолжил, - Пошли к рыбацкому дому, раз все в сборе. Найдем лодку и в путь.

Мальчики шли по тропе, что уже местами заросла травой. Рыбацкий промысел на Поганке - дело не благодарное, потому рыбак на всю деревню нашелся всего один, и тот помер с голоду.

Дом его стоял почти у берега.  Небольшая халупа, с покосившейся крышей, что единственным разбитым окном смотрела на камыши. Ни дверей, ни ставней, ничего не осталось - только скелет. Мясо же съели хищники, точнее жители деревни растаскали на нужды.

Чем ближе мальчики подходили к реке, тем сильнее дул ветер. Будто сама природа подгоняла их навстречу приключениям. Они шли воодушевленные как никогда, ведь, со стороны видели себя вооруженным до зубов отрядом бравых дружинников. При этом боевое оружие было одно троих. И только один мальчик имел представление о владении им, и слава богам, он и был владельцем. Нож для разделки зверья и вилы, на случай если придется погрузить сено, заменили клинок и трезубец. Отряд готовый убить, выпотрошить и засыпать сеном двигался дальше.

- Так, и где же лодка?

- Надо по камышам посмотреть.

Мальчики разбежались по берегу в поисках лодки. Первым голос подал Проша:

- Нашел! Она тут.

Лодка вмещала двух взрослых мужчин, поэтому подошла и трем мальчишкам. Весла они нашли на дне лодки. Проша и Олег уселись бок о бок, взяв на себя роли гребцов.

- Бажен, ты вытолкни ее подальше от берега, мы поможем забраться потом, - сказал Проша.

- Хорошо.

Бажен спрыгнул в воду, уперся руками и толкнул лодку из камышей. Он сделал несколько шагов и лодка сошла с мели. Тогда Бажен уперся посильнее и толкнул, что есть мочи, чтобы окончательно выйти в реку. Но лодка не двинулась с места, а руки его соскользнули. Мальчик полетел лбом вперед. Лодку закачало во все стороны. Капельки крови упали в реку.

- Что там такое?

- Ударился о лодку. Блин с малиной! Она привязана к чему то, - ответил Бажен.

- У тебя кровь. Давай, залезай сюда. Я перережу веревку. - Проша протянул ему руку.

- Нам и перевязать тебя нечем даже, - сказал Олег, когда увидел сечку над правым глазом Бажена.

Мальчик наклонился над водой, чтобы рассмотреть рану, но в воде кружил поднятый им ил и он ничего не увидел. Еще несколько капель крови упало в реку.

- Все! Готово, - сказал Проша. - Дальше вытолкаем веслами. Ох, как же тебя порезало то. Дай-ка мне рукав свой, сейчас повязку соорудим.

Проша отрезал лоскут длиной от кисти до локтя.

Когда перевязали лоб Бажену, тот превратился из мальчишки в раненного солдата. Серая ткань тут же напиталась красным цветом.

- Ну вот, так лучше будет. Выходим в реку. Берег уже надоел. Олег, давай, толкай веслом, - сказал Проша.

Мальчики схватили весла и опустили их в воду, только весло Олега не поднялось обратно.

- Что ты? Греби!

- Застряло.

- Дерни посильнее.

- Пытаюсь.

Тут весло высвободилось, следом за ним из мутной воды что-то всплыло.

- Это кость?

- Да нет, наверняка коряга какая-нибудь.

- Ты посмотри, кость, я точно говорю.

- Слушай, даже если и кость, что с того? Мало ли какая скотина подохла в реке. Толкай.

- На человечью похожа, - сказал Бажен.

- Ой, прекратите. Поплыли уже.

Мальчики приноровились к гребле, хотя оба держали весла впервые. Олег и Проша взяли один ритм, работа сладилась. Бажен сидел на носу лодки и смотрел на линию берега.

Камыши сменились кустарником и одинокими соснами. Они подобрались к лесу. Встретить их вышли  пушистые ивы, склонившие ветви над рекой. Они замедлили ход, чтобы разглядеть место, где сойти. Крутые склоны, испещренные корнями, для этого не подходили.

- Слышали свист? – спросил Бажен.

- Свист?

- Да, свист. Такой «фью-фьють».

- Бажен, тебе слышится. Нет никакого свиста.

- Да вот опять же! – он вперился взглядом в кустарник.

- Теперь и я слышал, - сказал Олег. – Подними весло, Проша.

Мальчики замерли посреди реки. Течение в этом рукаве Поганки было таким слабым, что без гребли лодка остановилась.

- И правда свист, - сказал Проша. – А теперь смеется кто-то, слышите. Девка какая-то.

- И не одна, - заметил Олег. - Много девок.

- Тут что, праздник лесной?

- Давайте поплывем дальше. Кто бы там ни был, лучше ему нас не видеть.

Лодка двинулась дальше в поисках подходящего берега.

- Опять свист, - сказал Бажен, а затем подскочил на ноги, указывая пальцем на ближайшую иву. - Вон! Там. За деревом, девушка пробежала.

- Не раскачивай ты лодку!

- И чего девка забыла в лесу?

Тут показался берег, как раз подходящий для того, чтобы вытащить на него лодку, но мальчики не спешили приставать. Чуть подальше берега, вокруг высокой березы водили хоровод девушки. Все в белых сарафанах, с венками из цветов на аккуратно зачесанных головках. Босыми ножками они бегали по земле, поднимая пыль. На том месте, где они кружили, совершенно не росла трава, словно хоровод водился годами. Что они пели, мальчики не могли разобрать. Похоже на журчание ручья - какой-то легкий, бурлящий гогот. Когда лодка поравнялась с ними, девушки остановились, опустили белоснежные ручки и принялись поочередно касаться друг друга то за спины, то за груди. Все это сопровождалось громким девичьим смехом. Смех и касания остановились на одной девушке. Остальные встретили это одобрительным гулом и хлопками. Мальчики следили за этим словно околдованные, пока Проша не нарушил тишину:

- Какие красивые, правда?

- Правда, - подтвердили в один голос остальные.

- Прям с ними хочется в хоровод пойти. Тоже за груди да за спины потрогать.

- Ага, - снова в один голос ответили Олег с Баженом.

Та девушка, на которой остановился счет, повернулась к реке и мальчики увидели ее девичье, совсем юное лицо. Черные волосы, сплетенные в толстую косу, она перебросила вперед, так что они достали до пояса. Кожа ее белая и такая чистая, блестела на солнце. На носочках она добежала до берега. Как по волшебству в ее руке появился расписной платок. Она помахала им, под смех подруг.

- Чего ей надо?

- Не знаю. Давай подплывем? Хочется поближе рассмотреть такую красу, – предложил Проша.

- Ты что? Ты забыл, где мы находимся? Мы уже в лесу, хоть и не на земле стоим. Слышал же все эти истории. Это не простые девушки.

- Да ты посмотри на нее. Какие волосы, какое личико, я таких в жизни не видел.

Непонятно, слышала ли эти слова девушка на берегу, но она поднесла платочек ко рту, и состроила мальчикам взгляд, то ли просящий, то благодарный, но явно вызывающий.

- Нет, плывем дальше. Ну их. Слишком они красивые. Такие не могут быть настоящими. Бери весло.

Тут девушка подбежала совсем вплотную к воде и крикнула:

- Бажен. Милый Бажен, почему ты не хочешь прийти ко мне?

Мальчики остолбенели. Голосок оказался до того приятным, что по мнению Проши, можно слушать его всю жизнь, а по мнению Олега, стоило сразу бежать.

- Бажен, не уплывай, прошу. Иди к нам и друзей бери, - она указала ручкой на Олега и Прошу. – Повеселитесь с нами.

- Слышишь? Повеселиться хотят. Давай же, гребем к берегу!

- Еще чего, бери весла и греби. Они точно не люди. Откуда они Бажена знают?

- Бажен, ты чего творишь? – спохватился Проша.

- А? Стой! – крикнул Олег.

Пока мальчики решали, что делать дальше, Бажен встал на край лодки и уже поднял ногу, чтобы сделать шаг в направлении веселья. Олег схватил его за шиворот и затащил обратно. Все это произошло под звонкий смех и хлопки с берега.

- Ты что делаешь, дурень? – спросил Проша.

- Совсем головы лишился? До берега то далеко, утоп бы тут! – сказал Олег.

Бажен сидел, как воды в рот набрал, стеклянные по-рыбьи глаза смотрели в пол.

Тем временем девушка на берегу что-то журчала остальным сестрам. В ответ одна из них, та, чью голову украшал самый богатый венок, дала отмашку рукой. Девушка скинула с себя одним движением сарафан и предстала абсолютно нагая. Конечно же, под смех сестер. Мальчики раскрыли рты. Бажен смотрел на нее с подлинным обожанием. Проша и Олег силой прижали его ко дну лодки, когда тот вновь попытался покинуть их.

Девушка ступала на носочках, медленно, будто наслаждаясь своей красотой в глазах мальчишек. Нисколько не поморщившись от холода, она зашла в реку по пояс и под задорные хлопки ладошками сестер скрылась в воде. Только венок остался на поверхности.

- Чего это? Куда она?

- Не знаю.

Бажен лег в полубессознательном состоянии на дно лодки.

- Все плывем, ну их подальше...

- Да, плывем.

Мальчики гребли, что есть силы. Следом за ними по берегу бежали девушки, смеясь, перегоняя, и подталкивая друг друга. Бажен приподнялся на локтях и спросил:

- Где я?

- Все там же, на Поганке, - ответил Олег.

- А где девушка?

- Нырнула и пропала.

Бажен прислушался и расплылся в блаженной улыбке.

- Она под нами, - сказал он.

- Как под нами? – в один голос спросили Олег и Проша, - Так долго человек не плавает под водой.

- Она и не человек. Я слышу ее из глубины. Она поет, и я слышу. Вы разве не слышите? Ох, как жаль. Она так хорошо поет.

Бажен склонился над правым бортом и вгляделся в темно-зеленую глубину.

- Вот она, поманила меня рукой. Она хочет, чтобы я потанцевал с ней. На дне.

- Сиди смирно, Бажен, а то мне тебя придется веслом огреть, чтобы нырять больше не вздумал, - сказал Проша.

Олег глядел в воду. Его совершенно не беспокоили хохотушки, все еще бегущие среди прибрежных лозин, однако девушка, что способна так долго находиться под водой и к тому же залезть в голову к Бажену, вызывала нешуточные опасения.

- Слушай, - сказал он, наклонившись поближе к Проше. – Думаю, это русалки.

- Как? Самые настоящие?

- Да, я же говорил, что Лешего видел и кикимор. Теперь вот русалки.

- И что теперь? Они опасны?

Олег попытался вспомнить, что о них говорила Чаруха, но как ни крути, ни слова не всплыло. Маленькая Марыська знала бы, что делать, только она сидела у Олега дома.

- Я не помню, что говорила Чаруха, - признался Олег.

- Как и я, - сказал Проша.

- В общем, я так думаю, раз у нее тело людское, то и оружие людское должно помочь против нее. Держи нож поближе, - сказал Олег.

В этот момент что-то ударило лодку снизу под дружные хлопки с берега. Мальчики вцепились, кто за что смог, только Бажену было все равно. Он тоже хлопал в ладоши и веселился. Затем лодку, под веселые хлопки, кинуло в другую сторону.

- Надо что-то с этим делать, - сказал Проша, держась за скамью. - Слушай, она же хочет Бажена заманить к себе, так?

- Да.

- У меня есть мысля одна, гляди…

Бажен сидел и мечтательным взглядом рассматривал поверхность воды, наслаждаясь, ему одному доступным, пением с глубины. О чем шептались мальчики, его не волновало. Бажен с трепетом внимал тем первобытным и невероятно правдивым звукам из воды.

«Все зародилось в воде и все должно туда вернуться».

Это не его мысль, ее, словно какой-то предмет, вложили в юную голову. Но он чувствовал ее, как вымученную лично им, такая она была честная и настоящая, касающаяся его одного и одновременно всех.

«Надо вернуться туда, откуда мы пришли!».

Бажен встал на борт лодки. И со всей силы рухнул на пол.

- Опять ты за свое дурак околдованный, – сказал Проша.

Девушки на берегу замолчали и подбежали к берегу, чтобы лучше видеть, что происходит в лодке.

- Я тебя сейчас так отмутужу, что даже лежать больно будет, ты понял меня?!

Бажен слышал слова Проши, но смысла в них не видел. Лишь одно имело значение - «вернуться туда, откуда мы вышли». Он попытался встать, но Проша уперся сапогом ему в грудь.

- Лежи. Я сказал, лежи!

- Убери ногу, Проша.

- Еще чего, я тебе ее сейчас на лоб еще поставлю, будешь брыкаться.

- Я должен вернуться!

- Куда еще вернуться? Ты, лунатик несчастный, лежи, пока не пришиб, - замахнулся он рукой.

Бажен попытался убрать ногу Проши, но тот перенес вес тела на нее и с такой силой надавил на грудь, что Бажен закашлял. Девушки на берегу взволновано залепетали.

- Смотри Олег, - сказал Проша. – Засуетились. Будь готов.

- Готов. Давай, – кивнул Олег.

Проша поднял Бажена на ноги и приставил ему к горлу нож. Последнего это будто совсем не волновало, зато девушки на берегу закричали.

- Слушай теперь сюда. Еще раз попытаешься спрыгнуть, и я тебе горло порежу, так и знай!

- Ты не сделаешь этого, - сказал Бажен.

- Думаешь?

- Ты не хочешь этого делать.

- Ты прав, - тихо сказал Проша. - Главное, чтобы она поверила.

В этот момент за нос лодки схватились две белые ручки. Следом показалась и сама девушка, она забралась на лодку. Как только она ступила на лодку, с ее ножек пропала рыбья чешуя. Проша вместе с Баженом отошел к другому краю.

- Олег? – тихо спросил он.

- Я готов.

- Ну, ты, русалка, расколдуй нашего друга. Иначе он никому не достанется, – сказа Проша.

- Он мой суженый, – ответила русалка. - Он окропил кровью реку, и теперь принадлежит нам.

- Суженый? Ему тринадцати годов нет, кто тебе его посудил? Чего выдумала! Расколдуй, сказал!

- Глупые мальчики, все равно вы все вернетесь туда, откуда вышли, но Бажен вернется раньше всех, - она сделала шаг вперед и протянула руку.

- Давай! – крикнул Проша и упал на дно лодки, прижав к себе Бажена. Русалка следила за ножом, приставленным к горлу ее суженного, и потому не заметила, что Проша прикрывал спиной Олега, держащего в руках вилы. Она не успела ничего сделать, когда Олег метнул их прямиком ей в грудь. Русалка почувствовала толчок и не сразу поняла, что случилось. Вилы тремя концами вошли в нее. Тонкие струйки крови потекли по обнаженному телу. От этого насыщенного красного цвета ее белизна казалось мраморной и холодной. Она упала на дно лодки. Девушки на берегу закричали. Бажен брыкался, но Проша не давал ему встать. Русалка руками ухватилась за края лодки, выгнулась насколько могла и спиной вперед упала в воду. Кровь темным облачокм разлилась по поверхности реки.

- Все, поднимайтесь, – сказал Олег.

- Ты попал? – спросил Проша.

- Да, прямо в грудь.

- Убил?

- Она упала в воду, но думаю, да, - голос Олега дрожал. Он впервые убил существо столь сильно похожее на человека. Только мысль о том, что она могла убить их троих, успокаивала, да и то не сильно.

- Хорошо. Все, уплываем, - сказал Проша - его будто совершенно не коснулось то, что только что случилось.

- А что с ним? – спросил Олег, смотря на Бажена.

- Не знаю. Может, так его расколдовывает? - пожал плечами Проша.

Бажен лежал на дне лодки, закрыв лицо руками, и плакал.

- А где остальные русалки?

- Я не видел, куда они делись.

- Может они испугались, и убежали?

- Было бы здорово. Гребем.

Мальики не увидели, как из камышей выплыла стайка веноков.

***

Олег и Проша гребли что было силы. Течение реки неожиданно усилилось и помогло им покинуть место встречи с русалками. Очень скоро они настолько углубились в лес, что река совсем обмельчала. Лодка задела дно и дальше плыть отказалась.

- Все, приплыли, - заключил Проша и выпрыгнул из лодки.

- Бажен, вставай, хватит реветь. Это же была русалка, ну чего ты? Она не человек вовсе, хоть и очень похожа. Чего ты ее так жалеешь? – пытался успокоить его Олег.

- Не человек? Не человек, говоришь? – вскочил он на ноги. – Да что ты о ней знаешь вообще? Она человечней многих людей была! Ты не слышал того, что она мне говорила, ты не слышал, какие песни она пела из глубины!

- Она хотела, чтобы ты утонул.

- Тебе откуда знать, чего она хотела? Ты с ней говорил хотя бы? Ах, так ты же ей вилы в грудь кинул. В ее прекрасную грудь, кинул старые искорёженные вилы!

Бажен не на шутку разозлился. Он вцепился в жилетку Олега и толкнул его что есть силы. Они повалился в воду. Бажен забрался на Олега и принялся колотить его, размахивая руками словно мельница. Долго избиение не продлилось. Олег усмотрел момент между размашистыми ударами, и зарядил Бажену в нос. Упасть тот не успел. Проша  подхватил его и потащил на берег.

- Сильно ты его приложил.

- Пожалуй, да. Переборщил чутка. Ну, может, встряхнется голова. Одумается.

Бажен увидел звезды. Они веселыми и звонкими вспышками приветствовали его. Невидимые каччели подхватили мальчика и закружили. Все летело и неслось мимо. Вот и русалка пролетела куда-то, помахав платком. Вот колдуны слились в одну большую змею. А вот два злых великана зовут его к себе.

- Бажен. Вставай.

- Эй! Баже-е-ен. Давай, приходи в себя, - сказал Олег и шлепнул того по щеке.

- Надо воды в него плеснуть.

- Бажен, просыпайся. Нельзя тут так лежать, мы не в деревне.

Проша набрал полный рот воды и сквозь стиснутые губы разбрызгал на Бажена. Тот поморщился и очнулся.

- Наконец, соня ты этакий. Что-то черепушка слабая, от одного удара повалился, - сказа Проша.

- Ну, надо заметить вложился я знатно, - сказал Олег.

- Где мы?

- Там же, на берегу. Мы приплыли. Хотя я не уверен, стоит ли нам заходить в сам лес. Я уже и не припомню, зачем нам это, - сказал Проша.

- А я тебе скажу: ты не верил мне, что я был в лесу, а я не верил, что ты осмелишься пойти в него со мной.

- Знаешь, я теперь верю.

- Это почему?

- Ты русалку так лихо пришиб, что сдается мне, тебе и в лес сходить – раз плюнуть.

Бажен тяжело вздохнул.

- Да и ты не струсил, в отличие от рыжего. Вона куда заплыли.

- Давайте уже тогда вернемся домой, - простонал Бажен, - раз  мы всё выяснили.

- Я согласен, - сказал Проша.

- Боюсь, что в лес нам все же придется войти, потому как по реке мы не вернемся. Течение не даст.

- Правда, не уплывем, - сказал Проша. – Пошли по берегу тогда, так точно не заблудимся.

- И русалок встретим. Думаю, что не стоит, нам идти этим путем. Надо зайти чуть глубже в лес и оттуда уже отправится в деревню.

- Хорошо.

- Тогда пошли, не будем засиживаться. А то скоро вечер, а там и до ночь. Не охота с ночницами встречаться.

- Тута ночницы летают?

- Еще какие. Леший сказал, что она меня может в пещеру унести и кровь выпить всю.

- Тогда идем быстрее, - сказал Бажен и попытался встать, но земля провалилась под ногами, и он уселся обратно.

- Ты идти-то сможешь? Елки-палки, Олег, ну ты и перестарался.

- Прости, Бажен, я не хотел так, - сказал Олег. – Давай, Проша, поможем ему пару шагов сделать, а дальше он сам.

Мальчики взяли его под руки, и пошли в лес.

 

Часть I - Глава 8

Давыд все утро провел за медовухой и весь день за вином. Пока остальные опричники ходили по домам да по избам, собирали подать, он сидел то в зале, то на скамье у пруда, то в тени деревьев подле усадьбы и везде носил с собой кувшин.

- Эй, Елизар! Голова твоя дырявая. Ну-ка подь сюды, посидим да выпьем.

- Не могу, Давыд. Яков сказал дела прежде сделать надо, собрать добро, да и в путь отправляться. Я бы рад, правда, но Яков...

- Яков? Ах, этот Яков. Давно он тут главный стал?

- Так ты главный, а не он.

- А чего ты тогда о его словах мне рассказываешь? Брось сундук и иди сюда. Дело есть к тебе. Личное и очень важное.

Елизар, был самым крупный опричником и не самым умным, потому и тащил сундук в одиночку. Детина, ростом с небольшое дерево, бросил сундук и присел рядом с Давыдом. Скамья жалобно хрустнула под его весом.

- Ну что, конь? – спросил Давыд.

- Какой конь? Я не брал коня. Это Федор по коням у нас.

- Как скажешь. Елизар, вот ты скажи, ты мне помочь можешь? По-братски, мы же братья, да?

Давыд говорил развязно и потрепал Елизара за бычью шею, словно щенка малого.

- Могу, Давыд.

- Тогда послушай внимательно, - Давыд дернул его за шею и наклонил к себе, а сам заговорил тихо и на ухо. Пьяная речь сменилась на холодную и рассудительную. – Когда мы поедем дальше, в следующую деревню, мне надо будет вернуться. И мне надо, чтобы ты поехал со мной. Я тебе за это дам пять златцев прямо сейчас, и еще столько же если никому не скажешь об этом разговоре. Но только после того, как мы с тобой сделаем одно дело тут. Только ты и я. И никому об этом деле не скажем.

- А Якову?

- Ему тем более. Слышишь?

- Слышу, слышу.

- Ну, хорошо, - сказал Давыд и разжал шею Елизара. – Тогда неси сундук дальше. Да не спеши особо, чем позже мы поедем, тем лучше, - вновь разнузданно заговорил Давыд.

- Это почему нам лучше позже выезжать, а Давыд?

- Ох ты! Яко! Да ты словно призрак бесшумно ходишь. Хотя, я не припомню, чтобы ты подохнуть-то успел, чтобы бестелесным стать.

- Потому что я живее всех живых, - сказал Яков.

- Да это медовуха во мне говорит, не обращай внимания, -  сказал Давыд и отмахнулся.

Яков не собирался продолжать разговор. Он проследил взглядом за Елизаром и последовал за ним.

- Елизар, давай помогу, а то ты силач, конечно, самый известный среди нас, но даже ты можешь подустать.

- Ерунда, Яков, - улыбнулся Елизар, довольный тем, что похвалили его врожденную силу.

- Я, все-таки, помогу.

Они вместе донесли сундук, доверху нагруженный крестьянским добром. Прежний царь крестьянское имущество забирать в качестве подати не велел, но Златолюб в своем княжестве решил периодически проводить такие мероприятия.

- Вот мы зачем забрали у той бабки клубок ниток цветастых, а? – спросил Елизар.

- Видимо, ничего другого не было, раз забрали.

- А забирать-то зачем?

- А ты о таких вещах не думай и спать будешь спокойно. Нам князь раздал указы и мы должны их исполнить. Давай, загружай тюки.

В это время подошли еще несколько опричников. Они тоже несли честно награбленное имущество. Один из них рассказывал, как ударил промеж глаз мужика, что не хотел топор, с рукоятью резной отдать. Яков подошел к ним.

- Идите, еще несите. Мы с Елизаром погрузим сами.

Когда они остались одни Яков спросил:

- Елизар?

- Ау.

- О чем вы там с Яковом трепались на скамейке?

- Да ни о чем таком, Яков, ты же знаешь, - ответил тот.

«Ты же знаешь», Елизар использовал, когда не мог придумать, что сказать. Врать же он умел едва ли лучше ребенка, что только что научился говорить.

- И все-таки.

- Да я забыл уже честное слово. Ты же знаешь, Яков.

- Знаю, знаю. Голова ты дубовая.

Оставшийся день у опричников прошел в таком же духе. Приносили сундуки, нагружали лошадей, выпивали кружку пива и по новой. Чем больше пива они пили – тем меньше добра крестьянского отбиралось. Один опричник синий, словно небо, принес камень с огорода одной вдовушки. Конечно, его в тюк не положили. Яков решал вопросы с Бокучаром по поводу увеличившейся подати. Наместник все никак не хотел отдавать ту же долю, что и крестьяне, но у Якова имел в запасе железные аргументы, против которых Бокучар не пошел. Все отдал. Ни больше, ни меньше. Все как положено.  Еще Яков выпросил телегу одну у наместника, потому как на лошадей все не влезет, а им еще в Зеленый Яр ехать. Конечно, Бокучар спорил и конечно дал телегу, помня о железных аргументах Якова. Давыд все это время пил вино и пел старые песни:

Если вдруг грустит бандит,

И притих дев-и-и-и-чник,

Значит, кто-то за всем бдит

Значит сыт опр-и-и-и-чник!

Хоп-хей, хоп-хей!

Будет сыт опричник!

- Давыд! Собирайся. Скоро в путь, - крикнул ему кто-то из опричников с конюшни.

- Да, да. Мне прежде надо дело одно сделать, а то много пил сегодня. Погодите.

Давыд покачиваясь и морща лоб от головной боли, пошел за дом наместника. Там он, прежде чем сделать дела, кинул меч в траву. Оружие это, на котором имя его выбито, и ручка с камнями цветными, Давыд получил в награду за первый удачный поход. Забудь Давыд именной меч в траве за домом, ему бы пришлось за ним вернуться, как бы далеко они не уехали. Даже заумный Яков не поспорил бы. Вскоре Давыд присоединился к опричникам.

- Ну что друзья, как прошли сборы? Все собрали?

- Всё! – хором  прокричали опричники.

- А не обманываете? Себе ничего не прикарманили?

- Ничего, – снова хором, но уже не так смело, ответили они.

- Ну, боги вам будут судьями. Давайте еще по кружке выпьем и в путь.

- Хватит пить, Давыд, - сказал Яков, седлающий коня. – Мы и так задержались тут из-за твоего боя, да пока ты в себя пришел.

- Никак не могу понять, ты откуда такой правильный взялся, Яков?

- Сам знаешь, откуда.

- Да, знаю. Так что? Никто не ударится со мной кружкой?

Опричники посмотрели на Якова и не ничего не ответили.

- Да что вы на него смотрите все? Своих голов нет что ли? Если я прикажу, то все тут как свиньи нажретесь! Но я по-братски прошу. Пока что...

- Не в выпивке братство познается, - сказал Яков.

- Все. Начал сопли пускать. И вы хороши. Собаки этакие! Смотрите, как бы самосуд тут над вами не учинил за отступничество.

- Давыд.

- Ни слова больше! Я тебя слушаю, Яков, и мне спать сразу хочется. А откуда у нас тут телега?

- Бокучар дал, много подати везем.

- Я тогда тут устроюсь, если никто не будет возражать? – спросил Давыд, осматривая лица опричников. Не встретив возражений, он запрыгнул в телегу и улегся поверх дырявого ковра, который отобрали у кого-то из крестьян. Не успели опричники глазом моргнуть, как Давыд захрапел.

- Собираемся, собираемся! – кричал Яков. - Селиван, давай вяжи там покрепче. Фома, куда ты прешь? Кинь с Давыдом рядом. Елизар. А хотя, ничего. Делай, как знаешь. Все? По коням мужики.

Кони задвигали ушами, замотали головами, радостные, что, наконец, разомнут ноги. Коня, что покрепче запрягли в телегу, хозяин коня же сел на козлы. Так и тронулся княжий караван во главе с Давыдом, что спал позади, управляемый Яковом, что ехал впереди.

Спал Давыд или нет, сказать трудно. Храпел он взаправду, однако периодически приоткрывал глаза, чтобы оценить, как далеко они уехали. Когда опричники проехали поля и вышли на большую северную дорогу, он проснулся. Всю дорогу Давыд просто сидел, прислонившись к бортам телеги и ждал. Опричники потянули известную в том краю песню:

Золотишко золотцо, ты куда же покатилось?

Так на солнышке искрилось, и покинуло крыльцо.

Золотишко золотцо, отчего ты убежало?

Я с тобою бед не знаю, как нам вместе хорошо!

Яков подъехал к телеге и сказал Давыду:

- Думаю, нам лагерем встать придется. Что скажешь?

- Чего? – не расслышал он из-за хорового пения.

- Скоро ночь, а дорога через лес вести будет. Как ни юли, а до Зеленого Яра только через лес.

- Ты испугался что ли, Яков?

- Нет. Обычная осторожность. Надо бы бивак устроить. На въезде в лес. А утром проедем спокойно.

- Согласен. Скажи нашим, чтобы горланили потише, а то голова раскалывается.

- Еще бы.

- Я тебя прошу, не стой над душой, - сказал Давыд.

Яков уехал вперед и раздал приказы.

Раньше большак, что соединял Лысовку и Зеленый Яр, являющийся частью большого южного тракта, пролегал через необъятные, дикие, поросшие высокой травой и сорняками поля. Но с тех пор как Глухой Бор начал молчаливое завоевание,  дорогу со всех сторон окутал лес. Где-то она шла вдоль, где-то едва заходила в лес, но примерно на середине пути, дорога исчезала под аркадой темных крон. В таком вот месте закат застал опричников. Решено было встать лагерем и разжечь костер. Они прихватили немного запасов Бокучара, так что еды было море. Выпивки не было совсем. Яков проследил, чтобы никто ничего не взял. Он не следил лишь за Давыдом.

- Ну что мужики? Скучаете? – спросил голова и кинул два больших бурдюка с вином.

- Ого, а ты где взял то? – спросили опричники.

- Места знать надо, Клюв, - сказал он опричнику, который кончик носа потерял в бою.

- Давыд, ты опять за свое?

- Да как же ты достал то меня за сегодня! Посмотри на них, сидят угрюмые, как тучи дождевые. Дай им чуть-чуть повеселиться.

- И так вся жизнь - одно веселье, когда они последний раз бандитов били? Когда последний раз на дела настоящие ходили? Только подать собираем, да бока отращиваем. Тем более мы сейчас стоим лагерем в Глухом Бору. Ты сам слышал об этих местах. Этот лес губит тех, кто по-панибратски к нему относится.

- Один бурдюк то чего сделает, Яков? – спросил Фома.

- Где один, там и второй.

- Так забери один, а нам второй оставь. Мы дурить не будем, чай, не дети малые.

- Как знаете. Когда вас волколак утащит, послушаю, как вы запоете. Дурни, - сказал он и уселся подальше от остальных, оставив оба бурдюка в распоряжении опричников.

Стемнело. Ночь подкралась и всей своей тушей рухнула на лес. Опричники галдели, расположившись под деревьями. Не веселились лишь двое. Но один из них вскоре провалился в сон. Давыд только этого и ждал. Тотчас он подскочил в телеге и принялся переворачивать все, что видит. Сундуки, ковер, утварь, все летело прочь.

- Эй, Давыд! Ты чего потерял? – спросил один из опричников.

- Меч! Где он? Кто видел?

- Опа. Как же ты его так? Нехорошо. Именной же был, - покачал головой другой.

- И без тебя знаю, что именной. Разрази меня Перун! Где я его оставил?

- Может упал по пути где?

- Давайте Якова разбудим? Он подскажет, где искать?

- Нет! Не будите, пусть спит. Он сегодня командовал весь день. Устал поди.

- А что делать? Где искать?

- Поскачу-ка я обратно по тропе, авось, попадется где-нибудь.

- Как ты один-то то поскачешь? Давай я с тобой! – сказал опричник с краснющими глазами.

- Ты встать то не сможешь. Давай я поеду, Давыд, - предложил другой.

- Елизар поедет, - сказал главарь.

Тот удивился не на шутку. Он уминал баранину и совсем позабыл о договоренности. Наконец сообразив, под многозначительным взглядом Давыда, он подскочил, отряхнулся, а через мгновение сидел верхом и облизывал пальцы покрытые жиром.

Всадники выехали из лесу и поскакали в деревню. Они ехали не спеша, близко друг к другу. Один всадник что-то объяснял второму. Долго объяснял. По нескольку раз. Когда до второго, наконец, дошло, они перешли на галоп. До деревни они добрались глубокой ночью.

Яков проснулся от того, что в дерево, которое служило ему опорой, прилетел сапог.

- Что за чертовщина? - проснулся он.

Среди опричников начался кулачный бой, причину потом вспомнить никто не мог, но в момент бойни, все знали, что по-другому было нельзя. Яков влетел в разъяренную кучу, раздавая трезвые тумаки по пьяным головам. Попутно он лупил их, пущенным в него же сапогом. В толпе он углядел босого на одну ногу опричника, что полз на четвереньках подальше от драки, Яков нанес ему удар ногой с замаха, известного в народе как «от души». Опричник подскочил словно кот, в которого кинули ночной горшок.

- Тихон! Матерь твоя тебя не учила сапогами не раскидываться? А, красавица? Куда же ты с пира, без сапога побежала? Забирай давай! – кричал Яков, лупя его этим же сапогом куда придется.

- Все! Все! Яков! Я не в тебя хотел!

- Да мне без разницы, куда ты хотел.

- Я понял, понял. Прости, ну же.

Яков вернулся в толпу и начал по очереди укладывать их на землю. Благо большинство держались на ногах как новорожденные телята, а потому подсечки воспринимали с большой охотой. Пару ударов локтями Яков получил от самых активных молодчиков, их пришлось приложить еще и по голове. Когда все улеглись, он спросил:

- Какого лешего вы творите, а? Давыд, ты как это допустил? – возмутился он, ища глазами главаря.

- А он ускакал, - сказал, потирая спину Фома.

- Как ускакал? Куда?

- За шлемом вроде как, - сказал кто-то.

- Нет, за палицей!

- За щитом, точно я говорю.

- Да за мечом он поехал, я точно помню. Он его потерял в дороге где-то, - закончил Фома, и попытался встать на ноги. – И Елизара прихватил с собой.

- Как давно он уехал?

- Да давненько. Мы песни четыре спели точно, пятую вот не успели.

- Успели бы, если бы кое-кто не устроил тут... - краснощекий опричник ткнул локтем в плечо другого.

- Я устроил? Ты на себя посмотри, Румян Румяныч! – сказал тот и ударил в лицо краснощекого. В этот раз в драку больше никто не вовлекся, и их растащили по разные стороны бивака.

- Беда будет. Точно будет, - сказал Яков. – Так, кто сможет ехать верхом?

Все как один подняли руки в воздух. Двоих при этом вырвало. Все разразились громким смехом. Кроме Якова.

- Как вернемся к князю, сменю отряд. Хватит с меня, синих свиней гонять по деревням. Я вам не пастух. Сидите тут все, пока я не вернусь!

- А ты куда?

- За Давыдом поеду. Может, верну его.

- Почему может?

Яков не ответил. Он запрыгнул на лошадь и помчался в Лысовку.

***

- Меч я забрал. Ну что, ты его видел? – спросил Давыд.

- Там свеча горит в доме, похоже, он не спит, - ответил Елизар.

- Пошли, не будем тянуть.

- Давыд, а по-другому точно нельзя? Ты точно знаешь, что иначе никак?

- Елизар, кто тут голова?

- Ты, Давыд.

- Так чего же ты спрашиваешь? Конечно, знаю. Пошли.

Две тени перемахнули через забор и растворились в темноте двора.

Сизый сидел за столом и думал. Думы темные и тягучие, как деготь не давали уснуть. Почему он совершил так много зла? Почему боги дозволили ему сделать столько зла и при этом жить? Что его спасало все это время от смерти, когда та была рядом? А если что-то и спасало то для чего? Ответы, на сверлящие голову вопросы, найти он не мог. Еще и Олег снова куда-то пропал, прихватив  меч. «Наверное, опять пошел в лес, разбираться с Лешим», - думал он. Что же такое случилось с мальчиком? Откуда к нему закралась мысль, что он не мой сын? Кто ему рассказал? Опять вопросы без ответов.

В дверь постучали.

- Олег? Мальчик мой! Сейчас отворю! Как же ты меня напугал, - сказал он и открыл дверь. Он не успел сообразить, как пролетел через полкомнаты и рухнул на пол.

Понемногу очухавшись, он различил два голоса. Темнота комнаты, блики в глазах и звон в ушах после удара скрывали нападавших, но слова он услышал.

- Нет мальчишки. Я точно везде посмотрел.

- Ну и ладно. Лучше конечно было бы с ним. Я бы не хотел совершать ошибки этого пса. Но что поделать, не пойдем же мы его по всей деревне искать.

- Давыд, он просыпается.

- Ох, ты! А я и не думал, что ты успеешь к празднику, - сказал Давыд.

- Я бы сказал, что я удивлен, - продолжил он, садясь на стул напротив Сизого. - От удара Елизара некоторые души сразу покидали тело, а ты, я смотрю, решил задержаться.

Сизый попытался пошевелить руками, но их связали за спиной. Ноги привязали к ножкам стула, под ним что-то хрустело.

«Хворост», - понял он.

- Ах, ты, крысеныш этакий! Не смог в честном бою меня порешить, так решил, как последний упырь сделать, да?  Решил исподтишка напасть, да еще и обалдуя этого привел с собой!

- Елизар, слышал как он назвал тебя? – спросил Давыд.

- Слышал, - нахмурившись, сказал здоровяк.

- Выйди ка на улицу пока, а мы тут потолкуем чуть-чуть. Я быстро, не успеешь глазом моргнуть. Давай, давай!

Елизар послушно вышел. Когда тяжелые шаги затихли, Давыд сказал:

- Наконец вдвоем.

- Ну ты и погань, ну ты и тварь, - процедил сквозь зубы Сизый. По его губам пробежала теплая струйка соленой крови.

«Нос разбили, - подумал он. - Хотя, какая теперь разница».

- Я хочу попросить прощения, Степан. Знаешь за что? За то, что так долго тянул с этим. Ты должен был уже остыть к этому моменту. Может даже лежал бы сейчас весь в червях и мухах. Но справедливый Яков дал тебе еще один день жизни. Надеюсь, ты им насладился. А по поводу того, что поступил как «крысеныш этакий», тут твоя правда. Видишь ли, я хоть и человек обязанный перед князем, человек, который напрямую несет его слово в народ, иногда приемлю действия обратные его слову. Не часто, разумеется. Вот в таких вот, особенных, - он выделил это слово, - случаях. Ни к кому в своей жизни я не испытывал таких чувств как к тебе. Знаешь, что у меня сейчас внутри? Буря! Шторм! Гроза! Огонь, который разгорается все сильнее и сильнее! Спасибо, что снова зажег его. Я будто забыл, расправляясь с разбойниками, зачем я все это делал. Ты мне напомнил. Может быть даже в будущем, я буду расправляться с твоими сородичами даже с большим удовольствием, чем прежде.

- У таких как мы нет будущего.

- Таких как мы? Нет-нет. Не равняй нас. Мы стоим по разные стороны.

- А вспомни тот вечер, Давыд. Вооруженный бандит и беспомощная жертва, связанная в углу.   Ты меня за этим связал? Не для того ли, чтобы ощутить, что я тогда ощущал?

- Что ты несешь старик?

- Хочешь знать, что я тогда чувствовал? Бездну! Огромную черную бездну. Из нее вырвался зверь, что забрался в меня, разорвав человека, что до того был внутри. Конечно, я сам выманивал зверя. Я свистел ему по ночам, я кидал ему объедки со стола, я подстегивал его кнутом, я дразнил его. И вот он вышел. А сейчас этого зверя зовешь и ты. И я вижу его в твоих глазах. Он уже близко. Бешеный пес готов выйти наружу, убив хозяина. И ждет тебя только один исход. Тебя забьют камнями как бешеную псину.

- Смелость, рожденная в последний миг жизни, в надежде запугать меня. Сколько я слышал подобных речей.

-  О нет, моя речь особая. Я говорю правду. Ты вспомнишь мои слова, когда будешь также близок к смерти как я сейчас.

- Ты этого не увидишь.

- Последнее о чем я жалею.

Елизар приоткрыл входную дверь.

- Что там? – спросил Давыд.

- Давыд, тут мечник меня увидел и побежал куда-то, думаю, что надо нам уходить потихоньку.

- Хорошо, приведи лошадей. Я закончу здесь, - сказал Давыд Елизару, а после обратился к Сизому, – Почему-то мне кажется, что ты меня молить о пощаде не станешь.

- Конечно, нет. Ну а теперь, покажи мне, на что ты способен, когда перед тобой сидит связанный старик.

- Смотри, Степан Скобель. Смотри внимательно, - сказал Давыд и достал огниво.

***

Яков мчался быстро, как мог. Поля вокруг залила призрачная лунная пыль. Вот уже из-за поля показалась деревня. Яков остановился. Один из домов на дальнем краю полыхал, словно чучело по весне.

«В деревню теперь лучше не соваться», - подумал он.

Яков остался на дороге, ведь другого пути в Зеленый Яр все равно не было. Рано или поздно Давыд должен был появиться. Ждать пришлось недолго. Вскоре на дороге показались два всадника.

- Я даже не сомневался, что ты отправишься за нами, - сказал Давыд, когда приблизился к Якову.

- Яков, это ты? – спросил, щурясь, Елизар.

- Да, Елизар, - подтвердил он, а после обратился к Давыду. – А как я мог не поехать за вами? Ты мой брат по мечу. Я должен был остановить тебя. Предупредить твою ошибку. Ты ведь не будешь отрицать, что тот дом горит по твоей вине.

- Для начала, я не вижу никакой ошибки. Ошибка была принимать за него выкуп. Убийцу должны казнить - я его и казнил. С большим опозданием, но все же казнил.

- Я соглашусь с тобой. Убийцу должны казнить. Но таково было решение князя! Раз он принял за него выкуп, значит, он перешел во владение наместника. С этим, ты, как опричник, должен был смириться. Но ты пошел против княжьего слова.

- Как у тебя все устроено просто. Князь сказал - Яков сделал!

- Так должно быть и у тебя.

- Но у меня не так. Ты же понимаешь, что он был не просто какой-то разбойник?

- Понимаю.

На дороге под луной воцарилось молчание. Подул легкий и прохладный ветер и волнами пробежался по колосьям, прервав песню сверчков. Откуда-то издалека, из-за деревьев, новый поток ветра принес детский крик. Крик настолько далекий и слабый, что каждый решил, что ему послышалось.

- Все равно это неправильно, - сказал Давыд.

- Как и то, что сделал он.

- А что с мальчиком? Он тоже сгорел?

- А какое тебе дело?

- Ответь.

- Нет. Его там не было. Только Степан.

- Поединка не было? Ты просто сжег его?

- Да. Просто сжег.

- Это очень плохо. Будет собрание. Прости.

- Веришь или нет, мне все равно.

- Верю...

До бивака они ехали молча. Яков ехал позади, и все время оглядывался на столб дыма. Елизар по-детски, с интересом разглядывал ночниц, и охал каждый раз, как перепончатое крыло хлопало над ним и исчезало среди травы в поисках мелких грызунов и насекомых. Давыд ехал впереди. Он ждал, что испытает облегчение после случившегося, но нет. В том доме, вместе со Степаном сгорело что-то от него самого.

Показались деревья и комочек огня между ними. Один опричник лежал, прислонившись к дереву, надвинув на глаза шлем, и бубнил под нос песню. Остальные валялись на тех местах, где их поборол сон. Как только трое всадников заехали в круг света, что-то лохматое забралось по дереву, под которым спал краснощекий Румян, и скрылось в кроне. Что-то зашумело неподалеку в кустах и с рыком побежало прочь. Яков подумал, что перебить опричников сейчас, было бы не сложнее чем утопить дюжину котят. Доберись они чуть позже, застали бы не мертвецки пьяных, а действительно мертвых опричников.

- Дурни, вставайте! Вы что же? Вы же все погибнуть могли. Почему дозора нет?  - принялся он их расталкивать.

- Как нет, дозора? – спросонья спросил Клюв. – Вон же Фома дозорит, - указал он пальцем, на опричника, у которого шлем уже почти перекрыл нос, но тот все также упорно продолжал петь, используя древнюю как мир технику, что зовется «мычанием».

- Точно говорю, откажусь. Ну вас. Себе дороже. Соберу другой отряд и черт с вами!

- Эй, Яков. Давай повременим с собранием до утра. Ты не думай, что я боюсь, но ты посмотри на них. Пьяны все, кроме нас троих. А что за собрание из трех человек. Мы же не можем считать голоса пьяных вусмерть?

- Не можем, да. И раз уж мы единственные, кто может стоять на ногах, то до утра в дозоре будем стоять мы.

- Тогда давай, я буду первым, потом Елизар.

Они обернулись в поисках Елизара. Великан улегся в траву и захрапел в унисон с остальными. Оба знали, что разбудить его не выйдет.

- Что же. Видимо после меня, ты будешь стоять в дозоре. Что так смотришь? Не прирежу я тебя ночью, не бойся. Мужики сразу поймут, что это я был, - посмеялся Давыд. – Как луна в той стороне будет, так я тебя разбужу. Хорошо? Порешили?

- Порешили.

Яков прошел между спящими собратьями и улегся в середину. Он не сомневался, что Давыд разбудит их в случае опасности, но лежать у самого края не хотелось. Говорили, что в этих лесах полным полно волков, да и упырей под холмами не счесть.

Давыд походил немного вокруг и решил, что никто не додумается напасть на лагерь полный вооруженных людей. Убедив себя в этом, он тоже улегся спать, но с краю. Для себя он определил это как лежачий дозор.

От сна его пробудили голоса. Давыд обратился в слух.

«Тихие какие, то ли бабские, то ли детские», - подумал он.

Обладатели голосов говорили скоро, словно чем-то напуганные. Кто-то постоянно всхлипывал. Двое или трое что-то тараторили, перебивая друг друга.

« Все-таки дети», - заключил Давыд, когда голоса приблизились.

Группа подкралась к лагерю и, наконец, оказалась достаточно близко, чтобы Давыд разобрал слова.

- Давай тут останемся, смотри их тут толпа лежит целая.

- Так это же опричники.

- И что?

- А то, что может те и получше этих.

- Не городи чепухи.

- И не горожу. Ладно, просто бежим дальше. Может быть, они на опричников нападут, когда спящими увидят, а мы успеем убежать.

- Подставить их предлагаешь?

- Мы же не будем ничего нарочного делать, просто побежим дальше.

- Бажен, а ты что думаешь?

Значит их все-таки трое, понял Давыд. Но то, что сказал третий мальчик, он не услышал.

- А Сизый тебя ничему не учил на этот случай?

- На такой – нет.

- Ладно, тогда бежим дальше. Пока и эти не проснулись.

Давыд услышал, как зашуршала трава под ногами – дети побежали прочь от лагеря. Тут он понял, к чему сказали про Сизого. Того Сизого, что углем лежал на полу сожженной хаты. Один из детей - его сын.

Давыд подскочил. В голове его мелькнула мысль: «Убить щенка, как и старого пса и покончить с этим». Шаги почти исчезли в чаще. Давыд посмотрел на спящих собратьев и сказал сам себе:

- Все равно утром бы они меня сместили и под суд княжий повели. Лучше уж я сам уйду. А вы теперь, что хотите, то и делайте.

Давыд схватил самострел и побежал за мальчиками.

 

Часть I - Глава 9

Мальчики углубились в чащу. Бажен пришел в себя и шел немного позади. Они с Прошей оказались впервые в Глухом Бору, но таким он им и виделся в страшных рассказах: большие деревья, что ветвями закрывают свет дневной; дикие заросли у земли, что троп не видно. И никого вокруг. Только иногда многокрылые жуки звенели у уха, да мелкие мошки, встревоженные их шагам, лезли в глаза. Больше никого. Ни одной белки на дереве, ни одного зайца в траве.

- Олег, а где все звери?

- Думаю, лес их прячет от нас. Леший людей не любит, потому лес для нас всегда темный и непроходимый.

- Но мы ведь идем.

- Может быть, потому что он в нас опасности не чувствует. Мы же просто хотим выйти отсюда, никого трогать не хотим. Пока на нас не нападут, конечно.

- На нас могут напасть?

- Могут, но, надеюсь, не станут. Эх, надо было идти завтра. Я б шел со знаком Лешего. Тогда бы нас точно не тронули.

- А вдруг Леший тебя обманул и ты бы пошел в лес, уверенный, что вберешься невредимым, а тут тебя хвать! И тварь зубастая уже обгладывает беленькие косточки.

- Леший не может обмануть. Он не умеет.

- Долго ли научится?

Деревья чуть расступились и показали прожилки неба. Все также попадался лишь редкий жук, да серебряные нити паутины лезли в лицо, оставленные мелкими пауками, что перелетали на ветру с дерева на дерево.

- Как ты думаешь, долго нам еще?

- Не знаю. Надо просто идти прямо, так и выйдем. Рано или поздно. Лучше бы рано.

- Да, лучше рано. Бажен, ты там как? Еще слышишь песни с глубины?

- Не смешно, Проша. Это было прекрасно. Лучшее что я слышал в жизни. И такое, - он замолчал, пытаясь подобрать слово, - честное...

- Ого, как заговорил. Странный ты. Всегда был чуть странный, а теперь совсем постраннел.

- Не правда! Вы просто не слышали, потому что я суженый, а вы нет. Вот вы и завидуете мне. Вы вот знаете, что есть вода бескрайняя? Вы знаете, что земля, по которой мы ходим, лишь островок посреди бесконечной водной глади? Вы знаете, что под водой стоят города и дворцы и живут народы со своими царями? Конечно, нет. Вы не суженные. Я суженный! Я все это слышал в ее песнях, и когда-нибудь я это увижу.

- Тихо.

- Ты мне рот не затыкай убийца! А может ты и меня убьешь?

- Тихо я сказал, - прошипел на Бажена Олег, и закрыл его рот рукой. – Слышите?

- Да. Опять смех. Или кашляет кто-то, - сказал, прислушавшись, Проша.

- Тихо, Бажен, прошу. Потом расскажешь, про дворцы под водой. А сейчас помолчи.

Тот кивнул головой, и Олег его отпустил.

Впереди сосны поредели, и показалась поляна залитая солнцем. На ее макушке стоял одинокий дуб. Мальчики, пригибаясь, добежали до крайней сосны и выглянули.

- Откуда звук?

- Не знаю. Но точно с поляны.

- Сейчас мне кажется, что это плачь.

- Подойдем поближе?

- Нет, лучше стороной обойти, - сказал Олег и в этот момент из-за дуба послышался голос:

- Ох, горе мне, горе! Кхе-кхе-кхе, - простонал кто-то.

- Там старик какой-то, - сказал Проша.

- А что бы ему в лесу было делать, а?

- А нам что? Мы уже прошли сколько, и целехоньки все. Вот и он может, пришел сюда за грибами или еще за чем-то. А теперь горе какое-то у него.

- Не знаю я, что за горе. Но пусть оно его горем и останется. Пошли, обойдем эту поляну, очень странно она смотрится тут, посреди леса.

- Олег, нельзя его бросать так. Человек человеку брат.

- А если он не человек вовсе?

- Давай проверим, - сказал Проша и побежал к дубу.

- Стой! Ой, дурак, - схватился за голову Олег.

- Все вы дураки, - сказал Бажен.

Проша уже добежал до верхушки поляны и обошел дуб. Он выглянул и помахал мальчишкам, чтобы те подошли.

- Ну, раз он все еще может махать, значит можно подойти, - сказал Олег.

Они дошли до дуба и увидели сидящего под ним старика. Сквозь дыры в одежде виднелась сухая, сморщенная, цвета земли кожа. Ветхие лапти едва держались за пятку. Только шляпа старика казалась новой. Она походила на шапку гриба – из под нее выглядывал ворс, похожий на грибную мякоть. Длинная, покрытая листьями борода прикрывала голый живот. Он держался за колено и стонал. Неподалеку лежала трость переломанная пополам.

- Ох-ох-ох, мальчики, что же вы делаете в лесу то? Опасно вам тут быть, - запричитал  дед.

- Вам-то может и поопасней будет, дедушка, - сказал Олег.

- Да, я одной ногой уже в земле, считай. Меня уже ни зверь, ни тварь никакая не тронет.

- А что с ногой то вашей?

- Да вот ходил я по лесу, грибочки собирал, - после этих слов старика Проша улыбнулся, - да вот подустал и решил в тенечке посидеть под дубом, а тут трость сломалась, как на зло. А я без нее ходить не могу, вот и рухнул на землю. Еще и колено болит, так, что мочи нет идти.

- А где же ваша корзинка? – спросил Олег.

- А ты обернись мальчик, - сказал старик и указал длинным, худощавым пальцем, покрытым бородавками. – Я когда встать попытался корзинку обронил, и она вниз покатился с поляны, все грибы рассыпало, наверное.

- Рассыпало, да, - сказал Олег.

Он пригляделся к грибам, что собирал старик. Там были лишь мухоморы, поганки, истекающий соками кровяной гриб, парочка желчников и еще какие-то диковинные грибы, которых Олег никогда не видел.

- А как вас зовут мальчики?

- А вас дедушка?

- Настоящее имя мое уже забыто даже мной. Зовите меня просто Старичок Боровичок. Кхе-кхе.

- Я Проша, это Олег, а там позади Бажен.

- Ваш Бажен будто и не с нами вовсе. Летает мальчик где-то. Что-то с ним случилось?

- Пора бы нам уже уходить отсюда. Нечисто что-то со стариком этим - шепнул Олег на ухо Проше.

- Мальчик, - сказал старик, будто услышав их слова. – А вы не поможете дедушке?

- Нам бежать надо, а то солнце скоро сядет…

- Ничего, мы успеем. Чем мы вам можем помочь? - перебил Проша.

- У меня тут хижина недалеко. Меня бы довести до нее, я-то без трости совсем не могу. А там я вас отблагодарю и дорогу короткую скажу. Кхе-кхе.

- Хорошо, мы поможем.

- Проша, мы не успеем.

- Успеем. Бери деда под руку.

- А грибочки бы кто еще собрал мои, что рассыпались.

- Бажен, собери грибы в корзинку, - вырвал его Проша из дум морских.

- Да, хорошо.

- Стой, не трогай грибы! Они ядовитые все! – крикнул Олег.

- Ох, голова моя дырявая, я и забыл об этом. Вот возьми платочек, - дед вытащил из маленькой сумочки, что висела на поясе, платочек и подал Бажену. – Только смотри руками красного гриба не касайся, он самый опасный из всех, что растут в лесах этих.

- А зачем же вы их тогда собираете?  - спросил Олег.

- Самые полезные отвары и мази, порой, добываются из самых опасных ядов.

- Вы что, лекарь? – спросил Проша.

- Немного. У себя в деревне я лечил людей, но после одной неудачи меня изгнали. С тех пор живу здесь. Тут рядышком хижина есть заброшенная. Раньше была заброшенной, а теперь моя.

- Ладно, дедушка, поможем вам дойти до хижины, - сказал Проша и подал ему руку. – Олег, ты чего стоишь, помогай давай.

Олег тоже подал Старичку Боровичку руку. Старик вцепился в нее такой сильно хваткой, что любой молодой мужик бы позавидовал. Когда дедушка поднялся, мальчики увидели, что его колено вывернуто в другую сторону.

- Деда, да вы ногу сломали, похоже, - сказал Проша.

- Ерунда, вы только до дома меня доведите, а там я себя вылечу быстренько.

Так они отправились дальше вчетвером.

Время шло к вечеру и лесная прохлада пробиралась все глубже под одежду. Косые розовые лучи стелились все ниже и ниже. Несмотря на сломанную ногу старик шел очень шустро, и мальчикам, на которых он опирался, приходилось чуть ли не бежать. Бажен с корзинкой плелся позади.

- Далеко еще до вашей хижины? – спросил Олег.

- Вот сейчас с холмика спустимся и увидим ее. Только хижина моя старая очень, неприглядная. Вы то, наверное, не привыкли к такому убранству бедному. Но я все равно попрошу вас отобедать со мной.

- Нам надо в деревню, - сказал Олег.

- Мы и правда давно не ели. Давай перекусим и отправимся дальше? Бажен, ты есть хочешь? – спросил Проша.

- Хочу, - ответил тот.

- Вот видишь. Да и ноги ноют. Сколько уже по лесу бродим.

- Конечно, надо перекусить. Отдохнете чуть-чуть и дальше в путь. Кхе-кхе, - сказал старичок Боровичок. – А вот и хижина. До двери доведите, а дальше я сам. Ах, еще, Бажен. Ты можешь позвонить вон в тот колокольчик, что к сосне прибит. Просто дерни пару раз и все. Ага, вот спасибо тебе.

- А это еще зачем? – спросил Олег.

- Примета такая, - ответил дедушка. – Хорошая.

Они подошли к ветхой покосившейся избе, размером с самый маленький дом в деревне. Четыре взрослых мужика в нем бы не смогли бы даже пошевелиться, а то и пришлось бы сломать что-нибудь, чтобы влезть внутрь, но для одного стрика и трех детей, место нашлось.

- Вы присядьте пока к столу, а корзинку давай мне, я сейчас уберу грибочки и еды вам подам, - дед запрыгал на одной ноге вокруг мальчиков.

Благо прыгать было не далеко, за один прыжок он оказывался в другом конце хижины. Он достал с покрытой паутиной полки три глубокие чашки, сдул пыль и поставил на круглый стол, стоявший в центре избы. Когтистыми руками он зацепил горсть сухих грибов и кинул каждому в миску.

- Эти грибы, несмотря на свой маленький размер, обладают очень большой силой. Вот каждый из вас съест по три таких грибочка и сил у вас будет столько, что дойдете хоть до деревни своей, хоть Медных Гор.

- Прямо до Медных Гор?

- Я вижу, Олег не очень мне верит. Проша, как ты думаешь почему?

- Олег был в лесу и видел, что и кто тут водится. Мы и сами видели у реки рус… - осекся он, когда Олег ударил его ногой под столом.

- Кого видели? Я не расслышал?

Проша посмотрел на Олега.

- Ничего особенного не видели. Так пару жуков, тройку птиц, да и вас. Вот и все, что видели.

- А Олег, значится, был в лесу уже?

- Может и был, - ответил он.

- И кого же ты видел здесь?

- Я не хочу вам ничего рассказывать. Скажу честно, я вам не доверяю и хочу быстрее отсюда уйти.

- Так я же вас и не держу, съешьте грибочки, потому как я должен вам отплатить за добро, и бегите, куда глаза глядят.

- Не хочу есть, - отодвинул Олег миску.

- Поешь, Олег, - сказал Проша.

Старик сел на небольшую лавку напротив мальчиков и принялся втирать в колено что-то тягучее, пахнущее ни то гнилью, ни то теми же грибами. Дальше случилось то, что отбило у мальчиков всяческий аппетит. Когда старик закончил этот этап лечения, он прибег к ручной технике. Он положил одну ногу поверх другой, так что больное колено оказалось поверх здорового. И с силой ударил по голени больной ноги. Сустав хрустнул, словно сухая ветка и принял привычную форму.

Пустые желудки мальчиков неприятно сжались. Если бы в них что-нибудь было, оно бы вышло наружу. Только Бажен, словно не заметил этого вообще, и отправил первый грибочек в рот.

- Вы что, просто выломали ногу обратно? – все еще морщась, спросил Проша.

- А чего мне с ней возится то. Раз, два и готово.

- Но как же так? У меня отец когда ногу ломал, он к деревяшке примотанный ходил несколько месяцев. Так еще деревяшка и не помогла ему. Нога до сих пор кривая и хромает теперь.

- Хитрости житейские знать надо, вот, что я могу сказать.

В этот момент Бажен, который успел съесть один грибочек, вдруг, захлюпал носом. Из покрасневших глаз потекли слезы.

- Ох, разревелся как девочка. Ты чего, Бажен? – спросил Проша.

- Так я не хочу плакать, оно само собой так. Ничего не могу поделать. Само течет.

- Вот, возьми, вытрись, - протянул ему старик платок.

Не успел Бажен его принять, как Олег выхватил платок и кинул на пол.

- Что ты творишь, Олег? – спросил Проша.

- А то, что он этот платок дал Бажену, чтобы он грибы им собрал. А теперь дает нос и глаза утереть. Он нас отравить хочет!

- Это тот же платок? – спросил Проша Старичка Боровичка.

-  Может и тот же, я не углядел особо.

- Все он углядел, – сказал Олег и достал меч. – Вставайте, мы уходим!

Оба мальчика встали вслед за Олегом и попятились к выходу. Олег направил меч на старика и не спускал с него глаз. Проша вел Бажена за руку - тот из-за слез совсем ничего не видел. Старик все также сидел на скамье и смотрел на мальчишек. Только теперь в его глазах появился хищный блеск. Олег пнул ногой дверь, Проша с Баженом выбежали на улицу. Старик сказал Олегу, когда они остались вдвоем:

- Какой смелый мальчик. Я обязан тебя попробовать!

- Давай, урод.

- А вот дерзить не надо,  –  сказал старик.

Он медленно встал и сделал шаг в сторону Олега. Старик не знал, что мальчик не просто так держал меч в руках. В следующий миг Олег рубанул старика по тому колену, что еще недавно смотрело в другую сторону. Сталь прорезала плоть и кость. Идеальное состояние меча, в котором его держал Сизый, в который раз помогло Олегу. Старик второй раз лишился поры, и упал на деревянный пол.

- Сукин ты сын! – крикнул старик, и словно большая трехлапая кошка подскочил на костлявых конечностях и перепрыгнул через стол. Из расщелины в стене он достал два коротких и ржавых кинжала. Увидев это, Олег выбежал из дома с криком:

- Бежим!

 Проша не стал выяснять причину испуга Олега и побежал следом, держа за руку, все еще слепого от слез Бажена. Мальчики оббежали хижину и со всех ног понеслись прочь. Проша лишь на миг обернулся назад и увидел, как старик, словно огромный паук, вскарабкался на крышу избы, в руках его сверкали два кинжала, которыми он зацепился за крышу. Старичок Боровичок издал нечеловеческий рык и за один прыжок, оказался на сосне, среди ветвей которой и скрылся.

- Кто он такой? – спросил Проша.

- Не знаю и знать не хочу. Бежим отсюда!

Мальчики пробирались через лес, спотыкаясь в сумраке о торчащие то здесь, то там корни. Сзади слышался хруст веток. Старик перепрыгивал с дерева на дерево. До них доносилось невнятное бормотание и уже знакомое «кхе-кхе».

- Он не отстает от нас, что будем делать?  Может разделимся? – предложил Проша.

- Ни за что! Так он сразу нападет и сожрет одного за другим.

- Так что же делать?

- Просто беги, Проша.

Они бежали дальше, не разбирая дороги. Лес пролетал мимо большим, колючим темным полотном. Как бы быстро они не бежали злобное «кхе-кхе», все не отставало. Неминуемая гибель ждала бы несчастных мальчиков, если бы не счастливый случай. Олег, бежавший первым, споткнулся о торчащий из земли корень и провалился под землю. Бегущий позади Проша и Бажен, глаза которого успели высохнуть, только и успели увидеть, как подлетели вверх ноги Олега, а затем мальчик пропал под землей. Оказалось, что под ковром из травы, изрядно приправленным листьями и ветками, скрывалась дыра.

- Олег, ты цел? – спросил Проша.

- Цел, - крикнул он снизу.

- Давай руку, попробуем достать тебя.

- Не дотянетесь, глубоко слишком.

В этот миг позади мальчиков упало что-то большое. Большое и кашляющее. В нескольких шагах от них, на трех конечностях стоял старичок Боровичок. Кинжалы в его руках походили на два больших когтя.

- Набегались? Зря вы это всё. Теперь мясо будет жестче. Но ничего, я не привередливый. Кхе-кхе.

- Олег, отойди! – крикнул Проша. Он толкнул Бажена в яму, и прыгнул следом. Старик попытался ударить мальчика, но клинок просвистел в одном пальце над головой.

- Олег?

- Да.

- Ты видишь что-нибудь?

- Нет, ни зги не видать. Вы можете подняться, тут места много, я в полный рост стою.

Подняться с первого раза у них не получилось, толкая друг друга, они вновь повалились на землю. Мальчики расползлись в разные стороны и только затем поднялись.

- В чем это тут стены измазаны, - спросил Проша.

- Я тоже залез в это. Мне кажется, что это паутина, - сказал Олег, - только что-то ее тут много очень.

Над ними раздался шум, на головы посыпалась сухая листва, иголки и шишки. Старик забегал вокруг дыры.

- Эй, мальчишки! Сколько там не сидите, а выйти придется!

- Лучше тут с голоду сдохнем, чем к тебе вылезти, - крикнул ему в ответ Олег и кинул в старика шишкой.

- Сопляк! – зарычал старичок Боровичок.

Ему не понравилась идея остаться без добычи, и он попытался пролезть в дыру. Мальчишки пролезли в нее без труда, а вот старик, не мог уместиться. Они услышали хруст костей, такой же, как тогда в избе, когда старик вправил колено. Теперь же он пытался сломать свои плечи, чтобы протиснуться, но ничего не вышло. Злобно ругаясь, он отошел от дыры. Стало тихо.

- Похоже, ушел.

- Жди, надейся. Сидит на ветке какой-нибудь и караулит.

- А мы в итоге в ловушке.

- Нет, не в ловушке. Ты чувствуешь?

- Воняет чем-то. Похоже на гниль, - ответил, морща нос Проша.

- Нет, не это. Хотя и это тоже. Ветер. Тут ветер дует. По ногам вон как тянет.

- И правда. Значит, где-то есть выход.

- Должен быть. Пошли вдоль стены, может и найдем. Бажен, ты как там?

- Устал я уже убегать. Вообще устал. Идите вы без меня.

- Бажен, ты где? – спросил Проша.

- Тут.

- Скажи еще что-нибудь. Не пойму наверняка, где ты.

- Что тебе еще сказать?

Следом раздался звонкий шлепок. Проша ладонью ударил Бажена куда пришлось.

- Ты дождешься, что я тебя, правда, оставлю тут. Как девка себя ведешь. Устал он, гляньте-ка! Скажешь, что устал, когда домой придем. А сейчас топай.

-  Зачем бить-то было?

- Чтобы мозги твои на место встали. Это все из-за русалки. Точно тебе говорю.

- Хватит ругаться. Проша прав. Дома будем жаловаться, сейчас нет времени. Идем.

- Идем, - сказал Проша. – Да, Бажен?

- Да, - уныло сказал последний.

- Иди передо мной, а то еще, свернешь не туда, - сказал Проша, ища рукой в темноте Бажена. Он нащупал его плечо и силком вытолкал вперед.

Так мальчики пошли, опираясь на покрытую паутиной стену. Олег шел впереди, чутко прислушиваясь ко всему вокруг. В середине шел отрешенный Бажен. Позади шел Проша и подталкивал Бажена в спину. Руки, что опирались на стену, ноги, что ощущали неровную землю, служили мальчикам глазами. Запах гнилья на их пути становился все сильнее, и, казалось, начал щипать кожу. Иногда через проход, по которому они двигались, пролетал свежий ветер, отгоняя на миг все мерзкие запахи. Он служил символом надежды. Надежды  на то, что выбраться из этого гнилого и темного царства все-таки можно. Так они шли цепочкой, пока стена не ушла из-под рук.

- Стойте, - скомандовал Олег. – Стена закончилась.

- И как пойдем дальше? – спросил Проша.

- Встаньте в ряд со мной, - сказал Олег, после недолгого раздумья. - Встали?

- Да, - отозвались мальчики.

- Теперь разойдитесь чуть друг от друга, чтобы руками не касаться. Разошлись? Каждый сделайте шаг вперед. Руки выставьте перед собой только. Есть что-нибудь?

- Нет, - сказали оба.

- Делайте еще шаг. Есть что-нибудь?

- Нет.

Так мальчики сделали еще несколько шагов, пока все не уперлись в стену.

- Тут что-то есть.

- И я нашел.

- Теперь. Каждый пусть пройдет в сторону, только небольшими шагам, потихоньку. Пошли.

Спустя пару шагов Бажен сказал:

- Тут проход.

- Стой около него и жди, пока мы проверим свои стены.

Скоро голос подал Проша:

- И у меня.

- Я тоже нашел, - сказал Олег.

- Лихо ты это придумал, - обрадовался Проша. - Прямо диву даюсь.

- Позже будем диву даваться. Надо решить куда идти. Сядьте на пол, возле своих ходов. Надо найти ветер.

Все сели на холодную землю. Каждый чувствовал скользящие потоки воздуха по земле, но нужен был тот свежий ветер, что периодически уносил прочь стоящий вокруг смрад.

- Я ветра не чувствую, но мне кажется, что смрад идет именно из моего хода. Сидеть невозможно, - сказал Проша.

- Терпи, нужно точно знать, откуда дует.

Проша собрал всю силу воли, что была, и не двинулся с места. Сидеть пришлось недолго.

- Мне в лицо подуло, - сказал Бажен.

- Стой на месте. Мы идем к тебе. С твоей стороны выход.

Счастливая случайность спасла их от лесного людоеда. Но лишь холодная голова Олега, спасла их от тех подземных обитателей, что вырыли бесконечные ходы. Пойди мальчики по одному из двух других тоннелей, они бы познакомились с подземными хозяевами, только знакомство было бы недолгим и неприятным. Но беда осталась позади, притаившись в темных недрах, а мальчики пошли дальше, следуя за спасительным ветром.

С каждым шагом ветер дул все сильнее и приносил все больше запахов. До носа Олега донесся аромат диких трав и хвои. Мальчики свернули в узкий проход, где ветер дул не переставая. Где-то впереди, словно маленький светлячок, забрезжил синий свет.

- Иди быстрее Олег, сил нет уже плестись тут за тобой, - ругался Проша.

- Надо быть осторожными, до самого конца.

- Так вот же конец. Уже свет видно. Всё! Дай я пройду вперед.

- Проша, нет! Иди позади, - не успел договорить Олег. Он повернулся, чтобы остановить пробирающегося вперед мальчика, и в этот момент Проша проскользнул между ним и стеной и побежал к выходу.

- Не могу терпеть больше эти пещеры. Мне нужно небо над головой!

- Смотри под ноги, Проша. Не убейся!

Проша не слышал, что кричал Олег. Сломя голову он несся навстречу свободе. До выхода оставалась еще пара шагов. Вот показались верхушки деревьев.

«Вот она свобода, но почему верхушки деревьев так низко?», - подумал Проша.

Подземные ходы, переполненные отвратительными запахами, помутили сознание мальчиков. Только Олег сохранил голову холодной, хоть запах раздражал и его. Бажен до сих пор не отошел от чар русалки, он не думал вовсе. А Проша совершил ошибку, но осознал это только в двух шагах от обрыва.

- Проша! – крикнул Олег.

Мальчики подбежали к выходу и в последний момент остановились у самого края. Оказалось, что выход находился высоко над землей в каменистом утесе. По склону этого утеса и катился кубарем Проша. Олег с Баженом поспешили следом.

- Куда же он укатился? – спросил Олег, когда они спустились. – Проша! Ты где?

- Вон там, в кустах, - указал Бажен.

В зарослях чубушника стонал Проша. Мальчик пару раз ударился спиной и, словно рыба, хватал глотки воздуха. Глаза его округлились, на лбу выступила испарина.

- Я… Я не могу… дышать…

- Тихо, Проша. Тихо. Все будет хорошо. Со мной тоже такое было. Упал как-то с ветки на спину, думал, что хребет сломал. А как только Сизый меня ругать вышел за то, что лезу куда попало, так я сразу подскочил и прочь побежал. Тихо, Проша. Тихо.

Мальчики сели  по обе стороны от Проши и начали успокаивать, попутно шипя на него, чтобы тот не повышал голос. Возможно, Старичок Боровичок тоже знал, куда ведут тоннели и уже мчался к ним на трех конечностях, перепрыгивая с дерева на дерево, словно огромная белка. Трехпалая белка-людоед.

Немного погодя, Проша смог вдохнуть полной грудью.

- Фух, - вздохнул он с облегчением, - я уже боялся, что не смогу дышать больше. А еще по ногам мураши будто ползали мелкие и кусали меня, думал, что ноги поломал.

- А ты смотри, у тебя вон и правда муравей ползет, да огромный какой,  - показал Олег на ногу Проши.

Тот подскочил и исполнил вольный вариант всем известного танца, с похлопыванием по коленям и пяткам.

- Смотри, как скачет, - сказал Олег Бажену, - значит, идти дальше сможет. Пошли, плясун. Нельзя нам долго стоять.

- Шутник нашелся, тоже мне. Я ведь, взаправду, решил, что ноги поломал.

- Но ведь не поломал? Чего теперь рассуждать? Когда сломаешь, тогда и будешь думать. А впредь, смотри под эти самые ноги.

- Ты бы тоже смотрел. В яму кто первый провалился?

- И, возможно, спас нас всех от ржавых клинков людоеда.

- Хватит вам спорить! - рявкнул Бажен.

Мальчики удивленно посмотрели на него и улыбнулись. Безразличие, похоже, отступило из очарованного русалкой разума.

Они двинулись дальше. Путь их снова лежал через бор. После темноты пещер, здесь, под открытым небом им казалось очень даже светло. И пахло приятно. Шли они быстрым шагом. Впереди, как всегда, шел Олег. И хоть никто из мальчиков точно не знал направления, почему-то они нисколько не сомневались, что Олег знает. Ведь он был в лесу уже один раз, а это на один раз больше чем у Проши с Баженом. Значит ему и вести. Значит на нем и ответственность. Но все-таки Проша решил спросить:

- Олег, а ты дорогу то знаешь? Просто идем долго, уже ночь совсем. Может, ты не туда ведешь нас?

- Уверен, что туда, - сказал серьезно Олег. -  Где-то здесь должна быть дорога. Вот сейчас вывернем из-за этого ряда деревьев, и будет дорога, увидишь.

Но дороги не оказалось. Тогда Олег предрек появление дороги «за буреломом», и «вон за тем холмом», но дороги все не было. Чем больше догадок он говорил, за каким урочищем они встретят дорогу, тем меньше верили Проша с Баженом ведущему.

- Стой, Олег, - сказал Проша. – Ты не знаешь, где мы? Говори честно.

- Не знаю. Лес может постоянно меняться, одни тропы зарастают, где-то образуются новые.

- А как же мы ищем путь?

- По звездам. Меня Сизый научил. Вот обернись. Видишь, там вдалеке, среди кучи мелких звезд, есть одна большая. Прям толстуха по сравнению с теми. Да нет, же. Правее. Вон, над самой большой елью. - Олег развернул голову Проши в нужном направлении. - Видишь теперь? Так вот, нам от нее в другую сторону идти надо. Понимаешь?

- Не очень, - честно сказал Проша.

- Просто нужно идти так, чтобы она всегда была позади.

- А если Леший и звезды двигает? Может он такое?

- Не знаю. Думаю, нет. Он только над лесом главный, а звезды на небе висят.

- А если небо над лесом?

- Я спрошу, если будет случай, хорошо? Теперь идем. У нас есть нужная сторона, и этого нам хватит, чтобы выйти.

- Бажен, ты чего остолбенел? Замерз что ли? – спросил Проша.

- Ты на звезду так смотришь? – спросил Олег.

- Нет, - ответил тот, - на ель.

- И что в ней такого?

- На ней кто-то есть.

- Чу, чего ты несешь? Где?

Все, как один, уставились на одну ель. Олег приметил, что, у ее верхушки очень уж странные очертания. Ель ведь, чем она выше, тем она уже, а эта какая-то широкая на конце.

 - Олег, а когда ты мне на нее указывал, она уже была такая? – шепотом спросил Проша.

- Нет, я бы заметил.

- Вот и мне кажется, что она не была такой.

- Смотрите, вон те две ели такие же. Будто гнутся в сторону от того, что у них на верхушках, - сказал Бажен, указывая еще на две соседние ели.

- Не нравится мне это. Идем дальше, хватит стоять.

- Вперед!

Мальчики побежали дальше, и лишь Бажен обернулся назад. Необычные ели вновь приняли привычные очертания.

***

- Елки-палки! Как он нас нашел? Да еще и не один, что за лохматые твари с ним?

- Откуда я знаю? Просто беги!

Старичок Боровичок настиг их вновь, и не один. Вместе с ним по деревьям скакали еще двое. Мальчики видели их издалека и этого им хватило. Более близкого знакомства они хотели избежать. Твари ростом чуть ниже старика, сплошь покрыты шерстью, с руками длиннее ног, прыгали по деревьям даже ловчее старика и тоже были не прочь полакомиться человечиной.

- Огонь впереди! – указал Олег.

- Бежим туда, может это охотники или еще кто. Хоть бы это были люди, пожалуйста! – сказал Проша.

«Какой охотник останется на ночь в лесу?», - подумал Олег.

Мальчики спрятались в кустах неподалеку от костра. Олег узнал знакомые одеяния спящих воинов.

- Давай тут останемся, смотри их тут толпа лежит целая, - сказал Проша.

- Так это же опричники, - сказал Олег.

- И что?

- А то, что может те и получше этих.

- Не городи чепухи.

- И не горожу. Ладно, просто бежим дальше. Может быть, они на опричников нападут, когда спящими увидят, а мы успеем убежать.

- Подставить их, предлагаешь?

- Мы же не будем ничего нарочного делать, просто побежим дальше.

- Бажен, а ты что думаешь?

- Сами решайте, - сказал он, оглядываясь по сторонам.

- А Сизый тебя ничему не учил на этот случай?

- На такой – нет.

- Ладно, тогда бежим дальше. Пока и эти не проснулись.

Олег решил, идти вдоль найденной дороги до самой границы леса. Он подумал, что Старичок Боровичок и его верные друзья, не отправятся за ними в чистое поле. И в этом он был прав. Преследователи из леса, действительно, не пошли бы в поля. Но мальчики не знали, что у них появился новый преследователь. Как и Давыд не знал, что идет за мальчиками не один.

 

Часть I - Глава 10

Мальчики пробирались сквозь вересковые заросли, что оградой обрамляли дорогу. Цепляясь и разрывая одежду об ветки, они все также шли, не сбавляя темпа, пока не услышали, как кто-то следует за ними, ломая кусты.

- Слышите? Они идут по земле. Совсем близко.

- Нет, это не они.

- Кто же еще? Они еще от холмов преследуют нас.

- Шаги тяжелые. Слышишь? Точно в сапогах идет кто-то, а те босяком были. Может опричник?

- Может и опричник, – сказал Давыд и выпрыгнул из куста. – Ну-ка стоять! – сказал он, целясь в мальчишек из самострела.

- Мы просто гуляли тут! Мы ничего не сделали! – завопил Проша.

- То-то я смотрю у тебя нож за поясом, а у этого вона, меч целый. А ты чем богат?

- Ничем, - ответил Бажен.

- Послушайте, за нами погоня. Нам нужно выйти из леса, пока нас не настигли. Вам тоже грозит беда. Отпустите нас и сами убирайтесь.

- Ты чего тут раскомандовался? Ишь, какой! Беда мне грозит? От кого? Я тут самая большая беда! – сказал Давыд, разведя руками. – И кто же за вами гонится?

- Старичок Боровичок, - ответил Олег. – Он, да еще двое. Не знаем, кто.

- И чего они хотят?

- Съесть хотят, ясное дело, - ответил Проша. – Он нас отравить пытался, но мы его как орех раскололи. Ноги лишили даже.

- Прямо ноги лишили? – Улыбнулся Давыд.

- Да, - ответил Олег. – Вот этим самым мечом, – сказал он и достал меч.

- Удивительные истории вы рассказываете. А откуда же ты, мальчик, мечом так владеешь, чтобы ноги рубить?

- Научили меня.

- Кто, подскажи мастера, может и меня обучит?

- Сизый.

- А он тебе кто, Сизый? Не отец ли?

- Да, за отца он мне. А вам зачем это?

- А! Так это он тебя привел тогда? Тогда бегите, мальчики, а то, еще настигнут вас людоеды, - сказал, улыбаясь, Давыд.

Мальчишки уже развернулись, когда он добавил:

- Только ты, Олег, останься. Потолкуем чутка. А вы двое бегите.

- Нет уж, мы втроем пришли, втроем и уйдем, - сказал Проша.

- Иди, скорее, тут что-то неладное. У меня меч есть, я справлюсь, если придется, - сказал Олег шепотом.

- Нет, мы останемся, - ответил Проша. – Да и видишь ты, у него самострел? Куда ты с мечом против самострела собрался?

Бажен все это время следил за тем, что творилось наверху. Тени мелькали на верхушках. Ветви еле шевелились. Что-то ползло вниз по стволу.

- Последний раз вам говорю, - сказал Давыд, - бегите, пока можете. Больше я вам не дам шанса.

- Не побежим, – Ответил Проша.

- Ну и глупец.

Давыд вскинул самострел и уже прицелился для выстрела, как ему на голову что-то упало. Мальчики зажмурились, но самострел не выстрелил. Открыв глаза, они увидели, как Давыд разглядывает что-то на земле.

- Похоже, какая-то белка решила вас спасти и кинула мне на голову шишку. Ничего. Меня шишкой не пришибешь.

- Они тут, - сказал Бажен и указал на дерево позади Давыда.

- Кто еще тут? – спросил опричник и поднял взор.

На Давыда сверху спрыгнуло что-то большое и лохматое. Опричник повалился на землю, прижатый косматой тварью. Самострел щелкнул. Болт скрылся среди шерсти где-то в области живота. Тварь соскочила с опричника и поползла в ближайшие кусты.

- Что за дрянь? - выругался Давыд на корчившееся от боли лохматое существо.

Тварь жалобно скулила, подобно собаке дергала ногами, и руками рыла сухую землю. Тварь дергалась в предсмертной муке между островками лунного света.

Захрустели ветки. Давыд, наконец, понял, что это и есть та самая погоня, о которой говорили мальчики. У него был только один снаряд. Тот, что торчал в лохматом брюхе. А может он уже пробрался сквозь мышцы прямо в нутро и теперь резал чудищу кишки? В любом случае, самострел ему больше не нужен. Он бросил его на землю и схватился за пояс, где должны были быть ножны. Душа опричника ушла в пятки. Он стоял под градом из падающих шишек и иголок и хлопал себя по поясу пытаясь найти ножны. Меч его в это время спокойно спал, прислоненный к дереву, в лагере, где Давыд его и оставил.

- Так, мальчик. Дай-ка мне свой меч, живо!

- Теперь вам нужна наша помощь? Как же интересно получается все, - съязвил Проша.

- Бегом я сказал!

Не успел Давыд сделать и шага, как на него обрушилась вторая тварь. Он упал лицом вниз и закрыл голову руками. Существо не столько било, сколько пыталось разорвать кольчугу. Железные звенья вылетали одно за другим. Тварь рычала и брызгала слюной, нанося сокрушительные удары то по спине опричника, то по голове. Руки Давыда покрылись кровью, а вскоре теплые струйки потекли по лицу. Он еще раз крикнул мальчишкам, но тех уже и след простыл.

Тем временем Бажен остановил мальчишек.

- Нельзя так просто оставить его.

- Ты же шутишь? Он бы нас всех там убил!

- Но мы же не такие как он.

- Я не дам ему свой меч, Бажен. Это отцовский. Меч моего настоящего отца.

- Хоть ты, Проша. Дай ему нож.

- Будь по-твоему, - сказал Проша и с размаху кинул нож в ту сторону, где Давыд боролся со, свалившейся на него тварью.

- Будем надеяться, что ты в него не попал, - сказал Бажен.

- А если и попал, то даже лучше, - сказал Олег.

Давыд пытался выкарабкаться из-под твари, когда из-за кустов вылетел нож - шанс на спасение, подаренный детьми. Он, терпя боль, прислушался к ритму ударов, и когда тварь нанесла ему удар слева, он, собрав все силы, повернулся всем телом и нанес удар локтем. Он ожидал, что нанесет удар в висок, но получилось, что пик локтя попал лохматому чудовищу прямиком в челюсть. Существо отлетело в сторону, и пару мгновений не могло встать. Давыд так быстро, как только мог, добежал до ножа.

- Лучше, чем ничего, - сказал он.

Когда он обернулся, существо стояло на ногах и держалось за дерево. Оно мотало головой из стороны в сторону и недовольно фыркало.

- Что сильно я тебя приложил, да? А где же третий? Мелкие сказали, что вас тут трое.

Тварь что-то прорычала в ответ.

- Кхе-кхе. Тебе нужен третий? - донеслось сверху.

- Не люблю незаконченные дела. Раз уж я убил первого, а сейчас порешу второго, то сделай милость, перегрызи себе горло сам, не охота мне лазить по деревьям, я уже не ребенок. А пока закончим с тобой.

Существо попятилось назад, но как только отпустило дерево, упало на землю. Оно пыталось зарычать, но не могло. Давыд настолько сильно приложился, что переломил челюсть и та опухла на глазах.

- Куда же ты ползешь, а? Как нападать сверху, так ты тут, как тут. А как в честном бою драться, так ползешь в кусты, - опричник схватил тварь за ногу и выволок на свет. – Хотя я и сам не всегда соблюдаю правила честного боя, но как же с вами, выродками, поступать иначе? Какая же ты страхолюдина, век бы тебя не видывал. Фу!

Давыд наступил существу на горло, и хотел уже вонзить ей нож в ухо, как опять захрустели ветки. В этот раз опричник отпрыгнул в сторону. В третий раз он не попался. Старичок Боровичок приземлился между Давыдом и мохнатой тварью. Тот выпрямился, и опричник увидел, что старый людоед балансирует на одной ноге, словно цапля. В руках его по-прежнему сверкали два кинжала.

«Мальчишки сказали правду, - подумал Давыд, рассматривая пртивника, - таки подрезали старого».

- Глазам своим не верю! Одноногий старик-людоед. Чего только не встретишь в ваших краях.

- Кхе-кхе. Соглашусь. Я вот, например, встретил сегодня трех чудесных мальчишек. Как там говориться? За двумя зайцами погонишься, ни одного не съешь, или как-то так. Не суждено мне, похоже, полакомиться молодым мясом. Хотя и ты не особо старый, я так посмотрю. Скажи мне, тебе не страшно?

- Чего мне бояться? Тебя одноногого?

- Хотя бы и меня.

- Еще чего, старик. Нас опричников, такое ерундой не напугать!

- Это хорошо,– засмеялся старик. - От страха вкус мяса портится. Кхе-Кхе.

***

Лес закончился, и мальчики выбежали на дорогу.

Как только последнее дерево осталось позади, они рухнули на землю. Каждый ощущал себя загнанной лошадью, которая скакала сутки напролет. Земля приятно остужала горячие головы. Лишь вытянув ноги каждый понял, насколько сильно устал. Олег закрыл глаза, но ему чудилось, что он все еще перелазит через поваленные ветви, скачет по кочкам и перепрыгивает через овраги Глухого Бора. Проша нервно засмеялся, когда вспомнил все те неприятности, которые они избежали. Что творилось в голове Бажена, сказать было невозможно.

- Чего смеешься?

- Ты подумай, три желторотика, имеющие на троих только одно настоящее оружие пошли в лес. Пошли лишь бы доказать себе и другим, что не трусы. И вот сразу же повстречали стаю русалок. Ту, что околдовала Бажена, мы, похоже, еще и убили, - услышав это, Бажен тяжело вздохнул. – Первый раз, когда мы чудом избежали смерти. Ведь чего стоило русалками перевернуть нашу лодку и потопить прям там, чтобы никто никогда не узнал, где мы покоимся?

- Это она нас спасла, - сказал Бажен.

- Русалка? – спросили его, но он не ответил.

 - Все равно этого не случилось, и мы вышли на берег живыми. Затем Старичок Боровичок. Людоед лесной пытался накормить нас ядовитыми грибами и еще платок Бажену подсунул отравленный. Как хорошо, Олег, что ты заметил это. Кто его знает, что бы было с Баженом, если бы он им утерся.

- Кажется мне, что если бы он утерся тем платочком, то у него вместе со слезами и соплями еще и кровь с желчью потекла отовсюду. И бежали бы мы вдвоем по лесу.

- Вы бы меня оставили?

- А в чем смысл, тащить за собой растекающийся труп?

- Ну ладно, ладно. Этого ведь не произошло. Мы выбрались из лап этого старика и его лохматых друзей. Это я считаю второе чудо, что случилось с нами за этот долгий поход. Третье же было тогда, когда мы невредимые прошли через подземные пещеры. Ни одной твари там не встретили, это вообще возможно?

- А что если их было полно кругом, да просто в темноте мы их не видели?

- Может ты и прав. Все равно, спасибо всем богам, что мы прошли через те смрадные ходы. И последнее чудо, это то, что мы встретили того опричника.

- Какое же в этом чудо?

- Так он задержал того людоеда с приятелями. Мы только потому и здесь. А он, скорее всего, мертв. Может быть, из него сейчас выдирают мясо зубами и когтями.

- Если так все вспомнить, то и правда кажется, что это все чудеса какие-то. Только не пойму, зачем о них рассуждать? Они всегда без нас проходят ведь, вот и незачем о них думать.

- А если кто-то из нас особенный и нас потому схоронили от всех бед?

- Глупость какая. Пошли в деревню, мне жутко хочется лечь в кровать.

Мальчики поднялись и побрели в сторону огней, что горели по другую сторону поля.

- Ого. Там дым, - сказал Проша.

- Да, и правда. А что там жечь то могут?

- Не знаю.

У Олега мелькнула мысль, но он побоялся оказаться правым. Когда они пересекли половину поля, сомнений не осталось - горело в той стороне, где стояла изба Сизого.

Олег позабыл про усталость, что накопилась в ногах и тянула к земле, словно большой, набитый чугуном мешок. Он сорвался с места и побежал, выжимая из ног все, что в них осталось. Проша хотел побежать следом, но его ноги отказались перейти на бег. Видимо, потому что горела не его хата. Бажен даже не попытался бежать. С каждой мыслью в его голове оставалось все меньше места для окружающего мира.

Олег не заметил, как перебежал поле и оказался в деревне. Также быстро он пересек крестьянские дворы. Ноги сами несли по знакомым тропинкам.

Пожар доедал остатки дома и поднимал к небу тлеющий дух. Олег притаился у забора. Во дворе его дома, перед пожарищем, стояла толпа людей – крестьяне и мечники вперемешку. Сизого среди них не было. Толпа о чем-то спорила. Мальчик, тихо, как только мог, подобрался к толпе, которая была слишком занята криками, чтобы заметить его.

- Как вы это себе представляете? – спросил крестьянин.

- Вот просто очень. Слетела крыша у парнишки и все, взял да и спалил батьку своего. Будто это редкость такая, чтобы сын своего отца убил, - отвечал голова мечников, Бурестан.

«Спалил батьку, - повторил про себя Олег. – Сизый сгорел!».

- А тело то почему его скорчено так? Ноги вместе, руки за спиной, еще и вон стул под ним обгоревший? – спросил другой крестьянин.

- Известное дело, связал его парнишка, - Бурестан призадумался над тем, что сказать дальше. -  Связал, пока тот был пьян, подпалил избу и убег тут же. Все проще простого, чего вы мудрите? Найдем щенка, голову долой и дело с концом.

- Как у вас лихо головы летят. Вот мой Проша тоже потерялся где-то, и что теперь, он тоже виновен в смерти Сизого? – после этих слов, женщина, что стояла с говорившим рядом, крепко дернула того за рукав рубахи.

- Чем больше вы говорите, тем больше виновных я найду. Полетит ни одна голова, а несколько сразу. Две, три, пять, мне-то какое дело сколько рубить. У нас для таких дел топор всегда наточен как надо. Расходитесь! Дело тут ясное, думать больше не о чем. За вас уже подумали. Нет! Стойте! Кто сына Сизого найдет, тому два… Нет! Три златца!

«Кто-то сжег Сизого, а вместе с ним и весь дом. Виноватым пытаются сделать меня. Даже награду дают. И что же мне делать теперь?» – думал Олег.

Но судьба, как это часто бывает, решила за него. Крестьяне стали расходиться и кто-то неаккуратно развернувшись столкнулся с Олегом, которого до того момента никто не замечал.

- Эй, ты чего так стоишь, а? Чуть не убился. Погоди, ты же он? Сын Сизого?

- Сын Сизого тут?

Крестьяне зашумели обступая Олега со всех сторон. Все пытались перекричать и переговорить друг друга. Как животные в загоне цепляются за последний кусок сена, так и крестьяне вцепились в Олега.

- Ну чего вы там? По домам расходитесь, было же сказано! – кричал Бурестан.

- Тут сын Сизого, - крикнул кто-то.  – Сам нашелся, вот посмотрите!

- Как это сам? Это я его нашел, когда поворачивался. Моя награда должна быть, – сказал крестьянин, что ухватил Олега за воротник.

- А кто тебя в спину толкнул, а? Кто тебя подтолкнул к этому поджигателю? Скажи-ка мне?

Шторм златолюбия окутал толпу. Люди толкали и кусали друг друга в попытке схватиться за Олега. Каждый лелеял надежду, что именно он передаст преступника в руки Бурестана и получит причитающееся золото.

- Дайте пройти, дайте же мне пройти к нему! – кричал глава мечников, попутно получая локтями и кулаками, от бушующих крестьян.

В это же время, крестьянин, заявивший о пропаже сына, двигался к Олегу с противоположной стороны. Он добрался до мальчика, разрываемого на куски, быстрее Бурестана. Своим огромным, каменным кулаком он ударил мужика, державшего Олега. Тот повалился бы на землю, если бы не было такой давки, а потому его просто подхватила толпа, словно тряпичную куклу и унесла подальше от мальчика.

Олег узнал мужчину – это был отец Проши. Он протянул руку и мужчина, крепко схватив Олега, потянул его прочь из толпы. Бурестан, который почти добрался до Олега, потерял мальчика из виду.

- Куда делся? Ну-ка, тупоголовые! Прочь с дороги или я порублю вас к едрени матери! – ругался мечник.

Отец Проши тем временем помог Олегу выбраться из людского побоища.

- Спасибо вам, - сказал Олег.

- Мой сын с тобой? Где Проша?

- Да, он сейчас уже должен быть в деревне. С нами был еще Бажен. Мы в лесу были все время. Это не я спалил дом. Это не я…

- Знаю. Беги отсюда.

- Да, надо бежать, - сказал Олег. –А куда? Куда же бежать?

Отец Проши положил руку на плечо Олега но не успел ничего сказать - Бурестана почти пробрался через толпу.  Отец Проши снова исчез в людском море, а через мгновение раздался звонкий удар и ругань мечника прекратилась. Бурестан очнулся от того, что кто-то наступил ему лаптем на ухо. Склонности к пению или игре на инструментах у него все равно не было, так что кратковременная глухота ничуть его не смутила, лишь прибавила громогласности.

- Собачьи дети! – закричал он. – В стороны матерь вашу! Я сейчас буду рубить направо налево! В стороны я сказал! Кто меня огрел? Кто огрел меня, спрашиваю?!

- Да как тут поймешь, - сказал отец Проши, - такая давка, жуть просто. Мне вот чуть ногу не поломали. Опять бы хромал сколько. Ай-яй-яй.

- Зубы мне заговорить решил? Ты меня уронил?

- Да ты что голова. Мне это на кой надо? Я себе не враг. Не я это был.

Бурестан впился в него красными от дыма глазами. Отец Проши легко бы выдержал взгляд, но решил не усугублять положения и отвел глаза, придав вид покорности.

- Где сын Сизого? Я видел, что он был в толпе, когда началась эта свистопляска. Куда он делся?

- Я его вот тут вот держал, - тряс мужик своей рукой, в которой болтался клочок жилетки, - да выскочил, собака такая. А златцы мне получить можно?

- Скажи спасибо, что я тебе руку эту не отрежу за то, что упустил мальчишку.

- Чего вы сразу рубить то? Я виноват что ли, что мне в лицо прилетело? Я аж звезды увидел.

- Кто видел мальчишку? Никто? Эх, черт с вами. Ты, дай мне клочок, что у тебя в руке.

Бурестан взял клочок ткани и побежал в барак.

Там помимо мечников проживал еще старый пес. Бурестан выкупил его у заезжего охотника, когда тот расхвалил ему собаку, как чуть ли не умнейшее существо на всех просторах Тридевятого Царства. К тому же тот клялся, что пса он купил в Крыпчатском заводческом дворе. Бурестан не знал, где это, но звучало очень важно.

- Эй, Хрыч. Хрыч, привет бандит, - сказал он собаке, что спросонья принялась вылизывать руку Бурестана. – Ну-ка пошли, надо найти кой-кого. Пошли, пошли, не скули. Обернемся быстро.

Он вернулся к месту пожара вместе с собакой. Крестьяне разбредались по домам, обсуждая кто кого и куда зацепил в этой кутерьме. О том, что человек погиб в пожаре, а мальчика обвинили в убийстве отца, словно все позабыли. Выплеснув всю злость и негодование в небольшой потасовке, люди вернулись в избы. Только отец Проши шел погруженный в грустные думы, но когда увидел сына сидящего на крыльце, то тут и его отпустило. Его сын цел, что еще должно его волновать?

Бурестан подсунул под нос собаке кусок жилетки. Та сначала попыталась съесть его, в надежде, что это лакомство, но мечник хорошо знал повадки пса, и быстро одернул его.

- Нет! Нюхай, ищи.

Собака отвернула морду услышав грубый тон, но тут же позабыла об этом, когда Бурестан заговорил с ним более ласково.

- Давай родной. Быстро найдем, и дело с концом. Ну же, давай. Ищи.

Пес внимательно обнюхал клочок ткани со всех сторон, и уткнулся носом в землю. Он недовольно фыркнул носом, затянув в него пепел от пожарища. Тогда Бурестан отвел его чуть подальше и тут пес потянул мечника по тропе.

- Молодец, Хрыч. Веди.

След провел пса через всю деревню и вывел к полю. Тут пес уселся, и совершенно бесхитростным взглядом уставился на мечника, такой взгляд можно встретить еще у маленьких детей и стариков, и залаял.

- В поле, говоришь, ушел? – спросил Бурестан, вглядываясь в ряды колосьев. – Пошли дальше. Уже светает, теперь точно найдем, - сказал он, смотря на голубоватое предрассветное небо, еще подернутое дымкой ночи.

Они двинулись дальше. Мечник подметил поломанные колосья, примятую траву и следы ног. По этим следам они дошли до дозорной вышки. Прямо перед ней следы мальчика исчезли и появились новые. Следы копыт.

- Это не наши кони. Да это даже не конь! Олень, - сказал Бурестан, осматривая следы. – Эй, на вышке! Тихомир!

В ответ тишина. Тогда глава поднял с земли камень и зашвырнул его прямиком в гнездо. Послышалось движение. Затем бранные слова. Звук заряжающегося самострела. А затем появилось заспанное и помятое лицо Тихомира.

- Я те ща устрою кидаться камнями, выродок. Ох! Мамочки! Бурестан, ты прости, я просто…

- Дрых как медведь, вот что ты делал, - не дал ему договорить Бурестан. – Небось и лапу сосал или еще что? Ты оленя видел?

- Нет, оленя тут точно не было. Такое бы я не упустил. Точно тебе говорю.

- Значит, ты мне в глаза врешь? Вот тут чьи следы? Скажешь не оленьи? Или тебе что-то другое  показать, чтобы ты понял, что тута олень был? А? Ты только скажи, я тебе корыто таких следов прикажу собрать, будешь разглядывать дни напролет!

- Не надо, Бурестан. Чего случилось-то? Ты чего Хрыча привел? Потеряли кого?

- Ну ясно же, что не гуляю я тут. Сын Сизого поджег хату с папашей и сбежал.

- Куда сбежал?

- К тебе сбежал! Потому что знал, что ты дрыхнешь и не несешь дозор, - сказал Бурестан. Но Олег, конечно, не мог этого знать.

- Да я только чуть-чуть прикорнул. Только глаза прикрыл.

- И за это миг тут пробежал мальчик, да еще и олень. Святые боги! Вот что ты есть на вышке, что тебя нет.

- Прости, Бурестан.

- Эх, что с тебя взять. Упустили мальчишку, упустили, - сказал он, смотря на следы копыт, что вели в лес. – В деревне скажешь, что волки утащили его, а ты, лежака прокаженный,  не успел ничего сделать, понял меня?

- Но тут же не было волков.

- Ты и оленя не видел. Так какая тебе разница, что говорить?

 

Часть II - Глава 11

- И все-таки я считаю, что богов нет. Неверно выразился. Если боги и есть, то их явно не так много. После всех дум я решил, что их либо двое, либо всего один. Вижу удивление в твоих глазах. Ты привык к тому, что богов семь. Но вот, что я тебе скажу: даже в пределах вашего царства их количество и имена рознятся. Если ты, как житель южного предгорья, спросишь, скажем, жителя севера, или пастуха с далеких восточных равнин, то удивишься насколько у вас разные понятия о богах. Хотя везде есть и общая черта. Главный Бог почти всегда покровительствует князю, царю, королю и его окружению. А из этого следует, что непомерные подати, грабежи и насилие разрешены, в буквальном смысле, самим богом. Со всех площадей кричат о благосклонности богов к какому-то конкретному народу. Так происходит не только у вас, не думай, что я просто костерю ваше царство. Нет. Точно такую же картину я наблюдал раз в неделю, а в период воин так почти каждый день, у себя на родине. Выходит человек разодетый в золото и драгоценные камни, занимает самое высокое место на площади, которое во все остальные дни служит эшафотом, и начинает вещать. «Дети божьи, наш народ был избран для того чтобы…», - и дальше текст проповеди меняется в зависимости от того, что в данный момент нужно королю, герцогу или другому важному чину. Вера - инструмент власти. Так происходило в моем королевстве, и так происходит в вашем царстве сейчас. Уверен, что когда-нибудь и у тебя будет повод во всем этом убедиться воочию.

Но я разговор вел не к этому. А к чему же? Ах точно! Боги. Точнее отсутствие их в таком количестве. Зачем же человеку так много богов? Я считаю, что все это от глубочайшего незнания и страха. Человек, как давно было подмечено мудрейшими людьми, боится того, чего не знает. Но нельзя же жить в постоянном страхе перед бесконечной засухой, беспощадным проливным дождем, что побьет все побеги или перед могучим ураганом, что разнесет твой дом в щепки. Конечно нельзя. Но разве можно как-то защититься от засухи, дождя или урагана, как от самого по себе? Можно, но для этого надо изменить подход к строительству домов, или орошению полей, а для этого требуется знание и трудолюбие. А что делать тем, у кого нет ни знания, ни трудолюбия? Что делать дремучему крестьянину, что не обучен, ни чтению, ни письму? Ему остается выдумать себе всемогущее существо, что в зависимости от его поступков может либо разгневаться, либо смилостивиться. Это же куда проще, чем построить дом из камня, чтобы защититься от урагана.  И ты удивишься, как быстро подхватываются подобные идеи. То, что очень трудно доказать, но легко представить в своей голове и выполнить, тут же подхватывается простым народом. Но как тяжело внедряются в повседневную жизнь научные знания, особенно те, что противоречат устоям и традициям. Практически невозможно доказать естественную природу молнии красношеему извозчику. И стоит ли пытаться?

С главными богами все обстоит немного по-другому, но я уже успел обмолвиться об этом. Главный Бог, покровительствует самым важным людям в королевстве, или в царстве. Громовержец наделяет безграничной властью царя и его окружение, возвышая тем самым над другими. В итоге царское окружение тонет в роскоши и изобилии, а простой люд тонет в крови и болезнях. Все это неправильно. Не может быть в основе нашего существования такой несправедливости. После долгих рассуждений, я пришел к следующему. Первый вариант такой: есть всего лишь два бога. Хороший и плохой. Белобог и Чернобог, как я слышал когда-то. Если случилась радость, родился ребенок, выздоровел отец, засуха прошла, бандиты пощадили, то вот во всем этом виноват Хороший Бог. Если все случилось наоборот, не самым лучшим образом, то виноват во всем плохой Чернобог. Такая идея мне чуть ближе. Но все-таки и к ней есть вопросы. Ведь, что для одного хорошо, для другого может быть плохо, а значит, над одним событием властны оба бога? Поэтому есть еще одна мысль. Признаюсь, теория эта принадлежит не мне. Точнее сказать, не вся. Фундамент, что я использовал для нее, я взял у моих дорогих братьев. Напомни мне, дать тебе и этот трактат. Так вот, в чем суть этой теории. Для этой теории придумали новое слово: «демиург». Создатель, другими словами. Не буду залезать во все потаенные уголки, скажу кратко, на примере. Представь алхимика, что смог, наконец, вырастить что-то живое из неживого. И вот этого существа появился разум и все остальные качества живого существа. И вот это самое существо сбегает от алхимика, или же тот сам его изгоняет, не столь важно. Существо, смотря на себя, начинает творить себе подобных и скоро заполоняет целый мир. А алхимик будучи уже старым и немощным ничего сделать не может, кроме того как смотреть на свое детище. Ты понял? Если сказать совсем просто, то создатель есть, но после процесса создания, он над нами не властен. Бог - простой ремесленник. Сделал меч и отдал в чужие руки, что там с ним дальше, ему дела нет.

- Но это же лишь теория? – спросил Олег.

- Конечно, только теория, - ответил Теодор Кительсон.

- Что если мы никогда не сможем понять до конца богов или этого создателя? Что если это просто выше нас?

- Человек всегда будет стремиться познать то, что его окружает. Как только он прекратит это делать, он вымрет как человек и станет зверем. А пока этого не случилось, мы будем искать ответы. Иногда сам поиск дает намного больше, чем конечный ответ, запомни это. Такое уже бывало, что ищешь одно, а по пути открываешь двери, о которых даже не подозревал.

- Как это все сложно.

- А потому так интересно, - закончил Теодор Кительсон. – Но мы отвлеклись, надо смотреть за дорогой. Скоро он появится.

- Не мог и подумать, что наш Леший боится какого-то вепря.  Давеча он прогнал целую группу пришлых медведей-древоломов. Чего же опасаться вепря?

- Знаешь, Олег, порой я жалею о том, что наш дорогой хозяин леса столь немногословен. Вот теперь мне придется рассказать эту историю, которую мне поведал Леший.

- Не притворяйся, что тебе это не нравится.

- И правда, отбросим притворство и окунемся в темную глубину веков. Вепрь этот, которого мы тут караулим, совсем не простой. Это ясно уже из того, что прожил он более десятка человеческих жизней. Но начну я свой рассказ не с него, сначала вспомним о том, откуда же берется любой леший?

- Из семени, что происходит от Древа-Отца. Потом семя обращается мотыльком и летит туда, где должно прорости деревом, чтобы потом стать лешим.

- Именно так. Только есть еще некоторые особенности. Не любым мотыльком, а конкретным видом. Наш Леший, например, обратился в лунного пепельнокрылого мотылька. Хотя, об этом лучше позже. Вернемся к вепрю.

- Подожди, - сказал Олег и обернулся в сторону близлежащих зарослей вереска. - Слышишь?

- Если бы это был Ирбор, мы бы его увидели, а не только услышали, не волнуйся, - успокоил Теодор Кительсон. – Так вот. Вернемся собственно к нему. В одном из северных лесов, жил себе спокойно дикий кабан. Ел себе коренья, да ягоды, хотя, думаю, что он и мяса отведать был не прочь. И вот однажды, кабан увидел летящего на небе мотылька. Того самого, что должен был стать новым лешим в том далеком лесу, но у кабана были на этот счет свои, весьма низменные планы. Вообще, при полете мотылька на землю осыпается пыль с его подкрылка, которая отпугивает зверей от того места, куда упадет мотылек. Но то ли кабан лишился нюха, то ли просто ударился хорошо своей крепкой башкой, но он не только не ушел с того места, а наоборот, засел в кустах и дождался пока мотылек упадет на землю и обратится в семя. Такое древо вырастет намного быстрее обычного, но все-таки не моментально. Кабан дождался и съел семя.

- Так просто? Взял и съел?

- Да. Именно так. Просто и бесхитростно. Наверняка так сделали бы многие звери, если бы не пыль, которая летит от мотылька.

- И что с ним стало после этого?

- Да, это вот самое интересное. Вепрь мало того, что выжил, так еще и принялся расти. С каждым днем он становился все больше и больше. Теперь он в высоту выше нас с тобой.

- Тебе удавалось видеть его прежде?

- Единожды, да. Это было задолго до того, как я нашел себе пристанище в этих краях. Я только спустился с Дымчатых Гор, и передо мной открылась равнина, что простиралась до горизонта. Ни одного дерева я не видел вокруг, кругом трава колючая, да ветер играет пылью. И так шел я, пока не увидел камень в дали. Огромный валун. Я решил, что это один из тех камней, что у вас тут вместо указателей по большакам стоят, но подойдя ближе, понял, что ошибся. Камень тот был лохматый, и еле заметно шевелился. Тогда я решил обойти то, что мирно спало передо мной. На мою беду существо проснулось. С земли поднялась огромная кабанья голова. Такого большого зверя я еще не видел. Зрачки его были золотыми, словно в каждом по маленькому солнцу. Прямо как у Лешего. Недолго думая, я побежал. Я услышал, как сзади, с громким и недовольным хрипом поднялся этот гигант и побежал следом. Рассудив здраво, я понял, что убежать на равнине от него не смогу, и я просто упал в колючки и покатился в бок, в надежде, что зверь пробежит мимо. Его визг все приближался, и вот, когда он был совсем близко, раздался сильный хлопок. У меня даже уши заложило, я уж было решил, что получил копытом в затылок, но нет. Когда я поднялся с земли, кабан пропал. Небо голубое, ни облака, солнце жгло все вокруг. Откуда раздался гром, и куда делся кабан я так и не понял.

- Но теперь то, твой пытливый ум разобрался в этом?

- Конечно. Честно сказать теорий у меня была масса, но правильной среди них не было.

- Как же ты дошел до истины?

- Просто-напросто расспросил Лешего. При должном усилии он становится чуть более сговорчивым.

- Видимо я все время неверно пытаюсь завязать с ним беседу. Хотя однажды он рассказал мне о том дне, когда погибли мои родители. Тогда он много говорил.

- Ничего. Все впереди. Помоги поймать Ирбора и, я уверен, он будет к тебе более благосклонным. К тому же, я стал подмечать, что длительное общение с людьми вызывает в нем перемены.

- Так что с тем громом? Откуда он, и куда делся кабан с равнины?

- Ах, точно. Дело вот в чем. Как мне позже рассказал наш лесной друг, то семя было не самым обычным, хотя любое семя Древа-Отца нельзя назвать обычным. А то было особенным даже на фоне других. Через него в наш мир из мира духов должен был вернуться один из самых могучих леших, что жили на земле. Он пал жертвой войны с ведьмами. Остальные лешие решили, что его дух пропал и найти его нельзя, однако спустя годы, ветви Древа-Отца все-таки поймали его. Могучего лешего вновь выходили внутри дерева, омыли жизненными соками и вернули в наш мир, заключив в семя. Мотыльком его отправили далеко на север, на Безлюдье. Ведьмы, как я понял, там тоже не водятся. Но случилась вот такая беда. Уберегли от людей и ведьм, а от кабана не защитили. И вот дух его слился с диким животным и застрял внутри. Гром же, тот, что я слышал, был звуком от перемещения этого зверя. Могучий леший, заточенный внутри, был настолько древним, что мог перемещаться практически куда угодно. Он не был скован одним лесом, как наш друг. Он мог оказаться везде, где хоть раз бывала частичка Древа-Отца. Вот потому тот самый кабан и скачет по лесам, горам и степям ведь Древо-Отец если и не самое древнее, то одно из самых древних деревьев точно, и оно соприкасалось почти со всем в этих, а может и в дальних землях.

- Мы хотим его поймать, чтобы снова вернуть древнего лешего?

- Именно.

- А что если дух его настолько слился с плотью, что выйти не сможет?

- Пока его братья не попробуют извлечь его, рассуждать можно сколько угодно.

- А откуда мы знаем, что он будет сегодня в нашем лесу? Я ведь всю жизнь прожил в этих краях, и ни разу не видел подобного зверя.

- Скажем честно, Олег, ты большую часть жизни прожил в деревне, а меньшую со мной в лесу. Ты видел настолько мало, что я тебе завидую.

- Как можно этому завидовать?

- Потому что тебе еще предстоит удивляться и познавать мир.

- Да, возможно, ты прав.

- Но вопрос ты задал логичный. Откуда мы знаем, что он будет здесь? Опять-таки от нашего друга. Те тропы, через которые ты имел честь пройти однажды вместе с Лешим, соединяют не только участки внутри одного леса, есть тропа, что ведет в рощу Отца. Только открывают ее не отсюда, а с той стороны. Так, прошлой ночью она открылась и Леший отправился туда, где и узнал, что сегодня до полудня, Ирбор будет у нас. Если бы мы могли взглянуть на карту Тридевятого Царства, то поняли бы, что этот вепрь описывает спираль. Самую настоящую воронку с Древом-Отцом в центре. Он начинает откуда-то издалека и проносится по всем владениям, пока не окажется возле первородного дерева. Похоже, что он пытается вернуться домой, но у него не выходит. Каждый раз, как он добегает до Отца: хлопок, - Теодор Кительсон хлопнул в ладоши, - и он пропадает. Он может пропасть на годы, никто не знает, где он все это время странствует, но он всегда возвращается. Вот и теперь вепрь вернулся и совершает свое путешествие. Сегодня он явится к нам. И мы должны помочь нашему дорогому другу остановить Ирбора, чтобы передать в руки собратьев, дабы те попытались вернуть древнего духа.

- Неужели Леший сам попросил тебя об этой услуге?

- Конечно, нет. Я предложил ему помощь и угадай, что он сказал?

- «Поступай, как хочешь», - сказали они вместе и засмеялись.

- Да, в этом весь Леший. Никогда не признается в том, что ему нужна помощь человека. Хорошо, что мы не столь принципиальны и можем протянуть руку помощи практически любому созданию, будь на то необходимый настрой или мотив. Повторим план?

- Давай. Когда Ирбор появиться в Глухом Бору, он побежит одной из лешьих троп. Леший завалил деревьями тропы, что идут на север и оставил только южные. Зверь побежит в нашу сторону. Как только мы его заметим, мы должны выстрелить в него из самострела. Если отравленный болт пробьется сквозь шкуру,  вепрь упадет не дальше чем стоит вон та сосна. Если же нет - мы седлаем коней и пытаемся закончить это вручную. – Сказал Олег и вытащил из ножен короткий клинок, покрытый слизью.

- Всегда нужен запасной план, Олег. Всегда.

- Я вот подумал, а что стоит могучему и древнему лешему, заточенному в таком огромном звере пробиться сквозь завалы на северных тропах? Или вот еще, сможем ли мы его догнать на наших лошадях?

- По поводу первого я также не уверен, как и ты. А вот, про второе скажу так - лошади эти браконьерские и всю жизнь только и делали, что удирали от разъездов дружинников и мечников, по запретным лесам.

- Пока их Леший не поймал. Помнишь, как забавно орал тот, что потолще, когда оказался на верхушке дуба?

- Признаюсь, мне больше запомнился второй, которого заточили в медвежью берлогу.

- И все-таки Леший человечней мечников, ведь этих нарушителей ждала либо каторга, либо петля на ближайшем суку. А они всего лишь два денька страху потерпели и все, гуляй на все четыре стороны. Правда, все их добро перешло к нам. Но лучше уж оставить добро, чем жизнь.

- С этим они бы не стали спорить.

- Тео, а вот скажи, откуда ты взял этот яд?

- А ты сам попробуй, узнай.

Олег внимательно осмотрел смазанное лезвие. Клинок покрывала прозрачная, с застывшими пузырьками внутри, пленка, которая на солнце отливала всеми цветами радуги.

- Это однозначно Бересклет Веселый.

- Скажи точнее. Какая его часть?

- Думаю, что корень, - сказал Олег после недолгого раздумья.

- Что же, оба раза мимо, но в принципе близко. Это Краснопузырник. Для яда я взял десяток листьев. Хотя еще раз отмечу, что ты был довольно близок к правде. Бересклет и Краснопузырник очень схожи друг с другом. А ядовиты у них все части, от мельчайшей ягодки, до уже упомянутого корня. Что не срежь, все может тебя убить, потому я выбрал то, что проще достать.

- Как всегда логично, Тео.

- Ничего. В другой раз угадаешь.

Солнце заливало холм, нагревая спины тем двоим, что лежали в засаде. Под холмом, с другой стороны от дороги стояли две лошади, недовольно фыркая, и мотая головами, пытаясь отогнать слепней. Тепло давило на все живое. Время близилось к полудню.

- Как жарко, - сказал Олег, утирая пот.

- Вот скоро будет осень, и мы еще будем скучать по лету. Оглянись, все жужжит и пахнет. Поет и цветет.

- И наших лошадей кусает. Вон, покоя не дают, кровопийцы.

На другом конце леса раздался хлопок. С деревьев взлетели птицы и веером разлетелись по небу, только одна птица полетела в сторону Олега и Теодора Кительсона. Леший, обращенный орлом, криком оповестил прибытие Ирбора.

- Заряжай, Олег. Он здесь, - скомандовал Теодор Кительсон и спокойно заложил отравленный болт в желоб. То же самое сделал Олег.

Леший мог не лететь над вепрем вовсе, ведь тот расталкивал на своем пути деревья,  и все это выглядело так, словно собака бежала через поле пшеницы, раздвигая колосья, так что понять, где находится гигант, не составляло труда.

- Как же быстро он движется, чудеса какие. Олег, ты посмотри!

- Вижу, - ответил тот и вскинул самострел, готовый к выстрелу.

- Ты прав, ты прав, сначала дело, восхищение потом. Но ты посмотри, как же быстро он движется! Деревья, словно тростинки, разлетаются перед ним!

До того как Ирбор выбежал на тропу перед холмом, Леший должен был выполнить свою часть плана. Огромный орел камнем полетел вниз и исчез в деревьях.

- Посмотрим, справится ли наш друг, - сказал Теодор Кительсон.

На миг движение прекратилось. Клин, который вепрь оставлял после себя прервался в том месте, где упал Леший. Но остановка была недолгой. Послышался громкий рык, а за ним гром. И больше ни звука.

- Похоже, он покинул лес, - сказал Олег и поднялся.

- Не спеши, Олег, кажется мне, что тут не все так просто.

В подтверждение слов ученого-отступника Ирбор продолжил путь, расталкивая деревья уже почти у холма.

- Вот он, - сказал Теодор Кительсон.

Огромное, черно-бурое создание неумолимо неслось, вырывая с корнями деревья.

- Мне кажется, или у него на морде наш Леший?

- Боюсь, что это так. Как бы в него не попасть.

- Стреляй, только когда тот обернется к нам боком. Готовься!

Вепрь этот имел в холке три сажени. Спину его венчал огромный горб, на котором вдобавок стояла дыбом шерсть, что походила на тонкие, черные иглы. С его лап свисали корни  - попытка Лешего остановить дикого зверя. Черно-бурая, покрытая листьями, пылью и сухой землей, шерсть походила на панцирь.

Ирбор вырвал последние деревья, что отделяли его от тропы. Наконец, свободный, он резко остановился и взмахнул массивной мордой, так что Леший, принявший человекоподобную форму, улетел к подножью холма. Ударившись о его основание Леший замер. Ирбор стоял напротив, опустив морду вниз, и подрывал клыками землю.

- Может в морду стрельнем?

- У него череп толще нашей двери. Снаряд не пробьет.

- А в глаз если?

- Олег, нам не нужно убивать зверя. Лишь обездвижить, чтобы Леший смог отправить его к собратьям.

В этот момент, Леший поднялся на ноги и вытянул руки перед собой. Со всех сторон запел холодный ветер.

- Что он делает?

- Пытается говорить с ним.

- Неужели можно понимать ветер?

- Конечно можно, если у тебя есть нужный для этого орган. У нас такого нет.

- Услышать бы, что они говорят.

- Олег, держи вепря на прицеле. Думаю, он тоже не понимает Лешего.

Ирбор так и стоял, впившись взглядом в Лешего. Если он и не понимал слов, сказанных ветром, то прохладные потоки, казалось, его чуть успокоили. Но спокоен он был недолго.

Ветка, подхваченная потоком воздуха, ударила огромного вепря куда-то в область его маленького, практически полностью скрытого шестью, глаза. Этого хватило, чтобы Ирбор разгорелся диким огнем. Вепрь побежал на Лешего, но тот даже не двинулся с места, и даже обратился к Олегу и Теодору Кительсону, что были наверху:

- Вы готовы?

- Да, - подтвердили оба.

Всего несколько шагов отделяло их, когда Леший выполнил трюк достойный самого известного царского скомороха. Когда морда Ирбора была прямо перед ним, он воспользовался, той силой, что вепрь вложил в удар клыками, в попытке насадить на них неприятеля, и сделал легкий толчок от этих же клыков, перепрыгнул через зверя, успев даже дать команду.

- Стреляйте, - сказал он, и снова обратился в большого орла, прежде чем успел коснуться земли.

Огромный зверь же уперся клыками в подножье холма, и даже не понял, что его соперник пропал. Вепрь рвал и метал землю могучими бивнями, думая, что рвет неприятеля.

Олег и Теодор Кительсон воспользовались неразберихой, творящейся в голове Ирбора, и выстрелили в мясные части массивной шеи. Зверь разразился сумасшедшим, оглушающим визгом.

- Он должен упасть. Яда там столько, что всю деревню обездвижит.

- Тео, надо было сказать об этом вепрю. Он, похоже, и не знает, что должен пасть обездвиженный.

Когда осела пыль, которую поднял вепрь, когда словно юла, кружился на месте, они увидели два отравленных болта, что лежали под копытами Ирбора.

- Не может быть! – воскликнул Теодор Кительсон.

- Мы что, даже шерсть не пробили?

- По коням! – крикнул Теодор Кительсон, когда Ирбор побежал по тропе.

Они сбежали с холма  и миг спустя мчались верхом. Ирбор скрылся за поворотом, но парящий над ним орел, точно указывал положение зверя. Всадники довольно быстро нагнали вепря.

«Чудесные лошади», - отметил Олег.

- Надо вонзить клинок прямо между ребрами, Олег.

- Я понял.

Они поравнялись с Ирбором, и когда Теодор Кительсон уже был готов вонзить клинок, случилось нечто. Зверь остановился. Взвизгнул и задрожал всем телом. Затем он опустил морду в землю, и тут все увидели, что шерсть его засверкала. Олег и Теодор Кительсон не смогли так быстро остановиться и когда развернулись застали его уже в таком положении.

- Он светится? – спросил Олег.

- Именно.

- Что это такое?

Огромный орел сел рядом с ними, обратившись в человечью форму и сказал Теодору Кительсону:

- Тео, слезай с коня, живо!

- Что такое, друг?

Леший не стал вдаваться в подробности, а просто стянул Теодора Кительсона с коня и поволок с дороги.

- Я решительно не понимаю, что происходит.

Снова раздался визг.

- Поздно, -  сказал Леший.

Вепрь вскинул морду и раздался хлопок, тот, что уже слышали Олег и Теодор Кительсон, когда Леший попытался остановить Ирбора. То, что вызывало золотое свечение, оказалось мельчайшими частицами неизвестного вещества. После хлопка оно разлетелось во все стороны от Ирбора. Олег ожидал, что повалится с коня, но нет, его просто обдало сильным ветром.  Он обернулся, и увидел, что Теодор Кительсон и Леший лежат, скорчившись на земле. Он поскакал к ним, а за его спиной в этот промчался вепрь.

- Что с вами? Леший, Тео?

- Езжай за вепрем. Скорее, – сказал Леший.

- Но вам нужна помощь.

- Ты не поможешь. Постарайся поймать Ирбора. Порази его клинком.  Вот все, что ты можешь сделать.

Спорить было бесполезно, и Олег поскакал за зверем. Он настиг его в тенистой березовой роще.

«Сколько же сил у этого кабана?», - думал Олег.

А сил у него немыслимо много. Он мог бы бежать несколько дней кряду, и все благодаря врожденной выносливости зверя помноженной на силу древнего лешего. Потому Ирбор бежал так, словно до этого весь день провалялся в прохладной грязи, наевшись до отвала ягод, орехов и семян.

Олег подгонял лошадь, пока та не поравнялась с вепрем. Он достал клинок и попытался воткнуть его в бочину зверя, но тот сменил направление и побежал через деревья, разбрасывая нежные березы неотесанной, каменной мордой в разные стороны. Олег поскакал следом. Он ехал и думал, о том, что у Лешего будет очень много работы, после погони. Огромный пролесок, оставленный кабаном, деревья, вырванные с корнем, а некоторые сломанные у снования, как зеленые веточки - все это само собой восстанавливалось бы годами, если бы не чудесная сила Лешего, хранителя Глухого Бора. Работы не меньше чем на неделю.

Вепрь не сбавлял ходу, а лошадь Олега заупрямилась. Уже не так легко и играючи она откликалась на команды.

- Ну, давай, красавица, еще чуть-чуть, еще маленько, - приговаривал он. – Только не сдавай, только не сдавай.

Лошадь будто вняла мольбам и сделала последний рывок.  Земля в этом месте уходила вниз и вела к реке. Лошадь, ускоренная самой землей, вновь нагнала Ирбора. Олег придержал ее и не дал поравняться с вепрем. Когда ее голова оказалась около задних ног Ирбора, Олег встал обеими ногами на седло, одной рукой он держал поводья, другой отравленный клинок. Он прыгнул на вепря. Левой рукой он ухватился за густую и жесткую, как сухая солома, шерсть вепря, а правой рукой вонзил клинок. Клинок вошел плавно, с некоторым хрустом - это рвались мышцы. Яд разнесло с кровью. Вепрь впервые споткнулся. Ирбор попытался остановиться, но он бежал слишком быстро, к тому же с холма вниз. Он уперся передними ногами, и его перекинуло через голову. Олег, который сидел на спине зверя, имел все шансы очутиться под ним, но он отпустил шерсть, и тем самым спас себя, ведь этот зверь весил пудов шестьдесят, не меньше, и, несомненно, раздавил бы его своей неподъемной тушей. Олег успел оттолкнуться ногами и нырнул в ближайшие кусты. Вепрь, кубарем покатился дальше, ломая и круша все на своем пути, пока не упал в реку.

- Вот и все, - сказал Олег, оттряхивая кафтан.

Он обернулся и нашел лошадь. Она щипала примятую Ирбором, травку. Олег свистнул скакуна и, держа ее за поводья, спустился к реке.

Маленький рукав Поганки, и без того еле дышал, так теперь еще поперек него лежала гигантская туша обездвиженного вепря. Олег оставил лошадь у берега, а сам, обошел тушу и заметил пятно крови на воде. Раздвинув мокрые и склеенные между собой пучки шерсти, он нащупал клинок и вынул его. Зверь хрюкнул. Олег обошел Ирбора и наклонился к морде.

- Вы посмотрите, он еще и злится на меня. Я же тебе помогаю, дремучий ты кабан. Вытащат из тебя древнего лешего и все, иди, рой мордой землю, как раньше. А что это за золотые капли с тебя слетели, не расскажешь? Ладно, не отвечай, знаю, что не расскажешь. Природа умеет хранить тайны, в отличие от нас. Конечно, можно спросить Лешего.

Олег хотел увидеть глаза вепря, ведь, по словам Теодора Кительсона, от яда зрачки начинают интереснейшим образом дрожать. Он раскрыл глаза Ирбора и замер. Не потому что настолько поразительны были трепетания глаз, а потому что его самого парализовало.

Все вокруг потеряло окраску. Деревья, трава, река, все потеряло цвет. Небо над ним озарили вспышки, неизвестно откуда взявшихся, молний. Каждая вспышка заливала все вокруг холодным и блестящим синим светом. Глухая серая тишина, разрывалась ослепительной синевой и звонким громом, и на фоне этой пляски грома и молний Олег услышал голос:

- Помоги мне!

- Кто ты? – спросил Олег.

Оглядеться он не мог, неизвестные силы все еще держали. Несмотря на это, ему казалось, что он видит все вокруг. Но источник голоса он не видел.

- Освободи меня. Я заперт внутри.

- Ты внутри Ирбора? Ты древний леший?

- Да, - подтвердил голос. – Ты меня слышишь, значит, можешь и вытащить.

- Но я не знаю как.

- Вытащи меня. Освободи, – молнии покрыли небо. – Я так устал… - раздался гром.

- Леший тебе поможет, он уже должен быть где-то рядом.

- Он не сможет. Но ты сможешь! Да, ты сможешь. Но, похоже, еще не время.

Небо снова покрыли молнии. Они расползлись по свинцовому небосклону, озаряя все до горизонта. В свете этого синего танца Олег увидел множество бледно-голубых огней вокруг. От огромных, до самых маленьких.

- Что это такое?

- Души.

Небо в последний раз озарилось холодным синим светом. Призрачные огни лопнули с последним ударом грома, словно пузыри воздуха в кипящем чане.

Оцепенение спало. Напряжение, что до того сковывало его от макушки до самых пяток, отступило словно волна от берега. Оно прошло через все тело и когда дошло до головы, разлетелось во все стороны лучистым венцом. Вслед за этим виски его стиснула страшная боль, в глазах снова возникли огни, только в этот раз яркие, огненно красные и ярко-желтые. Олег закрыл глаза, и сжал голову руками, как будто пытаясь удержать кости вместе. Казалось, что череп не выдержит. Он боялся пошевелить ногами, так как знал, что тут же потеряет равновесие. Так он простоял неподвижно, держась за голову пока огни не потухли и зрение к нему не вернулось.

- Во дела, - сказал Олег.

- Что случилось? – спросил подошедший незаметно Леший.

- Похоже, что я говорил с ним, - Олег указал на огромную неподвижную тушу Ирбора.

- Со зверем?

- Нет, с духом внутри.

- Человек не может понять лешего.

- Но ведь тебя то, я понимаю.

- Спасибо Тео за это. Думаю, я единственный леший, который говорит по-людски. Братья мои предпочитают общаться с вами через звериные укусы, или падающие на головы ветки.

- Он просил меня освободить его. Сказал, что я могу это сделать, но еще не время.

- Невозможно. Он погиб еще во времена войны с ведьмами. Тогда мы держались людей стороной. Он точно не знает людского.

- И как тогда это объяснить?

Леший пристально посмотрел на Олега  золотыми ядрышками, что были у него вместо зрачков.

- Так что? У тебя есть объяснение?

- Нет, - признался Леший. – У меня объяснения нет. Что еще ты видел?

- Огни. Множество бледно-синих огней. Небо было серым, словно застелили старой скатертью. Когда со мной говорил леший, на небе сверкали молнии.

- Что еще?

- Пожалуй, всё. Может, Тео может дать подсказку. Где он кстати?

- Он еще не отошел от случившегося. Ты найдешь его в убежище. Иди.

- Как, в убежище? Сколько же я здесь простоял.

- Достаточно...

- А что с Ирбором?

- Теперь это моя забота, - сказал Леший и обратился в огромного зубра, не уступающего в размерах Ирбору.

Олег нашел свою лошадь неподалеку. Он забрался в седло только с третьей попытки и отправился в убежище.

***

- Тео, как ты? – спросил Олег, когда зашел в круглую комнату. Теодор Кительсон лежал на кровати, положив руку на голову так, чтобы закрыть ей глаза. Олег заметил, что он дышит часто и не полной грудью.

- Не очень хорошо. Грудь болит.

- Что случилось, почему вас с Лешим свалило с ног?

- Подумай сам Олег. Мне трудно говорить.

- Тебе что-нибудь нужно, Тео?

Ученый помотал головой. Олег сел подле кровати и погрузился в думу. Что же могло такого случиться там, на дороге? Что общего у Лешего и Тео, и что отличает их от него? Тут Олега осенило:

- Я понял! Похоже, что вепрь все-таки изменился под действием духа намного сильнее, чем мы думали. Вепрь ведь съел лешего, пока тот еще был семенем, так? Возможно, что семя еще не потеряло к тому моменту своих отталкивающих свойств. И они каким-то образом передались вепрю. Выходит, что когда Ирбор чует опасность, он выделяет ту пыль, что должна отталкивать животных от семени и таким образом прогоняет от себя неприятелей. Видимо, Леший также не может противостоять этим золотым частицам.

- А  почему же тогда это подействовало на меня?

- Spiritum vitae, не иначе. Теперь ты дитя людского царства и дитя леса одновременно. Вот пожалуй и все.

Теодор Кительсон с трудом сел на кровать и сказал:

- Именно к таким выводам пришел и я, но есть одно обстоятельство, которое меня смущает. Вспомни, семь лет назад Леший оставил на твоей руке знак, который сейчас почти не виден, но он все-таки есть, где-то под кожей, среди мышц и сухожилий. Ведь это значит, что в тебе, как и во мне есть честь Лешего, пусть и не такая значительная. Но на тебя тот взрыв не возымел совершенно никакого эффекта.

- Об этом я не подумал. Да, - сказал он и отвел взгляд в сторону, - кругом одни загадки.

- Есть еще что-то?

Олег рассказал, все, что с ним случилось после того как он оставил Теодора Кительсона с Лешим. Рассказал он и о странной беседе с духом, об огнях, молниях и сером небе.

- Удивительно! Однако боюсь, что подсказки для тебя у меня нет.

- Ты никогда не слышал о подобном?

- Ничего подобного не припомню. На самом деле, мы никогда не занимались изучением мира духов. В наших лесах леших, или как у нас их звали дриад, видят крайне редко. В южных же королевствах их вообще считают за миф. Потому-то знаниями о них я обладаю весьма поверхностынми. Почти все знания о духах, что мне удалось собрать по кусочкам, были взяты из тех немногочисленных откровенных бесед с Лешим. Но где же он сам?

- Отправил меня к тебе, а сам обратился зубром.

- Все-таки зубром. Я так и думал.

- Что будет дальше с Ирбором?

- В Глухой Бор, через лешьи врата, придут другие древние лешие. Здесь они попытаются вырвать дух собрата и вернуть его в эфир. Затем, как это уже случалось раньше, его поймают ветвями  Древа-Отца, и вернут в мир материи.

- Если не найдется очередной кабан, - сказал Олег.

- Тогда, за неимением лучшего способа, мы просто повторим весь процесс его поимки. Если будем живы.

***

Ночь выдалась неспокойная. Сильный ветер пел древние песни среди ветвей Глухого Бора. Олег слышал, как летают ночницы над убежищем, хлопая крыльями, как это делает парус на порывистом ветру. Стаи волков выли так, что одинокий путник объехал лес за версту. Короед сходил с ума где-то в шкафу, и вместо обычного скрежета пытался выломать доски. Олег встал, чтобы проверить, не спит ли Теодор Кительсон.

- Тео, - позвал он.

Ученый не откликнулся. Тогда Олег вернулся в кровать и провел остаток ночи, слушая хаос снаружи. Лишь под утро животные успокоились, но сон не вернулся.

Когда Теодор Кительсон проснулся, Олег сидел за столом, погруженный в чтение «Былины о море».

- Доброе утро, - сказал ученый. – Как спалось нынче?

- Доброе. Скажи, ты знаешь, что ночницы в зависимости от пола издают разный звук при полете?

- Да ты что? Как интересно. Ты что же всю ночь следил за кровопийцами?

- Именно так. Правда, против воли. А еще я убил того короеда, что жил у нас в шкафу, потому как он просто сошел с ума.

- Очень жаль, на меня он всегда действовал успокаивающе.

- Я заметил, ты спал так, словно всю ночь слушал колыбельную, когда над нами творилось черти что: волки, ночницы, сумасшедший короед, бешеные сверчки. В один момент мне показалось, что задрожала земля. Или это были мои нервы.

- Тебе нужно выпить чаю с ромашкой и валерианой.

- Уже три кружки выпил.

- Тогда, остается ждать, пока не поможет.

В этот момент дверь открылась, и в круглую комнату вошел Леший в привычном обличии. В руке он держал небольшой сверток.

- Доброе утро. Как все прошло? Удалось вытащить вашего брата из Ирбора? – спросил оживленно Теодор Кительсон.

- Получилось. Он снова в эфире и будет там, пока Отец его не поймает.

- На это может уйти очень большое количество времени. Как я уже говорил Олегу, нас уже может не быть в живых. Ты то, все еще будешь хозяйничать в Глухом Бору.

- Олег, иди за мной, – сказал Леший и вышел из комнаты.

Олег вопросительно посмотрел ему в след, а затем встретился взглядом с Теодором Кительсоном. Ученый кивнул головой, как бы говоря «всё хорошо, иди».

- Вчера ты помог нам поймать древнего, Олег. Сегодня  я отплачу тебе. – Сказал Леший, когда они вышли на улицу.

- Мне это ничего не стоило. К тому же, я живу гостем уже целых семь лет в твоем лесу. Благодарность не к чему.

- Нет. Возьми это, - Леший протянул ему сверток, сотканный из тонких растительных волокон.  – Внутри лежит кольцо, - продолжил он, - его выковали ваши кузнецы в первый век перемирия. Это кольцо-перевертыш. Я даю тебе право, пленить одну душу зверя. Я и раньше, позволял вам убивать лесных зверей, чтобы вы с Тео не умерли с голоду. И вот теперь я даю тебе право пленить душу зверя.

- Мне это, право, не нужно.

- Нельзя отвергать дар мира, - сказал Леший. - В век перемирия, довольствуйся благами, которые он дает. Ты должен взять кольцо.

- Откуда ты взял его? – спросил Олег, когда достал подарок.

Кольцо было широким, грубым, несколько угловатым и совершенно не изящным. С одной стороны кольца располагалась корона, как символ человека, с другой ветвистый дуб, оба символа вершинами смотрели на крохотную жемчужину, что плотно сидела в отведенной ей лунке.

- Не важно, - сказал Леший. – Теперь оно твое. Вижу по твоему взгляду, что ты не большой ценитель вашего же искусства.

- Оно мне велико, видишь, как болтается на пальце.

- Кольцо выковано из живой стали, что варилась в недрах Медных Гор. Это кольцо еще никто не носил до тебя, потому оно находится в первозданном виде. Как только ты пленишь чью-нибудь душу, оно примет необходимую форму.

- Что мне нужно сделать, чтобы поймать зверя?

- Тебе нужно перевести животное в то состояние, в котором его тело покинет душа.

- Это значит, убить? – спросил с опаской Олег.

- К сожалению.

- Если тебе это не нравится, не надо было давать мне кольцо. Я не хочу причинять ненужный вред кому-бы то ни было в этом лесу.

- Это как раз необходимый вред. Всё, ни слова больше. Зверя за тебя выберет кольцо.

- То есть, я не могу пленить того, кого захочу?

- Это и будет тот зверь, которого ты захочешь пленить. Кольцо поймет тебя.

- Что же, спасибо, - сказал Олег и, в соответствии с людскими обрядами, протянул руку Лешему, на которой неуклюже болталось кольцо-перевертыш.

Леший помедлил с тем, чтобы пожать руку в ответ. Он смотрел на нее и, казалось, принимал очень тяжелое решение.

- Пожалуйста, - сказал он, наконец, и пожал руку в ответ. – А теперь иди.

 

Часть II - Глава 12

Олег вернулся в убежище, где застал Теодора Кительсона за спешными сборами. Ученый набивал дорожную сумку всевозможными склянками, мешочками и свертками. Последним увлечением Теодора Кительсона были растения, особенно те, что вредят человеку. «Врага надо знать в лицо», - кричал он, и брался за очередной опасный опыт.

Теодор Кительсон накинул кафтан, раздвоенные полы которого все еще покрывала пыль вчерашней погони.

- Куда-то едешь, Тео?

- Именно, – возбужденно ответил он. – Со вчерашними проблемами, я совсем забыл о проблемах сегодняшних. Но что тебе сказал Леший?

- Погляди.

Олег вытянул руку. На среднем пальце свободно болтался подарок.

- Что скажешь? – спросил Олег.

- Что оно тебе не по размеру – это точно. Не самый лучший образец искусства, который я видел. Видимо, его польза не в эстетическом, а в практическом смысле. Я прав?

- Посмотрим. Я пока и сам не знаю.

- Тогда увидимся ближе к ночи, и ты расскажешь мне об очевидных и не очень свойствах этого кольца. До встречи! – буквально крикнул, а не сказал Теодор Кительсон, перекинул мешок через плечо, подхватил самострел и выбежал из убежища.

- Да, увидимся, - сказал Олег.

Он положил перед собой кольцо.

«Какое бы животное я пленил?» - подумал он.

Первое, что пришло в голову – медведь. Самое сильное, после Лешего, существо в Глухом Бору. Но прежде чем пленить душу зверя его надо убить, а убить бурого медведя задача не из простых. Хотя Теодор Кительсон давно хотел заполучить медвежий желчный пузырь, чтобы проверить, так ли он хорош в лечении диареи.

«Нет, слишком опасно, - решил Олег. – Может пленить волка? В одиночку победить волка легко, но попробуй найди волка-одиночку. Хотя найти волка вне стаи можно, но это значит, что он слишком стар, болен или просто слаб от рождения. В такого зверя мне обращаться не с руки».

Олег поразился той обстоятельности мыслей, что заставила его все это обдумать, ведь ноги его просились поскорее в путь.

«Нет, - сказал он сам себе, - сначала надо все обдумать, а потому уже идти».

Так просидел он до полудня, перебирая весь бестиарий Глухого Бора, но ничего толкового не пришло в голову.

- Ладно, ноги, вы победили. Пошли искать нашего зверя, - сказал он и поднялся.

Неподдельный интерес к предстоящему предприятию подгонял каждый шаг.

«Может быть, орла?», - подумал он напоследок, покидая убежище.

***

Олег шел по знакомой тропе. Вот здесь Тео учил его обращению с самострелом. Поваленное дерево на холме служило мишенью и до сих пор сохранило следы болтов на потрескавшейся коре. Хоть Сизый и преподал Олегу некоторые основы стрельбы, когда тот еще был мальчишкой, но то были лишь основы. «Натяни тут и нажми здесь», - вот и все. Теодор Кительсон же ко всему подходил как к самому интересному занятию в жизни. Когда он рассказывал о стрельбе из самострела, казалось, что важнее ничего на свете нет. Вспомнив, как ученый сравнивал звук спускаемого затвора и летящего болта с музыкой, как вычурно он при этом размахивал руками и делал лицо, словно почувствовал запах пирога, Олег не сдержал улыбку. Пройдя еще версту, он оказался на небольшой поляне. Именно тут Теодор Кительсон учил его искусству верховой езды, что, несомненно, в тот момент имело самое первостепенное значение. Так ходил он по уже знакомым местам, и думал, что могли значить слова Лешего, о том, что кольцо выберет зверя за него. Олег решил передохнуть и укрылся от солнца в тени дуба.

-Как же оно может это сделать?

Олег снял кольцо и повертел его еще раз в руках, но ничего нового он не увидел. Он еще раз вспомнил их разговор: «Зверя за тебя выберет кольцо».

- Чего же ты медлишь? Небось ждешь какого-нибудь барсука или белку? Вот это подарочек будет, - сказал он и пошел дальше.

Долго шел он через лес, погруженный в мысли, пока не дошел до оврага, где впервые встретил кикимору. С тех пор прошло семь лет, но тот день он помнил как нельзя лучше. Олег сел на край оврага и свесил ноги. Светящиеся грибы, что росли на дне, пропали. Как позже Олег узнал, эти грибы растила Ивовая Ведьма, для связи с другими ведьмами. Если вырастить эти грибы кругом, то встав в него, ты сможешь заговорить с тем, кто стоит в таком же круге, будь он хоть у Северного Моря. Но этим пользовались лишь ведьмы. Потому Ивовая Ведьма в тот день отправила кикимору, чтобы собрать урожай. Она не хотела, чтобы секрет это попал в чужие руки. Тем более людские. Больше светящиеся грибы Олег не встречал. Так просидел он, пока не услышал рык, донесшийся сзади.

Проходящая мимо стая волков, решила воспользоваться замечтавшимся путником. Олег посмотрел на кольцо, но оно все также свободно болталось на пальце, и только жемчужина подмигнула солнечным бликом. Олег протянул правую руку ладонью к волкам, и они побрели дальше.

- Знака почти не видно, а все-таки работает, – Сказал Олег и вернулся взглядом к кольцу. – Что же мне с тобой делать? Молчишь и молчишь. – Он повернул кольцо, и по нему пробежала полоска света.

Юноша побрел дальше и дошел до небольшого ручья. Вдоволь напившись прохладной воды, он вспомнил историю, связанную с этим местом.

***

Когда Олег привык к жизни в лесу и к обществу Теодора Кительсона, он рассказал ему о своих злоключениях, что случились, когда он отправился в лес вместе с двумя деревенскими мальчишками. Теодор Кительсон выслушал все это очень внимательно, и с интересом, но когда речь зашла о Старичке Боровичке, он нахмурился.

- Однажды и мне довелось встретиться с русалками. Тогда они тоже плясали возле березы, но как только завидели меня они, стыдливо хихикая, скрылись в камышах, только плеск и услышал. – Сказал он, улыбнувшись, но тут же лицо его вновь приняло серьезное выражение. – А вот Старичок Боровичок. То, что в нашем лесу живет такое существо, это меня очень сильно волнует. Ты наверняка знаешь, что в Глухом Бору живут упыри. Так уж вышло, что где-то глубоко в чаще стояло захоронение. Когда тут начал расти лес и появился первый леший, мертвецы ожили. Возможно, настолько сильна была жизненная сила лешего, что даже мертвые вернулись в наш мир. Сами по себе они не опасны: выроют себе нору поглубже в каком-нибудь холме и плачут там по ночам, лишь изредка выбираясь наружу, чтобы полакомиться кроликом или еще кем-нибудь. На человека, вопреки расхожему мнению, они нападут, только когда тот будет иметь наглость, докучать им своим любопытством и бескультурьем. Даже сейчас я точно знаю, что в Глухом Бору живут четыре упыря, милые ребята в общем-то, - посмеялся Теодор Кительсон. – Но вот Старичок Боровичок – это особый случай. Исходя из того, как ты его описал, думаю, лет ему столько, сколько люди не живут, а достиг он этого, питаясь соками, которые текут и обливают органы человеческие.

Однажды, собирая травы, для, кхм… впрочем, неважно для чего, я услышал детский крик. Так быстро, как только мог я добежал до того места, откуда он доносился, но опоздал. Я нашел лишь пару маленьких следов, которые просто оборвались. Но в том месте было слишком много поломанных веток и опавших сосновых иголок, что навело меня на мысль, что их схватил кто-то сверху. Через пару недель, я  нашел два обглоданных детских скелета в кустах возле небольшого ручья, к западу отсюда. Опять-таки, следов на земле не было. Теперь же, выслушав твой рассказ, я понял, как все произошло. Этот humagust, по-вашему людоед, перемещается по деревьям. Леший, кстати, не хочет бороться с ним, ибо людоед необходимое зло. Так, видите ли, люди стороной лес обходят. Остается вопрос, кто те двое, что были с ним. Оборотни? Вряд ли, те бы не стали ходить парой, а еще и за людоедом. Каждый оборотень, которого я видел – гордый отшельник. Может это два лиха? Ты не заметил, сколько у них было глаз? Очень жаль.

Спустя несколько дней Теодор Кительсон рассказал Олегу свои мысли:

- Раз уж он так любит детей, а с тобой у него есть еще и старые счеты, я полагаю, он не замедлит явиться к тебе, как только услышит крик о помощи. Если ты откажешься от роли приманки, я пойму, хотя по глазам вижу, что ты тоже считаешь ваши дела незаконченными, –  заметил Теодор Кительсон.

Он поведал план Олегу. Простой как охота на котенка. Олег должен был сесть под определенным деревом, и звать на помощь. Прямо перед ним, под заранее спиленной веткой, будет вырыта волчья яма. Неподалеку, в засаде будет сидеть Теодор Кительсон, на тот случай если что-то пойдет не так. План не идеаленый, как признался сам ученый, но нужно было как можно скорее поймать людоеда, пока тот не сожрал еще кого-нибудь.

На следующий день, Олег уже сидел под деревом и кричал о помощи. Он притворялся, что повредил ногу и не может идти. В десяти шагах от него в кустах крыжовника прятался Теодор Кительсон. Он надел на себя старую рыбацкую сеть, к которой посредством смолы прилепил мелкие ветки, листья, сухую траву, так что, даже не прячась в крыжовнике, его можно было принять за вполне обычный кустарник.

Долго кричать о помощи не пришлось. Скоро по другую сторону ручья показалась сгорбленная фигура. Все те же лохмотья и палка для опоры. Голову человека покрывал капюшон, так что лицо скрывала тень. На одной ноге его красовался сапог, другая же была босая.

- Чего с тобой приключилось, несчастный? – спросил человек.

- Ногу вывернул, - Олег поморщился, - не могу ступить и шагу.

- Так тебе может, помощь моя нужна?  - сказал человек и зашагал  в его сторону, хромая на обутую ногу.

Олег пытался разглядеть лицо человека, но тот старательно не поднимал головы и сторонился света.

- Сейчас только ручей перейду, и помогу тебе, мальчонка, не пужайся.

«Почему одна нога босая, а другая обута? - думал Олег. – Да и сапог знаком».

- Сейчас сейчас, кхе-кхе, - прокашлялся человек, - я тебе помогу.

«Сапог, - вспомнил Олег, - точно такой сапог, с золотистым узором, и на небольшом каблуке был у того опричника, что хотел меня убить! Неужели это он?».

От такой неожиданности мальчик встал. Теодор Кительсон все это время следивший за незнакомцем, вскинул самострел.

- Что? Прошла нога? Кхе-кхе. Вот мы и встретились, погань мелкая! – сказал незнакомец и скинул с себя плащ.

Он выпрямился, хрустя позвоночником, и от этого вырос на три головы. На нем были ободранные штаны, и остатки рубахи. Босая нога, выглядела вполне нормальной, не считая длинных и грязных ногтей. Вторая же, от колена до стопы, казалась чужой. Синяя и распухшая, спрятанная в сапог, что распирало изнутри, она явно мешала ему ходить. Вокруг колена, змеей обвился широкий, сине-красный шрам. Когда Олег увидел лицо человека, он обомлел. Чувство отвращения и неприязни, опередили чувство страха. На лице человека сидело другое лицо. Словно маска скомороха, сделанная из кожи другого человека. Пустые глазницы, через которые смотрели два маленьких, хищных глаза, покосившийся рот, съехавший набок нос, серый цвет кожи, в некоторых местах настолько растянутой, что сквозь нее было видно настоящую кожу незнакомца – ничего отвратительней Олег не видел в жизни.

- Что? Воротишь нос? Это по твоей милости я теперь аки калека безликий. Убожество! Это тот, в  кольчуге, искромсал мне лицо. Ничего, как видишь, благодаря ему, я обрел новое, - сказал людоед и натянул повыше сползшую маску. – Скоро она приживется. И нога глядишь, не отвалится. Особенно теперь, когда мне есть чем полакомиться.

Людоед уперся палкой в землю далеко перед собой и, сделав несколько быстрых шагов, с ее помощью перелетел через ручей и оказался прямо перед Олегом. Мальчик прижался к дереву и не шевелился.

- Ну что ты стоишь? Беги малек. Беги!

Олег не шевелился.

- Я рассчитывал позабавиться, но ты, как я погляжу, не настроен. Будь по-твоему. Покончим с этим.

Людоед достал из-за спины, уже знакомый Олегу, похожий на волчий клык, ржавый кинжал. Но воспользоваться им не успел. Сделав шаг навстречу Олегу, он сделал последний шаг к волчьей яме и провалился.

- А-а-а! – донесся протяжный крик снизу.

Теодор Кительсон выбежал из укрытия, скинув с себя сеть. Олег стоял, прижавшись спиной к дереву, в трех шагах перед ним в волчьей яме вопил, хрипел и булькал Старичок Боровичок. Теодор Кительсон, подошел к краю. Его, прежде всегда доброжелательное и во всем заинтересованное лицо не показывало ничего кроме злобы и ненависти. Он выстрелил из самострела куда-то вниз. Крик и хрипы тут же прекратились, но ученый еще раз зарядил самострел и выстрелил во второй раз. Небольшие капельки вишнево-красной крови долетели до его кафтана. После этого он достал из кармана пузырек, заполненный густой желтой жидкостью. Сосуд плотно закрывала деревянная пробка, из которой торчал шнурок. Щелкнув по шнурку пальцами, он поджег его и кинул пузырек вниз. Яма осветилась сине-зеленым огнем.

- Вот теперь все, - сказал Теодор Кительсон. – Ты цел?

- Цел, - ответил Олег.

- Хорошо. Когда пламя погаснет, мы его закопаем.

Запах гари заставил Олега отойти подальше и только когда огонь утих, он посмотрел вниз. На дне лежало обгорелое существо, раскинув длинные худые конечности, словно раздавленный таракан. Лоскуты кожи свернулись и облупились. Во многих местах торчали обугленные деревянные колья, что пронзили тело насквозь. В голове твари торчали два снаряда, один подле другого. Огромный кусок черепа откололся после второго выстрела и болтался лишь на тонкой обугленной полоске кожи, отчего голова напоминала разбитую гнилую тыкву. В желудке мальчика что-то затрепетало и поспешило наружу. Олег побежал к ближайшему кусту.

- Да, зрелище не из приятных, - сказал Теодор Кительсон.

- Зачем было все это делать именно так? – спросил Олег, когда рвотные позывы его отпустили.

- Ты о чем?

- Зачем так жестоко? Хватило бы и одного выстрела.

- За всю свою жизнь я видел много разного зла и понял, что с большим злом я должен поступать так. Уверен, что в моем королевстве нашлись те, кто захотел бы защитить этого людоеда, ссылаясь на болезни разума и невозможность суда над тем, кто лишился рассудка. Так бы он и прожил всю жизнь в катакомбах под Храмом Первых, питаясь кашей из капусты да куриной требухой, пока не умер от старости или несварения. Как ты думаешь, он болен? – спросил Теодор Кительсон, и не дождавшись ответа продолжил. – Конечно! Но, уверен, что ему, в общем, нравился такой уклад дел. К сожалению, для него, - ученый посмотрел на еще дымящуюся волчью яму, - это идет вразрез с моими воззрениями. Тот, кто подвергает опасности общество, должен его покинуть и больше не обременять нас своим присутствием, либо покинуть этот свет. Как ты думаешь, он бы покинул добровольно эти края? Я думаю, нет. А если бы и покинул, я не смог бы спать спокойно, зная, что эта тварь, забравшись подальше, продолжает обгладывать детские кости. А теперь, - сказал он уже с привычной улыбкой, - возьми лопату, она лежит в свертке за деревом, и начнем погребальную церемонию.

Когда, в тот далекий день, они возвращались в убежище, Теодор Кительсон сказал:

- Знаешь, Олег. Как-то раз, когда я ждал переправы через реку Айвор, ты о такой не слышал, имела место одна интересная беседа. Между мной и обычным портовым плотником. Пока я сидел на причале и ждал паромщика, я наслаждался видом спокойной зеркальной глади реки - судоходной артерии целого графства. Тут ко мне подсел мужчина, одетый, как и все портовые рабочие в обноски, пропахшие сыростью и опилками. Запомнил я его бороду, я еще подумал, как она у него не попадает под пилу, когда он работает, но не о том речь, хотя и это я тоже выяснил. Ах да, еще меня удивили его глаза. Удивительная в них виделась доброта вперемешку со смирением и спокойствием. Никогда бы не поверил, что могу описать так орган зрения, но что есть, то есть. Именно эти чувства возникли во мне. Слово за слово и вышли мы с ним на очень серьезные и интересные темы. Я даже забыл, что говорю с плотником, казалось, что это был мой брат уеный-ренегат, до того складно, изящно и в то же время лаконично он говорил.  Так вот, он мне сказал, что любое преступление, требует прощения. Я несказанно удивился этой мысли, а он еще и добавил. Что если все друг друга простят, то и зла в мире не будет. К сожалению, мой паром пристал к берегу, и я вынужден был с ним проститься. После я долго думал над его словами и понял, что какой-то смысл в них есть.

- Вы это к чему, господин Кительсон?

- К тому что, я прощаю этого людоеда. Теперь прощаю. И зови меня Тео, раз уж мы с тобой теперь делим одну крышу.

Олег шел подле Теодора Кительсона, и не мог отделаться от чувства, что ученый все-таки неправильно понял плотника.

***

Долго скитался Олег по лесу в поисках какого-либо знака от кольца. Так дошел он до небольшого озера, что притаилось в одном из самых укромных уголков Глухого Бора.

«Не припомню, чтобы я здесь был, - подумал Олег. Он встал у самого берега, и осмотрелся. - Нет, точно, я тут никогда не был».

Ветви белых ив склонились над озером, оставив лишь небольшое оконце для света, что освещало середину озера. Ни одно дуновение ветра не беспокоило молочно-херкальную гладь. Олег вспомнил Бажена и как тот пытался сойти с лодки в реку.

«Действительно, порой в воде есть что-то волшебное», - подумал он.

Словно под воздействием таинственной озерной магии кольцо-перевертыш сжалось. Да с такой силой, что Олег испугался, что оно вот-вот переломит палец. Но кольцо вновь растянулось и приняло идеальный размер. Вместе с этим по пальцу разлилось тепло.

- Что происходит? – спросил Олег у кольца.

Тут, через то самое окно, образованное ветвями ив, пролетела большая черная тень и, хлопая крыльями, скрылась на одном из деревьев. Олег не успел разглядеть, что это было за существо, но ему это и не было нужно. Когда тень пролетела над ним, кольцо задрожало. Что это если не знак?

- Вот оно, - сказал Олег и достал самострел.

Далеко идти не пришлось, уже вскоре он заметил большое гнездо, построенное на вершине обломанного дуба. Хозяев видно не было Кольцо доселе жалобно дрожащее, заплясало на пальце, как только он подошел ближе. Стрелять вслепую юноша не решился. Да и как можно убить создание, чью душу ты собираешься пленить, даже не взглянув на него. Олег поднял камень с земли и кинул в гнездо, в надежде спугнуть того, кто там прятался. В ответ, из гнезда лишь донесся звонкий рокот.

- Аист? Значит, вот в кого я хочу обратиться? – спросил он кольцо. – Никогда бы не подумал.

Ничего удачней, чем метание камней до тех пор, пока птица не взлетит, он не придумал. После шестого камня птице надоела осада. Она взлетела, и скрылась за кронами деревьев. Олег опять проглядел птицу, но повторившийся рокот, сказал ему о том, что первое предположение было верно. Так кричат только аисты. Он всегда считал аиста птицей семейной, а потому удивился тому, что в гнезде кроме одной птицы никого не оказалось.

Олег шел на звук. Аист словно смеялся над ним, где-то за деревьями.

«Давай, давай, - думал Олег, - веди меня к себе».

Наконец, когда деревья разрядились, он увидел животное, чью душу ему суждено пленить.

- Ничего себе, - сказал Олег с придыханием.

На верхушке молодого клена, расположился черный аист. Его голова, спина и крылья словно укутывал плащ из угольной крошки. Когда аист подставил крылья под солнце, по ним пробежала перламутровая волна. Красный клюв, длиной в два локтя, напоминал клинок, обагренный в битве. Вокруг глаз растеклось красное пятно, похожее на каплю крови с того самого клинка. Только живот его отличался белизной, как бы в насмешку над серьезной и жестокой чернотой всего остального.

- Ничего себе, - повторил Олег.

Черный аист, словно заметил восхищение и, закинув голову назад, так что она практически коснулась спины, снова залился рокотом. К сожалению, смех оказался недолгим – Олег стоял на расстоянии выстрела.

Аист дернулся, чуть присел на своих коротких ногах и попытался взлететь, но не смог. После неловкого прыжка, какой делают птенцы, впервые покидающие гнездо, аист пролетел сквозь ветки клена и упал на землю. Олег подошел к еще живой птице. Среди белых перьев виднелась кровавая брошь. Совсем рядом с сердцем.

- Прости, я не хотел, чтобы ты мучился.

Аист дергал крыльями и ногами в попытке подняться и взлететь как прежде, но как прежде уже ничего не будет. Олег положил руку на тело птицы. Надоедливая дрожь в кольце чуть успокоилась. Он посмотрел в глаза птицы и испытал уже знакомое чувство полного паралича. Вспышка молнии, на землю обрушилась серая безликость, и только аист горел холодным синим цветом. Послышался гром. Олега пронзили ощущения схожие с глубоким дыханием в мороз, однако дыхание шло не из груди – он дышал всем телом. С каждым таким потоком мороза, синий ореол вокруг аиста становился все слабее и слабее пока не растворился в бесцветье. С последней волной мороза, к Олегу вернулся контроль над телом. Вслед за колючим холодом, который устремился куда-то вглубь тела, прошла приятная теплая волна. Когда она залила все тело, вновь ударила молния. По небу барабаном прошелся гром, и вся картина лопнула.

Олег пошатнулся, но удержался на ногах. Аист погиб. Кольцо последний раз вздрогнуло и затихло. Но вид его несколько переменился – в черной жемчужине появился перламутровый блеск.

- Надеюсь, что твоя тюрьма внутри просторней, чем выглядит снаружи, - сказал Олег. – Хотя, быть может, ты даже не понял, что случилось. Тео утверждает, что мало какое животное может понять, что оно существует. Самые простые потребности, есть, спать, размножаться. Никакой философии, никаких принципов, - заключил Олег и, поняв, что разговаривает с кольцом, в последний раз посмотрел на бездыханное тело черного аиста и побрел домой.

Никакой радости от заполученной души он не ощутил. Зачем Лешему делать такой подарок? Подарок без возможности отказа.

«Я должен, именно должен был взять кольцо и пленить душу, да еще и ту, которую выберет кольцо. Что-то неладно с этим подарком», - думал Олег.

Порой ему казалось, что всю жизнь его кто-то подталкивает, кто-то ведет за руку. Иногда это было явно, как сейчас, в случае с кольцом и аистом. Иногда события складывались так, что счастливый случай в них усмотреть было трудно. Так он думал, вспоминая те несколько дней, после которых, он покинул деревню и перебрался в лесное убежище. Чувство внутри подсказывало ему, что все эти события приведут его к чему-то. К чему-то необычному. Не может он закончить жизнь крестьянином в поле, во время сбора урожая, или во время закалывания свиньи, или лежа на нарах медленно разъедаемый чахоткой. Нет, все это не для него. В свои двадцать один он уже знаком с Лешим, хозяином Глухого Бора. И живет он с Теодором Кительсоном, ученым-отступником, из далекого и чужого королевства. В отличие от сверстников, тех, что из простых, он обучен грамоте, умеет читать и писать на тридевятом, и знает пару фраз на иноземном. Он умело обращается с мечом и самострелом. Сведущ он и в делах ученых. Кое-какие познания в области лекарского искусства, анатомии, чтения погоды и природных знаков, ему с радостью передал Теодор Кительсон. Ну как такой человек может закончить жизнь пьяницей в придорожном кабаке или сгинуть во время охоты на волка? Глупости. Что-то большее должно ждать впереди. Ведь кто-то или что-то ведет его. Порой легко толкает, порой тащит за шкирку, и постоянно вперед.

«А может это все игра фантазии? Помру ни сегодня завтра от укуса бронзового ядозуба и все. Вот веселья то будет», - подумал он и побрел обратно.

Олег остановился у старого дуба, в гнезде которого он и нашел черного аиста. Он решил, что там могут быть птенцы, но, прислушавшись, понял, что гнездо пустое. Он знал, что аист - птица верная и созданная однажды пара навсегда оставалась вместе, но, похоже, этот аист жил отшельником. «А, может, у черных аистов все по-другому?», - подумал он.

Олег вспомнил рассказы Теодора Кительсона о черных людях, что выстроили свои волшебные дворцы среди песочного моря и волшебных дюн, далеко на юге. У них точно все по-другому.

- Эх, было бы здорово, увидеть все это. Но куда мне, я и в своем царстве, как чужой. Хоть бы дальше леса выбраться куда-нибудь, не опасаясь поимки. Тео же ездит в окрестные деревни за склянками, да утварью разной. И меня все обещает взять. Как же, держи карман шире!

Олег вернулся к озеру и белым ивам: «А видения эти, что еще такое? Молнии, гром, цвета пропадают, синие огни. Похоже то бревно, упавшее на голову в детстве дает о себе знать. Нет! Не могу я быть болен. Я же говорил с древним лешим. Я слышал его, а он меня. Он сказал, что я вижу души. И я видел синий свет от аиста. Душа его перешла ко мне и свет пропал. Или все это и есть болезнь?».

 

Часть II - Глава 13

В убежище Олег вернулся под вечер, когда солнце раскаленным розовым шаром катилось за горизонт. Он отправился в путь, не взяв никаких припасов, и тем самым в очередной раз нарушил одно из правил «Дневника путешественника», книги, которую Теодор Кительсон считал настольной. Олег долго не могу понять, почему настольная книга всегда лежит на стуле возле кровати ученого, пока тот не объяснил подлинный смысл слова.

С завтрака осталось немного картошки с судаком, которую Олег разогрел в горшочке на небольшом костре и с удовольствием съел. Он хотел было дождаться Теодора Кительсона, но предвкушение сна было настолько сладким, что он не стал противиться, потушил костер и лег спать. Во сне он летал по небу вместе с черным аистом, который все время смотрел на него с немым укором.

Проснувшись, Олег первым делом пошел в комнату Теодора Кительсона в надежде поделиться с ним случившимся, но ученый еще не вернулся. Олег вышел на улицу, чтобы посмотреть стоит ли лошадь друга, в кустарном стойле, которое они вместе смастерили. Под крышей из плотно перевязанных веток, приветливо мотала головой лишь лошадь Олега.

- Странно как, - сказал он.

Теодор Кительсон, как человек весьма организованный и имеющий план практически на любой случай, перед первой же поездкой дал Олегу наставления, чтобы в случае его отсутствия более одного дня, Олег брал любую книгу по систематике животных, насекомых или растений, которые составлял сам Теодор Кительсон и продолжал работу. Ученый мечтал, что когда-нибудь его труды будут напечатаны на станках, если хоть где-нибудь они сохранятся к тому времени. Также он обещал отметить вклад юноши на первой же странице.

Олег вернулся в комнату ученого и взял с полки первую попавшуюся книгу. На самом же деле, это были лишь связанные между собой пожелтевшие от времени и долгих странствий листы. На первом листе изображалась маточная трава.

«Значит, займусь растениями» - подумал Олег.

Он открыл последнюю страницу, на которой Теодор Кительсон описывал опасность применения в пищу сырого корня щитоцвета. Олег убрал рукопись в сумку, закинул в нее несколько кусков хлеба и флягу с холодной настойкой из трав, и вышел из убежища, но тут же вернулся обратно. Он заполнил до отказа футляр, закрепленный на поясе, снарядами для самострела, и прихватил сам самострел.

«Всякое может случиться», - подумал он и покинул убежище.

Первую половину дня он провел за зарисовками. Годы подобной работы научили его достоверно передавать детали и особенности каждого растения или животного. Теодор Кительсон порой восхищался работами Олега, и, вскидывая руки, кричал о том, что мальчику надо в школу высоких искусств. Да только не было в Тридевятом Царстве такой школы, а если бы и была, то Олегу, как беглому крестьянскому сыну, отцеубийце, дорога туда заказана. И Олег продолжал рисовать растения и животных, для будущих научных трудов по систематике Теодора Кительсона.

Закончив работу, он вернулся в убежище. Ученого все не было. Тогда Олег решил скоротать время за рыбалкой. Взяв самодельную удочку и высушенных насекомых, он отправился к ближайшему рукаву Поганки. Занятие это было не самым веселым, но для того чтобы занять себя вполне подходило. Олег был настроен поймать пару тройку судаков, а если повезет, то может даже щуку. Ожидания его не оправдались и пойманная рыба оказалось до того мелкой, что стыдно было ее не то что тащить в дом, а даже называть вслух. На ужин пришлось довольствоваться тушеными грибами с картофелем.

На следующее утро Олег опять зашел в комнату Теодора Китлеьсона.

- Да куда же он делся?! – воскликнул Олег, когда увидел пустую комнату.

На выходе из убежища, он столкнулся с Лешим, которого тоже не видел два дня, однако это было привычным делом. Леший частенько пропадал в глухих уголках леса, где занимался только ему ведомыми делами.

- Нужно поговорить, - сказал Леший, на что Олег лишь сделал жест рукой, который приглашал войти.

Они сели за стол в круглой комнате.

- Тео в беде, - сказал Леший, смотря в глаза Олегу.

- Я так и знал! Что с ним? Где он?

- В этом проблема. Если бы я знал. Я лишь чувствую, что он в беде. Что-то с ним происходит. Боюсь, что без помощи он долго не протянет. Каждый миг, его тело слабеет.

- Живица духа?

- Называй, как хочешь. С тех пор, как я вернул его к жизни, он неразрывно связан со мной. Я чувствую его как любого лесного зверя. И теперь я чувствую, что он в беде. Но я не знаю, где он. Тео покинул лес, а я не могу последовать за ним. Ты знаешь, куда он отправился?

- Нет. Но может он что-то оставил на такой случай. Пошли в его комнату.

В комнате ученого они осмотрели каждый кусок бумаги, каждую карту, каждую закладку в книге на столе.

- Ничего нет, – сказал с досадой Олег.

- Где же его искать?

Олег еще раз окинул взглядом комнату, в надежде зацепиться за что-нибудь и заметил уголок свернутого листа бумаги под кроватью. Он развернул его, и узнал в свертке карту окрестных земель, составленную пропавшим ученым.

- Раз он не взял карту, значит, он поехал туда, где уже бывал ни раз. Ты сможешь найти его след в лесу? Укажешь направление?

- Смогу. Пошли.

- Сейчас, только возьму оружие,- крикнул в след Лешему Олег. Он перекинул через пояс меч с ножнами, накинул кафтан, закинул на спину чехол с самострелом, кинул карту в сумку и выбежал следом.

Леший обернулся волком и побежал в чащу. Олег наспех закрыл дверь убежища, оседлал лошадь и помчался следом. Он едва успевал за хозяином леса, чтобы не потерять того из виду. О том, чтобы догнать Лешего, он даже не думал.

«Значит, Тео ехал на север, - думал Олег. Он вспомнил: - На севере, в паре верст от тракта, стоят Выселки. По пути еще корчма - «Глухой Лис». Наверняка там должны были его видеть».

Леший все мчался к окраине. Деревья расступались перед ним, и Олег, ехавший следом, скакал, словно по расчищенной дороге. Так они добрались до северной окраины леса, где Леший поджидал Олега в человечьей форме.

- Здесь он покинул лес, - сказал Леший, когда Олег спрыгнул с лошади.

- Хорошо, сейчас сверим с картой.

- Смотри, для меня ваши рисунки непонятны. Только прошу тебя, побыстрее.

Олег развернул карту на земле и сверил ориентиры.

- Солнце, по правую руку. Восток там, - отвел он руку в сторону, не отрывая взгляда от карты. - На западе виднеется узкая полоска – это большак. Впереди только Выселки.

- Тогда не медли!

- И не собирался, - сказал Олег, сворачивая карту. – Ну что? Отдохнула? – обратился он к лошади, погладив по шее. – Тогда пошла, –  скомандовал он и умчался, взяв путь на Выселки.

***

 По трактам Тридевятого Царства в те времена разбросало бесчисленное количество постоялых дворов, кабаков, заказных конюшен и других заведений, к коим относился и «Глухой лис» - деревянное строение в два этажа, из которого только вчера вывели лошадей, чтобы сегодня принять путников. Наспех сколоченные столы, что могли выдержать падение пьяницы - а это являлось гарантом качества, стулья на трех ножках - лишь некоторые сохранили четвертую, длинный, блестящий от жира и многократной полировки прилавок, за которым стоял  сам хозяин – вот что встречало уставшего путника заглянувшего внутрь.

Владельцем питейного заведения был некий Баламут, которого прозвали «Глухой», за то, что он практически ничего не слышал, и «Лис», за то, что когда надо слух его возвращался. Люди же так привыкли к этому прозвищу, что связали его не только с человеком, но и с корчмой, которую так и прозвали в народе - «Глухой лис». Вывеску хозяин так и не повесил. То ли название не по душе, то ли писать не умел.

В тот день зал не пустовал. Трое молодцев из вольных отрядов сидели за круглым столом и не спеша ели похлебку. В другом конце залы сидел старик в дорогом сине-черном кафтане. Из-под косматой седой бороды торчали толстые звенья золотой цепи. Глаза непонятного холодного цвета злобно смотрели на трех молодцев. За прилавком стоял сам Глухой Лис и делал вид, что не слушает, о чем перешептываются вольные. Один из вольных заметил недобрый взгляд старика, и было собрался выяснить причину, как во дворе зашумела вновь прибывшая лошадь.

Дверь в корчму распахнулась, и внутрь вбежал молодой мужчина, преследуемый клубами пыли со двора. Красное и покрытое потом лицо выражало крайнее беспокойство. Один из вольных подумал, что лошадь, должно быть, упала замертво где-то во дворе, потому как, смотря на наездника, становится страшно за животное. Молодой человек осмотрел всех и остановил взор на старике с золотой цепью. Тот смотрел в ответ, но без прежней злобы. Молодой человек прошел к столу старика, прихватив с собой стул на трех ножках, потому как старик заблаговременно отодвинул все стулья.

- Хозяин, две кружки пива! – сказал молодой человек, усаживаясь напротив старика. – Не ожидал я, Волемар, что ты меня опередишь. Гнал, как мог! Погляди, весь в пыли до самого горла. А ты уже вот он, чистенький, и небось голодный. Ждешь обеда?

- Жду, - улыбнулся в ответ старик.

- Небось, обед съеденный задаром еще вкуснее, а?

- Это ты лучше меня знаешь.

- Хозяин! Что на обед? А, не важно. Неси для двоих. И где наше пиво?

Пока Глухой Лис прислуживал двум господам, они молчали. Старик рассматривал принесенную еду, а его знакомый оттряхивал кафтан и ругался на чем свет стоит слугу, что не разбудил его утром. Как только хозяин корчмы отошел, знакомые продолжили разговор:

- Ну как там нынче в Лысовке? Бокучар, все такой же необъятный как его поле?

- Где же ему исхудать. Поводов, вроде, не было.

- Это хорошо. Большой живот – большой аппетит и большие пороки. Мне это только на руку. А в Выселках вот не очень дела. Ихний наместник, новый который, вылетело его имя, так вот он несговорчив больно. Ничего брать не стал у меня, представь. Какая наглость! Ну ничего, Бокучар возьмет, что тот не взял. Да к тому же хворь у них какая-то. Крестьяне в полях все тощие. Ни одного краснощекого не видел. Дети еще ничего, а вот взрослые, просто скелеты.

- Хворь эта голод называется.

- Никогда о такой не слышал, - сказал молодой.  – Ты попробовал ягненка? Свежайщий. О, славный Волемар, чего ты так вяло катаешь по тарелке это бедное мясо? Неужели не проголодался, пока гнал сюда, чтобы выиграть спор?

- Я вовсе и не гнал.

- Врешь. Не мог ты иначе так быстро тут очутиться.

- Но я, все-таки, здесь, - сказал он и продолжил перекатывать кусок мяса в тарелке.

- Эх, брат, знаю я, что поможет твоему нутру принять пищу. Хозяин! У нас тут кружки пустые. Уже как я раза два отпить хотел, а нечего. Побыстрее любезный.

Как только кружки вновь наполнились, беседа продолжилась:

- Так что стряслось? Ты приехал раньше меня, да еще и без желания есть даром полученный обед. Что-то серьезное, должно быть?

- Да, серьезное, - сказал старик и посмотрел на трех молодцев в другом конце залы. В глазах пробежала злость, которую заметил его знакомый.

- Что они тебе сделали? Ты их вот-вот прожжешь насквозь.

- Да не в них дело. Лада, сбежала.

- Это которая третья по счету?

- Четвертая. Да не в счете дело, - сказал старик и схватился за лысую голову. – Я же ею, и правда, дорожил. До чего хорошая была девица. Смиренная, послушная, красивая. Я ее баловал, баловал. А она взяла и…

- И что?

- И сбежала! – ударил он по столу.

- С кем?

- Скоморохи заказные были в Лысовке. Вот с ними, похоже, и сбежала. Я видел, как тот молодой плясал подле моей Лады весь вечер. Глаз с нее не сводил, всю обсмотрел! Наглец! Вздернуть на ветке бы, да где же теперь найти то его.

- Мда. Дурацкая история. Ты сколько не балуй, подарками не задаривай, а если птичка хочет летать, то, открыв клетку, она и улетит. Пшык и нет, - махнул он рукой.

- Дурак я, дурак! Зачем дал ей в другой комнате спать. Спала бы со мной, я бы точно не дал уйти.

- Точно со скоморохами ушла? А то я слышал, что Бокучар любитель…

- Точно, - перебил его старик. - Тех тоже след простыл под утро. Вместе ушли. Я говорю тебе, как он на нее смотрел. Щегол! Сопляк! Ух, вздернуть бы его.

- Хозяин, еще пива! И оставь тут кувшин. И еще один неси. Мы тут горе запиваем.

- Я ей даже позволял воровать у меня. Закрывал глаза на это. И все равно…

- Слышал когда-нибудь, сказку о золотой клетке, Волемар? – спросил молодой, наливая еще пива.

- Нет, - безразлично ответил старик.

- Я ее не вспомню сейчас. Но, мнится мне, что она была бы как нельзя кстати.

Когда второй кувшин испили наполовину, дельцы перевели чуть затуманенные умы на дела купеческие, и настроение у Волемара заметно приподнялось. Он начал очень живо рассказывать о своих хитростях при покупке зерна, а также о выгодности сдачи вольным различного мелкого хозяйства. При всем при этом он деловито поднимал вверх указательный палец. Молодой смотрел на него с довольным лицом, потому как чувствовал, что с товарищеским долгом он справился.

Второй кувшин опустел. Старик откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Молодой купец решил поведать ему великий торговый замысел, ведь, как можно не поделиться с другом? Но прежде чем делиться планами он дождался первого уверенного храпа старика, ведь они, прежде всего, купцы.

Вольные молодцы засели за карты, периодически отвешивая друг другу затрещины, так как денег для игры у них не было. Глухой Лис стоял за прилавком и внимательно слушал планы молодого купца, старательно натирая пустую миску. В этот момент со двора снова послышался звук приближающегося всадника.

Ногой отворив дверь, в корчму вбежал юноша.

«Еще один купец», - подумал, Глухой Лис, но тут же изменил мнение, когда увидел эфес меча, задорно выглядывающий из-под расстегнутого кафтана.

Вольные прекратили игру и потянулись к мечам. Молодой купец с интересом следил за новым лицом, старик плавал по хмельным волнам и не торопился покидать благое море. Вошедший не заметил внимания, которое привлек, и направился к хозяину. Глухой Лис попятился, и если бы не стоящие позади бочки, он так бы и покинул свое заведение. Незнакомец заметил поведение корчмаря, и не сразу приписал его на свой счет, однако быстро осознал ошибку и поспешил извиниться.

- Простите, если напугал, но я очень спешу. Скажите, два дня тому назад, здесь не проезжал мужчина? Ростом чуть ниже меня, в бордовом кафтане, чуть седая, местами рыжая борода, закрученные усы.

Мягкий тон вопроса вернул Глухого Лиса в его привычное состояние. Молодой купец в это время смотрел на корчмаря с вызывающей улыбкой, что вынудило того показать характер, которого отродясь не водилось.

- Я вас не расслышал, - сказал он и отвернулся, давая понять, что протирание чистой миски – занятие куда более важное, к которому он желает немедленно вернуться.

- Я говорю… - и он снова повторил вопрос, только уже не так вежливо.

Молодой купец просто растекался в улыбке, и корчмарь, продолжая представление сказал:

- Честное слово, вы как-то мямлите, будто жуете что-то…

Незнакомец вытащил меч и приставил его к горлу корчмаря. Молодой купец хлопнул по столу. Вольные подскочили со своих мест и вынули мечи, но юноша тут же направил на них самострел.

- Выбирайте, кого пристрелить? А ты, хватит играть со мной. Отвечай или будешь прилавок от своей же крови оттирать!

Глухой Лис и так был на грани удара, потому как никогда раньше не видел оружие так близко к  лицу, а от последних слов, и вовсе побелел и повалился на землю.

- Ну и представление, – сказал молодой купец. Покачиваясь, он встал с места и медлено похлопал в ладоши. – Господа, опустите мечи. Я требую мира и покоя для моего спящего друга, - указал он на чуть сползшего под стол старика. – А для вас, - указал он на прибитую к стене шкуру волка, пытаясь указать на незнакомца. – Для вас у меня есть кое-что. Пойдем на улицу.

- Шутить вздумал?

- Скомороха во мне увидел? Пошли скорее, а то этих молодцев надолго так стоять не хватит. Пошли же, – помахал он и вышел. Незнакомец пошел следом. Вольные уселись обратно за карты.  Игра у них больше не клеилась.

- Прошу побыстрее, я очень спешу, - сказал юноша.

- Я заметил. Так спешили, что наш хозяин теперь лежит без сознания.

- Если от вас толку не больше чем от корчмаря, то я поеду.

- Что же, к делу. Я видел того человека, о котором вы говорили. Кафтан, усы, борода.

- Здесь?

- Нет, не здесь. В Выселках. Вчера утром, я видел, как он ходил по домам на окраине деревни. Я решил, что это присланный лекарь. Я еще попросил у него что-нибудь от жуткой головной боли, что меня тогда распирала, а он мне…

- Поближе к сути, прошу.

- А куда ближе? Видел его там, ходил из дома в дом со своей сумкой. Правда у него еще меч был, и самострел, - медленно проговорил он, осматривая незнакомца, - прям как у вас самострел, ты погляди. Он мне еще сказал, что это ему…

- От волков, - закончил за него незнакомец. - Да. Так и есть. Когда вы уезжали, он был там?

- Черт его знает, честно. Вроде как к наместнику на ужин его пожаловали, за помощь с крестьянами. Так-то раньше и я там ужинал, да вот наместник сменился - нелюдим какой-то нынче правит. В общем. Когда я утром уезжал, я лекаря не видел. Полагаю, он может быть до сих пор там.

- Спасибо вам.

- Василий, - сказал молодой купец и протянул руку, - потомственный купец из Заречья.

- Олег, - представился незнакомец.

- Так просто? Никаких потомственных, знатных, или великих? Олег и все?

- Как я могу вас благодарить? – спросил Олег, не желая распространяться о своей родословной.

- Ерунда. Позже сочтемся.

- Прощайте, - сказал Олег, вскочил на коня и пустился дальше.

- Интересный ты какой, Олег, - сказал молодой купец, смотря на удаляющееся облако пыли.

- Василий! – донеслось из корчмы

- А вот и мой друг вернулся, - радостно сказал молодой купец, войдя  в залу, - как поспали? Еще пивка? А ну-ка мужики, кружку за мой счет тому, кто подымет хозяина…

 

Часть II - Глава 14

К вечеру Олег добрался до Выселок. По пути ему попались пасущиеся сами по себе коровы. Животные бродили на макушках холмов и отбрасывали на дорогу, вытянутые тени от предзакатного солнца. Издали коровы казались на удивление тощими. Уже на подъезде к Выселкам из кустарника на дорогу вышла еще одна корова. Страшнее животного Олег не видел: торчащие ребра; тонкие, словно тростник конечности; сухое, обвисшее вымя; дурная, вся в огромных бусинках – клещах кожа. Корова медленно пересекла дорогу и скрылась среди колосьев.

Дальше Олег поскакал через поле. Несмотря на позднее время в поле все еще трудились крестьяне. Вечерняя прохлада еще не успела разбавить дневной жар, но крестьяне уже укутались с ног до головы. Перед глазами Олега появился Сизый, который с работ в поле возвращался либо в насквозь промокшей рубахе, либо вовсе без нее.

«Как же они так могут работать?», - подумал он.

- Эй! Крестьяне! – крикнул он, но никто не откликнулся. Тогда он крикнул еще раз – в ответ тишина.

Олег спрыгнул с лошади и хотел подойти поближе, но из травы поднялась фигура и направилась к нему.

- Чем могу помочь? – спросил, вышедший из поля, мужчина. Это был крепкий мужик, одетый в черный дубленый жилет поверх выцветшей подпоясанной рубахи, в широких штанах, и местами потертых кожаных сапогах. За поясом у него висел топор.

- А чего люди ваши молчат?

- Все в работе, вот и молчат. Вам-то, чего надобно?

- Человека ищу.

- Ну, людей у нас полно.

- Лекарь здесь был. Не местный. Приехал пару дней назад. Слыхали о таком?

Мужик почесал подбородок.

- Да, был такой недавно. Только не заказывал его никто. Вам лучше об этом Верес расскажет.

- Кто он такой?

- Советник, при наместнике. Идемте, я вас провожу.

«Мокроус местного разлива», - подумал Олег, взял лошадь за поводья и пошел за мужиком.

Молча они дошли до деревни. Когда Олег проходили мимо крестьянских изб, хозяева спешно затворяли двери. Те, кого он успел разглядеть, были такие же худые, как та корова, перед полем, разве что без клещей.

- Я заметил у вас крестьяне худые.

- Быть может, - пожал плечами провожатый. - Я за всеми не слежу. Мои сейчас в поле, и как вы видели, работают не покладая рук. А кто работает, тот и ест.

По пути им встретились несколько отрядов мечников, по трое в каждом. На головах их сидели непривычные для тех времен шлемы, напоминающие наперстки. Лицо закрывала металлическая пластина с тонкой щелью для глаз. Олег ожидал, что его остановят и допросят, о том кто он и откуда, но нет. Мечники прошли мимо.

Сквозь зияющие дыры заборов виднелась разруха крестьянских убранств. Висящие неизвестно на чем ставни окон, выбитые двери, ни в одной избе не горела свеча. Вернувшись мыслями в свое детство в Лысовке, Олег решил, что жили они, может, и не как в сказке, но хотя бы жили. В Выселках, похоже, сама смерть летала между избами.

«А может, что и похуже», - подумал он, вспомнив укутанных крестьян в поле. Что-то в их молчанье его беспокоило.

- Дальше идите прямо. Видите, дым поднимается? Вот вам туда. Это дом наместника. Верес должен быть там.

- А вы?

- А я в поле.

- Так ведь темнеет.

- Значит, работа только началась, - сказал мужик и пошел прочь.

Олег оказался перед другой частью деревни, и если бы он не видел домов, что остались позади, то решил бы, что какое-то неведомое волшебство перенесло его в другое место. Во всех окнах горел свет. Сруб каждой избы украшали расписные причелины. Каждый чердак отделялся от дома мудреным подзором. Во дворах, сокрытыми за высокими заборами, звучали голоса. Не только взрослые, но и детские. Если, позади царила смерть, то перед ним легкой рукой правила жизнь. Настоящая, шумная как река, жизнь.

.«Похоже, не все так плохо», - подумал он.

Посреди праздника крестьянской жизни стояла усадьба. Длинный дом на каменном основании имел два этажа, не считая чердака. Олег прикинул, что в таком доме с легкостью разместилась бы ни одна семья. Он накинул поводья на перила у крыльца и постучал. Дверь открыл рыжий мальчишка.

- Позови-ка мне Вереса, - сказал Олег.

 Мальчишка кивнул и скрылся внутри. Олег остался на пороге. Служка  быстро обернулся. Он схватил Олега за рукав и поволок внутрь.

«В какую же историю ты встрял, Тео?», - думал Олег.

Его завели в обеденную комнату. Олег насчитал десять человек, девять мужчин и только одна женщина, что по весу явно давала фору всем присутствующим.

«Наверняка, они не из темной части деревни», - решил Олег.

Во главе стола сидел совсем молодой наместник. Голову он подпер рукой и скучающе разглядывал кусок птицы, лежащий перед ним. Остальные же шумели, пили, шептались, кто-то тихо пел непристойные частушки. Мужчина, сидящий неподалеку от Олега, заметил его и указал, куриным бедрышком на свободное место напротив.

- Тут стоит тарелка, похоже, что место занято, - сказал Олег.

- Ничего подобного. Эту пьяную свинью выставили, как только он сказала уважаемой госпоже, что она похожа на ту свинью, что нам подали не так давно.

Сидящий рядом с Олегом мужик засмеялся, и поперхнулся куском печеного яблока.

- Вина? – спросил сидящий напротив.

- Нет, спасибо. По правде сказать, я здесь ищу кое-кого.

- Все мы кого-нибудь да ищем. А на самом деле, мы ищем только себя. Ищем, пока не потеряем окончательно, – сказал мужик и налил себе вина до краев.

- У вас тут недавно лекарь был, - сказал Олег.

- Да. Славный человек. Прописал мне припарки из колючего лопуха для костей, - сказал сосед Олега. – Батюшки, а вы чего вооружены, словно на войну идете?

- Да к чему эти лекари, если итог-то все равно один, - сказал мужик напротив.

- Ты опять, о своем, Наум. Ну, никак не уймется, посмотри на него. Хватит аппетит отбивать у честных людей, – запричитал толстяк.

- Ты свое брюхо видел? Твой аппетит – это врожденный талант! Вопреки твоей честности.

- Ой, рассмешил, Наум, - засмеялся толстяк и замахал ручками подобно ребенку.

- Я его оскорбил, а он зубы скалит. Кто меня окружает, ты посмотри...

- Все-таки, лекарь, где он? – не отступал Олег.

- А кто же его знает. Ты Вереса спроси о нем.

В этот момент на другой стороне стола, грузная женщина повалилась со стула, когда ее попытался обнять густобровый мужик.

- Кто меня окружает, нет, ну ты посмотри, - повторил гость.

- Кто здесь Верес? – спросил Олег.

- Верес умный мужик, он нас созывает, а сам сюда не ходит.

- Тогда где мне его найти?

- Он сам всех находит.

- Где мне найти Вереса? – спросил Олег толстяка, который с обезумевшим взглядом выбирал, чему еще суждено сгинуть в глубинах его брюха.

- Ой, ну полно же смешить меня, я так поесть не смогу спокойно, - затрясся со смеху толстяк и снова замахал пухлыми ручками.

Олег понял, что от сидящих за столом он не добьется ответа и вышел из залы.

- Правильно! Спасайся бегством, только так и нужно! Беги от нас! Беги от себя! – кричал ему в след Наум, опрокидывая еще одну чарку с вином.

«Пьяница», - подумал Олег.

 Сквозь маленькое окошко в сенях он заметил, что его лошадь пропала.

- Началось.

Олег выбежал на улицу. Лошади нигде не было. Он сошел с крыльца и пошел вдоль дома. Он прошел под окнами залы, из которой доносились заверения двух мужиков в братской любви. Олег дошел до угла, и услышал детские голоса.

За углом дома на полянке играли дети. Среди них был тот рыжий мальчик, что провел Олега в дом. Он, вместе с другими детьми, коих было пять душ, играли в ту детскую игру, название которой в каждой деревне было свое, как и правила. Рыжий мальчишка был водилой и стоял с закрытыми глазами. Один из детей заметил Олега и что-то сказал остальным. Рыжий мальчишка обернулся. Олег помахал ему, чтобы тот подошел. Но мальчик помотал головой. Тогда Олег погрозил кулаком, и сморщил брови - один из тех жестов, что понимают и дети и взрослые. Язык силы един для всех. Мальчишка опустил голову и поплелся к нему. Только он вышел за пределы нарисованного круга, как дети тут же выбрали другого водилу, еще раз доказав, что незаменимых людей нет.

- Ты мою лошадь видел?

Мальчишка кивнул.

- Ты ее увел?

Мальчишка кивнул.

- Говорить умеешь?

Мальчишка помотал головой.

- Куда ты ее увел? – спросил Олег и положил руку на плечо мальчишке. Тот недоумевающе посмотрел на Олега.

- Может быть, я смогу вам помочь? – сказал кто-то позади. – Отпустите мальчонку, он делает только то, что я ему велю. Как правило.

Олег решил, что человек, который умеет так бесшумно подкрадываться, заслуживает самого подозрительного отношения. К нему подошел высокий мужчина в черной рясе. Свет падал из-за его спины, и Олег не мог разглядеть лица, но по тому, как плавно лучи обтекали голову неизвестного,  Олег понял, что на голове его нет волос. Свет плавно описывал практически круглый череп.

- Вы Верес? – спросил Олег.

- Именно так. А вы?

- Увар, - соврал Олег.

- Редкое имя. Я заметил вашу лошадь у нашего дома и решил поставить ее в стойло, приказал дать воды и сена, бедное животное так устало. Вы, наверное, очень спешили к нам в Выселки. Могу узнать почему?

- Мне сказали, что у вас был лекарь. Я ищу его.

- Кто-то болен?

- Да.

- Кто же?

- Не понимаю, почему это должно вас волновать. Я же сказал, мне нужен лекарь. Просто скажите, где он, – сказал Олег, теряя терпение.

- Просто я сам обладаю знаниями в лекарском деле и мог бы вам помочь, но вижу по вашему лицу, моими услугами вы не хотите воспользоваться. Что же, пройдемте в дом, там и поговорим.

- Просто скажите мне, где лекарь.

- Все не так просто, - сказал он и пошел быстрым шагом в дом. Олег последовал за ним.

На крыльце они встретились с веселой толпой, что покидала дом.

- Верес! Вот и ты! Все было как всегда пре-крас-но, - проговорил по слогам пьяный старик, - жаль ты не присоединился к нам.

- Вы знаете, дорогой мой Невзор, что от шума у меня голова трещит по швам. Все ли вам понравилось госпожа? – обратился он к толстухе, которую вели, а точнее тащили, под руки двое. В ответ она изящно махнула пухлой рукой, с которой слетел кусочек куриной кожи.

– Буду всем рад через неделю, – помахал Верес в след разбредающейся компании, с самой доброжелательной улыбкой.

Верес повернул лицо к свету. Советник был на десяток лет старше Олега. Черты лица тонкие, почти что острые, узкие губы и крохотный нос, длинная худая шея, торчащая из рясы, -  все это словно не раз обработали рубанком. Уверенная осанка и быстрая походка, говорили о внутренне силе советника, тогда как безволосость натолкнула Олега на мысль о тяжелом недуге.

Толпа покинула дом наместника, и Верес проводил Олега в небольшую комнату, которая была насквозь пропитана, зудящим нос, запахом плесени. Убранство ее было более чем скромное: в одном углу стоял массивный сундук, в другом небольшой письменный стол, посередине стояли два стула. В комнату вело совсем маленькое окно, и то было закрыто решеткой.

- Присаживайся, - указал Верес Олегу на стул. – Как вас величать, я позабыл?

Олегу показалось, что в зрачках советника что-то сверкнуло, но как только тот поджег свечу, он увидел, что глаза его имеют хоть и яркий, но все же обычный зеленый цвет.

- Увар.

- Увар, да. Вы откуда будете Увар? Не подумайте чего, просто я бы хотел знать, кому я оказываю помощь.

- Из Лысовки.

- Ах, даже так? – удивился Верес. – И как там наместник? Совсем позабыл его имя, как там его…

- Бокучар. И ныне здравствует, - сказал Олег, при этом, не имея малейшего понятия о том, в каком состоянии пребывает нынче наместник Лысовки.

- Точно! Ага. А вы, стало быть, кто при нем? Завидя ваше оружие и одежду, я сразу понял, что вы не крестьянин. Да и говор у вас не такой.

- Мечник.

- Всегда рад помочь защитнику нашего покоя. Как там ваш глава? Слушайте, простите мою голову дырявую, - ухватился он за лысую черепушку, - никак не могу вспомнить его имени.

- Бурестан. Тоже жив, здоров, - снова соврал Олег, в надежде, что Верес просто из вежливости интересуется.

- Ну вот и славно, – искренне обрадовался Верес. – Жив и здоров... Так о чем мы?

- Лекарь, который был давеча у вас. Где он теперь?

- Ах, бедный лекарь. Слышали когда-нибудь хохму, про то, кто бреет брадобрея? Нет? Всегда меня смешила. Дело в том, что нечто похожее случилось с этим лекарем, который, кстати, пришел к нам сам, мы за ним не посылали. Лечил он тощую хворь, что наших крестьян одолела, да, похоже, сам подхватил сей недуг. Лежит сейчас в большом доме. Лихорадит весь день беднягу, только под вечер уснул. А вы чего так за него волнуетесь?

Когда Олег услышал о болезни Теодора Кительсона он встал со стула.

- Да вы присядьте, - вежливо сказал Верес. – Нынче я забочусь о его здравии. День, два и, уверен, будет плясать на наших вечерах хлеще Филимона, сына Селивана. Ах, что это я, вы же его не знаете.

- Могу я его увидеть?

- Конечно же, нет. Я только что навещал его в большом доме. Он спит и будет лучше, если он проспит до утра. Сон сам по себе обладает целебными свойствами, и помимо этого я дал ему некоторые настойки которые помогут справиться с тощей хворью.

- А почему же вы не лечили ею крестьян?

- В том то и дело, что лечу, - улыбнулся Верес. – Вы, наверное, видели крестьян, что работают в поле? Так вот это и есть те самые первые счастливцы, что отведали моей настойки. Уверен, что они и сейчас работают. До того много сил дает мое лечение, что я бы и здоровым его рекомендовал. Потому я не скрыл удивления, когда увидел незваного лекаря, что ходил от дома к дому. К сожалению, объясниться с ним мы так и не успели, я услышал, что наследующее утро он собирался нас покинуть, а потому в последний вечер пригласил его сюда, но он не пришел потому, как сам свалился с тощей хворью.

- Все-таки мне надо его увидеть.

- Могу я узнать для чего?

Олег поджал губу и сказал:

- Понимаете, - начал он, немного помедлив, и как бы с неохотой, - у каждого бывает такое в жизни, что он совершил что-то не то, и не с тем.

- Прекрасно понимаю, - согласился Верес.

- Так вот, - я не буду называть имен, думаю, вы меня поймете, - один благородный человек совершил ошибку, а может и не одну, и теперь расплачивается за это своим здоровьем. Несколько лет назад, этот лекарь уже помог ему справиться с недугом, но благородный господин вновь совершил ту же ошибку и опять нуждается в помощи. Проблема это очень личная и потому он требует именно этого лекаря. Мы отправили ворона с письмом, но, похоже, лекарь, по незнанию, заплутал в наших краях и прибыл не в ту деревню. Но как человек высоких качеств, он не смог пройти мимо ваших бед, и решил помочь. Из всего вышесказанного, боюсь, и вы должны меня понять снова, что я не могу вернуться без этого чудесного лекаря.

- Я очень бы хотел знать, откуда он. Ведь вы сказали, что за ним послали ворона, значит, вы знаете. Раскройте хоть эту тайну.

- Увы, ворона посылал не я, а потому это для меня такая же загадка.

- Что же. Не все можно узнать в этой жизни, верно? Сегодня я вас к нему не пущу, потому как не могу допустить, чтобы вы тоже подхватили тощую хворь Первые дни болезни самые опасные. Завтра утром, я дам вам все, чтобы не подхватить заразу, и мы отправимся вместе. Я проверю здоровье больных крестьян, а вы как раз успеете поговорить с лекарем. У нас есть свободная комната, и я настаиваю, чтобы вы остались ночевать здесь. Хотя, что-то мне подсказывает, что лучшего варианта вам все равно не найти. Я провожу, - сказал Верес и поднялся со стула.

Олег не стал спорить, хоть оставаться в доме наместника он не намеревался. Как только они вышли из комнаты он спросил:

- Что такое этот ваш большой дом?

- Ах, это бывший сарай, который по моему… точнее, по приказу наместника, но по моему совету, - исправился он, - переделали под дом для больных. Дом презрения, если угодно.

- И где он находится?

- Завтра и увидите, – сказал советник, не оборачиваясь.

Верес провел Олега через узкий коридор, в конце которого находилась одна единственная дверь, которую он и отворил.

- Вот и комната, все чистое, перестелено только сегодня. Если захотите есть, или же пить, просто покричите Ольку. Это тот рыжий мальчишка, он все принесет. А теперь, до утра.

- До утра, - сказал Олег и закрыл дверь.

На миг он замер, ожидая услышать удаляющиеся шаги, но их все не было. Тогда он приоткрыл дверь и выглянул. В пустом коридоре тени скакали тут и там, от танца последней свечи с заплутавшим сквозняком. Олег со спокойной душой запер дверь. Он оглядел комнату в поисках свечи и приметил небольшой огарок, стоящий на полу в пустом углу. Олег разжег свечу от щелчка пальцев, - Теодор Кительсон сделал для него точно такие же перчатки с напылением, - и оглядел комнату.

«Ты был тут, - думал Олег, - это после тебя они тут перестелили все. Уверен, ты был тут. Подскажи. Ты же знал, что беда близко и не мог не оставить знака».

Олег пошел вокруг комнаты, разглядывая каждую неровность на деревянной стене, каждый кривой сруб, каждый неровно стоящий предмет, но никакого знака он не нашел. Весь день Олег провел в седле. Хоть он стоял на месте, но его все еще не отпускало чувство, будто он сжимает поводья, и прижимается ближе к верному скакуну, покачиваясь в такт. Он скинул дорожную одежду и сапоги, и остался в одной лишь рубахе и штанах. Оружие он аккуратно положил на кровать, как мать кладет свое беспокойное дитя, которое только уснуло, а сам сел на стул. Он знал: если ляжет, тут же провалится в сон.

 «Леший чувствовал, что Теодор Кительсон в беде еще утром в лесу, что же с ним теперь?», - думал Олег.

Глаза его слипались от усталости, накопленной в дороге,  а мысли становились тягучими и вязкими. Олег начал проговаривать мысли шепотом:

- Нужно идти сейчас. А куда идти? Я не знаю где этот большой дом. Если мне встретятся мечники, что же я буду делать? Дам я бой троим, тут же появятся еще. Нет. Так нельзя.

Он встал и заходил по комнате.

- До чего же душно! - сказал Олег, чувствуя, как закипает голова, словно котел на костре.

Он отворил окно и впустил внутрь свежий ночной воздух. Олег подвинул стул к окну и положил голову на подоконник, так чтобы ветер обдувал макушку. Приятная дрожь пробежала по затылку. Лежащие перед усадьбой дворы опустели, кое-где в окнах еще теплился огонь, но и он скоро погас. Последние голоса затихли, уступив место сверчкам, песни которых разнеслись по треугольным крышам. Лесная крапивница залетела в комнату, ведомая огнем свечи.

Олег закрыл окно и остановился.  Голову его в отражении пересекал красный крест. Олег зажмурил глаза, решив, что это наваждение вызванное усталостью, но красный крест не исчез. Он провел пальцем по слюде, из которой состояло окно. Кроме пыли на кончике остался красный след. Точно таким же цветом Теодор Кительсон делал заметки в книгах.

- Вот и знак! - обрадовался он.

Красный крест, был еле виден, но если знать, куда смотреть, перекрестие виднелось на ломаном рисунке окна.

- Молодец, Тео.

Олег закружил по комнате. Он останавливался в разных ее точках и смотрел в окно – крест все время указывал на разные дома.

«Где ты был? Откуда я должен посмотреть?», - спрашивал он.

- Во время работы, следи, чтобы свет был по правую руку, - вспомнил он. Олег снова поставил стул около письменного стола, который в солнечный день как раз должен был освещаться с правой стороны, через единственное окно. Еле заметный крест завис в небе.

– Не то, - сказал Олег. Он взял свечу, и снова пошел вокруг комнаты в поисках подсказки.

«Наверняка все просто. Все перед глазами. Спрятанное на виду всегда труднее всего найти, - с такими мыслями он обошел комнату еще раз, но ничего не нашел. - Я же знаю ответ близко, под самым носом».

Капелька воска скатилась на перчатку и его осенило.

- Свеча! – обрадовался он и поставил ее в тот же угол, где нашел, зайдя в комнату. Олег уселся на пол возле свечи. Отсюда крест не был виден совсем. Олег потушил свечу в надежде, что сможет в лунном свете лучше разглядеть крест и не ошибся. Метка указала на деревянную башенку, торчащую между крыш на востоке.

- Вот оно!

Не успел золотой диск луны сменить положение над деревней, Олег уже крался вдоль дома наместника, держа ориентир на деревянный шпиль. Несмотря на небольшое расстояние, путь оказался долгим. Несколько раз Олегу пришлось переждать в кустах, пока пройдет отряд мечников. Так, постоянно держась в тени, он дошел до последнего дома «светлой» части деревни, впереди, как побитые грибы лежали полусгнившие дома «темной» части. Среди них было несколько крупных сараев, один из которых венчала деревянная башенка. По тропе к сараю шли три мечники. Двое тянули телегу, третий шел впереди. Телега скрипела и трещала, готовая развалиться в любой момент.

Неподалеку, между домами показалась еще одна телега, которую также тащили двое мечников с одним во главе. Они остановились возле избы, зашли внутрь, вынесли что-то оттуда и закинули в телегу.

Тем временем первая телега скрылась внутри сарая. Уже пустую ее вытащили наружу и один из мечников, играючи ее перевернул.

Олег короткими перебежками добрался до второй телеги, которая переместилась к другому дому, больше похожему на большой скворечник, потому как в одной из его стен была огромная дыра, через которую виднелись сени. Олег пригляделся к тому, что происходило внутри: двое мечников подняли что-то крупное с пола, третий стоял в сенях. Мечник у входа отошел в сторону, и пропустил товарищей, которые  вынесли тело. Слишком тощее, чтобы понять, мужчина это был или женщина. Олег вспомнил стада скелетов на подступах к Выселкам. Чем больше он вглядывался из своего укрытия в то, что осталось от крестьянина, тем страшнее ему становилось за Теодора Кительсона. Ему пришла в голову идея пробраться в большой дом вместе с телами в телеге, но не подхватит ли он сам этот страшный недуг, он не знал.

Он прокрался к телеге, но как только заглянул, тут же отпрянул. От тел сваленных одно на другое пахло, как от помойной ямы.

Мечники вышли со  двора, и Олег спрятался в кусте шиповника по другую сторону телеги. Он достал из кармана платок и обвязал его вокруг лица, закрыв нос и рот, но запах все еще летал где-то рядом. Тем временем тело погрузили в телегу, и процессия двинулась дальше. Олег держался на небольшом расстоянии в низине, и так дошел до сарая. Телега скрылась за массивными дверьми сарая, а в это время Олег перебежал и укрылся за углом, ожидая, когда мечники выйдут.

Так он просидел за углом сарая, пока не вышли мечники с пустой телегой. Один из них оттащил ее туда, где лежала первая телега и также перевернул. Одной рукой. Сделал он это с такой легкостью, словно подбросил монету.

«Откуда у вас столько силы?», - удивился Олег.

Другой мечник повесил замок на дверь сарая, что несколько нарушило планы юноши. Шуметь и сбивать замок ему совершенно не хотелось, но делать было нечего. Когда мечники исчезли за домами, Олег выбрался из укрытия.

Он взял замок в руку. Это был тяжелый амбарный замок. Некогда Теодор Кительсон преподавал ему уроки по открытию замков, но Олег пропустил их мимо ушей: слушать теорию не имея даже самого простого механизма перед глазами для молодого и живого ума равносильно пытке. Сколько он теперь не пытался припомнить тех уроков, ничего в голову не пришло. Олег несколько раз дернул за замок. Кольцо, к которому замок был пристегнут, держалось только на вере в лучшие дни. Где не поможет ум, там поможет сила, решил он и, оглядевшись, ударил сапогом по замку. Со второго раза кольцо, вместе с замком вылетело.

В полночной тишине, этот звук разлетелся во все уголки Тридевятого Царства, так ему показалось. Сверчки и другие ночные музыканты, ненадолго прервали выступление и тут же продолжили. Олег вошел внутрь.

Внутри его поприветствовали тьма и смрад.

«Как они тут что-то видели?», – подумал он.

Олег пошел вдоль стены, опираясь одной рукой, и аккуратно переставляя ноги. Оказалось, что внутри была еще одна дверь, поменьше, в нее-то он и уперся. Нащупав ручку, он потянул, дверь не поддалась. «Опять замок», подумал было Олег, но решил потянуть еще раз, и с тугим хлопком дверь отворилась. Зловонное, плесневое дыхание вылетело наружу. Запах был такой же, какой он ощутил в телеге, только спертый, приправленный чем-то сладковатым, отчего стало только хуже. Кто-то схватил его за желудок и с неимоверной силой потащил наружу. Он согнулся и оперся руками о колени. Когда чувство опустошающее нутро, наконец, отступило, Олег затянул платок плотнее и пошел вглубь.

 

Часть II - Глава 15

Олег оказался в просторном помещении, освещенным лишь столбами лунного света, чо проникал через дыры в исхудалой крыше. Золотая пыль пролетала сквозь колонны света и растворялась во мраке. Олег сделал шаг вперед и сразу же споткнулся.

«Без огня, в таком месте не обойтись», - подумал он и пошарил рукой по стене в поисках факела, но ничего не нашел.

На помощь пришла смекалка: он достал снаряд для самострела и щелкнул пальцами у самого наконечника. Макушку тут же охватил огненный венец. Через миг снаряд разгорелся не хуже любого факела, и пролили свет на небольшом расстоянии вокруг.

Олег опустил снаряд вниз вниз. Он стоял перед большим корытом, похожим на те, из которых едят свиньи. Корыто было закопано так, что его края оказались вровень с землей. Жидкость в корыте переливалась всеми цветами радуги на свету. Страшные мысли забрались в голову к Олегу. Он пошел вдоль корыта с горящим снарядом. У другого конца, из жидкости, торчала голова: она была неестественно выгнута назад, зрачки скрылись где-то за пересохшими веками, рот крепко сжат, от губ осталась лишь тонкая полоска, будто объели крысы, а жевательные мышцы напряглись так сильно, что торчали подобно струнам.

Олег вытянул руку вперед и из темноты показались еще корыта. Он перебегал от одного к другому, каждый раз испытывая то облегчение, оттого, что не нашел в нем друга, то страх за то, что найдет его в следующем.

Все лица, которые он видел, истощила болезнь и сделала их до ужаса похожими одно на другое. Мужчина это или женщина, старик или молодой, понять было невозможно, но ученого среди тех, кого он увидел, не было.

Невольно в памяти Олега всплыл разговор, во время которого Теодор Кительсон излагал свои идеи относительно того, что любой человек, который поддается пороку чревоугодия, становится похож на другого такого же. Таким образом твоя уникальность и самость могут проявится только если ты держишь себя в здоровом теле. Сейчас же Олег убедился, что и люди истощенные страшной болезнью также становятся схожи, что вполне встраивалось в теорию ученого.

«Я расскажу Тео о своих мыслях. Ему это будет очень интересно, если только… нет, все будет хорошо», - отгонял Олег скверные мысли.

Он дошел до последнего корыта, и чуть не выронил из рук пылающий снаряд. В нем лежал Теодор Кительсон. Выглядел он как жертва многомесячного голодомора, которая к тому же подхватила огненную язву, или что-то более скверное. Кожа его посерела, словно вымазали в глине. Его некогда щегольская борода походила на полинялую шерсть.

Олег воткнул снаряд в землю и нащупал в жидкости плечи Теодора Кительсона, перехватил его за подмышки и потащил. Ученый с такой легкостью выскользнул из маслянистой, что Олег повалился на спину. Он осторожно положил друга на землю и ужаснулся. Перед ним лежал скелет, обтянутый кожей: самыми широкими частями его конечностей были колени и локти; ребра образовали лесенку, ведущую к ключицам, которые как игрушечное коромысло держали тощие руки; живица духа ясно выделялась бронзовым панцирем на коже. Что-то внутри Олега защемило. Схожее чувство он испытал глядя на сгоревшую избу Сизого. Лицо ученого было мертвецки спокойным, но короткие вдохи, от которых ребра подпрыгивали, а живот неестественно сокращался так, что жилы виднелись, говорили о тяжелой борьбе организма. Даже когда наше сознание плутает где-то далеко, тело все еще может бороться с иссушающей болезнью, при этом держа душу, словно золотую рыбку на крючке, чтобы та не сорвалась и не сгинула в глубинах неизвестного.

Тело ученого охватили судороги: руки его то сгибались в локтях, то разгибались с такой силой, что Олег боялся, как бы он не поломал кости, а потому пытался его придержать. Спина ученого вытянулась струной, тощие ноги кольями зарылись в землю. Изо рта показалась красная пена. Олег попытался разжать челюсть ученого, но ничего не вышло. Мышцы сжались так крепко, словно в этом движений сокрылся последний шанс на жизнь. И он не умер. Судороги прошли. Тело обмякло. Живот успокоился, и только посредине него, там, где заканчивается грудина, словно в насмешку над измученным телом, живо стучала аорта.

Олег раскрыл рот Теодора Кительсона. Ученый прокусил кончик языка – вот откуда пошла кровь.

Наступил миг тишины. Олег снял кафтан и накрыл им обнаженного друга. Голову его он положил к себе на колени. Запаха плесени он больше не чувствовал, по крайней мере так явно.

Снаряд почти погас. Он светился тусклым зеленоватым пламенем, и вместе с лунной синевой, все также смотрящей сверху, это место смотрелось еще более зловещим.

Олег затушил снаряд, и поджег новый. Ближайшие корыта озарились красно-желтым пламенем, поблескивающим на маслянистых поверхностях.

Вдруг Теодор Кительсон закряхтел. Из его пересохшего и потрескавшегося рта донесся слабый кашель. Олег полил водой из фляги губы ученого.

- Осторожно Тео. Понемногу, потихоньку, - сказал Олег, отнимая флягу, к которой потянулись губы ученого. – Лучше не пить много.

- Олег, - тихо прохрипел Теодор Кительсон.

- Да, это я. Все теперь хорошо. Лежи смирно.

Ученый еще не мог открыть глаза, но лицо его сначала обеспокоенное приняло самое безразличное выражение.

- Мы с тобой покинем это чертово место. Там снаружи есть телега. Я найду лошадей, и мы сбежим. Что ты говоришь? Давай я дам тебе еще воды. Вот так.

- Нельзя покинуть его сейчас.

- Ты бредишь, Тео!

- Надо … - сказал ученый, и голос его пропал на втором слове.

- Надо бежать. Немедля!

- Сжечь.

- Что ты сказал? – переспросил Олег и наклонился поближе.

- Сжечь.

- Помилуй, что сжечь?

- Сарай и усадьбу, - сказал Тео морщась.

- Ты только пришел в себя, а уже собираешься сжигать что-то? – недоумевал Олег.

- Воды, - простонал Теодор Кительсон, и когда он отпил еще немного, сказал: - Я не могу этого сделать.

- Конечно, не можешь, Тео. Чудо, что ты еще жив!

- Ты сделаешь, - сказал ученый и с трудом посмотрел на Олега. – Нужно сравнять все это место с землей, похоронит под пеплом… Marda… – простонал он на своем языке. Что это значило, Олег приблизительно понимал, ведь ученый говорил это слово лишь в моменты нестерпимой боли.

- Твой истощенный разум жаждет мести и это понятно, Тео.

В глазах Теодора Кительсона, что-то ожило. Былая неприкрытая уверенность в своей правоте, что так помогала в самые трудные моменты, загорелась внутри помутненных глаз.

- Здесь творится великое зло. Мы… Ты его остановишь.

- Что за зло? Тощая хворь? Мы тебя вылечим.

- Это не тощая хворь, Олег. Такого я раньше не видел. Помоги мне встать.

- Ты не устоишь на ногах, они сейчас тоньше чем у цапли, я тебя понесу.

- Ни за что, – запротестовал ученый и не успел глазом моргнуть, как Олег поднял его на руки.

- Ты, право, сейчас весишь столько, что и сказать страшно.

- Так много? – сказал Теодор Кительсон и попытался улыбнуться, да только получилась лишь косая гримаса, но Олег улыбнулся в ответ.

Он вынес ученого на улицу и посадил так, чтобы тот оперся спиной на стену сарая.

- Посиди тут, я подтащу телегу.

Олег попытался перевернуть одну из телег, но та оказалась неподъемной. Тогда он попытался опрокинуть вторую. Она была посговорчивей, но перевернуть ее стоило немалых усилий, так что пот выступил на лбу, а руки, спина и ноги залились кровью. Он еще раз вспомнил с какой легкостью мечник ее опрокинул.

Олег вернулся за другом, чтобы отнести к телеге, но только он протянул руки, тот помотал головой и сказал:

- Сожги корыта, - прохрипел Теодор Кительсон.

- Там же люди, Тео, - опешил Олег, - как я могу?

- Они больше не люди.

- А кто же они тогда?

- Ты видел мечников?

- Да.

- Они все еще люди?

- За шлемом не видно, но признаться, странное что-то в них есть. Дури больно много.

- Это те, кто долго пролежал в таких вот корытах. Ни усталости, ни страха, ни эмоций, ни воли…

- Но они крупнее тех бедолаг в сарае. И как же они безвольные дозорами ходят?

- Те тоже станут крупнее к закату этого дня. А вся их воля в руках одного человека.

- Вереса, - догадался Олег.

- Иди. Масло в корытах легко горит. Просто щелкни пальцем у поверхности. И не переживай, они ничего не почувствуют. А теперь иди.

Олег остановился у двери сарая.

- Тео, нельзя иначе?

- Увы, нет, - ответил ученый и проводил его взглядом.

Олег вернулся внутрь, в руке он держал последний воспламеняющийся снаряд, но поджигать не стал.

«Еще пригодится», - подумал он.

Колоны лунного света сместились и теперь освещали корыта по левую руку от Олега. Он подошел к ближайшему и наклонился. Лицо человека никак не изменилось. Все также была запрокинута голова, зрачки так и не появились, о том, что человек был еще жив, говорили лишь блики, колеблемые на волнах жидкости, от слабых движений тела.

- Прости, - тихо сказал Олег, незнакомцу, который не мог его услышать и щелкнул пальцами у блестящей маслянистой глади.

Искра слетела с кончика пальцев и охватила все корыто, от края до края. Огонь голодным зверем накинулся на лицо человека – тот даже не шелохнулся. Олег отошел. Разгоревшееся пламя осветило весь сарай. Каждый последующий шаг был чуть проще, потому как Олег не слышал ни одного стона или самого слабого крика. Тела утопали в пламени, словно сгорали большие тряпичные куклы.

Когда последнее тело исчезло в гоне, он огляделся. Возможно, после того, как Тео расскажет о том, что за болезнь поразила людей и как с этим связан Верес, ему станет легче, но сейчас ему было гадко. Огонь же переметнулся на деревянные стены. Запах плесени отступил.

Теодор Кительсон сидел там же, где его оставил Олег.

- Готово? – спросил ученый.

- Да.

- Иначе никак. Но это еще не все, теперь… - покашлял он, - тебе надо сжечь дом наместника. Желательно так, чтобы в нем сгорел Верес.

- Тео, просто покинем это место!

- Нет, люди в беде пока он жив. Я бы и сам это сделал, но ты видишь, что силы покинули меня. Неси меня в телегу, и беги к дому. У тебя еще есть горящие снаряды?

- Один, - сказал Олег и поднял Теодора Кительсона.

- Как неразумно, мой друг. И я не знаю где все мои вещи.

- Мы найдем их, не переживай.

- Послушай. Те, кто уже изменены Вересом, не дадут тебе попасть в усадьбу. Он должен был понять, что ты сделал, и что будешь делать дальше. Но огонь тебе поможет, они не подойдут к тебе, пока рядом с тобой будет открытое пламя. Используй снаряд, когда будет необходимо и действуй быстро. Мечники тебя не тронут, но Верес не боится огня. Однако он суть трус и крыса, а потому расправиться с ним будет делом плевым. Как только закончишь с ним, мечники не представят больше никакой опасности.

- Оставь меня здесь, а сам беги! – сказал ученый, прокашлявшись после длинной речи. – Верес обитает, в подземных комнатах. Вход позади усадьбы. Удачи, мой друг.

- А если за тобой придут?

- Пчелы полетят к королеве. Будь спокоен, за мной не явятся.

***

Олег еще издали приметил, что возле усадьбы его ждали. Мужчина богатырского роста стоял у самого крыльца. В руке он держал огромный бердыш, полумесяц которого зловеще сверкал под луной.

«Ты еще кто?», - подумал Олег.

Страж выдвинулся в сторону Олега, взяв оружие в обе руки. Широкие одежды с капюшоном, скрывали лицо врага, так что лишь смутно угадывались массивные черты. Из-под капюшона выглянули сияющие глаза, и снова скрылись в тени.

Воин перешел на бег и занес грозное оружие над головой. Олег же наоборот - замедлил шаг. Он ожидал, что удар таким тяжелым оружием будет легко предупредить, и он успеет уклониться, но не тут то было. Воин размахнулся бердышом настолько легко, что юноша еле ушел, и смертоносное лезвие с грохотом вонзилось в землю. Олег оправился от удивления и нанес косой удар прямо по локтю великана, но меч, разорвав одежду, задорно зазвенел.

«Кольчуга», - мелькнуло в голове.

Тут же ему пришлось пригнуться, потому, как воин с силой вырвал бердыш из земли и нанес следующий удар. Олег оказался по левую руку от врага, и нанес удар в область ребер, но меч снова не пробил кольчугу. Олег заступил воину за спину и прямым ударом поразил того в область лопатки. Хороший удар - несколько звеньев раскололись, и он поразил плоть.

Гигант нанес новый удар с разворота. Олег стоял к нему впритык, а потому получил удар древком. Стой он чуть подальше его бы разрубило пополам. Даже такого удара хватило, чтобы Олега отбросило в сторону.

Он поднялся и понял, что не может поднять правую руку выше плеча. Тогда он достал из сапога, короткий клинок, который держал «на черный день», как говорил Теодор Кительсон. Меч он взял в левую руку.

Снова над головой засверкало изогнутое лезвие бердыша. Олег ушел в сторону, лишь слегка отбив удар мечом, чтобы сместить врага, и нанес три быстрых удара в область запястья. Первый удар пробил звенья, второй и третий перебили мышцы и сухожилия.

Воин издал звук похожий на рык и ударил Олега тылом пораженной руки. Гигант попытался взять бердыш, но пораженная кисть не сжалась, и лишь судорожно растопырила пальцы. Олег тут же оказался подле врага и вновь нанес три коротких удара в подреберье. Воин попытался поднять бердыш здоровой рукой, но Олег ударил по древку мечом, и нанес очередные три удара в область сердца. Удар не достиг цели - лезвие с последним ударом воткнулось в ребро и не прошло дальше. Олег потянул клинок обратно, но руки соскользнули с рукояти. Гигант нанес удар коленом, повалил Олега на четвереньки, и попытался наступить юноше на голову. Но скорость была не на его стороне. Олег откатился в сторону, и рассек мечом сухожилие чуть выше стопы. Гигант опустился на здоровую ногу, словно приклонился перед господином и зарычал. Он попытался встать, сделал рывок здоровой ногой, и смог устоять, но когда перенес вес на другую ногу, его подкосило. Стопа подвернулась внутрь и он упал лицом вниз.

Олег подошел к телу. Противник не шевелился.

- Чем выше дуб… - сказал Олег, и перевернул тело.

Он увидел, почему бой закончился так неожиданно. Клинок, который остался в груди воина теперь окончательно пропал где-то внутри, вместе с рукоятью. Олег нащупал под одеждой круглое навершие черенка, оперся ногой на грудь поверженного и выдернул клинок.

- Теперь посмотрим, кто же ты такой, - сказал он и скинул капюшон с лица соперника. – Ну и дела!

Перед ним лежал Бурестан. Тот самый мечник, что чинил бандитские порядки после того, как занял место Сизого. Верес сразу разоблачил сказку Олега, и неизвестно, что бы случилось, останься он в той комнате до утра. Скорее всего, он бы застал рассвет, погруженный в маслянистую жидкость, по соседству с Теодором Кительсоном.

Кое-что во внешности Бурестана изменилось. На голове его не было ни одного волоса. Такой же лысый, как Верес. Такой же, как крестьяне в большом доме. Ни бровей, ни волос, только белесые, короткие как лапки муравья ресницы.

«Интересно как получилось», - подумал Олег и накинул капюшон обратно на лысую голову бывшего главы мечников.

- Вход позади усадьбы, - проговорил он слова Теодор Кительсона, вытер клинок о штанину и пошел в обход дома.

Задний двор был пуст. Небольшой прилегающий сад, на первый взгляд тоже казался пустым. Олег шел не спеша, присматривался к каждой тени, прислушивался к каждому шороху, но вокруг лишь ветер шептал, и пели сверчки, перекрикивая саранчу. Где-то вдалеке заскрипело колесо телеги, но звук растворился в ровном дыхании ночи. Никакого входа в подполье усадьбы Олег не нашел.

«Быть может, в доме», - подумал он и пошел к заднему крыльцу. Первая ступенька скрипнула под сапогом, несколько съехав вниз, и в образовавшуюся щель выскочил лучик света.

- Нашел, - сказал он, и, обойдя крыльцо с другой стороны, действительно нашел небольшую дверь.

Олег нащупал ручку и слегка потянул. К большому его удивлению дверь была не заперта, он тут же отпрыгнул, но никто на него не напал, кроме уже знакомого бьющего по носу запаха плесени. Узкий проход, освещался единственным факелом, расположенным около входа. Лестница вела глубоко под дом. Олег снял самострел со спины, зарядил последний снаряд и пошел вниз.

- Ах, вот и Увар, - донесся дружелюбный голос, от которого Олегу стало не по себе. – Проходите побыстрее, я давно жду.

Олег и не подумал спешить и ступал так тихо, как только мог. Лестница привела его к дубовой двери, которая легко могла выдержать несколько ударов тарана. Она была приоткрыта достаточно для того, чтобы протиснутся.

- Проходите, проходите, - снова послышался голос. – Смелее.

Олег шагнул за дверь и оказался в широкой и низкой зале. У подножья стен торчали факелы накрытые стеклянными горшками. На другом конце залы стояли деревянные бочки, на сорок ведер. Перед бочками, словно каменные идолы, стояли мечники. Все они держали руки на эфесах мечей, но оружие не достали, даже когда Олег зашел внутрь. Он решил, что мечники и вовсе его не видят, потому как на его появления отреагировал только Верес, стоящий перед ними.

- Дорогой Увар, - начал Верес, разводя руки, словно хочет обняться, - я полагаю, что истинного имени вашего я не узнаю, а потому буду величать вас так. Раз уж вы стоите передо мной, значит, вы одолели того, кто по вашим словам поныне здравствует в Лысовке. Но я не в обиде. Конечно, нет. Как можно? Вы указали мне на слабость моих воинов, - он оглядел неподвижных мечников, - и за это я кланяюсь в пол перед вами, – сказал советник, но в пол так и не поклонился.

- Мне это было только в радость.

- Охотно верю. Как вижу, вы оставили там частичку здоровья. Я охотно помогу, да только вы же не примите помощь от меня, я прав?

- Благодарю, нет.

- Как вам мои мечники? - спросил Верес, заметив, как бегают глаза Олега. – Всеобщее повиновение, безропотное выполнение любой моей прихоти, они…

- Они не люди.

- Отнюдь. Просто чуть меньше чем были раньше. Хотя, что вообще есть человек? Если я лишил воли существо, которое волочило свой жалкий век, не имея ни цели, ни мечты, а только страстное желание поскорее себя разложить еще при жизни, разве я не сделал благо? Теперь у каждого из них есть цель. И эта цель стала смыслом всего. Я считаю, они теперь даже больше похожи на людей чем прежде. Точнее на ту идею о людях, что выдумали мудрецы. Читали что-нибудь подобное?

- Быть может.

- Так вы обучены грамоте? Вы точно не мечник. Эти молодцы даже свое имя писать не умеют. Так все же, кто вы такие? Вы и ваш друг. Я не имел чести поговорить с ним, потому как он решил без моего приглашения пробраться сюда, за что был наказан Бурестаном. Ну да вы уже отомстили за друга. И все же. Кто вы?

- Мы всего лишь хотим помочь людям, - сказал Олег, не найдя ничего лучше.

- Как говорите? Помочь людям? Где вы их тут увидели то, людей? Лишь жалкие раболепствующие твари, что унижая других, пытаются вознестись, но сами утопают в собственных слабостях и болезнях. Другие же, просто безмолвные ничтожные коконы. Оболочки. Так почему мне не дать им всем то, чего у них никогда не было? Судьбу. Или то, что они бы назвали судьбой, если бы могли говорить. Но я вижу вы уже устали от долгих разговоров. Что же мы будем делать дальше?

- Вы перестанете прикидываться богом-освободителем и больше никогда не сотворите подобного зла.

- Зла? Как же вы слепы, дорогой Увар. Я бы мог открыть вам глаза на многое, да вижу, что перед ними пелена недоверия. Но, так как вы сумели прийти сюда, победили Бурестана, я все-таки предложу вам остаться со мной. Вижу, что у вас большое будущее.

- Ни за что.

- Я должен был попробовать. Каким же вы видите исход нашей беседы? – спросил Верес, и улыбнулся.

- Все ваши труды сгорят, как сейчас горит большой дом…

- Да, это очень жаль, придется соорудить новый, - перебил его Верес.

- Не придется.

- Помилуйте, вы здесь один. У вас перебита рука. Из оружия только самострел, который вы не успеете перезарядить и меч. У меня же здесь десяток мечников, и еще десяток снаружи, и все полностью мне подвластны. И что вы сделаете?

Олег вскинул самострел, превозмогая жгучую боль в плече, и выстрелил в Вереса. Олег не смог все это сделать быстро, поэтому советник легко ушел от снаряда, который с треском вонзился в бочку позади.

- Теперь у вас только меч, - сказал Верес.

Мечники по немой команде вытащили оружие и зашагали к Олегу. Юноша попятился назад к дубовой двери.

- Увы, я не могу вас отпустить. Теперь не могу, - сказал советник.

В следующий миг до его уха донеслось тихое шипение, он обернулся, и улыбка сошла с его лица. Бочка, в которую угодил воспламеняющийся снаряд, разорвалась с такой силой, что один из стальных обручей, которыми она скреплялась, оторвался и острым концом вонзился в лоб Вересу, повыше левого глаза.

Что случилось дальше, Олег не увидел, потому что все кругом заняли огонь, щепки, стальные прутья и осколки стекла. Мечники кинулись в огонь. Они поднимали тело хозяина, пытаясь вынести из огня, но падали сокрушенные новыми взрывами бочек. Олег выбежал наружу. Спину ему обдал жар вылетевший следом. Не успел он отдышаться, как из сада выбежала дюжина мечников. Олег приготовился к обороне, но они пробежали мимо и скрылись в подземном ходе. Загремело снова. Языки пламени добрались до крыльца. Олег забежал внутрь усадьбы с криком:

- Пожар!

Из ближайшей комнаты показалась прислуга: напуганная женщина с седыми волосами и тощий старик.

- Как? Горим? – спросила женщина.

- Бегом на улицу! Хватайте вещи и на улицу!

- Ох, куда бежать, что брать? - закудахтала она, словно курица.

- Портки бери, и пошли, - сказал старик.

Олег поднялся на второй этаж и столкнулся там с рыжим мальчишкой, который держал за руку сонного наместника.

- Есть еще кто в доме?

Мальчик помотал головой.

- Тогда выходите.

Мальчик кивнул в ответ и потащил наместника вниз, словно капризного младшего брата переростка. Олег пробежал по второму этажу, чтобы убедиться, что людей больше нет, и вернулся на первый этаж. Пол местами покрылся пестрыми огненными язвами.

«Сейчас обвалится», - подумал Олег и выбежал из дома. Только он спрыгнул с крыльца, послышался треск и пол обвалился. Двухэтажная усадьба, превратилось в покосившееся чудище с огненными глазами.

- Пошли, старая, - сказал старик.

- Куда же мы пойдем теперь?

Что он ей ответил, Олег не расслышал, и парочка поковыляла по дороге прочь от усадьбы, неся спасенную от пожара одежду. Рыжий мальчик стоял подле наместника, который сидел на холодной земле и негодовал, почему его так рано разбудили, и почему никто не принесет ему вареного яйца и «куда это отправились старики?».

- Ты знаешь, где моя лошадь? – спросил Олег мальчика.

Он кивнул головой и помахал Олегу, чтобы тот следовал за ним.

Конюшня была неподалеку. Лошади внутри обеспокоено ржали. Мальчик исчез за дверью конюшни.

Олег заметил неподалеку небольшой каменный колодец, огороженный плетнем. Самый обыкновенный колодец, привлек внимание тем, что изнутри сиял. Олег перелез через плетень и заглянул вниз. Вода на дне горела.

«Вот, как он лечил крестьян. Верес сумел добраться до подземного источника», - подумал Олег.

Донеслось знакомое ржание. Олег попросил мальчишку, чтобы тот привел еще лошадь того господина, что приехал два дня назад и прихватил упряжку для телеги. Миг спустя мальчик вывел бурую лошадь Теодора Кительсона и закинул ей на седло упряжку. Олег спросил рыжего мальчишку, умеет ли тот ездить верхом, мальчик утвердительно кивнул.

- Тогда полезай, - указал Олег на коня Теодора Кительсона.

Олег поскакал к большому дому, подле которого оставил друга, мальчик поехал следом. Из домов выходили люди и с опаской смотрели на всадника, который скакал от горящей усадьбы, а когда замечали, скачущего за ним мальчишку-служку опасение сменяло недоумение.

Когда Олег проскакал мимо покосившихся и утопающих в земле изб «темной» части, ни одна живая душа не показалась. А именно там горели колодцы.

Тем временем большой дом уже не был таким уж большим, и дом напоминал лишь отдаленно. Теодор Кительсон сидел в телеге. Ученый обернулся, когда услышал топот, и с приветливой улыбкой встретил Олега, власть над телом постепенно вернулась к нему и улыбка была самой настоящей.

- Как же я рад. Я видел, как к дому бежал целый отряд. Я опасался худшего.

- Они меня даже не тронули.

- Неужели?

- Они бежали спасать Вереса. Правда, слишком поздно. Не думаю, что от него теперь хоть что-то осталось.

- Это хорошо. Но, скажи Олег, не попались ли тебе где-нибудь в доме его письма или записи, я говорю о Вересе.

- Нет, как только я убедился, что люди покинули дом, я и сам его покинул. Через мгновение пол провалился.

- Очень жаль. Но что показывает тот юноша?

Олег обернулся на рыжего мальчишку и тот действительно, мычал и размахивал руками: он то куда-то указывал, то складывал руки вместе показывая что-то похожее не птицу или на бабочку.

- Что он нам хочет сказать?

- Не знаю. Награды требует? – предположил Олег.

- А что-за летучее создание он нам показывает.

- Хочет быть свободным как птица, - решил Олег и сказал мальчишке. - Спасибо тебе за твою помощь мальчик, - Олег достал из кармана золотую монету.

- Какая щедрость, друг мой, - сказал Теодор Кительсон.

- Чего машешь? Бери, пока дают. Неужели ты настолько богат, что пренебрегаешь благодарностью?

- Быть может, он настолько широк душой, что помогает людям исключительно, потому что такова его природа. Или же он, таким образом, искупает то зло, что невольно чинил, прислуживая Вересу.

Мальчишка замотал головой, затем скинул упряжку для телеги, развернул лошадь и помчался прочь.

- Стой! Куда? – крикнул ему в след Олег и уже хотел броситься в погоню, но ученый остановил его.

- Не надо, одной лошади нам хватит.

- Но где же мы потом найдем вторую, когда ты снова сможешь сидеть в седле?

- Где-нибудь да найдем. Не переживай, - сказал Теодор Кительсон, а сам подумал, что быть может больше никогда не сядет верхом.

Олег поглядел на удаляющегося мальчишку и махнул рукой.

Пока он был занят новым для себя делом, Теодор Кительсон прислонился головой к боковине и уснул. Он часто проваливался в беспокойный, поверхностный сон и тут же просыпался. Ученый боялся очнуться в корыте, под дырявой крышей. Короткие сны заполняли причудливые и жуткие образы, окутанные звонким ароматом плесени.

- Тео, - позвал Олег, но тот не ответил.

Олег заглянул внутрь и сердце его снова сжалось. На полу телеги лежал тощий, серый человечек, поджавший руки и ноги, словно младенец. Он был даже не в силах поправить сползший кафтан, и так и лежал полуприкрытый, выставив торчащие ребра. Олег укрыл ученого, и в душе попросил богов, в которых не верит Теодор Кительсон, чтобы они послали ему побольше сил.

Олег вернулся к лошади и проверил упряжь. Все готово. Он запрыгнул на козлы и скомандовал лошади. Та, мотнув головой, несколько поупрямилась, прежде чем сдвинуться с места, и не спеша тронулась. Когда телега подъезжала к окраине деревни, Тео проснулся и окрикнул Олега:

- Смотри, юноша едет.

К ним во всю опору скакал тот самый рыжий мальчишка

- Чудной какой-то. Чего ты мечешься туда-сюда? – крикнул Олег.

Мальчик достал из-за пазухи что-то большое и черное. Олег с Теодором Кительсоном не сразу признали в этом черном пятне ворона.

- Это птица? – спросил Олег.

- Это птица Вереса, – добавил Теодор Кительсон.

Мальчик кивнул.

- Он просто чудо. Решено, я отдаю ему своего коня! – сказал он, несмотря на протесты Олега. - Юноша, этот резвый скакун теперь твой. Пользуйся им на свое усмотрение. В самый тяжелый год его можно выгодно продать. Воистину чудесный конь для чудесного юноши! Давай же сюда птицу. Какой прекрасный ворон, - сказал Тео, когда он оказался в руках Олега. – Давай его ко мне, пусть барахтается тут, мне будет не так одиноко.

Рыжий мальчишка поклонился обоим.

- Прощай, - сказал Теодор Кительсон, - и больше не прислуживай ядовитым гадам, подобным Вересу.

Олег лишь еле заметно наклонил голову, но все-таки протянул мальчишке монету.

***

Рассвет Олег и Теодор Кительсон встретили в поле, где Олег прошлым вечером встретил крестьян, укутанных с ног до головы и того мужика, что проводил его до деревни.

- Что такое?

- Когда я ехал сюда, то в поле работали крестьяне. Они еще одеты были как-то необычно.

- Это как?

- А так, что даже глаз не было видать. Укутаны так, словно зимний мороз жжет им кожу, да только мороз еще за Лысой Горой. Вот и ищу их, потому как думаю я…

- Что они отравлены Вересом, - закончил за него Тео.

- Именно. Да только где они теперь?

- Я бы хотел верить, что так и упали в поле замертво, когда Верес сгорел.

- Погоди, - сказал Олег и остановил лошадь. – Я схожу, посмотрю.

Олег пошел в поле. Пару раз он наклонился к земле, старательно вглядываясь во что-то. Один раз он достал меч, но то был лесной зверь, который тут же покинул поле, и, сверкнув рыжим хвостом, скрылся в кустарнике. Олег вернулся с озадаченным видом.

- Ну что?

- Ничего. Следы работ есть. Но никого нет. Ушли.

- Может они пошли следом за мечниками под усадьбу да там и сгорели.

- Было бы хорошо, да толпу обмотанных крестьян я бы заметил.

- Одно хорошо - без Вереса они как марионетки без кукловода, так что беды от них не будет никакой.

- А что если не Верес кукловод над ними?

- А кто же?

- Когда я подъезжал сюда, меня встретил мужик. Он был здоров и в своем уме, он меня и проводил к усадьбе.

- Думаешь, что он ими управлял?

- Надеюсь, что нет. Однако его я тоже не видел…

Телега тронулась дальше, оставив стройные желтые колосья, ласкаемые ветром позади. Дорога до самой корчмы Глухой Лис была скучной и однообразной, лишь один раз на пути им встретился скелет коровы, возле которого весело скакали вороны, к которым порывался присоединиться и ворон Вереса. Еще в придорожных кустах Олег заметил крупного зайца. Он поднял тушку. Всё брюхо животного покрылось крупными, словно наполненными ртутью шариками, - это были раздутые от крови клещи. Олег с сожалением выбросил зайца подальше от дороги.

К полудню они добрались до Глухого Лиса. На этот раз там сидело несколько старцев-паломников. Они с абсолютным безразличием на лицах и скукой в глазах ели едва теплые щи. Хозяин, завидев Олега, отошел к стенке и принял самый смиренный вид. В этот раз он все расслышал с первого раза и заполнил флягу свежей водой, даже не попросив за это денег, что было на руку Олега, ведь у него всего и был один златец, который он отдал рыжему мальчику. Он напился сам и дал немного выпить Теодору Кительсону, а тот в свою очередь попросил Олега напоить ворона. Как только тому развязали клюв, он принялся истошно ругаться и кричать о том, как плохо с ним обращаются, и что людям следует сделать с этой веревкой, однако птичьего языка, к несчастью для ворона, никто не знал. Птица недолго ругалась потому как ей мигом завязали клюв, после того как насильно налили в него воды.

Знакомые зеленые сосны, что стройно вытянулись у горизонта, показались ближе к сумеркам. Олег свернул с дороги и тихим ходом направился к лесу.

- Знакомый запах. При том, что вокруг меня до сих пор витает отрава, я уже чувствую приятное щекотание хвои.

- Мы дома, Тео, - сказал Олег, и деревья приветственно расступились перед ними и поглотили телегу, словно большое зеленое чудовище.

 

Часть II - Глава 16

В просторной и светлой зале, за большим дубовым столом, сидела толпа мужей разного возраста, но одного титула. Все великие князья. Стены щурили глаза от блеска их одежд, расписанных золотом и серебром на совершенно разные и непохожие мотивы. Многие из них уже прожили лучшую, самую молодую, половину жизни, однако бороды их еще не украсила седина. Были и князья, что уже чувствовали перед собой холодное дыхание неизвестного, от которого инеем покрывались цветастые плащи. За столом было и несколько совсем «зеленых князьков», как их прозвали старшие. Это сидение собралось в преддверье Новолетия, что было обычным делом. Который год подряд князья собирались, чтобы выбрать царя, и который год они оставляли родные земли во мгле бесцарствия. «Тридевятое царство без царя», самый известный парадокс тех времен среди тех, кто знал слово «парадокс». Но в этот раз причиной, для сбора, послужило письмо от Филимона Мудреного. Каждый князь получил сообщение следующего содержания:

«Великий Князь …

Я, Филимон Мудреный из славного града Окольного, доселе никогда не пользовавшийся правом созыва, прибегаю к оному. О причинах такого решения вы узнаете при первой же нашей встрече в Калиновых Садах».

Великие князья гадали, было ли это очередным обострением недуга Филимона, или же наоборот, он, в кой-то веке, вернулся в мир людей из мира юродивых. Приверженцев первой теории было намного больше. Надежда на его выздоровление была только у «зеленых», и то лишь потому, что они его почти не знали.

Дверь в залу отварилась, и в нее вошел Филимон в сопровождении верного шута, который сам себя именовал Раб Ион. Шут весело кружился позади князя. Он то и дело, приподнимал концы плаща, и наполнял размалеванное лицо подлинным величием, а затем снова бросал их и весело хлопал в ладоши. Великие князья оживились, и стали перешептываться, показывая на шута. Самый крупный князь, которого прозвали за его природную мощь Медведем, поднялся с места.

- Филимон! Здесь не должно быть никого кроме князей!

Виновник переполоха виновато оглянулся, но тут же взял себя в руки.

- Неужели, ты полагаешь, что это несчастное существо может нам помешать? Сядь в углу, Ион, – сказал он шуту и тот словно дворняга, побежал в указанный угол и плюхнулся со всей силы на пол, что вызвало смех «зеленых».

- Филимон!

- Прекрати, Медведь, - сказал князь Окольного так резко, что сам Медведь немного опешил, не говоря уже об остальных. – Он останется здесь!

- Но если он что-нибудь…

- Ты тут же можешь размозжить его голову кулаком, - перебил его Филимон, - как ты уже однажды сделал. Впрочем, опустим.

Удивлению присутствующих не было предела. Что вдруг такое случилось с Филимоном? На каждом подобном сидении, он либо отсутствовал, либо выглядел, как скучающий ребенок подле взрослых. А теперь, ребенок подрос и начал огрызаться, да еще и так, как никто не ожидал.

Обозленный Медведь сел на стул, который затрещал под ним, словно на него обрушилась сама Мать – Сыра Земля. Возможно, в этом была часть правды, ведь ходили слухи о том, что такая в нем мощь оттого, что он далекая родня легендарного Микулы.

Филимон подошел к единственному свободному стулу, облокотился на спинку и сказал:

- Вот уже несколько лет мы держим Тридевятое Царство, без царя. Каждый из нас, кроме почтенного старика Милослава, который, похоже, даже не слышит меня, и скромника Салтана пытается устроить себя на это злачное место, - он сделал многозначительную паузу, за которую оглядел всех великих князей, после чего продолжил: - Но сейчас, я хочу говорить не о том.

Филимон Мудреный, который с самого начала поразил всех присутствующих взявшимся ниоткуда рассудком, подошел к висевшей на стене карте и одним движением смахнул с нее пыль, что снова вызвало бурю недоумений, ведь к этой карте не обращались уже несколько десятилетий. Сидевшие неподалеку «зеленые» от души прокашлялись.

- Сегодня, я обращу ваши алчные взоры, достопочтенные мой братья, не сюда, -  сказал он и ткнул пальцем в позолоченный рисунок Царьграда, - ибо глаз устал смотреть в одну точку. Давайте обратим взоры вот куда, - и он провел пальцем по карте, оставляя за ним дорожку из пыли, и остановил его около села Дивного.

- Что там? – спросил один из князей, который не мог ничего разглядеть из-за головы Медведя.

- Это, всеми нами любимый князь Милован, село Дивное. Хочу попросить вас припомнить, кому оно принадлежит?

Четыре князя, чьи владения находились неподалеку от упомянутого села, нахмурились, пытаясь припомнить, принадлежит ли оно им, но Филимон облегчил их думы и сказал:

- Отбросьте ваши прекрасные мысли. Конечно, такие занятые люди не могут упомнить всех своих деревень и сел. Куда вам, правда? Чеслав, - обратился он к самому нарядному князю, - скажи, как твой отец нынче поживает?

Чеслав, любил, когда речь шла о нем, и всегда ощущал какие-то непонятные боли в животе, когда речь заходила об отце – так случилось и в этот раз.

- Отец здравствует настолько, насколько может в свои годы. К чему этот вопрос?

- А вот к чему. Помните ли, когда казна до того исхудала от бесконечных пиров и празднеств, нашему прежнему царю пришлось извиваться, словно ужу? Какие только тогда оброки не вводились. Сколько новых десятин, четвертин, половин он собрал с бедных и несчастных князей, наместников, купцов, житерей и прочих. Не было прохода от царских опричников, что неустанно рыскали в поисках тех, с кого можно собрать побольше. Темное было время воистину.

- Хватит мудрить, Мудреный. Коли разум к тебе вернулся, говори по существу.

- Как угодно, - сказал Филимон и улыбнулся.

Он понял, что князь Некрас, не хотел услышать свое имя, среди тех, кто причастен к разграблению деревень под прикрытием царского знамени, а ведь именно за эти дела он и получил княжий титул, чем были недовольны князья по крови. Они молча, хоть и не без отвращения приняли Некраса в свои ряды, ведь пререкаться с царем было опасно не только для положения, но и для жизни.

- Я напомню вам, - продолжил Филимон, - об одном чудном деле. Когда награбленное золото стало подходить к концу, на помощь пришел некий купец, что по слухам, торговал где-то на южных границах Тридевятого Царства. Вижу по лицу Чеслава, он понял, о чем речь, правда?

- Правда.

- Так, может быть, продолжишь за меня?

- Не стоит, говори ты раз начал.

- Так и сделаю. Купец тот сделал нечто доселе невиданное. Он был настолько богат, что просто-напросто выкупил пять небольших деревень, которые были по-настоящему истощены голодом и болезнями со всеми прилежащими землями. Наш царь приказал, отцу Чеслава, в чьих землях и лежали эти деревни, продать их купцу, потому как сил их поднять из пепла не было ни у князя, ни у царя, а купец пусть себе тешится. Конечно, с этого дела царь получил половину.

- Три четверти, - поправил Чеслав.

- Даже так. Жаль только не успел ими воспользоваться, как следует. Ну да ладно, это вопрос другого сидения. А сейчас вот что. Тот купец, как бишь его… Соломон. Кто-нибудь знает, что сейчас с деревнями Соломона?

Почти все помотали головами, или что-то промычали в ответ, давая понять, что ничегошеньки не знают о нынешнем положении дел, только «зеленые» не отреагировали на вопрос. Они поглядывали на шута, который тихонько корчил им рожи, и показывал непристойные жесты.

- Чего и стоило ожидать. А случилось вот что, теперь ему принадлежат вовсе не пять деревень! Упомянутое мной Дивное, и еще две ближайшие деревни, а именно Боево и Большой Разъезд, всего лишь за год из пустынных деревень превратились в городища. Самые настоящие городища! А все свои владенья, он именует Пять Дубов, вы подумайте. Словно свое царство устроил посреди наших земель. Что же вы на меня смотрите своими чудесными глазками, будто я вам сказки рассказываю? Думаете, я блаженный какой-то? Несомненно, поводов я давал предостаточно, но не теперь. Вместо того, чтобы посылать вызнавщиков друг к другу, вы бы лучше послали их в те самые Пять Дубов. Да только не по зубам это вашим высмотрщикам будет. У Соломона уже и мечники есть, и стрелки, и конные разъезды по дорогам ходят, словно и правда у него свое государство, внутри нашего.

Князья зашумели после услышанного. Никто не подозревал о таких переменах на юге. Чеслав весь сгорал со стыда – на него то и дело оборачивались, ведь он первым делом должен был заметить такое, а вместо него о случившемся рассказал тот, в ком с самого детства не замечали стройности ума.

- Самое важное, - продолжил Филимон, - прежний царь совершенно освободил Соломона от каких-либо податей, что конечно было большой ошибкой. Теперь Соломон богатеет каждый миг, что я тут глаголю, ведь он ведет торговлю по своим старым путям через наши южные границы, а мы с вами, как истинные дети нашей земли, ничего не получаем. И все это из-за пороков и пристрастий прежнего царя, который в пьяном бреду продал землю, со всеми ее богатствами, без каких-либо оговорок. Именно к этому я бы хотел приковать ваш взгляд на нашем нынешнем сидении.

Князья призадумались. Кто-то чесал бороду. Кто-то блуждал взглядом по карте, пытаясь отыскать на ней свои владенья, боясь, чтобы часть его земли не пропала похожим образом. «Зеленые» незаметно корчили рожи шуту в ответ.

- Нам есть, что обсудить, а пока, - сказал Филимон и постучал в единственную дверь, что вела в зал, - отобедаем, друзья. Отбросим тяжелые мысли, пока не наполним наши животы. Медовуха поможет укрепить наши умы и придать им сил. Продолжим после. – Закончил он и сел, на свободный стул.

В залу забежали отроки и стряпчие, и усыпали стол самыми разными яствами. Князья поскорее увлеклись пищей, чтобы не чувствовать накопившегося смятения, и не увидели как Филимон Мудреный обернулся на шута, и тот с совершенно серьезным лицом одобрительно кивнул ему и слегка похлопал в ладоши.

Когда трапеза окончилась, и отроки вместе со стряпчими очистили стол, Филимон вновь подошел к карте.

- Пока мы ели, у меня возник вопрос, - сказал Чеслав, после того как вытер рот рукавом. – Скажи мне, дорогой князь, как Соломон может вести торговлю через южные границы, ведь все мы знаем, что там лежат дикие степи псоглавцев?

- Для меня это такая же загадка, как и для вас, братья. Мои вызнавщики доложили, что каждый месяц, из каждой его деревни и городища, идет небольшой, но хорошо охраняемый караван. Идет такой караван к южной границе и исчезает в диких степях. Возвращается он через неделю, а то и две, вновь груженный до самого верха и все такой же неприступный.

- Что он возит? - спросил Некрас.

- Мои люди не разузнали. К каравану не подойти ближе, чем на выстрел из лука, а стрелки Соломона стреляют далеко. Первый вызнавщик узнал это на собственном опыте, до сих пор хромает при моем дворе – стрела разорвала ему коленные жилы.

Князья невольно поморщились. «Зеленые» потерли колени. Медведь прикусил губу. Причиной тому было то, что он склонил большинство князей на свою сторону, и собирался на следующем же сидении закончить всю волокиту и стать новым царем, как внезапно прозревший Филимон, нарушил его планы. Наконец, он не выдержал.

- Откуда мы можем знать, что твои слова правда?

На лице Филимона возникло такое выражение лица, словно он давно ждал подобного вопроса, только не мог угадать, откуда он прилетит.

- Я, с твоего позволения, немного изменю вопрос. Веришь ли ты моим словам? Разве князь обманет князя?

- Нет, - сказал Медведь, хотя все знали, что это неправда.

- А мои слова строятся на показаниях людей, которые весьма успешны в своем ремесле и всем сердцем преданы мне.

- Но почему я должен верить им?

- А что если, - сказал Филимон и протянул руку шуту. Тот подскочил и вприпрыжку подбежал к князю, достал что-то из набедренной сумки и протянул ему небольшой клочок пергамента свернутый в трубочку, -  что если я дам тебе прочесть то, что здесь написано?

Филимон протянул Медведю сверток.

- Что это?

- Прочти.

Медведь прочел, глаза его налились кровью.

- Откуда?

- От тех же людей, что видели караван, уходящий в степь.

- Как ты посмел? Как ты? – он зажал листок в кулаке и ударил им по столу, так что самые молодые князья чуть не повалились. – Да я тебе!

- Что там такое? Что там написано? – спросили его.

Медведь хотел было наброситься на Филимона, но тот остановил его:

- Подумай дважды, а лучше трижды, прежде чем что-либо сделать.

Медведь огляделся. Князья уставились на него с неподдельным интересом. Медведь понял, что если завяжется драка, объяснений не избежать, а потому силой затолкал злость в самый темный угол огромного тела, и сел на место, но кулака с пергаментом, так и не разжал до самого конца сидения.

- Теперь ты веришь, что сведениям, которые добыли мои люди, можно доверять? Достаточно доказательств?  Но может у кого-то есть еще сомнения? – спросил Филимон, а шут в это время потряс небольшой сумочкой, так чтобы все князья увидели, что кроме той записки там были и другие.

Невообразимые перемены произошли на их глазах. Те из князей, что были старше остальных, помнили Филимона еще хилым, бледным юношей, который всегда отличался плохим здоровьем и слабым духом, но из-за древней крови его рода, к нему всегда относились с почтением. Когда ему было едва за пятнадцать зим, на одном из празднеств, какой-то пьяный отцовский наместник случайно столкнул юношу с лестницы и Филимон так сильно ударился головой, что пролежал без чувств несколько недель, а когда пришел в себя, то все поняли, что с ударом рассудок его пропал. К слову, наместник тот был казнен, прежде чем с худого и белого лица Филимона стерли кровь. С тех пор юноша был на попечении различных нянек и отроков, а когда его отец умер, то он стал князем, однако фактически управлял княжеством брат его отца. На все сидения приезжали они вдвоем, Филимон сидел на княжьем стуле, с глупым и удивленным лицом рассматривал свечи на столе, а его дядя стоял позади, однако принимал непосредственное участие во всех беседах. И вот, этот самый слабый как умом, так и телом, князь показал, что уж в первом он точно не уступает остальным. Еще и приволок с собой шута – хранителя жуткой сумки с записками.

Никто больше не сомневался в словах Филимона.

- Что ты предлагаешь?

- Я это скажу, но сначала, давайте вернемся к карте. Вот здесь находится его самое северное владение – деревня Стальной Ручей, а она в пятидесяти верстах от…

- Медных Гор, - закончил за него Некрас.

- Верно.

Все князья насторожились, ведь именно в Медных Горах находились самые крупные залежи, что питали кузницы, плавильни, оружейные залы и торговые палаты по всему царству. Смида, Залежный, Стальной Двор, Подковка были самыми крупными городами, расположившимися среди перевалов, лощин и вершин, и вместе с группой окрестных деревень образовывали, так называемое, Малахитовое Кольцо. Эти земли всегда принадлежала царю, и никто из князей не имел к ним доступа, а в период межцарствия выбирался великий наместник, что следил за порядком в Медных Горах, пока не будет выбран новый царь.

- Ты думаешь, что он собирается присвоить себе наши горы?

- Этого я не знаю, но я знаю, что войска Соломона стоят лагерем возле Стального Ручья.

- Но это же невозможно! Разве может хватить у него войска тягаться со всеми княжествами сразу?

- Ответьте, многие ли из вас ведают, сколько воинских голов имеют, и сколько лошадиных голов?

- Шесть тысячи мужей, и две тысячи лошадиных голов, - сказал Салтан.

- У меня столько же мужиков, и коней чуть больше, - сказал Медведь.

- Чем остальные похвалятся?

Князья потупили взгляд. Мало кто мог точно сказать, сколько имел мужей в распоряжении – именно на это рассчитывал Филимон.

- Скажу так, я краем уха слышал о том, сколько у каждого из вас доброго народу, и этого мало. У Соломона их едва ли меньше, зато обучены и одеты они намного лучше нашего. Большинство из них иноземные наемники. И если его оружие и не было выковано за южной нашей границей, то, должно быть, он купил расположение великого наместника, и получил доступ к некоторым шахтам.

- Тогда зачем он собирает войско у Стального Ручья?

- Правильный вопрос. Я не знаю. Выведать его планы труднее, чем у кого бы то ни было.

После этой фразы князья вновь посмотрели на сумку шута, а тот радостно заулыбался.

- Я хорошо обдумал все то, что мне донесли. Он ведет торговлю за нашими границами, а это значит, выводит плоды и сокровища нашей земли в чужие, возможно враждебные нам, края. К тому же эти маневры около Малахитового Кольца нельзя оставлять без внимания. Его отряды, близь Медных Гор, мы можем принять за вражеские и угрожающие всему царству.

Князья загудели.

- Тогда пусть каждый соберет столько войск, сколько сможет и приведет их к Пяти Дубам. Вместе мы за неделю вычеркнем Соломона из истории нашей земли.

- Боюсь, что так не выйдет. Подумай, Некрас, как только ты выведешь войска из деревень и городов, разве крестьяне останутся на местах? Чутье подсказывает мне, что ты держишь их в самом черном теле, и, лишившись надзора, они, чего доброго, учинят мятежи. И так почти у каждого. Кроме, разве что, Салтана.

Упомянутый князь насторожился.

- Ходят слухи, что крестьянам в твоих землях живется лучше, чем во остальных.

- Быть может, - неуверенно ответил он.

- Вы знали, что он до известной степени дал некоторым из них свободу? Что некоторые его наместники – это бывшие крестьяне, а то и не бывшие. У кого еще глава работает в поле, а не обрастает жиром в усадьбе? Да вы даже не помните, кого назначали на места. Только его войско сможет уйти из родных полей и вернуться с миром. Боюсь, остальные вернувшись с войны, встретят войну и дома.

- Погодите, - вскочил Милован, - так разговор идет о войне?

- Именно так. В нашем амбаре в тяжелые годы завелась крыса, и мало того, что жрет наше зерно сама, так еще и кормит им крыс из соседних полей. Что же это, если не скрытая война против нас?

- Тогда каков наш следующий шаг? – спросил Некрас и все князья уставились на Филимона.

Он обвел всех взглядом, удостоверился, что все их внимание приковано к нему и продолжил:

- Мы напишем письмо, в котором каждый поставит свою печать. Это будет изъявление воли Тридевятого Царства. Мы потребуем возвращения наших земель. Чеслав получит обратно свои деревни, ставшие теперь городами.

- Он разве дурак, чтобы пойти на такое? – спросил Медведь.

- Он точно не дурак, если смог за короткое время превратить несколько деревень в угрозу для целого царства, - впервые подал голос самый старый князь Милослав.

- На это я и рассчитываю. Отказ от возвращения земель будет расценен нами, как проявление недобрых намерений. Он просто вынудит нас забрать их силой.

- Как нам быть, если мы не можем вывести войска?

- Нам нужно объединить народ. Дать ему заклятого врага. Такого, чтобы у них не было сомнений в том, что их нынешние тяготы, это результат происков врага с далекого юга. Как только мы это сделаем, мы не только сможем вывести войска, но и пополним их.

- Так если у Соломона деревни стали городами за одну зиму да лето, как же мы убедим людей в том, что он самое большое зло в их жизни? Помилуй, они даже и не знают, что такой человек есть на юге, – сказал Некрас.

- Мы сами скажем им, что следует.

- И что следует? – спросил Медведь.

- А то, что он истребил потехи ради целую деревню. Пусть вольные или купцы увидят пепелище, трупы и молва пойдет. А лучше сделать это с несколькими деревнями.

- То есть как сделать? Ты предлагаешь спалить деревню? Вот так запросто? – испугано залепетал Милован.

- Не совсем. Да, я предлагаю спалить две деревни, но одна из них и так повымирала от тощей хвори, а другая захвачена бандитом. Тугарин Змей, доводилось слышать о таком?

- В чьих это землях? – спросил князь Трифон.

- Тугарин захватил Топки, что находятся около Промозглых Селин. Насколько я помню, это тоже земли Чеслава.

Чеслав пытался найти на карте упомянутую деревню.

- А вторая? – спросил Трифон.

- Та, что опустела по вине тощей хвори – это Выселки. Лежит она на Юго-Востоке, неподалеку от реки Поганки.

Князь Златолюб насторожился, услышав знакомое название. Впервые за все сидение он проявил интерес. Филимон поймал на себе взгляд молодого князя и понял по его лицу, что сведения его верны, деревня находится под его рукой, и он совершенно не знает, что в ней происходит.

- Получается, - продолжил он, - что эти деревни находятся по обе стороны от земель Соломона. Так что мы избавимся от трудных и негожих мест, и заодно пустим нужный нам слух по миру.

- С чего бы им верить в это? Что, мало деревень сжигается каждый год? Вон у меня, Красный Двор сгорел не больше месяца назад, - сказал Медведь.

- Он сгорел, потому что ты головешки огненные в сарай кидал на меткость, - сказал Некрас.

- Но ведь сгорел же!

Некрас в ответ только пожал плечами.

- Об этом я тоже думал и решил вот что: чтобы закрепит в умах людей нового врага, надо воскресить старого. Кто-нибудь недавно сталкивался с происками леших?

Князья удивленно переглянулись.

- Уже три столетия как мы с ними в мире, - сказал Трифон.

- Ваша правда, да только мир этот шаток и относителен. Я часто получаю письма от тех наместников, что грамотны или имеют толковых советников о том, что «Леший лесорубов погубил…», «болотник детей утопил…», «русалка рыбака съела…». Много таких писем.

- Так это ж может от меда перепитого или по дурости врожденной, али приобретенной, пишут такое, - сказал с ухмылкой Медведь, пытаясь задеть Филимона.

- По меду, ты лучше меня осведомлен, поэтому в подобных вопросах, я полагаться буду на тебя.

Все посмотрели на Медведя. Некраса подмигнул ему, говоря: «Вон он как тебя». Медведь вновь крепко сжал кулак, в котором захрустел сверток, и только благодаря этому не сорвался на Филимона, хотя в душе сказал, что третьего раза он не стерпит и разорвет его на куски, пусть потом и придется объясняться.

- Вернемся к проблеме. Я говорил о том, что нам нужно лишь создать в голове мужика жуткого врага, а если он будет еще и знаться с гадами речными, да чудцами лесными, то это только нам на руку. Пусть это и неправда, но зато разожжет яркое пламя ненависти в затуманенных и истощенных головах. А если дать мужику наестся перед этим вдоволь и не обдирать до последней нитки, так и вовсе заполучим нечто по верности похожее на пса.

- Так ты хочешь объявить войну и всем чудцам сразу вместе с Соломоном? Так это же невозможно! Разве ты забыл те картины, что напоминают нам о полях битвы, где полегли наши славные праотцы? Нет, такого кровопролития я не дам повторить! – сказал старый князь Милослав и хлопнул сухой ладошкой по столу, только силы такой едва бы хватило, чтобы прихлопнуть муху.

- Ни за что! Все мы знаем историю о битве у Ведьминого Холма и никто не хочет ее повторить. Нам достаточно спалить одну небольшую рощу. Такую, что на краю наших земель. Но она должна быть как можно ближе к одной из двух упомянутых мной деревень. Я предлагаю вот этот вот лес, - сказал Филимон и провел рукой по потрескавшемуся, темно-зеленому участку карты.

- Гни… Гнилой Бор, - похоже, что так.

Со стороны «зеленых» послышался неловкий кашель.

- Вы что-то сказали?

- Глухой?

- Я вас прекрасно слышу.

- Я про бор, - сказал Златолюб. – Это Глухой Бор, а не Гнилой.

Филимон прищурился.

- И правда, Глухой. Давно пора сменить эту карту, тем более что, она больше не отражает действительного положения вещей.

- Зачем же лес сжигать? Ведь леший тот ни в чем не виноват. Ни один леший не переживет пожара.

- То, что нужно. Лешие не узнают, отчего случился пожар, ведь их брат не сможет ничего больше рассказать. Мало ли отчего леса горят? А люду простому скажем, что расправились с тем чудцом, что был заодно с Соломоном.

- Мы преступим мир подписанный на реках крови, - сказал Салтан.

- Нет. Лишь ненадолго пройдем вдоль его края. Я чувствую, что мы уже засиделись, почему бы нам не проветриться в саду, пока нам не принесут закуски? Пройдемте на улицу, я видел там прекрасную липовую аллею, к вечеру их тени просто обворожительны.

Князья встали, разминая спины и плечи, и пошли к выходу. В головах у всех творился полный беспорядок. Никто еще толком не понимал, что должно случиться, однако, всех заворожила искусностью речей Филимона.

- Если ты не против, пошли позади всех, - сказал Филимон Салтану, прихватив его за локоть, - у меня к тебе личный разговор.

***

Князья разбрелись по небольшому саду укрытому прохладными тенями высоких лип, но вскоре вновь собрались в одну шумную толпу и только старый Милослав сел на плетеную скамью, а в паре шагов от него, на точно такой же скамье расположились Филимон и Салтан.

- Что с тобой случилось?

- Прости? - переспросил Филимон.

- Мы все помним, что с тобой случилось несчастье, и ты пребывал в каком-то болезненном забытье, пока за тобой ухаживал брат твоего отца. А теперь…

- А теперь я здоров, как бык и хочу наверстать упущенное. Должен сказать, я удивился, когда узнал о той неразберихе, что творится в Тридевятом Царстве. Ведь вы-то все здоровы, однако не видите притаившейся на юге опасности.

- Пока нет царя, трудно найти единство, - заметил Салтан.

- Твоя правда, князь. А скажи мне, какая сейчас расстановка сил?

- Ты ведь лучше всех осведомлен о чужих войсках.

- Так я не о вооруженных мужах говорю, а о силе слова, что в каждом из нас сокрыта. Кто борется за трон?

- Медведь и Некрас. Еще недавно Милован помышлял об этом, да совсем недавно передумал.

- Могу представить почему, - сказал Филимон и посмотрел на Медведя, который злобно махал кулачищами перед лицом Златолюба и щуплого князя Диамида, которые неуклюже отступали назад, словно только вчера научились ходить.

- Когда мы вернемся, я предложу тебя на место царя.

- Как ты сказал? – удивился Салтан.

- Я предложу тебя на трон. Это будет верным шагом. Тебя любит народ, что невероятно по меркам других княжеств. А мы собираемся дать людям нового врага, так дадим же им и нового друга.

- Я не могу. Как же я?

- Тише! - приставил Филимон палец ко рту. - Не хочу, чтобы они узнали об этом раньше времени. Еще чего доброго, кто-нибудь из-за своего строптивого нрава перемахнет через плетень и сбежит, от такой новости нежданной. А ты хороший человек, и как только я с ними поговорю, они это поймут.

- А почему же не ты?

- Я на всю жизнь останусь юродивым, на голову ударенным, а если и нет, то уйдут годы, чтобы исправить эту молву, а царь нам нужен до первого снега.

- Но я не могу так просто. У меня не тот склад, может я и хорош в своих землях, но целое царство!

Филимон положил руку на плечо Салтана, чтобы придержать его пыл.

- Ты будешь не один, Салтан. Я предложу на военное время ввести постоянный царский совет из всё тех же князей. Кроме, разве что самых молодых и самого старого. Отроки, поднимите князя Милослава, не видите, старик повалился! – обратился он к двум юношам, что стояли наготове.

Князья посмеялись над тем, как старик отмахивался от прислуги, словно от слепней и вновь вернулись к обсуждению того, чья же все-таки лошадь быстрее всех доскочит до Медных Гор.

- Так я буду игрушечным царем?

- Какая глупость. Ты будешь самым настоящим владыкой. Я предлагаю тебя на трон, только потому, что уверен в тебе. Ты знаешь, в том мешке, что Раб Ион принес с собой, есть пара слов о каждом, и это такие слова, что могут изрядно испортить мнение, - сказал Филимон и задумался, - кроме тебя Салтан.

- Так уж ничего не вынюхал?

- Ничего. Точнее много чего я узнал, но это только подтолкнуло меня к той мысли, что таким бы я хотел видеть своего царя, будь я обычным пахарем или плотником.

- А будучи князем?

- Как князь я бы хотел править сам. Но я буду доволен должностью советника.

- Погоди еще назначать себя. Я во-первых еще не согласился идти в цари. Во-вторых, с чего ты взял, что князья отдадут за меня свое слово, а в-третьих, с чего ты взял, что я тебя назначу советником?

- Я начну с конца. Назначишь ты меня, и может еще Некраса, да Милована, ведь за остальными большой ум еще не завелся, либо уже и не заведется. Про второе будь спокоен, они все видели сумку у шута и реакцию Медведя, никто не скажет и слова против. А первое лишь на твоей совести.

Они немного помолчали каждый о своем. Неожиданно Филимон спросил:

- Скажи, ты любишь своего сына, Салтан?

- Ты это брось! Угрозами своими поперхнешься сам!

- Это совсем не угроза. Подарок, вот что это. Царю доступно то, что не доступно князьям,  - сказал Филимон и пошел к галдящей толпе, но в последний миг обернулся, - в Медных Горах есть зеркальный хрусталь, он творит чудеса. И это не для красного словца. Настоящие чудеса...

Филимон отправился к другим князьям и что-то долго и старательно им рассказавыл. Князья слушали, памятуя о сумке Иона.

Салтан просидел неподвижно, погруженный в себя, пока князья не пошли обратно и Медведь случайно не наступил ему на ногу.

- Ах, чтоб тебя, – выругался Салтан.

- Ты прости это, - промямлил тот, - случайно оно...

- Иди, Медведь, - толкнул князя в спину Филимон, - надо решить последнее дело.

Когда солнце скрылось за западными склонами, и темная лазурь лениво расплылась по небу, из Калиновых Садов выехало девять карет. В самом скромном и простом экипаже, ехал новый царь Тридевятого Царства. Царь Салтан. И не было на его лице улыбки.

 

Часть II - Глава 17

Теодор Кительсон проснулся от звона недовольной мохнатой пчелы, ведь он лежал среди сочных и сладких цветов. Весна пришла в Глухой Бор и окрестные земли. Предыдущая осень выдалась холодной, а зима настолько злой, что пыталась откусить красный нос, только выставь наружу. Но об этом Теодор Кительсон узнал от Олега, ведь сам он не мог выйти за пределы убежища до наступления весны. То, что сотворил с ним Верес, едва не разрушило тело ученого. Все это время Олег занимался лечением друга, и не давал ослабшим конечностям окончательно потерять силу. Они продвигались мелкими шажками, а иногда и вовсе неделями не могли сдвинуться с места. Ученый несколько раз впадал в беспамятство, а когда приходил в себя, то даже моргал с трудом. Олег продолжал верить в выздоровление друга, но даже он усомнился в успехе, когда с головы Теодора Кительсона полезли волосы. Он вспомнил блестящую лысину виновника их бед. Когда ученого брала злость за немощь тела, он пытался заставить работать хотя бы ум. Это были светлые моменты ведь он, как и прежде, улыбаясь своей мечтательной улыбкой, уходил в своих рассуждениях далеко за пределы обыденного. Однажды, находясь в умственных скитаниях, он забрел обратно в Выселки, и, пробыв там полдня, кончено, лишь мысленно, крикнул:

- Олег! Олег, я понял!

- Что случилось, Тео?

- Я понял, что это там было. Теперь все ясно.

- Где было-то? – спросил Олег, опасаясь, как бы ученый вновь не начал бредить.

- Там, в Выселках. Я понял, что это было за масло в корытах. И те записи в письмах, теперь все сложилось.

- Так, говори скорее, если и правда понял, - сказал Олег, все еще не понимая, в здравом ли уме его друг.

- Помнишь, когда-то давно, я тебе рассказывал о том, что в лесу растут… Хотя сейчас уже не растут, но раньше росли светящиеся грибы? Lucidus fungi. Помнишь?

- Те, из которых ведьмы делают свои круги, чтобы общаться на огромных расстояниях? Те, что росли в том овраге с кикиморой?

- Именно! В корыте, в котором я лежал, было масло из этих самых грибов.

- Почему ты так уверен?

- Запах. Почти давящая сырость. Это точно запах грибов.

- Но почему именно эти?

- Помнишь, как мечники забежали в пламя? Они бежали спасать Вереса. Но почему? Я никогда не поверю, что они были настолько ему преданны. Поверю, но только в одном случае: если они были лишены воли. Помнишь истощенные тела в сарае? Так вот. Я думаю, что Верес истощал тело, и тем самым окончательно ломал уже изрядно надломленный дух, после чего, человек превращался в пустой футляр, в котором прорастал светящийся гриб. Это как те грибы, что прирастают к дереву и питаются за его счет, только вместо дерева – человек.

- Это ужасно. Но как он ими управлял?

- Я не уверен. Возможно, он и сам был человеком лишь отчасти. Он мог быть первым подобным существом. Отцом этих несчастных. Он единственный был в здравом уме, но то, что мечники бросались за ним в огонь, говорит о том, что он имел с ними постоянную мысленную связь. Значит, и он был заражен. Это просто поражает. Неужели он настолько сильно изучил природу этого чуда природы, которым раньше пользовались лишь ведьмы?

- Тео, - обеспокоенно спросил Олег.

- Да?

- А если он не был в здравом уме?

- То есть как? Ты же сам с ним говорил. Он явно был в своем уме.

- Но ведь, это мог быть и не он. А кто-то другой вещающий через него. Кто-то кого даже не было в Выселках.

- Почему ты так решил? Я не нахожу тому подтверждений.

- Значит это не так. Забудем. Я просто подумал…

- Олег, мне что-то не по себе, - сказал ученый, и разум его скрылся за темной пеленой.

Почтового ворона же допросил Леший, но птица заявила, что знать не знает ни о каких письмах, и сбежала при первой же возможности, оставив неразрешенной загадку о соратнике или хозяине Вереса.

Так, прыгая с одного острова сознания на другой, периодически утопая в безмолвном сумраке, Теодор Кительсон проболел до весны. Когда теплое, жгучее солнце проникло через круглое окно в потолке, ученый попросил Олега передвинуть кровать на это место. Он еще не знал о том, как на него повлияет светило, но что-то внутри подсказало, что так будет лучше. И правда. Пролежав так целый день, он почувствовал себя лучше и вместо одной лепешки, съел немного супа, который Олег сварил на скорую руку из того, что было. Теодор Кительсон еще долго восхищался этим «великолепным в своей скромности» супом.

С тех пор дела пошли на поправку. Ученый креп с каждым днем, проведенным на солнце. Ему пришла в голову мысль, что когда-то он слышал о пользе открытого солнца при избавлении от плесени в амбарах, а потому с еще большим воодушевлением он выбирался сначала на холм над убежищем, а затем и вовсе просил Олега вывезти его в ближайшее поле, чтобы вновь ощутить земной простор.

- Олег, что там с колесом?

- Я почти закончил, - сказал тот, выглядывая из-за телеги, которая с некоторых пор перешла в их полное распоряжение.

Теодор Кительсон все еще не мог ехать верхом, а потому катался в телеге.

- Это хорошо. Я думаю нам пора возвращаться.

Ученый встал и потянулся. Он расправил плечи и наполнил грудь щекочущим и свежим запахом поля. Пчела поворчала около его ног и полетела прочь. Где-то позади Олег гремел инструментами, пытаясь приладить колесо.

- Знаешь, ведь уже можно и рыбу ловить, - сказал ученый.

- Ага.

- Наедимся скоро, - довольно заметил Теодор Кительсон и представил золотистую чешую запеченной рыбы, украшенную кольцами лука и дольками картошки. Его желудок гулко подыграл приятным мыслям.

- Я закончил. Ты готов ехать?

- Поехали.

Ученый подобрал с земли рубаху и пошел к телеге. Жизнь вернулась в южные земли, а так как Теодор Кительсон сам стал их частью, с тех пор как в нем поселилась живица духа, он буквально ожил вместе с природой. Его лицо округлилось, руки окрепли, ноги больше не были похожи на тонкие лапки насекомого, волосы перестали выпадать, вновь появилась щегольская бородка, а кожа из пепельно-бледной превратилась в смуглую, впитав в себя приветливые весенние лучи.

Перед тем как они выехали на тракт, ученый заметил, как небольшая стая волков скрылась в тенистой роще по другую сторону поля. Это натолкнуло его на мысли.

- Знаешь ли ты, что человек состоит из животного? – спросил Теодор Кительсон.

- Состоит? Как меч из железа?

- Попробуем посмотреть и так, как ты сказал. Меч имеет железный клинок и рукоять. Ведь так?

- Да.

- Если железный клинок – есть животное, которое по своей природе агрессивно, безжалостно, беспощадно и слепо, то, что такое рукоять?

- Ум?

- Скорее душа. Нечто тонкое и изящное. Что-то неуловимое, но позволяющее держать зверя на привязи.

- Значит человек – зверь с душой.

- Я бы сказал, что человек – это душа, смотрящая на мир глазами зверя. Да, душа должна быть первостепенна.

- А что тогда звери?

- А что они?

- У них есть душа?

- Это хороший вопрос. Скорее всего, в них есть нечто, что можно назвать духом. Это что-то заполняет мышцы, кости и сосуды, но не дает разума. Разум дает душа, а она есть только у людей.

- Не только. Не забывай, есть еще много разумных существ на свете помимо людей.

- Да, твоя правда. В моих краях, - несмотря на то, что Теодор Кительсон уже много лет прожил в Тридевятом Царстве, он все еще не считал эти земли домом, - нет никого, кто мог бы посоперничать с человеком в уме. Властители сочли опасным иметь под боком разумных существ, которые превосходят нас во врожденных талантах. Так началось истребление. Правители воспользовались разрозненностью и дикостью духов. Они сжигали леса, перекрывали реки, заваливали пещеры, что только не делали для «очищения». Это было ужасно.

- Кто-то едет впереди.

- Где?

- Вон там, за деревьями, - указал Олег. – Сейчас покажется. Что будем делать?

- Ничего, езжай спокойно. Они нас наверняка заметили еще издали.

Олег сжал сильнее поводья, хоть в этом не было никакой нужды, ведь лошадь шла тише некуда. Навстречу ехал один человек. Когда телеги сблизились, Олег рассмотрел сидящего на козлах человека. Это был кучерявый юноша, с небольшой, пока еще кое-как растущей бородой. Одет он был совсем просто и неприметно, что и выдало в нем крестьянина. Когда телеги сблизились, юноша сказал:

- Доброго дня, господа.

Олег оторопел от такого обращения, а потом понял, что вся его одежда, и даже слегка пыльная рубашка Теодора Кительсона выглядели намного богаче, чем одежда крестьянина.

- Доброго, братец! – весело сказал Теодор Кительсон, и помахал платком, которым до того стер пот со лба.

Олег пересекся взглядом с молодцем лишь на миг, но что-то знакомое он в них увидел. Когда телеги разъехались, Олег сказал, не оборачиваясь:

- Тео, он смотрит в след?

- Да, смотрит. А что тут такого. Новые лица увидел, вот и смотрит.

- Не думаю. Мнится мне, что знаю я его.

- Откуда?

- Не уверен я, но взгляд его, уж больно знаком. Ну да ладно, едем.

- Едем, к тому же я не закончил свою мысль. Так вот, истребление…

***

Весь следующий день шел проливной дождь, да такой, что дальше собственной руки ничего не видать. Теодор Кительсон, который в пасмурную погоду хандрил, развалился на кровати и толковал Олегу, сидящему за столом, о замечательном труде замечательного человека. Книга та называлась «Государь и государство», автором ее был некто Никола, которого за любовь к дурманящим травам прозвали Маковое Поле. По словам Теодора Кительсона, нельзя оценивать этот труд с пренебрежением, ведь каковы бы не были пристрастия автора, он все же изложил крайне верные мысли, а потому надо с ним считаться. Олега заинтересовала книга, а потому он крайне огорчился, когда узнал, что последний экземпляр сожгли вместе с последним обладателем. «Книга несет очень верные мысли, мой друг, а потому опасна», - сказал Теодор Кительсон, отчего желание юноши прочесть ее лишь усилилось. Дальше их беседа пошла о давно затерянных и утраченных книгах, и о людях, которые приложили руку к их исчезновению. Теодор Кительсон не стеснялся в выражениях и называл их своими именами. Олег вспомнил, что когда-то в детстве он слышал сказ о «Глубинной книге», и что в ней записано все, что было и будет на всем свете, на что ученый возразил, что, скорее всего, имелась в виду «Голубиная книга», в которой ведется учет перелетов птиц, и писем ими доставляемых. Затем мысли их направились к кольцу перевертышу, которое все также сидело на пальце Олега.

- Я так думаю, не суждено мне обратиться черным аистом, - сказал Олег.

- Леший вроде как сказал, что, случай сам раскроет дух из кольца. Леший врать или лукавить не умеет, а потому будь спокоен. Хотя, честно сказать, мне самому не терпится увидеть это. Я видел перевертышей лишь однажды, в пещерах под горным хребтом Лангедок. Ты видел перевертышей? Нет? О, очень интересные существа. Ростом они с годовалого ребенка, только мордочка вытянута, прямо как у крысы, глазки красные, зубы острые, а превращаются лишь в пауков, да мышей летучих. А какой там запах. Если бы, приятный! Вонь такая, словно, кто-то взял и… впрочем, не важно. Кстати, он тебе еще снится?

Олегу, с тех самых пор, как он надел кольцо-перевертыш, часто во снах являлся черный аист. Он всегда держится поодаль. Серди облаков, позади деревьев, где-то меж травы в поле, но еще ни разу Олег не видел его вблизи. Зверь словно опасался, и только Олег приближался к нему, клокотал, и улетал прочь. Порой, к нему возвращался один и тот же сон из детства, в котором под ногами ползет змея, над головой летит птица, а вокруг бушует гроза. Когда он рассказал, об этом сне Теодору Кительсону, тот сказал, что это игра образов навязанных нам с младенчества, а потому ничего странного в этом нет.

Ближе к вечеру, когда дождь перестал поливать землю со злобой, а перешел в легкий, убаюкивающий треск, они снова пустились в рассуждения о тех синих, туманных сущностях, что виделись Олегу. Первый раз, при поимке древнего лешего, и второй раз, когда он пленил душу черного аиста.

- Определенно точно, в те моменты ты видел души. Я не думаю, что ты обладаешь даром, уж прости, ведь тогда бы ты видел их постоянно. Скорее всего, в первом случае, ты попал под влияние могучего и древнего духа, а во второй раз, тебе помогло увидеть душу кольцо. Вряд ли тут есть что-то еще.

Олега задели это слова, ведь даже если это и так, слышать такое весьма неприятно. Но вида он не подал, а после пары забавных историй ученого, о том, как он пытался договориться с паромщиком, о перевозе сундуков с книгами, и вовсе забыл об обиде.

***

Утро после дождливого дня выдалось прохладным, однако к полудню солнце прогрело землю, и Теодор Кительсон решил снова выехать в поле. Перед отъездом они обнаружили, небольшую корзину, сплетенную из корней, полную ягод и орехов. Оба подумали, что все-таки хорошо иметь в друзьях хозяина леса, закинули корзину в телегу и выдвинулись в поле. Когда они прибыли на место, ученый улегся в траву, предварительно распугав полевок, а Олег решил пройтись вдоль дороги, прихватив с собой немного орехов. Он шел у самого края тракта, поближе к придорожным кустам, чтобы чуть что, успеть скрыться. Но осторожность скоро его покинула, и он погрузился в мечты о том, как когда-нибудь покинет Глухой Бор и отправится в старны заморские, не опасаясь быть застреленным после встречи с первым же разъездом мечников. Мечты до того увлекли его, что он не заметил как сзади к нему приблизился всадник. Когда Олег понял это, было поздно – их разделяло не более десяти шагов. Всадник поравнялся с ним и сказал:

- Добрый день, господин.

Олег узнал голос - тот же человек, которого они встретили на дороге недавно.

- Добрый, - сказал Олег, и продолжил идти дальше, делая вид, что совсем не озабочен его присутствием.

- Позвольте спросить вас, - сказал юноша, когда спрыгнул с лошади. – Уж не Олегом ли вас зовут?

Олег продолжил идти.

- Я не понимаю, почему вас это заботит, но все же отвечу. Нет. Меня зовут иначе.

- А как, позвольте спросить?

Олег встал к нему полубоком, и положил руку на эфес меча.

- Вы что же, за такие вопросы мечом сечете? – спросил юноша.

- Быть может и секу. Неужели проверить хочется?

- Я же просто узнать хочу.

Не успел он договорить, как Олег вынул меч из ножен.

- Тот же меч, - тихо проговорил человек.

- Что ты сказал?

- Тот же самый меч. Олег, это ты!

Олегу это все порядком надоело. Он решил припугнуть приставшего крестьянина и поднял меч на уровень его горла.

- Нет, погоди! Я Прохор, помнишь? Проша, ну же. Да только давно меня так никто не зовет.

Словно из мутной воды всплыли знакомые черты на лице крестьянина. Олег вспомнил.

- Вижу, что вспомнил, - сказал Проша с облегчением. – Я уж боялся, что рассечешь меня. Я еще тогда тебя узнал. Понял, что это ты. Это же надо так совпасть. Ну, ты подумай!

Олег ничего не ответил, но меч опустил.

- Ты будто и не рад, Олег. Неужели ты не рад видеть лицо знакомое, хоть и повзрослевшее. А ты, кстати, все такой же. Взгляд холоднее разве что.

- Чего тебе надо?

- Я до сих пор помню, благодаря кому мы тогда выбрались из Глухого Бора, - сказал Прохор и покосился в сторону леса, - и до сих пор тебе благодарен. Я так и знал, что не волки тебя тогда утащили, а ты сам в лес ушел. У тебя же знак был. На ладошке твоей, как сейчас помню. Ох и отлупили же меня, когда я сказал, что тебя волки бы не загрызли, - вспомнил Прохор и потер шею.

- Лучше бы ты забыл меня, и благодарность свою бросил. Она мне не к чему. Я с тем миром больше знаться не хочу, да и он со мной тоже.

- Ты не спеши Олег, - сказал Прохор и сделал шаг вперед, - не спеши с миром то прощаться. Он вона с тобой еще не попрощался.

- Что ты хочешь сказать?

- А то, что я хочу вернуть тебе долг и спасти тебя от гибели. На днях, как только дожди уйдут на восток, к лесу придут огненники.

- Кто такие?

- А мужики царские, что с огнем обращаться мастера.

- И что им надо от меня?

- От тебя может и нечего, да только ты живешь в Глухом Бору. Только не отнекивайся, - сказал он, - я, может, наукам не обучен, но очевидные вещи понять могу. Выселки сейчас, кроме постоялого двора ничего не имеют. В Лысовке тебя уже сколько зим не видели, и не упомнить. А ты смотри-ка, вот он. Под самым носом нашелся. Почти два дня к ряду тебя нахожу. Где же тебе еще пропадать, как не в Глухом Бору, под боком у друга твоего диковинного?

Прохор кивнул в сторону Теодора Кительсона, нога которого весело болталась поверх другой, среди травы.

- Это Леший?

- Нет. Зачем им лес жечь?

- Дело странное: их голова сказал, что, мол, в Глухом Бору живет Леший, что знается с врагом всего нашего царства и помогает ему земли наши обворовывать, а добрым людям проезда не давать. Еще и баб портит, но это он добавил, когда изрядно выпил. Пусть мой конь травку пощиплет, - сказал Прохор и отпустил поводья, - изголодался бедняга, а я пока, расскажу тебе, как дело было…

 

Часть II - Глава 18

Бокучар с барской неохотой раскрыл пухлые веки и потянулся, отчего деревянная кровать жалобно захрустела. Этот самый хруст послужил знаком для Мокроуса, который почти все утро просидел под дверью, ожидая пока хозяин изволит проснуться, сам он пробудился еще до первых петухов.

- Ну не топчись ты там! Заходи давай, – прогремел Бокучар.

- Там, вам письмо пришло, - сказал Мокроус, закрывая за собой двери, и протянул письмо наместнику.

- Так читай, чего ждешь. Я пока глаза в кучу соберу, уже полдень минует. Ну!

- Оно…

- Чего трясешь коленками цыплячьими?

- Оно, от царя.

Мокроус сказал это так, словно царь сам передал ему письмо в руки, и ждал ответа прямо за дверью.

- Как от царя?

- От самого царя, - подтвердил Мокроус и показал письмо Бокучару, - вот, и печать тут царская стоит.

- Как печать стоит?

В комнате возник страшный переполох. Бокучар, подобно большому жуку, которого опрокинули на спину, барахтался на кровати, пока не зацепился за изголовье и не поднялся. В одной ночной рубахе, взъерошенный и помятый, он подошел, чтобы взять письмо, но остановился.

- Как же я так? – оглядел он себя и крикнул слугу, чтобы тот помог ему одеться. Юноша чуть старше десяти лет с проворством воробья забежал в комнату, неся на плече тяжелый халат. Чтобы помочь наместнику одеться он запрыгнул на стул, но даже так ему недоставало росту.

Мокроус сел на деревянную ступень возле кровати, с помощью которой Бокучар вскарабкивался на свое ложе. Тем временем, мальчишка закинул на великана халат, выбежал из комнаты и притаился за дверью.

- Давай сюда письмо! Хотя нет. Сам читай, я до обеда читать не могу. Читай не медли! Остановись проклятый, – крикнул он еще раз и уселся на любимый стул, больше похожий на трон, придал себе как можно более величавый вид, выставил вперед седеющую бороду и повелел, – Ну же!

Мокроус дрожащими руками, сложенными у груди, раскрыл письмо.

- Не трясись, когда царскую букву читать изволишь, – заговорил в несвойственной для себя манере Бокучар.

Письмо то могло оказаться очень коротким, если бы не долгие церемонии, однако наместник старался слушать это все очень внимательно и чуть не бросился кланяться в пол, когда Мокроус прочел его имя. Наместник улетел в грезы о том, как сам царь Салтан, пожалует ему княжий титул за выслугу лет. Спустившись с облаков, он понял, что Мокроус кончил читать и ждал его слова.

- Еще раз читай. До чего же написано красиво.

Мокроус перечитал, и на этот раз Бокучар действительно слушал каждое слово. От него требовалось принять в селе, человека от царя. Этот человек должен будет появиться ко Дню Всецветия на постоялом дворе в Выселках. Все остальное он узнает от этого самого человека.

Бокучар поник, - о награде и высоких чинах не было ни слова, - но тут же воспрянул духом, решив, что тот самый загадочный человек, что появится вскоре в Выселках и поможет утешить честолюбие.

- Когда будет этот день?

- Через неделю.

- Это хорошо. Время еще есть. Вели прибрать тут все.

- Прибрать усадьбу?

- Везде прибрать! Каждый двор, каждый столб, каждый колодец! Вез-де! Пусть крестьяне убирают свои дворы. Больную скотинку заколоть, здоровую выставить. Чтобы печи у всех дымили и клубили.

- Как они это сделают, если работы в поле начались?

- Не надо работ. На эту неделю никаких работ! Пусть займутся домами.

- Да у них ничего ведь нет, чтобы чинить избы, - недоумевал Мокроус.

- Возьми из казны столько, сколько надо и распорядись, чтобы у всех было, что надо для починки. Где там нынче ярмарка? Вот туда и отправь кого-нибудь посмекалистей, да и сам поезжай. Купи, что нужно и сюда вези. Три дня тебе на то даю, чтобы все успеть. Все, пошел!

В тот же день Мокроус вместе с Прохором поехали в Зеленый Яр, на ярмарку, где и купили разных товаров и утвари, чтобы не ударить в грязь лицом перед царским человеком. Когда Прохор спросил советника о том, к чему вдруг такие перемены случились, тот ответил:

- Ждем гостя, а большего знать не положено.

На следующий день, перед закатом, они вернулись обратно с телегой полной всякого добра. Утром вся деревня гудела. Каждый двор был чем-то занят: кто крышу сколачивал, кто ставни прибивал, кто латал крыльцо. Прохор свозил больную скотину к оврагу на окраине поля, который к вечеру засыпали землей, но смрад все равно просачивался наружу.

За последующие дни крестьяне привели дворы в порядок. Бокучар, видя как они трудились на благо своих жилищ, до того был доволен, что повелел своему стряпчему наварить несколько котлов отборных щей и ходить по дворам, потому как: «Такой знатный работник, как мой, должен быть сыт». Честолюбие пробудило в нем барский трепет.

Когда же наступил День Всецветия, Мокроус вновь пришел к Прохору, потому как искусней него с телегой в деревне никто не обращался. Когда Прохор подъехал на своей телеге, у Мокроуса заслезились глаза, но не от умиления, а от кислого запаха гнили, который, казалось, впитался в сам деревянный остов.

- Это что такое? – возмутился он.

- Так я скотину больную в ней свозил, вот и пахнет теперь. Да я к реке мигом съезжу, с ведром и щеткой поработаю, запах и уйдет. Я мигом, обождите тут в тенечке, - сказал Прохор и поехал в сторону рыбацкого дома, от которого теперь почти ничего не осталось.

Мокроус оглядел деревню, которая за одну лишь неделю преобразилась до неузнаваемости. Как прекрасная бабочка, выбралась из кокона, так и обновленная деревня выбралась из нищей скорлупы. Он знал, что как только человек царя уедет, все вернется на круги своя.

- Вот и все, - сказал Прохор, спрыгивая с телеги, за которой по земле тащились две мокрые полосы. – Запаха как не бывало!

- Протри свой нос юноша. Как это как не бывало? Ты, похоже, себе нос испортил в конец.

Мокроус не переносил резких запахов, он жаловался, что голова его ни то раскалывается, ни то сжимается. Он сказал Бокучару, что его удар хватит, если он поедет с Прохором в той телеге, на что наместник, совершенно неожиданно сказал:

- Ну не можешь, и не надо. Прохор тот с головой? Вот пущай один и едет.

Так Прохор и поехал в Выселки. Дорога его была ничем не примечательна, кроме большой стаи ворон, что кружили над тем местом, где захоронен скот, да еще двух мужиков, что ехали ему навстречу, один из которых показался ужасно знакомым.

Проехав через брошенные избы в Выселках, он оказался перед постоялым двором – бывшей усадьбой. Поговаривали, что какой-то купец восстановил ее на свои деньги и решил на ней подзаработать.

Конюху Прохор сказал, что не задержится и тут же уедет. Тот понял по говору, что перед ним обычный крестьянин, с которого и взять то нечего, а потому не стал уговаривать погостить.

Внутри все было обставлено как надо. Несколько широких столов, за которыми сидел разный люд. Тут были и крестьяне, и купцы, и даже несколько опричников. Прохору не дали указаний, кого он должен привезти, потому как Бокучар и Мокроус сами не знали, кого им придется принять. Прохор решил узнать у хозяина, кто из здесь присутствующих направляется в Лысовку, но не успел дойти, как его схватил за руку мужик, и потянул к себе за стол.

- Ты из Лысовки?

- Да, но я здесь…

- Сейчас Пожар придет и поедем. Выпей пока, - сказал мужик и подал Прохору чарку. – Я Анис.

- Прохор.

Они пожали друг другу руки. Анис повернул руку Прохора ладонью вверх.

- Крестьянин? – спросил он.

- Да, крестьянин. Так вас двое?

- Трое. Харитон во дворе, нужду справляет. Вот и Пожар.

На лестнице, что ведет на второй этаж, показался крепко сбитый мужик, с огненно рыжими волосами, и такими же рыжими, пышными усами. Обе руки его были обожжены, так, что пальцы из-за рубцов распрямлялись очень нехотя. Он спустился и сел к ним за стол.

- Извозчик? – спросил Пожар.

- Точно так, - подтвердил Анис и наполнил чарки.

- Это хорошо. Харитон где? А вот он. Харя! – крикнул он. - Давай выпьем и поедем уже.

Харитон был самым большим из троих, и самым молчаливым. Он уселся за стол и опрокинул чарку.

- Нелюдим он у нас, - сказал Пожар, и усы его приподнялись от улыбки.

Когда они были в пути, и перед ними показался Глухой Бор, Пожар спросил Прохора, что он знает о местном Лешем.

- Чего знать-то о нем? Знать-то и нечего. Мы его не трогаем, и он нас не трогает. Хотя давным-давно, когда я еще был совсем юн, был в деревне один мальчик, так вот он…

- Чего замолчал? Чего тот мальчик?

Прохор смотрел в одну точку у горизонта.

- Он как-то виделся с Лешим, - закончил он.

- Ты его сам знал?

- Кого?

- Того мальчишку.

- Его давно уже нет.

- Тогда это все бабкины сказки. Я тебе вот, что скажу. Только это пока что тайна, но я так вижу, что тебе доверять можно, мужик ты толковый. Скажи сначала, ведь для тебя не секрет, что вы в своей деревне все холопы?

- Не секрет, правда.

- Тогда ты должен знать, что  есть в других деревнях и люди вольные, которые не столь обременены своим наместником, а где-то даже и вовсе его не имеют. Они собирают общину и выбирают старосту, который вроде как смотрит за порядком. Слышал о таком?

- Слышал краем уха.

- Есть также богатые купцы, что скупают себе по нескольку деревнь, и начинают чинить там свои порядки.

- Такого, я не припомню.

- Это потому что, такой случай был лишь один и то по неосмотрительности нашего прошлого царя, да примут боги его душу корыстную. А теперь, на юго-востоке отсюда зреет неприятель – нарыв на теле нашего царства. Я тут разболтался, а ты уши и развесил. Болтать то об этом ты не будешь, до поры до времени?

- Не буду.

- Хорошо, - сказал Пожар. Он понял, что извозчик соврал, но нисколько этому не огорчился. Крестьянская молва – один из самых верных способов донесения информации во все времена. Если хочешь, чтобы сказанное тобой  исказили на десять раз, так лучше средства не найти.

- Есть тут один купец – Соломон. Так вот он выкупил несколько прекрасных, цветущих деревень, да за полгода превратил их в настоящие руины. Людям там житья нет. А это же наши люди, наши крестьяне! И все, что они производят, уходит через южные степи. Через земли псоглавцев, ты подумай. Этот купец нашел способ договориться с полуголыми, оголтелыми, грязными варварами.  Если бы он вел торговлю с другими княжествами, так проблем бы не было: князья бы нашли способ повлиять на него. А раз он занимается разграблением недр наших земель, и богатеет на этом, то и разговор с ним должен быть короткий, ибо он не кто иной, как враг всего нашего царства! Верно?

- Пожалуй, верно, - сказал Прохор, хоть и не всем словам Пожара он поверил, ведь сам слышал на ярмарке слухи о том, что недалеко от их княжества, есть до того чудные для простого люда земли, что крестьяне бегут туда, даже под страхом казни. Но если ты уже ступил на эти заветные земли, то тут тебе и крыша над головой, и теплая еда, и работа найдется.

Несколько верст проехали молча, после чего Пожар опять заговорил.

- Да, с купцом тем, все могло бы давно закончиться, если бы не леший из Глухого Бора. Чего так смотришь удивленно? Не веришь? Мужики, смотрите-ка, он думает я несу чушь какую-то. Так вот, знай, как там тебя? Прохор? Знай же Прохор, что духам леса далеко не все равно до наших дел. И Соломон нашел путь, как сладить с ним. До чего же сладко он поет, раз смог спеться и с псоглавцами и с Лешим. Соловей, точно тебе говорю.

Пока телега двигалась вдоль Глухого Бора, разговоров в ней не было. Прохор молча вел лошадь. Пожар сидел рядом с ним и вглядывался сквозь деревья, иногда спрашивая самого себя, какую высоты они имеют. Анис и Харитон сидели позади, на деревянных ящиках, которые погрузили еще в Выселках и тоже оглядывали деревья.

- Как думаете, шесть или пять? – спросил их Пожар, не оборачиваясь.

- Шесть, - сказал Анис.

- Угу, - буркнул Харитон.

Прохор не понял в чем дело, но спрашивать не стал. Когда телега оставила Глухой Бор позади, Пожар вновь принялся толковать о «нынешнем положении».

- А оно таково, что теперь Леший этот кидается на людей проезжающих мимо. Сколько раз к нам приходили сведенья о побитых купцах, что ведут свои дела честно, в отличие от Соломона. Так уж вышло, что тракты все лежат вдоль этого самого леса, и по-другому никак не проехать. Царские опричники уже всех разбойников почти поперебили, а тех, что еще живы, заставили спрятаться в такую глушь, что днем с огнем не сыщешь. А вот с Лешими бороться опричники не научены, в отличие от нас парни, да? А? Верно я говорю? – сказал он и засмеялся.

- Ничего, - продолжил Пожар, - скоро Леший отправится далеко и надолго.

- Убить Лешего в его же лесу еще не удавалось никому, - заметил Прохор. – Как же вы собираетесь это сделать?

- Огонь все сделает за нас, - сказал Пожар и осмотрел ящики, лежащие позади. – Гляди. Это Лысовка?

- Да, подъезжаем, - сказал Прохор и подстегнул лошадь.

 

Часть II - Глава 19

Олег выслушал Прохора. Ему трудно было поверить, что кто-то может решиться на такой поступок: оклеветать Лешего, чтобы затем сжечь Глухой Бор. Кому же от этого польза?

- Они называют себя огненники. Подчиняются царю. Ты не слышал? Теперь над всеми князьями вновь стоит царь. Салтаном зовут. Говорят, в своем краю он крестьянам и быт и труд устроил, так, что был признан мудрым самым и выбран на последнем сидении.

- Мне дела до царя нет. А вот огненники, - он задумался. – Когда они явятся?

- Когда дожди пройдут и земля высохнет. Самое малое три дня осталось.

Они подняли глаза к небу. Вдалеке тяжело ползли дождевые тучи. Раньше, Олег бы недовольно поморщился, глядя на них, но теперь лишь эти суровые толстяки сдерживали взявшуюся из-ниоткуда напасть.

- Спасибо, Прохор. Ты вернул долг, хоть я никогда не держал тебя в должниках.

- Если я могу еще чем-то помочь, только скажи.

- Я пока не знаю. Послушай, дозорная вышка, что стояла на окраине поля, еще там?

- Вышка там, только дозора никакого больше нет. Крестьяне больше не бегут из деревень, потому что бежать больше некуда. Да и дикие звери из леса в поля не ходят, скот не грызут. Вот и пустует вышка. Лестница вся сгнила давно, так что даже не залезть.

- Ты сможешь завтра, перед рассветом, встретить меня у той вышки?

- Смогу. Вы что-то придумаете, да? Только смотри, чтобы это жителям деревни боком не вышло. Я помочь-то помогу, но не против своих.

- А ведь еще недавно я и сам был одним из «своих».

- То когда было? Ты теперь, небось, волку ближе по духу, чем мне. Ладно, Олег. Я рад, что признал тебя и спас своим предупреждением. Вы тут решайте, что делать, а завтра утром встретимся на окраине поля. Прощай.

- Прощай, - ответил Олег. Он нехотя признал, что с большим удовольствием поговорил бы с ним подольше, но события торопили.

Прохор запрыгнул на коня и поскакал обратно в деревню. Когда, он проехал мимо Теодора Кительсона, тот уже оделся и приветственно помахал всаднику, на что тот учтиво склонил голову.

- Кто это был, Олег?

- Призрак прошлого.

- Он был вполне осязаем для призрака. А, это фигура речи! Что-то меня припекло, похоже. Надо нам возвращаться, облака скоро все затянут. Поскорее бы уже солнечные дни, тогда я точно оправлюсь.

- Не стоит их торопить. Послушай сначала, что мне сказал призрак.

Когда они добрались до убежища, Олег закончил рассказ.

- Позовем Лешего, - сказал Теодор Кительсон, спрыгивая с телеги, - без него это не решить.

- Я тоже так думаю. В конце-то концов, это его лес.

- А пока давай подумаем своими головами, что мы можем…

Не успел Теодор Кительсон договорить, как зеленый лиственный потолок разверзся над их головами и изумрудный орел упал камнем перед ними.

- В чем дело? – спросил Леший.

- Но как ты?..

- Ты часть меня, Тео. Не забывай. Я ощутил, что лес в опасности. Говорите.

Олег рассказал все, что знал. Леший не сводил с него золотых глаз.

- Вы ничего не будете делать, - сказал он и поднял вверх палец, когда ученый попытался возразить, - вы в лесу лишь гости, а потому не сможете его защитить. К тому же люди не самый надежный союзник в войне с людьми. Хозяин тут я, – сказал он тоном, который не позволял противиться. - Ваши собраться пришли по мою душу, но им ее не забрать.

- Мы можем помочь, – сказал Олег.

- Если это понадобится. Надеюсь, нет. А пока сидите здесь. Ни шагу из леса! До сумерек я буду знать, что делать. Ждите.

Теодор Кительсон и Олег хотели еще что-то сказать, но Леший обратился волком и исчез в чаще за их спинами.

- И что теперь?

- Будем ждать, как он и сказал.

Теодор Кительсон понурил голову и пошел в убежище. Олег последовал за ним.

***

- Вот так я и познакомился с ней, - закончил историю Теодор Кительсон.

- Подожди, а что с ее отцом?

- А ты подумай, я ведь не зря упомянул ту козу, - сказал Теодор Кительсон с лисьей улыбкой.

Олег призадумался. Глаза его округлились.

- Не может быть!

- Ха! Догадался?

- Ну, дела. Готов поспорить, за такое тебя должны были казнить.

- И ты бы выиграл спор. Мне действительно грозила казнь через падение с Соленого Утеса. Но мне повезло покинуть ее дом, прежде чем туда прибыла стража.

Дверь в круглую комнату открылась, и теплые лучи лампы осветили Лешего.

- Завтра утром, ты встретишься со своим другом, Олег, - сказал Леший с порога.

Олег хотел сказать, что Прохор не его друг, но Леший не дал ему этого сделать и продолжил:

- Мне нужно, чтобы ты привел Бокучара сюда.

- Как же мне это сделать?

- Что всегда было его страстью?

- У него был пруд с кряквами, насколько я помню.

Теодор Кительсон удивленно посмотрел на Олега.

- С кряквами?

- Да. Дикие утки, которых он прикормил.

- Я не об этом. Другая страсть, - сказал Леший.

- Тогда золото. Золото и птицы, вот и все его страсти.

- Именно это и приведет его к беде, - сказал Леший. – Ты переоденешься в вольного охотника и придешь завтра поутру в деревню. Будешь просить помощи.

- Мне откажут. Там свои крестьяне плохо живут, так что никого они не примут. Нет, точно откажут.

- То, что нужно. Ты поблагодаришь его и скажешь, что когда спасался от Лешего, наткнулся на сундук, брошенный подле телеги. Скажешь, что сундук тот был полон до краев золота и серебра. Устоит ли хозяин деревни, перед таким искушением?

- Побежит быстрее всех, - усмехнулся Олег. – Но что дальше? Ты его сгубишь, а на его место поставят другого. Быть может хуже прежнего. И беда же не в нем, а в огненниках – они хотят спалить лес, а не Бокучар.

- Такое воззрение, Олег, приводит лишь к тому, что жизнь превращается в болото. Как-то в небольшом графстве… - хотел начать рассказ Теодор Кительсон.

- После! - прервал ученого Леший. – Я его и пальцем не трону, Олег.

- Но кто-то же тронет? Ведь так? – сказал Олег и скрестил руки на груди, ожидая, что Леший сознается, в том, кто помог ему с этим планом.

Олег почувствовал слабый, легко играющий ивовый запах, который тонкими нитями пролетел вслед за Лешим, когда тот вошел. Обоняние еще не вернулось к Теодору Кительсону, хотя и в прежние времена, оно было изрядно подпорчено ядовитыми ароматами, которые он вдыхал во время опытов, и потому он не ощутил сладкого аромата.

- Тут пахнет ивой, - сказал ему Олег, видя непонимающий взгляд друга.

- Ивой? – он удивленно посмотрел на Лешего. – Ты был у ведьмы?

- Да.

- Но зачем? Мы бы справились без нее.

- Она мудра. Мудрее нас. Я не раз в этом убеждался. Она знает людскую природу. Знает и природу Бокучара.

- Это откуда же?

- Знает, поверь.

- Что же будет после того, как я скажу Бокучару о сундуке? Он ведь придет не один. С ним будут мечники, а может и люди царя тоже придут.

- Он их не допустит, ведь иначе придется делиться. С ним будет лишь несколько стражей. Самых верных.

- Откуда ты это знаешь?

- Она сказала.

- Она сказала, - передразнил Теодор Кительсон.

- Что со стражей? Они погибнут?

- Нет.

На мгновение в комнате воцарилось молчание. Где-то наверху, капли воды бились в круглое окошко.

- А я что?

- Ничего, Тео, ты еще слаб.

- Вот еще! Я здоров как Ирбор. Хоть сейчас могу пойти и сразиться разом со всеми мечниками Бокучара.

Он до того распалился от слов про свою силу, что слишком резко подскочил на ноги и у него потемнело в глазах. Он оперся на стол, чтобы не упасть. Леший все понял, но не стал повторять своих слов.

- Ты понадобишься после, - сказал он.

***

Прохор плохо спал той ночью. Мешал ему не дождь, что колотил по недавно отлаженной крыше, а тяжкие думы: не совершил ли он глупость, когда рассказал Олегу об огненниках.

«Ведь он помог нам сбежать из рук людоеда, и вывел нас из лесу, - думал Прохор, - но ведь он, прежде всего, спасал себя, а потом уже нас с Баженом».

Так проворочался в сомнениях он до самого утра, пока не прокричали вторые петухи.

- Надо идти. Слово было дано, - сказал он и натянул дырявые сапоги.

Он открыл дверь, скрип которой ни одно масло не побороло, и вышел во двор. Трава все еще мокрая после ночи тут же намочила сапоги; прохладный воздух приятно щипал нос и отгонял остатки дремы, что так и не превратились в сон. Во дворах никого не было, и если бы он не знал, что в этих украшенных избах кто-то живет, то решил бы, что это все осталось от наспех покинутой ярмарки. Когда он шел мимо дома горшечника, ему навстречу выбежала дворняга, но, признав своего соседа, лишь недовольно фыркнула и скрылась в дыре под забором.

- Всего лишь собака, никто так рано не встанет, - успокаивал он себя шепотом.

Земля в поле превратилась в сплошную грязевую кашу, но Прохор все-таки нашел более твердую тропу, и в последний раз оглянувшись на еще спящую деревню, скрылся среди мокрого сорняка.

По пути к дозорной вышке ему встретились лишь несколько ранних пташек – они задорно кружили вокруг друг дружки, да какой-то небольшой зверек, но Прохор приметил лишь серый, словно дым, хвост, покрытый темными пятнами.

Вот и прогнившее сооружение показалось на краю поля. Часть башни, в которой сидит стрелок, лежала на боку. А ведь он готов был поклясться, что  она лишь немного просела. Как трудно обратить внимание порой на то, что всегда под носом.

- Добрый человек, - донеслось до него откуда-то из-за остова вышки. - Добрый человек, помогите!

Прохор стоял в нерешимости, он ожидал, что встретит тут Олега, который посвятит его в свои планы, и возможно попросит о помощи, но, похоже, пришел кто-то другой.

- Кто здесь?

- Я тут, за вышкой лежу, ногу себе отбил, пока бежал через лес этот дремучий. Да подойди же ты, добрый человек, - сказал он хрипло и болезненно, - не бойся, -  продолжил он уже другим, знакомым голосом.

- Олег? – недоумевая, спросил Прохор.

- Тихо. Да, это я, - сказал он шепотом. – Помоги же мне встать, добрый человек! – продолжил он уже с хрипотцой.

Прохор обошел вышку и увидел, лежащего на земле мужчину в ободранных лохмотьях. Темная борода до пояса, ввела Прохора в замешательство, ведь когда он простился с Олегом, у того была лишь небольшая щетина.

- Что с тобой случилось?

- Ох, напал на меня зверь окаянный, еле ноги от него унес.

- Что за зверь?

- Леший, кто же еще? Ты будто не слышал, что ваш дух творит в лесах здешних.

- Да что ты несешь такое? Ты же должен его спасти, а не угробить.

Олег пристально посмотрел в глаза Прохора и понял, что тот совершенно не может уложить в голове, что именно это он и делает. Спасает Лешего. По его же плану.

- Прохор, я делаю все, что нужно, поверь. А теперь, веди меня в деревню.

- Как вести? Да как же так то? Неужто ты собрался их там перебить, прикинувшись стариком?

Прохор напомнил Олегу одну из кудахчущих кур, которые бегают между домами в деревне, а после с удивленным кудахтаньем собираются обратно в курятник.

- Послушай, - сказал он, делая усилие, чтобы не перейти на крик, - отведи меня к Бокучару, а дальше дело за мной.

Они молча смотрели друг на друга. Прохор никак не мог решить, что же ему делать. Он ожидал, что Олег поведает  ему хитроумный план, по которому никто не останется в дураках, кроме огненников, а в итоге пред стоял ряженый старик, и требовал вести его к Бокучару.

- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Олег кивнул.

Прохор помог подняться. Олег нарочито прокряхтел, бросил пару проклятий в лес и, поддерживаемый Прохором, двинулся в Лысовку.

Когда они шли через деревню, Олега посетило знакомое чувство. Из памяти всплывали образы, ощущения, запахи. Под красотой, наведенной к приезду людей царя, выглядывали все те же покошенные маленькие избы. Пустые дворы, очищенные от сорняка, казались совсем голыми.  Олег что-то невнятно бубнил, когда они проходили мимо крестьянских жилищ, чтобы любой, кто проснулся увидел то, что хотел Олег: немощного старика. Он замолчал, когда они шли мимо пустыря, поросшего колючей травой. Олег замедлил шаг. Прохор сделал то же самое, но ряженый старик, тут же толкнул его локтем в бок, дав понять, что больше медлить не намерен.

- Мне надо идти с тобой?

- Да. Но когда мы подойдем к усадьбе, говорить буду я.

Прохор в последний раз одарил Олега сомневающимся взглядом и поджал губы, после чего Олег сказал:

- Слушай, по словам Лешего, нет существа мудрее того, что придумало этот замысел, а потому не бойся и веди.

Ему показалось, что это должно успокоить Прохора, хотя Олег сам не особо верил, в то, что ведьма могла выдумать что-то хорошее, но решил, что если что-то пойдет не так, он сможет вывернуться и, может быть, успеет покалечить одного из царских людей.

Прохор повел его дальше, а сам думал, почему Олег сказал «существа».  Будь это Леший, он бы так и сказал. Тот человек, лежащий под солнцем в поле, точно не один из чудцов – значит не он. Какое же мудрое существо взялось помочь Лешему из Глухого Бора?

Они подошли к усадьбе. Только Прохор ступил на крыльцо, как дверь открылась. На пороге стоял Мокроус. Олег узнал эти прижатые к груди руки. За эти годы он похудел, черты его заострились, волосы стали жидкими и редкими, только взгляд был все такой же выискивающий, как у голодной крысы.

- Кого это ты к нам привел, Прохор? – спросил Мокроус и, прищурившись, оглядел старика.

Олег не дал ему ответить.

- Доброго вам утра милый человек. Я вольный охотник, что попал в беду в ваших краях. Я подстрелил лося одного пару дней назад, да так вот и шел по его следу. Рога во! – Олег развел руки в стороны. - Он до того живучий был, что два дня я шел по его следу и пришел вот к тому лесу, - он указал на Глухой Бор, виднеющийся вдалеке.- По глупости своей, я зашел в него и такого страху натерпелся там от Лешего. Ох-ох-ох! Так он меня гонял, так он рвал на мне одежду, что я думал сердце там и выпрыгнет в овраг какой-нибудь. Но, видно, могет еще старый, вот я и вышел к полю, где пролежал все утро, взывая о помощи.

- А сюда-то ты зачем пожаловал?

- Уважаемый наместник, - поклонился Олег в землю перед Мокроусом, чем последний остался несказанно доволен, -  я, если что и понял, так это то, что стар я стал для своего прежнего ремесла. Примите к себе старика в деревню, я вижу, дома крестьянские у вас все украшены, расписаны, значит, живете хорошо.

- Во-первых, я не наместник, - заметил Мокроус, хотя от такого обращения он затрепетал всем немощным тельцем, - а во-вторых - мы потому так благополучно живем, что каждый на своем месте здесь, да и много у нас стариков своих, еще один ни к чему.

- Я же не просто так! Я когда через лес шел, кое-что углядел там...

- Что же, старик? – с неприкрытым интересом спросил Мокроус.

- Телега купеческая, а подле нее сундук опрокинутый. Из него на траву высыпалась река драгоценная. Камни, монеты, чарки золотые, жемчуга морские. Чего там только нет!

- Так где же она?

- Эгей! Так я бы, добрый человек, с удовольствием вам сказал, будь вы наместником. А так я только ему скажу об этом. Вдруг вы тут же соберете пару крепких молодчиков и приберете сундучок к рукам. А что у вас с ними, кстати?

- Не твое дело старик!

- Не мое, так не мое. Ну что же? Ведите к наместнику, и там я расскажу, где искать.

Мокроус подумал, что разбуженный в такую рань будет зол, словно медведь, разбуженный посреди зимы, а это может сыграть ему на руку. Прогневанный наместник не захочет ни с чем разбираться и предоставит это Мокроусу.

- Пошли, старик. А тебе Прохор что нужно? Небось хочешь часть от купеческого сундука, что старик увидел, за то, что привел к нам в деревню лишний рот?

- Нет-нет, – замотал Прохор головой.

- Вот и хорошо. Ступай теперь. А ты, старик, иди за мной.

Олег незаметно подмигнул Прохору и пошел следом за Мокроусом. Он изо всех сил старался выглядеть, как старик, который несколько дней шел за лосем, а потом еще и бежал через лес, но все равно не мог идти также плохо, как постаревший Мокроус. Олегу казалось, что невидимая рука, вот-вот заберет советника туда, куда отправляются все души после смерти.

- Не отстаешь? Может мне медленней идти?

«Если ты пойдешь еще медленней, то мы и вовсе остановимся», - подумал Олег, но сказал:

- Иду-иду.

Слуги, которых у Бокучара с каждым годом было все больше и больше, выглядывали из коморок. Всем им Олег кланялся чуть ли не в пол и желал долгих лет здравия. У одной девчушки из-под рукава выглядывал синяк во все плечо. Олег коснулся пальцем ее носа, и попросил не грустить, а сам понадеялся, что Бокучар будет мучиться за страдания каждого жителя деревни.

На втором этаже Мокроус остановился перед дубовой дверью и постучал в нее так сильно, как только смог.

- Учти, наместник будет зол, – сказал Мокроус, и обернулся к Олегу. Они оказались в полушаге друг от друга. - А мы с тобой раньше не виделись? – спросил он, вглядываясь в старческое лицо.

- А как же? – воскликнул Олег. – Я на каждую ярмарку вхож. Мою дичь везде уважают.

Мокроус пожал плечами и снова постучал в дверь. Внутри послышался треск и скрип – что-то тяжелое перекатилось в комнате, словно бочка наполненная медом. Как только треск прекратился, раздался гром.

- Кого там черти болотные притащили?

- Это я, - сказал Мокроус, и виновато спрятал голову в плечи.

- Это я? - повторил за ним Бокучар. – Вот ты мне скажи, там на улице тучами все заволокло, или это ты меня будишь еще до того как солнце встало?

Олег решил, что слишком долго Бокучар будет греметь впустую, а потому слегка подвинул напуганного Мокроуса в сторону и толкнул плечом огромную дверь.

- Ты что там, ошалел что ли? Тебя кто сюда пустил, пес подзаборный?

Едва Олег распахнул дверь, как ему пришлось пригнуться еще сильнее. Недовольный Бокучар кинул что-то тяжелое в проем. Что зазвенело позади, Мокроус ахнул и осел. Тяжелым предметом оказался медный кубок.

- А ты еще кто? – округлил заплывшие дремой и дурманом глаза Бокучар. – Кто это такой? – спросил он входящего Мокроуса, который мотал головой из стороны в сторону, пытаясь прекратить медный звон.

- Меня зовут Неждан. Дед Неждан. – Представился Олег.

- Какого черта ты сюда пустил этого босяка? – крикнул наместник Мокроусу и потянулся за вторым кубком. Но советнику повезло: кубок оказался полным, похоже, Бокучар вчера улегся, так и не осушив второй, а потому решил закончить его сейчас, а когда выпил, то и бросать передумал.

- Погоди гневаться, староста…

- Я наместник, ты, чернь! Обращайся, как положено!

- Ваше наместничество, - поклонился Олег в пол, - я к вам с делом пришел. Я вольный охотник. Свободу получил еще от отца, что выкупил себе кусок земли, и стал сам себе головой. Я тут в ваших лесах выслеживал зверя одного. Это лось был. До чего же красивый…

- Мне дела нет до лося твоего!

- Так и мне теперь дела до него нет. Я думал, что еще годен охотиться, а оказалось, нет. Старость сжимает мои жилы и не дает им ходу. Я это так и понял, когда от Лешего по лесу бежал.

Бокучар приподнялся, услышав о хозяине леса.

- Так, а от меня тебе, что нужно, старик? – спросил Бокучар и свел брови в известную всей округе гусеницу.

- Хочу я, наконец, свои кости старые бросить где-нибудь. Думаю, почему бы не у вас? Конечно, не просто так, иначе бы я не пришел к вам ни свет ни заря. Я щедро отплачу.

- Чем же? У тебя даже карманов нет, чтобы хранить где-нибудь свои жалкие гроши.

Мокроус многозначительно прокашлялся. Бокучар это заметил и приказал старику говорить.

- Когда я бежал через лес, я наткнулся на опрокинутую телегу. Подле нее сундук лежал, а из него на траву рассыпались несметные богатства.

- Так... – сказал Бокучар и наклонился вперед, отчего его пузо выперло словно утес.

- Так я отведу вас туда. К этому самому месту.

- А с меня тебе что надо?

- Всего лишь небольшой домик и клочок земли, чтобы век свой дожить. Намотался я уже, находился. Буду смерти ожидать у окошка.

Бокучар задумался, да так, что глаза забегали из стороны в сторону. Он остановил взгляд на старике. Перевел взгляд на советника. Мокроус  показал ему еле заметный жест, который говорил о том, что надо бы переговорить. Бокучар решил выслушать советника, ведь дело было очень странное и непонятное, а потому отправил старика вниз, в обеденный зал, дожидаться его решения.

- А поесть-то мне можно чего-нибудь?

- Да-да. Попроси Фёклу, чтобы принесла тебе чего-нибудь съестного.

Старик поклонился в ответ и потопал вниз.

Олег не был голоден. Он сказал так лишь для  того, чтобы убедиться, что Бокучар заинтересован. Наместник никогда бы не позволил простому человеку поесть за его счет. Олег просидел в пустой обеденной зале, которую смутно помнил еще из детства. Именно в ней заседали опричники, когда Сизый привел его. За окном показались первые лучи солнца, правда, Олег не успел даже поморщиться глядя на них, ведь небо тут же заволокли новые дождевые облака.

«Еще не сегодня, - подумал Олег. - Не сегодня».

Сверху доносился гулкий бас Бокучара, Мокроуса же не было слышно совсем. Один раз Олегу показалось, что он услышал голос советника, но это была лишь мышь за стенкой. Наконец, половицы заскрипели, и Бокучар спустился вниз. Мокроус шел следом, пряча улыбку. Что-то опасное заметил в ней Олег.

- Что же, старик. Ты меня завлек своей историей о сундуке, но сначала можно мне кое в чем убедиться?

- Отчего же нельзя? Конечно, убеждайся.

Бокучар в два шага оказался возле Олега, схватил за бороду и потянул в сторону. Олег хотел было ударить наместника чуть выше толстого живота, но сдержал порыв.

- А ты говорил, борода не его, – сказал Бокучар Мокроусу и отпустил бороду. – Прости, старик. Теперь-то я не сомневаюсь, что ты настоящий старец. Пойми, времена нынче такие, что и бороды не бороды, и люди не люди.

«Ты точно не человек», - подумал Олег. Из глаза покатилась слеза, и он тут же стер ее рукавом.

Борода, которая волшебным образом выросла за одну ночь, действительно была настоящая. Леший принес настойку от ведьмы, которая могла обратить и младенца в старика. Кожа на глазах старилась, борода росла, но внутри Олег остался таким же молодым.

- Виноват, - проскулил Мокроус.

- И чем вам борода моя не угодила, любезный советник?

Бокучар поднял Олега за локоть.

- Давай-ка теперь выйдем на улицу, и ты мне докажешь то, что ты действительно охотник. Ванька, неси лук со стрелами! Одной достаточно, весь колчан не тащи.

Олег не сразу заметил, мальчишку, который после указа наместника скрылся где-то в глубине усадьбы, только и слышно, как босые пятки застучали.

- Вы теперь прикажете мне от стрелы увернуться?

Бокучар рассмеялся.

- Посмотрел бы я на это, - сказал он, проведя рукой по бороде, - но нет. Идем.

Олег потер свою бороду и последовал за наместником во двор.

- Видишь, вон на том дереве, на самой высокой ветке сапог вист? – сказал Бокучар, когда они вышли на крыльцо.

- А как же не увидеть.

- Зорок что-то ты больно для старика.

- Так я же не горшки лепил, а в зверей стрелял всю жизнь, вот и глаз набил, - сказал Олег, все еще не отпуская бороды.

- Вот в этот сапог отсюда попади, коль горазд. Где там лук-то? Ну?  Хотя чего же я! Может ты с самострела стрелять мастак?

Олег чуть было не ответил, что самострел ему привычней, да вовремя одумался. В то время самострелы имели лишь люди военные, состоящие при богатых и знатных людях. Вольный охотник мог раздобыть такой только через дела лихие и подсудные.

- Эгей, вы скажете. Самострел, – сказал он важно. – Я такой вещицы в жизни не держал. Лук, вот это наше дело, - сказал он, объединив последние три слова в одно.

В этот момент на крыльцо выбежал мальчишка и протянул лук наместнику, но тот не говоря ни слова, толкнул мальчика к старику. Олег взял у мальчика лук и одну единственную стрелу, похлопал его по голове и слегка ущипнул за шею.

- Ну что Мокроус, если он попадет, то ты все зря навыдумывал, получается?

Мимо головы наместника с веселым свистом пролетела стрела. Настоящее сокровище, вышедшее из-под рук очень умелого кузнеца, вонзилось в серую утреннюю дымку, и на миг пропало, но лишь затем, чтобы вновь появиться у самой высокой ветви указанного дерева. Раздался глухой удар, сапог подпрыгнул и, найдя себе дорогу через ветви, повалился на землю у самого ствола.

- Во дела, - сказал наместник и подпер руки в необъятные бока. – И правда, охотник. А что же ты оленя то упустил?

- Лося же, а не оленя. Рога вот такие вот были, - Олег развел руки. – Да кто же знает, то ли рука дрогнула, то ли зверь меня учуял. Да, теперь то уже, небось, волки его съели. Что и говорить. Жаль, конечно. Рога загляденье.

- Ты прости, старик, что я так с тобой. Времена такие, никакой веры нет в людей, все обманут. Даже крестьяне мои меня обмануть пытаются, утаивают вечно что-нибудь в своих норах, словно полевки. Так если у меня к ним веры нет, то к тебе я, понятное дело, с осторожностью и отнесся. Да и мой советник сказал, что лицо твое ему знакомо, а он только с гадами подобными себе и водится, потому надо было убедиться, что правду ты говоришь.

- Теперь верите?

- Теперь верю. Мокроус, иди до барака. Позови ко мне двух мечников, что покрепче, а мы пока со стариком Нежданом чаю отопьем.

Мокроус тяжело вздохнул, выглянул из-под крыши, поморщил нос от мелких, еле ощутимых капель дождя, и подумал, что от всей этой сырости у него уже руки несколько дней ноют. Он прижал кисти поближе к груди и побрел к бараку.

- Расскажи мне, много ли там богатства, в том сундуке, - спросил Бокучар.

- Я столько в жизни не видывал. Да что, я? Готов голову дать на отсечение, что и вы столько не видывали никогда!

- Это ты зря, Неждан. Богатств у меня у самого столько, что я и сам не упомню сколько.

Олег решил подразнить наместника.

- А зачем вам тогда тот сундук-то?

- Чего?

- Ну, раз вы такой богатый, что и сами не упомните, сколько у вас богатств. Вы же так сказали. Значит, у вас их больше чем нужно. Я так разумею. Может и этот сундук вам не нужен вовсе?

- Неверно ты разумеешь. Богатств не бывает слишком много. Я даже скажу так: богатств может быть слишком много, чтобы их считать, но их не бывает слишком много, чтобы не добавить к ним новые богатства.

Наместник задумался, правильно ли он донес свою мысль, но Олегу было все равно. Перед их встречей Олег думал, что будет переполнен яростью, когда увидит Бокучара. Однако, когда они сидели напротив друг друга и пили чай, Олег не ощущал абсолютно ничего. Ни злости, ни ярости, ничего. Он лишь хотел как можно быстрее покинуть Лысовку, хотя что-то подсказывало ему, что он еще вернется.

- Я бы тебе тоже предложил варенье, - сказал Бокучар.

Олег ожидал, услышать какое-то оправдание, почему наместник не предложил гостю сладости, но тот решил не продолжать свою речь. Вместо этого, он положил себе еще одну ложку в чай. По мелким зернышкам и алому цвету, Олег решил, что это малиновое варенье, а по довольным причмокиваниям наместника понял, что оно было вкусное.

Наконец появился Мокроус, а вместе с ним два здоровяка. Лица их не отражали большого, или хоть какого-нибудь ума. У здоровяка слева было поломано ухо. Оно превратилось в сморщенный рогалик из теста, где там слуховой проход, оставалось лишь гадать. У здоровяка справа был разбит нос, отчего тот походил на ступеньку, ведущую ко лбу. Больше ничего примечательного в этих двоих не было. Разве что размер. Рост у них если не богатырский, то очень близкий к этому.

- Ну что, увальни? Хотите подзаработать?

- Хотим, – ответили они в один голос.

- Еще бы не хотите! Запрягите телегу пока, а я…

- Простите, но у нас, точнее у вас нет телеги, – напомнил Мокроус.

- Как нет? Ах, и правда, нет.

- Я напомню вам, что мы телегу брали у Прохора. Крестьянина, что в поле ею правит.

- Так и сейчас возьми. Нет, ты постой Мокроус. Ты в усадьбе останься. Придумай, как огненников отвлечь, если чего учуют, а мы с Нежданом в лес поедем.

- Как в лес? – удивился Поломанное Ухо.

- Там же Лешой! – сказал Перебитый Нос.

- Я тропку припомнил одну, узкую такую, но мы пройдем. Там недалеко от поля вашего. Совсем рукой подать.

- Вот, слышали, что вам наш Неждан сказал? – обрадовался Бокучар. – Там совсем близко. Так что, кто-нибудь из вас пусть сходит и телегу у Прохора возьмет. Скажите ему, что я ему два златца дам за это, хотя нет. Один златец, а то два совсем неприлично. Как считаешь, старик?

- Неприлично, батюшка, неприлично.

- Вот и я о чем. А второй, - обратился он снова к мечникам, - второй, пусть самострелы возьмет, на случай какой. Я пока дорожный кафтан накину. Ждите меня на улице.

Бокучар пошел наверх, ступая так тяжело, что весь дом зашатало. Мокроус вздохнул и сел на то место, где только что сидел наместник.

- Вечно он меня оставляет. Как чувствует наживу где-то, так сразу «Мокроус останься тут, а то мало ли что случится». Старый пузырь, - хотел он, было поругать Бокучара, но запнулся, когда понял, что еще не один. – Чего встали? Идите, вам уже все велено было!

Мечники потоптались на месте, столкнулись друг с другом в сенях и побежали в разные стороны.

- А мне куда идти прикажете?

- Иди воздухом подыши, старик, тут дышать уже не чем от вас всех.

«И правда, - думал Олег, - дышать нечем. Это все ваше нутро смердит, так что сами задыхаетесь. Поскорей бы уже покинуть это место».

***

Где-то вдалеке послышался гром. Олег открыл глаза. Все вокруг заполонил густой туман. Серые кружева окружили его грудь и в один момент стиснули ее, не давая вдохнуть. Олег попытался раздвинуть туман руками, но тот был до того густой, что подхватил его, словно волна, и повлек за собой. Он оказался на поверхности молочно-серого моря. Туман стал еще плотнее, так что по нему можно идти. Шаг за шагом Олег ступал все быстрее и перешел на бег. Синяя вспышка и треск, который раздался после нее, чуть не разорвали весь мир, словно сухой лист. Олег замер. Высоко над ним послышался крик. Он посмотрел наверх. Среди облаков, летела большая птица. Лишь иногда между серыми волокнами показывались широкие черные крылья, и больше ничего. Что-то еще пыталось найти путь в его памяти. Откуда из глубины рассудка вылезло небольшое зерно страха. Пока неясное. Неоформленное. Но чего ему здесь бояться? Да и где он вообще? Олег не знал. «Вниз!», - указал ему взявшийся из-ниоткуда шипящий голос. «Вниз!». Олег опустил взгляд, и в памяти всплыл образ. Голова змеи. Огромной змеи. Он замер. Несколько раз что-то мелькнуло под ногами, и тут же пропало в глубине. Вдруг серые кудри тумана разлетелись в стороны, и что-то пронеслось между ними далеко вперед, вместе с новой вспышкой и треском, который больше походил на хруст стекла. Олег пошел дальше. Он никого не видел, но чувствовал, что был не один. Снова вспышка, снова треск. Впереди из тумана показалась змеиная голова. Она поднялась на пять саженей над туманом, тело ее было толще ствола самого большого дуба, что Олег видел в Глухом Бору. Морду ее укрывала черная чешуя, издалека похожая на зерна подсолнуха. Олег потянул руку к поясу, чтобы достать меч, но ухватил пустоту. Тогда из-за головы змеи показалась вторая голова. Точно такая же огромная змеиная голова, только чешуя у нее была, словно из красных рубинов. «Две головы не всегда лучше одной», - подумал Олег и потянулся к самострелу, что всегда висел на спине. Но и его там не оказалось. Из-за рубиновой головы показалась третья голова с изумрудной чешуей. Снова синяя вспышка. В этот раз Олег увидел молнию, что ударила куда-то за горизонт. Когда послышался треск, вдали показались очертания дерева, какое обычно рисуют дети на песке. Ветвистое, без листвы, с тонким стволом. Оно тут же распалось на мелкие искры, и все они полетели к Олегу. Он попытался убежать, но не смог пошевелиться. Черная змеиная морда обнажила клыки. Как только искры достигли трехголовой твари, она ринулась к Олегу в окружении огненного роя. «Не ждал?», - услышал он голос. Олег не мог обернуться, а змея все приближалась. «Не ждал!», - донеслось еще громче. Кто-то схватил Олега за плечо, потянул вниз и он провалился под тонкую корку туманного озера.

***

- Неждан! Неждан! Старик заснул, вы поглядите.

Олег очнулся. Перед ним стоял Бокучар и тряс его за плечо.

- Просыпайся! Пора выдвигаться, пока еще не вся деревня встала.

Олег протер глаза. Неподалеку стояла телега, в ней сидели Перебитый Нос и Сломанное Ухо.

- Ох уж эти старики, - сказал Бокучар и попытался поднять Олега за шиворот одной рукой, но у него это не вышло, - В тебе откуда столько веса, отец? Кажешься совсем легким.

- Так я же старик сбитый, вон жилы какие, все равно, что деревянные. Это все от долгих хождений по лесам да полям.

- Как скажешь. Полезай в телегу, да говори куда ехать.

- Так прямиком к лесу и едем, туда, где вышка ваша стоит. Оттуда недалеко совсем.

- Слышал его? – обратился он к Сломанному Уху. – Поторопись!

Телега тронулась с места, спугнув черную кошку, что улеглась под ней, и двинулась к лесу.

 

Часть II - Глава 20

- Стреляй в него скорее, чего ты ждешь?! – сказал Бокучар Перебитому Носу.

- Нет, не стреляйте. Не надо. Я столько по лесам ходил, что со зверьем теперь знаю, как разговоры вести. Дайте мне отвести их.

- Их? – спросил Бокучар и завертел головой.

- Лучше не шевелись, наместник. Вы же не думаете, что волк один охотится, правда? Вон за тем кустом, - указал Олег, - вон там, за холмиком еще двое, прямо позади вас несколько перебежали из тени в тень.

Бокучар отобрал у Сломанного Уха самострел и прицелился в ближайший куст.

- Дайте же мне отвести их. Ну, Бокучар.

- Вперед. Делай, что умеешь.

В десятке шагов впереди на небольшом камне стоял волк. Вожак, как понял Олег. Зверь сделал шаг вперед и кусты вокруг зашевелились.

- Защищайте меня! Вы двое, поняли? – завопил Бокучар. Те закивали головами, да только отошли подальше от наместника.

- Только не стреляйте, иначе защищать будет некого, - сказал Олег и сделал шаг навстречу вожаку.

«Только бы он меня признал, - думал Олег. - Да ведь если бы признал, не стал бы окружать. Давай же, дружище, учуй мой запах, вспомни меня».

Их разделяло шесть шагов, или один хороший волчий прыжок. Тогда Олег решился на хитрость. Каждое животное в лесу признавало тот знак, что даровал Олегу Леший. Не раз метка спасала ему жизнь, в те времена, когда не каждый зверь признавал в нем друга.

- Тише, - сказал Олег, - Вот так. Спокойно волчок. Давай мы не будем вредить друг другу, - сказал он нараспев тихим старческим голосом.

Волк вытянул морду, принюхиваясь, и едва заметно завилял хвостом.

- Глядите, - сказал Поломанное Ухо, - он волка заговорил!

Когда Олег ушел от Бокучара с мечниками достаточно далеко вперед, он, наконец, раскрыл ладонь перед хищником.

Волк еще сильнее завилял хвостом, поняв кто перед ним. Отбросив недоверие, он подошел к Олегу и понюхал руку, так, что тот почувствовал мокрый нос зверя. Волк лизнул ладонь, совсем как домашний, и, издав последний рык, скрылся в тени деревьев. Кусты вокруг зашумели и заплясали, но очень быстро успокоились: стая ушла.

- Во даешь, старик, - сказал Бокучар. – Как ты это его так? Колдун что ли?

- Куда мне до колдунов? Они в такой глуши не сидят. Это я вот по лесам брожу.

- И верно сказал, что бродишь. Ты сказал, что до сундука недалеко совсем. Где он? Сколько можно идти?

- Мой дорогой, откуда же я мог знать, что ваш Леший тут такие чары наводит, что я не могу места узнать, которыми шел. Но вот, погоди, там впереди, вижу дерево знакомое, я его сук нижний обломал, когда несся. Пошли, пошли. Теперь уж точно близко.

То дерево, которое Олег увидел, в народе называли сон-древом. Очень старое и могучее. Как только вдохнешь аромат ветвей, тут же впадешь в дрему долгую. Говорили также, что запах отбивает память напрочь, хотя в некоторых деревнях из него чай варили. Правды единой, как всегда, не было. Леший же сказал, что оно усыпит мечников, пока он будет занят Бокучаром, а потом само их разбудит, когда время придет.

- Пусть твои молодцы пойдут вперед. Вот за тем деревом и стоит сундук, - указал Олег пальцем на сон-древо.

Два мечника вросли в землю, уподобившись соснам.

- Да побыстрее бы, а то Леший, забери Боги его душу, нас сцапает, коли медлить будем.

Эта мысль не понравилась Бокучару. Он ударил увесистым сапогом сначала Сломанное Ухо, а затем и Перебитый Нос. Мечники зачастили к дереву, держа перед собой самострелы. Бокучар аккуратно ступая, словно медведь-шатун, пошел следом. Олег замыкал шествие.

Мечники выглянули из-за дерева, убедились, что там не прячется новая стая волков, и только потом обошли его. Бокучар не спешил обходить следом. Послышался шум ломающихся веток и натужное пыхтение обоих здоровяков.

- Ну что? – нетерпеливо закричал Бокучар. – Нашли сундук?

- Да нет тут ничего.

- А это что?

- Погоди, не трожь.

- А-а-а!

Дерево, за которым находились мечники, зашевелилось. Длинные ветви потянулись вниз, и, судя по сдавленным крикам мечников, сломали и перебили что-то еще помимо уха и носа.

- Что за дьявольщина? – крикнул наместник. Он сделал шаг назад, но уперся в кого-то. - Ты куда нас завел? – сказал он, оборачиваясь.

Перед наместником ниоткуда, а на самом деле из-под валежника, возник хозяин Глухого Бора.

- Провалиться мне сквозь землю! – вымолвил Бокучар. – Ты еще кто?

Леший не стал отвечать, а решил показать несведущему деревенскому наместнику, кто он такой. Он схватил того за воротник и провалился под землю. Тушу наместника исчезла в высокой траве.

Олег оттряхнул руки и достал из-за пазухи пузырек с прозрачной жидкостью, выпил содержимое до капли и обратился в свой привычный вид. Ушел он под громовой храп мечников.

***

Мечники проспали в тугих объятиях сон-древа до вечера. Их не разбудил даже дождь, который колотил их неприкрытые макушки, сквозь листву. Так крепко они никогда в жизни не спали.

Первый пробудился Сломанное Ухо. Очнулся он оттого, что дерево ослабило хватку, и он повалился лицом в землю, чуть не превратившись в своего товарища. Голова заполнилась сладким дремным туманом, и мечник какое-то время пролежал на влажной земле устремив взгляд в никуда. Следом на землю повалился Перебитый Нос. Он страшно выругался, ведь упал покалеченным носом на камешек покрытый мхом, что хоть смягчил удар, но приятного все равно было мало. К удивлению обоих, они обнаружили, что находятся не так далеко от окраины леса. Мечники устремились на ватных ногах к просвету среди деревьев, и вышли к полю.

- Телега, – указал Перебитый Нос.

Они подошли и обомлели. В телеге лежал Бокучар. Они переглянулись, мол, делать нечего, и покатили в деревню.

Когда они подъехали к усадьбе, к ним выбежал Мокроус. Через окно, из которого он следил за дорогой, он не увидел Бокучара в телеге.

- Где Бокучар? – закричал он. – Куда вы дели наместника?

Сломанное Ухо и Перебитый Нос одновременно мотнули головой. Мокроус оббежал телегу и завопил:

- Что с ним такое? Что там с вами случилось? Где старик? Это все его вина, старика? Где ваши самострелы? Немедленно вооружайтесь и идите искать старика! Чего смотрите? Бегом!

Советнику давненько не удавалось покомандовать, а потому он так увлекся, что в конце сорвал голос и «Бегом!» уже пропищал.

- Мокроус, - донеслось из телеги.

Советник наклонился и прислушался к голосу.

- Мокроус, - еще раз прохрипел Бокучар.

- Да, Бокучар, я здесь. Я рядом. Вы дома, вам больше ничего не угрожает. Я повелел этим дубам найти старика. За то, что он с вами сделал, мы его казним.

- Не надо его искать. Занесите меня в дом.

- Но как же?

- Несите!

Мокроус указал мечникам на Бокучара и сказал:

- Хоть на это вы сгодитесь.

- Мокроус!

- Да, наместник.

- Где мы поселили энтих? Огников?

«Отбил голову, - подумал Мокроус. - Да еще и слова путает. За лекарем бы послать, а то до утра не дотянет».

- Вон в том вот доме, - указал он тощим пальцем.

Бокучар обернулся. Это движение далось ему с великим трудом. Он посмотрел мутными глазами на указанный дом и что-то буркнул себе в бороду.

Ночью Мокроус и вся прислуга, что жила в усадьбе слышали страшный гром в комнате Бокучара. Торопливый топот, затем удар такой, что посуда попадала со стола в зале, снова топот, снова удар и так много раз кряду.

Мокроус несколько раз стучал в дверь к Бокучару, но тот кричал, что никто ему не нужен, пусть проваливается.

«Все еще путает слова, - подумал Мокроус. - Крепко же ему там досталось».

Чуть позже топот перешел на мерный шаг, и затем и вовсе и пропал. Усадьба погрузилась в дрему, к облегчению Мокроуса, который и так мало спал по ночам из-за боли в руках.

***

- Как мне ужа надоела их медовуха, - сказал Анис и допил очередную кружку.

- Так чего же ты глушишь ее, уже какой день подряд?

- А ты, Пожар, покажи мне, что тут еще делать? Пока дожди идут, мы делать ничего и не можем.

- Завтра, - сказал Харитон.

- Харитон вон, уверен, что завтра дождя не будет. После полудня, верхушки просохнут, и мы спалим там все к такой-то матери.  Эй, Анис, не кури ты в доме трубку, сколько я тебе могу говорить!

- Ладно, ладно, – сказал Анис и убрал трубку в карман.

- А что с наместником? Сказали мне, что он вернулся из лесу еле живой, и весь позеленел. Что это такое?

- Да грибов объелся. Пожар, ты ел когда-нибудь бесовий гриб? А я вот ел. И не советую. Там не только позеленеть можно. Я вот покойного брата видел. Сидел он на берегу озерца, того самого в котором утоп, и песню пел. Я сзади к нему подхожу, руку на плечо кладу и говорю Илюша, пошли домой. А он оборачивается, да так, словно голова к телу не пришита, лицо у него все синее, опухшее, глаза буро-красные, и волосы так шевелятся, словно под водой. Он сказать мне что-то хочет, а изо рта пузыри идут. Я оборачиваюсь, кругом рыбы плавают и понял я, что я сам на дне того озера оказался.

- А как ты выбрался со дна?

- Спустя какое-то время меня вывернуло, и остатки гриба покинули чрево. Так и выбрался. Но мокрый я был, словно был на дне озера взаправду. Такая вот жуть бывает после бесовьего гриба.

Анис снова достал трубку и огниво, чтобы как-то расслабить разум после неприятного воспоминания.

- Иди на улицу, а то спалишь всю хату! Тут медовуха везде разлита, вспыхнем, как сухое сено.

Анис нехотя поднялся со скамьи и вышел на улицу.

- Дверь прикрой! По ногам дует, – сказал Харитон.

- А ты что думаешь? Что там случилось с Бокучаром в лесу? – спросил его Пожар.

- Леший.

- Не думаю. Тут про местного Лешего никто ничего плохого сказать не может. Кроме наших баек только. Погоди-ка. Ты сказал «Леший», чтобы мы могли…

Харитон улыбнулся и слегка приподнял брови.

- Вот ты лис, а! Хорошо придумал. Леший напал на наместника. Это же с лихвой оправдывает поджег целого леса.

Харитон в ответ кивнул.

***

Звезды пробились сквозь дождевые облака. Следующий день обещал быть солнечным и теплым. Анис выдыхал клубы сизого дыма и вспоминал о брате, глядя в далекую ночь. Деревня спала, кругом было тихо, только в их доме до сих пор слышались голоса.

На мгновение Анису показалось, что он услышал шаги.

- Кто идет?

Шаги раздались все отчетливей.

Анис достал из-за пояса клинок, и направил в темноту.

- Крестьянин, лучше уйди, отсюда. Нечего бродить у нашего двора.

Шаги затихли у куста сирени.

- Проваливай, тебе говорят!

Кто-то пробрался прямо через куст, ломая ветви, но в темноте Анис не смог различить кто. Следом раздался щелчок, за ним короткий свист, и больше Анис не услышал ничего. Далекая ночь неожиданно приблизилась.

***

- Анис там кричит что ли? Слышал?

Харитон покачал головой.

- Показалось. Так вот, я слышал, что далеко к югу, уже давно из недр земли, в самых глубоких ее карманах, находят черную воду, которая горит, точно наше масло. Ты представь. То, что для нас ученые мужи творят, там, на юге, просто берут из земли. Чудеса! Вот сейчас точно Анис что-то сказал. Сходи-ка, на улицу, проверь его. Мнится мне, что он уже там бредит в кустах каких-нибудь.

Харитон поднялся из-за стола и вышел.

- Анис…

Харитон потянулся за мечом, когда увидел лежащего возле дома огненника. В голове Аниса торчал болт. Вытащить меч Харитон так и не успел. Он потерял сознание от удара сырым поленом в висок, и повалился на стену дома.

- Какого лешего? Что там у вас происходит? – крикнул Пожар, когда услышал шум снаружи.

Только он подошел к двери и ухватился за ручку, как кто-то ударил ее снаружи с такой силой, что дверь влетела внутрь, накрыв собой главного огненника. Скинуть с себя он ее не успел. Кто-то встал на дверь сверху.

- Мы царские люди… - прохрипел он с последним выдохом.

Человек стоял над самой грудью Пожара. Вдруг между полом и дверью показалось знакомое лицо. Только светящиеся глаза были словно из другого мира.

«Бокучар, - подумал Пожар. - Что ты делаешь?»

Сказать он больше ничего не мог. В груди не осталось воздуха. Неожиданно, тяжесть, сдавившая грудь, исчезла, но лишь на миг. Хруст дерева, а может и костей, были последними звуками в жизни царского огненника – Пожара.

***

Мокроус в ту ночь таки не уснул. Даже когда Бокучар угомонился и перестал изображать из себя младенца, только вставшего на ноги, и дрема пришла чтобы опуститься на уставшие веки советника, кто-то учинил драку неподалеку.

«Утром проверю», - подумал он, когда тишина вновь заполонила все вокруг.

Но дрема не вернулась. Руки сковала глубокая зудящая боль, от которой спасала лишь работа ума. Только в моменты, когда он напрягал рассудок, его навсегда покалеченные челны успокаивались. Утро наступило незаметно, как это бывает. Пока Мокроус был увлечен потайными мыслями и мечтаниями, густой сумрак превратился в призрачную дымку нового дня.

«Так и не уснул», - подумал  Мокроус.

Он с трудом натянул невзрачную одежду, окунул лицо в таз с прохладной водой и покинул комнату.

Прокричали вторые петухи. Мокроус выглянул в окно и сделал вид, что не заметил, как сын стряпчей побежал через кусты к ближайшему крестьянскому дому, в котором жила девчушка тех же лет. Они часто встречались самым ранним утром. Мокроус знал тайну мальчика, и никому о ней не говорил. Уже немолодой советник ощущал причастность к сердечным делам, только потому, что хранил их секрет. Но главное, это то, что он чувствовал власть. Он позволял им видеться втайне от всех. Только с его немого согласия эти встречи все еще случались.

«Бегите друг к другу, встречайтесь, милуйтесь этим холодным весенним утром, ведь пока я берегу вашу тайну, вы в безопасности», - думал он.

Мокроус налил чашку остывшего отвару, который приготовили специально для Бокучара, но тот к нему так и не притронулся. Отвар делали на травах, которые ныне покойная Чаруха, называла сбором покойника. Они не должны были убить наместника вопреки названию, а лишь успокоить. Единственный способ, которым крестьяне могли подействовать на наместника. Мокроус знал об этом. Он лично убедился в том, что травы эти никаким образом не навредят наместнику, а потому не противился, когда кухарки подавали его к столу.

Где-то неподалеку раздался детский крик. Он прислушался, но крик не повторился. Советник налил себе еще одну чашку отвара и пошел на крыльцо.

Уже на улице, он услышал детские голоса, похожие больше на воробьиный говор. Из-за кустов выбежал сын стряпчей. Он держал за руку светловолосую девочку.

- Первая ссора, да? – спросил Мокроус. – Смотрите, как бы никто не узнал нашу тайну, а не то, прощай встречи среди росы.

Как только девочка заметила советника, она вырвала ручку и убежала обратно. Мальчик не заметил, как его подружка пропала. Он поднялся на крыльцо и молча встал перед Мокроусом.

- Что ты там такое увидел? Наверное, что-то очень серьезное, раз уж решил раскрыть свои хождения к этой девчонке.

Мальчик попытался ответить, но рот его искривился в судорожной гримасе, которая предшествует слезам.

- Что-то настолько ужасное? Отвечай же.

Мальчик обернулся и уставился куда-то сквозь кусты.

- Да что с тобой?

- Наместник, - вымолвил мальчишка.

- Еще спит, - сказал Мокроус.

Мальчишка закрутил головой.

- Нет. Он там, - указал он пальцем куда-то в сторону крестьянских изб. – И мертвяки там.

Слезы покатились из детских глаз.

- Ты что-то не то увидел. Какие еще мертвяки? Мертвецки пьяные может? Такие мертвяки?

- Там кровь черная на траве. Дверь выбита в избу. И Бохчар, - произнес он так, как говорит его мать, - сидит на двери выбитой, а под ней еще кровь и ноги торчат. И глаза у него светятся.

- У кого?

- У Бохчара!

Мальчик закрыл лицо руками и побежал в усадьбу.

«К маме под одеяло», - подумал Мокроус.

- Конечно, его там не может быть. Он и в лучшие дни ходил так, словно перекормленный бык, а после вчерашней поездки в лес так вообще, - рассуждал он, поднимаясь в комнату Бокучара. - Нет, он точно там. Спит. Не буду будить. Наверняка там ничего страшного.

Он не спеша дошел до первого крестьянского дома, где жила та самая девочка. Двор был пуст. Ни крови, ни мертвяков.  Рядом стоял дом, в котором разместили огненников. Мокроус отправился к нему. Он зашел во двор и обомлел: на траве лежал огненник Анис. Посредине его лба торчал, словно вбитый гвоздь, снаряд от самострела, а от него к виску шла черная запекшаяся дорожка. Неподалеку лежал и самострел.

Из-за угла избы торчали чьи-то ноги. Мокроус нарисовал себе страшную картину: ноги оторваны от тела, но когда зашел за угол, обнаружил тело целиком. Только голова была разбита. Мокроус узнал по огромному размеру Харитона. В ране, едва прикрытой слипшимися волосами, копошились трупные мухи. Мокроуса начало мутить. Ноги и руки трупа лежали так, словно он сюда приполз. Об этом говорили и следы крови на земле.

«Кровь и мертвяки, - вспомнил он слова мальчика. - Все точно».

Мокроус подошел к двери, а точнее, к тому места, где она должна была быть. Внутри все еще царил мрак. Изнутри пахло железом, потом и чем-то сладким.

Из-за привычки шаркать ногами Мокроус задел что-то на полу. Окровавленное полено укатилось в темноту избы.

«Второе оружие», - подумал он.

- Мокроус? Ну, наконец.

- Наместник, - спросил он, вглядываясь в темноту. – Это вы?

- Кто же еще? Долго ты.

Что-то большое зашевелилось в темноте и зашагало на свет. Мокроус услышал странный хруст, похожий на то, как лопается хрящ под зубами собаки. В последний миг, прежде чем лицо наместника покинуло тьму, Мокроус увидел золотой блеск в его глазах, но он пропал только наместник вышел на свет. В остальном же перед ним стоял все тот же грузный Бокучар.

- Что здесь случилось? Это вы их убили?

- Я.

- А где третий?

- Под дверью. Я его раздавил так же, как вы давите мух.

Мокроус не обратил внимания на «вы» и взвопил:

- Но зачем? Это же люди самого царя Салтана! Что же мы будем делать теперь?

- А вот что. Неси бумагу и перо - ты будешь писать письмо царю.

***

Когда крестьянами завладел неторопливый труд, и солнце поднялось достаточно высоко, чтобы заглядывать за их шиворот, и обжигать мокрые от пота шеи, Мокроус сидел за столом с пером в руках, и не то вопросительно, не то умоляюще, смотрел на Бокучара. Наместник стоял перед ним уже без блеска в глазах, как ему привиделось утром. Все случившееся могло бы показаться лишь дурным сном, если бы не три трупа.

- Так и писать?

Бокучар перевел взгляд со своих рук, покрытых застывшей крошкой из крови, на Мокроуса.

- Так и пиши. Бокучар наместник такой-то деревни, своими руками умертвил троих царских мужей. Имена их тебе знакомы? Тогда напиши их. Не знаю, почему вы так их любите эти слова, которыми себя именуете, но будет лучше их упомянуть.

«Что за хворь его одолела? - думал Мокроус. - Не помнит название своей же деревни, не помнит имена огненников. И ладно бы только это. Зачем их было убивать. Спросить его? А если он совсем потерял рассудок? Ну, раз пишет такое письмо, то точно потерял. Не буду спрашивать. Себе дороже».

- Написал?

- Да.

- Отправляй тогда.

- А как же печать?

- Это что еще такое?

- Ваша печать, - сказал Мокроус и указал на небольшой железный предмет, стоящий возле чернильницы.

- Сделай сам. Я с такими обрядами не знаком.

«Точно сошел с ума», - подумал советник.

- Куда отправить письмо?

- Я же сказал. Царю.

- Наши вороны туда не долетят. Не обучены.

- А куда же смогут.

- До окрестных деревень. Самое далекое, до князя.

- А князь этот, сможет царю передать?

- Сможет. Да только точно ли посылать? Может, напишем, что несчастный случай произошел с ними, пока они готовились подпалить лес? Напишем письмо с соболезнованиями. Так, мол, и так, погибли при выполнении своего долга перед царем.

- Точно передаст? – переспросил Бокучар, не обращая внимания на слова советника.

- Такого раньше не бывало на моей памяти, чтобы наместник убивал людей царя, а потом донос сам на себя писал. Но думаю, что передаст. Ведь вы берете всю вину на себя.

Когда Мокроус сказал слово «донос», Бокучар покосился на свой большой, покрытый черными порами нос.

- Тогда шли ворона. Я же не зря все это проделал.

- А зачем вы это проделали? Зачем себя погубили?

- Шли письмо к князю, советник. Я хочу суда.

- Но это же…

- Что?

- Смертная казнь. Это верная смерть!

- Вот и хорошо, что верная. Так ему и надо.

- Кому «ему»?

- Бокучару.

Мокроус уже не знал, что и думать. Если бы его руки могли опуститься, он уже давно бы их опустил, но вместо этого запечатал письмо и встал из-за стола. Бокучар его остановил.

- Напиши еще одно письмо.

- А это кому? Какому-нибудь божеству?

- Я с вашими богами говорить не хочу. Напиши в Выселки. Там, на постоялом дворе сейчас находятся два знахаря. Пусть прибудут сюда. Мне нужна их помощь.

«Хоть лекарей хочет видеть, - подумал Мокроус. - Может еще не все потеряно. Но откуда он узнал о них?».

- И смотри, чтобы их никто и пальцем не смел тронуть, а то я... – Бокучар сжал руку в кулак с такой силой, что пальцы захрустели.

Мокроуса передернуло. Этот звук напомнил ему хруст под дверью, в избе огненников.

 

Часть II - Глава 21

Олег и Теодор Кительсон стояли на опушке посреди Глухого Бора и смотрели на небо. На руке у Олега сидел молодой ястреб.

- У меня шея устала, Тео.

- Уже скоро. Он сказал, что солнце будет над нами, когда вороны полетят. Оно как раз над нами.

- Первый полетит к царю – его мы пропускаем. Второй наш, так?

- Именно. Смотри! Вон!

- Где? Куда?

Над их головами бесшумно промелькнула черная тень.

- Я не разглядел. Это был ворон? Это был наш ворон? У него было письмо?

- Я не видел.

- Плохо, Тео. А если это был самый обычный ворон. Что, если мы поймаем не ту птицу. Царь не получит письмо. Очень плохой план. Он мне сразу не понравился. Ведьмин план, как же иначе. Здорово!

- Вон второй!

- Что делаем?

Олег замер в нерешительности.

- Пускай ястреба. Скорее!

Олег вскинул руку, и хищник скрылся в море яркой весенней лазури. Друзья смотрели в небо и ничего не могли увидеть: солнце было прямо над ними.

- Интересно, каково ему внутри Бокучара.

- Жарко и тесно, если я правильно представил себе наместника.

- Я не шучу, Тео.

- А зря. Нам ничего не остается кроме шуток. Такой случай для меня в новинку. Признаюсь, я раньше даже не слышал о подобном. Переселение душ - это же просто чудо! Ивовая Ведьма, должна быть очень могущественной, раз способна на такие вещи.

- Могущественная и безрассудная. Она вмешивается туда, куда не следует.

- Это куда же она вмешивается? Не в судьбу ли, ты хочешь сказать?

- Называй, как хочешь. Есть определенный порядок вещей установленный…

Теодор Кительсон прищурил глаза ожидая услышать «богами», но Олег заметил это взгляд.

- Кем-то...

- Эгей, да ты сильно вляпался, мой друг.

Олег посмотрел на сапоги, слегка покрытые пылью.

- Не пойму. Во что я вляпался?

- В фатализм. Ты же хотел сказать, что ведьма меняет судьбы, этими своими перемещениями душ, ведь так? Душа, в твоем понимании, нечто неподвластное нам, но ведь, ты только что убедился в обратном. Не пора ли поменять взгляды? Пора поверить, что мы можем влиять на очень многие вещи. Я верю, однажды, мы сможем менять все по своему усмотрению.

- Не хотел бы я увидеть эти времена. Смотри, ястреб.

- Мы обязательно вернемся к этому разговору, после, - сказал Теодор Кительсон и отошел, чтобы дать птице приземлиться. В когтях хищник держал мертвого ворона, на лапе убитого висело письмо.

Олег оторвал письмо и пробежал по нему глазами.

- Наше?

- Они ждут двух знахарей из Выселок. Не будем медлить.

- Вот это другое дело. Вперед!

Ястреб словно понял, что он справился со своей работой, перехватил тушку ворона и вновь скрылся за верхушками деревьев.

***

- Как вы быстро добрались.

- Извольте, как же мы могли медлить, когда великий человек в беде!

«Хотят получить побольше златцев», - думал Мокроус.

- Никак не возьму в голову, откуда он знал, что вы в Выселках?

- Слава идет впереди нас.

- А ваши имена?

- Захар из Простора, - сказал Теодор Кительсон.

- И Увар, оттуда же, - подхватил Олег.

- Стало быть, у вас там в Просторе, преподают знахарское ремесло?

- Как мы уехали, так больше и некому преподавать.

- Увар, а мы с вами не могли видеться где-нибудь?

- Сомневаюсь, я впервые в ваших краях.

- Или… скажите, нет ли у вас отца или деда, вольного охотника?

- Чего нет, того нет.

- Что же. Просто вы очень похожи на одного старика…

- Может, посмотрим на страждущего? Нас ведь для этого вызвали?

- Извольте. Он в обеденной зале. Ловит муху, упавшую в суп.

Все трое прошли сени и остановились у входа в обеденную залу.

Бокучар сидел не во главе стола, а на его углу. Он так низко склонил голову, что борода оказалась в похлебке. Наместник пытался поймать муху, плавающую в супе, но букашка все ускользала.

Теодор Кительсон напустил на себя серьезный вид.

- Давно он так?

- Первый день.

Олег, незаметно для советника подмигнул другу и спросил Мокроуса:

- А в лесу он не был давеча?

- Был. Как вы узнали?

- Это, печально известная, волчья лихорадка, - сказал Теодор Кительсон и тяжело вздохнул. Так тяжело, как только мог.

- Но откуда она у него?

- Вероятнее всего, он прошел мимо куста, с черной волчьей ягодой, а в это время года она цветет рьяно, как никогда. Ягоды настолько раздутые, а стенки их настолько тонкие, что слабое дуновение ветра способно разрушить этот нежный кокон, из которого полетят во все концы крошечные, и очень ядовитые для человеческого разума, семена. Думаю, что он задел, одну из таких ягод и немного подышал семенами.

- Сколько здесь живу, никогда о таком не слышал. Как говорите? Черная волчья ягода?

Олег взял слово:

- Как только человек вдохнет эти семена, так у него тут же отнимаются ноги и руки. К счастью это быстро проходит. На следующее утро, он уже может ходить, но, к несчастью, вместе со способностью ходить приходит и жажда крови. Чаще всего это проявляется убийством, а то и несколькими. К тому же, больному напрочь отбивает память, он путает слова, забывает названия, имена.

- А убийства.

- Да?

- Сколько их может быть?

Знахари переглянулись. Теодор Кительсон заговорил первый:

- Был случай у нас в Просторе, когда один лесоруб подхватил такую заразу. Он убил полдеревни, пока не был излечен... путем отделения головы от тела лопатой. А начал он свой кровавый поход с бродячего торговца. Почему-то, человек, больной волчьей лихорадкой всегда начинает с малознакомых ему людей и заканчивает самыми близкими. Тех кого он не видел до болезни, он будто вовсе не замечает.

- Какой ужас! – воскликнул Мокроус.

«Вот ты и сочиняешь, Тео», - подумал Олег.

- Надеемся, - сказал Теодор Кительсон за себя и за Олега, - он не успел никого убить?

- А если и успел, то нет ли другого способа излечить его, кроме отделения головы от тела? Неужели только это?

- Конечно, нет. В тот момент, когда крестьяне нашли способ «помочь» несчастному, мы были далеко, иначе бы, удалось спасти многих и самого больного тоже.

- Но как? Как ему помочь?

- Сначала скажите, успел ли он уже навредить кому-нибудь?

- Это так важно?

- Да, - сказали в один голос знахари.

- Он убил троих. Трех царских людей, – сказал Мокроус и схватился за голову, словно только сейчас осознал всю глубину трагедии. - О боги! Как лютый зверь, всех троих! Какой кошмар!

- Боги не нужны. Мы поможем ему. Это один из немногих случаев, когда клин вышибается клином побольше. Нам нужно отвести его в лес и снова дать подышать этими ягодами. В большем количестве они снова вызовут приступ потери памяти.

Мокроус нахмурился.

- Он вернется прежним, поверьте мне, - успокоил его Теодор Кительсон.

- Значит надо немедля отправляться в лес.

- Вы поедете с нами?

- Конечно. Больше ни на шаг от него не отойду.

- Какая жертвенность! – восхитился Теодор Кительсон, и хлопнул в ладоши.

- Что? Жертвенность?

Лицо советника исказилось. Смысл этого слова противоречил его натуре.

- Еще бы. Когда мы отправимся в лес, то нам с Уваром ничего не будет угрожать, ведь он нас не знал до болезни, однако вы были его приближенным, верно? Значит, под ударом окажетесь именно вы, если мы не справимся. Но я очень ценю ваш поступок.

- Герой, – сказал Олег и положил руку на плечо советнику. Тощее, как у девицы и покатое, словно советник переболел чахоткой.

- Знаете, - помедлил он, - я лучше останусь здесь, послежу пока за делами в деревне, а то без присмотра ее оставлять тоже нельзя. Уверен, что вы и без меня справитесь.

- И это верно, - сказал Теодор Кительсон.

- Наместник! – крикнул Олег Лешему. – Не желаете ли прогуляться с нами? Обещаем вернуть вас к вечеру.

- Да, да. Вот только муху поймаю, - ответил Леший.

***

- Я будто чем-то переполнен, - сказал Леший. – Что-то горячее и звонкое раздирает мою голову, а иногда, вместо этого, я ощущаю как что-то липкое и тяжелое обволакивает живот. Все это хочет выйти из меня наружу, но я не даю. Что это, Тео?

- Эмоции, мой друг. Первое очень похоже на злость, или же ярость, а второе скорее напоминает мне грусть или тоску.

- Не понимаю, как вы можете постоянно ощущать эту гадость. Это должно быть очень трудно.

- Мы привыкли, - сказал Олег.

- Но это же не могут быть мои эмоции, правда? У меня их никогда не было. Ни у кого из моих братьев их нет.

- Вероятно, то, что ты сейчас ощущаешь, это всего лишь отголоски настоящего хозяина тела. Хоть душа его сейчас далеко, возможно, остатки ее все еще теплятся в укромных уголках огромного тела. Все это еще не изучено, а потому я не могу говорить с уверенностью. Лишь домыслы.

-  Ведьма сказала, что крупицы духа наместника останутся в его теле, ведь человеческая душа сильнее привязана к телу, чем наша. Поскорее бы покинуть это тело.

- Неужели все так плохо? – спросил Олег.

- Я чувствую, как мое тело растворяется с каждым вздохом.

- Мы называем это «взросление», а в твоем случае «старение».

- Самое страшное, что я больше не слышу шум ветвей Отца, что всегда направлял меня. Я думал, что буду слышать ваших богов, когда перемещусь в тело человека. Тишина. Ни звука. Это тело слишком старое? Поэтому я ничего не слышу?

- Знаешь, хоть я и помоложе, чем твоя оболочка, но все-таки тоже не слышу голоса богов.

- Дело точно не в слухе, ведь я тут самый молодой, однако тоже ничего не слышу, - сказал Олег.

- Тогда вы должны слышать своих предков?

- Слышим, но только живых предков. Хотя можно услышать умершего предка через его книги, письма или другие вещи, как, например, оружие.

- Я слышал, что есть люди способные говорить с мертвыми, - сказал Олег. – Еще в детстве бабка Чаруха, рассказывала нам о мудрецах, что могут заглядывать в мир мертвых. А еще она говорила, что у самой главной ведьмы одна из ног костяная, и она при помощи этой самой ноги, ходит по земле мертвых, не опасаясь остаться там, ведь получается, что она уже одной ногой в могиле.

- Я в подобное верить не склонен. Знаете, когда кто-нибудь поговорит с моим покойным дедом, и повторит мне его любимую ругательную песню про двух девиц в сарае и отряд солдат, вот тогда я поверю в разговоры с мертвыми.

Все засмеялись, и даже Леший улыбнулся, но тут же испугался своей реакции и закрыл рот руками.

- Ого. Тео, ты видел? Это же была улыбка.

- Великий день! Мы близко.

За беседой друзья, как это часто бывает, не заметили, как добрались до Глухого Бора.

- Что-то снова крутиться в моем животе.

- Бьюсь об заклад, это волнение.

- Мне это не нравится, - сказал Леший и спрыгнул с телеги.

- Это пройдет, как только ты ступишь на знакомую землю, вот увидишь.

Леший неожиданно остановился.

- Что-то не так, - сказал он. – Лес изменился. Он меня не узнает.

- Это же твой лес, как он может тебя не узнать? Как только мы подойдем поближе, ты поймешь, что все как прежде. Это остатки души Бокучара тянут тебя обратно. В деревню, – сказал он громко, а затем добавил на ухо Олегу, - опять же, это всего лишь предположения.

Олег и Теодор Кительсон зашагали к лесу, а Леший так и не пошевелился. Он стоял у телеги и будто смотрел куда-то сквозь деревья, но на самом деле вглядывался в каждый листочек, в каждую набухшую зеленую почку, в каждый сучок.

- Я не смогу пройти, - сказал он и сделал шаг назад.

Друзья обернулись.

 - Ты находишься в смятении из-за одолевающей тебя бури доселе незнакомых чувств. Как только мы вернем ваши души обратно, все будет кончено.

Ученый сказал «мы», потому что рассчитывал в этот раз присутствовать при этом необычном действе, ведь в первый раз все прошло за его спиной.

Со стороны леса раздался рык. Из-за стройного ряда стволов показался волк. Олег вспомнил его. Это был тот же самый волк, что встретился ему днем раньше.

- Это вожак, - сказал Леший. – Он не пустит меня. Они все не пустят.

Между деревьями показались самые разные звери. Впереди шли волки, лисы, медведи, кабаны и вепри. Между лапами у крупных зверей бегало зверье поменьше. На макушки деревьев уселись орлы и ястребы. На ветвях пониже сидели совы.

- Ну и ну, - сказал Олег, оглядев пеструю толпу, конца которой не было видно. - Да тут, весь лес собрался. Как такое может быть?

- Они чуют врага. И этот враг я. Я предал их, покинув лес, – сказал Леший и схватился за голову.

- Погоди. Зачем ты так? Ты же хозяин этого леса. Вот звери и вышли встретить тебя.

Ученый сделал шаг по направлению к зверям, и те не шелохнулись. Но когда Леший сделал шаг, начался хаос. Тот, кто мог рычать – рычал, кто мог выть - выл, ястребы и орлы пронзительно кричали над головами, совы грозно угукали на ветках и раскрывали крылья.

- Они меня не примут. Я потерял их. Я потерял лес.

У Лешего началась паника. Плотина, которую он выстроил внутри, лопнула, как гнилая доска под тяжелым сапогом, и на него обрушился шквал необузданного мира людских чувств. Он упал возле телеги, закрыв лицо руками и зарыдал.

- И что же нам теперь делать, Тео?

Ученый не ответил, он к чему-то принюхивался.

- Олег. Ты чувствуешь необычный запах? Что-то пробежало по воздуху. Что-то знакомое, - сказал Теодор Кительсон, как к нему тут же пришла догадка. – Так пахнет…

- После грозы, - закончил за него Олег.

- А на небе ни облачка. Это все не к добру.

Звери затихли. Воцарилась тяжелая тишина – предвестник.

- Смотри, там над лесом, - указал Олег на внезапно возникшую в небе яркую точку. – Похоже на звезду.

- Еще слишком рано.

Никто, даже самое чуткое ухо, не смогло бы услышать, что сказал дальше Теодор Кительсон. Из яркой точки на землю обрушился столб молний, который издалека был похож на колонну синего пламени. Воздух разорвался на куски от мощи неизвестного явления. Страшный треск разлетелся по округе. Деревья вдалеке зашевелились: что-то огромное летело сквозь них и приближалось к окраине леса, выламывая и вырывая из земли деревья помоложе. Птицы взлетели в небо. Звери прижались к земле. Деревья склонили ветви к земле, чтобы защитить зверей от той страшной силы, что мчалась из сердца Глухого Бора. Все это случилось в один миг.

- За телегу! – крикнул Олег.

Он перерубил поводья, и попытался оттащить лошадь, но та вырвалась и пустилась в поле.

- Забудь о ней, - кричал Теодор Кительсон среди нарастающего шума. - Скорее, сюда! – снова закричал ученый, из-за телеги.

В этот момент из глубины Глухого Бора вырвалось гигантское, черное клубящееся чудовище, заполненное мириадами жгучих искр. Оно поглотило зверей, а через миг опрокинуло телегу дном кверху, накрыв Олега, Теодора Кительсона и Лешего. Послышался град ударов по дну телеги, которое очень кстати превратилось в крышу. Даже сквозь шум друзья слышали крики животных.

«Несчастные», - подумал Олег.

Они выбрались наружу, когда прекратился огненный град и утих ветер. Все закончилось также неожиданно, как и началось. Бледная молочная дымка окутала все вокруг. Телега покрылась черной сыпью, оставшейся от роя искр. Звери зализывали ожоги, которые получили, несмотря на живой щит из ветвей, от которых теперь мало что осталось. В некоторых стволах образовались отверстия похожие на соты, из которых сочились тонкие струи дыма.

- Все целы?

- Я да, - сказал, отряхнувшись, Теодор Кительсон.

- Нужно попасть к ведьме. Она в беде, – сказал Леший. – Молнии ударили в старую иву.

- Друг мой, после того, что нас чуть не сожгло лишь отдаленное последствие удара, я боюсь, что выжить в центре этой грозы было невозможно.

- Возможно. В старой иве есть проход в убежище, но само оно находится вовне.

- Как это понять?

- Проход ведет из нашего мира. Ведьма не здесь, она в своем мире. Молния туда не может попасть.

- Я все больше хочу с ней увидеться, - признался Теодор Кительсон.

- Я напомню вам, что мы чуть не погибли! И это наверняка из-за нее самой. Зачем нам идти к ней на помощь?

- Олег. Я должен вернуться в свое тело.

Юноша отвернулся.

«Не стоило его покидать», - подумал он.

- Тогда поехали быстрее! Олег поймай лошадь, а мы перевернем телегу. Давайте.

- Нет. Слишком долго.

- И что делать?

- Олег успеет если пойдет один.

- Вот тебе раз! Один?

- Да. Только ты сможешь прибыть туда вовремя. Хотя бы пока не будет слишком поздно.

- Даже если я побегу...

- Ты не побежишь. Ты полетишь.

- Ты бредишь, - сказал Олег и отмахнулся от Лешего.

- Посмотри на кольцо. Оно приняло тебя.

Олег носил это кольцо, не снимая, уже полгода,  и настолько привык, что больше не обращал на него внимания. К тому же оно не подавало никаких признаков того, что хочет его перевоплотить, а потому он решил, что кольцо лишь красивая безделушка. Но теперь оно нагрелось, а внутри жемчужины что-то шевелилось.

- Принимает теперь, когда это надо тебе. Удивительно, правда?

- Я тут не причем. Кольцо почувствовало, что оно тебе понадобиться  и ожило. Ты и сам это чувствуешь.

Олег посмотрел на ученого.

- Послушай, - сказал тот, поняв взгляд Олега, - Леший прав. Мы слишком долго будем добираться до старой ивы.

- Пойми Олег. Там сейчас твориться что-то очень плохое. Оно грозит не только мне, но и всему Глухому Бору. Мы отвели опасность со стороны людей, но теперь она явилась неизвестно откуда.

Олег задумался.

- Звери собрались на краю Глухого Бора не из-за меня, - продолжил Леший, - теперь я вижу это. Они учуяли беду, и ушли из чащи, а когда встретили меня, решили, что я виноват. Но это не так. Я бессилен, и прошу тебя о помощи.

Тишина повисла на окраине леса, и только обожжённый зверь скулил.

- Хорошо, - решился Олег. – Как мне это сделать?

Леший облегченно вздохнул.

- Скажи Олег, ты мне веришь?

- Пожалуй.

- И этого достаточно. Ты же знаешь, как птенцы учатся летать? Да, они выпадают из гнезда. И тебе придется повторить это. Видишь сосну, расщепленную рогатиной? Она подойдет. Достаточно высоко, чтобы успеть перевоплотиться.

- А если это не сработает?

Леший почесал бороду. У него появлялись все новые и новые человеческие жесты. Частичка Бокучара давала о себе знать.

- Но это сработает. Должно сработать. Иначе я пропал. Лес пропал.

- Я имел в виду себя. Что будет со мной?

- Прыгай туда, где побольше веток, Олег, - сказал Теодор Кительсон.

- Да, - подтвердил Леший, – деревья поймают тебя. Ты все еще носитель метки, а значит - друг леса.

- Тогда, я готов попробовать.

Олег расстегнул кафтан, но Леший остановил его, сказав, что одежда станет его оперением, а после вновь примет прежний облик.

- А оружие?

- Его надо снять. Мои братья рассказывали, что одному богатырю было вручено подобное кольцо. Он им пленил белого волка. Однажды, в разгаре битвы он обратился в волка, не выпустив оружия из рук, и поплатился за это. Меч оказался в его брюхе.

- Какой ужас, - сказал Теодор Кительсон. – Родился человеком, а умер волком. А богатырь это кто?

- Потом, Тео, - сказал Олег.

Он скинул оружие на траву и отправился к сосне. Олег прошел мимо армии зверей. Большинство не сводили глаз с Лешего. Некоторые катались по траве, пытаясь затушить дымящуюся шкуру. Олег помог лисенку потушить хвостик, отчего Леший улыбнулся.

Сосна поднималась шпилем в серое, после пронесшегося урагана, небо, и заканчивалась двумя поломанными концами. Ветви торчали в разные стороны, и забраться наверх не составило труда. Олег оперся ногой на расщелину и взялся рукой за одну из верхушек. Далеко впереди, в самой чаще виднелся молочно-белый купол.

- Похоже, туда мне и надо.

Олег посмотрел вниз, чтобы выбрать место, где побольше веток, как посоветовал Теодор Кительсон. От такой высоты его закачало, но он тут же отпрянул назад. Кольцо на руке теперь было не просто теплым, оно горело. Пляска из черного и красного цвета внутри камня, завораживала. Непонятно откуда взявшееся чувство безопасности охватило Олега с ног до головы. Приятный жар кольца расплылся по всему телу.

- У нас все получиться? - спросил он то ли себя, то ли кольцо и тут же ответил. – У нас все получится.

Он закрыл глаза и сделал шаг.

Теодор Кительсон и Леший следили издалека.

- Почему именно черный аист?

- Так выбрало кольцо, Тео.

- Кольцо, значит. А откуда оно у тебя взялось вообще? Я за тобой не замечал тягот к людским украшениям.

- А как же мой плащ? И не только мой. У каждого Лешего есть такой. Если не плащ то штаны, или шапка. У самого чудного лапоть-перевертыш.  Еще у нас есть шапка-невед…

- Он прыгнул!

Олег исчез за пушистыми верхушками. Послышался хруст веток.

- Он падает! – крикнул Теодор Кительсон и собрался бежать к Олегу, но Леший схватил его за руку.

- Подожди.

В небо поднялся черный аист. Сначала он неловко махал крыльями, но очень быстро взял нужный темп и, поймав поток воздуха, описал  над Теодором Кительсоном и Лешим круг.

- Ха-ха-ха! У него получилось! У него вышло! – кричал Леший.

Теодор Кительсон с тревогой смотрел на Лешего, который никогда раньше не смеялся. Остатки души наместника прорастали в душу хозяина Глухого Бора.

«Только бы Олег успел», - думал ученый.

 

Часть II - Глава 22

Если бы кто-нибудь мог в тот день посмотреть на Глухой Бор с высоты облаков, то он увидел бы много странных вещей: деревья на окраине леса с обожженными листьями, и седыми от пепла верхушками; могучие дубы, поваленные на землю, с торчащими наружу корнями; туманный купол, накрывший самое сердце леса, но самое удивительное – черный аист, летящий над лесом, с мечом и самострелом в клюве.

Крылья сами несли Олега вперед. Он летел так легко, словно родился птицей. Его разум слился с телом животного.

«Глухой Бор, не скоро восстановится от такого кошмара», - думал Олег, видя размах трагедии.

Вокруг купола, больше чем на сто шагов не было ничего, кроме устланной пеплом земли. Он приземлился на пепелище. Только нога коснулась твердой поверхности, он перевоплотился в человека. Перья обратились в привычную черную одежду. Крылья вновь стали руками, а тощие ноги - человеческими. Но что-то случилось с его головой. Лицо стало очень тяжелым. Шея вытянулась вперед и напряглась. Нижнюю челюсть свело судорогой. Олег разжал челюсть и на траву упали самострел и меч, которые он все это время держал за кожаные ремни в зубах. Он поднял оружие и двинулся к бурлящей громадине впереди.

«Надо запомнить: никогда не иметь дела с ведьмами», - думал он.

Когда Олег подошел на расстояние вытянутой руки, волоски на его кистях потянулись по направлению к куполу. Он закатал рукав, и то же самое произошло с волосами на предплечье. Когда он подошел еще на полшага, волосы на голове встали дыбом.

- Пришибет ведь. Точно, пришибет.

Много лет назад Теодор Кительсон рассказал ему об одном важном правиле ученого-исследователя. Оно гласило: если видишь что-то вызывающее подозрение на своем пути, то найди палку побольше и ткни в это, а лучше кинь, а еще лучше кинь из-за большого камня.

Ни большого камня, ни даже самого маленького сучка вокруг не было. Только пепел, и земля под ним.

Олег выкопал мечом небольшую яму в земле. Дойдя до влажной почвы, он поворошил ее руками и достал то, что искал.

- Здравствуй друг, - сказал он червю, который спокойно пережил недавний кошмар под землей.

«Да простит меня Леший», - подумал Олег и кинул червя сквозь завесу.

В том месте, где червь пролетел через туман, возникла синяя вспышка и проследовала за жителем недр до самой земли. Червь махнул розовым хвостом на прощание, прежде чем скрыться под землей. Вместе с этим синяя вспышка пропала, на том месте, где скрылся червь.

- Ну, раз червя не убило, - сказал Олег и сделал шаг внутрь.

По телу пробежала мелкая дрожь. Она проникла через кожу, зацепилась за мышцы и стянула их. Будто кто-то совсем маленький пробрался внутрь, вонзил мелкие крючья, куда только смог, и потянул на себя. Когда крючья пропали и Олег, наконец, совладал с телом, он ощутил только еле заметное покалывание.

«Это можно стерпеть», - подумал он.

Он пошевелил рукой и за ней проследовал синий ореол. Он пошевелил другой - то же самое. Тогда он сделал шаг вперед. Синий силуэт, точно повторяющий его очертания, проследовала за ним, чтобы слиться и исчезнуть.

«Странно, но не опасно».

Он прошел вперед и тут земля пошла под наклоном вниз. Склон с каждым шагом становится все круче и круче.

Олег увидел впереди крохотный синий огонек, парящий в воздухе. Огонек летал из стороны в сторону, как муха в бутылке. Олег решил, что это птица случайно залетела в туман, спасаясь от разрушительной волны, и теперь не может выбраться. Он почти не сомневался в этом, но все-таки решил обойти огонек стороной. Он сделал большой крюк, но оказался перед другими огнями. Их было около десяти. Но они были не синими, как вспышка от червя, или ореол птицы парящей туда-сюда. Они были ярко желтыми, и даже золотыми.

«Все как в тот день, - подумал он, - туман, золотые огни. Только вот, ведьмин гриб не рычит».

Золотые огни разлетелись в разные стороны, и припали к земле. Четыре огня оказались по правую руку, четыре - по левую, и два прямиком перед ним. Олег вытащил меч, когда рык послышался совсем близко. Ближайшую пару огней, все еще покрытую туманом, обволокла синева и открыла очертания.

«Туманники», - понял Олег.

Звери, что напали на родителей, в день его рождения. Гончие ведьм вернулись в Глухой Бор столько лет спустя.

Сзади послышались тяжелые шаги, Олег обернулся и увидел еще один знакомый силуэт. Заблудившаяся птица, на деле оказалась пауком-кукловодом.

- Кикимора, - сказал он шепотом и еле успел убрать в сторону правое плечо, когда из тумана в его сторону вылетела деревянная рука с тощими пальцами, сложенными в копье.

Удар оказался смертельным для туманника, который попытался напасть на Олега, пока тот стоял в пол-оборота. Кикимора ударила зверя в открытую пасть с такой силой, что другой конец смертоносного копья показался на спине хищника. Синий ореол вокруг туманника потускнел и пропал. Тем временем из тумана вышел еще один волк и бросился на Олега, но в этот раз он сам нанес хищнику смертельный удар в область шеи. Ореол пропал, когда Олег нанес зверю второй удар за ухо. Кикимора тем временем поразила третьего зверя, а свободной рукой подняла Олега за шиворот над полем сражения.

- Отпусти меня, тварь колдунская!

С этой высоты он увидел, что за кикиморой выплыли из тумана еще несколько парящих огней. А следом вспыхнуло целое море золотых глаз.

Олег оказался между враждующими силами. Он бы предпочел, дать им перебить друг друга, но так вышло, что он оказался в самой гуще сражения. Он не знал, что ему делать, но кикимора знала. Она повернулась всем телом, так что ствол затрещал.

- Нет, нет, нет! – закричал Олег и в следующий миг отправился в свободный полет.

Он пролетел сквозь белые клубы и покатился по еще более крутому склону. То место, куда его швырнула кикимора, отличалось от предыдущего. Туман быстрее оседал на землю, где собирался в бурные потоки и убегал вниз. Олег отряхнулся и последовал за ползущей белизной. Вскоре он набрел на корень, что оказался на поверхности после того, как огромный участок земли разбросало в разные стороны после удара молнии.

«Какое-то дерево выжило», - подумал он.

Забыв о потоках тумана, он пошел вдоль корня. Тот становился все толще и толще, и поднимался все выше и выше над землей. Когда это стало возможно, Олег забрался на него и пошел поверху.

Вскоре показались и другие корни. Они присоединились к тому, по которому шел Олег, и слились в один широкий ствол. Так он оказался перед старой ивой. Дерево превосходило в размерах любую иву, из тех, что ему встречались. Прожилки в коре светились теплым огнем. От верхушки, сокрытой в тумане и до самого основания дерева шла огромная трещина – шрам, оставленный после удара с неба. В него затягивались водовороты окружающего дерево тумана. Олег обошел дерево, прыгая по корням, но ничего похожего на вход не нашел, но разлом позволял протиснуться внутрь.

Лишь коснулся Олег края разорванной коры, как мир вокруг него растянулся, следом сжался в одну точку и погрузил Олега в абсолютную тьму.

На миг он ощутил зловещий холод, какой ощущаешь по ночам, ожидая встретить за границей жизни вечное, черное и промозглое ничто. Мир из небольшой точки вновь растянулся, так, что ствол старой ивы показался ему шире всего Тридевятого Царства, а затем вернулся к прежним размерам. Олег убрал руку от разлома. Вокруг все также было полно тумана, только теперь он шел из расщелины.

Олег обернулся. Тяжелое серое полотно застилало небо, умело скрывая солнце, если он там вообще было. На многие версты вокруг взгляду было не куда упасть. Ни одного куста, ни одного холмика, ни единой горы вдалеке. Ничего, только сухая земля, по которой многоглавыми змеями ползли волокна тумана. Олег обошел дерево. По другую сторону ивы стояла изба. Самая обыкновенная. На две комнаты. Из крыши торчала покосившаяся труба. Вместо дыма, над ней плясали языки пламени. Окон в избе было больше чем необходимо, и все разной формы. Квадратные, круглые, треугольные, и других форм,  названия которым знает разве что Теодор Кительсон. Черные, еле заметно колеблющиеся мембраны закрывали окна и не давали взору проникнуть внутрь, как и не выпускали ничего наружу. Олег обошел избу, и убедился в этом сам. На обратной ее стороне, находилась дверь. Самая обычная, деревянная дверь. Вот только без ручки.

Олег протянул руку, чтобы толкнуть ее, и под рукой, словно гриб после дождя, выскочило железное навершие.

- Приму это за приглашение.

Дверь отворилась без единого звука. Изба изнутри оказалась гораздо больше чем снаружи. Где-то вдалеке горел огонь, похожий на тот, что приятно трещит в печи. На Олега налетел поток ветра, который принес уже знакомый запах.

- Только не снова, - сказал он и отошел от избы, чтобы посмотреть на небо - мрачная  безликость не шевелилась.

В тот же миг яркий свет внутри избы изменился с желтого на синий. Поток ветра, летящий изнутри, усилился. Олег отскочил в сторону, когда изнутри вырвался знакомый ему клубящийся монстр с огненным роем. Он дождался, пока последняя искра покинет избу, достал самострел и вошел.

Постоянно целясь в проем, откуда брезжил свет, он шел вперед. Лишь на миг, он подумал о том, как можно уместить такой огромный коридор, как этот, в такой маленькой избе.

«Это ведьмина изба, чего же я удивляюсь» - подумал он.

Оттуда где, мерцали синие вспышки, донеслись звуки, которые прежде Олегу слышать не доводилось. Стрекотание кузнечика, рык собаки, всхлипывания и постанывания, смешались с отвратительной речью, противной ушам. Чем ближе Олег подходил, тем более мерзкими и неправильными казались ему эти звуки. Он спрятался около дверного проема и выглянул одним глазом.

Перед ним открылась небольшая круглая комната, сильно похожая на убежище в Глухом Бору. Повсюду стояли столы и тумбы, уставленные конструкциями схожими с теми, которыми пользуется Теодор Кительсон. В центре, словно опора всего сущего, находилась каменная труба, с квадратным окошком в основании. Возле нее сидела женщина, в темной балахоне. Лицо ее прикрывал капюшон, расписанный белыми рунами. Перед ней стояли два ужасных создания. Одно из них, имело тело человека. Руки, туловище, лысая голова, покрытая бородавками и язвами, крючковатый нос – это было от человека. Ног у создания не было, вместо них из спины торчали гигантские лохматые паучьи лапы, по концам которых, нечто ядовито-зеленое стекало на пол. Второе чудовище укуталось в лохмотья так, что только ноги были видны, и те заканчивались копытами. Первая тварь держала в руке уродливый кривой меч и то и дело пыталась им приподнять капюшон сидящей на полу женщины. Коппытоногая злобно стучала правой ногой, высекая искры. Тут, из-за каменной колоны вышло третье существо. Красивое лицо, было окружено черными перьями, как и все тело. Третье существо достало деревянную раму три на три локтя, исписанную рунами, окутанную тонкими серебристыми нитями, каждая из которых оканчивалась крохотным клубком.

«Что же тут происходит?», - подумал Олег.

Пернатая что-то прокричала, на что Паучиха ответила злобным рокотом и указала мечом на раму. Пернатая в ответ раздавила шарик и из него выбежали крохотные пауки-кукловоды. Паучиха, стуча по полу мохнатыми лапами, подбежала к Пернатой и разбила раму на мелкие части и раздавила тех пауков-ткачей, что еще не успели скрыться под половицами.  Паучиха застрекотала так быстро и часто, как никакое насекомое не в силах.

«Злится», - решил Олег.

- Может она на человечьем разумеет лучше? - сказала Копытоногая, тяжелым, коровьим голосом.

- Где она? Куда ты ее спрятала? – спросила Паучиха таким голосом, самое подходящее описание которому «злобно-колючий».

- Где? Где? – прокаркала Пернатая.

- Вам надо, вы и ищите. Мне итог все равно один. Помогать я вам не буду, так и знайте.

- Смелая какая, - сказала Копытоногая.

- Где книга? Где твой том? – спросила Паучиха и подставила кривой клинок к горлу женщины в капюшоне.

Та подняла голову и Олег разглядел ее лицо. Привычное человеческое лицо взрослой женщины, с грустными и уставшими глазами. Из-под капюшона выпала прядь седых волос, которую она тут же спрятала самой обыкновенной человеческой рукой.

«Ноги у нее точно рыбьи», - подумал Олег.

- Приведи его сюда! – крикнула Паучиха.

Пернатая скрылась за колонной, а когда появилась вновь, то перед ней, неумело переставляя ноги, шел Леший. Но то было лишь тело Лешего с душой Бокучара.

- Развяжи ему рот.

- Я ничего не знаю. Я стал жертвой обмана! Меня не должно было здесь быть! – запел он, когда ему развязали рот.

- Где том?  – спросила Паучиха его.

- Я не знаю! Пока я был здесь, она не прочла ни одной книги!

- А может он внутри деревянного, а? – промычала Копытоногая.

- Хочешь, мы проверим? – спросила Паучиха женщину, наклонившись к ее лицу.

- Делай, что хочешь.

Паучиха выпрямилась и не глядя ударила мечом. С глухим стуком на пол упала голова Лешего. Следом Пернатая разорвала его тело пополам.

- Ничего нет. Пустое полено. Эта дура из ивы дурачит нас!

Олег внимательно следил за каждым движением трех чудищ и был готов, в любой момент действовать. На миг он остановил взгляд на женщине в капюшоне.

«Она улыбнулась? Безумная, чего она улыбается?».

- Что ты скалишься, предательница?

«Значит, не показалось».

- Скажи, сестра, - обратилась Ивовая ведьма к Копытоногой, - как ты думаешь, трудно тебе будет жить, с болтом в голове, а?

- Шутки шутишь? Шути, шути, пока Она за тебя не  взялась.

- Лучше скажи нам, где твой порочный том, и мы не будем тебя долго мучить. Может, меньше одного дня промаешься. Иначе дело дойдет до Нее, и ты уж не серчай. Месяцами будет с тебя плоть снимать. Какой бы могучей ты ни была, а Она сильнее. Неужто забыла? – спросила Паучиха.

Ивовая ведьма смотрела прямо в темноту. Туда, где притаился Олег.

- Закрой глаза! – крикнула она.

- Чего?

Не успела Паучиха понять, что случилось, как Ивовая ведьма откинула назад расписной капюшон. Глаза ее загорелись ярким светом. Они не просто горели, свет тек, словно вода, по ее щекам и огненными струями капал на пол.

Олег закрыл глаза и прислонился к стене. Даже с закрытыми глазами, он ощутил вспышку неимоверной силы. Чудища за стеной завизжали, перекрикивая друг друга.

Он выглянул из-за угла и недолго думая, выстрелил Копытоголовой в затылок. Точнее туда, где у нормального человека должен был быть затылок. Тварь замолчала и рухнула на пол.

Пернатая прокричала слова, на только ей ведомом языке, и прозрела, следом прозрела и Паучиха.

Пернатая  бросилась на Ивовую Ведьму. Паучиха ринулась к Олегу, который занял оборону в проходе. По тому, как Паучиха размахивала оружием Олег понял, что им она пользовалась нечасто. Однако она скакала из стороны в сторону на длинных паучьих лапах, отчего обороняться было трудно, а атаковать и вовсе невозможно.

«Ты ошибешься, - думал Олег, отражая атаки со всех сторон. - Обязательно ошибешься».

И она ошиблась. Отскочив налево, она сделала замах в ту же сторону, отчего полностью оголила правый бок. Короткий рывок вперед помог Олегу избежать удара и оказаться близко к спине Паучихи. Тварь застрекотала, когда из ее спины брызнула зеленая жижа. Глаза ведьмы засверкали. Она выбросила меч и подскочила к потолку. Уцепившись за него лапами, она выкрикнула заклинание, от которого ее пальцы вытянулись в два раза, а на концах их появились крючковатые лезвия.

- Смерть идет, человек! – крикнула она сверху и прыгнула за спину Олега.

Удар пришелся по мечу. Краем глаза Олег увидел, что Ивовая Ведьма поднялась над полом и вытянула руки перед собой. Пернатая стояла перед ней, скорчившись от боли. Из ее рта текла струя крови.

Вновь посыпались удары когтями. Справиться с одним мечом он мог, но с десятью - нет. Олег отступал назад, пока не уперся спиной в стену. С его кафтана свисали лоскуты. Будь он чуть медленней, висели бы куски плоти.

Ивовая Ведьма продолжала истязать Пернатую. Она рисовала в воздухе фигуры, отчего Пернатую скручивало в узлы. Ноги ее вывернулись в обратную сторону, а позвоночник практически замкнулся в круг. Кровь уже текла самой настоящей рекой изо рта, глаз и носа Пернатой. Но Ивовая Ведьма не успела расправиться с ней. Незаметно для всех Копытоногая поднялась, и как истинная корова, - или скорее бык, - разбежалась и со всей силы ударила головой по спине парящей ведьмы. Та повалилась вниз, а Пернатую тотчас раскрутило. Только тогда из нее вырвался крик, полный проклятий и неизвестных, но страшных слов. Пол под ней был черный от крови.

- Да я тебя прямо здесь прикончу, и пусть бесы заберут Ее, если я этого не сделаю! – сказала через кашель Пернатая, и только хотела вонзить в лежащую на полу ведьму крыло, как ее окликнул Олег.

- Эй, уродина!

Копытоногая и Пернатая замерли. Олег стоял позади Паучихи, и держал ее за шиворот. Отсеченные паучьи лапы лежали неподалеку.

- Тронете ведьму и я отсеку голову вашей подруге.

Олег не был уверен, что это к чему-либо приведет, ведь перед ним стояла Копытоногая, в голове которой торчал болт.

«Быть может голова – не самый важный их орган», - думал он.

Пернатая прижала крыло и харкнула остатками крови на пол.

- Ты еще кто такой?

- Человек, в отличие от вас. А вы кто такие?

Копытоногая и Пернатая переговорили на своем языке. Похоже, они посмеялись над Олегом.

- Не так давно мы ушли из вашего мира, а вы нас уже не узнаете.

«Они тоже ведьмы», - понял Олег.

- Умный юноша, - сказала Пернатая, заметив прозрение в глазах. – Если ты и правда такой умный, то отпустишь нашу сестру и покинешь это место той же дорогой. Ты нам не нужен.

- Вы мне тоже не нужны. А потому, оставьте Ивовую Ведьму в покое, забирайте своего огромного таракана с собой и проваливайте из этих земель.

- Каких земель? Да ты хоть знаешь, где находишься?

Паучиха что-то пробормотала, но Олег ударил ее рукоятью, по лысой голове. Пернатая и Копытоногая дернулись к нему, но замерли, когда он приставил острие меча к ямке, между затылком и шеей Паучихи.

- Она нарушила наши законы и должна пойти с нами.

- У таких как вы есть законы?

- Не мерь нас по внешности, глупец.

Олег не заметил, как под одеждой Паучихи что-то зашевелилось.

- Я не знаю ваших законов, но предлагаю вам поступить по людским. Я отдам вам вашу сестру взамен на Ивовую ведьму, и вы уйдёте восвояси.

- Ни за что! Она сделала, чего нельзя делать. Она нарушила сами основы жизни, которые даже Она не смела нарушать, хоть и могла, - сказала Пернатая.

Копытоногая замычала в знак согласия. Олег решил, что повредил, что-то в огромной голове, отчего та лишилась человеческой речи.

- Она мне нужна.

- Зачем она тебе, человек?

- Она должна вернуть душу Лешего в его тело.

- Запрет! Запрет! – закричала Пернатая. – Нельзя трогать души. Нельзя делать этого!

Олег услышал себя в ее словах.

Копытоногая встрепенулась, захлопала по лохмотьям своими толстыми ладошками и достала стеклянный шарик.

- Нам пора уходить, – сказала Пернатая и ее рот, все еще перепачканный кровью растянулся в улыбке.  – Ты готова?

- Готова, – сказала Паучиха.

Ее одежда разорвалась и из под нее вылезли наружу новые паучьи лапы, длиннее и толще прежних. Мощные конечности отбросили Олега в другой угол. Пернатая подняла на плечо Ивовую Ведьму. Копытоногая кинула шарик в стену, и на том месте сначала возникла крохотная вспышка, а следом за ней, взявшийся ниоткуда шквал молний пробил стену и образовал яркий, переливающийся зловещей синевой проход. Паучиха подбежала к сестрам, и они растворились в нем.

- Ну уже нет, – сказал Олег и прыгнул следом.

Пространство вновь растянулось, но тут же сжалось и исчезло. Опять Олега окутал знакомый холод бессонной ночи. На миг исчезли все эмоции, переживания, и даже мысли. Что-то пошло не так, как в первый раз. Тьма стала осязаема. Он мог окунуть в нее руку. Мимо Олега полетели огни, большие и малые, всех известных цветов и несколько таких, которым еще не придумали названий. Они причудливо сливались, окутывали, проплывали сквозь него, постоянно меняя направление, отчего голова шла кругом. А может, с головой все было в порядке - это все вокруг вертелось? Наконец, Олег ощутил, что это не огни летят мимо него, а он мимо них. Он летел в цветном тоннеле, неизвестно чем окруженный, и неизвестно кем ведомый. Огни понеслись все быстрее и быстрее.

«Куда я лечу?».

Все слилось в один бледно-голубой фон, а далеко впереди показалась черная точка, которая миг спустя разрослась и поглотила все пространство. Он вновь ощутил холодное и неприветливое ничто. Уже знакомое растяжение, за которым последовало сжатие и вот, неизвестный мир, в котором он только что прибывал, выплюнул его наружу.

Олег поднялся и оглядел тело.

- Вроде все на месте, - заключил он.

- Помогите!

Он обернулся. Перед ним открылась большая комната, освещенная факелами. В конце ее стоял массивный деревянный трон, спинка которого была выполнена в виде вычурного и витиеватого символ. Кругом лежали тела. Пару из них он узнал: Пернатая и Копытоногая. Паучихи он не увидел. Остальные тела, тоже не принадлежали людям. По крайней мере, не полностью. Из-под одной рясы торчал длинный крысиный хвост. Из другой кучи костей и мяса, выглядывал хищный клюв.

- Помогите! – вновь донеслось из дальнего темного угла залы.

Олег побежал туда, с мечом наперевес. Голос отражался от каменных стен и если и принадлежал Ивовой Ведьме, то изменился до узнаваемости.

- Я тут!

«Детский голос, - подумал Олег. - Что в таком страшном месте делает ребенок?».

Не успел он пересечь и половину залы, как к нему навстречу вышла фигура. Неизвестный был одет в черный матовый доспех из неизвестного материала. Последней из тени показалась голова. Вовсе не лысая, как решил сначала Олег. Лицо неизвестного скрывала маска, сделанная из черепа. Пустые глазницы закрывало черное стекло. Рот прикрывало забрало из мелкой сетки.

- Он хочет меня убить! Помогите мне! – продолжал звать детский голос.

- У тебя там ребенок? – обратился Олег к существу с черепом, вместо лица.

- Этот ребенок, хуже всех зол, что ты когда-либо видел.

Голос его был глухим и хриплым, но почему-то не вызывал тревоги у Олега.

- Неужели?

- Я не хочу умирать, - вновь донесся жалобный голосок.

«Вот же встрял. Теперь еще и ребенка спасай».

- Даже не думай, юноша. Смерть, пришла за этой тварью в моем лице. Если бы ты знал, что она сотворила, сделал бы точно также.

В темноте позади незнакомца мелькнула тень.

«А может и девочка не просто девочка», - подумал Олег.

- Вот именно, - сказал незнакомец, словно читая мысли Олега.

- Мне нужна Ивовая Ведьма.

- Ее здесь нет. Уже очень давно.

- Что это значит?

В этот момент на незнакомца из тьмы выпрыгнула не девочка, но молодая девушка. Она попыталась забраться на его спину, но незнакомец был готов к этому. Ударом локтя он сбил девчонку с ног, а затем, поставив сапог к ней на горло, и сказал Олегу:

- Мне жаль, что ты это увидишь.

Черные стеклянные глаза загорелись и из них вырвались струи пламени, которые незнакомец направил прямиком на девушку. Та завопила так сильно, что в ее голосе послышалось что-то нечеловеческое.

- Прекрати! – сказал Олег, но не смог сделать и шага. Костяное лицо продолжал сжигать жертву, при этом направив руку на Олега, отчего тот не мог пошевелиться.

Когда паралич пропал, спасать было уже нечего.

- Это ведьма? – спросил Олег.

- Да.

- И остальных ты убил?

- Да. А тебе нужна Ивовая Ведьма? Что же. Поиски твои не увенчаются успехом, поверь. Я сам пытался найти ее. А тебе стоит вернуться назад.

- Я не уйду без нее.

- Я знал, что ты так скажешь.

Незнакомец достал из кармана блестящий шарик, какой был у Копытоногой и протянул Олегу.

- Это вернет тебя домой.

Незнакомец схватил Олега за локоть, и с силой дернул на себя, а другой рукой вдавил этот шарик ему в грудь, пока тот не хрустнул.

Растяжение, сжатие и тьма. Олег исчез.

***

Пернатая кинула Ивовую Ведьму перед деревянным троном, на котором сидела древняя, сгорбленная старуха. Копытоногая выдернула болт из затылка и бросила его на пол, под одобрительный смех окружающих. Паучиха, взбежала по стене и забилась в угол.

- Спустя столько лет она вернулась, - сказала женщина, лицо которой украшал птичий клюв.

- Она, наверное, соскучилась! – завопила другая ведьма и радостно забила крысиным хвостом об пол.

Омерзительная толпа обступила Ивовую Ведьму, и закружила ее в когтях и клешнях.

- Мы соскучились сестра! – вопили они на все голоса. – Как же долго ты от нас пряталась!

- А где книга? – спросила молодая девушка, стоящая подальше от уродливой своры.

Копытоногая и Пернатая замотали головами в поисках Паучихи. Та отозвалась сверху.

- Не нашли.

- Не могли спросить, как следует?

- Там появился воин и…

- Где? – прохрипела старуха на троне.

Голос ее был тихий, но даже стены ему вторили.

«Где? Где? Где?!».

Паучиха спрыгнула вниз, и подбежала к подножью трона.

- Мы хотели пытать ее, но тут появился тот мерзавец. Мы не были готовы к такому. Прости…

- Где? - еще раз спросила старуха.

- Спроси ее, теперь она вся в твоей власти.

- Где воин? – спросила, девушка, которая одна поняла истинный  вопрос древней ведьмы.

- Мне казалось, что он прыгнул за нами. Но раз его здесь нет, значит, он либо не успел пройти через врата. Либо канул во тьме.

Старуха поднялась. Кости ее захрустели так, что эхо разлетелось во все углы. Она выпрямилась, и зашагал по зале. Глаза ее закрыла полупрозрачная мембрана, какая бывает у ящериц. Она повела носом из стороны в сторону, словно пытаясь что-то унюхать. Старуха прошла мимо лежащей на полу Ивовой Ведьмы и пошла в самый отдаленный и темный угол залы. Все следили за ней. Неожиданно старуха хлопнула в ладоши и засмеялась. Стены эти слышали ее смех лишь несколько раз за многие сотни лет. И каждый раз он предвещал одно: беду. Ведьмы отошли на шаг назад, и только девушка не пошевелилась, а так и осталась стоять в своей хозяйской позе, с руками, скрещенными на груди.

- Не тот вопрос, - сказал старуха сквозь смех. – Не «где». А «когда»!

Старуха подошла к Ивовой Ведьме, опустилась не колени и схватила ее за лицо.

- Что же ты наделала, несчастная? Кого ты привела в наш мир?

- Твою погибель, – ответила Ивовая Ведьма.

Старуха рассмеялась.

- Глупая девчонка. Ты еще не поняла, что сделала. Где твоя книга? Ты не могла сделать этого без книги. Скажи сама, пока не поздно. Пока можно все исправить. Иначе каждая из твоих сестер будет выдавливать из тебя слово за словом. Звук за звуком!

Ивовая Ведьма собрала все последние силы и прошептала слова. Вокруг ее руки обвилась огненная змея.

Ведьмы отступили еще на шаг, но тут же опомнились.

- Одна жалкая змейка против всего ведьминого собора? – простеркотала Паучиха.

Ивовая Ведьма улыбнулась и сделала то, чего не ожидала ни одна из ведьм, кроме самой древней.

- Я ошиблась, ты не такая глупая.

Ивовая Ведьма направила огненного питомца себе в лицо.

***

Теодор Кительсон и Леший ждали Олега на том же месте. После того как Олег скрылся из виду, в чащу снова ударил столб молний. Слабее, чем в первый раз. Ни черного облака, ни искр. Спустя какое-то время, вновь показалась молния, но в этот раз била она не сверху вниз, а снизу вверх. Долетев до светящейся точки в небе, она исчезла. Следом за ней показалась еще одна, только не уже не стройная, как все предыдущие, а разветвленная как крона дерева.

- Как думаешь, что с ним случилось? – спросил Леший.

- Не знаю. Надеюсь, что все хорошо.

Раздался гром. Среди вечерней мглы, испещренной россыпью мелких звезд, появилась еще одна. Игриво подмигнула и разбилась, словно яичная скорлупа, освободив тем самым бушующий поток чистой энергии, который вновь поразил землю столбом молний.

Теодор Кительсон и Леший подскочили со своих мест. Звери пробудились и подняли головы. Вокруг стало светло как днем. Но как только ослепительный синий столб исчез в земле, над землей вновь повис спокойный предзакатный полумрак.

- Это птица, там над лесом? – спросил Теодор Кительсон, вглядываясь в еле заметную черную точку, парящую в небе.

- Да. Это аист. Черный аист.

- Слава Богам!

- Ты же в них не веришь.

- Это так говорится. Не обращай внимания.

Леший пожал плечами.

Едва величавая черная птица коснулась земли, как перед друзьями предстал Олег. И хоть друзья были рады, что он вернулся целый и невредимый, но лицо его говорило о том, что предприятие не увенчалось успехом. Олег не стал дожидаться расспросов, и сам выложил все, что увидел и услышал, оставив свои мысли по поводу произошедшего при себе.

- Ведьма пропала. Мое тело, разорвано на куски. Душа Бокучара пропала, а значит больше не с кем меня менять местами. Да и некому менять.

- Мне очень жаль.

- Что теперь, Тео? – спросил Леший.

- Пока не знаю. Но мы что-нибудь придумаем.

- Ведьмы искали какой-то том, - сказал Олег. - Видимо, в этой книге хранятся знания Ивовой Ведьмы. Может, если мы найдем его, то сможем узнать больше о нашей проблеме?

- Если то, что они называли томом, действительно есть книга. У ведьм все ни как у нас. Но мысль хорошая, - решил Теодор Кительсон подбодрить Лешего. – Мы с Олегом, завтра же отправимся на поиски книги.

- А что же мне делать, пока не найдется способ вернуть меня обратно?

- Знаешь, тебе это не понравится, но пока что, ты являешься наместником Лысовки, да и лес к тебе не особо приветлив. А посему предлагаю вернуться обратно и сказать, что ты был нами успешно излечен.

- Я не останусь там один!

- Ни за что! Скажем твоему гадкому советнику, что мы должны приглядеть за тобой. А теперь поехали в деревню. Как ты там говорил Олег? Очень хорошая поговорка есть про утро.

- Утро вечера мудренее.

- Именно!

***

- А точно все получилось? – спросил Мокроус, когда слуги помогли увести Бокучара в комнату. - Он все еще не похож на себя. Такой разбитый.

- Послушайте, уважаемый советник, желаю вам никогда не узнать, что значит переболеть волчьей лихорадкой. То, что он подавлен и расстроен, это самое меньшее, что могло с ним случиться. К счастью, это поправимо.

- Он станет таким как прежде?

- Конечно. Под нашим чутким присмотром.

- Вы собираетесь остаться здесь? Оба?

- Только до тех пор, пока он окончательно не окрепнет.

- Я… Мы вам крайне признательны, но, поймите наше положение. Подать, оброки, все эти сборы нынче так сильно давят…

- О, что вы. Никакой награды мы не возьмем. Поселите нас в свободной комнате в усадьбе и кормите два раза в день, а может и того меньше. Мы часто будем отсутствовать. Нам придется собрать целый урожай целебных трав, чтобы вернуть прежний настрой наместнику, а, некоторые из необходимых нам трав, настолько редки, что придется забраться в самую чащу леса.

- Комната и обед, один раз в день, - задумался Мокроус, - что ж, это можно.

- Вот и порешили. А теперь, позвольте откланяться. Тяжелый выдался день.

- Да, да. Можете занять комнату справа от лестницы.

- Увар! – позвал Теодор Кительсон.

Олег стоял неподалеку от усадьбы и смотрел, на спящую деревню. Мыслями он отправился в далекое детство, когда они жили с Сизым, в небольшой избе, от которой остался только пустырь поросший сорняком.

- Увар!

- Да? – откликнулся он.

- Пошли спать. Любезный Мокроус разрешил нам остаться в усадьбе.

- Неужели? Уже иду.

***

На следующий день, Теодор Кительсон и Олег отправились еще до восхода солнца в Глухой Бор, на поиски загадочного тома. Они дали наказ Лешему не покидать комнату под предлогом того, что у него очень сильно болит голова и видеть он никого не желает. Найдя в лесу знакомую тропу, они вышли по ней на выжженную землю, но никакой ивы там не нашли. Только голая земля, покрытая опаленной коркой и пеплом. Не было и гигантской ямы, в которую днем раньше спускался Олег. Так они и вернулись ни с чем.

- Меня теперь казнят, как убийцу людей! Я погибну человеком! – сказал Леший и упал на пол в отчаянье, чувствуя, что попал в ловушку – человеческие эмоции со всей силы атаковали его незакаленную душу.

Олег сидел, на стуле, мрачный как никогда. Теодор Кительсон смотрел через пыльное стекло, на деревню. Он протер его рукавом, и как по волшебству, в его голове забрезжила мысль, еще тусклая, словно болотный огонь, но он ощутил в ней силу.

«Не все потеряно», - решил он.

- Далеко не все! – сказал он вслух.

 

Часть III - Глава 23

- Сколько можно? – Князь подскочил с трона.

Спорящие купцы замолкли и пали ниц. Приближенный князя зашумели на мерзавцев, что разозлили Его Святейшество.

- Значит так. Как я скажу, так и будет. А скажу я следующее. Писарь, пиши мое решение. Повелеваю, все то зерно, что было намерено продано втридорога, под предлогом его чудодейственности, изъять в пользу князя. То есть в мою.

Коротышка-купец, у которого только что отобрали последнюю партию зерна, невольно пустил слезу.

- Купец, который нажился на этой продаже, - продолжил князь Златолюб, - обязан будет по исходу трех дней вернуть все золото обратно. Все до последнего гроша!

- Помилуйте! – залепетал второй купец, но замолчал под грозным взглядом князя.

- До последнего, слышишь? Если купцы будут обманывать даже своего брата, что же тогда будет?

- Но ведь он сам…

- Перечишь? Стража!

Два крепких молодца подбежали к наглецу и взяли его под руки, ожидая приказа. Второй купец, кланяясь, выбежал из залы.

- Десять палок ему!

- Я же всего-лишь…

- Двадцать. Все, уведите его, пока он не заговорил себя насмерть! Кто там следующий? - спросил князь советника, стоящего подле трона.

Тот глянул в записи, откашлялся и прошептал что-то на ухо хозяину. Князь выпрямил спину и жестом дал знать, что готов принять следующего.

Теодор Кительсон, смотрел за этим действом через крохотную щель в двери.

- Лучше лишнего не говорить, - обратился он к Олегу и Лешему, стоящим неподалеку. - Тот бедолага схлопотал двадцать палок, что бы это ни значило.

- А что с первым купцом? Ты услышал, что с ним? – спросил Олег.

- Вернут все золото, правда, зерно изымут в пользу князя.

- Похоже, что князь, не так уж и несправедлив.

- Увидим. Теперь наш черед. Стражник идет. Бокучар, вы готовы?

Леший бубнил себе под нос заученный текст. Глаза его бегали из угла в угол, словно по листу бумаги. От переживания он гнул пальцы, и те звонко хрустели.

- Он так себе пальцы сломает, когда-нибудь, - сказал Олег на ухо Теодору Кительсону.

- Он еще не научился справляться с волнением.

- Наместник Бокучар! – прокричал вышедший к ним стражник.

Кроме троих друзей в комнате никого не было, но стражник позвал их так, словно они ждали своего череда прямо в Лысовке.

- Пошлите, Бокучар, - сказал Олег и осторожно коснулся плеча наместника.

Леший вздрогнул.

- Уже?

- Не переживай. Скажи то, что должен, а дальше мы сами.

Троица зашла в зал. Приближенные князя смерили их с ног до головы. Сам же князь Златолюб не сводил глаз с Бокучара, который так и не поднял своих, с тех пор как за ним закрылась дверь.

- А вот и тот, из-за кого я не спал долгие ночи. Тот, из-за кого могли казнить и меня.

Приближенные заохали и заахали, а самые одаренные упали в обморок.

- Стойте здесь и ни шагу больше, - остановил их командир стражи.

- Признаться, когда я получил первое письмо, я несколько дней ходил сам не свой. Все перечитывал и перечитывал. Давал прочесть другим. Заставлял читать вслух. Никак в голове не укладывалось. «Как же так?», - думал я. Как мог мой наместник совершить такое? Я уже хотел было отправить к тебе в деревню опричников, чтобы они тебя прям там у тебя и закололи, а голову твою мне привезли, чтобы я мог ее царю передать, но тут пришло второе письмо. Так, мол, и так, пал я жертвой доселе невиданной ни одним княжеским лекарем ягоды, которая помутила рассудок и что-то там еще…

- Я…

- Помолчи пока! Я говорю! Признаться, я все равно хотел отправить к тебе своих людей, чтобы они твою голову, понимаешь ли… ну пустое. Хорошо. Поведай же мне свою историю. Поведай всем нам, – сказал князь Златолюб и раскинул руки в широком жесте.

- Я Бокучар. Наместник Лысовки. Ровно месяц назад я попал под действие волчьей ягоды, которая отравила мой рассудок.

- Это я за тебя сказал.

- Затем в бреду я умертвил самым зверским образом трех огненников, что были у меня на поселении.

- А ты знал, что им было велено?

Теодор Кительсон быстро посмотрел на Лешего и тут же отвел взгляд. Это была та часть, которую Леший заучивал с большим трудом.

- Они должны были сжечь лес.

- Какой?

- Глухой Бор.

- Зачем?

Леший сжал руки в кулаки, но из-за длинных рукавов его платья никто этого не увидел.

- Потому что дух, который обитает в том лесу, связался с врагом нашего царства. И заслуживал только смерти.

- Это точно, - согласился с ним князь.

Советник что-то шепнул на ухо своему господину, после чего тот спросил Лешего:

- А твои крестьяне знают об этом духе? О Лешем? Знают, что он враг нашего народа и что водится с ним – смерти подобно?

- Знают.

Князь переглянулся с советником. Тот снова нашептал что-то на ухо Златолюбу.

- Где твой советник? Почему он не при тебе?

- Он остался в Лысовке. Следит за порядком.

- А кто эти двое?

- Знахари. Как было сказано в письме…

- Не важно, что там было сказано. Я спрашиваю, так будь любезен отвечать.

- Да.

- Знахари, значит. Вольные?

- Да, Ваше Высочество, - ответил Теодор Кительсон.

- И вольные грамоты имеются?

- Имеются, - без тени сомнений сказал Олег и потянулся к сумке.

Стража тут же наставила на него алебарды.

- Пусть достанет. Не меч же у него в этой крохотной сумке, - сказал князь.

«Меч, ни меч, а дротик ядовитый, может быть», - подумал командир стражи, но приказал опустить оружие.

Олег достал два пожелтевших, затертых листа бумаги и протянул их подошедшему советнику.

- Захар и Увар, - прочитал советник и посмотрел поочередно на каждого.

- Увар и Захар. Я Увар, а он Захар.

Он протянул вольные грамоты обратно, а князь продолжил спрашивать.

- Получается, вы спасли Бокучара от той болезни, что неведома ни одному из моих  знахарей?

- Вы правы, дражайший князь, - сказал Теодор Кительсон.

- Скажите, почему так вышло. Почему никому из моих самых сведущих мудрецов, не ведома такая зараза? Дермидонт, ты где? Пропустите старика.

Толпа пестрых лизоблюдов расступилась, и вперед вышел дремучий старик.

- Дермидонт. Я здесь. Нет, в другую сторону смотри. Боги, кто-нибудь поверните его уже ко мне. Наконец. Дорогой мой Дермидонт. Недавно я озадачил тебя волчьей лихорадкой и ты сказал, что знать о ней не знаешь. Все я верно говорю?

Старик, половину слов не расслышал, может из-за старческой глухоты, а может из-за большого количества волос в ушах, однако услышал последнюю фразу полностью и согласно закивал, ибо князь всегда все говорит верно.

- Видите, мой знахарь о такой беде знать не знает, как же такое может быть?

- Если вы позволите, великий Златолюб, я кое-что привез с собой, - сказал Теодор Кительсон и запустил руку в льняной мешочек, привязанный к поясу.

Стража вновь направила алебарды в сторону гостей, но князь убедил их, что ничего из того, что поместится в такой мешочек, не сможет убить его. Однако командир стражи считал, что даже небольшой камень, пущенный с определенной ловкостью в глаз, может запросто убить кого угодно, даже такого величавого господина, как Златолюб. Но раз князь спокоен, то чего ему переживать?

Теодор Кительсон достал из сумки нечто похожее на крохотную плетеную коробочку.

- Что это?

- Это та самая ягода, что отравила Бокучара.

- Дермидонт, иди и посмотри, - приказал князь.

Старик зашаркал к Теодору Кительсону. Ученый протянул ему коробочку. Старик наклонился над ней, и так сильно прищурился, что брови его нависли над глазами, словно сугробы с подветренной стороны крыши.

- Не стоит так близко. Зараза нападет через дыхание.

Старик закрыл нос рукавом и сказал, что никогда подобного не видел.

- Я могу доказать, что это ягода действительно так опасна, как об этом говорил, уважаемый Бокучар.

- Еще чего. Пока я не потребую, ты ничего делать не будешь!

Теодор Кительсон склонил голову, а вместе с ним то же самое сделали Леший с Олегом.

- Я требую доказательств, - вымолвил Златолюб, - показывай.

- Можно принести мою дорожную сумку. Ее забрала стража у самого входа во дворец.

Князь подал знак советнику. Тот махнул командиру стражи. А последний ударил по мягкому месту молодого стражника, давая понять, что он в этой цепочке крайний.

Внесли сумку, но молодой стражник не спешил отдавать ее.

- Что такое? – спросил его командир.

- Там что-то шевелится, - сказал стражник.

- Позвольте мне объяснить, - вмешался Теодор Кительсон.

Князь кивнул головой.

- Я предвидел, - продолжил Теодор Кительсон, - что может статься так, что ваши мудрейшие знахари могут не знать, такой редкой ягоды. А, не зная этой ягоды, нельзя знать о ее действии. Посему, я решил не раздражать великого князя, своими заверениями, а просто взял с собой существо, на котором собираюсь продемонстрировать, что же такое волчья лихорадка.

- Что у тебя там? – поинтересовался Златлюб.

- Могу я?

- Показывай уже.

Ученому передали сумку. Теодор Кительсон вытащил из нее трехмесячного щенка.

- Собака? – спросил князь.

- Самая обыкновенная дворняга не годная ни для охраны, ни для охоты. Ну, хоть здесь пригодилась.

- Живодер, - сказал кто-то из приближенных князя.

- Если кто-то желает взять на себя смелость и испытать что такое волчья лихорадка,  я не буду возражать, - сказал Теодор Кительсон в толпу подхалимов.

- Молчать! – крикнул князь придворным. – А ты показывай скорее.

Теодор Кительсон сел на одно колено и опустил щенка на пол.

- Только не подведи, - тихо сказал он.

- Он что-то шепчет, ваше высочество, - поспешил доложить командир.

- Прощаюсь со зверем, на тот случай, если не успею спасти его. Но если все же кто-нибудь желает…

- Начинай! Я теряю терпение!

- Слушаюсь.

Теодор Кительсон натянул на нос платок, и с предельной осторожностью раскрыл черную корзинку. Все вокруг отступили на шаг. Теодор Кительсон с Олегом несколько дней мастерили ее, а потому на другой результат и не рассчитывали. Ученый взял щепотку черного порошка из корзинки.

- Отойдите подальше. Вдыхать эти частицы крайне опасно.

Весь зал прижался к стенам, даже князь отклонился на троне. Теодор Кительсон поднес шепотку к носу щенка. Зверек учуял знакомый запах, и несколько раз лизнул пыльцы ученого. Стража, в который раз, схватилась за алебарды. Щенок припал к земле и зафыркал носом.

- Похоже, ему не по вкусу такое угощение, - сказал князь под смех толпы, подлинный настолько, насколько подлинны вольные грамоты Олега и Теодора Кительсона.

- Вот оно, – сказал Теодор Кительсон, после чего щенок, зарычал и заметался на месте. – Сейчас вы видите первый этап. Жертва волчьей лихорадки теряет способность к ДВИЖЕНИЮ, - после этих слов щенок стал спотыкаться. – Следующим этапом, будет потеря памяти. Человек в таком случае будет путать имена людей, названия мест, а звери же не смогут понять, где они находятся. Видите, доселе спокойный щенок, теперь ОЗИРАЕТСЯ, - щенок закрутил головой, словно его воспитали лесные совы. – Ну и в конце нас ждет приступ нескончаемой агрессии, которая, прежде всего, будет направлена на тех, кого жертва знала незадолго до своей болезни. И так вышло, что это ИМЕННО Я.

Щенок замер, уставился на Теодора Кительсона и побежал на него, роняя на пол капли черной слюны. Окружающие смотрели на это широко раскрытыми глазами.

Теодор Кительсон приготовил еще одну щепотку, и когда щенок уже был готов набросится на ученого, он одной рукой обхватил его морду, а вторую прислонил к носу.

- Вылечить волчью лихорадку можно, только если прошло совсем немного времени с момента заражения, - говорил он не отпуская морды щенка, который безуспешно пытался вырваться, - наш мудрый князь наверняка заметил, что Бокучар изменился, а это все потому, что мы пришли на помощь не сразу.

Князь никогда раньше не видел Бокучара, но не мог позволить, чтобы люди решили, что это так, а потому кивнул головой, с таким достоинством и уверенностью, что ни у кого не возникло сомнений, что наш-то князь, точно заметил перемены в Бокучаре.

- А сейчас, когда я отпущу зверя, он впадет в непродолжительный и поверхностный  СОН.

Так и случилось. Только он убрал руку, щенок обмяк и повалился набок.

- Вот вы и узнали, что такое волчья лихорадка и что она творит с живыми существами. Могу с полной уверенностью сказать, что все то же самое случилось с наместником Бокучаром. Я считаю, что на него нельзя возложить вину за случившееся, - сказал он, взяв на себя смелость указать князю на верное решение, пока тот находился, как и все в легком замешательстве, - но решение, конечно же, за вами.

Щенок начал вилять хвостом и Теодор Кительсон поспешил спрятать его обратно в сумку.

- Дермидонт!

- Что такое?

- Как ты мог не знать о такой заразе? А если бы я на охоте прошел мимо такого куста?

Командир охраны попытался вспомнить, когда князь в последний раз покидал город ради охоты, но так и не вспомнил.

- Всего на свете не узнаешь, - сказал старик одну их тех фраз, что умны настолько, насколько и глупы.

Князь махнул рукой на старика по ошибке тем жестом, который говорил страже вести несчастного на плаху. Стража тут же подхватила его под руки, но князь вскрикнул:

- Вы сдурели, бесы?

- Вы же сами показали, - виновато пробубнили они.

- Я тебе сейчас еще кое-что покажу! Поставьте старика на место!

Советник в очередной раз прошептал что-то князю на ухо, после чего тот приказал всем удалиться, кроме Теодора Кительсона.

Олега и Лешего проводили к гостиному двору, предназначенному для купцов средней руки, что располагался неподалеку от дворца. Стражники объяснили им, что пока князь Златолюб, не вынес решения, покинуть гостиный двор они не могут, но тут же успокоили, сказав, что раз уж их привели сюда, а не в подземелье дворца, все должно кончиться хорошо. Олег спросил, почему князь попросил остаться Теодора Кительсона.

- Коль бы знали, что творится в голове князя, не ходили бы в стражниках, - ответили те и ушли.

- Как все прошло? – спросил Леший. – Стражники сказали, что все будет хорошо. Им можно поверить?

- У каждого свое «хорошо». Но думаю, что все прошло неплохо, - ответил Олег.

«И никаких ведьм не понадобилось», - добавил про себя.

- Из-за всего этого представления, мы пропустили обед, а теперь уже пора бы поужинать.

- Верно, - сказал Леший.

Из новообретенных чувств, чувство набитого желудка нравилось ему больше всего, как и бывшему хозяину тела. Поначалу он напрочь отказывался есть, ведь человеческую еду составляли те, о ком он так пекся в лесу. И говорил он не только о животных, но и о растениях. Но, поголодав чуть больше недели, он поменял взгляд и решил, что раз звери едят друг друга, то почему ему нельзя.

- Заодно узнаем, чем купцов кормят.

- Думаешь, как-то иначе? – спросил Леший.

Олег хотел ответить, но не пришлось. Как только они вошли, жаркий и пряный аромат, окутавший их, сказал сам за себя. Олег показал Лешему на свободный стол, а сам отправился к хозяину, спросить чего им могут подать из готового.

- Утка в яблоках. Поросенок в горчице с травами. Если подождете, то можно и зайца отведать. Овощи в чане набирайте черпаком сами.

Олег выбрал утку. Как только он уселся напротив Лешего, на столе появилась большая, блестящая от жира и подливки утка. Они осушили две чарки с яблочным вином, которые вновь наполнились благодаря шустрым мальчишкам, работавшим на хозяина.

- И все-таки? – продолжил Леший. - Они нам поверили?

- Наши руки и ноги свободны, а перед нами лежит запеченая утка. Все прошло хорошо. Вот только никак не возьму в толк, зачем князь попросил остаться Захара, - сказал Олег вымышленное имя Теодора Кительсона, так как опасался, что их могут подслушивать, хоть на гостином дворе стоял шум, как в конюшне.

***

- У меня к тебе предложение, знахарь, - начал князь Златолюб, когда последний лизоблюд, раскланявшись в пол, покинул зал. – Выслушай меня, и прими решение. Приказать я тебе не могу, ведь ты теперь вольный человек, о чем говорит твоя грамота. Я бы конечно хотел выяснить за какие это заслуги ты ее получил, но не буду: времена нынче темные, и люди творят много того, о чем я не хочу знать.

Теодор Кительсон понимающе кивнул.

- Знахарь, я  забыл твое имя.

- Захар.

- Знахарь Захар?

Теодор Кительсон улыбнулся как бы говоря: «Да, вот так получилось».

- Ну что же, знахарь Захар, как ты мог убедиться мой нынешний главный знахарь уже никуда не годится. Он стар, и ладно, если бы только телом, так он старик всей своей душой. А такой человек, как я считаю, не может занимать пост княжьего знахаря. Это ведь не просто ремесло. Это скорее искусство. Нужно постоянно учиться, искать, допытывать…

Князь, вероятно, хотел сказать «допытываться», но Теодор Кительсон не был в этом уверен.

- А на такое способен только человек с крепким умом, и молодой неугомонной душой. Я увидел это среди твоего выступления, а это было именно оно. Ты ведь мог просто показать мне какую-нибудь древнюю-предревнюю книгу, где сказано об этой траве, или что это там было такое.

«Жаль, в природе нет такой книги, дорогой князь», - подумал ученый.

- Так вот. Как ты понял, я хочу предложить тебе этот пост. Пост княжьего знахаря. Заметь, именно предложить, ведь приказать я тебе не могу, хоть и очень хочу. А посему, надеюсь, ты чувствуешь, насколько я, - выделил он последнее слово, - к тебе благосклонен. Воспользуешься ли ты моим расположением?

Теодор Кительсон призадумался, но тут же опомнился. Несмотря на то, что он обладал обширными знаниями о человеческом, и не только, теле, и разбирался в знахарском ремесле не хуже, а то и лучше местных знахарей, что могло сослужить ему службу при дворе, было одно большое но, пресекающее все его размышления. Тот человек, которым он предстал перед князем, был насквозь фальшивым, да и выдуман только для того, чтобы спасти Лешего. Он решил, что как бы лестно не звучало это предложение, ведь впервые его знания оценил по достоинству человек такого высокого титула, но он вынужден отказаться. Мысли эти промелькнули так быстро, что князь не сделал и двух вдохов, однако Теодор Кительсон помедлил с ответом ровно столько, чтобы князь увидел его внутреннюю борьбу.

- Ну? – спросил князь, решив, что нечего так долго обдумывать столь щедрое предложение. – Погоди! Не отвечай. Пошли со мной.

 Теодор Кительсон проследовал за князем. Они вышли на террасу, и князь указал пальцем на опрятную двухэтажную усадьбу неподалеку.

- Сейчас это поместье пустует. Еще недавно в нем жил один неблагонадёжный человек, который более не нуждается в крыше над головой, ведь и головы у него больше нет. Но, я уверен, что стены этого поместья, не впитали тех неправильных настроений, что распространял тот злодей, и теперь готовы сослужить службу кому-нибудь другому.

- А что за настроения распространял тот человек?

- Это не тот вопрос, который следует задавать, ведь из-за них он и лишился головы. Впрочем, в этом то и проявляется живость твоего ума, Захар. Верно?

- Пожалуй.

- Но оставим это и вернемся к моему новому знахарю. Итак. Поместье и триста златцев в год, за все то, что я в тебе разглядел.

Теодор Кительсон прикинул, что на эти деньги можно купить одну хорошую деревню, или несколько захудалых. Он снова принял мученический вид, а в это время попытался подобрать слова, чтобы князь не принял его отказ, за «неправильные настроения». Как по щелчку, он нашел изящный ответ, который выставил бы его, как знахаря Захара, с еще более выгодной стороны, и одновременно послужил бы поводом для отказа.

- Дорогой князь…

- В чем причина отказа? Я еще в зале увидел это, и решил подкупить тебя красивым домом, но и тут не преуспел. В чем же дело?

- Вы очень наблюдательны, - сказал Теодор Кительсон, а сам подумал, что, скорее всего, это он плохо разыграл душевные терзания, - я действительно не могу принять ваше предложение. Прошу меня понять - сейчас я связан с наместником Бокучаром по рукам и ногам. Я был тем знахарем, что принялся за него и не могу оставить его теперь на поруки неизвестно кому. Я должен исцелить его полностью. Не только тело, но и душу, которая теперь очень сильно страдает.

- Это если я решу отпустить Бокучара.

- Помилуйте, я же показал вам, что это волчья ягода всему виной.

- Только это и спасло его жизнь, должен сказать. А что же второй знахарь? Тот молодой, что был с тобой в зале.

- Увар, еще молод, как вы заметили, и пока не знает всего того, что необходимо для исцеления этой хвори.

- Так поведай ему и оставайся.

- Это кропотливый, каждодневный труд. Это опыт накопленный годами. Как же я могу вот так запросто выдать его за раз?

- Значит, ты отвечаешь отказом?

- К превеликому сожалению.

- А понял ли ты, что подобное предложение может больше тебе не встретиться?

- Я понимаю.

- И все равно ответ прежний?

Теодор Кительсон, как мог, изобразил печаль и кивнул.

- Что же. На нет, как говорится и суда нет. А суда нет, только потому, что ты вольный знахарь. Но я рад, что не ошибся, в том, что у тебя великий дар. И не смей отнекиваться! Это так! Ошибся я лишь в цене, которую назначил за это величие. Но большего я предложить не могу.

- Я не стою предложенных богатств.

- Это не тебе решать, - сказал князь и отправился обратно во дворец.

- О, могучий князь. Так вы отпускаете Бокучара? – спросил Теодор Кительсон, идя в нескольких шагах позади князя.

- Отпускаю. Когда вылечишь своего дорого наместника, напиши письмо моему советнику. Быть может, мне все еще будет нужен знахарь. Но не особо рассчитывай.

- Конечно, князь. Я и не смею рассчитывать, что вашим щедрым предложением никто не воспользуется, - сказал Теодор Кительсон и поклонился в пол.

- Таким щедрым оно было только для тебя, знахарь. Ладно, пустое. Бокучара и молодого знахаря отвели в гостиный двор неподалеку. Стража проводит тебя.

Теодор Кительсон вновь раскланялся и покинул дворец.

***

- Вы не поверите! – начал он свой рассказ, когда уселся за стол к друзьям. К тому моменту они принялись за второго гуся, ничуть не уступающего первому в своей красоте и жирности. – Вы не поверите, что предложил мне князь!

- Что, говори? – спросил Олег и наполнил чашу Теодора Кительсона прохладным яблочным вином. – Что там было?

Ученый осушил чарку одним жадным глотком.

- Я думал это вода, - сказал он морщась.

- Яблочное вино, - сказал ему Олег. – Такого в Лысовке не найдешь. Выкладывай скорее, что сказал князь? Мы же свободны?

- Вы да.

- А ты? – спросил Леший.

- А мне предложили остаться и заменить того глубокоуважаемого древнего старика, которого мы видели во время слушанья.

- Он же княжий знахарь?

- Именно. Златолюб предложил мне занять эту должность, в виду некоторой черствости ума нынешнего знахаря.

Сзади кто-то положил руку на плечо Теодору Кительсону.

- Ты как смеешь так говорить? – сказал человек. Он едва стоял на ногах, глаза его неохотно выглядывали из-под век, изо рта пахло прогнившим яблоневым садом. – Как ты смеешь?

Олег поднялся, но Теодор Кительсон остановил его.

- Что я собственно такого сказал?

- Ты сказал  Златоблюб! Не Златолюб! А дражайший  и любимейший всеми светлый князь Златолюб! Ты меня понял?

- Пресвятые боги! Как же я так оплошал? Дорогой мой друг, спасибо вам за замечание и позвольте загладить свою вину.

Теодор Кительсон наполнил свою чашу и подал ее человеку, так рьяно защищающему честь князя, затем взял полупустую чашу Олега, налил в нее душистого вина до краев, и встал, держа чашу так высоко над головой, как только смог.

- Друзья. Я допустил непростительную ошибку. Я имел низость неуважительно отнестись к имени нашего любимого князя, но этот благородный муж, - указал он на мужика, который жадно смотрел на чашу в своих руках и не мог дождаться момента, когда, наконец, зальет ароматное зелье себе в глотку, - этот благородный муж указал мне на мой грех, который, я впредь клянусь не допускать. А сейчас я хочу выпить за то, что у всеми нами уважаемого князя есть такие преданные и честные люди под боком. Ура!

Присутствующие купцы подняли чаши и под радостные крики выпили. Пустые деревянные чашки застучали о столы, а  следом загремело что-то тяжелое. Это упал благородный муж. Теодор Кительсон повернул его на бок, чтобы тот не захлебнулся собственной рвотой, забрал чашу и вернулся за стол.

- Как это ты так рассчитал? – спросил Олег.

- Сам не ожидал такого, - засмеялся Теодор Кительсон. – Знаешь, так даже лучше. Пусть отдыхает.

- Значит, князь предложил тебе остаться с ним. И ты согласился? – спросил Леший. Лицо его было мрачным настолько, насколько позволяло старое лицо Бокучара. Леший только учился скрывать эмоции, но в самых сильных пока не преуспел.

Ученый хотел подразнить друзей, но увидев такую реакцию признался:

- Конечно нет, - сказал он с очаровательной улыбкой на лице. – Я вас не оставлю. Может когда-нибудь наши пути и разойдутся, но не думаю, что это будет скоро.

- А что он предложил?

- Златолюб, - сказал Теодор Кительсон и обернулся на благородного мужа. Тот обхватил ножку лавки, видимо, полагая, что это ножка какой-нибудь девицы.

– Он обещал мне триста златцев в год.

- Сколько?!

- Это много? – спросил Леший.

- Да этого хватит, чтобы купить Лысовку, - сказал Олег и схватился за голову.

- И еще на Выселки останется, - заметил ученый. – Но это еще не все. Он предложил мне поселиться в том поместье, что стоит к западу отсюда. Он показал мне его с балкона. Очень милый дом, окруженный березовой рощей.

Олег был поражен. Его друг и учитель только что мог обеспечить себе беззаботную жизнь до самой смерти.

- Жалеешь, что отказал?

- Нисколько, – сказал ученый и почесал пеструю рыжую бороду с седыми полосками, которую он специально отрастил, чтобы сойти за знахаря-мудреца. – Теперь, я понимаю, сколько стоят мои знания. А это лишь их часть. Хоть и большая, но часть.

- Уверен, что тебе хватило бы знаний, чтобы самому быть князем, - сказал Леший.

- Тише. Защитник имени князя может услышать нас.

Друзья рассмеялись и в добром расположении духа просидели за столом в купеческом гостином дворе до самой ночи.

***

Олег вышел на улицу по малой нужде. Прохладный воздух закружил вокруг открытой шеи, отчего та покрылась мелкими мурашками. Непроглядная тьма легла на улицы, и лишь кое-где плясали последние огни. Олег зашел за конюшню и запрокинул голову кверху. Дерево сзади не дало ему упасть, хотя яблочное вино очень сильно тянуло вниз. Когда Олег открыл глаза, он в который раз увидел россыпь драгоценностей среди бесконечно глубокой темноты ночного неба. Звезды всегда ему нравились. Красивые и жестокие в своем молчании, сколько бы ты к ним не обращался. Да, иногда они падали, но еще никто не видел куда.

«Вот бы подержать хоть одну», - подумал он.

- Я извиняюсь, - сказал мужчина, которого та же нужда вывела во двор. – Место найдется?

Олег кивнул и подвинулся, едва не упав.

- А мы с вами не встречались, часом? – спросил незнакомец.

Олег подумал, что мужчина должно быть, не так сильно пьян, если может разглядеть лицо Олега, ведь сам он с трудом мог удержать взгляд на одном месте.

- Не думаю.

- Точно! Помню вас, помню. Уже, почитай, год прошел, как мы встретились с вами в корчме у Глухого Лиса. Вы еще тогда очень спешили. Друга своего искали. Знахаря. Это ведь он там с вам за столом сидит?

- Да, - неуверенно сказал Олег.

- Василий, потомственный купец из Заречья. Помните? А вы, если память мне не изменяет, Олег. Я лица хорошо помню. Может имена не очень, но лица точно. Это ведь вы!

- Может и я, - сказал Олег, натянул штаны и повернулся, чтобы уйти, но молодой купец его окликнул.

- Я заметил, вы там были с наместником. И я даже краем уха слышал, что у него были проблемы с князем Златолюбом. Так проблем больше нет?

- Ты многое хочешь знать, князь Василий, - оговорился Олег.

- Пока только купец.

- Что?

- Значит, вы близки с Бокучаром?

- Может и близки. А, черти! Тебе какое дело?

- Я к вам подсяду, если вы не против, как вернемся.

- Против. Мы уже собирались идти спать.

- Я все же подойду, - настоял купец.

Олег зашагал так быстро, как только позволяли утомленные вином ноги.

«Нужно предупредить их», - думал он.

Олег не заметил стоящее впереди корыто с водой, в которое и наступил. Выругавшись, он попытался его перешагнуть, но и тут потерпел неудачу. Зацепив корыто второй ногой, он потерял равновесие и упал лицом вниз, не успев выставить руки.

- Ох, - прокряхтел он и перевернулся на спину.

Вновь ночное небо захватило все его внимание. Звезды вальяжно кружили хороводы. Некоторые из них покидали дружные пляски и, описав дугу, скрывались в далекой и холодной пучине.

«Подержать бы хоть одну», - вновь подумал он и заснул на холодной земле с одной ногой в корыте.

«Как же меня трясет, - подумал он. - Это от холода так? Должно быть от холода. Почему же так сильно трясет?».

- Олег, Увар, вставай! Поднимайся! Нам завтра в дорогу, а ты тут устроил лежанку на сырой земле. Пойдем в тепло. У нас гость за столом, ждет не дождется тебя.

Теодор Кительсон поднял Олега и повел внутрь.

«Какой еще гость?», - думал он.

- О-о-о, - протянул он, когда увидел, что за гость сидит за столом. – Я же хотел предупредить вас.

- Ничего, мы уже познакомились с Василием. Я ему, оказывается, помог избавиться от головной боли в Выселках.

- А где Бокучар?

- Спит. Его разморила посильнее, чем тебя.

- Да и нам уже пора, Захар.

- Нет, я хочу, чтобы ты послушал, что нам поведает Василий, - сказал Теодор Кительсон, усаживая Олега за стол.

- Выпей это.

- Я не могу больше.

- Это не вино.

- А что тогда?

- Обычная вода.

Олег выпил, но еле сдержал ее внутри.

- А чего такая соленая? – спросил он, щуря один глаз.

- Вода из бочки с огурцами, - пояснил Василий с самой доброжелательной улыбкой. – Это я посоветовал. Вы, мужики, я погляжу, совсем пить не умеете. Я так напивался только в самый первый раз, когда забрался в погреб отца.

Для Теодора Кительсона это, и правда, был первый раз за многие годы, а для Олега и вовсе за всю жизнь.

- Зачем ты пустил его за стол?

- Будь дружелюбней. Что с тобой?

- Ничего, ничего, - сказал Василий. – Я хочу вам кое-что разъяснить. Я не набиваюсь к вам в друзья, ни в коем случае. В моих делах лучше не иметь друзей вовсе.

- Ваших делах?

- Именно так. Но сначала, я хотел бы знать, имеете ли вы вкус к золоту?

Олег попытался сказать, куда, по его мнению, купец Василий может засунуть свое золото, но Теодор Кительсон опередил его.

- Конечно, а кто же не имеет?

- Вы удивитесь, но у многих он отсутствует напрочь. Ведь я говорю не о том «вкусе», который заставит вас тут же потратить все до последнего златца на яства и женщин. Отнюдь. Я говорю о том «вкусе», что ведет туда, где этого золота больше. О том «вкусе», что открывает другие края и страны. О том вкусе, что вечно зудит где-то внутри и толкает на риск. Есть он у вас?

- Предположим, да, - сказал Теодор Кительсон.

- Тогда я в общих чертах обрисую мое дело к вам. Все, что я сейчас расскажу, имеет слабый вес, но в будущем… в общем, кто знает, как оно выйдет.

- Смотри, Захар, он уже начинает юлить. Гони этого лиса из-за стола!

- Тише, Увар, пусть говорит.

- Чтобы вы мне немного больше доверились, я сделаю вид, что не помню, как встретился с Уваром в корчме, и как он представился мне Олегом. Это ваши тайны и они мне ни к чему. Как говорил мой отец: «Чужая тайна карман не наполнит». Честный был мужик.

Теодор Кительсон не знал об этой истории и посмотрел на Олега.

- Я продолжу. Допустим, что я очень скоро окажусь в Царьгороде, где с недавнего времени расположилась купчая палата. Там я получу очень важный документ, дающий мне право торговать с заморскими странами.

- Снова «допустим»?

- Да, мы только допускаем. В случае чего, я буду настаивать на том, что вас никогда в жизни не видел. Но вернемся. Дальше, я должен буду отправиться в торговую кампанию где-то на полгода-год. Исход ее мне заранее неизвестен, но если все пойдет как надо, то я вернусь с весьма ценным грузом.

- Так.

- Груз этот естественно будет соответствовать документу, выданному мне в купчей палате.

- Но не полностью? – спросил Теодор Кительсон.

- Вы правы. Кое-что я привезу в Тридевятое Царство на свой страх и риск. Однако этот товар может приумножить мои доходы в несколько раз, а также доходы тех, кто поможет мне до поры до времени скрыть его.

- И вы решили, что глухая деревенька, которая находится вдали от крупных городов, вам подойдет как нельзя кстати?

- Признаюсь, так я и решил. Я знаю, что Бокучар заимел первую монету на том, что продавал жидкое золото – мед. Скажите, он еще занят этим делом?

- Пока что нет.

- Слово «пока» меня обнадеживает.

- А о каком товаре идет речь, можно поинтересоваться?

- Товар этот в ходу во многих заморских дворцах и замках, вот все, что я могу сказать вам сейчас.

- Алые цветы?

- О, Боги, конечно нет! С таким ни один разумный человек дел иметь не будет. Слишком опасно.

- Что еще за цветы? – спросил Олег.

- Очень сильный дурман, - ответил Теодор Кительсон. – Но это нечто подобное, ведь так? – обратился он вновь к купцу.

- Отчасти. Но откуда такая осведомленность?

- Я много где побывал.

- Эгей! - сказал купец и откинулся на спинку стула. – Я смотрю, кампания что надо. Увар, который Олег и знахарь, который «много где побывал», хоть покинуть пределы царства без нужных грамот практически невозможно.

Теодор Кительсон прикусил губу, чтобы напомнить себе о том, что за ртом стоило бы следить повнимательней. Василий это заметил.

-  Не переживайте. Наша беседа не выйдет за пределы гостиного двора. Клянусь, что даже за пределы стола она не выйдет. Вы, как я понял, люди близкие  наместнику, и я могу рассчитывать, что донесете до него мою мысль?

- Я расскажу ему о нашей беседе, но ни больше. Решение останется за ним.

- Конечно, конечно. И еще, если он все-таки примет мое предложение, то пусть вернется к своему прежнему занятию с медом. Наше предприятие может окупиться в десятки раз. А теперь, позвольте откланяться.

- Да, пора бы нам уже оценить мягкость местных кроватей.

- Тогда, желаю вам мягких перин, - сказал Василий и надел перчатки.

- А вы и не помышляете о сне?

- Мои дела идут так хорошо, потому что большинство из них я делаю, пока остальные спят. Вот здесь адреса, куда можно отправить письмо с ответом, - протянул он аккуратно свернутый лист бумаги. - Можете взвесить все хорошенько. Несколько месяцев у вас есть.

- Мы подумаем. Я хотел сказать, что наместник подумает.

- Большего я и не прошу.

- Хорошей дороги, - сказал Теодор Кительсон в след купцу.

- Благодарю.

- Два крупных предложения в один день, от которых нам придется отказаться, - сказал Олег, когда купец ушел.

- С первым ты прав, но второе стоит обдумать.

- А чего тут думать?

- Олег, мы не знаем, как вынуть Лешего из Бокучара. А если мы так и не найдем решения? Золото может пригодиться. Неизвестно, что нас ждет впереди.

 

Часть III - Глава 24

Топот диких лошадей в голове утих, когда Олег выпил настойку, приготовленную Теодором Кительсоном. За завтраком ученый рассказал Лешему о беседе с купцом. Олег ее плохо помнил, но сохранил глубокое чувство недоверия. Леший ответил лишь:

- Делайте, как знаете. Я вам полностью доверяю.

- Не хотите пройтись по городу? – спросил Теодор Кительсон, когда они закончили завтрак. -  Тут неподалеку есть рынок и ремесленные мастерские. Может, чего полезного найдем.

Олегу не терпелось увидеть большой город, и он с радостью согласился. Леший не хотел оставаться один и пошел вместе с друзьями.

Закончив с едой, они вышли на оживленную улицу. Несмотря на промозглый ветер и моросящий дождь, народу было не сосчитать. У каждой лавки толпилось ни по одному десятку человек. Они кричали, сбивая цену, встречая ответные крики торговца, который эту цену постоянно набивал.

Теодор Кительсон нашел разменщика и поменял златцы, что у них были, на серебряные монеты. Он выдал Олегу двадцать монет, и предложил столько же Лешему, но тот отказался, сказав, что просто посмотрит по сторонам, так что его часть они разделили между собой. Друзья условились, что если в подобной давке потеряют друг друга, то встретятся у колодца, неподалеку от старого торговца лошадьми, ведь это место были легко найти по запаху. Олег покосился на лошадей: он все еще помнил топот внутри головы.

- Друзья, я тут приметил лавку травника. Пойду, погляжу, чем богат этот край. Вижу там есть, девичья душица. Крайне любопытно, ведь она растет…

Толпа поглотила Теодора Кительсона и Олег с Лешим не смогли насладиться лекцией о девичьей душице. Пройдя дальше, Леший приметил небольшой сад, прилегающий к чьему-то дому.

- Олег, а можно мне подождать вас там?

- В том саду?

- Да. Я чувствую, что сад не имеет хозяина. Там тихо.

- Конечно. Только будь осторожней.

- Буду.

Олег пошел дальше. Он посмотрел на работу радольских кузнецов. Подержал в руке только что выкованный меч. Работа неплохая, но меч неуклюже кренило влево, о чем Олег сказал мастеру. Тот ответил, что нечего кривыми руками брать чудо-мечи. Спорить Олег не стал, потому как, заслышав ругань кузнеца, люди поспешили к этой лавке, а внимания привлекать он совсем не хотел.

Чуть дальше кузниц стоял старый потрепанный шатер. Лавки вокруг бросались в глаза, пестрили цветами, но только не он. Шатер, словно бедный родственник, стоял зажатый между амбаром, в котором продавали зерно и плотником, что мастерил телеги. Перед входом в шатер стоял смуглый мужчина, с серьгой в ухе. Черная, как смола, борода кончалась кисточкой. За поясом висел меч с изогнутым лезвием, а из красных сапог торчали метательные ножи. Принадлежал он к той народности, название которой рознилось в каждом княжестве. В Радольском княжестве их называли «черностопцы».

- Что вы продаете? – спросил Олег, обратившись к стражу шатра.

- Если боишься своей судьбы, иди мимо, - грозно сказал страж, не меняя позы.

- А если не боюсь?

- Тогда за щедрый дар в пять серебряных, мудрейшая Зарима посмотрит в глаза твоей судьбе и поведает о ней.

- Я хочу поговорить с ней.

- Сначала, я узнаю, хочет ли с тобой говорить мудрейшая Зарима.

Страж вошел в шатер.

«Наверняка это представление разыгрывается перед каждым прошедшим мимо, - подумал Олег. - Что же, пусть. Посмотрим, что она скажет».

- Мудрейшая Зарима решила, что ты достоин встречи. Но сначала дар.

Олег положил в протянутую руку пять серебряников. На руке стража не было ни одной мозоли, или хотя бы маленькой ссадины.

- А ты мечом-то пользуешься? – спросил Олег.

- Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о твоей судьбе, щенок?

Олег напомнил себе, что нельзя привлекать внимания, проглотил вызов стража и вошел внутрь.

- Присядь, - сказал ему старушка, такая же смуглая, как и страж, как только он вошел в шатер.

Олег подвинул себе одну из расписных подушек, что лежали на полу и сел напротив гадалки.

Старушка держала в руке небольшую медную трубку, из которой потягивала ароматный дым.

- Как твое имя, странник?

- Увар.

- Это не правда. Скажи настоящее имя.

Олег удивился, но решил еще раз назвать другое имя.

- Василий, - сказал он первое, что пришло на ум.

- И снова вранье, - заключила гадалка и выпустила белоснежное облако.

- Олег.

- Не с того ты решил начать беседу, Олег. Врать той, кто видит судьбу – очень плохо.

- Я не думал, что вы и в правду что-то можете.

- А теперь что думаешь?

- Пока не знаю.

- Хорошо. Я расскажу кое-что о тебе, а ты послушай.

Гадалка затянулась еще раз, закрыла глаза и начала:

- Ты прибыл сюда недавно. Прибыл не один. Да, не один. Вижу троих.

«Страж у входа, должно быть, докладывает гадалке о приезжих», - подумал Олег.

- Приехали вы с юга. Далекого юга. Оттуда, где гора видна заснеженная.

«Мало ли деревень, откуда видать Лысую Гору?».

- Вижу, что тучи над вами сгущались, но острый ум, твоего друга помог вам избежать гнева самого князя.

«Может у нее и во дворце есть свои люди?».

- О, я чувствую твое недоверие. Тогда я скажу тебе вот еще что. Тебя воспитал мужчина. Жестокий, но раскаявшийся. Вижу, что у него пятно на лице. Нет. На шее. Сизое. Да, он тебе был за отца.

Олег обомлел.

- Но что-то связывает его с твоим настоящим отцом. Ах. Вот что. Убийство! Смерть! Смерть среди высоких древ. И дух все это видел. Он видел. Тела отца и матери забрали деревянные существа.

«Откуда она это знает?».

Старуха свела брови, словно мысль ее проникла куда-то глубоко в труднодоступное место.

- Вижу трупы. Нет. Один труп. Женщина… мать жива. Отец нет. Ведьма. Ведьма делает то, чего нельзя делать! Она открыла дорогу в бездну. Но это не первый раз. Она дала жизнь неживому однажды. Она вырвала нечто из бездонной тьмы. Я вижу ее…

Старуха замерла. Огонь заплясал в масляной лампе, что стояла на полу.

- Тьма. Холод. Пустота. Здесь нет место живому, но она была там. Я вижу ее там.

- Моя мать, она жива? Где она?

- Она с ней. Она с ведьмой. Рядом. Они вместе вошли во тьму безвременья.

Старуха схватилась за голову и открыла глаза. Ее глаза были сплошь черными, и даже свет лампы в них не отражался.

- Черное солнце, - сказала она дрожащим голосом. – Черные лучи пронзят небо!

Какое-то незнакомое чувство охватило Олега.

Старуха заговорила вновь, но чужим голосом. Это был голос одновременно мужской и женский, голос старика и ребенка, голос песни и стиха.

Когда исчезнет свет живой,

Погаснет пламя в три локтя,

И примет свои последний бой

В тумане черное дитя,

Тогда утонет в хрустале,

Тот в ком полыхает крови ярость,

И плод, утерянный на дне,

Покажет, что всегда сбывалось.

С последним словом лампа на полу потухла.

- Зурал! – закричала старуха.

Страж шатра схватил Олега за воротник и потащил наружу.

- Стой! Отпусти!

Хватка стража была крепка, и вот Олег оказался на сырой земле торговой улицы.

- Она не сказала про мать, – Олег попытался вновь попасть внутрь, но на помощь Зуралу пришли еще два черностопца. Они схватили Олег за руки.

- Пустите! Она же знает про мою мать! Она видела!

Страж подошел к Олегу так близко, что тот разглядел маленький камешек в заколе для бороды.

- Мудрейшая не желает тебя больше видеть.

- Но…

- А теперь либо ты идешь дальше, либо мы сделаем так, что ты не сможешь ходить вовсе. Услышал?

- Услышал.

- Отпустите его, - скомандовал Зурал.

Как только хватка ослабла, Олег ударил локтем одного из подоспевших черностопцев, наотмашь нанес удар кулаком по густой бороде Зурала, и снова ворвался в шатер. Но гадалка пропала. Лишь лампа, подушки и осевший дым. Меж складок шатра Олег нашел второй вход. Он вышел через него, но гадалки и след простыл. Зато он услышал, как к месту переполоха бегут стражники и поспешил скрыться за амбаром торговцев зерном, подгоняемый криками на неизвестном языке. Что-то подсказывало ему, что ничего хорошего в них не было.

***

 - Дорогой мой, ну дай отсрочку, на пару недель. Пойми же, что дела нынче идут из рук вон плохо. Ну, что я могу поделать?

- Дорого мой, - передразнил ростовщик, - ну что я-то могу с этим поделать? Вот бумага. Вот твоя подпись. Или это не твоя?

- Моя, - угрюмо ответил торговец. – Значит, не дашь отсрочки?

- Ну ведь тут четко написано, что ты… Погодите, не видите я занят.

В контору вбежал молодой человек. Руки его отчего-то тряслись.

- Есть бумага? – спросил он, едва отдышавшись.

- Чего, чего? – переспросил, недоумевая ростовщик.

Нежданный гость подошел и выхватил из рук у ростовщика ссуду.

- Эй, ты чего удумал, а ну отдай!

Ростовщик потянулся за ссудой, но неизвестный оттолкнул его.

- Мануш, ты чего стоишь? – взмолился ростовщик. – Отбери же скорее!

- Не могу. Ты же видишь, как она настойчив.

- Есть перо?

- Возьмите, - вежливо протянул перо торговец, предварительно окунув в чернила.

- Змей! Я не прощу, – завизжал ростовщик, но торговец не обращал на это внимания. – Как вы смеете? Я доложу, кому следует!

Гость что-то написал на обратной стороне ссуды, и выбежал из конторы, прихватив ее с собой.

- Я не прощу тебе, Милуш!

- Уже простил, - весело сказал купец и оставил ростовщика в одиночестве.

***

Олег  плутал среди незнакомых улиц, пока не вышел к тому месту, где расстался с Лешим. Тот сидел под деревом, сложив руки на коленях, и смотрел вверх. Он что-то говорил. Когда Олег подошел, то услышал, что Леший говорил с деревом. Увидев друга, Леший улыбнулся.

- Олег. Представляешь, этот дуб приходится братом тому дубу, что растет недалеко от волчьей тропы. Оказывается, что его съел какой-то заплутавший кабан, которого потом охотники убили в поле и доставили прямиком сюда. Его внутренности выкинули во двор собакам, а те их съели и…

- Я понял, как желудь попал в землю, можешь не продолжать, - сказал Олег и присел на скамейку рядом. – Я думал ты больше не можешь понимать речи деревьев.

- Это больше похоже на невнятное бормотание, но при должном усилии, могу. Ты замученный. Тебе тоже не нравятся эти толпы людей?

- Да.

- Тогда посидим вместе. Знаешь, этот дуб многое повидал. Он сказал, что недавно тут переехали на телеге детеныша. Вашего, человечьего. Очень жаль. Этот мальчик часто сидел здесь, как мы с тобой и мечтал о чем-то.

- Тебе жаль человека?

- Конечно. Еще он сказал, что тот мальчик иногда забирался на самую высокую ветку, и оттуда подглядывал в открытые окна.

- И за кем он подглядывал?

- За дочкой хозяина. Ему нравились ее яблочки. Он сам так говорил. А вот ее мать ему не нравилась, он сказал, что тыквы он не любит. Странно это.

- Что?

- Тыквы вроде как больше, а значит лучше. Я думал, что вы так мыслите.

- Выходит, что нет.

- Олег.

- Да?

- Здесь пробегала толпа детенышей. Они сотворили какой-то обряд. Детеныши встали в кучку, и один из них пошел вокруг, держа в руках деревянную куклу, со словами коих я не упомнил, только самый конец.

- И какой был конец?

- «Наступает новый кон. Злобный леший, выйди вон!», - повторил Леший. – Жуткий обряд. Я уж решил, что они меня ищут. Но вместо этого они разбежались в разные стороны.

Олег рассмеялся.

- Почему ты смеешься?

- Это всего лишь детская забава. Не бери в голову.

- Если это забава, то почему леший оказался злобным?

- Так уж нас учат с пеленок. А вот и Тео, - сказал Олег, увидев ученого.

- Друзья, – помахал издалека ученый.

- Что такое? – спросили оба.

- Тут какой-то беспорядок творится. По рынку бегает толпа черностопцев и кого-то ищут, а по лавкам бегают стражники и ищут тех самых черностопцев. Я испугался, что вы можете быть причастны, но как вижу все в порядке. Что ты купил? – спросил он Олега, увидев бумагу в руке.

Олег протянул ее Теодору Кительсону. Тот пробежал глазами.

- Зачем ты оформил ссуду на чужое имя?

- Переверни.

Теодор Кительсон прочел то, что было на обратной стороне.

- Решительно не понимаю. Ты написал стих на чьей-то ссуде?

- Давай позже, хорошо? - сказал Олег, когда увидел появившегося возле лавки кузнеца Зурала с толпой вооруженных людей. – А сейчас нам лучше покинуть город.

- Это связано с ними? – спросил ученый, указывая на знакомых Олега.

- Просто я не люблю толпы людей, - сказал Олег.

- Согласен, - подтвердил Леший.

- Тогда не будем медлить. Как-то черностопцы на нас странно смотрят, или мне кажется?

Город друзья покинули не сразу: сначала им пришлось ознакомиться со всеми закоулками торгового района Радольска, прежде чем удалось добраться до гостиного двора. К полудню они погрузились в телегу и под рассказ Теодора Кительсона о фальсификации девичьей душицы на местном рынке отправились прочь из города.

Они покинули богатые улицы Радольска, где Олег впервые увидел дома собранные целиком из камня, и поехали через грязные одноэтажные деревянные окраины. В одном из дворов группа местных жителей водила хоровод, возле деревянного идола. Олег не узнал в нем ни одного из известных ему богов.

- Тео, ты знаешь, кто это?

- Нет. Полагаю, подмастерья. Может чернорабочие.

- Я про идола.

- Ах. Должно быть, какой-то местный божок.

- Хочешь, сказать, что у них здесь свой бог?

- Возможно. Я всегда думал, что боги рождаются в грязи и нищете. И пусть им приписывают всевозможные подвиги и чудеса, благодаря которым они обретают богатство и славу, но бог всегда должен появиться из грязи и нечистот. Так уж повелось, что во дворцах богов не выдумывают. Там их лишь подхватывают и превращают в своих покровителей.

- Почему?

- А зачем выдумывать бога тому, кто уверен в том, что завтра будет сыт?

- Не знаю. Может, чтобы не боятся смерти?

- На полный желудок никто не думает о смерти. А если такая мысль все же проберется в праздный ум, то несколько кружек вина ее прогонят в дальние уголки души.

- Хотел бы и я так.

- Тебя не устраивает наша жизнь? Разве тебе скучно?

- Нет, но хотелось бы немного той скуки, которая одолевает князей и вельмож.

- Быть может когда-нибудь. А что с тем стихом? В той суматохе, ты так и не разъяснил мне, откуда ты его взял.

- Его мне рассказала гадалка.

- Ты что, потратил часть нашего серебра на гадалку?

- Да.

- Скажи, что не больше одной монеты.

- Пять.

- О, пустая твоя голова! Они же все жулики и шарлатаны. Зачем?

- Я хотел убедиться, Тео. И знаешь ли, я думаю, что она смогла бы пересказать любимую песенку твоего деда.

- Во-первых, то была считалка, а во-вторых, с чего ты это взял?

- Она многое знала.

- Дай угадаю, она сказала что-то вроде того, что твоя душа не может найти покоя, или скорее то, что недавно ты столкнулся с выбором. Так? Они всегда говорят такие вещи, которые можно истолковать и так и этак, в итоге ты сам подстраиваешь случившееся с тобой под ее слова.

- Да нет, все было не так. Она действительно многое знала.

- Ого. И что она знала?

- Она знала, что я приехал с юга.

- Это можно узнать от…

- Ты думаешь, что ее люди следят за въездом – я тоже так решил. Затем она рассказала о нашей проблеме с князем. Ты скажешь, что у нее могут быть люди и во дворце, и я об этом подумал.

- А вот тут нет – я не подумал, что у нее есть засланные черностопцы при дворе. Их туда на арбалетный выстрел не подпустят. Разве что среди конюхов может найтись один такой. Но любые слухи ползут по городу быстрее, чем крысы по ночным улицам, так что, тут нечему дивиться. Это все?

- Далеко не все, Тео. Самое интересное впереди. Готов?

Ученый внимательно выслушал Олега, после чего сказал:

- Крайне интересно.

- Вот и я о том же.

- Ведьма открыла дорогу в бездну? И что такое черное солнце?

- Я не знаю. А этот стих, что ты скажешь по его поводу?

- Никогда не питал любви к стихам именно из-за того, что в них все сказано вскользь. Вечно поэты ходят вокруг да около. Стих гадалки превзошел все те стихи, что я слышал раньше в своей неопределенности.

- Черное солнце, черное солнце, - повторил сзади Леший. – Это ли не тот момент, когда луна становится перед солнцем?

Олег и Теодор Кительсон переглянулись.

- Очень может быть, - сказал, Тео. – Были бы у меня звездные карты, я бы мог сказать, когда будет этот день.

- В день первого снега, - вновь удивил Леший друзей своей осведомленностью.

- Откуда ты это знаешь, дорогой хозяин леса?

- Мы заранее знаем, когда наступит этот лень. Под затмением мы отмечаем праздник. Лешие покидаю далекие леса, и собираются под ветвями Отца. Только лешие севера не приходят. Возможно, что у них с людьми намного больше общего. Раньше я об этом не думал. Слишком они гордые.

- Допустим, что «черное солнце» - это затмение…

- Очень даже вероятно, - еще раз сказал Тео.

- Но как это связано со стихом? – закончил свою фразу Олег.

- А прочти-ка еще раз.

Олег прочел.

- Нет, дай я сам прочту.

Теодор Кительсон прочел стих в третий раз.

- Ну что ж, «погаснет свет», «темное дитя», все это вроде наводит нас на мысли о затмении и, возможно, о том кто родился или родится в затмение. Но что значит все остальное? «Пламя в три локтя». Хм.

- Что?

- В том то и дело, что ничего. Но это пока что. Как только мы вернемся в Лысовку, у нас будет время, подумать над всем этим.

- Тео?

- Да, дорогой друг. Сначала мы поможем тебе. Не отчаивайся. Теперь, когда твоему нынешнему телу не грозит расправа, мы можем спокойно заняться поисками, ответа на очевидный вопрос. Как извлечь твою душу и где найти тело?

- Я не о том, Тео. За нами едут всадники.

- Это черностопцы, - сказал Олег, увидев знакомые лица.

- Держитесь, - сказал Тео и подстегнул лошадей.

***

- О мудрейшая…

- Брось Зурал эти напыщенные церемонии, нас никто не видит, - сказала гадалка, когда к ней в дом, сокрытый среди  квартала бедняков, вошел покрытый пылью и потом черностопец. – Они сбежали, ведь так?

- Ты же сама знаешь, зачем спрашиваешь?

- Надеялась, что мой дар меня обманул, когда сказал, что ты их упустишь. Очень жаль.

- Я могу послать за ними Айдахара. Мы же знаем, где их деревня.

- Мне не нужны их головы, Зурал!

- Тогда, что тебе нужно? По твоим прекрасным глазам, сестра, я вижу, что ты и сама толком не знаешь.

- Не знаю, ты прав. С этим юношей что-то не так. Я не поняла что, но те образы, которые всплыли в моей голове, мне не знакомы. Я помню… черное солнце. Гигантская дыра, размером больше всего, что только можно представить. Она как-то связана с ним. Я попыталась посмотреть в нее, но как только взгляд мой скользнул внутрь, я оледенела. Это был самый жуткий холод. Он не обжигал, как бывает порой. Нет. Он порабощал. Знаешь, мне там было так спокойно. Как в могиле. И очень холодно.

- Ты что-то еще ему сказала?

- Да, было что-то еще, но никак не могу вспомнить. Нечто вырвалось из бесконечной тьмы и прошло сквозь меня. Оно оставило ему послание моими устами, но я была окутана мраком и не видела и не слышала ничего. Я даже не помню как покинула шатер.

Гадалка запустила пальцы в густые черные волосы и склонила голову. Зурал заметил, как по нежным щекам его сестры потекли слезы. Сердце брата сжалось. Он присел рядом, чтобы успокоить, но только положил руку на плечо, Зарима вывернулась, как кошка, и отошла в другой угол комнаты. Она встала перед зеркалом и откинула копну волос назад.

- Может, перестанешь пользоваться тем зельем? Я боюсь, что однажды не увижу твоего прекрасного лица, а на его месте навсегда останется старуха.

- Нет, Зурал. Старухе доверяют больше чем молодой черностопке.

Гадалка взяла гребень и утопила его в черном шёлковом море. Тишина некоторое время разделяла брата и сестру.

- Зарима?

- Да?

- Ты в порядке?

- Буду, дорогой брат. Скажи, у тебя сейчас нет никаких дел? – спросила она, смотря на него через зеркало.

- Надо бы еще обойти всех фокусников.

- Займись этим сейчас, мне нужно уединиться.

- Ты ведь хочешь написать одно из своих тайных писем?

- И не забудь проверить конюха во дворце, - сказал девушка на прощание брату.

 

Часть III - Глава 25

Через неделю друзья вернулись в деревню. По пути им пришлось дать крюк, чтобы оторваться от преследователей. Они проехали через Полпути и Прибрежное, - ничем не примечательные, едва дышащие деревни. Мокроус знал об успехе предприятия, еще до приезда. Теодор Кительсон отправил советнику письмо из постоялого двора «Гусь и сойка», где была очень грязная постель, но очень приветливая хозяйка.

Как только друзья отобедали в усадьбе наместника, и Бокучар отправился в кровать, чтобы отдохнуть с дороги, Мокроус обратился к лекарям:

- Спасибо вам большое, дорогие целители души и тела, - сказал он в полупоклоне. – Вы оказали поистине великую услугу Бокучару и всей деревне. Но теперь, когда все невзгоды остались позади, я бы хотел…

Оборвал он сам себя на полуслове и жестом подозвал сына кухарки, который положил на стол перед знахарями крохотный мешок, в котором, что-то жалобно зазвенело.

- Что это? – спросил Олег.

- Ваша награда, конечно же. Я не смею вас больше задерживать. Думаю, что вы и сами рветесь в путь-дорогу, в поисках нуждающихся.

- Сколько здесь? – поинтересовался Теодор Кительсон.

- Шесть златцев. По три на каждого, если делить поровну. Но тут я вам не советник. Как делить - решайте сами.

- Знаешь ли ты, советник, что князь Златолюб, предложил Захару звание княжеского знахаря,  три сотни златцев в год, да еще усадьбу в довесок?

- Этого в письме не было, - сказал Мокроус.

- Не люблю хвастаться, - сказал Теодор Кительсон.

- Что ж, почести великие, нет слов, но я вам не могу предложить большего, чем уже предложил. Так что, либо берите, либо уходите с пустыми руками.

- Послушай, советник, я как знахарь не могу поступиться своим долгом и покинуть человека, который все еще пляшет на грани болезни.

- Он здоров.

- Откуда тебе знать?

- Честно. Он сам сказал мне. Да, что вы так смотрите? Неужели наместник не расскажет того, что творится у него на душе своему советнику? Да что же смешного я вам сказал? Чего смеетесь?

- Когда же он успел тебе это сказать? – спросил сквозь улыбку Олег.

- Он сказал об этом в письме.

- Можно взглянуть?

- Конечно, нет! – запротестовал Мокроус.

- А написано оно было когда?

- Это не важно.

- Захар, я предлагаю побеспокоить наместника, и выяснить так ли это все. Что-то мне не больно-то верится в эту историю.

- Поддерживаю, – сказал Теодор Кительсон.

- Я не позволю вам побеспокоить сон Бокучара! – сказал Мокроус и потрусил к лестнице, ведущей в покои наместника. – Не вынуждайте звать мечников.

Дверь позади Мокроуса открылась, в проеме показался Бокучар. Глаза его были раскрыты от испуга.

- Знахари, - позвал Бокучар.

- Да? – одновременно откликнулись целители и вскочили со своих мест.

- Мне нужна ваша помощь, - сказал наместник и скрылся в глубине комнаты.

Мокроус с кислым лицом посторонился и пропустил их.

- Я сделаю вид, что этого разговора не было, - сказал Теодор Кительсон и поднялся наверх.

- Еще неизвестно, кто теперь имеет больший вес при наместнике, да, советник? – сказал Олег и с довольной улыбкой проследовал за ученым.

- Что случилось? – спросил Теодор Кительсон, когда Олег закрыл дверь.

- Я не знаю, - сказал Леший. – Я раздевался и тут это.

Он скинул одежду. Старая и дряблая кожа наместника покрылась наростами бурого цвета. Большие и малые пятна поясом окружили живот Лешего. Теодор Кительсон повернул наместника на свет, и провел пальцем по неизвестным образованиям.

- Больно?

- Ничего не чувствую.

- Похоже на кору, - сказал Олег.

- Отруби мне голову, если это не кора! – воскликнул Теодор Кительсон.

- Как кора? Откуда она здесь? Это болезнь, Тео? Новая хворь?

- Возможно, твоя душа меняет тело под привычный для нее облик. Но я не уверен. Черт, да разве можно хоть в чем-то быть уверенным, когда дело касается переселенной души!

- А как ты себя чувствуешь? – спросил Олег.

- Никак. Я все еще не ощущаю этого тела. Ни тепла, ни холода, ни даже боли. Вот, смотри.

Леший взял нож и уже хотел порезать себе предплечье, но Теодор Кительсон успел предотвратить кровавую демонстрацию.

- Спокойно. Сейчас мы что-нибудь придумаем.

Некоторое время Теодор Кительсон походил кругами по комнате. Олег молча сидел на дубовом сундуке, а Леший разглядывал наросты в утренних лучах, что заливали комнату сквозь окно.

- Так, ничего дельного в моей голове нет. А у вас?

Олег помотал головой. Леший, даже не стал отвечать.

- Значит, сделаем так. Я поеду в нашу хижину, и привезу оттуда все книги, что у меня есть. Придется выжимать новые знания из старых. А вы пока останетесь здесь. Делать нечего. Олег, приглядишь за нашим другом?

- Само собой, Тео.

Какое-то время после отъезда Олег и Леший провели в комнате наместника. Так как полноценный человеческий сон для Лешего все еще был недосягаем, – почти все ночи он проводил за тяжелыми думами, - Олег улегся на кровать наместника и проспал до обеда.

 - Олег, - Леший сел возле Олега и осторожно толкнул его в плечо.

- А? Да?

- Олег, расскажи мне, как тут все утроено.

- Ну, видишь ли, это кровать и на ней спят.

- Да нет, - перебил Леший, - в деревне. Как тут люди живут. Что делают. И что я, как наместник, должен делать.

- Ого. Это хороший вопрос.

Олег выглянул на улицу - никого. Крестьяне разъехались по работам.

- Пошли, пройдемся.

- Пошли.

Мокроус, как ни старался увязаться за наместником, придумывая предлоги на ходу, но ничего путного так и не сообразил, а потому дальше крыльца не вышел.

- Так что ты хочешь знать? – сказал Олег и сам удивился тем ноткам, что прозвучали в его голосе. Точно такие же интонации сквозили в речи Теодора Кительсона, когда он готовился показать всю глубину знаний.

По мнению самых светлых умов тех времен, устройство Тридевятого Царства близилось к совершенству. Взятое за основу деление людей по происхождению и по достатку приводило к тому, что богатые и знатные богатели и обретали все новые поводы гордиться своей родословной, а нищие и безродные появлялись на свет и помирали в лохмотьях, тихо и незаметно, как первый снег, выпавший ночью. Но все-таки богатым и бедным приходилось сотрудничать, несмотря на огромную яму, что зияла меду ними. Иначе как богатый станет богаче, а бедный еще беднее? Так устроилось все вокруг. Лысовка не была исключением. Наместник, которого назначал князь, следил за тем, чтобы крестьяне занимались каждый своим делом. Дело это, к слову, выбиралось в соответствии с теми дарами матушки-природы, которые можно было обратить в золото. Местность вокруг Лысовки не могла похвастаться плодородной почвой, или же реками кишащими рыбой. Про Глухой Бор крестьяне позабыли, как только выяснилось, что в лесу есть хозяин. Некоторые говорили, что в лесу том ведьма живет, что еще сильнее отбило охоту соваться под темные ветви. Так и вышло, что деревня перебивалась тем, что росло на полях вокруг, да скотом в сто голов. Почти все, что получалось после уборки, обработки, скрутки, варки и рубки отходило наместнику. Он, в свою очередь, отсылал одну пятую князю, а всем остальным распоряжался, как хотел. А хотел он чаще всего побыстрее продать эти товары на ярмарке, или же выменять на предметы роскоши, вино или одежду. Так шел за годом год.

- Ничего не пойму, - сказал Леший, выслушав рассказ Олега, - зачем отдавать все наместнику. Зачем мне столько всего?

- Тебя надо спросить, - посмеялся Олег. – Думаю, что чем больше ты имеешь, тем больше хочешь. Вот наместник имеет власть, да? Ему мало. Он хочет еще и все товары получать вместе с властью. Как только он отобрал почти весь урожай, его вновь гложет лютый голод и он придумывает недельный налог. Налога стало мало? Надо придумать наказание за какой-нибудь проступок! Крестьяне слишком зашуганы, чтобы совершить какой-либо проступок? Значит, надо объявить проступком то, что еще вчера им не было. И так до конца дней, пока наместник не помрет с жиру.

- А что потом?

- Придет новый и все начнется сызнова.

- Значит, я умираю? – спросил Леший и обхватил свой огромный живот. – Умираю с жиру?

- Это так говорят. Не думаю, что ты умрешь от этого. Ты заметно похудел.

- А от чего тогда я умру?

- Не знаю.

- Как интересно, - сказал Леший, повторяя за Теодором Кительсоном.

- Да, интересно.

- А те люди, что каждый день едут в поле, они счастливы?

- Вряд ли, это можно назвать счастьем. Правда и на несчастье это не похоже. Они не знают другой жизни. Когда-то и я не знал. Тео открыл мне глаза на многое. Показал мир через книги.

«И когда-нибудь я увижу его своими глазами», - подумал Олег.

- Значит, наместник следит за людьми, также как я следил за лесом?

- Нечто общее в этом есть, да.

- А раз я наместник, то я должен как-то о них позаботиться?

- Лучше будет сейчас тихонько посидеть в усадьбе, пока мы с Тео не придумаем, как вытащить тебя отсюда и как найти тебе новое тело.

- Но, быть может, я смогу что-то сделать для этих людей, пока я в теле Бокучара. Я бы хотел попробовать, Олег.

Они прошли мимо жилища, в котором во времена детства Олега, жила бабка Чаруха. Кто-то, завидев их, скрылся за дверью избы.

- Какой-то крестьянин не поехал в поле.

- Я хочу поговорить с ним, Олег.

- Правда, не стоит…

Но Леший уже отворил калитку и шагал к крыльцу. Под тяжёлыми сапогами  прогибались гнилые, но выкрашенные доски. Леший по-хозяйски открыл дверь. Он никогда не стучался, считал это странным обрядом. На пороге стоял щуплый, сутулый мужчина. Ноги его покрывали еле-еле утепленные лапти. На голове сидела баранья шапка, изъеденная молью. Он тут же снял ее и принялся скручивать в руках, отчего его вены наполнились, и густой сетью покрыли кисти.

- Батюшка, - начал он и упал на колени. – Прости меня! Не поехал я сегодня в поле. Нездоровится мне. Совсем плохо что-то. Негоден я для работ сегодня, - сказал он и протянул Бокучару свою дырявую шапку.

- Зачем это? – спросил Леший Олега шепотом.

- Это он так кается в том, что пропускает работы.

- И что мне делать с его шапкой?

- Можешь взять.

- А могу простить?

- Это будет непохоже на Бокучара, но один раз, думаю, можно поступить и так.

Леший наклонился к мужику и помог встать.

- Не нужно мне твоей шапки, человек. Расскажи, чем ты болен?

Крестьянин оторопел. Никогда Бокучар не снисходил до того, чтобы пройти через деревню, а в тощих избах его не видели даже старожилы. Мужик что-то промямлил себе под нос, переводя недоумевающий взгляд с Бокучара на Олега и обратно.

- Ну же, -  сказал наместник.

- Говори, чего ждешь? – сказал Олег грубо, но это помогло крестьянину начать.

- Чем я болен, батюшка? Изволите узнать, чем мужик болеет? А я вам покажу, чем он болеет, если пройдете ко мне в дом. Если вы соизволите…

- Пошли.

Они прошли сени и оказались в единственной комнате с печью. На самой печи горой лежало какое-то тряпье. На полу лежали три крохотных горшка, таких маленьких, что не хватит, чтобы накормить ребенка. В углу стоял покошенный стол на трех ножках, а на нем лежало нечто, что, судя по следам зубов, было съедобным. Увиденного хватило, чтобы понять, отчего мужик не может больше работать, однако он имел, что еще показать наместнику. Мужик поднял с пола кусок ткани, отодвинул две половицы и достал из-под пола льняной мешок. Достал он его с поистине святым трепетом.

Олег положил руку на эфес меча.

- Вот, батюшка, погляди.

Мужик приоткрыл мешок перед Бокучаром.

- Я не пойму, - признался Леший. - Морковь и две картофелины?

- Это все его запасы еды, - пояснил Олег.

- Да. Точно так. Больше ничего нет. И месяца не пройдет, как я лягу в землю сырую, - заревел мужик. - Ведь если у меня нет сил работать в поле, так значит и есть мне будет совсем нечего. Избу отдадут кому-нибудь еще. Кому-нибудь поздоровее. Вон, Керсан уже давно мне подмигивает, пес этакий. Наместник, только не Керсану, молю! Кому угодно, только не этой гадюке!

Леший неожиданно развернулся и пошел прочь. Олег побежал за ним, а мужик так и остался утирать слезы над мешком с морковью да двумя картофелинами, гадая, что теперь с ним будет.

- Я никак не возьму в толк, - сказал Леший, когда Олег догнал его. – Как может с голоду погибать человек, когда у меня живот такой, словно в нем лежит вся еда деревни?

- Ну, отчасти так и есть. Я же сказал, что крестьяне все отдают наместнику. А наместник – это ты.

- Это неправильно.

- Но так повелось.

- Значит, неправильно повелось!

- А что ты кричишь? Я с тобой согласен – это все неправильно, но что мы можем поменять? Это было придумано во дворцах далеко отсюда. Что мы можем сделать?

 - Я покажу тебе.

Они добежали до усадьбы. Леший взял на кухне большой мешок, набитый посудой, и вытряхнул все на пол. С пустым мешком он зашел в кладовую, а вышел с полным.

- Что ты задумал?

- Буду лечить мужика. Пора и мне его кормить, если бывший наместник не кормил.

- Что значит «бывший»? – спросил Мокроус, которого привлек шум падающей посуды.

- Разберись, - скомандовал Леший Олегу, кивнув на советника.

- Да что здесь происходит? – завопил Мокроус и затряс крысиными лапками.

Леший выбежал из усадьбы. Олег попытался было придумать какое-нибудь объяснение Мокроусу, но решил, что это подождет и пустился за Лешим. Когда он выбежал на крыльцо, Леший уже скрылся из виду. Но он знал куда идти и вновь направился к избе, с голодающим мужиком.

- Батю-ю-ю-шка, - выл крестьянин. – Да что же это такое?

- Олег, - тихо сказал Леший, - я же добро ему сделал, чего он ревет?

- Как бы он твоего добра сейчас удар не получил. Ты посмотри на него.

Крестьянин повалился на пол и прижал к себе мешок с едой.

- Да как же это так? Да что же это творится, люди добрые?

- Тихо мужик, тихо. Тебе добро сделал наместник, - сказал Олег, присев на колено перед ним. – Но ты помалкивай об этом. Добро должно быть тихим, понимаешь? Ти-хим.

- Понимаю, - сказал сквозь слезы и сопли крестьянин. – Тихим.

- Вот и молодец. Не надо об этом шуметь. Теперь у тебя есть еда, и ты сможешь снова работать в поле, так?

- Так, - закивал мужик.

- Вот и хорошо. Завтра, ты должен быть в поле.

- Я буду, буду!

- Пошли отсюда, наместник, пока люди с самой окраины поля не собрались на его ор.

***

Тяжелый сундук упал на дно телеги. Теодор Кительсон вытер пот с лица. Все его книги, добытые всеми правдами и неправдами, уместились в одном лишь сундуке из грубого дерева. Он запрыгнул на козлы, и хотел было пуститься в обратный путь, но заметил какое-то белое пятно, скрывшееся за можжевеловым кустом.

- А это что у нас такое?

Он подошел к кусту и раздвинул ветви - ничего. Поднял прогнившую ветку, лежащую под кустом – ничего. Но тут белое пятно мелькнуло уже под широким листом лопуха.

- Так-так.

Под лопухом тоже ничего не оказалось. В десяти шагах от него что-то скользнуло по сине-зеленому мху. Теодор Кительсон побежал туда. Он посмотрел за камень, который мох покрывал сплошным ковром и чуть не потерял сознание от радости. За камнем, в куче опавших листьев скрылся паук-кукловод.

- Не может быть! Откуда ты здесь? Ведьмы ведь больше нет, - сказал он и призадумался. – Или я не прав?

Он оглянулся на телегу. Лошадь озадаченно встряхнула ушами. Ученый снова посмотрел вперед. Паук-кукловод пробирался через траву, оставляя на поверхности явный след.

- Эх, придется друзьям подождать, - сказал он и побежал следом за пауком.

Теодор Кительсон хотел выяснить, куда тот следует, и иногда, забываясь, подходил слишком близко, отчего паук нырял в глубокие слои травы, и терялся из виду, но вскоре вновь поднимался повыше и тогда ученый продолжал преследование, но с безопасного расстояния. Так они зашли далеко в лес. Теодор Кительсон узнал места, но вот в чем дело: эти места были такими до оказии с ведьмами. Деревья вновь крепко стояли на корнях, покрытые листьями. Лес принял старую форму. И это должно быть хорошо, но ученый не обрадовался. Будь Леший все еще хозяином леса, он бы не удивился переменам, но теперь, когда лес стал диким, неизвестно, как древние деревья смогли принять прежний облик. Сами ли, или при помощи неведомых сил? Но об этом, ученый решил подумать после, сейчас надо было следовать за…

- Где же ты?

Теодор Кительсон огляделся, но след паука-кукловода пропал. Трава, сквозь которую он пробирался не шевелилась.

- Как интересно.

Впереди, среди стволов показался яркий свет.

«Неужели закат? - подумал Теодор Кительсон. - Сколько же я здесь провел времени?».

Ученый привык определять время по собственной тени, а потому глаза сами собой скользнули вниз, и тут случилось что-то странное. Тень, которая должна была оказаться за его спиной, оказалась перед ним. А это означало лишь то, что свет впереди идет не от солнца. И правда, обернувшись, он увидел огненный шар позади и слева.

- Как интересно, - сказал он вновь.

Он прошел вперед, пока не оказался перед лысым оврагом. В нем действительно не было ни одной травинки, и ни один мертвый листок в него не упал, но было там нечто другое. На дне оврага лежал шар, сотканный из тончайших золотых нитей. Но шар не лежал на пепельной земле, как решил сначала ученый, он парил над ней, не касаясь. Еле заметные нити тянулись от него к окружающим овраг деревьям. Теодор Кительсон тронул пальцем одну из нитей, и она рассыпалась на глазах. Тут же с ближайшего дерева, на стройном потоке ветра пролетел паук-кукловод и приземлился на светящийся шар. За ним по воздуху пролетела новая нить. Он подтянул ее лапками, так, чтобы она не провисала, и заполз по ней обратно на то же дерево, где прежде прятался. Теодор Кительсон обошел овраг в надежде разглядеть, что кроется за золотистым коконом, но пронзительный взгляд ученого не пробрался за плотно-сплетенные стенки шара. Золотой кокон мягко пульсировал, будто дышал фибрами.

- Как там гласит правило про палку…

Теодор Кительсон сломал обломал ветку и попытался дотянуться до шара, чтобы не разорвать нитей, но оступился и покатился вниз. Так он оказался под шаром. К удивлению ученого снизу он не был таким плотным, и через полупрозрачную мембрану виднелось содержимое шара.

«Боги, там человек», - подумал он.

На дне шара, свернувшись клубком, лежала девушка. Золотые волосы, такие же, как нити, оплетающие шар, были ее единственной одеждой.

Теодор Кительсон прикоснулся к шару, в том месте, где мембрана оказалась тоньше всего. Он почувствовал руку девушки.

- Сейчас я тебя вытащу.

Он достал меч и сделал аккуратный надрез чуть выше дна, но и его хватило, чтобы шар разорвало на две части, ровно по линии надреза. Девушка вылетела из образовавшейся чаши, но Теодор Кительсон успел ее поймать.

Ученый почуял знакомый аромат. Аромат ивы. Он вытащил девушку из оврага так быстро, как только смог. Положил ее на траву и склонил голову над лицом, положил пальца на шею, а сам стал смотреть на ее грудь. И хоть она была самой прелестной, дело было не в этом. Ученый ждал, когда грудь поднимется, что сказало бы о том, что девушка дышит, но грудь не шевелилась. Из носа и рта не было слышно даже слабого дуновения. Его пальцы спокойно лежали на нежной и тонкой шее. Будь она жива, пальцы ощутили бы удар, идущий от бьющегося сердца. Но оно не билось. Он попытался вспомнить хоть что-нибудь, что могло помочь ему оживить девушку, но в голове было пусто. Какие-то отдельные воспоминания о том, что надо давить на грудину. Или на ребра. Куда-то надо давить.

- Попробуем, - решил он и положил руки на середину груди девушки. Глаза его скользнули вниз по ее животу и остановились на пупке. Точнее на том месте, где он должен быть. У девушки его не было. – Удивимся потом, Тео! - сказал он сам себе.

Только он надавил на грудь, как девушка завопила. Крик страшной силы, заставил Теодора Кительсона закрыть уши, но это не спасало. Пауки-кукловоды попадали из своих укрытий замертво. Птицы, которые молча наблюдали за всем с высоты, разлетелись во все стороны. Крик закончился также неожиданно, как и начался. Девушка вновь потеряла сознание, если она в него приходила. Теодор Кительсон наклонился, чтобы вновь послушать дыхание, но остановился, заметив, что грудь девушки плавно движется вверх и вниз. Слегка учащенное дыхание сменилось плавными и еле заметными вдохами, какие бывают у человека во сне.

Ученый снял кафтан и обернул в него девушку. Она не вызывала в нем плотских желаний – слишком юна была незнакомка, и к тому же он не мог сказать, точно ли она человек. Но она могла быть и заблудшей крестьянкой, или дворовой прислугой какого-нибудь наместника из окрестных деревень, которую тот попытался… Теодор Кительсон откинул пришедшие ему в голову картины, поднял девушку на руки и отправился к убежищу.

Сначала он услышал недовольное ржание лошади, которая все это время стояла запряженная в телегу. Затем из-за череды деревьев показался родной холм. Теодор Кительсон положил девушку в телегу, а сам пошел в убежище. Открыл все двери, чтобы не пришлось открывать их головой незнакомки, и зажег свечи, спрятанные в стенах одним щелчком. Из-за долгого отсутствия ухода, загорелась лишь каждая вторая, а местами и третья свеча. Теодор Кительсон расстелил кровать и пошел за девушкой. К его удивлению девушки в телеге не было. Кафтан лежал на земле.

- Еще чего не хватало, - сказал он и хлопнул себя по бокам, но тут же услышал девичий смех.

Он обошел телегу и увидел беглянку. Она стояла перед лошадью, в чем мать родила, или же ее родил паучий кокон? Она подносила ладошку к носу лошади, а та с интересом втягивала новый запах, что вызывало детскую радость у незнакомки, изливающуюся наружу искрящимся смехом. Теодор Кительсон не сдержал улыбки.

- И что мы тут делаем? – сказал он как можно приветливей, но девушка даже не посмотрела на него.

Она переминалась с ноги ногу, прижимала плотнее к стройному телу белые как снег руки, и все равно подавала лошади ладошку, после чего глупо хихикала.

- Давай мы это наденем. Так будет теплее.

Девушка сжала губы, сердито сдвинула брови и скинула кафтан.

- Умом совсем маленькая. Пошли в дом. Там тепло. Там есть еда. Хм. Чай точно есть. Пошли? – сказал он и протянул руку.

Девушка засмеялась, наклонилась к руке ученого и фыркнула в нее носом, подобно лошади.

- Что ты?

Девушка подняла лицо, его озаряла ожидающая улыбка. Она протянула свою ладонь к носу ученого.

- Ты хочешь, чтобы я сделал то же самое?

Девушка сжала губы.

- Хорошо, но после этого ты пойдешь со мной.

Он наклонился к ее руке и как только выдохнул в нее теплый воздух, девушка тут же забрала руку, и закрыла лицо. Где-то за этими бледными ручками звучал смех.

Теодор Кительсон обернул ее кафтаном, затянул пояс, и поднял девушку на плечо. Златовласка, как обозначил ее ученый в своей голове, даже не брыкалась, когда он нес ее в убежище. Она лишь фыркала и сопела, подражая лошади. Она замолчала, как только оказалась в полумраке убежища. Крохотные огоньки в стенах ее так заворожили, что она и думать забыла о чудесном фыркающем создании. Она озиралась резкими кошачьими движениями, пока не попала в круглую комнату, тут ее внимание привлек стол уставленный множеством стеклянных пузырьков и трубок, заполненных цветастыми растворами и порошками. Все эти стеклянные изделия, которые достались Теодору Кительсону с большим трудом, пропускали через себя спокойный и мерный огонь свечей, и превращали его в настоящую войну красок на стене позади стола. Теодор Кительсон усадил девушку на кровать и сказал:

- Подожди, я посмотрю, есть ли для тебя хоть какая-нибудь одежда.

Девушка его не слышала. В ее глазах пылали краски. Ученый проследил за взглядом.

- Красиво, - заметил он.

- Расиво, - повторила она.

Почти всю одежду они перевезли с Олегом в Лысовку. Но кое-что осталось. Он стряхнул семейство жуков с длиннополой рубахи и, сосчитав всего три дыры, решил, что на первое время эта одежда подойдет. Он снял с девушки кафтан и надел на нее рубаху, но оказалось, что одна из дыр поместилась напротив груди. Ученый решил надеть эту рубаху на девушку спиной вперед.

- Ну, вот. Так, пожалуй, сносно.

- Расиво…

- Еще бы обувь найти.

Теодор Кительсон залез под кровать. Он нашел старые сапоги Олега, которые тот носил, будучи юношей.

- Позвольте вашу ножку.

Сапоги подошли как нельзя лучше. Девушка постучала ими друг об друга и радостно заявила:

- Расиво!

- К-расиво, - исправил ее ученый. – Я рад, что нравится. Давай теперь напоим тебя горячим чаем, а то нагишом по холоду ходить, точно можно схватить горячку.

Он нашел парочку сухих дров, кинул их в печную яму и поджег от перчатки. Девушка в это время подошла к рабочему столу и принялась за изучение всевозможных колбочек и баночек.

- Откуда же ты такая взялась? Ты понимаешь меня?

Девушка удостоила его лишь мимолетным взглядом, и тут же вернулась к баночке с разноцветными минералами.

- А так понимаешь? – спросил он на своем родном языке.

Девушка больше не повернулась.

- Стоило проверить.

Ученый подошел столу и достал с верхней стеклянный флакон, крышка которого проросла ползучей розой, после чего сосуд открыть стало невозможно. Минерал этот, по слухам, обладал чудесным свойством: находясь в замкнутом пространстве, он принимал какой угодно ничтожный размер, однако продолжал внутренний рост, невидимый глазу. Но как только окружающая среда расширится, он тут же займет все свободное пространство. Теодор Кительсон со спокойной душой дал минерал девушке, ведь слухам он не врил.

- Держи, - протянул он флакон. – Красиво?

- Красиво, – заулыбалась она.

- Настоящая женщина. Говорить толком не умеет, но толк в красивых вещицах знает.

За это время чайник закипел и свистящим звуком приказал снять себя с огня. Теодор Кительсон налил две чашки душистого чая, и пригласил девушку присесть напротив. Девушка села, и продолжила крутить в руках флакон с розово-черным минералом.

- Поставь, никто не украдет, - дружелюбно улыбаясь сквозь усы и бороду, сказал ученый.

Девушка не поняла, и тогда он взял у нее из рук флакон, и подвинул к ней стакан. Златовласа схватила его также как сосуд с минералом и обожглась.

- Да что же ты творишь? Горячее же!

Он принес к ней ведро с водой, но девушка знакомо нахмурила брови и спрятала руки.

- Вот, смотри, - он окунул свои руки. – Видишь? Холодная.

Она проверила воду кончиком пальца, и окунула обе кисти.

Теодор Кительсон показал ей, как остудить чай, своим дыханием. Девушка сначала принялась дышать носом, как ее научила лошадь, но поняла, что так дело будет длится долго.

- Итак, - начал рассуждать вслух ученый. - Девушка лет двадцати, может чуть меньше или чуть больше. Не говорит. Не понимает слов. Но не глухая, что уже радует. Ведет себя так, словно все видит впервые, точно ребенок. Может травма головы? – спросил он сам себя и подошел к девушке, чтобы осмотреть ее голову. – Волосы чистые, крови нет. - Может старая рана? Или не рана вовсе. Быть может, ты росла вдали от людей? Но почему тогда кожа такая чистая и нежная? Нет, житель леса был бы сплошь в рубцах и мозолях. И как ты оказалась в коконе? Тебя поймали в ловушку пауки-кукловоды, чтобы постепенно добраться до твоих косточек? А я ведь не знаю, чем они питаются, так что не могу отказаться и от такой теории. Интересно…

- Интересно, – передразнила его девушка.

- Да, очень.

Девушку разморил теплый ароматный чая, а мерный бубнеж Теодора Кительсона только усилил эффект. Голова ее опускалась тем ниже, чем ближе подкрадывался сон. И вот ночной зверь подкрался достаточно близко, чтобы напасть. Девушка коснулась лбом стола и уснула.

- Вот так будет лучше, - сказал он, когда уложил девушку на кровать и накрыл ее одеялом, которое когда-то давно набил медвежьим мхом. Мох этот, к слову, хорошо сохранял тепло, а так же помогал медведям от запоров, в честь чего и получил свое название.

Теодор Кительсон вспомнил, что у девушки не было пупка. Совсем. А также тот страшный крик, от которого померли разом все пауки-кукловоды. Обычно, неожиданные детали помогали продвинуться в его изысканиях, но не в этот раз. История становилась все запутанней.

Он вышел из убежища. Мелкий дождь стучал по листве. Теодор Кительсон запрокинул голову. Приятные столкновения капель с лицом, немного освежили дымящийся от напряжённой работы мысли  разум. Ученый распряг лощадь и увел под навес, который они с Олегом соорудили несколько лет назад для нее и ее подруги, которая перешла в полное владение рыжего слуги из Выселок. Ученый втянул полной грудью свежий воздух. Дрожащий и звенящий день, пылающий осенними красками, уступил место темной ночи, среди которой ощущались приближающиеся зимние ветра. Ученый отправился спать.

***

 Солнце застало Теодора Кительсона и его спутницу в пути. Лошадь спокойно и уверенно шла среди бурьяна. Ни раз она ходила этими тропами. Девушка металась от одного края телеги к другому, пытаясь сорвать последние цветы. Ученый придумывал историю для Мокроуса и любопытных жителей деревни. Кем должна прийтись ему златовласая особа? Дочерью? Сестрой? Дочерь сестры? Он остановился на последнем. Сиротка племянница, чьи родители погибли от чего-то страшного. Бедняжка натерпелась такого страху в тот день, что лишилась речи, а теперь, когда ухаживать за ней отказались все соседи, ее дяде, знахарю Захару, пришлось забрать несчастную к себе.

- История белыми нитками шита, да? – обратился он к ней.

Девушка улыбнулась, показав жемчужно-белые зубы. Что-то хищное, прямо-таки волчье, было в ее улыбке.

По дороге она попыталась выпрыгнуть из телеги, чтобы проследить за зайцем, шмыгнувшим в орешник, но Теодор Кительсон в последний момент ухватил ее за ворот рубахи.

- Куда собралась, проказница? Сиди смирно.

Девушка надула губы, и грозно сверкнула глазами, но больше не пыталась выпрыгнуть из телеги на ходу. Всю оставшуюся дорогу она наблюдала, как редкие лучи, пробивающиеся сквозь гранитное небо, играли на гранях ползучей розы. Иногда она тяжело вздыхала, и тихонько проговаривала: «Красиво».

Когда показались поля, Теодор Кительсон взял вбок, чтобы избежать лишних глаз. Но ни один крестьянин не показался.

- Где это все?

Девушка вопросительно посмотрела на извозчика.

- Да это я сам с собой, - сказал он ей, - скоро прибудем.

Крестьян не было и во дворах. В голову Теодора Кительсона забрались самые плохие мысли. На его памяти поселения пропадали из-за набегов диких племен, но дома стояли не тронуты и крови нигде не было, а значит – эта беда миновала Лысовку, но тогда остается черный мор, или же гнилой струп – две неизлечимые болезни, которые по давнишней моде родного королевства ученого, посылались в письмах к монархам. Вторая беда проследовала за первой.

Почти все жители деревни столпились на дороге возле усадьбы. Толпа гудела, кричала и смеялась. Смех мужиков и баб, а не только детей разливался перед усадьбой. Такого Теодор Кительсон никак не ожидал, ведь крестьянская улыбка появлялась в Лысовке настолько редко, что скорее петух прокатится  верхом на собаке, распевая бранную песню, чем мужик тебе улыбнется.

- Что же тут такое?

Он остановил телегу у крайнего крестьянского дома. Взял Златовласку за руку и направился к толпе.

- Как думаешь, нам достанется? – спрашивал высокий крестьянин своего хромого соседа.

- А как же, там закрома такие, что на год вперед хватит. Только вот что достанется? Картофель один.

- Да хоть бы и так.

- Эх, если бы раньше пришли, может, и пряники бы получили. Ты когда-нибудь ел пряники?

- Ну, как-то с отцом помогли купцу карету из оврага вытащить, так тот мне дал вроде как пряник. Или кнутом стеганул. Давно это было, я и запамятовал. Эй, ты куда это вперед нас суешься? А, знахарь. Доброго утра.

Оба мужика вежливо склонили головы. Благосклонное выражение лица сменилось хитрым прищуром, когда они увидели, что знахарь держит за руку златовласую деву.

- Что происходит?

- Чудеса, батюшка. Чудеса чудесные. Бокучар, то ли из ума совсем выжил, то ли чует, что скоро к отцу своему отправится, - сказал хромой.

- Я так думаю, что крыша над головой потекла у него, - высказался высокий.

- Да объясните же, почему толпа на дороге стоит?

- Это опоздавшие тут стоят. Самые первые заполонили двор.

- Эх, надо было раньше приходить, - вздохнул хромой. – Точно картофель один получим.

Теодор Кительсон решил, что крестьяне напали на усадьбу и теперь те, кто заняли двор, выносят из усадьбы что могут, пока запоздавшие ждут своей очереди. Но где мечники? Где Олег? Он крепче сжал руку Златовласки и врезался в голодную толпу.

- Пропустите же! Разойдитесь!

Под недовольные крики и тычки в спину он пробрался во двор и увидел, что с Лешим все в порядке: он стоял на крыльце и с самой очаровательной улыбкой подавал крестьянам мешки забитые едой. Мечники позади него разгружали бочки. Мокроус смотрел за всем этим из окна второго этажа. Его бледное лицо, могло поспорить в бледности с лицом трехдневного покойника. Олега нигде не было. Ученый попытался протиснуться к крыльцу, но толпа не на шутку взволновалась от того, что кто-то пытается пробраться сквозь нее и общими усилиями знахаря отправили на окраину, поближе к конюшне. Тут и появился Олег. Он схватил Теодора Кительсона за плечо, пока тот вновь не исчез в бурлящей крестьянами пучине.

- Тео, наконец. Где ты пропадал? Что это за девушка с тобой?

- А что у вас тут случилось, пока меня не было?

- Похоже, у нас накопились вопросы, на которые надо ответить, да? Ладно. Я первый. Леший вчера помог одному крестьянину не умереть с голоду и принес ему домой мешок полный еды. Я попросил мужика, никому не говорить об этом щедром даре, но как видишь.

- Зачем же так открыто? Вы что не могли, сделать это менее заметно?

- Леший повел себя как самый настоящий наместник. Он не стал меня слушать, сделал все по-своему. Я признаться, подумал о последствиях, только когда увидел реакцию мужика. Он рыдал, Тео. Рыдал как младенец. Я, и забыл, как это жить под грузом бесконечных поборов. Забыл об их голоде. А теперь вот, - указал он на крыльцо, - он раздает, все, что есть в усадьбе крестьянам. Пока только еду, но я вижу, как ему это понравилось. К вечеру тут камня на камне не останется. Теперь ты, - сказал Олег и перевел взгляд на девушку.

- Помнишь, пауков-кукловодов?

- О, Боги, она ведьма?

- Нет, Олег, не торопись. Я увидел вчера одного кукловода, когда собирался в путь. Я проследовал за ним, и дошел до того самого места, где раньше стояла старая ива. Что удивительно, тот страшный рубец, что остался на земле, после того дня, полностью зарос лесом. Почти полностью. Остался небольшой лысый овраг.. Там-то я и нашел ее.

- В овраге?

- Не совсем. В коконе, который сплели пауки-кукловоды. Я разрезал его, а внутри была она. И знаешь, у нее есть нечто схожее с тобой.

- И что же? – спросил Олег, еще внимательней оглядев девушку.

- Помнишь, Леший говорил о том крике, что он слышал в день, когда…

- Убили моих родителей. Да, я помню.

- Я думаю, что нечто подобное я слышал, когда высвободил ее из кокона.

- Но я издал тот крик, только при рождении. Чего же тут общего спрашивается? Ведь она не только что родилась.

- Я бы не был так уверен.

Олег вопросительно посмотрел на друга.

- Понимаешь ли, у нее нет признаков рождения. У нее нет... пупка, - сказал Теодор Кительсон.

Тем временем толпа поредела. Крестьяне раскланивались в пол, снимали шапки, и убегали по избам. Леший все раздавал и раздавал запасы, которые хоть и казались нескончаемыми, все-таки подходили к концу. И вот остались два крайних мужика. Высокий и хромой. Леший обернулся к мечникам, но те пожали плечами. Еда закончилась. Тогда Леший оглядел двор и, увидев небольшой сарай, спросил мечников, что там находится. Те вновь пожали плечами, сказав, что только Бокучару известно. Леший, по-хозяйски гордо задрав огромную косматую голову, покрытую потом, зашагал к сараю. Крестьяне, бормоча наперед слова благодарности, побежали за ним. На ветхой двери висел замок, который Бокучар вырвал одной рукой. Он зашел внутрь. Через миг из темноты полетели на землю метелки, лопаты и другие предметы, которые прежде считались средствами езды для женщин с определённым складом характера.

- Похоже, что даже картошки не будет, - с грустью сказал высокий мужик.

- Погоди, может что-то и будет, - не унывал хромой, видя все разрастающуюся гору мусора.

- Вот, - с торжеством сказал Бокучар, - Вот оно!

- Я же сказал, - улыбнулся хромой.

Наместник вышел, неся в руках большой сверток. Мокроус чуть не выпал из окна, когда увидел, что Бокучар вынес из тьмы и пыли.

- Батюшка, что же это такое? – спросили крестьяне.

Бокучар скинул обмотки и в его руке оказался самый диковинный меч, который только видели присутствующие. Олег с Теодором Кительсоном подошли поближе, когда это стало возможно. Что-то не давало им покоя при виде вычурного оружия.

- Это меч?

- Да. Разрешаю вам продать его на ярмарке. Вы же сможете продать его?

- Смогли бы, да только вы нас не пускаете на ярмарки то.

- Теперь пускаю. Держите. Все златцы вырученные с этого меча достанутся вам обоим.

Ученый в два шага оказался возле наместника. В последний момент он ухватил его за запястье и выхватил диковинное оружие, прежде чем оно коснулось рук крестьян. В тот же миг на втором этаже усадьбы, в комнате, окно которой вело во двор, что-то повалилось на пол.

- Что ты делаешь? – спросил Леший, глядя на друга. – Пусти.

- Меч отравлен, - сказал Теодор Кительсон шепотом, но крестьяне услышали и попятились назад.

Леший приказал мечникам остановиться, когда те повытаскивали клинки и самострелы, готовые поразить дерзкого знахаря.

- Я не знал, Тео, - сказал он тихо. – Я хотел помочь.

- Я знаю, друг мой. Я знаю. Но это не лучший способ. Пусть меч лежит там, где и был. Этому оружию лучше бы вовсе не существовать, но раз оно есть, то пусть покоится в самом дальнем и темном углу. И дверь надо поставить потяжелее. Дубовую. А еще лучше из сталедуба.

- Я не знал.

- Просто убери его, хорошо?

- Да, Тео, как скажешь. Прости.

Тем временем крестьян и след простыл. На дворе остались только мечники да Олег, который подошел к друзьям и сказал:

- Пошли в дом, нам есть о чем поговорить.

- А где Златовласка? – спросил ученый, оглядываясь.

- Кто это? – спросил Леший.

***

- Я так и думал, что найду тебя здесь.

Златовласка обернулась и захихикала, увидев знакомое лицо.

- Красиво, – сказала она и указала на лошадь белой масти.

- Конечно. Она принадлежала наместнику, который был достаточно умен, чтобы не приближаться к ней.

Теодор Кительсон взял охапку сена и положил его под перегородку стойла. Белая лошадь, которой так и не дали имя, вытянула шею и принялась мерно жевать.

- Там подальше, в загонах стоят еще несколько прекрасных лошадей. Хочешь посмотреть?

Теодор Кительсон взял еще сена и отправился вглубь конюшни. Девушка пошла следом. Они остановились у загона, в котором находилась лошадь черной масти. Густой и жесткий ее оттенок, никак не соответствовал теплому и ласковому характеру животного, как это часто бывает.

- Знаешь, - обратился он к Златовласке, которая осторожно гладила лошадь по носу, - слишком много всего случилось за последнее время. Вот как ведь бывает, да? – улыбнулся он. – Сколько лет я жил затворником, лишь иногда навещаемый Лешим? Я успел перечитать все книги, что у меня были. Я даже выучил язык Тридевятого Царства. Знаешь, как я его учил? По сказкам. Мимо леса проезжал обоз, и из него выпали, а, может, из него выкинули, несколько вполне сносных книг. Там было много картинок.  Очень много. Выцветшие, но вполне понятные. Думаю, книги были детские. Но именно с этого и надо начинать, учить язык, как я теперь понял. Сказки дают начало, первый простой комок пищи для ума. Как грудное молоко матери для ребенка. Так я стал учить язык. Однажды уйдя из леса, чтобы изучить окрестные земли, я попал на ярмарку  в одну деревню - ее теперь нет, как я слышал. Там я выменял кое-как эти сказки на какую-то другую книгу. Это была книга о дичи северных краев. Кайры, моевки, чистики, бакланы, гагарки. Так, я все больше и больше узнавал язык. Я часто наведывался в придорожные кабаки, гостиные дворы и разные сомнительные заведения, где слушал. Даже не так. Не просто слушал, а поглощал всем телом дух местного люда. Где, как ни в языке можно почувствовать, те удивительные вещи, что формируют целый народ? Вот так я научился говорить, на тридевятом. Думаю, что мы и тебя научим.

Девушка не обращала никакого внимания на слова ученого. Равномерный спокойный гул не вызвал в ней никаких эмоций.

Стоило лошади встряхнуть головой и фыркнуть ноздрями, как Златовласка подпрыгнула, а затем, улюлюкая что-то под нос, вновь погладила нос лошади.

- А еще, я хочу сказать тебе кое-что, что не могу сказать друзьям. К моему великому стыду, я не знаю, как помочь Лешему. Я покинул Лысовку, чтобы побыть хоть ненадолго одному. Чтобы на миг оставить проблемы. К тому же, когда собирал свои книги в сундук, то понял, что знаю их все наизусть. В них нет ни одного слова, что может нам пригодиться. Ни единого! И это меня пугает.

Девушка подбежала к следующему стойлу.

- Красиво!

- Да, а эту лошадь прозвали Бабий Бич. Была как-то история с одной прачкой…

 

Часть III - Глава 26

Олег постучал в дверь, ведущую в комнату Бокучара. Леший внутри говорил с кем-то, и говорил очень воодушевленно. Олег не дождался, пока ему отворят, и вошел.

- Друг, я бы хотел поговорить, - начал Олег.

- Здравствуйте, - сказал ворон, сидящий на руке Лешего.

- И вам здравствуйте, - ответил Олег, и хотел было продолжить, но остановился. – Этот ворон говорит?

- Еще как, говорит, - сказала птица и задрала клюв кверху.

- Олег! – сказал Леший и опустил ворона на стол, а сам пошел к юноше навстречу. Он обнял друга. На глазах блестели слезы. – Какой прекрасный день!

- Прекрасный! – повторил ворон, выделив «кра».

- Что такое?

- Олег, эта птица принесла мне приглашение. Мои братья помнят обо мне. Они зовут меня на праздник!

- Значит, скоро будет затмение?

- Сегодня, - прокаркал ворон.

- А кто научил тебя говорить?

- Сам научился.

- Это неважно, - сказал Леший и сжал Олега еще крепче. – Мы отправимся под ветви Отца, понимаешь? Быть может, мои братья смогут меня выручить. Может, я даже получу новое тело. О, как я счастлив!

- Ты хочешь, чтобы мы с Тео поехали с тобой?

- Конечно! Это такое важное событие, Олег. Вы должны быть рядом!

- Твои братья пропустят нас к роще Отца?

- Пропустят, - вмешался ворон. – Вы помогли поймать Ирбора. Вы друзья.

- Слышишь? Вы с Тео теперь наши друзья, - сказал Леший. Руки его дрожали, а слезы больше не могли держаться в глазах и текли по щекам в густую бороду.

Олегу хватило одного мига, чтобы принять решение. Он положил руку на плечо Лешего и сказал:

- Когда отправляемся?

- Немедля! – воскликнул Леший.

- Немедля! – повторил ворон и вылетел в окно.

Дверь в комнату приоткрылась, и показалось бледное лицо советника. С тех пор как Леший вернулся от князя, он сторонился советника и его советов. Однако Мокроус не терял надежды и все также пытался влезть в каждое дело наместника.

- Я слышал, как вы радуетесь, - сказал советник.

- Да, мы отправляемся на праздник!

- Тогда я пойду собираться, - сказал Мокроус.

- О, нет. Кто-то должен остаться.

- Может лучше оставить кого-нибудь из знахарей?

- Они поедут со мной. Вдруг что случиться. Я ведь еще не поправился.

Мокроус вздохнул и побрел прочь.

- Иногда мне его жаль, - сказал Олег.

- Отчего?

- Даже не знаю.

- Разве он не причастен к бедам, что тут творились до меня?

- Причастен, но все же.

- Перестань, Олег. Отбрось печальные думы и собирайся.

- Я, в общем-то, готов. Только меч возьму.

- Нет. Нельзя приходить туда с оружием. Праздник – это день мира. Никаких битв, драк, потасовок. У нас есть другие способы выяснить отношения.

- Значит, лешие тоже ругаются?

- Конечно. И у нас есть способ решить любой спор. Мы придумали множество игр. Можешь подождать меня на крыльце - я скоро буду готов.

Прежде чем выйти на улицу Олег вернулся к себе в комнату и прочел стих-предсказание еще раз, чтобы если что приметить то, о чем в нем говорится.

Осеннее утро встретило его прохладным ветром и едва ощутимым ароматом сырости. Все вокруг покрылось умирающим золотом. Листья, шурша друг об друга, летали по дворам. Земля, еще влажная от недавних дождей, хранила следы телег, скотины и крестьянских ног. Солнце отдало последние остатки тепла и грело теперь только душу.

На другом конце деревни залаяли собаки. Следом раздался топот копыт. Кто-то приближался к усадьбе. Вот на дороге показалась свора дворняг, а за ними следом выбежали лоси. Четыре великана высотой в три сажени тащили за собой удивительные сани. Плетеные из тонких березок, они больше напоминали лукошко без ручки. Один из лосей лягнул назойливую дворнягу, и вся свора убежала прочь. Сани остановились у крыльца. Вновь показался говорящий ворон, он запрыгнул на сани, прошел по ним, словно оценивая, и перелетел на широкие лосиные рога.

- Можем ехать, - сказал он.

- Они из Глухого Бора?

- Нет. Они прибыли через врата и доставят вас прямиком в рощу к Отцу.

Леший вышел на улицу и раскинул руки.

- Вот это да? Ну, здравствуйте, - сказал он и пошел к лосям. Он погладил каждого по морде, и те весело задвигали ушами. – Отправляемся?

- А Тео?

- Я видел вашего друга, - сказал ворон. – Он идет по дороге из леса.

- Там его и подберем, - сказал Леший. – Забирайся в сани. Я поведу.

***

Теодор Кительсон поднялся затемно и отправился в лес. Последние плоды земли, что еще кое-где попадались среди опавшей листвы, он осторожно собирал в корзинку. Очень быстро она наполнилась, правда не тем, чем ученый ожидал. Все чаще ему попадались сероглазки и широколапки, которые мало того, что не годились для изготовления снадобий, так еще и при жарке приобретали приторно-кислый вкус. Еда на любителя, коим Теодор Кительсон не был. Зима приближалась, а потому выбирать не приходилось.

- Ну, вот и все, - сказал он, отправив последнюю сероглазку в корзину.

Что-то зашуршало над ним. Ученый поднял голову и получил кедровой шишкой прямо в середину лба.

- Ох ты! – сказал он и поднял шишку. – Откуда ты взялась?

Бурые скорлупки выглядывали со всех сторон, лишь у самой верхушки не хватало пары орешков, и виднелись следы мелких зубов. Теодор Кительсон пригляделся к дереву и увидел среди ветвей белку. Рыже-серая малютка замерла, словно игрушечная, и смотрела на него черными глазами-бусинками.

- Это подарок? – спросил ее ученый.

Белка махнула хвостом и побежала вверх по стволу.

- Буду считать, что подарок. Спасибо, - сказал Теодор Кительсон, подняв шишку над головой, и пошел из леса.

Он шел вдоль поля и грыз кедровый орех. «Сероглазка и рядом не стоит», - думал он, разгрызая следующую скорлупку. Вдалеке показалась четверка лошадей. Больших и рогатых.

- Это что такое? – удивился ученый и отошел в сторонку, чтобы пропустить необычных скакунов.

- Руку, Тео, - крикнул ему кто-то.

- Олег?

- Скорее!

В березовых санях сидел Олег и тянул руку ученому. Теодор Кительсон посмотрел на корзину полную грибов и выкинул ее в траву. Он схватился за руку Олега и запрыгнул в сани на полном ходу.

- Доброе утро, - сказал ему Леший, правящий четверкой лосей.

- Что здесь происходит, куда мы?

- Сейчас расскажу, а это что у тебя? – спросил Олег.

- А, это? Орех. Белка поделилась. Хочешь?

- Я бы не отказался, - сказал ворон и прыгнул на плечо ученого. – Если не возражаете?

Ученый чуть не выпал из саней от неожиданности.

- Прошу, - сказал он, когда пришел в себя, и протянул птице пару орехов. – У нас новый друг?

- Похоже на то. Значит вот что случилось этим утром…

- Как интересно! – сказал ученый, когда Олег закончил рассказ. – А есть ли у нашего провожатого имя?

- Корак, - ответил ворон.

- Прекрасное имя, - сказал Теодор Кительсон и протянул ворону еще один орех.

- Благодарю.

- Мы подъезжаем, - крикнул им Леший.

Олег с Теодором Кительсоном схватились за борта саней, а ворон вцепился лапами в кафтан ученого и клювом ухватил воротник.

- Держитесь, - крикнул еще раз Леший.

Лоси мчались прямиком на арку, что появилась у самого входа в лес. Причудливая природная дуга состояла сразу из четырех деревьев. Одну половину ее образовывал кедр, вокруг которого вырос ясень, вторую - ель, оплетенная сосной. Подул страшный ветер и ворон чуть не слетел с плеча ученого, но тот успел пригнуться и закрыть птицу от ветра. В следующий миг сани пролетели сквозь арку и исчезли.

Когда ветер утих, Олег поднял голову. Он знал, что окажется в другом месте, но даже не мог представить в каком. Сани скользили по земле покрытой ледяной корочкой, вперемешку с опавшими листьями, и цветущими тут и там травами. Вокруг росли самые разные деревья: вяз крупноплодный, бронзовый дуб, медвежий тис, пихта столетняя, лиственница обгорелая, черемуха красная и белая, всевозможные виды груш и яблонь, лип и берез, тополей и кленов. Кустарников же кругом росло еще больше и нигде не встретишь двух одинаковых рядом. За грядой деревьев параллельно саням, в которых ехали друзья, катились другие сани, также плетеные из березы. На козлах сидело существо похожее на отпрыск волка и человека, одетое в штаны из листьев. Из саней выглядывали две черные лисы. По другую сторону, перелетая через овраги, также мчались сани. Ими правил карлик, лицо которого походило на большую шишку. Теодор Кительсон поглядел на извозчика, и припрятать подарок белки. Брови шишколицего свисали, подобно листам папоротника и закрывали глаза, а может, это и были глаза. Позади него сидели два рогатых зайца и дружно перемалывали морковь.

- Кто это? – тихо спросил Олег.

- Братья, - не без гордости ответил Леший. – Обернись, позади их еще больше.

И действительно, за ними мчалось еще не менее десятка березовых саней. Каждыми правило существо, объединившее в облике животный и растительный мир. Бобер, ростом с человека, с шерстью из прочной коры; белка, ростом с того же бобра, только без хвоста и с человечьим лицом; медведь сплошь укрытый мхом, с зеленой бородой, посреди которой выглядывали спелые вишни. В санях же сидели самые диковинные животные, каких только можно вообразить. Золотошерстые вепри, красноглазые и белокрылые вороны, трехголовые змеи, - которые смутили Олега больше всего, - и прочие чудесные создания.

- Сколько же их тут? – дивился Олег.

- Хозяин каждого леса здесь. Повелители всех рощ и чащ, вместе с самыми чудесными созданиями своих владений, собрались на праздник.

- А куда мы едем?

- Туда, - указал Леший на огромное дерево, что не уступало в высоте Лысой Горе. Верхушку его с земли не было видно, а в ширину оно простерлось на несколько верст. Вместо ветвей на нем росли другие деревья, которые в свою очередь давали начала деревам поменьше. Подобно снегу с деревьев падали листья всех цветов радуги, некоторые из которых, похоже, не могли определиться, а потому светились каждым цветом по очереди. Издали Олег решил, что на стволе гиганта растут горы, но то оказались грибы, шляпки которых уместили бы Лысовку со всеми окрестными полями. На шляпках грибов паслись стада зубров, буйволов и яков. Вокруг ствола летали стаи птиц не меньше ста голов в каждой. Между деревьями и грибами текли реки, что сливались в озера, чистые настолько, что даже издалека угадывались пестрые косяки рыб.

- Это…

- Отец, - не без трепета в голосе сказал Леший.

- Какое величие, - сказал Теодор Кительсон. – Жаль Златовласка не видит, ей бы понравилось.

«Ее здесь не хватало», - подумал Олег.

- Как же они спускаются оттуда? – спросил Теодор Кительсон, и, словно в ответ ему, из незримой вершины спустился огромный орел, ухватил лапами целое стадо и перенес его на другую шляпку.

Мимо саней пролетел шмель размером с крупную собаку.

- Тут что, все такое большое? – спросил Олег.

- Вам еще многому предстоит удивиться,  - ответил Леший и подстегнул лосей.

Олег глазел по сторонам, раскрыв рот, ученый проклинал себя, что не взял хотя бы клочка бумаги, чтобы все записать, а ворон спокойно клевал кедровые орехи. Наконец они добрались до подножья древа. Перед ними простерлось подобие поселения. Каждый дом являл собой ни то пень высотой с крестьянскую избу, ни то гриб, а то все вместе. Почти у каждого дома рос крупный цветок, похожий на одуванчик, но не с одной, а с тремя, четырьмя, а где-то даже пятью шапочками, и каждая горела теплым светом. Перед селением стояла арка, подобная той, через какую друзья попали в рощу Отца. Арку покрывала паутина, в середине которой сидел паук, только лап у него было добрых два десятка. Когда сани приблизились к нему, он вытянул одну из лап и указал куда встать. Леший направил лосей, к указанному месту между двух других саней. Как только он остановился, упряжь расплелась на волокна, которые обратились змеями и скрылись в траве.

- У уже меня голова идет кругом, - признался Олег.

- А я не усну ближайшую неделю, - добавил Теодор Кительсон.

Из-за соседних саней вышел вишнебородый медведь. Он учтиво склонил голову новоприбывшим. Под мышкой он держал двух четырехглазых воронов. Те что-то гаркнули Кораку, на что тот по-людски заметил:

- Ну и дураки.

- Что они сказали?

- Ничего пристойного. Еще увидимся, - сказал он и полетел в селение.

- Пойдем и мы, - сказал Леший и помахал друзьям, чтобы те шли следом.

Все оборачивались на причудливую троицу, которая в любом другом месте Тридевятого Царства выглядела бы нормально, но только не в роще Отца. Лешие переговаривались между собой и указывали пальцами. Некоторые даже смеялись.

- Друг мой, - обратился ученый к Лешему. – Я думал, что вашему брату чужды смех и прочие людские штуки. А тут вон и сплетничают за нашими спинами и подшучивают, как я разумею.

- Это глухие.

- Кто они?

- Лешие, которые не слышат шум ветвей Отца. Оставленные себе на поруки, они ведут себя совсем как люди.

- Почему они оглохли?

- Тому много причин. Но не будем о грустном.

Все дома в селении располагались по окраине. В центре же, на очищенной площади, стояли шатры, сооруженные из сплетенных между собой листьев огромного лопуха. От верхушки каждого шатра тянулась вверх тонкая серебряная нить, что сливалась с остальными в едва заметную паутину, покрывающую всю площадь. Из шатров доносились крики животных, рокот сверчков и кузнечиков, пение птиц и другие звуки леса.

- Так значит это все глухие?

- Да.

- Но где же тогда слышащие?

- Они все у подножья Отца. Наше святилище находится между его корнями.

Из ближайшего шатра выбежал ворон. Увидев троицу друзей, он подлетел к ним.

- Что это у тебя, Корак?

Теодор Кительсон подставил руку, и ворон бросил на нее три семени.

- Семена?

- Они помогут вам понять леших. Это сладкоголосая лилия, - сказал ворон.

Олег уже поднес семя ко рту, но Корак клюнул того в кисть.

- Ты чего дерешься?

- Ты желудком слушаешь? В ухо вставляй, дуралей.

- Сам дуралей, - сказал Олег и засунул семя в ухо.

Что-то хрустнуло в слуховом проходе, а затем укололо. Прямо на глазах из уха Олега показался тонкий стебель, едва ли длиннее мизинца. Стебелек заканчивался крохотной, нежно-розовой подушечкой.

- Ну как? – спросили ученый и Леший в один голос.

- Пока не знаю.

В этот момент мимо шел другой леший. Он нес корзину полную пищащей фасоли, одна из которых выпрыгнула и забралась в кафтан Олега. Тот леший попытался тайком достать своего питомца, но план провалился.

- Эй, ты чего удумал? – сказал Олег и схватил его за руку.

- У вас там моя фасоль, проверьте карман.

Олег пошарил по карманам под удивленные взгляды друзей.

- Ничего нет, - сказал Олег и вывернул карманы наружу.

- Значит, куда-то еще делась, простите, - сказал леший и пошел своей дорогой.

- Да ничего, - ответил Олег.

- Ты что? Ты его понял?

- Так он по-людски же говорил. Разве нет?

- Он ни то хрюкнул, ни то гавкнул, но это точно было не по-людски. Значит, работает! – обрадовался ученый и засунул семя в ухо. Леший последовал его примеру.

Миг спустя все трое обрели способность слышать речь леших.

- А я гадал, как же мне говорить с братьями, - сказал Леший. – Спасибо, ворон.

- Не за что, - сказал тот. – Помните, нельзя, чтобы сладкоголосая лилия оставалась в ухе слишком долго. Она может прорости глубоко внутрь, и вы больше ничего не услышите.

- Как нам понять, что пора вытаскивать?

- Она зацветет.

- Хорошо. Что теперь?

- Мне нужно в святилище. К братьям. Быть может, они подскажут, как справится с бедой. Но вы туда не пройдете. Людям туда нет дороги. В святилище точно нет.

- А что в шатрах?

- Вся эта площадь принадлежит глухим. Они здесь состязаются в разных играх, обмениваются чудесами, пьют сладкие нектары.

- Ну, а что слышащие? Что они делают во время праздника?

- О, мы чудесно проводим время. Мы сидим неподвижно до самых сумерек, и наслаждаемся безмятежной гармонией святилища. Жаль, вы этого не увидите.

- Да, очень жаль, - сказал Теодор Кительсон. – Ну что, с чего начнем?

- Игры! – прокричал ворон.

- Я бы не отказался от нектара, - сказал Олег.

- Решено, идем за нектаром, а потом найдем, во что бы нам сыграть.

- Встретимся на этом месте, - крикнул Леший им в след.

Он шел к подножью Отца и думал: «Бедные мои друзья, пропустят все самое интересное».

***

- Нам две чашки красного меду, - сказал Теодор Кительсон.

- Чем будете платить? – спросил кот, шерсть которого завернулась, словно звенья кольчуги.

Теодор Кительсон достал золотую монету и положил на стол. Кот презрительно глянул на нее и спросил:

- И что же мне с этим делать?

- Как что? Вы можете что-нибудь купить на нее. Мышь, например, или валерьяну.

Ворон взлетел на плечо к ученому и сказал:

- Отдай ему титул.

- Какой?

- Какой есть.

- Хорошо, - обратился Теодор Кительсон к коту. – Тогда как насчет двух чашек меду, в обмен на титул.

Кот приподнял уши, и тут же опустил их, чтобы не выдать интереса.

- А у вас он есть?

- О, конечно. У меня их более чем достаточно. Я могу дать вам один из них взамен двух чашек красного меда.

- Инте-р-р-р-есно, - промяукал кот. – Что же вы можете предложить?

- Сегодня я готов расстаться с двумя титулами. Первый – это титул ученого, второй – ренегата. Выбирайте.

- Э, нет. Гада, какого-то там себе оставьте. Я возьму ученого.

- Хорошо. Поздравляю, теперь вы кот-ученый!

Кот довольно зашевелил усами и открыл бочонок, из которого зачерпнул две чашки красного меда.

- Прошу вас.

- Благодарю, - поклонился ученый. Кот отвесил поклон в ответ.

Олег, Теодор Кительсон и Корак покинули шатер.

- Прекрасный мед, - сказал Теодор Кительсон, сделав глоток. – Скажи мне, Корак, неужели здесь не в цене золото?

- Лешим с ним нечего делать. У них ведь нет торговых палат и лавок. Шатры с чудесами вот и все, чем они промышляют. Вот ты бы дал коту-лешему монету, и что? И ничего. Она бы пролежала у него до конца времен, а то бы и украл кто-нибудь. А теперь, у него есть титул. Кот-ученый. Титул у него никто не отберет.

- Звучит разумно. Так что, я больше не ученый?

- Ерунда. Ты все тот же, просто не кричи об этом вслух пока ты здесь.

Олег остановился и запрыгал на месте. Он пытался дотянуться до чего-то на спине и никак не мог.

- Похоже, я подцепил от кота какую-то огромную блоху, - сказал он пританцовывая.

- Дай посмотрю, - сказал ворон и перелетел к юноше на воротник.

- Щекотно! – закричал Олег, когда холодный вороний клюв опустился ему за шиворот.

Корак вернулся на плечо Теодора Кительсона и бросил тому что-то в руку.

- Да это же живая фасоль, - сказал он.

- Выходит, она и правда спряталась у меня, как сказал тот леший. Надо бы ее вернуть.

- Погоди, друг. Оставим ее. Вдруг пригодится.

Фасолька почуяла неладное и сжалась в руке ученого.

***

У основания Отца Лешего поджидали. Филин в человеческий рост, с золотыми глазами, каждый размером с крупное блюдце, сидел подле ступеней, ведущих под великое древо.

- А вот и ты, - сказал филин. – Мы рады, что ты здесь.

- И я рад.

- Не будем медлить. Идем.

Филин хлопнул крыльями и, несмотря на внушительные размеры, легко скрылся внутри подземного хода. Леший последовал за ним. Ступени вели глубоко вниз, и, если бы не кристаллы, торчащие тут и там и освещающие путь, Леший вполне бы мог оступиться и сломать хрупкую человеческую шею.

Наконец, ступени закончились, и Леший вошел в святилище. Пещера высотой в десять саженей, сплошь покрытая переливающимися рунами, служила средоточием жизненной силы Отца. С потолка пещеры свисали каменные глыбы, а навстречу им из земли росли точно такие же, и вода капала с нижних глыб наверх, а с верхних глыб вниз. Но каменные фигуры не стояли на месте, они едва заметно колебались, словно водоросли на дне реки и высекали искры, когда касались концами друг друга. Все это были корни Отца и души, что он высекал из них. В глубине пещеры лежало озеро, с белым плоским камнем посредине, из которого росло удивительное дерево. От самого основания его ствол делился на две части и расходился в стороны, но затем разделенные части направлялись друг к другу и соединялись в вышине. Внешнюю сторону дерева покрывали ветви всех видов деревьев, внутренняя же часть была голая, и словно обугленная.

Филин расположился на камне перед чудо-деревом. Леший подошел к озеру и сел на берегу.

- Почему я не вижу слышащих?

- Они здесь, не переживай. Мы призвали тебя сюда, чтобы спросить, как ты потерял свою силу?

- Все это из-за людей.

- Те двое, что пришли с тобой, причастны к этому?

- О, нет. Они помогают мне всем, чем могут. Это были другие люди, издалека. А еще ведьмы.

- Ведьмы? – спросил филин и расправил крылья так широко, что мог бы спрятать за ними небольшой амбар.

- Да. Ивовая ведьма, что жила под моей защитой в лесу поведала мне, как отвести угрозу от леса. Для этого я должен был переместиться из своего тела, в тело людского наместника и убить негодяев, что хотели сжечь лес…

Филин вновь прижал крылья к телу, и понимающе кивнул.

- Но как только я покинул лес, на ведьму напали. Другие ведьмы воспользовались тем, что я потерял власть над лесом и пришли за ней. Один из тех людей, что прибыл со мной, пытался им помешать, но не смог. Мое прежнее тело погибло вместе с душой заточенного в нем человека. С тех я потерял силу и не могу защитить лес. И самое страшное - я больше не слышу Отца.

- Так выслушай теперь меня, - начал филин. – Ты многое сделал для нас. В твоем лесу был пленен Ирбор. Ты спас могущественного собрата. И лес до сих пор стоит благодаря твоей жертве, но долго ли он простоит без нашей защиты?

- Нет. Потому я и хочу…

- Тихо! – прервал его филин и вновь раскрыл крылья. - Сейчас говорю я.

Леший потупил голову.

- Ты больше никогда не услышишь Отца.

Слова филина разлетелись эхом среди каменного лабиринта пещеры. Словно тяжелым молотом что-то ударило прямо по сердцу Лешего.

- Вернуть слух нельзя, - продолжил филин. – Но Отец вернет тебе силу.

Леший подскочил с места так быстро, как позволили старые бокучаровы кости.

- Значит, я вновь буду хозяином леса?

- Ровно столько, сколько тебе отведено. Мы не сможем вырвать твою душу из человеческого тела. Даже отсюда я чувствую, как в твоей душе цветут ростки души прежнего хозяина.

«К сожалению, я тоже», - подумал Леший.

- Твой век будет коротким, но ты проведешь его защитником леса. Когда тело погибнет, я приду за тобой, но до той поры ты будешь заперт в темнице из плоти и кости.

- Я согласен, - сказал Леший.

- Он согласен! – прокричал филин и глаза его засияли не золотом, но солнцем.

В тот же миг внутренняя часть чудо-дерева загорелась огнем. Синие у основания и зеленые у вершины всполохи пламени закружились по стволу. Вторя им, каменные глыбы над головой прильнули к потолку, а те, что стояли у земли, склонились к ней. Когда языки пламени на дереве засияли также ярко как глаза филина, глыбы засветились мириадами золотых рун. Филин хлопнул крыльями. Глыбы в ответ выпрямились и столкнулись друг с другом, и тысячи крохотных вспышек зависли в воздухе святилища. Тогда филин отвел крылья назад, и вся пещера, словно сделала вздох: вспышки поднялись высоко в воздух, пламя на дереве ударило с новой силой. Леший хотел сделать шаг назад, но его ноги увязли по щиколотку в земле.

- Будет неприятно, - сказал филин и хлопнул крыльями.

Золотые огни сорвались с потолка и полетели в Лешего.

Словно рой разъяренных жуков впился в тело сквозь одежду, и теперь пытался пробраться еще глубже. Леший закричал. Филин перелетел с камня и оказался перед ним. Глаза птицы стали еще больше и ярче. Прежде чем Леший потерял сознание, свет из глаз филина казался нестерпимым. Земля содрогнулась…

***

Олег, Теодор Кительсон, Корак, что сидел на плече ученого, и живая фасолька, что сидела в кармане ходили по шатрам, где лешие играли в самые разные игры, пока не нашли тот, где приняли в качестве первого взноса наполовину обглоданную кедровую шишку.

- Ну, раз нет ничего лучше, - сказал леший похожий на каменную лягушку и пропустил друзей к столу.

 Кампания, что сидела вокруг, могла присниться лишь в кошмаре или хмельном бреду. Однако на проверку все лешие оказались веселыми и дружелюбными существами. Каждый из них положил в центр стола по твари, какую привез из своих владений. Когда Теодор Кительсон положил рядом с четырехглазым вороном и огромной многоножкой кедровую шишку лешие рассмеялись.

- Вот ты диво дивное привез.

- Небось, всю ночь рыскал по лесу, чтобы найти такое чудо?

- В моем лесу таких чудес тоже полно, в следующий раз привезу полные сани.

- Давайте уже играть, - сказал вишнебородый медведь, что сидел рядом с Теодором Кительсоном.

Каменная лягушка забралась на пьедестал и сказала:

- Начнем игру!

 Твари, что успели расползтись по разным сторонам стола, подлетели в воздух и там и остались.

- Первый круг! – объявила лягушка.

Перед игроками появилась пятиугольные деревянные дощечки, числом большим количества игроков. Лешие, толкая друг друга, потянулись к ним. Самому сильному, - вишнебородому медведю, - досталось сразу четыре дощечки. Теодор Кительсон с трудом заполучил одну, и то потому, что ее обронили на пол. В каждом из пяти углов дощечки была выжжена руна.

«Что вообще происходит?», - думал Олег.

«Как интересно!», - думал Теодор Кительсон.

- Руны на центр! – крикнула лягушка.

Теодор Кительсон сделал первый ход наугад. Точно такую же руну, какую он направил к центру стола, выбрало большинство игроков. У двух леших оказались ни с кем не совпавшие руны.

- Битва! – объявила лягушка и на стол упали две твари, что до того парили в воздухе.

Крыса с шестью лапами вмиг перегрызла глотку черному воробью и вновь взлетела в воздух. Леший, чей питомец пал в неравной битве положил на стол бронзового ядозуба, и тот взлетел вверх под одобрительный гул.

Тут земля задрожала, словно гигантский червь прополз где-то под поселением леших. Твари парящие в воздухе беспокойно забарахтались. Лишь кедровая шишка осталась невозмутима. Леших, казалось, тоже не взволновала дрожь земли, и Теодор Кительсон принял самый спокойный вид.

- Второй круг! – объявила лягушка.

Со стола исчезли прежние дощечки и появились новые. На этот раз новоиспеченный игрок успел выхватить две дощечки. Руны на них отличались от предыдущих.

- Руны на центр!

На этот раз большинство выложило руну отличную от той, что положил ученый.

«Кто-то растерзает кедровую шишку», - подумал он глядя на стол.

- Медонос! – объявил вишнебородый медведь и сложил на столе конструкцию из четырех дощечек, одинаковыми рунами внутрь.

- Первый медонос! – сказала лягушка.

Лешие выругались и уставились на вишнебородого медведя в ожидании. Он тем временем повернулся к Теодору Кительсон и положил тяжелую лапу ему на плечо.

- Посмотрим, что ты принес, - сказал он.

- Выбор сделан! Предметы на стол! – объявила лягушка.

- Братья! – начал вишнебородый медведь. – Я привез с собой то, что вы все давно мечтаете заполучить. Чудесную скатерть, что способна накормить самое ненасытное брюхо.

Он положил на стол платок, который оказался свернутой в десять раз скатертью. Как только она раскрылась, появились пряники, ватрушки, пирожки, варенье и другие сладости.

Лешие закивали головами.

- Я думал, лешие ничего не едят, - шепнул Олег ворону, что во время игры перебрался на его плечо.

- Это так. Иначе бы он не принес ее сюда.

- Теперь ответ! – сказала лягушка.

Теодор Кительсон похлопал по карманам, где копошилась фасолька, но передумал. Он положил на стол руку.

- Рука?

- Перчатка, в которую заключен дух огня, – гордо объявил он.

- Врешь! Покажи, - заговорили лешие.

- Дайте мне хвороста, - сказал ученый, и ему протянули охапку сухих веток. Он щелкнул возле них пальцем, и те объяло пламя.

- О! – заголосили лешие.

- Выбирайте! – объявила лягушка.

Голосованием решили, что огненный дух, заключенный в перчатку – вещь хоть и полезная, но все же уступающая скатерти, что накормит в любой момент. Ученый отдал перчатку соседу по столу.

- Ничего, может, отыграешь еще, - сказал ему вишнебородый медведь.

Лягушка объявила третий круг.

«Конечно, отыграюсь», - подумал ученый.

***

 Когда Леший пришел в себя, филин пропал. По всему берегу пещерного озера сидели слышащие и внимали мудрой музыке ветвей Отца. Каменные корни качались, словно колосья, и высекали искры. От чудо-дерева поднимались тонике струйки сизого дыма. На белом камне лежала пара крупных охристых перьев и еще несколько спокойно плыли по озеру. Леший прислушался к тишине, в надежде различить хотя бы слабый голос Отца, но ничего не услышал.

    «И чего мне тогда тут сидеть?», - подумал он и покинул святилище.

Возле шатров глухих все также сновали лешие, обмениваясь нектаром и шутками, но друзей он там не нашел. Он ходил от одного шатра к другому, пока его внимание не привлек знакомый голос.

- Это же ваши правила! Вон ядозуб сожрал полевку и ничего, – кричал ученый.

- Но твоя шишка разорвала брюхо моей жабе уже после битвы. Это не по правилам.

- Так разве я мог что-то с этим поделать? Я не виноват, что у твоей жабы такой слабый желудок.

- И фасолью ты тоже не повелеваешь? Она еще до начала битвы моей ласке глаз выцарапала!

- Каюсь, не уследил.

- Кается он! Гнать его из-за стола!

Леший вошел в шатер, где играли в рунные дощечки, и застал всю кампанию.

- Что у вас тут такое?

- Тео вошел во вкус, - сказал Олег.

- Не просто вошел во вкус, - сказал тот. – У меня здесь второй медонос!

На стол упали четыре дощечки с одинаковыми вершинами. Лешие рассмеялись.

- Вы чего смеетесь?

- Выкидывать медоноса до объявления круга – это очень плохо. Ничего, в другой раз повезет, - сказал вишнебородый медведь.

- Покинь стол! – объявила лягушка.

- Что? Вы меня выгоняете? Но я же выкинул медоноса!

- Раньше объявления круга, - заметили ему.

- Ах так? Ну и черт с вами!

Теодор Кительсон запрыгнул на стол и выхватил из бесконечного полета фасольку и кедровую шишку, что наполовину торчал из живота жабы. Он метнул взгляд на перчатку, что лежала возле вишнебородого медведя, но не решился забрать ее и пошел прочь из шатра. Лешие подскочили с мест, но лягушка остановила их:

- Нельзя покидать стол.

- Но он же уносит тварей!

- Отныне ему закрыт доступ в наш шатер - это его наказание.

- Идем отсюда, - сказал ученый друзьям. – Мне надоела эта игра.

Они вышли на улицу и нашли спокойный уголок, чтобы поговорить:

- Как все прошло? – спросил Олег.

- Как видишь, тело все еще при мне. Но Отец вернул мне силу. Я чувствую следы прежнего меня в ваших телах. Не так явно, но все же.

- Ай! – вскрикнул Олег когда Корак вырвал стебель из его уха. На кончике стебля показался первый лепесток.

- Пора, - сказал ворон.

Леший, вместе с Теодором Кительсоном вырвали стебли, а последний еще и втоптал его в землю.

- Почему ты злишься, Тео?

- Понапридумывают правил, - сказал он. – Я так хотел использовать медоноса, чтобы заполучить шапку-невидимку.

- Но у тебя ведь ничего не было взамен, - заметил Олег.

- Отдал бы титул ренегата, - сказал ученый и отмахнулся. – Ну, хоть свое забрал.

- Можно? – Леший протянул руку ученому. Тот хотел вложить в нее фасольку, но Леший показал на шишку.

Он взял ее двумя руками, а затем развел их в стороны. Шишка застыла в воздухе. Леший развел пальцы и из шишки вылетели семена и закружили вокруг нее, как пчелы возле улья. Он не мог скрыть улыбки, а затем и вовсе засмеялся.

- Теперь точно сила вернулась! – обрадовался Олег. – Мы можем вернуться?

- Да, пора. Идем к саням.

У выхода из селения они вновь столкнулись с лешим, что нес корзину фасоли. Он выглядел чем-то обеспокоенным. Маленькая фасолька выглянула из кармана ученого и прыгнула в корзину к собратьям.

- Куда ты? Я думал ты пойдешь с нами?

- Мне кажется, она погрозила нам ручкой, - сказал Олег.

- Ну вот, оставила меня.

- Я тоже оставлю вас, - сказал Корак. – Был рад познакомиться.

- Как? И ты уходишь?

- Улетаю, да.

- Спасибо тебе, - сказал Леший и поклонился. – Спасибо за все.

- Прощайте, - крикнул Корак и полетел обратно в селение.

Из травы показались змеи и вновь сплелись в березовые сани. Леший забрался на козлы. Олег с Теодором Кительсоном уселись позади.

- Наконец вернемся в лес, - сказал Олег.

- Да, о нашем возвращении. Я решил остаться наместником. Раз уже я заперт в этом теле, буду, пожалуй, хозяином на два дома.

 

Часть III - Глава 27

Зеленый Яр - одна из многих деревень южной стороны. Из хозяйства держали свиней да овец. Растили коноплю, горох, но все чаще сорняки. Был до недавних пор сапожник хороший в деревне, да и тот утоп. Мужик, что полез спасать, сказал, что тот опустился на дно, ухватился за большой камень и ни в какую отпускать не хотел. Он попытался вразумить сапожника, да разве под водой долго поговоришь? Вынырнул один. А тело потом всплыло, да с таким животом надутым, будто он там не тонул, а рыбу все это время ел.

Жизнь в деревне текла как вода в болоте. Крестьяне трудились в поте лица, наместник в поте лица продавал продукты их труда. И вроде все были довольны участью, кроме, разве что, сапожника, пока не услышали крестьяне слух от проезжих вольных охотников: «В Лысовке то жизнь. Вот где не грех под барином ходить». Подобные слухи ползли со всех сторон. Последний слушок пришел с ярмарки, что в Крапивино, куда наместник пустил одного крестьянина, потому как сам не смог отправиться за сорок верст из-за проблем с узлами, известного рода. Только мужик вернулся, собрал ночью крестьян в своей избе, и поведал о наместнике, при котором живется лучше, чем где бы то ни было.

- Говорят, у него в деревне порядок другой. Что крестьянин сам соберет и вырастит, то его дому и принадлежит. Вот так вот. Диво. А когда на торги надо ехать, то едут крестьяне одни. Даже мечники не едут. Как вернутся, так каждый даст часть заработка наместнику. Только часть эту каждый сам выбирает. Наместник их не обижает, а потому дают порядочно. Он вроде как даже избы всем переделал, на новый манер.

Крестьяне выслушали все это, повздыхали и разошлись по домам. Только у двоих братьев, что с самого детства живут подле друг друга, двор ко двору, возникла мысль.

- Попробуем?

- Не знаю, Ерема. Я же человек семейный. Ладно бы еще детей не было, так их двое. Куда же я с двумя птенцами и бабой-то побегу?

- А мы с тобой все так устроим, что за нами никто и не угонится, а? Не могу я здесь больше жить. Каждый новый день – новый кусок земли в мою могилу. Да и живот болит все чаще, уже и в бок кусает.

- А ты травы пьешь?

- Что толку от них.

Братья какое-то время шли погруженные в  свои думы.

- Да, в одном ты прав. Жить здесь уже невозможно. А в Лысовке-то жизнь другая. Там на себя работаешь, и лишь чуть-чуть на наместника. Только, ты знаешь, что будет, если нас поймают?

- Не думай об этом, Гаврюша. Нас не поймают. Мы доберемся до Лысовки и останемся там. Мы ведь мужики толковые, работящие. Скажем, что идем с востока, из Примедногорья.

- Так ты тогда должен кузнечным делом владеть хорошо, раз ты из Примедногорья.

- Не ты, а мы. И скажи, Гаврюш, разве каждая тварь в реке рыба? Есть еще змеи, выдры, бобры, водяной в конце-то концов. Так что, я все также могу быть мукомолом, а ты будешь работать на скотном дворе. В Лысовке говорят, голов двести скота нынче всякого разного.

- Двести голов?

- Да, да. Понимаешь, что там творится? Ни год-два, деревня станет городищем, при таком то наместнике.

- Я боюсь, что нас поймают и казнят.

- Такая жизнь как сейчас не лучше, Гаврюш. Сколько ты не ел, чтобы детки кушали? Несколько дней, так? Разве же это жизнь? В Лысовке такого не будет.

- А если слухи – это всего-лишь слухи и там такая же деревня, как и наша. Вдруг, они цену себе набивают, чтобы их товары больше ценились?

- Крестьяне продают товар дешевле нынче, чем раньше, ты же слышал Федора.

- Слышал.

- Я понимаю, мне тоже страшно. Но жить так я больше не в силах. Я либо сбегу один, либо с тобой. Хотелось бы с тобой.

Еще день прошел, а за ним ночь. Гаврил решился. В последний вечер, они сидели за столом в избе Еремея, заговорщически  склонившись над крохотной лампой.

- Я вот так решил. Дня лучше, чем завтра и быть не может. Я сейчас растолкую. Гляди. Завтра прибудет тот старик из Венева, что развозит вино. Мечники, точно тебе говорю, захотят «снять пробу». Так и просидят в своих бараках до самого утра, пока бочку не осушат. Значит, никто не будет дозором стоять у выезда. Еще нам поможет снег. Он идет уже три дня не переставая, и по всем приметам, будет идти и дальше. Что там?

- Показалось, кто-то за окном.

- Это Блоха, собака Татьяны. Вечно она об мой забор трется. Так вот. Снег сокроет наши следы, если кто и хватится. Как только купец уедет, так мы обождем немного, и пустимся следом.

- На чем же мы пустимся?

- Аркану дали телегу на починку. Он ось поставил, но пока за ней не прислали, она стоит подле избы. Ее и возьмем.

- Да ты что? Своруем?

- Нет. Он мне должен был. Будем считать, что я так долг взял.

- Да ему же влетит за это. Хорошо если плетями отделается. Не гоже, чтобы за нас страдали другие,  Еремей.

- Кто-то же должен.

- Нет. Найдем другой путь.

- Я и так и так обдумал, никак по-другому не выбраться отсюда. Нужна телега и все тут.

- А если с купцом тем договориться?

- Из Венева который? Ты что? Он за такое не возьмется. С Блохой у забора договориться проще будет.

- Ты примечал, сколько он бочек везет?

- Кто ж его знает. Две оставляет здесь – это точно. Сам видел, как дети потом катались в пустых бочках со склона.

Гаврил улыбнулся.

- Чего скалишься?

- А ты поразмысли.

- Слушай, ты если что-то придумал, то говори. Не надо тут из себя выделывать, хорошо?

- Тише ты. Хорошо, хорошо. Я вот, что подумал. Много ли места в тех бочках, в которых дети катались? Ну, они там плотненько сидят?

- Да нет, повернуться можно. Тем более теперь, когда бочки подразбились да ослабились.

- Тогда вот что. Не будем воровать телегу у Аркана. Он мужик хороший, правильный.

- Как же правильный. То, что он сделал на в пролеске…

- Уже забыть пора, Ерема. В остальном-то он мужик, что надо.

- Я соглашаться не хочу и не буду, но ты продолжай.

- Значится так. Я такой план предложу, - сказал младший брат и наклонился над лампой так, что борода накрыла ее верхушку и отбросила тень, похожую на каленую решетку. Суеверный Еремей легонько толкнул Гаврила назад.

- Когда купец приедет, он, как всегда, отправится с мечниками, чтобы лично принять похвалы за доставленное вино и испить с ними пару чарок. В это время мы с тобой должны  сделать так, чтобы три бочки из оставшихся в телеге оказались пусты. В них мы поместим жену мою и детей. Затем, мы погрузим в телегу те две старые бочки и сами спрячемся в них. А как только купец выберется за деревню и отъедет порядочно, мы с тобой появимся из укрытия и упросим его как-нибудь помочь нам.

- А если там будет меньше бочек, чем следует? Вдруг их будет всего три? А тут он придет, и батюшки, бочек стало пять. Как тогда быть?

- Он никогда не приезжал сюда с тремя бочками, Ерема, вспомни. Всегда не меньше десятка. Он ведь отсюда по придорожным кабакам едет.

- А если не поедет? Вдруг передумает?

- Ну, тогда украдем телегу Аркана, - сказал Гаврил, будучи уверенным, что воровать не придется.

- Хорошо. Пойдем, поищем те бочки, пока темно на дворе.

***

- Ну все, прощевайте доблестные войны! Рад, что вам вино мое пришлось по вкусу. Особенно это можжевеловый аромат, да? Ох и хорош же он. А медовая сладость-то какова, а? Точно такого не видали, я вам говорю.

- Да, старый ты плут, вино - что надо. Но и стоит оно прилично.

- Потому и стоит прилично, что хорошее такое. Ну ладно, мне пора в путь. Надо дотемна добраться до «Глухого Лиса», а то волки, будь уверен, по такому аромату меня живо найдут, сбившегося с пути.

- Нет, такого нам добра не надо, чтобы волки, да нашли тебя. Давай, поспеши!

Второй мечник, который стоял до этого молча, ткнул своего приятеля в бок, и указал на растекающееся пятно под телегой.

- Уважаемый, - начал он, но дальновидный друг ткнул его в бок, да так сильно, что сказать он больше ничего не смог.

- Да? – спросил купец.

- Мы забыли тебе пожелать удачи в пути.

- Так желайте, добрые молодцы, чего стоите?

- Удачи! – весело сказал мечник.

- Удачи, - прохрипел второй, который все никак не мог набрать в грудь воздуха.

Телега купца тронулась по еще мягкой снежной подстилке и покатилась прочь, обнажив алое пятно, что скрывала под собой.

- Вот, ты дурак, скажи мне?

- А чего, у него же бочка течет. Я и хотел сказать.

- Ой, дырявая башка! Ведро неси. А лучше два. Сейчас снега напитавшегося насобираем, и, глядишь, еще полбочонка оттает.

- Я тебя понял.

- Понял он. Как же.

- Тут налево, балда! – крикнул купец тройке и скрылся за околицей.

***

Пушистые комки снега плавно опускались на проселочную дорогу возле постоялого двора «Под черным камнем». Хозяин - твердолобый, лысеющий мужик, с косым глазом, и золотыми руками - стоял в сенях и нетерпеливо топал ногой. Изнутри лились веселые бранные песни и топот танцующих сапог. Только хозяин не веселился. Он должен был получить товар - три бочки можжевелового вина, за которые он заплатил заранее, о чем сильно жалел. Снегопад и надвигающаяся ночь не давали взгляду проникнуть дальше десяти шагов.

«А если волки снова забрели в наши края?», – думал он.

Всякие мысли и твари лезли в его голову: кикиморы, оборотни, гнильцы, ведьмы и другие существа, что потирают когтистые лапы, издали наблюдая за одинокой телегой, груженной можжевеловым вином.

- Что стоишь, Фарсин? – спросил его пьянющий паломник, известный под именем Пробка, потому как, там, где бутылка, там и Пробка.

- Жду вот.

- Чего ждешь, Фарсин?

- Товар жду.

- А что за товар, ты мне можешь сказать?

- Вино можжевеловое.

У Пробки перехватило дыхание. Он схватился за грудь и попятился назад.

- Это что же, то самое? Из Венева? То самое? С медовым вкусом?

- Ага.

- И что же, где оно?

Хозяин повернулся в сторону дороги, которую закрывала снежная завеса.

- О, Боги. А если что случилось? – завопил Пробка.

- Вот я и об этом думаю. Уже купец должон быть здесь давно, да вот нет его.

- Это плохо, это плохо. Как же медовый вкус-то? – запричитал Пробка и скрылся внутри.

- А может он решил меня обокрасть? – заговорил сам с собой Фарсин. -  Взял деньги и утек, как угорь в траве. Он ведь мог. Я его брата знаю, не в первой. Зачем же я наперед платил? Ох, дурак, дурак…

Внутри что-то загремело. Люди заговорили громко и скоро, перекрикивая друг друга. Громче всех вопил Пробка, его верещащий, как у степной птички, голос можно отличить даже среди хора опричников. Толпа загудела в ответ на его крики и  ринулась наружу.

- Что случилось? Куда вы все? – спросил хозяин пробегающих мимо мужиков.

- На поиски. Не гоже, чтобы купец пропал ни за что ни про что. А особенно вино можжевеловое, верно я говорю? – сорвался на «ю» Пробка.

- Верно! – на десять голосов ответили мужики.

Пробка дотянулся до уха Фарсина и сказал ему шепотом:

- Я пообещал им, что несколько кружек этого вина достанутся им даром, если они найдут купца с телегой.

- Как ты можешь моим товаром распоряжаться? Ты, что?

- Эй, не гневись. Зато найдем телегу и приведем сюда, разве это того не стоит?

- Ты погляди, на них! Они же не в ту сторону побежали.

Пробка обернулся и пустился следом за оголтелой толпой, пытаясь наставить их на путь истинный. Хозяин вздохнул, зарыл носком сапога темное пятнышко золы в мягкую снежную перину и побрел внутрь.

Среди перевернутых скамей, тарелок, чашек, стульев и прочей утвари можно было спрятать много всего ценного, но от наметанного взгляда трактирщика не ускользнуло, что среди хаоса, оставленного после себя, собранной в один миг поисковой командой во главе с Пробкой, не осталось ни одной монеты.

- Ну конечно. Скрылись, чтобы помочь мне, и ни гроша не оставили. Чтоб я их еще раз пустил сюда, - зарекся Фарсин и принялся за работу.

Когда он поставил на место последнюю лавку, во дворе послышался шум. Фарсин вновь вышел на улицу. На дворе, один за другим, высоко задрав косматые, немытые, покрытые белыми хлопьями, головы появлялись мужики. А следом за ними во двор въехала телега, на козлах которой сидел купец, а подле него и герой, который организовал поиски – паломник Пробка.

- Фарсин, - обратился к хозяину первый мужик, - ты это, если что… это я первый телегу увидел.

- А вот и нет, это я провалился с дороги, а оттуда и увидел телегу!

- А кто тебя столкнул с дороги? – спросил третий.

Тут мужики принялись выяснять, кто же первый увидел телегу, сошедшую с дороги. Каждый считал, что эта честь принадлежит ему. Спор прервал визг Пробки.

- Тихо все!

Мужики обернулись.

- Надо бы обогреть купца, смотрите, как околел. Давайте-ка заведем его внутрь, а там и поглядим, кто и что первый увидел.

Мужики закивали головами, помогли купцу спуститься и повели внутрь, поближе к огню. Пробка подошел к Фарсину и сказал:

- Ты же понимаешь, что это из-за меня нашелся купец, да? Мужики могут спорить, сколько угодно, но мы-то знаем, кто виновник находки.

- Иди уже в дом.

- А ты?

- Я тут управлюсь.

- Тебе, быть может, помочь?

- Иди, я сказал.

Как только Пробка ушел, Фарсин отвел лошадей в конюшню, поставил перед ними сена и вернулся обратно в дом, чтобы узнать, что стряслось с купцом. Не успела входная дверь за ним закрыться, как низкая, тощая тень выскользнула на улицу и, воровато озираясь, прокралась к телеге.

- Я все-таки должен снять первую пробу, а как же иначе? Это ведь благодаря мне, нашлась телега, а как же, – рассуждал Пробка.

Он едва не поскользнулся на ледяной винной корке, что блестела на деревянном полу.

- Ай-ай-ай, сколько добра пролилось. Ну, ничего. Сколько доехало и на том спасибо.

Пробка достал из под выцветшего армяка видавшую виды кружку, и протер для виду. К слову, кружку эту, он ласково называл «Рученька моя».

- Ну что, Рученька, в какую первую заглянем? Я тоже, думаю, что в ту, что побольше. А ну-ка!

Он облизал обветренные губы и потянулся к самой крупной бочке. Не успел он ее коснуться, как крышка вылетела и из бочки показалась лохматая голова.

- Ой, – крикнул он, упав назад. – Вы кто такой?

- Я?

- Ясно, что вы! Я вот паломник Пробка, по праву первого нашедшего хотел вина испробовать, а тут уже кто-то есть в бочке.

- А я это…

- Ты винный бес? – испугано спросил, паломник.

- А? Да. Бес и есть.

- Брешешь! Винные бесы  в погребах живут! Это я точно знаю, ни раз я с ними встречался.

- Так я же в новый погреб еду. Вот и забрался сюда.

- Ох и брешешь, дорогой мой. Винный бес существо семейное. Без своего выводка никуда не пойдет.

- А ты открой другие бочки, дражайший.

Пробка покосился на существо, сидящее в большой бочке, и приоткрыл крышку той, что поменьше. Из бочки на него смотрели два маленьких глаза из-под слипшихся темных волос.

-  А! – закричал он. – Еще бесы!

Три оставшиеся бочки зашевелились, но лишь у одной из них вылетела крышка, и на свет явилось еще одно существо.

- Приехали что ли, в погреб-то? – спросил Еремей, услышавший про бесов, и решивший подыграть брату.

- Еще нет, как видишь, стоим на постоялом дворе.

- Эй, мужик, а погреба у вас есть тут? – обратился Еремей к паломнику. – А то, глядишь, и тут останемся.

- Как, тут останетесь?

- А вот так. Чего нам мотаться все по селам, да по деревням. Можно же и на постоялом дворе осесть. Как считаешь?

- Верно, говоришь брат.

- Брат? Так у бесов и браться есть?

- А как же, – подтвердил Еремей.

- Вон в той бочке, сын мой едет. Дочку ты мою уже увидел. Жена моя вот тут вот, - постучал он по соседней бочке, - под боком у меня.

- Так, стало быть… - медлил с решением Пробка, словно все еще не мог поверить, что перед ним настоящие бесы. – Вы взаправдашние бесы? То есть, без дураков, самые настоящие бесы?

- Ага, смотри, сейчас моя младшая тебе клыки покажет. Доча! – крикнул он.

Бочка, в которой сидела дочь Гаврила, задрожала и из нее показалась маленькая чумазая мордочка; в глазах девочки отражался крохотный огонек, что мерцал в окне постоялого двора.

- Не надо клыков! – закричал Пробка и попятился назад. У самого кря он оступился и повалился вниз, задев головой, лежащее на земле ведро.

- Он там жив? – спросил Гаврила.

- Пар изо рта идет, - ответил Еремей.

- Значит жив.

- Вытаскивай своих, пока нас никто не видит, а я приведу лошадей.

- Посмотри других, а то на прежних далеко не уедем. Устали бедняги, по снегу-то.

- Посмотрю.

Скоро Еремей вернулся, ведя трех свежих лошадей, из тех, что уже стояли в конюшне до их приезда. Вся семья уже сидела возле бочек и ждала отправления.

- У маленькой пальцы отмерзли, гляди, - показал Гаврил.

- Это плохо. Очень плохо. Надо быстрее добраться до Лысовки, там будет лекарь.

- Откуда ты знаешь? Может там нет и трети того, что рассказывают.

- А я верю, что есть. Вперед! – скомандовал он, и телега понеслась прочь.

Когда мужики вышли наружу, то обнаружили Пробку, лежащего среди пустого двора, припорошенного снегом. Следов не осталось - снег все спрятал. Когда несчастного привели в себя, он клялся, что телегу увели винные бесы, но ему никто не поверил, к тому же во всем Тридевятом Царстве о винных бесах слышали лишь те, кто напивался до умопомрачения в погребах. Мужики решили, что проезжавшие мимо разбойники увели телегу, а заодно дали по голове Пробке, чтобы тот не болтал лишнего. Так купец остался без телеги, Фарсин без вина, а паломник Пробка без желания заглядывать в винные бочки.

***

Лошади раскидывали в обе стороны клочья белой пены. Холодный месяц, окруженный ожерельем звезд, освещал дорогу. Среди туманных холмов, на которых ветер кружил снег в призрачном танце, показался одинокий огонь. К нему братья и взяли путь.

- Похоже на костер, - сказал Гаврил.

Еремей выдохнул теплым воздухом на свои руки, похлопал по щекам и вгляделся вдаль.

- Да, нет. Из окошка свет. Хата чья-то.

- Скоро увидим.

Тусклый свет в единственном, не покрытым морозным узором окне, поманил их словно мотыльков. Окно то располагалось на первом этаже добротной и просторной, по-простому сделанной, сосновой избы. С треугольной крыши ее свисали надутые зимними ветрами шапки, больше похожие на большие носы. Двор избы был кое-как огорожен простеньким забором, через щели в котором не пролез бы только добротный господин. Из-за избы выглядывала на дорогу совсем небольшая конюшня.

- Надо спросить дорогу.

- Лучше бы нам не показываться, - сказал Гаврил, оглядываясь.

- Мы почти в слепую едем. Дороги нет. Места знакомые мы покинули. Надо испросить. Вы сидите здесь, а я схожу. Может для дочки твоей найду одежду потеплее.

- Доброй ночи, - сказал с порога Еремей.

Следом за ним в небольшую комнату, отделенную от другой такой же дощатой стеной, ворвался неожиданный, как удар хлыста, и кусачий, как дворовый пес, зимний ветер. Последняя свеча в лампе жалобно изогнулась, но выдержала натиск. Чья-то шуба едва не повалилась с крючка, прибитого возле входа.

Хозяин, дремавший на своей руке, что-то пробурчал в ответ, не открывая глаз.

- Целовальник, а скажи-ка мне, пожалуйста, Лысовка то, в той стороне аль как? – указал он рукой, полагая, что в той стороне находится искомая деревня.

Хозяин вновь что-то буркнул сквозь сон.

- А ты, для чего туда скачешь?

- Что?

- Зачем ты, говорою, в Лысовку стремишься?

Это к Еремею обратился мужчина, сидящий подальше от света последней свечи, но кое-что Еремей все-таки разглядел в незнакомце. Жидкие темные волосы, осанка горбатого волка, руки, поджатые к груди, худоба и могильная бледность. Облик человека кричал о том, что ему доверять нельзя.

- А по делу, батюшка.

- По какому это делу?

- Не гневись, но говорить я об нем не могу.

- Тайное что ль?

- Ох, еще какое.

Глаза мужчины сверкнули в темноте.

- Я просто сам оттуда. Человек я там не последний. Так что можешь и мне доложить, коли дело такое тайное.

Еремей сделал шаг назад.

- А ты случайно не беглый, а? – спросил «не последний человек».

Еремей открыл дверь на улицу, и вновь впустил зиму внутрь. Последняя свеча погасла, погрузив комнату во мрак.

- А ну стой, – крикнул мужчина. – Держи его!

Еремей сдёрнул шубу с крючка, оставив на нем тонкую черную полоску, и выбежал прочь.

- Держи шубу, - сказал он брату, прыгая в телегу.

- Но откуда?

- После скажу, надо мчать отсюда. Пошли! – скомандовал он, и телега покатила дальше.

Как только изба скрылась за холмами, Еремей притормозил лошадей и они пошли спокойней.

- Так что там было? – спросил Гаврил.

- Мужик какой-то. Может господский, может дворовой. Кто ж его знает? Он как сказал, что я может быть беглый, так я шубу дернул да и выбежал оттуда.

- Как он прознал?

- А кто ж его знает. Прознал как-то. Ты как там, племяша? – спросил Еремей девочку, которая утонула в подаренной ей шубе вместе с братом. Девочка застенчиво засмеялась и зарылась поглубже в теплые меха.

- Вот и славно, - сказал Еремей, подмигнув девочке.

- И все-таки, как думаешь, кто он таков?

- Кто?

- Да тот, что тебя беглым назвал?

- Ну, имени я не спросил, ты уж извини. Хотя, - сказал Еремей, немного подумав, - он сказал, что человек в Лысовке не последний.

- Так а чего же ты деру дал, если мы к ним в Лысовку едем?

- А что человек из Лысовки будет делать ночью в кабаке в такой дали от деревни, а?

- Может нужда привела.

- Какая нужда? Люди там о нужде забыли.

- Ох, Еремей, а если это не так?

- Гаврила, доверься мне. Хуже нам там точно не будет. Иди подреми лучше. Потом сменишь меня, и я покимарю.

Так Гаврил и сделал. Он перебрался к семье, укутался в старые одежды потуже, и, поглядев на звездную россыпь над головой, уснул. Сменил он Еремея, когда стало светать. Когда же бледно серый диск светила, скрытый за суровым полотном облачного неба приблизился к зениту, он разбудил старшего брата.

- Ерем. Ерема.

- А? Чего?

- Гляди.

Дорога последнюю версту виляла меж холмами и вывела к лесу.

- Куда? На что?

- Вон там, - указал он пальцем. – Видишь?

- Лес как лес. Раз дорога ведет туда, то и езжай спокойно.

- Да нет. Вон под деревьями. Люди.

- Ну-ка подъедь.

- Да ты что?

- Подъедь, говорю. Никакой опричник или стрелец или приказчик не стал бы в такую погоду без кареты, или на худой конец саней, передвигаться, а эти вон, пешком идут. Наши это, родственные крестьянские души. Подъезжай.

- Хэй! – крикнул Еремей небольшой группе людей, что попыталась скрыться за деревьями при их приближении. – Куда путь держите?

Те испугано переглянулись, но как только разглядели, что перед ними такой же бедняк, как и они сами, посмелели и выглянули из-за деревьев.

- А тебе это почем надо знать? – спросил крепкий мужик, в тулупе, от воротника которого осталась только плешь.

- Ты тут за главного?

- Допустим.

- А я у себя тут за главного.

- Стало быть, оба мы тут главные.

- Стало быть. Скажи мне, а Лысовка в той стороне?

- В той, - кивнул мужик, чуть приободрившись.

- Вы тоже, как и мы? – спросил Еремей, многозначительно посмотрев на мужика.

- Быть может, что и как вы.

- А долго до Лысовки то?

- Вашим ходом, не долго. Нашим подольше.

Среди встретившихся им крестьян оказалось несколько детей, совсем еще маленьких.

- Тебя как зовут-то? – обратился Еремей.

Тот насупился, губы его под бородой зашевелились, но звука так и не издали. Тогда Еремей спрыгнул с телеги и протянул покрасневшую на холоде руку.

- Еремей, - сказал он.

- Куприян, - ответил мужик и пожал руку. Лапа его едва ли уступал в обхвате медвежьей.

- Куприян, чую я, что цель у нас одна, а потому хочу тебе помочь. Давай своих деток, пусть едут с нами. Остальных принять не смогу, уж прости.

- Да мы и сами… - забурчал было Куприян, но к нему сзади подошла женщина, укутанная в три платка. Из-под платков показалось удивительное лицо. Удивительное оно было оттого, что при всей жесткости и грубости ее черт - лицо ее было словно вытесано из камня - глаза ее казались теплыми и нежными. Голубизна спокойного неба в летний зной не была такой безмятежной как ее глаза.  Женщина прошептала что-то на ухо Куприяну, выдыхая пар изо рта, а как закончила речь, отошла назад, и робко поклонилась Еремею.

- Ладно, - решил Куприян и махнул мохнатой лапой.

Бабы вывели вперед пятерых детей, напоследок крепко обняв. Кто-то из мужиков неодобрительно высказался об этой затее, но под грозным взглядом главного, отступил. Куприян поднял детей в телегу и вернулся назад.

- Спасибо, Еремей. Я тебя еще отблагодарю.

- А, пустое, мы простой люд, не благородный, добро делаем не ради наживы.

- Отблагодарю, так и знай.

- Твое дело. До встречи, Куприян.

Телега двинулась дальше, оставив позади Куприяна с бабами и мужиками. Те махали рваными рукавицами деткам, а они махали крохотными ручками в ответ. У мальчишки, что выглядел крупнее других, рука уже покрылась грубыми темными волосами, прям как у Куприяна, но он спрятал ее в рукав и больше не доставал.

Вот они выехали из леса и оказались среди бесконечных белых полей. Дорога все также хорошо выделялась между застывшими снежными волнами.  Вот впереди зачернели крыши домов. Показался дым из труб, темными струйками поднимающийся и исчезающий среди серого неба. Блеклое солнце к этому времени перекатилось по правую руку Еремея. Близился закат.

- Почти приехали.

- Мне страшно, Ерем.

- И мне страшно. Но где наша не пропадала, а?

- Что если нас просто повернут? Или того хуже, выдадут первому попавшемуся опричнику, или приказчику какому.

- Стой! – закричал мужик, выскочивший на дорогу из-ниоткуда. – Куда путь держите?

Братья переглянулись. Мужик это был одет в крепкую сбитую кожаную куртку, изнутри покрытую мехом. На ремне висел меч, на который он и положил руку.

- Коль перед нами стоит славная Лысовка, то туда и держим, - ответил Еремей.

- А откуда сами будете?

Гаврила не дал брату соврать и сказал вперед него.

- Из Зеленого Яра.

- Из Зеленого Яра, слышишь, - крикнул кому-то мужик.

- Сколько их? – донеслось из сугроба.

- Сколько вас? – переспросил мужик.

- Я да брат, жена его и двое детей позади.

Мужик посмотрел за спины братьев. Что-то долго считал и заявил:

- Там больше чем вы сказали.

- Ах. Позабыл совсем. Там еще пятеро не мои.

- А чьи?

- А вот, через лес, что позади, идет группа крестьян. Ночью заявятся. Их и спросите, чьи дети.

- Так ты их украл что ль?

- Вы что? Я их с добрым сердцем взял, чтобы они по лесу не бродили, да не мерзли.

- Прямо-таки добрым сердцем?

- Куприяна спросите. Ни гроша за это не взял, – сказал Еремей.

- А Куприян этот, кто такой?

- Пущай едут! – крикнул кто-то из-за сугроба, не дав Еремею ответить.

- Ладно, езжайте прямо по дороге, там вдоль околицы и попадете на заставный двор, а там с вами решат.

Телега проехала чуть вперед, и тогда Еремей увидел, что позади сугроба разместилась землянка, в которой сидел второй мужик, одетый как и первый. Он сидел спиной к дороге, за столом и что-то писал.

- Ты смотри, он там пишет что ли?

- Похоже, что пишет.

- Стражник грамоте обучен?

- Может он просто зазубрины на дереве делает. Сколько людей въехало, сколько выехало.

- Так и для этого надо ум иметь.

Братья посмеялись и двинулись к деревне.

- Как думаешь, - прервал молчание Гаврил, - что там с нами решат?

- Не могу знать. Знаю только, что зря ты правду сказал. Мы же хотели сказать, что из Примедногорья. Чего ты ему все как на духу выдал?

- Решил, что новую жизнь начинать со лжи не стоит.

- Как бы новая  жизнь, не оборвалась, не успев начаться.

- Типун тебе на язык, Ерема.

- Да, типун мне на язык.

Доехав до околицы, больше похожей на стену замка, только деревянную, братья проехали вдоль нее и оказались перед заставным двором. Зрелище он являл следующее: высокий забор в том месте образовывал карман, в глубине которого стояли крупные дубовые ворота; сбоку от ворот поместилась небольшая, но добротная изба, у входа в которую стоял стражник с копьем. Он помахал прибывшим, дав знак, что телегу можно оставить здесь, а самим надобно пройти внутрь. Так они и сделали. И вот, двое мужчин, женщина и целый выводок детей стояли, наконец, в тепле избы, перед столом, за которым сидел молодец лет двадцати.

- Да вы не стойте, присядьте, - указал он на скамьи, поставленные у стен.

- Спасибо, господин, насиделись, - ответил Еремей. Гаврил тоже остался на ногах, а его жена и детки, словно воробьи, разлетелись по предложенным местам.

- Ваше дело. И я не господин.

- А как к вам тогда?

- Прохор. Просто Прохор. Такая же крестьянская душа, только возведенная в чин местного распорядителя. Вот тебя как звать?

- Еремей.

- А тебя?

- Гаврил.

- Больно похожи вы. Братья, стало быть?

- Как есть братья.

- А детки чьи?

- Мои, - ни без гордости сказал Гаврил.

- Семеро, ну вы даете, - улыбнулся Прохор.

- А, нет же. Мои двое. Остальные не наши. Это мы крестьян в лесу повстречали, что идут сюда, своим ходом. Вот мы детишек их и приняли к себе в телегу, чтобы те не померзли.

- Это хорошо. Да, хорошо, - сказал Прохор, старательно что-то записывая.

Как только он записал, что было должно, он окинул взглядом детишек. Румяные их щечки больше не прятались в глубинах одежды, и они весело болтали ножками.

- Согрелись, что ли? – спросил он их, улыбнувшись, и замер, увидев, во что была укутана дочь Гаврила.

- Это что такое?

- Дочь моя.

- Во что, твоя дочь одета, - он посмотрел в книгу, - Гаврил?

- В шубу, - вступился Еремей. – Это я украл шубу, на постоялом дворе по пути сюда.

- У кого украл? Отвечай!

Еремей оторопел, но собрался и сказал:

- Господин какой-то. Я его плохо разглядел - темно было. Волосы черные, сам сутулый какой-то, руки странно держал. Да вы не бойтесь, у такого как он, думаю златцев должно хватить на новую. Он, к слову соврал мне, что из Лысовки сам.

- Он не соврал, - сказал Прохор.

Еремей побледнел.

- Ты его тоже видел? – спросил Прохор Гаврила.

- Нет, я в телеге сидел.

- Так, так, так, - застучал Прохор пальцами по столу. – Значит так. Ты, - указал он на Еремея, пойдешь со мной, а вас проводят.

- К-куда проводят? – напугался Гаврил.

- Я без брата никуда! – запротестовал  Еремей.

- Ты не в том положении, чтобы указывать. Идем, – скомандовал Прохор и встал.

- Что ж, похоже, не вышло нам сыскать новую жизнь, - сказал Гаврил, и хотел было пойти прочь.

- Не сюда, – сказал Прохор. - Сюда.

Он поднял рукой льняную занавесь, и вышел через дверь скрытую за ней. Крестьяне прошли следом. Изба, в которой они только что находились, на самом деле не прилегала к забору, а находилась прямиком в нем, так что, когда они вышли через заднюю скрытую дверь, то оказались на широкой улице, вдоль которой дружно ютились замечательные двухэтажные крестьянские избы, с небольшими дворами. В каждом таков дворе стояла дерево, то яблоня, то груша, и все цвели, несмотря на подступающую зиму; в каждом окне горел огонь; из каждой трубы поднимался дым. Дети, весело смеясь, перебежали улицу, и скрылись в подворотне. Группа, опрятно одетых, крестьян вышла из одного двора и, распевая песню, скрылась в соседнем. Молодец проскакал мимо на лошади, приветливо склонив голову. Со всех сторон доносился шум жизни села, его дыхание: стучали молотки, рычали пилы, дышали меха, шипела вода, люди смеялись, подбадривали и подтрунивали друг над другом.

- Мы в Лысовке, - облегченно выдохнул Еремей.

Гаврила с семьей по указу Прохора увели на постоялый двор. Еремей же пошел следом за Прохором.

- А что это? Яблонька растет? Да как же так? А это вишня? Что за дела? Зима ведь кругом. Мы через буран сюда ехали, а тут что же, зимы нет? Так я ведь вижу, что есть, вон он снег на крышах, но только почему деревья цветут, не пойму.

- Узнаешь после, а сейчас, тебе должно рассказать про то, у кого ты украл шубу еще одному человеку. Идем. Нам сюда.

Они прошли через все село и дошли до усадьбы. Из-за дома наместника торчала, как черный коготь, дозорная башня. Во дворе стояли мужики и спорили о чем-то, тыкая в бумагу, развернутую на столе.

- О, Прохор, погляди-ка! Он мне, значится, говорит, что осина не пойдет.

- Так с шего бы он пошла? – прошепелявил мужик без передних зубов, выпячивая нижнюю губу. – Осина сдесь ни туды и не сюды, нам сдесь дуб нушен!

- После, - махнул рукой Прохор и зашел в усадьбу.

Еремей остался на крыльце и оглядел округу. За всю свою жизнь, он, кроме Зеленого Яра, нигде и не был, а потому Лысовка, какой она стала после появления в ней Лешего, показалась ему сказочной. Крыши, ставни, калитки все резные, выкрашенные. Крестьяне все одеты в добротные одежды. И бандитов-мечников нигде не видать.

- Заходи, - позвал Прохор.

Он провел Еремея в просторную и светлую комнату. Деревянные стены украшали чудесные картины: птицы, звери, деревья, и над всем этим возвышался какой-то бородатый толстяк, чье изображение оказалось прямо за спиной молодца, к которому и привели Еремея. Его черный кафтан и такие же черные сапоги, навели беглеца на самые плохие мысли.

«Как все хорошо начиналось»,- подумал он.

- Здравствуй.

- Здравствуйте, - собирался поклониться Еремей, но Прохор ухватил его за рукав.

- Поклоны оставь, - сказал юноша в черном. - Мы одного с тобой сословия, и прошу, говори на «ты». Спасибо Прохор. Там что-то мужики решить не могут, посмотришь?

- Сейчас, - ответил он и прежде чем уйти, шепнул на ухо Еремею. – Говори правду. С недавних пор, она снова в ходу.

- Я Олег, на данный момент, один из двух советников наместника. А ты, Еремей?

Они пожали руки.

- Прохор сказал, что ты украл у некоего господина шубу, так ли это.

- Угу, - буркнул Еремей. Он ожидал, что ему скажут, что воры им не нужны, а потому либо выпроводят прочь, либо высекут, а потом выпроводят. Но Олега, похоже, больше интересовал господин, ставший жертвой кражи.

- На каком постоялом дворе ты его встретил?

- Не могу знать.

- Там не было таблички или надписи?

- Так мы грамоте не обучены.

- Ну а рисунок на вывеске?

- Так ведь ночь на дворе была.

Олег задумался.

- По какой дороге вы ехали? – спросил он после небольшого молчания.

- Известно по какой, она у нас одна. От Зеленого Яра и прочь.

- Ну а что еще проезжали?

- Лес вот, который тут под боком у вас.

- Нет же. До того постоялого двора.

- Ах, это. Ну, - помедлил он, вспомнив историю с винными бесами. – Был еще один кабак. У черного камня, что ли…

- «Под черным камнем»?

- Во! Он самый, ага.

- Куда же ты едешь, Мокроус, - сказал Олег и повертел кольцо на пальце, которое едва заметно задрожало.

«Такое имя только на спор получить можно», - подумал Еремей и еще раз оглядел комнату. Хоть она и походила на обеденный зал, в ней не было ни одной скамьи, даже поломанного стула не было. Олег вернулся из дум, заметил озадаченный взгляд Еремея и пояснил ему:

- Это зал собраний. А сидеть в нем негде, для того, чтобы не было удобно просто так воздух трясти. Если есть какое-то дело, то надо обсудить его кратко и по сути, а не чесать языком нёбо весь день. Вот так.

- Мудрено.

- Может быть. Ладно, Еремей, ты сделал полезное дело. Теперь решим с вами, - Олег положил руку ему на плечо и подтолкнул к выходу. – Чем ты и твой брат были заняты в Зеленом Яре?

- Я мукомол. Брат на скотном работал.

- Мельниц у нас пока поломана и без дела стоит, но обязательно починим. Да и на скотине мужичья хватает. Пока что будете оба на постройках. Нужно избы строить: народа с каждым днем все больше и больше. Не удивляйся. Ты же не думал, что вы первые, кто решили бежать?

- Нас таких много?

- Третий десяток идет. Думаешь, почему к нам еще не нагрянули опричники? Верный вопрос. Мы за каждого из вас посылаем откуп золотом вашим бывшим хозяевам.

- Золотом? – поразился Еремей.

- Не переживай. Ты все отработаешь. Тебя ждет много всего нового, а теперь идем, посмотрим, придумал ли Прохор, где вас расселить. Вроде как есть подходящая изба.

Еремей вышел на улицу и увидел, что Прохор подключился к ругани мужиков, и теперь три голоса кричали о достоинствах и недостатках разных пород дерева. Спор скоро кончился в пользу каждого из спорящих: все остались при своем, и Прохор вновь взяв на себя роль провожатого, повел Еремея к брату, показывая попутно, где и что в деревне находится.

Когда они прошли половину деревни, над их головами пронеслась большая черная птица и полетела в сторону леса, плавно разрезая широкими лезвиями-крыльями мрачное зимнее небо.

- Это же, - замер Еремей.

- Черный аист, - закончил за него Прохор, и продолжил показывать. - Здесь кузнец живет, если что выковать, а с другой стороны плотницкие.

«То новое, о чем говорил Олег, началось чересчур быстро», - подумал Еремей и побежал следом за Прохором.

 

Часть III - Глава 28

Олег пустился за Мокроусом, обратившись аистом. Он добрался до безымянного кабака, но опоздал. По словам хозяина: «Неизвестный господин давным-давно уехал. Тулуп купил и уехал». Тем временем Мокроус сидел перед советником князя Златолюба, в небольшом флигеле, неподалеку от зимнего дома великого князя Радольского.

- И зачем вам, к князю, любезный мой Мокроус.

- Дело очень срочное, - сказал Мокроус и поправил тулуп, - Я скакал так быстро, как только мог.

- И все же, в чем оно состоит? – скучающе спросил советник.

- А нельзя ли попросить печь растопить? У вас тут холодно до жути.

Советник сжал губы.

- Я понял. Тогда я постараюсь кратко вам изложить…

- Ну что вы. Времени полно. Говорите все, что нужно, без упрощений и сокращений.

Советник князя Златолюба в прошлом, прославленный пыточный мастер, прежде носил черную маску на лице и на «делах» всегда молчал, говорили обычно его «знакомые», как он их называл. Он умел слушать людей.

- Лучше бы побыстрее князю доложить.

- Это уже я решу, - сказал советник и развалился на широком стуле, в то время как Мокроус сидел на неудобном, маленьком и откровенно плохо смастеренном стуле.

- Можно мне хотя бы чаю, чтобы согреться с дороги?

- Вы как-то подозрительно медлите и оттягиваете рассказ, для человека чье дело, как вы сами сказали «очень срочное», - заметил советник, но все же подал слуге знак, чтобы тот принес чаю.

- Покорнейше благодарю. Да, дело весьма срочное и необычное. Я даже не знаю с чего бы мне начать.

Советник махнул, как бы говоря, что начать можно, откуда угодно.

- Вы помните, как пару месяцев тому назад, у вас был Бокучар, наместник, что поствлен в Лысовку?

- А! – неожиданно оживился советник. – Я-то думаю, почему ваше имя мне знакомом. Вы же состоите при нем, так?

- Именно. Как и вы при князе, я советник. Был им, - поправил он сам себя.

- И потому вы здесь? Вас сместили и вы ищете справедливости? Нет, по лицу вижу, что не по этому. Хорошо, я не буду больше перебивать. Говорите, я весь обратился в слух, - сказал он и действительно, пока Мокроус говорил, он не произнес ни слова.

- Значит, все началось, тогда, когда прибыли люди от царя Салтана. А точнее, незадолго до того дня, когда огненники должны были сделать свое дело. Месяц выдался дождливый, но приближались солнечные дни. В последний дождливый день в деревне появился старик. Якобы охотник. Не знаю, так ли это. Он рассказал наместнику о сокровище, что увидел в лесу и вместе с Бокучаром и двумя мечниками они пошли за ним в Глухой Бор. В итоге же старик пропал, мечники ничего не помнят о походе, а самое странное случилось с Бокучаром. Волчья лихорадка, если такая болезнь вообще существует, одолела его. Он убил огненников страшным образом. И тут появились, два знахаря, которых вы должны были видеть при нем. С тех пор они везде с ним. Они должны были помочь ему принять прежний вид, и вернуть прежнюю стройность ума, но я не замечал за ними хотя бы малейших усилий, а все только видимость. Они часто запирались у него в комнате. Я, конечно, пытался присутствовать при этом, но сначала Бокучар меня отстранял, а потом дошло до того, что мне сами знахари говорили, чтобы я не совался. Советнику! Мне! Вы подумайте. Ну да ладно.

Советник князя сочувствующе покачал головой.

- Вроде как на меня в то время легло управление деревней, - продолжил Мокроус. - Все вошло в свое русло. Я даже успел привыкнуть. Но вот они уехали к вам, на суд княжий. И все вроде как хорошо кончилось, да только наместнику-то стало хуже. Вы бы видели, что он учудил. Раздал все свои припасы крестьянам. Вино, мед, соленья, пряности, все! Ничего себе не оставил! – Мокроус прервался, чтобы смочить горло горячим чаем.

- И дальше все пошло под откос,  - продолжил он. – Бокучар поменял все порядки. Меня он вовсе перестал слушать, а под конец выселил из усадьбы и разместил в жалкой мужицокй избенке. Якобы, за то, что я мало что делаю. Так, если я до него докричаться не могу из-за спин этих знахарей, то, что мне делать? Но я все пытался вразумить его. Безуспешно. Наместник только  отмахивался и прогонял меня, говоря, что от меня только вред. Но вы бы видели, что он сделал с деревней. Он полностью сменил подати. Брал себе меньше чем прежде. Все больше оставлял крестьянам. Дал им право самим выезжать на ярмарки и распоряжаться своим трудом. Дескать, каждый, кто что сделал, тот над тем и властен. Вы слышали такое когда-нибудь?

Мокроус посмотрел на пустую чашку и испросил еще. Когда принеси новую, он продолжил.

- В общем, мужик богател, а наместник получал жалкие гроши. Прислугу он почти всю распустил. Мечников тоже. Зато решил каждого мужика научить стоять за себя и свое село. Знахари, как оказалось, на все руки умельцы, они и взялися за мужичье. Учили бою на мечах, да с луком и самострелом обращаться. Вы подумайте, дремучих этих самострелу учить! Затем, он взялся за то, чтобы избы все починить. Решил, что житье совсем худое у люда, и надо бы помочь. И так день ото дня ходил с группой плотников от  дома к дому, пока все не поправили, а ведь известно, что в комфорте мужик ленится и спит раза в два больше. Но кто же меня слушал?

Советник князя понимающе кивнул.

- Потом началось черт знает что! Все эти его чудачества привели к тому, что в нашу деревню стали бежать крестьяне из других деревень. Целыми семьями! Пешком, на поломанных телегах, на хромых кобылах, один даже на осле приехал, и всех Бокучар приютил. А чтобы не ругаться с соседями своими, он за этих крестьян высылал золота всегда сверх того, что требовалось. Потому никто и не думал возникать. А началось все с молодой бабы с золотыми волосами, но та куда-то быстро пропала. Ведь это неправильно, посудите сами! – завопил Мокроус после небольшого молчания. - Все это выглядит так, словно крестьянам волю дали. Хотят они покинуть свою деревню, - сказал он и фыркнул словно конь, – и уходят! Вы посмотрите! За такое зиму тому назад убивали на месте. Да и сам Бокучар отдавал такой приказ, было дело. А теперь он всех под крыло берет, как старый жирный тетерев и золото шлет в ту деревню, да в эту, выкупая крестьян, - сказал Мокроус и махнул тощей кистью сначала налево, потом направо.

- Пока что, из всего этого рассказа, я понял только то, что наместник, после того как перенес болезнь, решил вплотную заняться хозяйством, и хоть при этом он поменял порядок, но платит в казну он все также исправно, у нас к нему жалоб нет, и от соседей его жалоб нет, так что не знаю, право.

- А вы вот что послушайте, - сказал Мокроус и наклонился чуть ближе к советнику. – Если я вам скажу, что наместник этот, вовсе не наместник.

- Ну, сказать то можно, что угодно, а вот подтвердить, - сказал княжий советник и призадумался на миг. – А кто же он, если не наместник?

- Вот это то и самое интересное. Неделю или больше тому назад, когда снег еще не валил как сейчас, было, помнится, затмение.

- Было, да, - подтвердил советник.

- В тот самый день Бокучар со своими знахарями запрыгнул в сани, запряженный четверкой огромных лосей, и скрылся в направлении леса. Уж не знаю я, что они там делали такого, но вернулись поздно ночью, да затрезвонили во все колокола…

- У вас там колокола есть? Вы знаете, что они запрещены?

- Да это я для словца красного. Они просто кричали по дворам, чтобы, мол, все главы семей собрались в усадьбе в обеденном зале. Ох, а как они этот зал то изуродовали. Глаза бы мои этого не видели. Все вынесли, одни стены голые оставили. Это все знахарь постарше, из какой-то книги вычитал, как надо общение с людьми держать наместнику…

- Вы отвлеклись, Мокроус. Зачем ночью глав семей собрали?

- О-о-о, - протянул Мокроус. – Вот то-то и оно! Зачем же они собрали людей? А я скажу зачем. Признаться захотелось Бокучару, или вернее будет сказать, тому, кто в нем сидит.

- А кто в нем сидит?

- А Леший! Дух лесной.

Повисла тишина. Мокроус ожидал увидеть удивление на лице советника, но вместо этого, едва уловимая улыбка скользнула по губам собеседника. Он увел взгляд куда-то в угол и недолго помыслил. Затем попросил Мокроуса продолжить.

- Да вы будто не удивлены?

- Что вы, конечно я удивлен. Это невероятно. Какое совпадение.

- Совпадение?

- Не важно. Продолжайте рассказ. Что там было дальше?

Мокроус помедлил, поправил тулуп, с недоверием посмотрел в тот угол, куда только что смотрел советник и продолжил:

- Значит, собрали они всех глав семей. Рванье одно собрали, по-другому не скажешь.

- И вы там были?

- Просочился, да. И что же я услышал. Стоит Бокучар, и прямо так и говорит, что он, дескать, не человек вовсе. Точнее тело его человеческое, а дух то в нем, совсем не наш, не людской. Путями темными дух Лешего из Глухого Бора оказался в теле Бокучара, а дух самого Бокучара пропал в глубинах леса, после каких-то страшных событий, о которых он говорить не стал, но уверил, что дух тот пропал безвозвратно. Крестьяне как сонные мухи, даже не пошевелились от этой новости, и так и стояли, развесив уши. Затем, Бокучар, точнее уже не Бокучар, а Леший, сказал, что вот эти двое, что тогда стояли подле него – его друзья, которые нынче помогли ему вернуть хозяйство лесное. Что, мол, он опять стал хозяином Глухого Бора, хотя какое-то время до этого не был. И этих двоих он тоже представил как надо. Старшой оказался, вы никогда не поверите…

- Оборотнем? – пошутил советник.

- Эх, вы. Думаете, я сказки рассказываю? Нет. Все как есть. Все, как сам видел, – сказал он и ткнул себя пальцем в мешок под правым глазом. – Старшой знахарь оказался иноходцем! Не наш он, ясно? Не из нашего царства.

- А откуда?

- Не знаю. Я только посмотрел в ту книгу, по которой они деревню то перевернули с ног на голову, и понял, что ничего понять не могу.

- А вы грамоте-то обучены?

- Конечно. Это я все письма писал от Бокучара. Он раньше то и сам умел, да разумел под старость.

- Значит старшой иноземец? А младший?

- А младший… Младший, как оказалось, родом сам из нашей деревни. Из Лысовки. Это его родителей прибили за попытку к побегу. Его к себе наш глава над мечниками взял, да и растил лет до тринадцати, пока его не спалили.

- Мальчишку?

- Нет, мечника, у которого он жил. Думали мы, что мальчишка и виновен в пожаре. И, видно, оказались правы, ведь он сбежал. Пропал и все. А мы и не искали особо. Следы к лесу привели, а дальше мы не пошли. Решили, что побродит и либо сам к нам выйдет, либо волки съедят. Через неделю его все не было, мы и решили, что волки съели, а оно вон как. Живой! Вернулся и против меня пошел. Сам стал советником.

- Больно путано, Мокроус.

- Вам вот, что понять надо. Бокучар – это Леший. Один из его советников иноземец, а второй беглый крестьянин, который, быть может, стоит за поджогом, приведшим к смерти мечника.

О том, что у Сизого незадолго до пожара вышел конфликт с опричниками, о том, что их видели возле его дома в ту ночь, и о том, что Сизый тогда уже не был мечником, Мокроус умолчал.

- И как крестьяне восприняли эту новость?

- А никак. Один только из них что-то попытался высказать, да его тут же два мужика вывели на улицу, а привели уже с разбитым глазом и губой – больше он не заговорил. Один старик, вроде как выразил мнение остальных, что, дескать: «Нам, батюшка, в общем-то все равно, кто там у вас внутри, а только нынче нам живется намного просторней, потому пущай так и будет. Об вас мы помалкивать будем. А супротив ваших знахарей никто ничего не имеет сказать, ведь они тут многим помогли». Так и сказал, да.

- Стало быть, люд доволен?

- Довольны, еще бы, - хмыкнул Мокроус. - Да чего они понимают? Глупые, необразованные, безграмотные лохмачи!

- А вы, я так понял, бежали из деревни?

Мокроус слегка склонил голову, словно каясь, ведь за побег из мест служения карали везде одинаково.

- Да, - признался он. – Но в свою защиту скажу, что я нанимался служить при Бокучаре, а не при уродце из леса в теле человека.

- Я услышал достаточно, дорогой мой Мокроус. Я прикажу, чтобы вам приготовили комнату.

- А как же князь? Я увижу его?

- Нет. Князь занят, делами более важными, но я найду время сообщить ему о том, что творится в Лысовке.

- Но…

- Я передам, что сведенья были получены от вас. Можете рассчитывать на небольшое вознаграждение, - сказал советник и положил перед Мокроусом туго набитый мешочек.

На этом вроде как Мокроус успокоился, взял награду и проследовал за вошедшим мальчиком служкой, которому советник князя приказал приготовить гостю комнату на втором этаже в этом же самом  флигеле.

Пока Мокроус устраивал тощее тело в кровати, советник стоял перед массивной дверью из черного дерева с золотыми ручками, которая вела в покои князя Златолюба. Даже через такую тяжелую дверь он слышал, как князь ходит из угла в угол.

«Не к добру это», - подумал советник и постучал в дверь.

Звук шагов прекратился, но дверь никто не открыл. Советник постучал еще раз, чуть громче и сказал:

- Ваша светлость, это я!

Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель мог выглянуть глаз.

- А, ты, - успокоившись, сказал князь Златолюб. – Остроглаз не с тобой?

- Нет, ваша светлость.

- Так заходи скорее.

Советник едва успел зайти в комнату, чтобы князь не прищемил его пятки дверью.

- Ох, Савелий, что же нам делать? Что же делать? – запричитал князь и вновь заходил по комнате.

- У меня к вам весть, князь.

- Что? Беда не приходит одна?

- Весть хорошая. Точнее может таковой стать. В общем, с какой стороны посмотреть. Но, уверен, мы найдем нужную вам сторону.

- Ох, юлишь, бестия. Говори прямо!

- Повинуюсь.

Советник рассказал историю Мокроуса князю.

- О Боги! – простонал князь и возвел руки к небу. – Еще и с юга плохие вести. Знал бы я, что в той глуши может быть столько проблем, продал бы просто-напросто ее Соломону. Пускай враг Тридевятого Царства мается, а я не хочу.

- Благородный князь, я ведь к этому и веду, - поспешил утешить советник.

- Предлагаешь продать сейчас южные земли Соломону? Я что, изменника вскормил под крылом?

Под грозным взглядом Златолюба советник поспешил объясниться.

- Нет, нет! Измена, как можно? Я хотел сказать, что, быть может, Остроглаза дело с Лешим, который стал наместником, заинтересует больше чем предполагаемое дело с домовым, который прячет по мнимому сговору с князем целую комнату с сокровищами, что конечно полная чепуха.

В этот момент где-то в летнем княжьем дворце, в самом потаенном уголке, за фальшивой стенкой, маленькое косматое существо икнуло, почесало когтистой лапкой ухо, перевернулось на другой бок, ножкой растолкало золотые монеты, укрылось платком, украшенным драгоценными камнями, и вновь уснуло.

В зимнем же доме, куда перебрался  князь со своей наиболее верной прислугой, разговор продолжился шепотом.

- Ты что же думаешь, его это выманит, наконец, из дворца?

- Надеюсь, Ваша Светлость. Он, я как знаю, большой охотник до диковинок. Мне мой брат, который нас предупредил о его приезде, сказывал, что он лично убил болотника из Креченских Топей. А еще, голыми руками забил оборотня, что зашел к нему во двор ночью. Так теперь голова его висит над крылечком, как угроза другим.

Князь схватился за голову.

- Я к чему веду, Ваша Светлость: Остроглазу ведь Леший поинтересней будет, чем какой-то там домовой, – сказал советник и тут же добавил. – Который к тому же выдуман, как есть, на пустом месте.

Князь заложил руки за спину и зашагал по комнате. Долго он шагал, пока разум не зашевелился: издревле известно, что мозг лучше думать начинает, когда ногам движение придается.

- Если я или ты к нему подойдем с таким вот рассказом, он решит, что мы отводим от себя его острый глаз, будь он проклят. Надобно бы сделать так, чтобы он узнал об этом лешем-наместнике также как узнал о домовом, что прячет сокровищницу.

- Какая ерунда, князь, – выпалил советник. – Зачем какому-то домовому прятать сокровищницу князя?

- Ты не так сильно старайся, Савелий. Известно зачем, чтобы с царской казной не делиться. Скажи мне, а что сталось с тем конюхом, что сказал о домовом?

- Каким конюхом, ваша светлость?

Князь понимающе кивнул, и снова заходил по комнате.

- Слушай, Савелий, - сказал князь и неожиданно остановился, - а что если, тот самый Мокрогуб и донесет о Лешем Остроглазу, а?

- Мокроус он, Ваша Светлость. Уже больно он убогий внешне, да и говорит так, словно в носу пробки стоят.

- Это нам и нужно. Убогий советник, откуда то из глуши, пришел в Радольск, потому что услышал от люда молву о прославенном Остроглазе.

- Как умно, Ваша Светлость.

- Сам знаю, - гордо ответил князь. – Надобно ему вид придать пооборванистей.

- Так он и так одет был кое-как. Тулуп старый, сапоги протертые.

- Сделайте пару  дырок в тулупе, для убедительности. И пусть в своем рассказе, он не говорит о том, что крестьянам жить стало лучше, чем прежде. Если так все и сделает, я его не обижу, награжу, так и передай. Где он сейчас?

- Во флигеле, на втором этаже. Спит, небось, время то позднее.

- Буди немедленно и веди к Остроглазу. Пусть думает, что Мокрогуб сразу как приехал, так и просил к нему вести.

- Мокроус, - шепотом поправил князя советник.

Остроглаз, тем временем, ходил по пустому летнему дворцу князя Златолюба в Родольске, держа в руках чертеж, по которому этот самый дворец и строили. Почему же из-за одного человека освободили дворец, князь переехал в зимний дом, а прислуге под страхом смерти запретили говорить о домовом?

Остроглаз раньше жил под другим именем, но оно погибло где-то среди лесов северных земель, где Остроглаз ходил в опричниках. Им с собратьями не посчастливилось забрести на территории покинутые людьми из-за злобности местных духов, в чем Остроглаз убедился лично. Буран замел все дороги, и опричники углубились в Звенящий Лес, вместо того, чтобы пройти по его относительно безопасной окраине. И вот среди бесконечного потока ветра заполненного снегом в них полетели острые, как иглы, льдины. Сначала они только рвали одежду, но затем крупная льдина пробил насквозь голову опричнику, что ехал рядом с Остроглазом. Только тогда весь отряд повернул назад и пустился прочь, но льдины все летели им в спины, пробивая одного опричника за другим. Остроглаз скакал впереди всех. Когда он обернулся, чтобы увидеть, сколько его товарищей держится в седлах, в правый глаз ему прилетела ледяная стрела. Она прошла, разорвав веко и повредив прилегающий череп. Из Звенящего леса он выбрался один, а память о том дне с тех пор хранится в любом зеркале, где он может себя увидеть - пробитый правый глаз лишь немного выглядывает из-под полуприкрытого века, стянутого грубым  рубцом. Вдобавок, больной глаз лишился зрачка, а радужка потеряла зеленый цвет. По слухам, в нем до сих пор остался кусочек ледяной иглы, изуродовавшей опричника.

После той ночи он пропал из людского мира на несколько лет, а когда вернулся, все его звали не иначе как Остроглазом. Вернувшись, он взялся за ремесло, через которое вершил месть за случившееся с ним и его соратниками. Люди говорили, что больной его глаз помогает видеть духов и подобную нечисть, но сам он такого не говорил, однако в охоте на нелюдь приуспел. Очень скоро его заметили влиятельные люди, которые взяли его под крыло, в качестве наемного охотника на нелюдей и уродцев. Тут-то его и заметил на то время еще князь Салтан. Князь выкупил его у прежних хозяев за сказочную сумму и назначил командиром личной охраны, но долго Остроглаз не прослужил. Бесконечная борьба с нелюдями наложила на него такой же страшный след, какой ледяная игла оставила на лице, и он вернулся к ремеслу, но уже в качестве княжеского, а после и царского охотника. Когда Салтан сел на трон, он решил проверить толки князя Филимона о том, что другие князья не гнушаются помощи существ нелюдской породы, а потому послал к каждому из них Остроглаза. И вот, наконец, Остроглаз, царский охотник за нелюдями, прибыл в Радольск, дабы проверить чистоту помыслов князя Златолюба.

- Давай же, шевелись, - уже не так ласково говорил советник князя Мокроусу, толкая его к двери дворца.

- Куда мы так спешим, вы же меня спать уложили, - негодовал он. – Почему я не могу рассказать об этом завтра?

- Слушай, ты награду хочешь, или нет? – прошипел советник, взяв несчастного Мокроуса за воротник.

- Х-хочу.

- Вот и делай, что сказали!

В одной из многочисленных комнат забрезжил свет, а следом из нее вышел мужчина. Возраст его сказать было трудно. Бороды он не носил, волосы стриг коротко. Мокроусу показалось, что над его прикрытым правым глазом не было брови, но когда мужчина приблизился, он разглядел белесую, прямо-таки заиндевелую бровь. Да и глаз прикрыт не полностью – из-под века выглядывал бледно-голубой осколок льда.  Одет мужчина был по-походному, чтобы ничего не стесняло движений.

- Я же просил дать мне день, – сказал мужчина.

- Прошу прощения, этот несчастный скакал из такой дали, чтобы только с вами увидеться. Как же можно такому юродивому отказать?

Советник толкнул Мокроуса вперед. Здоровый глаз мужчины высказал удивление, правый остался неподвижен.

- Значит, со мной увидеться?

- Да, с вами, уважаемый Остроглаз. Беда у нас случилась. Ох, беда, – запричитал Мокроус.

«Каждую монету стенаниями отрабатывает», - подумал княжеский советник.

- Так, а почему ты со своей бедой ко мне решил явиться?

- Наслышаны мы о вас и ваших подвигах, - соврал Мокроус, ведь об Остроглазе он узнал только перед порогом. – И просим всей деревней помощи у вас, - собрался он упасть на колени, но Остроглаз подхватил его.

- Стой на месте и говори, – сказал царский охотник.

- Ох, - вновь тяжело вздохнул Мокроус и рассказал свою историю, иногда срываясь на плач, приукрашая бедствия крестьян, которые наступили с появлением Лешего. На самом же деле, описанные им бедствия он взял из жизни деревни еще до появления лесного духа.

- Вот, как. Леший в теле человека, - сказал Остроглаз. – Необычно больно. На сказку похоже, а, Савелий, - обратился он к оторопевшему советнику. – На такую, из-за которой я должен сорваться в глухую деревню на краю княжества, пока вы тут сокровища перепрячете. Так?

- Да с чего вы взяли, что у нас тут есть спрятанные сокровища?

- А с того, что человека, который мне об этом сказал, больше нет в живых, как мне думается. А у нас в царстве так повелось, что за правду убивают чаще, чем за ложь.

- Ну, это вы зря так думаете. Что там с его лживой душонкой случилось, одному ему известно…

«Ну и мне», - подумал княжий советник и продолжил.

- А нам прятать здесь решительно нечего. Мы даже дворец перед вами раскрыли, как баба сарафан, простите за сравнение.

- На виду прятать всегда лучше, - ответил Остроглаз, пробежав взглядам по всем углам. – Как та деревня  зовется?

- Лысовка, господин, - ответил Мокроус.

- Лысовка, Лысовка, - пробормотал он, словно вспоминая.  – Нет, не слыхал.

- Где же слыхать, только нечисть разная и знает нашу деревню, - заметил ему Мокроус.

- Ничего, я вас в беде не оставлю, - хлопнул Остроглаз Мокроуса по плечу, отчего тот чуть не провалился под пол.

Советник облегченно вздохнул.

- Как только здесь закончу, так и приеду, - сказал Остроглаз и повернулся, чтобы вновь скрыться в одной из комнат, но крик Мокроуса его остановил – это советник легонько щипнул несчастного через свежую дырку в тулупе.

- Что?

- Я говорю, - затараторил Мокроус, - что Леший тот, совсем решил деревню погубить. В жертву хочет ее принести, каким-то своим лешьим богам.

- Это как? – спросил Остроглаз.

- А вот как, - поспешил пояснить Мокроус, выдумывая на ходу, - соберет всех в своей усадьбе, да и спалит живьем, как с его лесом поступить хотели. И все во славу темным богам.

- У леших нет богов, - заметил Остроглаз и с подозрением посмотрел на парочку советников.

- Ну, я как слышал, так и говорю. Ох, коли не явитесь вы, так и пропадет Лысовка. А сколько невинных душ пропадет ни за что, ни про что. Помогите же нам, - взмолился Мокроус, представляя,  что каждая его мнимая слеза – это еще одна монета в кошелек.

Остроглаз остановился в раздумьях. Он еще раз посмотрел в пустые темные комнаты.

- Я поеду в эту деревню, - сказал он и заметил небольшую ухмылку советника князя, которую тот попытался скрыть рукой. – Но я запомнил здесь каждый угол. Каждый, слышишь?

Советник кивнул, приняв самый серьезный вид.

- И у меня есть пара вопросов к князю, которые я обязательно задам.

- Можно узнать, какие вопросы? – заискивая, спросил советник.

- Да, пожалуйста. Можете уже сейчас выдумывать ответ. Пусть кто-нибудь скажет мне, почему наружные размеры кладовой комнаты в несколько раз превосходят размеры внутренние. Что-то вы нервно кашляете, советник. Поперхнулись никак?

- Простите… Кхм, не в то горло попало что-то.

- Вы от меня не уйдете, так и знайте. А теперь, расскажи мне, как добраться до Лысовки? – обратился охотник за нелюдями к Мокроусу.

Он узнал дорогу, затем еще раз выслушал о Лешем и утром, после вторых петухов, отправился в путь, прихватив с собой все необходимое.

 

Часть III - Глава 29

Единственное, что удивило зрячий глаз царского охотника по пути в Лысовку, так это несколько богатых экипажей, стоящих подле заброшенного каменного дома, которые в то время только стали возводиться купцами средней и крупной руки. Любопытство не было его сильным качеством, а после злоключения в Звенящем Лесу оно и вовсе пропало, потому слуги, сторожившие экипажи и морозившие носы на морозе, только и проследили за пронесшимся мимо всадником. Внутри в этот момент, кто на чем придется, сидели наместники окрестных деревень. Все собрались, не хватало только вдовы наместника из деревни Беззнаменово, которую по чину мужа так и звали наместницей Сияной. И пока она не явилась, наместники пользовались всем известным правом - обсудить отсутствующего.

- Слышали? – спросил наместник из деревни Троицкая.

- Чего? – отозвался глава Зеленого Яра.

- Да вот, говорят, Сияну гроза ударила.

- Зима же. Гроз ведь зимой не бывает.

- И я слышал, что не бывает, - сказал наместник из деревни Прибрежная, рядом с которой берегов отродясь не видели.

- Была, была гроза недавно, - подтвердил наместник из единственного в ближайших землях почтового села Полпути. – Я как раз на зайца ходил.

- Смотреть что ли?

- Очень смешно. Охотиться.

- По сугробам-то?

- Да в этом ли дело? Я сказать хотел, что не заметил, как из своего лесочка то забрел в лес Сияны.

- Известно, как забрел, - вмешался наместник из Зеленого Яра, - у тебя лес – три куста и два камня.

Раздался дружный смех. Наместник из Полпути продолжил говорить, только уже с покрасневшими ушами.

- И вот зашел я в ее лес, как ниоткуда, молния как трахнет куда-то в середку ее деревни, прям как дятел в темя. Да так странно, не одна стрела как бывает, а целый столб.

- Это ты потому зайца ни одного так и не подстрелил?

- Да, такой был гром, что мои собаки все по кустам разбежались. Одну так и не нашли потом.

- Слушайте, а если и правда ее молния ударила так, что Сияна разума лишилась, и она сейчас к нам приедет вся нагая, и скажет, забирайте меня?

- Ох, ну, чур я первый ее заберу, - сказал наместник из Троицкой и оттянул свои шаровары за промежность. – Я давно глаз на нее точу.

- И не только глаз.

На дворе заржали кони, а следом заскрипели колеса: последний экипаж прибыл. Наместники навели важность на лица и встали со своих мест. В дом вошла Сияна. Она с шестнадцати лет состояла в женах у наместника, которому на тот момент было чуть больше тридцати, и стойко снесла все прелести семейной жизни, и вот теперь в возрасте сорока лет обрела, наконец, свободу, а вместе с ней и статус вдовы-наместницы.

- Доброго дня, - сказала она и учтиво поклонилась.

- Доброго, - смущенно ответили наместники, утирая пот на лбу и губах, проступивший после недавнего разговора, следы которого все еще витали в воздухе.

- Простите, что вынудила ждать. Благодарю, что все явились. Отбросим любезности, коих, я уверена, вы произнесли немало до моего прибытия. Приступим.

Она достала из рукава шубы сверток и положила на бочку, которая, судя по запаху, бывшим владельцем использовалась для хранения ни то огурцов, ни то соленых грибов.

- Что это?

- Княжье слово.

Один из наместников уже потянулся к свертку, но отдернул руку, как от горячего котелка.

- Что за дела, Сияна? – спросил наместник Полпути.

- Все тут мужи сведущие, и я нисколько не сомневаюсь, что вы помните слова князя о том, что касается беглых крестьян. Князь оставил за нами право решать судьбу беглецов и мы…

- Кто «мы», Сияна? – спросил голова Троицокой.

- Мой покойный муж, который всегда уважал традиции и правила писанные и неписанные, вместе со всеми вами принял решение о том, что бегство крестьян будет караться смертью. Сегодня нет только одного наместника, который в тот день поддержал это решение. Бокучара, который нынче творит в своей деревне черти что, и принимает наших крестьян так, как бы мать родная не приняла. Из-за него я и осмелилась вас побеспокоить.

Наместники переглянулись. Никто не ожидал, что поводом послужил тот, кто недавно заметно набил карманы каждого из присутствующих.

- А что такого? – решился спросить наместник Зленого Яра. – Мы с них цельным золотом получили больше, чем каждый из них принес бы за всю жизнь. У вас у самой, сколько крестьян убегло?

- Ни одного.

- Как же так?

- Мой стрелок, что стоит на вышке дозором, может синицу со ста шагов поразить, что ему стоит попасть в крестьянскую голову?

- И что, никто не пытался сбежать?

- Как же, пара семей пыталась.

- И что же?

- Я стрелку сказала, что только детей щадить и можно. Вот дети и живы, а родители так и лежат среди сугробов, на радость волкам и прочему зверью.

Такой жестокости от новоиспеченной наместницы никто не ожидал. Даже пыл троицкого наместника пропал.

- Как же вы так? Баба… женщина, я хотел сказать, существо смиренно должно быть, как полагается.

- А как же вы так? Крестьян высылаете на дальние ярмарки, да еще и без присмотра? Думается мне, что вы это специально устраиваете, чтобы они сбежали, а вы откуп получить могли.

Наместник Полпути нарочито прокашлялся. Он, на полученное таким манером золото, прикупил в Родольске стаю охотничьих псов, один из которых и потерялся подле деревни Сияны, во время загадочной зимней грозы.

Сияна убрала спавший на глаза лоскут волос, осмотрела всех быстрым взглядом степного хищника и продолжила говорить. Мужчин заворожила хозяйская манера ее речи, и им осталось только слушать.

- Я принесла слово князя, не для того, чтобы напомнит вам о том, что мы сами вольны выбирать наказание для беглых. Я принесла его для того, чтобы напомнить вам о том, что написано почти у нижнего края. Мало кто из вас до этого места дочитал, а потому зачту эту часть при вас.

Она взяла сверток, к которому так никто и не решился прикоснуться, и громко прочитала следующее: «Мы, князь Златолюб из Родольска, сын Златосалва, говорим, что в любое время, которое будет сочтено царем, или органом его заменяющим, за неблагоприятное или близкое к войне, имеем право призвать от каждой деревни, за которой стоит наместник, по десять крепких, способных держать оружие мужиков. В случае нехватки таковых, распоряжаюсь, призвать на военную службу самого наместника и его родственников: последнее призвано держать в узде пылкий нрав наместников, дабы те не забивали крестьян словно скот».

Закончила Сияна и провела платком по уголку губ.

- Вижу, что вы не особо понимаете, к чему же я веду, ведь никакой войны не намечается, так? А все-таки могу ли я узнать, сколько у вас есть мужиков? Вот вы, скажите, - обратилась она к наместнику Троицкой, но тот лишь потупил взор, и забубнил себе в бороду, якобы считая, сколько у него мужиков.

- Тогда вы, - обратилась она к другому наместнику, но встретила тот же ответ - никакой.

- А вы? А у вас? - продолжала она, но так и не получила ни одного ответа. - Да что же вы, не знаете, сколько у вас есть мужиков, наконец?

- А у вас у самой сколько? – спросил один из них.

- Да, – заговорили другие. - Сколько?

- Двадцать семь, - сказала она, улыбнувшись. – И это самых крепких, а есть еще и, так сказать, десяток крепости поменьше. Вы я вижу, удивлены?

- Стало быть, военная служба вам не грозит, - заметил один из наместников.

- А знаете ли вы, сколько в это время мужиков у Бокучара в Лысовке? Вижу по глазам, что нет. А между тем, он может выдать в три раза больше моего на службу, и при том, останется еще столько, чтобы на случай следующей войны отправить князю.

Один из наместников загнул пальцы, считая.

- Дорогой мой, у вас столько пальцев не найдется, - сказала Сияна.

- Так мы здесь собрались, чтобы мужиками померятся али как? Ведь войны-то нет, чего же нам пережевать?

Сияна достала конверт с письмом, и кинула его также как и сверток, на бочку.

- Прочтите, и поймете к чему, я вас спросила о мужиках.

Письмо это прилетело к ней с вороном, прямиком из Радольска. Написал его дворцовый писчий, а продиктовал его ни кто иной, как командир дворцовой стражи, который приходился родным братом ее покойному мужу. В письме, он говорил ей о том, что: «Грядут лихие дела на юго-восточных границах княжества, отчего скоро князем будет объявлен крестьянский набор, а потому, хорошо бы было вам об этом знать заранее, чтобы мужика подлечить, да подлатать, а то, как бы самой вместо него не пришлось с пикой на коне скакать». Именно это и прочел наместник из Полпути вслух.

- Как же это так? Как крестьянский набор? Как скоро? – затараторил наместник из Зеленого Яра.

- Со дня на день, вы получите письма. А это значит, что времени у вас совсем немного.

- Немного для чего? За несколько дней, где же мужиков-то взять? Вырастить что ли?

- У Бокучара, - сказала Сияна.

- Так за них уплачено уже, - сказал один наместник.

- А вдруг можно обратно выкупить? – спросил второй.

- Или так вернет, а то золота того больше нет, - понадеялся третий.

- Нет, - сказала Сияна. – Я уже написала давеча ему письмо, с просьбой вернуть мужиков на их прежние места, с тем условием, что вы их не тронете, но он отказал. Даже за возврат золота.

- Прямо так и отказал?

Она достала еще одно письмо. Долго его читать не пришлось, там было только одно слово: «Нет».

- Вот и все, - сказал наместник Троицкой и упал на сундук, стоящий позади.

- Нет, не все. Есть один путь забрать у него крестьян.

- Какой? – в один голос спросили наместники.

- Того самого права наместник казнить беглеца ведь никто не отменял. Это право по-прежнему за нами, а посему я предлагаю, собрать мечников и выдвинуться всем вместе к Лысовке и поставить Бокучара перед нашим решением, либо он отдает мужиков, либо мы заходим в деревню и казним беглецов, и никто не обещает, что его исконные крестьяне не пострадают.

Наместник молча переглянулись. Все увидели в глазах друг друга нежелание ввязываться в кровавое предприятие.

- Как-то это неверно, - сказал наместник из Полпути. – Он ведь за все уплатил, а мы с ножом придем к нему в дом.

- Неверно будет оказаться перед князем, без десяти крепких мужиков. К тому же, мы ведь не будем нападать, это только для устрашения.

- Погоди, Сияна, а тебе с чего вообще все это надо, если у тебя мужиков хватает? Чего ты с нами возишься тут?

- Ты чего, пусть помогает, коли хочет, - прошептали ему на ухо.

- Нет! Просто так ничего не бывает. Она с этого что-то поиметь хочет, а может даже нас, я только пока не понял как.

- Вы можете не верить в доброту моих помыслов, но это так. Я хочу помочь вам выпутаться из положения, в которые вы попали из-за одного недобросовестного наместника, сыгравшего на ваших слабостях.

- Чушь!

- Я сказала все, что хотела, а потому, если кроме оскорблений вы мне ничего не можете сказать, я удалюсь, и буду ждать от вас вестей, - сказала Сияна, изящно склонила голову и, шурша шубой, вышла прочь.

Наместники остались одни. Немое смятение застыло на их лицах. Некоторые из них помнили Сияну, как вечно скромную и мнительную особу, у которой от малейшего испуга кровь шла носом.

- Похоже, смерть любимого мужа ее так изменила.

- Я бы ставил на молнию, все-таки я своими глазами видел.

- Просто без мужской ласки баба совсем одурела. Ух, я бы ее!

Больше не сказав ни слова, наместники разошлись по экипажам, и вернулись в деревни. На следующий же день они получили письма от князя с указом собрать десять крепких мужиков, как и говорила Сияна. Она же получила к вечеру помимо такого же письма еще четыре, в котором каждый из наместников выразил готовность собрать мечников и явиться к Бокучару за беглыми крестьянами.

 

Часть III - Глава 30

Прохор стоял у берега Поганки. Он часто гулял в одиночестве вдоль берега. Холодные ветра не изменили его привычки. Неожиданно, широкая черная тень пронеслась над головой и захлопала позади. Он схватился за рукоять кинжала, что прятал за поясом, но отпустил ее, как только увидел Олега.

- Никогда я не привыкну к этому, - сказал он.

- Человек ко всему привыкнет, Прохор. Леший смог привыкнуть к тому, что мы убиваем зверей ради пищи и шкур, неужели ты не привыкнешь к моему внешнему виду? – спросил Олег и похлопал Прохора по плечу.

- Не знаю. Куда теперь летал?

- Новоприбывший мужик, Еремей, сказал мне, где раздобыл шубу Мокроуса. В безымянном кабаке у дороги, где тот останавливался. Вот и летаю который день над окрестными дорогами, в надежде найти его, но напрасно. Лишь еще несколько крестьян двигались в нашу сторону. Ты чего?

- А?

- Ты словно меня не слышишь. Что ты там такое увидел в воде?

- Нет, ничего.

Олег догадался по взгляду Прохора, что тот и рад бы рассказать, да не может начать сам, а потому Олег спросил:

- Что-то случилось, чего я не знаю?

- Олег, тебя не было добрых семь лет, конечно ты многого не знаешь. Например, что мечники Бокучара ни одну девку попортили, или что Мокроус распорядился сжечь хлев в котором тогда жил…

- Прохор, – остановил его Олег. – Я вижу, ты пытаешься скрыть что-то иное.

Прохор отвернулся в сторону реки.

- Что-то, - продолжил Олег, - в чем ты видишь свою вину.

Прохор присел на корточки и окунул пальцы в рыхлый снег.

- Да, Олег. И не только свою, но и твою тоже.

Олег поднял брови от удивления.

- Помилуй братец, в чем же я виноват? В том, что сбежал в лес, вместо того, чтобы попасть в лапы Бокучара?

- Да хоть и в этом. Будь ты тогда здесь мы бы смогли… может… вдвоем…

- Это из-за Бажена, да? Я заметил, что его нет в деревне, но все не решался спросить.

Прохор сжал ком снега в руках и швырнул его в реку, когда услышал это имя.

- Я думал, на нас проклятье, понимаешь? Я так думал до тех самых пор, пока не встретил тебя в поле. Тогда, семь лет назад, ты пропал. Сказали, что тебя съели волки, но я был уверен, что тебя забрал тот старик-людоед. Через год Бажен утонул в реке. Одежду его нашли на берегу. Вот там, на камне. Он даже сложил ее, понимаешь? – Прохор нервно засмеялся. - Любил он порядок. Я думал, что я должен погибнуть вслед за вами. Я думал, нас прокляли, - повторил он и снова сел у воды.

Олег стоял молча и смотрел в серую пелену реки.

- Каждый день, я просыпался и гадал, что же случится со мной. Понимаешь?  Каждый шорох у околицы, каждый наклон камыша, каждое движение колоса вызывало во мне страх. Я боялся всего!

- Перестань, Прохор, - сказал Олег. – Отбрось детские страхи. Проклятия – это очень редкая вещь, и чтобы его наложил его на трех мальчишек, это надо было очень крупно насолить какому-нибудь колдуну.

- Теперь я понимаю, но что же делать со всеми годами страха, которые не давали мне жить?

- Надо принять их.

После недолгого молчания Олег спросил:

- Как утонул Бажен?

- Пошли в деревню, мне не по себе говорить об этом, стоя на том же самом месте, - сказал Прохор и развернулся, чтобы уйти, но Олег остановил его.

- Надо сделать это здесь, друг. Этот старый узел в твоей душе надо развязать.

- Какой еще узел?

- Так говорят. Не в нашем царстве, - пояснил Олег. – Клин клином вышибают, Прохор. Рассказывай здесь.

- Да чего рассказывать-то? С тех пор как мы вернулись из леса, и ты пропал, нам строго настрого запретили говорить о том, что с тобой случилось, и наказали вести себя как всегда. Да только так не получилось, понимаешь? День за днем я наблюдал, как Бажену становилось все хуже и хуже. Как-то я услышал разговор его матери о том, что он ночами не спит, а когда полнолуние так и вовсе, сядет на подоконник и поет какую-то тарабарщину. Несколько раз я видел, как он, вместо того, чтобы идти к Чарухе, помнишь еще такую?

Олег кивнул, чтобы не прерывать рассказчика.

- Ну, так вот. Несколько раз я видел, как он вместо наших учений ходил на дорогу к рыбачьему дому и стоял на ней. Просто стоял. Потом садился на землю и смотрел на реку издали. Затем, что-то кричал, чего я понять не мог, и шел обратно. Зимой, когда река замерзла, ему стало лучше. Он снова спал по ночам, снова смеялся и играл с нами. Как будто ничего и не было! Когда я спрашивал его о голосе в голове, он весело отмахивался и дальше бежал играть. Я решил, что все прошло, а ему теперь стыдно за то, что с ним было, потому больше не говорил об том. Вроде как, жизнь наладилась, и о тебе мы стали забывать.

Прохор набрал полную грудь холодного воздуха.

- Дальше пришла весна, река вновь ожила, и Бажену стало хуже. Вернулись бессонные ночи, и, по его отрешенному взгляду, я догадался, что голос вновь поселился в голове. Бажен не хотел говорить об этом, он ругался, когда кто-то справлялся о его здоровье. А однажды проездом в деревне был странствующий знахарь. Ему показали Бажена, но тот лишь развел руками, сказал выпить сонный сбор и надеяться на лучшее. Вскоре он стал себя вести, словно тряпичная кукла: лежал целыми днями в кровати, либо сидел на крыльце, а когда уставал, ложился на деревянный пол, и так пока его не унесут в кровать. Совсем он потерял волю к жизни. Как-то я подошел к нему, когда он сидел на крыльце и что-то сказал, но он даже глазом не повел. Хотя, тогда мне показалось, что лицо его немного изменилось. Слабая улыбка, вот здесь, - ткнул он себя пальцем в правый уголок рта. – Думаю, что я сам хотел увидеть в нем хоть что-то живое, и выдумал это.

- Осенью, - продолжил Прохор после недолгого молчания, - ему вновь отчего-то стало лучше. Он заговорил, плохо, но заговорил. Начал ходить по деревне. Чаще всего ходил он на дорогу к рыбачьему дому. Подолгу он ходил по ней туда-обратно, но до реки так и не доходил. Я сам отводил его домой несколько раз, он даже не брыкался. Смиренно давал мне руку и плелся позади. Мать его с отцом ко мне привыкли за тот год, а потому частенько просили меня привести сына обратно, да и я был не против.

Прохор замолчал. Крохотные волны тихонько сталкивались с ледяной корочкой берега, не нарушая тишины.

- Прохор, - осторожно позвал его Олег.

- Что?

- Расскажи все.

- На чем я остановился?

- Ты приводил Бажена домой.

- Да, так и было. Однажды, уже совсем поздно к нам в избу пришла его мать и сказала, что нигде его найти не может. Ну, я оделся и первым делом пошел к рыбачьему дому, хоть она сказала, что там тоже смотрела. Еще на подступах, я почуял неладное, а когда обогнул дом и вышел к реке, увидел его. Он стоял голый, по пояс в воде, а над ним, как какое-то злобное божество висела луна. В ту ночь она была ужасно большая. Я закричал, как только опомнился и бросился к нему, но едва я приблизился к берегу, Бажен провалился.

- Куда  провалился? Под воду?

- Да. Стоял на месте спокойно, будто ждал чего-то, потом вскинул руки и пропал под водой. Даже брызг не было, представляешь? Я бросился за ним. Я доплыл до того места где он стоял. И при том что я всегда был выше Бажена, я там не чувствовал дна, понимаешь? Я нырнул, но ничего не увидел. Проплыл в обе стороны, вновь нырнул на дно, проплыл к другому берегу, но ничего. Ничего. Бестолково проорал я его имя и поплыл к берегу. Там на камне я и увидел его одежду, так бережно сложенную. Почему-то я заплакал. Я принес одежду к нему домой и отдал родителям, рассказав, что случилось. Знаешь, что они мне сказали? «Теперь он будет спокоен». Вот и все. Теперь он будет спокоен. Но ночью его мать рыдала, я слышал.

Слеза покатилась по щеке Прохора.

- Тебе станет легче, - сказал Олег. – Ты развязал узел. А теперь пошли. Надо быть на месте когда придут новые беглецы.

- Да, конечно, - сказал Прохор и утер слезу. – Я поговорю с ними.

- Нет, не сегодня. Иди домой. Я займусь этим.

- Чего это? Со мной все хорошо. Мне не трудно.

- Как и мне, Прохор. Иди домой.

Прохор что-то еще хотел сказать, но Олег развернул его и подтолкнул в сторону деревни, а сам остался еще ненадолго у берега реки, размышляя о том, что раз он остался жив в лесу, то, быть может, и Бажен выжил в реке. Ведь возможно?

До самого вечера Олег просидел на заставном дворе, как его предложил назвать Теодор Кительсон. Вот сменился караул в придорожной землянке. Олег заметил у мужиков бутылку чего-то крепкого, но ничего не сказал: надвигались холодные ночи, и хоть друг-ученый  объяснил Олегу, что хмельные напитки нисколько тело не греют, но Олег все также считал, что душу они согреть способны. Только он собрался закрыть ворота, как во двор въехал всадник.

- Это ли Лысовка, уважаемый? – поинтересовался мужик, одетый не по-крестьянски.

- Она самая, - ответил Олег, быстрым взглядом оценив неизвестного.

«Будто из княжьих», - подумал Олег.

- Вот и славно! – обрадовался неизвестный и спрыгнул с коня. – Я к вам, на поселение.

- Вы на крестьянина не похожи.

- И слава богам, – засмеялся мужик.

- Так зачем вы к нам?

- Какой у вас тут забор высокий, - дивился мужик, будто не замечая вопроса Олега. – От кого защиту держите, любезный?

- Зачем вы к нам? – переспросил Олег.

- Я предлагаю пройти вот в этот чудесный домик и поговорить в тепле, а то у меня уже губы не слушаются.

- Извольте, - сказал Олег и открыл перед неизвестным дверь. – Проходите.

- Вот и славно, – сказал мужик и скинул с головы капюшон.

Олег заметил покалеченный глаз. Веко, стянутое рубцом, скрывало бледно голубой шарик, напоминающий жемчужину. Он моргнул левым глазом, а правый остался полуоткрытым, словно был всегда начеку.

Мужик зашел в дом и взял открытую книгу, что лежала на столе.

- Что это у вас такое? – спросил он с самым дружелюбным лицом, какое может быть у одноглазого почти лысого мужчины.

- То, что нужно, - сказал Олег и забрал книгу.

- Ах, понимаю, - сказал мужик и сел на стул, за которым до того сидел Олег. – Да вы присядьте, - указал он Олегу на второй стул, отведенный для беглых крестьян.

- Вы заняли мой стул.

- Что простите?

- Этот стул, - указал Олег. – Вы должны сесть сюда.

- Да, конечно, – подскочил неизвестный и ловко прыгнул на указанный стул. – Простите, если нарушил привычный порядок вещей, ведь я здесь не за этим, а совсем за противоположным.

- Это как? – спросил Олег, когда оба уселись, как положено.

- Сначала, я представлюсь, - сказал мужик и откинулся на стуле так, будто это был не скупой крестьянский стул, а царское кресло. – А, знаете, это не столь важно.

- Как же так? Вы только что хотели представиться, а теперь передумали?

- Забавно, не правда ли? – засмеялся неизвестный. – На самом деле, я здесь совершенно тайно, а потому, мое истинное имя не должно оказаться среди крестьянских сплетен, чтобы потом всплыть где-нибудь на ярмарке в Радольске.

- Как мне вас величать, коли вы имени не говорите?

Неизвестный призадумался, уперев подбородок в кулак и, просидев так пару мгновений, сказал:

- Остроглаз! Это остроумное прозвище дали мне мои друзья, после небольшого приключения в северных лесах. С тех пор это, - указал он на правый глаз, - всегда со мной. Так и зовите. Остроглаз. И давай на «ты». К моему отцу надо обращаться на «вы», потому как старик не терпит никаких форм равенства, я же не из этих. Я из нового племени. Свободного, если угодно.

- Зачем ты здесь, Остроглаз?

- Мне нравится этот молодой человек, – вновь засмеялся Остроглаз. – Сразу к делу, никаких лишних слов. Но как же мне к тебе обращаться?

- Олег.

- Олег, – повторил он. - Я запомнил. Я скажу тебе, Олег, зачем я прибыл в ваши края. В такую, должен заметить, даль. Ты же отметишь это в своей книге?

- Только если решу тебя впустить.

- А ты можешь не пустить меня, Олег?

- Могу.

- У вас тут как в крепости, да, Олег? Высокий забор, дозорные на дороге, злобный страж у входа. Что же вы там охраняете?

- Слишком много вопросов и все они подталкивают меня, к тому, чтобы проводить тебя.

- Куда?

- Прочь отсюда.

- Грубо, но по делу.

- Последний раз спрашиваю, зачем ты здесь?

- Верно! Хватит играть в игры! Карты на стол! Мне, от моего батюшки, долгих лет ему здравия, досталось одно село, которое имеет большие надежды стать однажды городищем, и ведь был повод так думать. Прежний наместник до того ладный был мужик, что деревню в село поднял, а там и до городища недолго было, да вот умер. Отец мой, не будем называть имен и титулов, сказал, чтобы я дело до конца довел: превратил село в городище, а из меня управленец еще тот. С бабами всеми своими управиться не могу, чтобы они друг о друге не знали, все равно прознают, зараза. Но отец сказал, а отца надо уважать. У тебя есть отец, Олег?

Олег молча смотрел на Остроглаза.

- Уверен, ты в него такой молчун, - сказал Остроглаз. – Значит, я написал письма друзьям из помещиков, да они ничего дельного не сказали. Тогда поехал я к отцовским наместникам и вот тут то мне, и рассказали о чудо-деревне, Лысовке. Кто сказал, я опять-таки говорить не буду. Сказали мне, чтобы ехал я на юг, за Радольск, да держал путь на гору высокую, и вот я здесь. Как оказалось, не обманули, есть такая. И вот я здесь. Хочу с вашим наместником увидеться, да мудрости набраться. Только бы побыстрее эту самую мудрость получить, а то отец ждет меня поскорее обратно. Вот, пожалуй, и все.

- А что тебе говорили о Лысовке?

- Много разного, но все хорошее. Крестьянам тут живется хорошо. «Хорошо работаешь – хорошо живешь», - сказал мне кто-то о ваших порядках. Хочу такие же порядки у себя навести, тогда точно городищем станем. Князь доволен будет. Ярмарки будем собирать большие. Купцы понаедут. Дороги сделаем. Заживем.

Олег открыл книгу, и поднял ее так, чтобы Остроглаз не увидел написанного.

- Прости. Негде нам поселить такую большую особу, тем более тайно. Прощай, - сказал он и поднялся с места.

- Да мне любой сарай подойдет.

- Даже сарая нет.

На крыльце со стороны деревни раздались тяжелые шаги.

- Олег. Ты здесь? Чего не идешь? Все собрались уже, - прокричал кто-то снаружи.

Дверь открылась, и на пороге показался Бокучар, изрядно похудевший, но все еще большой и крепкий. Аккуратно подстриженная каштановая борода его больше не подметала круглый живот, подпиравший грудь, а еле прикрывала шею.

- Кто это тут с тобой?

- Да вот, некий Остроглаз. С непонятными просьбами, я собирался его отправить обратно.

- Почему же с непонятными просьбами? – запротестовал Остроглаз. – Все ведь ясно, как летнее небо над степью. Я здесь имею лишь одно намерение – научиться тому, как обустроить быт крестьян, подобно вашему.

Бокучар сложил руки на груди. Этот жест остался вместе с крохами души настоящего Бокучара, и появлялся он лишь тогда, когда наместник чего-то не мог уложить в косматой голове.

- Но вот вы мое имя знаете, а как же ваше имя?

Олег хотел вмешаться, но не успел.

- Бокучар.

- Тот самый? Неужели? Ну, наконец, я достиг цели. Наслышан я о ваших подвигах, в качестве главы деревни. Просто сказки какие-то рассказывают. Прошу, позвольте мне остаться, чтобы я мог набраться от вас знаний.

Олег подошел к Бокучару, но наместник приветливо подался вперед.

- Конечно! Будете моим гостем.

- Бокучар, не стоит нам…

- Олег, он хочет нести наши порядки за пределы Лысовки. Разве это не то, что нам нужно? Мы ведь об этом говорили. Как же будет хорошо, когда все деревни переймут наши порядки! Прошу вас, - Бокучар отворил дверь в деревню, - Проходите, – указал он раскрытой ладонью. - Коня я прикажу отвести в конюшню, о нем позаботятся, не волнуйтесь. Мы хотели обсудить кое-какие важные вопросы и если вам интересно, можете поприсутствовать.

- С удовольствием, – сказал Остроглаз, и пошел бок о бок с наместником. Олег пошел следом.

- Это, что у вас тут, яблоня? Среди зимы? Да еще и цветет, помилуйте, как? – закричал от удивления Остроглаз, когда увидел спелые красные яблоки на дереве в первом же дворе. – Чудеса и правда. Вы, должно быть, чародей?

- Ну, что вы, конечно нет, – ответил Бокучар улыбаясь. – Толика знаний вкупе с умениями – вот, что творит настоящие чудеса.

Эту фразу он заучил по наставлению Теодора Кительсона.

- А это груша там? Клянусь богами, я должен выпытать у вас секрет, который вы скрываете за «знаниями и умениями», - сказал Остроглаз и засмеялся.

Бокучар тоже засмеялся, а Олег вновь подумал о том, что стоило выпроводить гостя еще до прихода наместника.

- А какие дома-то у вас здесь. Избы просто загляденье. А сколько их здесь, и сосчитать трудно. Честно скажу, далеко не такое я ожидал увидеть.

- Да, много тут люда живет, - сказал Бокучар.

- А вы похрамываете, заметил, будто ноги деревянные. У вас тут знахарей нет что ли? Кости полечить ваши надо.

- Уже не вылечить мой недуг. Старость, понимаете.

- Ах, да. Но старость влечет за собой и опыт, который мне не терпится у вас перенять. А куда мы, кстати, идем?

- В усадьбу, там нынче дворовые соберутся.

- Как дворовые? Все дворовые? Как же они все влезут то в усадьбу?

- Не все, конечно. Дворов, и правда, много, так мы их по пять штук и объединили, и обозвали пятидворье. В каждом пятидворье есть свой голова, стало быть, пятидворник, вот они и будут.

- Удивительно.

Так за разговорами о порядках, которые навел Бокучар, они дошли до усадьбы, где толпа мужиков, молодых и старых, стояла у крыльца, тихо беседуя.

- Заходим, - скомандовал Бокучар.

Пятидворники сбили снег с сапог об крыльцо, после чего двинулись в пустую залу.

Когда зала заполнилась, Бокучар сказал Остроглазу встать чуть позади и внимательно смотреть и слушать «как тут у нас дела делаются». Гость отошел назад. Но смотрел он не за тем, как решаются житейские проблемы деревни, он смотрел  за тем, как общаются между собой и с наместником крестьяне. Они свободно толковали, размахивая руками, а иногда даже подшучивали друг над другом, после чего снова принимали самый серьезный вид. Ни на одном лице он не увидел страха. Только одно лицо показывало недоверие, это было лицо Олега, он стоял в противоположном конце, опершись плечом на дверь. Остальные вообще не замечали Остроглаза. Слишком важно им было решить, кто должен стать приказчиком на будущий месяц.

«Не такой мне рисовал деревню, Мокроус, - подумал он, - Может Леший одурманил их чем?».

Остроглаз принял самый рассеянный вид и заходил за спиной Бокучара, разглядывая деревянную стену с различными картинами, среди которых он узнал и фигуру Бокучара. Он осторожно провел кончиками пальцев по дереву, якобы изучая рисунок, а сам вонзил в углубление в стене крохотную булавку со стеклянной головкой.

Булавка эта, как и все чем пользовался Остроглаз в своем ремесле, была не простая, но знали об этом только двое – сам Остроглаз и мастер, который ее сотворил, чье имя охотник за нелюдями хранил в тайне. Первым делом Остроглаз полагался на свой ум, а уже потом на все остальное, но иногда, в особенных случаях, к коим он отнес случай с лешим в теле человека, он прибегал к помощи этой маленькой, практически незаметной вещицы. Булавка, как и положено, имела острый конец и головку, но головку особенную. Выполнена она была из крепкого хрустального стекла, которое в Тридевятом Царстве ценилось дороже золота и пары десятком людских жизней, но не это делало ее незаменимой. Мастер поместил внутрь хрусталя каплю взятую из Огненной Реки, также известной как Река Смрадная, что протекает где-то среди бесконечных ледяных ущелий севера, куда людям уже несколько веков как ход закрыт. Откуда у мастера взялась капля Остроглаз знать не хотел. Благодаря этой крупице великой, и практически былинной, реки охотник мог видеть невидимое. Капля живо реагировала на присутствие сильного духа переменой цвета. Среди людей она оставалась прозрачной, тогда как около духов обретала смолянистый черный цвет. Но на это требовалось некоторое время.

- Остроглаз, вам не интересно? – спросил Бокучар.

- Что вы. Я лишь на миг отвлекся на эти чудесные рисунки.

- У нас осталась еще одна проблема, которую надо бы решить побыстрее.

Пятидворники снова зашумели, как шумит море в шторм, среди которого Бокучар выглядел могучей скалой, стойко принимающей валы. Остроглаз дослушал споры относительно высоты заборов, после чего пятидворники разошлись по домам, а Бокучар предложил Остроглазу остаться в одной из комнат на ночь, а уже утром по-настоящему поговорить. Остроглаз предложение принял, и отправился в выделенную комнату, а Бокучар похромал на второй этаж.

- Он мне не понравился, - сказал Олег, ожидавший наместника в его комнате.

- А, Олег. Я думал ты ушел.

- Он носит маску. Вся эта его любезность и жизнерадостность ему не к лицу. В нем чувствуется воинская сила, а не эта изнеженная трепетная душа ветреного дворянина.

- Я ничего такого не заметил.

- Ты доверчив как ребенок. Тебе дай волю, так ты весь мир приютишь на дворе. Люди не звери, пойми. Они намного хуже. Намного опасней.

- Напугать меня хочешь, Олег?

- Предостеречь. Выгони его – так будет лучше. Он мне не нравится. Если бы Тео был здесь, он бы сказал также.

- Я хочу его оставить до завтра. Хочу показать, как мы живем, чтобы он, показал это кому-нибудь еще.

- И что тогда?

- Люди поймут.

- Боги! – воскликнул Олег. – Ничего они не поймут! Пока у нас во главе сидит царь, ничего не изменится!

- В книге Тео все четко прописано.

- Это всего лишь книга. На бумаге все выглядит проще, чем на самом деле.

- Но ведь у нас получилось.

- Мы исключение. Беглый крестьянский сын, иноземец и Леший – хороша компания! Троица бравых молодцев, которая решила поменять вековой устой. Нас точно нельзя брать в пример.

- Ты же был рад облегчить жизнь крестьян, Олег. Что же теперь случилось?

- Я хотел сделать это тихо, а не на все царство! Сколько крестьян к нам сбежало? Все ближайшие деревни знают, что здесь их примут и потому бегут, даже под страхом смерти.

- Пока мы за них платим – все хорошо. А золота у нас хватает.

- Добро надо творить тихо, а не напоказ, иначе боком выйдет.

- Ну, все, Олег. Я наслушался, иди спать.

- Я пригляжу за нашим гостем. Кстати, - Олег остановился у самой двери, - ты уже виделся с Куприяном? Семья, что недавно пешком пришла, его дети прибыли с двумя братьями?

- Ах, да. Видел.

- С ним что-то не так.

- Определенно, он не так прост, как кажется. Но пока он сам не скажет, не будем говорить за него.

- Хорошо. До завтра, наместник.

- До завтра, Олег, - улыбнулся Бокучар совсем по-человечески и закрыл дверь.

Он скинул на сундук одежду и встал перед зеркалом. Ноги его заросли дубовой корой. Точно такая же кора разрослась на спине и подползала к шее. Отдельные островки появились не так давно на плечах и локтях, отчего шевелить руками становились все тяжелее. Бокучар собрал всю силу и поднял поочередно обе ноги так, что кора на коленях захрустела и разошлась, обнажив кровоточащие раны. С каждым днем он все больше походил на дерево. Он прикинул, что через считанные дни не сможет даже повернуть головы. Теодор Кительсон пытался придумать лекарство для друга, пользуясь тем, что Леший может даже в суровую зиму вырастить любое целебное растение, однако кроме дурманящего настоя, что на время уменьшал боль, ничего не помогало. Братья лешие тоже не помогли. Но в ту ночь он не волновался о себе. Он получил сразу два письма, оба с печальными вестями. Первое от князя, в котором говорилось о военном сборе, а второе от наместников, что объявили о намерении выдвинуться к деревне, дабы вернуть крестьян, готовые, в случае надобности применить не только уговори, но мечи. О первом он решил сказать Олегу и Теодору Киетльсону, который все чаще пропадал в лесном убежище, где занимался обучением Златовласки, а второе сохранил втайне, потому, как намеревался решить крестьянский вопрос своими силами. На это ему дали три дня.

***

На следующее утро Олег встал затемно, потому как затемно вставал и Леший. Он приготовил настойку из дурман-травы и отправился в усадьбу. Избу Олега отстроили на том же месте, где стоял дом Сизого, подле дома наместника. Свежий снег охотно проминался под ногами, и нежно, почти, что убаюкивающее хрустел. Олег зашел во двор усадьбы и оглядел окна. На втором этаже, в спальне Бокучара света еще не было, однако одинокая свеча горела на первом этаже.

«Уже, не спишь, мой друг», - подумал Олег и отворил ключом дверь.

Олег прошел в большую залу, и к своему удивлению обнаружил там не Бокучара, а прибывшего вчера гостя, который что-то разглядывал среди резьбы на стене.

- Не спиться? – спросил Олег.

Остроглаз медленно выпрямился, и повернулся, заложив одну руку за спину, а вторую, в которой была свеча, вытянул вперед и прищурил левый глаз. В огне единственной свечи его покалеченный глаз, зловеще сверкал синевой.

- Ах, Олег. Да, ты знаешь, на новом месте меня вечно мучают кошмары. Тем более, когда я сплю один.

- И ты решил посмотреть на резную стену?

- Уж очень она красивая, особенно при таком слабом освещении, как сейчас. Все эти тени, переходы, изгибы, засечки. Красота, – заключил Остроглаз.

- Кажется мне, что ты меня за нос водишь, - сказал Олег и сделал несколько шагов в сторону Остроглаза, но остановился когда, тот закричал.

- Ах, чтоб тебя!

Позади Остроглаза нечто маленькое упало на пол, успев подмигнуть бликом от тусклой свечи.

- Что это у тебя?

- Ничего, – ответил Остроглаз и задул свечу, погрузив залу во мрак.

- Ты чего затеял, плут?

- Олег! – донесся сзади голос Бокучара. – Это ты?

- Я, тут, внизу. И здесь что-то неладное творится, - ответил Олег, пятясь назад, чтобы занять единственный выход из залы и не дать Остроглаз выскользнуть.

- Оставь, ты мне нужен здесь.

- Но…

Олег коснулся дверного проема и повалился на пол. Остроглаз сбил его с ног и скрылся в гостевой комнате.

- Собака, – выругался Олег и зашагал за ним следом, но Бокучар позвал опять.

- Олег, да иди же ты сюда! После решишь свои проблемы!

- Иду, - ответил Олег и бросил пару-тройку неприятных слов в сторону комнаты гостя.

- Совсем худо? – спросил он друга, когда вошел в комнату.

- Всю ночь ворочался и не мог уснуть. То шея закаменеет, то спина, а как сгибать начнешь, так соки вытекают. Ты принес?

- Да.

Олег достал стеклянную бутыль с мутным землистым содержимым, и вылил на приготовленный платок несколько капель зловонной жидкости.

- Вот, держи.

- Знаешь, - сказал Леший после того как вдохнул полной грудью едкий аромат, - запах теперь кажется сладким. Сначала все так же противно, но потом, очень даже ничего. Может еще накапаешь?

- Нет. Тео сказал, что так ты привыкнешь, и потом тебе дурман-трава помогать не будет. Тогда у нас совсем ничего не останется.

- Может мне лучше выпить это?

- Эффект будет сильнее, но и привыкнешь ты быстрее.

- А Тео не вернулся?

- Нет, все еще в убежище.

- Ты столкнулся с нашим гостем внизу? Я слышал шум.

- Да. Он стоял в большой зале, у резной стены. Мне показалось, что он что-то из нее достал. Потом это что-то упало на пол. Какой-то черный стеклянный шарик. Когда я подошел, он погасил свечу и выбежал из комнаты.

- Уверен, что все не так таинственно, как кажется.

- Я прослежу за ним. А теперь ложись, я перевяжу раны, где шкатулка с мазью?

***

Остроглаз закрыл дверь и вновь обронил драгоценную булавку. Он и раньше замечал, что головка нагревалась при длительном нахождении подле духа, но чтобы настолько – никогда. Даже половица под ней почернела. Цвет же головка прибрела за ночь насыщенный сине-черный. В тот миг она напоминала ягоду черники, покрытую ледяной коркой. А это значило, что дух, обитающий в деревне, был действительно силен, и вполне мог быть лешим. Все эти цветущие деревья зимой, лишь подтверждали наличие лесного хозяина здесь, однако то, что булавка нагрелась при приближении Олега, натолкнуло Остроглаза на мысль, что советник указал не на того. Вчера, во время встречи с пятидворниками булавка была холодная, хотя он и стоял прямо за спиной Бокучара. А сегодня она накалилась в один миг, только Олег сделал несколько шагов.

- Надо проследить за ним, - сказал Остроглаз и достал из дорожной сумки пару клинков.

 

Часть III - Глава 31

- Олег, а что нужно воину? – спросил Леший во время утренней прогулки, столь необходимой его деревянным ногам. – И убавь шаг, прошу. Смилуйся над моими коленями.

- Прости, - сказал Олег, поравнявшись с Лешим. – Думаю, храбрость и ум. Хотя некоторым одной храбрости хватает.

- Я говорю о вещах. Меч, самострел, конь... что-то еще?

- Ах, ты об этом. Каждый сам выбирает, что ему ближе. Кому-то меч, кому-то палица, есть еще копья, алебарды, палаши, топоры. Много всего. Я сам мало что держал в руках, но мне меч ближе всего. А самострелом конечно проще. Даже как-то на душе легче.

- А кроме оружия? – спросил Леший.

- Еще доспех. Шлем, кираса, перчатки,  поножи, сапоги. Но это все тяжелое. Можно конечно ограничиться кольчужной кирасой и шлемом – так будешь намного быстрее шевелиться.

- Почему ты этого не носишь?

- Так мы и не воюем ни с кем.

- А если бы воевали, носил бы?

- Если бы против меня было несколько человек, то одел бы. От всех разом не увернешься. Да еще и если есть стрелки. Ты все это к чему спрашиваешь? На войну никак собрался?

- Мне тут письмо пришло. Князь объявил крестьянский набор. Надо отправить десять крепких мужей. Князю ведь нельзя перечить?

- Нельзя. Неужели и правда война грядет? С кем?

- Этого в письме не было.

- И как ты будешь выбирать?

- Никак. Я и не хочу делать такой выбор.

- И что делать? Ждать добровольцев?

- Я так и хотел.

Олег хмыкнул.

- Ничего не выйдет, - сказал он. – Никто не пойдет на войну по своему желанию. Крестьяне войн не желают. Ее желают только те, у кого есть власть и золото.

- Я им скажу, и дождусь ответа. Посмотрим, что будет.

- Уверен, никто не согласиться.

В этот момент из-за ближайшего двора выбежал Прохор. Он согнулся пополам от быстрого бега и сквозь прерывистое дыхание сказал:

- Там это, медведь вышел из лесу. Мужики стоят у землянки... не шевелятся... а он рядом все ходит.

- Я схожу, - сказал Леший.

- Нет, куда ты пойдешь? Их уже обглодают, пока ты доберешься. Я сам.

Из-за того же двора вдруг выглянул Остроглаз.

- Что у вас случилось? – спросил он с самой лучшей улыбкой, что имелась в запасе.

- Ничего стоящего твоего внимания. Иди вон, походи по домам, посмотри на стройку, зайди на скотный двор, ты ведь этому хотел учиться? - отозвася Олег.

- И правда, пройдите вон между теми домами, и окажешься на стройке. Мы там строим пару домов в два этажа. Задумка очень интересная, - сказал Леший.

- Хорошо, так и сделаю, - сказал Остроглаз и быстрым шагом отправился в указанном направлении.

- Пойду к землянке, - сказал Олег, когда Остроглаз ушел.

- А я кузнецам, узнаю, как быстро они смогут выковать десять доспехов.

- Зачем столько? – спросил Прохор.

- Кстати, Прохор. Собери пока самых крепких мужей в деревне, и пусть подождут меня в большой зале.

- Если Олег не успеет к землянке, то двух из них мы лишимся, - сказал Прохор и побежал по дворам.

Остроглаз же вышел обратно к усадьбе. Его заинтересовала вышка позади дома наместника, на которой, по словам стряпчей Бокучара, никогда в жизни не было ни одного дозорного. Он решил это исправить. Сверху открывалась вся деревня, а дозорная труба Остроглаза позволяла дотянуться взором еще дальше, до самой границы крестьянских полей с Глухим Бором. Однако интересовал его только Олег, который в это время мчался верхом к землянке.

***

- Боги, чего он хочет от нас?

- Это же медведь, а не человек. Думаешь у него много желаний? Мы с тобой не похожи на другого медведя, а значит ясно, чего он хочет.

- Ты еще шутить умудряешься?

- Это со страху.

Медведь тем временем лег напротив мужиков и опустил морду на лапы.

- Чего он тянет-то?

- Ты что ли не рад тому, что мы еще живы.

- Вообще медведь должен спать зимой. Чего он выперся?

- Тебя проведать пришел!

- Слухай, Епифан. Знаешь ведь пословицу, про двух зайцев?

- Знаю. Эй, иди как ты, со своими пословицами.

- Да ты не дал договорить.

- И не надо договаривать. Я тебя прекрасно понял. Только медведь не дурак, чтобы за двумя одновременно бежать. Он одного из нас выберет да и побежит следом. Хитрый ты какой. Может ты и быстрее меня бежишь, но не быстрее медведя, эт точно. Ой! - испугался он, когда медведь приподнялся и зашевелил ушами.

- Конь скачет.

- Это мое сердце стучит так, что в ушах слыхать.

- Да нет. Позади. Слышишь?

- Прохор что ли вернулся? Толку то нам от одного Прохора?

- Ну что, мужики? Напугались? – спросил Олег и спрыгнул с коня.

Медведь заревел, увидев Олега.

- Мамочка, - застонал Епифан.

- Осторожно идите назад. Медленно, - скомандовал Олег и пошел к медведю, который встал на все четыре лапы, и водил носом, принюхиваясь к новому человеку, при этом оттопыривая нижнюю губу.

- Не лезь, дурак! – сказал Епифан.

- Она тебя сожрет, – сказал второй крестьянин.

- Почему «она» то?

- Потому что только баба попрется зимой сдуру из берлоги. Мужик бы спал себе дальше.

Олег молча прошел мимо, снял перчатку и протянул медведю открытую ладонь. Зверь принюхался и сделал то, чего мужики ожидали меньше всего.

- Он руку лижет!

- Чудеса…

***

«Вот ты и попался!», - подумал Остроглаз, который видел все это с дозорной вышки.

- Эй! – крикнул кто-то снизу. – Что вы там делаете?

- А, дорогой Бокучар, – отозвался остроглаз. – А я тут видом любуюсь. В моих землях природа бедна, не то, что у вас.

- Да, у нас красиво. Спускайтесь скорее, у нас будет собрание. Вам необходимо это услышать.

- Уже иду, –  ответил Остроглаз.

Он еще раз посмотрел в трубу и увидел, как Олег идет в сторону леса. Одной рукой он вел лошадь, а другую держал на шее медведя.

«Советника ты обманул, но меня не обманешь», - подумал он и спустился.

Собрание закончилось скоро, но Остроглаз исчез раньше. Бокучар поведал мужикам о письме князя, и сказал, что предоставляет им выбор. Те почесали бороды и попросили времени до утра. Наместник принял эти условия. Он попросил остаться только Горана, одного из четырех кузнецов, а остальных отпустил. Горан стоял перед Бокучаром суровый как удар молота.

- Вижу, по твоим глазам, что ты сердишься. Отчего? – спросил Бокучар.

- А вот отчего батюшка. Я думал, что мы с вами в хороших. Вот скажите мне, в хороших мы?

- Конечно, Горан. Что за вопросы?

Кузнец прокашлялся, словно пытался вытолкнуть нужное слово.

- А вот, мне другие кузнецы сказали, что вы к ним заходили и спрашивали, смогут ли они вам доспехи сделать. Заходили ведь?

- Заходил, Горан.

- А ко мне, отчего не зашли? Мои труды вам не нравятся? Плохой я, что ли кузнец?

- Ты будешь удивлен, Горан, но только потому, что ты не просто хороший, а лучший кузнец, я к тебе и не пришел. Но я обращаюсь сейчас и хочу, чтобы ты никому не говорил о том, что я тебе сейчас скажу.

Улыбку Горана увидеть из-за бороды было трудно, но его уши предательски поднялись вверх. Обида исчезла.

- Тогда в чем дело, наместник? Что я должен сделать?

- Я хочу, чтобы ты сделал доспех для меня.

- Это не трудно. Из чего делать буду?

- Из коры сталедуба.

Сколько не кашлял Горан, а нужное слово так и не пришло в голову.

- Как думаешь, справишься?

- Справлюсь, но как же ее достать, кору-то? Ни одним лезвием ее не срежешь ведь. Как же мы сможем?

- Я добуду кору, - успокоил Бокучар кузнеца.

- Но она ведь даже под самым жарким огнем не гнется! Батюшки. Сказал, справлюсь, а сам не знаю как.

- Не волнуйся, Горан. Все получится. Хорошенько отдохни, и приходи, как солнце зайдет, к дозорной вышке, что стоит у леса, оттуда мы отправимся в кузницу. Это очень древнее место. Готов спорить, ты такого не видел. Только возьми инструменты.

- Возьму, - ответил Горан и закашлял. Но не от того, что не знал, что добавить. Наоборот, слишком много слов появилось в голове разом. Благо кузнец ценился не за ловкий язык, а за мудрые руки, что могли любой металл, как щенка приручить.

- Только никому. Слышишь? Никому.

- Да, да, конечно. Никому.

- Иди, набирайся сил. Работы будет много.

Горан ушел. Бокучар переоделся в теплую дорожную одежду, попросил приготовить ему пару лошадей и сани. Уже на улице он увидел Остроглаза, который спешно покидал двор.

- Вы куда, любезный? – спросил наместник.

- А, я вас и не приметил. Да вот, хочу пройтись по окрестностям. Пройтись в поле, пока не метет, да и солнце так бодро светит. Но, я вижу, что и вы собираетесь в путь. Значит, уроков не предвидится?

- Да, с уроками придется подождать. Вынужден покинуть деревню ненадолго. Надеюсь, что вернусь через день.

Бокучар помолчал, и добавил.

- Да, постараюсь.

- Тогда не смею больше задерживать. Доброго пути. Мне туда. Прощайте.

- Прощайте.

«Наместник не может быть Лешим. Старик, который на старости решил замолить душу благими делами – это необычно, но все-таки встречается. А вот молодой парень, который ходит с диким медведем, словно с собакой - вот что странно. Да и булавка чуть не лопнула от жара, когда он приблизился. Все говорит о том, что он прячущийся дух. А как он злобно на меня смотрел, - подумал Остроглаз и довольно хмыкнул, почуяв знакомый трепет – азарт охоты. - Не хотел же сразу меня пускать. Догадывается, гад, что я по его душу пришел. Ничего, ничего».

- Вот хорошее место, - сказал он, оказавшись на снежном холме, откуда открывался вид на дорогу, ведущую от деревни к Глухому Бору.

Он проводил взглядом сани Бокучара, пока те не исчезла за еловым рукавом леса.

«Как это блаженный старик, может быть лесным духом? Глупость», - подумал он и занялся тем, что умеет лучше всего.

***

Олег завел медведя как можно дальше в чащу и простился с могучим зверем, потрепав за загривок. Знакомый лес преобразился с приходом зимы, но старые шрамы на могучих стволах никуда не делись. По знакомым тропам Олег пошел к убежищу Теодора Кительсона.

«Если Теодор не идет к Олегу, Олег пойдет к Теодору», - подумал он и ускорил шаг.

Вот показался знакомый холм. Теодор Кительсон стоял у двери и смотрел на выплывающие из чашки узоры пара.

- Тео! – крикнул Олег, как только вышел из-за деревьев.

- Олег, ты чего здесь?

- Один твой лесной друг совершенно потерял счет времени и проснулся раньше весны. Я привел его обратно.

- Что-то мне подсказывает, что это был вовсе не ёж.

- Такой большой, лохматый еж, еще по деревьям лазит.

- Дай-ка я тебя обниму!

- Чай не пролей.

Теодор Кительсон поставил чашку у порога и обнял друга.

- Давненько ты к нам не заходил, Тео. Как там твоя ученица? Начала говорить?

- Нет, все также молчит. Ни слова не говорит. Раньше хоть «красиво» говорила, а теперь то ли красивого вокруг ничего не осталось, то ли не знаю что еще. Но есть все-таки какое-то движение в ее разуме. Только вот плохое оно или хорошее?

- Расскажи.

- Я ведь говорил тебе, что она научилась читать на моем языке? Нет? Тогда говорю теперь. Представь себе, читает. Сидит и пальцем водит по строчкам, да что-то тихонько лепечет. Вот так и сидела всю последнюю неделю, над книгами. Все учебники мои перечитала таким вот манером. Да только как проверить, поняла ли она хоть слово? Пальцем водит, губами лепечет, а говорить-то не говорит, - сказал он и вздохнул. – А недавно, дня два тому назад, она вот что учудила: взяла одну из пустых книг, и как давай в нее что-то старательно выписывать, так что язык наружу вылез, как у ребенка.

- Так она писать научилась?

- А вот и нет! Она видела только тридевятый язык, и язык моего королевства. Но, те символы, что она оставляет, нисколько не похожи на эти языки. Да и трудно сказать, язык ли это вообще. Я не вижу в нем системы.

- А вдруг, - предположил Олег, - этот язык она знала до того, как попала в тот кокон? Она что-нибудь сказал о своем прошлом?

- Она же не говорит, Олег.

- Может знаком каким-нибудь? Кивком головы? Ты же ее спрашивал, правда?

- Само собой. Я столько разных уловок придумал, чтобы вытащить хоть один осмысленный жест, чтобы приоткрыть тайну ее прошлого, но ничего.

- Она внутри?

- Да. С самого утра сидит над книгой. Все рисует и рисует.

- Могу посмотреть?

С тех пор как ученый перебрался обратно в убежище, оно приобрело прежний вид. В каждой стенной выемке горела новая свеча. Теодор Кительсон привез ковер, который расстелил на полу круглой комнаты. Главным новшеством была каменная печь, которую ученый разместил в бывшей складской комнате. Все, что там хранилось раньше, он определил как хлам и растолкал по углам. Теперь самой морозной ночью хижина обогревалась так, что хоть босиком ходи.

- Только веди себя тихо, Олег. Она требует тишины, когда пишет - предупредил его ученый, когда они вошли в круглую комнату.

Девушка сидела спиной к вошедшим, и, склонившись низко над столом, судорожно водила рукой. Ее прежне тонике ноги стали болезненно тощими, почти что прозрачными; плечи опустились и выгнулись вперед; золотые волосы местами покрылись сединой.

- Ты не сказал, что ей так плохо, Тео.

- Я боюсь Олег, - признался ученый, - боюсь, что она умирает.

- Я тебя знаю, Тео. Ты же наверняка осмотрел ее, даже против воли. Что с ней?

- Ничего. Она здорова.

- И при этом умирает?

- Да. И я ничего не могу с этим поделать! - ответил ученый и вышел из убежища.

Ученый хлопнул дверью с такой силой, что стеклянные колбы на приборном столе зазвенели. Златовласка прекратила писать и выпрямилась. Олег замер в ожидании. Девушка обернулась, но посмотрела сквозь него. Перо вновь заскрипело по грубой поверхности книжной страницы.

- Ты же не против, если я посмотрю, что ты там пишешь? – спросил он.

Олег подошел к Златовласке и посмотрел через плечо на разрисованную страницу.  Множество черных штрихов сплелись в одну спираль. Каждый штрих венчал крохотный символ. Несмотря на кажущуюся небрежность движений Златовласки, а двигала она всей рукой от плеча до кисти, знаки получались четкими и если повторялись то точь в точь, никаких отличий.

- Что же это такое? Не расскажешь, Злата? – спросил он ласково, как ребенка.

Девушка замерла. Перевернула страницу и четким движение поставила в ней первый штрих, от которого пойдут остальные. Олег еще немного посмотрел за ней и оставил Златовласку одну.

- Тео, это слеза у тебя под глазом?

- Миг слабости, Олег. Ни больше. Ничего страшного.

- Друг, ты чего? Послушай, ты же понимаешь, что помочь всем нельзя, правда? Ты спас эту несчастную из кокона кукловодов, неизвестно, что бы с ней было, если не ты. Может они бы ее там переварили, как их дальние сородичи.

- А быть может, я ее вырвал оттуда, как ребенка из утробы, который должен бы появиться лишь спустя несколько месяцев? А я вот такой великий благодетель решил помочь, и теперь это несчастное существо тает на глазах.

- Что ты говоришь, Тео? Какого ребенка?

- Что если она не попала в этот кокон? Что если она родилась в нем?

- Как?

- Пауки-кукловоды, Олег, чьи это питомцы? Неужели не понимаешь?

- Ведьмы.

- Да. Ведьмы! Прежнюю ведьму, что жила в лесу забрали какие-то твари, и, скорее всего, убили. Но хитрость ведьм не знает границ. Может она нашла способ вновь вернуться в наш мир, в новом теле?

- Даже если и так, Тео. Зачем ты убиваешься из-за ведьмы? Умрет, так умрет. Из-за нее все эти проблемы с тем, что Леший заперт в теле Бокучара. Поделом ей.

- Если это она, Олег, то она могла бы помочь вернуть Лешего в прежнее тело. Быть, может она могла бы создать ему новое тело, взамен разорванному старому. Понимаешь? Она бы могла сделать то, чего не смог сделать я! А я все испортил…

Наконец, Олег понял, что Теодор Кительсон пал духом не из-за Златовласки, а из-за бессилия перед заточением Лешего. Перед другом замурованным в человеческой темнице, которая разрушается каждый день. Подобно тому, как каменный потолок раздавит заключенного, так и гибель тела Бокучара приведет к гибели духа Лешего.

Олег подошел к другу, чтобы утешить, но остановился.

- Тео, слышишь?

- Что? – спросил ученый, убрав руки от лица.

- Скрипит.

- Ничего не слышу.

- Да вот опять. Скрипит же, ну.

- Ничего я не слышу, Олег.

- Тихо! Прислушайся.

Оба замолчали, но звук не повторился.

- Ну вот. Пропало.

***

Леший заехал в лес. Пробравшись подальше в чащу, он проехал между двумя деревьями, образующими арку и исчез. В этот же миг сани возникли в далеком и потаенном уголке леса, где древние каменные дубы стояли самой настоящей стеной, охраняя древнюю тайну.

- Приветствую вас, – сказал Леший.

Никто не ответил.

- Я виновен в том, что беспокою вас до наступления весны, но и вы поймите меня.

Где-то у верхушек заскрипели ветки.

- Теперь не только лес мое дитя, но еще и целое людское поселение. Они тоже мои дети. И им нужна помощь.

Над головой Лешего что-то затрещало, и перед носом пролетела ветвь. Она упала в полушаге перед ним и только засыпала сапоги снегом, хотя могла и перебить пару косточек.

-  Не гневайтесь. Ни за что, и никогда, я бы не решился нарушить ваш сон, если бы это не было так важно, – сказал он, смотря на верхушки. – Грядет беда! Враг приближается к деревне и я должен помочь людям!

Ветки вновь захрустели. Леший сделал шаг назад.

- Однажды и вам грозила опасность. Вы ведь помните, что мне пришлось сделать? Вы и сейчас видите. А если не видите, то смотрите. Мое тело умирает. Я умираю. Умираю за вас! За то, что вы тогда выжили!

Эхо его голоса разлетелось на целую версту.

- Вы знаете, зачем я здесь. Мне нужно, чтобы вы пропустили меня. Я бы мог сделать это силой, которой все еще обладаю. Но я говорю с вами, слышите?

Раздался глухой звук, похожий на пение ветра в узкой пещере. Деревья ответили.

- Нет. Я сам принял такое решение. Люди не при чем. Они, как и вы, беззащитны перед врагом. Всю жизнь они ползали на коленях, подбирая и пряча крошки, и только теперь поднимаются.

Гул усилился.

- Они еще не достаточно сильны, чтобы противостоять врагу. Их легко слишком легко сломить.

Гул перешел в настоящий вой, усиленный рокотом крупных ветвей.

- Я знаю, на что иду. Итог все равно один. Я смирился.

Деревья замолчали. Крохотная ветка, похожая на стрелу упала к ногам Лешего.

- Спасибо вам, - сказал он и склонил голову.

Два молодых дубка, переплетенных подобно двум влюбленным змеям, зашевелились и расплелись, открыв для Лешего проход к сталедубу.

Внутри замка, стены которого составляли широкие стволы каменных дубов, а крышу их многократно ветвящиеся ветви, царил серебряный сумрак. Тусклое, усталое зимнее солнце еле-еле пробивалось через тяжелые облака, и только самый хитрый луч умудрялся пробраться еще дальше, через шапку из дубовых ветвей. Такой луч звонко отражался от коры сталедуба и пускался в пляс по стволам каменных дубов, или повисал в воздухе, плавая среди холодного, едва заметного тумана.

- Ну, здравствуй, - почтительно сказал Леший.

Леший провел рукой по поверхности дерева, которая оказалась гладкой и холодной. Он закатал рукава, обнажив запястья, покрытые древесной корой, и ухватился за ствол дерева так крепко, как только смог.

- Прости, могучий друг, но я должен им помочь, - сказал он и со всей мочи потянул.

Раздался треск. Но то был треск коры покрывающей плечи, кисти и локти Лешего. Кора сталедуба не поддалась. Тогда он перехватил ее в другом месте, запустив пальцы еще глубже между стальными складками, и потянул вновь.

- Ну же, – процедил он сквозь зубы.

Сталедуб не поддался и во второй раз. Леший отступил на несколько шагов и осмотрел руки. Под древесными наростами открылись новые раны. По предплечьям побежали алые струйки и каплями падали на белый снег.

«Отступать нельзя», - подумал он.

В третий раз он схватился и потянул с такой силой, что затрещала шея, спина и даже ноги. Он закрыл глаза, вытянул шею и сделал последнее усилие. Леший невольно прорычал. Руки его отцепились от дерева, и он упал на спину.

- Соскользнул, - сказал он с досадой. Он не торопился вставать с холодного снега, который так приятно охлаждал открывшиеся раны. Он поглубже зарыл окровавленные руки и вздохнул.

«Еще раз. Еще один раз», - подумал он.

Леший встал, и уставился на ствол сталедуба. Он никак не мог взять в голову, откуда взялась такая вмятина посредине ствола, ведь миг назад ее не было, и лишь потом он посмотрел под ноги. Между ним и деревом, лежал кусок коры, размером в человеческий рост.

- Вот спасибо, друг, – сказал Леший и закинул добычу на спину. – Век не забуду.

Леший убрал кору в сани, поклонился каменным дубам на прощание и отправился в обратный путь. Только ехать через лешьи врата он не решился. Неизвестно, что могло случиться с корой сталедуба, когда она пройдет через врата.

- Прежде чем ехать к кузнецу, заедем еще кое-куда, - сказал он лошадям.

Леший забрался на козлы, и сани тронулись. Спящие деревья лениво расступались перед легкими взмахами тяжелых рук, с которых слетали капли крови.

***

Горан так и не уснул за весь день. Вместо отдыха он несколько раз собрал и разобрал мешок с инструментами. Когда сидеть на одном месте стало невозможно, он пошел в мастерские других кузнецов. Молоты выбивали знакомые ритмы. Где-то чуть фальшиво, где-то чересчур старательно, без должной музыкальности, но слышал это только Горан, который считал кузнечное дело скорее искусством, нежели ремеслом. Кузнецы продолжали работать, не обращая внимания на Горана, которого Леший оставил вне работ. Он было попытался сказать кузнецу Ирефею, что тот себе так ни год-два кисть поломает, если молот по-другому не возьмет, но тот только хмыкнул. Так прослонялся он до ранних сумерек, еще раз разобрал и собрал мешок, и отправился к Глухому Бору.

«Что это там за кузница такая в лесу? - думал он по пути. - Быть может, кузница самого Лешего? Или, может, какого другого чудца? Только духам кузница то ни к чему – это только наш брат с железом возится, а духам оно на кой?».

Послышался топот копыт. На дороге показались два коня запряженные в пустые сани. Жеребцы промчались мимо Горана, забросав его снегом, и ускакали в сторону деревни.

- Не те ли это кони, что нас вести должны? – спросил он, глядя в след лошадям.

Наконец дошел он до дозорной вышки. Кузнец огляделся по сторонам – наместника не видать. С окраины леса деревня выглядела как блестящий, свежеиспеченный каравай. Дома пестрели огнями, из труб поднимался дым, угадывались группки крестьян ходящие по дворам, на вечерние посиделки. Где-то в поле тоже возник огонек, и тут же погас.

«Показалось»,- решил Горан.

- Ну что, готов? – донеслось сзади.

- Батюшки! – вырвалось у кузнеца. – Я не услышал, как вы подошли.

- Это бывает. Так ты готов? – спросил Леший.

- Готов.

- Значит в путь.

Леший свистнул, и из леса вышла четверка могучих лосей. Рога похожие на кроны деревьев находились так высоко, что Горан не мог их рассмотреть. Могучие гиганты вывели березовые сани, в которых что-то поблескивало.

- Это что, лоси?

- Конечно, лоси. Самые настоящие.

- До чего большие.

- На мелких ехать долго, вот я и привел больших.

- Как привели? Сами привели?

- Забирайся, путь не близкий, а нужно успеть до полуночи. Вопросы задашь после.

Горан закинул мешок в телегу и инструменты звонко ударились о то, что там лежало.

- Вы нашли кору?

- Да, - отвтеил Леший, улыбаясь. – Надеюсь, хватит. Пошли! – скомандовал он, и телега понеслась прочь от Глухого Бора.

- Мы не в лес едем? – удивился Горан.

- Разве я так говорил?

- Нет, но тогда куда?

Леший указал пальцем на Лысую Гору.

 

Часть III - Глава 32

Горный хребет Спина Великана простирался на сотни верст с запада на восток, ограничивая стеной южную границу Княжества Радольского. Зимой предгорье укутывал густой синий туман, отчего горы, словно поднимались над землей. Но как только подъедешь поближе, покажутся каменные склоны, доселе скрытые пеленой, от которых до вечно-холодных и темных ущелий рукой подать. Над всем этим возвышалась Лысая Гора. Первое ощущение близости к гиганту обманчиво. Если кто бы и смог забраться на Спину Великана, то у него бы заняло несколько дней пути, чтобы добраться до подножия Лысой Горы, а идти бы пришлось через ледяные поля, что сокрыты за ломаным гребнем хребта.

Леший остановил сани, когда дорога исчезла среди камней.

- Дальше пешком.

- Это кто же тут кузницу соорудил? – спросил Горан, вглядываясь в икрящиеся от лунного света валуны разбросанные тут и там.

- Люди и сделали.

- А где теперь они?

- Давно их нет.

- Я думал, что дальше Лысовки и нет никого. Только горы.

- А за горами что, как думаешь, Горан?

- Ох. Должно быть, есть что-то, да только мне-то знать откудова? Я всю жизнь в деревне прожил. Только до Выселков как-то съездил однажды.

Дорога сузилась и свернула в ущелье.

- А что там?

- Где?

- Да за горами. Вы ведь знаете?

- Люди, звери, духи. Все то же самое.

- А кузнецы там есть?

- Должны быть.

- Погодь, батюшка.

Горан остановился и скинул мешок на землю.

- Что такое?

- Руки, отец. Как бы не потерять от холода.

Кузнец поднес ладони ко рту и задышал теплым воздухом. Леший подал Горану рукавицы.

- Держи.

- А как же вы?

- Тут не далеко. За тем поворотом. Я донесу.

Бокучар схватил мешок, несмотря на протесты кузнеца и скрылся за поворотом. Горан побежал следом, но когда завернул за отвесную скалу, Лешего и след простыл. Кузнец огляделся: он оказался на круглой площадке, похоже на дно каменной чаши. Старый месяц заливал снежную площадь сверху, заставляя снег искриться алмазной крошкой.

- Эй, – крикнул Леший, - Сюда!

Горан обернулся. Позади него в скале, прикрытая снежным навесом, зияла черная пустота, откуда звучал голос.

- Вы в пещере?

Раздался щелчок огнива и в пещере забрезжил свет.

- Ты понесешь факел, а я дотащу мешок. Скорее. Времени не так много.

Горан взял факел и пошел вперед. Пол пещеры был выполнен ступенями, размером в самый раз для детских ног. Выточенный ровный потолок слишком низко нависал над головой, так что Горану пришлось склонить ее к груди, а Леший весь ссутулился.

- Больно низко, батюшка.

- Делал бы это я, сделал бы повыше. Тут налево.

Они очутились в просторном зале. Свет факела подвинул границу мрака на несколько шагов вперед и из темноты выплыли гигантская наковальня, горн и многочисленные пустые стеллажи, у стены на полках поблескивали инструменты, какие только могут пригодиться толковому кузнецу, ибо бестолковому и их мало.

- И правда, кузница! Ты гляди! А откуда вы об ней знаете?

Леший положил мешок и присел возле стены. Ногам его стало тепло, от проступившей крови. Но теплота быстро сменилась ознобом.

- От ведьмы, - ответил он. - Я пойду за сталью, а ты разожги факелы.

Кузнец от упоминания о ведьме закашлял, пытаясь что-то сказать, но так и не нашел что. Он не заметил, как Леший вышел. Придя в себя, он пошел вдоль стены, изучая появляющиеся из темноты устройства для ковки, формы для оружия и доспехов, и другие хитрые, одним кузнецам ведомые вещицы. Опомнился он, когда Леший спустил по каменной лестнице кору сталедуба.

- Ах, огонь. Да. Сейчас.

Кузнец в суматохе забегал по углам, бросаясь от факела к факелу. Из десятка пожелали разгореться только четыре, а потому часть комнаты осталась в полумраке, но основная же ее, рабочая, часть открылась.

- Батюшка, а чем же мне горн разжечь? Ни уголечка нет.

- Смотри кузнец, - сказал наместник, - быть может, такого ты больше никогда и не увидишь.

Бокучар стряхнул черный налет со стены, под которым скрывалась железная дверь.

- Целая комната угля? – удивился кузнец.

Леший подозвал кузнеца, взял его руку и прислонил к двери.

- Чувствуешь?

- Теплая.

- Да. А теперь смотри.

Леший открыл дверцу и в комнату ворвался раскаленный поток, наполненный ароматным жаром. От сухого и горячего воздуха ударившего в лицо Горан раскашлялся. Дверца вела в круглую шахту, уходящую глубоко вниз, под землю. Леший засунул руку внутрь шахты и вывел в середину две веревки, сплетенные из тончайших металлических нитей.

- Кто это все сделал? Как это? Откуда?

- Ты еще главного не увидел. Посмотри вниз.

Горан засунул голову в шахту. Тросы спускались так глубоко, что концы их сливались в одну единственную красную точку.

- Там что-то горит, - сказал кузнец.

- Еще как горит.

- Что это?

- Кровь земли. Именно она и разогреет горн. Видишь, на полу два канала прикрыты камнями?

- Да. Как-то сразу не приметил.

- Вытащи камни из обоих и отойди к стене.

Горан очистил каналы от камней, и Леший потянул за рычаг, скрытый внутри шахты. Что-то застучало в глубине и заглохло.

- Батюшка, чего дальше то?

Леший засунул голову в шахту.

- Поломался подъемник, похоже. Рычаг замер и не шевелится.

- А вы трахнете посильнее, - посоветовал кузнец.

- Как, как?

- Да кулаком по нему.

Леший так и сделал. Гул возобновился. Тросы задрожали и с тягучим скрипом зашевелились. Леший рассмеялся.

- Кулаком, говоришь? Надо же.

- Да, это частенько выручает.

- Надеюсь, работая над доспехом, ты не будешь делать также?

- Как можно? Я же себе все руки разобью, как потом на хлеб зарабатывать? Я осторожно. Молоточком, - сказал Горан и достал излюбленный молот, который мужик послабее держал бы двумя руками.

- Рад слышать. Встань-ка лучше к стеночке. Вот так. Сейчас будет горячо. Надо привыкнуть.

В шахте среди мерного гула что-то зазвенело. Звон металла об металл, догадался Кузнец. Только как он ухо не напрягал, металл узнать не мог. Чем громче звенело, тем сильнее шахта разгоралась огнем. И вот, когда зазвенело совсем близко, на тросе показался черный горшок, на десять ведер.

- Живой огонь, батюшка! – завопил кузнец. – Это не сказка? И правда, живой огонь!

Черный горшок зацепился за уступ, сокрытый в шахте, перевернулся и жидкий огонь из недр земли пролился на пол. Глаза кузнеца метались от Бокучара к огню и обратно. Огненная река собралась в канале на полу и потекла в сторону горна. В шахте появился второй горшок.

- И в нем огонь? Да сколько его тут?

- Столько сколько тебе надо для того, чтобы выковать доспех. И кое-что еще, но это после. Сначала займись доспехом. Шлем, кираса, перчатки, поножи. Горн нагреется, глазом моргнуть не успеешь.

Каменный пол нагрелся. Кузнец коснулся горна, казалось тот, вот-вот закипит.

- Начинай работу, а я сделаю так, чтобы ты тут без воздуха не помер.

Леший вышел из подгорной кузницы. Под потолком раздался удар, следом еще и еще. По макушке Горана пробежал прохладный воздух, но тут же растворился в густом жаре живого огня. Дышать стало легче. Горан принялся за работу. Горшки с живым огнем, один за другим, поднимались из недр, горн приятно шипел и постукивал, кора сталедуба покладисто принимала формы, какие хотел Горан. Все шло как по маслу. Раскаленному и жгучему маслу. Треск, стук, гул в ветряных ходах, грохот котлов – магические и чарующие звуки усердной работы плели знакомые кружева возле ушей кузнеца, но более чистые и верные. Лишь один раз симфонию нарушил звук, похожий на вороний грай. Мимолетный вороний смешок исчез с очередным прохладным дуновением зимней ночи.

Горан закончил нагрудник, когда появился Леший с копной длинных и толстых ветвей. Он присел у стены, и какое-то время просидел неподвижно, следя за работой кузнеца. Горан заметил в руках у Лешего крохотную бутыль, наполовину заполненную мутной жидкостью. После глотка наместника осталась треть. Леший закрыл глаза, словно задремал, но тут же очнулся.

- Все хорошо, батюшка?

- Что? Хорошо? Да, хорошо, - рассеяно ответил он, выбирая ветвь. Первые две он сломал перегнув.

- А для чего вам эти палки?

- На охоту пойду, Горан.

Кузнеца удовлетворил ответ до того момента пока он не задумался.

- Это что же за зверь такой большой, что нужны такие пики?

- Так то не один зверь. Их много будет. И все опасные. Не хочу, чтобы забрели в деревню и сгубили кого.

- Такие страшные? – кузнец замер с молотом, занесенным над головой.

- Эти из самой страшной породы, - ответил наместник, отложив ветвь покрепче.

- Надо бы их тогда побыстрее… того… пришибить.

Молот вновь зазвенел об кору сталедуба.

***

Мгновение назад Олег опустился на старую кровать в убежище под холмом, убаюканный тихим скрежетом гусиного пера по бумаге. Туманное море, возникшее под ногами, казалось самым настоящим. Настоящим настолько, что Олег засомневался в реальности прежнего мира. Он зашагал к тусклой полосе горизонта, отделяющего густые тучи от пластов тумана. Впереди справа и слева возникли фигуры. Олег никак не мог разглядеть, кто вышел из тумана: пространство расплывалось и таяло, затем вновь собиралось, но ровно настолько, чтобы угадывались лишь очертания. Когда Олег шел к одному из образов второй растворялся все сильнее. Он пошел к правому – пропал левый. Олег побежал налево – растаял правый. Тогда он встал ровно посредине и двинулся вперед. Образы замерли и с каждым шагом становились все четче. Когда осталось около десяти шагов, Олег узнал друзей. Леший в привычном обличии стоял по правую руку. Теодор Кительсон, такой, каким он был в день знакомства, стоял слева. Что-то большое проскользнуло под ногами Олега и черной молнией устремилось к друзьям. В следующий миг между Лешим и ученым возникла фигура в черном одеянии, покрытом блестящими рунами. Олег приблизился еще на шаг. Молния засверкала позади, отбросив длинную тень. Тень округлилась и превратилась в змеиное тело. Со следующей вспышкой черное тело разделилось на три части и поднялось над туманом, приняв очертания чудовищных голов. Две головы медленно разинули пасти и склонились над головами друзей. Яд капал на плечи Лешего и Теодор Кительсона, и оставлял после себя дыры в одежде, под которыми тут же набухали пепельно-красные язвы. Друзья не шевелились, но глаза их горели синим пламенем. Третья голова поднялась над черным балахоном. Змея  накинулась на черный балахон. В последний миг балахон обратился аистом. Широким взмахом крыла он ускользнул от пасти змея и взлетел высоко в небо.

- Лети! – закричал Олег. – Улетай несчастный!

Но аист не улетел. Он описал круг над трехглавой тварью и копьем обрушился на среднюю голову. Змей уклонился от длинного и острого клюва и прыгнул вдогонку за аистом. Птица вновь взмыла в небеса, едва не оставив красные ноги в пасти змеи. Капли яда все же достали до перьев, отчего птица замахала крылами чаще прежнего.

- Что же ты делаешь? Улетай! Скорее!

Аист залетел за спину Олега, развернулся и полетел у самой земли в сторону трехглавого ужаса. Змей поднялся и застыл как гигантский трезубец. Последние капли яда со звоном упали на оголенные кости Лешего и Теодора Кительсона. Аист пронесся мимо, едва не сбив Олега с ног. Юноша вытянул руку, пытаясь ухватить птицу, но не успел. Черной стрелой аист устремилась в толстое тело змея, где все три головы сливались в один могучий ствол. В этот момент змей с трескающим шипением ринулся вниз.

***

- Дурной сон?

Олег открыл глаза, но туман не рассеялся.

- Ты все утро ворочался. Просил кого-то лететь. Вот, возьми, - ученый протянул холодную тряпку, - приложи к голове

- Спасибо.

- Опять те сны? Змея и дерево?

- Дерева не было. Змей был. А еще там были вы. Ты и Леший. И черный аист. Это ему я кричал. Птица не улетала, она кружила над змеем и нападала на него. А потом, точно не знаю, но, кажется, змей сожрал всех троих.

-  Меня, Лешего и аиста?

- Да. И я ничего не мог сделать. Тео, нам нужно быть острожными. Эти сны я вижу только перед чем-то плохим.

- Плохим? Уверен, что это не так. Тебе снится плохой сон, случается нечто нехорошее – ты это связываешь и запоминаешь. А если после кошмара следует самый обычный день, то ты не обращаешь на сон внимания.

- Эти сны отличаются. Даже среди кошмаров. Я слишком ясно все вижу. Будто это не сон. Будто я переношусь куда-то. И знаешь, я видел нечто подобное только три раза. Перед тем как опричники убили Сизого, и перед нападением на Ивовую ведьму.

- А третий? – спросил Теодор Кительсон.

- Теперь третий.

Ученый пождал губы, но тут же улыбнулся.

- Два раза – это еще не правило.

- Хотелось бы, но все-таки, будь аккуратен, Тео.

- Как всегда, Олег.

- Как раз «как всегда» и не надо.

- Посмотрите, он уже шутит. Значит кошмар прошел. Тогда прошу к столу, пока Златовласка его не заняла. Она легла только под утро.

- Всю ночь писала?

- Скорее рисовала.

Олег умылся холодной водой, и последние дрожащие струны кошмара пропали. Теодор Кительсон поставил на стол чайничек полный пахучего чая из заячьей крапивы – зимой выбор трав невелик. Рядом на тарелке лежал хлеб и кулек с маслом. За завтраком друзья обсудили крестьянский сбор и сошлись на том, что набирать войска из крестьян – верх глупости. Намного разумнее собрать несколько полков из мечников, а из крестьянина проще сделать деревенского мечника, чем княжеского воина. Однако, оба понимали, что уйди все мечники из деревни, мятежа не миновать. Тут Олег замер на полуслове.

- Взять их всех и что дальше? – сказа Теодор Кительсон. – Договаривай же.

- Тихо. Слышишь?

- Что, опят скрипит? – засмеялся ученый.

- Да прислушайся же!

Действительно. До уха ученого донеслись три звонких удара.

- Да, теперь и я слышу, - сказал Теодор Кительсон.

- Что это? Будто стучат, по стеклу.

Оба подняли глаза на круглое окно, расположенное в потолке убежища. Сквозь снег на нем виднелись вороньи лапы. Птица ходила по стеклу и сердито стучала клювом.

- Это письмо, - пояснил ученый.

- Кто же тебе пишет письма, Тео?

- Леший и пишет. Кто-то же должен следить, чтобы он не привлекал лишнего внимания своими действиями. Вот он и держит отчет.

- А ты знаешь, что в деревню прибыл какой-то благородный муж, что именует себя Остроглазом? Якобы на учения к Бокучару, чтобы набраться знаний и править в своем селе на наш манер.

- Признаюсь, не знал. Наверное, об этом он и пишет. Ты подливай чаю, пока горячий.

Олег взял  чайничек, и поставил на место, только Теодор Кительсон вышел: заячья крапива не сыскала славы даже среди зайцев, вопреки названию. Бодрил же чай исключительно из-за крепкости, граничащей с горечью.

От вороньего стука Златовласка проснулась. Словно приведение, безмолвно и тихо она взяла книгу и села напротив Олега. Спутанные, прилипшие к лицу волосы не помешали Златовласке открыть книгу на нужной странице и продолжить только ей известное дело.

- Чаю из заячьей крапивы? – спросил Олег, передразнивая друга.  – Я все же налью чашечку, а ты уж сама решай, пить или не пить.

Чашка недолго стояла возле Златовласки, в следующий миг, дымящийся чай полетел на пол.

Олег подскочил со стула.

- Чего творишь, дурная?

Теодор Кительсон прибежал на шум.

- Что стряслось? – спросил он. – Что ты сделал?

- Попытался напоить ее чаем, но как видишь, она решила, что на полу ему будет лучше. Ну и пожалуйста.

- Олег, она не в себе, как можно?

Ученый подошел осмотреть руку девушки. Письмо он кинул на стол.

- Я прочту? – спросил Олег.

- Да ты уже начал, чего же спрашиваешь?

Почерк Лешего оставлял желать лучшего по меркам обученного письму человека, однако по меркам духа – грамотней найти невозможно. С первых же слов Олега насторожил тон письма. Глаза судорожно забегали по строчкам, и как только дошли до конца, вернулись в начало. Кольцо-перевертыш на пальце задрожало. Олег прочитал письмо еще раз.

- Ожога нет – это хорошо.  А вот твое лицо, - сказал Теодор Кительсон, вернувшись к Олегу, - говорит мне, что в письме дурные вести – это не хорошо.

Олег не слышал друга. Глаза скользили по тесту в третий раз, в поисках объяснений. Кольцо-перевертыш дрожало так, что еще миг и пустилось бы в пляс.

- Олег, с Лешим все в порядке? Олег?

Юноша кинул письмо на стол и побежал на улицу.

- Ты куда? Что в письме? – крикнул в след Теодор Кительсон.

С первым шагом Олег провалился в мягкий, только что выпавший снег. Со вторым шагом он оттолкнулся от земли так сильно, как только смог и подбросил в воздух отцовский меч. Третьего шага не было – черный аист взмыл в небо.

Ученый прочел письмо. Ему хватило одного раза, чтобы понять всю серьезность и трагичность ситуации. Он бросил быстрый взгляд на Златовласку.

«Что с ней может случиться?», - подумал он. Ученый надел куртку и перебросил самострел через плечо. Уже на улице он краем глаза увидел черного аиста, летящего в сторону деревни, и готов был двинуться следом, но шорох за деревьями заставил  ученого остановиться.

- А вы еще кто?

 

Часть III - Глава 33

Когда Горан закончил с доспехами, Леший попросил его смастерить наконечники для копий из оставшейся коры сталедуба.

- Я бы и рад, батюшка, да руки болят от такой спешки.

- Вот, прими пару капель и все пройдет, - сказал Леший и протянул стеклянный флакон.

- А что это, батюшка?

- Лекарство, только и всего. Очень хорошее.

Кузнец вылил на язык три капли. Спустя пару минут он занялся наконечниками. Ватные руки перестали откликаться на приказы разума с прежним усердием, однако боль прошла. На самом же деле, она только притаилась.

Предрассветный час застал их на обратной дороге в Лысовку. В санях бойко звенели прекрасные доспехи и два десятка копий разной длины.

- Я бы еще заточил копья, а то точильного камня в той кузнице не было, - сказал Горан, когда сани подъехали к околице.

- У тебя будет немного времени. Но затем, тебе надо поспать.

- Ох, батюшка, – вздохнул кузнец, - даже не знаю смогу ли. Меня, скажу как ну духу, та кузница поразила. Запала в сердце. Ух, я бы там мог столько всего выковать. Могучий горн, разогретый живым огнем – это ли не мечта настоящего кузнеца?

- Что такое, Горан?

- Я хочу просить вас.

- Так проси, пока не поздно.

- Могу ли я в той кузнице поработать?

Кузнец прищурился, и слегка вжал голову в плечи в ожидании отказа.

- Конечно, - добродушно ответил Леший. Он знал, что кузнец ничего не вспомнит из того, что было прошлой ночью.

Телега остановилась возле кузницы Горана. Леший взял копья в охапку и потащил в дом. Два копья упали, предательски разрушив тишину. В одном из окон соседней избы показался мальчик, которого разбудил звон стальных наконечников. Подлинный восторг отразился в глазах мальчика, при виде телеги груженой доспехами, оружием, и запряженной четверкой лосей. Леший состроил заговорщическую мину и приставил палец ко рту. Мальчик заулыбался, но следом принял самый серьезный вид, какой только может быть у лопоухого рыжего мальчика, кивнул головой и скрылся в глубине комнаты.

- Скоро буду, - сказал Леший и покатил в усадьбу.

На крыше его ждала пятерка воронов. Завидев хозяина, черные соглядатаи полетели навстречу.

- Ну, рассказывайте, - сказал Леший, когда вороны уселись перед ним.

- Та-а-к, - протянул Леший, - хорошо. А ты, что скажешь? – обратился он ко второму ворону.

Внимательно выслушав вторую птицу, он разом спросил оставшихся, о том, куда двинулись остальные наместники. Вороны подтвердили, что все они движутся в одно место. Наместники, каждый в сопровождении десяти мечников, собирались на постоялом дворе «Под черным камнем». Все они, как сообщили Лешему вороны, покинули свои деревни.

- Спасибо вам, братцы. Пестрокрыл, Черноклюв, останьтесь. Вы мне еще нужны. Остальным, низкий поклон. Выручили.

Вороны загаркали в ответ.

- Ну что вы? Да разве же они со мной справятся? Не волнуйтесь, все будет хорошо. Как есть хорошо. Теперь летите.

Леший поднялся в комнату. На ступенях остались алые следы. Чем сильнее страдало человеческое тело, тем сильнее становился дух Лешего. «Ничего, - говорил он себе, - скоро все закончится». Он стянул шубу, и рухнул на стул. Гусиное перо никак не хотело держаться в руке. Пальцы, словно онемели, но не от мороза. Слишком много крови он потерял. Тело еще быстрее заростало корой, которая разрывалась от самого легкого изгиба. Леший взял в руки бутыль, но тут же поставил обратно.

- Еще не время, - сказал он и сел за письмо.

 «Дорогой Тео.

Спешу сообщить тебе, что вынужден покинуть деревню по очень важному делу, требующему моего и только моего присутствия. Возникли некоторые недопонимания между мной и другими наместниками. Как ты понял из моего предыдущего письма, в деревнях объявлен крестьянский набор – это и послужило причиной разлада. Наместники, что с удовольствием брали откуп золотом, теперь спохватились, что в деревнях не осталось крепких мужиков, и решили вернуть их силой».

Рука задрожала, а глаза скользнули к флакону с обезболивающим.

Не сейчас, - сказал он и продолжил писать.

«Некогда мы зареклись друг перед другом, что будем отныне честными друзьями. Поэтому я честно пишу тебе о том, что собираюсь поехать на встречу с наместниками, где мы решим наши проблемы раз и навсегда. О том, где меня искать я напишу во втором письме, которое оставлю на столе в спальне. Надеюсь, что еще увидимся.

Твой верный друг Леший, он же Бокучар - наместник Лысовки»

Дрожащими руками Леший свернул письмо, и тут же написал записку, состоящую из одной фразы: «Ищите меня под черным камнем»

Написать эту короткую фразу оказалось труднее, чем первое письмо. Руки не то, что дрожали, кисти пустились в настоящий пляс. Леший двумя руками схватил флакон и сделал глоток. Дрожь ушла, но боль не отступила. За последний день Леший выпил слишком много настоя дурман-травы. Кое-как он написал еще одно письмо и скомкал его.

Окно спальни наместника открылось, и вороны спрыгнули с крыши на подоконник.

- Вот это письмо, ты передашь Тео. Он должен быть в убежище. Полетишь ты, когда я скроюсь вон за тем холмом, не раньше, ты понял?

Ворон издал прощальное «Кар» и взлетел на крышу усадьбы.

- А ты, Черноклюв, полетишь со мной. Нам нужно сделать кое-что еще.

Наместник накинул шубу, и уже хотел покинуть комнату, но замер.

- Как же я мог забыть?

Леший достал из сундука крохотный льняной мешочек, после чего покинул усадьбу.

Стряпчая наместника проснулась от грохота во дворе. Она просунула заспанное, отекшее лицо в окно и беспокойство сменилось удивлением, а затем и раздражением. Она увидела березовые сани и Лешего, разгребающего завал в сарае.

- И чего ему не спиться в такую рань? Надо больно вам по сараям лазить на морозе, - поворчала она и легла обратно.

Бокучар нашел среди прочего хлама сверток длиной в полсажени и бросил в сани.

Когда он вернулся к дому Горана, тот закончил заточку.

- Ну, как дела?

- Закончил, батюшка. Я только хотел спросить, а могу ли я с вами?

- Куда?

- За зверьем пойти. А то больно мне хочется посмотреть, как доспехи будут на вас смотреться, все ли угадал, да и пикой заколоть тварюгу какую-нибудь сильно хочется. Я ж с десяток лет не охотился. А тут сами боги подначивают меня, посылая мысли подобные в голову чугунную.

- Ого, как заговорил, – ответил Леший и помолчал немного, подперев руки в бока. – Нет, – заключил он, и положил руку на плечо Горану, - один пойду.

- Так, то зверье самое опасное, вы сказали. Как же одним то можно?

- Прям так и сказал? Значит, соврал я, дорогой Горан, соврал.

- Что, не самые опасные?

- Нет. Я опасней буду, - ответил Леший и рассмеялся. – Отправляйся спать. Ночь была тяжелая.

- Не усну, батюшка.

- Уснешь, ты главное ляг в кровать, да укутайся потеплее.

Горан вздохнул: не столько от усталости, сколько от невоплощенного желания поехать с наместником, и побрел в хату. Кузнец кинул пропитанный дымом и жаром армяк на стул, и увидел на плече бурое пятно. Пригляделся поближе и понял: «Кровь!».  Тут же осмотрел плечи – уставшие, но невредимые. Пятно расползлось по наружной стороне, там, где лежала рука наместника.

- Батюшка!

 Горан выбежал на крыльцо. Глаза его бегали из стороны в сторону, в поисках Лешего. Наконец, он увидел головы лосей за одним из заборов и побежал. Кузнецу оставалось пройти один двор, чтобы очутиться на небольшом пятачке, который считался центром деревни, и где остановились сани, но случилось невообразимое. На его глазах, едва его сердце сделало четыре удара, выросло дерево, да такое, какого он в жизни не видал. Ствол широкий, точно ствол дуба, ветви раскинулись во все стороны, закрыв крыши ближайших домов, верхушка же заросла плотной изумрудной листвой. Если бы в это время, кто-нибудь мог посмотреть на деревню с высоты птичьего полета, то он бы подумал, что в середине Лысовки вырос огромный зеленый гриб. Следом среди густой листвы запестрили крохотные ярко-синие цветы – бутоны набухли и распустились на глазах. Крыши домов окутала голубая дымка. Горан сделал вздох и провалился. Сначала в сон, а затем в сугроб.

Леший простился с деревней и помчался, в сопровождении Черноклюва, в сторону постоялого двора «Под черным камнем». Несколько раз в дороге наместник начинал смеяться без причины. Он решил, что это так действует настойка дурман-травы, бутыль которой ему следовало употребить за месяц. Бокучар же расправился с лекарством за день.

Дорога до постоялого двора, при неспешной езде в тройке, заняла бы треть дня. Бокучар же, на четверке лесных великанов домчался туда в несколько раз быстрее. Телега остановилась на холме, с которого просматривался весь двор. Бокучар отвязал лосей и попрощался.

- Спасибо друзья, великие скакуны! Воистину, своей скоростью вы спасли множество человеческих душ. Однажды, и люди придут к вам на помощь, я в этом уверен. А теперь бегите обратно.

Лоси прошли несколько шагов и повернули головы на хозяина леса.

- Идите! Со мной все будет хорошо. Я просто раздам гостинцы моим друзьям, что дожидаются меня вон в том доме.

Как только скакуны пустились в обратный путь, Леший занялся последними приготовлениями.

- Хо-хо-хо, - вырвался у него смешок, когда он примерил доспех. – Как влитой.

Он развернул сани открытым краем, так, чтобы все пики смотрели стальными наконечниками на постоялый двор.

- Черноклюв, - позвал он ворона. - Вот этот листок передай хозяину. Только найди окошко на кухне или дверь на заднем дворе, чтобы тебя больше никто не видел. Ты меня понял?

Ворон наклонил голову, словно спрашивая Лешего, не шутит ли он.

- Прости, конечно, понял, ты самый умный из своих собратьев, – сказал он, зная, как вороны любят лесть.

Ворон улетел, а Леший вспомнил детскую считалку, что услышал в Радолське:

- Наступает новый кон. Злобный леший, выйди вон!

***

«Это что, огромный гриб, – подумал Олег, когда показалась деревня, - или от холодного воздуха птичий глаз вздумал со мной шутки шутить?»

Где-то среди занесенных снегом полей, по левое крыло от Олега, солнечный луч наткнулся на крохотное стеклышко и радостно отпрыгнул обратно в небо, но вместо синей тверди попал в глаз аиста. Олег сместился от назойливого блика, и это спасло ему жизнь. Глухой щелчок невозможно было услышать среди встречного ветра, но Олег услышал шум приближающегося арбалетного болта. Он принял еще левее, но снаряд достал - пробил птичье плечо насквозь. Крыло парализовало, и аист камнем сорвался в поле. Лишь под конец Олег раскрыл здоровое крыло, чтобы хоть как-то смягчить удар. Только что он парил в небе, а миг спустя ощутил весь холод снежной волны, что вырыл при падении. Олег вновь обратился в человека. Он перевернулся на спину и осмотрел руку - одежда порвалась и через разрез виднелась перерезанная мышца.

«Так, - подумал он, - придется биться одной рукой».

В шаге от него, через снег, пролетел еще один снаряд.

- Мимо! –  крикнул Олег.

- А! - удивился Остроглаз. – Ты еще жив, дух?

«Тварь! Дворянин с перебитым глазом, - догадался Олег по голосу, - надо было его прикончить еще в усадьбе.»

- Скоро буду живее тебя!

- Да? Ну, давай посмотрим. Поднимайся, дух.

- Ты свой самострел спрячь, тогда и поднимусь! Нашел дурака, как же!

- А вдруг ты медведем обратишься или еще кем похуже? Я видел, на что способен дух, который цепляется за жизнь.

Олег услышал знакомый щелчок заряженного самострела, и зажмурился, ожидая выстрела.

- Вставай же, трус, – повторил Остроглаз. - Я по голосу понял, куда твоя головешка упала, могу хоть сейчас пробить!

- Убери самострел, говорю!

- Это ты в лесу командуй. Да в деревне. А здесь, в чистом поле, так и быть, я покомандую, - сказал Остроглаз.

Положение сложилось хуже некуда. Олег нащупал меч и одним движение подскочил на ноги, готовый наудачу парировать болт. Остроглаз рассмеялся ведь даже не целился в его сторону, самострел покоилось на плече. Оружие сродни длинному самострелу Теодора Кительсона, венчала железная трубка, в которой поблескивало стекло. Олег, решил, что оно то и спасло его от первого выстрела.

- Диковинная вещица, - заметил он, - могу посмотреть?

- В другой раз, дух. Как-нибудь потом.

Как любой охотник радовался загнанной жертве, так и охотник за нелюдью не скрывал приподнятого настроения. В мыслях, он добавил лешего Глухого Бора в список убиенных.

- Не замерз караулить-то?

- Нисколько. С некоторых пор мне мороз совсем не страшен, - сказал Остроглаз и коснулся кончиком кинжала ледяного глаза. – Ваш жалкий советник хотел меня надуть. Как он заливал о том, что наместник и есть леший. Ах, как заливал. Но я сразу почуял в тебе что-то неладное. Наместник – просто тронувшийся умом старик, но вот ты…

«Пришел, чтобы убить Лешего и думает, что это я. Это может помочь».

- Летаешь черным аистом, средь бела дня. Какой смельчак! Ничего-то он не боится. Гляжу я, что крыло подбил, да? Рука теперь ни на что не годна?

- Ерунда какая. Все равно мне левая ни к чему.

Остроглаз рассмеялся.

- Дух, который умеет шутить. Ну, такого не ожидал. Раз уж я тебя не убил сразу, так скажи мне, как ты в теле человека оказался? Что за колдовство?

- Так и быть, - решил Олег выиграть время, - слушай. Значит, поселилась в моем лесу ведьма…

Улыбка пропала с лица Остроглаза.

- Ведьма?

- Самая настоящая. Так вот, ведьма эта просила у меня помощи. Она с сестрами разругалась в смерть, вот и попросила меня схорониться в лесочке моем.

Взгляд Остроглаза скользнул к чернеющему неподалеку ряду деревьев.

«Боишься ведьмы, да? – подумал Олег, - Это хорошо».

- Вот я ее и принял к себе в лес, а она за это мне и говорит, что проси, мол, чего хочешь. Я и попросил. Сказал ей, чтобы переселила меня в человека, страсть хочу по миру походить, а то дальше своего леса ничего и не знаю.

- И что она, до сих пор в лесу?

- Сейчас, нет, - улыбнулся Олег и посмотрел куда-то за спину Остроглаза.

Что-то позади охотника зашевелилось. Он вскинул самострел, и после резкого оборота выстрелил в источник звука, но прежде чем болт поразил цель, Остроглаз понял: его обманули. Заяц подпрыгнул на месте и упал замертво с болтом посредине шеи. Только лапки дрогнули в последний раз.

Олег оказался на расстоянии шага от охотника, и нанес косой удар. Реакция Остроглаза не подвела. Он прижал к себе вплотную самострел, отчего удар пришелся в деревянный корпус оружия, едва задев пальцы. Ударом колена чуть ниже груди он отбросил Олега назад. Охотник выкинул самострел и достал второй кинжал, чуть длиннее первого.

- Что, теперь поговорим на равных? – спросил Олег, видя, что Остроглаз никак не может ухватить раненой рукой оружие.

- Знаю я вас, тварей, – прошипел охотник. – Небось, не терпится превратиться в гигантского змея о трех головах?

Теперь не по себе стало Олегу.

Остроглаз атаковал. Олег ушел от первого удара, второй прошел вскользь по куртке.

- Что ты знаешь о змее? – спросил Олег, когда они разошлись в стороны.

- Зубы мне заговариваешь? Больше не выйдет! – крикнул охотник и повторил атаку.

На этот раз Олег закончил начатое, и перерубил сухожилия у самой кисти охотника.

- А! Черти!

- Что ты знаешь о змее?

- Пропади ты в бездне, тварь лесная!

Охотник подбросил ногой рыхлый снег, чтобы скрыться на миг из виду. Олег сделал шаг назад и наугад нанес широкий удар, ожидая атаки, но Остроглаз поступил иначе. Сквозь оседающую стену снега пролетел кинжал. Острая боль разлилась возле прежней раны. Олег вырвал из груди оружие. Лишь кончик его окрасился в алый цвет – укреплённая куртка приняла большую часть удара. Охотник, тем временем, зарядил самострел и уже вскинул его, чтобы выстрелить, но не успел. Его же собственный клинок по рукоять вошел в здоровый глаз.

- В голову метать надежней, - сказал Олег.

Он подошел к телу и склонился над лицом врага. Из тела Остроглаза выскочил синий фантом и набросился на Олега. Юноша сделал шаг назад, и приготовился к защите, но фантом пробежал сквозь него и исчез.

- Ну и дела.

Бодрящий холод пробежал по телу. Он осмотрелся, фантома как не бывало. Олег присел возле тела охотника и осмотрел диковинный самострел. Железная трубка, установленная поверх направляющей, служила подзорной трубой. Он посмотрел на округу сквозь трубу и увидел, что никакой это не зеленый гриб возвышался над крышами Лысовки, а гигантское сон-древо.

***

Для Фарсина, хозяина постоялого двора «Под черным камнем», утро выдалось необычным. Он не мог сказать, было ли оно хорошим, но и не спешил утверждать обратного, а потому остановился на «необычное». Одна за другой, приехали четыре кареты, каждая в сопровождении десятка всадников. Знатные господа, что приехали в богатых экипажах, разместились в главном зале, всадникам же они приказали остаться во дворе. По разговорам за наспех распитой бутылкой медовухи гости раскрыли чины. То были наместники из ближайших деревень: Зеленый Яр, Полпути, Прибрежная, Троицкая. Но ожидался еще один гость, о котором наместники говорили со смешанными чувствами, ни то с презрением, ни то с насмешкой, а кто-то со страхом.

- Куда это такая толпа движется? Не на войну ли? – спросил Пробка, который с начала зимы отрабатывал у Фарсина за пропажу веневского вина.

- Язву на твой язык, да побольше. Какая война, Пробка? – вспыхнул Фарсин.

- Паломники, что ходили отсюда на запад, говорят, что купец Соломон, тот, что выкупил у прежнего царя земли, собирает целую армию в Примедногорье. Конные, пешие, стрелки и даже орудия есть.

- Твои паломники такие же пьянчуги, как и ты. Чего они там увидеть могли?

- А вот, что я говорю, то и увидели. Ты, дорогой Фарсин, про крестьянский набор слышал?

- Слыхал.

- Ну. Отчего думаешь, князья собирают крестьян? Потехи ради? Нет. Что-то зреет в южных землях. И наместники, вот, гурьбой собрались не просто так.

- Сказочник ты. Разве же один купец может супротив целого царства пойти?

- Коли златом богат, то и может. Сам посуди, на что живет и одевается солдат? На золото. А у кого его больше: у новоизбранного царя или у купца заморского?

- У царя, конечно.

- Мне бы твою уверенность. Скажи, ты знаешь, где золото добывают?

- В шахтах, все это знают.

- А шахты эти где?

- В Медных Горах.

- Это в тех, у подножья которых стоит армия Соломона?

Во время разговора во двор заехал еще один экипаж, в сопровождении вооруженных всадников. Когда топот прекратился, в залу вошла женщина.

- Глупости все это. Ерунда, – отмахнулся Фарсин. - Иди с кухни лепешек теплых принеси господам.

- Время покажет, глупость или нет, - поучительным тоном сказал паломник Пробка и побрел на кухню.

Только он взял поднос с лепешками, как раздался стук. Паломник  увидел за окном большого ворона. В клюве тот держал скомканную записку.

- А ну, кыш. Лети отсюда! – закричал Паломник, на ворона, опасаясь проклятий, которые, по слухам, эта птица разносит.

- Что там, опять мыши? – забежал, перепуганный Фарсин.  – Чего ты ор поднял?

- Ворон сидит. Гляди, вон, - указал он подносом с лепешками, отчего одна полетела на пол.

- Поставь поднос, голова дырявая! Сейчас я его прогоню.

Хозяин приоткрыл дверь, ведущую на задний двор, и направил метелку на ворона, но птица запрыгнула на верхушку двери и бросила под ноги хозяина скомканный клочок бумаги, после чего перелетела на ветку ближайшей сосны.

- Что это? – спросил Пробка.

-  Ворон кинул. Давай сожжем и делу конец.

- Эгей, погоди. А вдруг это записка для наших гостей. Вдруг они ее ждут очень? Давай прочтем.

- Иногда, ты дельные вещи говоришь. Читай тогда.

- Фарсин, ты же хозяин, ты и читай.

- Не обучен я. Читай, давай!

Паломник двумя пальцами поднял записку, и на вытянутой руке донес до стола. Там, он развернул ее деревянными ложками, на всякий случай, отпрыгнув в сторону, как только листок раскрылся. Когда Пробка убедился, что в листе не прячется какое-нибудь злопакостное существо, он прочел содержимое.

«Прошу вас, любезный человек, который прочтет эту записку, немедленно скрыться в каком-нибудь укромном уголке, вместе с теми людьми, что не имеют отношения к вашим гостям, кои являются наместниками. Предупреждаю, я не хочу навредить безобидным крестьянам и работникам, а потому даю вам время покинуть постоялый двор. Если вы попытаетесь предупредить наместников – ругайте только себя».

- Что? Что нам делать? – спросил Пробка.

На дереве прокаркал ворон.

- Иди за конюхом, и мальчонку веди, скорее! Спрячемся в винном погребе.

Ворон прокаркал еще раз.

- Скорее, Пробка, молю скорее.

Через минуту конюх с мальчишкой уже спустились в погреб, а Пробка все не решался сделать первый шаг.

- А вдруг там винные бесы, Фарсин? Вот ты же не знаешь наверняка, - сказал паломник. Хозяин помог ему спуститься тяжелым пинком.

Дубовая крышка погреба захлопнулась. Ворон каркнул в последний раз и взлетел. Пока Фарсин с работниками спускался в погреб, Сияна нашла на кухне записку.

Когда ворон взлетел, она выбежала через заднюю дверь, и на бегу произнесла слова, чуждые человеческому уху, отчего под ее ногами возник черный, с клубящимся дымом под копытами и струями пара из ноздрей, жеребец. В следующий миг Леший увидел, взлетевшего ворона, и черную тень, что скрылась, в роще за постоялым двором.

   «Кто хотел уйти - ушел», - подумал он.

Хозяин леса вытянул руку вдоль саней, в ответ деревянные копья задрожали, радостно звеня наконечниками. Леший сжал руку в кулак, сконцентрировав все внимание на одном копье. Дрожь в санях утихла, лишь один наконечник еле заметно дрожал. Леший откинул руку назад, словно хотел метнуть камень, и древко ударилось о борт саней. Вместе с тем, как хозяин леса выкинул руку вперед, копье взвизгнуло и вылетело прочь.

***

- Да, странные ты вещи говоришь, - сказал и потянулся в седле мечник Полпути.

- Глаза не обманут. Все это видели. Бежит, бежит и хрясь! Прибила его рукой. А спустя миг закинула в рот.

- Боги! – воскликнул неподалеку мечник Зеленого Яра.

- Да, - продолжил мечник из Беззнаменовки, - много всякого она натворила. А все началось с того, что в главный дом молния попала. Мы все переполошились. Забегаем, а она лежит на кровати, как ни в чем не бывало. Словно и не было ничего.

- А вдруг, тебе это и в правду померещилось? Известно же, что гроз зимой не бывает, - заметил мечник Полпути.

- Всей деревне померещилось?

- А хоть и так.

- А дыра в крыше, прямо над кроватью наместницы? Это тоже померещилось?

Мечник Полпути пожал плечами и отошел к другой группе воинов, что обсуждали, возможна ли битва с Бокучаром, или нет.

- Дурак, - сказал ему в след мечник Беззнаменовки.

- А я тебе верю. В жизни ведь всякое может быть. Вот моя тетка говорила, что видела, как вдоль берега поганки, парень шел, а за ним следом русалки плыли. Она только крикнула ему, чтобы он обернулся, что беда за ним попятам. А он, что думаешь, взял и ушел с головой в воду. И русалки за ним, бултых, только чешуей и сверкнули.

- И ты дурак, - ответил он мечнику Зеленого Яра и отошел в сторону.

Мечник из Зеленого Яра остался один. Из-за врождённой мягкотелости, он частенько оставался в одиночестве. Должность мечника он получил от отца. Больше он сыну ничего не оставил. Грубый, суровый, местами злобный отец оставил мальчика на воспитание матери, отчего тот вырос порядочным толстяком, рыхлым не только снаружи. Поздно отец спохватился. Характер устоялся, жир улегся. Вот отец умер, и пухлый добряк оказался вынужден носить кольчугу и меч, а теперь и двигаться верхом. Но мечником он пробыл недолго – пика пробила несчастного насквозь, выбила  из седла, и пригвоздила к холодной земле.

Лошади встали на дыбы, и попятились от трупа – толстяк погиб в тот же миг, как тело коснулось земли. Мечники, что духом послабее спешились и попрятались за лошадей, те же, что меч носят не просто так, достали оружие и завертели головами в поисках врага. Самые умные припали к земле. Следующая пика, прилетела откуда-то из-за солнца, и пронзила сначала лошадь, а следом и мечника, что за ней прятался, и прибила обоих к стене постоялого двора. Мечники ринулись в дом. Больше четырех десятков человек забежали внутрь, под удивленные взгляды наместников.

- Что происходит? – завопил один из них и тут же получил ответ на свой вопрос - последний мечник влетел в комнату нанизанный на пику. Еще живой он пролетел полкомнаты и остановился перед наместниками. Пика вонзилась в пол, у подножья стола, мечник упал на колени, испустил последний вздох и опустил голову на стол.

- Все от окон! – закричал глава мечников Зеленого Яра – первый, кто пришел в себя.

- Я вижу! Вижу его! Там на холме, под солнцем! Машет рукой вона, – закричал один из мечников.

- Его? Это один человек?

- Да, - ответил тот и вновь обернулся к окну, но больше ничего не увидел. Пика пролетела через голову самого зоркого мечника, задела плечо стоящего позади воина и рухнула на пол у ног наместника Полпути. От ужаса, что застрял в горле, наместник даже не пискнул.

Мечники смотрели на растерянных наместников, ожидая команд. Положение в свои руки взял глава мечников Зеленого Яра.

- Переверните столы и к окнам их. Скорее!

Наступило затишье. Мечники расселись на полу по углам залы. Наместники так и остались стоять на своих местах. Из ступора их вывел командный голос:

- Любезные, - обратился к ним глава мечников Зеленого Яра, имя которого Авдей, - что тут творится, не подскажете?

- А нам откудова знать, - пробубнил наместник, - мы, как и ты внутри сидим.

- А ты, что скажешь? – обратился Авдей к своему наместнику.

Никто не заметил этого «ты». Трупы снаружи и внутри уровняли в правах наместников и мечников. Каждый мечтал воспользоваться правом на жизнь.

- А где Сияна? – спросил мечник Беззнаменова. – Где наместница?

 

Часть III - Глава 34

- Кто вы? – повторил Теодор Кительсон.

- Помогите, прошу, - сказала женщина дрожащим голосом. – На нас напали. Боги, мой супруг, кажется, погиб. Я… я не понимаю, что случилось, кругом столько крови. Вы поможете?

- Где на вас напали?

- Тут недалеко, - она указала рукой на деревья. - На дороге. Вы поможете?

- Вы сбежали оттуда?

Женщина упала на колени и закрыла лицо руками.

- Там все погибнут, если вы не поможете! – завопила незнакомка.

- Послушайте, - начал спокойным голосом Теодор Кительсон, - если нападение произошло на ближайшей отсюда дороге, значит, оно случилось глубокой ночью, ведь иначе вы бы не добрались сюда так быстро пешком. Тем более в этих замечательных красных сапожках. Или, быть может, я не заметил прекрасного скакуна, что проскакал по заметенным лесным тропкам? К тому же, почему вы решили углубиться в лес, ведь вернее было бы вернуться на дорогу и поискать помощи там?

Ученый встретился взглядом с женщиной. Бесстрастный взгляд шел вразрез с обликом обреченности, который она только что навела.

- Ну? – поторопил ученый.

- Я растерялась, не знала куда идти.

Теодор Кительсон наклонил голову и улыбнулся. Женщина поднялась. Печаль сменилась ехидной улыбкой. Гримаса казалась ядовитой.

- Что же, - сказала она, все с той же дрожью в голосе, которую ученый сначала принял за последствия страха, - тогда я тоже задам тебе вопрос. Ответишь – хорошо. Уйдешь на своих двоих.

- А если не отвечу? – с вызовом спросил Теодор Кительсон.

- Лучше ответь.

«Может у нее такой голос от холода», - подумал ученый.

- Хотелось бы, все-таки знать, с кем я говорю.

- Где книга?

Внезапный вопрос застал ученого врасплох. Кому могла понадобиться книга, хранящаяся у иноземца?

«Книга Златовласки? Нет, вряд ли», - подумал он.

- Какая книга?

- Ого, – воскликнула женщина, - да у нас здесь великий ум! Неужели у тебя там много книг?

- Вы не поверите.

В холодных глазах что-то пошевелилось.

- Ведьмин том. Книга ведьмы.

Мимолетная мысль, упущенная только что, непонятая, вернулась, соединив воедино сразу столько всего. Вечная писанина Златовласки. Ее покрытое тайной прошлое. Происшествие в лесу, после которого пропала Ивовая Ведьма. Разные события свернулись тугим клубком, который еще предстояло развернуть.

« Ведьмин том. Тот, что искали три ведьмы в старой иве. Может ли быть, что передо мной одна из них?».

Женщина улыбнулась. По лицу собеседника она догадалась о карусели мыслей, что привела к замешательству, за которым последовал настороженный взгляд и едва заметное движение рукой к кинжалу, спрятанному за поясом.

- Какой пытливый ум, – восхитилась она. – Что же, раскроем карты? Прятаться мне больше нет смысла.

Не успел ученый ответить, как голова женщины разлетелась на две части, а за ней следом в клочья разорвалась и шуба, вместе с остатками истощенного тела. Страшное действо напомнило ученому рождение бабочки, только вместо прекрасного насекомого родилось лысое человекоподобное существо с торчащими из спины паучьими лапами, каждая длинной в сажень, и разорванным человеческим телом вместо кокона, ошметки которого разбросало вокруг места отвратительной метаморфозы. Из-за костлявых плеч создания торчала ржавая рукоять меча.

Скудный завтрак поспешил покинуть тело ученого, но усилиями последнего так и не достиг цели.

- Неприятное зрелище? – засмеялась ведьма.

Ученый услышал настоящий голос незнакомки. Звуки, что он ошибочно принял за страх и холод.

- Одно из самых, - сказал ученый, все еще борясь с собой.

Ведьма завертела головой.

«Если конечности у нее от пауков, то позвоночник точно совиный, - подумал ученый».

- Ты помнишь условия человек? Говоришь где книга, и уходишь живым. Больше мы с тобой никогда не встретимся.

- Не знаю ни о какой книге, уж простите.

Ведьма перебежала поближе к ученому и замерла, растопырив ноздри. Она поднялась на нижних лапах, и расставила верхние, как делают крохотные пауки, чтобы казаться больше.

- В тебе есть золотой гриб, человек. Как чудесно. Находясь в человеческом теле, я не смогла его учуять, но теперь. Откуда он в тебе? Лишь следы. Да, ты почти исцелился. Почти.

«Неужели она связана с Выселками?».

- Как много ты думаешь, человек. Пришло время говорить, – прострекотала ведьма, а именно такой у нее был голос - стрекочущий, точно песня кузнечика.

Она закатала рукав ветхого балахона, что покрывал человеческую часть тела. Испещренная десятками углублений, на подобии пчелиных сот, рука ее изобразила неизвестный жест, и соты засветились.

Теодор Кительсон схватил рукоять клинка, но вытащить оружие так и не смог. Тело замерло.  В голове раздался писк, который перерос в настоящий звон. Следом, раздался другой звук - стрекотание. Послышались слова.

«Ах, вот ты кто. Теодор сын Кителя. Господин Кительсон. Ученый-ренегат. К тому же иноземец. Да, сестер теперь нет в ваших землях, кроме старой Гиаваль-Кар, да и та, бедняжка выжила из ума».

Ученый перевел глаза на ведьму – это стоило ему последних сил.

Ведьма, как и он, застыла в одной вычурной позе, с вытянутой в магическом жесте рукой, и разведенными в стороны лапами. Губы ведьмы не шевелились, но она говорила. Говорила в голове Теодора Кительсона.

«Чудесные приключения на пути сюда. Действительно, на что ни пойдет человек, цепляясь за жизнь. Ты и правда мог умереть, если бы остался на родине? – продолжала ведьма, читая мысли ученого, - А, вот откуда в тебе златогриб! Как интересно, надо поведать сестрам об этом. А это кто?».

Губы ведьмы на миг раскрылись, обнажив тонкие и острые, в несколько рядов, зубы, какие встречаются у щук.

«Олег. Я запомню это имя. А это, что у нас? А, вот он! Кокон, в котором ты нашел… ее… вот и всё».

Ведьма опустила руку, и за ней ученый рухнул на снег.

- Уходи Теодор. Твой ум действительно намного занятней всех тех, что я прочла. Я даже не хочу его разрушать - такое впервые. Не хочу трогать этот чудесный алмаз.

Теодор Кительсон поднялся и закончил начатое – достал кинжал.

- Полагаю, что ты, - он решил, что после такого тесного контакта ни о каком «вы», не может идти речи, - никого не оставляла в живых после этого обряда, – сказал ученый не зная, какое слово подобрать для испытанного. - Когда ты читала мои мысли, я видел отклики твоих. Слабое эхо, призраки, но я видел.

- Чудесный ум, - прострекотала ведьма.

- Убить Олега, что связан с ведьмой теснее, чем я думал. Убить Лешего, руками наместников, чтобы стереть с лица земли последние следы бунтовавшей сестры, что перешла грань дозволенного.

- Какой прекрасный и ловкий ум! Жаль, он тебя и убьет.

Ученый бросился на ведьму, но остановился в двух шагах. Другой жест уродливой руки что-то изменил в его теле. В этот раз голова осталась ясной. Никакого шума и звона. Но рука, с занесенным кинжалом зашевелилась и медленно, против воли ученого, направилась в его сторону. Другой рукой он схватил себя за кисть и попытался отстранить лезвие. Непреклонное  приближение кинжала замедлилось.

- Кто окажется сильнее? Златогриб или жилы ученого? Узнаю на обратном пути, - сказала ведьма и побежала мимо Теодора Кительсона на восьми лапах.

Раздался грохот. Ведьма выбила дверь в убежище. Часть обломков прилетела в спину ученого, приблизив его к лезвию еще сильнее.

Пот бежал по лбу и заливал глаза. Такого сильного напряжения Теодор Кительсон давно не испытывал. И даже в таком, казалось бы, безвыходном положении, когда собственное тело стало врагом, «прекрасный и ловкий ум», продолжал искать выход. И нашел его. Прямо перед собой. Рукой, что осталось подвластна, он держал кисть, в том самом месте, где близко к коже шли сухожилия мышц, а самое главное нерв, что ими движет. Ученый сдвинул послушную руку, чуть выше к лезвию, обнажив тем самым нужное место. В следующий миг, он ослабил хватку и вцепился зубами в руку с кинжалом, лезвие которого все-таки достигло шеи. После укуса пальцы разжались, и кинжал упал в снег, оставив красную струйку среди белизны. Ученый схватился за шею. Крови мало, ранение пустяковое – крупный сосуд не задет.

«Жить буду», - подумал он.

Миг спустя, самострел, так предусмотрительно заряженный, был в руках ученого, а сам он бежал наверх по холму. Он стряхнул снег с окна. Сквозь заиндевелое стекло он увидел, как за спиной Златовласки стояла ведьма наперевес с ржавым тесаком.

- Только бы не промазать, – сказал Теодор Кительсон и приготовился стрелять.

Златовласка достала из кармана стеклянный флакон и поставила поверх книги. Тот самый флакон, что он подарил. Флакон, в котором спала ползучая роза.

- Этого не может быть, - тихо сказал он. – Это же неправда.

Прежде чем он выстрелил, ведьма обрушила на Златовласку тесак, но промахнулась. Девушка увернулась, каким-то неестественным, кошачьим движением и вся мощь удара пришлась на флакон. Стекло треснуло.

- Нет! – вскрикнула ведьма, увидев, как расползается трещина.

- Красиво, – сказала Златовласка.

Болт пробил окно и со свистом влетел в пол, пролетев между лапами ведьмы. Паучиха успела поднять  удивленные глаза, прежде чем в один миг выросший осколок минерала размозжил ее голову, а второй прибил дергающееся тело к стене.

Теодор Кительсон скатился с холма, который следом покрылся бледно-розовыми, местами красными иглами, подобно сказочному ежу. От распирающего нутра холм увеличился в размере. Ученый закрыл голову руками, но холм лишь треснул в нескольких местах, ухнул и замер.

«Погибла, - понял он, - бедняжка погибла».

Горячая слеза покатилась по щеке.

Трещины в холме засияли так, словно, солнце взошло внутри. Раздался еще одно громкое «ух», отчего через щели полетел золотой пепел. Холм подпрыгнул, а через разбитое окно что-то взлетело и приземлилось неподалеку от ученого.

- Златовласка! – крикнул он и попытался подняться, но рухнул без памяти.

***

Олег добежал до околицы и закрыл нос платком. Он прошел через заставный двор, где застал спящего Прохора и побежал к усадьбе. Улицы, дворы, крыши домов - все плыло в призрачно-голубом пепле, застывшем в воздухе. Неподалеку от центра деревни, где величаво стояло сон-древо, Олег заметил ноги, торчащие из-за забора.

- Кузнец! – узнал Олег любителя поспать в снегу.

- Зврвре, - пробормотал Горан в ответ, надувая губы.

- И тебя спасать надо. Давай, руки, дотащу до дома.

Кузнец досмотрел волшебные масляные чары сна-древа на ковре из медвежьей шкуры, заваленный горой теплой одежды, на полу кузницы.

Олег забежал в свою избу, чтобы как следует обработать рану. Однажды, когда Леший еще не принял форму человека, ученый попросил несколько капель его крови, чтобы сделать эссенцию живицы духа. Получилось всего три флакона. Олег, после боя с Остроглазом, использовал один из них. Плечо зажило на глазах. Олег осторожно вытянул руку вперед.

- Как новая, - обрадовался он и побежал в усадьбу.

Первое, что бросилось в глаза Олегу, в комнате Бокучара – это пустая бутыль дурман-травы.

- Что же ты наделал?

Олег оглядел комнату. Тут и там на полу пестрели багровые пятна, едва различимые на темном ковре.

«Сколько же крови он потерял? - ужаснулся Олег, - человек бы уже лежал без сознания. А вдруг и он лежит без сознания среди полей?».

Олег схватил записку, и прочитал заветные слова.

***

- Авдей! Придумай, что-нибудь, ты же с псоглавцами воевал, – сказал один из мечников.

Под одобрительный гул, Авдей обратился к наместникам, что сидели на полу у дальней стены зала.

- Господа, тут меня в главы всех мечников выдвинули. Что скажете?

- Делай, что знаешь, - сказал один из них.

- Прекрасное напутствие. Итак, тот несчастный, что лежит теперь с пробитой головой сказал, что на холме, с солнечной стороны стоял мужик и махал руками. Полагаю махал он не нам, а стрелкам. А те уже притаившиеся на том же холме вели обстрел, - сказал Авдей.

- Стрелки? Ты погляди на копье - почти с меня ростом! Кто таким выстрелить сможет?

- И хоть, ты и не самый высокий, но все же прав. Такие снаряды могут лететь только из пороков. Похоже, на холме баллиста. Как еще расположились-то, собаки...

- Как, Авдей? Расскажи.

- Так, чтобы мы против солнца оказались. Сейчас солнце еще выше будет и вообще никого на холме не увидим. Надо действовать сейчас, либо ждать пока солнце уйдет за полдень.

- Против кого воюем то? Кто сгубил уже четверых наших, да еще плечо вон разорвал Карташу.

- Собака драная! Вот кто! – сказал Карташ.

Авдей осмотрел пику, на которую нанизало мечника.

-Древко и наконечник сделаны очень плохо. Почти не обработаны. Наконечник заточен наспех, видно по царапинам. Это успокаивает. Скорее всего, на том холме не настоящие солдаты.

- А кто, Авдей, кто? – спрашивали мечники.

- Может быть, тот самый Бокучар из Лысовки, раскошелился на баллисту и пригнал ее сюда, чтобы нас перебить? – обратился он в свою очередь к наместникам.

Те не ответили.

- Сколько у нас самострелов?

 Кто имел самострел, поднял руку.

- Пятнадцать, - сосчитал он. - Значит так, есть у нас несколько путей. Мы можем подняться на второй этаж и вести ответную стрельбу из окон, но вариант плохой. До холма слишком далеко и солнце не даст прицелиться, считай, зря снаряды переведем.

- А какой еще путь? – спросили мечники.

- Второй путь – это выйти на улицу и штурмом брать холм.

Недовольный шепот прошел по рядам мечников.

В этот момент из кухни выбежал мечник по имени Ухай с радостным лицом.

- Мужики! Есть еще выход. На задний двор, а там чуть выше лес начинается, – затараторил он, - Путь есть, можем бежать!

- Во! – закричали одни.

- Это дело, – подхватили вторые.

Наместники самыми первыми забежали на кухню. Двое из них застряли в двери, не желая уступать дорогу. Наместник Полпути оказался сильнее наместника Зеленого Яра, и выбежал на улицу. Оглядевшись по сторонам, он ринулся к деревьям.

Ворон на крыше постоялого двора каркнул, дав сигнал. Глазами ворона Леший увидел бегущего наместника. Когда до деревьев оставалось два шага, пика пробила спину наместника и прибила к сосне.

Наместники и мечники, что следили за ним через окна кухни, с ужасом отвернулись.

- Боги, он еще жив! Как же он кричит. Душа рвется.

Глава мечников Полпути, – мужик суровый и неразговорчивый, - выхватил у одного из своих самострел и выстрелил. Болт попал в затылок наместника. Крик оборвался.

- Это же убийство, - тихо сказал наместник Зеленого Яра.

- Спасение, - буркнул в ответ глава мечников Полпути.

- Вернемся в зал, - сказал Авдей, - надо хорошо все обдумать.

***

Леший простоял неподвижно какое-то время. Никто больше не появился у окон или во дворе. Пару раз ему показалось, что тряпки, которыми завешали окна второго этажа, пошевелились, но тратить снаряд он не стал. Тем временем тень Лешего становилась все короче.

- Я ожидал битвы, а получил что? Пора заканчивать.

Леший знаком позвал Черноклюва.

- Вот, возьми этот мешочек и брось его в ту дымящую трубу. После этого, ты можешь лететь.

Ворон вцепился клювом в узелок и взлетел. Сделав несколько кругов над постоялым двором, он приземлился на крышу, и вприпрыжку добежал до дымохода, куда и сбросил мешочек.

Раздался хлопок. Следом еще один. Затем еще несколько, слившихся в одно громкое шипение. Через щели первого этажа потянул густой дым.

Леший размял задеревеневшую руку и вытянул влево. Крайнее копье задрожало.

В этот момент мечник, незаметно для Лешего прокравшийся к лошади, вскочил в седло, чем себя и обнаружил.

- А вот и первый смельчак, - сказал Леший и вытянул руку вперед.

***

- Кто-то должен поднятья на второй этаж и посмотреть в окна. Может уже видать холм, - сказал Авдей.

Начался спор. Каждый нашел немало доводов, почему он не должен идти к окнам. Тогда Авдей махнул рукой и пошел сам. Ползком он забрался в пустую комнату и добрался до окна. Сердце застучало, как в былые времена. Знакомый, заставляющий шевелиться страх, вернулся. Дрожащей рукой он отодвинул тряпку вбок, и тут же откатился к другому окну, закрыв голову руками. Но ничего не произошло. Второе окно прикрывал кусок старой ткани, такой старый, что даже отодвигать не было нужды, все видать насквозь.

- Кто ты такой? – спросил вслух Авдей у неподвижной фигуры на холме.

- Ну что там? Сколько их? – спросили мечники, когда он вернулся.

- Только одного увидел. А позади него стоит орудие, что стреляет. Очень похоже на сани. Наверняка все не так просто.

- Что теперь? – спросили мечники.

- Есть у меня мысля. Нужно вытащить стол на улицу и нести перед собой как щит. Таких столов тут три, а значит получится три щита. Пять человек будут нести стол, а еще пять идти за ними с самострелами. Как только доберемся поближе, стол поставим на землю и будем вести из-за него обстрел. Под градом болтов, тот, кто засел на холме, будет вынужден укрыться, тогда те, кто несут стол, достанут мечи и доберутся до стрелка. Главное – своих не перебить.

Все призадумались. Застывший в воздухе вопрос озвучил глава мечников Полпути.

- Как выходить будем? – спросил он.

- Нужно отвлечь.

Все замолчали, потому как поняли, что кто-то из них должен это сделать.

- Как отвлечь?

- Кто-то должен выйти через заднюю дверь и добраться до моего коня. Он стоит привязанный у угла дома. А потом что есть мочи скакать прочь отсюда. Конь верный, не подведет, - заверил Авдей, но никто не изъявил желания.

- Я пойду, - сказал глава мечников Полпути.

- Эй, отец, постой! Уважаю твою храбрость, но нужен кто-то более юркий, - вступил в разговор Ухай. – Да и ты стрелок вон какой меткий! Как наместника избавил от мучений, любо дорого, - сказал он и улыбнулся, обнажив золотые зубы.

- Ты чего, змей, зубы заговариваешь? Ты что ли пойдешь отвлекать?

- А хоть и я. Почему нет? Мне конь Авдейский давно приглянулся, - засмеялся Ухай. – Да и вряд ли кто здесь ловчее меня.

- Хорошо. Тогда иди к двери и жди команды. А вы, мужики, давайте ножки пообломаем, чтобы держать столы сподручней было.

Когда мечники закончили приготовления, Авдей обернулся к Ухаю и сказал:

- Пошел.

Мечник кивнул, и хотел было открыть дверь, но замер, смотря куда-то вглубь кухни.

- Чего застыл? – крикнул ему Авдей. – Беги!

В следующий миг раздался хлопок, после которого всю кухню заволокло едким дымом. Ухай выбежал через заднюю дверь. Толпа побежала к выходу, но Авдей встал поперек двери с криком:

- Стоять, ублюдки!

Кто-то попытался подвинуть его, но отступил после тяжелого удара в подбородок.

- Взять столы! Достать самострелы! Ждать команды! – крикнул он и уставился в небольшую щель в окне. Глаза от дыма заслезились, но сверкнувшее на солнце копье он увидел. Стрелок отвлекся на Ухая.

- Вперед! – закричал он, встав подле мечников.

Авдей выбил ногой дверь и потащил крышку стола на улицу. Как только первая группа мечников выбежала на улицу и укрылась за столом, Ухаю вслед полетела второе копье. Конь оказался лучше, чем сказал Авдей. Верный конь спас бы от смерти один раз, этот же спас от грозного снаряда дважды, а значит, конь был поистине сказочный. Ухай махнул рукой и скрылся за деревьями, отделяющими двор от дороги.

- Стреляй в холм!

Мечники с самострелами выглянули из-за стола и одним залпом разрядились в сторону Лешего, который скрылся за санями. Вместе с этим вторая группа мечников побежала вперед и повторила все то же самое, дав время третьей группе выбежать дальше всех. Пока проходил маневр, первые стрелки успели перезарядить самострелы. Все началось заново.

Так залп за залпом мечники подходили все ближе к Лешему, а болты летели все точнее. Один из них, пролетел между досками телеги и порвал рукав шубы.

- Веселей мужики, холм близко! Готовьте мечи!

Один из мечников встал в полный рост и поднял меч в героическом жесте.

- Рано, баран! Сядь! – завопил Авдей, но новоявленный храбрец уже вылетел из строя с копьем в животе, пробившим и стрелка, стоявшего позади.

- В укрытие! – крикнул Авдей и все вплотную прижались к столам и друг к другу.

Леший обрушился градом из пяти копий на ближайшую группу мечников, среди которой находился глава мечников Полпути. Стол разлетелся в щепки от первого же столкновения. Следующие четыре пики пробили живую плоть, убив или покалечив почти всех.

- Стреляйте! – скомандовал Авдей другой группе, что с ужасом смотрела на пробитые тела товарищей. – Сучьи дети, стреляйте!

Стрелки опомнились и выстрелили в Лешего, но тот вновь спрятался за санями.

Группа Авдея первой добралась до подножия холма.

- Что за дьявол? Как он выпустил сразу четыре снаряда, Авдей? – спросил его, стоящий позади стрелок.

- Вот как доберемся до него, так и спросим. Стреляйте!

Болты забарабанили об дерево, а тем временем вторая группа поравнялась с первой.

- Авдей, чего делать то? – закричали мечники из второй группы.

- Немного осталось, мужики. Чуть выше заберемся и он наш. Стреляйте братцы! – скомандовал он.

Стрелки второй группы приподнялись из-за стола, но ни один не выстрелил. Раздался страшный грохот. Сани налетела на укрытие. Тех, кто держал стол, вмяло в землю, стрелки же успели отбежать на несколько шагов, но не более. Так и замерли прибитые к земле.

- Чтоб тебя, тварь! – зарычал Авдей. – Дай сюда самострел!

Он выглянул из-за стола и выстрелил в фигуру на холме. До его уха донесся звон и фигура пропала.

- Перезаряди, - сказал он, возвращая самострел стрелку, а сам достал меч и побежал вверх по холму. Мечники последовали за ним.

Когда до вершины осталась пара шагов, Авдей жестом приказал мечникам остановиться.

- Эй, там, – крикнул он противнику, - выходи, трус! Не будешь брыкаться – убьем быстро!

Стрелки тем временем направили самострелы на верхушку.

- Ну? Выходишь? – спросил Авдей.

- Лучше вы уходите! – донеслось сверху.

Голос врага озадачил мечников. При очевидной грубости, звук был полон непонятной вежливости. Если бы наступающие знали, что Леший выпил целый флакон дурман-травы за один день, то смятения бы не возникло.

- Ваши хозяева мертвы, – продолжил голос. - Эти недостойные своего чина люди предпочли смерть в дыму, смерти в бою. Теперь, когда они мертвы, мне нет толку губить вас. Уходите! Я не буду стрелять в спину.

- Как в того наместника, что повис скворечником на дереве? Как же, спасибо, кланяюсь в пол!

- Дело твое. Тогда подходи поближе смелый человек. Закончим уже. Времени у меня не так много.

Только Авдей собрался двинуться дальше, как мечник потянул его вниз.

- Ты чего? Отпусти! – сказал Авдей и вырвал рукав.

- Гляди, – указал он на разбросанные тела, - Мертвяки шевелятся, – сказал он и добавил с широко раскрытыми глазами, - Колдун. Точно тебе говорю. На холме колдун. Пошли отсюда, Авдей, молю!

На глазах мечника выступили слезы.

- Погоди бежать, - сказал, приглядываясь на двор, Авдей, - это не мертвецы, это копья из-под них выходят.

Мечники сжали оружие так, что рукавицы заскрипели, но ноги при этом еле стояли.

- Последний раз говорю, - донеслось с верхушки.

- Мы уходим, - пропищал один из мечников.

Авдей посмотрел на него таким взглядом, что лучше всех слов разъяснил, что будет, сделай он хоть один шаг от холма.

- Я хочу услышать ответ другого человека, – донеслось сверху.

- Подожди немного. Я тебе в лицо отвечу, – прокричал Авдей.

Все это время копья освободились от назойливых человеческих тел, и медленно, описывая полукруг, улеглись наконечниками к холму. Как только Леший услышал ответ Авдея, копья как пришпоренные, вырвались из снега и полетели в мечников. В тот же миг с верхушки вылетело еще пять копий. Мечники попадали на землю, некоторые попытались убежать в сторону и только Авдей, остался стоять, зажмурив глаза. Один за другим, донеслись звуки падающих тел, а он все стоял. Разлетевшиеся после столкновения пики, забарабанили по спине щепками. А он все стоял. Все ждал, когда же холодная сталь пронзит его сердце и вырвет душу из этого, в общем-то неплохого мира. Последний миг его жизни затянулся. То ли смерть наступила не так, как представлялось, то ли он остался невредим.

- Что стоишь? – раздался знакомый голос, - Хотел в лицо сказать, так поднимайся.

Голос звучал вовсе не угрожающе, а скорее доброжелательно, будто хозяин звал к себе на обед. Только теперь Авдей открыл глаза. Не только двор, но и подножье холма покрылось трупами. Только теперь он понял, чего стоил прорыв. Особенно последние его шаги, когда был шанс спасти хоть кого-нибудь, а он отказался. Оставалось только заплатить свою цену. Заплатить убийце его же монетой, или прибавить свое тело к остальным.

***

Как бы не был Ухай себе на уме, но оставить в беде столько человек, не позволяла совесть мечника - сама по себе вещь легендарная. Верный конь Авдея повернулся на дыбах  и поскакал обратно, вдоль пролеска, к постоялому двору. Ухай на скаку заряжал самострел, а потому не заметил, как над ним пролетел черный аист.

Море тел и реки крови встретили мечника жутким молчанием, что заставило его усомниться в решении.

«Помогать то, похоже, не кому», - подумал он.

Словно услышав его мысль, на холме показался Авдей, а перед ним мохнатое чудище, выше мечника на голову, в стальных сапогах и рукавицах. Воины ударились мечам, после чего оба кубарем слетели с холма. Когда противники поднялись, Авдей встал ровно между Лешим и Ухаем, отчего тот не мог как следует прицелиться.

- Отойди родненький, отойди же, - шептал он, боясь выдать свое присутствие.

Враг Авдея отступил на шаг назад и скинул шубу. Под ней засверкал латный доспех, каких прежде Ухай не видел, а потому нашел повод прицелиться получше. Ведь повредить доспех означало одно – продать придется на пару златцев дешевле.

Авдей в свою очередь тоже отошел назад, чтобы перевести дух.

- Замри Авдей! – крикнул Ухай.

Мечник замер. Не шевелился и Леший, он пытался разглядеть источник звука, глазами полными дурманной пелены.

Прежде чем Ухай нажал на курок, он услышал короткий свист, оборвавшийся хлопком где-то возле виска. Конь Авдея беспокойно заржал, когда обмякший всадник упал на землю.

Авдей с Лешим обернулись на выстрел. На холме возникла другая фигура.

- Олег? – с опасением произнес Леший.

Авдей воспользовался замешательством врага и нанес удар в область шеи. К удивлению атакующего меч застрял. Леший пошатнулся.

- Стой! – закричал Олег.

Мечник, недолго думая, достал из сапога нож и с размаху ударил противника чуть пониже уха. В этот раз сталь прошла глубоко в ткани и уперлась в позвоночник. Леший кое-как отмахнулся мечом от Авдея, и рухнул на спину. Мечник не заметил, как его штанина порвалась и на коже выступила алая, точно ягодка клюквы, капля крови. Авдей вырвал из шеи меч и, сделав несколько шагов назад, приготовился встретить нового противника.

Олег подбежал к телу Лешего и упал на колени. По клинку, торчащему из шеи друга, текла темная струйка.

- После такой раны не выживет даже колдун, - сказал Авдей.

Олег быстрым взглядом оценил мечника.

- Что ты наделал, дурак? Что ты наделал? – сказал Олег то ли Лешему, то ли Авдею.

- Как я разумею, после прощания с другом, ты захочешь расквитаться с его убийцей? Тогда поспеши. Мне еще друзей хоронить, - сказал Авдей, но Олег его не слышал.

- Зачем ты пошел один? Почему не сказал нам с Тео? Ты держись только, - сказал Олег и достал из поясной сумки флакон с живицей духа, но открыть не успел. Авдей подскочил и пинком выбил целебное средство.

- Чего удумал, проклятый?

Олег схватил меч и напал на Авдея. Очень быстро последний лишился оружия и равновесия. Олег же вернулся к другу.

- Что? Добивать не будешь? В благородную кровь играешь? – крикнул Авдей вслед.

- Ты уже мертв, просто еще не понял, - сказал Олег и вырвал нож из шеи Лешего, после чего вылил целый флакон живицы духа на рану.

Леший тихо застонал. Рана на шее тотчас затянулась тонкими изумрудными волокнами.

- Что ты несешь, собака? Это я-то умираю? Я? Тот, кто поразил кол… колду…

- Смотри, язык уже опух. Скоро отечет глотка, а за ней и гортань – тогда ты перестанешь дышать. Что глаза выпучил? Не понимаешь, что случилось? Меч моего друга отравлен, и ты задел лезвие. Вон, чуть выше колена.

- Цар.. цара… пина, - сказал Авдей, после нескольких коротких вздохов.

- Тебе хватит, - сказал Олег и отвернулся.

С каждым вздохом, все меньше воздуха проходило по отекшей гортани. Мечник сел на колени и согнулся. Одной рукой он оперся на землю, а другой схватился за шею, словно пытался снять невидимые оковы. Губы его посинели. Глаза налились кровью. Последние звуки вырвались из груди и вместе с облаком пара улетели в небо.

- Олег, - тихо позвал Леший.

- Я здесь, друг.

- Там, в доме… Сходи…

- Ты хочешь пить? Тебе нужна вода?

- Наместники. Проверь... Пятеро. Их пятеро.

- Боги! – воскликнул Олег, - зачем ты все это начал? Почему ты пошел один? Почему не поговорил с нами?

- Я это начал…

Леший не договорил, но Олег понял, что тот хотел сказать. Он укрыл друга лежащей неподалеку шубой и побежал к дому. Олег прошел через ряды трупов. Что-то холодное и неприятное скользнуло внутри, когда он переступал через тела с зияющими дырами от копий, что прошли навылет.

В обеденной зале бархатистым одеялом разлегся серый пепел. Знакомый Олегу запах каменной пыли и аммиачной воды пропитал деревянные стены, пол, каждую крохотную щель. Олег поморщился и пошел дальше. В дальнем углу, у самой стойки, он обнаружил тела, лежащие в ряд. Длинные, не по-крестьянски роскошные шубы выдали хозяев с потрохами.

- Вот и наместники, - сказал Олег и проверил биение алчных сердец. – Эти мертвы. Где еще двое?

Он зашел на кухню, где пепел лежал прям-таки горой. Через окно, он увидел прибитое к сосне тело.

- Вот четвертый, - сказал он и вышел на задний двор, но больше тел не обнаружил, но увидел почти исчезнувшие следы на снегу. Несколько человек проследовали от заднего крыльца к погребу. Олег потянул за крышку и отскочил в сторону, ожидая выстрела, но только кто-то заохал внизу.

- Вы кто будете?

- А вы сами кто? – ответил Фарсин.

Дружескую, пропитанную доверием, беседу прервал паломник Пробка.

- Мы рабочие здешние! Да хозяин Фарсин с нами.

Раздался шлепок – это Фарсин одарил болтуна затрещиной.

- А в углу кто сидит? – спросил Олег.

- Мальчишка наш, тоже рабочий, - ответил Пробка, потирая голову.

- Скажите, добрые люди, наместника среди вас нет, случаем?

- Нет, батюшка.

- Тогда поднимайтесь, мне нужна ваша помощь.

Первый выбрался Фарсин.

- Разорви меня леший, - прошептал он.

- Что там? – спросил Пробка.

Увидев тело, прибитое к дереву, слабый желудком паломник побежал за угол дома.

- Кто же его так? – спросил Фарсин.

- Хозяин, - начал Олег, оставив без внимания вопрос, - ты человек толковый, как мне кажется, а потому послушай внимательно. Постоялый двор пострадал в междоусобной войне наместников, в чем ты сейчас убедишься. Если именно это ты будешь, говорить тем, кто спросит о случившемся, ты получишь средства, на которые сможешь поправить хозяйство.

- А кто меня может спросить?

- Неважно кто. Ты всем так говори. Без исключения. Собрались, мол, наместники обсудить дела насущные, да в пылу спора схватились за клинки, вот и пошла резня. А если будут что-то еще спрашивать, то так и скажи, что спрятался с работниками в погребе, как только началась драка, а когда вылез, то нашел лишь трупы.

- Лишь трупы? Значит, никто не выжил? Но их же был не один десяток!

Олег пошел в дом и жестом позвал хозяина. Конюх с мальчиком пошли следом.

- Чем это пахнет? Что за кислятина?

- Каменная пыль и  аммиачная вода. Придется потрудиться, чтобы избавиться от запаха. Вот, - указал он на тела, - еще трое.

- Но где кровь? – заметил Фарсин.

- Они отравились дымом.

- Все окна выбиты, батюшки, поглядите. А столы где?

- Идем.

Они вышли на улицу. При виде разбросанных по красному снегу тел Фарсин ощутил тяжёлую пустоту внутри. Конюх закрыл лицо руками от ужаса, а мальчишка забежал обратно в дом.

- Я… мы ведь могли умереть вместе с ними, если бы не записка.

- Записка?

- Перед этим побоищем на задний двор прилетел ворон и передал сообщение. Потому мы и скрылись в погребе.

- Записку ты сожги, и о вороне забудь. Чем больше ты забудешь – тем больше я заплачу.

- Можно ли оценить это побоище? – недоумевал Фарсин.

- Сорок златцев.

То, как сдержано и уверено вел себя Олег, заставило Фарсина думать о нем, как о человеке высокого положения. Свободное распоряжение таким богатством только усилило эффект.

«Это же можно не только поправить хозяйство, - подумал Фарсин, - а прямо-таки начать новое».

- Но ведь погибли люди, - озвучил он голос совести.

- Послушай, останься ты в доме, ты бы погиб. Быть может вместо твоих столов, тебя бы взяли живым щитом. И не тебя одного. Всех вас. Подумай, кто здесь лежит? Наместники, что душат крестьян поборами, и их верные мечники, что, словно бешеные псы, вгрызаются все в тех же несчастных крестьян. Никто по ним горевать не будет. Или ты забыл, какого это, быть крестьянином?

- В Лысовке говорят, жизнь не такая, - сказал конюх.

При виде трупов в голову Фарсина лезли самые мрачные мысли.

- Меня же за это в железо закуют.

- За что? Никто не поверит, что четверо добрых молодцев перебили такую армию. По десятку человек на брата? Вы же не богатыри. Они сами перебили друг друга. Вот и вся история.

- А что случилось на самом деле? Кто их всех? – осторожно спросил Фарсин.

- Как я тебе сказал, так все и было.

Фарсин задумался.

- Сорок златцев, - повторил он.

- Сорок пять, - сказал Олег – если выдашь мне двух коней и сани.

- Так тут вон кругом сколько коней осталось. Бери, сколько хочешь, и кареты вона. Пять штук.

«Карет пять, а наместников четверо, - подумал Олег, - кто-то сбежал».

- Нет, этих коней с каретами оставь себе, в доказательство того, что наместники прибыли сюда сами. Мне нужны твои сани и твои лошади. Так, что?

- Данька, вывози сани, - сказал Фарсин конюху.

- Хорошо. А ты, пойдем со мной, подсобишь, - сказал Олег и пошёл к холму.

- С чем это?

- Кое-кого я заберу с собой.

Фарсин зачесал затылок. Он никак не мог понять, что же тут случилось и чем может обернуться помощь неизвестному господину. Олег выдернул его из рассуждений.

- Ты сейчас лучше думай о том, как хозяйство наладить.

Фарсин принял этот аргумент и пошел следом. Каждый труп, мимо которого он проходил, подталкивал его к мысли, отказаться от предложения, но,  онговорил он себе: «Хозяйство-то наладить, и правда, надо».

- Вот его надо поднять в сани, - указал Олег на высокого крепкого старика, укрытого шубой.

Полностью одеревеневший без движения Леший, погруженный в целебный сон живицей духа, выглядел точно мертвец. Фарсин так и подумал, что грузит покойника. Незнакомец подобрал со снега меч, причудливой формы и забрал с собой.

- Кстати, тела тебе бы лучше припрятать куда-нибудь. Ты же не хочешь, чтобы гости из леса пришли пировать к тебе во двор?

- Куда же мне их деть?

- Лучше всего, схоронить в одном месте. Хоть в том же погребе. Чтобы чуть-что выдать их по первому требованью.

- Что будем делать?  - спросил конюх, когда сани с незнакомцем и стариком скрылись за холмами.

- Неси лопаты. Тут недалеко есть старый грот.

 

Часть III - Глава 35

Когда Олег добрался до Лысовки, сон-древо лишилось большей части зеленого одеяния, а голубая дымка и вовсе пропала. Жители деревни только недавно проснулись, и полные смятения бродили по деревне, выясняя у соседей, что же случилось, и отчего вся деревня проспала почти весь день. В итоге собрались две толпы: первая окружила возникшее из ниоткуда дерево, и толковала о его природе, вторая - обступила крыльцо усадьбы и жаждала услышать ответы из уст наместника. Оборону крыльца держала мужественная стряпчая, а вскоре к ней присоединился Прохор.

- Успокойтесь же, – взывал он к толпе. - Усадьба пуста. Вам тут нечего делать.

- Как же, конечно! – возразил кто-то, - Вся деревня продрыхла почитай до сумерек. И мало того, вот те на, еще и древо какое-то поперек деревни встало. Что за колдунство? Пусть наместник ответит нам! Нечего прятаться за спиной бабы!

Одобрительный гул захлебнулся, когда стряпчая спустилась на ступеньку.

- Ух, я ему покажу! – сказал она, замахиваясь чугунным горшком.

На радость толпе, Прохор поймал руку стряпчей.

- Вот вы значит какие, да? Давно ли вы получили свободу, чтобы спрашивать с наместника, а? Забыли, как еще недавно посмотреть на него боялись? Где же раньше была ваша смелость. И вместо благодарности, вот вы что вытворяете, глядите. Пришли ко двору, и требую, требуют! Тьфу! Вот какой монетой вы платите, за покой, что вам дарован. Хотите вернуть прежний порядок? Тогда вперед! Идите! Заходите! – указал он на дверь и отошел в сторону.

Зря кухарка загородила коренастым телом проход, толпа замерла, стыдливо опустив головы.

 В этот момент из-за ближайших домов показалась вторая толпа. Мужики шли, скорбно сняв шапки, позади них шли женщины, скрывая слезы в ладонях.

- Что там такое? – крикнул Прохор.

- Погиб небось кто-то? – предположил кто-то.

- Тихо вы, чего хоронить заранее?

Прибывшая толпа расступилась и ко двору подъехала телега.

- Умер, батюшка! Помер! – закричал мужик, когда заглянул в телегу.

- Не умер он, – оттолкнул его Олег. - Как вы спали, так и он спит. Только и всего. Прохор, помоги мне.

 Они подняли Лешего в спальню.

- Скажи, он правда спит, как ты сказал? Он весь каменный как мертвец.

- Жив он, жив.

Прохор попытался выяснить, что за неведомые вещи произошли в деревне, но в ответ услышал только: «Позже».

Прохор ушел – он был из понятливых. Толпа во дворе немного погудела да тоже разошлась по домам. Олег остался наедине с другом. Он прислонил пустой флакон из под живицы духа к носу Лешего. На стекле выступило бледное пятнышко.

Олег потянул с друга доспех, но тот словно прирос к телу. Тогда Олег попытался стащить хотя бы перчатки, но и тут не преуспел. Лишь приглядевшись, он заметил, что сковзь доспех Лешего торчали грубые зеленые волокна. Пришлось оставить как есть.

- Где же ты взял такой доспех? Наши кузнецы сроду такого не выкуют. Разве что Горан, быть может, - сказал Олег и вспомнил, как застал кузнеца на улице. - Значит, Горан выковал его для тебя? Как же он его ковал втайне от всех? Интересно. Выходит, ты давно уже задумал этот поход, да? Что же, кузнец и в правду искусный. Только зачем ты его среди снега оставил, голова деревянная?

Грустная улыбка пробежала по губам Олега потому как, только голова Лешего и осталась не покрыта корой. Он прищурился. В сумерках, пронизанными последними багровыми лучами, он попытался разглядеть хоть одно движение мускула на лице друга, или слабое движение ноздри, раздуваемой от воздуха. Ничего. Тогда Олег еще раз прислонил стеклянный флакон к носу Лешего. И без того небольшое пятнышко стало еще меньше. На смену грусти пришла злоба.

- Зачем ты это сделал?! Даже в теле человека ты остался одиноким духом. Повел себя так, будто обязан за все отвечать один! Нет! Нет, скажу я тебе! Не обязан! Когда ты разрушил крестьянские оковы, вопреки нашим с Тео советам, я решил, что ты стал куда человечнее нас… - Олег сдержал слезу.

- Ты не стал человечнее. Ты все также считал себя пастухом среди глупого стада, не способного о себе позаботиться, ведь так? Раньше, до того, как крестьяне подняли головы, так и было, но теперь - нет. Мы бы смогли дать отпор  вместе. Мы бы пошли всей деревней! Но нет! Ты предпочел в одиночку справиться с целой армией! – воскликнул Олег. - Будто ты до сих пор единственный могучий дух в лесу. Нет! Ты теперь заключен в тело человека и связан с нашим миром, с миром людей! Ты не должен был идти один. Мы должны были биться вместе, за нашу свободу, за нашу жизнь. Однако великий Леший решил иначе. Он дал нам свободу, но не дал право ее отстаивать. Чем ты тогда лучше? А? Что молчишь? Нечего сказать?

Олег подошел к окну и прислонился лбом. Холодное стекло немного остудило горячую голову. Он обернулся в надежде, что пламенные речи смогут вырвать разум лешего из тех сумерек, среди которых он витает. Багровый свет, катящегося за горизонт солнца, разлился по неподвижному телу наместника. Олег вновь поднес флакон. Пятно стало еще меньше.

- Где, черт возьми, Тео? Все никак не может отделаться от этой девки. Чего он в нее вцепился? Ты прислал ему письмо, потому что знал, что он не пойдет за тобой, я прав? – спросил он Лешего, - А меня ты хотел усыпить вместе с оставшейся деревней. Но ты просчитался. Ты ведь не знал, что я в тот день не вернулся из леса. Не будь меня рядом, ты бы сейчас лежал там, с болтом во лбу.

Олег сел на стул в углу комнаты. Закат скользнул по стене и исчез.

- Я всегда остаюсь один. Всегда. Тео не верит в судьбу, но что же это тогда такое? Какая злая сила забирает дорогих мне людей?

- Прости, - продолжил он, когда справился со слезами, - не только людей.

Злобу сменило отчаяние. Олег вцепился в волосы, чтобы боль телесная вытеснила боль душевную. Он сжал голову до того, что в ушах раздался глубокий отзвук сердца. Три удара, а за ними тишина. Следом еще три удара и опять тишина. Олег решил, что от волнения сердце потеряло привычный ритм. Только он опустил руки, чтобы нащупать пульс, как в дверь постучали. Три раза.

- А? Кто там?

- Там это, господин Китель пришел, - замялась стряпчая, потому как ей было не по силу выговорить иноземное имя.

- Явился. Скорее зови его сюда.

- А он того… тюкнулся и лежит там.

- Чего? – спросил Олег и выбежал из комнаты.

- Тюкнулся говорю, вон он.

- Скорее, помоги мне его поднять.

 Вдвоем они занесли ученого в спальню, и погрузили в кресло. Стряпчая покосилась на темную фигуру в кровати и спросила:

- Помер батюшка?

- Типун тебе, баба! Иди отсюда! Пироги лепи, или еще что-нибудь!

- Так ночь на дворе, какие пироги?

- Тогда спать иди, чего стоишь?

Теодор Кительсон приоткрыл глаза.

- Это заняло больше времени, чем я ожидал.

- Ты что же шел пешком?

- Было настроение прогуляться. Но как Леший?

- Еще дышит.

Прогноз Олега уместился в одном слове «еще».

- Помоги мне, - сказал ученый, и попытался встать, опираясь на ручки кресла.

- Неужели такая слабость от пешей прогулки, друг? Или это оттого, что ты слишком далеко от Златовласки? Что же ты ее не взял с собой?

- Потому что ее больше нет, - ответил ученый и начал осмотр.

- Куда же она делась?

Теодор Кительсон не ответил. Он весь погрузился в мысли и спустя пару секунд вернулся в кресло.

- Ты сам знаешь, он не доживет до утра, - сказал Теодор Кительсон, отвечая на немой вопрос Олега. – Я давно заметил, что деревянные наросты прорастают кожу и вплетаются в мышцы. Судя по его дыханию, которого почти нет, пораженная диафрагма не справляется.

- Мы настолько бессильны? – спросил Олег.

- Олег. Вижу, ты зол на все на свете, но поверь, если бы я мог помочь, я бы не сидел, сложа руки. Но это все, что нам остается. В последнее мгновение быть рядом. Если угодно, то да. Мы бессильны.

Устами ученого прозвучала правда, которую Олег боялся осмыслить. Держать слезы сил не осталось. Он сел на стул у кровати и заплакал.

Из-под одеяла раздался треск, за которым последовал глубокий вдох умирающего.

- Что это Тео?

- Тело борется.

- Это же хорошо! Есть надежда!

- Увы. Ты помнишь, что каждый раз, как он разрывал наросшую кору, он кровоточил? Так вот, теперь это кровотечение внутри. И добраться до него мы не сможем.

- Боги...

- Если они есть, то только они и могут нам помочь. Но думаю, что сегодня ночью они заняты своими, только им известными делами. Что им, до нас, смертных.

- Тео, не время для твоих толков.

- Прости. Послушай дыхание над его ртом, - сказал ученый.

- Будто бурлит что-то вдалеке. Это плохо?

- Крупны сосуд, или несколько мелких разорвались и кровь теперь изливается прямиком в легкое. Осталось немного.

- Как ты можешь так спокойно говорить? Неужели тебе все равно?

- Я бы пополз за лекарством от его недуга, если бы оно было…

- Ты просто мог прийти, когда был нужен, но не пришел, - сказал Олег, но не смог посмотреть в глаза ученого.

- Олег, я не мог оказаться рядом только по той причине, что на меня напали.

- Кто, интересно?

- На вид, какая-то богатая женщина. В кошелек я ей не смотрел, но судя по одежде, она не из бедного сословия.  Может купчиха, хотя в ваших краях это не очень принято.

- Или наместница.

- Что?

- Нет, продолжай. Она напала в одиночку? Чего она от тебя хотела?

- Да, напала в одиночку, но тут кроется подвох. Она оказалась коконом, для того, что скрывалось внутри. Помнишь, как ты побывал внутри старой ивы? Там была членистоногая ведьма.

- Паучиха?

- Да. Несчастную женщину разорвало на куски, и передо мной во всей своей мерзкой красе предстала Паучиха. Она искала то же, что и тогда. Книгу. Ведьмин том.

- Которого у нас нет.

- Я тоже так думал.

- Погоди, та книга...

- Да. Думаю, что Златовласка была лишь инструментом. Своего рода писчим пером для Ивовой Ведьмы. Если так, то неудивительно, что кроме «красиво», она ничего и не могла уразуметь. Но давай по порядку, - сказал ученый и поведал о случившемся.

- Получается, что ведьма хитростью выманила Лешего подальше от леса, - сказал Олег, когда Теодор Кительсон завершил рассказ. - Выманила, чтобы добраться до ведьминой книги. Опять эти ведьмы! Перебить бы их всех! Хорошо хоть Паучихи больше нет.

- Погоди, Олег. Мы не знаем, ведьма ли организовала нападение наместников.

- Ты еще сомневаешься? Все наместники мертвы! Все их мечники мертвы! Леший ранен. Она одна сбежала с поля боя.

- И все же, нельзя быть уверенным. Но ты я гляжу, все решил для себя.

- Да.

Вновь раздался треск, и следом тяжелый, хрипящий вдох.

- Он не сдастся так просто, - сказал Теодор Кительсон.

- Но где теперь та книга? – спросил Олег.

- Признаюсь, я выкинул ее по пути. И не один раз.

- Как это «не один раз»?

- Я и сам не пойму. Она чудесным образом вновь оказывается в моих руках. Я закинул ее в свежий сугроб, а спустя пару десятков шагов обнаружил у себя под мышкой. Последний раз я выкинул ее в поле, недалеко от землянки. Она еще не вернулась.

- Но ты пытался ее открыть?

- Конечно. Но после того, как книга вылетела через окно убежища, она превратилась в сплошной твердый кусок ведьминого колдовства. Монолит, а не книга.

- Кусок, но не колдовства, - сказал Олег. – Значит, она не открылась?

- Ни одна страница.

- Правильно, что ты ее выкинул. Лучше держать такие вещи подальше. А если еще раз вернется, бросим ее в сундук, а сундук в колодец. Так надежней.

- Не думаю, что это поможет.

Тем временем сумрак проглотил остатки дня. Олег зажег пару свеч. Где-то далеко приветствуя первые звезды, завыли волки.

- Олег, нам надо решить, что будем делать дальше.

- Не хочу я ничего решать.

- Придется. Здесь дело не в охоте. Я никогда не задумывался, как принято хоронить покойников в ваших краях. Как это обычно происходит?

- Плотник мастерит подобие лодки. Ее ставят на краду из березы и сжигают. Все, что останется закапывают там, где сожгут. Если кому не сидится, так еще и холм сверху насыплют, но обычно, просто закапывают.

- Изящно.

- Шутки шутишь? – спросил Олег.

- Нет же. И вправду изящно. Ты знаешь, почему умершему нужна лодка? Олег? Ты слышишь?

- Мне кажется, волки воют как-то очень близко к деревне, - сказала он, - теперь затихли. Что ты спросил? Зачем покойнику лодка? Ясно зачем. Чтобы переплыть через огненную реку.

- А что за рекой?

- Сам узнаешь, как помрешь.

- Справедливо.

Друзья помолчали какое-то время, погруженные в думы, как вновь раздался вой.

- Волки что уже в деревне воют? Совсем же у порога! Как люди еще не вышли.

Олег встал, но не успел сделать и шагу, его правую кисть пронзила жгучая боль. Он сжал ее в кулак. Сквозь пальцы на пол закапала кровь.

- Что с тобой? – спросил ученый и сам схватился за грудь.

- Тео, что происходит? Рука разрывается!

Ученый тем временем порвал на себе рубашку. Старый рубец – след давнего боя с кикиморами разошелся, обнажив алую плоть.

- Частицы Лешего… гибнут… вместе с его духом...

Стены задрожали от воя. Попадала утварь со стола. В глазах у Олега задвоилось от гула, что накатил со всех сторон. Окно распахнулось. Ворвавшийся ветер потушил свечи. Вслед за ветром, через раскрытое окно в комнату вошла черная тень, очертаниями напоминающая огромного филина. Тень прошла к кровати умирающего. Как горный орел хватает теленка, так и черная птица-тень, подняла за доспех Лешего и двинулась в сторону окна, но Олег загородил ей проход.

- Ты не заберешь его! – сказал он.

Птица расправила крылья, и одним рывком прошла сквозь Олега, и вылетела в окно, унеся с собой Лешего. Жгучая боль из кисти разлетелась по всему телу и сбила его с ног, только в груди родилось иное чувство. Будто воронка разрослась в том месте, сквозь которое пролетела птица.

- Ну, уж нет! – сказал Олег и выпрыгнул вслед за птицей.

Кольцо не сработало. Олег упал в остатки сугроба.

- Олег!

- Тео, бери самострел и стреляй в неё!

- В кого стрелять? Что с тобой?

- В тварь, схватившую Лешего!

- Он в кровати, никто его не хватал.

- Но она схватила его!

- Никто никого не хватал. Ты сам выпрыгнул в окно. Олег, впереди, смотри!

Между домами, молчаливым строем шла стая лосей, окруженная десятком волков. Хищники шли, потупив морды в землю, изредка озираясь на лосей, те же вовсе не поднимали головы.  Словно ведомые незримым кукловодом, они подошли к самому крыльцу и остановились.

«А вам, чего надо?», - подумал Олег.

- Олег, – донесся сверху голос ученого. Ноты печали не оставили сомнений. - Леший скончался, - сказал он, когда Олег вошел в комнату.

- Это все та птица.

- Олег, не было никакой птицы. Мы ведь знали, что этим кончится.

- Все птица… - сказал Олег и  сел на пол.

Теодор Кительсон отошел к окну, чтобы дать время Олегу прийти в себя. Когда тот поднялся, ученый сказал:

- Звери пришли за хозяином.

- Пусть забирают.

- Мне нужна помощь, чтобы спустить его.

Друзья спустили тело, и погрузили его в сани, в которые запрягли смиренных лосей. Это были те же лесные великаны, что привезли Лешего к постоялому двору «Под черным камнем», а до того в рощу Отца.

- Пойдем за ними? – спросил Олег.

- Не стоит. Лес без Лешего – это совсем другой лес. Нам там делать больше нечего. Зато наш друг вернется домой. Но нам все равно надо похоронить его. По вашим порядкам. Чтобы крестьяне не задавали вопросов.

- Как скажешь. Только что хоронить то будем, раз тела нет?

- Возьмем одежду, заполним соломой, да ее и сожжем в лодке, на этой...

- На краде.

- Точно, на ней. Как думаешь, есть где-нибудь в деревне готовая?

- Можно взять старую рыбацкую лодку.

- Надо только до утра успеть, чтобы никто не изъявил желания нам помочь. Пошли, Олег, за работой дурные мысли отступают. По себе знаю.

***

Вопреки традиции понежится на теплой печи в предрассветный час, Прохор собрался быстрее обычного и отправился к усадьбе. Клубы сизого дыма он увидел издали, а потому ускорил шаг. Прохор не знал, что случилось, но очевидная истина всплыла в голове: «Нет дыма без огня». На заднем дворе усадьбы, возле заледенелого пруда, стояли Олег и Теодор Кительсон. Перед ними догорала крада. Друзья не пошевелились, когда Прохор подошел.

- Умер?

- Да.

- Что теперь будет?

- Переживем зиму, а там посмотрим.

 

Эпилог

Морозы ушли. Деревня еще не отошла от трагедии, но уже с надеждой в глазах смотрела в сторону весны, что неумолимо шла с юга. Крестьянский набор продолжился несмотря на смерть наместников, и из Лысовки отправились в Радольск десять мужиков, среди которых оказался Еремей, что прибыл в Лысовку с братом, и Куприян, которого он встретил по дороге через лес.

Наконец, пришло письмо от князя Златолюба, в котором он сообщил, что самое позднее через неделю прибудет новый наместник. Последними словами он наказал привести в порядок «что надобно», и «как полагается» встретить нового хозяина. Сколько не думали Олег и Теодор Кительсон, но никак не решили, что можно привести в порядок, а потому решили навести его в умах крестьян. По этому поводу собрались пятидворники.

- Новый наместник, - начал Олег, - не знает нашей прежней жизни, а потому, мы с господином Кительсоном постараемся сделать все, чтобы жизнь наша такой и осталась.

- Да, - подтвердил ученый, - от вас мы просим лишь одного, вести себя смиренно и делать то, что вам скажут, дабы не навлечь никому ненужного гнева.

- Это уже две вещи, господин Китсерон, - заметил пятидворец, который не утруждал себя заучиванием иноземной фамилии.

- Вы правы, - согласился ученый. – Уверен, вы справитесь с двумя. Я прав?

- Отчего же не справиться? Мы столько лет жили, не поднимая головы, что ради нынешних благ еще поживем тихонько. А, мужики? Верно говорю?

Пятидворники дружно забормотали.

За пару дней до приезда наместника, явился некий человек, величаво называющий себя княжьим поверенным. На самом деле, по чину это был не самый крупный приказчик, как говорилось в его грамоте, которой он махал налево направо. Он заявил, что обязан убедиться в готовности деревни к приезду нового хозяина, а потому должен провести смотр. На вопрос Олега «Смотр чего?», он так и ответил:

- Чего душа пожелает.

Выяснилось, что душа желала больше всего осмотреть погреба с бокучарской медовухой, с которой его оставили наедине. На следующее утро он покинул деревню, восхваляя прекрасных крестьян, чье сердце чутко, а руки трудолюбивы. На этом смотр кончился. Деревня подготовилась к приезду ценой двух бутылок медовухи.

В назначенный день, рано утром,  Олег с Теодором Кительсоном направились к придорожной землянке, где решили дождаться приезда наместника. И только ближе к обеду, когда друзья занялись хлебом с салом, на дороге поднялся шум. Из-за леса выехала вереница телег. Впереди колонны ехала карета. Она явно уступала в цене тем каретам, что Олег видел у постоялого двора «Под черным камнем». Древесного цвета, с редкими черными вставками, без вычурных узоров и лишенная сказочных сюжетов, карета остановилась у самой землянки.

- Доброго вам дня, - крикнул извозчик, - не подскажете, до Лысовки то верно едем?

- И вам доброго. И правда, верно, - подтвердил Олег.

- Благодарствую, - кивнул головой извозчик.

Олег вышел на дорогу и встал перед лошадьми. Теодор Кительсон скрестил руки на груди, но не стал вмешиваться.

- Вы чего это? – спросил извозчик.

- Скажите мне, не новый ли наместник это едет в деревню?

- А вам это для чего знать-то надобно?

Телеги остановились позади кареты. Извозчики засвистели. Кони зарыли копытами землю.

- Простите моего друга, - вмешался Теодор Кительсон, - дело все в том, что мы советники прежнего наместника, а потому хотели первыми увидеться с новым головой.

Дверь кареты распахнулась. Извозчики замолчали и сели смирно, как по команде, которой не было.

- Сижу и гадаю, отчего слышу голоса знакомые? - сказал человек, спрыгнувший с телеги прямо в грязь.

- Василий! – воскликнули оба встречающих.

- Олег, он же Увар. И Захар здесь. Рад вас видеть! Очень жаль, что Бокучар скончался, скорблю вместе с вами, - сказал купец и снял шапку.

Извозчики сделали точно также.

- Пошли в карету, доедем вместе. Хотя нет. Хочу пройтись. Это ведь Лысовка виднеется?

- Она самая.

- Тогда вперед. По пути и поговорим.

***

Крестьяне застыли у окон и заборов. Сотня глаз следила за троицей, что шла в голове колонны.

- Даже не переживайте, - успокаивал друзей Василий, - ничего я менять не буду. В худшую сторону уж точно.

Теодор Кительсон посмотрел на Олега.

- Как хорошо, правда? – спросил ученый.

- Правда, - ответил нехотя Олег, - но все же что-то поменять вы хотите?

- Да. Ведь я теперь наместник и имею на это право.

Теперь Олег посмотрел на ученого.

- Но изменения будут на пользу всем крестьянам. К слову, вижу, их намного больше, чем говорили, но это даже к лучшему. Я хочу наладить производство меда, а для этого нужно много народу. Бокучар совсем запустил это дело. Прошу прощения, если обидел этими словами.

- Все хорошо, - сказал ученый.

- Так вот почему в телегах столько бочек? Это все для меда? – спросил Олег.

- Именно так. Но не можем ли мы скрыться где-нибудь от всех этих любопытных глаз и ушей? Есть тут спокойное место?

- Усадьба наместника, само собой, - указал ученый на виднеющуюся крышу.

- После вас, - сказал Василий и пошел следом за друзьями.

***

- Если я верно прочитал все признаки, то поездка за море удалась? – спросил Тео, после того как закрыл за собой дверь.

- Разве пустые бочки говорят об успехе предприятия? Или покупка не самой дорогой деревни вам сообщила об этом?

- Скорее то насколько темна ваша кожа. Где же зимой можно схватить такой загар?

- Ох, правда, я слишком темный, - засмеялся Василий. – Да, все верно. Поездка моя прошла более чем успешно. Новые друзья, новые связи, новые идеи. Все прошло замечательно, но пора и за работу!

- Примите наши поздравления, - сказал ученый.

- Вы присоединяетесь к поздравлениям? - спросил купец Олега.

- Почему бы и нет, - пожал плечами тот.

- Поймите меня верно, - продолжил купец, - сейчас для меня важно ваше ко мне доверие. После того, как я обещал не нарушать мирной жизни здешних крестьян, думаю, я его заслужил?

- Вполне, - ответил Теодор Кительсон, - если бы мы сказали крестьянам, что вы не тронете их уклад, они бы вас донесли до крыльца на руках.

- Святые златцы, чего не хватало! Пусть работают с прежним усердием – это все, что мне нужно. Но скажите, могу ли я верить вам?

Хоть купец спросил обоих, Олег ощутил вопрос именно в свой адрес.

- Пока держите свое слово, мы будем такими же верными советниками вам, какими были для Бокучара, - сказал Олег.

- Этого достаточно, - сказал Василий и протянул руку.

Крепкое рукопожатие скрепило устный договор.

- Но советники мне не нужны, - сказал Василий.

- Тогда к чему были вопросы о доверии? Неужели наместника так сильно волнует доверия крестьян?

- Я не собираюсь делать вас крестьянами. Об этом не было и слова. Конечно, я выслушаю все ваши замечания, но после этого…

- Валите на все четыре стороны, - закончил за него Олег.

- Откуда такая злоба, мой друг? Вам не надо никуда валить, я прошу вас…

В этот миг в дверь постучали.

- Златцы коловратцы! Почему меня все перебивают? – возмутился Василий.

- Господин Китель, - донеслось из-за двери, - вы тут, господин Китель?

- Прошу, чуть позже. У нас важная беседа, - ответил ученый.

- Как знаете, там только ваш сундук стучит чего-то, - сказала стряпчая и ушла.

Когда шаги утихли, купец продолжил:

- Значит. Я хочу предложить вам другую должность. И впредь нести службу не при деревне, а лично при мне. Я уже все приготовил, вот смотрите…

Купец достал из кармана конверт, но не успел протянуть его, как Теодор Кительсон завопил: «Сундук стучит!», и выбежал прочь.

- Что там за сундук такой? – поинтересовался купец, - Может и нам пойти посмотреть?

- Дела ученые – только и ответил Олег.

- Такая увлеченность своим делом полезна. До поры до времени.

- Не волнуйтесь, он знает границы. Вы можете продолжать.

- Мы его не дождемся?

- Он может пропасть на долгое время. Однажды, я его не видел почти месяц.

Василий хмыкнул, но продолжил:

- Так вот. Я собираюсь начать новое дело. Такое, какого еще не видели в Тридевятом Царстве и для этого мне нужны надежные люди, далекие от купеческого круга. Такие как вы. Почему именно далекие? Потому что среди купцов все, так или иначе, связаны с купеческими палатами в Царьгороде. Через них они связаны с другими чиновниками вроде, глав опричников и других бандитов, о которых говорить я не буду, дабы не накликать чего. Мы купцы, очень суеверны, - сказал он и постучал три раза по столу, а затем коснулся губами рубина в кольце.

- Кем же мы будем при вас?

- У нас еще нет подходящего слова. Будем звать вас пока тайные приказчики. Мне нужно, чтобы вы до поры до времени работали, не высовывая носа. Вот, - вновь показал он конверт, - здесь все указания. Держи. Нет! Не открывай.

- Но здесь же указания.

- Не вам. Их надо будет отдать моему человеку в Перепутье. Там находится одна из моих контор. Небольшой, но очень опрятный дом, в начале Стрелкового тракта. Мимо не пройдёте.

- Перепутье?

- Бывшая приграничная крепость, а ныне один из самых быстрорастущих городищ. Это в землях князя Чеслава.

- Другое княжество? - обрадовался Олег. – Мы едем в другое княжество?

- Именно так. Я вам дам по тридцать златцев вперед. Каждому.

Олега взволновала не столько плата за работу, сколько дальняя дорога, которая ему предстояла вместе с ученым. Когда он вспомнил о друге, то вспомнил и о том, что тот прятал в сундуке.

- Стучит! – крикнул Олег и выбежал из комнаты, оставив Василия одного.

- Ненормальные, - покачал головой купец, - такие мне и нужны.

***

Олег забежал в каморку ученого. Теодор Кительсон сидел, прислонившись спиной к сундуку. Перед ним, на коленях лежала раскрытый ведьмин том.

- Открылась, Олег, - сказал ученый, когда тот приблизился.

- И что там? Что в ней Тео?

- Я могу открыть только одну страницу. Больше ничего.

- Так что там?

- Одно слово Олег. Символы сложились в слово. И оно на моем родном языке! «Перепутье». Что оно может значить? Что мы находимся в какой-то неопределенной точке нашей жизни, откуда пойдет отчет наших дальнейших судеб? Может это значит, что наши дороги разойдутся, Олег? Боги! – крикнул в отчаянье ученый. – Да это может значить что угодно. Почему ты улыбаешься?

- Это город, Тео. И мы туда едем.

Содержание