1

Братья шли в сторону площади Круа-Русс, где находился комиссариат полиции. Они шли вплотную друг к другу. Страшную находку нес Жонне. Бабушка положила в чемодан полотенца и халат с вышитым драконом так, как они лежали. Сначала Жонне нес чемодан в руке, но, сбегая по ступеням быстрее, чем обычно, он услышал стук внутри. О Боже! Боже! Жонне схватил чемодан в охапку. Время от времени его сотрясали рыдания. Леонар поддерживал его под локоть, хотя и сам трусил.

— Только бы никого не встретить! — бормотал он.

Братья шли, глядя прямо перед собой. Оба с наморщенными лбами, оба в черных костюмах — два достойных джентльмена, два образцовых служащих образцовой фирмы. А в чемодане — рука! Отрубленная рука! На руке — кольцо Эмилии!

Леонар вдруг испугался, что комиссариат может быть еще закрыт. Он оказался открытым. В момент, когда они вошли, какой-то служащий говорил по телефону:

— Господин комиссар никогда не приходит раньше девяти. Как хотите. До свидания.

— Какие странные люди, — обратился он к сержанту, кладя трубку. — Считают, что комиссар должен спать в конторе и его можно дергать из-за любой глупости! Думаешь, тот тип, который звонил, объяснил мне, в чем дело? А это кто? — Он заметил перепуганных братьев.

— Прошу нас извинить, — сказал Жонне, весь дрожа. — Но мы пришли по действительно важному делу. Это, по всей видимости, убийство. Мой сын по ошибке… Произошла замена.

У него пропал голос.

— Вашего сына заменили? — спросил служащий.

— Нет, чемодан заменили, — сказал Жонне. — И не моего сына убили, а, видимо, его невесту.

— Вы говорите «видимо»? Значит, вы не уверены?

— Трудно судить по отрубленной руке.

— Да в чем дело? — служащий начал терять терпение. — Говорите яснее. Я ничего не могу понять. Ваш сын отрубил руку своей невесте?

— Ах, нет! — закричал Жонне. — Открыв чемодан, он упал в обморок!

— А рука была в чемодане?

Жонне поставил чемодан на скамью. Служащий резко отодвинул свой стул и спросил:

— В этом чемодане?

Жонне кивнул, а Леонар прошептал:

— Да.

Сержант подошел ближе, а служащий обратился к Жонне:

— Откройте.

Жонне нажал на замки, но не поднял крышку.

— Мы сложили все, как было, — сказал он.

— Я сказал, откройте! — повторил служащий. — Зачем нам лишние отпечатки пальцев?

Жонне дрожал всем телом и умоляюще глядел то на Леонара, то на сержанта. Но они застыли, как статуи. Пришлось ему все взять на себя.

— Ох! — вскрикнул служащий сдавленным голосом. — Закройте скорее! Это страшно!

— Завернуть? — спросил Жонне робко.

— Нет! Я сказал — закрыть! — заорал служащий, к которому вернулся голос. — Соедините меня с криминальной полицией, — обратился он к сержанту.

Жонне закрыл чемодан. У обоих братьев на лице блестели капли пота.

Служащий, понемногу приходя в себя, спросил:

— Тут вы упомянули о какой-то замене. Речь шла об этом чемодане?

— Да, — ответили братья в один голос.

— Алло! Комиссариат на Круа-Русс. Соедините меня со следственным отделом. Убийство.

Сержант подал трубку служащему, который сумел уже овладеть собой.

— Алло! Говорит Мелле с Круа-Русс. Нам принесли женскую руку в чемодане. Кто? Семья… Меня это тоже удивляет. — Он взглянул на братьев. — Знаете убийцу? — Братья бурно запротестовали. — Говорят, что не знают. Откуда это взялось? — снова обратился он к братьям.

— Из Парижа, — ответил Жонне.

— Из Парижа. А точнее, господа?

— Не знаем.

— Не знают. Да. Спасибо.

Служащий положил трубку. Сержант вышел из комнаты.

— Подождите, господа. Придут два инспектора, вам придется дать показания. Комиссара вам, видимо, тоже придется подождать.

— А контора? — спросил Леонар, взглянув на настенные часы. — Мы работаем на шелкопрядильном комбинате Сен-Поликарп.

— Не думаю, чтобы утром вы туда успели, — ответил служащий.

Жонне, пораженный не менее чем при виде отрубленной руки, вытер вспотевший лоб.

— Но мы не пропустили ни одного дня, разве что по болезни…

— Вы полагаете, это менее серьезный повод, чем болезнь?

— Но это, собственно, нас не касается. Мой сын…

— Да, кстати, — прервал его служащий. — Где ваш сын? Почему он не пришел с вами?

— Я уже сказал, что он потерял сознание. А с моей женой, которая узнала свое колечко, случился нервный приступ. По-моему, это понятно.

— А, правда, там было колечко, — сказал служащий. — Вы по нему опознали руку?

— Не совсем. Мы не знаем невесту сына, но он вроде бы узнал руку.

— Вроде бы? Вы только предполагаете?

— Когда мы уходили, он еще не пришел в сознание. По дороге мы вызвали доктора Герьера. Так велела наша мать.

— А матери не стало плохо?

— О, нет! — одновременно со вздохом ответили братья.

Служащий удивленно взглянул на них. Потом взял формуляр, обмакнул перо в чернила и начал с Жонне:

— Ваши данные, пожалуйста.

— Жонне Берже, год рождения тысяча восемьсот восемьдесят второй, место рождения — Сен-Рамбер-Иль-Барб. Работаю главным кассиром на шелкопрядильном комбинате Сен-Поликарп.

— Адрес?

— Улица Дюмон, десять. Квартира четыре.

Служащий поднял глаза на Леонара.

— Леонар Берже, то же место рождения, тот же возраст, тот же адрес. Работаю заместителем заведующего складами на том же предприятии.

Служащий присмотрелся к ним внимательней Жонне — высокий, плотный, румяный, с густой шевелюрой и волосатыми руками. Леонар — низенький, щуплый, лысеющий. Даже глаза у них были разного цвета: у Жонне темные, а у Леонара серые.

— Вы близнецы? — спросил он недоверчиво.

— Да, не однояйцевые, — ответил Жонне.

Чиновник недовольно посмотрел на них.

— У вас оригинальный способ выражаться. — Братья обменялись удивленными взглядами. — Женаты? — обратился он к Леонару.

Леонар смешался.

— Нет.

— Почему вы не сразу ответили?

— Я боялся, что вы обвините меня в неуважении к матери. А я очень ее уважаю, да, очень! — Он приосанился. — Она сама не хотела, чтобы я женился. Хотела, чтоб мы жили вместе. И была права.

— Мы — это кто?

— Моя жена, — ответил Жонне, — я, двое наших детей — мой сын, ему двадцать три года, это как раз тот несчастный Жан-Марк, и восьмилетняя дочка Мария-Луиза — и мой брат. Ну, и наша мать, — помолчав, прибавил он. — Моя и Леонара. Она овдовела после нашего первого причастия. Отец был офицером. Мать вырастила нас самостоятельно, — с гордостью прибавил он.

Служащий прочитал написанное и сказал:

— Мне нужен точный список вещей, находящихся в чемодане.

Записывая он читал:

— Получен от господина Берже чемодан, содержащий отрубленную у запястья женскую руку с кольцом на пальце. Там есть камень? Настоящий?

— Да, называется «кошачий глаз». Один из видов хризоберилла. Семейная реликвия моей жены. Она послала его Жан-Марку месяца четыре назад.

— Подробности потом. Сейчас меня интересует только, откуда взялся чемодан.

Рассказывая, Жонне начал постепенно обретать уверенность в себе. Служащий сидел неподвижно. Он совершенно забыл о Леонаре, который, казалось, сам о себе забыл и с озабоченным выражением поддакивал каждому слову брата.

— Так вы утверждаете, что это дело незнакомого вам человека? — спросил наконец служащий. — Вы не знали американца?

— Совершенно не знали, господин секретарь…

— И он заменил чемодан вашего сына на этот, с рукой его невесты? Ничего себе незнакомец!

— Мой сын его не знает! — сказал Жонне решительно. — А сейчас мне пришло в голову, что, может, он знает моего сына. Правда, Леонар?

Леонар ухватился за эту мысль.

— Он все подстроил, это ясно! Это профессиональный преступник, если вы хотите знать мое мнение.

Служащий пожал плечами.

— Мне вы можете рассказывать все, что угодно, но инспекторам…

— Инспекторам? — прошептал Жонне.

Служащий, хоть и был молод, заговорил отеческим тоном:

— Дам вам совет. Еще есть время. Я отдаю себе отчет в том, что значит такая история в семье. У меня самого дети, но прошу вас, не упрямьтесь. Измените версию.

— Версию? Какую версию? — воскликнули братья в один голос.

— Ту, которую вы разработали, чтобы объяснить наличие руки в чемодане. Она нелепа.

— Извините, — сказал Жонне, кладя свою руку на чемодан так, словно это была Библия. — Я даю вам слово, что ни я, ни мой брат не разрабатывали никакой версии. Я точно повторил то, что рассказал мой сын.

— Ах, ну да, — с язвительной усмешкой произнес служащий. — Действительно, это все рассказал ваш сын. Кстати, где он работает?

— Учится в Париже в Академии изящных искусств. Его преподаватели всегда заверяли нас, что он очень способный. Это наша мать захотела, чтобы он учился в Академии. Она всегда восхищалась его рисунками. Кроме того, чтобы не быть полностью на нашем содержании, он подрабатывает. До недавнего времени он работал у Пижона, лучшего в Париже реставратора произведений искусства. У нас хороший сын.

— А это его невеста, — недоверчиво спросил служащий, — для которой ваша жена послала кольцо?

— Это не совсем так, — ответил Жонне, хмуря лоб. — Она послала кольцо не для нее.

— Но ваш сын ей его отдал. Вы утверждали, что именно по кольцу он опознал руку. Из этого следует, что жертвой является невеста. Прошу сообщить мне ее имя и фамилию.

— Мадемуазель Сарразен, — сказал Жонне таким тоном, словно это было для всех очевидно. — Югетта Сарразен. Я уже вам говорил, что лично мы ее не знаем. Жан-Марк обручился с ней в декабре, а в январе прислал ее фото. Он за тем и приехал, чтобы сообщить нам о предстоящей свадьбе Вообразите, какой удар! Такая красивая девушка…

— Что вы по крайней мере о ней знаете? Сколько ей лет? Где работает? Где живет?

— Это очень достойная особа, из хорошей семьи. Естественно, она не работает. По моему мнению, приличная девушка работать не должна. Сколько ей лет? Жан-Марк надписал: «молодая девушка». Значит, ей не больше восемнадцати-двадцати лет.

— Адрес?

— Адрес?

— Да, ее адрес? Адрес этой мадемуазели Сарразен, Югетты Сарразен.

— Адрес… — Жонне жалко улыбнулся. — Не знаю. А ты, Леонар?

Леонар, хоть и смертельно бледный, заявил с торжественным спокойствием:

— Не знаю. Для нас, лионцев, ни на шаг не отлучающихся из Лиона, все равно, где она живет в этом Париже. Мой племянник знает и скажет вам.

— Ну, хорошо, — ответил служащий. — Они уже здесь.

Перед комиссариатом резко затормозил автомобиль. Служащий вздохнул и прибавил:

— Подождите, пожалуйста, в соседней комнате.

— У нас так мало времени, — напомнил Жонне.

— Успокойтесь, они тоже торопятся. А теперь прошу выйти.

Братья вышли в соседнюю комнату.

В дверях появились тоже своего рода близнецы.

 

2

Первый из вновь прибывших представился:

— Сенвиль, главный инспектор.

— Приветствую вас, господин инспектор. Секретарь Мелле.

Сенвиль подал ему руку.

— С инспектором Делормом вы уже знакомы?

— Конечно! Привет, Делорм!

— Привет, Мелле!

Сенвиль спросил:

— Вы одни?

— Нет, господин инспектор, они в соседней комнате.

Инспектор взглянул на чемодан.

— Этот?

Он открыл замки. Делорм присвистнул. Служащий старался перебороть отвращение.

— Левая рука, — спокойно сказал Сенвиль. — Отрублена одним ударом. Не надо быть доктором Лосаром, чтобы установить, что это работа не хирурга.

— Ноги я уже видел, — произнес Делорм. — Но руку…

Сенвиль опустил крышку.

— А что бы ты сказал, увидев голову?

— Если б она принадлежала типу, который это сделал, сказал бы: браво!

— Может, его не придется далеко искать, — сказал служащий, пришедший уже в себя. — Молодой человек, который привез чемодан из Парижа, наверняка знает больше, чем рассказал.

— Он здесь? — спросил Делорм.

— Нет. Здесь его отец и дядя. Говорят, что оставили его дома без сознания. Улица Дюмон, десять.

— Вы уже послали своих людей?

— Нет, я ждал вас.

— Да вы что, с ума сошли? — разозлился Сенвиль. — Делорм, бери чемодан и скорее туда. Давайте мне этих родственников.

— Я получу квитанцию? — спросил испуганный служащий, открывая дверь.

— Пришлем по почте.

Жонне и Леонар с потрясенными лицами вошли в комнату.

— Добрый день, — сказал Сенвиль. — Представимся друг другу позже, а сейчас поедем к вам. Нельзя терять времени.

— Ох, это хорошо, это хорошо, — обрадовался Леонар.

Сенвиль взглянул на него с удивлением.

 

3

В доме были все. Доктор Герьер сделал укол сначала неперестававшей плакать Эмилии, потом Жан-Марку, который сразу погрузился в сон. Сенвиль обрел уже спокойствие, которым и был известен в городе. По дороге он успел составить достаточно исчерпывающее мнение об обоих братьях и счел их мать единственным человеком, с которым можно разговаривать. Однако сразу, тоном, не допускающим возражений, она заявила, что ничего о деле не знает. К тому же у Берже не было телефона.

— Прежде всего, — сказал Сенвиль, — я попрошу, чтобы ваш внук дал мне адрес госпожи Сарразен. Мой заместитель вместе с чемоданом перешлет его нашим людям, чтобы они как можно быстрее сообщили обо всем в Париж.

— Вот его комната, — сказала бабушка. — Войдите.

Шторы были полуопущены. Жан-Марк, без пиджака, бледный как полотно, спал, лежа навзничь. Сенвиль и Делорм приблизились к кровати. Бабушка, вошедшая вслед за ними, встала в ногах. Когда Сенвиль дотронулся до плеча юноши, Эмилия тихо вскрикнула:

— Боже мой!

Жан-Марк вскочил.

— Нет!

Он потрясенно уставился на незнакомых людей. Сдержанный голос бабушки вернул его к реальности.

— Эти господа из полиции, мой мальчик. Они спрашивают адрес мадемуазель Сарразен.

— Да, — всхлипывая, сказал Жан-Марк. — Да… Ужасно, ужасно… — Он потер лоб. — Улица де ла Ферм, девять бис, Нейи. Это под Парижем…

— Телефон?

— Майо сорок шесть-семьдесят девять.

Делорм записал и спросил:

— Я уже могу идти, инспектор?

— Да, и пришлите мне, пожалуйста, машину.

Делорм вышел.

— Вы встанете, или будем разговаривать здесь? — обратился Сенвиль к Жан-Марку.

— Я встану.

Эмилия бросилась к Жан-Марку, чтобы поддержать его, а бабушка подала ему пиджак. Все перешли в столовую.

— Можно мне или моему брату позвонить в контору, предупредить о нашем опоздании? — робко спросил Жонне.

— Пусть лучше позвонит ваш брат, — ответил Сенвиль. — И не сообщайте, пожалуйста, причины.

— Как это? Как же я тогда объясню наше отсутствие?

— Скажите, что объясните позже.

Близнецы побледнели, как Жан-Марк.

— Пресса?

Инспектор только пожал плечами и обратился к Жан-Марку:

— Говорите, пожалуйста.

Жан-Марку было не так просто рассказать историю о любезном американце. Дойдя до кульминационного момента, он снова потерял сознание. Бабушка, которой не изменило самообладание, пришла ему на помощь. Сенвиль не протестовал.

— Колечко с «кошачьим глазом» моя невестка послала сыну в декабре. Это был подарок для его подруги детства, Огюсты Шенелон, которая учится в Париже.

Инспектор вскочил.

— Вы имеете в виду дочь ювелира? Не могли вы об этом сказать раньше?

— Вы ее знаете? — спросил с опаской Жонне.

— Не говорили, потому что не о ней речь, — сухо ответила бабушка. — Мы думали, что Жан-Марк влюблен в эту девушку. Поэтому невестка и послала кольцо. Она знала, что у сына не хватит денег даже на такой скромный подарок, и вдобавок считала, что забавно будет подарить единственной дочке ювелира подобную безделушку. А ты, — обратилась она к Жан-Марку, — вместо того, чтобы подарить его Огюсте, насколько я понимаю, сделал презент мадемуазель Сарразен? Ты ведь узнал руку мадемуазель Сарразен?

— Да, я отдал его Югетте, мадемуазель Сарразен, — прошептал Жан-Марк, опустив голову. — Я перестал уже видеться с Огюстой. — Он поглядел на Сенвиля, словно стараясь убедить его в правдивости своих слов. — Мы не строили серьезных планов. Подруга детства, вы понимаете…

— Мадемуазель Шенелон знала, что кольцо предназначалось для нее? — спросил инспектор.

— О нет!

Бабушка кашлянула.

— Знала, господин инспектор. Несколько дней спустя мы получили от Огюсты рождественское поздравление. Там не было ни слова о кольце. Я сказала невестке: «Напиши ей и спроси». Она меня не послушалась, и я сделала это сама. Я поблагодарила Огюсту за поздравление, сама ее поздравила от всех нас и прибавила: «Надеюсь, тебе понравилось колечко, подаренное Жан-Марком».

Жан-Марк резко повернулся к бабушке. Инспектор, приглядываясь к нему, спросил:

— И что ответила молодая особа?

— Ничего. А когда мы две недели спустя узнали, что Жан-Марк обручился с мадемуазель Сарразен, нам стало все ясно.

— Девушки знали друг друга?

— Нет… По крайней мере я их не знакомил.

— Господин инспектор, — произнес Жонне дрожащим голосом, — не думаете же вы, что…

— Я ничего не думаю, — ответил Сенвиль. — Я только слушаю и запоминаю. Когда вы в последний раз видели мадемуазель Сарразен? — снова обратился он к Жан-Марку.

— В воскресенье… Вчера… Около четырех… И все было так хорошо… Так хорошо!..

— Где вы виделись?

— У нее.

— «У нее» — это значит у ее родителей?

Голова Жан-Марка запрокинулась. Он забился в конвульсиях.

— Надо вызвать врача! — крикнул Жонне.

— Не надо, — сказал Сенвиль, вставая. — Достаточно будет свежего воздуха.

— Надеюсь, вы не станете вынуждать этого несчастного пойти с вами? — вызывающе спросила бабушка.

— Вынуждать не буду, дорогая госпожа, только попрошу. Он — главный свидетель. Понимаю, ему хотелось бы остаться дома. Кроме всего прочего, он еще и простужен. Но я убежден, что он заинтересован в быстром выяснении дела. А может, есть уже какой-нибудь ответ из Парижа. Тело должно быть найдено. Если преступник не… — он начертил в воздухе нечто вроде креста.

— …не четвертовал тело, чтобы лучше спрятать концы? — закончила за него бабушка.

— Перестань, мама, перестань! — тихо вскрикнула Эмилия.

Жонне сел рядом с сыном и взял его за руку. Судороги прекратились. По счастью, Жан-Марк ничего не слышал.

— Вы отлично знаете, как поддержать человека, дружившего с жертвой, — сказала бабушка и, передразнивая инспектора, начертила в воздухе крест.

Сенвиль не выдержал.

— Не воображайте, пожалуйста, что, если у вас седые волосы, вам все можно! Господин Жан-Марк Берже, я вас прошу…

Вера инспектора в выносливость человеческого организма оказалась ненапрасной. Жан-Марк встал.

— Можно мне пойти с вами? — умоляющим тоном спросил отец. — Я хотел бы сопровождать сына.

— Как вам угодно. В машине есть одно место.

— Я тоже, — сказала бабушка.

— Одно место — это не два.

— Ох, золотко мое, — плакала Эмилия, обнимая Жан-Марка. — Возьми шарф и закутай как следует горло.