Тиан

Я расседлал лошадей, чтобы дать им отдых, потом достал из переметных сумок щетку и скребницу, привязал лошадей и по очереди почистил — сначала свою, потом нарину. Проверил подковы — у обеих они были в нормальном состоянии, видимо, моя лошадь захромала просто от усталости.

Дав лошадям отдохнуть, я снова их оседлал, привязал переметные сумы, чтобы не тратить на это времени, когда вернутся колдун и Нара, и сел отдохнуть.

Ветер швырнул мне в лицо сухой лист — бурый с алыми прожилками. Ветер? Откуда в лесу, меж деревьев, взялся ветер?!

— Что, Берсерк, отдыхаешь от трудов праведных? Устал, болезненный? — спросил рыжий Лис. Махнув хвостом, он коротко тявкнул-усмехнулся, а потом изменился, обернулся Князем. Разъяренным Князем. Признаться, до этого я слабо представлял себе, чем же все-таки фейки отличаются от нас. Что Лис, что Реи'Линэ были какими-то уж очень человечными, иной маг — и то пострашнее их. Но вот сейчас, под взглядом алых с золотом глаз Лиса я мигом позабыл все те обвинения, которые хотел при встрече в лицо бросить. Побоялся вообще говорить — Князь гневался. В его растрепанной, переброшенной через плечо и касающейся земли косе путались искры и сухие листья, во лбу третьим глазом горел янтарный камень — резной кленовый пятипал. Он так и оставался на карачках, припав к земле — пальцы словно когти в мягкий перегной впивались. И трещало что-то, словно стрекотало. Что — я понял мигом позже, когда за спиной Князя раскрылся гребень. Раскрылся — и вновь сложился. Затрепетали тонкие, полупрозрачные усики, высунувшиеся из-за ушей, клацнули острые зубы — вполне человеческие, но белые как снег.

— Чем могу послужить, Князь? — спросил я со всем доступным мне уважением. Что-то подсказало: не стоит злить разбуженное лихо, костей потом не соберешь.

— Послужить? — переспросил он, а потом расхохотался. Повалился на землю, перекатился на спину. И когда он успел от гребня избавиться? А Князь смеялся — вот только что гневаться изволил, а сейчас хохотал. Надо мной? Над моими словами? Над собой? Кто их знает, этих феек сумасшедших! Успокоившись, Лис продолжил: — Мне не нужны слуги, Берсерк. Это людям можно служить, а нам — только принадлежать. А ты не мой, не от меня… Огнь любит меня, но лишь как тот ветер, что раздувает его…

Я так и не понял, что все-таки Князь нашел в моих словах смешного, но спрашивать не стал — удалось бури избежать, нечего обратно звать…

— Я собственно не тебя искал — Кольда, — сообщил Лис. — А тут вижу: ты в одиночестве сидишь… Это как это он тебя бросил-то?

— Да вот, с Нарой в деревню решили съездить, перекусить… А я решил, что к людям соваться не стану, да и мешаюсь я им — третьим лишним влезаю, где двоим в самый раз.

Лис сел и хмуро глянул на меня — все веселье как корова языком слизнула. Он провел пальцем по камню-глазу, потрепал кончик косы, перебросил ее за спину.

— Ты чего себе там напридумывал? — спросил Князь, доставая из-за голенища плоскую фляжку. — Чего вообще Кольд творит? Ему сказано было за тобой присматривать, до Костряков довести, а эту твою… — он пробормотал что-то на истинном, — сказано было потерять по возможности. А он ее по деревням развозит, кормит и охраняет!

Я хотел было заступиться за Нару и, наконец, спросить, чего это Лис на нее так взъелся. Ну да, неприятностей от нее по горло, но неприятности то все мои, не лисовы… Но вместо этого почему-то вырвалось:

— Нравится она ему, я вот и подумал, я-то не жилец вашими стараниями, а Наре защита понадобится потом… после…

— И ты решил сосватать ее за Кольда? — не поверил Лис. — Ее?! За Кольда?!

Он закусил губу, но истерический смех все равно прорвался:

— Ой, не могу! Эту… за Кольда! Надо бабуле рассказать — вот она порадуется, что наконец ее вечный… пристроен! Да к кому пристроен-то! Ох! А уж как ОН будет рад! А Ткачиха?! Да она ж… Нет, ну не могу! Только смертный мог до такого додуматься!

Я насторожился. О чем он? Кольд ведь не лгал, Нара ему нравится… Так почему же это вызвало у Князя смех? Что такого он знает о Кольде, чего не знаю я?! А не поторопился ли я с уверенностью, что Нара пристроена?

— Пойду-ка, расскажу бабуле, что ее Кольд женихом заделался для… — снова то незнакомое слово. То ли бэньши, то ли баньша… Это так фейки смертных зовут? Да нет вроде… По-моему, людей на истинном иначе кличут…

Пока я соображал, Князь исчез — только сухие листья закружили, да брызнуло в лицо искрами. Длинный рыжий волос плавно опустился мне на ладонь и вспыхнул, осыпался золотым песком…

За спиной хрустнул сучок. Я обернулся, решил, Князь вернулся, но там никого не было. Никого. Не было и лошадей, которых я оставил… Я вскочил, проклиная все на свете и в особенности заморочившего мне голову фейри, и побежал за ними.

Лошади шли осторожно, стараясь не спотыкаться о торчащие из земли корни, но так, что догнать их я смог только когда они неожиданно свернули в сторону от тропинки и остановились.

Кобылы вышли к роднику, закрытому от дождя деревянным навесом и огороженному камнями, чтобы его не загрязняла земля. Возле навеса на дереве висел берестяной ковшик, а под деревом спал человек.

Лошади наклонили головы к роднику и принялись пить, но едва их морды коснулись воды, как та почернела и забурлила. Послышался истошный женский крик:

— Осквернитель!

Спящий встрепенулся, вскочил и нацелил на меня ржавый арбалет…

Нара

Кольд посадил меня перед собой в седло и пустил Ворона шагом по тропинке. Насчет «лошади пройдут» наемник, как всегда, погорячился. То есть ехать тут было еще можно, но очень медленно и осторожно — иначе животное переломает себе ноги на неровной тропинке, где из-под земли на каждом шагу торчат кривые древесные корни. Даже Ворон, хотя чуднее животного я, пожалуй, не видела. Сам конь был явно недоволен моим появлением в седле: нервно фыркал, прял ушами и как-то недоброжелательно на меня косился. Или мне показалось?.. Я-то чувствовала себя донельзя неуютно. Ехать в седле Кольда, терпеть его прикосновение… бррр! После того, как он напугал меня, когда отправлялся за Тианом и разбойниками, я хотела одного: держаться подальше от этого… человека. От него словно волнами расходилось ощущение опасности.

Бе-ги, бе-ги, берегись, убегай, спасайся: угрожающе стучали копыта о подмерзшую землю.

Чужой, ненавистный, враждебный: шелестел лес.

Чувство самосохранения вопило о необходимости убегать, прятаться, спасаться. Еще немного, и я бы, наплевав на приказ Тиана, сиганула бы с Ворона и умчалась в чащу. Опасности леса казались мне намного менее страшными по сравнению с синеглазым наемником.

Да что со мной такое, в конце концов?!

Куда он меня везет?

Ну, зачем, зачем я согласилась с ним ехать?

Ох, Тиан, если бы ты знал…

— Боишься? — прозвучал над моим ухом насмешливый голос наемника. Как он догадался?! — Не беспокойся, с Ворона не свалишься, да и я удержу.

Меня словно водой окатило. Удержит он!

Не утешение это, а угроза. Не надейся, баньши, не спрыгнешь. Не убежишь, не спасешься…

Бред. Не мог он догадаться.

Я выпрямилась, расправила плечи. Чтобы Старшая сидела в седле перепуганным мышонком?!

— Я ничего никогда не боюсь, — процедила.

— Тогда держись. — Кольд хмыкнул.

Он что-то шепнул — я не расслышала, — тронул поводья…

О, Сти-ихи-и!!! Нельзя же та-ак!

Деревья по сторонам тропинки слились в сплошную серо-коричневую полосу, нависающие ветки исхлестали бы в кровь мое лицо, если бы Кольд не заслонил меня рукой. Да что Ворон за животное такое, что по паршивой лесной тропинке бежит быстрее, чем обычная лошадь по ровной дороге?!

О, Ткачиха, прости за все, приказывай, что только захочешь, только сделай меня обратно баньши! Не могу я быть человеком!

В деревню мы прискакали за считанные минуты.

— Правда не испугалась? — уточнил наемник.

— Нет, — процедила я сквозь зубы.

— Тогда разожми пальчики, красавица, — елейно пропел Кольд.

— Что? — не поняла я. Наемник встряхнул рукой, которой удерживал меня в седле… Я только сейчас заметила, что вцепилась в него что есть силы. — Прости.

— Ничего страшного, — любезно ответил Кольд, потирая руку. — Ну и хватка у тебя, красавица!

— Я просила меня так не называть, — огрызнулась я.

Кольд помог мне спуститься и спрыгнул сам.

— Люди обычно неприятной правды не любят, а не наоборот, — как бы между прочим, заметил он.

У меня язык чесался заявить, что я не человек вовсе, но кое-как удалось сдержаться. Наверное, потому, что Кольд отвернулся и пошел по деревенской улице, и мне пришлось его догонять. Ворона наемник, как всегда, привязать нигде не удосужился.

Ощущение опасности, преследующее меня, пока мы ехали, в деревне усилилось стократ. Да что со мной такое?

— Здорово, матушка! — остановил Кольд какую-то дряхлую старуху, еле бредущую мимо нас по улице. — Чего это ты мимо идешь, не здороваешься? Али не узнаешь?

Судя по реакции «матушки», она наемника очень даже узнала. И не так уж рада была нежданной встрече с ним.

— Какая я тебе матушка, — сердито прошамкала она. — Не так раньше звал, не так и теперь зови.

Кольд хохотнул и развел руками.

— Раньше ты не так выглядела.

Старуха от такого «комплимента», как ни странно, подобрела и заулыбалась.

— Зачем пожаловал? — почти доброжелательно спросила она.

— Да так, — беспечно ответил наемник. — Еду мимо по дороге, дай, думаю, заверну в гости, старых знакомцев проведаю.

Старуха погрозила Кольду пальцем.

— Не обманывай матушку Глен, кому от нас что понадобилось?

— Да не обманываю я! — нарочито возмутился наемник. — Говорю же — мимо ехал, решил в гости заглянуть, знакомых повидать, едой запастись в дорогу…

— Так бы сразу и говорил, — снова погрозила старуха. Потом нахмурилась и указала на меня. — А это кто такая? Жена твоя, что ли? Раньше, вроде, другая была… Или это твоя…

— Нет! — не дал ей закончить мысль Кольд и почему-то опасливо оглянулся. — Это сестра.

Старуха изумленно вытаращила подслеповатые глаза.

— Это?!

— Сводная, — уточнил наемник. — Дальняя.

Этого только не хватало! Тысячи лет жила, до меня людям дела не было, а теперь за какой-то месяц уже второй «братец» выискался! Мало мне Тиана…

— Ах, дальняя! — понимающе закивала старуха. — И что твоей дальней у нас понадобилось?

Меня так и подмывало заявить, что, как я раньше жила без этих людей, так и еще проживу, но Кольд не дал мне высказаться.

— Я привез, — мирно ответил он, не обращая внимания на снова посуровевший тон старухи. — Проголодалась сестрица-то, накормили бы. Нам еще далеко ехать придется. Ну, накормишь?

— Кто я такая, чтобы тебе отказывать? — отозвалась старуха со странной смесью почтения и насмешки. Развернулась и пошла прочь.

— Это она о чем? — Я подергала Кольда за рукав. — Она вообще в своем уме? Откуда тебя здесь знают?

— Сколько вопросов сразу! — засмеялся наемник. — Знают. Заезжал я сюда, приходилось. Не обращай внимания, местные шуточки.

— Это юмор такой был? — попыталась осмыслить я. — Серьезно?

— Не обращай внимания, — снова посоветовал Кольд.

Ему легко говорить «не обращай». Ненормальная деревня вызывала у меня не меньшую тревогу, чем сам наемник. Того я хоть боялась, но помнила: Тиан ему доверяет. Мой человек, конечно, тот еще ротозей, но на людей ровно чутье какое имеет. Мою ложь, например, без труда распознает. Нет, если б Кольд мог нам вред причинить, не поехал бы с ним Тиан и меня не отпустил бы. Да и с чего бы вдруг, если наемник нам помогает? Он сам по себе опасен, не для нас. Надеюсь. Очень хочу надеяться.

Но деревня… только сейчас я осознала, что не давало мне покоя все время с того момента, как Кольд спустил меня с Ворона.

— Фейри, — вырвалось у меня. — Кольд, уедем отсюда.

— Ты в своем ли уме? — изумился наемник.

Ну да, несу Хаос знает что, немудрено удивиться.

— Здесь магия фейри, — торопливо пояснила я. Мало мне, что меня Тиан за блаженную считает, теперь еще и Кольд начнет! — Уйдем, пожалуйста! Где фейри колдовали — быть беде. Нечего нам здесь делать.

— Ну, ты даешь, красавица, — расхохотался наемник. — Ну, колдовали здесь фейри, нам-то что с того? Мы здесь не жить собираемся, а поесть, да припасами в дорогу запастись. Погоди, вот еду нам вынесут, тогда и поедем.

— Это ты в своем ли уме, Кольд Враг! — едва ли не закричала я. — Нечего нам здесь делать, в этой проклятой деревне! И еды нам проклятой не надо! Да одним этим воздухом дышать опасно! Уйдем отсюда, пока ничего не случилось!

Кольд даже не думал меня послушаться. Как же, он же мужчина, он же лучше знает! Как мне все это надоело…

— Я бывал в этой деревне много раз, — сообщил мне наемник. — И ничего со мной страшного не случилось. И с тобой не случится, если орать не вздумаешь.

Ну, как ему объяснить? Мы ведь уже встречались с фейри. В первую встречу Тиан получил в подарок проклятую саблю. Во вторую — выбрал путь Воина. В третью — задолжал Листопаду. Одни несчастья от этих фейри, чтоб им всем в Хаос провалиться! Ясно для каждой баньши: держи своего человека и держись сама подальше от фейри и магов. Первые могут вас погубить, вторые заметить тебя или твое влияние. Но разве это можно рассказать?!

— Я за Тиана волнуюсь, — невпопад объяснила я. Наемник снова засмеялся.

— Не пропадет без тебя Тиан.

Я фыркнула. По мне, мой человек и шагу не может ступить, чтобы во что-то не вляпаться. Не пропадет он, как же!

— Воин в няньках не нуждается, — развил свою мысль Кольд. Я заскрипела зубами. Сколько можно напоминать мне о моей самой ужасной ошибке?! Ну да, не уследила, не удержала, не отвратила. Ушел мой человек в Огнь, стал Воином, и нет пути назад… Представляю, что мне Великая по этому поводу наговорит, когда увидимся… — Ты только мешаешь ему со своей заботой, со своими придирками и советами. Зачем за ним таскаешься? Сама видишь, не для тебя Тиан, тяжело ему с тобой, да и сама ты…

— Тебе какая разница?! — отвечаю враждебно. «Не для меня» Тиан, видите ли! А для кого тогда, если я баньши его Рода?!

— Куда тебе с ним, — не отреагировав на мою вспышку, настаивал Кольд. — Не твой Тиан, огненный он, а ты огня не выносишь, не твоя это стихия.

Что Кольд произнес, «огня» или «Огня», «стихия» или «Стихия»? Почему в словах наемника мне слышится какой-то намек? На что? На правду? Что он может знать? Откуда?!

— Мой, — процедила сквозь зубы. Отвечаю — себе, ему ли? — Мой Тиан. Никому не отдам — ни Огню, ни Хаосу, ни судьбе, ни смерти. Мой. Никуда от него не уйду, никому его не оставлю.

— Не отдашь, — передразнил Кольд. — Что ты можешь сделать? Сами придут и возьмут. И тебя не спросят. А будешь мешаться… — Он выразительно махнул рукой. — Не отстоять тебе свое право, красавица.

Право фейри и Старших — право сильного. Считаешь своим — отбей у других. Только так и никак иначе. Откуда наемник может это знать? В Костряках нахватался, что ли?

Вглядываюсь в его невозможно синие глаза. Нет, только насмешка и какое-то брезгливое утомление. Ничего наемник не знает, наугад говорит. Откуда только у него этот дар — попадать в самое больное место?

Не мой Тиан. Огненный. Чужой. Враждебный. Я смотрела в синие глаза наемника и вспоминала, как глядел на меня мой человек, когда только что ушел в Огнь. Там, у хижины в лесу, где мы спасали девчонку — будущего Воина. Черные глаза с алыми искрами. Страшный взгляд. Неживой, нечеловеческий. Что было в нем? Желание? Сожаление?

Тиан говорил, что тому существу я понравилась. Тому. Не ему самому, не моему человеку. Почему Тиану надо было уйти в Огнь, чтобы найти во мне хоть что-то хорошее? Почему единственное, что дарит мне мой человек — жалость, гадливая жалость к безумной побродяжке, однажды попросившей о помощи?

Я внезапно поняла: не будь я должна следовать за Тианом повсюду, будь я и в самом деле человеком — не приняла бы такой помощи. Умирать бы стала — не приняла бы. Не нужна мне его милость, не нужна жалость. Ничего не нужно…

— Эй, ты чего? — окликнул Кольд. — Обиделась, что ль?

Я подняла руку, вытирая некстати набежавшие слезы.

— Нет, не обиделась, — тихо. Грустно. — Задумалась.

— О чем это ты так печально задумалась? — не отстает. Вот ведь…

— О том, что лучше бы я умерла, — ответила резко и пошла прочь по улице. Как я устала от такой жизни. Уйти бы ото всех, да куда я денусь. Один раз уже… попыталась. Теперь вон с Лисом не расплатимся.

— Совсем с ума сошла, — пробормотал мне вслед Кольд, но догонять не стал.

Тиан

Арбалетный болт, сорвавшийся с ложа, просвистел всего в пальце от моего уха и с взвизгом впился в ствол. Испуганно заржали лошади, продолжали визжать бабы. Я бросился к мужику, вырвал арбалет, отбросил.

Что делать? Куда бежать?

Хрясь! Меня приложило по хребту.

— Да как ты посмел зверюг своих грязных, да с нашего источника поить! — орала на меня толстощекая баба, одетая в замызганный полушубок. — А ну-ка попробуй только сбежать, козел недорезанный!

И снова коромыслом вдоль спины.

— Что же это делается! Беда-то какая!!! — голосили на все лады ее товарки, не забывая подбадривать атаманшу. Я было подумал коромысло-то из рук вырвать, но потом понял, что только хуже сделаю, если сопротивляться буду. Да и не поднималась на баб рука. Мужиков бы прибил, а этих…

Атаманша повалила меня на землю — лицом в грязь. Огнь сердито полыхнул: я уже был готов наплевать на совесть и отходить этих баб в ответ их же коромыслами а потом макнуть в завонявший тухлятиной источник. Вовремя вспомнил — Нара и Кольд в деревне. Наверное, в той самой, откуда эти бабы. Решено, потерплю. Пусть ведут в деревню, там поговорю с головой, авось откуплюсь. А то ведь сбегу, Нара мне потом устроит…

Нара

По деревенской улице я пересекла площадь, вышла из деревни с другой стороны и пошла по хорошо утоптанной дороге дальше, где впереди шумела река. Не река — речушка. Запах магии фейри никуда не делся, только усилился. Я наклонилась к воде. Да. Магия фейри. Но заколдована не сама река, сюда словно вливается волшебство, бьющее из другого источника. Странное все-таки дело. Люди, конечно, все поголовно ненормальные, но обычно это Старшие стараются селиться возле магических источников, а смертные сторонятся фейри…

— Ты тоже это чувствуешь? — услышала я женский голос за спиной.

— Чувствую — что? — не поняла я, выпрямляясь и оглядываясь. Обычная смертная, деревенское платье, светлые волосы, светлые глаза… нет, не обычная… в ней было что-то неправильное, но, Хаос побери, проклятая магия фейри мешала мне сосредоточиться и разглядеть, в чем дело. Ведьма, что ли?

— Силу, — объяснила женщина. Только сейчас я заметила у нее в руках белый бутон. Тонкие, не по-деревенски изящные пальцы теребили нежные лепестки. — Могущество. Защиту. Магию.

— Чувствую, — скривилась я. — Так, значит, вы здесь знаете, что здесь такое? Или только ты в курсе?

— Все в деревне, — безучастно ответила смертная. — Как не знать?

Я пожала плечами. Точно, странная. Блаженная, что ли? Тонкие нервные пальцы по одному обрывали лепестки. Гадает?

— Я видела, как ты с матушкой Глен разговаривала, — безо всякого перехода сообщила женщина. — Как она тебе?

— Как она мне?! — опешила я.

— Какой она тебе показалась? — уточнила вопрос женщина. — Как человек.

— Почтенная стару… женщина преклонного возраста, — недоумевающее ответила я. — А почему ты спрашиваешь?

— Хочу знать, — непонятно объяснила женщина и с интересом уставилась на меня. — Рада, что тебе она понравилась.

— А-а, — вежливо потянула я и решила ретироваться, пока безумица не выкинула что-нибудь еще столь же ненормальное. Первый бутон она дощипала и невесть откуда достала второй. И тоже принялась ощипывать лепестки по одному. Любит — не любит, случится — не случится, верить — не верить, говорить — промолчать…

— Не бойся, — посоветовала смертная. — Эта магия никому не причинит вреда, она только охраняет деревню от всякого зла. Подарок фейри.

— Подарок? — переспросила я, пытаясь соотнести в уме фейри и подарки людям.

— Плата. — Еще один ощипанный цветок летит под ноги.

— За что?

— За девушку, которую он спас.

Бред.

— Не веришь? — не отставала безумица. — В моем роду это было. Прапрабабку матушки Глен утопить хотели. В этой самой реке, на этом самом месте. Я часто сюда хожу.

— Прапрабабку? — вежливо переспросила я. Вот в это охотно верю. Люди все время убивают себе подобных. Смертная, видать, помешалась на семейной легенде. — За что?

— Жениха отравила на свадьбе, — с жутковатым спокойствием объяснила моя собеседница.

— За что?

— Не нравился ей, неволей шла под венец. Она знахаркой была, как и матушка Глен. И тоже так же звалась. Молодая, неопытная. Хотела усыпить, но не вышло. Всю свадьбу отравила, жених к утру помер, а гости неделю мучались.

Хаос… Люди…

— Как в себя пришли, так и потащили на реку, топить ведьму.

— А почему топить? — не удержалась я. — Ведьм же сжигают, разве нет?

Женщина посмотрела на меня таким взглядом, словно это я, а не она была безумной.

— Топить проще, — сухо объяснила она. — Испокон века здесь кого надо, топили.

Я поперхнулась. Смертные!

— Тогда понятно.

— Тот фейри от своих отстал, весной дело было, — продолжала женщина так, как будто это все объясняло. Я правильно понимаю, что речь идет о весеннем выезде и одном из Весенних Князей соответственно? — Увидел, что творится, вступился.

— Ну и что? — не поняла я. Весенний Князь мог забрать приглянувшегося ему смертного, не вручая никому никаких подарков!

— Не хотели люди ему сразу девушку уступить, он и… пошумел немножко.

Хотела бы я знать, многие ли осталось в живых после того, как разгневали Князя?

— Сама Глен его тогда успокоиться и упросила. Он и предложил мену. Деревня ему Глен отдаст, вину ей простит. А он им источник заколдует. Тот день его силы был, как не согласиться!

Да уж. Фейри здесь знатно порезвился. Нашел себе… слугу? Саррен-воррена? Игрушку? Рассказал смертным устройство мира, показал свое могущество, поколдовал от души… Узнать бы, кто это был — и чего мне ждать от его магии?

— Та Глен с ним тогда ушла, — нимало не заботясь о том, слушаю я или нет, рассказывала женщина. — Он просил. — Просил! Фейри! Мда… — А деревню — она тогда на дороге стояла — сюда перенесли. У источника охрану поставили и ушли. Спрятались. Не хотели с другими людьми сталкиваться. В других краях фейри едва терпеть готовы, боятся и ненавидят. А здесь не столько Единому молятся, сколько Князьям.

Я кивнула. Если они увидели фейри в день его силы — я уже ничему не удивляюсь. Единый еще есть ли, нет ли, а Князь — вот он, рядом. Ушел — так источник остался.

— Та Глен вернулась вскоре, — все так же равнодушно продолжала женщина. — Замуж вышла — сама выбрала. Детей породила. Матушка Глен ее еще застала.

— А потом? — полюбопытствовала я. — Она умерла?

— Нет, — удивилась вопросу моя собеседница. — Фейри за ней пришел. И они оба ушли. Говорят, пока потомки той самой Глен в деревне живут, до тех пор их магия фейри хранит.

Значит, саррен-воррен. Странно, не слышала, чтобы в Весенней Семье кто-то смертного выбрал… хотя… когда это было-то? Не больше двух столетий назад… до того ли мне было? У меня Род вымирал…

Род. А вот что в истории самое странное… потомки Знахарки Глен — это же настоящий Великий Род! А я ни на старухе, ни на этой женщине следов вмешательства баньши не заметила…

— А кто тебе матушка Глен? — спросила я. — Мать твоя? Бабка?

— Человек, — тяжело обронила женщина. — Она — человек моего Рода… Не узнала меня, Нара?

Я остолбенела. Неужели… не может быть!

Женщина засмеялась.

— Я тебя не помню, — запинаясь, промямлила я. Надо же было не заметить, что лепестки не долетают до земли, что ноги не касаются почвы, что волосы свободно рассыпаны по плечам, а платье на женщине зеленого цвета — цвета баньши!

Нет, даже хуже. Я это все заметила, но не придала значения! О, Хаос, до чего же я дошла…

— И не можешь помнить, — сжалилась надо мной баньши. — Я родилась позже тебя, и в смертных землях недавно. Великая подарила меня Раи'Нэ для Рода его саррен-воррен. Я здесь только два века. И за это время в моем Роду умер всего один человек. Из-за меня.

Женщина указала на свое лицо. Я ее прекрасно поняла. Некоторые баньши специально убивали тех дочерей своего Рода, чьей внешностью хотели завладеть. Не буду врать, что ни за что бы так не поступила, скорее — мне не представлялось случая. А этой, выходит, представился.

— А ты — та самая баньши, которую Великая сделала человеком, — презрительно. Ну да, конечно. Злее наказания для Старших не придумаешь. — Оно и видно. Ты стала хуже думать, Нара. Твоя память не вмещает в себя всего, что должно. Ты не видишь истины, не видишь связи между вещами. Ты слепа к тому, что творится у тебя под носом. Дальше будет хуже, Нара, намного хуже. Ты забудешь все, что делает тебя бэниши.

Казалось, она развлекается, высыпая на меня мрачные предсказания.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — резко. Так резко, как только умею. Она моложе меня, ей меньше тысячи лет. Она… как это говорят смертные? Не узнала и половины из того, что я уже забыла. И никогда не узнает. Молодые баньши — это всегда не то, они всегда выходят глупее предыдущего поколения. Глупее, податливей, покорней. Не ей меня учить, не этой соплюшке. Ни ей, никому другому.

— Чтобы ты знала, — светло улыбнулась Старшая, доставая из воздуха еще один несуществующий бутон. — Берегись, Нара, дальше будет все только хуже, что бы ты ни делала, ничего не изменишь. Берегись. Прощай.

Она начала исчезать — тускнеть, истончаться, словно растворяться в холодном осеннем воздухе.

— Постой! — не выдержала я. — Что меня ждет? Чего я не замечаю?

— Узнаешь, — засмеялась баньши. — Увидишь. Я приказала своим людям позаботиться о тебе. Больше ничего не могу сделать. Прощай, сестра, мы больше не встретимся.

Я поморщилась. Вот дрянь! Умеют дорогие сородичи испортить настроение. Явилась, напророчила всякой гадости…

Налетел особенно сильный порыв ветра, напоминая мне, что в смертных землях конец Осени, что я стою у реки и очень давно не ела. И еще час назад едва стояла на ногах. Где же Кольд и матушка Глен со своим обедом?

Искать наемника не пришлось, он нашел меня сам.

— Вот ты где, — чуть ли не враждебно произнес он. — То с ног падала, а теперь ищи тебя! За что мне такое наказание… Пойдем, тебе обед сготовили.

— А ты, что, есть не будешь? — удивилась я.

— Почему не буду? Буду. Идем.

Мы вернулись на площадь, где Кольд остановил старуху… Да-а… Люди в этой деревне все сумасшедшие. Даже по сравнению с обычными смертными. Нет, я понимаю, что здесь колдовал когда-то фейри, что здесь неподалеку бьет волшебный источник — я все понимаю. Но почему гостей в конце ноября нельзя проводить в дом, а надо кормить посреди улицы — вот это за пределами моего разумения.

— Кольд, — сообразила я. — А, что, нормальной корчмы здесь нет?

— Нет, — неприязненно. — Здесь не бывает проезжих, нет и корчмы.

— Но почему нам здесь накрыли?

— Я же говорил, деревня чудная, — пожал плечами наемник. — Не любят они чужих, и в дома никогда не пускают.

— Как же ты здесь жил, когда приезжал раньше? — не поняла я.

— Так и мучался, — сухо ответил Кольд.

— А если холодно? Я и сейчас уже замерзла, зимой-то как быть?

Кольд только рукой махнул. Ну, не хочешь говорить, не надо. В конце концов, мне ли требовать откровенности?

Ели мы в более чем торжественной обстановке. Вокруг стояли: сама старуха, немолодой мужчина, женщина того же возраста, трое парней и две девушки. Мужчина оказался мало того, что сыном почтенной карги, так и деревенским старостой. Да уж, почетный обед, ничего не скажешь!

Ни о каком выборе кушаний, который обещал мне Кольд, не шло и речи. Перед нами поставили по плошке с горячим супом, от которого шел неуловимый для смертных запах магии фейри. Не иначе люди на волшебной воде суп варили.

— Я этого есть не буду, — заявила я, отодвигая опасное кушанье. Кольд нахмурился.

— Опять капризы? — строго. Да кто он такой, чтобы мне указывать?!

— Фейри… — начала было я, но наемник не дал мне продолжить.

— Дались тебе эти фейри! Вот не будешь есть, свалишься здесь от усталости. Я тебя тогда обратно не потащу, а Тиану скажу, мол, ушла его менестрелька, куда глаза глядят! — шепотом пригрозил наемник.

— Не посмеешь! — ахнула я.

— Ешь, — вместо ответа приказал Кольд. Я молча повиновалась. О, Ткачиха, огради меня от бед и чужой магии! И от всяческих дураков, которые пытаются мной командовать только потому, что сильнее. «Только»!

Волей-неволей мне пришлось съесть и суп, и кашу, которая тоже воняла магией фейри на всю округу. К моему удивлению, в остальном еда была вполне съедобна, не чета той горелой мерзости, которую Тиан чуть не силой впихивал в меня на каждом привале по дороге до Реки. Злобная старуха навязала мне еще и вторую порцию каши, да к тому же толстый ломоть хлеба. Естественно, тоже пропитанный весенней магией. И все приговаривала, мол, такая худенькая, да бледненькая, надо лучше питаться, а то в чем душа держится. Не человек я! Нет у меня души! О, Хаос, знала бы, что так будет, ни за что не согласилась бы сделать привал, лучше бы я от голода сдохла, а лошади от усталости.

Смертные так и не дождались от меня благодарности за эту насильственную кормежку, Кольду пришлось отдуваться за двоих. Он ел, да нахваливал, рассыпался в комплиментах поварскому искусству старухиной невестки, знанию старухой кулинарных секретов и красоте ее внучек. Внучки хихикали, старухин сын неодобрительно хмурился, невестка польщено улыбалась. Сама старуха поощрительно кивала на каждом слове. По ее приказу Кольду еще принесли здоровенный стакан какой-то местной настойки. Наемник осушил подношение одним духом. Я, к счастью, не заслужила такой чести, поэтому обошлась травяным чаем. Надо ли уточнять, что от напитков тоже несло магией фейри?

Стихии, если эта магия опасна для баньши, я отравилась на тысячу лет вперед.

— Ну, — произнес наемник, отодвигая пустой стакан, — благодарим за заботу. Век вашей доброты не забуду!

— Только век? — нахмурилась старуха. — Что ж не дольше?

— Теперь мы можем уйти? — перебила я. — Сам же говорил, спешим мы.

— Так пироги поспеют — и пойдете, — охотно разъяснила старуха. — Скоро уже сготовятся, подожди уж, доченька.

— Какие пироги? — удивленно.

— А которые вы в дорогу возьмете, — ответила мне старуха. Этого еще не хватало! Не только сама отравлюсь, еще и Тиана этой дрянью накормить придется.

— Не надо нам… — начала было я, но Кольд попросту закрыл мне рот ладонью.

— Спасибо, матушка, — с прежней своей насмешливостью поблагодарил он. — Так и быть, два века буду помнить!

— И то радость, — проворчала старуха. — Коли наелись, так вставайте из-за стола, нам его еще в дом отнести надо!

Странная она какая-то. У Старших так настроение не меняется, как у нее. И ведь я вижу — человек она, не помесок, не Старшая. Да и не допустила бы баньши нечистой крови в Роду. Магия фейри так влияет, что ли?..

— Проклятое это место, — заявила я Кольду, когда старуха удалилась во главе своего семейства. — Воздух тут отравлен, вода тут отравлена, люди тут безумные. Зря мы сюда заглянули.

— Приехали! Из-за кого мы свернули? Не ты ли кричала, мол, шагу ступить не можешь, минуты лишней не выдержишь, до вечера не протянешь? А теперь еще и недовольна.

— Я кричала?

— Не я же.

— И не думала кричать.

— Тьфу ты! Вот «память девичья», за час все забываешь!

— Я забываю? — возмутилась я. И этот туда же, мало мне той молоденькой баньши… — Да я всю историю Роси помню!

Мы, наверное, еще бы долго препирались, но вдруг Кольд застыл, глядя куда-то поверх моей головы. Лицо его выражало бесконечную усталость, словно каждый прожитый наемником — сколько их было-то, этих лет? — вдруг превратился в огромную скалу и навалился на душу. Я поспешно оглянулась.

Только не это…

Впереди процессии шел Тиан. Растерянный, гордый, немного напуганный. Руки его были связаны за спиной, с пояса исчезла волшебная сабля. За ним, наставив на него взведенные арбалеты, выступало трое крестьян. Еще один шел следом, на вытянутых руках неся тианово оружие. Казалось, смертный понимает, что перед ним, и боится касаться заколдованной сабли. Дальше шли женщины: бабищи в три охвата. Одна несла в руках сломанное коромысло, вторая — ведра. Третья же вышагивала, задрав нос в небо. Спутники поглядывали на нее с нескрываемым благоговением. Я успела услышать тихий шепоток: «Это она его… Она осквернителя-то…» Позади всех двое вели в поводу наших лошадей. От всех них — даже от животных — несло магией фейри. Только от Тиана огненной, осенней, а вот от лошадей и крестьян весенней, водяной, которой я в деревне успела уже надышаться.

Стоп. От лошадей. Откуда на животных посторонняя магия? Тиан, что, в самом деле, додумался?..

Я, вскрикнув, поддалась вперед. Это невозможно! Стоит на час оставить своего человека, как он встревает в очередную неприятность! А Кольд еще говорит «сам о себе позаботится»! Как же!

Некстати упомянутый Кольд вдруг больно схватил меня за плечо и потащил куда-то прочь.

У Кольда под лопаткой зудело, он точно знал — быть беде. Только вот какой? Глупая бэниши, из-за которой Берсерк вечно встревал в неприятности, здесь, под присмотром. Сам Тиан лошадей не бросит, рядом с ними ждет. Лихих людей тут днем с огнем не сыскать — Костряки недалече, Старшие под боком — а они на разбойников жуть как любят охотиться, непонятно, как маг свою банду от них спрятал. Да и Ткачихе смерть тианова не нужна, охранила бы… Реи'Линэ с Лисом уже дел натворили, едва мальчишку в Огнь раньше срока не отправив, так что теперь поостерегутся трогать. А что еще? Да вроде ничего… Ну ничего не может с Тианом случиться!

Под лопаткой продолжало зудеть…

— Проклятое это место, — Нара боялась — Кольд ясно это видел. Его почти забавлял этот беспочвенный, иррациональный страх бэниши. Нет, он прекрасно понимал, что ее беспокоит магия фейри, которой в этой деревне пропитано буквально все, но он не отказался поспорить. Препираться со Старшей, не знающей, кто рядом с ней, не ведающей, на кого она смеет повышать голос, было… любопытно. Ах, она развлекала его почти так же сильно, как когда-то…

Что это? Баньши что-то там продолжала доказывать ему, но Кольд уже не слушал, глядя поверх ее головы…

О, Хаос! Да что же это такое?! Ни на минуту нельзя одного оставить! Правильно Реи'Линэ говорила — этот мальчишка даже задницу самостоятельно подтереть не сумеет!

Бэниши что-то заметила. Медленно обернулась, охнула и, испугавшись, зажала себе рот ладонью. Кольд дернулся было, но вовремя сумел себя остановить.

Что делать? Он никак не мог решить. С помощью аг'ашари он мог уничтожить деревню за минуту — а то и меньше. Вмешаться? Ему-то нет дела до жизней этих людей, у него нет совести, чтобы она потом его мучила. Но мальчишка? Он из-за разбойников чуть руки на себя не наложил, а из-за этих… Сумеет ли он жить со знанием, что ради его спасения Кольд сотворил такое?

Их взгляды на мгновение встретились…

Кольд расслабил сведенные судорогой мышцы. Нет. Не сумеет. По крайней мере сейчас, пока не понимает, какую участь уготовили ему эти мирные и слабые людишки. А вот когда поймет — тогда посмотрим…

Главное, чтобы Берсерк сумел сдержаться, не призвал Огнь…

Бэниши рванулась, Кольд с трудом успел поймать ее, вцепиться в плечо, не дать совершить глупость. Мысленно проклиная тупость рода бэниши и породивший их Порядок, колдун оттащил Старшую в сторону.

— Вот что, красавица, отличился твой Тиан — дальше некуда. Не знаю даже, можно ль его спасти теперь. Поэтому… — проговорил он нарочито спокойно.

— Спасти?! Что они с ним сделают?! — завопила в лучших традициях своего рода бэниши. Ну что ж такое?! Он встряхнул ее, заставляя замолчать, так, что зубы клацнули… Кольд искренне надеялся, что Нара прикусила язык — так ей и надо. Мало ему сумасбродного мальчишки, еще и с истеричной Старшей приходится нянчиться!

— Не ори! Слушай внимательно! Вида не подавай, что мы с ним ехали! Узнают — всех троих убьют, никому пощады не будет. — Он шипел, в какой-то момент забыв о том, чью роль играл. Слава Породившему, что Наре было не до его странностей сейчас, а то было бы тут… представление.

Баньши продолжала вырываться, странно, что еще на них никто внимания не обратил. Кольд вновь встряхнул ее, обещая себе, что если вот сейчас Нара не заткнется, он наплюет на просьбу Рей'Линэ и все-таки избавит Порядок от одной глупой Старшей.

— Я сказал, молчи! — рявкнул Кольд ничуть не тише баньши, а то и громче. А для пущей убедительности подкрепил приказ, выпустив чуточку силы — самую капельку, но бэниши хватило и этого. Она замерла, словно в камень оборотилась — на Кольда взглянула совсем иначе — со страхом. Почуяла беду. Кто перед ней — не поняла, что, по мнению Кольда, говорило о полном отсутствии ума, но опасность угадала, задним местом что ль?

— Поняла? — с нажимом повторил колдун.

Она кивнула, в глубине невозможно расширившихся зрачков плескался животный ужас.

— Тогда сделай спокойное лицо. Не подавай вида, что тебя это все касается. Мы тут не при чем, запомнила? — он дождался утвердительного кивка и, не утруждая себя дальнейшими уговорами, потащил Нару обратно на деревенскую площадь, к которой приближалась необычная процессия…

Нара

Отовсюду сбегался народ. Пришел староста деревни. Пришел местный священник — к моему удивлению, при всем своем почитании фейри, здешние жители еще и поклонялись Единому. Нет, это только люди на такую глупость способны!

Пришла матушка Глен. Неодобрительно покосилась в нашу с Кольдом сторону, но ничего не сказала. Я запоздало сообразила, что все мои вещи приторочены к седлу золотистой кобылы. И что у Тиана на одного переизбыток лошадей, а у нас с Кольдом — явная нехватка. Только дурак не поймет, что мы вместе. Наемнику на эти соображения было, как видно, наплевать. Он зачем-то подмигнул старухе, исподтишка пригрозил мне и принялся наблюдать за разворачивающимся действом.

Когда набралось достаточно благодарных зрителей, люди развернули свое представление. Сначала выступил вперед человек с Тиановой саблей, поклонился честному народу, положил оружие на землю перед старостой и принялся каяться в совершенных им ужасающих злодеяниях. Как я поняла, этот балбес охранял «священный» источник и заснул на посту. Когда проснулся — было уже поздно — неизвестный преступник уже осквернил волшебное место. А тут как раз бабы за водичкой пришли — как увидели что творится, так разошлись, накинулись на моего глупого человека, намяли ему бока, коромыслом отходили по хребту, повязали и потащили в деревню, дабы мужья разобрались.

Решение староста принял быстро. Посадить нерадивого стража на неделю в погреб, а после отстранить от почетной обязанности. С Тианом было сложнее. Вперед вышел священник и спросил у «своего сына», правда ли то, что о нем говорят. Тиан сознался. И еще добавил, что не знал о святости этого места, и не приводил туда лошадей, а пришел уже следом за ними. Я чувствовала, как моему человеку хочется добавить много чего интересного насчет того, когда это фейки в Роси начали считаться святыми, но он сдержался.

Священник скорбно покачал головой.

— Сын мой, — печально произнес он. — Пусть по незнанию, но ты осквернил святое место, испоганил благодать, защищавшую нашу деревню и всех добрых путников, алчущих живительной влаги. Тебе нет прощенья.

Тиан пожал плечами. Несмотря на взведенные арбалеты, он все еще воспринимал происходящее как нелепый фарс, который закончится сразу же, как только священнику надоест упражняться в красноречии. Да и нас с Кольдом в толпе приметил…

Священник переглянулся со старостой.

— Смерть осквернителю, — согласно кивнул тот.

Смерть?!

— Я велел тебе молчать, — жутким голосом напомнил Кольд. Я не сдвинулась с места. Люди вокруг разразились согласными воплями. Смерть, смерть, смерть… Почему людям так нравится убивать себе подобных? За что?! — Если ты дернешься, его подстрелят из арбалетов, — еле слышно прошептал наемник. — И пикнуть не успеешь. Ясно?

Я кивнула. Что тут неясного? Сейчас мой человек умрет, а от меня останется только груда одежды. Баньши не живут без своего Рода…

О, Ткачиха, сжалься, помоги, защити! Нет, не слышит, не может. Рей'Лине, этого ты добивалась, когда отрезала меня от владений моей Эйш-тан? Этого?! Будь ты проклята, Осенняя Княгиня, будь ты проклята…

Тиан

— Смерть! — кричали они. — Смерть осквернителю!

А я-то еще думал, что дешево отделался — всего-то пару раз по хребту коромыслом дали да нос пытались сломать. И покорно на суд пошел ведь — решил, что откуплюсь, Нару с Кольдом бросать не хотелось. Вот и влип! Кто ж знал?!

Хорошо хоть моя менестрелька додумалась не вмешиваться, а то на пару бы нас — ее-то кобылка тоже вволю из источника напилась. Кольд смотрел на меня так, будто готов был самолично исполнить роль палача — как он зубами скрипел, аж отсюда слышно было. Да уж, подкинула ему Княгиня работенку — со мной носиться.

На мгновение я испугался, что он вот сейчас сверкнет глазами своими нелюдскими, нацепит кольца, и пойдет крушить-рубить, но обошлось… То ли была у колдуна все-таки совесть, то ли понял, что попробуй — я не посчитаюсь ни с чем, а остановлю.

— Смерть!

Я решил, что прямо сейчас меня и потащат, но нет — священник этот неправильный ко мне подошел и на шею какую-то гадость нацепил. Огнь рванулся, ударил во врата со всей мочи, затрещали запоры…

— Не с-смей! — шипение, словно на горячие угли водой плеснули. — С-сними!

Священник состроил скорбную мину, но амулет, который должен был, по его словам, меня от совершения глупостей всяких уберечь, не снял.

Староста тем временем совет открыл, решали всей деревней, когда меня казнить: прямо сейчас потащить али, как по закону, дождаться заката. Сошлись на том, чтобы дождаться — чтоб все по правилам, как предки наказывали. Меня закинули в подвал ближайшего дома, поставили на крышку погреба что-то тяжелое, а сами ушли молить Единого о том, чтоб моя душа упокоилась с миром и не вздумала мстить.

Я уселся на пустую кадушку. Развязать руки оказалось минутным делом. А вот амулет не снимался, как я ни старался — намертво прилип к коже. Мелькнула мысль выдрать с мясом, но, подумав, оставил этот способ на крайний случай.

Что ж, ждем заката… Посмотрим, как они меня жечь будут. Уж если что хорошего и вышло с моего служения Огню, так это неуязвимость к подвластному ей пламени.

— Попробуйте меня сжечь, а я посмеюсь над вашими попытками, — прошептал я тихо. — Закон невинности еще никто не отменял, даже вы против не пойдете, глупцы…

Скрипнули наверху половицы, ворчание послышалось:

— Да заходите, чего уж теперь. Скверной больше — скверной меньше… Вот ведь… Все у Коротича, а мне сиди — сторожи. Никакого уважения к мудрости старших… А я бы много чего сказать могла…

— Так иди. И сестричку мою прихвати. Она вон, синяя вся сидит, дрожит, небось боится, что лиходей сейчас как выпрыгнет из-под полу, как кинется!

Я затаил дыхание… Кольд? Нара?

— Так это ж… А сторожить кто осквернителя будет? — заохала старуха. — Не дай Князь Пресветлый, сбежит окаянный!

— Так я ж посторожу, матушка… Что ж я, одолжение старой подруге не сделаю?

— Не такой уж и старой… — захихикала старуха.

— Так как, идешь, матушка Глен? Там небось всю настойку на липовом меду выпили… — продолжал Кольд умильно. — Иди, Гленни, не забивай свою хорошенькую головку такими пустяками, как этот осквернитель.

— Ох, ну ладно… Идем, девка, а то и правда не достанется нам настойки…

— Не… — я уж решил, что все, сейчас Нара как раскричится…

— Иди, — тихо приказал Кольд. — Иди, я сказал.

Не было в его голосе ни угрозы, ни злости, но зашуршали шаги, громко хлопнула дверь и смолкло все. Обождав минуту, Кольд завозился наверху, освободил крышку от груза, открыл. В погребе сразу стало светлее.

— Ну что, доигрался, Воин? — спросил холодно колдун. — Сиди, нечего вставать, из погреба я тебя все равно не вытащу. Амулет на тебе знатный, такой мне своими силами не побороть, а занимать ради тебя, глупца, не стану.

— А я и не прошу, — сев обратно на кадушку, я опустил взгляд. — Уезжайте с Нарой, я вас завтра догоню. Меня-то сжечь не сумеют, на вас кинутся вотмест.

— Сжечь? — рявкнул Кольд. Странно, что еще никто не прибежал на его крики. — Сжечь, дурень? Да кто тебе сказал, что жечь осквернителя станут? Утопят тебя. Камень на шею, руки магической веревкой — и в речку с мостков, в мелкое место, чтоб побарахтался, развлек народ! Ясно тебе, голова пустая?!

Я сглотнул. Вдруг почувствовал, как холодно в погребе, аж в дрожь бросило.

— Ты слышишь меня, Берсерк? — Кольд склонился над лазом.

— Слышу, — ответил я. — Забирай Нару и бегите. Не к чему ей смотреть на это…

— Сдался? — насмешливо. — Не выйдет все так просто. Я поклялся, что до Костряков ты живым доберешься, значит доведу.

— Ты сам сказал, что амулет снять не можешь, — я обхватил себя руками, пытаясь сохранить тепло.

— Не могу. Учти, Берсерк, если сам не выпутаешься, я уничтожу осудивших тебя смертных. Вместе с ними исчезнет и магия, привязавшая тебя к деревне. Ты понял меня, Берсерк? На закате я напою реку их смертной кровью, никого не пощажу.

— Не смей! — прорычал я, сжимая в бессильном гневе кулаки.

— Думаешь, защитишь этих мирных людей от меня, так они разом простят и отпустят? И не мечтай. Да и не остановишь ты меня, остолоп, не окрепли еще твои крылья, вороненок, чтоб с орлами тягаться!

И хлопнул крышкой и вновь придавил…

Я застонал, пряча лицо в ладони. Выхода нет… Нет выхода! Не подниму саблю против людей, Кольд сделает это за меня. И прав он, не тягаться мне с ним. А решу выйти против, так в Огнь дорога уведет, сам не замечу.

О, Единый, дай мне мудрости, подскажи, что делать!

Кольд вышагивал там, наверху. Туда-обратно. Туда-обратно. Не знаю, сколько времени прошло, но вот уже Нара с хозяйкой вернулись, заговорили… Заскрипели полы, собирался народ. Меня вытащили из погреба. Я успел на Нару глянуть — и правда, синяя. На лице не кровинки, губы все искусаны. Только и успел улыбнуться ей через силу, как мне руки вновь связали, пинками погнали на улицу. Я покатился по земле, отплевываясь и пытаясь уберечь и без того пострадавшую сегодня спину.

Что делать? Времени не осталось… Нужно что-то придумать… Нужно…

Меня вздернули на ноги. Кольд стоял прямо передо мною. Всего в шаге. Из синих глаз пропал смех, остался лишь равнодушный холод.

— Не смей, — одними губами произнес я. Кольда потянули за руку, чтобы освободил дорогу. Но я успел прочитать в его глазах — посмеет.

Мое сердце продолжало отсчитывать секунды, оставшиеся до момента, когда мне придется сделать последний выбор…

Нара

На берегу люди споро связали Тиану еще и ноги, заставили опуститься на колени. Надели на шею веревку, привязанную к большому камню. Мой человек не сопротивлялся — на него по-прежнему были наставлены арбалеты. Чего ты ждешь, Тиан? Призови Огнь, разве сможет жалкое оружие смертных навредить Генералу? Чего ты ждешь? Жалеешь их? Зачем? Они — ничто, простые люди, которые осмелились поднять руку на Воина, на Последнего из Рода. Ты в своем праве, и ты сможешь его отстоять. Чего ты ждешь, Тиан?

На лице моего человека был написан откровенный ужас. Он старался не смотреть в сторону реки, но его взгляд то и дело возвращался к воде. Топить живой Огнь — только смертные способны на такую жестокость… Я попыталась перехватить его взгляд. Тиан отвернулся. Священник запел молитву. О, Хаос, Стихии, Великая! Спасите его! Я не хочу умирать!

Паутина… переплетение разноцветных нитей. Мерно раскачивается гамак. В нем лежит синеволосая Княгиня и, улыбаясь, натягивает одну из нитей. Потянет-отпустит, потянет-отпустит…

А вокруг этой нити, как вьюнок, обвивается вторая… Ткачиха забавлялась. Потянуть-отпустить, веселая игра. Сколько я наблюдала за ней? Минуту? Секунду? Вечность?

— Великая! — не помню себя, падаю на колени, протягиваю руки к Эйш-тан. — Великая, помоги!

Ткачиха даже не повернула голову. Она тренькала на переплетшихся нитях, как на струнах, не заботясь о том, что одна из них, опорная, вот-вот оборвется… Тиан… его судьбой сейчас забавлялась Княгиня Судеб. Мой человек!

Внезапно я поняла: не могла Рей'Лине надолго отрезать меня от владений Ткачихи. Не может Осенняя Княгиня лишить Княгиню Судеб того, что по праву принадлежит ей. Вот только не хотела моя Эйш-Тан говорить со мной. Не Рей'Лине, а сама Ткачиха преградила мне путь в ее владения. Я прогневала ее, я виновата.

— Великая! — молю уже безо всякой надежды. — Прости!

— А, это ты, — не глядя на меня, произносит Великая. — Видишь?

Она с особенной силой потянула за тианову нить, едва не порвав ее. Я закричала — отчаянно, безнадежно. Князья не знают жалости, когда творят свою волю. Наши жизни — только игрушка Плетельщицы Судеб.

— Иди, — приказала Ткачиха, отпуская нить. — Спасай своего… Воина.

Тиан

Теперь я знаю, как чувствует себя загнанный охотниками зверь. Сделать выбор? А он у меня есть? Вода или Огнь — вот и весь выбор, оставленный мне.

Амулет раскалился. Трещали в груди ворота. Огнь бился в них, тщетно стремился сорвать запоры. Не пущу! Не сдамся!

И чувствую, как за спиной свивается тугими спиралями сила, понимаю, что вот-вот… Что он готов… Что этих глупых но, в общем-то, ни в чем не виновных людей от смерти отделяет одно слово. Закричать? Пригрозить?

Священник опустился рядом со мной на колени.

— Слушай, сын мой. Два пути есть у тебя. Дыханием своим последним искупить осквернение, или же ты должен жениться на невинной деве и провести с ней ночь. Готов ли ты, сын мой, выполнить свой долг и вернуть людям священные воды источника?

В сухих пальцах он сжимал цепочку, на которой покачивался кулон из белого как снег камня. Туда-обратно… Туда-обратно…

Огнь вскипает в венах…

Клубится за спиной чужая сила…

Что выбрать? Как спастись?

Тело знает прежде разума — я киваю. Согласен.

Нара

— …должен жениться на невинной деве и провести с ней ночь, — говорил священник, зачем-то покачивая кулоном на тоненькой цепочке. — Готов ли ты, сын мой, выполнить свой долг и вернуть людям священные воды источника?

Тиан неохотно кивнул. Священник повернулся к толпе народа и сделал приглашающий жест.

— Кто из девушек решится выйти замуж за этого человека, чтобы их жертва возвратила волшебство, охраняющее нас вот уже две сотни лет?..

Подумаешь, две сотни лет! Я храню Род Тиана тысячелетия — и хоть бы кто спасибо сказал!..

Я встряхиваю головой. О чем я думаю? Что происходит? Сколько времени я провела во владениях Ткачихи?

Кольд недовольно хмурился, поглядывая на арбалетчиков. Те по-прежнему держали Тиана под прицелом, не давая наемнику возможности вмешаться. Наемнику?! О, нет! Кем бы Кольд ни был, но уж точно не наемником. Сила — чужая, страшная, — свивалась в тугие нити, коконом оплетая его запястья. О, Хаос! Ну конечно же! Маг! Кольд Союзник, тот самый, что по слухам стал саннер-воррен Реи'Линэ! Она все-таки не оставила нас в покое, послала своего колдуна проследить. А он не уследил, не уберег…

Что делать? Я достаточно слышала о Союзнике, чтобы понимать: как только Тиана поднимут на ноги и поведут на мостки, терпение Кольда иссякнет и он отпустит рвущуюся на волю силу, никого не пощадит. По мне — пускай, но мой дурень-то… Он попытается Кольда остановить, а потом… Под горячую руку…

Я осторожно шагнула в сторону, стараясь не привлекать внимания Кольда. Никогда больше не оставлю Тиана. Никогда не подойду ни к кому другому. Пропадет мой человек без меня… а мне страшно.

Люди молчали. Кольд медленно поднимал руку, сила расползалась щупальцами, опутывая собравшихся.

— Кто возьмет этого человека в мужья? — безнадежно повторил священник. В мужья?! Тиана?! Сейчас?! Нет, права была баньши, я постепенно тупею. Не могу понять, зачем, но теперь смертные решили уже не утопить моего человека, а женить его на одной из своих… хм, девушек. Женить. Тиана. Он породит потомка здесь, я на всю жизнь останусь прикованной к этой проклятой деревне!

В памяти всплыло воспоминание. Ночь, таверна, я сижу в темноте и смотрю сквозь деревянные стены. Я вижу, таких вещей не скроешь от баньши. Я вижу, как Тиан обнимает служанку. Я устроила это, я сама. Но почему же мне так плохо? Так больно и противно? Разве из-за ребенка, что вырастет среди простых крестьян в обычной деревне? Разве только из-за этого?

Хочу кричать, но наталкиваюсь на холодные глаза Кольда. Убьет и не задумается. Реи'Линэ ему только спасибо скажет. Нет. Не сейчас. Не время для криков.

— Кто готов взять в мужья этого человека? — в третий раз повторил священник. Мой. Тиан мой человек. Не отдам, никому не отдам, не оставлю. Я делаю шаг вперед. В толпе кто-то ахнул, я не слышу. Тиан смотрит на меня. Я подхожу ближе.

— Нара, не нужно… — бормочет мой человек. Я не слушаю. Мой. Никому не отдам. Ни женщине, ни Огню, ни Воде, ни судьбе, ни смерти. Только мой. За спиной доносится кольдово: «Дура!». Пусть. Только Тиан никому не достанется. Никогда.

Староста. У него виноватое лицо. Отчего он печалится? Ах, да, баньши велела им позаботиться обо мне. Ну, так что же?

— Ты уверена, доченька? — матушка Глен. Я ей не доченька. И я уверена.

— Да что вы переспрашиваете, жените их, и вся недолга! — Я не слышу, кто это говорит, кажется, кто-то из толпы людей. Пусть. Пусть женят, какая разница? Что для Старшей клятвы Единому, выдуманному божку жалких смертных? Пусть женят, пусть молятся. Пусть.

Староста поворачивается к Кольду. Ах, да, наемник представился моим братом. Машет рукой. Недоволен. Кольд очень недоволен происходящим. Но — не вмешивается. Поглядывает на арбалетчиков. Тиан по-прежнему под прицелом. Кольда просят подойти. Отказывается, упрашивают.

— Благословляю вас, дети мои, — паясничает наемник. Но глаза его по-прежнему холоднее льда, а улыбка словно перечеркивает лицо кривой линией. Я отодвигаюсь к Тиану, ищу его руку, но он не дается. Пусть.

Нас разворачивают к священнику. Тот читает молитвы, говорит знакомые слова. Пусть. Я видела несметное количество свадеб, я устроила все бракосочетания в своем Роду. Что нового могут показать мне смертные? Машинально произношу то, что от меня требуется. Пусть. Клянусь Единым. Пусть. Глупые смертные, чем задумали связать баньши? Клятвами?

В руки Тиана вкладывают каменный кулон на серебряной цепочке. Магия. На нем — магия фейри. Чужая, злая, враждебная. Отшатываюсь. Меня удерживают, толкают назад.

— Поздно спохватилась, — шипят в ухо. Тиан подносит цепочку к моей шее, защелкивает замок… Ворон просыпается, раскрывает крылья. Смертные отшатываются… Ярится хранитель Рода, но даже его магия не может пересилить эту, фейкину…

Больно. Очень больно. Чудовищно. Меня никогда еще не предавали. Никогда я не чувствовала такого… такого… нет, я не знаю слов…

Мой человек своими руками надел на меня ошейник. Волшебную удавку, привязывающую меня к деревне. Шаг за пределы очерченного невидимой привязью круга — и ошейник пережмет мне горло. Мой человек. Своими руками. Мой. За что?!

Я увидела, как магическая цепь пытается захлестнуться вокруг Тиана, привязать к деревне и его. Пытается… и соскальзывает. Кто может сковать Огнь? Вместо него второй раз обвивает мою шею. Люди не видят, а я чувствую.

Больно. Очень больно, когда тебя предают. Даже когда не знают об этом…

— Если к утру камень не покраснеет — умрете оба! — Священник. Предостерегает. Чем грозишь, дурак? К утру мой человек будет уже далеко…

Люди деревни не оставляют нас в покое. Девушки заводят песню, кто-то подталкивает нас, ведет… Дурень-староста что-то сыпет в стащенную из вещей моего человека флягу, подносит ему: «Выпей, чтоб наверняка долг исполнить». И вдруг с криком отбрасывает засиявший зло подарок Князя. Я еще успеваю злорадно усмехнуться, но меня настигает очередная вспышка боли.

Я умру здесь. И, даже мертвая, останусь в этой деревне навечно. Никогда не смогу последовать за Тианом. Никогда не смогу уйти. Как мне все-таки больно…

Цепочка пережимает горло. Пусть людям кажется, что она свободно висит на шее, я-то знаю: в ней трудно дышать. Трудно. Почти невозможно. Баньши, мы на всю жизнь привязаны к своим людям, но никто никогда не сажал нас на привязь. Никто не указывал нам, где нам быть и куда идти. Мне не хватало воздуха. Больно. Плохо. О, Великая, спаси!

Нет. Не слышит. Не хочет слышать. Она качается в своем гамаке из судеб и натягивает нить. Может — мою. Великая…

Никто не поможет, никто не спасет. Теперь я понимаю, почему люди так любят молитвы и надежды. Они не видят отказа от своего бога. Тот не смеется им в лицо, когда они просят о помощи…

Запах цветов, что цветут лишь в Темном лесу. Здесь прошла баньши, здесь она творила свое колдовство. Слабое, но все же влияющее на судьбы людей и Старших. Колдовство. Судьбы. Ночь и цвет камня как-то связаны между собой. Зная это, я сумела увидеть, какая магия вложена в проклятый кулон. Увидела и расхохоталась, как безумная. Им было мало пленить баньши. Они хотели уложить ее со смертным в постель. О, Хаос, покарай их, в своем неведении люди преступили все законы.

Я потянулась к своей нити, обратилась к своей магии. Запах колдовских цветов и цепочка на шее заставляли задыхаться, мне едва хватало воздуха. Не знаю, кто и куда меня вел: я ничего не видела. Глаза заволокла красная пелена. О, Великая, пощади, дай мне сотворить это колдовство!

Я видела несчетное множество свадеб, зачатий и рождений. Я предуготовила больше половины из них. Неужели, неужели я не могу изменить свою нить так, чтобы проклятый камень сменил цвет и разомкнул цепь? Неужели?!

Толчок в спину. Я бы упала, но меня подхватили чьи-то руки. Поднимаю взгляд, но ничего не вижу. Где-то далеко-далеко хлопает дверь, лязгает замок. Еще хлопки — словно закрываются ставни. Лязг — замки на них? Я ничего не вижу. Я ничего не понимаю. Я тяну, изо всех сил тяну за собственную нить, надеясь, что Великая поймет и даст мне свободу. Пожалуйста, прошу тебя!..

Чих. Меня словно встряхивает. А теперь меня точно трясут, словно надеясь привести в чувство. Моргаю. Вокруг темно, темно, как в самом глубоком подземелье, но это не мешает мне видеть. Увидеть. Я стою посреди избы, возле меня мой человек. Бережно поддерживает, не давая упасть, и смешно морщит нос. Запах колдовских цветов, слишком сильный для такого маленького помещения. Бесполезно все, бесполезно… не изменить таких вещей магией баньши. И никто бы не справился. Я потратила все свои силы на безнадежную попытку освободиться… Права была «сестрица», я стала слишком похожа на человека… Теперь еще лет так триста я не смогу вмешаться в чужую судьбу без посторонней помощи. Триста лет. Смешно. Мне и трехсот минут не осталось…

Тиан что-то говорит. Что ему нужно? Ах, да, спрашивает, что со мной.

А что со мной может быть?! Что может быть с баньши, которую ее человек посадил на цепь?! Тиан, неужели я тебе настолько надоела?

Качаю головой.

— Все в порядке. — Голос хриплый, надтреснутый. В деревне натяжение немного ослабло, дышать стало легче, но плохо мне до сих пор. Тиан не верит, подозрительно вглядывается в мое лицо. Все в порядке, Тиан, о чем тебе беспокоиться? Все так, как должно быть. О, Ткачиха, ты это знала, почему же не сказала заранее? Зачем тебе привязывать меня? Зачем? За что?

— Тиан, — говорю хрипло. Кашляю. Тяжело терпеть на шее магию фейри. Как я их ненавижу… — Тиан, послушай меня. Люди не будут сторожить под дверями, замерзнут. Может, охрану выставят, но к утру их все равно сморит сон. Тебе нельзя здесь оставаться. Дождись, когда до рассвета останется час — и выбирайся.

— Двери и ставни заперты снаружи, — осторожно напоминает мой человек.

— Их можно прожечь.

Тиан смотрит на меня с откровенной жалостью. Раньше хоть притворялся… Хочешь сказать, на запах дыма сбежится вся деревня?

— Выломать, — поправляюсь я. Оглядываюсь. Печь, лавка с подушкой, рядом застеленная кровать. Кто-то уступил нам свой дом на ночь. Большая семья, судя по количеству лежанок. Ничего не пожалели!

— Вон, — киваю. — Кочерга лежит. Небось, если в сенях пошарить, еще и топор найдется. Ночью только в световой круг не попадать, а там тебя арбалеты не достанут. Если лошадей и вещи сторожат — бросай все, уходи сам. Добро новое наживешь, а вот жизнью никто не поделится.

Тиан смотрит на меня в упор. Запускает руку в волосы, срывает ленту. Зачем? Что это меняет? Замираю под взглядом Огненного Генерала. Своего человека, который при жизни слился со Стихией. О, Хаос, за что мне это?..

— А ты? — требовательно. Жестко.

— А я тебя провожу. — Устало. Безысходно. — Докуда дойти смогу…

Дергаю ошейник — с ненавистью, с напрасной злостью. Куда там! Не порвать его, не освободиться.

— А потом? — не понимает. Ох, Тиан, что же ты такой дурак-то?..

Не выдерживаю. Кричу.

— А что — потом?! Потом я умру или останусь в этой трижды проклятой деревне навсегда! Навечно! Ты разве не видишь, что ты… — Все-таки спохватываюсь. Успеваю. Поправляюсь. — Не видишь, что тебе подсунули?! Мне не уйти отсюда! Никогда не уйти. Я здесь даже мертвая останусь…

Не плачу. Баньши оплакивают своих людей — не себя. Не плачу.

— Ты извини, я… я сама виновата. Уходи, Тиан, не оглядывайся. Тут уж ничего не поделаешь, судьба такая… все в воле Ткачихи.

Мой человек вздрагивает. Странно, не думала, что ему что-то скажет это имя…

Тиан подходит ко мне, протягивает руки. Я хочу отстраниться, но не успеваю.

— Не надо, ты ничего не изменишь.

Тиан не слушает, берется за цепочку. Пытается расстегнуть замок — напрасно. Дергает, надеясь порвать. Цепочка натягивается, дрожит в его руках. Нет, не порвать тебе цепочку, не освободить меня. Не пытайся, Воин, не выйдет…

Цепочка дрожит, звенит тоненько. Слышится журчание воды, когда она выбивается из-под земли, струится, разливается…

Не твоя, Огненный, не твоя… не проси, не получишь… не твоя, не освободишь, не спасешь, не выйдет…

Цепочка звенит, натягивается, сдавливает мне шею. Тиан поспешно разжимает руки, увидев, как удавка впивается в кожу.

— Нет, Тиан. Будь я… — Прерываюсь, кашляю. — Будь во мне Огнь, хоть искра, магия отдала бы тебе твое по праву, отпустила бы тебя. Ты — душа Стихии, а цепочка заколдована фейри… твое право… было бы. Но Огнь — чужой мне, я не… — Снова кашляю. На лице Тиана — вина, тревога, упрек… — Не думай обо мне, уходи. Уходи. Люди ничего мне не сделают, не смогут. Главное — чтобы ты был. Жил. В безопасности. Тиан! Не смотри так!

Мой человек отшатнулся, отвернулся, прошелся по комнате. Я отметила, что в абсолютной темноте он совершенно не натыкается на предметы, стоящие в комнате. Ну да, Тиан ведь теперь и не человек вовсе… и его люди хотели удержать взаперти?!

— Ты моя жена, — внезапно произнес мой человек. Резко. Неуступчиво. — Я клялся перед Единым беречь тебя и защищать. Не бросать в беде и опасности.

О, нет… только не это… Тиан воспринял всерьез устроенный людьми нелепый балаган и ничего не значащие клятвы. Хаос, есть ли предел глупости смертных?

— Ты тоже клялась, — требовательно. — Хочешь бросить меня сейчас? Уйти из жизни?

— Я не бросаю. — Возражаю, уже не надеясь, что мой человек поймет и — прости, Тиан! — отстанет со своим ненужным благородством. Спорю уже просто из принципа. Такие, как Тиан, все решают для себя сами, и с намеченного пути их уже не столкнуть. Стихии, за что мне такое досталось?! — Я не бросаю. Позволяю оставить меня и уйти. Это другое.

— То же самое! — Человек кидается ко мне, хватает, именно хватает — грубо, болезненно. Заставляет взглянуть ему в глаза. В них Тьма и Пламя, я не могу выдерживать этот взгляд, но Тиан не отпускает. — Я. Тебя. Не. Оставлю. И не позволю уйти. Нас связал Единый, мы принесли клятвы, которые нельзя расторгнуть. Есть в тебе Огнь или нет — ты моя жена, Нара. Навсегда.

Дурак.

О, Хаос, какой он все-таки дурак… За что мне такое? Почему он не хочет понять, что клятвы напрасны, что не обрядами смертных связывать баньши? Что для Генерала Огня имеют значение только те обещания, которые идут из глубины сердца, остальное — пустой звук? Почему он верит всему этому фарсу?!

Почему он не хочет уйти и спастись?! Зачем ему все это? О, Стихии, не надо было ему говорить, надо было согласиться, уйти и умереть на границе деревни. Как это все было бы проще…

— Если ты не уйдешь, мы погибнем оба. Напрасно погибнем. Зазря. Так не должно быть, Тиан. Пойми, пожалуйста, что бы ни случилось со мной, главное — это ты.

Он отпускает меня так, словно ему больно меня касаться. Отворачивается, отходит. Что я сделала не так? Что не так сказала?

— Не надо.

— О чем ты, Берсерк?

Мой человек вздрагивает от этого обращения.

— Не надо, — повторяет он. — Не смей!

Я не смей?! Он сошел с ума?

— Не смей жертвовать ради меня! Хватит! Не нужно! — не крик, рычание. Мой человек в ярости. Почему? Что не так?

— Это не жертва, Тиан. Это мое решение. Мой выбор. Да что ты пристал ко мне, человек?! — сама кричу, но не хватает голоса. — Ты можешь хотя бы раз в жизни воспринять меня всерьез?! Поверить моим словам?! Просто поверить — и все?! Уходи, Тиан. Уходи…

— Я тебя не брошу. — Упрямо.

Вот и все. Все, что мой человек соизволил ответить на приказ своей баньши. Да неужели я так провинилась перед Ткачихой, что она назначила мне Род полоумных Воинов? О чем мне с ним говорить? Что у него есть долг? Что его ждут в Костряках? Что он кому-то в этой жизни еще нужен?

Может, и нужен, вот только я не знаю никого, кому он был бы нужен больше, чем мне…

Но этого я ему не скажу. Только хуже все сделаю. Ох, Тиан, как ты не понимаешь, моя жизнь держится только благодаря тебе? Не надо меня спасать, спасись сам — и все получится. Ох, Тиан… Не нужна мне твоя жалость, когда ты это постигнешь?!

— Уходи. — Устало. Нет больше сил. Ни на что нет сил.

— Ты меня настолько ненавидишь? — Очень грустно Тиан задал этот вопрос. С каким-то даже отчаянием. Да с чего он взял?!

— Нет. — И сил закричать в ответ тоже нет. И не будет. — Я говорила тебе когда-то, а ты не понял. Я существую только ради тебя. Только. А ты…

Хочу сказать: «а ты меня не любишь», но перехватывает горло. Все перед глазами затуманивается, и я чувствую, как где-то далеко-далеко мою нить вплетают в новый узор. Знать бы еще в какой…

— Не плачь, — просит. А я не плачу. Я… я не плачу. Баньши оплакивают только других, не себя. Тиан подходит ко мне, обнимает. Как ребенка, гладит по голове. Дурак. Какой ты дурак, мой человек, какой же ты дурак…

В его объятьях прекращаю всхлипывать, замираю. Я все-таки плакала… Какой позор. Но мой человек никогда не узнает, не поймет, не догадается, насколько я унизилась, позволив слезам выступить на глазах. Он не узнает…

Высвобождаю руку, провожу по его волосам — длинные они у него выросли. От моего человека пахнет огнем и сталью, ночным костром и смертельным поединком. Рядом с ним всегда спокойно, легко и безопасно, словно я вернулась в родной дом, который давно искала… Дом… У баньши не бывает дома, владения Ткачихи — только временное обиталище, а жилища смертных… там мы всего лишь незваные гостьи. Утыкаюсь лицом в плечо, застываю. Как хорошо, когда свой человек рядом, когда его можно ощутить безо всякой магии, когда он не пытается отстраниться и не вспоминает придуманные собой же правила поведения. Как будто им еще хоть кто-нибудь следует… Мне хорошо с ним. Будто я дома…

Тихий лязг, дверь отворяется почти без звука.

— Тиан! — тихий внятный зов.

Кольд. Что он здесь делает?

— Надо уходить, — говорит наемник. — Не уснул здесь еще? Пойдем, выбираться надо.

В сени выходим вместе. Кольд не принес с собой никакого светильника. Они ему не нужны? В дверном проеме за его спиной виднеется затянутое тучами ночное небо. Час до рассвета, не больше. Умно.

— Извини, красавица, — начинает было Кольд, но умолкает и вглядывается внимательнее. — А, так вы сняли кулон? — неодобрительно. Ему какое дело?!

Провожу пальцами по шее. Смутно припоминаю, проклятая цепочка порвалась и укатилась вместе с заколдованным камнем куда-то в угол, но искать и проверять, какого кулон теперь цвета… не до того как-то было.

— Вот и хорошо, — кивает наемник. Я не я буду, если ничего хорошего Кольд во всем происходящем не видит. — Тогда уходим все трое.

— Куда? — не выдержала я.

— Отсюда, — как ненормальной, объясняет мне Кольд. — Подальше. Пока не спохватились. Мы и так много времени потеряли.

— Да куда мы так торопимся, хотелось бы знать?

— В Костряки, — отрезал наемник. — А если тебе так хочется пожелать крестьянам доброго утра — можешь оставаться.

— Да ты!..

Выругаться мне помешал Тиан, который как бы невзначай оттеснил меня в сторону и с тревогой спросил:

— Погони не будет?

— Нет, — безмятежно ответил Кольд. — Матушка Глен хорошего зелья дала, до утра проспят. Кстати, она просила не бросать здесь нашу красавицу. Странно, не правда ли?

— А ты надеялся меня бросить, Кольд Союзник? — зло. Язвительно. Бессильно. То за меня заступалась девчонка, отданная Огню, то теперь молоденькая баньши, нашептавшая советы в уши выжившей из ума старухи… Обидно. Мерзко.

— Как получилось бы, — усмехается колдун. Замечает, как я разозлилась, бросает взгляд на Тиана и серьезнеет. — Уходим. Я увел лошадей к дороге, там же вещи.

— Сабля, — напоминает Тиан.

— Держи.

Уходим. Прочь отсюда, по лесной тропинке, мимо источника, у которого спит новый охранник. К дороге, возле которой нас ждут лошади и… свобода? Хотя бы временно, но ждет. Будьте же прокляты люди, которые заставили человека надеть ошейник на баньши своего Рода! Будьте прокляты! Я никогда не прощу унижения. Никогда.