- Олег, а что нужно воину? – спросил Леший во время утренней прогулки, столь необходимой его деревянным ногам. – И убавь шаг, прошу. Смилуйся над моими коленями.
- Прости, - сказал Олег, поравнявшись с Лешим. – Думаю, храбрость и ум. Хотя некоторым одной храбрости хватает.
- Я говорю о вещах. Меч, самострел, конь... что-то еще?
- Ах, ты об этом. Каждый сам выбирает, что ему ближе. Кому-то меч, кому-то палица, есть еще копья, алебарды, палаши, топоры. Много всего. Я сам мало что держал в руках, но мне меч ближе всего. А самострелом конечно проще. Даже как-то на душе легче.
- А кроме оружия? – спросил Леший.
- Еще доспех. Шлем, кираса, перчатки, поножи, сапоги. Но это все тяжелое. Можно конечно ограничиться кольчужной кирасой и шлемом – так будешь намного быстрее шевелиться.
- Почему ты этого не носишь?
- Так мы и не воюем ни с кем.
- А если бы воевали, носил бы?
- Если бы против меня было несколько человек, то одел бы. От всех разом не увернешься. Да еще и если есть стрелки. Ты все это к чему спрашиваешь? На войну никак собрался?
- Мне тут письмо пришло. Князь объявил крестьянский набор. Надо отправить десять крепких мужей. Князю ведь нельзя перечить?
- Нельзя. Неужели и правда война грядет? С кем?
- Этого в письме не было.
- И как ты будешь выбирать?
- Никак. Я и не хочу делать такой выбор.
- И что делать? Ждать добровольцев?
- Я так и хотел.
Олег хмыкнул.
- Ничего не выйдет, - сказал он. – Никто не пойдет на войну по своему желанию. Крестьяне войн не желают. Ее желают только те, у кого есть власть и золото.
- Я им скажу, и дождусь ответа. Посмотрим, что будет.
- Уверен, никто не согласиться.
В этот момент из-за ближайшего двора выбежал Прохор. Он согнулся пополам от быстрого бега и сквозь прерывистое дыхание сказал:
- Там это, медведь вышел из лесу. Мужики стоят у землянки... не шевелятся... а он рядом все ходит.
- Я схожу, - сказал Леший.
- Нет, куда ты пойдешь? Их уже обглодают, пока ты доберешься. Я сам.
Из-за того же двора вдруг выглянул Остроглаз.
- Что у вас случилось? – спросил он с самой лучшей улыбкой, что имелась в запасе.
- Ничего стоящего твоего внимания. Иди вон, походи по домам, посмотри на стройку, зайди на скотный двор, ты ведь этому хотел учиться? - отозвася Олег.
- И правда, пройдите вон между теми домами, и окажешься на стройке. Мы там строим пару домов в два этажа. Задумка очень интересная, - сказал Леший.
- Хорошо, так и сделаю, - сказал Остроглаз и быстрым шагом отправился в указанном направлении.
- Пойду к землянке, - сказал Олег, когда Остроглаз ушел.
- А я кузнецам, узнаю, как быстро они смогут выковать десять доспехов.
- Зачем столько? – спросил Прохор.
- Кстати, Прохор. Собери пока самых крепких мужей в деревне, и пусть подождут меня в большой зале.
- Если Олег не успеет к землянке, то двух из них мы лишимся, - сказал Прохор и побежал по дворам.
Остроглаз же вышел обратно к усадьбе. Его заинтересовала вышка позади дома наместника, на которой, по словам стряпчей Бокучара, никогда в жизни не было ни одного дозорного. Он решил это исправить. Сверху открывалась вся деревня, а дозорная труба Остроглаза позволяла дотянуться взором еще дальше, до самой границы крестьянских полей с Глухим Бором. Однако интересовал его только Олег, который в это время мчался верхом к землянке.
***
- Боги, чего он хочет от нас?
- Это же медведь, а не человек. Думаешь у него много желаний? Мы с тобой не похожи на другого медведя, а значит ясно, чего он хочет.
- Ты еще шутить умудряешься?
- Это со страху.
Медведь тем временем лег напротив мужиков и опустил морду на лапы.
- Чего он тянет-то?
- Ты что ли не рад тому, что мы еще живы.
- Вообще медведь должен спать зимой. Чего он выперся?
- Тебя проведать пришел!
- Слухай, Епифан. Знаешь ведь пословицу, про двух зайцев?
- Знаю. Эй, иди как ты, со своими пословицами.
- Да ты не дал договорить.
- И не надо договаривать. Я тебя прекрасно понял. Только медведь не дурак, чтобы за двумя одновременно бежать. Он одного из нас выберет да и побежит следом. Хитрый ты какой. Может ты и быстрее меня бежишь, но не быстрее медведя, эт точно. Ой! - испугался он, когда медведь приподнялся и зашевелил ушами.
- Конь скачет.
- Это мое сердце стучит так, что в ушах слыхать.
- Да нет. Позади. Слышишь?
- Прохор что ли вернулся? Толку то нам от одного Прохора?
- Ну что, мужики? Напугались? – спросил Олег и спрыгнул с коня.
Медведь заревел, увидев Олега.
- Мамочка, - застонал Епифан.
- Осторожно идите назад. Медленно, - скомандовал Олег и пошел к медведю, который встал на все четыре лапы, и водил носом, принюхиваясь к новому человеку, при этом оттопыривая нижнюю губу.
- Не лезь, дурак! – сказал Епифан.
- Она тебя сожрет, – сказал второй крестьянин.
- Почему «она» то?
- Потому что только баба попрется зимой сдуру из берлоги. Мужик бы спал себе дальше.
Олег молча прошел мимо, снял перчатку и протянул медведю открытую ладонь. Зверь принюхался и сделал то, чего мужики ожидали меньше всего.
- Он руку лижет!
- Чудеса…
***
«Вот ты и попался!», - подумал Остроглаз, который видел все это с дозорной вышки.
- Эй! – крикнул кто-то снизу. – Что вы там делаете?
- А, дорогой Бокучар, – отозвался остроглаз. – А я тут видом любуюсь. В моих землях природа бедна, не то, что у вас.
- Да, у нас красиво. Спускайтесь скорее, у нас будет собрание. Вам необходимо это услышать.
- Уже иду, – ответил Остроглаз.
Он еще раз посмотрел в трубу и увидел, как Олег идет в сторону леса. Одной рукой он вел лошадь, а другую держал на шее медведя.
«Советника ты обманул, но меня не обманешь», - подумал он и спустился.
Собрание закончилось скоро, но Остроглаз исчез раньше. Бокучар поведал мужикам о письме князя, и сказал, что предоставляет им выбор. Те почесали бороды и попросили времени до утра. Наместник принял эти условия. Он попросил остаться только Горана, одного из четырех кузнецов, а остальных отпустил. Горан стоял перед Бокучаром суровый как удар молота.
- Вижу, по твоим глазам, что ты сердишься. Отчего? – спросил Бокучар.
- А вот отчего батюшка. Я думал, что мы с вами в хороших. Вот скажите мне, в хороших мы?
- Конечно, Горан. Что за вопросы?
Кузнец прокашлялся, словно пытался вытолкнуть нужное слово.
- А вот, мне другие кузнецы сказали, что вы к ним заходили и спрашивали, смогут ли они вам доспехи сделать. Заходили ведь?
- Заходил, Горан.
- А ко мне, отчего не зашли? Мои труды вам не нравятся? Плохой я, что ли кузнец?
- Ты будешь удивлен, Горан, но только потому, что ты не просто хороший, а лучший кузнец, я к тебе и не пришел. Но я обращаюсь сейчас и хочу, чтобы ты никому не говорил о том, что я тебе сейчас скажу.
Улыбку Горана увидеть из-за бороды было трудно, но его уши предательски поднялись вверх. Обида исчезла.
- Тогда в чем дело, наместник? Что я должен сделать?
- Я хочу, чтобы ты сделал доспех для меня.
- Это не трудно. Из чего делать буду?
- Из коры сталедуба.
Сколько не кашлял Горан, а нужное слово так и не пришло в голову.
- Как думаешь, справишься?
- Справлюсь, но как же ее достать, кору-то? Ни одним лезвием ее не срежешь ведь. Как же мы сможем?
- Я добуду кору, - успокоил Бокучар кузнеца.
- Но она ведь даже под самым жарким огнем не гнется! Батюшки. Сказал, справлюсь, а сам не знаю как.
- Не волнуйся, Горан. Все получится. Хорошенько отдохни, и приходи, как солнце зайдет, к дозорной вышке, что стоит у леса, оттуда мы отправимся в кузницу. Это очень древнее место. Готов спорить, ты такого не видел. Только возьми инструменты.
- Возьму, - ответил Горан и закашлял. Но не от того, что не знал, что добавить. Наоборот, слишком много слов появилось в голове разом. Благо кузнец ценился не за ловкий язык, а за мудрые руки, что могли любой металл, как щенка приручить.
- Только никому. Слышишь? Никому.
- Да, да, конечно. Никому.
- Иди, набирайся сил. Работы будет много.
Горан ушел. Бокучар переоделся в теплую дорожную одежду, попросил приготовить ему пару лошадей и сани. Уже на улице он увидел Остроглаза, который спешно покидал двор.
- Вы куда, любезный? – спросил наместник.
- А, я вас и не приметил. Да вот, хочу пройтись по окрестностям. Пройтись в поле, пока не метет, да и солнце так бодро светит. Но, я вижу, что и вы собираетесь в путь. Значит, уроков не предвидится?
- Да, с уроками придется подождать. Вынужден покинуть деревню ненадолго. Надеюсь, что вернусь через день.
Бокучар помолчал, и добавил.
- Да, постараюсь.
- Тогда не смею больше задерживать. Доброго пути. Мне туда. Прощайте.
- Прощайте.
«Наместник не может быть Лешим. Старик, который на старости решил замолить душу благими делами – это необычно, но все-таки встречается. А вот молодой парень, который ходит с диким медведем, словно с собакой - вот что странно. Да и булавка чуть не лопнула от жара, когда он приблизился. Все говорит о том, что он прячущийся дух. А как он злобно на меня смотрел, - подумал Остроглаз и довольно хмыкнул, почуяв знакомый трепет – азарт охоты. - Не хотел же сразу меня пускать. Догадывается, гад, что я по его душу пришел. Ничего, ничего».
- Вот хорошее место, - сказал он, оказавшись на снежном холме, откуда открывался вид на дорогу, ведущую от деревни к Глухому Бору.
Он проводил взглядом сани Бокучара, пока те не исчезла за еловым рукавом леса.
«Как это блаженный старик, может быть лесным духом? Глупость», - подумал он и занялся тем, что умеет лучше всего.
***
Олег завел медведя как можно дальше в чащу и простился с могучим зверем, потрепав за загривок. Знакомый лес преобразился с приходом зимы, но старые шрамы на могучих стволах никуда не делись. По знакомым тропам Олег пошел к убежищу Теодора Кительсона.
«Если Теодор не идет к Олегу, Олег пойдет к Теодору», - подумал он и ускорил шаг.
Вот показался знакомый холм. Теодор Кительсон стоял у двери и смотрел на выплывающие из чашки узоры пара.
- Тео! – крикнул Олег, как только вышел из-за деревьев.
- Олег, ты чего здесь?
- Один твой лесной друг совершенно потерял счет времени и проснулся раньше весны. Я привел его обратно.
- Что-то мне подсказывает, что это был вовсе не ёж.
- Такой большой, лохматый еж, еще по деревьям лазит.
- Дай-ка я тебя обниму!
- Чай не пролей.
Теодор Кительсон поставил чашку у порога и обнял друга.
- Давненько ты к нам не заходил, Тео. Как там твоя ученица? Начала говорить?
- Нет, все также молчит. Ни слова не говорит. Раньше хоть «красиво» говорила, а теперь то ли красивого вокруг ничего не осталось, то ли не знаю что еще. Но есть все-таки какое-то движение в ее разуме. Только вот плохое оно или хорошее?
- Расскажи.
- Я ведь говорил тебе, что она научилась читать на моем языке? Нет? Тогда говорю теперь. Представь себе, читает. Сидит и пальцем водит по строчкам, да что-то тихонько лепечет. Вот так и сидела всю последнюю неделю, над книгами. Все учебники мои перечитала таким вот манером. Да только как проверить, поняла ли она хоть слово? Пальцем водит, губами лепечет, а говорить-то не говорит, - сказал он и вздохнул. – А недавно, дня два тому назад, она вот что учудила: взяла одну из пустых книг, и как давай в нее что-то старательно выписывать, так что язык наружу вылез, как у ребенка.
- Так она писать научилась?
- А вот и нет! Она видела только тридевятый язык, и язык моего королевства. Но, те символы, что она оставляет, нисколько не похожи на эти языки. Да и трудно сказать, язык ли это вообще. Я не вижу в нем системы.
- А вдруг, - предположил Олег, - этот язык она знала до того, как попала в тот кокон? Она что-нибудь сказал о своем прошлом?
- Она же не говорит, Олег.
- Может знаком каким-нибудь? Кивком головы? Ты же ее спрашивал, правда?
- Само собой. Я столько разных уловок придумал, чтобы вытащить хоть один осмысленный жест, чтобы приоткрыть тайну ее прошлого, но ничего.
- Она внутри?
- Да. С самого утра сидит над книгой. Все рисует и рисует.
- Могу посмотреть?
С тех пор как ученый перебрался обратно в убежище, оно приобрело прежний вид. В каждой стенной выемке горела новая свеча. Теодор Кительсон привез ковер, который расстелил на полу круглой комнаты. Главным новшеством была каменная печь, которую ученый разместил в бывшей складской комнате. Все, что там хранилось раньше, он определил как хлам и растолкал по углам. Теперь самой морозной ночью хижина обогревалась так, что хоть босиком ходи.
- Только веди себя тихо, Олег. Она требует тишины, когда пишет - предупредил его ученый, когда они вошли в круглую комнату.
Девушка сидела спиной к вошедшим, и, склонившись низко над столом, судорожно водила рукой. Ее прежне тонике ноги стали болезненно тощими, почти что прозрачными; плечи опустились и выгнулись вперед; золотые волосы местами покрылись сединой.
- Ты не сказал, что ей так плохо, Тео.
- Я боюсь Олег, - признался ученый, - боюсь, что она умирает.
- Я тебя знаю, Тео. Ты же наверняка осмотрел ее, даже против воли. Что с ней?
- Ничего. Она здорова.
- И при этом умирает?
- Да. И я ничего не могу с этим поделать! - ответил ученый и вышел из убежища.
Ученый хлопнул дверью с такой силой, что стеклянные колбы на приборном столе зазвенели. Златовласка прекратила писать и выпрямилась. Олег замер в ожидании. Девушка обернулась, но посмотрела сквозь него. Перо вновь заскрипело по грубой поверхности книжной страницы.
- Ты же не против, если я посмотрю, что ты там пишешь? – спросил он.
Олег подошел к Златовласке и посмотрел через плечо на разрисованную страницу. Множество черных штрихов сплелись в одну спираль. Каждый штрих венчал крохотный символ. Несмотря на кажущуюся небрежность движений Златовласки, а двигала она всей рукой от плеча до кисти, знаки получались четкими и если повторялись то точь в точь, никаких отличий.
- Что же это такое? Не расскажешь, Злата? – спросил он ласково, как ребенка.
Девушка замерла. Перевернула страницу и четким движение поставила в ней первый штрих, от которого пойдут остальные. Олег еще немного посмотрел за ней и оставил Златовласку одну.
- Тео, это слеза у тебя под глазом?
- Миг слабости, Олег. Ни больше. Ничего страшного.
- Друг, ты чего? Послушай, ты же понимаешь, что помочь всем нельзя, правда? Ты спас эту несчастную из кокона кукловодов, неизвестно, что бы с ней было, если не ты. Может они бы ее там переварили, как их дальние сородичи.
- А быть может, я ее вырвал оттуда, как ребенка из утробы, который должен бы появиться лишь спустя несколько месяцев? А я вот такой великий благодетель решил помочь, и теперь это несчастное существо тает на глазах.
- Что ты говоришь, Тео? Какого ребенка?
- Что если она не попала в этот кокон? Что если она родилась в нем?
- Как?
- Пауки-кукловоды, Олег, чьи это питомцы? Неужели не понимаешь?
- Ведьмы.
- Да. Ведьмы! Прежнюю ведьму, что жила в лесу забрали какие-то твари, и, скорее всего, убили. Но хитрость ведьм не знает границ. Может она нашла способ вновь вернуться в наш мир, в новом теле?
- Даже если и так, Тео. Зачем ты убиваешься из-за ведьмы? Умрет, так умрет. Из-за нее все эти проблемы с тем, что Леший заперт в теле Бокучара. Поделом ей.
- Если это она, Олег, то она могла бы помочь вернуть Лешего в прежнее тело. Быть, может она могла бы создать ему новое тело, взамен разорванному старому. Понимаешь? Она бы могла сделать то, чего не смог сделать я! А я все испортил…
Наконец, Олег понял, что Теодор Кительсон пал духом не из-за Златовласки, а из-за бессилия перед заточением Лешего. Перед другом замурованным в человеческой темнице, которая разрушается каждый день. Подобно тому, как каменный потолок раздавит заключенного, так и гибель тела Бокучара приведет к гибели духа Лешего.
Олег подошел к другу, чтобы утешить, но остановился.
- Тео, слышишь?
- Что? – спросил ученый, убрав руки от лица.
- Скрипит.
- Ничего не слышу.
- Да вот опять. Скрипит же, ну.
- Ничего я не слышу, Олег.
- Тихо! Прислушайся.
Оба замолчали, но звук не повторился.
- Ну вот. Пропало.
***
Леший заехал в лес. Пробравшись подальше в чащу, он проехал между двумя деревьями, образующими арку и исчез. В этот же миг сани возникли в далеком и потаенном уголке леса, где древние каменные дубы стояли самой настоящей стеной, охраняя древнюю тайну.
- Приветствую вас, – сказал Леший.
Никто не ответил.
- Я виновен в том, что беспокою вас до наступления весны, но и вы поймите меня.
Где-то у верхушек заскрипели ветки.
- Теперь не только лес мое дитя, но еще и целое людское поселение. Они тоже мои дети. И им нужна помощь.
Над головой Лешего что-то затрещало, и перед носом пролетела ветвь. Она упала в полушаге перед ним и только засыпала сапоги снегом, хотя могла и перебить пару косточек.
- Не гневайтесь. Ни за что, и никогда, я бы не решился нарушить ваш сон, если бы это не было так важно, – сказал он, смотря на верхушки. – Грядет беда! Враг приближается к деревне и я должен помочь людям!
Ветки вновь захрустели. Леший сделал шаг назад.
- Однажды и вам грозила опасность. Вы ведь помните, что мне пришлось сделать? Вы и сейчас видите. А если не видите, то смотрите. Мое тело умирает. Я умираю. Умираю за вас! За то, что вы тогда выжили!
Эхо его голоса разлетелось на целую версту.
- Вы знаете, зачем я здесь. Мне нужно, чтобы вы пропустили меня. Я бы мог сделать это силой, которой все еще обладаю. Но я говорю с вами, слышите?
Раздался глухой звук, похожий на пение ветра в узкой пещере. Деревья ответили.
- Нет. Я сам принял такое решение. Люди не при чем. Они, как и вы, беззащитны перед врагом. Всю жизнь они ползали на коленях, подбирая и пряча крошки, и только теперь поднимаются.
Гул усилился.
- Они еще не достаточно сильны, чтобы противостоять врагу. Их легко слишком легко сломить.
Гул перешел в настоящий вой, усиленный рокотом крупных ветвей.
- Я знаю, на что иду. Итог все равно один. Я смирился.
Деревья замолчали. Крохотная ветка, похожая на стрелу упала к ногам Лешего.
- Спасибо вам, - сказал он и склонил голову.
Два молодых дубка, переплетенных подобно двум влюбленным змеям, зашевелились и расплелись, открыв для Лешего проход к сталедубу.
Внутри замка, стены которого составляли широкие стволы каменных дубов, а крышу их многократно ветвящиеся ветви, царил серебряный сумрак. Тусклое, усталое зимнее солнце еле-еле пробивалось через тяжелые облака, и только самый хитрый луч умудрялся пробраться еще дальше, через шапку из дубовых ветвей. Такой луч звонко отражался от коры сталедуба и пускался в пляс по стволам каменных дубов, или повисал в воздухе, плавая среди холодного, едва заметного тумана.
- Ну, здравствуй, - почтительно сказал Леший.
Леший провел рукой по поверхности дерева, которая оказалась гладкой и холодной. Он закатал рукава, обнажив запястья, покрытые древесной корой, и ухватился за ствол дерева так крепко, как только смог.
- Прости, могучий друг, но я должен им помочь, - сказал он и со всей мочи потянул.
Раздался треск. Но то был треск коры покрывающей плечи, кисти и локти Лешего. Кора сталедуба не поддалась. Тогда он перехватил ее в другом месте, запустив пальцы еще глубже между стальными складками, и потянул вновь.
- Ну же, – процедил он сквозь зубы.
Сталедуб не поддался и во второй раз. Леший отступил на несколько шагов и осмотрел руки. Под древесными наростами открылись новые раны. По предплечьям побежали алые струйки и каплями падали на белый снег.
«Отступать нельзя», - подумал он.
В третий раз он схватился и потянул с такой силой, что затрещала шея, спина и даже ноги. Он закрыл глаза, вытянул шею и сделал последнее усилие. Леший невольно прорычал. Руки его отцепились от дерева, и он упал на спину.
- Соскользнул, - сказал он с досадой. Он не торопился вставать с холодного снега, который так приятно охлаждал открывшиеся раны. Он поглубже зарыл окровавленные руки и вздохнул.
«Еще раз. Еще один раз», - подумал он.
Леший встал, и уставился на ствол сталедуба. Он никак не мог взять в голову, откуда взялась такая вмятина посредине ствола, ведь миг назад ее не было, и лишь потом он посмотрел под ноги. Между ним и деревом, лежал кусок коры, размером в человеческий рост.
- Вот спасибо, друг, – сказал Леший и закинул добычу на спину. – Век не забуду.
Леший убрал кору в сани, поклонился каменным дубам на прощание и отправился в обратный путь. Только ехать через лешьи врата он не решился. Неизвестно, что могло случиться с корой сталедуба, когда она пройдет через врата.
- Прежде чем ехать к кузнецу, заедем еще кое-куда, - сказал он лошадям.
Леший забрался на козлы, и сани тронулись. Спящие деревья лениво расступались перед легкими взмахами тяжелых рук, с которых слетали капли крови.
***
Горан так и не уснул за весь день. Вместо отдыха он несколько раз собрал и разобрал мешок с инструментами. Когда сидеть на одном месте стало невозможно, он пошел в мастерские других кузнецов. Молоты выбивали знакомые ритмы. Где-то чуть фальшиво, где-то чересчур старательно, без должной музыкальности, но слышал это только Горан, который считал кузнечное дело скорее искусством, нежели ремеслом. Кузнецы продолжали работать, не обращая внимания на Горана, которого Леший оставил вне работ. Он было попытался сказать кузнецу Ирефею, что тот себе так ни год-два кисть поломает, если молот по-другому не возьмет, но тот только хмыкнул. Так прослонялся он до ранних сумерек, еще раз разобрал и собрал мешок, и отправился к Глухому Бору.
«Что это там за кузница такая в лесу? - думал он по пути. - Быть может, кузница самого Лешего? Или, может, какого другого чудца? Только духам кузница то ни к чему – это только наш брат с железом возится, а духам оно на кой?».
Послышался топот копыт. На дороге показались два коня запряженные в пустые сани. Жеребцы промчались мимо Горана, забросав его снегом, и ускакали в сторону деревни.
- Не те ли это кони, что нас вести должны? – спросил он, глядя в след лошадям.
Наконец дошел он до дозорной вышки. Кузнец огляделся по сторонам – наместника не видать. С окраины леса деревня выглядела как блестящий, свежеиспеченный каравай. Дома пестрели огнями, из труб поднимался дым, угадывались группки крестьян ходящие по дворам, на вечерние посиделки. Где-то в поле тоже возник огонек, и тут же погас.
«Показалось»,- решил Горан.
- Ну что, готов? – донеслось сзади.
- Батюшки! – вырвалось у кузнеца. – Я не услышал, как вы подошли.
- Это бывает. Так ты готов? – спросил Леший.
- Готов.
- Значит в путь.
Леший свистнул, и из леса вышла четверка могучих лосей. Рога похожие на кроны деревьев находились так высоко, что Горан не мог их рассмотреть. Могучие гиганты вывели березовые сани, в которых что-то поблескивало.
- Это что, лоси?
- Конечно, лоси. Самые настоящие.
- До чего большие.
- На мелких ехать долго, вот я и привел больших.
- Как привели? Сами привели?
- Забирайся, путь не близкий, а нужно успеть до полуночи. Вопросы задашь после.
Горан закинул мешок в телегу и инструменты звонко ударились о то, что там лежало.
- Вы нашли кору?
- Да, - отвтеил Леший, улыбаясь. – Надеюсь, хватит. Пошли! – скомандовал он, и телега понеслась прочь от Глухого Бора.
- Мы не в лес едем? – удивился Горан.
- Разве я так говорил?
- Нет, но тогда куда?
Леший указал пальцем на Лысую Гору.