В жизни у каждого бывает день, который по значимости может легко переплюнуть не только былые дни, но и всю жизнь целиком. Именно так думал Олег о минувшем осеннем дне, проведенном в Глухом Бору. Светящиеся грибы, кикиморы, знакомство с ученым-иноземцем, дом внутри холма, Леший. Столько чудес мальчик в жизни не видывал.
Лишь однажды до этого мальчик сталкивался с созданием чуждым людскому миру: повадился в деревню приходить покойник заложный с дальних курганов. Стоял он подле околицы и ныл ночами напролет. Разобрать никто не мог, что тому надобно. Тогда мечники пошли к Чарухе, чтобы узнать средство от навязчивого гостя. Она рассказала им, что надобно взять траву заячью, глаз крысиный да коготь петушиный, и в полнолунье на кургане умершего сжечь все это и закопать на макушке с восточной стороны. В то время над мечниками головой стоял Бурестан. Выслушал он про средство от мертвяка, плюнул, да пошел с тремя молодцами, порубил покойника на мелкие кусочки. Схоронили его по разным краям поля. Больше он не кричал у околицы. Сталь оказалась ничуть не хуже крысиного глаза, петушиного когтя и травы заячьей. Только иногда слышится скрежет зубов у окраины поля, где голову мертвяка закопали.
Олег ехал верхом на олене. Верхом на Лешем, что перевоплотился в оленя.
- Мы же в самой чаще, точно не успеем до рассвета.
- Держись крепче, мальчик.
Олег схватился за грубую, словно кора, шерсть и наклонился к шее оленя. Тотчас Леший пустился в такой галоп, который иначе как сумасшедшим не назовешь. Ветром он пронесся мимо стройных сосен и березок, и оставил холм-убежище далеко позади. Леший скакал, и ветви сами расступались перед ним, корни скрывались под землей, камни укатывались в сторону. Какое-то время за Лешим следовала стая черных волков, но хищники быстро одумались и бросили тщетную затею. Леший скакал быстрее, самой быстрой лошади, но этого было недостаточно. Солнце уже показалось между деревьями. Лучи пронзили Олега с Лешим, выбив длинную тень, что теперь, бежала позади. Впереди показались две молодые березы. Они стояли так близко друг к другу, что срослись верхушками. Словно застыли в поцелуе. Поистине красивое зрелище, да только расстояния между ними было недостаточно, чтобы там пробежал лесной олень. Слишком близко росли черно-белые красавицы.
- Мы не пройдем! – сказал мальчик.
Эти слова вряд ли долетели до ушей Лешего. А может Леший просто не собирался на них отвечать.
Вопреки надеждам мальчика, Леший не поменял намеченного пути. Наоборот. Когда до стройной арки оставалось не более пяти саженей, Леший ускорился, да так, что Олег не смог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Мальчик зажмурился, то ли от усилившегося ветра, то ли в ожидании столкновения. И вот, когда удара, казалось не миновать – ничего не случилось. Леший как бежал, так и продолжил бежать. Мальчик открыл глаза. Они оказались совершенно в другой части леса. Сосны здесь стояли чуть поодаль друг от друга.
«Как же так получилось?», - думал Олег и глядел по сторонам. Огненный шар неумолимо поднимался на востоке. Тень чуть укоротилась.
Впереди вновь возникла арка, только теперь это были две молодые сосны, что точно также обвились верхушками. Олег старался держать голову так, чтобы увидеть, что случиться, когда они пролетят между деревьями. Леший снова ускорился и план Олега разрушился. Дыхание сбило и он прижался к шее оленя.
Спустя мгновение Олег услышал, как Леший пробежал копытами по воде. Мальчик открыл глаза и узнал то место, где вчера остановился на привал. Они только что миновали тот самый приток Поганки, на берегу которого, Олег нарвал себе ягод. Лес почти закончился.
Теперь, когда Олег скакал верхом на самом Лешем, лес выглядел куда приветливей. Те его участки, что раньше казались непроходимыми и темными, сейчас могли подойти для послеобеденной прогулки или для детских игр. Лес радостно встречал хозяина.
«Леший, похоже, хорошо заботится обо всем вокруг, - подумал Олег, - вот бы нам такого наместника в деревню вместо Бокучара».
Тем временем они подобрались к окраине. Меж деревьев показался черный шпиль - дозорная вышка.
- Все мальчик. Дальше ты пойдешь сам. Мне в ваши края пути нет.
- Спасибо, Леший. Скажи, там в лесу... Два раза мы проскочили между деревьями, а потом оказались в другой части леса. Что это было?
- Лешьи тропы, - сказал тот, как принял человекоподобное обличие. – У каждого зверя есть тропы. Вот и у меня, как у их хозяина есть, одному мне открытые пути. Пожалуй, теперь ты знаешь обо мне гораздо больше других своих братьев.
- А почему господин Кительсон может жить в лесу?
- Человек оказался изгоем в своем мире, и я решил дать ему пристанище в моем. Не знаю, надолго ли. Люди непостоянны. Вольнодумье всему виной и с этим ничего не поделать. Будь так добр, Олег, не говори людям о том, что видел в лесу.
- Конечно. Прощай, Леший, - сказал Олег. Он не хотел выслушивать речи о каком-то там вольнодумье и о плохих людях из уст того, кто, ничего не может знать о мире вне леса, хоть и Олег мало что знал о мире за пределами деревни.
- Разве люди так прощаются? – протягивая руку, спросил Леший.
- Будь по-твоему, - сказал Олег и пожал руку. Его ладонь, пронзило что-то острое и он одернул руку.
- Это еще что? – спросил мальчик, когда на ладони выступило кровяное пятнышко, размером с просяное зерно.
- Подарок.
- Хороший подарок. Уколол меня, почем зря.
- Через две ночи на руке появится метка, – пояснил Леший. - Если ты еще когда-нибудь окажешься в лесу, то с этой меткой тебя не тронет ни один зверь. Ни один зверь, подвластный мне.
- Спасибо, только чего так больно?
- И последнее: вчера ночью, через поля мимо леса, ехали всадники. Вооруженные и в доспехах. Должны были уже прибыть в твою деревню. Не знаю, насколько это важно, решай сам. Я бы не хотел, чтобы в мой дом в мое отсутствие кто-то ворвался, тем более вооруженный. Теперь прощай, - сказал Леший и обернулся вороном. Вперемешку с черными перьями, торчали перья изумрудного цвета. Глаза птицы горели золотом. На брюшке тускло сияли руны. Он громко гаркнул и скрылся за кронами деревьев.
***
Олег пробежал мимо пустой дозорной вышки и исчез среди колосьев. Довольно быстро он оказался у дома Блуда, Хотенова сына, что стоял первым домом на подступах к деревне. Прячась за кустами и заборами, он покрался через деревню. Крестьяне проснулись и не спеша собирались на работы. Олег спрятался в кустах возле крохотной избушки. На крылечке зеленоглазая черная кошка упивалась первыми лучами. Олег попытался припомнить, кто живет в этой избушке, но кроме непонятного чувства холода ничего не всплыло в памяти. Он пошел дальше. Наконец мальчик добрался до избы Сизого. Сев подле ограды, он весь обратился в слух. Внутри избы кто-то шумел. Что-то упало и покатилось по полу. Послышались бранные слова.
«Наверняка, пил всю ночь, - подумал Олег. - Не пойду домой, пока он там. Пусть в поле проветрится, с потом выгонит всю медовуху, а к вечеру поостынет и не станет ругать. Быть может».
Так просидел он в кустах черемухи под забором, пока не услышал, как закрылась калитка. Путь свободен.
Олег давно заприметил место в заборе, где достаточно чуть-чуть надавить и доска, с большим удовольствием поддастся, оставив щель, в которую мальчик легко проникнет. Так он попал во двор. Он прокрался вдоль дома и достал запасный ключ, который Сизый прятал под крыльцом. В сенях его встретил душный смрад. Олег понял, что ночь выдалась тяжелой не только у него.
«Мокрая подушка, разорванная простыня - Сизый провел ночь в жаре и бреду», - подумал Олег.
На столе стоял кувшин. Олег заглянул внутрь – конечно, пустой. Чарка стояла на полочке, не тронутая. Сизый пил прямо из кувшина. По всей избе летал кислый пшеничный запах.
Еще по дороге к дому, Олег обдумывал, стоит ли ему рассказать о том, что с ним действительно случилось в лесу. Сидя в избе, на кровати, он понял, что не хочет говорить правду. Нельзя рассказывать всей истории.
«Скажу, что поймал Лешего и под угрозой расправы тот выдал все, что я теперь знаю о смерти родителей. А если Сизый не поверит, что я смог поймать Лешего? Да какое дело. Леший не может врать! Врут лишь люди. И Сизый врал. Теперь я заставлю его говорить правду. Заставлю! А если все-таки и духи врут?».
Олег снял ножны и вытащил меч. Он оглядел его со всех сторон. Теперь меч казался ему другим. Возможно, его настоящий отец был воином, и этот меч не раз покрывала кровь, думал он, скользя взглядом по лезвию вверх, вниз. Тут он заметил, что-то приставшее к лезвию, возле самого острия. По лезвию шла засохшая белая струйка, к которой пристали клочки паутины.
«Надо смыть все это, чтобы не было следов», - подумал Олег и принес воды.
Оружие заблестело как прежде. Тогда мальчик спрятал меч в ножны и повесил на крючок над кроватью.
Не найдя ничего съестного, кроме вчерашней полбяной каши в горшке, мальчик съел ее, с поистине солдатским аппетитом. Теперь он должен был пойти к Чарухе, как и другие дети, но ему совершенно не хотелось. К тому же, он сомневался, была ли от ее учений хоть какая-то польза. Олег хмыкнул. Его хорошо спланированный поход с белой нитью, привел бы только к гибели, будь Леший таким, каким его выставляла старуха.
- В чем толк, от этих занятий?– спросил он. - Теодор Кительсон большему бы научил меня. Не пойду больше к бабке!
Решив так, Олег упал на кровать. Он пытался осмыслить, в очередной раз все то, что с ним произошло и как теперь с этим жить, но ведомый теплым течением сна и знакомой кроватью он погрузился в другие думы, что словно перелетные птицы унесли его в страну грез. Так мальчик проспал до самого вечера.
Его разбудил звук шагов. Кто-то поднимался по ступеням. Следом зашумел ключ в замке.
- Сизый! – крикнул мальчик, как только распахнулась дверь.
Мужчина вбежал в комнату, повалив веник и ведро, что стояли в сенях.
- Ах ты ж! Где тебя черти носили? Ты понимаешь, что могло случиться?
- Не ругайся. Выслушай.
- Ты мне еще указывать будешь, малец? – Сизый подошел и осмотрел мальчика. – Ну, хоть целый. А это что у тебя? – спросил он, раскрыв сжатую в кулак руку.
- Ничего, об сук зацепился, - сказал мальчик и одернул руку. - Дай, мне сказать!
- Ты где был, башка твоя пустая? Не знаешь, что за побеги делается? А? Ну, говори!
- В лесу. В лесу я был!
- И чего ты там забыл в лесу, да еще в одиночку?
- Ты же сказал, что Леший убил моих родителей. Вот я и пошел... Убить его.
- Ух, болда! Какой же ты болда! В лес ходить нельзя больше, нет там людям прохода.
Когда мальчик снова попытался заговорить, Сизый взял его за руку:
- Пошли, сейчас же. Кто-то сказал о тебе Мокроусу. Он приходил в поле вчера, спрашивал, мог ли ты убежать. Появись ты раньше, мы с ним бы потолковали и всё, а теперь к Бокучару идти и показываться, что здесь ты. Не было бы беды, ох!
«Кто же, кроме бабки Чарухи, мог разболтать? Наверняка она и сказала», - подумал мальчик.
И он был прав. После учений Чаруха поковыляла так быстро как могла к Мокроусу, дабы сообщить о пропаже одной головы.
- Потерялась сурунча одна, ничего поделать не могла, - пожаловалась она Мокроусу.
Сизый потащил Олега. Так и пошел он, пропитанный потом, пылью и солнцем к усадьбе наместника. Дети во дворах встречали их смехом, а родители шепотом. Олег силой высвободился, и пошел рядом, показав кулак мелюзге. Надоедливый смех прекратился. Так, идя бок о бок, они вышли на тропинку к усадьбе.
- Я нашел Лешего, - сказал Олег.
- Чего?
- Нашел я хозяина леса. И говорил с ним.
- Не городи чепухи, Олег. Леший не покажется перед людьми, а если и покажется, то только чтобы загубить. А тут еще и говорил? Все знают, дух этот лишь по-звериному орет, а по-нашему ни разумеет.
- Но я с ним говорил на тридевятом. И остался жив.
Сизый остановился и посмотрел на мальчика.
- Дома расскажешь, что там с тобой приключилось, - сказал Сизый и пошел дальше.
Что-то похожее на волнение промелькнуло в его голове. Может от того, что они шли к усадьбе Бокучара. Может, на то была другая причина.
- А сейчас молчи, говорить буду я, - сказал Сизый, когда они подошли к крыльцу.
В усадьбе стоял такой шум, словно внутри развернули ярмарку, посреди которой устроили пир, бои собак и состязания певцов. Звучали слова песни, которая вызывала страх в определенных кругах:
Мы для славного князя меч,
Мы для славного люда опора.
Головешку дурную с плеч, (свист) Ха!
Чтобы меньше гуляло сброда.
А когда мы вернемся домой
Будет женушка очень рада.
На крылечко выйдет нагой, (свист) Ха!
И покажет, как сильно ждала!
Неподалеку заржали лошади. Возле конюшни стоял целый табун. Бокучар никогда не славился любовью к верховой езде, поэтому лошадей держал лишь для гонцов да прислуги. Но эти кони были не бокучарские. Седла украшала красная, богато вышитая бархатная покрышка. Могучие тела прикрывали кольчужные попоны из редких и крупных звеньев. На головах их красовались легкие налобники, украшенные знаменем местного княжьего рода: вепрь на чешуйчато-золотом фоне. Бокучарские кони на фоне гостей смотрелись совсем уж хилыми.
Сизый постучал дверным кольцом. Веселые голоса затихли, но галдеж продолжился почти сразу. Тогда Сизый постучал еще раз. Сильнее чем в первый.
Голоса снова затихли. Послышались шаги. Дверь открылась, и показался мужчина. И без того массивную фигуру его увеличивало воинское одеяние. Поверх кольчуги сияло зерцало, с мордой вепря посередине. Одной рукой он держал шлем, прижатый к бедру, другую руку он держал на эфесе меча. Он смерил взглядом Сизого, а Олега будто и не заметил.
- Кто такие? – спросил он.
- Эй, Яков! Кого принесло к нам на огонек? – донесся голос из дома.
- Мужик с дитем.
- А жаль. Лучше б баба с дочкой. А?
Усадьба задрожала от смеха. Олег не видел, сколько людей было внутри, но судя по голосам, что слились в самый настоящий гром – целая армия.
- Я Сизый. Мне к Бокучару надо срочно.
- Чего он там сказал? – спросили изнутри.
- Сизый это. К Бокучару хочет.
- Ну так заводи скорее, чего стоять то там?
Яков распахнул дверь. Олег с Сизым зашли внутрь и замерли. Олег впервые оказался внутри усадьбы Бокучара. Такого богатого убранства он еще никогда не видел. В одних лишь сенях убранств набралось бы больше чем в десятке крестьянских домов.
- Прямо, и налево, - дал команду Яков. Он шел позади и по-прежнему держал руку на эфесе меча.
Все трое зашли в большую залу, просторную и светлую. Посреди нее стоял большой дубовый стол, уставленный таким количеством яств, что можно было бы накормить ни одну деревню. Вино, медовуха, пиво, запеченный гусь с помидорами, карп с золотистой чешуей, дымящийся картофель, которым обложили мясо барана, местами черное от огня.
- Яков, да положи ты шлем, я тебя прошу, - сказал мужчина, сидящий во главе стола.
Молодой мужчина, одетый также как Яков, сидел на месте наместника, закинув ноги на стол. Высокие сапоги его устроились в тарелке с квашеной капустой.
«Главарь», - подумал Олег.
Наместник Бокучар сидел с чашей чего-то хмельного по правую руку от главаря. Вокруг стола сидели еще восемь мужчин. Глаза их светились весельем от большого количества выпитого. Один Яков вел себя сдержанно. Он сел на свободное место и положил шлем на колени. Кругом лежали осколки посуды и куриные кости.
- Опричники. Принесла нелегкая, - сказал под нос Сизый.
- Чего ты там бормочешь? – спросили его.
- Я к Бокучару пришел. Чтобы сына показать, - после этих слов Олег посмотрел на Сизого. – Вот де он. Живой. Не убег. И наказывать не надо его. Он и так натерпелся в лесу страхов. Вон, руку себе разорвал, - Сизый показал присутствующим ладонь Олега.
- Слухай, я, может, настолько пьян, но долбани меня палицей по голове если… Хей, хей! Елизар, я для фигуры речи сказал, убери палицу.
- Фома прав. Рука то, как девичья, даже мозолей нет на ней, - сказал главный.
Сизый повернул руку мальчика. Рана пропала. Осталась лишь небольшая шишка под кожей.
- Что за дела? - Сизый не мог поверить своим глазам.
- Иди отсюда Сизый. Нашелся и хрен с ним, - сказал Бокучар, смотря в осушенный стакан.
- Сизый? - сказал главарь и уставился на мужика с ребенком.
- А чего твое чадо в лесу делало? – не унимались опричники. - Слышали, что туда хода нет. Леший буянит, да ведьма чарует. Мы вона какой крюк дали, через поля, чтобы сюда добраться.
- Да он так, по окраине поблуждал. Страху натерпелся и вернулся, - сказал Сизый.
- Богами заклинаю, забирай ты своего щенка, и вали отсюда! – встал из-за стола Бокучар, опрокинув при этом пару тарелок.
Сизый взял Олега за руку и побрел к выходу.
- Чего ты такой орешь Бокучар? Подумаешь, поднял князь крестьянскую дань, чего уж теперь поделаешь, времена такие. Война говорят, может пойти, - сказал опричник, что сидел во главе стола.
- Так всегда говорят, сколько живу на земле этой.
- Твоя правда. Но ведь должны же мы были накликать беду такими разговорами, - заключил опричник. - Эй, мужик! Как бишь тебя, Сизый? Постой-ка.
Сизый остановился у выхода из залы. Он наклонился к Олегу и сказал ему на ухо:
- Беги домой и схоронись где-нибудь.
- А мне шепнешь на ушко? – сказал опричник, по имени Грязной.
- Беги, - толкнул Сизый Олега в спину.
- Скажи мне Сизый. Мы с тобой не знакомы, а? Скажи мне, как на духу, виделись мы или нет когда-нибудь?
Главарь поднялся и неуверенной походкой, опираясь на плечи опричников, пошел к Сизому.
- Сизый, Сизый, Сизый, - сказал он напевая. - Не ты ли тот Сизый, что раньше Степаном Скобелем звался?
Сизый и Бокучар переглянулись.
- А! Чего глаза вытаращили? Угадал? Да? Молчите? Языки проглотили? Давай так с тобой поступим. Я тебе сейчас расскажу жутко занимательную историю, а ты послушаешь ее. Может узнаешь кого-нибудь со слов моих, - опричники разом обернулись на Сизого. - Хорошо? Конечно, хорошо. У тебя выбора нет, пес. Так слушайте же все!
- Имела место сия история довольно давно. В славном городе, где восседал еще живой тогда князь Златослав, отец нынешнего князя Златолюба. В великом городе Радольске. Жила была семья, отец, мать, да сын, годков совсем юных. Только лепетать малец стал, как случилось горе страшное. Отец, вместо честного труда решил темными делами на хлеб заработать. Примкнул он к шайке разбойников, что в чаще подле города жила. До того с ними хорошо было, что вскоре он совсем позабыл про семью. И златцы, которые он слал со своих темных дел, вскоре слать совсем перестал. Пришлось матери одной кормить дитя. И при этом работать словно скотина какая-нибудь, с утра до вечера, с утра до вечера. Так и продолжали жить они вдвоем. Сын подрос. Как силы мал-мало появилось, так он стал таскать для купцов кой-чего и вроде даже по два-три златца в месяц заимел. Стал помогать матери и счастливей жить стали. У матери даже горб, заработанный от натуги, уменьшился. Покрасившела сразу, подрасцвела, как перестала ночами белье господское стирать. А тут и мужик ничейный нашелся. И до того приглянулась ему мать мальчика, что решил он их взять обоих к себе. Но простолюдины, люди подневольные. Даже не люди, а скорее вещи и принадлежат всецело князю, коль живут в его городе. Мужик сказал, что выкупит ее и сына, наречет их свободными, и возьмет ее замуж, а ребенка под крыло, как своего примет. Как сына. Тот мужик был коневодом, славился он своими жеребцами по всему княжеству. И сказал он, что продаст своего любимца ради них, ведь охотцев до скакуна тьма, и выручит с продажи он достаточно, чтобы выкупить обоих. И уехал мужик из города на торги. На следующую ночь явился отец, что пропал с бандитами в лесах. Тощий, больной, глаза красные, руки трясутся, весь в лохмотьях. Мать его в дом не пустила, и тот ушел, осыпая запертую дверь угрозами, и костеря, на чем свет стоит, и мать и сына. На их беду, со следующим заходом солнца он вернулся, да не один. С целой шайкой. Один тощий призрак прошлого и четыре крепких разбойника. Дверь они выбили как доску гнилую. Мальчика связали и в угол кинули. Мать допытали, где хранит запасы свои. Оказалось, что мать откладывала златцы на учение сына, чтобы он пошел в мужи-ученые когда-нибудь. Разбойникам этот план не понравился. Отобрав накопленное честным трудом добро, они не успокоились. Видимо, пока бродили по лесам и долинам в поисках наживы, совсем истосковались по женскому телу. А тут такое дело. Беспомощная простолюдинка которую и защитить то некому. Словно боги послали им такой случай. И они им воспользовались. Каждый. По нескольку раз. А мальчик все это видел. Видел он лицо отца, его опустошенный взгляд. Человека в нем больше не было, только пустой кокон из кожи и костей. Запомнил мальчик и разбойника одного, ведь успел разглядеть на шее того пятно. Большое голубовато-серое пятно. Сизое, иначе говоря. В дрожащем пламени свечи, оно мелькало то тут, то там. Не только свеча, весь дом дрожал оттого, что в нем происходило. На счастье мальчика, добрые люди из соседского дома услышали неладное и побежали к мечникам. Те нашлись, как обычно, возле кабака. Они, слегка хмельные, окружили дом, так что разбойникам было деваться некуда. Но они же люди удачи и риска, люди азарта. Они не собирались выходить и складывать оружие. Приставив нож к горлу женщины, они кричали, что убьют ее, если мечники не дадут им уйти. Мечники решили, что женщина давно померла, и разбойники идут на хитрость. Они были правы отчасти. Разбойники и сами не знали, что женщина умерла. Тогда стрелок, что стоял поодаль, в тени, точным выстрелом поразил в глаз того разбойника, что держал женщину. Два мертвых тела упали на пол. Остальные до того не хотели повторить судьбу своего собрата, что сложили оружие. Всех людей удачи вывели из дома, закованными по рукам. На следующий же день его отца и еще двоих колесовали, но самого крупного, того, с пятном, повели на купеческую казнь. И что бы вы думали? Его выкупил некий наместник. Разбойника того звали Степаном Скобелем.
Ученым мужем мальчик в итоге не стал. Попал он, как и большинство сирот на воинскую службу. Но так уж вышло, что был к тому мальчишка предрасположен. Он поднялся по службе и достиг потолка, ведь не имел он благородной крови, а потому не мог стать руководящим чином. В ту же пору открыли набор в службу опричников из сословий не столь благородных и мальчик, который к тому времени стал крепким юношей, нашел себя на новой службе. И вот он стал головой южного разъезда опричников при князе Златолюбе, и стоит теперь перед вами. Давыд Малютин, - нарочито поклонился главарь опричников, - А для тех, кто еще не до конца понял к чему вся эта история. То вон там, ошарашенный, словно столбняком пораженный, сидит Бокучар, тот самый наместник, что выкупил Степана Скобеля. А вот здесь, хмурый, как пес лизнувший крапиву, стоит сам Степан, - указал он пальцем на Сизого.
- Я что-то не понял, - сказал Елизар.
- Я тебе потом растолкую, - шепнул ему на ухо, сидящий рядом, Фома.
- Как же чудесны пути, что ведут нас по жизни. В который раз я в этом убеждаюсь. Несчастье, что случилось со мной в детстве, в итоге открыло мне мою истинную суть. Я уже почти позабыл ту ночь. Кося налево направо головы разбойников, мне будто стало легче. Дурная кровь, наконец, вышла. Но тут появился ты, Степан. Ты бы может быть ушел спокойно, если бы я не заметил пятна на шее. Чувствую я, как кипит нутро. Кипит. И надо ему выйти наружу. Наконец проститься с тем днем. Доставай меч!
- Давыд, ты пьян, - сказал Яков. – Отложи до завтра. Холодная сталь не любит горячих голов. Они их только рубит.
- Дать ему уйти?! – воскликнул главарь опричников и вынул меч. – Доставай оружие!
- У меня его нет, - ответил Сизый.
- Как же это, разбойник да без оружия?
- Не разбойник я теперь, крестьянин обычный. В поле работаю.
- Много я таких «крестьян» повстречал, за которыми реки крови текут. Будем кулаках, я тебя и голыми руками порву!
- Давыд, давай утром, ну же. Будь разумен. Ты сейчас больше себе навредишь, чем ему, – не отступал самый трезвый опричник.
- Я его больше не пущу никуда!
- Он не уйдет. Поставим двух наших у его избы, пусть сторожат. А утром приведем сюда. Да и что-то мне подсказывает, что он и без этого бы не сбежал, - Яков и Сизый встретились глазами, - Так?
- Так, - ответил Сизый.
- А знаешь, ты прав Яков. Прав, как всегда. Утром, приведите его к пруду за домом. Чтобы глаз чужих не было. И под охраной пусть будет всю ночь! Все, вон отсюда пес! Пока я не пристрелил тебя в спину как последнюю тварь! Бокучар, у тебя есть клинок хоть один на весь твой дворец? – Бокучар закивал, хотя понятия не имел есть ли у него оружие в усадьбе, - Вот и хорошо. Дашь ему утром. Ты еще здесь?! – крикнул он Сизому. - Вон!
Сизый вышел из залы, в которой больше не зазвучали веселые песни, и побрел домой. Двое опричников пошли следом, но на крыльце их догнал Яков:
- Не ходите за ним. Поспите ночь. Утром пойдете.
Опричники и не подумали спорить. Отправились спать. В ту ночь во всей деревне не спали лишь двое, обращенные мыслями в один и тот же день.
***
Утром за Сизым пришли. Он не стал дожидаться стука в дверь и вышел первый.
- Тише, не будите мальчика. Не хочу, чтобы он знал.
- Он и без того узнает, - сказал один из опричников, - Ты же не думаешь, что вернешься домой?
- Сдается мне, что думает, - сказал второй. – Вот чудак. Давыда Малютина на мечах победить придумал.
При выходе со двора за кустами Сизый увидел Мокроуса, который и привел опричников.
- А знаешь, почему его зовут Давыд Малютин? А? Вот скажи, знаешь? – спросил опричник.
- Нет, откуда мне знать. Быть может, мал он в чем-то?
- Ого. Смелый какой. Скажешь это Давыду в лицо, без лица останешься! Малютин он, потому как после схваток с ним все молят о пощаде.
- Молю-ю-ю, Давыд, - протянул второй опричник, - Делай так, а потом на колени падай, и жди пощады. Но Давыд не охотник до милости. Так что ты не рассчитывай особо.
- Слышь, Федор.
- Ау?
- Я тут подумал, а ведь умереть от клинка Давыда не так и плохо. Глазом моргнуть не успеешь и хвать, головы нет, - подмигнул он Сизому.
- Это если сам Давыд решит так. А вдруг он плясать удумает с тобой. Так до полудня будешь подрезаным бегать, пока Давыду не надоест.
- Тоже правда, - заключил первый опричник. – Я бы на это ставил. Уж больно ты ему насолил, Степан.
Пока они шли, прокричали вторые петухи. Опричники шли чуть позади Сизого, Мокроус плелся сзади. Когда дошли до усадьбы Мокроус окликнул провожатых.
- Уважаемые опричники, - сказал он, склонив голову, - позвольте отвести сизого в оружейную, чтобы тот меч мог себе выбрать.
- А не убежит он там, через окошко какое-нибудь? – спросил один.
- Да ну брось ты, посмотри на него. Он уже ночью простился с жизнью, куда ему от нас бегать, - сказал второй.
- Ладно, веди его. Мы тута подождем, – сказал первый опричник и оба уселись на лавку возле дома.
- Пошли, Сизый - позвал Мокроус.
Они обошли дом и оказались перед небольшим сараем. Мокроус зашарил по карманам.
- Что-то не больно то похоже на оружейную, - заметил Сизый.
- Не глупи, это не она.
- Тогда, зачем ты меня сюда привел?
- Тише ты, - зашипел советник, - Я же тебе добро хочу сделать, а ты вопросами своими себе же хуже сейчас сделаешь, если нас те двое дубов услышат. А сейчас, вытащи ключ у меня из кармана, и отвори двери. У меня руки что-то дрожат.
Сизый достал ключ. Только он отварил дверь, как наружу повалились содержимое «оружейной».
- И из чего мне тут меч выбирать? Из метел да веников?
- Ты еще шутки шутить можешь, я посмотрю. Ты, правда, готов к смерти?
- Давай уже меч.
- Вон там, за бочкой стоит сверток, открой его. Осторожней! Да, ты правильно понял. Лезвие отравлено. Этот клинок называется «Аспид». Внизу в рукояти есть ячейка, для капсулы с ядом. На тыльнике же находится маленькая пуговка, если ее надавить, капсула лопнет, и яд из нее стечет по невидимым глазу желобкам по всему лезвию. Достаточно одного небольшого пореза, и раненного тут же покинут жизненные силы. На глазах он ослабеет, станет неосторожным и медлительным. Разбей капсулу сейчас и тебе останется лишь поранить Давыда Малютина и, считай, бой выигран. Ну теперь пошли.
- Нет.
- Что нет?
- Это будет нечестный бой. Я не гниль какая-нибудь, как твой аспид.
- Не брыкайся, Сизый! Давно это ты стал честным мужиком?
- А как от смерти сбег, так и стал.
- И что с того, что ты был честен? Все равно старая стучится к тебе в дверь, напевая песню про княжий меч.
- Да. Я эту дверь открою и приглашу ее в дом. Один раз убежал, и хватит. Набегался.
- Нет, тебя точно шершень укусил, Сизый. А как же твой долг мне? Как же ты его выплатишь?
- Думаю, что с моей смертью долг прощается сам собой.
Сизый спрятал меч за бочку. Мокроус все не отступал:
- Слушай, ты, конечно, здорово придумал, с жизнью вон прощаешься. А как же Олег? Как же ребенок, тобою воспитанный? Что будет с ним? Как он без отца?
- Он знает, что я не его отец. И чуется мне, он знает, что стало с его кровным отцом на самом деле.
- Это как же так? Кроме тебя, твоих мечников, меня и Бокучара ведь никто не мог знать. Он тебе сказки городит.
- Да вот в том то и дело, что был там еще один, кто видел все это. И уж не знаю, как так вышло, но Олег с ним говорил.
- С кем же?
- С Лешим.
- Что? – переспросил Мокроус и засмеялся. Когда он смеялся, его кисти дергались так неестественно, что Сизому захотелось вконец его от них избавить.
«К чему Мокроусу эти придатки?», - подумал он,
- Ну, он и выдумал, - сказал советник. - Ты же не поверил мальчишке?
- Поверил. Его глаза не врали.
- Ох, Боги! Сколько раз я это слышал в своей жизни: «глаза не врут», «по глазам вижу». Чушь какая! В таком случае князьям бы глаза выкалывали при возведении в чин, если бы в этих глазах что-то читалось. Не верь ты в эти сказки.
- Слушай сюда, я был в лесу одну ночь и такого страху натерпелся, что теперь туда даже смотреть не могу, а он там провел целый день и целую ночь. И вернулся живой! Лишь царапина на руке осталась, да и та зажила на глазах. Как ты это объяснишь?
- Удача.
- Может. Либо он и правда видел Лешего и тот его выпустил из лесу.
- И зачем бы ему было это делать?
- Может, Леший правду любит. Дал мальчику возможность разобраться с нами. С теми, кто врал ему.
- Хей! С кем это нами? Я тут не причем. Не надо меня в вашу шайку вписывать. Ты и Бокучар, вот и все. Больше виноватых нет.
- Ты что, мальчишку тринадцати лет испугался, Мокроус? Так ты возьми змеиный меч и отрави парня, а? Да ты в жизни никого убить не сможешь, и не потому что руки твои словно тряпки висят. Ты нутром своим тряпка!
- Сколько меня не оскорбляй, - сказал Мокроус, - а умирать сейчас пойдешь ты. Последний раз спрашиваю, возьмешь меч?
- Нет.
- Тогда пошли. Будешь кулаками биться, потому как больше мечей у меня нет.
Они вернулись к крыльцу.
- Что же так долго? У нашего дорогого Сизого привередливый вкус? – спросил опричник.
- Настолько изящный, что не смог выбрать? Где меч-то? – спросил второй.
- Не подошли ему наши мечи, - сказал Мокроус.
- Ай, ладно. Пошли к пруду, там уже наши все. Давыд скажет, как поступить.
Все четверо обошли усадьбу и оказались у пруда. На заднем дворе собрались все, кто вчера сидел за столом. Большинство с трудом держало больные головы прямо. Давыд сидел на скамье подле Бокучара и что-то объяснял ему, размахивая руками. Невнятное вялое бурчание прекратилось, когда опричники заметили Сизого.
- Почему без меча? – спросил Давыд.
- Не нашлось ничего.
К ногам Сизого в тот же миг упал меч.
- И не брезгуешь ты ему меч давать? – обратился Давыд к Якову.
- Я же не портками с ним поменялся, - сказал Яков под одобрительный гул.
- Тогда подними меч, Степан. У меня нет желания тянуть с этим.
Только Сизый наклонился за мечом, главарь нанес удар, который должен был пробить голову бывшего мечника, словно спелый фрукт. На счастье последнего воинские привычки дали о себе знать. Сизый повалился на бок и подтянул оружие.
- А старик еще что-то может, – посмеялся Давыд. – Давай, вставай.
Сизый подскочил. Кровь в жилах бурлила. Он снова почувствовал дикий жар внутри, услышал животный рык в голове. Давно забытое ощущение битвы вернулось. Меч Якова отлично сидел в руке, был легок и свиреп. Одно удовольствие, а не оружие.
- Скажи, ты хотя бы помнишь тот день? Помнишь связанного мальчонку в углу избы, где вы надругались над женщиной?
- Разве мы пришли разговаривать?
- Сука!
Давыд снова напал, но теперь нанес косой удар снизу. Мечник ушел легким полуоборотом и выкинул в ответ удар, который пришелся бы опричнику прямиком в печень, но тот успел парировать. Первый раз мечи столкнулись.
Опричники тем временем окружили противников и встретили звон одобрительным гулом.
- Старик то неплох, - сказал кто-то из них на ухо соседу.
Давыд задвигал мечом, словно рисовал кистью в воздухе какие-то магические знаки.
«Трюк, старый как мир», - подумал Сизый.
Он заметил выпад еще в зародыше и парировал. Ответный удар также не достиг цели. Все-таки опричник был моложе и быстрее Сизого, но из-за ярости не мог воспользоваться преимуществом в полной мере. Сизый же усмирил животный вой в голове и уравнял шансы. Расчётливый старый ум столкнулся с раскаленным от ярости сердцем. Удары с одной стороны встречались защитой и контрударами с другой. Соперники стоили друг друга. Живая арена улюлюкала от удовольствия и удивления. Главарь, на их глазах, встретился с кем-то хоть приблизительно равным по силам. Несколько опричников пожалели, что хотели вместо Давыда выйти на бой с Сизым. Еще вчера храбрые лизоблюды, сегодня утром благодарили богов, что Давыд не согласился.
Клинки звенели и смеялись. Воздух пел, когда лезвия разрезали его. Тяжелое дыхание воинов то и дело прерывалась криками. Музыка битвы заворожила окружающих. Сизый задышал тяжелее соперника. Возраст напомнил о себе в самое неподходящее время. Воздух для мечника сгустился, завяз как мед и он, словно оса, прилетевшая на запах, тонул в нем. Опричник заметил это и перешел к штурму. Сизый уже не так шустро парировал удары, а о нападении вообще позабыл. Давыд стал поджимать все сильнее. Сделав очередной полуоборот, старик отбежал к противоположному краю живой изгороди.
- Долго ты бегал от смерти, старик. И опять бегаешь?
- Неужели, ты сопляк считаешь себя моей смертью? Много чести!
Давыда словно ударили обухом по голове. Как может старик, стоя на краю жизни говорить такое? Где страх, где трепет? Весь вид Сизого ответил на незаданный вопрос. Старик был готов умереть.
- Достаточно поплясали, пора кончать.
Давыд в несколько шагов оказался возле врага. Он взял мечом очень большой размах, в надежде пробить оборону старика. Он легко бы перерубил этим ударом ни одну кость, но старик сделал то, что надолго запомнилось наблюдавшим опричникам. Такого сочетания силы, ловкости и чувства боя они еще не видели. Когда меч Давыда поднялся над стариком, тот легким ударом левой руки по кистям опричника изменил направление удара в сторону от себя. Сделав небольшой шаг навстречу Давыду, Сизый выбил опорную ногу опричника и легким толчком плеча в грудь окончательно лишил того равновесия. Давыд упал и потерял меч. Возгласы удивления донеслись со всех сторон. Сизый встал над безоружным Давыдом. Опричники замерли в изумлении, пораженные происходящим. Никто даже не подумал остановить Сизого, когда тот вскинул меч и словно копье кинул его в лицо Давыда. Меч вонзился в траву, оставив лишь тонкую красную полоску на лице главаря.
- На этом все? – спросил Сизый Давыда. – Мы решили вопрос?
Никто не ответил и Сизый спокойным, уверенным шагом побрел прочь с арены мести. Опричники разошлись, чтобы пропустить его. Давыд, пришедший в себя, после столь неожиданного поражения, вскочил на ноги и выхватил самострел у одного из опричников.
- Решили вопрос? Сейчас решим! – сказал он, вскидывая самострел.
Давыд прицелился в голову Сизого, который даже не думал оборачиваться. Бывший мечник услышал, как взводится механизм и зажмурил глаза.
Давыд потянулся к курку, но в этот момент кто-то выбил самострел из его рук.
- Яков! Какого черта?
- Он тебя честно выиграл, Давыд. А ты его хочешь в спину самострелом.
- Он разбойник и тварь, которую так и надо кончить!
- Это уже не тебе решать. Его выкупили и с тех пор он чист перед князем, а значит и перед нами. А свою месть ты только что совершил. Неудачно. Ты же понимаешь, что должен быть мертв?
- Он должен умереть! Не я, а он!
- Ничего он больше не должен, - сказал Яков, стирая кровь с меча. – Мы не разбойники, а люди чести. Ты хотел честного поединка, я тебе не мешал. Но после, ты попытался совершить мерзкое убийство, а этого я допустить никак не могу.
- Будь ты проклят Яков! Будьте все вы прокляты, – сказал Давыд.
Последний слова Сизый услышал из-за угла усадьбы. Совершенно вымотанный он побрел прочь. Дыхание все не могло восстановиться. Что-то кололо в левом подреберье, ныло колено, болело плечо, дрожали руки от самых плеч.
«Вот она старость», - подумал Сизый.
Несмотря на разбитое состояние, он остался доволен собой, ведь победил соперника, который вдвое, если не втрое, моложе. А ведь шел он на верную смерть, но та лишь заглянула в окошко и прошла мимо, как ни в чем не бывало.
Люди со всей деревни собирались для работ в поле. Сбивались группами и забирались в повозки. Сизый запрыгнул в одну из них.
- Что с тобой такое, Сизый? Замученный какой-то.
- Ничего. Немного проучил молодежь.
- Сына что ли? Нашелся-таки?
- Нет, - шумно выдохнул Сизый, - Не сына...